— Нужно ей как-то намекнуть, чтоб с Вироном была осторожней. Она ж не знает, что он за каждой юбкой волочится, — Эстас досадливо покачал головой, потянулся за вишневой пастилкой.
— Прямо скажи, — пожал плечами Дьерфин. — Зачем намеки?
— Я бы сказал прямо, — вздохнул командир. — Но она все толкует превратно. Все! Скажу: «Миледи, сержант, которому вы так любезно улыбались весь вечер, — бабник. Он охотник во всем, ему важно число побед. А вы еще и знатный трофей», так она решит, я сцену ревности устраиваю.
— Ты мне описываешь какой-то исключительно странный тип мышления, — Дарл недоверчиво хмыкнул.
— Возможно, это странный тип восприятия. Не знаю, что нужно сделать, чтобы она осознавала именно тот смысл, который я в слова вкладываю.
— Думаю, ей и тебе нужно просто немного привыкнуть друг к другу, — утешил Дьерфин. — Сам посуди, после принудительной свадьбы леди Кэйтлин все время работала. Работала тяжело, на износ. Пила ядовитые зелья, спала по три часа в сутки, как мне Джози сказала. Вы почти не общались. К счастью. Ты на себя не был похож, только сейчас отходить начал.
Эстас мрачно кивнул.
— Вы с леди Кэйтлин, и я повторюсь, к счастью, незнакомы, — Дьерфин глянул на командира поверх чашки. — Будь собой. Она быстро поймет, сколько преувеличений и откровенной лжи нагородила леди Льессир за неделю пути.
Фонсо скептически хмыкнул, но возразить не успел.
— Я уверен, она разберется, — подчеркнул лекарь. — И по поводу сержанта ты зря переживаешь. Леди Кэйтлин умная девушка.
Эстас промолчал, положив в рот вишневую пастилку. Она сладко прилипла к небу и хоть немного скрашивала послевкусие прошедшего вечера. Вначале разговор в который раз пошел не так, как Фонсо рассчитывал. Потом неожиданно теплое знакомство с Вироном. Чем сержант, нахрапистый, фамильярный и лишь нахватавшийся манер за три года службы в Рысьей лапе, так понравился виконтессе, что улыбка не сходила с ее лица?
Это был вообще первый случай, когда леди улыбалась искренне, весело. И кому она улыбалась! Не мужу, ездившему в другой город за зельем, не Тэйке, не лекарю, а бабнику, засыпавшему ее пошловатыми комплиментами.
Но последняя фраза Дьерфина повернула мысли в другое, обнадеживающее русло. Виконтесса, устоявшая перед принцем Густавом, не заведет интрижку с мужланом сержантом.
Вспоминая себя две недели назад, первую реакцию на королевский приказ, Эстас Фонсо признавал, что ему очень повезло. Самые ужасные опасения не оправдались. Навязанная жена оказалась не только не беременной, но даже нетронутой. Настроена она была вполне миролюбиво, хоть и не стремилась особо к общению. Эдакая отстраненная гостья, показывающая, что она здесь ненадолго, всего на три года. И, как верно подчеркивал Артур Вирон, виконтесса была по-своему красива.
Удивительно, но до этого вечера, пока сержант не заострил на этом внимание, Эстас совершенно не видел за образом темной колдуньи и навязанной жены саму виконтессу. Какая-то избирательная слепота и зашоренность! А потом в библиотеке он все время поглядывал на засыпающую в кресле девушку и поймал себя на том, что любуется утонченностью ее черт.
Все могло быть хуже, гораздо хуже. Нужно благодарить Триединую за то, что уберегла его и его род от позора и подарила вполне осуществимую возможность наладить с навязанной женой отношения.
Первую седьмицу до дня Триединой я приходила в себя. Быстро уставала, пару раз неожиданно задремывала в библиотеке, куда командир неизменно приглашал меня после завтрака. Супруг либо вел какую-то документацию, либо занимался с Тэйкой счетом, письмом или географией.
Как мне объяснили, у девочки до пяти лет была няня. Но помощь короны одинокому отцу ограничивалась разрешением нанять и поселить на такой короткий срок няню в крепости. Даже продлить это время не позволялось, а тем более пригласить гувернантку. Поэтому воспитанием и обучением дочери Фонсо занимался сам и явно получал от этого удовольствие.
Я читала сказания и песенный сборник, в общение командира с дочерью не вмешивалась, а они со мной заговаривали исключительно редко. И каждый раз с каким-нибудь вопросом обращался ко мне именно командир. Тэйка при этом в лучшем случае не смотрела в мою сторону.
Сложилось впечатление, что посиделки в библиотеке должны были помочь Тэйке привыкнуть ко мне. Если Эстас Фонсо надеялся на это, он, судя по щитам, которые на магическом уровне создавала девочка вокруг себя и отца, просчитался.
Сборник песен варилингов порадовал текстами незнакомых мне колинд. Мэтр собирал такие обрядовые песни, с которыми традиционно ходили по домам дети в зимний день Триединой. Несколько раз мэтр встречал Новый год с моей семьей в поместье, и я с удовольствием листала его большую тетрадь с мягкой винно-красной обложкой. Мне нравилась пожелтевшая бумага, исписанная аккуратными столбцами стихов. Рядом с некоторыми учитель записал и мелодию.
Мэтр всегда говорил, что в колиндах, которые в разных уголках страны имели порой очень непохожие названия, есть своя магия. Древняя, еще языческая. Он рассказывал, раньше колядки, каланды и щедровки, как их называли в южном Итсене, пели только шаманы, чтобы слова в самом деле имели силу. Но после, с распространением веры в Триединую, в Итсене исчезли шаманы, а в колиндах перестали упоминать древних богов. Пожалуй, самой известной обрядовой песней-пожеланием в западном Итсене была «Щедра буди Триедина».
Блага тебе, дом дорогой
И для медов ковш золотой.
Чтоб хворей дом твой не познал,
Чтобы никто в долг не вогнал.
Чтоб урожай был удалой,
Чтоб каждый день пир был горой.
Чтоб сыновей целая рать,
Чтоб дочерей замуж отдать.
Щедра буди Триедина!
Колинды варилингов разительно отличались от таких хвалебных песен, зачаровывающих людей и дома на богатство. Видимо, сказывалось влияние Каганата, северных соседей и долго, очень долго сохранявшегося культа шаманов.
Колинды, а точнее каланды варилингов, были предупреждениями. «Не ходи за ворота — дух запутает тебя. А вернешься ты домой, будешь дома ты чужой» — эти строки появлялись чуть ли не в каждой третьей песне и перекликались с запретом выходить на улицу зимой после наступления темноты.
Вчитываясь в стихи, я отмечала и другие закономерности. В каландах варилингов не упоминались ни Триединая, ни языческие боги. За защитой от болезней, неудач и поражений нужно было идти к шаманам. Такой совет соответствовал духу эпохи, да и следовать ему было проще. Шаман осязаем, его реакция на просьбу видна, он творит чары прямо на глазах просящего, а до богов еще нужно достучаться.
Несколько каланд я переписала для мэтра, чтобы пополнить его коллекцию. Пока переписывала, эти песни казались запоминающимися, легкими. Но в итоге в памяти через пару дней остались вовсе не они, а лишь одна строфа из каланды, которую я для письма не выбрала.
«Смерть на поле, у реки. Смерть в лесу, в сугробе.
Смерть от вражеской руки, от кинжала годи.
Но смертям всем вопреки он всегда сильнее.
Хочешь выжить — золоти ты рога оленя.»
Погода на день Триединой выдалась замечательная. Снег, сыпавшийся последние два дня, укрыл землю, намел сугробы и сиял на солнце, сделав знакомый пейзаж совершенно сказочным. Хорошее настроение не портило даже то, что леди Россэр по своему почину с Тэйкой не разговаривала, а дочь по-прежнему сторонилась некромантки. Хоть переживаний из-за того, что виконтесса может в любой момент проклясть, стало ощутимо меньше. И то хлеб.
Положа руку на сердце, Фонсо признавал, что и у него не слишком-то получалось найти общий язык с супругой. Темы для разговора не придумывались, и Эстас переживал, что виконтесса так и будет чувствовать себя в Рысьей лапе чужой, нежеланной, отторгаемой. Чтобы хоть как-то это изменить, затеял прогулку за пределы крепости под предлогом лепки снежных баб.
Идея оказалась на удивление хорошей. Леди Россэр явно пришлась по душе детская забава. И на слишком короткие часы, за время которых на полянке появился традиционный снеговик и большая черепаха, исчезли напряженность, скованность. Разрумянившаяся на морозе девушка улыбалась, и Эстас украдкой любовался ею.
Тэйка тоже немного оттаяла и с интересом слушала рассказ виконтессы о домиках из снега, в которых живут северяне. Леди даже слепила маленькое иглу, чтобы показать, о чем говорит.
— Папа! Но это же выдумка! — возмущенно воскликнула дочь, повернулась к нему, и Эстас с горечью подумал, что ошибся.
Тэйка выглядела недовольной, даже огорченной.
— Как можно жить в ледяном доме? Глупости и выдумка!
— Не выдумка, — он покачал головой. — Помнишь, я тебе рассказывал, как животные в снегу спят? У них тоже получаются ледяные дома. Там тепло, ветер не дует.
Тэйка насупилась, но ответить не успела — леди Россэр приветливо помахала кому-то рукой:
— О, Джози и господин Дарл решили присоединиться!
Эстас обернулся и поблагодарил Триединую за то, что так вовремя послала этих двоих и отвлекла Тэйку от иглу. Командир не мог избавиться от ощущения, что дочь будет спорить с виконтессой, что бы та ни сказала, что бы ни предложила. Из чувства противоречия все будет вначале отрицать или даже делать наперекор.
Хватит ли леди Россэр опыта это понять? Она молода, но, возможно, прислушается к Джози. Хотя вопрос в другом. Захочет ли леди Россэр понять Тэйку? Гостье, намеренной прожить в крепости три года и получить развод, сложный ребенок не нужен.
Трезво оценивая общение в последние дни, Эстас приходил к выводу, что нет, леди не захочет ни подстраиваться, ни понимать. Счастье еще, что она держится осторонь, как говорил Дерфин. Она не пристает к кухаркам, не навязывается, не пытается что-то изменить в убранстве или воспитывать прислугу. Она вполне мила и дружелюбна. По-соседски дружелюбна, но ведь могло быть иначе. Она могла вести себя подобно Джози первую неделю. Та явно превозмогала себя, если нужно было заговорить с командиром, и это ощущение сохранялось отчасти по сей день.
— Мы подумали, что горячий чай с пряником еще никому не вредил, — жизнерадостно возвестила Джози, постепенно завоевывающая среди рысей славу чудесного и сердечного человека. — Какую красоту вы тут сделали!
Дьерфин помог женщине спуститься с последних посыпанных мелкой каменной крошкой ступенек, а когда Джози смахнула с пенька снег, поставил туда корзину с припасами. Деревянный туесок с пряниками, рядом еще один с глиняными стаканчиками и большой, замотанный в пестрый шерстяной шарф кувшин с чаем завладели вниманием Тэйки, и злосчастный иглу был позабыт.
Стаканчик приятно грел пальцы, виконтесса стояла рядом, тоже пила чай и с любопытством разглядывала небольшой расписной пряник с леденцовым окошечком.
— Это так называемый астенский пряник, — сказал Эстас, краем глаза наблюдая за Тэйкой, показывающей лекарю и Джози снеговика.
— Интересный. В столице я таких не видела. А дырочка зачем? — леди указала на отверстие для нитки.
— Через нее можно протянуть ленту и повесить на окне, — обрадовавшись теме для беседы, Эстас отвечал охотно. — Считается, что окошечко в прянике ловит особенно драгоценный в это время года солнечный свет. Он магический и защищает от всех болезней и зла. Такие напитанные солнцем пряники висят недели две до Нового года, а на праздник их съедают.
Виконтесса лукаво улыбнулась:
— История этих оберегов от злых духов ничего вам не напоминает?
— Напоминает. Вы совсем недавно говорили о том же, — командир вздохнул и повинился: — Это язычество. Какие-то пережитки, старинные обычаи, настоящего значения которых уже никто и не помнит. Трудно сразу поверить в то, что это все не выдумки. Мне жаль, что я тогда был очень скептически настроен.
— Я не обиделась, — леди покачала головой и, казалось, говорила искренне. — Привыкла за многие годы, что люди не верят некромантам, пока сами не столкнутся с призраком или нежитью. А вероятность такой встречи не очень велика.
Она не сердилась, сказала просто, без затей. Так, как есть. И даже отчасти оправдывала его. Эстас на мгновение представил, сколько раз в своей жизни виконтесса Россэр сталкивалась с недоверием, обвинениями в шарлатанстве или даже мошенничестве. Стало стыдно за себя, все же он, образованный человек, должен был изначально отнестись к ее редкому дару правильно. Он виноват в том, что эта девушка не доверилась ему, довела себя до магического истощения, а он даже не знал об этом! Муж называется!
Уговаривая себя, что нужно быть спокойней, и тогда очень многое станет проще, Фонсо снова посмотрел на Тэйку. Как назло, именно в этот момент дочь «случайно» наступила на иглу.
— Знаю, что в столице значительно теплей, — Эстас тут же постарался отвлечь виконтессу. — У вас, надеюсь, есть зимние вещи?
— Конечно, — удивленно откликнулась она. — А что на мне сейчас, по-вашему?
Командир окинул супругу взглядом и честно ответил:
— Легкий осенний плащ. И вы сейчас, когда стоите на месте, наверняка уже продрогли.
Она сделала вид, что занята чаем. Значит, Эстас угадал верно.
— Составите мне компанию послезавтра? Я собирался в город. Нужно отправить письма, а Дьерфин, лекарь Дарл, говорит, приезжает цирк. Я думал съездить вместе с Тэйкой. Можем зайти к скорняку. Думаю, вам и Джози, непривычным к здешним холодам, нужно купить кожухи или шубы и посмотреть высокие сапоги с мехом.
— Вы так говорите, будто таких морозных дней, как сегодняшний, будет много, — хмыкнула леди.
Командир улыбнулся:
— Поверьте мне, миледи. Сегодня очень теплый и погожий денек. Зима только началась, еще не вошла в силу.
Она ответила скептическим взглядом.
— Вы знаете, почему здешние морозы называют трескучими? — полюбопытствовал Фонсо.
Леди Россэр, выросшая в теплых западных провинциях, отрицательно покачала головой.
— Потому что мороз по ночам ломает деревья. Кора лопается и трещит, — охотно пояснил командир. — Вам нужна более теплая одежда. Уж поверьте мне. И не волнуйтесь, если понравившейся вещи не будет в черном цвете, ее сделают и очень быстро. А пока, — он расстегнул последнюю пуговицу и, поставив на пенек стаканчик, снял куртку: — вот. Накиньте.
— Милорд, не стоит, — виконтесса покачала головой и, явно испытывая неловкость, отступила на шаг, подняв руку в останавливающем жесте.
— Стоит, — твердо заявил Фонсо. — Вы после болезни. Еще простудитесь, а этого мне совсем не хочется.
Он аккуратно набросил ей на плечи куртку. Леди Россэр поблагодарила, избегая взгляда в глаза. Эстас хотел сказать что-нибудь о том, что мужу положено заботиться о жене, но чувствовал, виконтесса не оценит такую мотивацию.
Остаток дня основательно подпортила Тэйка. Капризы, косые взгляды, упрямство в мелочах. Виконтесса этого будто не замечала, держалась так же, только, пожалуй, больше внимания за столом и после, когда все собрались в библиотеке, уделяла сержанту.
Вирон из кожи вон лез, лишь бы расположить к себе леди. Эстасу, занятому строптивой и готовой противоречить по любому поводу дочерью, некогда было вмешиваться. Дьерфин пару раз охлаждал пыл сержанта, но сама виконтесса Вирона не останавливала. Сержант понимал, что леди Россэр не чета подавальщице в трактире, а потому держался в рамках приличий. Но благосклонность виконтессы чувствовалась и порядком раздражала Эстаса Фонсо и, как выяснилось во время вечерней сказки, Тэйку.
— Она сержанту Вирону понравилась, — заявила дочь, хмуро пихнув подушку, и тут же внесла дельное предложение: — Пусть он ее и забирает!
— Тебе не кажется, что нужно спросить мнения леди?
— А что ее спрашивать? Он ей тоже понравился! Пусть забирает! — резко подвела черту Тэйка.
Эстас вздохнул, с досадой вспомнив поговорку о том, что устами младенца глаголит истина, и постарался увести беседу в сказочное русло.
Чтобы успокоить Тэйку, понадобилось две сказки, и еще две, чтобы дочь начала клевать носом. Конец пятой истории Тэйка уже не слышала. Командир тихо встал, укутал дочь, легко поцеловал в висок и погасил стоящую на тумбочке лампу. В свете тусклого ночника на комоде, Эстас подошел к окну и хотел задернуть штору, когда увидел во дворе черный силуэт.
В лунном свете, отражающемся от снега, спутать виконтессу Россэр ни с кем было нельзя. Леди явно шла ко входу в жилое здание со стороны огородов. Что ей понадобилось ночью на улице?
— Папа, — тихо окликнула Тэйка.
— Что, милая?
— Она ведь уедет через три года, правда?
— Только Триединая знает, — он вздохнул, задернул штору, вернулся к Тэйке. — Миледи не так плоха.
— Она тебе нравится? — в голосе дочери явственно слышалось разочарование.
— Она ведь в самом деле не так плоха, — заверил Эстас. — Тебе и нам всем нужно привыкнуть к ней, а ей — к нам. Тогда станет понятно. Ты ведь обещала дать ей шанс.
Пожурив Тэйку, командир предпочел не вспоминать о том, что продолжительность этого шанса никак не оговаривали.
— Почитай мне еще, — попросила дочь, и голос был при этом таким жалобным, что Эстас не смог отказать.
Пятая сказка закончилась, Тэйка тихо сопела, обнимая куклу, командир снова погасил лампу и на цыпочках вышел из детской. На лестнице Фонсо столкнулся с сержантом Вироном. На сапогах снег, на плаще тоже. Причем снег забился в меховую опушку, значит, плащ лежал на земле.
— Хорошо день Триединой справили. Добро посидели. А ваша жена очень заинтересовалась моими трофеями, — с довольной улыбкой сообщил сержант после короткого обмена приветствиями. — Она уже видела некоторые.
— Это прекрасно, — старательно изображая благожелательность, заверил Фонсо. — Учитывая особенности ее дара, леди наверняка находит чучела занимательными.
Ему хотелось верить, что дело только в этом. Но почему виконтесса была на улице ночью? А всего через каких-то четверть часа вернулся Вирон. Видимо, чтобы не компрометировать даму возвращением под ручку на глазах всей крепости. Мысль о том, что виконтессе мужлан-сержант мог действительно понравиться, оказалась удивительно навязчивой и очень беспокоящей. И это несмотря на то, что Эстас признавал ее бредовой. Не менее бредовой, чем идею спросить леди Россэр о ее разговорах с Вироном.