Александр Барышев Лавка колониальных товаров

Пролог

Рыбацкий причал в Стрелецкой бухте только-только начал проступать из ночного сумрака. Свет фонаря, горящего над будкой вахтенного, побледнел. В некоторых из разнокалиберных сарайчиков, в три ряда протянувшихся вдоль берега и покрашенных в несколько оттенков белого, началось сонное шевеление.

На наиболее крупной из местных посудин — рыбацком боте, который был пришвартован к мосткам, изготовленным силами его команды и располагавшимися в самом конце территории, открылась дверь рубки и из нее вылез навстречу начинающемуся утру заспанный шкипер. Широко зевнув, он передернул голыми плечами, все-таки снаружи было прохладнее, чем в каюте, и собрался было опять нырнуть назад в темное теплое чрево, как вдруг мостки заскрипели под легкими шагами и на гулкую палубу по очереди спрыгнули трое.

Первым был владелец судна и хозяин маленькой рыболовецкой артели Александр Бобров, мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, сухощавый, резкий в движениях и суждениях. За ним шел его ближайший помощник, па-рень на голову выше, мощнее, но несколько медлительный. Серега Градов за жуткую лохматость был прозван Лысым и охотно на эту кличку откликался.

Третий был личностью приметной, типичным продуктом этого странного и вроде бы переходного времени. Юрка Смелков, студент-заочник местного ВУЗа был слеп как крот и более-менее прилично видел только в очках. В военном билете у него была приметная запись «годен в мирное время в обозе». Шутку военкоматского гения оценили и Юрка получил прозвище «обозника», а также человека, который без мыла в задницу влезет. Причем последней характеристике он соответствовал идеально. Он умудрялся разруливать, самые, казалось бы, патовые ситуации. Его только на бандитов не выпускали, потому что Юрка, при всей его наглости, все-таки специфических людей побаивался.

Если добавить к этой троице еще и шкипера Вована, человека сурового, как и положено моряку, пьющего изредка, но помногу, однако, при этом мелкого и невидного, что несколько скрадывало его остальные положительные качества, то получалось, чуть ли не идеальное сочетание компактной бизнес-группы периода начального накопления. А, впрочем, может и нет. Просто так казалось с первого взгляда. Ну, потенциально идеальное сочетание.

А что, Бобров — жесткий, пробивной, изобретательный и где-то даже ум-ный; Серега, какая-никакая, а силовая поддержка, подкрепленная здоровой наглостью и специфическими знакомствами; Юрка не обделен коммерческой жилкой, и любого обведет вокруг пальца, запарив ему мозги так, что тот сам все отдаст или наоборот, купит втридорога (правда, иногда после этого в дело приходилось вступать Сереге). А Вован просто знал всю округу от мыса Лукулл до Ялты. А дальше, собственно, и не надо было. Все равно их лайнер с парадной скоростью в семь узлов за световой день не успевал обернуться, а, оставшись ночевать, мог схлопотать неприятности от пограничников, которые хотя и были прикормлены халявной рыбкой, все ж таки на явное нарушение правил идти не собирались.

Вот такой коллектив собрался на пароходе с гордым названием «Л-1344». То есть фантазировать по поводу наименования судна экипаж не стал и попросту обозвал его регистрационным номером, который вывели на борту белой краской. Большее неприятие вызвало требование инспекции по маломерным судам. Ее начальник лично потребовал перекрасить палубу в оранжевый цвет. На резонный вопрос «А нахрена?» был дан убийственный ответ — чтобы, значит, с вертолета виднее было. И это при отсутствии наличия в округе любого вертолета, кроме, может быть, МИ-8, который раз в год возил хохлопрезидента. Но ничего, раздобыли ведро железного сурика и теперь судно сверху напоминало попугая. Хорошо, что рыба видела только днище.

— Вован, — спросил Бобров, спускаясь в каюту. — Опять пил? Тут же дышать невозможно. Лысый! — крикнул он в дверь. — Открой носовой люк!

Вован, что-то невнятно ворча, стал убирать свою койку.

— Юрик, — продолжал командовать Бобров. — Выгружайся. Позавтракаем чем бог послал да и пойдем.

Смелков взгромоздил на стол большую сумку и стал выгружать из нее большой термос и пакеты со съестным. Впереди над камбузом лязгнули откидные винты, и сверху всунулась лохматая голова.

— У-у, — произнесла она. — Да у вас весело.

— Вован, — присоединяйся, — сказал Юрка, разворачивая бутерброды. — Чего ты как неродной?

Вован, все еще бурча, вытащил из висячего шкафчика с посудой кружки и взял себе самую большую. Позавтракали быстро, взяли емкость под рыбу (а вдруг), и побросали в ялик-четверку, пришвартованный к другому борту, все необходимые причиндалы.

Уже вовсю светало, когда команда заняла места, и Вован топнул по педали древнего движка, помнившего еще лысого кукурузника. Тот затрещал по-мотоциклетному и звук, прокатившись по воде, отразился от берегов, а за кормой пыхнуло сизое облако выхлопа, потом помпа охлаждения прокачала воду через рубашку и сбросила ее в выхлопной коллектор. Звук сразу стал глуше и солидней. Вован включил муфту, сел к румпелю и ялик тронулся. Когда проходили мимо рядов таких же яликов, с некоторых из них махали знакомые рыбаки, тоже собиравшиеся с утра попытать неверного счастья.

Бобровским было проще, у них была официальная лицензия на пользование промышленными орудиями лова. Всех прочих за такие вещи ожидало неприятное свидание с рыбинспектором, широко известным в узких кругах под незамысловатой кличкой «Сучок». Вот так же нарвался владелец ялика, который, чтобы не встречаться более с Сучком, предпочел сдать ялик Боброву в аренду за долю в добыче. И пока не жалел, сидя на берегу и насмехаясь над инспектором.

Ялик миновал рыбацкий причал и бодро пошлепал мимо кораблей до сих пор непонятной принадлежности. Флот делили-делили, каждый тянул одеяло на себя, чтобы, скорее всего, быстрее продать, а эту вспомогательную мелочь как-то обошли вниманием и они стояли уныло с урезанными до совсем командами и тихо ржавели. Бобров обратил на них внимание постольку, поскольку на них покупали дешевое дизтопливо. Матросы потихоньку распродавали свои корабли, не дожидаясь старших товарищей. Могло получиться так, что к моменту, когда все определятся, от кораблей останутся только корпуса.

Пройдя строй кораблей, Вован свернул к берегу. Там располагалась первая ловушка. Мотор заглушили, и ялик по инерции подошел почти вплотную к невысокому обрыву. С борта кошкой подцепили привязанную к камню веревку, отвязали ее и Серега с Юркой, как самые здоровые и молодые, стали ее выбирать. За веревкой потянулась сетная стенка. Ялик тихо полз лагом, народ напрягался, пока не показалась собственно ловушка в виде длинной сетной пирамиды, в основании которой были прикреплены две четырехметровые жерди, одна с поплавками, другая с грузами. Зев ловушки был, таким образом, растянут в вертикальной плоскости.

Когда жерди вытянули в ялик, к работе подключились сидящие до этого праздно Бобров с Вованом. Работа пошла веселее и очень скоро из воды показалась мотня, набитая рыбой. Ее подняли в лодку, развязали и серебристый поток хлынул в подставленную емкость.

— Ведра два будет, — определил Вован, большой дока в рыбной ловле.

Так как ловушку решили переставлять, то подняли якорь, к которому она была привязана и ялик, развернувшись, пошел к противоположному берегу бухты. Он миновал плавучие мишени ядреного красно-коричневого цвета, сочетавшего в себе оттенки старой краски и новой ржавчины, маленький заливчик с полуобвалившимся пирсом и свернул к дикому куску берега где, по данным Вована, никто никогда не становился.

Действуя в обратном порядке, быстро установили ловушку и огляделись. Никто, вроде сего действа не заметил, а от жуликоватых матросов, могущих, пользуясь корабельной шлюпкой, потрясти чужую ловушку, место было скрыто мыском и строем плавучих мишеней.

— Ну что, — сказал Бобров. — Пошли снимать вторую.

Вторая ловушка стояла на выходе из бухты справа на самом мысу. Черт их дернул расположить ловушку именно там. Как раз на мысу стояла застава и хотя пограничники вниз не заглядывали, все равно это несколько напрягало. Мало ли что им могло взбрести в голову в следующий момент. А у другого мыса стоял стационарный невод колхозных рыбаков, и там вообще невозможно было притулится. Можно было конечно обойти мыс и зайти в Песочную бухту, но там по летнему времени кого только нет.

Бобров раздумывал недолго.

— Давайте проверим, — сказал он. — Если рыба будет — оставим, а если нет — снимем.

— А потом? — спросил Серега.

— А потом видно будет. Завтра все равно пойдем за Херсонес камбальные сети смотреть. Так что не до ловушек будет.

На выходе из бухты в виду открытого моря примерно с северо-запада тянул легкий ветерок, разводя совершенно несущественную волну. Даже для ялика-четверки. Но это если в открытом море, то несущественная. А вот когда она добегала до камней мыса, то получалось очень даже наоборот. Так что Вован, который лично отвечал за плавсредство, стал опасаться за целостность тонких бортов. Ялик списали с флота лет двадцать назад и был он не просто старым, а очень старым, что не уменьшало его ценности в глазах хозяина. А при соприкосновении с камнями под воздействием волны могли наступить необратимые последствия. Все это прекрасно понимали, поэтому мотор был заглушен, весла разобраны и ялик кормой тихо подгребал к мысу, готовясь в любой момент рвануть вперед. Вован, свесясь за корму, следил и за яликом и за веревкой ловушки. Наконец он ее заметил в крутящейся воде и, запустив руку почти по плечо, причем Боброву пришлось придержать его за ноги, вытащил на воздух. Дальше на волны обращали уже мало внимания, потому что ялик хоть и лагом, но отошел от камней. В ловушке оказалось не больше ведра всякой мелочи, и Бобров решительно сказал:

— Снимаем.

Ялик опять подкрался к камням и Серега, облаченный в нижнюю половину химкостюма, достающую ему до подмышек, тяжело перевалился в воду. Глубина была ему до талии и он побрел к берегу, чтобы отвязать веревку, оскальзываясь на камнях, поросших короткими водорослями. Веревку он отвязал и уже шел обратно, когда набежала волна чуть повыше предыдущих. Вероятно, это был пресловутый девятый вал, вернее, валик, но Сереге, уже ухватившемуся за корму, хватило и такого. Волна игриво плеснула ему через край резинового комбинезона, сразу утяжелив его килограммов на десять. А дно тем временем ушло из-под ног. Следующая волна добавила и Серега, получив в довесок приличный груз, исчез под водой.

Пару секунд все ошалело смотрели на место, где скрылась лохматая голова Лысого. Сереге всего-то надо было сбросить с плеч лямки комбинезона. Он бы наверно так и сделал, но Бобров ждать не стал. Как был в джинсах и в майке, сбросив только тапочки, он прыгнул в воду. Вода была чистой, на близком дне громоздились поросшие буро-зеленым камни, проплыла какая-то мелочь типа зеленухи, но Сереги не было. Бобров закрутился в панике у самого дна, забыв даже, что надо бы всплыть и сделав это, когда стало уже невмоготу. Он появился среди волн с вытаращенными глазами, хватая ртом воздух пополам с брызгами, которыми его удачно окатил, дернув веслом, Смелков.

— Ну? — спросил Юрка жадно.

Бобров только помотал головой и, глубоко вдохнув, опять скрылся под водой. Течения на глубине в пару метров не ощущалось, редкая поросль на камнях лишь чуть-чуть колебалась в такт волнам на поверхности. Куда в таких тепличных условиях мог деться Лысый, понять было просто невозможно.

Резко надавило на уши. Сверху рухнул Вован, увлекая за собой пузырьки воздуха. Он успел подготовиться и нырнул без штанов. Вован явно не был олимпийской надеждой по части плаванья, но зато его пропитанный алкоголем организм, вопреки науке, мог держаться под водой дольше всех, что для всех было загадкой. Вот и сейчас, взглянув на плавающего у самого дна Боброва, он решительно устремился на глубину, минуя тень от ялика.

Бобров, чувствуя, что воздух заканчивается, вынырнул и уцепился за борт.

— Ни хрена! — ответил он на немой Юркин вопрос.

— Минуты три уже прошло, — вздохнул Смелков.

В это время с другой стороны ялика показалась рука, тут же вцепившаяся в борт. Мгновенно появившуюся надежду секундой позже прибил голос Вована:

— Шура, плыви за мной.

Рука исчезла и Бобров, набрав воздуха, тоже погрузился. Вован, болтая пятками, поплыл обратно берегу и чуть вправо. Отплыв метра на три, он остановился и жестом позвал Боброва.

Большой обломок скалы странно плоский, словно вытесанный руками человека, имеющий в плане форму неправильной трапеции, покоился на глубине около трех метров. То, что он был плоским, Боброва не смутило. Изделий инкерманских каменоломен можно было найти сколько угодно и под водой и на берегу. Смущали размеры. На взгляд это было где-то около трех квадратных метров. Ну и форма конечно. Оставалось впечатление, что это осколок еще большей плиты. И, опять же, водоросли на нем не росли. И цветом он отличался от обычного известняка. Бобров вопросительно посмотрел на Вована. Тот попытался объяснить знаками всю несуразность данного артефакта, но Бобров даже смотреть не стал. Тем более, что воздух в легких уже заканчивался.

— Вован, — сказал Бобров на поверхности, когда отдышался. — Даю тебе честное слово, что мы твой феномен обязательно исследуем. Но потом. А пока надо смотреть дальше. Ну не катран же его уволок.

— Кто-то же все-таки уволок, — сказал Вован, и это получилось у него крайне зловеще.

Бобров от неожиданности даже перестал шевелить руками и ногами. Мокрая одежда тут же потянула вниз. Вован невежливо придержал его за шиворот. Над ними тут же нависла корма ялика. Юрка тоже решил принять участие в дискуссии. Но он не успел сказать ни слова, и никто так и не узнал, что он собирался сказать. Потому что в следующий момент рядом с яликом вырвался большой воздушный пузырь, а следом показалась облепленная мокрыми волосами Серегина голова.

Никто не видел, откуда он возник. Однако, судя по звуку, с которым голова соприкоснулась с бортом, он был не привидение. Оба пловца, вопя нечто нечленораздельное, рванули к нему, а Юрка, перегнувшись через борт, схватил Серегу за воротник рубашки. Серега таращился очумело, держась рукой за макушку. Когда он увидел подплывающего Боброва, лицо его приобрело осмысленное выражение, и он сказал почти шепотом:

— Шеф, — сказал он. — Там такое!

Загрузка...