Леди Некромант

Глава 21

Тэйка выглядела очаровательно в синем платье, а подобранная в цвет лента перевивала косу по всей длине. Подумав, что будущее виконтессы Фонсо-Россэр уж точно должно быть лучше, чем будущее госпожи Фонсо, командир сел рядом с ерзающей на сиденье дочерью. Дьерфин устроился напротив, ободряюще улыбнулся. Эстас вздохнул и постарался отогнать мысль о том, что обратно поедет в обществе… жены.

По большей части бессонная ночь не принесла покоя. Сомнительная милость королевы по-прежнему бесила, руки саднило после очередного избиения многострадального чучела. Понимание того, что не только вся крепость, но и весь город станет свидетелем его позора, сводило с ума, беленило так, что сердце, казалось, гнало по телу не кровь, а яд.

Эстас решил вести себя с виконтессой так же, как с леди Льессир. То есть спокойно и подчеркнуто вежливо. Это она заслужила.

Леди Россэр во время ужина говорила мало, но ночью, вспоминая ее фразы и выколачивая из чучела опилки и сено, командир вынужденно признал, что будущая жена не сказала ничего обидного.

Напротив, пару раз не согласилась с поверенной, похвалив еду и убранство трапезной, которые леди Льессир хаяла. За ужином он посчитал слова виконтессы оскорбительными уже потому, что они были произнесены ею.

В полной мере осознав, что оценил будущую супругу резко и несправедливо, Эстас дал себе зарок сохранять трезвость мышления. В конце концов, ему с этой женщиной предстояло жить не меньше трех лет, а в идеале, чтобы обеспечить Тэйке достойное леди образование и право выбирать мужа самостоятельно, не разводиться вовсе.

К сожалению, пообещать себе быть рассудительным и спокойным, еще не значит, что слово удастся сдержать. Очередным предсвадебным испытанием стали слова грустной и задумчивой дочери.

— Папа, Агата говорит, что леди ведьма. Настоящая ведьма!

Мысленно проклиная болтливость служанки, Эстас вздохнул:

— Милая, Агате следует тщательней подбирать слова. Остриженные волосы еще ничего не означают, и ни у кого нет права говорить плохо о леди Россэр.

— Твой папа совершенно прав, Тэйка, — вмешался Дьерфин. — Ведьма — обидное слово, тебе не стоит его использовать. Правильно говорить, что Ее Сиятельство маг.

Эстас вскинул голову, недоуменно глянул на лекаря.

— Но она носит черное, разговаривает с мертвыми, — возразила дочь. — Маги лечат или зелья делают. А она ведьма!

Фонсо, до которого эти слухи еще не дошли, настороженно нахмурился, но не перебивал. Дьерфин явно знал, о чем речь.

— Леди Россэр некромант, — спокойно ответил лекарь. — Ее редкий дар позволяет ей общаться с духами. Это отрасль магической науки. Леди Россэр маг. Называть ее ведьмой или колдуньей неправильно.

— Об этом вчера ни слова не сказали, — стараясь подавить новую волну злости, подчеркнул командир.

— А разве нужно было? — удивленно вскинул брови Дьерфин. — Такой цвет глаз бывает только у некромантов.

Верно, лекарь прав! Эстас сам виноват, что не распознал некроманта. Это же с детства известные сведения! Стриженые волосы «зеленоглазой Кэйтлин» совсем сбили его с толку. Глупая ошибка!

Укоряя себя за нее, Фонсо слушал пересказ историй, которыми поделилась Джози, личная горничная виконтессы. Дьерфин рассказывал увлекательно и так, что Тэйка внимала с открытым ртом, но при этом не пугалась. Среди прочих была байка и о том, как призраки в драке отрезали леди Россэр волосы.

Эстас недоверчиво хмурился, скептично отнесся к этой попытке прикрыть распутство, которое, учитывая баллады принца Густава, считал доказанным. Но стоило признать, что детям до определенного возраста подобная сказочка могла казаться правдоподобной. К счастью, Тэйка относилась как раз к таким детям.

Упоминание языческого, но еще кое-где в этой местности почитаемого права годи заставило Эстаса Фонсо по-новому взглянуть на отца Беольда. Полноватый, рослый священник с ярко-рыжими длинными волосами и окладистой бородой, нарекавший Тэйку, даже не представлял, какому испытанию его собиралась подвергнуть королева.

Свод законов Аттирса давал виконтессе право отказать мужу в близости три раза. В том, что королевская любовница этим воспользуется, Фонсо не сомневался и мгновения! После принца и вельмож без пререканий пустить в постель простого командира из глуши? Женщина, выставляющая напоказ остриженные волосы, так не сделает.

Право годи давало молодоженам именно три ночи, чтобы осуществить консуммацию брака. Если за это время соитие так и не состоялось, привлекали священников, чьей основной задачей была забота о продолжении жизни общины.

Значит, по представлениям Ее Величества и леди Льессир, на четвертую ночь Эстас Фонсо должен был впервые зайти в общую спальню и взять жену силой. В присутствии священника, который обязан был помогать мужу! Будто и этого мало, годи должен был сам взять женщину.

Даже мысли об этом праве ярили командира так, что он с превеликим трудом держал себя в руках. Чувствовал себя мерзко, ощущал, что озлобляется с каждым ударом сердца. Этот прописанный в договоре с королевой пункт вынимал из Эстаса душу. Командир понимал, что нужно бы успокоиться, нужно бы держаться с виконтессой приветливо, чтобы соитие состоялось добровольно и без священника.

Полчаса до церемонии, на которую жених по традиции приехал раньше, прошли незаметно. В церковь подтягивались люди, большой зал постепенно заполнялся. Командир и не надеялся, что дело обойдется тремя десятками свидетелей.

Служка сообщил, что приехала невеста, — Фонсо, бывший баронет и будущий виконт, зашел в комнатку для жениха. Следующие четверть часа он провел там в молитве и вполне успешных попытках успокоиться. Повторяя себе, что виконтесса Кэйтлин Россэр идет под венец тоже не по своей воле, Эстас Фонсо обещал Триединой, что постарается быть терпимым и не злым мужем.

Дверь открылась, впустив в комнатушку густой и насыщенный голос отца Беольда, запах ладана и прозвучавший приговором стройный хор голосов прихожан «Пусть будет». Эстас Фонсо бросил короткий взгляд на закрытую дверь в комнату невесты, вышел к главному проходу и обомлел.

Храм был набит битком. Люди теснились на скамьях, стояли у стен. Взгляды людей ощущались кожей, но, несмотря на благожелательное отношение горожан, их внимание командир считал очень неприятным. Он даже обрадовался тому, что дошел до алтаря и торжественного отца Беольда, — теперь людское внимание можно разделить на двоих. Эстас повернулся к дочери, сидевшей рядом с Дьерфином в первом ряду, подмигнул ей.

Зал ахнул.

Эстас Фонсо повернулся, посмотрел в центральный проход и позабыл, как дышать.

По проходу под неодобрительный ропот собравшихся величаво, так, будто ничто не могло ее задеть или замарать, расправив плечи, шла его будущая жена.

Женщина, прославившаяся распутством настолько, что ее, титулованную дворянку, остригли!

Бесстыдница, потаскуха, подстилка!

Каждый ее шаг позорил будущего мужа! Каждый удар каблуков по древним плитам будто заколачивал гвоздь в крышку гроба спокойной жизни семьи Фонсо, Рысьей лапы, Хомлена.

Глядя на нее, Эстас впервые порадовался тому, что Триединая не одарила его магией. Ярость его в этот момент была так велика, что он дотла сжег бы каменный храм!

Ее Сиятельство остриженная виконтесса Кэйтлин Россэр шла к алтарю в белом!

Черный плащ, полностью скрывавший мой наряд, я сняла только в молельной невесты. Не знаю и не хочу знать, о чем просил Триединую жених за соседней стеной, моя молитва была предельно проста. Я вымаливала защиту от насилия и возможность как можно скорей и безболезненней закончить этот фарс под названием «устроенная Ее щедрым Величеством свадьба».

Скрипнула рядом дверь, послышались уверенные шаги — жених всегда первым подходит к алтарю, там встречает невесту. Когда в мою комнатку постучали, я уже стояла у порога — какой смысл оттягивать неизбежное?

Рокот недовольства прокатился по церкви, волна дошла до алтаря, вернулась обратно с новой силой. Я слышала, как десятки говорили «потаскуха!», как каждый второй возмущался «поразительная наглость!», а едва ли не все спрашивали «да как она смеет?». Белое, казалось, и в самом деле тянуло из меня силы, потому что я чувствовала себя невероятно уязвимой. В черном было бы легче.

Священник, не сводящий с меня ошеломленного взгляда, призвал паству к тишине.

А я шла к будущему мужу, словно церковь была пуста, будто никто не шептался и не оскорблял, как если бы он не смотрел на меня с такой ненавистью.

Оказывается, зря я вчера боялась командира. Вчера Эстас Фонсо просто сердился. Сегодня в его потемневших глазах плескалась чистая, незамутненная ненависть. Такая, будто это чувство прогнали через несколько перегонных кубов, чтобы получить действительно лишенный примесей экстракт.

Сердце пропускало удары. Дышала с трудом. Удерживать на лице подобающую случаю легкую улыбку было бы почти невозможно, если бы не леди Льессир. Хищная, злобствующая подруга королевы сидела так, что я хорошо видела ее лицо. Я не могла позволить ей ликовать! Не могла!

Священник говорил о благословении Триединой, о клятвах верности, о необходимости хранить мир в семье. Я внимательно слушала, но не думаю, что почти муж, впившийся в меня взглядом, слышал хоть слово. Зря, скоро мы обменяемся кольцами и таким образом заключим магическую сделку на три года. Полезно знать рекомендованные церковью условия.

Эстас Фонсо смотрел только мне в глаза, а в какой-то момент начал меняться в лице. Он немного, едва заметно отшатнулся, к ненависти, которую он излучал, добавилась брезгливость.

Леди Льессир, попадавшая в поле моего зрения, подалась вперед. Я отвлеклась от командира на эту алчущую женщину, заметила выражение лица Тэйки. Девочка была в ужасе.

Медленно повернув голову к выходу, я встретилась взглядом с мужчиной лет сорока. Коротко стриженные волосы, пушистые усы, мундир пограничников. Он безотрывно смотрел на меня и явно не ждал, что я его замечу. От неожиданности отступил на шаг — прошел сквозь вздрогнувшую от холода женщину, недоуменно нахмурился.

Странный, исключительно странный призрак. Защитные руны на фасадах церквей не пускают призраков внутрь. Но этот так сильно хотел побывать на свадьбе, что смог пробиться через преграду.

По залу снова пошли шепотки — сияние моих глаз заметили.

— Берешь ли ты, — громче заговорил священник, перекрывая бормотание толпы, — Эстас Фонсо, в законные жены присутствующую здесь Кэйтлин Россэр?

Я повернулась к командиру, с досадой почувствовала, как из-за возросшего напряжения призрака у меня начали шевелиться волосы.

— Да! — глядя в мои сияющие глаза, ответил жених.

— Берешь ли ты, Кэйтлин Россэр, присутствующего здесь Эстаса Фонсо в законные мужья? — прозвучало торжественно и веско, но момент подпортил шепот призрака. Он хотел, чтобы я согласилась.

— Да, — не сводя глаз с того, кто отныне был моим мужем, ответила я.

Призрак явно обрадовался, я чувствовала его облегчение. Какой у командира Фонсо интересный доброжелатель.

Кольцо мне, как ни странно, подошло, словно этот простой золотой ободок выбирали именно на мою руку. Джози заверяла, что это хорошая примета, а я удивлялась такой шутке Триединой. Наверное, следует расценивать это как утешение.

— Ты можешь поцеловать жену, — разрешил священник.

Как нелепо и глупо! Первый в жизни поцелуй, а у получившего меня мужчины такой взгляд, будто он с большей охотой укусил бы меня. Да и то побрезговал бы.

На душе было мерзко и тошно, напряженное внимание людей и призрака щекотало чувства. Короткое касание губ сложно назвать поцелуем, но не мне жаловаться. Я сама не хотела, чтобы навязанный мне в мужья государственный преступник позволил себе больше.

Эстас Фонсо поблагодарил священника и повел меня к выходу. Командир держал меня за руку, потому что так диктовали традиции. Он шел медленно и степенно, отчасти потому, что я не собиралась выбегать из церкви под улюлюкание зло настроенной толпы.

Заставляя себя дышать ровно, глубоко и удерживать вежливую полуулыбку, я с удивлением поняла, что люди сочувствовали моему супругу. Как странно после того, что случилось здесь восемь лет назад. Видимо, не зря леди Льессир говорила, что Эстас Фонсо достойнейшим служением искупает свою вину. Видимо, горожане думали так же.

Единственным человеком, улыбавшимся мне, был призрак, растворившийся раньше, чем я к нему подошла. Но сержантскую звездочку на груди я заметить успела, как и расслышать шепот «я так хочу, чтобы он был счастлив». Какой у моего мужа-изменника прелюбопытнейший доброжелатель.