Лирика

Как может тебя увидавшее око

В разлуке от слез не ослепнуть до срока?

Хоть сам я живу без тебя, удивляюсь

Тому, кто живет от тебя так далеко.

Моя любимая — о, страшный час! — уходит,

Из рук подола вырвавши атлас, уходит.

Кровь хлынула из глаз, из жил бежит... О боже,

Уходит из души все то, что с глаз уходит.

Сердце расплавило пламя в полный накал.

Думал я выиграть счастье — жизнь проиграл,

Понял: тебя я не стою, жалок и мал.

Сердце смирилось и разум спорить не стал.

Побледнел шиповник щек от лихорадки,

Губы обметало, кудри в беспорядке,

Спишь ты словно око. Я же в изголовье —

Брови тетивою — сон храню твой краткий.

Обращался я к аллаху от страданья по тебе,

Рвал терпения рубаху от страданья по тебе,

Натерпелся боли, страху от страданья по тебе.

Проще: стал подобен праху от страданья по тебе.

Глазам была видна ты, а я не знал,

Таилась в сердце свято, а я не знал,

Искал по всей вселенной твоих примет,

Вселенною была ты, а я не знал.

День прошел в размышленьях о том, что все прах. Увы.

Ночь прошла в сожаленьях о яви и снах. Увы.

Миг один этой жизни дороже вселенной всей.

Спешил я приукрасить другим под стать себя,

Не ближних за терпенье — хвалил опять себя.

Когда ж узнал в разлуке, где спешка, где терпенье, —

Тогда, хвала аллаху, я смог познать себя.

На дереве терпенья плод — не диво.

Знать, что разлуки срок пройдет, — не диво:

Уж если сердце отдано любимой,

Отдать ей тело в свой черед — не диво!

Ты — целый мир очарованья, а я -твой пленный воробей,

Попавший в сети обаянья всей нежной слабости твоей.

Ты привяжи меня, как птицу, тесьмы индийской не жалей,

Держи тесьму. И сам вернусь я; плен мне свободы стал милей.

Одиноко я плачу в ночи, а когда заалеет восток,

Молча ворот терпения рву, как бутон разрывает цветок.

Может, юной розы росток, только выросший из земли

Мне о розе весть передаст, чей последний сон так глубок?

Четырнадцатилетняя луна, кого сравню с тобой?

С четырнадцатидневною луной равна ты красотой.

Да не постигнут красоту твою ущерб, закат глухой!

Четырнадцатилетней будь всегда, будь навсегда такой!

Тоска по тебе унесла столетнюю радость мою.

Я в сердце печали печать, как в чаше тюльпан, утаю.

Когда же я в землю сойду с душой, сожженной тобой,

Из сердца тюльпан я взращу и ветру свой стон изолью.

Ты вздохам горестным моим учись внимать, о сердце,

В пути далеком мы должны ровней дышать, о сердце,

Л всех не помнящих добра, презревших правды свет,

Забудь, коль можешь! Нам таких не надо знать, о сердце!

Сердце сжалось от обиды, петлей стало в знаке «мим»,

Сделалось под гнетом злобы точкой малой в знаке «джим».

Где укрыться от напасти, если все, что было целым,

Разломясь, как в «лам-алифе», знаком сделалось двойным?

Глаза твои — палачи, что гнали нас на убой,

Не в трауре ли по нас оделись синей сурьмой?

Ошибся я! Это в саду твоей красоты расцвели

Нарциссы темных глаз в лилейной кайме голубой.

Когда тебя от головы до пят

Сожжет прекрасный, но неверный взгляд,

Пей, как вино, кровь собственного сердца,

Глотай, как сладкий сахар, горький яд.

О милая, взгляни, как мир красив,

Вот строки трав легли на свитки нив.

Весна, как ученик, мелком зеленым

На поле учится писать «алиф».

Я клялся верным быть, но верным быть не мог.

Ты прогнала меня, теперь я одинок.

Ты сетуешь, а я главу посыпая прахом,

Из-за твоих причуд я клятвой пренебрег.

Обретшему бальзам не задавай вопрос,

Какие муки он познал и перенес.

Ты слушай мудрецов и, виноград вкушая,

Не спрашивай о том, в каком саду он рос.

Подруга Севера, луна, сияя в небесах,

Следы любимой озари, дороги серый прах.

А если спросит про меня, живущего в дали,

Твоя печаль огнем мне сердце жжет,

Я обожжен на сотню лет вперед.

Придет пора, и на моей могиле

Мак огнецветный жарко расцветет.

Сказал я сердцу: «Дай передохнуть!

Я истомлен, далек мой трудный путь.

Сумей суровым быть с неблагодарной,

С той, что смогла поэта обмануть!»

Я без тебя поднес бокал к губам,

Вино я пью с печалью пополам.

Ты черным взором дни мои смутила,

Расстались мы — конца нет черным дням.

Кто силу знания отверг, тот обделен умом, —

Он счел, что сущее кругом -обманчивый фантом.

Но если этот зримый мир — воображенья плод,

Как с вечной истиною быть, вне нас живущей в нем?

Мой день прошел в тоске и маете.

Я горевал в вечерней темноте,

О том, что жизнь, мгновенье за мгновеньем,

Я промотал в никчемной суете.

В огне страстей дотла я сердце сжег.

Искал я тщетно, годы не берег,

Лишь под конец, вниманья недостойный,

Истерзанный, пришел на твой порог.

Беда тому, чье сердце оскудело,

Кто разлюбил, чья роза облетела.

Ты говоришь: «Дозволь уйти!» О, небо!

Кто разрешит душе покинуть тело?

Когда весною, благостью небес,

Цветы покроют и поля и лес,

Я на могильный холм приду в надежде,

Что образ милой в лилии воскрес.

Мир наш светом наполнен во все времена,

Человеку в нем радость прозренья дана.

Но его жадный разум постигнет лишь малость —

Только отблеск над бездной без края и дна...

Дышит пламенем солнце в безбрежной ночи

Диск луны от него забирает лучи;

Звездный свет по природе своей бесконечен,

Но извечен и мрак — в этом мудрость ищи!

Во вселенной парит первородная мгла...

Вспыхнет лучик сознанья, и жизнь потекла

Через призму сверкающего разноцветья;

Судит разум о солнце по цвету стекла.

» » *

Некто задал вопрос: «Можно ль видеть творца?»

Я ответил: «Начала в нем нет и конца...

Для одних он — вселенная в вечном.движенье,

Для других — жалкий образ чужого лица».

Бог всезнающий милость к тебе проявил:

Сто заветных дверей пред тобой отворил.

Только двери в свой мир показать отказался,

Чтобы лоб ты случайно о них не разбил...

В бренном мире ты истины не обретешь,

С грузом тяжких сомнений в могилу сойдешь.

Знай, что истина неизреченной пребудет;

Слово — только мираж, а мираж — это ложь!

Люди разным пророкам молитвы творят,

Люди зло совершают и благо дарят.

Все деяния их так похожи на хворост

Для костра, на котором они же сгорят.

Жадность губит людей и пороки плодит,

Всяк богатство умножить свое норовит,

Забывая, что в жизни он просто песчинка:

Смерть подует, и прахом он будет покрыт.

Море тяжко вздыхает — клубится туман —

Из тумана рождается туч караван;

Вот они обнялись, с неба слезы роняя...

Вновь дождливый поток морю скорбному дан.

Вы, как свиньи, в безделье живете, томясь,

Либо молитесь, кары небесной боясь.

Оглянитесь кругом... Мир так чист и прекрасен!

Вы же видите в нем только похоть и грязь...

Нить бесценную жемчуга держишь в руках,

Берегись, чтоб она не рассыпалась в прах...

Жизнь твоя — это нить. Жемчуг меряет время.

Мудрый тратит его лишь в достойных делах.

В мире скорби, где правят жестокость и ложь,

Друга преданней книги едва ли найдешь...

Затворись в уголке с ней — забудешь о скуке,

Радость истинных знаний ты с ней обретешь.

Я попал, словно жертва греховных затей,

В эту затхлую жизнь и томлюсь, как злодей.

Эй, палач! Я в последнем желании волен?

Дай же мне умереть, дай уйти от людей!

Каждый день приближает к могиле наш путь;

Жало смерти пронзит наболевшую грудь,

Даст просвет для души — ей к свободе дорога!

Труп же хладный зароют в земле где-нибудь.

Эй, Джами! Ты родился из чаши вина?

Значит, гибель тебе от него суждена.

Сядь покорно и жди на ступеньках подвала,

Пей любовный напиток до самого дна!

Мой ходжа! Ты в молитвах ликуешь, скорбя,

Все мирские грехи ты взвалил на себя.

Слишком тяжек твой груз? Оттого нам не легче

Сбрось на землю, не то он раздавит тебя!

Мне в подарок ходжа самбусу отослал.

Ты явилась, с губами как пламенный лал,

Села рядышком в тень. Поднесла мне кусочек.

Лишь отведал его -снова юношей стал...

На глазах твоих ярких слезинки дрожат,

На щеках твоих жарких -тюльпанов пожар...

Тайна жизни моей, сбрось свое покрывало...

Всю себя покажи, как божественный дар!

Ты уходишь — я плачу, как ветер в грозу,

Ты приходишь — смеюсь, вытирая слезу...

Знай, любовь моя вечная и молодая,

Жив иль мертв — на коленях к тебе доползу!

О судьба! Мне законов твоих не понять;

Словно буквы, ты в строчки нас любишь сгонять.

В жизни делал я все, что мечтал бы не делать,

Так верни же хоть то, что успела забрать!

Где истина? Где ложь? Все -шелуха одна...

Под нею спрятан плод. В нем суть заключена.

Разрежь его смелей и поднеси ко рту:

В нем сердцевину ты познаешь — доброту!

Извечен в мире корень доброты,

Приносит в дар он щедрые плоды...

Кто в сердце к ближним нежностью богат,

Он для людей — надежный друг и брат.

До той поры, пока жестокий вождь

Вновь помышлять о войнах не устанет,

И день и ночь идти кровавый дождь

На головы людей не перестанет...

Ты хочешь знать, кто лучший из людей?

Послушай голос совести моей:

Из лучших первым будет назван тот,

Кто постоит в беде за свой народ

Мир нравственных слепцов безмерно жуток

Так и не приняв жизни волшебство,

Они спешат едой набить желудок

И молят свет во здравие его.

Крестьянский труд — основа всех забот;

Зимой и летом пот крестьянин льет.

Но если пашню пот не окропит,

Судьба нам голод и беду сулит.

Ветвь дерева с тяжелыми плодами

Земле свой низкий отдает поклон...

Ветвь дерева бесплодная годами

С мольбой глядит на синий небосклон.

Придет пора, и дар небесный — туча

На землю страждущую выльется дождем

И розу пышную и чахлую колючку,

Дыханье жарких слов — от пламени любви,

Мерцанье всех миров — от знамени любви;

Пусть плачет сердце и в глазах роса,

Но зов любви услышат небеса!

Как сладка музыка признаний соловья!

Как опьяняет он весной цветущий сад!

Но весь его поймет, уверен я,

Лишь роза, в чей влюблен он аромат...

Я в чудесах мирских познал изрядно толк

И ложь от правды различаю тонко.

Вот чудо из чудес — когда голодный волк

Вдруг пощадил заблудшего ягненка...

Тот, кто однажды к чаше сладострастья

Припал и осушил ее до дна,

Навеки будет у нее во власти:

Он — раб смиренный этого вина...

Однажды нищий задал путнику вопрос:

«Зачем ты с чужаком так искренен и прост?»

Промолвил тот: «Он -тюрок, я -таджик,

Но общей веры нас роднит язык».

Имущество ходжи -верблюд с палаткой...

В пути сухарь ему -что финик сладкий,

От зноя высох как скелет его верблюд,

А пауки в его палатке сети ткут.

Терпенье всем приносит сладкий плод,

Терпенье к благоденствию ведет;

Ты в жизнь вступил... Учись же с колыбели

Быть терпеливым... и достигнешь цели!

Ханжа кривит в тупой улыбке рот,

И взгляд его блуждает, как в тумане;

Он человеком быть перестает,

Он приближается по виду к обезьяне...

Когда вступаешь ты на путь науки,

Всегда трудись за совесть — не за страх,

Иначе скорчишься, как червь, от скуки

И прослывешь... в ученых дураках.

Бывает, по следам преследуешь ты зверя,

И вдруг вблизи пересечет он путь;

Мечи в него копье, пока глазам не веришь,

Не стой в раздумье — надо ли метнуть?

Эй, ходжа благочинный! Прими мой совет:

Прежде чем свою проповедь хочешь начать,

Убедись, будут слушать тебя или нет:

Если нет, так не лучше ль тебе промолчать?

Эй, ходжа! Ты в щедротах своих так высок,

Что нелезет мне в горло твой жирный кусок.

Сам ты слопал барашка — ни много ни мало:

Что на блюде лежало, все в брюхо попало.

Кто языком зазря болтать привык,

В том не найдешь ни смысла ты, ни прока;

Обвитый сплетнями, как змеями, язык —

Пособник человеческим порокам...

Встречались женщины тебе, чей властный нрав

Не признает чужих деяний, слов и прав?

Их языки длинны и так болтлива речь,

Что пресечет их только острый меч.

Ты слаб становишься, Джами, от жизненных потерь,

В кругу веселья молодых скучаешь ты теперь.

Суров судьбы круговорот — настал и твой черед

Навстречу старости своей открыть с поклоном дверь.