Шаг. Еще один. Медленно, неохотно. Описать носком туфли полукруг, закинуть ногу на бедро Лекса. Замереть. Вдохнуть. Ощутить слабый запах его парфюма, щекой – его шершавую щеку с пробивающейся щетиной. Дыхание в унисон, сердце колотится в ритм мелодии. Отстраниться, ослабеть, опускаясь на пол в шпагате, позволив партнеру удержать, поднять, крепко прижать к телу. Резкий разворот, поворот, шаг. Прогнуться. Сближение и отдаление. Снова и снова. Извечная страсть и холод.
Черт его знает, почему я так застряла на этом аргентинском танго. Студия так себе, инструктор – усталая тетка, механически выполняющая свою работу. Из хорошего – Лекс, оказавшийся отличным партнером, и сам танец, словно оживляющий и встряхивающий суть. А ее мало что могло встряхнуть, ведь я слишком практична, слишком цинична, слишком бесчувственная, рациональная.
Сколько себя помнила, всегда была такой. Даже в сопливом детстве мечтала о сугубо приземленных вещах и осознавала: чтобы добиться мечты, надо вкалывать до седьмого пота и жертвовать всем. Поэтому лучше не иметь сантиментов, чтобы жертвовать не приходилось слишком многим.
А еще этот танцкласс помогал сосредоточиться. Отточенность и бесконечная отработка движений, позиций, поддержек, когда мозг перетекает в тело, освобождаясь от лишних мыслей, - и после часа занятий ты выходишь из студии обновленным человеком с готовыми планами в голове.
Но не сегодня. Сегодня все летит в тартарары. Вместо расслабляющего напряжения, я чувствовала отчаяние, злость, вместо пустоты и контроля – тревожную заполненность.
Нет, в таком состоянии не соберусь после занятия, а наоборот, взорвусь. И это нисколько не поможет правильно выстроить встречу и разговор вечером.
- Налево. Марина, здесь поворот налево.
- Черт, - прошипела взбешенно, сдув прядь волос с лица.
- Все, вы сбились. – Тамара махнула рукой, требуя от нас остановиться. Три остальных пары отвлеклись на нас, сбились следом. – Так трудно запомнить, что ли?
- Трудно, - выплюнула я, отлепившись от Лекса. – Вы только в прошлый раз усложнили элементы, я не настолько гениальна, чтобы так быстро перестроиться.
Губы инструктора раздраженно поджались, отповедь не пришлась по вкусу. А зачем мне сдерживаться ради этой неопрятной тетки, не умеющей ни причесываться нормально, ни одеваться и абсолютно ничем не впечатляющей: ни умом, ни фигурой, ни талантом?
- Так, - Тамара отвернулась, не выдержав моего ехидного взгляда. – Начнем сначала.
Лекс обнял меня, глядя вопросительно, но я еще не перекипела. Бесило все: освещение, композиция, звучащая в сотый раз, люди вокруг, невозможность заниматься в таком неуравновешенном состоянии.
- Я все на сегодня. – Сорвалась к выходу в раздевалки, оттолкнув Лекса.
- ПМС, наверное, - тихо хохотнула малахольная рыжая девица в жутком бирюзовом топе. Никак не могла запомнить ее имя, да и ни к чему оно такой лишенной вкуса дуре.
В раздевалке, сбросив туфли, сменила легинсы на джинсы, а тунику – на футболку от Guess. Не стала тратить время на прическу, не то настроение, чтобы заниматься волосами, так что просто стянула резинку, захлопнула дверцу шкафчика.
Я ненавидела такие дни. Когда почва уходит из-под ног, и ты балансируешь, танцуя меж языками пламени, стараясь уцелеть и понимая: это была просто иллюзия контроля, а иллюзии иметь опасно.
Лекс предсказуемо ожидал снаружи, полностью собранный, с сумкой, перекинутой через плечо.
- Что случилось? – спросил. Серые глаза с тревогой смотрели на меня. – Ты поссорилась с Максом?
Если бы… Все гораздо хуже.
- Нет. Настроение просто ни к черту. Та идиотина, должно быть, права. ПМС, - натянула на лицо улыбку, прекрасно осознавая, что она смотрится как оскал и портит мое лицо.
- Рин, не ври, - нахмурился Романов. – Хотя бы мне.
- Тогда не спрашивай ни о чем, - оборвала, проходя мимо.
Лекс поймал меня за локоть, останавливая.
- Пойдем кофе попьем. Спрашивать ни о чем не буду, обещаю.
Старый-добрый милашка Александр Романов. Годы идут (сколько мы уже дружим с ним? Пять, шесть лет?), но ни хитрости, ни изворотливости, ни нахрапистости у него не прибавилось. Идеальный ноль, который мог бы при иных условиях стать идеальным мужчиной. Внешностью природа не обидела, так он сам отлично портит ее то повышенной лохматостью темно-русых волос, то странной мешковатой одеждой. Ум тоже имеется, но что он значит, если у тебя совершенно нет амбиций, если слово «пробиться» синоним преступления против совести и человечности? Ничего. Так и прозябает на должности продавца-консультанта в спортивном магазине. Денег не было, нет и не будет. И не потому, что тратит безудержно на люкс или копит на крутую тачку (его и страшненькая старая «Калина» устраивает, столько лет уже на ней катается и менять не думает) или лофт в центре, а потому, что не видит смысла в том, чтобы их было как можно больше.
Одного у Лекса не отнять: он отличный, преданный друг. Каждый раз, когда слышу словосочетание «душевный человек», непременно думаю о нем. Наверное, потому, что Романов действительно с огромным сердцем и широкой душой. Тот, кто согреет в стужу невзгод, рассмешит в минуту горечи, протянет руку помощи, когда идешь ко дну. Я – не такая. Так не смогу. Но, как всякая эгоистка, держу Романова рядом, практически использую, восхищаясь и порицая, завидую и испытываю жгучее чувство неполноценности одновременно с чувством практически щенячьей привязанности.
Мы познакомились на студенческой тусовке. Тогда, будучи третьекурсницей, я сошлась с Ксенией, той еще оторвой. Куда нас только не заносило… И однажды принесло на какой-то квартирник. Лекс играл на гитаре, не выпуская изо рта сигарету, темные длинные и спутанные волосы падали на лицо, привлекающее пусть не классической красотой, а какой-то харизматичной одухотворенностью, ловкие, изящные пальцы перебирали струны. Он посмотрел на меня и так светло улыбнулся, что поймала себя на мысли: да, в такого симпатичного маргинала-музыканта вполне можно и нужно влюбиться.
Контакт Илоны Хвостова прислала через день. К тому моменту шок прошел, а я пыталась адаптироваться к переменам, осознать новую реальность. И то, и другое давалось с трудом.
В свой первый день на новом месте проспала до вечера, рухнув там, где Лекс мне постелил (на его, кстати, кровати, Романов просто сменил наволочку и простынь). К слову, я так и осталась в той комнате, которая служила парню спальней, сам он перебрался в смежную и ночевал на диване. Сказала ему, что гостья здесь я, и на диване надлежит спать мне, но Лекс ничего не желал слушать, заявив: он здесь хозяин и только он решает, где и кому спать, мол, таково условие «аренды».
Да уж, умел он быть упрямым и несговорчивым, этого не отнять.
Утром следующего дня я встала практически вместе с Лексом, мы выпили кофе (нет, все-таки ужасно он его готовит, придется брать это дело в свои руки), я проводила его до двери, пожелав хорошего дня, закрылась и замерла, повернувшись, новым критическим взглядом оглядывая место нынешнего обитания.
Жуть. Словно из дворца в дыру. Хотя почему словно? Так и есть.
Но выбирать не приходится. Если хочу выжить и снова подняться, придется немного повозиться в грязи и наделать из нее куличиков, как в песочнице.
Сообщение от Дашки застало меня в тот момент, когда орудовала стареньким и слабомощным пылесосом, закончив сметать пыль с полок и двигать мебель, формируя хотя бы подобие пространства. Лексу, как и многим мужчинам, было плевать на окружающий «ландшафт», меня же в этой квартире заставляло передергиваться все: цвет обоев, занавески, темная полировка старых шкафов, вязаные салфетки на тумбочке и у телевизора, невзрачная сантехника и прочее. И это не говоря уже о чисто мужском хаосе. Каждой вещи свое место – нет, не слышали.
Поместив присланный номер в контакты, задумалась, когда Илоне нужно написать и какими именно словами сформулировать просьбу. Не радует и факт, что совсем не готова выходить на «охоту», нет ни денег, ни платьев, ни украшений, ни, кажется, лоска… В глазах должны сверкать уверенность, чувство превосходства, а в моих пока застыли растерянность и пустота.
Плохо. Нужно брать себя в руки, сходить на массаж, обертывания, полежать в солярии, побаловать себя сауной, посетить отличный ресторан (то, что мы с Лексом ели все это время, ужасно). Это поднимет настроение. Конечно, я потеряла нормальную жизнь, но ведь могу сохранить хотя бы подобие ее.
… В субботу около девяти вечера поняла: я в полном дерьме. Сохранить подобие прежней жизни, барахтаясь в нем? Наивная дура.
«Игуана», где сегодня выступила группа Романова, - второсортный бар, но, надо отдать должное владельцу, с претензией и особым духом. Поддержав приятеля (они и правда очень неплохо сыграли, написали несколько новых песен, восторг был искренним и хотя бы на некоторое время заставил забыть о проблемах), я присела возле стойки, заказала коктейль, а потом еще один. Лекс с ребятами задерживался, обсуждали что-то с администратором.
- Хей, красивая, чего скучаем? – оперевшись на стойку, мне в лицо заглянул парень. Вполне знакомый. Новый вокалист группы Лекса. Широкая улыбка на круглом лице, хитрые карие глаза, торчащие ежиком короткие волосы с осветленными концами, художественно порванная у горла футболка и зауженные джинсы – оглядев все это, раздраженно и брезгливо скривилась, давая понять, что абсолютно не в настроении.
- Отвали, Свен, она со мной, - Лекс опустился рядом, шутливо отпихнул коллегу подальше от меня.
- Да? Крутяк. Ты настоящий мужик, она шикарная цыпочка.
- Проваливай, не нервируй, - огрызнулся Романов.
Бездумно водя пальцем по прохладному влажному бокалу, не следила за их разговором. Алкоголь ударил в голову, обманчиво расслабляя, утяжеляя тело.
- Ты как? Понравилось? Извини за этого свинтуса, вечно болтает…
Повернула голову к Лексу, налепила улыбку:
- Все супер.
- Что пьешь? – Он уставился на мой бокал, содержимое которого болталось на дне, едва покрывая кубики льда.
- Хрень какую-то, - пожала плечами.
Название я не запомнила, зато на языке пек мерзкий вкус водки. Боже, действительно начала опускаться, уже пью крепкую дешевку, стремясь забыться. Как последняя бомжиха…
Лекс притянул к себе бокал, допил остатки, поморщился.
- Рин, это водка с апельсиновым соком, ты сроду такого не пила. Что случилось?
- А что случилось? – с любопытством воззрилась на него, подперев подбородок ладонью.
Было крайне интересно, как Романов интерпретирует происходящее со мной. Сама себе я объяснить не могла. Лишь чувствовала, как мрак, в котором существую (именно существую, жизнью это никогда бы не назвала), сгущается с каждым мгновением, хватает за горло, наваливается, обездвиживает. Так, что хочется орать.
- Тебя развезло. Поехали домой, - выдохнул Лекс, пристально глядя в мое лицо, мягко обхватил запястье, призывая подняться.
- Не хочу, - дернулась, освобождаясь.
– Не хочу снова в эту твою дыру, - проворчала, полезла в клатч за кошельком, желая проверить, есть ли деньги на еще один коктейль.
- Рин…
- Что Рин? – резко повернулась к нему, так, что окружающее поплыло перед глазами, вызывая чувство тошноты. – Оставь меня в покое! Наедине со своим соком и водкой!
Лекс помрачнел. Смотрел на меня… с сочувствием? Внутри вскипела злоба, а к глазам почему-то подкатили слезы. Какая же я жалкая, убогая!
- Я подожду тебя на улице, - произнес он, уходя.
Я бросила попытки подсчитать оставшуюся в кошельке мелочь, выругавшись, убрала его в клатч, закрыла лицо руками.
Спокойно. Все хорошо. Не надо истерик. Я со всем справлюсь, я сильная. Это просто алкоголь мутит разум, говорит за меня, не нужно было так набираться.
К Лексу вышла через несколько минут, собранная, высоко держащая голову. Он стоял у своей «Калины», болтая с Матвеем, бас-гитаристом, и, увидев меня, попрощался с ним. Я неторопливо приблизилась, не совсем доверяя ногам, ставшим нетвердыми, взглянула в его серьезное лицо, проверяя, зол ли он на меня. Он же смотрел вопросительно, ожидающе.