Лжецы и разбойники

ЛЖЕЦЫ

И

РАЗБОЙНИКИ

КАРЕН МЕЙТЛЕНД

О Карен Мейтленд

© Джон Ч. Гибсон.

Карен Мейтленд, в качестве путешественника и исследователя, побывала во многих уголках Соединённого Королевства, прежде чем на много лет осесть в прекрасном средневековом городе Линкольн, вдохновляющем её на творчество. Она-автор бестселлеров: «Белая комната», «Маскарад лжецов», «Убить сову», «Проклятие висельника» и «Соколы пламени и льда». В настоящее время проживает в Девоне, наслаждаясь прелестями сельской жизни.

О книге

Камлот и гадалка по рунам-Наригорм возвращаются, к восторгу поклонников классического романа Карен Мейтленд. В этот раз наша компания, в отчаянной попытке убежать от чумы, сталкивается с бандой разбойников, чьё ремесло - беззаконие, грабёж беззащитных … и убийство.

Но, вступив в противостояние с малолетней Наригорм, они понимают, что чума-далеко не самое худшее из этих двух зол.

1348 год от Рождества Христова

Рокингемский лес, Нортгемптоншир

Есть много рассказов о том, как Великая Чума впервые охватила нашу землю, о реках, превращённых в кровь, об огне, падающем с неба, о землетрясениях, проглатывающих церкви и о драконах, сражающихся среди облаков. Но история, которую знаю я, о странной потрёпанной компании путешественников, что блуждали вместе по пустынным дорогам, пытаясь, хоть на шаг, опередить смерть.

Горожане и жители деревень закрывали ворота перед незнакомцами, хоронились за дверями своих домов, но у нас не было собственного угла, где можно было бы спрятаться. Пока Великая Чума не пришла на наш порог, мы, каждый как мог, зарабатывали себе на жизнь, выманивая медный грош или кусок хлеба у толпы зевак по рынкам и ярмаркам на просторах Англии. Здесь был Зофиил-иллюзионист, показывающий фокусы; Родриго и его ученик, Жофре-музыканты из Венеции; Сигнус - рассказчик, родившийся с одной рукой; Осмонд-художник, путешествующий со своей хрупкой женой Аделой и Наригорм-беловолосый ребенок, читающая чужие судьбы по рунам. Ещё был я-камлот, торговец мощами и амулетами, продавец надежды, в которой так нуждался этот перепуганный мир.

Я был самым старым из нашей компании, древним, как некоторые могли бы сказать. Кривой на один глаз и с огромным шрамом, пересекающим половину моего лица.

Я был тем существом, которым матери пугали своих непоседливых чад, если те долго не засыпали в своих кроватках. Но во всей этой лжи была и доля правды, потому что монстр для них действительно существовал, монстр без лица и формы, который бесшумно подкрадывался на улице, пожирал животных в их хлевах, детей в своих кроватках и их родителей в тавернах. И никто, ни благородный рыцарь, ни Его Святейшество архиепископ, не могли одолеть того дракона, что распростёр свои крылья над всей Англией.

Это была зима 1348 года, но смена сезонов мало что изменила в погоде, дождь в этом году так и лил, не переставая, с середины лета. Ксанф -кобыла, тащившая фургон Зофиила со всеми нашими скудными пожитками, накануне потеряла подкову. Но дорога была настолько грязной, что никто из нас так и не смог определить место, где она соскочила. А без подковы, Ксанф не могла больше везти фургон по раскисшей от дождя земле без последствий, из которых, навсегда охрометь-было не самой худшей перспективой. Единственное, чем мы могли ей помочь, так это укрыть фургон лапником и листьями папоротника, в то время, как Зофиил отведёт лошадь через лес до ближайшей деревни, в надежде найти там кузнеца. Адела и я вызвались идти с ним, чтобы попытаться купить муки и сушёных бобов, если они ещё остались у местных жителей. А Родриго, Жофре, Осмонд и Наригорм должны были использовать это время для поиска всего, что может гореть в костре, и для охоты за любой живностью, что могла вариться в горшке, ибо наши запасы провизии иссякли, и мы ничего не ели с утра. Сигнус должен был остаться охранять фургон, хотя Зофиил возразил, что он скорее походит на кролика на поводке, оставленного охотниками для приманки кабана.

Пронизывающий ветер страдальчески завывал сквозь голые ветви деревьев, а дорога, что пролегла между ними, была сплошным потоком сочившейся грязи. В нескольких местах ледяные струи прорезали её, сметая любые камни, которые только могли захватить.

Ксанф была злобной кобылой, и, в лучшие времена, кусала любого, допустившего неосторожность попасть в пределы досягаемости ее зубов. Она привыкла, что всякий раз, распрягая, её ведут на пастбище, а не тащат по грязной дороге неведомо куда. Своё возмущение она выражала периодически изгибая шею и щёлкая зубами, в попытке достать руку, ведущего её под под-уздцы Зофиила.

Зофиил, не менее разгневанный, не сдавался и упорно продолжал тащить ее вперед. Их противостояние не улучшало настроения обоим.

Адела должна была скоро родить. Бедняжка тащилась по другую сторону от лошади и была вынуждена цепляться за гриву Ксанф, чтобы не поскользнуться, а это только усиливало раздражение кобылы. Я заставил Аделу зашнуровать ее безнадежно тонкие ботинки, но ткань стала такой тяжелой и скользкой от грязи, что она едва могла поднять ноги достаточно высоко, чтобы сделать шаг. Я видел, как она была измотана, но слишком боялась острого языка Зофиила, чтобы признать это.

«-Подожди, Зофиил! Аделе нужно отдохнуть…, и мне тоже», - добавил я поспешно, видя, как презрительно скривились его тонкие губы.

«-Если она не способна идти в ногу с хромой кобылой, тогда может остаться здесь отдыхать хоть навсегда. Если мы и дальше продолжим из-за неё останавливаться, то, когда доберемся до ближайшей деревни, будет уже слишком темно, чтобы вернуться назад к фургону.»

«- Мы не можем оставить ее здесь одну в лесу. Кроме того, мы все уже обсуждали, что если у деревенских и есть какая-нибудь еда, то они, скорее всего, сжалятся над беременной и продадут ей охотнее чем тебе или мне» - возразил я ему.

Когда мы всё же немного перевели дух, я посмотрел вперед, на дорогу, лежащую перед нами. Она спускалась вниз между деревьями и густыми зарослями ежевики. Это был не крутой уклон, но огромная лужа воды скопилась в углублении. Я надеялся, что там не слишком глубоко, ибо нам всё равно не удастся её миновать. Мы никогда не проведём Ксанф через эти тернии.

Зофиил снова дернул за поводья Ксанф, но этого было мало, требовалась мотивация посильнее, чтобы заставить ее двигаться. Желания лезть в ледяную воду у неё явно было не больше, чем у нас.

День не достиг ещё и полудня, но под деревьями и свинцовым зимним небом лес был мрачен, словно сумерки на погосте. Внезапно Ксанф пронзительно заржала, завалившись на одну ногу. Она яростно дернула головой, вырвав узду из рук Зофиила и лягнулась. Я резко отпрянул от копыт, но мои ноги тоже взбрыкнули вверх и потеряли опору. Должно быть, я орал громче, чем бедная лошадь, когда ударился о землю и почувствовал мучительную боль, пронзившую плечо. Ошеломлённый падением, я некоторое время не мог и помыслить о том, чтобы шевельнуться. Переместившись в сидячее положение, я осторожно коснулся левого плеча. Было так больно, что поначалу я заподозрил перелом, но мои пальцы скользнули по острому металлическому шипу, впившемуся в плоть. Стиснув зубы, я вырвал его и почувствовал, как горячая струйка крови побежала по спине. Я непонимающе уставился на кусок железа в своей руке. Мой мозг был затуманен от шока и боли, поэтому потребовалось некоторое время, чтобы осознать то, что я должен был понять сразу же. Это был калтроп-металлический шар с четырьмя длинными острыми шипами, торчащими под разным углом. Всё было устроено так, чтобы при броске, три шипа сидели твердо в земле, а четвертый всегда указывал прямо вверх, готовый глубоко вонзиться в любое копыто или ступню, неосторожно на него наступившую.

Ксанф стояла, поджав переднюю ногу, уткнув край копыта в землю. Она испуганно дрожала и заржала от боли, лишь только Зофиил прикоснулся к её ноге, пытаясь успокоить. Видимо, одна из этих грязных штуковин была загнана в ее копыто. Вздрогнув от боли в плече, я всё же попытался найти в себе силы, встать на ноги, но головокружение от потери крови отозвалось волной тошноты, что подкатывала к горлу всякий раз, стоило мне пошевелить головой. Адела стояла покачиваясь и пыталась присесть рядом со мной в грязь, прижимая подол своих юбок к моей ране. Ее лицо побледнело при виде крови.

«-Зубы Господни! Кто оставил здесь эти штуки..?»- начал было я. Даже когда я это произносил, я понимал, что они, явно, не случайно попали на дорогу. Я сделал попытку подняться, но было уже слишком поздно. Прежде чем я смог приподнять себя более, чем на колени, мне на голову набросили вонючий мешок и заломили руки, привязывая их к бокам. Я слышал, как кричали Адела и Зофиил и догадывался, что их тоже схватили. Длинная веревка быстро обвивалась вокруг моих рук и плеч. Я вскрикнул, когда она затянулась, впиваясь в рану на моем плече. Чужие руки поставили меня на ноги, и я обнаружил, что меня кладут лицом вниз на спину какого-то животного, не Ксанф, а поменьше -пони или осла. Новые веревки обвили меня, крепко привязав к спине животного. Должно быть по крайней мере трое мужчин, может быть, больше. Но им явно не требовалось раздавать друг другу советы. Это было тщательно организованное похищение.

Адела кричала, зовя на помощь своего мужа Осмонда, но он мог быть где угодно в лесу, и даже если бы услышал своё имя сквозь завывания ветра, ему понадобилось бы некоторое время, чтобы добраться до нас. Крики Аделы внезапно прервались, и меня охватил леденящий страх. Что если они оглушили её или заставили замолчать навсегда?

Я услышал пронзительное ржание Ксанф и догадался, что кто-то выдернул калтроп из её копыта. По крайней мере, они не оставили её страдать. Моя голова ударялась и тряслась в такт, идущей шагом пони. Мои ребра были впечатаны в позвоночник, и я изо всех сил пытался сделать вдох внутри удушающего мешка. По голове и ногам хлестали тонкие ветви. Они тащили нас через густую растительность. Голова так пульсировала от боли, что я начал опасаться, не был ли наконечник калтропа смазан каким-то ядом? Это мне было неизвестно.

Пони остановились. Чужие руки возились с узлами на веревке, привязавшей меня к её спине. Канат ослаб, и я соскользнул на землю. На краткий миг я почувствовал облегчение, когда давление на мои ребра ослабло. Но мое больное плечо ударилось о камень и болевой шок отправил меня в небытие.

Рев ветра в моей голове медленно нарастал параллельно со жгучей болью в плече. Каждая косточка в моём теле болела так, будто их все вытащили из тела и загнали обратно молотком. Открыв глаза, я не увидел ничего, кроме тусклого света, пробивающегося сквозь мешковину. Меня обездвижили и зафиксировали в сидячем положении, прислонив к дереву, я чувствовал, как грубая кора царапала мне спину. При попытке поднять руки, я обнаружил, что мои запястья и лодыжки туго связаны

«-В его сумке нет ничего стоящего», - проревел мужской голос, «За исключением нескольких зубов и косточек. И эти кости настолько старые и иссохшие, что их даже не бросишь в котёл для навара».

Они нашли мощи святых. Жаль, что они не могли почувствовать всю святость, исходящую от этих костей, что, впрочем, было и неудивительно, учитывая, что они были выкрадены из склепа и могли принадлежать любому старому грешнику. Возможно, мне следовало рассказать им, то же, что я говорил людям на базаре: «Этот клочок ткани был вырезан из плаща Святой Аполлонии и является верным средством от зубной боли. Повесьте эту фалангу пальца Святого Гиацинта себе на шею, и вы избавитесь от страха утонуть.» Но есть некоторые люди, которых даже я не могу убедить своими россказнями.

«-У него должно быть серебро под рубашкой». Ко мне проследовали чьи то шаги. Я услышал неровное дыхание мужчины, когда он наклонился надо мной. Инстинктивно я поджал ноги, пытаясь защитить свою грудь от удара кинжала, которым, я уверен, он был вооружён. Мой страх еще боле усилился, не имея возможности увидеть, куда он нанесёт удар

«- Если бы у меня было с серебро или золото», - подал я голос, - «я бы не стал топтать грязь, таская на плечах мешок с иссохшими костями. Я-всего лишь бедный камлот.»

Мужчина хмыкнул: «Он очнулся. Что он говорит?». Чьи-то руки схватили меня за рубашку, подталкивая вперед. «Будешь делать глупости, порву тебя как пустельга полёвку» -голос у него был странно свистящим.

Я почувствовал, что мешок тянут вверх. Холодный влажный воздух ударил меня по лицу, словно пощечина. Я жадно глотал его, обжигая легкие. Мир начал постепенно выстраиваться вокруг меня, и я обратил свой взор вверх. Мы находились на лесной поляне, в окружении стволов берёз, поросли молодняка и трухлявых древесных пней. Неподалёку располагались руины древнего здания. Его углы были закрыты рамами из ветвей, переплетённых с камышом и папоротником, чтобы обеспечить некоторое укрытие от дождя. Несколько крошечных лачуг, сложенных из обломков камня и грубой неотёсанной древесины, прижались к полуразвалившимся стенам.

Зофиил и Адела сидели, привязанные к стволам деревьев, в нескольких ярдах отсюда. Голова и плечи Зофиила были скрыты мешком, похожим на тот, что сдёрнули с меня. Он неестественно наклонился к собственным путам. Невозможно было определить, был ли он просто без сознания или уже умер. На голове Аделы не было мешка, но грязная тряпка крепко стягивала ей рот наподобие кляпа. Я видел, как её грудь вздымалась короткими, неглубокими вздохами, а её глаза были полны ужаса.

В руинах здания двое мужчин, с лицами спрятанными под клобуки, сидели вокруг очага, а женщина, одетая, как и мужчины в грубые лосины и тунику, ловко ощипывала вальдшнепа, который был настолько окровавленным и растерзанным, будто она вырвала его из зубов какого-то хищника.

Человек, снявший с меня мешок, стоял в нескольких шагах от меня. Голос доносился из узких прорезей для носа и рта в разбойничьем клобуке, скрывавшем его лицо. «Мы ничего не нашли в твоей сумке. Так где же золото?»

«-У меня ничего нет»,- мое горло пересохло настолько, что я едва выдавливал слова. «Сказал же вам, я-камлот. Во время чумы и этих бесконечных дождей одноногий канатоходец заработает больше, чем я за последние месяцы путешествий».

«-Забавно, но так говорит каждый, правда, парни?»,- усмехнулся разбойник,- «Просто диву даёшься, как много людей отправляется в дальний путь, не имея за душой даже ломаного гроша». Он оглянулся на своих спутников, которые беззаботно смеялись.

«-Ну, посмотрим! Держу пари, если тебя раздеть, я найду кошелек, о котором ты забыл, заныкав его в укромном местечке, просто так, для безопасности. Я понимаю тебя, старик. Надо быть осторожным в наши дни, когда по дорогам бродит столько злых разбойников, не так ли ребята? Это вынужденная мера. Я не виню тебя, за то, что ты припрятал от нас своё золотишко. Только дело в том, что обысками у нас тут занимается Джек, а наш Джек-нетерпеливый парень. И он терпеть не может лжецов, верно ведь Джек? Наверное, это из-за того, что раньше он был священником».

«- В аду есть отдельная сковорода для поджаривания лжецов», - подал голос человек у костра.

«- И если святой Джек при обыске обнаруживает, что ему солгали, он в праве отправить грешника прямиком по указанному адресу, не так ли?»

«- И аз воздам!.., сказал Господь», - бодро продолжил Джек, вскинув руку с кинжалом так высоко, что смог бы с одного удара пронзить сердце быка.

«- Итак, будет лучше, если ты скажешь нам правду сейчас, прежде чем мы попросим старину святого Джека с этим разобраться. Он только-только пригрелся и разомлел у огня, и мы ведь не будем отвлекать его по таким пустякам, правда? Это не улучшит его настроение.»

Мой язык вот рту превратился в моток сухой пряжи, тщетно пытаясь облизнуть пересохшие губы. Я отчаянно попытался выкрутиться.

«- У меня есть несколько монет, зашитых в край плаща, но там мало что осталось».

Мужчина наклонился ко мне, и я попытался поднять руки, чтобы защитить лицо, когда сверкнул его кинжал.

Но клинок не коснулся моей кожи. Он разрезал подкладку плаща, и вырвал её. Я охнул от боли, когда резкий рывок дернул мое поврежденное плечо.

«- Полегче, Пеккер,» - пробормотала женщина. «Он-старик, взгляни на его лицо, ему больше всех досталось. Ты должен был уже по его одежде определить, что овчинка выделки не стоит. Не знаю, что это ты так подсуетился на их счёт? Ни один из них не выглядит так, как будто у него есть хотя бы фартинг, чтобы тебя осчастливить.»

«-Как будто что-то можно разглядеть в эту чёртову погоду!» - сухо бросил Пеккер.

Он работал методично над каждым дюймом плаща, нащупывая и вырезая монеты.

Но, думаю, даже он понял, что я вряд ли являюсь для него ценной добычей, раз уж пошёл на осознанный риск, пытаясь скрыть монеты, что так мало стоили.

«- Дай осмотрит твою рану», - пробормотал он. «У неё редкий дар к подобному целительству. Если, конечно, мы позволим тебе жить так же долго, как будут действовать её чары.»

Женщина бросила ощипанного вальдшнепа в кипящий котел, и, поднявшись, нырнула в одну из лачуг. Внезапно она появилась снова с куском ткани и глиняной банкой в руках. Она опустила тряпку в банку, покрывая ее густой зеленой мазью. Дай бросила её третьему человеку в группе-маленькому сутулому негодяю с мокнущими ранами вокруг рта и носа и одной чешуйчатой рукой, скрюченной в бесполезный коготь, выглядящей так, будто она отсохла уже при его рождении.

«-Вот, Уизли, прижми это к его ране. Это остановит кровотечение.»

Уизли приблизился. Он разорвал на мне рубашку и затолкал ткань в образовавшуюся прореху. Я почувствовал, как мазь нагревается от соприкосновения с кожей, словно язык диковинного животного проникал в мою рану.

«-Что-то здесь не так, - нахмурился Пеккер. «У вас есть прекрасно ухоженная лошадь. Несостыковочка выходит. Нет, всё, конечно было бы верно, если бы вы, будучи такими бедняками, какими нам представляетесь, эту самую лошадь давно продали или съели.»,- Пеккер присел и угрожающе заглянул мне в лицо. «Этот человек и его женщина, кем они тебе приходятся? Она твоя дочь, да? Что то он мало похож на бродячего торговца.»

Святой Джек прищурился, разглядывая Зофиила. «Клянусь, я видел его где-то раньше, но тогда с ним не было никакой женщины, да и одет он был по-другому.»,- Джек задумчиво почесал голову кинжалом.

«-Вот, видишь», - сказал Пеккер. «В твоих интересах сказать нам правду. У Святого Джека особый нюх на ложь, лучше, чем у борзой на кролика.»

Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, что он решил, будто Адела-жена Зофиила или его любовница. При иных обстоятельствах я бы рассмеялся, представляя себе гримасу отвращения на лице Зофиила, при одной только мысли прикоснуться к Аделе, не говоря уже о том, чтобы быть отцом ее ребенка. Я посмотрел на Зофиила, но он по-прежнему не двигался.

Все взоры обратились ко мне, и ни один из них не был дружелюбным. В голове у меня промелькнула мысль, что это может быть просто уловка. Что, если Адела уже рассказала им, будто там в лесу её муж вместе остальными или если они сами догадались, что тот, кого она звала-совсем тот же самый человек, привязанный к дереву? Если они даже заподозрят ложь, кинжал, в руке Джека, играючи, перережет мне горло. И мне ещё сильно повезёт. Я слышал, что некоторые разбойники развлекались, истязая жертвы, прежде чем их убить, измышляя способы, сделать их конец по возможности более затянутым и болезненным, просто чтобы поразвлечься. Я уставился на Аделу, ожидая, что она подаст мне какой-нибудь знак, но все, что я увидел-были лишь ужас и паника в ее глазах.

«-Я сказал тебе, что Святой Джек-нетерпеливый парень», - прорычал Пеккер. «Ты ведь не хочешь, чтобы…»

Он напрягся, глядя на деревья и прислушиваясь. Мое сердце бешено забилось. Наши спутники, должно быть, обнаружили, что нас схватили. Они где-то там, на подходе, пытаются спасти нас.

Отчаявшись случайно не выдать их, я пристально уставился в землю, будто ничего не слышал, но, в действительности, весь напрягался, прислушиваясь так же внимательно, как Пеккер. Хлопанье крыльев, как будто птицы вспорхнули с насиженных мест. Возможно наша маленькая группа двинулась через подлесок. Разбойники поднялись на ноги.

«-К нам прямо в руки летят голубки пожирнее» - объявил Пеккер.

Прежде чем я успел повернуть голову, преступники исчезли в лесу. Где-то заржала лошадь. Калтропы жаждали новых жертв.

Мы сгрудились у разбойничьего очага в руинах, жадно копаясь в котле ложками из овечьих костей, пытаясь выловить кусочки зайца и потроха каких-то подозрительных птиц. Но я так быстро всё проглатывал, что едва успевал толком их распробовать. Я и не знал, что был настолько голоден. Наконец то, Зофиил пришел в себя, хотя у него, казалось, был слабый аппетит. По лбу пролегла кровавая полоса, и выглядел он еще более бледным и изможденным, чем обычно. Адела вяло обсасывала ножку вальдшнепа, которого Дай недавно держала в руках. Как и Зофиил, она почти не ела.

Ни одна звезда не нарушала своим мерцанием холодный сумрак ночи, лишь зарево костра, освещало лица преступников снизу. Алые языки пламени отражались в их глазах, танцуя словно демоны ада. Пеккер снял клобук, скрывающий его лицо, чтобы поесть, и я увидел причину странного свиста, когда он дышал. Его нос был рассечён надвое вдоль, так, что прямо по центру лица у него располагалась чёрная дырка, с двумя сморщенными кусочками плоти, свисающими по бокам. Глядя на его плотный головной убор, я подозревал, что его уши тоже отрезаны. Он был изуродован на позорном столбе. За что? Срезание кошельков? Содомия? Это был не тот вопрос, который я собирался задать. Я всегда старался скрыть свое прошлое. Настоящее - это все, что вы можете знать о любом человеке, наверняка, и даже это вы увидите урывками, независимо от продолжительности вашего с ним знакомства.

Мертвые ветви деревьев шумели под холодным влажным бризом. Тем не менее, дождь прекратился, но, судя по сгущающимся тучам, ненадолго. Интересно, Родриго, Осмонд и другие разыскивают нас? Они наверняка уже догадались, что что-то не так. Я только молился, чтобы они не пытались идти по нашему следу. В темноте было слишком легко напороться на ещё большее количество калтропов. Мне удалось предупредить Аделу и Зофиила, помалкивать об остальной части нашей компании. Наша единственная надежда уцелеть зиждилась на неведении бандитов, что нас кто-то разыскивает. Я подошел ближе к теплу очага. Рану на моем плече тянуло, но мазь Дай прекратила кровотечение, и боль значительно утихла. Я дрожал, и Дай бросила в костёр ещё одно полено. Благодарно кивнув, я протянул ладони к огню.

«-Разве ты не боишься, что огонь увидят?»

«-Не здесь. Да и кому в голову взбредёт бродить по лесу в такую ночь? Никто не будет рисковать. Слишком боятся, что разбойники перережут им глотку»,- ответила Дай.

Пеккер и Уизли засмеялись. Адела вздрогнула, испуганно оглядевшись по сторонам. Я слишком хорошо знал, что отбило аппетит у нее и Зофиила. Всего в нескольких ярдах от нас лежали окровавленные тела двух монахов, сваленные друг на дружку, их одежды были задраны до пояса, будто смерть застигла их во время занятия любовью. Это забавляло святого Джека, сложившего сию замысловатую конструкцию. Горло им перерезали, сразу же, едва только притащили в лагерь. Как небрежно объяснил Пеккер, они никогда не отпускали монахов: «Они будут верещать об ограблении, едва доберутся до ближайшего города». Поначалу, он решил вырезать им языки и ослепить, но все знали, что монахи изъясняются письменно во время обетов молчания, не отрубать же им руки, в конце концов. И их быстро порешили зараз, проявив милость, словно к раненным собакам.

Пеккер вытащил из очага, зажаренную на углях улитку, ловко выковырнул её из раковины, подцепив лезвием кинжала, и отправил в рот. «Не беспокойтесь о тех монахах. Вон там есть «глотка¹». Достаточно глубокая, чтобы проглотить целую церковь. Горняки вырыли её несколько лет назад, когда добывали руду. Там на дне уже скопилось немало воды. Когда парни отужинают, они сбросят туда монахов. «Глотка» настолько глубокая, что мы могли бы сбросить там целую армию мертвецов и не заполнить её.»

«-Даже с учётом тех, что мы туда уже отправили», - усмехнулся Уизли. «Не все они были мертвы. Но края слишком пологие, чтобы выбраться. Надо отдать им должное, некоторые пытались выкарабкаться, даже когда мы ломали им руки и ноги. Было слышно, как они стонут даже несколько дней спустя, однако смерть-лучшее успокоительное».

«-Но сейчас, из-за этих дождей, они быстро тонут, не продержавшись и часа», - мрачно добавил он, словно дождь испортил им все веселье.

Я поймал усмешку на лице Пеккера и задался вопросом, было ли всё сказанное просто страшной сказкой, чтобы напугать нас и заставить подчиниться? Но судя по тому, как быстро Джек и Пеккер учинили расправу, было ясно, что это далеко не первое убийство в их бандитской карьере. Я оглянулся на голые задницы монахов, со смазанными кровяными полосками от пальцев святого Джека. Сколько гниющих тел лежало в этой шахте?

Ночь становилась все холоднее, и промокшая до нитки Адела , несмотря на близость очага, начала непроизвольно клацать зубами. Дай скинула с плеч старый плащ из овчины, укутав её. Она присела за Аделой, крепко обернув овчину вокруг её плеч, и энергично растёрла ей руки.

«-Ты ведь не собираешься простудиться, да ещё с ребёнком?»,- она положила руку на раздувшийся живот Аделы. «Я сама носила один раз, но это было так давно..,мальчик это был».

«-Он вырос хорошим человеком?»,- Спросила Адела.

Судорога боли исказила лицо Дай. «Он не дышал ни минуты, бедный малютка. Кулак моего мужа позаботился о нём, когда он ещё был в моей утробе. По крайней мере, младенец никогда не узнал, что такое страдание».

«-Прости», - прошептала Адела.

«-Что?», - Дай поднялась на ноги. «Хорошая бы мамаша из меня получилась! Возможно, однажды утром он проснулся бы от того, что я, пытаюсь накормить грудью его задницу.»

Она засмеялась, и разбойники прыснули вместе с ней. Но я видел слезы на глазах Аделы, когда она смотрела, как Дай возвращается к огню.

Теперь, когда все было съедено, а варочный котёл избавлен от посягательств, Дай долила воду и покрыла его обломком доски, утяжелив камнями. Это будет похлёбка для утреннего завтрака, если только нам посчастливится дожить до утра. Наморщив нос, она окинула взглядом трупы монахов.

«-Может хоть теперь оторвёте свои задницы и приберете трупы? Запах крови привлечет сюда всю лесную живность, а я не собираюсь засыпать, слушая, как лисы и барсуки грызутся за право полакомиться мертвечиной.»

«-Ты быстро уснёшь, когда мы сбросим тебя в «глотку», - кисло произнес Пеккер.

Дай полыхнула на него презрительным взглядом.

«-Ты хочешь провести ночь, разгоняя своры бродячих собак, да?»

Пеккер капитулировал, издав вздох человека, который знает, что он не сможет победить. «Пошли, ребята, разденем их, посмотрим, что за призы они нам принесли. А затем проверим, плавают они или утонут? Виновны или невиновны, как вы считаете?»

Пеккер и Уизли растащили трупы. В то время, как они раздевали одного, Святой Джек обшаривал другое тело. Нелегко раздеть мертвого человека, но бандиты и не заботились о сохранении одежды монахов, совсем наоборот. Орудуя кинжалами, они разрезали защитные покровы вдоль и швыряли Дай, которая складывала их аккуратной стопкой. Пропитанное кровью тряпье, было брошено в огонь, где, зашипев, долго тлело, прежде чем превратиться в пепел.

Найденные сокровища были свалены в небольшую кучу: кожаные фляги для питья, пара увесистых денежных мешочков, кольца, скрученные с толстых пальцев, два деревянных креста и, наконец, запечатанные сургучом письма, написанные на рулонах пергамента, вместе с копченой рыбой и сушеной бараниной, видимо, что бы перекусить в дороге. Дай сразу же бросила рыбу и мясо в котёл, в то время как письма потрескивали в костре. Их алые сургучные печати таяли, стекая словно кровь, пока не почернели и не исчезли в облаке дыма. Уизли, используя здоровую руку, переворачивал сумки вверх дном, явно надеясь, что там завалялось ещё что то ценное. Но единственное, что высыпалось, - это застрявшая там мелкая монета, пакетик с семенами папоротника, несомненно, чтобы защитить монахов в дороге от злых духов, и некий предмет, завернутый в шерстяную ткань, который тяжело ударился о землю. Уизли спикировал на него и ловко развернул одной рукой, его глаза при свете костра сверкнули в предвкушении. Стон разочарования пронёсся через весь лагерь.

«-Долбаный камень! На кой он им сдался?» Он раздражённо пнул ближайшую кучу щебня,- «Зачем им таскать с собой камень?»

Зофиил поднял голову. «Епитимия!», - сказал он холодно. «Он мог подкладывать его под колени во время молитвы или спать на нём. Вы, должно быть, убили святого.»

Святой Джек фыркнул: «И когда я брошу его в «глотку», он пойдет по воде и поднимет всеч остальных мертвецов, в придачу. Если он это сделает, я первым попрошу прощения у Его Святости».

Уизли нервно усмехнулся.

«-В любом случае, это-не камень епитимии. Края недостаточно острые»,- сказал Джек, глядя на предмет в руке Уизли. «Я думаю, он нёс что то ценное в другое в аббатство, только какой-то ублюдок опередил нас и подменил свёртки, пока наш «святой» спал или набивал своё бездонное брюхо в гостинице. Наблюдал такое много раз»

«- Вот именно поэтому ты это и сделал», - продолжил за него Зофиил.

Святой Джек сжал пальцы на рукояти кинжала, скрипнув зубами. Я бы ударил Зофиила, если бы сидел поближе. Разве он не понимал, что если Джек потеряет терпение, мы все составим компанию монахам в этой обители человеческих трупов?

Но, к счастью, напряжение было снято громким хохотом Пеккера.

«- Только не Джек! Если вы хотите приобщиться к святым таинствам, то Джек всё устроит в лучшем виде, но если хотите, от этих таинств избавиться, Уизли-то что вам нужно. Неудачно избавив своих «прихожан» от «таинств», он и попал в эту навозную кучу, правда Уизли? Срезал жемчуга с шеи спящей старушенции, только вот не заметил болонку у неё под юбками, которая его и отследила. Завалил всю ставку в Беверли, и его отправили в ближайший порт, завернутого в кусок парусины. Но он не смог найти корабль, готовый принять его на борт, верно Уизли? Капитаны полагали, что он не сможет работать одной рукой. Но и одной рукой он вытворяет такое, что большинство не смогут сделать и двумя. Может сдёрнуть кольцо с пальца или срезать кошелек под рубахой, и никто даже не заметит пропажи»

Уизли расплылся в хитрой улыбке, обнажив острые желтые зубы. Камень в его пальцах промелькнул и растворился в воздухе в мгновение ока. Через минуту он уже вытаскивал его из-за ворота рубашки. Я видел, как Зофиил наклонился вперед и прищурился. Здесь присутствовал фокусник поопытнее, не то что Уизли, наградивший себя столь громким титулом.

Из темноты раздался долгий, протяжный вой. Адела, Зофиил и я разом напряглись, с опаской поглядывая друг на друга. Мы слышали этот жуткий вой и раньше.

«- Ты уже покончил с этими трупами?»,- огрызнулась Дай. «Я же говорила, бродячие собаки прибегут на запах крови, прежде чем ты сам успеешь испортить воздух.»

Уизли вскочил. «Облезлые шавки! Ненавижу их! Они съели бы нас заживо, дай мы им хоть полшанса.»

Когда вой повторился, он швырнул камень во тьму, но вернувшийся звук скорее напоминал удар об дерево, чем попадание в живую плоть. Зачерпнув несколько камней с земли, он отправил их вслед за первым. Мы услышали визг и всхлипывания. Один удар всё же достиг цели.

«-Прекрати! Что бы отогнать их потребуется много камней», - сказал Пекер. «Дай права. Их привлекает запах крови», - он вздохнул. «Давай, ты возьмешь этого за ноги, а я возьмусь за голову. Дай, прибери добычу, мы разделим её позже»

Он вытянул шею уставившись на нас, сидящих у костра, зрительно отсекая Аделу и меня как бесполезную помощь при утилизации трупов.

«- Ты, как тебя зовут?»

«-Зофиил!»

Пекер рассмеялся. «Язык сломаешь, выговаривая. Твоя мамаша думала, что ты маленький принц что ли? Ваше Высочество, будьте так любезны, притащить сюда свою задницу и помогите Джеку нести второй кусок этой вороньей приманки»

«- Нет! Я не буду помогать тебе скрывать убийство!»

Дай прыгнула на Зофиила, повалив его на спину. И, прежде чем он успел прийти в себя, оседлала его, ухватив за предплечья, и приставила нож к горлу.

«- Послушай, Ваше Высочество, ты можешь помочь нам избавляться от трупа, либо можешь стать трупом, от которого мы избавляемся. Для меня без разницы. Конечно, мы можем избавить тебя от хлопот по переносу тела в «глотку». Просто свяжем вас вместе с трупом и оставим в лесу на корм бродячим псам. Что выбираешь?»

Зофиил негодующе впился немигающим взглядом в ее лицо, но если он думал смутить ее, то ошибался. Она просто скалилась, прижимая кинжал плашмя к его горлу до тех пор, пока он не начал задыхаться.

Наконец он просипел Дай что то невразумительное, видимо объявил капитуляцию. Все еще держа острие кинжала у горла Зофииля, она освободила его и молча указала лезвием в сторону трупа. Зофиил, сжав челюсти, поднялся, вложив в этот жест все остатки достоинства, какие только мог собрать, и проковылял ко второму телу. Он наклонился, чтобы ухватить тело под подмышки, но замер, уставившись на руку трупа. Он вытащил ветку из костра и занёс горящий конец над телом.

«- Она сказала тебе поднять его», - прорычал Пекер.

«- Обожди!», крикнул Святой Джек, выхватив ветвь у Зофиила и поднёс пламя к руке монаха. «Этот след на его коже здесь.»

Он резко взглянул на Зофиила.

«- Что это значит?»

Зофиил пожал плечами.

«- Откуда мне знать? Я думал, ты торопишься избавится от этих трупов.»

«- Что-то здесь нечисто», - продолжал Джек. – «Я заметил, как ты смотрел на это … Любопытный знак. В жизни не видел ничего подобного.»

«- Аааа, ну я думаю, что так оно есть.»

Пеккер сделал несколько спотыкающихся шагов, отступая от тела.

«- Это ведь не язва, нет? Я слышал, у некоторых из них синие пятна по коже. Если он принес …»

Джек пристально смотрел на руку трупа. «Это красного цвета. Кто-то пометил его кожу клеймом или чем-то то на-вроде, но это-не клеймо преступника. Похоже на змею … с лапами. Хотел бы я знать, что оно означает?»

Джек и Дай двинулись так резко, что у Зофиила не было времени отступить. В мгновение ока Джек прижал кинжал к горлу Зофиила, в то время как Дай приставила нож между лопаток, готовая погрузить его в живую плоть.

«- Что это значит?» повторил Джек.

Зофиил колебался, потом сделал судорожный рывок, но Дай только сильнее прижала лезвие.

«- Это Саламандра … огненная ящерица. Тварь, которая рождается от огня, но сама холодная и может погасить огонь молоком со своей кожи. Это сильнейший яд. Если она заберётся на дерево, то все плоды на нем станут смертельно ядовитыми, а если упадет в воду, то всякий, кто выпьет этой воды умрёт»

Пеккер нахмурился. “Этот знак-это какой-то талисман, да? Для защиты?»

Уизли хмыкнул. «-Но он ведь не защитил его? Он-такой же корм для червей, как и тот-другой».

Джек пристально посмотрел на Зофиила.

«- Нет, есть нечто большее, чем какой-то знак, что может нас заинтересовать. Что это?»

Зофиил снова вздрогнул, уколотый кинжалом.

“- Если хотите знать, этот знак Посвященного, хранителя камня. Говорят, что саламандра рождается в огне, так же как и камень. Искусство превращения огня в камень известно немногим и передается по секрету. Людей, владеющих этим даром, клеймят знаком саламандры при посвящении»

«- Камень?» повторил Пеккер. «Что это за камень? Зачем он им?»

Зофиил грустно рассмеялся

«- Ты сам сказал – для защиты. Но защищает не знак саламандры, а обладание магическим камнем, ибо он, друзья мои, способен исцелять любую болезнь, которая может настигнуть человека, даже если он уже находится на пороге смерти. Человеку, обладающему этим камнем не страшна даже Великая Чума».

Дай опустила кинжал.

«- Он может кого-нибудь вылечить?», - испуганно спросила она.

«- Любого, кто сможет за это заплатить»,-сказал Пеккер, и улыбка расползлась по его лицу. «Нет на свете мужчины или женщины, которые на отдали бы всё, что имеют, и даже больше, за исцеление от смертельной болезни. Золоту ведь без разницы жив ты или уже труп… И если этот монах нёс камень, то это мог быть…»

Пеккер опустился на колени, лихорадочно роясь в вещах, которые они сняли с обоих тел. Он остановился, когда его пальцы коснулись шерстяной тряпицы. Он поднял ее. Все взоры медленно обратились к Уизли.

«-Те камни, что ты швырнул в собак…, только не говори мне, что среди них был камень, завёрнутый в это!».

«-Может и был», - начал Уизли, отступая. Его испуганный взгляд метался с одного лица на другое. «Откуда я знаю? Он сказал, что это епитимия, а святой Джек сказал, что кто-то подменил им нечто ценное. Сказал, что это ничего не стоит. Вы все это сделали. Это не моя вина.»

Пеккер, сделав выпад, схватил его за тощую шею и как следует встряхнул.

«- Мы не просили тебя, швыряться им. Куда ты его бросил? Как он выглядел?»

«- Камень как камень, вот как он выглядел.»,- Уизли махнул своей иссохшей рукой в бескрайнюю чащу ночного леса. «Туда… куда-то.»

Пеккер бросил Уизли, моментально скрывшегося за стеной, и вернулся к Зофиилу, всматриваясь в его лицо. Зофиил отвернулся от пристального взгляда Пеккера, его длинный нос сморщился от отвращения.

«- Камень Саламандры, как он выглядит?»

«- Я не помню», - ответил Зофиил.

Пеккер приблизил лицо к Зофиилу.

«-Лучше тебе начать вспоминать, или я попрошу Святого Джека разрезать тебя на мелкие кусочки, так, что даже целая гора камней не сможет тебя исцелить».

Зофиил обернулся к Пеккеру с одним из самых своих презрительных взглядов.

«- Я никогда его не видел, но мне рассказывали, что когда он в огне, он издает красное свечение. Вне огня он тусклый, почти черный. Как сказал ваш друг, он кажется бесполезным. Так описывают его мастера. Нечто такое, на что никто не взглянет дважды. Но какое это имеет значение сейчас? Он исчез. Ты хоть представляешь себе, сколько камней в этом карьере? Их как звёзд на небе, какова вероятность найти нужную, ткнув наугад пальцем в облака? Таковы же наши шансы отыскать камень, столь небрежно выброшенный твоим другом»

«-Мы найдем его»,- мрачно сказал Пеккер. «И ты поможешь нам. Но сначала мы должны убедиться, что ты не сбежишь в этом чёртовом лесу.»

Уизли, желая искупить свою вину в глазах Пеккера, связал руки Зофиила за спиной, обматывая веревку вокруг его груди, пока он не стал похож на муху, опутанную пауком. Он оставил лишь короткий конец верёвки, за который можно было вести Зофиила.

«- Как ты определишь, что нашёл его?», - спросила Дай. «Из нас пока никто не болен, чтобы его опробовать».

Джек хмыкнул. «Мы просто отрубим руку Его Высочеству и посмотрим, как камень отрастит её снова».

Уизли и Пеккер засмеялись.

«-И вы все, конечно же, сумеете правильно использовать камень, как найдёте, верно?»,- Спросил Зофиил, стиснув челюсти.

«-Вернее всего ты быстро нам это объяснишь, когда будешь лежать там, истекая кровью», - сказал Джек. Он наклонился, чтобы зажечь грубый факел в пламени костра и дёрнул Зофиила за верёвку.

«-Начнём прямо сейчас, да?»

Они вновь связали нас с Аделой и, натянув вонючие мешки нам на головы, оставили сидеть спиной к разрушенной стене у огня. Я услышал, как Адела часто хватает воздух короткими глотками, и перепугался, что у неё начались схватки. Срок ещё не подошёл, но роды у женщин могут начаться и преждевременно от испуга.

Я мог видеть свет костра сквозь мешковину, размышляя, что если нас оставят надолго, то я смогу изловчиться и пережечь верёвку, если сумею превозмочь боль в травмированном плече и жар открытого пламени. Но Дай, словно услышав мои мысли, наклонилась и прорычала, что если кто-нибудь из нас попытается сбежать, они перережут горло Зофиилу. И я был уверен, в решительности её намерений.

Хотя, во время путешествия у меня самого, порой, возникало желание перерезать Зофиилу глотку, я не мог пересилить себя, бросив его на произвол судьбы. Да и как далеко могли бы убежать глубоко беременная женщина и старый раненный камлот от разбойников, знающих лес не хуже сов, наблюдающих за нами с вершин деревьев? Единственная надежда, что ещё теплилась, состояла в том, что остальная часть компании сможет нас отыскать.

Мы слышали голоса преступников и стук камней, что подхватывали и нетерпеливо отбрасывали в сторону. Затем снова донёсся вой, на этот раз ближе.

Адела захныкала. «Эти бедные монахи…, их тела…Собаки чуют их запах?»

Трупы лежали, брошенные в нескольких ярдах от нас, но запах их крови разносился ветром на дальние расстояния.

«- Собак интересуют только мертвецы», - заверил её я. «Они не причинят нам вреда».

Это было неправдой. Однажды я видел, как стая диких собак рычащих и дерущихся за свежую тушу овцы, одурманенные кровью, набросились на проходящих мимо женщину с ребёнком, и растерзали их так же жестоко, как овечью тушу. А если этот вой исходил не от собак, а от волков…?

Я напрягся. Что-то ползло к нам. Я слышал хлюпанье грязи, слабый шорох перекатываемого щебня, тяжелое прерывистое дыхание зверя. Горло сжалось, когда я понял, что не только тела мертвых монахов пахли кровью. Мой собственный плащ и рубашка были пропитаны ею от раны на плече.

«-Адела», - быстро зашептал я,- «подними колени и отвернись к стене, прикрой лицо и живот, если сможешь»

Она все еще была завёрнута в овечий плащ Дай, который, я надеялся, хоть ненадолго, защитит её со спины. Я слышал, как она изо всех сил пыталась переместить свой раздувшийся живот, но с руками, связанными за спиной, я знал, это будет нелегко. Я тоже попытался наклонить голову к камням, превозмогая боль в плече, чтобы защитить мое лицо и горло, хотя, вряд ли бы это защитит меня надолго. Мое сердце бешено колотилось, я приготовился к первому дикому укусу, который, я знал, непременно последует.

Я глубоко вдохнул и завопил: «Пеккер, Дай…!»

Что-то по ту сторону мешка задавило мой крик, так сильно зажав рот и нос, что я едва мог вздохнуть. Я был уверен, что вот-вот почувствую, как зубы рвут мою плоть. Мне потребовалось некоторое время, чтобы расслышать, как человеческий голос, прошептал у меня над ухом:

«- Ни звука, Камлот!». В следующий момент мешок был снят и я смотрел на встревоженное лицо музыканта Родриго.

Присев на корточки, он сжал мое плечо, пытаясь помочь. Я вскрикнул от неожиданности, и он тут же отдёрнул руку, глядя вниз на влажные пальцы, сверкающие в свете костра.

«Sangue! Тебе больно, Камлот?»

«- Ничего. Но Адела …»

«- Осмонд помогает ей. Где…»,- Родриго прервался, охнув от ужаса, когда увидел на земле два окровавленных трупа, тени от языков пламени, бегали по их голой плоти словно армия мышей.

Страшно оглянувшись, он неуклюже встал на колени и принялся резать ножом веревку, связывающую мои запястья.

«- Зофиил мертв?»,- прошептал он.

«- Еще нет, но его связали и увели с собой разбойники, их четверо… Он с ними, что то ищут там среди деревьев»

Осмонд развязывал жену, но этот процесс сильно затянулся из-за частых перерывов на объятия, поцелуи и припадания друг другу на грудь. Наконец, он приподнял её на ноги, и они присоединились к нам.

«-Поспешите!», - скороговоркой зашептал Осмонд. «Мы должны убраться отсюда до возвращения бандитов».

«- Мы не можем уйти без Зофиила», - сказал я. «Они убьют его».

«- Это не будет такой уж большой потерей»,- кисло возразил Осмонд. «В любом случае, он может постоять за себя, я уведу Аделу немедленно!

Адела покачала головой: «Ты не представляешь, что они могут с ним сделать. Они сказали…, что там есть шахта, заполненная гниющими трупами. Некоторые даже не были мертвы, когда их туда бросили. Мы должны помочь ему.»

«- Этот тоже с тобой?»,- раздался голос из темноты.

Мы разом обернулись. Четверо преступников стояли по другую сторону поляны, Зофиил, все еще связанный, между ними. Они погасили факелы, но ветер взметнул пламя в костре, так что их лица на мгновение озарились, подобно черепам призраков, прежде чем вновь исчезнуть впотьмах. Когда алое зарево снова осветило их, я увидел с ними другую фигуру. Родриго узнал его в тот же миг, что и я, и вскрикнул, увидев, как его молодого ученика Жофре, крепко удерживали за руки Дай и Уизли, приставив нож к горлу.

«- Отпустите их!»,- голос ребенка был настолько пронзительным, что заглушил на миг даже визг ветра.

Бандиты озирались вокруг, как и все мы, потому что невозможно было понять, откуда доносился звук.

«- Это Наригорм»,- прошептал я Родриго. «Где она?»

«- Её нужно было спрятать в фургоне»,- сердито пробормотал Родриго. «Я сказал Сигнусу оставить ее там».

«- Если вы не отпустите их, я брошу камень в воду ко всем этим мертвым телам»,- пропела Наригорм.

Мы все вглядывались в густую тьму, но не могли разглядеть её. Пеккер и Уизли выглядели испуганными, будто решили, что голос принадлежит древесному эльфу или призраку.

«- Какой камень?»,- отозвался Пеккер, вертя головой, словно перепуганная белка.

«- Тот, который ты искал. Я нашла его».

Разбойники неуверенно смотрели друг на друга. Джек что-то пробормотал Пеккеру, и тот яростно замотал головой.

Вскрикнув, Дай указала вверх, и страх распространился по лицам разбойников, когда они увидели, что она смотрит на них. Над вершиной самой высокой части разрушенной стены возвышалась, казалось, бесплотная голова девочки. Длинные волосы, развевающиеся вокруг ее лица, казались ещё белее на фоне мрачного неба. Уизли закричал и, выпустив Жофре, скрылся за деревьями. Святой Джек упал на колени, неистово крестясь. Дай и Пеккер стояли как заворожённые.

Родриго не колебался. С бычьим рёвом он ринулся на маленькую группу, размахивая ножом, словно это был карающий меч. Он был крупным парнем, и, когда врезался в Пеккера, они оба рухнули наземь. Дай прыгнула на спину Родриго. Я предупреждающе, закричал, увидев, как сверкнул кинжал в её руке. Это единственное, что я мог сделать, наблюдая за сражением со стороны. Но Жофре тоже это видел. Он поймал Дай за волосы, дернул её назад и с криком оттащил от хозяина. Осмонд также добежал до бандитов и уже сцепился со Святым Джеком, они оба катались по земле, осыпая друг друга бранью и проклятиями. Зофиила, все еще опутанного, как кусок фаршированного мяса, сбили с ног, но он умудрился откатиться и растворился в ночи.

Они боролись до изнеможения, а Адела только тревожно вскрикивала, боясь, что одно из лезвий оставит свой след на Осмонде. В конце концов её мольбы, должно быть, достигли его ушей, ибо он объявил перемирие и Дай мудро поддержала его.

Осмонд и Родриго, опирающийся плечо Жофре, прихрамывая вернулись к нам. Все трое были перемазаны грязью и кровью от ссадин и порезов, но, к счастью, на первый взгляд, никто из них не был серьёзно ранен. Дай, Святой Джек и Пеккер уже вскочили на ноги и снова уставились на верхнюю часть стены, но там ничто не привлекло их внимания. Они было попятились назад к огню, но на полпути через поляну рванули обратно на то же самое место, где стояли ранее.

Наригорм устроилась у костра. Ее растрёпанные ветром волосы окрасились из белого в кроваво-красный, словно пламя плясало на её голове. Она подняла пенящийся железный котёл обратно на штатив над огнем и орудовала в нём ножом, вылавливала кусочки мяса и пожирала их со скоростью собаки, крадущей еду с блюда своего хозяина. Я ощутил привычную дрожь беспокойства при виде её. Она казалась абсолютно равнодушной к исходу боя, и все же пыталась спасти Жофре и Зофиила. Зачем?

Она как будто прочла мои мысли и подняла голову, встретив мой взгляд. Когда ветер закрутил пламя костра, отбросив причудливые тени на кожу, ее лицо внезапно постарело на тысячу лет.

Джек посмотрел на нас, повернулся к ней, и только тогда, очевидно, решив, что если мы не боимся ее, то она, скорее всего, человек, сделал жест в её сторону.

«- Этот ребенок с тобой?»

Я кивнул неохотно. Я знал, у нас были причины быть ей благодарной за то, что она только что сделала, но это только ещё больше насторожило меня к ней.

Джек прошёл по краю поляны к одной из маленьких лачуг и присел на корточки перед огнём, вычищая грязь из-под ногтей остриём ножа, не отрывая при этом взгляда от Наригорм.

Пеккер украдкой подошёл ближе, заботясь, о том, чтобы сохранять огненную преграду между собой и ребенком.

«-Ты сказала, что у тебя есть камень. Это правда?»

Наригорм подарила ему одну из своих самых невинных и наивных мин. «Я всегда говорю правду.»

«-Дай взглянуть на него»

Девочка дотянулась до верхней белой смены, которую она всегда носила с собой, и что-то вытащила. Она повертела его в пальцах. Это был тупой чёрный предмет, напоминающий по размерам и форме куриное яйцо. На вид-тот же самый камень, с которым, ранее проделывал фокусы Уизли. Но я не был точно уверен и, видимо, Пеккер тоже.

«- Откуда мне знать, что это тот самый?»,- он присел на корточки, но его тело было так напряжено, как будто он был готов упорхнуть при первых признаках опасности.

Дай взглянула через его плечо.

«- Возможно! Его Высочество сказал, что он черный, а в этих местах такие не часто встретишь. Уизли должен знать точно»

«-Он сбежал, как и Его высочество».

«- Он сказал, что камень краснеет в огне», - прорычал Джек.

«- Да, точно так он и сказал», - согласился Пеккер.

«- Этот камень представляет какую-то ценность?», -удивился Родриго.

«- Его носил один из убитых монахов», - отозвался я. «Зофиил говорит, что это камень саламандры. Он лечит всё … Если правильно его использовать».

Я не знал, действительно ли Зофиил верит в то, что он наплёл разбойникам. Его язык был острым, словно коса смерти. Как фокусник, он привык соображать быстро и затыкать скептиков из толпы. Ему ничего не стоило сочинить всю эту сказку, в надежде выиграть время у бандитов и улизнуть. Но сейчас не стоит об этом рассказывать.

Пеккер, казалось, решился. Он вскочил и двинулся вокруг костра в сторону Наригорм. Осмонд, должно быть предвидел его действия. Он быстро встал между преступником и ребенком.

«- Это мое»,- произнёс Пеккер. «Верните его, мы добыли это по-честному. Я заработал.»

«- Украл», - сказал Осмонд, глядя на трупы монахов.

«- Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь»,- продекламировал Святой Джек нараспев.

«- Слышал?», -победоносно произнёс Пеккер. «У мертвых ничего нет. Так что, это-не воровство-взять то, чем никто не владеет.»

«- Но ты убил их, чтобы получить его», - возмутился Осмонд.

«- Возможно», - возразил Пеккер. Но это уже убийство, а не воровство. Правда, Джек?»

Наригорм встала, проскользнула мимо Осмонда и, прежде чем кто-то сообразил, что она намеревается сделать, бросила черный камень в центр очага.

Пеккер взвыл. Он пытался выхватить его голыми руками, но огонь пылал слишком яростно.

«- Я убью тебя, грязная мелкая сучка»,- крикнул он, схватив Наригорм.

Если бы Осмонд не вырвал ее, я уверен, что Пеккер отправил бы её в огонь вслед за камнем.

«- Но ты сказал, что хочешь знать, настоящий ли это камень»,- невинно пролепетала Наригорм.

«- Теперь ты сможешь увидеть, если он покраснеет»

Пеккер заглянул в очаг. «В этих пылающих углях ни черта не видно.»

«- Так значит он покраснел, да?»,- спросила Наригорм.

Пеккер подозрительно нахмурился, уставившись в огонь, его глаза слезились от дыма.

Наригорм повернулась ко мне. «Мы должны уйти немедленно», твердо сказала она, как будто от её решения что то зависело.

Пекер резко вскинул голову.

«- Это какой-то трюк? Может, она вообще не бросала его в огонь. Она, как карманник-Уизли, показала тот фокус с исчезновением предметов. Нет, сучка, ты останешься здесь, пока я не буду держать камень в своей руке! Договоримся так, нам нужно, чтобы Его Высочество объяснил нам, как это работает. Так что, мы подержим вас здесь в целости и сохранности, пока ему не наскучит прятаться в лесу и он не выйдет к вам сюда.»

Нож снова сверкнул в руке у Родриго. « Вы-глупцы, если думаете, что можете оставить нас здесь. Может быть, вы и смогли удерживать старика и беременную женщину, но не всех нас вместе.»

Дай подняла руки в жесте примирения. «Не обращайте внимания на Пеккера. У него манеры племенного кабана. Ему непривычно в приличном обществе. Он хочет сказать, что почему бы тебе не остаться здесь на ночь, не согреться у костра? Девушка в ее положении не может идти через лес среди ночи. Если она упадет, она может потерять ребенка. Друзья, ваша лошадь хромает и, явно, никуда не торопится. Я видела, как ты смотрел на горшок в очаге. По-моему, ты не ел весь день. А чтобы держать в форме такого парня ка ты, нужно мясо».

Наригорм поглядела на Дай.

«- Мы уходим!»,- она указала на трупы,- «если Адела переночует со смертью, ее ребенок умрет.»

Адела испуганно схватилась за Осмонда.

«- О, не обращайте на них внимания»,- ответила Дай,- «Пеккер и Джек уберут их прямо сейчас, не так ли? Ты славно поела, детка, теперь дай и старшим согреть свои желудки».

«- Отпусти их», -прорычал святой Джек со всей полянки,- «они перережут нам глотки, едва мы сомкнём глаза».

Но я заметил, что он смотрел вовсе не на нож Родриго, а на Наригорм. Его пугал в ней не только цвет её волос. Он увидел в этом ребёнке нечто зловещее, что-то такое, что до сих пор, как я думал, удавалось разглядеть только мне.

Соблазн горячей пищи оказался для Осмонда, Родриго и Жофре слишком сильным. Едва только Джек с Пеккером избавились от трупов, как они разом набросились на котёл с жадностью, которой позавидовала бы даже Наригорм.

Пеккер старательно разгребал огонь с помощью обломка старой кирки. Металл ударился о что-то твердое среди древесной золы. С лёгким щелчком из золы выкатился камень, на мгновение полыхнувший ало-красным, но, едва покинув пламя, он тут же почернел, хотя, в отличие от его тезки саламандры, был ещё слишком горяч для прикосновения. Пекер сидел там, внимательно наблюдая как он остывает, будто ждал, что из него кто то вылупится. Но он лежал мертвым, как любой из тысяч булыжников разбросанных вокруг. Едва дождавшись от нетерпения, Пеккер закатал его в шерстяную ткань, взятую у монаха, и спрятал под туникой. Ни Зофиил, ни Уизли не вернулись в лагерь. Я допускал, что Уизли может отступить, но я не ожидал, что Зофиил снова сдаст себя в руки бандитов. Я понятия не имел, действительно ли он скрывается в лесу, блуждая там потерянный, или ему удалось найти путь обратно в фургон к Сигнусу? В любом случае, было бы бессмысленно искать его в темноте, и я подозревал, что Жофре, по крайней мере, вздохнёт с облегчение, проведя ночь без его постоянных нападок, ибо, наряду с Сигнусом он, частенько являлся мишенью для жалящих острот Зофиила.

«- Что делает девчонка?», - спросила Дай.

Я взглянул туда, где, скрестив ноги, сидела Наригорм уставившись на что-то на земле. Мое сердце упало, когда я увидел три одинаковых круга, нарисованных ею на земле.

«- Она умеет читать по рунам»,- пояснил Осмонд.

«- Ворожит на рынках и ярмарках, что ли?»

Наригорм ничего не ответила. Все ее внимание было сосредоточено на трех кругах. Я почувствовал, как внутри меня всё сжалось. Последний раз, когда Наригорм прочла руны, она предсказала смерть одной из нашей компании, а на следующее утро мы обнаружили её безжизненное тело. Я все это время пытался убедить себя, что она как-то случайно стала свидетелем смерти или просто догадалась, но в ее голосе и глазах был такой злой восторг, когда она произнесла слова, которые я почти почувствовал, будто они действительно были вызваны магией её рун.

«- Нет, Наригорм, хватит на сегодня», - запротестовал я,- «мы слишком устали для подобных игр.»

Как только слова выпали из моего рта, я понял, какую глупую ошибку я совершил. Наригорм прожгла меня взглядом морозно-голубых глаз, сверкнувших ледяным блеском.

«- Это не игра, Камлот, совсем не игра!»

«- Она нашла камень, так ведь?»,- громко произнёс Пеккер,- «думаю, у нее есть дар», Итак, девочка, расскажи обо мне. Продолжай».

Наригорм улыбнулась. «Мне нужно кое-что твое. Амулет, с которым ты никогда не расстаёшься».

Пеккер разинул рот. «Откуда ты знаешь? Видишь, я же говорил тебе, что у нее есть дар!»

Он стащил с шеи шнурок и вытащил из под туники некий предмет. Наригорм была умным ребёнком. Должно быть, она заметила шнурок и догадалась, что такой человек, как Пеккер, наденет какой-нибудь скрытый амулет, защищающий его от опасностей. Иногда, я тоже использовал этот трюк в тавернах и на рынках, когда высматривал тех, кого можно было без лишних усилий убедить купить мои амулеты или мощи.

Пеккер передал Наригорм засаленную льняную ладанку. «Лунник-эта трава откроет любой замок, и сердце жабы. Никто не сможет поймать вас, пока вы носите при себе её сердце»,- с гордостью добавил он.

Наригорм взяла ладанку и аккуратно положила её в центр круга.

Затем, держа над амулетом мешочек с рунами, запустила в него руку. Она вытащила три рунных камня и бросила их по кругу.

Святой Джек отпрянул, поднимая руки, скрестил их на лице, словно отгонял вселенское зло и завопил: «Sanguis eorum sit super illos!». «…Если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти…»

«- Кого это ты тут собираешься «предать смерти»,- цыкнул на него Пеккер, – «пусть продолжает»

«- Ты ведь не выпустишь эту ведьму живой», - тихо пробормотал Джек, словно гончая, которая должна ещё разок тявкнуть, после того, как ей приказали молчать.

Наригорм проигнорировала их обоих. Она указала на одну из рун.

«- Кеназ, руна огня и болезней»

Пеккер даже не пытался скрывать свой восторг.

«- Это означает камень саламандры»,- он приблизился, наклонившись к кругам, чтобы рассмотреть другие руны. «Что это значит? Богатство? Груды золота и рубинов? Просторный дом? Видишь Дай, весь мир будет ползать на пузе перед моей дверью, зная, что у меня есть такое лекарство. И я заставлю их заплатить сторицей за это.»

Бледная рука Наригорм, словно моль, перепорхнула через вторую руну.

«- Бьорк, это женская руна, руна домашнего очага».

«- Видишь, Дай»,- Пеккер поднял голову и просиял,- «руны говорят, что ты будешь хозяйкой этого огромного дома. Говорят, что однажды я сделаю нас богатыми, так?»

Мелкие брызги дождя опять заклубились туманом. Вода капала с двух сморщенных кусочков плоти по обе стороны рассечённого носа Пеккера, но своём волнении он по прежнему казался таким же беспомощным как и Наригорм, замёрзшая и промокшая. Над руинами ветер громыхал ветвями деревьев, словно это были старые кости. Свет от пламени очага заплясал в кругах на земле, когда маленькие пальчики Наригорм переместилась к заключительной руне, уводя за собой жадный взгляд Пеккера.

«- Но «Бьорк» не одинока. Смотри, рядом с ней «Ис»- ложь, это значит, что женщина коварна. Она предала тебя.

Пеккер резко поднялся, встав лицом к лицу с Дай.

«- Что она имеет в виду? Ты настучишь на нас самому королю? Наши жизни в обмен на твою свободу, так что ли?»

Дай бросила на него ядовитый взгляд. «Как давно ты меня знаешь, Пеккер? Ты действительно думаешь, что я такая змея? Если они арестуют тебя, то хапнут и меня за компанию, и мы будем болтаться на виселице бок о бок.»

«- Тогда что значит – «предала?»

Взгляд Дай скользнул по Святому Джеку и так же быстро вернулся назад. Но не настолько быстро, чтобы Пеккер не успел его перехватить.

«- Ты обманывала меня с ним, шлюха? Ты посмела?»

Пеккер резким движением смёл руны в сторону и захрустел по щебню в сторону лачуг. Джек вскочил на ноги, и когда Пеккер занёс над ним свой кулак, кинжал Джека уже был наготове.

«- Делиться, так всем!», - прорычал святой Джек,- «мы заключили сделку. Дай была не против, что тебя не устраивает?»

Дай подбежала и потянула Пеккера за рукав, но он ударом отбросил её в сторону и выхватил нож. Двое мужчин нарезали круги, глядя друг другу в глаза и перебрасывая кинжалы из одной руки в другую.

Дай бросила на нас дикий взгляд. «Остановите их. Они убьют друг друга!»

Я взглянул на Наригорм. Возможно, это была просто игра теней, отброшенных пламенем костра, но я был уверен, что она усмехается.

Дай, наконец, убедила обоих своих любовников объявить позорное перемирие, и все трое разбойников разбрелись по своим углам в угрюмой тишине. Мы попытались устроиться на ночлег среди руин по возможности лучше, пытаясь втиснуться под куски импровизированной крыши сверху по углам, чтобы дождь на заливал наши лица. Было холодно, земля была слишком твердой, но я топтал дороги столько лет, что мог уснуть в медвежьей берлоге, и даже боль в плече не могла удержать меня от сна, после тех страданий, что принёс уходящий день.

Когда я проснулся на следующее утро, тяжелый серый свет уже заполнил лес, но я, возможно поспал бы ещё, если бы не вопль ярости, повыгонявший нас всех из своих укрытий, чтобы обнаружить, бессвязно воющего и топающего ногами Пеккера. Нам потребовалось несколько минут, чтобы разобрать, что он там выкрикивает.

«- Камень увели! Он махнул кулаком с зажатой в нём шерстяной тряпкой, в нашу сторону,- «какой-то урод украл его.»

«- Ты ослеп?»,- отозвался Жофре,- «камень все еще в ткани.»

«- Это-не камень саламандры. Какая то крыса подменила его. Думал, что я не замечу!»

Пеккер развернул ткань, сунув её нам под нос. Камень внутри был примерно такого же размера, как и тот, что я видел раннее ночью, только светлее и более угловатый.

Пеккер рванул Жофре за грудки, его глаза сузились.

«- Как ты определил, что там есть камень? Ты положил его туда, когда украл мой?»

Родриго схватил его за запястье, заставив освободить юношу. Родриго обхватил ученика за плечи, обшаривая взглядом его лицо.

«- Ragazzo, ради всего святого, скажи, это ты взял камень?»

Жофре уставился на Родриго и, на мгновение, я испугался, что он упорно не хочет отвечать. Но, наконец, он отрицательно покачал головой.

«- Да не брал я этот чёртов камень, клянусь.»

«- Ну, и что это доказывает?»,- негодовал Пекер,- «ты-его хозяин, наверное, и приказал ему это сделать. Все вы иностранцы-воры! Все до одного!»

Родриго сделал яростный шаг навстречу Пекеру с явным намерением ударить его, но Дай вовремя встала между ними.

«- Пеккер…Пеккер! Это Святой Джек, он пропал.»

Пекер подбежал к лачуге, осмотрел её, затем прополз её всю на четвереньках, словно хотел убедиться, что Джек нигде не спрятался. Дай наблюдала за ним стоя, сложив руки на бёдрах.

«- Джек никогда не вылезал из своей ямы так рано. Говорил, не стоит спешить, пока не пробудилось свежее мясцо. Всё равно никто не попрется по этой дороге зимой раньше полудня. Должно быть, он ускользнул ночью, потому что я встал ещё до того как пропоют петухи и не мог его не заметить».

«- So, Signora»,- возмутился Родриго,- «кажется, вор-твой пропавший друг, а не иностранец. Ваш муж не хочет извиниться?»

Дай залилась смехом, но было ли это от мысли, что Пеккер ее муж или, что он станет пред кем-нибудь извиняться, было трудно сказать, потому что в этот момент Пеккер выполз из лачуги, и ярости на его лице было достаточно, чтобы задушить любой смех при рождении.

Одной лишь ярости и желания Пеккера найти вора было недостаточно. Он настаивал, чтобы мы прочесали территорию, в поисках следов, указывающих направление, в котором отправился Джек. Никто из нас не был склонен помогать Пекеру, но, учитывая его плохое настроение, он мог легко насадить любого из нас на нож, если мы, хотя бы, не сделаем вид, что заняты поисками. К тому же, мы могли отправить его в погоню за Джеком и незаметно ускользнуть, прихватив наши вещички, с некоторыми дополнительными бонусами сверх. Считается ли кражей, украденное у вора? Вряд ли! Мы при всём желании, не смогли бы вернуть награбленное их мёртвым владельцам.

Но земля вокруг лагеря была хорошо притоптана, а за его пределами настолько размыта после многих месяцев дождей, что вся её поверхность сплошь была покрыта огромными лужами. Казалось, земля, словно перекормленный младенец, отказывалась принять внутрь ещё хоть каплю, отрыгивая назад всё ранее принятое.

Я решил, что нам больше повезет, если мы осмотрим деревья и кустарники, на предмет вырванных ветвями волос или зацепившихся за них волокон ткани. Я осматривал подлесок, особо не глядя себе под ноги. Сделав шаг вперед, я резко отпрыгнул. Земля внезапно ушла у меня из под ног. Распластавшись в грязи, я стиснул зубы от жгучей боли в плече.

Я лежал на краю глубокой ямы, размером, примерно, пять на пять ярдов, наполовину заполненной мутной водой, такой же густой и вонючей, как протухшая похлёбка. Осторожно перекатив себя от края ямы, я не решался встать, пока не удалился от её контуров, опасаясь, что размокшая земля обрушится подо мной. Когда я поднялся на ноги, то увидел, как что-то плавает ниже меня с соседнего края, скрытого от моего взгляда.

Голый человеческий труп лежал прямо подо мной, мутные глаза незряче уставились вверх, а его распухшие очертания и вздувшийся живот выступали чуть выше кромки серовато-зеленой воды. Но было что-то другое, что-то упало на плавучий труп. Это было второе тело, одетое в оборванный коричневый плащ, который развевался над ним, словно волосы гротескной русалки. Он плавал лицом вниз с кинжалом, торчащим у него между лопатками.

Не было возможности извлечь труп святого Джека из «глотки», потому что яма была слишком глубокая даже не смотря на дождь, благодаря которому, уровень воды там превышал примерно два человеческих роста. Если бы тело Джека не удержалось на другом, раздутом от трупных газов теле, оно бы просто утонуло в гнойной жидкости, и мы бы никогда не узнали, что он уже мертв. Даже Пеккер не мог назвать точное число гниющих там трупов. Пеккер и Дай уверяли, что это собственный кинжал Джека торчит у него между лопаток. Вопрос был ,– «Кто его туда вонзил?».

Едва увидев тело плавающее в яме, Дай набросилась на Пеккера, барабаня по нему кулаками и царапая лицо.

«- Зачем ты убил его? Он был нам хорошим другом, лучшим…!»

Пеккер поймал ее за запястья, оттолкнув от себя: «Да я пальцем его не тронул. Сам же и искал его, так ведь? На кой мне это сдалось, если я знал, что он уже там?»

Дай окинула его мрачным взглядом. Было ясно, что она ему не верит, и, судя по её озлобленным взглядам, не верила и нашей маленькой компании. Но мне было любопытно. Пекер казался по-настоящему шокированным, как и все остальные, когда увидел в воде тело святого Джека. Он убил многих, но, возможно, это было первое убийство, в котором он был невиновен.

Но если не Пеккер убил его в порыве ревности, то кто? Ни у кого для этого не было мотивов, если конечно, Джек не украл тот камень, а теперь кто-то украл его у него. Уизли? Он все еще был там, в лесу, как и Зофиил. И это был Зофиил, который знал о силе камня. Но действительно ли он способен на убийство ради этого?

А что с остальными? Жофре считал, что его мать умерла от чумы в Венеции. Мальчик был настолько напуган лихорадкой, что убил бы за лекарство, которое могло бы спасти его? Я обнаружил, что мой взгляд остановился на Осмонде. Он сражался с драконом голыми руками, чтобы защитить свою любимую Аделу. Способен ли он убить ради неё?

Те же мысли, очевидно, занимали и Пеккера, пока мы молча возвращались в лагерь. Он присел у костра, потирая руки над огнем.

«- Один из вас, должно быть, видел, как Джек взял камень и решил этим воспользоваться. Всё сходится, если, конечно, Его Высочество не сделал это раньше, не обнаружив себя.»

« - У вас тоже есть пропавший человек», - прорычал Родриго,- «его ремесло-грабеж и убийство. Почему бы тебе не подумать на него»

«- Уизли может украсть пятачок у свиньи»,- сказала Дай насупившись,- «но он-не убийца, на его руках нет крови. Он не заставил бы себя это сделать. С другой стороны, ему это и не требовалось. Если бы он хотел заполучить камень, он сделал бы это и без Джека, с его-то способностями»

Пеккер кивнул в сторону Наригорм, которая единственная, казалось, все еще испытывала аппетит и копалась в котле, охотясь за кусочками мяса.

«- Она может сказать нам, кто украл. Она может прочесть это в своих рунах. Если бы это был кто-то из вас…»,- он оставил угрозу висеть в воздухе, но я знал, что он подумал, ««глотка» вскоре заглотит очередную жертву.»

Наригорм не смотрела вверх, но я уловил слабую призрачную улыбку на её лице. Я знал, что ей нельзя этого делать. Она уже принесла достаточно вреда прошлой ночью и сделает ещё больше.

«- Но, если ребёнок скажет, что это Уизли, то не верь ей», - сказал я, – «она одна из нас. Откуда ты знаешь, что она не лжёт?»

Я почувствовал, как ярость Наригорм вонзилась в меня, словно жало осы. Я был прав, она что-то планировала, но почувствовал маленький внутренний триумф, что сорвал её планы.

Дай кивнула, нахмурившись.

«- Нельзя доверять девчонке. Посмотри на ее белые волосы. Это неестественно. Похоже на дитя-призрака. Я думаю, она не та, за кого себя выдаёт»

Дай, видимо, не забыла, а может и простила представление, устроенное Наригорм прошлой ночью. «В деревне, где я воспитывалась», - продолжала она, -«если что-то пропало, то под ведро сажали чёрного петуха, и каждый подозреваемый, по очереди прикладывал руки к ведру. Петух кукарекал, когда к ведру прикасался вор.»

«- У тебя где-то припрятан черный петух?», - прервал её Пекер окидывая взглядом руины. «Последний петух, которого я видел, был сварен в этом котле, и с тех пор уже минуло месяца три. Но, может быть, если вор положит руку на котел, он выпорхнет оттуда живым и начнет кукарекать».

Адела взглянула на Осмонда.

«- Я слышала…»,- начала было она, но внезапно запнулась, уставившись на собственные ладони.

«- Что?»,- потребовал Пекер,- «давай, рожай уже!»

«- Кто то…В общем, мне сказали, что если нарисовать на стене глаз и все отвернутся, когда в него загоняют гвоздь, то виновный почувствует резкую боль в глазу и вскрикнет…Осмонд может рисовать…Он прекрасный художник.»

«- Какого цвета глаз?», -подозрительно спросил Пеккер.,-«потому что, если он будет синим, а глаза вора-карими, он не закричит».

«- Если он нарисует его углем», - сказал я, - «это сработает для кого угодно».

Лицо Пеккера расплылось в ухмылке.

«- Лучше всего удостовериться какой глаз он рисует. У тебя нет левого, старик, и если ты-вор, то можешь обмануть испытание и не почувствовать гвоздь»

Я вернул ему ухмылку, понимая, что в его словах не было ни издевательства, ни жалости, ибо догадывался-мы оба вдоволь настрадались от козней этой парочки.

Я не боялся проверки, ибо был уверен, что если кто-то из нас и взял камень, то даже чувство вины не заставит их закричать. Но это, как минимум, могло гарантировать, что Наригорм больше не причинит вреда.

Осмонд долго выбирал из костра именно тот самый правильный кусок угля и еще большее внимание обращал на серо-белые камни разрушенной стены, заботясь об этом так, будто он рисовал Всевидящее око на церковном своде. Его лицо выглядело отсутствующим, и я почувствовал, как когда то, много месяцев назад, он имел счастье рисовать все, что желала его душа, как тяжело ему было остановиться и расстаться с этим воспоминанием. Пеккер в это время охотился за железным подковообразным гвоздем среди украденных сокровищ и камнем, чтобы его забить.

Когда Осмонд наконец то удовлетворил свои творческие амбиции и насладился признанием собственного художественного таланта, он торжественно повернулся к нам, держа гвоздь в руке, но Пеккер крепко сжал её.

«- Ты можешь оказаться вором ещё вероятнее, чем остальные»,- он ткнул гвоздем в сторону Аделы,- «возвращайся туда, к своей жене, и вы все отворачиваетесь».

Адела схватила Осмонда за руку. Она выглядела испуганной, и ужасная мысль поразила меня, что, возможно, Осмонд виновен, и она знает об этом. Я боялся, что Адела будет так напряжена и напугана, что закричит сама. Я окинул взглядом остальных. Выражение лица Родриго ни о чём не говорило, но Жофре также выглядел встревоженным, его рука дёрнулась, к глазам, будто он пытался защитить себя от удара. Тишина. Мы все превратились в слух. Раздавался лишь шум ветра в ветвях, да плеск от капель воды, срывающихся в лужи с веток деревьев.

Звон железа ударившего по камню, прорезал тишину, но в тот же миг раздался резкий крик, и мы разом обернулись. Дай согнулась пополам, ее рука прижималась к правой стороне лица, закрывая глаза. Гвоздь и камень с грохотом выпали из рук Пеккера. В мгновение ока он очутился позади нее, заломив ей руки за спиной, и обхватив за горло свободной рукой.

«- Девчонка предсказывала предательство», - рычал он,- «я думал, она говорит мне о том, что ты уже сотворила, но она предупреждала о том, что ты сделаешь.»

Дай задыхалась, лицо стало багровым, когда пальцы сжались на её стройной шее. Она пыталась говорить, но никто не мог разобрать ее слов. Все мы были слишком ошеломлены происходящим, чтобы двигаться. Пеккер волоком вытащил ее из лагеря. Наша маленькая компания нерешительно смотрели друг на друга.

«- Мы должны идти за ними», - призвал я.,– «он убьет ее!»

Мои слова удивили даже меня самого. Почему меня должна волновать, судьба разбойницы? Но я видел боль в глазах Дай, когда она говорила о своём потерянном ребенке и знал, что она-лишь то, что сделали с ней другие, как и все мы.

«- Это их личные дела», - сказал Осмонд. Он обнял Аделу, прижимаясь к ней и пытаясь остановить ее дрожь. «Они бандиты, оставь их. Пока они заняты убийством друг друга, у нас есть шанс сбежать, найти фургон и остальных.»

«- Пошли»,- сказал Родриго.,-«веди Аделу к фургону. Я пойду за Дай. Камлот прав, она женщина. Она не в силах ему сопротивляться»

«- Судя по тому, что я видел»,- холодно произнёс голос,- «эта женщина может сражаться получше, чем большинство мужчин, и убивать тоже. Если он прибьёт её, это будет меньшее, что она заслуживает». Зофиил вышел из-за стены, грязный и взъерошенный, но ему, однако, удалось освободиться от своих уз.

«- Где ты прятался?», - удивился Осмонд.

«- Не прятался», - фыркнул Зофиил,- «просто держался подальше от глаз до тех пор, пока не представится возможность спасти вас. Хотя, с чего это я должен беспокоиться, не знаю? Вы все могли легко ускользнуть ещё прошлой ночью.»

«- А если бы Адела упала в темноте?»

«- Ах, да, мы снова должны рисковать жизнью из-за этой женщины и ее нерождённого дитяти. По мне, так этот ребёнок должен молить Бога, чтобы он умертвил его ещё в утробе матери, избавив тем самым от опеки своих полоумных родителей.»

«- Никто тебя не спрашивает», - огрызнулся Осмонд, делая шаг к нему, багровея от с ярости, но Адела, повиснув на его руке, вернула его.

Из лагеря раздался крик ужаса.

«- Дай! Вы должны помочь ей, Осмонд. Вы должны»,- умоляла Адела.

Родриго побежал на крик, Жофре ринулся за ним. Осмонд, все еще хмурясь, пошёл следом. Я поспешил за ними, когда, что то белое промелькнуло внизу у меня перед глазами. Я совсем забыл про нашу маленькую мышку, или вернее сказать, кошку? Наригорм сидела на корточках на земле, поигрывая двумя маленькими острыми камешками гальки в руке.

Я последовал на звук бегущих впереди ног. Когда преодолел кустарник, мой взгляд уткнулся в спины Родриго, Жофре и Осмонда. Они замерли в нескольких ярдах от Пеккера, и я понял, почему. Пеккер все еще держал Дай в вытянутых руках, но они стояли на самом краю «глотки». Он пристально смотрел ей в глаза, сжимая её за плечи и наклоняя назад к вонючей жиже, где все еще плавало тело святого Джека.

«- Скажи мне! Скажи», крикнул он,- «где этот долбаный камень? Если не отдашь его мне, то клянусь, ты присоединишься к своему любовнику».

Дай выпучила глаза от страха, но явно боялась сопротивляться, чтобы случайно не выскользнуть из его пальцев и не упасть. «Я ничего не брала! Я же сказала, что-то прилетело и ударило меня в лицо. Вот что заставило меня вскрикнуть. Там даже остался след, видишь!»

«- Да, след от гвоздя!»,- прохрипел Пеккер, - «но я-честный человек, не как те судьи, что клеймили меня. Я хочу дать тебе еще один шанс доказать свою невиновность. Я собираюсь искупать тебя. Если вы утонешь, я поверю, что ты так же чиста, как утренняя роса. Что может быть справедливее, ведь так? Давай, попрыгай на своём мертвом любовнике. Докажи мне, насколько ты невинна.»

Внезапно я понял, что сделала Наригорм.

«- Отпусти ее, Пеккер»,- крикнул я.,- «она говорит правду. Наригорм бросила в неё камнем, когда ты вбивал гвоздь, поэтому она и закричала.»

Пеккер коротко повернул голову. «А зачем девчонке это делать, старик? Она рассказала достаточно правды о Дай прошлой ночью. Эта женщина - шлюха и убийца. Она прирезала своего мужа, пока он спал, ты знал это?»

Он слегка расслабил свою хватку на Дай, так, что она смогла распрямиться, хотя он все еще держал ее на самом краю ямы.

«- Я сама же и рассказала тебе об этом, ублюдок. Говорила, что тогда он избил меня до полусмерти. Я ударила его, когда он устал меня избивать и свалился в дымину пьяный, знала-живой он меня не отпустит. Он убил бы меня, если б я его не опередила.»

«- Так вот, как ты запела!»,- прорычал Пеккер,- «как я понял, он был таким же ничтожным безвольным червём, раз имел глупость довериться тебе, как и я, и бедный старина-Джек. Я должен был прибить тебя собственноручно. Может быть, это научило бы тебя …»

Он умолк, уставившись на что-то среди деревьев по другую сторону «глотки», его глаза расширились от ужаса. Человек приближался к нам, из серой пелены дождя, и этот человек был несомненно Святой Джек.

Пеккер уставился на него, затем в «глотку» и резко вскинул руки, будто отгоняя мстительный призрак. Он выпустил Дай, оставив её балансировать на самом краю ямы. Мы, застыв, смотрели на неё, уверенные, что сейчас она упадёт, но сделав усилие, Дай бросилась вперед, ударившись о Пеккера и растянулась лицом вниз на траве. Пеккер попытался сохранить равновесие, но его нога соскользнула на краю «глотки». Земля была слишком скользкой, что бы удержать его, и он с воем обрушился в яму, завершив своё падение сильным всплеском внизу. Все втроём мы подались вперед, Дай следом подползла на четвереньках к краю и растянулась в грязи.

Пеккер взывал о помощи и дико барахтался в воде. Было очевидно, что он не умеет плавать, но даже если бы он смог уцепиться за края, никто, кроме ящерицы, не смог бы вскарабкаться вверх по этим гладким, отвесным каменным стенам. Кто-то оттолкнул меня в сторону. Это была Дай. Схватив упавшую ветку, она плюхнулась на живот и, лежа на земле, протягивала эту ветку вниз Пеккеру, на столько насколько могла.

«- Хватайся за неё, Пеккер!»,- просила она,- «Тянись! Я тебя вытащу. Я не позволю тебе утонуть, я не позволю!»

Она тянулась так далеко, как могла, держа в руках громоздкую ветку изо всех сил, какие она только могла из себя выдавить, но всё было бесполезно. Даже если бы ветка была вдвое длиннее, она не смогла бы до него дотянуться, потому что он находился слишком глубоко.

Пеккер отчаянно барахтался, пытаясь подняться вверх и схватить ветку, но каждое усилие только утаскивало его под грязную воду. Он снова выныривал, задыхаясь, но лишь затем, чтобы снова утонуть.

«- Подожди, Пеккер», - просила Дай,- «подожди, я сниму чулки… привяжу их к ветке».

Она отбросила ветку и скинула ботинки, но я обхватил ее.

«- Это бесполезно, Дай. Вы никогда не достанете его таким образом, без длинной веревки и …»

«- Я возьму…! Я вернусь, Пеккер! Держаться! Держаться!»

Она вырвалась из моей хватки и ринулась в сторону лагеря. Я услышал, как она врезается в кустарник на бегу.

Силы Пеккера быстро иссякали. Он сделал безумный захват единственной твердой поверхности, которую мог нащупать, труп того, кого мы считали Святым Джеком. Когда Пеккер ухватил край его лохмотьев, тело медленно перевернулось в воде, и мы увидели мутные глаза Узли, безжизненно устремлённые на нас

Лишь тело Уизли повернулось в воде, шершавая рука обнаженного трупа под ним скользнула по лицу Пеккера, холодные бледные пальцы ласкали его, словно любовника. Пеккер вскрикнул от ужаса и, вскинув обе руки, чтобы отбросить его, погрузился под мутно-зеленую воду. Труп Уизли, теперь освобожденный от раздутого тела под ним, опустился поверх Пеккера, и они оба пропали с наших глаз.

Мы оставили Дай, сидящей в руинах, рядом с ней сидел святой Джек, обняв ее за плечи. На этот раз они не пытались остановить нас. Дай пристально смотрела в огонь костра. Она не пролила ни единой слезинки, да, честно говоря, я и не ждал, что какая-либо женщина будет оплакивать такого человека, как Пеккер. Но я видел ее безумные попытки спасти его, и знал, что, по-своему, она любила его.

Опять же, возможно, она была вправе не судить его так строго, как могли бы сделать многие. Его никто не жалел и, он тоже научился быть безжалостным. Я коснулся сморщенного рубца на собственном лице. Лезвие режет только плоть, но слова, ранящие разум, оставляют гораздо более изощрённые шрамы. Я надеялся, что святой Джек будет немного добрее к Дай, хотя слабо верилось, что эта доброта распространится на каждого путешественника, встретившегося им на пути. У меня было ощущение, что вода в «глотке» ещё прибудет, и не только из-за дождей.

Джек был непоколебим-Уизли украл камень саламандры. Джек не спал тогда, опасаясь что Пеккер попытается убить его во сне и видел, как Уизли прокрался обратно в лагерь. Уизли завернулся в плащ Джека, несомненно, чтобы замаскироваться на случай, если кто-нибудь проснётся, а затем прополз в лачугу к Пеккеру. Если кто-нибудь и мог увести камень, не разбудив человека, это был Уизли. И Джек был уверен, он так и сделает.

«- Мы не крадём у своих, таковы правила»,- сказал святой Джек,- «мы заключили сделку, а Уизли её нарушил: «Нарушивший заповеди…, да будет предан смерти.».

Джек последовал за Уизли, когда тот бросился обратно в лес, чтобы получить кинжал между лопаток. Но, когда Джек обыскал тело Уизли, то не обнаружил и следа камня. Он был уверен, Уизли, должно быть, выпустил его в агонии или, когда бежал из лагеря. Джек провел остаток ночи и утро в охоте за камнем, бесконечно возвращался к «глотке», думая, что камень выпал, пока он тащил тело в яму. Но он по-прежнему, не терял надежду и был полон решимости продолжать поиски, пока не отыщет его.

Я почувствовал, как Зофиил смотрит на меня, когда мы вели хромающую Ксанф обратно через лес, к месту, где спрятали фургон.

«- Видишь, Камлот»,- сказал он,- «вот что с нами делает надежда! Джек и эта женщина проведут остаток своей жалкой жизни, охотясь за одним камнем среди тысяч, уверенные, что это сделает их богатыми. Рано или поздно, одна из жертв нападения занесёт к ним Великую Чуму, и они будут умирать в муках, всё ещё ползая на четвереньках в поисках лекарства. Упование, Камлот,- это плавучий труп. Цепляйся за него и он утянет тебя в ад.»

Я смерил его взглядом.

«-Существовал ли в действительности когда-нибудь этот камень саламандры?»,- поинтересовался я.

Он поднял брови, удивлённо сверкнув глазами. «Конечно, ведь даже ты поверил этой истории. Предложи любому человеку способ обмануть смерть, и он убьет за него. Это одна из суровых жизненных истин, мой друг.»

Но даже когда он так говорил, я видел, как рука Зофиила поглаживала кожаную сумку, словно проверяя, что что-то ценное там всё ещё лежит в безопасности.

ИСЧЕЗАЮЩАЯ

ВЕДЬМА

КАРЕН МЕЙТЛЕНД

Пролог

Смертельная мазь, изготовленная из мышьяка, купороса, жира младенца, крови летучей мыши и болиголова, должна быть размазана на задвижках, воротах и дверных косяках домов под покровом ночи. Это заставить смерть быстро покинуть город

Река Уитем, Линкольншир

«- Помогите! Прошу Вас, помогите!»

Крик звучал приглушенно в плотном морозном тумане, клубящемся по чёрной реке. Едва его плоскодонка поднялась вверх по течению, Гюнтер уловил отдалённый вопль и вонзил шест в дно реки, пытаясь удержать лодку от стремительного течения. Крик, казалось, исходил с берега где-то впереди, но Гюнтер едва мог различить свет фонаря в носовой части собственной лодки, не говоря уж об источнике крика.

Крик донёсся снова: «Смилуйтесь, ради Христа, помогите мне!»

Туман искажал звук, поэтому Гюнтер не был точно уверен, где располагается его источник, справа или слева? Он изо всех сил старался держаться по центру реки, мысленно проклиная себя. Он должен был вернуться ещё прошлой ночью, но потребовалось целых четыре дня, чтобы перевезти груз вниз по реке до Бостона и вернуться обратно. Вот уже который день он отчаянно пытался добраться до дома, чтобы наконец-то удостовериться, что его жена и детишки в безопасности.

Вчера он видел, как из реки доставали тело лодочника. Бедняге переломали все кости, прежде чем ограбить и бросить в реку. Убийцы не оставили ему даже панталон, чтобы прикрыть свое достоинство. И это был не первый лодочник, которого находили здесь за прошедшие недели, плавающим лицом вниз с ножевыми ранениями в спине.

«- Есть здесь кто-нибудь?»,- раздался снова человеческий голос, но на этот раз неуверенно, будто опасаясь, что на его голос отзовётся призрак или речной эльф.

Подобная мысль также пришла в голову и Гюнтеру. Двое детей утонули неподалёку от этого места, и рассказывали, будто их призраки до сих пор бродят по мелководью, заманивая случайных путников в ледяные воды.

«- Кто ты?»,- крикнул Гюнтер, - «Назови себя»

«-Смиренный инок Братства Покаяния Христова», - голос был пронзительным и скрипучим, словно успел проржаветь за долгие годы молчания, - «Туман… Я забрёл в болото и чуть не увяз в трясине. Боюсь сделать шаг без страха утонуть в болоте или упасть в реку.»

Теперь Гюнтер мог разглядеть слабые очертания сквозь плывущие клочья тумана, но проблески были настолько мимолётны, что трудно было сказать, люди это или деревья. Инстинкт самосохранения приказывал ему проигнорировать незнакомца и поднажать отсюда вверх по реке. Это был излюбленный трюк речных крыс, который они использовали для заманивания незадачливых лодочников на мелководье с целью дальнейшего грабежа и убийства. Человек, которого вытащили из реки был здоровым молодым парнем с двумя ногами, у Гюнтера же была только одна… Его левая нога была ампутирована ниже колена и заменена деревянным костылём в форме перевёрнутого гриба, мало чем отличающегося от шеста, толкающего его плоскодонку.

Хотя, он и мог ходить так же быстро, как любой человек, при драке его можно было легко сбить с ног, а вернее-с ноги.

Однако, незнакомец на берегу не унимался: «Прошу Вас, ради Всего святого, помогите мне! Я вымок и голоден. Я боюсь, рассвет застигнет меня уже замороженным трупом, если я останусь здесь на ночь»

Грубый тон мужского голоса более походил на угрозу, чем на мольбу, но Гюнтер достаточно настрадался от голода и холода в своей жизни, чтобы знать, сколько бед может принести эта парочка демонов, да и ночь становилась всё суровее. Утром ударит сильный мороз. Он понимал, что никогда не простит себе, если бросит здесь человека на верную смерть.

«- Позови ещё раз и продолжай кричать, пока я тебя не увижу»,- отозвался он

Он прислушивался к голосу, подталкивая свою плоскодонку к левому берегу, и наконец подплыл достаточно близко, чтобы разглядеть фигуру в капюшоне и длиной робе, стоящую и самой кромки воды. Гюнтер крепко сжал шест в руках, его металлический наконечник можно было превратить в надёжное оружие, на случай, если незнакомец попытается захватить лодку.

Дыхание монаха висело в морозном воздухе белым облачком, смешиваясь с ледяным речным туманом. Как только нос плоскодонки подошёл достаточно близко к берегу, он наклонился вперёд, будто собирался ухватиться за него. Однако, Гюнтер был готов к этому. Он взмахнул шестом по другую сторону лодки и оттолкнул её от отмели, посчитав, что мужчина не рискнёт прыгать в этих одеждах.

«- Кровью Христовой клянусь, я не причиню тебе вреда!»,- но голос незнакомца вблизи звучал ещё более угрожающим. Монах вытянул свою правую руку в пятно света, отбрасываемого фонарём. Сгибы его рукава повисли тяжёлыми грязными складками. Медленно, другой рукой, он откинул складки промокшего рукава и обнажил руку, которая заканчивалась у запястья.

«- Я вряд ли представляю угрозу для кого-либо»

Гюнтер почувствовал, как краска стыда заливает его лицо. Его раздражало сочувствие посторонних к нему, как к инвалиду, и он не собирался сейчас сам изображать сострадание, но презирал себя за недоверие и трусость. Монаху вряд ли легко удалось бы освободится из топи, проглотившей стольких неосторожных путешественников.

Гюнтер всегда полагал, что священники и монахи-слабаки, избравшие церковь, чтобы отлынивать от тяжелого физического труда с его потом и мозолями. Но этот был парень-не промах, и явно не торопился на встречу с Создателем, не смотря на свой духовный сан.

Гюнтер подогнал лодку к берегу и, удерживая её против течения, дал монаху перевалиться через борт и пристроиться на одной из поперечных досок. Его грубая бесформенная роба плотно прижималась к телу, покрытому грязью и илом. Его трясло от холода, а капюшон был так низко надвинут на глаза, что Гюнтер не мог разглядеть его лицо.

«- Я подвезу тебя до Хай-Бридж в Линкольне», -сказал Гюнтер,- «там всегда найдётся постель и горячая еда, особенно, для служителя Священного Ордена».

«- Как далеко ещё до города?»,- вздохнул монах. «Я шёл несколько дней, чтобы до него добраться.»

«- Кабы не эта напасть, ты мог бы увидеть факелы, пылающие на городских стенах и даже свечи в окнах собора.»

Гюнтер медленно толкал плоскодонку, пытаясь разглядеть сквозь туман водную гладь перед собой. Он знал каждый поворот реки не хуже, чем лицо своей любимой жены. Он не боялся столкновения с другими кораблями в столь поздний час, но всегда сохранялась опасность наткнуться на бочки или бревно, неосторожно сброшенные вниз по течению.

«- Так что привело тебя в Линкольн?»,- спросил он, не отрывая взгляд от реки,- «ты вряд ли найдёшь здесь кого-либо из вашего Ордена. Я слышал, что когда то был дом, принадлежащий Братству Покаяния Христова в Линкольне, но это было ещё до Великого Мора. Дом всё ещё стоит, но ни один из ваших братьев не появлялся там уже много лет».

«- Я ищу не свои братьев»,- ответил монах.

Они проплывали мимо жалких лачуг, что выстроились по берегам и на дальних окраинах города, туман уже не казался таким непроглядным. Гюнтер торопился высадить своего пассажира, как можно быстрее, ему не терпелось вернуться домой. Было в голосе незнакомца что-то, что заставляло его беспокоиться. Было что то острое и холодное, словно отточенное лезвие, в его, казалось бы, безобидных словах. Монахи всегда остаются монахами, и неважно откуда они прибыли. Когда они не кричат о муках адовых, то требуют пожертвований, грозя анафемой, если вы им не заплатили.

«- Итак»,- переспросил Гюнтер,- «Зачем ты приехал? Предупреждаю, Линкольн переживает не лучшие времена, здесь не разживёшься пожертвованиями, даже будучи святым. Лучше бы ты отправился в Бостон. Туда теперь текут все деньги с тех пор, как мы потеряли шерстяной рынок.»

Монах издал низкий безрадостный смех. «Ты думаешь, я проделал весь этот путь ради горстки монет? Ты видишь это?»

Пользуясь зубами и левой рукой, он развязал завязки на капюшоне и потянул его вниз. Он поднял фонарь с носа плоскодонки, и источник света на уровне его груди, озарил лицо монаха снизу. То, что увидел Гюнтер, заставило его так сильно дёрнуться, что он пропустил удар и чуть не свалился в реку. Он стоял, застыв с немым ужасом в глазах, пока незнакомец не вернул капюшон на место.

«- Ты спрашиваешь, что я ищу, мой друг?»,- прорычал монах,- «Я ищу справедливости. Я ищу возмездия. Я ищу мести!»

Глава 1

Чтобы защититься от ведьмы, вытяните кишки из голубя, пока он ещё жив, и протяните их над дверями вашего дома. Тогда ни ведьма, ни её чары не смогут проникнуть внутрь.

Линкольн

Будучи живым, я не принадлежал к числу тех, кто видел призраков. Я думал, что все, кто утверждал подобное-безумцы или лжецы. Но, когда вы мертвы, друзья мои, вы поражаетесь тому, как много скрыто от живых глаз. Я нахожусь сейчас в странном полумраке. Я вижу деревья и дома, коровники и мельницы, но не так, как это прежде виделось мне. Они бледные, лишь с оттенками красок, словно незрелые фрукты. Они-новички в этом мире. Но я вижу другие дома, которые рассыпались в прах задолго до моего рождения. Они всё ещё там, теснятся меж деревенских застроек, возвышаются среди холмов, старые и поновее, богатые оттенками жёлтого и бурого, красной глины и белого известняка. Они ярче, но не так прочны, как реальные, они словно отражение в неподвижной глади озера, кажутся такими живыми до первого же лёгкого бриза, который развеет их в ничто.

Так и с людьми. Живые-просто ещё недостаточно созрели, чтобы сорваться с ветки жизни в тлен. Но они-не единственные, кто прогуливается по улицам и аллеям или бродит по лесам и болотам. Есть и другие, подобные мне, что оставили жизнь, но не могут пройти через врата смерти. Некоторые остаются там, где жили ранее, повторяют старые маршруты или задания, полагая, что смогут уйти, поставив в них точку. У них выходит многоточие. Другие-блуждают по дорогам в поисках пещеры или заветной двери, которая выведет их из этого мира, в тот, иной, полный чудес, о которых они могли лишь мечтать.

Многие, самые несчастные из всех, пытаются воссоединиться с живыми. Влюблённые напрасно ходят по пятам за своими возлюбленными, умоляя тех обернуться и взглянуть на них. Дети по ночам царапаются в двери домов, рыдают и зовут мать, любую мать, что впустит их и приласкает. Младенцы притаились на дне колодцев или залегли под дёрном, в ожидании своего часа, чтобы вползти в женское лоно и родиться вновь, как её собственное дитя.

А я? Я пока не могу уйти. Я был вырван из жизни раньше своего часа, стал жертвой смерти вопреки своей воле, так что, я должен задержаться, пока не доведу свой рассказ до логической развязки, потому что есть кто то, за кем я наблюдаю и некто, за кем я слежу. Я не оставлю их, пока их историям не придёт конец.

Роберт Бассингем взглянул на одиннадцать других членов Муниципалитета, скрючившихся на стульях, и вздохнул. Это был долгий день. Старая ратуша была выстроена вдоль главного городского проезда Линкольна, и зазывания коробейников, грохот телег и запряжённых волами фургонов, болтовня людей, топающих по мостовой в деревянных башмаках, всё это означало, что маленькие окна комнаты должны быть плотно закупорены, чтобы престарелые члены муниципалитета могли расслышать человека, сидящего рядом с ними.

Как следствие, воздух был спёртый, с кислым дыханием стариков и непрекращающимся ароматом баранины, оливок, свиных отбивных и мясных фрикаделек, на которых паслась вся паства Муниципалитета. День стоял теплый, и они были вынуждены укладывать проглоченные кусочки при помощи кувшинов вина-дорогого гиппокраса с пряностями, которое не менее ловко укладывало и некоторых участников собрания. Трое из них положили руку себе на глаза, притворяясь сосредоточенными, в то время как четвёртый сидел с открытым ртом и, словно соревновался в громком и храпе и выпускании газов с гончей, спящей у его ног.

Роберт разнузданно любил гиппокрас, но сегодня решил воздержаться, зная, что также будет спать на ходу. Он мучительно осознавал ту тяжёлую ответственность, которую взял на себя, как новоизбранный мастер Гильдии купцов, самой могущественной гильдии в Линкольншире и, по-прежнему, самой богатой, хоть она уже и не была такой процветающей, как некогда.

Роберт был торговцем тканями в Линкольне, довольно уважаемым, по крайне мере теми, кто привык измерять ценность человека толщиной его кошелька и влиянием. Он сделал состояние, продавая шерсть, а так же красную и зеленую ткань, которой Линкольн справедливо славился. Будучи недавно назначенным на должность в Муниципалитете, он был одним из его младших членов ещё в начале пятидесятых.

Он значительно приумножил свои богатства за последние годы, компенсируя собственную безграмотность в вопросах любви деловой хваткой. Он приобрёл участок земли на берегу реки Уитем у недавно овдовевшей владелицы, уверив её, будто земля ничего не стоит, что было отчасти и правда: болотистая почва была непригодна даже для выпаса овец. Но купец в Линкольне должен иметь собственные лодки, чтобы сплавлять свои товары по реке до большого порта в Бостоне, а у лодочников-должно быть жильё на берегу. Роберт построил несколько коттеджей на пустыре и неплохо заработал, сдавая их в аренду доставщикам своих грузов. Если «заработал» - правильное слово для денег, которые один человек получает от других за их же собственный труд. И, поверьте мне, было много мужчин в Англии в те годы, у которых была причина негодовать по поводу таких вот дельцов.

Роберт ударил оловянным стаканчиком из под эля о длинный стол. Спящие дернулись и резко выпрямились, гневно взирая на него. Что этот новичок себе позволяет, не даст людям поспать спокойно?

«-Я повторяю»,- объявил Роберт, - «Мы должны просить короля Ричарда выдать нам разрешение на дополнительный налог в Линкольне, для восстановления гильдии.», - он указал на зловещие трещины в каменной стене, достаточно широкие, чтобы просунуть палец. «Если одна из повозок врежется в несущую сваю, мы все превратимся в уличный сор, вместе с обломками этого здания».

«- Но горожане никогда это не поддержат»,- Возразил Хью де Гарвелл.,- «Благодаря Джону Гонту и его нашёптываниям в уши юного короля, народ уже обобрали до нитки, чтобы наскрести ещё денег для этих бессмысленных войн во Франции и Шотландии.»

Несколько членов совета неуверенно посмотрели друг на друга. Трудно было сразу прикинуть, какой объём публичной критики в адрес мальчишки-короля тянет на обвинение в государственной измене? И, если король Ричард мог простить многое, то у его дяди Джона Гонта были уши повсюду, и он жестоко расправлялся с любым, осмелившимся сболтнуть лишнего даже во сне. А поскольку Джон Гонт был констеблем Линкольн-Касла, то никто в этом зале не был уверен, что один из его коллег-членов Муниципалитета не продал свою душу этому дьяволу.

Роберт посмотрел на Хью и горько усмехнулся. Они были, скорее, хорошими друзьями, но это ещё больше раздражало его. Хью, видимо полагает, что сложный аппарат Муниципального управления сможет исправно функционировать на медных грошах и свином пойле. Он поднялся со стула, шагнул к маленькому окну, пытаясь размять затёкшие ноги, и рассматривал, суетящуюся внизу толпу.

«- Смотрите! Три телеги пытаются одновременно проехать через арку, и никто из них не хочет уступить дорогу другому. Люди, может, и не захотят платить но если это здание рухнет на них, десятки погибнут под развалинами. Тогда они потребуют от нас ответа, почему мы ничего не предприняли, чтобы это предотвратить?»

«- Так обложите налогом гильдии, а не бедных ремесленников и калек»,- возразил Хью,- «Гильдия купцов достаточно богата, чтобы построить целую дюжину новых ратуш, если продаст часть золота и серебра из своих закромов. Они жируют, словно паразиты на теле этого города, так пусть они…»

Но Роберт уже не слушал. Его внимание привлекла женщина, стоявшая среди суетящейся толпы, глядя вверх на окно. Она была одета в тёмно-синее платье, поверх которого она надела сюртук без рукавов ярко красного цвета, расшитый серебряными нитями. Даже на таком расстоянии Роберт мог сделать вывод, судя по тому как сидела ткань, подчёркивая стройность фигуры, по сочным качественным краскам, что она была из самых лучших. Его большой палец вместе с другими пальцами ладони нервно задергались, словно нащупывая переплетение волокон.

Как истинный торговец, Роберт всегда обращал больше внимание на ткань, в которую одета женщина, чем на её лицо, он бы, наверное и глаз не поднял, за исключением случаев, когда его самого пристально рассматривали. Он присмотрелся. Её черты было сложно разглядеть в подробностях, чтобы точно определить возраст, хотя её блестящие чёрные волосы, убранные под сетку, предполагали молодость.

Она, видимо, приняла какое-то решение и, кивнув в его сторону, направилась к дверям ратуши, расталкивая торговцев, прежде чем исчезнуть из виду.

Купец, гордящийся своим спокойным и расчётливым суждением-не из тех, кто действуют импульсивно, но, к собственному удивлению, Роберт быстро шагнул к двери и вышел на лестницу, оставив Хью, с открытым от удивления ртом смотреть ему вслед.

Роберт спускался по винтовой лестнице с осторожностью, предполагающей встречу с дамой, поднимающейся на верх. Но спустившись, он застал внизу лишь караульного, что сидел в дверном проёме, ковыряясь в зубах кончиком ножа. Почувствовав Роберта за спиной, он поднялся и сделал неуклюжий полупоклон.

Роберт посмотрел на него с отвращением. Его туника, покрытая пятнами от прошлогодних блюд, была распахнута, а огромный волосатый живот угрожающе нависал над бриджами. Роберт тоже был не из худых, но его положение обязывало выглядеть гладким и откормленным. Караульный же, наоборот, должен выглядеть, как закалённый в битвах солдат, готовый в любой момент броситься на защиту своих нанимателей. А эту жирную задницу хватит удар при попытке поднять копье, не говоря уже о том, чтобы им сражаться.

«- К этим дверям, случайно, не подходила женщина несколько минут тому назад?», - спросил Роберт.

«- Женщина говорите?» –караульный поскрёб пупок, рассеянно глядя на проходящую публику,- «Да, была женщина. Вообще-то она спрашивала вас, Мастер Роберт. Но я сказал ей, что Мастер Роберт-важный человек, он на Совете и будет недоволен, если я потревожу его и других джентльменов.

Роберт нахмурился. Неслыханно, что бы женщины занимались торговлей тканями, да ещё и без мужа, но почему она пришла в ратушу, а не прямиком в его контору? Сын Роберта-Жан, который был по совместительству и его управляющим, должен был трудиться на складе в этот час, поэтому Роберт мог позволить себе потратить этот день на нужды города.

«- Разве эта женщина ничего больше не сообщила? Своё имя? Где её найти?»

Он задал сразу три вопроса, погрузив караульного в раздумья, словно пуделя, которому бросили одновременно три палки и скомандовали «Апорт!».

«- Ты должен был поинтересоваться, по какому она делу», - рявкнул Роберт.

Караульный посмотрел на него обиженным взглядом. «Мне платят за то, чтобы я не пропускал посторонних в ратушу, а не интересовался поводом их посещения. Это их личное дело».

Разочарованный Роберт направился обратно к лестнице, заставив себя снова войти в душную комнату.

За время его отсутствия дебаты не продвинулись ни на йоту. Он даже подумал, что это, пожалуй, единственное, в чём члены Муниципалитета были солидарны. Он представил, как внезапно минуло сто лет, а они всё ещё сидят кружком за столом с бородами, отросшими до пола, с паутиной, свисающей с ушей и грозят заскорузлыми пальцами, повторяя в стотысячный раз то, что было сказано совсем не пять минут назад.

Роберт никогда не имел привычки консультироваться с другими. Уж если он решил что-то, он сразу начинал это делать. Терпения выслушивать эти бесконечные никчёмные дискуссии, у него было не больше, чем желания сесть за вышивку гобелена. Возможно поэтому, он обнаружил, что его мысли постоянно витают вокруг неподвижной фигуры, что так пристально смотрела на него. Он никак не мог изгнать этот образ из головы.

Глава 2

Если вы опасаетесь присутствия ведьмы-сомкните пальцы обеих рук в замок большими пальцами вовнутрь. Тогда она не сможет очаровать ваш разум.

Госпожа Кэтлин

Я не собиралась влюбляться. По правде говоря, я не видела Мастера Роберта до того момента, пока не оказалась у ворот ратуши. Тогда я не знала, что он был тем мужчиной, выглядывающим в окно.

Но в тот знойный сентябрьский день Роберт Бассингем и я должны были обнаружить себя и фигурами, и игроками чувственной игры, и убийцей, и жертвой одновременно. Но из всех игроков, что будут вовлечены нами в эту опасную игру, никто не мог догадаться, кому из них поставят мат.

Хотя я и не знала Мастера Роберта, мне была хорошо известна его репутация, и в тот день я пришла в ратушу с одной единственной целью-поговорить с ним. Я вместе с детьми прибыла в Линкольн недавно, и у меня не было родственников в городе, к которым я могла бы обратиться. Многие, мужчины и женщины только и ждут момента, чтобы воспользоваться чужой беззащитностью и обобрать человека до нитки. Я была настроена не попадаться в их сети.

Если бы я верила всему, что говорят соседи, стоя в очереди к мяснику, нарезающему говяжий язык или, ожидая, пока рыбник оглушит трепыхающегося карпа, я бы пришла к заключению, что в городских стенах не осталось ни единой живой души, которую бы пощадила людская молва. Женщина по имени Мод, живущая со мной на одной улице, была самой склочной из всех местных кумушек, с языком острым как вилы дьявола. Вскоре я уже поимённо знала всех мужчин кто пил запоем, кто поколачивал жену, кто ходил по шлюхам… Я знала имена всех несчастных мужей, спустивших деньги на петушиных боях, всех отцов, обувающих своих отпрысков в расколотые бочонки, чтобы сэкономить на обувной коже…

Но я умела просеивать чужую болтовню, поэтому, несмотря на то, что рассказала эта ведьма Мод о его слабостях или, возможно, из-за того, что она рассказала, я решила, что из всего населения Линкольна мне нужен именно Роберт Бассингем. Но если вы хотите привлечь внимание вора-вы засвечиваете золотой, если учёного-редкостную книгу, поэтому я позаботилась одеться в платье, которое будет радовать сердце любого торговца тканями.

Я тщательно размышляла, как мне найти к нему правильный подход. Мастер Роберт-купец и многие домогаются его драгоценного времени, поэтому от меня могли попросту отмахнуться.

Я решила терпеливо подождать снаружи, пока закончится заседание Муниципалитета, и попросить кого-нибудь провести меня к нему, чтобы мы могли побеседовать с глазу на глаз. Но, пока я ожидала, незнакомый мужчина в окне наверху рассматривал меня так пристально, что мне стало неловко и захотелось скрыться от этого взгляда. Я подошла к караульному и спросила, находится ли Мастер Роберт в ратуше? Меня отшили, словно шлюху из таверны.

Более слабая женщина, возможно, сдалась бы, но не я! Я уже знала, что у Роберта Бассингема был склад в Брейтфордской гавани, а потому решила прогуляться туда, в надежде, что он вернётся.

Брейтфордская набережная кишела многочисленными складами, тавернами, лавками и судоверфями. Крики чаек смешивались с визгом пил, стуком молотков и выкриками строителей на верфях. Мимо проходили мужчины с деревянными балками на плечах, сновал женщины, закинув за спину корзины с рыбой. Все так спешили, что просто не успевали толком объяснить, где располагается склад Мастера Роберта. Наконец, лодочник указал на самое большое и оживлённое здание на набережной, представляющее собой структуру из множества деревянных строений, выходящих на причал с пришвартованными лодками.

Мужчина с золотисто-рыжими волосами стоял в дверях спиной ко мне, направляя рабочих, выгружающих на склад тюки с соседней лодки. Он повернулся, когда я подошла к нему, и его губы сложились в лёгкую улыбку, будто он всегда готов назвать другом первого встречного. Я поняла-он слишком молод, чтобы быть тем человеком, которого я искала.

«- Простите, что отвлекаю вас от работы»,- сказала я,- «я ищу Мастера Роберта Бассингема. Он внутри?»

«- Мой отец? Нет, сударыня. Он в Муниципалитете, у них заседание сегодня днём, но, вероятно, он объявится здесь, прежде, чем вернуться домой. Обычно он делает это, чтобы убедиться, что я не сжёг склад дотла и не заключил какой-нибудь разорительной сделки»,- молодой человек поморщился, - «Пусть я-его сын и управляющий, но он считает, что за детьми нужен глаз да глаз.»

Я не смогла сдержать улыбку. «Уверена, он доверяет тебе, но хороший купец следит за каждой мелочью. Не сомневаюсь, что именно так он и стал успешным».

Юноша засмеялся, показывая прекрасные белые зубы. «Вы прекрасно знаете моего отца, сударыня. Именно так он и рассуждает».

«- Я его совсем не знаю, но это говорил мой собственный покойный муж»,- я смутилась,- «твой отец не откажется перекинуться со мной парой слов по возвращении? Мне нужен его совет по поводу некоторых капиталовложений. Мне сказали, что лучшего советчика мне не найти, если, конечно, ты сам не поможешь мне», -я коснулась его рукава. «-Уверена, ты знаешь не меньше, чем твой отец.»

Он зарделся от удовольствия. Я и не собиралась принимать советы от такого юнца, но мужчинам всегда льстит доверие. Сделай комплимент их внешности,- в данном случае это не было бы лестью, - и они становятся подозрительными. Попросите у мужчины совета и он замурлычет словно кот.

Сын Роберта скромно пожал плечами. «Я работал с ним с тех пор, как был ещё мальчишкой, а сейчас веду его дела. И я знаю…»

«- И что же ты знаешь Жан?» - раздался голос.

Подбородок Жана дёрнулся и тень раздражения легла на его лицо.

Я повернулась, чтобы рассмотреть человека, стоящего позади меня, и увидела выражение удивления на лице, которое, несомненно, принадлежало мужчине, наблюдающем за мной из окна ратуши.

Не было никаких сомнений, что он-отец Жана. В седых волосах Мастера Роберта проглядывали золотисто-рыжие нити, как у сына. Оба были высокие и широкоплечие, только в отличие от юношеской подтянутости сына, талия отца расплылась. Однако зрелость выделяет черты некоторых мужских лиц, как и в случае Мастера Роберта. Он держался с уверенностью человека, который знает, что достиг большего, чем многие в его возрасте.

Он осмотрел меня так, как будто я была отрезом ткани или тюком шерсти, которую надо отсортировать и оценить. «Сударыня, я полагаю, вы ранее приезжали в Муниципалитет и вам было отказано в приёме?»

«- Прошу прощения, -ответила я», -не хотела вас прерывать,- «Я просто надеялась поговорить с вами, как только закончится совещание, но ваш верный страж…»

«- Праздный недоумок и тупица. Завтра же его там не будет, могу вам это обещать.»

Несколько мужчин, несущих грузы, ускорили шаг, словно боялись той же участи.

Я схватила его за руку. «Я бы не хотела, что бы у кого то были неприятности из-за меня. Он лишь следил, чтобы совещание случайно не прервалось. У вас на обсуждении было так много важных вопросов.»

Роберт смотрел на мою руку. Я сразу же убрала её, но не ранее, чем сама заметила встречное движение его руки к моей, как если бы он хотел к ней прикоснуться.

Жан, видимо, тоже это заметил и нахмурился. «Сударыня… Не думаю, что знаю ваше имя».