— Из столицы ответ пришел на запрос леди Россэр, — мэр протянул Эстасу конверт, на сломанной печати которого красовался герб службы приставов. — Отказали ей. Говорят, нет нужды в артефакте.
Эстас кивнул, вчитался в ответ чиновников. С одной стороны, для безопасности Кэйтлин было бы лучше иметь журнал, с другой — слова столичного пристава о том, что законник Ее Величества посчитал подобную меру излишней, уже были некоторой защитой от возможных обвинений.
— Если вашей супруге так будет спокойней, можем завести ей обычную тетрадь, — предложил мэр. — Ей, должно быть, все равно, где подпись-то ставить. Она же токмо вас поддержать хочет.
— Я поговорю об этом с леди Россэр, — заверил Эстас, очень ярко вспомнив реакцию жены на новости о его ссылке. Кэйтлин сочувствовала и в самом деле старалась поддержать, приободрить.
Отчего-то именно из-за этой мысли Эстасу стало совестно, что он до сих пор не решился поговорить с женой о чувствах, не нашел в себе сил признаться в любви. В голову приходил только традиционный вариант выяснения отношений, включавший преклонение колена, признание и дарение помолвленного кольца. Подумав, что ювелир должен был записать размеры проданных к свадьбе колец, Эстас решил не откладывать дело на непонятный срок и купить Кэйтлин кольцо.
Мысленно выбирая камень, Эстас собирался выйти из ратуши, когда его окликнул до боли знакомый голос. Голос, который он не рассчитывал услышать до посмертия.
Медленно повернувшись, Эстас Фонсо встретился взглядом с отцом. Колотящееся сердце пропустило удар, Эстас сильней вцепился в ручку двери, слов не нашел. Только смотрел на отца пару невыносимо долгих мгновений.
— Возвращайся в Рысью лапу, — велел Лойзар Фонсо. — Кэйтлин и Тэйка в большой опасности. Возьми из комнаты Кэйтлин жгуты и смазку для клинка. Жена тебе показывала нужный флакон. Шаман не позволил Кэйтлин хоть сколько-нибудь подготовиться. У нее с собой только кинжал. Выезжай верхом через главные ворота. Я проведу тебя коротким путем к роще. Торопись!
Эстас кивнул, пробормотал благодарность и сорвался с места. До Рысьей лапы еще нужно было добраться.
Страх за Кэйтлин и за дочь сметал все остальные чувства и мысли, перехватывал дыхание. Конь, будто почувствовав состояние хозяина, мчался сломя голову, взрывая копытами укатанный снег.
Шаман увернулся в последний момент. Мой клинок лишь оцарапал ему плечо, прорвав призрачную одежду.
Еще ударить не успела — шаман швырнул в меня ледяное копье, я отпрыгнула, закрылась защитой Альдина. Золотистый купол отгораживал меня от бранящегося врага, от скалящихся, но пока не нападающих хранителей.
— Бабье проклятое! — рявкнул шаман, запустив в меня еще одним копьем.
Купол дрогнул, пошел трещинами, резко запахло можжевельником и горячей смолой.
— Иди сюда, коза упрямая! Ты ж обещалась в ритуале участвовать!
— Верно, только не обещала его до конца доводить, — подчеркнула я. — Я поучаствовала. А ты теперь не смеешь тронуть Тэйку. Иначе твоя же магия тебя накажет.
Он взбесился, хлестал по куполу заклятиями. Защита Альдина трескалась, осыпалась. Я отскочила в другое место, поставила новый купол. Он тоже не выдержал ударов девятки-мага, вряд ли вообще что-то могло надолго меня обезопасить.
Заклинание «чистый разум» отсекло эмоции, помогло бережней расходовать резерв.
— Успокойся! — велела я, удерживая остатки щита. — Еще ранишь меня, а тебе это не нужно. Я права?
Он рыкнул ругательство, но очередное копье, блеснув, растаяло в воздухе, так и не сорвавшись с рук шамана.
— Еще раз нападешь, убью девчонку! И мне наплевать на наказание!
Это не было пустой угрозой. Трезвый рассудок и чутье говорили, что шаман действительно настолько отчаялся. Я — его последний шанс зацепиться за жизнь, получить новую судьбу.
Защита Альдина рухнула, не выдержала веса впившихся в нее заклятий. Лис-хранитель за моей спиной щелкнул зубами, будто хотел вцепиться в ногу, но пока не получил разрешения.
Изо льда рядом со мной за считанные мгновения выросли плети плюща. Я отскочила в сторону, отсекла часть кинжалом, но заклятие шамана было сильней, а хранители не давали мне места для маневра. Плети обвили меня, привязали к месту, холодили сквозь одежду.
— Думаю, ты знаешь, что сейчас будет, — хищно ухмыльнулся шаман, убедившись, что я больше не могу пошевелиться. — Еще ни разу я не был бабой. Может, пойму, чего вы такие дурные.
Он затянул песню, слов которой я не могла разобрать. Хранители двигались в такт, дятел выстукивал ритм. Чистый разум перебирал возможности освободиться и пытался противостоять попыткам шамана вторгнуться в мое сознание.
То, что мой враг был значительно сильней, воспринималось данностью, фактом. Добровольно лишив себя эмоций, я не почувствовала даже досады, когда шаман сломил мое сопротивление и навязал видения о своих прошлых жизнях. Я знала, где и когда он жил, заводил ли семью. Следила за развитием дара, укрепляющегося с каждым перерождением, и трезвый ум подсказывал, что любой дар мог значительно преобразиться, если бы людям были отмеряны более длинные жизни. Для полного раскрытия всех возможностей магам обычно не хватало времени.
Среди прочего я увидела и смерть последнего тела шамана, узнала, что несостоявшийся преемник похоронил его в центре озера, как ему и завещали. Так что теперь шаман заставлял меня стоять над местом захоронения, чтобы связь во время ритуала была наиболее сильной.
Мне показали и общение Тэйки с этой опаснейшей сущностью. Заблудившаяся замерзающая девочка доверилась духу, отогревшему ее в пургу и пообещавшему избавить от мачехи. Ее даже порадовала призрачность нового знакомого, по ее логике, только потустороннее, извечный враг некроманта, действительно могло избавить девочку от мачехи.
Поначалу шаману приходилось успокаивать ребенка, чтобы Тэйка не дерзила лишнее, чтобы относилась ко мне не столь враждебно. Это делалось только для того, чтобы втереться в доверие. Но постепенно девочка и сама стала понимать, что не такое я зло, каким казалась ей вначале. Шамана это, как и развивающийся каганатский дар, раздражало.
Тэйка отказалась разбить шарики, решительно воспротивилась, когда шаман подбивал ее зачаровать краску и испортить рунический круг в моей комнате. Как ни странно, именно ее нежелание вредить мне значительно усилило тот злополучный листок у моего порога. Тэйка очень хотела, чтобы я его заметила. Из-за этого чары, которые к сегодняшнему дню должны были постепенно лишить меня сил, сработали чересчур быстро и грубо. Шаман-сущность плохо чувствовал мой дар, оттого моя мнимая болезнь стала для него спусковым крючком.
Трезвый ум подсказывал, что транс знакомства длился около часа, ведь, несмотря на согревающие чары шамана, я основательно замерзла. Мое бесстрастное сознание пришло к мысли, что первым делом в новом теле шаману придется иметь дело с серьезной простудой. Так же отчетливо я понимала, что мое тело ему не достанется, что, если проиграю, убью себя.
«О, ты пришла к мысли, что смерть может быть благом», — звучал в мыслях свитый из многих голос знакомца.
Нет. Для меня смерть благом не будет. Это не в моих принципах — действовать во вред себе!
Чистый разум сделал самосохранение не таким уж и важным. Я дернулась в путах, игнорируя боль. Порвала несколько плетей плюща, вышвырнула из своего сознания шамана и ударила его мысленным заклинанием. Полыхнуло алым и золотым. Продиктованная знакомцем формула ранила моего врага сильно. Он завопил, схватился за голову и утратил контроль.
Надо мной и над хранителями.
Я побежала к Тэйке, вытащила из кармана пару флаконов с зельем. На ходу велев девочке не двигаться, оскальзываясь, помчалась к ближайшему тотему. Вслед летели заклятия, взрывали лед, осыпали опаляющими искрами. Я уворачивалась, дважды падала, ушибла колено, но тотем рыси обезвредила.
До следующего не добралась — изо льда выстрелила плеть плюща, схватила за ногу и так сильно дернула меня, что я, падая, чудом успела прикрыть лицо. Иначе выбила бы себе зубы.
— Стойкая сволочь! — рявкнул подбежавший ко мне шаман.
— Спасибо за комплимент, — хмыкнула я.
Он ругнулся и рукой насквозь прошел через мои ноги. Боль была такая, что в глазах почернело. Но кричала не я, а он. Лед его руки исчез, боль притупилась, сквозь марево слабости я увидела шамана, выдергивающего из плеча арбалетный болт с черным оперением.
Мой болт!
Повернувшись, увидела Эстаса. Он как-то прошел сквозь защитный барьер! Муж излучал решимость и ярость. На магическом уровне его оружие сияло так, будто Эстас смазал его зельем. Правильным зельем. Такое же блестело на наконечнике уже вложенного в арбалет болта.
Миг — болт впился шаману в грудь.
Тот взвыл, дернул за древко, отбросил болт и натравил на Эстаса хранителей. Призраки животных рванулись к выхватившему меч мужу и с каждым шагом становились все прозрачней.
Страх за Эстаса был сильней заклятия чистого разума. Сердце зашлось стуком, с губ сорвалось заклинание, делающее призраков видимыми и для не некроманта. Ведь натравленных хранителей не остановит даже сильнейший амулет!
Шамана моя помощь мужу взбесила, он попробовал противодействовать. Ему хотелось, чтобы Эстас не мог защищаться!
Кинжал я уронила, падая, но болт был рядом! Схватив его, ударила шамана в ногу, пригвоздив его стопу ко льду.
Он заорал и пнул меня здоровой ногой в лицо.
Голова чуть не лопнула от боли. Свет померк.
В крепости все переполошились, увидев, как командир мчится во весь опор. Капрал придержал тяжело дышащего жеребца и бросил поводья Ердену, когда командир спешился.
— Срочно свежего коня! — крикнул Эстас, побежав к офицерскому крылу.
— Будет. Что случилось, командир? — поспешил за ним капрал.
— Жена и дочь в беде. Я поеду сам. Чтобы никаких тут добровольцев!
— Так точно.
— Пошлите в Астенс за магом-лекарем.
— Есть!
Эстас взлетел на третий этаж, доставая из кармана ключ от спальни жены. Замок щелкнул, дверь распахнулась, на застеленной темным покрывалом постели белел прямоугольник конверта. Взломав печать с гербом Россэров, Эстас поспешно развернул листок.
Обращение «милый муж», доверительное и нежное, стократно усилило страх потерять Кэйтлин. Ее короткое объяснение подстегнуло, подтвердило слова отца. Напоминание о том, что против натравленных призраков амулет по большей части бессилен, добавило решимости. Пусть Кэйтлин сможет сделать призраков видимыми только для одного не некроманта, пусть в роще шаман и все хранители, пусть там смертельно опасно, пусть! Эстас Фонсо никому не позволит причинить вред Кэйтлин и Тэйке! Он не лишится их!
Эстас быстро достал из шкафчика нужное зелье, смазал меч. Приготовил арбалет, болты, жгуты, зелье для восстановления резерва, все то, что Кэйтлин показывала ему на занятиях, и помчался во двор.
Добровольцы были, но себя не предлагали, стояли в сторонке, будто надеялись, что командир их сам позовет. Свежий конь уже ждал, капрал держал его под уздцы, рядом топтался напуганный Ерден.
— За магом-лекарем сейчас пошлю, — доложил Ирел. — Что сказать? Какие болезни?
— Раны от нежити и призраков, — сухо объяснил Эстас.
— Ох ты ж! — ошарашенно выдохнул капрал, осенив себя знаком богини. — Командир, возьмите подмогу…
— Нет. И объясните людям, почему нельзя со мной. Леди Кэйтлин может сделать призраков видимыми только для меня. Остальные будут бороться с воздухом и погибнут. Понятно?
— Понятно, командир. Да хранит вас Триединая!
Эстас кивнул и погнал коня.
Призрак отца ждал почти у самых ворот.
— Поезжай по дороге в город. Я буду там, где нужно свернуть. Это близко, — скупо скомандовал Лойзар Фонсо и растаял в воздухе, оставив по себе алые искры.
Эстас последовал совету, с горечью осознав, что общался не с отцом, а со знакомцем Кэйтлин. Жена говорила, он заинтересован в том, чтобы избавиться от шамана. Оставалось надеяться, что это не было уловкой.
Призрак ждал у небольшого мостика через ручеек.
— Коня проведи по берегу. Тут круто вначале, потом будет легче, — махнув в сторону, велел дух.
Эстас быстро спешился, оглянувшись, увидел, что из ворот крепости выехал всадник — гонец в Астенс.
— Только не называйте меня сыном, пожалуйста, — осторожно спускаясь на дно овражка и придерживая коня, попросил Эстас. — Я знаю, что вы не мой отец.
— Кэйтлин и обо мне тебе рассказала? Я польщен, — усмехнулся призрак, а его голос изменился, стал глубже, насыщенней. — Она сказала, что, вероятнее всего, погибнет в бою с шаманом?
— Нет. Но я этого не допущу, — ожесточенно заявил Эстас.
— Люблю самоуверенных людей, — хмыкнул знакомец, так непривычно исказив черты Лойзара Фонсо, что Эстас предпочел отвернуться. — Запомни, если шаману удастся заполучить Кэйтлин для своей новой жизни, ее глаза поменяют цвет. Ненадолго, на день-другой. В таком случае ты должен будешь ее убить.
— Жена сказала мне о ваших многочисленных попытках затянуть ее в зеркала и убить. Моими руками вы цели не добьетесь.
— Если ее глаза переменят цвет, это будет уже не Кэйтлин, — мрачно повторил знакомец и махнул рукой на юг. С пальцев сорвались алые огоньки, слились в красную линию. — Вот направление. Поезжай по руслу ручья. Он вытекает из того самого озера в роще шамана. Лед крепкий, крупных камней нет. Гони!
Эстас вскочил в седло и не заставил себя упрашивать. Мысль о том, что знакомец предупреждал не зря, перекликалась с рассказом Кэйтлин о способе, которым шаман продлевал свою жизнь. Страх за жену захлестывал ледяными волнами. Эстас мчался вдоль алой линии и молил Триединую о помощи.