Ленок

В моем детстве были забавные моменты. Жаль: прошлое.

Ленку́ было почти четырнадцать, мне — девять, а Таньке — пять. Разница в возрасте довольно приличная.

Играли мы тогда совсем, ясное дело, по-детски. Ну совсем. То Танька меня за хоботок ухватит, то я потрогаю её там, где не рекомендуют психологи. Что с нас взять, детей?

После событий, которые я хочу вам описать, мы стали воспринимать Ленка́ уже не просто как старшую и умудрённую опытом сестру, а как наставницу в половых инцестуозных делишках. На эту стройную черноволосую девочку уже заглядывались ребята, хоть и грудки у нее были не так чтоб очень большие. Для нас-то, конечно, она была совсем взрослой.

В деревенской жизни большого разнообразия не было. Да и в райцентре, до которого рукой подать, ничего интересного давно уже не наблюдалось. ДК захирел. Директриса спилась, киномеханик, он же рабочий сцены, подался на вольные хлеба; в общем, в городишке не было ничего, что давало бы пищу уму. Что уж говорить о нашем селении. Впрочем, по малолетству мы не расстраивались, воспринимая все это как должное. Много позже я читал описания природы, созданные так называемыми «деревенщиками», и балдел от того, как они глубоко вникли в суть жизни. Но какой писатель сможет понять — и изобразить рождение месяца днём, тёмный бор на горизонте, и плоский заливной луг, по которому так приятно ходить босиком? Да, детство было попросту прекрасным — не отрекаюсь от него. Оно так и не закончилось…

…На полу было забавно играть. У четырехлетней сестрёнки то и дело задирался подол коротенького платья, обнажая некоторое смыкание (и размыкание) ножек. Во что мы играли? Читайте Уэллса, у него есть неплохое описание подобных игр.[1] Мы, конечно, забавлялись далеко не по-английски, разумеется, совсем не так, как позволила бы вообразить фантазия великого писателя. Игры были банальны, как и у всех малолетних детишек. Под столом, накрытым скатертью, был «дом». Всё пространство вне его было чужим и враждебным, но, конечно, понарошку. По ночам я пугал Таньку сычом. Только она заснёт, а я как ухну!.. «Это сыч, пришёл тебя клевать! Ага, страшно?» Ночью, впрочем, Таня только делала вид, что боится, днём же сетричка пряталась в «дом». Между ночными и дневными играми была разница. Удивительно! Это было что-то похожее на команду Inverse[2] в неких программах.

Шутя прижав её к стенке, я изображал из себя эдакого разбойника, охочего до маленьких девочек. Танюшка пищала не от страха, а от восторга. Как я мог напугать её сильнее? Увы, фантазией я не очень богат.

В общем, мы развлекались неоднократно, и я таки узнал кое-что интимное, и даже, более того, запретное. Об этом нельзя было говорить. Жажда знаний вырывала мозг, но ни второе, ни третье издание Большой Советской Энциклопедии было мне недоступно — Агафья, с юности активная прихожанка, идейно перековалась и стала вроде бы библиотекаршей, но впоследствии изменила литературе и себе, и пошла, как говорится, по дорогам. Так или иначе, а Энциклопедии в библиотеке райцентра не было. Поэтому мне приходилось заниматься не теорией, а практикой.

Так вот, мы играли под столом — широкая белая скатерть с длинной бахромой позволяла нам чувствовать себя в полной безопасности. Я уже давно изучил строение половых органов младшей сестры и, думаю, при гипотетическом споре с каким-нибудь малолетним «специалистом» побил бы его, как валета тузом. Возясь на полу с Танюшкой, я совершенно внезапно оказался между длинных стройных ног Ленка́. Они были красивы, оказывается! Как я раньше не обращал на них внимания?

Нет, ну просто полный дурак! Коленки, лодыжки, щиколотки — и, главное, в меру короткие пальчики голых ножек!

Сестрица как-то побеспокоилась. На данный момент вышло не очень комфортно, и она слегка переменила позу.

Это было бы вряд ли замечено всяческими Микеланджело, но я-то понял, в чем смысл немецкого слова butterbrot.[3] Лено́к чуток расставила ноги, затем снова сомкнула их. И слегка расставила снова.

Под её платьем не было трусов! Что ж… жара… Танька, дурочка, не догадалась их снять, но я понял это позже.

Ленкина рука опустилась и стала шариться, поглаживать конечности. Как заворожённый, я наблюдал из-под стола за действом. Впрочем, Лено́к вела себя довольно скромно перед братом. Ноги не раздвигались очень уж широко.

Я придвинулся ближе и стал внимательно изучать вагину старшей сестры. Меня интересовала эротика, за подробностями вам придется отправиться в примечание четыре.[4] Вульва была большая! Но не настолько, чтобы отпугнуть меня, пацана.

Пиздёнка была красива. Вот так я и понял, что такое эстетика.

Не буду описывать подробностей на радость мастурбаторам. Перейду к делу.

Глубоко вздохнув, наметил ногам сестры угол около двадцати пяти градусов. Сделал.

Черноволосая кудряшка звала меня и манила своей недвусмысленной сутью. Восточнонемецкая полиграфия (третье изд. БСЭ), конечно же, не идет ни в какое сравнение с этим пахнущим естеством. Запах! Лена, несмотря на наши сельские традиции, пыталась прикинуться в некотором роде столичной барышней и подмывалась каждый день, иной раз и дважды. Аромат естества девушки был весьма приятен, и я продолжил движение вперёд. Лено́к меня не стеснялась и отдалась нахлынувшему на неё закономерному желанию.

Приблизившись к этой забавной пумпочке, я всосал игрушку. Забавно: ни имея никакого понятия о куннилингусе и прочих странностях, о которых тут, в этом скопище избёнок, не было дано понять никому, я инуитивно делал так, как было не то что приятно сестрице, а очень даже своевременно. Изрядных размеров мохнатка выдала некий сок, что меня порадовало и окончательно возбудило.

Я сосал и вылизывал клитор Ленка́. Лена, Леночка, сеструшка моя. Пусть тебе будет приятно. Мне ведь самому в кайф.

Ей это явно понравилось, и хотелось лёгких извращений. Мы, конечно, не имели никакого понятия о всяких там бсдм, лгтб и прочих развлечениях современных парней и девушек. Весь наш досуг заключался в лузганье семечек на скамейке перед бывшим домом культуры — храмом искусства.

Тогда я ещё не оценил, насколько велик Ленкин клитор. Сравнивать мне, конечно, было не с чем, если не считать крошечного похотничка Таньки и еще одной девочки. Какое же это было наслаждение! Эти чудесные розовые губы, совсем, конечно, не такие, как микроскопические губки младшей сестрёнки вкупе с её карикатурной на самоё себя похабной игрушкой.

Казалось, клиторок больше, чем на самом деле — эта скользкая округлая штучка почти целиком заполнила мой рот. Ноги Ленка́ стали вести себя беспокойно, и с каждой секундой их движения ускорялись.

И это произошло. Сестра громко застонала и так сжала мне голову ногами, что стало больно. Так-то братишка, не очень-то сильно умствуя, дал возможность старшей сестре расслабиться — возможность, которую не предоставил бы ей никакой знатный деятель сельских полей.

Вкус влагалища Ленка́, несколько похожего на шпроты («Из „Балтийской кильки“ — ну и где она, балтийская килька?), позволил мне кончить на её пальчики ног, наштукатуренные так, что от них возбудился бы и орангутан. Отвлекшись от вульвы, я вытащил член и, быстро подвигав крайнюю плоть всего пять или шесть раз, излился.

Совсем ведь забыл о Танечке. Она, несколько боднув меня боком, тоже продвинулась вперед и приникла к фонтану сладострастия. Лижет сестрёнка, ха! Я прибалдел. Танюшке ещё нет шести, а сосёт-то знатно. Лено́к, ударившись в ностальгию, запричитала о своих детских фантазиях. Мне стыдно рассказывать об этом.

Танюшка всосала тоже! Леночек, откинувшись на спинку стула, наслаждалась тем, что невозможно испытать в натуре, а только в фантазиях этого извращенца Сильвер-Вольфа, любителя не столько Лолит, сколько Гумбертов (разумеется, лишь в литературном разрезе.)

Танечку пришлось отодвинуть. Теперь я принялся за терпкую вагинку сестрицы всерьёз. Лено́к была в восторге.

Я лизнул — теперь уже не клитор, а само углубление вагины, засунув в него язык как можно глубже, имитируя им пенис. Язык вошел до конца, не встречая особого сопротивления — конечно, Лено́к уже не была девочкой. Потом я стал вылизывать широко раскрытые губы.

Лена слегка дёрнулсь; вторичный пик девчачьего удовольствия был недалёк. Я тем временем наслаждался этой забавной скользкой штучкой во рту. Похоже, Ленка сейчас снова будет спускать, подумал я.

Девичий оргазм! Сколько раз я наблюдал его. У нас в деревне нравы простые, и все дети, мальчики и девочки, очень любят заниматься онанизмом. Это не считается чем-то постыдным. Девчата практикуют это даже чаще, чем мальчишки. Любят себя ласкать и взрослые девушки, я не раз становился свидетелем этого волщебного действа. Именно поэтому от вида трогающей себя старшей сестры я был не то что не шокирован, а даже нисколько не удивлён. Дело-то привычное. Бывало, выйдешь за околицу, а там… Сядут красны девицы группами по три, по четыре, а то и больше, да знай себе наяривают. Блестят на солнце влажные губки и клиторки. Да еще тебя поддевают: иди, мол, мимо, стручочек твой еще не вырос, ничего тебе не обломится.

Но никакая мастурбирующая девочка не сравнится со старшей сестрой, предающейся этому сладостному занятию.

Я снова позволил Тане полизать. Малышка продвинулась вперёд, тоже захватывая этот влажный бугорчик, будто предназначеный для сладких утех малолетнего брата и сестры.

Таня весьма актуально сосала. Старшая сестра вновь спустила, на этот раз стараниями младшей.

— Детишки, — подала нежный голос Лено́к, — мне надобно кое-что узнать о вас. Ну-ка, идите сюда. Я буду трогать ваши гениталии.

— А что такое гениталии? — Танька глубоко задумалась.

— Гениталии — органы наслаждения. Вот ты, к примеру, Танюшка, ебешь себя рукой?

Сказано было грубо, но верно. Из песни слов не выкинешь.

— Что, сестрица?

— Нравится ли тебе себя трогать?

— Ну конечно.

— А о чём ты думаешь, когда трогаешь себя там?

Танечка довольно-таки похабно захихикала, косо поглядывая на меня.

— Димкина петушка представляю.

Я тем временем представил, как заливаю малофьей (она у меня только-только появилась, и младшенькая была изрядно удивлена, впервые увидев её) упругую грудь сестры, а Татьянка, любуясь нами, дрочит, дрочит и дрочит…

Этим грязным мечтам было положено осуществиться. Тут же.

Вновь начавшая изнывать шишка под убогими трениками получила свободу. Сдёрнув штанишки заодно с трусами, я бесстыдно начал дергать взад-вперед шкурку, любуясь ножками Ленка́. Маленькая малиновая головка то и дело выглядывала из кулака.

До чего же приятно было дрочить перед сёстрами! Ох, и люблю я это дело, как и все, но перед старшей сестрой делал это впервые. Я заметил, что глядя на мой кулачок с выскакивающей головкой, Танька стала поглаживать себя между ног. Да и рука Ленка́ опять оказалась там же. Толстенький скользкий клиторок сестры попросту сиял. Танечка, раскрыв писюшку, наяривала, глядя на нас.

— Покажи грудки, Леночка, — попросил я.

Лено́чек, продолжая ласкать себя одной рукой, другой, не торопясь, стала расстегивать пуговицы платья на груди. Наконец показались два не очень крупных белых полушария — ни большие, ни маленькие.

— Они тебе нравятся? — спросила сестра. Её соски были возбуждены. Она стала поглаживать их, отчего они встали совсем торчком.

— Очень, — выдохнул я, продолжая, как и она, наслаждаться онанизмом.

Я кончил на красивую голую грудь сестры.

— Молодец! — похвалила она. — Никто еще не выстреливал мне на грудь с такого расстояния! Тут добрых полметра!

Тут и Танечка тихонько охнула. А Лену́шка продолжала истязать свой клитор. Кончив, и быстро, с чувством взохнув, Леночка слегка расслабилась. Я тогда не очень-то понимал, насколько важен половой оргазм в жизни любой девушки. Считается, что мальчику-подростку следует кончать каждый день. Если нет девочки, следует дрочить. Так и девочке причитается так или иначе спускать пар. Братья и сестры мастурбируют втайне друг от друга, хотя все гораздо проще, чем может показаться на первый взгляд. С новым годом, крошка… А ведь выход очень прост. Я не призываю к противоестественному. Кстати, в античные времена взаимные ласки между братом и сестрой были в порядке вещей; приветствовалось в этом даже участие малолетних детей, начиная примерно с трехлетнего возраста. Да и вообще древние дети, нисколько не стесняясь наготы, с большим удовольтвием мастурбировали друг перед другом. Кстати, и родители, в частности, отцы, были не прочь понаблюдать за самоудовлетворяющимися дочерьми. Просто праздник какой-то: девушки и девочки отмечают событие — открытие чувственности — буквально каждый день, приглашая мам и пап на это небольшое, семейного масштаба, шоу. Впрочем, обычно, разумеется, все обходится потихоньку, перед сверстниками. Мальчишки десяти — двенадцати лет с удовольствием дрочат на своих младших и старших сестёр, показывающим им бесхитростный провинциальный стриптиз. Да и девочки не остаются в долгу. Им даже хочется, наверно, больше, чем мальчикам, угомонить свое естество. Так и представляю сцену на закате (скалистый берег моря, высокие греческие скалы): три сестрёнки, четырех, восьми и одиннаадцати лет теребят свои курки, любаясь доисторическим, по сути, пейзажем. Братишке до них далеко, он смотрит вдаль, пронзая недюжинным умом толщу тысячелетий…

Так мы развлекались до вечера, а потом легли спать.

Проснулся я очень рано, можно сказать, еще ночью. Несмотря на вчерашние перверсии, у меня был совершенно недетский стояк. С этим что-то нужно было делать, и чем скорее, тем лучше. «Всуну-ка Танюшке», — решил я. Да, знаю, что скажете. Совсем с дуба рухнул малолетка. Это же инцест! То, чем мы занимались до сих пор — детские игрушки, не более. Думаете, такое практикуют только у нас? Да везде это творится. А дрочить, хоть я и люблю это дело, как и все, мне слегка поднадоело. Я ведь уже не мальчик. Да, было дело. Довольно-таки давно. Как-то я совершенно неожиданно поебался с маленькой девочкой, совсем крохотулькой. Ей было не больше, чем сейчас Таньке. Она была из приезжих, точнее, дачников, и сразу привлекла мое внимание. Девочка ходила в каком-то странном желтом сарафане; он был ей явно велик, и ее нежные бледно-розовые сосочки были всегда почти полностью обнажены. Они мне очень нравились. Оля (так звали девочку) была слегка полненькой, в меру, и ее небольшие голенькие грудки чуток выпирали. Я не мог отвести от них взгляда. Несмотря на то, что Оля была из большого города, где, надо думать, царили более строгие нравы, чем в нашем захолустье, девочка, как оказалось, смогла дать сто очков вперед моим подружкам. Не прошло и пяти минут после знакомства, как она спросила:

— А ты письку трогаешь?

Член мой моментально вскочил. Еще бы, услышать такое от малолетней девчонки!

— Конечно, трогаю. А ты?

— И я тоже. Давай трогать вместе.

Она скинула сандалики и задрала подол сарафана. Трусиков на ней, как и на наших, не было. Когда она только успела перенять нашу моду?

Моему жадному взору открылся крохотный, совершенно гладенький детский лобочек. Оленька зажмурила глазки в предвкушении удовольствия и стала неторопливо поглаживать себя между ног. Я, далеко не впервые наблюдая процесс девичьей мастурбации, обратил внимание на то, что Оленька делала это не так, как мои подружки. Если у нас девчата сразу широко расставляли ноги и начинали с силой теребить клиторки, то Оля подходила к вопросу по-эстетски, растягивая удовольствие. Она довольно долго просто гладила себя там, не раскрывая губок и держа ножки сомкнутыми. Столичное воспитание.

Я уже давно гонял шкурку, любуясь малолетней онанисткой. Оля, крепко зажмурив глаза, высунула язычок и стала им водить по губам. Зрелище было неописуемым. Вдруг она открыла глаза, хитро взглянула на меня и сказала:

— А давай ебаться!

Я опешил. Все-таки мы еще маленькие.

— А ты… умеешь?

— Нет… Вот и попробуем!

Ну, как вам эта детская непосредственность?

Оля легла на спину (а дело происходило недалеко от нашей речки, в месте, которое почему-то не было популярным, так что я не боялся, что нас застукают), широко развела ножки и наконец-то раскрыла пальчиками губки. Как я уже говорил, подобное зрелище не было мне в новинку, но теперь я был поражен видом до глубины души.

Оленька опять прикрыла глазки:

— Ну, давай…

Я немедленно почти лег на нее и нацелился писунком прямо в эту маленькую дырочку. Оля помогла мне рукой, и — о чудо! — головка моего хоботка оказалась объятой упругими половыми губками ребенка. Это были совсем не те ощущения, которые я испытывал, удовлетворяясь с помощью Дуньки Кулаковой. Я довольно быстро продвинулся вперед и мое естество оказалось почти полностью в естестве малолетки. Предвижу очередные недоверчивые возражения: разве можно вот так просто посношаться с пятилетней девочкой? Можно. Я же посношался. Просто она была очень возбуждена, и юный возраст не стал помехой. А целочку она порвала себе давно, занимаясь мастурбацией…

По личику Оли было видно, что она просто счастлива. Девочка стала настолько активно двигаться, что мой пенисок чуть не вылетел из дырочки. Наконец она вздрогнула, затем тельце обмякло. Тут и я испытал нечто вроде оргазма, хотя спермы у меня тогда еще не было, как и у любого пацана моего возраста.

Я отодвинулся от нее и улегся рядом. Так мы лежали довольно долго. Затем я стал осторожно трогать ее сосочки. Оля тихонько захихикала, а потом попросила:

— Потрогай меня там… Пальчиком…

Мой палец дотронулся до писи девочки. Губки были очень горячими и совершенно мокрыми. По какому-то наитию я стал осторожно всовывать перст внутрь. Это были весьма интересные ощущения. Олечка негромко повизгивала и даже как-то поскуливала. И вот детское тельце опять затрясло. Девочка вновь напряглась и расслабилась.

…Я любовался ее голыми детскими сосочками, а Оленька стала играть с моим стручком. Она дрочила его очень умело, чувствовалась практика. Как мне вскоре призналась Оля, она уже давно делала это двоюродному брату, немногим старшим ее, а он ласкал сестричку везде, как мог. Но поебалась она впервые со мной.

Мы еще три или четыре раза практиковали подобное, изучив тела друг друга доскональнейшим образом, а потом вся её семья внезапно уехала. Мы даже не успели толком попрощаться. Напоследок она так мило мне улыбнулась из окна автобуса, что у меня впервые в жизни защемило сердце. Да, это была настоящая любовь…

Думаю, вожделенный читатель на меня не в обиде за этот нечаянный флэшбэк. Что ж, рассказываю дальше. Я надумал совокупиться со своей родной сестрой, и это мне удалось. Причем на глазах у старшей сестры, что её слегка шокировало.

Трахну ее в попку, сразу решил я. Ведь Танюшка совсем маленькая, а писька у неё вряд ли такая же растяжимая, как у Оли. Несмотря на незрелось, я размышлял вполне логично. С маленькой девочкой действительно легче совокупиться анально, как я неоднократно убеждался в дальнейшей практике.

Я тихонько вошел в спальню сестер, мельком увидев в окне край заходящей луны. Время ещё есть. Забрался на Танюшкину кровать и стянул с сестры одеяло. Таня спала на животе. Очень удобно. Я стал аккуратно приподнимать её за бедра. Сестренка начала неохотно просыпаться. Не давая ей успеть сообразить, что к чему, я обильно послюнил головку пениса и стал её втискивать в тесную дырочку попки Танюши.

— Это ты, Сережка?.. Что это ты делаешь? Ой… Да что это?

И тут Танька догадалась. Но не стала капризничать, решила уважить брата. От попочки не убудет.

Дальше произошло событие, которого я надеялся избежать. Лено́к всегда спала очень крепко — из пушки не разбудишь. Но тут она проснулась и ахнула:

— Дети, что вы делаете? С ума сошли?

Раздался негромкий щелчок — Лено́к включила ночник. И что она увидела! Её младшие братик и сестричка стоят на постели в коленно-локтевой позе, и Сережа натягивает малолетнюю сестрёнку в зад, а та, уже войдя во вкус, только знай ему подмахивает!

— Да это же… это… Инцест!.. — последнее слово Лено́к произнесла уже не с той интонацией, с которой прозвучала первая реплика. Как выяснилось впоследствии, моя развратная сестра постоянно представляла эту сцену, онанируя. И вот мечта сбылась…

Повернув голову, я увидел, что Лено́к дрочит самым яростным образом, глядя на нас. У меня уже не было сил сдерживаться, и я стал заливать попу младшей сестры тугой струей густой утренней спермы. Малофья стала выливаться из крохотного очочка сестренки и капала на кровать.

Обессилено упав навзничь, я закрыл было глаза, но тут же почувствовал что-то горячее, влажное и остро пахнущее на лице. Словно сквозь туман до меня донеслись слова Ленка́:

— Полижи меня, полижи, Серёженька… Я сейчас спущу тебе в рот, в твой чудесный ласковый ротик… Ты лучше всех знаешь, как ублажить сестру…

Открыв глаза, я увидел в тусклом свете тело старшей сестры в ракурсе. Колыхались небольшие упругие грудки с торчащими сосками. Во рту становилось все горячее, усиливался острый терпкий вкус. Вместе с тем я почувствовал, как к члену прикоснулось что-то холодное и влажное. Танька догадалась обтереть мой пенис полотенцем. А затем я ощутил, как писюн стали еще неумело обволакивать крошечные губки младшей сестрёнки… Она решила доставить брату удовольствие, о котором знала только понаслышке. На миг ощущения прекратились, и вдруг я почувствовал, что головка находится в чем-то не менее влажном, но гораздо более тесном. Моя сестра-дошкольница садилась на член своей детской тугой писькой. О том, что происходило, я мог лишь догадываться — ведь я ничего не видел из-за Ленка́.

— Я кончу вот-вот, сейчас, подожди минутку… Спущу так, как не делала этого никогда в жизни…

К моему удивлению, хер опять был совершенно крепким и прекрасно чувствовал себя во влагалище скачущей на мне Таньки. Теплыми волнами снова стал подкатывать оргазм…

— Я кончила! — выдохнула старшая сестра. Во рту было уже невыносимо терпко. Тихонько завизжала и Танюшка. Я глубоко вздохнул и выстрелил в узкое влагалище младшей сестры…

Что еще рассказать? Пожалуй, хватит на сегодня. Добавлю вкратце: мы продолжаем наши экзерсисы. Все это нам очень нравится. Лено́к обладает даром завоевывать доверие маленьких девочек и, быстро соблазняя их, дает мне возможность выгуливать своего окрепшего жеребчика в письках, попках и ротиках детей. Мы повзрослели, Лено́к стала совсем большой, уже работает, а нам по-прежнему нравятся эти малолетние ангелочки…