Лететь выше всех

Глава первая

Кандида Элис Молдон вела себя как дрянная девчонка. Во-первых, она никому не призналась, что нашла на дороге три пенса. Во-вторых, не предупредила никого из домашних, что собралась на прогулку, – тогда бы ей никто этого не разрешил. В-третьих, с тех пор как у нее выпал зуб, девочке строго-настрого запрещалось есть сладкое.

Но сознание неправедности собственных поступков никогда не останавливало Кандиду. Она всегда делала то, что хотела. И была готова понести наказание и даже раскаяться. Но позже. Сжимая в руке трехпенсовик, девочка подошла к витрине кондитерского магазина и принялась разглядывать выложенные там сладости. За стеклом, словно египетские сокровища, фотографии которых в газете показывал ей отец, лежали самые разные конфеты, и было их вполне достаточно, чтобы довести до зубной боли весь мир.

Тут были красные и зеленые карамельки в форме зонтиков, и лошадки на палочках. А еще – разноцветные желейные конфеты: мармелад в сахаре, мармеладные младенцы и змейки, леденцы в виде бананов, снежки в кокосовой стружке и кислый горошек. Его можно было купить аж двадцать четыре горошины за пенни, но на вкус Кандиды он был чересчур кислым. Девочка отказалась от жевательных мармеладок, потому что те слишком прилипучие, от мускусных палочек – те очень крошились, и от мятных конфет – из-за их резкого вкуса. Она присмотрелась к леденцам, переливавшимся всеми цветами радуги, словно бабушкина стеклянная брошка миллефиоре, и к монпансье в длинных прозрачных трубочках. Полюбовалась на карамельные держатели для колец с настоящими кольцами, на радужные шарики, медовых мишек и шоколадные ириски. Кандида так тяжело дышала, что витрина запотела, и ей пришлось протереть стекло рукавом.

– Чего бы тебе хотелось, душечка? – спросила продавщица.

– Меня зовут Кандида, – сообщила девочка. – У меня есть три пенса. Дайте мне медовых мишек на полпенса, кофейного драже на полпенса, мятных листиков на полпенса, серебряных палочек на полпенса… зонтиков на полпенса и бананов на полпенса.

– Пожалуйста, мисс Кандида, – сказала продавщица, принимая теплую липкую монетку. – Вот ваши конфеты. Только не ешьте все сразу!

Кандида вышла из магазина и направилась к дому. Она не торопилась: ведь никто не знал, что она ушла.

По дороге она перескакивала с тротуара на мостовую и обратно, что ей строжайше запрещалось. Вдруг перед ней остановилась машина. Черный автомобиль, похожий на жука и ничуть не похожий на крошечный «Остин» ее отца. Девочка застыла в изумлении.

– Кандида! Вот ты где! Папа послал меня за тобой. Где же ты была? – Незнакомая женщина распахнула дверцу и протянула девочке руку.

Кандида шагнула вперед, чтобы получше рассмотреть незнакомку. У женщины были желтые волосы и неприятная улыбка.

– Ну же, иди сюда, дорогуша. Мы отвезем тебя домой.

– Я вам не верю, – без обиняков заявила Кандида. – Не верю, что папа послал вас. Я скажу ему, что вы врете. – Она запрыгнула на тротуар и собралась бежать домой. Но тот, кто сидел на заднем сиденье, оказался расторопнее. Сильные руки схватили девочку, и в лицо ей сунули вонючий платок. Мир погрузился в зеленоватую тьму.

Фрина Фишер покорно пила чай в «Клубе путешественников» с госпожой Макнотон. На то у нее были особые причины, которые, хоть и не облегчали тяжести испытания, все же помогали ей прямо держать спину. Нет, чай был отличный. И булочки, и клубничный джем, и сливки, которые, несомненно, получили от довольных коров. Были здесь и птифуры с глазурью ласкающих глаз расцветок, и хрустящее имбирно-коньячное печенье. Цейлонский чай подавали в больших серебряных чайниках и разливали в великолепные фарфоровые китайские чашки.

Единственной мухой в этом угощении была сама госпожа Уильям Макнотон – бледная, павшая духом женщина в сером костюме, который был ей совсем не к лицу. Бесцветные волосы выбивались из-под шпилек. Если изъяны внешности можно было исправить, обратившись к хорошему парикмахеру и кутюрье, то природная слезливость была неукротима. Госпожа Макнотон напоминала Фрине желе, осину и все прочие дрожащие предметы; однако под дрожащей оболочкой скрывался стальной характер. Облик этой женщины свидетельствовал о том, что она долгое время подвергалась насилию: запавшие глаза, нервные движения, привычка вздрагивать от каждого звука. Но со всеми бедами, выпавшими на ее долю, госпожа Макнотон на свой лад справлялась. Даже съежившись, она твердо стояла на своем, умела хранить секреты и наверняка ступила бы на тайную тропу. Сокровенность ее характера и устремлений была почти абсолютной, эта женщина изведала такое, что теперь способна была устоять и под пытками. И все же Фрина не могла не проникнуться к собеседнице симпатией: она сама обычно встречала испытания с высоко поднятой головой, действовала решительно и без оглядки.

– Я хотела поговорить с вами о сыне, мисс Фишер, – произнесла госпожа Макнотон, протягивая Фрине чашку чая. – Я тревожусь за него.

– И что же вас беспокоит? – спросила Фрина. Она выплеснула чашку слабенького чая в полоскательницу и налила себе более крепкую заварку. – Вы говорили с ним об этом?

– Нет-нет! – Госпожа Макнотон отпрянула.

Фрина добавила в чай молоко и сахар и задумчиво принялась размешивать напиток. Похоже, выведать у госпожи Макнотон, что, собственно, ее беспокоит, не легче, чем вырвать зуб у строптивого быка.

– Объясните мне, в чем дело, и, возможно, я смогу вам помочь, – проговорила Фрина.

– Я наслышана о ваших талантах, мисс Фишер, – напрямик заявила госпожа Макнотон, – и надеюсь, вы сумеете помочь мне, не поднимая скандала. Леди Роуз весьма высоко о вас отзывалась. Возможно, вы знаете: она в родстве с моей матерью.

– Конечно, – кивнула Фрина, взяла имбирноконьячное печенье и улыбнулась.

У леди Роуз как-то раз пропали изумрудные сережки. Алчный племянник, он же наследник, уверял ее, что их украла горничная, долгие годы служившая в доме верой и правдой, и местный полицейский был с ним полностью согласен. Но леди Роуз отказывалась им верить. Она наняла Фрину, чтобы та нашла сережки, и мисс Фишер с легкостью справилась с этим заданием. Достаточно было просто навести справки в местном ломбарде, куда племянничек пристроил пропажу. Оказалось, что молодой человек совершил неразумное капиталовложение, поставив полученные им проценты на лошадь, принимавшую участие в скачках на ипподроме Флемингтон, но та, увы, не проявила достаточного рвения, вот он и не смог выкупить украшение. Леди Роуз была не слишком щедра в оплате, но зато не поскупилась на отличные рекомендации. А поскольку Фрина не испытывала недостатка в средствах, то осталась вполне довольна сделкой. Леди Роуз сообщила своей ближайшей знакомой, что «Фрина хоть и похожа на лихую девицу: курит сигареты, пьет коктейли и, кажется, даже летает на аэроплане, но у нее есть мозги и здравый смысл, так что на нее можно полностью положиться».

С тех пор как Фрина решила стать детективом, у нее не было недостатка в работе. Она отыскала пропавшего персидского котенка, по которому очень горевал сынишка испанского посла. Несмышленыша привлекли соблазны ближайшей рыбной лавки, где его и заперли. Фрина освободила котенка (после того как бедняга вытерпел три купания кряду) и вернула его страстному обожателю. Мисс Фишер проработала три недели в конторе и проследила, как складской бухгалтер клал в карман выручку, а вину за недостачу сваливал на нерасторопных женщин-служащих. Фрине было особенно приятно вывести этого типчика на чистую воду. Потом она долго вела наблюдение за грубым извергом-мужем и собрала достаточно свидетельств, чтобы его жена смогла получить развод. Оказалось, что синяки и сломанные пальцы несчастной женщины не могут служить достаточным доказательством, потребовалось подтвердить еще и супружескую измену. Фрина никогда не робела перед необходимостью слегка подтасовать факты, она без труда нашла подходящую кандидатку среди знакомых девушек-работниц и, не скупясь, заплатила фотографу из собственного кармана. Муж был извещен, что получит негативы в обмен на свидетельство о разводе, и все диву давались, что такой твердый и непреклонный упрямец прошел все перипетии развода, как послушный ягненок. Его бывшая жена получила приличное обеспечение и, по слухам, была очень счастлива.

В результате всех этих свершений у Фрины от клиентов отбоя не было, так что скучать не приходилось. Она решила, что нашла свою стезю. Леди Роуз описала Фрину так: «Маленькая худенькая девушка с черными волосами и короткой круглой стрижкой – мне говорили, что она называется «боб», – дерзкими серо-зелеными глазами и фарфоровой кожей. Ну прямо статуэточка». Фрина не могла не признать верность этого портрета.

Для беседы с госпожой Макнотон Фрина выбрала бежевое платье мужского кроя (которое, как ей казалось, делало ее похожей на тюремную надзирательницу), темно-серые туфли, чулки в тон и фетровую шляпку клоше пепельно-розового цвета.

Фрина никак не могла продвинуться в разговоре с госпожой Макнотон: та безумствовала во время телефонного разговора, а теперь никак не могла подступиться к делу.

Фрина ела печенье и ждала. Госпожа Макнотон (которая почему-то не предложила называть ее по имени – Фрида) отхлебнула водянистого чаю из своей чашки и наконец призналась в том, что ее так тревожило:

– Я боюсь, что сын хочет убить моего мужа!

Фрина чуть не поперхнулась печеньем. Такого она не ожидала!

– Почему вы так решили? – невозмутимо поинтересовалась она.

Госпожа Макнотон порылась в своей большой сумке для рукоделия, которая покоилась на диване рядом с ней, и протянула Фрине смятое письмо. Один край был опален – похоже, его вытащили из огня. Фрина осторожно развернула хрупкую бумагу.

– «Если папаша не явится на вечеринку, все кончено, – прочла она вслух. – Мне придется убрать его. Во всяком случае я намереваюсь поговорить с ним об этом сегодня вечером, поэтому пожелай мне удачи, детка».

Подпись гласила: «Вечно твой Билл».

– Вот видите, – прошептала госпожа Макнотон. – Он задумал убить Уильяма. Что же мне делать?

– Где вы это нашли? – спросила Фрина. – В камине?

– Да. Какая вы догадливая, мисс Фишер! Моя служанка обнаружила письмо утром, когда убирала комнату: это копия, сделанная под копирку. Билл такой деловой, он всегда делает копии своих писем. Сын договорился встретиться с Уильямом в его кабинете сегодня вечером, хочет поговорить о своем новом рискованном предприятии. Я, – тут голос госпожи Макнотон задрожал, – просто не знаю, что делать!

– Но «убрать» может иметь самый разный смысл и не обязательно означает убийство, госпожа Макнотон. А что это за предприятие?

– Что-то связанное с аэропланами. Билл пилот; знаете, он выиграл много соревнований и все такое. Я, как мать, конечно, вся издергалась из-за этих его полетов. Самолеты такие ненадежные, как они могут держаться в небе? Просто не верится, ведь они тяжелее воздуха! У Билла летная школа в Эссендоне, мисс Фишер, он учит летать. Теперь ему понадобились деньги Уильяма для нового дела.

– Какого? – поинтересовалась Фрина. Она обожала самолеты.

– Они задумали перелететь через Южный полюс. Северный полюс уже дело прошлое. «Никто не пробовал пролететь там, – объяснял он мне. – Земля – сплошная ледяная пустыня, ничего интересного, а вот в воздухе мы можем преодолевать несколько километров в минуту». Сын хотел, чтобы Уильям вложил деньги в эту затею.

– А ваш муж не согласился?

– Нет. Они постоянно ссорятся из-за денег. Уильям выделил капитал для организации летной школы, но та не больно процветает. Муж настоял, что сам станет председателем совета директоров компании, и потребовал, чтобы ему ежемесячно представляли подробный финансовый отчет. Потом он вызвал к себе Билла, и они страшно ругались из-за того, как ведутся дела. А покупка нового самолета Уильяма просто взбесила.

– Почему?

– Он заявил, что компании с такими финансовыми проблемами нельзя просить о новом займе – так он, кажется, выразился. Боюсь, я не сильна в деловых терминах. Они очень похожи: оба здоровенные, вспыльчивые, да еще и упрямые. Они ссорятся с самого рождения Билли, – вздохнула госпожа Макнотон, обнаружив неожиданную прозорливость. – Амелии было полегче, она девочка, а Уильям девочек ни в грош не ставит. Дочь увлекается искусством, и ее почти не бывает дома. Она хотела получить собственные средства, чтобы жить в студии, но муж и слышать об этом не захотел. «Не допущу, чтобы моя дочь жила как богема!» – заявил он и не дал ей ни пенни, но она все равно записалась в художественную школу и приходит домой только ночевать. С ней нет проблем, – отрезала госпожа Макнотон и взмахнула чашкой, словно делая знак, что разговор о дочери закончен. – А вот Билл ссорится с отцом постоянно. Все ему в лицо говорит. Никогда они не поладят: кидаются друг на друга как враги! Вечно кричат. Мои нервы этого долго не вынесут. Мне уже приходилось лечиться на водах в Дэйлсфорде. Мисс Фишер, я так боюсь, что Билл в гневе… исполнит свои угрозы. Можете вы как-то помешать этому?

– Что, по-вашему, я должна сделать?

– Не знаю, – простонала госпожа Макнотон. – Что-нибудь!

Казалось, она ждала, что Фрина взмахнет волшебной палочкой. Видя, что дама на грани нервного срыва, мисс Фишер поторопилась дать согласие.

– Хорошо, я постараюсь. А где сейчас Билл?

– Должно быть, на аэродроме, мисс Фишер. Летная школа «Выше всех». У них красный ангар в Эссендоне. Вы его сразу увидите.

– Я отправлюсь туда прямо сейчас, – сказала Фрина, ставя чашку на стол. – Не волнуйтесь понапрасну, госпожа Макнотон. Полагаю «убрать» означает «убрать из совета директоров», а не «убрать из этого мира». Но я все же поговорю с Биллом.

– О, благодарю вас, мисс Фишер! – пролепетала госпожа Макнотон, нащупывая в кармане нюхательные соли.

Фрина завела «Испано-Сюизу» – предмет своей гордости и самое драгоценное имущество и погнала назад, в отель «Виндзор». Она как раз выселялась оттуда в недавно купленный дом и надеялась, что новое обиталище окажется не менее комфортабельным, чем гостиница. «Виндзор» удовлетворял Фрину по всем статьям: стиль, комфорт и обслуживание в номере. Оставив автомобиль, она взбежала по ступенькам.

– Дот, хочешь полетать на самолете? – крикнула Фрина из ванной своей бесценной и преданной служанке.

Дот, стройная миловидная девушка, попала на службу к Фрине после попытки непредумышленного убийства. Она держалась весьма консервативных взглядов: отдавала предпочтение строгим коричневым платьям и никак не решалась расстаться со своими длинными волосами. К тому же недолюбливала «Испано-Сюизу».

Перспектива болтаться высоко в поднебесье, где обитают лишь птицы да ангелы, не прельщала Дот. Она подошла к двери ванной, держа в руках кожаную летную куртку:

– Нет, мисс, я не хочу летать на самолете.

– Ладно, бояка, а что ты делаешь днем? Хочешь поехать посмотреть или у тебя есть на примете занятие поинтереснее?

– Я охотно съезжу посмотреть, мисс, только не уговаривайте меня подниматься в воздух на одной из этих штуковин. Вот ваши бриджи и кожаная куртка. А как насчет шляпы, мисс?

– В большом сундуке должен быть летный шлем.

Фрина натянула бриджи, теплый шерстяной свитер и ботинки, затем порылась в сундуке и извлекла нечто похожее на видавшее виды кожаное ведро.

– Вот он. Бери пальто, Дот, и пошли. Нам надо съездить в Эссендон поговорить с Биллом Макнотоном. Он владелец летной школы. Его мать вбила себе в голову, что он собирается укокошить своего папашу.

– В самом деле, мисс?

– Не знаю. Мамаша его самая нервная женщина, в какую Господь Бог когда-либо вдувал душу. А отец и сын те еще задиры. Посмотрим. Давненько я не сидела в кабине самолета!

«Испано-Сюиза» с ревом сорвалась с места. Фрина легко вывела огромный автомобиль на дорогу. Дот, как всегда в начале поездки, зажмурила глаза. Автомобиль казался таким большим, таким красным и таким вызывающим, а манера вождения Фрины – такой дерзкой и стремительной, что Дот считала: этот экипаж не предназначен для дам.

Путь до Эссендона они проделали за полчаса и в конце концов затормозили у красного ангара. Аккуратная вывеска известила их, что они добрались до «Летной школы «Выше всех». Владелец У. Макнотон».

– Вот мы и прибыли, Дот, вылезаем. Неизвестно, как пойдет разговор, так что на всякий случай держись в сторонке и будь готова к поспешному отступлению.

– Но почему, мисс?

– Понимаешь, не так-то просто придумать деликатный способ узнать у человека, не задумал ли он пришить своего отца.

– Ах, вот что! – кивнула Дот и поплотнее укуталась в синее пальто.

День выдался холодный и ясный. В самый раз для полетов, подметила про себя Фрина. Три самолетика не очень уверенно кружили в небе, управляемые еще неопытными пилотами. Более крупный скоростной двухместный самолет покачал крыльями и начал аккуратно снижаться, приземлился и плавно покатил по поросшей травой полосе. Пилот отогнал машину на стоянку, вылез из кабины и закричал что есть мочи:

– Отличная машина! Легка в управлении, только немного тяжеловата на нос, но хорошо, что ты предупредил меня об этом, Билл. Эгей! А что это за дама?

Фрина подошла поближе, протянула руку и пожала летную перчатку пилота.

– Я Фрина Фишер. И тоже увлекаюсь полетами, но такой машины прежде не видела. Что это?

– «Фоккер», их выпускает немецкая компания. Один из таких самолетов летал на Северный полюс, для этого его поставили на лыжи. Джек Леонард, мисс Фишер. Рад познакомиться. А это Билл Макнотон. Самолет его.

Фрина протянула руку, и та почти по локоть утонула в огромной пятерне. Госпожа Макнотон не предупредила ее, что Билл под два метра ростом и здоровенный, словно кирпичная стена. Фрина окинула взглядом облекавший торс великана кожаный летный костюм и добралась до большого грубоватого лица: светлые курчавые волосы, что твой херфордский бык, и пронзительные, острые глаза. Впечатление скрашивала добродушная улыбка.

– Здравствуйте, мисс Фишер. Говорите, любите полетать?

Фрину задело недоверие в его голосе. На ее счету было двести часов одиночных полетов, и она обожала выделывать в воздухе всякие лихие трюки. Нет, любительницей ее не назовешь. И Билл в этом убедится.

– Да, немного, – произнесла она невинно. – Можно мне взять одну из «Бабочек»?[4]

– Тогда и я с вами, мисс Фишер, – заявил Билл. – Так, для компании.

Фрина снова улыбнулась и забралась в кабину. Это был надежный биплан – отличная машина для новичков. Он мог взлетать и садиться с носового платка и обладал скоростью сваливания в шестьдесят четыре километра в час. Фрина натянула шлем и вдохнула бодрящий запах авиационного горючего и масла.

– Заводите, Джек, – скомандовала она, стараясь перекричать рев мотора. Джек Леонард крутанул винт. «Бабочка Шелкопряд»[5] покатила на своем велосипедном шасси по летному полю и взмыла в небо. Фрина больше всего любила момент взлета: ощущение, что сердце выскакивает из груди, когда сила земного притяжения ослабевает и земля отпускает самолет.

Она сделала круг над летным полем. Ей видны были «Испано-Сюиза», блестевшая словно жукскарабей, и тоненькие, будто спички, фигурки Дот и Джека Леонарда.

– Неплохой взлет, мисс Фишер! – прокричал за ее спиной Билл Макнотон. – Покажите, на что еще вы способны.

Фрина потянула на себя рычаг управления, и крошечный самолетик стал набирать высоту. Она внимательно осмотрела небо. Поблизости никого. Последний робкий ученик уже совершил посадку. Небо было свободно, безоблачно и спокойно. Она бросила взгляд через плечо и заметила самодовольную ухмылку Билла. Что ж, решила Фрина, пришла пора стереть улыбку с его физиономии, и отклонила элероны.

«Бабочка» с агонизирующим воем вошла в штопор. Ветер ударил в лицо Фрины с такой силой, что не спасали даже летные очки, она невольно заморгала. Фрина наступила на трос, чтобы парализовать контрольное управление из второй кабины, которым пытался воспользоваться Билл.

Падая словно лист, рассекая крыльями воздух, самолет ринулся вниз. Всем, кто наблюдал за полетом, казалось, что машина потеряла управление. Фрина, сжав зубы, выжидала, и только когда ясно увидела выражение ужаса на лице Дот, развернула самолет и заставила его, также кружась, взмыть в небо. Билл перевел дух и чертыхнулся. Фрина убедилась, что самолет снова послушен ей, и оглянувшись, одарила Билла самой очаровательной из своих улыбок.

– Ну как, умею я летать, господин Макнотон? – прокричала Фрина против ветра. И увидела, как он кивнул. Она отпустила контрольный трос и сказала: – Если вы сможете ровно вести машину на скорости восемьдесят километров в час, я покажу вам забавный трюк. – Фрина наслаждалась собственным бесстрашием.

– Хорошо, восемьдесят так восемьдесят, – согласился Билл, беря на себя управление.

– Следите, чтобы крылья все время были горизонтально, – предупредила Фрина. Самолет выровнялся и плавно полетел вперед. Фрина схватилась за распорку, вцепилась в нее и поставила одно колено на верхнее крыло. Прежде чем ошеломленный Билл успел остановить ее, мисс Фишер взобралась на крыло и преспокойно прошлась по нему, а он тем временем осторожно выравнивал самолет, чтобы компенсировать ее вес. По лицу Билла, заливая глаза, струился пот. Фрина дошла до конца крыла и повернулась, чтобы идти назад.

Она радостно подставила лицо ветру, он был не сильнее, чем при поездке на гоночном автомобиле, а поверхность крыла перетягивали распорки, в которые удобно было упирать носок ботинка. Она помахала людям на земле и медленно пошла назад, отметив, что ее пилот прекрасно держит наклон крыла.

Пусть Билл и не очень любезен, но летает как ангел, подумала она, повиснув на миг на руках в двух тысячах метров над землей, а затем спрыгнула назад в кабину.

– Отлично ведете, – крикнула она Биллу, но тот не ответил.

Фрина безупречно совершила приземление и выскочила из кабины навстречу восхищенной толпе.

– Бог мой, мисс Фишер, у вас что, совсем нет нервов? – спросил Джек Леонард, тряся ее руку. – За такое надо выпить. Пойдемте в столовую, мы примем вас в нашу команду.

Заметив, что Дот зажмурилась от страха, когда Фрина взобралась на крыло, заботливый молодой человек вызвался проводить ее до ангара и пообещал угостить чаем. Билл молча плелся следом, покачивая головой.

Джек проводил Фрину в небольшую комнату в конце ангара, где были барная стойка и несколько венских стульев. Металлические стены украшали трофеи и фотографии улыбающихся усатых воздухоплавателей. Здесь же висела мрачная картина, на которой был изображен биплан, разваливающийся на части при попытке сделать мертвую петлю.

Джек принес виски с содовой и уселся рядом, глядя на Фрину с восхищением.

– Где вы научились летать? – спросил он, когда Билл присоединился к ним с большим стаканом чистого бренди, который осушил залпом.

– В Англии, – ответила Фрина. – Я училась летать на «Бабочках». Красивые маленькие самолеты. Их можно заставить делать все что угодно.

– Понятно. Снизу казалось, что вы не больно-то управляете этим штопором, но, полагаю, вы знали что делали, верно? – восхищенно заметил Джек.

Билл хмыкнул.

– Вы прирожденный пилот, мисс Фишер. Если заподозрили, что я вам не доверяю, приношу свои извинения. У меня все нутро переворачивалось, пока вы там по крылу разгуливали. Ничего себе шуточка! Почему я прежде о вас не слышал? Не хотите сделать для нас несколько показательных полетов?

– Для кого это «нас»? – поинтересовалась Фрина и отпила из своего бокала, гадая, когда согреются ее ладони и голени.

– Для летной школы «Выше всех». Это моя компания.

– Понятно. Что ж, это возможно. Господин Леонард, могу я попросить вас поухаживать за моей служанкой? Кажется, у нее шок.

Она одарила Джека Леонарда улыбкой в сорок ватт, и тот поспешно подсел к Дот и заговорил с ней. Девушка была бледна и, казалось, пребывала в полуобморочном состоянии. Фрина воспользовалась тем, что они остались наедине, и посмотрела Биллу прямо в глаза.

– Сегодня утром я пила чай с вашей матушкой. Она хотела, чтобы я попросила вас не убивать вашего отца, – прошептала она и заметила, как здоровенная физиономия покрылась багровым румянцем.

– Что? Наглая бестия, какого черта вы суете нос в дела нашей семьи?

– Тише, тише. Не кипятитесь! Я вовсе не считаю, что вы задумали отцеубийство, а если еще раз посмеете назвать меня наглой бестией, я сломаю вам руку. – Она осторожно дотронулась до его правого запястья: – Вот эту. Научитесь сдерживать себя, а не то попадете в беду. А теперь послушайте. У вас с отцом на сегодняшний вечер назначена какая-то встреча, верно?

Здоровяк молча кивнул.

– Хорошо. Ваша мать напугана тем, как громко и сердито вы с отцом имеете обыкновение обсуждать свои дела, и всерьез опасается, что вы задумали убить старика. Почему бы не попытаться договориться миром? Разве нельзя не распаляться и обойтись без криков?

– Это не я, – буркнул Билл. – Это он. Отец прекрасно разбирается в делах, но ни черта не смыслит в самолетах – он до смерти боится подниматься в воздух, всего-то раз в жизни и пробовал – а пытается учить меня, как летать. Это меня бесит, тогда и он распаляется, и…

– …и вашей бедной матушке приходится улаживать очередную ссору, которая расшатывает ее нервы.

– А вам-то какое до всего этого дело, мисс Фишер?

– Я же вам объяснила. Ваша матушка попросила меня остановить вас, чтобы вы паче чаяния не убили своего отца. Я детектив. Не думаю, чтобы вы и впрямь решили напасть на него, но я должна что-то предпринять, чтобы отработать свой гонорар. Может, если это так необходимо, вы обсудите ваши дела где-нибудь в другом месте? – предложила она. – Например, тут. Здесь нет никого поблизости, и ваша мать ни о чем не узнает.

– Неплохая идея. Я и не догадывался, что наши дела ее так волнуют. Амелия вечно ныла, что мамуля вздрагивает при каждом звуке, но разве можно верить Амелии?

– Почему нет?

Билл хмыкнул и, наклонившись, прошептал:

– У этой девчонки с мозгами не в порядке. Задумала стать художницей, записалась в школу при галерее и талдычит лишь о красках и свете. Я никогда не обращал на нее внимания. Она не интересуется самолетами. Но вот вы, мисс Фишер, вы – другое дело. Обещаю сделать, что смогу, – уступил Билл. – Не хочу никому доставлять огорчения.

– Очень мило с вашей стороны, – усмехнулась Фрина и перевела разговор на летную тему.

Час спустя она освободила Дот от заботливой опеки Джека Леонарда и отвезла назад в город. Фрина устала от своих подвигов и была довольна тем, что добилась от Билла обещания держать себя в руках во время встречи с отцом.

– Ты не видел Кандиду? – встревоженно спросила Молли Молдон.

Временами у нее просто руки опускались: ну как ей справиться с Кандидой и ее отцом! Молли была маленькой женщиной, вспыльчивой, но рассудительной, в ее характере явно сказывалось присутствие кельтской крови. Генри Молдон любил повторять, что темперамент его жены под стать огненному цвету ее волос.

С малышом Александром Молли управлялась без труда: он был еще слишком мал для проказ, а вот Кандида частенько обводила ее вокруг пальца. Она была честной девочкой, но, если ей это было выгодно, готова была насочинить сто верст до небес. И не скажешь, что хрупкая, подверженная приступам астмы девочка обладала недюжинной силой десятерых и непреклонной волей Аттилы Завоевателя. Этот милый любящий ангелочек едва не откусил ухо своему братику. Кандида росла смышленой, сама выучилась читать. Но время от времени девочка совершала такие неразумные поступки, что Молли всерьез задумывалась: все ли в порядке у нее в головке? Родная мать Кандиды скончалась в доме для умалишенных, и Молли в приступах отчаяния порой бросала, что это дочка довела ее до такой судьбы.

Генри Молдон – высокий голубоглазый человек с обветренным лицом – поднял рассеянный взгляд от своих навигационных таблиц. Казалось, его глаза были постоянно устремлены куда-то за горизонт. Стоит ли удивляться, что по этой причине он умудрялся разбрасывать по всему Мельбурну свои ключи, бумажники, шляпы, зажигалки, а однажды и носки?

– Генри, очнись. Где Кандида?

– Да только что была здесь, – пробормотал Генри, с трудом отвлекаясь от мыслей о Южном полюсе. – Сидела тут, на полу, и читала газету. Она пришла в восторг от сокровищ Луксора, и я пообещал помочь ей построить пирамиду из кубиков, если она даст мне спокойно закончить вычисления. Вот она и сидела тихонько… Боже, целый час!.. Я и не слышал, как она ушла.

– Кандида знает, что ей запрещено покидать сад, – рассудила Молли. – Для начала надо поискать ее в доме. Поднимайся, Генри, пойдем. Что-то у меня на душе неспокойно.

В конце концов Генри полностью очнулся и тщательно обыскал первый этаж небольшого, только что приобретенного коттеджа. Деньги свалились на них так неожиданно, что он до сих пор не мог поверить в свою удачу. Большая часть вещей все еще была упакована в коробки, и не так-то много оставалось мест, где бы могла спрятаться маленькая озорница.

– Посмотри наверху, – предложила Молли.

Тут раздался звонок. Молли поспешила по коридору и распахнула дверь.

– Ты плохая, очень плохая девочка, – выпалила она, но тут обнаружила, что посетитель смотрит на нее с нескрываемым удивлением. На пороге стоял закадычный приятель ее мужа Джек Леонард.

– Эй, Молли, что стряслось? Воюете?

– Кандида пропала! – воскликнула Молли и разрыдалась. – Ну, я ей задам, когда доберусь до нее, она неделю сидеть не сможет. Джек, а ты на машине приехал?

– Ага, решил прогулять старую колымагу. Хочешь, чтобы я поискал ее?

– Да, Джек, пожалуйста. Она еще такая маленькая, я очень волнуюсь. Она ушла с час назад.

– Не грусти, старушка, эта девчонка будет посильнее… Ну, я хотел сказать, – замялся Джек Леонард, заметив, как гневно вспыхнули глаза Молли, – что она умница, эта ваша Кандида. Ничего с ней не случится. Я ее поищу. И найду, не беспокойся. А знаешь, Генри, отличный у тебя дом! Значит, купил на… э-э… доходы, как я понимаю?

– Да, а еще новый самолет, и сделал взнос на имя детей в банк, так что теперь мои карманы пусты, как и прежде. Молли еще не успела распаковать новую мебель и вещи, а за сад и подавно никто не брался. Ладно, Молли, – поспешно добавил Генри Молдон, заметив признаки возгорания в своей огненноволосой супруге, – мы немедленно отправимся на поиски. Идем, Джек.

– Сегодня утром наблюдал забавное происшествие, – сообщил Джек Леонард, отъезжая от обочины. – Одна молоденькая девица заявилась в летную школу Билла Макнотона и так закрутила «Бабочку»!

– Они всегда крутятся, если с ними не умеешь обращаться, – рассеянно поддакнул Генри Молдон. Он тоже начал беспокоиться о Кандиде. Обычно дочка вела себя вполне разумно, но она была очень своевольна и могла бродить где угодно, если ей так вздумалось. – Так она дилетантка?

– Да нет, старик. Настоящий ас! Она во вращении опустила самолет до девяти тысяч метров, а потом взмыла вверх. Билл тем временем сидел в соседней кабине. Потом выбралась из кабины, поплясала на верхнем крыле, прошлась до самого конца и преспокойно вернулась обратно. Знаешь, что я тебе скажу, Генри: найди я такую женщину – непременно бы на ней женился. Да только она не хочет. Бедняга Билл был белым как полотно, когда мисс Фишер наконец позволила ему повести самолет на посадку. Ей-богу, он был готов посадочную полосу целовать. Да ты не слушаешь, Генри?

– Нет, – кивнул Генри. – Я ее нигде не вижу.

– Мисс Фишер?

– Кандиду! – рявкнул Генри. – Сделай-ка еще круг, Джек, и, пожалуйста, помолчи. Мне надо подумать.

Хотя у Джека Леонарда детей не было, он не обиделся и покорно повел машину по новому кругу.