Лисёнок Ян и Кристалл Судьбы

# ЧАСТЬ 1. ЛИСЕНОК ЯН

Глава 1. Странные странности

Он открыл глаза. Яркий, слепящий солнечный свет заставил его зажмуриться. Он попытался осмотреться – картинка расплывалась, как в кривом зеркале, звуки доносились откуда-то издалека, как будто он их слышал через толстый слой ваты.

– Ага, – подумал он, – Видимо глаза слезятся от мороза, поэтому все плывет. К тому же через меховую шапку не слышно ничего, – успокаивал он себя.

Он потер глаза и провел рукой по голове. Вот странно… Шапки на нем не было.

– Да ладно! В минус 25?

Зимой надо носить шапку, – это знают все. Как говорил школьный физрук, по кличке «Костыль», если дети гуляют без шапки, то они болеют менингитом! Он отчётливо вспомнил слова физрука.

– Если ты болеешь менингитом, то у тебя всего два пути: или ты умрешь, или останешься дурачком – навсегда! – говорил он, тараща глаза на ребят, – Вот мы с другом болели менингитом…

– И что? – обычно спрашивал кто-то из учеников в этот момент.

– Мой друг умер, – многозначительно говорил Костыль с непередаваемым трагизмом в голосе.

Все! Абзац. Весь класс хватался за животы, ведь если от менингита всего 2 пути, а друг умер, то очевидно, что Костылю выпал второй вариант – он стал дурачком.

Все смеялись над физруком, но шапки носили. Как же он оказался вдруг зимой, да и без шапки? Почему так странно звенит в ушах, и почему в глазах все расплывается? С ним что-то случилось, но что? Не менингит же…

Он точно знал, что находится на своей родной Яблоневой улице, но при этом не узнавал ее. Все вокруг было каким-то странным и чужим. Напряженно озираясь, принюхиваясь к новым запахам, прислушиваясь к непонятным шорохам и звукам, он пытался осознать, что же все-таки произошло. Он закрыл глаза и постарался вспомнить все с самого начала…

С утра все шло как обычно: чай и бутерброд с сыром на завтрак, дорога до школы. Уроки тянулись бесконечно долго. У него странно тяжелели веки, все тело ломило, словно в лихорадке. В какие-то моменты он даже опускал голову на парту и закрывал глаза, а в голове пульсировала только одна мысль: спать! Звуки доносились как будто издалека, хотелось замереть в одной позе и не шевелиться, остаться в ней навсегда, и будь, что будет…

Что же потом? Уроки, наконец, закончились. Школьная раздевалка, духота, все толкаются, галдят, суетятся, – всем хочется скорее выбежать из школы, вырваться в прозрачный морозный день, чтобы насладиться свободой и ледяным воздухом, счастьем, которое наступает, когда сбросил с себя тяжкую ношу муштры и уроков.

А эти два рептилоида из его класса, Мартин и Фред, его «закадычные враги», в который раз отобрали у него шапку и теперь играли ею в футбол на снегу, выкрикивая: «шайбу-шайбу». Презренные шакалы! Один – угловатый маленький гоблин с головой, как вытянутое яйцо, второй – похожий скорее на тролля, вечно что-то жующий, любитель отобрать завтраки у первоклашек…

А ведь он даже умудрился не подраться с ними сегодня, что, надо признать, удавалось не часто. Вечно они цеплялись к его новой шапке, у которой по какому-то невероятному стечению обстоятельств было 2 макушки.

– У верблюда два горба, потому что жизнь – борьба, – начинали отрабатывать свой репертуар они.

Обычно все это заканчивалось потасовкой, но сегодня ему было все равно, хотелось просто уйти домой, как можно быстрее, пусть даже и без шапки. Совсем не похоже на него. Странно все это, но хотя бы тайна исчезновения шапки прояснилась. Что же дальше?

Он плотнее застегивает куртку, натягивает капюшон, на ходу заматывает шарф, закрывает глаза и почти до боли в груди, насколько хватает лёгких, вдыхает морозный, заиндевевший, колючий воздух. С выдохом он собирает все свои силы и бегом бежит через дворы, домой. Всего-то надо – пересечь по диагонали два квартала. И вот, он уже на своей родной Эпл-блум, уже видит свой дом. «Самый желтый на всей улице», – любил повторять он, – «второй справа».

– Мама, конечно, будет ругать за шапку, – с тоской думает он.

Но вдруг, происходит что-то неожиданное. Словно в замедленной съемке он видит, как искрится на солнце снег, переливается всеми цветами радуги – от ярко красного до небесно-голубого и даже ультрафиолетового – играет всеми частями спектра. На одно лишь мгновение он отвлекся, залюбовавшись горящими на солнце искрами, и, должно быть, поскользнулся и упал, а, может быть, даже ударился головой, потому что все вдруг как-то резко переменилось.

Тело стало намного легче, его распирала энергия. Все стало казаться гораздо ярче, чем обычно, он даже как будто стал различать больше цветов и оттенков, чем раньше. Он прислушался: на самом дальнем конце улицы, метрах в ста от него, кто-то еле слышно вздохнул! И он это услышал!

Его нос теперь различал тысячи неуловимых ранее запахов: льда с песком на дорожках, промерзших железных качелей, сухой коры на соснах, хвои и даже того вздыхающего незнакомца – ветер донес его запах, теплый, смешанный с запахом… пирогов… с капустой…? О да, он вполне уверен, что это капуста… Фу!

Он перевел взгляд с незнакомца вниз, себе под ноги, и буквально подскочил от неожиданности! Этого просто не может быть, у него должно быть галлюцинации! Вместо рук у него… лапы?! Он резко обернулся – что-то большое и пушистое пронеслось мимо. Это что, хвост? Рыжий, с белым кончиком, невероятно красивый… лисий хвост? Этого не может быть!

Из оцепенения его вывел чей-то глухой низкий голос, а точнее – замедленный бас, который вдруг стал набирать темп и превратился в звонкий, настойчивый писк какой-то девчонки.

– Люууууууууудиииииии, АУУУУУУУУ! Ееееенсен! Ян!!! Себастьян Енсен! Что с тобой?

Он весь встряхнулся, как щенок, которого вытащили из воды, и, наконец, пришел в себя. Он словно очнулся от тяжелого сна. Прямо над своей головой он увидел девчонку из параллельного класса, Софию Саливан. Странно, он даже не сразу узнал ее! Прошла всего-то лишь какая-то секунда, но ему казалось, что это была бесконечно тянущаяся секунда, во время которой он превратился… в лису? Бред какой-то. Видимо, он крепко ударился головой.

По-прежнему нестерпимо ярко светило солнце, от его отблесков на белом снегу резало глаза. Все еще не понимая, что с ним случилось, он сел, провел колючей варежкой по лицу, зубами схватил несколько примерзших к рукавичке комочков снега – они растаяли у него во рту, оставив привкус мокрой шерсти.

– Я, наверное, упал… – пробормотал Ян, – может головой ударился, мне даже показалось… – он сам не знал, как объяснить то, что с ним случилось.

– Я зову тебя, зову, а ты лежишь, смотришь на меня невидящим взглядом и не говоришь ни слова! Это же просто страшно, в конце концов, зачем так людей пугать! – девочка лет двенадцати в серой пуховой шапке с помпоном, красной шубке и черных варежках с вышитыми на них разноцветными снежинками озабоченно смотрела на него. Глаза у нее были зеленые, озорные и лучистые, в обрамлении пушистых ресниц. Щеки горели морозным румянцем.

– Соф, ну не знаю, как так вышло, – ответил Ян, потирая голову. – А ты домой?

– Да, домой, давай вставай уже, а то ишь, расселся, – сказала она, подавая ему руку и с силой стараясь оторвать его от земли. – Вам по английскому что задали? Нам – стихотворение перевести Роберта Бернса. «Любовь, как роза алая, нежною весной» … на этом пока все, мозг отказывается дальше работать.

С Софией Саливан они дружили уже давно, с того самого момента, как их семья переехала на Эпл-блум, то есть с самого первого класса. Жили они в одном доме, и даже в одном подъезде, правда, на разных этажах, она на первом, а он – на третьем. Им было по 12 лет, и учились они в 6 классе самой обычной средней школы города Сноутон, правда, в разной параллели: она в «А», а он в «Б» классе.

– Слушай, я тебе сейчас что расскажу – не поверишь! Короче, помнишь, мы говорили про домовых там всяких? Так вот, я решила проверить, есть ли у меня домовой в квартире. Рано утром, когда все ушли на работу, а братика увели в детский сад, взяла я значит конфету из коробочки. Маме на работе подарили большую такую коробку конфет, – она развела руки на добрых полтора метра, – И вот, я одну взяла, положила на детский стульчик моего брата и в середину комнаты его поставила. Накрыла все полотенцем, не знаю зачем, и говорю: «Домовой-домовой, приходи, угощайся конфетой»! И в школу пошла. А потом прихожу из школы, уже и думать забыла про конфету эту, а тут смотрю, стул посреди комнаты стоит… ой, ты сейчас рухнешь! Короче, заглянула под полотенце – нет конфеты! Я обалдела просто, ты представляешь! Ее нет!!! Я стала думать, подошла к серванту и смотрю на коробку конфетную, так вот, держись, сейчас самое интересное будет: конфета лежит сверху, на закрытой коробке! Прикинь!!! Дескать, домовой говорит: не ем я ваших конфет, или мол: ты ее без спроса взяла, вот я и не стал ее есть! Вернул конфету! Ну как тебе? Грандиозно, скажи?!

– Ну, ты даешь – Ян смеялся, глядя на Софию, – твои родители наверняка приходили домой и убрали конфету со стула, зачем на стулья конфеты раскладывать?

– А салфетку не убрали? А в коробку не положили внутрь? Нет, Ян! Я позвонила и маме, и папе на работу тогда. Они домой не приходили, а про то, что это мой младший брат сам пришел из детского сада и убрал конфету в сервант, куда он и не достанет, кстати, ну, в общем, ты понимаешь – это тоже исключено!

– Ой, ну насмешила!

– Ты, конечно, можешь мне не верить, – сказала она с обидой в голосе, – но говорю тебе на полном серьезе: у меня точно живет домовой! Мне, если честно, даже жутко стало! Он где-то рядом с тобой живет, ты его не видишь и не можешь видеть, а он – есть!

– А может ты сама и взяла эту конфету? Ты слышала про параллельные миры? Говорят, что есть мир, он вот точно такой как наш, и там все точно такое, как у нас, но по-другому. Ну, например, есть такой же я, и такая же ты… и вот они живут какой-то там своей жизнью, может быть, все также у них, как у нас, а может и нет. Вот ты английский учишь, а другая ты, может, китайский…

– Ага, и не на балет ходит, а на кун-фу, – они оба засмеялись.

– А что, я вот иногда в зеркало смотрю и представляю, что вон он там, этот параллельный мир. И мы видим только одну его комнату, а то, что за ней – не знаем. И там может твориться ведь все, что угодно! Только представь, выходит из зеркала другая ты и берет конфету эту.

– Ужас какой! – сказала София, – Я теперь в зеркало смотреться спокойно не смогу, зачем ты мне такие вещи рассказываешь?

За разговором они уже дошли до своего подъезда в самом желтом доме на Яблоневой улице, втором справа. Им было весело вдвоем, они любили разговаривать о всякой сверхъестественной чепухе: о русалках, леших, домовых и прочей нечисти.

София утверждала, что и Баба Яга когда-то взаправду жила на свете, Ян смеялся над ней, но ему было интересно ее слушать, но сам он, разумеется, не верил ни во что эдакое, ему просто нравилась болтать с Софией, и он не возражал против ее маленьких чудачеств.

– А вот ты знаешь, что если правильно загадать желание, то оно непременно сбудется! – говорила София.

– Конечно, знаю, надо только очень сильно этого хотеть и верить, что это возможно. Потому что если есть хоть малейшая вероятность, что что-то может произойти, то оно непременно произойдет, – козырнул своими знаниями Ян.

– Ну да, ну да, закон Мёрфи, – срезала его София. – Но я не про это тебе говорю. Я удивляюсь, насколько точно иной раз сбываются желания, буквально слово в слово. И потом ты сидишь и не знаешь, правильно ли ты сделал, что пожелал такую дурь.

– Да уж, последствия бывают непредсказуемы. Но сама подумай, зачем Вселенной заморачиваться? Просила – получи. Там наверху, – Ян многозначительно поднял вверх палец, – любят ткнуть нас носом в наши ошибки, надо хорошо подумать, прежде чем просить что-то.

– Вот именно. Я вот на балете один раз попала между двумя Хельгами. Мне говорят, вот если встать между двумя людьми с одинаковыми именами и загадать желание, то оно непременно сбудется. Ты же знаешь, как я хочу кота! Так вот, встала я между ними и загадала: пусть у меня будет котик, хоть на две недели!

– И что?

– А то, что мама действительно принесла откуда-то кота, без каких либо просьб и намеков, но он оказался больным и прожил у нас всего 2 недели, и потом мама его унесла обратно хозяевам.

– А что не так-то было?

– У него были глисты, понос, плюс его все время рвало под ванной, а маме надоело туда лазить, чтобы убирать. Она замучалась с ним и унесла его обратно.

– Печально, конечно.

– Это да. Но кот у нас жил! Ровно две недели жил! Вот это поразительно! Ну ладно, побегу я, а то мне еще на балет идти сегодня, как бы не опоздать, я ведь там главного гномика танцую в Белоснежке. Будут детские ёлки на Новый год, и нам даже заплатят за наши выступления, представляешь? Мои первые лично заработанные деньги!

– О, поздравляю! Это тебе не сбор металлолома – труда много, а выхлоп нулевой.

– Ну, это другое дело – это общественная нагрузка, тут сравнивать нечего. Хотя ваш класс в этот раз отличился, – засмеялась София, – и кто же вас надоумил люки металлические с колодцев поснимать?

– Очень смешно тебе, – смеялся в ответ Ян, – думаешь легко его переть было? Он же один – тонну весит!

– Причем сначала в школу его тащить, а потом обратно. Как вас только угораздило! Энштейны просто!

– Да ладно уж, и, кстати, мы его не снимали с люка. Он на газоне валялся. А те девчонки балетные уже отстали от тебя, которые тебя обзывали «лысым бобиком»? – спросил Ян, чтобы сменить тему.

– К счастью, да.

– Ну вот, я тебе говорил, самое главное – не реагируй, и помни: «На дураков не обижаются!» Ведь чем сильнее ты расстраиваешься, тем интереснее им над тобой издеваться. А если человеку вообще все по барабану, то и смысла приставать к нему нет никакого. Не интересно. Ладно, пока, и не забудь на спектакль пригласить! – и Ян стал подниматься к себе на 3 этаж, а София исчезла за дверью квартиры №1 на первом этаже самого желтого дома на всей Яблоневой улице.

Глава 2. Все «чудесатее и чудесатее» …

– И куда мог деться этот ключ? – Ян провел рукой по непослушным цвета спелой соломы волосам, его ясные, голубые, как бездонное небо, глаза смотрели перед собой, стараясь что-то припомнить, веснушчатый нос ушел в недовольную гримасу. «Вот я открываю сумку, он был здесь, на красном шнурке, привязанный к ручке…» – он еще раз перетряхнул портфель, вывалив прямо на пол все его содержимое. Нет ключа! Может в школе забыл? Но тут, к его великой радости, раздались шаги на лестнице – это шел из школы его старший брат Лэсли Енсен – очень красивый, высокий, темноволосый парень 17 лет. Лэсли поднимался по лестнице, держа в руках меховую шапку и стряхивая с неё стремительно таявший снег.

– Что сидишь? Опять двойку получил, домой идти боишься? Никто тебя за двойки не съест. Давай, поднимайся, рабочий народ, а то и так все штаны просидел уже.

– Я, кажется, ключ потерял. Ой, погоди, как ты сказал? У меня сейчас было такое странное чувство, как будто все это было уже. Ты сказал эту фразу, а потом я сунул руку в карман и… Он сунул руку в карман и вытянул оттуда тонкий, длинный медный КЛЮЧ на красном шнурке.

– А говорил, что потерял, – брат насмешливо улыбнулся и потрепал Яна по золотистым вихрам на голове.

– Лэсли! Чем хочешь клянусь, его там не было.

– Да, да, а я Дед Мороз. И где, кстати, твоя шапка? Ну ладно, давай, шлепай по ступенькам, как там, в песне поется: «Всё выше, и выше, и выше» … – и он при каждом шаге стал подталкивать младшего брата чуть ниже спины коленом для придания скорости и вектора движению.

Дверь открывали тем самым медным ключом, похожим скорее на отвертку, чем на нормальный ключ. Ян всегда удивлялся, зачем он нужен – такой длинный… ведь бывают же нормальные, маленькие ключи… железные. В очередной раз, проворачивая ключ в замке, он задумался над тем, как не похожа его семья на остальных людей, буквально на всех, кого он знает, и ключи вот, странные какие-то. И тут же мысли его вновь разбежались, он не мог долго размышлять об одном и том же, его мысли были в вечном движении.

Они прошли в маленькую, уютную прихожую. Скинули валенки на соломенный коврик, повесили куртки на красные крючки, шапка Лэсли и шарфы полетели на полку.

– А твоя шапка где, герой? – спросил старший брат.

– Да все там же, где и предыдущие, – со вздохом ответил Ян.

– Ну, слушай, ты им это с рук не спускай! А то почувствуют слабину и начнут долбить в одну точку. Главное – должна быть внутренняя уверенность…

– Да знаю я, знаю, – перебил Ян, – всё как у собак, собака всегда чувствует…

– Кто ее боится, – сказал с ним хором Лэсли.

Они пошли на кухню.

– Тааак, – растягивая слова и потирая замерзшие руки, сказал он, – чем нас сегодня кормят? – Лэсли заглянул в холодильник и зазвенел крышками кастрюль. – Суп. Рассольник. Твой любимый, а?

– Га-а-а-адость… если хочешь, можешь съесть мою порцию, а я за тебя второе съем.

– Держи карман шире. На второе у нас … курочка… да с картошечкой, мммм…

– Ну и ладно, все равно суп не буду. Но маме скажи, что я ел.

– Заметано.

Старший брат возился на кухне. Ян услышал, как затрещала зажигалка, разбрызгивая голубые искры, взметнулось пламя над газовой конфоркой, звякнули на плите кастрюльки. Лэсли разогрел суп и второе, позвал брата.

– Кушать, как говорится, подано! Приятного аппетита всем нам, собравшимся в этот час на этой благословенной кухне!

Ян очень проголодался. Они сидели на малюсенькой кухне старенькой, но очень уютной квартирки, их головы почти упирались в нависавшие над ними шкафчики, а за маленьким столом едва могло поместиться, упершись друг в друга коленками, два человека.

– Посуду помоешь? – спросил Лэсли. Но это, скорее, был не вопрос, а утверждение: «кто готовит, тот не моет» – негласное правило, а он ведь разогревал… значит, посуда оставалась за Яном. Какие уж тут вопросы…

Ян не любил мыть посуду, но каждый раз удивлялся, как приятно бывает засунуть руки под теплую воду, льющуюся из длинного, как журавль, крана: такое ощущение, что вода смывает и уносит с собой все твои заботы и трудности, и как-то так легко становится на душе. Так что и в мытье посуды тоже есть своя прелесть – настраивает на миролюбивый лад, успокаивает и делает все проблемы чуточку меньше, – так любила говорить мама.

Вытерев руки о висящее на крючке вышитое мелким крестиком полотенце, он пошел в свою комнату, которую делил со старшим братом, и сел за уроки. В соседней комнате тихо и монотонно стучали ходики, толкая маятник из стороны в сторону, вот еще минута-другая и кукушка оповестит всех о том, что уже три часа дня. Тик-так, тик-так… «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку».

Он обернулся, покачиваясь на стуле. После сытного обеда по закону Архимеда полагалось, конечно, поспать, и так не хотелось доставать все эти тетрадки и учебники, но что делать. Надо, значит надо! – так обычно говорил отец.

Солнечный луч прорезал пространство сквозь тюлевую занавеску и остановился на завитках ковра на стене за двухъярусной кроватью. Было так уютно сидеть за письменным столом и смотреть в окно, на силуэты крыш, на клонящееся к раннему закату ярко розовое, даже, пожалуй, малиновое зимнее солнце.

Крыши соседних домов были старинные, двускатные, обитые жестью, на каждой – по четыре треугольных домика-чердачка. Ему всегда нравилось представлять, что в одном из них живет Карлсон, варит там себе какао на маленькой электрической плитке, ведь раз нет дымохода, значит и камина у него быть не может. В конце концов, какие на крыше камины… глупость какая-то…

Яну было слышно, как брат о чем-то разговаривает по телефону в соседней комнате, а он смотрел в окно, на покрытые инеем ветви березы, что росла прямо под окном его комнаты. Как там у поэта: «Белая берёза под моим окном принакрылась снегом, точно серебром».

Береза росла так близко, что летом, если открыть окно, можно было дотянуться до ее низко свисающих ветвей. Они как девичьи косы спускались прямо к Яну в руки и тихим шелестом листьев нашептывали ему разные чудесные истории, одна интереснее другой, а иногда, к мелодии ветра в зеленых ветвях добавлялись и трели соловья… Но это летом, а пока … подлетела к дереву и приземлилась в его ветвях стайка снегирей. «Какие они красивые», – подумал Ян. Ему всегда нравились эти милые розовые комочки, ярким пятном выделяющиеся на бледном фоне зимнего пейзажа.

Вдруг за стенкой часы снова пробили три раза. «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку». Кукушка трижды выглянула и снова спряталось в свой маленький домик. Он перевел глаза на письменный стол и вздохнул, перед ним лежали его тетрадки, как же не хотелось их открывать.

Он посмотрел в окно. На березу снова села стая снегирей. Странно все это. «Дежавю», – подумал Ян. Но что-то было во всем этом, пожалуй, даже еще более странное. И тут его осенило: часы – они снова пробили три раза! Ян вскочил со стула и кинулся в соседнюю комнату. Его поразила тишина в квартире, абсолютная, глухая – как если бы кроме него в доме никого не было. Постойте, что же это такое происходит? Он обернулся и еще раз прислушался.

В квартире царило полнейшее безмолвие, только кукушкин домик тихо постукивал: «Так-так, тик-так, тик-так», – да компрессор работал в аквариуме, булькая маленькими пузырьками воздуха: «Брррррррррр…». Где-то далеко, у соседей, играло радио, передавали последние известия к этому часу.

Ян обошел маленькую квартирку меньше чем за минуту. Лэсли дома не было. Стоп! Как такое возможно, и куда, позвольте спросить, он делся? Он же не мог исчезнуть за одну секунду… вот, только что, секунду назад он говорил по телефону… Да-а-а, как у Алисы в Стране чудес: «Все чудесатее и чудесатее».

Вдруг в замочной скважине повернули ключ. Он пошел к двери. В квартиру вошел Лэсли, отряхивая капельки растаявшего снега с меховой шапки! Но как? Они же вместе пришли домой час назад! Как такое вообще возможно? Он ничего не понимал. Было очевидно, что брат не разыгрывает его, щеки у него были ярко красного цвета, с мороза, такие ни с чем не спутаешь… и на валенках – снег!

– Привет – сказал Лэсли, привычным жестом закидывая шапку на полку.

– Привет,– прошептал Ян и сглотнул неожиданный ком в горле. Он ничего не понимал. Что происходит? Сегодня явно какой-то сумасшедший день. А может он просто ударился головой тогда на улице? Может у него провалы в памяти? Слишком много странностей за последнее время, да какое там, за последний час…

Он вернулся в комнату и, не зажигая света, просидел до темноты, раздумывая над всем произошедшим. Стало смеркаться. Ян сидел в сумерках, слушал, как на кухне звенит посудой в раковине Лэсли, и смотрел в окно. На фоне потемневшего предзакатного неба виднелись черные силуэты крыш с маленькими чердачными окошками. Где-то там живет и варит на маленькой плитке какао Карлсон. И действительно, почему бы ему там не жить?

Стемнело, на фиолетово-тёмном небе стали появляться первые звезды, Ян всегда удивлялся тому, какие яркие и крупные они бывают зимой, как мерцающие алмазы в черном небе, поблескивают, каждая своим оттенком, то желтым, то зеленым, то оранжевым, а то ледяным оттенком голубого, почти белого цвета. Большие, загадочные, такие, что можно часами смотреть, не отрываясь!

Зажигались фонари, и над городом выплывала из-за почерневших крыш желтая, пузатая луна, сегодня она была каких-то невероятных размеров. С улицы доносился скрип шагов на снегу, люди спешили с работы домой. Часы пробили пять. Ровно пять раз выскочила и опять скрылась в своем домике неугомонная кукушка.

– Он опять чуть ключи не потерял, – услышал он слова брата.

В комнату вошла мама: в очках, с волнистыми, цвета спелой пшеницы волосами, в зеленом свитере крупной вязки и пальто с песцовым воротником в руках. Она повесила пальто на вешалку, на меховом воротнике как бриллианты блестели капельки только что растаявшего снега. Ян вдохнул запах маминого пальто. Как он любил его, как ему нравилось зарываться лицом в этот мягкий, пушистый мех.

– А ты что в темноте сидишь, сынок? – спросила мама, поцеловала его в макушку и пошла на кухню готовить ужин, а он остался гадать, что же всё это все-таки значило: странное видение, будто он превратился в лисицу, Лэсли, который то появляется, то исчезает… ключи, снегири, кукушки…

Глава 3. Это правда!

– Лэсли, ты не спишь…? – Ян свесился с верхнего этажа двухъярусной кровати и посмотрел вниз, ему показалось, что брат, укрытый с головой толстым лоскутным одеялом, еще не спал, – Лэсли…– еще раз позвал он.

– Чего тебе? Опять страшный сон про мумию в белых тапочках приснился? – пробормотал сквозь сон Лэсли.

– И не смешно, вспомнил тоже, – с досадой сказал Ян, – Я ведь реально очень испугался тогда. Все бы тебе надо мной поиздеваться. Мне сколько лет тогда было? Пять? Шесть? Зачем ты мне вообще про мумию в белых тапочках рассказал, да еще на ночь?

– Да, помню, – засмеялся Лэсли и с подвыванием заговорил, – Она ходит по городу и заглядывает в лица спящих детей. И если ты откроешь глаза, то она посмотрит в них своим мертвым взглядом, и ты сам станешь мумией. А самое главное, что если ты не открываешь глаза, то она начинает тебя звать голосом знакомых тебе людей, например маминым голосом.

– Да, никогда тебе этого не прощу! Мама подходит ко мне ночью, я плачу от страха, а она меня зовет тихим голосом: «Ян, сыночек, открой глазки», – а я глаза зажмурил и кричу на нее: «Уходи мумия! Уходи»! Какой же ты был все-таки!

– Ну, слушай, я сам был еще маленький. Ты уж прости меня. А сейчас-то что? Уж точно не мумия? Или как?

– Нет, представь себе! Ты знаешь, я хотел тебя спросить… У тебя было когда-нибудь, что ты, ну… как будто… что-то происходит, что уже было… или тебе кажется, что реально что-то случается дважды?

– «Дежавю» – это у всех иногда бывает, – сказал Лэсли.

– То есть с ума я еще не спятил, это хорошо. А что все-таки это «дежавю» значит?

– Ну, как бы это сказать… Это сложно объяснить, это как несуществующие воспоминания, есть даже версия, что это связано с пересечением параллельного мира с нашим в какой-то момент. Хм, как сказать, чтобы ты понял…

– Я знаю, что такое параллельные миры, это можешь не разжевывать.

– Хорошо. Ну, вот смотри, предположим, существует параллельный нашему мир, где все такое же, но только с маленькими нюансами. Живет там такой же, как ты, мальчик, Себастьян Енсен-2, который, ну например, в отличие от тебя учится только на пятерки…

– Ну, это маловероятно, – обиженно буркнул Ян.

– Ха, маловероятно, что живет или что на пятерки? – смеялся Лэсли, – Так вот. Этот мир, допустим, опережает наш всего на пару секунд во времени, и некоторые события, которые случились там, если повторяются в нашем мире, то мы их как будто вспоминаем… только воспоминания эти идут не из прошлого, а из будущего… поэтому, по сути, это и не воспоминания вовсе, а узнавание событий. Ты прожил это и узнал, ведь оно уже случалось с тобой… в параллельном мире, в будущем…

– Ну, ты и фантазер, тебе бы книжки писать, – сказал Ян.

– Причем тут это, ты что же думаешь, фантасты могут выдумать что-то, чего никогда нигде в мире не существовало? Эн, нет, братец! Человеческий мозг так устроен, что если он что-то и придумал, то ЭТО уже где-то было или есть, и даже если в нашем мире такого еще нет, то где-то в ином измерении уж точно есть, поверь мне. Это же просто, как бублегум!

– То есть, все изобретатели никогда ничего не изобрели на самом деле?

– Ну почему же. Изобретали, конечно, но подтягивая свои знания к воображаемой картинке, которую они просто увидели где-то в параллельном мире, или им кто-то её показал или подсказал. Ну, например, Менделеев, это все знают, увидел свою периодическую таблицу во сне…

– И что, ты хочешь сказать, что ему ее показали инопланетяне? Я помню к нам в школу приходил профессор какой-то и рассказывал про летающие тарелочки. Ему девчонки напекли печенье тогда, НЛО-шки. Надеюсь, его не хватил трёхдневный понос, потому что девчонки наши готовить совершенно не умеют. Зря только на трудах продукты переводят. Так вот он говорил, что инопланетяне существуют. И что, ты хочешь сказать, что вот прям на полном серьезе в это всё веришь?

– Мне не надо в это верить, малыш, я знаю, что это правда, – Лэсли зевнул. – Если человек додумался до чего-то, то значит, это может существовать на самом деле, если уже не существует где-то. Ну, раньше же были сказки о коврах самолетах, а теперь мы реально летаем на них, не на коврах, конечно. А где-то людям вовсе самолеты не нужны. Есть порталы, и можно перемещаться в любую точку мира, а может и параллельного мира…

Ян спрыгнул вниз со второго этажа кровати и стоял, нависая, над старшим братом, глядя ему прямо в глаза.

– Вот это уж точно сказки! Такого не бывает! И нигде про это никто не слышал никогда!

– Ха! Если задуматься, то почти все детские сказки об этом. Вот хоть вспомни на минутку сказку «Матушка метелица».

– Это где Машенька, или как там ее звали, за веретеном в колодец сиганула, но не утонула при этом, а на зеленый лужок попала, и у Матушки Метелицы потом работала?

– Ну, типа того. Так вот колодец этот – портал, а веретено – ну тоже что-то вроде проводника.

– Ты что, совсем с дуба рухнул?

– А что? Не похоже на правду?

– Это же сказка! – изумлялся Ян, не понимая, говорит ли старший брат серьезно или разыгрывает его по своему обыкновению.

– Сказка ложь, да в ней намек. Я потом тебе расскажу, когда подрастешь.

– Что расскажешь?

– Много будешь знать, скоро состаришься. Залезай обратно и спи давай, у меня завтра контрольная.

– Подожди, Лэсли, у меня последний вопрос, – сказал Ян, забираясь снова на верхний ярус кровати, – А может человек превратиться, скажем, в лису?

Лэсли рывком сел на кровати и уставился на брата. Глаза его сузились и превратились в маленькие щелочки. Он пристально посмотрел на него, как бы стараясь понять, врет тот или нет.

– С этого момента поподробнее пожалуйста, – изменившимся и очень серьезным тоном сказал он.

Ян забрался на второй этаж и укутался теплым одеялом.

– Вот, допустим, идешь ты по улице, – сказал он, сладко зевая, – И вдруг, бац! Смотришь, а ты – уже не ты, а лиса какая-то, и сразу видишь все четко, запахи чувствуешь, о каких раньше и не догадывался, холодного песка или железа, например, звуки далекие слышишь, когда человек ну реально на другом конце улицы стоит, а потом вдруг…

– Возвращаешься обратно в свое тело? – Лэсли встал с кровати, так что его глаза оказались прямо напротив глаз брата. Он прищурился и, не мигая, как удав, смотрел на него.

– Да, – испуганно ответил Ян, – Как будто ты прям на секунду или даже меньше остановился – пока ты лисой был – но секунда эта длилась долго…

Лэсли отошел на два шага в темноту комнаты.

– Обещай, что не закричишь.

– Обещаю. – Ян весь напрягся и сел на кровати. Ему стало страшно, что же сейчас произойдет? И вдруг – Лэсли не стало! В полутьме комнаты, освещаемой только толстопузой желтой луной из окна спальни, человек – его брат – исчез. Ян пригляделся, но, сколько не всматривался во мрак, ничего не видел.

– Смотри ниже – услышал он у себя в голове голос брата. Он перевел взгляд вниз, к полу. Там, в лунной дорожке, на узорчатом ковре сидела рыжая лиса и пристально смотрела прямо на него, ему даже показалось, что лиса улыбается. Так значит, он не сошел с ума! Так значит – все это правда!

– Примерно так? – спрашивал в голове голос Лэсли. Ян кивнул, не в силах вымолвить ни слова. – Поздравляю тебя братик, ты вырос и, значит, настала пора тебе обо всем узнать.

Глава 4. Сенмиры.

На следующий день Ян едва мог дождаться вечера. Лэсли ничего не стал объяснять. «Завтра, все завтра», – только и повторял он.

– Когда завтра?

– Давай вечером. Это все надо делать в торжественной обстановке, – говорил брат.

Время тянулось бесконечно долго, как перед Рождеством или Днём рождения, когда ждешь, что вот-вот должны прийти гости, а стрелки часов словно прилипли к циферблату.

После школы, когда кончились уроки, он мчался домой, как на крыльях, но и тогда оказалось, что «еще не вечер»…

Лэсли ходил по дому с важным видом и загадочно улыбался. Это сводило Яна с ума. Когда же? Он сделал уроки, покормил рыбок, даже полил цветы и вынес мусор, все стараясь найти себе дело, чтобы хоть как-то убить время. И вот, наконец, вечером, когда вся семья собралась за празднично убранным столом это случилось. Все сидели с торжественным видом и смотрели на Яна, как на именинника. Когда, наконец, с основными блюдами было покончено, семья перешла к десерту.

Мама разрезала сказочно красивый торт, Лэсли шумно отхлебывал чай из синей расписной чашки с блюдцем. Это был любимый мамин сервиз, праздничный, который доставали из серванта только по особым случаям… Отец Яна, темноволосый, голубоглазый мужчина в очках, откашлялся и произнес:

– Мы, наша семья, я, Джон Енсен, твоя мама, Анна Енсен, Лэсли, – все мы принадлежим к очень древнему роду, который живет на Земле с незапамятных времен. Сразу оговорюсь, мы не герцоги и не князья, здесь речь о другом. Мы все – из другого мира. Очень давно наши предки были посланы на Землю с определенной миссией, которую мы выполняем и по сей день.

Ян всегда знал, что его отец – большой ученый, что в особом закрытом институте он разрабатывает прибор, который даст человечеству управляемую термоядерную энергию, равную по силе энергии Солнца, но вот про старинный род, про особую миссию Ян никогда прежде не слышал. Они что же, реально с другой планеты?

– Наш род очень непростой, я бы сказал даже – особенный. Хм… и мы действительно, с другой планеты, как ты только что подумал, – он улыбнулся, увидев, как у Яна от удивления округлились глаза, оказывается, его родители всегда могли читать его мысли, вот он попал!

– Да нет, Ян, не всегда, – ответил отец с улыбкой, – просто сейчас ты очень громко думаешь! Давай так, чтобы не запутать тебя, я буду рассказывать медленно, если вдруг ты чего-то не поймешь, просто скажи и мы остановимся. Ладно?

– Хорошо, пап… – Ян был просто ошеломлен.

– Хорошо. Итак, Мы – «Сэнмиры», – продолжил Джон, – люди, обладающие особыми сенсорными способностями, способные чувствовать другие миры.

– Экстрасенсы что ли? – уточнил Ян.

Джон рассмеялся.

– Не совсем и не только. Мы можем путешествовать между мирами, общаться с их обитателями. Когда это необходимо, мы можем перевоплощаться в животных, например, в лис, так это происходит у нашей семьи, есть и другие семьи, а значит и другие животные. Пока все понятно?

– Да. Мы инопланетяне, которых давным-давно забросили как межпланетный десант на Землю, но для чего?

– Наша главная задача – следить, чтобы границы смежных с Землей миров оставались закрытыми, замкнутыми, чтобы никто и ничто чужеродное не проникло в мир людей. Мы, лисы, – защита человеческой цивилизации, служба охраны, если хочешь. Мы обнаруживаем нарушителей и выдворяем их обратно.

– Как пограничники? – уточнил Ян.

– Ага, только те ходят с собакой, чтобы лучше все выслеживать, а мы сами становимся чем-то вроде этой собаки, – пояснил Лэсли, – у лисицы знаешь какое чутье! Ого-го! Мы чувствуем нарушителей за версту!

– Мы такие не одни, таких, как мы, много, и миссия у всех разная, – продолжал отец, – Мы служим развитию человечества, но при этом, мы лишь наблюдатели. Мы не имеем права вмешиваться в жизнь земных обитателей и нарушать ход человеческой истории.

– А что значит – другие миры? Их много? – спросил Ян.

– Очень и очень много, ведь каждый человек способен создать новый мир, всего лишь совершив выбор. Вариантов великое множество, как разбегающихся тропинок в лесу. Представь, что ты идешь по лесу, и вдруг твоя дорожка упирается в развилку, тебе нужно выбрать, по какой из них идти. И не важно, свернешь ты налево или направо, другая тропинка от этого не перестанет существовать. Но твой мир будет на той дорожке, по которой идешь ты. А тропинок в лесу – бессчетное число. Понимаешь?

– Значит выбор, – чтобы лучше запомнить, повторил Ян.

– Не только. «Выбор» – лишь одно из измерений, есть еще «Время», переменные – «Жизнь-смерть» и другие, но ты пока не забивай себе голову этим.

– Жизнь и смерть?

– Видишь ли, если человек умер в одном мире – он умрет и в других… – вставил свои пять копеек Лэсли.

– Ну, хватит с тебя сложностей на сегодня, – сказала мама, – Давайте пить чай, тем более что кое-кто уже ест третий кусок торта, хотя мы, конечно же, не считаем.

– Очень вкусный торт, мам, честное слово, – Лэсли с улыбкой облизал ложку.

– С тобой начало все это происходить, потому что ты вырос, сынок, и в тебе проснулись силы нашего рода – сказала Анна. – Ты привыкнешь, научишься этим пользоваться, все будет хорошо, поверь мне. Сейчас все происходит для тебя неожиданно, но потом ты сможешь контролировать себя, делать это осознанно, усилием воли. А вообще, рановато как-то у тебя все это началось…

– У меня трансформации начались, когда мне пятнадцать исполнилось, но раньше тринадцати лет чтобы такое было – я не знаю таких, вот честно, – Лэсли шумно отхлебнул из чашки и потянулся еще за одним куском торта.

– Ничего, он смышленый, – сказал отец, – ну а теперь – самое главное – подарок!

Он встал и достал из серванта небольшую коробочку, перехваченную алой лентой. Вся семья замерла, глядя, как Ян развязывает ленту, открывает коробочку. В ней на мягкой атласной подложке поблескивали прозрачными стеклами очки и небольшое кольцо в виде змеи, кусающей свой хвост, – символ бесконечности. Он недоуменно посмотрел на маму и папу. Очки? Что за ерунда… У него же хорошее зрение!

– Надень кольцо, – сказал отец.

Ян взял из коробки кольцо, оно казалось большим, по руке взрослого мужчины, но, когда он надел его на палец, оно как будто уменьшилось, и оказалось, что оно подходит точно по размеру, – вот, теперь никогда не снимай его, оно будет расти вместе с тобой.

– А теперь очки, только не пугайся, они несколько необычны… – сказала Анна.

Ян взял очки из коробочки, на вид это были самые простые очки. Стекла слегка отливали фиолетовым. Он надел очки и чуть не подскочил, его коленки стукнулись снизу о крышку стола, и чашки зазвенели и заплясали на блюдцах – он почувствовал, как по его голове, под волосами, поползли тонкие, гибкие, но прочные нити, опутав его голову чем-то вроде паутины.

– Ха-ха-ха! Ой, видел бы ты свое лицо! – Лэсли от смеха просто сполз со стула, – Это сенсорный шлем! Незабываемое впечатление, правда?

– Сенсорный шлем абсолютно незаметен на голове. Это хитроумный нейромодулятор, а кольцо – нанорепликатор, когда они работают вместе, они могут собирать из атомов и молекул сколь угодно сложные конструкции путем синхронизации импульсов мозга и…

Но договорить ему не удалось.

– Ну, папа, – Лэсли перебил Джона на полуслове, – ты, конечно, большой ученый, но объяснять совсем не умеешь. Так, Ян, слушай сюда. Ты воображаешь что-то в своей голове, импульсы в мозге пошли, пошли импульсы, так, а шлем их считал, и дал программу кольцу, которое – вуаля! – быстренько материализовало из пространства и выдало тебе то, что ты просил. Вот. Супертехнология, очень, понимаешь, полезная во всех отношениях штука.

В разговор вмешалась Анна.

– Подождите вы тараторить, пусть он сам попробует. Ян, сынок… представь, что ты хочешь, ну например, еще чашку чая, так? Представь ее в своем воображении. Представь так подробно, насколько это возможно. Цвет, форма, запах, температура, материал… Представил? А теперь сосредоточься, протяни руку и… возьми ее!

Ян протянул руку над столом, прямо перед ней из прозрачной дымки стала появляться чашка. Сначала она была скорее бесформенной дымящейся массой, дрожащей в воздухе, но потом стали отчетливо прорисовываться очертания формы, цвет, рисунок, наконец, над чашкой стал подниматься пар, и все увидели, что в ней налит чай, да еще и с лимоном.

– О! Янчик, ты прав, а ведь не хватало лимончика, – сказал Лэсли, и тут же в его чашке тоже появился желтый, аппетитный ломтик лимона.

– Браво! Я знала, что у тебя получится! – Анна захлопала в ладоши.

– Мама! А я-то все думал, как ты умудрилась торт испечь так, что я и не заметил?! – Ян был искренне удивлен и даже несколько раздосадован, столько вещей проходило за его спиной, а он ничего не понимал раньше!

– Ну вот, как-то так оно работает, – сказал Джон, – Но ты должен помнить, что это серьезная техника, и мы не используем ее для бытовых нужд, так сказать, – он многозначительно посмотрел на Анну и Лэсли, – Очки могут преобразовывать энергию мысли в энергию формы, но речь не о тортах и чашках чая с лимоном, а о более серьезных материях, но для этого надо в совершенстве знать, как устроено то, что ты хочешь воплотить, иначе у тебя ничего не выйдет. Самолет, к примеру, ты собрать не сможешь, если ты не авиаконструктор, а я не смогу, как ты выразился, «испечь» торт, как мама, потому что понятия не имею, как пекутся торты, – и Джон стал рассказывать, как применять эту сложнейшую технику – очки и кольцо.

Беседа затянулась далеко за полночь, благо на другой день не надо было идти в школу. Столько всего обрушилось на голову Яна, он сидел за столом, пил чай, ел вкуснейший медовый торт с орешками, который «испекла» мама, рядом была вся его семья.

Он всегда считал, что он самый обычный мальчишка, каких тысячи, что он также, как все, ходит в самую обычную школу, дерется с Фредом и Мартином, мечтает о чем-то невероятном, чтобы оно произошло в его жизни, какое-то настоящее приключение, как у героев из его любимых книг, а тут, все оказывается еще круче, чем он вообще мог себе представить, гораздо круче…

Понятное дело, что пройдет еще много времени, прежде чем он сможет делать все то, о чем говорил отец, и для этого надо много и упорно тренироваться, но какие-то простые вещи Лэсли обещал показать ему уже этим летом. «Вот только сдам выпускные экзамены», – говорил он. Да Ян и сам будет пробовать, на что способны новые суперустройства, и кто знает, может уже за порогом его дома, самого жёлтого дома на всей Яблоневой улице, его ждут самые настоящие чудеса и невероятные приключения!

Глава 5. На Яблоневой улице весна…

Прошла зима, как все проходит в этом мире, в заботах, уроках, захватывающих беседах по вечерам. Но вот, темнеть стало позже обычного, а в воздухе появился неуловимый запах приближающейся весны. Снег стал рыхлым и грязным, солнышко начало припекать, и вот весна во всей своей красе обрушилась на город.

Весна захлестнула Сноутон, как девятый вал, не оставив сугробам и шанса на выживание. Уже в марте Ян на законных основаниях ходил в школу без шапки, оставив Мартина и Фреда без их любимого развлечения. А еще, в те же самые дни произошел интереснейший случай, навсегда сделавший их не просто друзьями, а друзьями с большой буквы «Д», после чего они навсегда прониклись уважением к Яну Енсену и никогда и никому не позволяли не то что обижать его, а вообще косо смотреть в его сторону. Вместо врагов они стали настоящими защитниками Яна.

Дело было в зубнушке. Весь класс отправили в поликлинику на осмотр и, конечно, если нужно, на срочное принудительное лечение. Ясное дело, приятного мало, но пройти через это предстояло поголовно всем. Ян спокойно ждал своей очереди, как вдруг заметил, что Фред и Мартин просто дрожат от страха. Как! И у этих птеродактилей есть ахиллесова пята – слабое место?

Зубы! Ян был просто ошеломлен. Конечно, он слыхал, как они хвастались в классе, что никогда не чистят зубы, но он был уверен, что это тупая бравада, ничего больше! Вот он! Час расплаты! Ха-ха! Сейчас-то он вспомнит им все нанесенные обиды.

Он посмотрел на них, они сидели в углу жалкие, беспомощные. Ян вдруг проникся к ним неожиданным сочувствием. Визг бормашины и стоны истязаемых детей расшатали и без того напряженные нервы хулиганов. Еще бы, даже Яну было не по себе от этих ноющих, противных, пробирающих до костей звуков. Ребята, исчезающие в недрах зубных кабинетов, выходили оттуда мрачные и подавленные: у некоторых изо рта торчали куски окровавленной ваты.

Мартин и Фред тихо сжались в углу и мечтали только об одном, чтобы их очередь не наступила никогда. Но учительница, как надзиратель гестапо, строго следившая, чтобы все дети по списку вылечили свои зубки, не спускала глаз с ребят. Ян видел, что Фред и Мартин готовы были пожертвовать чем угодно, лишь бы никогда не переступать порог зубоврачебного кабинета. И тогда ему в голову пришла гениальная мысль!

– Хотите удрать отсюда? – спросил он.

– А, это ты Енсен? – неожиданно по-человечески просто сказал Фред, – Увы, миссия невыполнима, братан! От нее никто не скроется – настоящее гестапо.

И он замотал склоненной вниз головой, тяжело вздыхая.

– Хуже, – сказал Мартин, – это инквизиция во плоти! Ты только взгляни на нее – чисто Цербер, сторожит нас всех, – он показал пальцем на крепкого телосложения учительницу с затянутыми в маленький строгий пучок сальными волосами, от чего глаза ее казались выпученными. Она носила туфли на огромных квадратных каблуках, а при ходьбе у нее была манера слегка наклоняться вперед, от чего казалось, что она кавалерист, мчащийся в атаку. Все ученики, не сговариваясь, звали ее «Тётя Лошадь». Было в ней что-то зловещее, от одного ее вида у всех ребят начинали дрожать колени и путались слова.

Было видно, что Тётя Лошадь очень ответственно подходит к своему боевому заданию, как боевой конь, услыхавший звук горна, она будет держать оборону в зубнушке до последнего своего вздоха. Ни один злоумышленник не ускользнет от ее взора, никто не покинет застенков пыточной камеры, не испытав предварительно все муки зубоврачебного ада. Подавшись корпусом вперед, она с приторно сладкой улыбкой оглядывала всех ребят поверх очков. В руках у нее был длинный список, в котором она отмечала тех, кто уже прошел экзекуцию.

– Ни за что не выпустит она отсюда никого без галочки в своем списке, – сказал Фред.

– А если я проставлю ваши галочки так, что она и не заметит? – сказал Ян.

– Она держит список в руках и не выпускает его. Не знаю, что должно случиться, чтобы она его хоть на секунду оставила без присмотра. И потом, надо чтобы еще и цвет пасты совпал, а у нее вон какая ручка. Ни у кого таких нет. Ты фокусник что ли? – спросил Мартин.

– Это уже мое дело, – ответил Ян. Ему стало жаль двух дуралеев, смотреть на их постные лица было выше его сил.

– Ну, Енсен, если у тебя получится, то считай, что у тебя есть вечный должник, и зовут его Дартаньян, тьфу, то есть Фред, – сказал Фред.

– И Мартин, – закивал головой Мартин.

Ян достал из портфеля очки. Затея казалась невыполнимой, но…

– Ты что же, еще и очкарик что ли? – с сомнением в голосе спросил Фред.

– Это, чтобы лучше тебя видеть, дитя мое, – сказал Ян. – Отвлеките ее чем-нибудь. Остальное я беру на себя.

Мартин и Фред, конечно, ничего не придумали лучше, чем устроить в зубной поликлинике потасовку.

– Что ты сказал?

– Что слышал!

– А ну повтори!

– И повторю! – кричали они.

Разумеется, все внимание окружающих тут же было приковано к вспыхнувшей ссоре. А, тем временем, Ян подошел со спины учителя и заглянул через ее плечо на список, который надежной хваткой сжимали железные пальцы. Все, что было нужно, – две маленькие галочки, проставленные чернилами цвета синей сажи напротив нужных имен.

Ян сосредоточился и мысленно представил, как невидимое перо выводит на бумаге две закорючки. Медленно, но верно в клеточках напротив имен Фреда и Мартина стали проявляться синие «птички».

– Вот так очки, прекрасные очки, – подумал Ян.

У него все получилось! А, главное, вовремя, потому что ровно через секунду учительница сорвалась с места и ломанулась в гущу галдящих школьников, столпившихся вокруг сцепившихся Фреда и Мартина.

– Что вы тут устраиваете! – гневно закричала она, раздвигая толпу мощным корпусом, – прекратите сейчас же, а то я вас…

Она хотела сказать «выведу из класса», но вовремя вспомнила, что они находятся не в школе, и что сидеть этим двоим в очереди к врачу еще ой, как долго. Она взглянула в свой список, и… О чудо! Как такое случилось? Напротив этих двух сорванцов уже стояли жирные галочки! Значит, они уже полечили свои зубы, а значит ее долг – выпроводить этих двоих на улицу.

– А ну ка, Фред, Мартин, – сказала она, – Нечего вам здесь околачиваться! Полечили зубы, так идите домой!

Фред и Марин не заставили себя просить дважды. Они были благодарны Яну за спасение, и, дождавшись его на улице после зубнушки, крепко и от души пожали ему руку. С тех самых пор они прониклись к нему неизбывным уважением и уже больше никогда не издевались над его шапкой.

А школьная жизнь шла своим чередом. У Яна была четкая система: если тебя не спрашивали уже две недели, надо просто выучить параграф и поднять руку – это гарантировало еще две недели спокойной жизни. Сложнее было с письменными уроками и контрольными работами, за которые он систематически получал тройки, если не получалось списать у сидевшей перед ним отличницы Марины Грасс. Уроки – контрольные – домашние задания. И так – день за днем, день за днем.

Но сколь долго ни длится школьный год, мало по малу дни становятся длиннее, и вечерами уже совсем не тянет домой, в тепло и уют квартир, а хочется бродить по улицам, вдыхать запахи цветущих вишен и сирени, нагретой солнцем сосны, тумана и вечерней росы. Хочется выйти с ребятами во двор и гонять в футбол, до ушей перемазаться в еще не просохшей земле, и с диким криком «штанга!» поднять с насиженных мест всех воробьев в округе.

Вот уже подходит к концу и четвертая четверть, практически не замеченная на фоне ярких футбольных баталий во дворе…

Ян пропадал на улице все дни напролет. Двор у них – всего на один дом, и в этом было громадное преимущество. Все дома справа – развернуты фасадами внутрь соседнего двора, именно там были детские площадки, качели-карусели и песочницы. Слева были выстроены один за другим два детских сада, они уходили по левому борту глубоко за горизонт. Двор же Яна, насколько хватало глаз, порос вековыми соснами – ну чистый лес. И именно там – среди крепких стволов, которые как надежные «защитники», отражали любые, попадавшие в них мячи, проходили самые ожесточенные бои на звание чемпиона Яблоневой улицы.

Играли всегда одни и те же. Ян, рослый и крепкий парень – Винс, неразлучный со своей собакой-боксером, веселый коротко стриженый старшеклассник Тим, близнецы Вильям и Стивен. Этой неразлучной пятерке удавалось разгромить любых пришлых, подчас с громадным перевесом. Винс с собакой стоял на воротах – непрошибаемый голкипер, близнецы в защите, а шустрый Ян и умелый Тим – играли нападение.

Тим занимался в футбольной секции на стадионе «Труд» и иногда показывал Яну профессиональные подкаты и финты, объяснял, как делать удачные передачи. За пару месяцев Ян вполне освоился и почти не уступал Тиму, который только диву давался – откуда это вдруг у парня проснулись такие способности в последнее время? А что самое интересное, команда, в которой играл Ян, никогда не проигрывала! Тим готов был поклясться чем угодно, что дворовые сосны подыгрывают их команде!

Все чаще и чаще к ним стали захаживать друзья Тима по секции, матчи становились все интереснее, и порой продолжались даже с наступлением сумерек, когда приходилось петлять в темноте среди стволов деревьев, освещаемых только тусклым светом окон соседних домов, и уже почти не было видно и самого мяча. Так незаметно пролетела весна…

Яблони на Эпл-блум были в цвету. Цвело все, что только могло цвести и распускаться, источая тончайшие запахи и ароматы. Прозрачное, почти перламутровое небо как будто светилось изнутри, словно кто-то нарочно перепачкал его пастелью всех оттенков розового. И, как назло, именно сейчас, когда все было так легко и прекрасно, в твою жизнь врываются они – экзамены. Приходится браться за учебники и зубрить, зубрить, не вылезая из душных комнат. Как это несправедливо!

Ян и София готовились к экзаменам. Они учились в параллельных классах, и, хотя программа у них была одна и таже, методы подготовки – абсолютно разные. Ян считал, что само написание шпаргалок уже помогает в изучении предмета. А уж если еще и получится ими воспользоваться: «Вот она – сила!» – говорил он, чеканя мяч на прогретой уже по-летнему жарким солнцем площадке перед домом.

София Саливан подходила к изучению предмета очень серьезно и ответственно. Она читала все свои конспекты от начала до конца, затем, старалась подчеркнуть карандашом все самое важное и необходимое, ну а в самом конце – читала только подчеркнутое. В принципе, три раза прочесть материал было для нее синонимом успеха.

Экзамены в параллели шли в разные дни, и обсудить все детали друзья собирались на скамейке у подъезда.

– Линда – ничего так тетка, даже помогает, – делился впечатлениями Ян, – Когда отвечаешь, смотри ей в глаза, она сидит и головой кивает, когда ты говоришь правильно. А когда забудешь, может даже фразу за тебя закончить, ты главное хотя бы начни говорить. Дополнительных вопросов и вовсе не задает.

– А у нас на истории что было… Грымза Миллоу, вот ведь людоедка, двоих со шпорами поймала, все отобрала, пересадила на первые парты. Понятное дело, что ничего они не написали толком. Ну, хоть трояки поставила. Ты б не брал шпоры, мало ли… уж лучше сам хоть что-нибудь да вспомнишь.

– Чур меня… Нормально все будет, не каркай… Ты это, у тебя записи твои остались? Может, дашь? – Ян вытер нос рукавом, но только размазал грязь по лицу.

– Один день тебе остался, а ты только спохватился? Я на твоем месте уже давно сидела бы и учила. Вот, держи, там страница исчеркана вся, ты не обращай внимания, а еще вот тут я писала сначала на этой странице, а потом…продолжение – вот тут…

– Ага, понял. Разберусь.

– У тебя история последний экзамен?

– Да.

– Ну, тогда удачи! – София поспешила домой, ей тоже надо было готовиться.

Глава 6. История с историей

История не оставляла возможности думать ни о чем другом, кроме как о датах и событиях средних веков – напряжение достигало предела. Это ж надо – все это запомнить и выучить… Немыслимо! Да еще за один день…

– Никогда в жизни мне с этим не справиться, – думал Ян, – вот останусь на переэкзаменовку… тогда посмотрим, нужны были шпоры или нет.

Чтобы опробовать новую систему камуфляжа, он тщательным образом распихивал маленькие бумажки по самым невероятным местам – всего 28 вопросов.

Под стельки ботинок были упрятаны германцы и королевство франков; в носки – империя Карла великого и Византийская империя; в колпачок ручки скручена феодальная раздробленность; вокруг ремня были упакованы вопросы о средневековых городах и замках, крестовые походы. На резинках к внутренней поверхности штанины левой ноги были приколоты вопросы о культуре средневековья, к правой – возрождения. Оставались еще карманы брюк, и туда тоже попала изрядная порция мелко исписанных бумажек. «Нет, все это не то», – думал Ян, он попрыгал на одной ноге, затем на двух – на пол посыпались белые «фантики», испещренные синими буквами.

– Эх… Лучше всего, конечно, знать заранее, какой вопрос тебе попадется в билете… – говорил он вчера Тиму, когда они беззаботно отрабатывали удар по воротам во дворе, – Но как это сделать?

– Ну, ты даешь! – отвечал тогда Тим, – кто ж может в будущее заглянуть?

М-да… Тим прав. Заглянуть в будущее невозможно… Однако… Ян задумался. Вот есть у него в классе дружок – Чарли Мейсон, хороший такой, рыжеволосый парень с веснушками на носу – он всегда учит только один билет, и всегда именно его и вытаскивает. Хотя, чем больше Ян знал Чарли, тем больше убеждался в том, что тот отчаянный врун, но добрый малый, отчего Ян ему многое прощал.

И все же идея учить только один вопрос – никак не выходила у него из головы. Должен быть какой-то способ… Интересно, а можно ли как-то упростить себе задачу с помощью… Конечно, отец будет не в восторге… Нельзя использовать кольцо для таких целей, но никто ж не узнает… и Ян стал думать.

Угадать, какой билет мне попадется – это слишком сложная задача, а вот вытянуть подходящий билетик – весьма реально. Лэсли уже научил его, как притягивать к себе события и предметы, и, надо признаться, на футболе это не раз спасало его команду, когда мяч вдруг, ну совершенно случайно, попадал в штангу вместо ворот, но опробовать это для серьезных дел ему еще не доводилось.

– Так-так-так, посмотрим, что для этого надо, – размышлял он вслух, – Хм, как минимум – знать хоть один вопрос из 28. Так-так-так… А какой вопрос я знаю лучше всего? – Ян оживился, допрыгал на одной ноге до письменного стола, открыл лежавший перед ним учебник и принялся листать страницы.

Распад Золотой орды – не знаю. Падение Византии – не помню. Государство Московия… О нет! Как же так, куда улетучились все знания по истории?! Ян открыл свою рабочую тетрадь в надежде, что найдет там хоть крупицу так нужного ему сейчас знания, но, увы, кроме рисунков и глупой переписки с соседом по парте: «А зразы в столовке я засунул в батарею, надеюсь, никто не видел», – ничего не нашёл.

«Может в Софийкиной тетрадке есть хоть что-нибудь полезное?» – подумал он, но, увы, разбирать чужой почерк оказалось делом весьма непростым, да и сама тетрадь мало чем отличалась от учебника. Текста много – толку мало.

Ян ходил по комнате взад и вперед и думал, думал, думал. А что если… Он надел кольцо и очки, под волосами зашевелились ниточки-щупальца, сел за рабочий стол и положил учебник перед собой. «ПАМЯТЬ» – сказал он и зачем-то прижал кольцо ко лбу (вдруг поможет).

Он начал читать: «Смутное время на Руси с 1598 по 1613 год было ознаменовано стихийными бедствиями, гражданской войной, русско-польской и русско-шведской войнами, тяжелейшим государственно-политическим и социально-экономическим кризисом. В русской истории так назвали эпоху, которая охватывает прекращение династии Рюриковичей в 1598 году и воцарение Романовых в 1613 году. Тогда под угрозой оказалось само существование единого Русского государства», – читал он, переворачивая страницы одну за другой.

«После смерти старшего сына Ивана Грозного, убитого им в порыве необузданного гнева, наследниками престола стали его сыновья Федор и малолетний Дмитрий. Федора венчали на царство 31 мая 1584 года, и скоро в результате дворцовых интриг править, по сути, стал его опекун – Борис Годунов. Угрозой его власти был царевич Дмитрий, который был выслан в Углич. При невыясненных обстоятельствах он умер 15 мая 1591 года от удара ножом в горло. В 1598 году умер царь Федор, престол занял Борис Годунов».

– Видал-миндал, – подумал Ян, – всю династию Рюриковичей извел! Ну, надо же! А что же было дальше?

Заинтригованный, он стал читать о страшном голоде, обрушившемся на страну в 1601 году, о народных волнениях и бунтах, об ужасах смутного времени.

Он удивился, насколько история оказалась интересным предметом, и почему он раньше этого не знал? Вот сейчас сесть бы и почитать все внимательно, подробности узнать, так времени ж нет на это…

Прочитав параграф, он снял очки и кольцо. «А теперь самое интересное, что из этого всего вышло?», – подумал он, сконцентрировался и слово в слово повторил весь параграф, даже номер страницы назвал правильно.

Ничего себе! И как он раньше об этом не додумался, истину говорят: лень – двигатель прогресса. Теперь дело за малым – осталось только вытащить нужный билет.

Ну, это-то вообще пара пустяков, подумал Ян и, застегивая на ходу рубашку, побежал в прихожую, где в углу пылился, ожидая своего владельца, потрепанный, видавший виды футбольный мяч. В тот день ему впервые удалось отчеканить мяч ровно 28 раз – столько, сколько было билетов на экзамене…

Глава 7. Гусеница ползет вверх.

Видеть цель и не замечать препятствий, – звучало у него в голове, – сосредоточиться на желаемом, представить все так, как будто ты уже обладаешь этим, поверить, прожить это… – внушал себе Ян.

Он стоял под дверью кабинета истории и мысленно представлял, как он входит в класс. Представлял все до мелочей. Вот муха жужжит и бьется в окно, пахнет пылью и чем-то сладким, должно быть сиренью, солнечный луч лег на стол перед сонным преподавателем, как раз на стопку билетов. Маленькие пылинки кружатся в этом луче, направленном на лежащий сверху билет. Он протягивает руку: «третий слева – мой», – и… Бинго! Ян идет готовиться.

На парте перед ним сидит рыжеволосый Чарли Мейсон, справа – невысокого росточка девчушка с двумя косичками – Хайди Фишер. Отличница Марина Грасс – темноволосая, серьезная девушка – слева, что ж, неплохая компания. Ян достает ручку и быстро начинает писать ответ на свой вопрос.

Хайди уже все написала и сидит, накручивая на палец конец косички, повторяет написанное, видимо сейчас пойдет отвечать. Марина – ну она ж отличница – тщательно что-то выводит на бумаге. А вот бедняга Чарли… видимо не повезло, Ян всегда догадывался, что Чарли всего лишь хвастун и выдумщик, и естественно, никакой счастливый билет он не вытянул, в отличие от него, Яна. У доски тихо стонал щуплого вида парнишка с мышиного цвета волосами – Олли Смоллет:

– Крестьянские восстания в Англии и Франции происходили потому… что было тяжелое положение крестьянства и… рост крестьянского недовольства…

– Может быть, вы расскажете, что такое Жакерия? – медленно цедила слова учительница в седых буклях –грымза-людоедка Миллоу.

– Э-э-э… Французская революция? – неуверенно, вопросом на вопрос ответил Олли.

– А кто такой Уот Тайлер? Или, может быть, вы хотя бы знаете, где он жил? – она приподняла брови так, что ее очки, казалось, сами ползут на лоб.

– В Англии, – облегченно выпалил Олли, уж английское имя он точно может отличить от французского.

Ян сочувственно посмотрел на Олли, больше тройки ему никак не светит. Его взгляд падает на Чарли Мейсона – тот делает страдальческое лицо и показывает ему свой листок, на котором ничего кроме заголовка не написано. «Научные открытия и изобретения средневековья» – в глазах Чарли читается отчаяние.

Бедняга, Ян хотел бы помочь другу, но в голове у него только свой билет и ничего более. Очень жаль. Ян вздыхает и разводит руками, давая понять, что ничем не сможет помочь. И тут он вспоминает про шпаргалки, которые все-таки предусмотрительно рассовал по всем частям своего гардероба, так, на всякий случай.

Рисковать он не собирался. Попадаться со шпаргалкой, да еще так глупо, он не планировал. И все-таки ему самому стало ужасно любопытно, можно ли сделать так, чтобы нужный листочек сам оказался у него в руке. Он сосредоточился, ему нужна была шпаргалка номер шестнадцать – левый носок, главное все сделать незаметно. Итак, она лежит в носке, маленький сложенный вдесятеро листочек, нежно и любовно припрятанный рядом с пяткой, и терпеливо ждет своего часа…

Ян напряг все силы своего сознания и представил, как нужная шпаргалка сама выбирается из его носка, при этом что-то ужасно защекотало его ногу, как будто по нему ползла жирная гусеница. Было и смешно, и ужасно противно одновременно. Гусеница-шпаргалка двигалась медленно, то складываясь вдвое, то распрямляясь во всю длину, с горем пополам выбралась она из носка и поползла вверх по ноге – о боги! – внутрь штанины!

На лбу Яна выступили крупные, как градины, капельки пота, взгляд был напряженный. Его глаза расширились от ужаса, как только он понял, что шпаргалка ползет не туда, куда нужно (как он ее вынет из штанов, когда она доползет до колена или выше, вот интересно), на его лице изобразилась целая гамма чувств, и он стал дрыгать ногой, чтобы заставить гусеницу ползти в другом направлении.

– Енсен, вам нехорошо? – обратила на него внимание пожилая учительница.

Ян сидел красный, как рак, и не знал, что ей ответить, палитра из всех оттенков красного – от алого до бардового – бушевала на его лице, становясь все гуще и насыщеннее: «Все в порядке, госпожа Миллоу, душно очень».

Зачем он так сказал?! Учительница поднялась и, с трудом переставляя тяжелые ноги, не спеша пошла прямо мимо него – к окну, долго возилась с затвором, но, наконец, открыла его. В это время гусеница с упорством альпиниста, покоряющего Эверест, ползла вверх по задней поверхности его ноги, добралась до колена, сделала еще один шаг и уперлась в подколенную складку. Она начала возиться изо всех сил, прокладывая себе дорогу. Ян согнул ногу и, что было силы, зажал ее. Шевеление прекратилось, теперь под коленкой Яна кто-то бился в предсмертных конвульсиях.

А госпожа Миллоу в это время медленно развернулась на каблуках и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, неторопливо зашагала назад по проходу. Парализованный Ян, у которого от напряжения дико свело все тело, готов был провалиться сквозь землю. Что, если эта проклятая шпаргалка вывалится из штанины прямо ей под ноги? И вот тяжелая поступь приближается, шевеление гусеницы под коленом окончательно прекратилось, Ян больше не чувствовал не только ее, но и вообще всю свою ногу. И вот, наконец, госпожа Миллоу уже прошла вперед и не могла видеть, как согнулся под парту и быстро поднял что-то с пола Ян Енсен.

И тут Ян понимает, что не может больше сидеть в этой комнате: в ушах стучало, сердце выпрыгивало из груди, а за окном так отчаянно чирикали воробьи и светило солнце, что ему захотелось покончить со всем этим как можно быстрее.

– А можно отвечать без подготовки? – спрашивает Ян, брови госпожи Миллоу поползли наверх с удвоенной силой – она растерянно кивнула. Ян тут же вскочил, опережая протесты маленькой Хайди Фишер (ведь сейчас была ее очередь отвечать). Проходя мимо парты Чарли, Ян незаметным движением сунул ему в руку сложенную вдесятеро бумажку и вышел к доске.

Он настолько быстро выпалил свой ответ, что пожилая учительница даже не задала ему ни одного дополнительного вопроса, настолько она была поражена. Сколько лет она работает в школе, но никогда еще ученик не отвечал так быстро и так складно, словно читал невидимый учебник. В чем подвох? С каких это пор Ян Енсен стал хорошо учиться, и почему он в очках? Все эти вопросы крутились у нее в голове, пока она выводила оценку «отлично» в табели. Может быть, он списал? Но как? Он ведь только пришел, взял билет и сел за парту. Невозможно успеть списать за две минуты. И потом, он же не читает с листа, а говорит по памяти… Весь остаток дня Ян не выходил у нее из головы.

Она практически не слушала ответы других учеников, ставя им оценки скорее за прежние заслуги, чем за реальные знания, вот как получилось, что Чарли Мейсон все же получил свою тройку, несмотря на блестящий ответ.

После экзамена Ян стучит в дверь квартиры номер 1 самого желтого дома на Яблоневой улице, чтобы сообщить Софии, что сдал последний экзамен на отлично. Свобода! Вот она – долгожданная свобода! Долго потом они еще будут гулять по Эпл-блум, отмечая начало летних каникул.

Улицу не зря назвали Яблоневой. Бело-розовые шапки деревьев текут вдоль нее до самого горизонта. Улица спускается к реке, на которой так хорошо ловить рыбу и купаться летом, а еще можно кормить уток прямо с моста, чуть ниже по реке, или просто сидеть на песке и смотреть на другой, высокий берег, поросший вековыми соснами, они стоят как корабельные мачты и качаются в такт ветру.

Экзамены были закончены. Лето вступало в свои права. В высокой траве уже вовсю стрекотали кузнечики. Еще каких-нибудь пять – шесть ленивых дней (или сколько там нужно Лэсли на его экзамены, все-таки выпускной класс), и они с братом поедут в деревню к бабушке, где его ждут совершенно новые открытия.

Все дело в том, что деревня, где живет бабушка, находится в «аномальной зоне», как называют ее люди. Там часто происходят всякие по их понятиям сверхъестественные вещи. Говорят, что там даже неоднократно видели НЛО, а трава на полях сама закручивается в причудливые узоры. Много чего говорят, во что раньше он не верил. И теперь ему чрезвычайно интересно было узнать, что же там происходит на самом деле.

Глава 8. В отпуск!

– Ну, вот и все. Присядем на дорожку. – Анна Енсен в нежно-желтом клетчатом плаще опустилась на краешек увесистого чемодана в коричнево-зеленых узорах.

– Мам, а мы не опоздаем? – Ян был в предвкушении этой поездки, но, как всегда, очень волновался. Он так боялся опоздать на поезд, что готов был уже с утра ехать на вокзал, хотя поезд уходил лишь в 8 часов вечера.

Когда Ян был маленький, с ним приключилась одна история, с тех пор он вечно нервничал перед поездками по железной дороге. Это было давно, когда ему было лет пять или шесть. Они отдыхали у бабушки, но папа решил, что непременно надо свозить детей в другой город в зоопарк.

Ехать надо было 4 часа на электричке, поэтому встали в тот день очень рано. Было лето, но, когда отец разбудил его, было еще темно. Папа сварил сосиски, к которым Ян даже не притронулся. Бабушка пошла провожать их на поезд. На вокзале, она решила, во что бы то ни стало сводить Яна в туалет, ведь ехать предстояло очень долго. Сонный Ян не очень понимал, что вокруг происходит. Папа и Лэсли остались почему-то в электричке, а он с бабушкой пошел в здание вокзала. Они долго стояли в какой-то длинной очереди. Сильно пахло какими-то нечистотами, и очень хотелось как можно скорее уйти оттуда.

Но вот они снова оказались на платформе. Электричка то открывала, то закрывала двери, шумно пыхтя и отдуваясь. Ян не помнит, как так случилось, но в какой-то момент бабушка просто впихнула его в вагон, двери закрылись, и поезд тронулся. Что же было делать? Он оказался совсем один посреди набирающей скорость электрички! Ян вошел в вагон, надеясь, что увидит там папу и Лэсли, но никого из них там не оказалось. Видимо бабушка, понимая, что не успевает добежать до нужного вагона, просто впихнула Яна в самый первый, до которого они только успели дойти. А папа и Лэсли подумали, что бабушка с Яном на электричку опоздали, и сидели с невозмутимым видом, читали журнал и жевали пряники. Маленький Ян стоял в крайнем вагоне поезда и не знал, что делать. В конце концов, он нашел какой-то укромный уголок у двери, сел туда и тихонечко заплакал. К нему подошла какая-то женщина, а потом они пошли вместе с ней через весь поезд. Ян помнит, как страшно было переходить из вагона в вагон, как жутко скрежетали колеса электрички, с каким ужасом смотрел он на мчащуюся под ногами землю между вагонами…

С тех пор он все время боялся опоздать на поезд. И каждые пять минут посматривал на часы.

– Не волнуйся Ян, присядь лучше и помолчи минутку. Это традиция. Подумай лучше, все ли ты взял с собой. Потом уже вернуться будет нельзя, – Джон пододвинул к себе табурет и, взяв за руку сына, усадил его. Минуту все молчали.

– Ну, поехали! – Анна встала и пошла к двери. – Цветы будет поливать София, она мне обещала, да мы и не на долго, две недели пролетят, не заметишь.

– Отпуск – хорошая штука, только уж очень он у вас короткий, мам. Вот наши каникулы куда лучше, – Лэсли толкнул плечом Яна и потрепал его по светлым волосам.

Автобусная остановка была буквально в двух шагах от дома. На ней было многолюдно, по всему видать, автобуса не было уже давно. Джон вышел на дорогу, посмотреть, не идет ли автобус.

– Нет, ничего не видно.

– Ладно, не переживайте, будет вам автобус, – сказала Анна.

– Как это? – Ян удивленно посмотрел на мать.

– Тихо, не мешай, мама сейчас наколдует нам автобус, – со смешком сказал Лэсли.

Анна отвернулась от дороги и закрыла глаза, затем постояла так минуту, посмотрела на небо, на землю и, как только она подняла глаза на дорогу, на ней показался автобус.

– Круто! – сказал Лэсли, – каждый раз поражаюсь, как здорово ты это делаешь, мам!

– И как же это работает? – Ян протискивался внутрь булькающего и клокочущего автобуса. «Быг-быг-быг» – постанывал он… «Давай, поднажми», – кричали в задних рядах пассажиры, стараясь утрамбовать впереди стоящих и протиснутся в салон.

Они бросали монетки в прозрачный контейнер и откручивали для себя билеты с катушки, не забыв пробить их компостером. Когда семья Енсен, наконец, села на свободные места, Джон попытался объяснить.

– Мама сначала отвернулась от дороги, Ян, ты видел? Чтобы выйти из имеющейся реальности, когда автобуса нет и создать новую вариативность, когда автобус подъедет. Она создала цепь событий, которые должны привести к появлению автобуса: посмотрела наверх, вниз, а потом… Хм… как тебе объяснить…

– Ян, я же тебе это сто раз объяснял уже. Можно загадывать по-разному, – вмешался Лэсли и, понизив голос, заговорил мистическим тоном, – вот, например, я загадываю: сейчас проехала синяя машина, потом из-за поворота покажется красная, я отвернусь, попрыгаю на левой ноге, а когда повернусь обратно, увижу, как подъезжает нужный мне автобус. Понял? Сначала берешь какое-нибудь одно реальное событие, как отправную точку, потом прогнозируешь второе и загадываешь третье. Надо представить, что автобус приедет, поверив в это, и он-таки приедет! Но мне все равно далеко до мамочки – она профи в этом деле!

– Это не так сложно, как кажется, надо только больше практиковаться, – сказала Анна.

– Я так ищу место для парковки, – вдруг вмешался в разговор дядечка в синей шляпе, сидевший справа от них, – Правда, сейчас мой драндулет не на ходу, но вы правы, это здорово помогает, – и он весело подмигнул всей компании. Все дружно засмеялась. Ян вопросительно посмотрел на отца.

– Вот видишь, Ян, любой ЧЕЛОВЕК может это сделать, – сказал отец, делая особый акцент на слове «человек», – все дело в настрое, ну, и в практике, конечно.

На вокзал подъехали вовремя. Выгрузились из автобуса и неспешно пошли к единственной во всем городе платформе. Ян любил ездить на поездах. Запах железной дороги, шпал – это ни с чем не сравнится. Он манит, и ты чувствуешь приближение чего-то интересного, захватывающего. Яну очень нравился этот запах, он и сам не понимал почему.

На перроне суета, Джон достает из нагрудного кармана оранжевые с золотой печатью билеты и протягивает их проводнику.

– А ваш чемодан на полку не встанет, – поджав губы и покосившись на увесистый багаж Енсенов, сказала девушка в синей форме проводника.

– Ничего-ничего, это только так кажется, мы не первый раз с ним путешествуем – с улыбкой ответил Джон.

Анна прошла в вагон, за ней стали подниматься по крутой, сетчатой, как кружевная паутина, лестнице и ребята. Замыкал шествие Джон, тащивший огромных размеров чемодан.

– Вот и наше купе, – Анна сняла плащ и повесила его на крючок.

Джон поднял сидение, и огромный чемодан исчез в крохотной нише: «Всегда полезно немного расширить пространство», – подмигнул он Яну. Ян никогда раньше даже и не задумывался о том, как такой чемодан вообще может хоть где-то поместиться. Он впервые понял, что есть простые и удивительные вещи, на которые он раньше просто не обращал внимания.

Поезд тронулся плавно, практически незаметно, только поплыли куда-то деревья за окном. В купе вошла проводница.

– Ваши билеты… Постель заказывать будем? Чай пить будем?

– Да, пожалуйста. Четыре постели и четыре чая.

Джон расплатился, и проводница вышла из купе. Анна стала распаковывать маленькую дорожную сумку.

– М-м-м… запечённая курица в фольге – фирменное блюдо для поезда, – Лэсли уже потирал руки в предвкушении вкусного ужина.

– А я бы не отказался от кофе, – лукаво подмигнул жене Джон.

– Будет вам и кофе, и какао с чаем, – улыбнулась Анна, – теперь, когда Яну стали доступны кое-какие вещи, я решила добавить в нашу жизнь немного импровизации. Теперь это никого не шокирует и не удивит.

С этими словами она стала разворачивать фольгу, под которой, однако, не было никакой курицы. Под ней была еще одна упаковка – полупрозрачная, голубоватая, отливающая перламутром. Она была закрыта в виде большого артишока. Один за другим Анна стала разворачивать лепестки, чтобы добраться до сердцевины. Внутри, казалось, что-то светилось и мерцало. Внутренние лепестки были настолько яркого цвета, что, казалось, это не цвет, а свет в чистом виде. И вдруг этот «бутон» сам собой раскрылся по часовой стрелке, как сферический веер, и на столике купе оказался круглый золотой поднос, уставленный разными вкусностями.

Здесь была и запечённая курочка, и овощное рагу, и бараньи ребрышки в подливке, рис с шафраном, картофельное пюре, салат, канапе с ветчиной и сыром, тонко нарезанные соленые огурцы и даже мамины фирменные блинчики. Оставалось только гадать, когда она успела все это «приготовить», и как все это поместилось в таком маленьком комочке фольги. После того, как все насытились, Анна подхватила поднос снизу и свернула его ловким движением руки против часовой стрелки. Он послушно сложился, как веер, в нечто, напоминающее бутон артишока.

– И как это ты все успеваешь? – с лукавой улыбкой спросил Джон и подмигнул.

– Это потому, что я не жена, а золото! «А теперь чай!» —сказала она, и в ту же минуту дверь купе съехала в сторону, и появилась улыбающаяся проводница с подносом, на котором, позвякивая чайными ложками, стояло 4 стакана в жестяных подстаканниках. Над каждым из них поднимался густой пар, а на блестящей поверхности плавала долька лимона.

– Но я просил кофе, – в шутку возмутился Джон, когда проводница вышла.

– О! Извините, сэр! – сказал Лэсли, – Ну-ка, Ян, настало время для практики, изобрази нам превращение чая в кофе!

Дело было сделано с величайшим мастерством, даже Джон оценил качество напитка, сказав, что в жизни не пил такого вкусного кофе, да еще и… с лимоном.

– Э-э-э… что-то вот про лимон-то я и не подумал, пап, – признался Ян, и все засмеялись.

После ужина еще долго болтали, играли в шахматы, которые материализовал Лэсли прямо из воздуха, смеялись. Когда за окном стало темнеть, Анна застелила постели, причем Ян готов был поклясться, что одеяла сами вползали в пододеяльники. Наконец, все улеглись. Мальчики на верхних полках, Джон и Анна внизу.

За окном в темноте ночи проносились мимо фонари полустанков. Колеса поезда негромко стучали, навевая дрему. «Как же я люблю поезда», – думал Ян. Он не мог себе объяснить за что, но просто обожал путешествовать поездом: этот запах, мерный стук колес «чу-чух-чу-чух», какое-то необычайно расслабленное состояние, когда ни о чем не надо думать, никуда не надо спешить…

К бабушке ездили каждое лето, сколько он себя помнил. С детства он любил ходить по вагону, держась за поручни, откидывать приставные креслица в коридоре и сидеть на них, глядя в окно. Ему нравилось все: и ковер на полу, и громадный титан с горячей водой и крантиком, из которого капала вода, и ручки на дверях купе, смотрящие вверх, и то, что само купе, как маленький уютный домик, который прячет их семью от всего остального, проносящегося мимо на огромной скорости мира, стоит только закрыть дверь.

Ты сидишь в таком домике, а за окном искрятся закатным солнцем речушки, озерца, заводи вдоль железнодорожных путей, и создается впечатление, что ты расправил крылья и летишь над зеркальной поверхностью блестящей воды, а кругом мелькают камыши, цветы и травы, кусты и деревья, или туман стелется над низиной, создавая сказочный мир вокруг. Где-то там, в заводях, живут русалки, леший да кикиморы. На полях гуляют стада, а когда поезд проходит мост над большой рекой – вот уж страх-то – можно представить, что ты несешься прямо по воздуху.

Глава 9. Аномальная зона.

Перед тем, как погасить свет, Анна посмотрела на мужа и шепнула: «Надо предупредить его, думаю сейчас самое подходящее время». Они закрыли дверь купе на задвижку.

– Ян, ты знаешь, что место, где живет бабушка, люди прозвали «аномальной зоной». Это не просто так, – начал Джон.

– Это «жжжж» неспроста, это уж, как пить дать, дыма без огня не бывает, – усмехнулся с верхней полки Лэсли.

– Уже несколько веков, лет, примерно, четыреста, там происходят разные непонятные события. Даже мы до конца не понимаем, почему это происходит. Аномальная зона очень большая, но нам удалось определить ее эпицентр – это Муруджунская Игла, гора, внутри которой есть что-то, что не фиксируется никакими земными приборами, но дает очень мощное аномальное излучение, которое чувствуют сэнмиры. Никто не может понять, что там, возможно, это разлом миров, и поэтому территория эта обнесена зоной контроля. Мы пересечем границу аномальной зоны на поезде, поэтому проходить контроль будем прямо здесь.

– А почему раньше я ничего такого не замечал, хотя мы к бабушке каждое лето ездили?

– Зона контроля создана в параллельном измерении, поэтому все остальные люди, едущие в поезде, ничего не заметят, как и ты раньше не замечал. Ты все это сам сразу поймешь завтра утром. Зона контроля создана вне временного пространства Земли, то есть на период, пока мы будем проходить контроль, человеческое время остановится. Для этого нам понадобится лишь одна сотая доля земной секунды, которую мы растянем до нужных нам размеров…

– Не волнуйся, это не больно, – свесившись со второй полки и сделав страшные глаза, сказал Лэсли.

– Не о чем волноваться, сынок, это просто меры предосторожности. Мы не можем знать, сколько миров пересекается в зоне Иглы, и какие сущности там обитают, поэтому и были приняты эти меры, – Анна улыбнулась, подтыкая одеяло Яну, как будто ему было все еще 6 лет, – ну что, я гашу свет? Спокойной всем ночи.

Утром Ян проснулся под мерный стук колес и первым делом бросился надевать кольцо и очки.

– «Мама-миа!» – произнес он, – мы что, едем обратно?

И действительно, было чему удивиться, казалось, поезд ехал в обратном направлении.

– Мы что, назад едем?

– Интересно, да? То ли еще будет! – Лэсли спрыгнул с верхней полки и сел рядом с братом.

– Надо успеть умыться и позавтракать до КПП, – сказал Джон. – У нас минут сорок.

Вытирая лицо жестким вафельным полотенцем в туалете поезда, Ян смотрел в окно, в котором в бешеном темпе бежали деревья – справа налево. Ян надел очки и посмотрел в окно еще раз – все двигалось слева направо! Куда же все-таки едет поезд? На Юг или на Север? «Во всяком случае, вчера вечером он ехал на Юг», – Ян решил ничему не удивляться.

После завтрака, когда все попили чаю, и проводница собрала посуду, они сложили белье и скатали матрасы в плотные полосатые рулетики.

– Ну что, мы готовы. Ян, сейчас будет КПП – контрольно-пропускной пункт. Ничего страшного не происходит, просто это займет какое-то время. Состав поезда большой и надо набраться терпения, пока всех проверят. А который час? – спросила Анна.

Джон посмотрел на часы: «9:30», – сообщил он.

В ту же секунду поезд замедлил свое движение. Ян смотрел в окно: они въезжали в огороженный колючей проволокой туннель, вдоль которого ходили люди в серых шинелях с оружием в руках. Ян не видел никогда такого прежде. Это были полутораметровые бластеры, судя по всему, очень тяжелые. Он испуганно посмотрел на Анну, она ободряюще улыбнулась.

– Все хорошо, сынок… для людей это оружие безвредно, как солнечный свет. Можешь думать, что это просто гигантский фонарик.

Поезд остановился, и ворота туннеля закрылись. Ян ждал. Все ждали. Их вагон был пятым. Прошло, наверное, минут 15, и тамбур вагона хлопнул – в него вошли люди в серых шинелях. Ян видел их, прижавшись к двери купе. Он не рискнул выйти в коридор, даже высунуть голову боялся. Были слышны короткие команды, которым беспрекословно повиновались все сэнмиры в поезде: они выходили из своих купе и через какое-то время возвращались обратно. Люди в сером шли дальше.

И вот, двое вошли в их купе. В руках одного был сферический сканер. Анна протянула руку с кольцом внутрь сферы, и та загорелась зеленым. Также сделали Джон и Лэсли. Когда настала очередь Яна, он протянул руку и почувствовал, как теплый луч пробежал по ней и, встретившись с кольцом, выдал также зеленый свет на приборной панели.

У второго человека в сером сканер был в виде специальных многослойных очков. В них было линз сорок, не меньше. В руке у него был маленький карманный фонарик.

– Прошу выйти из купе, – сказал он. Все вышли. Человек осмотрел купе, поднял нижние полки и заглянул в углубления для чемоданов, расположенные под ними и посветил там фонариком.

– Ваш чемодан? Достаньте, пожалуйста.

Джон рывком вытащил чемодан из ниши под сиденьем.

– Откройте, будьте добры.

Несколько мгновений человек в серой шинели рассматривал содержимое чемодана через свои очки.

– Спасибо. Вы можете зайти, – и двое пошли дальше по вагону. Еще минут через 40 поезд тронулся и, набирая скорость, поехал дальше.

На часах Джона по-прежнему было «9:30», и только когда поезд набрал скорость, секундная стрелка дрогнула и побежала дальше по кругу.

Ян смотрел в окно. Мимо на бешеной скорости пролетали станции с торгующими чем-то людьми, обветшалые дома, огороды, вот промелькнуло стадо овец, речка, леса, озера… Солнце блестело в водной глади, было ощущение, что ты летишь над водой, а над заводями поднимается утренний туман, разгоняемый быстрым движением состава.

– Смотри, уже горы видно, скоро приедем, —сказал Джон.

– На вот, Янчик, прими дозу эндорфинов, – сказал Лэсли и протянул ему шоколадку, – гормон счастья в чистом виде!

Ян с благодарностью съел шоколадку, но у него и без этого в животе порхали тысячи бабочек. Он ехал к чему-то совершенно новому, неизвестному, любопытному и захватывающему. Впереди были новые открытия, новые приключения.

Он отломил еще кусочек шоколада и положил его себе в рот. Он любил, чтобы шоколад полностью растаял, и тогда можно было представить, что ты пьешь его, как это делали древние индейские племена ацтеков, инков и майя, открывшие миру этот напиток богов 400 лет назад. Так они и ехали, пока, наконец, не зашла проводница.

– Подъезжаем. Билеты вам нужны?

Глава 10. Вечерние посиделки

У бабушки Лизы был очень интересный дом, свет в нем всегда был приглушенный, даже в самый жаркий летний полдень в доме, казалось, было сумеречно. Наверное, все дело было в особых бархатных занавесках с кисточками, всегда думал Ян, но сегодня он посмотрел на это по-другому. Окна бабушкиного дома были не из стекла, они были толще и плотнее, как будто сделаны из слюды, но очень прозрачной. Именно она давала такой эффект – полумрака. Как он потом узнает, эти стекла защищают дом от проникновения потусторонних сущностей, что было очень важно в аномальной зоне.

Солнце уже стало клониться к горизонту, когда они всей семьей усаживались за празднично накрытый стол в уютной комнате. В углу горел любимый бабушкин торшер с малиновым абажуром, отбрасывая на пестрый ковер причудливые тени. По стенам висели картины, которые, еще, будучи мальчиком, рисовал отец Яна. Приглушенно стучали ходики, на покрытом тюлевой накидкой транзисторе стояли фигурки слоников разных размеров – от большого папы-слона, до самого маленького малыша. На окнах – глоксинии и фиалки распускали свои яркие венчики.

– Мама, а расскажи, как вы с папой познакомились, – спросил Ян, он полюбил эту историю, и, хотя слышал ее наверное, раз сто, каждый раз она волновала его. Так уютно было пить чай в бабушкиной гостиной, что ему непременно захотелось услышать любимую историю еще раз.

Анна улыбнулась, ей и самой было приятно унестись в воспоминания юности.

– Он стоял на высоченной крепостной стене старинного замка в Олсборге, – начала свой рассказ она, – Я увидела его, и что-то вдруг заставило меня остановиться, я поняла, что не могу просто так пройти мимо, ничего не сделав. Мне безумно захотелось совершить что-то дерзкое, как будто тысячи бесенят прыгали во мне, как пузырьки в шампанском. И вот тогда я слепила снежок, подышала на него немного, подержала в руках без перчаток – для плотности – и бросила. Я не ожидала, что попаду в цель, я даже не могла представить, что снежок вообще пролетит и половину того расстояния, не то, что долетит до него, поэтому и кинула. Наверное, если бы я знала, что попаду прямо ему в лоб, я бы ни за что на это не решилась. Стена была высотой метров 10-15, а я ведь совсем не умела бросать снежки. У меня даже в школе тройка всегда была за бросание гранаты…

Анна улыбнулась и с нежностью посмотрела на Джона. В руках она держала чашку чая, а взгляд ее вновь уносился вдаль.

– Да уж, метнула ты тогда знатно! – с улыбкой подтвердил Джон.

– О, да! Можете представить мое удивление? Я испуганно смотрела на него, как он вытирает мокрое от снега лицо и смотрит по сторонам в поисках того, кто это сделал. И тут он заметил меня. Я была готова провалиться сквозь землю, от страха я не соображала, что делаю, я развернулась и бросилась бежать. Тут-то он и понял, что это я – тот нахал, кто бросил снежок, ведь если бы я не побежала, он ни за что не догадался бы, что девочка моего роста и комплекции может так ловко попасть, да еще с такого большого расстояния.

И тут он сделал еще более невероятную вещь – он спрыгнул со стены – с 15-метровой стены – и бросился меня догонять. Сердце во мне колотилось с бешеной силой, готовое выскочить наружу, дыхания не хватало, снег был глубокий, и бежать было чрезвычайно тяжело. Я чувствовала себя зайцем, удиравшем от лисы…

– Куда уж зайчишке с лисой тягаться, – смеялся Лэсли.

– Да. Сердце в пятки ушло, как говорят. Он догнал меня в какие-то считанные секунды. В какой-то миг я обернулась, чтобы посмотреть, как далеко я смогла убежать, а он просто стоит за моей спиной. Именно стоит – не идет, не бежит, а просто стоит и внимательно, с удивлением на меня смотрит.

– Еще бы не с удивлением, ведь это была ты – девушка его мечты! – опять вмешался Лэсли.

– И тут я увидела его глаза… – продолжала Анна, – Весь остальной мир просто перестал существовать. Я узнала его, как узнают близкого друга, родного и самого дорогого на свете человека. Я поскользнулась, или у меня просто подкосились ноги, а он подхватил меня и улыбнулся. Мы стояли так, глядя друг другу в глаза, наверное, целую вечность, и до того нам было хорошо просто так вот стоять и смотреть друг на друга. Нежность, тепло, счастье переполняли меня, и я знала, что он чувствует тоже самое. Он медленно провел пальцем по моему лицу, смахивая какую-то соринку, а я смотрела в его глаза и мне хотелось и смеяться, и плакать одновременно.

– Как это красиво, – бабушка Лиза, седовласая старушка с тугим пучком на голове, достала из кармана халата платочек и вытерла набежавшую слезу.

– А потом оказалось, что мы учимся с ней в одном институте, – продолжил рассказ Джон, но в разных потоках, и на практику в Олсборг приехали каким-то чудом одновременно…

– И что день рождения у нас почти в один день. У меня 22, а у него 24 мая.

– И что она – это та самая девушка с фотографии… Девушка мечты,– снова вставил свои пять копеек Лэсли, – мама, расскажи…

– Это просто эпохальная история, – рассмеялась Анна, – я же с подружкой ходила в фотоателье, мы сфотографировались, я забрала фотографии и забыла про это дело. Но оказалось, что я так понравилась фотографу, что он увеличил мое изображение и поставил в витрину своего салона вместо рекламы.

– А я случайно проходил мимо этой витрины, увидел портрет и с первого взгляда влюбился в эту красавицу, – продолжал Джон, – я долго ходил потом туда, ноги сами меня приводили к этому фото-салону, в конце концов, я все-таки уговорил фотографа, и он признался, что это фото реальной, живой девушки, его клиентки, которая живет в нашем городе, только вот ни адреса, ни телефона девушки у него не было. Я его очень упрашивал тогда, и он обещал мне напечатать портрет.

– И напечатал. Когда я пришла в гости к Джону, еще там, в Олсборге, он достал из своего чемодана какой-то учебник, а там вместо закладки – моя карточка! Вот уж я удивилась! А потом подумала, что не просто так я оказалась в Олсборге, это было какое-то феноменальное стечение обстоятельств. В обычной человеческой жизни такого ну просто не бывает. И моя навязчивая идея – пойти в тот день гулять к замку, странные чувства, когда я увидела его. Мной как будто двигала какая-то неведомая сила…

– Еще бы, папа же тебя загадал встретить, значит, это должно было случиться – вы же оба сенмиры, – многозначительно подчеркнул Лэсли.

– Так мы и познакомились… и больше никогда не расставались, – сказал Джон.

– А после института нас распределили в Сноутон, и мы туда поехали уже мужем и женой. А потом родился Лэсли, еще в общежитии, помнишь?

– И когда мы принесли его домой и положили на единственное мягкое, что у нас было – на подушку…

– Он ее описал, – засмеялся Ян, который, конечно же, знал все эти истории наизусть, но только сейчас начал осознавать их смысл и значение.

– Так, давайте не будем уточнять кто, где и при каких обстоятельствах описался, – возразил было Лэсли.

– О нет, давайте будем, – перебил его Ян.

– Ну, тогда давайте еще вспомним, – сказал Джон, – Как в первом классе, не помню в каком месяце, но стояла осень, и было уже прилично холодно, у Лэсли случился неожиданный порыв братолюбия и он забрал кое-кого из садика…

– И мы прыгали на кроватях, а потом пошли гулять во двор прямо в домашних тапках, – продолжил было Ян.

– Да уж… мне соседи тогда рассказывали, – перебила его Анна, – двери нараспашку, дома никого нет, а эти двое в тапочках гуляют… в ноябре!

– Это еще что… – сказал Ян, – однажды мы играли, как будто попали в осаду, враги окружили наш город, продовольствие кончилось, и стало нечего есть, а ты, Лэсли, сделал похлебку из воды, сухих хлебных корок и растительного масла, да еще приговаривал, что эта похлебка для любого жителя осажденного города просто на вес золота, и заставлял меня ее есть…

– Это была игра, и ты умирал с голоду! Ты забыл? Эта похлебка была манной небесной! Да за нее буквально дрались все жители, а досталась она тебе, неблагодарный!

Вечер воспоминаний затянулся. Когда разошлись по спальням, уже давно зажглись на небе звезды, успокоился ветер, стояла глубокая, тихая ночь, время от времени где-то вдали лаял на привязи чей-то пёс, в открытые окна летел треск цикад.

Уже лежа в кровати, Ян вспоминал мамин рассказ, он любил слушать про их с папой встречу: было в этом что-то невероятно нежное и прекрасное. Хорошо, что мама и папа оказались сэнмирами, а то бы они могли никогда и не встретиться.

По мнению Яна, только сила папиного желания познакомиться с незнакомкой с портрета смогла сделать их встречу реальной. «Желания, сильные желания всегда исполняются», – любил повторять Джон, – «Так что будь очень осторожен в своих желаниях, сто раз подумай, прежде чем захотеть чего-то всем сердцем, с последствиями желаний тебе жить».

Кровать, на которой они лежали вдвоем с Лэсли «валетом», была чрезвычайно высокая, столько перин положила на нее бабушка, не признававшая современных ортопедических матрасов. «На воздусьях самый сладкий сон», – говорила она. Ян буквально утонул в облаке, так было мягко и приятно.

Комната, в которой они спали с братом, была малюсенькая, всего-то в ней помещалась одна единственная скрипучая кровать, да платяной шкаф. Двери в комнату не было, вместо нее проем закрывала тяжелая, желтая бархатная занавеска с кисточками.

Лэсли уже спал под соседним одеялом, из зала доносились приглушенные голоса – это мама с папой укладывались спать на большом раскладном диване. Бабушка занимала самую маленькую комнатку в доме, в которой кроме узкой односпальной кровати вообще ничего не помещалось. На стене ее висел ковер и перехваченная бантом балалайка. Под тихий стук ходиков Ян провалился в сон.

Глава 11. И утренние воспоминания…

Утром Яна разбудили отчаянные вопли горластого петуха и блеянье овец, которых выпускали в загон перед домом. Всего овец было пять, а его самая любимая – Ярочка – нежная и ласковая овечка, появилась у бабушки в прошлом году, когда они приезжали на лето. Были еще Забияка, Мальчик, Малыш, а также огромных размеров баран с окладистыми бакенбардами – Пушкин, так его прозвала мама. У него были крутые рога и не менее крутой нрав. Ян с Лэсли любили дразнить его, зная, что из загона он ничего им не сделает.

Лежа в постели, Ян вспоминал свое детство, как же им всегда было весело, когда они с Лэсли жили у бабушки летом. Он вспомнил, как один раз они уложили спать в бабушкину постель огромного деревянноо коня на колесиках, укрыли его одеялом, а потом и забыли про него. Коня нашла бабушка, когда ложилась спать. Эх, и смеялась она тогда!

– Что за чудо чудное, диво дивное, – причитала она, – ложусь в постель, а там занято! Лежит энта лошадиная голова и на меня своими глазищами зыркает!

В другой раз они с Лэсли поймали пеструю курицу, прокрались с ней прямо в дом и подбросили очумевшее животное в постель к спящей тетке Люси, сестре Джона. Тетка визжала, как боевая сирена, курица кудахтала изо всех куриных сил и металась по кровати, не находя выхода из этой опасной для ее куриной жизни ситуации, а двое сорванцов зажимали рты и носы за занавеской. Эх, и досталось им тогда!

А как они таскали огромные пиленые куски сахару прямо из мешка в погребе? А как нашли старый дедушкин пистолет-пугач с пистонами, и как он громыхнул, «ажно дом затрясся»? А как лазили на крышу по приставной лестнице, на чердак – валяться в сене, а потом до ночи боялись спуститься? А как сладко пахла скошенная трава в дедушкином балаганчике, и как мастерили с ним на верстаке всякие деревянные игрушки, а потом красили их краской из трехлитровой банки… нежно-голубой, цвета неба! А как учили плавать в вагонетке соседского кота? Слава высшим силам, он удрал от них на крышу, где его уже невозможно было поймать, а то, страшно представить, какой трагедией это могло закончиться!

Но, пожалуй, самое главное воспоминание – это как искали клад… Дедушка Алик был огромный выдумщик. Весь год, пока мальчишки учились в школе, он собирал мелкие монетки в большой глиняный горшок, а как наступало время каникул – ехал в ближайший лес и закапывал горшок в надежном месте. Разумеется, он рисовал для ребят карту сокровищ, и они увлеченно бегали по лесу в поисках пиратского клада. Сколько восторга было его найти! А уж как нелегко было его поделить, и представить невозможно! А как они дрались за найденные на дороге цветные черепки битых тарелок – непередаваемо! Бабушка Лиза тогда не выдержала смотреть на их баталии, вышла на дорогу и жахнула оземь огромную тарелку. Эх, не понимала бабуля, что жертва ее была напрасна, тарелка у нее ведь была белая, а весь смысл был найти именно цветной осколок! Много было воспоминаний. Счастливое было время…

Вместе с дедом они ездили за сеном для овечек, дедушка косил, они оттаскивали траву в кузов их старенького пикапа, а потом сами садились в него, прямо на траву, и дедушка их вез, а они подскакивали на кочках, кто выше – как было весело. Он показывал им грибы и травы, учил в них разбираться. Он разрешал им все, любые шалости. Он очень любил своих внуков, хотя иногда Яну все-таки прилетало хворостинкой пониже спины – дедушка понимал только такой способ воспитания. Потом ему, конечно, объяснили, что он, мягко говоря, не прав, что наказывать надо по-другому, но Яну новые наказания нравились куда меньше. «Дедушка, ну вдарь ты мне хворостинкой, и чтобы я опять бегал и играл, ну не могу я сидеть два часа, как бычок на привязи», – всегда умолял его Ян. Но дедушка был непреклонен: надо – значит надо… сиди, дорогой! Это, брат, педагогика! С ней не поспоришь…

Иногда он брал их с собой на работу – в спортивную школу – и разрешал делать все, что душе угодно. Ян и Лэсли залезали в кладовки, где хранился спортивный инвентарь по художественной гимнастике, брали все, что привлекало их внимание, от цветных мячей, до пестрых лент на палочках. Но самое главное было другое – в каждом зале стояло пианино! Совершенно не умея играть, мальчишки с воодушевлением брякали по клавишам, инструмент издавал душераздирающие звуки и отчаянные стоны, а они заливисто смеялись, так им было весело.

А потом дедушки не стало. Он просто исчез, и никто так и не узнал, что с ним сталось. Все-таки, он был сенмиром, дозорным лисом в аномальной зоне. Все это понимали, но в глубине души надеялись, что может быть, когда-нибудь он вернется домой.

Ян сладко потянулся и открыл глаза, опустил ноги вниз и нащупал тапочки. Сонно глядя по сторонам, он прошел в комнату – там никого не было, видимо, все уже встали. Он застал семью на кухне за завтраком. Бабушка напекла блинов, и все с аппетитом уплетали кружевные, ароматные кружочки, щедро политые маслом, обмакивая их в свежесваренное клубничное варенье с пенками, запивая чаем из горных трав. Ян подсел к столу. Бабушка тут же без лишних слов пододвинула ему тарелку.

Бабушкины блины, что может быть вкуснее в этой жизни? Да еще когда с них стекает душистый и сладкий клубничный сироп. Но больше всего Ян любил пенки – эти розовые ароматные облака… а бабушка суетилась вокруг внуков и подкладывала, и подкладывала добавку.

Глава 12. Дом вверх дном

После завтрака Лэсли заговорщицки подмигнул Яну и оттащил его в сторону за рукав рубашки.

– Пойдем, я тебе что-то покажу. Я тут в прошлом году обнаружил одну вещь… Только тсссс.

Они прошли кухню, и Ян увидел, что обычно запертая на ключ дверь кладовки приоткрыта. Они заглянули внутрь. Дверь вела в узкий коридор с лестницей, которую Ян видел впервые в своей жизни.

– Внизу – подвал, – объяснял Лэсли. – Там стоит какая-то допотопная техника, половины назначения которой я даже не знаю, но вот наверх… если идти вверх по лестнице – попадешь в какой-то отдельный пристрой или флигель, но войти в него у меня не выходит, дверь наглухо закрыта. И, кстати, вся фишка в том, что если смотреть с улицы – этого флигеля просто нет! А, тем не менее, наверху – еще целый этаж!

– Как это так – еще этаж наверху? Дом-то одноэтажный, – Ян непонимающе глядел то на брата, то на лестницу.

– Одноэтажный? Э, брат! Как бы не так, – Лэсли показал на убегающие вверх ступеньки.

Ян впервые попал в эту часть дома. Они поднимались по широкой деревянной лестнице, судя по всему, какого-то старинного особняка, ступеньки тихо поскрипывали под каждым их шагом. Перила были толстые, лакированные, стены обиты ценными породами дерева, в нише лестничного пролета стояла бархатная банкетка с подушками, высоченные витражные окна эркером обрамляли нишу. И вообще, все это никак не увязывалось с тем обычным бабушкиным домом, к которому привык Ян. Все здесь было какое-то богато-торжественное, как будто из другой эпохи или из другого мира.

Поднявшись на второй этаж, они оказались в маленьком кабинете, в углу которого стоял огромный старинный кожаный диван с высокой спинкой, вместо окна в стену был встроен витраж с изображением парящего голубя, от чего на пол и письменный стол падали разноцветные лучи, в комнате царил полумрак.

– А теперь самое интересное… – сказал Лэсли.

Они прошли кабинет насквозь и открыли еще одну дверь, которая сливалась со стеной и не была заметна стороннему взгляду. За ней была то ли ниша, то ли самый маленький шкаф из всех, которые Ян когда-либо видел. В глубине шкафа, на противоположной стене, скрывалась еще одна дверь.

– Куда ведет эта дверь? – спросил Ян.

– Вот! Этого я и не знаю, брат… – сокрушенно вздохнул Лэсли, – как я над ней не бился год назад – все без толку.

Ян нажал ручку двери – та не поддалась. Он присел и посмотрел в замочную скважину.

– Темно, ничего не видно. Может это еще одна кладовка или фальшивая дверь, а за ней стена?

– Говорю тебе, там что-то стоящее, не зря нам про это ничего не сказали, да еще и дверь замуровали так, что не открыть.

– Тут какая-то загадка… Не может быть, чтобы там глухая стена была, а похоже на то. Может, попробуешь еще раз?

Лэсли встал в открытом дверном проеме и вытянул вперед руку с кольцом. Минуту он стоял неподвижно с закрытыми глазами и сосредоточенно молчал. Ничего не происходило.

Вдруг они услышали шаги на лестнице и приглушенные голоса. Видимо родители пошли их искать и, не найдя в доме, увидели, что дверь в пристрой открыта.

– Ой, балбесы, – подумал Ян, – что бы нам стоило прикрыть дверь за собой!

Шаги приближались.

– … Еще бы, я бы тоже пошел. Интересно же… – раздавались обрывки фраз Джона.

– … может быть опасно, надо было их предупредить, что … – услышали они голос Анны.

Недолго думая, ребята залезли в шкаф и прикрыли за собой дверь. Голоса смолкли. Так они сидели минуты три, ничего не происходило, и, казалось, родители давно ушли, не найдя их в кабинете. Во всяком случае, тишина была полная. Наконец, Лэсли решился приоткрыть дверь шкафа…

Яркий свет ударил им в глаза. Посидев несколько минут в темноте, они отвыкли от дневного света? Ерунда! Все это было странно, ведь освещение в кабинете еще совсем недавно было очень мягким, ведь витраж практически не пропускал света! А тут их глаза резануло, как если бы они вышли в солнечный полдень из кинотеатра.

– Здесь что-то не так, – растерянно пробормотал Лэсли, прикрывая глаза тыльной стороной ладони.

Они вылезли из шкафа и поняли, что попали-таки в ту, другую, закрытую половину дома!

– Куда это мы попали? – воскликнул Ян.

– Так вот как открывается эта дверка с сюрпризом! – восторгался Лэсли, – Знаешь, как в басне, «а ларчик просто открывался».

Они стали ходить по дому, открывая и закрывая двери в разные комнаты. В доме оказался и еще один этаж, но он скорее напоминал мансарду под крышей, там было еще две маленькие комнатки.

Окна всех комнат странным образом выходили на одну и туже сторону дома, а сами они были расположены так, что можно было проходить сквозь них, как через длинный коридор или состав поезда. Все комнаты были обставлены с большим вкусом. Везде было чисто, как если бы уборку делали только вчера. В вазах стояли свежие цветы, на туалетных столиках тикали изящные часики, которые почему-то показывали разное время.

Проходя по комнатам, они заметили, насколько разным было в них и освещение. Где-то солнце било в глаза, как в полдень, а где-то из окна лились мягкие розовые потоки, как на закате.

– Смотри, часы показывают разное время! – догадался Ян, – И вид из окна… Ты только посмотри!

И действительно, оказалось, что из всех окон открывается абсолютно разный вид, как будто комнаты находились в разных домах. Из одного окна был виден старый, заброшенный сад, в гамаке, казалось, кто-то сидел и читал газету. Из другого окна врывались в дом яркие краски буйно цветущих кустов сирени, вишен, слив и яблонь, ребята увидели девушку в белом платье и соломенной шляпке, она собирала весенние цветы. Из третьего окна открывался вид на заснеженные вершины гор, а из четвертого – на улицу, где сновали прохожие и гудели машины. Их внимание привлек один маленький мальчик с деревянной лошадкой на палочке, он катал ее по асфальту и, судя по всему, заливисто смеялся, но волшебные окна не пропускали звук. Мальчик почему-то показался ребятам знакомым, как будто они уже видели его где-то, но забыли где.

Только пейзаж из окон мансарды, казалось, отвечал реальному положению вещей – ребята увидели свой собственный сад и бабушку с тяпкой на грядках картошки, но только пейзаж этот был перевернутый, вверх ногами. Они одновременно скосили шеи набок, для того чтобы нормально все рассмотреть. Ян стал стучать в окно и звать бабушку, но та, казалось, его не слышала.

Какая-то смутная тревога вдруг наполнила душу Яна, он посмотрел на брата и понял – тот чувствует то же самое.

– Мне кажется, нам пора возвращаться… Что-то не нравится мне этот «дом вверх дном», – сказал Лэсли, хорошее настроение у него явно куда-то улетучилось.

Ребята, не сговариваясь, бросились через комнаты бегом. Добежав до самой первой из комнат, которая граничила со странным шкафом и кабинетом, они толкнули дверь и остолбенели: никакого шкафа и никакого кабинета там не оказалось, вместо этого там было зеркальное продолжение «дома вверх дном», как будто кто-то поставил в дверной проем большое зеркало. Это было неожиданно.

– Упс, – Ян опустился прямо на пол. Лэсли тоже присел на корточки и обнял его за плечи.

– Ничего, братишка, не кисни, мы обязательно найдем выход. В конце концов, здесь чисто, значит, кто-то приходит сюда убирать. Часы опять же заводить надо…

– Ты видел эти комнаты? откуда они вообще взялись? У меня такое чувство, что они все не только из разных мест, но и из разного времени!

– Пожалуй ты прав, – сказал Лэсли, – это скорее похоже на чьи-то воспоминания, а не на реальные вещи. Разное время на часах, опять же. И окна не открываются, как будто это не окна, а какие-то проекции… точно! Я понял, это же бабушкины воспоминания! – догадался он, – Да-да-да, я припоминаю: она же мне рассказывала, как наша тетка любила собирать в саду цветы, когда была маленькой, а этот мальчик с лошадкой – это же наш папа! То-то он показался мне знакомым…

– Как мы отсюда теперь выберемся? Да и кто сюда приходит? Бабушка?

– Не знаю. Знаю только, что паниковать нельзя в любом случае. Пойдем, сходим в эту часть дома. Может, там что по-другому?

Они вошли в «зеркальную» половину дома и снова прошли его от начала до мансарды, и снова все оказалось так же, как и в предыдущий раз. Только, заглянув в последнее окно, Лэсли ободряюще похлопал Яна по спине.

– Гляди, бабушка с тяпкой продвинулась всего на треть грядки! Это значит, что хотя бы время здесь идет нормально!

– Успокоил, – Ян стоял, склонив голову на бок, и смотрел на бабушку.

– Ну а что, ты бы предпочёл, чтобы секунда здесь – 10 лет там? Сильно сомневаюсь, братишка.

Прошло часа два, как им казалось. Во всяком случае, бабушка Лиза закончила свои дела в огороде и ушла в дом. Захотелось пить и есть. К счастью, хоть туалеты в этом странном доме имелись. Или они появились тут только сейчас, когда в них возникла необходимость? В любом случае, туда тоже решили идти вместе, мало ли что, на всякий случай.

Туалет был, как парадная зала: огромный, с высоченными потолками, нарядный, в белоснежном кафеле и с огромными окнами, в которые было вставлено мутное, молочного цвета непрозрачное стекло. В центре стояла огромная ванная с позолоченным краном, деревянная вешалка с висящими на ней халатами и полотенцами, на мягком ковре стояли белые тапочки…

– Ничего себе, богатства какие, белые тапочки! – пошутил Лэсли, – да в этом доме сортир больше нашей с тобой комнаты, Янчик!

Он припал губами к позолоченному крану и жадно пил воду.

– Хорошо хоть вода льется настоящая, а то как бы мы… – Ян не договорил, глаза у него расширились, все лицо как будто онемело, слова застряли в горле. Вместо них он вытянул руку и показал в сторону окна. Там, на подоконнике, сидело нечто бесформенное, напоминающее толи невероятных размеров сову, толи гигантского кота. Это нечто сидело против света и казалось каким-то бесформенным пятном в обрамлении золотящихся на свету шерстинок, поэтому они его не сразу заметили. Существо сидело к ним спиной и, казалось, его совершенно не волновало присутствие людей.

Глава 13. Мир Теней.

Минуту-другую ребята стояли, боясь пошевелиться, даже дышать старались через раз, чтобы ненароком не побеспокоить это странное существо. Вдруг у Яна невыносимо засвербело в носу, и он неожиданно и очень громко чихнул. Он зажал себе рот и застыл от ужаса. Существо стало раскачиваться с боку на бок, а затем неуклюже повернулось на скрытых под длинной шерстью лапах. Оно, казалось, не было удивлено присутствием людей и продолжало смотреть на ребят круглыми янтарными глазами.