Лес

В те времена одни лишь коровьи тропы тянулись через лес, и был он так велик, что люди, собиравшие ягоды, легко сбивались с пути и много дней не могли найти свой дом.

Мы не осмеливались заходить далеко в лесную чащу, а постояв в лесу минутку, прислушавшись к тишине, бежали обратно. Больше всех боялся Матти, но ему ведь даже не исполнилось еще шести лет. Под горой был страшный обрыв, и мама без конца говорила нам об этой горе, прежде чем попрощаться перед отъездом.

Мама работала в городе, — работала, чтобы мы могли провести лето в домике, который она сняла по объявлению. Была нанята также Анна — готовить нам еду. Но она чаще хотела, чтобы ее оставили в покое. «Идите играть!» — говорила она.

Матти следовал за мной по пятам, куда бы я ни шла, и говорил: «Подожди меня», а потом спрашивал: «Во что мы будем играть?»; но он был слишком мал, чтобы брать его с собой, да и во что можно играть с младшим братцем? Дни стали ужасно длинными.

А позднее, в очень важный для нас день, мама прислала нам бандероль, а в бандероли лежала книга, которая все изменила, — она называлась «Тарзан — сын обезьяны».

Матти еще не умел читать, но я иногда читала ему вслух. Но большей частью я брала «Тарзана» с собой, когда залезала на верхушку дерева; Матти стоял внизу и непрерывно ныл:

— Ну, а что дальше? Он спасется?

Мама прислала нам еще две книги: «Дикие друзья Тарзана» и «Сын Тарзана»[1].

Анна сказала:

— Уж больно добрая у вас мама. Жаль, что вам пришлось расстаться с вашим несчастным папой.

— Где-нибудь он ведь есть, — сказал Матти. — Он — большой и сильный и ничего не боится, так что тебе лучше вообще помалкивать!

Чуть позднее Матти заявил, что он — сын Тарзана.

Лето совершенно изменилось, и важнейшее изменение было в том, что мы стали ходить в лес далеко-далеко. И обнаружили, что лес этот — джунгли, которые никто, кроме нас, не видел, но теперь мы не боялись заходить все дальше и дальше, в самую чащу, где деревья стояли плотной стеной в вечном мраке. Пришлось научиться ступать бесшумно, как Тарзан, — так, чтобы не сломать даже самую маленькую веточку, научиться прислушиваться совсем по-новому. Я объяснила брату, что нам нельзя ходить по коровьим тропам; ведь по этим тропам хищники идут на водопой. Нам надо быть чуточку поосторожней с нашими дикими друзьями, хотя бы пока.

— Хорошо, Тарзан, — согласился Матти.

Я научила его ориентироваться по солнцу, чтобы отыскивать дорогу обратно, научила, как не сбиться с пути и в пасмурную погоду.

Мой сын становился все более дерзким и умелым, но так никогда и не смог преодолеть по-настоящему свой страх перед смертельно опасными муравьями.

Иногда мы ложились на спину, там, где мшистый покров казался наиболее надежным, и смотрели ввысь, в гигантский зеленый мир, где редко можно было увидеть клочок неба, — хотя лес нес небо на своей зеленой крыше. Было совершенно тихо, но мы слышали, как ветер ступает по верхушкам деревьев. Никакая опасность нам не грозила, джунгли прятали и защищали нас.

Однажды мы подошли к ручью. Сын Тарзана знал, что ручей так и кишит пираньями, но он все равно перешел его вброд — очень проворно. Я начала гордиться им. И быть может, больше всего в тот раз, когда он осмелился проплыть несколько метров там, где было очень глубоко, и совершенно один. Я стояла, спрятавшись за камнем, со спасательной веревкой в руках, но он об этом не знал.

Я мастерила для нас луки со стрелами, но мы стреляли лишь в гиен, которые предположительно не принадлежали к числу наших диких друзей, а однажды выстрелили в удава, ему мы попали прямо в пасть, и он мигом сдох.

Когда мы возвращались домой, чтобы поесть, Анна спрашивала, во что мы играли, и мой сын отвечал: мол, мы — слишком стары, чтобы играть, мы просто изучали джунгли.

— Хорошо, — говорила Анна, — продолжайте в том же духе но старайтесь вовремя приходить к обеду.

Мы взошли на новую ступень самостоятельности и следовали лишь Закону Джунглей, который — неоспорим, строг и справедлив. И джунгли распахнулись перед нами и приняли нас. Каждый день охватывало нас пьянящее ощущение риска, крайней напряженности и желания быть сильнее — таких ощущений мы прежде за собой не знали. Но мы не убивали никого, кто был бы меньше нас. Наступил август, а с ним и его черные-пречерные ночи. Когда солнце садилось, отсвечивая красным между деревьями, мы бежали домой, так как не желали видеть наступление темноты.

Анна гасила лампу и запирала кухонную дверь, а мы лежали и прислушивались: кто-то выл вдалеке, а вот рев раздался совсем рядом с нашим домиком.

— Это — Тарзан! — прошептал Матти. — Ты слышала?

— Спи, — отвечала я. — Никто не сможет войти сюда, поверь мне, сын мой!

Но однажды, совершенно неожиданно, я с жуткой отчетливостью поняла, что мои дикие друзья — уже больше не друзья. Я почувствовала едкий запах хищников, вот мохнатые шкуры прижимаются к стенам лачуги… Это я выманила их из леса, и одна лишь я могла отогнать их отсюда, пока еще не слишком поздно.

— Папа! — закричал Матти. — Они входят в дом!

— Не глупи! — сказала я. — Это всего-навсего несколько старых сов и лисиц, которые ухают и лают, а теперь спи. История с джунглями всего лишь выдумка, это — неправда.

Я произнесла эти слова очень громко, чтобы те — за стенами домика — услыхали меня.

— Нет, правда! — закричал Матти. — Ты обманываешь меня, все это — правда!

Он был совершенно вне себя.

На следующее лето Матти захотел снова пойти со мной в джунгли. Но ведь фактически это означало — обмануть его.