Игорь ГуберманЛистая календарь летящих будней…

Закатные гарики

* * *

Ушли и сгинули стремления,

остыл азарт грешить и каяться,

тепло прижизненного тления

по мне течёт и растекается.

* * *

Уже вот-вот к моим ногам

подвалит ворох ассигнаций,

ибо дерьмо во сне – к деньгам,

а мне большие говны снятся.

* * *

К похмелью, лихому и голому,

душевный пришёл инвалид,

потрогал с утра свою голову:

пустая, однако болит.

* * *

Я не искал чинов и званий,

но очень часто, слава Богу,

тоску несбывшихся желаний

менял на сбывшихся изжогу.

* * *

Вчера взяла меня депрессия,

напав, как тать, из-за угла;

завесы серые развесила

и мысли чёрные зажгла.

А я не гнал мерзавку подлую,

я весь сиял, её маня,

и с разобиженною мордою

она покинула меня.

* * *

Я в зеркале вчера себя увидел

и кратко побеседовал с собой;

остался каждый в тягостной обиде,

что пакостно кривляется другой.

* * *

Это был не роман, это был поебок,

было нежно, тепло, молчаливо,

и, оттуда катясь, говорил колобок:

до свиданья, спасибо, счастливо.

* * *

На любое идейное знамя,

даже лютым соблазном томим,

я смотрю недоверчиво, зная,

сколько мрази ютится под ним.

* * *

Слежу без испуга и дрожи

российских событий пунктир:

свобода играет, как дрожжи,

подкинутые в сортир.

* * *

Когда остыл душевный жар,

а ты ещё живёшь зачем-то,

то жизнь напоминает жанр,

который досуха исчерпан.

* * *

Когда бы сам собой смывался грим

и пудра заготовленных прикрас,

то многое, что мы боготворим,

ужасно опечалило бы нас.

* * *

Надежды огненный отвар

в душе кипит и пламенеет:

еврей, имеющий товар,

бодрей того, кто не имеет.

* * *

Вижу лица или слышу голоса —

вспоминаются сибирские леса,

где встречались ядовитые грибы —

я грущу от их несбывшейся судьбы.

* * *

Уже мы в гулянии пылком

участие примем едва ли,

другие садятся к бутылкам,

которые мы открывали.

* * *

Еврей опасен за пределом

занятий, силы отнимающих;

когда еврей не занят делом,

он занят счастьем окружающих.

* * *

Казённые письма давно

я рву, ни секунды не тратя:

они ведь меня всё равно

потом наебут в результате.

* * *

Мне слов ни найти, ни украсть,

и выразишь ими едва ли

еврейскую тёмную страсть

к тем землям, где нас убивали.

* * *

Покуда мы свои выводим трели,

нас давит и коверкает судьба,

поэтому душа – нежней свирели,

а пьёшь – как водосточная труба.

* * *

Зачем-то в каждое прощание,

где рвётся тесной связи нить,

мы лживо вносим обещание

живую память сохранить.

* * *

Я искренне люблю цивилизацию

и все её прощаю непотребства

за свет, автомобиль, канализацию

и противозачаточные средства.

* * *

Я даже мельком невзначай

обет мой давний не нарушу,

не выплесну мою печаль

в чужую душу.

* * *

Мы столько по жизни мотались,

что вспомнишь – и каплет слеза;

из органов секса остались

у нас уже только глаза.

* * *

Не знаю блаженней той тягостной муки,

когда вдоль души по оврагу

теснятся какие-то тёмные звуки

и просятся лечь на бумагу.

* * *

Когда наплывающий мрак

нам путь предвещает превратный,

опасен не круглый дурак,

а умник опасен квадратный.

* * *

Есть люди – пламенно и бурно

добро спешат они творить,

но почему-то пахнут дурно

их бескорыстие и прыть.

* * *

Высок успех, и звучно имя,

мои черты теперь суровы,

лицо значительно, как вымя

у отелившейся коровы.

* * *

Нам не светит благодать

с ленью, отдыхом и песнями:

детям надо помогать

до ухода их на пенсии.

* * *

Не сдули ветры и года

ни прыть мою, ни стать,

и кое-где я хоть куда,

но где – устал искать.

* * *

Всюду ткут в уюте спален

новых жизней гобелен,

только мрачен и печален

чуждый чарам чахлый член.

* * *

Заметь, Господь, что я не охал

и не швырял проклятий камни,

когда Ты так меня мудохал,

что стыдно было за Тебя мне.

* * *

Вольно ли, невольно ли,

но не столько нация,

как полуподпольная

мы организация.

* * *

В одной учёной мысли ловкой

открылась мне блаженства бездна:

спиртное малой дозировкой —

в любых количествах полезно.

* * *

Из века в век растёт размах

болезней разума и духа,

и даже в Божьих закромах

какой-то гарью пахнет глухо.

* * *

Уже порой невмоготу

мне мерзость бытия,

как будто Божью наготу

преступно вижу я.

* * *

О помощи свыше не стоит молиться

в едва только начатом деле:

лишь там соучаствует Божья десница,

где ты уже сам на пределе.

* * *

Здесь я напьюсь; тут мой ночлег;

и так мне сладок дух свободы,

как будто, стряхивая снег,

вошли мои былые годы.

* * *

На старости я сызнова живу,

блаженствуя во взлётах и падениях,

но жалко, что уже не наяву,

а в бурных и бесплотных сновидениях.

* * *

Сегодня многие хотят

беседовать со мной,

они хвалой меня коптят,

как окорок свиной.

* * *

А всё же я себе союзник

и вечно буду таковым,

поскольку сам себе соузник

по всем распискам долговым.

* * *

На старости я, не таясь,

живу, как хочу и умею,

и даже любовную связь

я по переписке имею.

* * *

Чувствуя страсть, устремляйся вперёд

с полной и жаркой душевной отдачей;

верно заметил российский народ:

даже вода не течёт под лежачий.

* * *

Жалеть, а не судить я дал зарок,

жестока жизнь, как римский Колизей;

и Сталина мне жаль: за краткий срок

жену он потерял и всех друзей.

* * *

Покрыто минувшее пылью и мглой,

и, грустно чадя сигаретой,

тоскует какашка, что в жизни былой

была ресторанной котлетой.

* * *

Забавно мне, что жизни кладь

нам неизменно

и тяжкий крест и благодать

одновременно.

* * *

Опыт наш – отнюдь не крупность

истин, мыслей и итогов,

а всего лишь совокупность

ран, ушибов и ожогов.

* * *

Ругая жизнь за скоротечность,

со мной живут в лохмотьях пёстрых

две девки – праздность и беспечность,

моей души родные сёстры.

* * *

Окажется рощей цветущей

ущелье меж адом и раем,

но только в той жизни грядущей

мы близких уже не узнаем.

* * *

С высот палящего соблазна

спадая в сон и пустоту,

по эту сторону оргазма

душа иная, чем по ту.

* * *

Все муки творчества – обман,

а пыл – навеян и вторичен,

стихи диктует некто нам,

поскольку сам – косноязычен.

* * *

В России часто пью сейчас

я с тем, кто крут и лих,

но дай Господь в мой смертный час

не видеть лица их.

* * *

Ещё мне внятен жизни шум

и штоф любезен вислобокий;

пока поверхностен мой ум,

ещё старик я не глубокий.

* * *

Хмельные от праведной страсти,

крутые в решеньях кромешных,

святые, дорвавшись до власти,

намного опаснее грешных.

* * *

Слава Богу, что я уже старый,

и погасло былое пылание,

и во мне переборы гитары

вызывают лишь выпить желание.

* * *

Вёл себя придурком я везде,

но за мной фортуна поспевала,

вилами писал я на воде,

и вода немедля застывала.

* * *

На Страшный суд разборки ради

эпоху выкликнув мою,

Бог молча с нами рядом сядет

на подсудимую скамью.

* * *

Мне жалко, что Бог допускает

нелепый в расчётах просчёт,

и жизнь из меня утекает

быстрее, чем время течёт.

* * *

Что с изречения возьмёшь,

если в него всмотреться строже?

Мысль изречённая есть ложь…

Но значит, эта мысль – тоже.

* * *

Увы, но время скоротечно,

и кто распутство хаял грозно,

потом одумался, конечно,

однако было слишком поздно.

* * *

Весь век себе твержу я: цыц и никшни,

сиди повсюду с края и молчи;

духовность, обнажённая излишне,

смешна, как недержание мочи.

* * *

Наверно, так понур я от того,

что многого достиг в конце концов,

не зная, что у счастья моего

усталое и тусклое лицо.

* * *

Вон те – ознобно вожделеют,

а тех – терзает мира сложность;

меня ласкают и лелеют

мои никчемность и ничтожность.

* * *

Для игры во все художества

мой народ на свет родил

много гениев и множество

несусветных талмудил.

* * *

Таким родился я, по счастью,

и внукам гены передам —

я однолюб: с единой страстью

любил я всех попутных дам.

* * *

Я старый, больной и неловкий,

но знают гурманки слияния,

что в нашей усталой сноровке

ещё до хера обаяния.

* * *

Я не выйду в гордость нации

и в кумиры на стене,

но напишут диссертации

сто болванов обо мне.

* * *

О чём-то срочная забота

нас вечно точит и печёт,

и нужно нам ещё чего-то,

а всё, что есть – уже не в счёт.

* * *

Любезен буду долго я народу,

поскольку так нечаянно случилось,

что я воспел российскую природу,

которая в еврея насочилась.

* * *

Я хоть и вырос на вершок,

но не дорос до Льва Толстого,

поскольку денежный мешок

милее мне мешка пустого.

* * *

Мы сразу правду обнаружим,

едва лишь зорко поглядим:

в семье мужик сегодня нужен,

однако не необходим.

* * *

Висит над нами всеми безотлучно

небесная чувствительная сфера,

и как только внизу благополучно,

Бог тут же вызывает Люцифера.

* * *

Обида, презрение, жалость,

захваченность гиблой игрой…

Для всех нас Россия осталась

сияющей чёрной дырой.

* * *

По многим ездил я местам

и понял я не без печали:

евреев любят только там,

где их ни разу не встречали.

* * *

Не знаю, чья в тоске моей вина;

в окне застыла плоская луна;

и кажется, что правит мирозданием

лицо, не замутнённое сознанием.

* * *

Бог задумал так, что без нажима

движется поток идей и мнений:

скука – и причина, и пружина

всех на белом свете изменений.

* * *

Любовных поз на самом деле

гораздо меньше, чем иных,

но благодарно в нашем теле

спит память именно о них.

* * *

Мне вдыхать легко и весело

гнусных мыслей мерзкий чад,

мне шедевры мракобесия

тихо ангелы сочат.

* * *

Увы, великодушная гуманность,

которая над нами зыбко реет,

похожа на небесную туманность,

которая слезится, но не греет.

* * *

Попал мой дух по мере роста

под иудейское влияние,

и я в субботу пью не просто,

а совершаю возлияние.

* * *

Унылый день тянулся длинно,

пока не вылезла луна;

зачем душе страдать безвинно,

когда ей хочется вина?

* * *

Хотя политики навряд

имеют навык театральный,

но все так сочно говорят,

как будто секс творят оральный.

* * *

Мне в жизни крупно пофартило

найти свою нору и кочку,

и я не трусь в толпе актива,

а выживаю в одиночку.

* * *

У Бога сладкой жизни не просил

ни разу я, и первой из забот

была всегда попытка в меру сил

добавить перец-соль в любой компот.

* * *

Владеющие очень непростой

сноровкой в понимании округи,

евреи даже вечной мерзлотой

умеют торговать на жарком юге.

* * *

Увы, стихи мои и проза,

плоды раздумий и волнений —

лишь некий вид и сорт навоза

для духа новых поколений.

* * *

Я всегда на сочувствия праздные

отвечаю: мы судеб игралище,

не влагайте персты в мои язвы,

ибо язвы мои – не влагалище.

* * *

Плетясь по трясине семейного долга

и в каше варясь бытовой,

жена у еврея болеет так долго,

что стать успевает вдовой.

* * *

Кошмарным сном я был разбужен,

у бытия тряслась основа:

жена готовила нам ужин,

а в доме не было спиртного.

* * *

Когда мне о престижной шепчут встрече

с лицом, известным всюду и везде,

то я досадно занят в этот вечер,

хотя ещё не знаю, чем и где.

* * *

Порою я впадаю в бедность,

что вредно духу моему;

Творец оплачивает вредность,

но как – известно лишь Ему.

* * *

Наше стадо поневоле

(ибо яростно и молодо)

так вытаптывает поле,

что на нём умрёт от голода.

* * *

Пришла прекрасная пора

явиться мудрости примером,

и стало мыслей до хера,

поскольку бросил мыслить хером.

* * *

Таланту чтобы дать рапространённость,

Творец наш поступил, как искуситель,

поэтому чем выше одарённость,

тем более еблив её носитель.

* * *

Я часто многих злю вокруг,

живя меж них не в общем стиле;

наверно, мне публичный пук

намного легче бы простили.

* * *

Глазея пристально и праздно,

я очень странствовать люблю,

но вижу мир ясней гораздо,

когда я в комнате дремлю.

* * *

По чувству, что долгом повязан,

я понял, что я уже стар,

и смерти я платой обязан

за жизни непрошеный дар.

* * *

Пора уже налить под разговор,

селёдку покромсавши на куски,

а после грянет песню хриплый хор,

и грусть моя удавится с тоски.

* * *

Пишу я вздор и ахинею,

херню и чушь ума отпетого,

но что поделаешь – имею

я удовольствие от этого.

* * *

Меж земной двуногой живности

всюду, где ни посмотри,

нас еврейский ген активности

в жопу колет изнутри.

* * *

Дикая игра воображения

попусту кипит порой во мне —

бурная, как семяизвержение

дряхлого отшельника во сне.

* * *

Жить беззаботно и оплошно —

как раз и значит жить роскошно.

* * *

Я к потрясению основ

причастен в качестве придурка:

от безоглядно вольных слов

с основ слетает штукатурка.

* * *

Мне не интересно, что случится

в будущем, туманном и молчащем;

будущее светит и лучится

тем, кому херово в настоящем.

* * *

Когда текла игра без правил

и липкий страх по ветру стлался,

то уважать тогда заставил

я сам себя – и жив остался.

* * *

Я ценю по самой высшей категории

философию народного нутра,

но не стал бы относить к ветрам истории

испускаемые обществом ветра.

* * *

Трагедия пряма и неуклончива,

однако, до поры таясь во мраке,

она всегда невнятно и настойчиво

являет нам какие-нибудь знаки.

* * *

Я жизнь мою листаю с умилением

и счастлив, как клинический дебил:

весь век я то с азартом, то с томлением

кого-нибудь и что-нибудь любил.

* * *

Блаженны нищие ленивцы,

они живут в самих себе,

пока несчастные счастливцы

елозят задом по судьбе.

* * *

Вдоль организма дряхлость чуя,

с разгулом я всё так же дружен;

жить осмотрительно хочу я,

но я теперь и вижу хуже.

* * *

Я к эпохе привёрнут, как маятник,

в нас биение пульса единое;

глупо, если поставят мне памятник —

не люблю я дерьмо голубиное.

* * *

Ты с ранних лет в карьерном раже

спешил бежать из круга нашего;

теперь ты сморщен, вял и важен —

как жопа дряхлого фельдмаршала.

* * *

В пустыне усталого духа,

как в дремлющем жерле вулкана,

всё тихо, и немо, и глухо —

до первых глотков из стакана.

* * *

Уже виски спалила проседь,

уже опасно пить без просыпа,

но стоит резко это бросить,

и сразу явится курносая.

* * *

Любил я днём под шум трамвая

залечь в каком-нибудь углу,

дичок еврейский прививая

к великорусскому стволу.

* * *

Глаза мои видели, слышали уши,

я чувствовал даже детали подробные:

больные, гнилые, увечные души —

гуляли, калеча себе неподобные.

* * *

Жизни надвигающийся вечер

я приму без горечи и слёз;

даже со своим народом встречу

я почти спокойно перенёс.

* * *

Российские невзгоды и мытарства

и прочие подробности неволи

с годами превращаются в лекарство,

врачующее нам любые боли.

* * *

Был организм его злосчастно

погублен собственной особой:

глотал бедняга слишком часто

слюну, отравленную злобой.

* * *

Я под солнцем жизни жарюсь,

я в чаду любви томлюсь,

а когда совсем состарюсь —

выну хер и заколюсь.

* * *

Житейскую расхлёбывая муть,

так жалобно мы стонем и пыхтим,

что Бог нас посылает отдохнуть

быстрее, чем мы этого хотим.

* * *

Затаись и не дыши,

если в нервах зуд:

это мысли из души

к разуму ползут.

* * *

Когда я крепко наберусь

и пьяным занят разговором,

в моей душе святая Русь

горланит песни под забором.

* * *

Кипит и булькает во мне

идей и мыслей тьма,

и часть из них ещё в уме,

а часть – сошла с ума.

* * *

Столько стало хитрых технологий —

множество чудес доступно им,

только самый жалкий и убогий

хер живой пока незаменим.

* * *

Если на душе моей тревога,

я её умею понимать:

это мировая синагога

тайно призывает не дремать.

* * *

Я знаю, зрителя смеша,

что кратковременна потеха,

и ощутит его душа

в осадке горечь после смеха.

* * *

По жизни я не зря гулял,

и зло воспел я, и добро,

Творец не зря употреблял

меня как писчее перо.

* * *

Мы вдосталь в жизни испытали

и потрясений, и пинков,

но я не про закалку стали,

а про сохранность чугунков.

Ещё судьба не раз ударит,

однако тих и одинок,

ещё блаженствует и варит

мой беззаветный чугунок.

* * *

Давным-давно хочу сказать я

ханжам и мнительным эстетам,

что баба, падая в объятья,

душой возносится при этом.

* * *

Прекрасна в еврее лихая повадка

с эпохой кишеть наравне,

но страсть у еврея – устройство порядка

в чужой для еврея стране.

* * *

Прорехи жизни сам я штопал

и не жалел ни сил, ни рук,

судьба меня скрутила в штопор,

и я с тех пор бутылке друг.

* * *

Я слишком, ласточка, устал

от нежной устной канители,

я для ухаживанья стар —

поговорим уже в постели.

* * *

Хоть запоздало, но не поздно

России дали оживеть,

и всё, что насмерть не замёрзло,

пошло цвести и плесневеть.

* * *

Одно я в жизни знаю точно:

что плоть растянется пластом,

и сразу вслед начнётся то, что

Творец назначил на потом.

* * *

Вечерняя тревога – как недуг:

неясное предчувствие беды,

какой-то полустрах-полуиспуг,

минувшего ожившие следы.

* * *

Создателя крутая гениальность

заметнее всего из наблюдения,

что жизни объективная реальность

даётся лишь путём грехопадения.

* * *

Много высокой страсти

варится в русском пиве,

а на вершине власти —

ебля слепых в крапиве.

* * *

Создан был из почти ничего

этот мир, где светло и печально,

и в попытках улучшить его

обречённость видна изначально.

* * *

При всей игре разнообразия

фигур её калейдоскопа

Россия всё же не Евразия,

она скорее Азиопа.

* * *

Я по жизни бреду наобум,

потеряв любопытство к дороге;

об осколки возвышенных дум

больно ранятся чуткие ноги.

* * *

В периоды удач и постижений,

которые заметны и слышны,

все случаи потерь и унижений

становятся забавны и смешны.

* * *

С людьми я вижусь редко и формально,

судьба несёт меня по тихим водам;

какое это счастье – минимально

общаться со своим родным народом!

* * *

России теперь не до смеха,

в ней жуткий прогноз подтверждается:

чем больше евреев уехало,

тем больше евреев рождается.

* * *

Любовь завяла в час урочный,

и ныне я смиренно рад,

что мне остался беспорочный

гастрономический разврат.

* * *

Нам потому так хорошо,

что полный к жизни интереса,

грядущий хам давно пришёл

и дарит нам дары прогресса.

* * *

Всего лишь семь есть нот у гаммы,

зато звучат не одинаково;

вот точно так у юной дамы

есть много разного и всякого.

* * *

Я шамкаю, гундосю, шепелявлю,

я шаркаю, стенаю и кряхчу,

однако бытиё упрямо славлю

и жить ещё отчаянно хочу.

* * *

Политики раскат любой грозы

умеют расписать легко и тонко,

учитывая всё, кроме слезы

невинного случайного ребёнка.

* * *

Я часто угадать могу заранее,

куда плывёт беседа по течению;

душевное взаимопонимание —

прелюдия к телесному влечению.

* * *

Разуму то холодно, то жарко

всюду перед выбором естественным,

где душеспасительно и ярко

дьявольское выглядит божественным.

* * *

Нам разный в жизни жребий роздан,

отсюда – разная игра:

я из вульгарной глины создан,

а ты – из тонкого ребра.

* * *

Сегодня думал я всю ночь,

издав к утру догадки стон:

Бог любит бедных, но помочь

умножить ноль не может Он.

* * *

Поскольку много дураков

хотят читать мой бред,

ни дня без тупости – таков

мой жизненный обет.

* * *

Жаль Бога мне: Святому Духу

тоскливо жить без никого;

завел бы Он себе старуху,

но нету рёбер у Него.

* * *

Когда кому-то что-то лгу,

таким азартом я палим,

что сам угнаться не могу

за изолжением моим.

* * *

Творец живёт не в отдалении,

а близко видя наши лица;

Он гибнет в каждом поколении

и в каждом заново родится.

* * *

На нас эпоха ставит опыты,

меняя наше состояние,

и наших душ пустые хлопоты —

её пустое достояние.

* * *

Полностью раскрыты для подлога

в поисках душевного оплота,

мы себе легко находим бога

в идолах высокого полёта.

* * *

Только полный дурак забывает,

испуская похмельные вздохи,

что вино из души вымывает

ядовитые шлаки эпохи.

* * *

От мерзости дня непогожего

настолько в душе беспросветно,

что хочется плюнуть в прохожего,

но страшно, что плюнет ответно.

* * *

Я много повидал за жизнь мою,

к тому же любопытен я, как дети;

чем больше я о людях узнаю,

тем более мне страшно жить на свете.

* * *

Всё в этой жизни так заверчено

и так у Бога на учёте,

что кто глядел на мир доверчиво —

удачно жил в конечном счёте.

* * *

На всё глядит он опечаленно

и склонен к мерзким обобщениям;

бедняга был зачат нечаянно

и со взаимным отвращением.

* * *

Если хлынут, пришпоря коней,

вновь монголы в чужое пространство,

то, конечно, крещёный еврей

легче всех перейдёт в мусульманство.

* * *

Я достиг уже сумерек вечера

и доволен его скоротечностью,

ибо старость моя обеспечена

только шалой и утлой беспечностью.

* * *

Себя из разных книг салатом

сегодня тешил я не зря,

и над лысеющим закатом

взошла кудрявая заря.

* * *

Льются ливни во тьме кромешной,

а в журчании – звук рыдания:

это с горечью безутешной

плачет Бог над судьбой создания.

* * *

К чему усилий окаянство?

На что года мои потрачены?

У Божьих смыслов есть пространство,

его расширить мы назначены.

* * *

К нам тянутся бабы сейчас

уже не на шум и веселье,

а слыша, как булькает в нас

любви приворотное зелье.

* * *

За то, что теплюсь лёгким смехом

и духом чист, как пилигрим,

у дам я пользуюсь успехом,

любя воспользоваться им.

* * *

Та прорва, бездонность, пучина,

что ждёт нас распахнутой пастью,

и есть основная причина

прожития жизни со страстью.

* * *

В любом пиру под шум и гам

ушедших помяни;

они хотя незримы нам,

но видят нас они.

* * *

Есть у меня один изъян,

и нет ему прощения:

в часы, когда не сильно пьян,

я трезв до отвращения.

* * *

Мы с рожденья до могилы

ощущаем жизни сладость,

а источник нашей силы —

это к бабам наша слабость.

* * *

Твой разум изощрён, любезный друг,

и к тонкой философии ты склонен,

но дух твоих мыслительных потуг

тяжёл и очень мало благовонен.

* * *

Листая календарь летящих будней,

окрашивая быт и бытиё,

с годами всё шумней и многолюдней

глухое одиночество моё.

* * *

Женился на красавице

смиренный Божий раб,

и сразу стало нравиться

гораздо больше баб.

* * *

Нелепо – жить в незрячей вере

к понявшим всё наверняка;

Бог поощряет в равной мере

и мудреца, и мудака.

* * *

Друзья мои, кто первый среди нас?

Я в лица ваши вглядываюсь грустно:

уже недалеко урочный час,

когда на чьём-то месте станет пусто.

* * *

Когда растёт раздора завязь,

то, не храбрейший из мужчин,

я ухожу в себя, спасаясь

от выяснения причин.

* * *

Людей, обычно самых лучших,

людей, огнём Творца прогретых,

я находил меж лиц заблудших,

погрязших, падших и отпетых.

* * *

Боюсь бывать я на природе,

её вовек бы я не знал,

там мысли в голову приходят,

которых вовсе я не звал.

* * *

Я б не думал о цели и смысле,

только часто мое самочувствие

слишком явно зависит от мысли,

что моё не напрасно присутствие.

* * *

Явил Господь жестокий произвол

и сотни поколений огорчил,

когда на свет еврея произвёл

и жить со всеми вместе поручил.

* * *

Я к веку относился неспроста

с живым, но отчуждённым интересом:

состарившись, душа моя чиста,

как озеро, забытое прогрессом.

* * *

Ничуть не больно и не стыдно

за годы лени и гульбы:

в конце судьбы прозрачно видно

существование судьбы.

* * *

Нас боль ушибов обязала

являть смекалку и талант;

где бабка надвое сказала,

там есть и третий вариант.

* * *

Потоки слов терзают ухо,

как эскадрилья злобных мух;

беда, что недоросли духа

так обожают мыслить вслух.

* * *

Со всеми гибнуть заодно —

слегка вторичная отвага;

но и не каждому дано

блаженство личностного шага.

* * *

Везде, где можно стать бойцом,

везде, где бесятся народы,

еврей с обрезанным концом

идёт в крестовые походы.

* * *

Не по воле несчастного случая,

а по времени – чаша выпита —

нас постигла беда неминучая:

лебедой поросло наше либидо.

* * *

Весна – это любовный аромат

и страсти необузданный разлив;

мужчина в большинстве своём женат,

поэтому поспешлив и пуглив.

* * *

Нечто круто с возрастом увяло,

словно исчерпался некий ген:

очень любопытства стало мало,

и душа не просит перемен.

* * *

Жизнь моя как ни била ключом,

как шампанским ни пенилась в пятницу,

а тоска непонятно о чём

мне шершавую пела невнятицу.

* * *

Споры о зерне в литературе —

горы словоблудной чепухи,

ибо из семян ума и дури

равные восходят лопухи.

* * *

Давно по миру льются стоны,

что круче, жарче и бодрей

еврей штурмует бастионы,

когда в них есть другой еврей.

* * *

Судьба не зря за годом год

меня толчёт в житейской ступке:

у человека от невзгод

и мысли выше, и поступки.

* * *

Переживёт наш мир беспечный

любой кошмар как чепуху,

пока огонь пылает вечный

у человечества в паху.

* * *

Подонки, мразь и забулдыги,

мерзавцы, суки и скоты

читали в детстве те же книги,

что прочитали я и ты.

* * *

До точки знает тот,

идущий нам на смену,

откуда что растёт

и что в какую цену.

* * *

С тоской копаясь в тексте сраном,

его судить самодержавен,

я многим жалким графоманам

бывал сиятельный Державин.

* * *

Наш разум тесно связан с телом,

и в том немало есть печали:

про то, что раньше ночью делал,

теперь я думаю ночами.

* * *

В устоях жизни твёрдокамен,

семью и дом любя взахлёб,

мужик хотя и моногамен,

однако жуткий полиёб.

* * *

Неволю ощущая, словно плен,

я полностью растратил пыл удалый,

и общества свободного я член

теперь уже потрёпанный и вялый.

* * *

Недолго нас кошмар терзает,

что оборвётся бытиё:

с приходом смерти исчезает

боль ожидания её.

* * *

Взгляд её, лениво-благосклонный,

светится умом, хоть явно дура,

возраст очень юный, но преклонный,

и худая тучная фигура.

* * *

Пришли ко мне, покой нарушив,

раздумий тягостные муки:

а вдруг по смерти наши души

на небе мрут от смертной скуки?

* * *

Мы в очень различной манере

семейную носим узду,

на нас можно ездить в той мере,

в которой мы терпим узду.

* * *

Вся планета сейчас нам видна:

мы в гармонии неги и лени

обсуждаем за рюмкой вина

соль и суть мимолётных явлений.

* * *

В зоопарке под вопли детей

укрепилось моё убеждение,

что мартышки глядят на людей,

обсуждая своё вырождение.

* * *

А то, что в среду я отверг,

неся гневливую невнятицу,

то с радостью приму в четверг,

чтобы жалеть об этом в пятницу.

* * *

На пороге вечной ночи

коротая вечер тёмный,

что-то всё ещё бормочет

бедный разум неуёмный.

* * *

Разумов парящих и рабочих

нету ни святее, ни безбожней,

наши дураки – тупее прочих,

наши идиоты – безнадёжней.

* * *

Что я люблю? Курить, лежать,

в туманных нежиться томлениях

и вяло мыслями бежать

во всех возможных направлениях.

* * *

Блаженство алкогольного затмения

неведомо жрецам ума и знания,

мы пьём от колебаний и сомнения,

от горестной тоски непонимания.

* * *

Даётся близость только с теми

из городов и площадей,

где бродят призраки и тени

хранимых памятью людей.

* * *

Бывают лампы в сотни ватт,

но свет их резок и увечен,

а кто слегка мудаковат,

порой на редкость человечен.

* * *

Не только от нервов и стужи

болезни и хворости множатся:

здоровье становится хуже,

когда о здоровье тревожатся.

* * *

Был некто когда-то и где-то,

кто был уже мною тогда;

слова то хулы, то привета

я слышу в себе иногда.

* * *

Не слишком я азартный был игрок,

имея даже козыри в руках,

ни разу я зато не пренебрёг

возможностью остаться в дураках.

* * *

Сегодня исчез во мраке

ещё один, с кем не скучно;

в отличие от собаки

я выл по нему беззвучно.

* * *

Конечно, всем вокруг наверняка

досадно, что еврей, пока живой,

дорогу из любого тупика

находит хитрожопой головой.

* * *

Ворует власть, ворует челядь,

вор любит вора укорять;

в Россию можно смело верить,

но ей опасно доверять.

* * *

Чтобы душа была чиста,

жить не греша совсем не тупо,

но жизнь становится пуста,

как детектив, где нету трупа.

* * *

Хотя неволя миновала,

однако мы – её творение;

стихия зла нам даровала

высокомерное смирение.

* * *

Тонко и точно продумана этика

всякого крупного кровопролития:

чистые руки – у теоретика,

чистая совесть – у исполнителя.

* * *

Не помню мест, не помню лиц,

в тетради века промелькнувшего

размылись тысячи страниц

неповторимого минувшего.

* * *

В силу душевной структуры,

дышащей тихо, но внятно,

лучшие в жизни халтуры

делались мною бесплатно.

* * *

Взывая к моему уму и духу,

все встречные, галдя и гомоня,

раскидывают мне свою чернуху,

спасти меня надеясь от меня.

* * *

Судить подробней не берусь,

но стало мне теперь видней:

евреи так поили Русь,

что сами спились вместе с ней.

* * *

Пусты потуги сторожей

быть зорче, строже и внимательней:

плоды запретные – свежей,

сочней, полезней и питательней.

* * *

Я рад, что вновь сижу с тобой,

сейчас бутылку мы откроем,

мы объявили пьянству бой,

но надо выпить перед боем.

* * *

Наступило время страха,

сердце болью заморочено;

а вчера лишь бодро трахал

всё, что слабо приколочено.

* * *

Везде на красочных обложках

и между них в кипящем шелесте

стоят-идут на стройных ножках

большие клумбы пышной прелести.

* * *

Есть в ощущениях обман,

и есть обида в том обмане:

совсем не деньги жгут карман,

а их отсутствие в кармане.

* * *

Вновь меня знакомые сейчас

будут наставлять, кормя котлетами;

счастье, что Творец не слышит нас —

мы б Его затрахали советами.

* * *

В неправедных суждениях моих

всегда есть оправдание моральное:

так резво я выбалтываю их,

что каждому найду диаметральное.

* * *

Известно лишь немым небесным судьям,

где финиш нашим песням соловьиным,

и слепо ходит рок по нашим судьбам,

как пёс мой – по тропинкам муравьиным.

* * *

Эпоха лжи, кошмаров и увечий

издохла, захлебнувшись в наших стонах,

божественные звуки русской речи

слышны теперь во всех земных притонах.

* * *

В доставшихся мне жизненных сражениях

я бился, балагуря и шутя,

а в мелочных житейских унижениях —

беспомощен, как малое дитя.

* * *

До славной мысли неслучайной

добрёл я вдруг дорогой плавной:

у мужика без жизни тайной

нет полноценной жизни явной.

* * *

На высокие наши стремления,

на душевные наши нюансы,

на туманные духа томления —

очень грубо влияют финансы.

* * *

Стали бабы страшной силой,

полон дела женский трёп,

а мужик – пустой и хилый,

дармоед и дармоёб.

* * *

Я был изумлен, обнаружив,

насколько проста красота:

по влаге – что туча, что лужа,

но разнится их высота.

* * *

Наш век в уме слегка попорчен

и рубит воздух топором,

а бой со злом давно закончен:

зло победило, став добром.

* * *

Я, друзья, лишь до срока простак

и балдею от песни хмельной:

после смерти зазнаюсь я так,

что уже вам не выпить со мной.

* * *

Я живу, незатейлив и кроток,

никого и ни в чём не виня,

а на свете всё больше красоток,

и всё меньше на свете меня.

* * *

Ещё родить нехитрую идею

могу после стакана или кружки,

но мысли в голове уже редеют,

как волос на макушке у старушки.

* * *

Давно живя с людьми в соседстве,

я ни за что их не сужу:

причины многих крупных бедствий

в себе самом я нахожу.

* * *

Во что я верю, горький пьяница?

А верю я, что время наше

однажды тихо устаканится

и станет каплей в Божьей чаше.

* * *

Несчётны русские погосты

с костями канувших людей —

века чумы, холеры, оспы

и несогласия идей.

* * *

Повсюду, где гремит гроза борьбы

и ливнями текут слова раздоров,

евреи вырастают, как грибы,

с обилием ярчайших мухоморов.

* * *

Компотом духа и ума

я русской кухне соприроден:

Россия – лучшая тюрьма

для тех, кто внутренне свободен.

* * *

О нём не скажешь ничего —

ни лести, ни хулы;

ума палата у него,

но засраны углы.

* * *

В неполном зале – горький смех

во мне журчит без осуждения:

мне, словно шлюхе, жалко всех,

кто не получит наслаждения.

* * *

Со мной, хотя удаль иссякла,

а розы по-прежнему свежи,

ещё приключается всякое,

хотя уже реже и реже.

* * *

Давно я заметил на практике,

что мягкий живителен стиль,

а люди с металлом в характере

быстрее уходят в утиль.

* * *

В земной ума и духа суете

у близких вызывали смех и слёзы,

но делали погоду только те,

кто плюнул на советы и прогнозы.

* * *

Зная, что глухая ждёт нас бездна,

и что путь мы не переиначим,

и про это плакать бесполезно —

мы как раз поэтому и плачем.

* * *

Опершись о незримую стену,

как моряк на родном берегу,

на любую заветную тему

помолчать я с друзьями могу.

* * *

Всё, что было – кануло и сплыло,

есть ещё в мехах моих вино;

что же мне так вяло и уныло,

пусто, равнодушно и темно?

* * *

Повсюду смерть, но живы мы,

я чувством света – тьме обязан,

и даже если нет чумы,

наш каждый пир с ней тесно связан.

* * *

Идея, что мною владеет,

ведёт к пониманию важному:

в года, когда небо скудеет,

душа достаётся не каждому.

* * *

Напористо, безудержно и страстно —

повсюду, где живое колыхание, —

в российское духовное пространство

вплетается еврейское дыхание.

* * *

Человек – существо такое,

что страдает интимным жжением,

и в заветном живёт покое

с нарастающим раздражением.

* * *

До поры, что востребую их,

воплощая в достойных словах,

много мыслей и шуток моих

содержу я в чужих головах.

* * *

Все дружно в России воздели глаза

и в Божье поверили чудо,

и пылко целует теперь образа

повсюдный вчерашний Иуда.

* * *

Устав болеть от наших дел,

порой лицо отводит Бог,

и страшен жизненный удел

живущих в этот тёмный срок.

* * *

Среди любого поколения

живя в обличии естественном,

еврей – повсюдный червь сомнения

в духовном яблоке общественном.

* * *

Полистал я его откровения

и подумал, захлопнув обложку,

что в источник его вдохновения

музы бросили дохлую кошку.

* * *

Души мёртвых терпят муки

вновь и вновь, пока планета

благодушно греет руки

на пожарах наших гетто.

* * *

Я щедро тешил плоть,

но дух был верен чести;

храни его, Господь,

в сухом и тёплом месте.

* * *

И хотя уже видна

мне речушка Лета,

голова моя полна

мусора и света.

* * *

Вчера ходил на пир к знакомым;

их дом уютен, как кровать;

но трудно долго почивать,

когда не спится насекомым.

* * *

Господь, услышав жалобы мои,

подумал, как избыть мою беду,

и стали петь о страсти соловьи

в осеннем неприкаянном саду.

* * *

Реальность – это то, где я живу;

реальность – это личная окрестность;

реальность – это всё, что наяву;

но есть ещё совсем иная местность.

* * *

Нам, конечно, уйти суждено,

исчерпав этой жизни рутину,

но, закончив земное кино,

мы меняем лишь зал и картину.

* * *

Чисто чувственно мной замечено,

как незримо для наблюдения

к нам является в сумрак вечера

муза лёгкого поведения.

* * *

Подвержен творческой тоске,

Господь не чужд земного зелья,

и наша жизнь на волоске

висит в часы Его похмелья.

* * *

Я вижу Россию не вчуже,

и нет у меня удивления:

разруха – в умах, а снаружи

всего лишь её проявления.

* * *

Злоба наша, в душах накопляясь,

к небу воспаряет с ними вместе;

небо, этой злобой воспаляясь,

вяжет облака вражды и мести.

* * *

Ещё свой путь земной не завершив,

российской душегубкой проворонен,

по внешности сохранен я и жив,

но внутренне – уже потусторонен.

* * *

И жизнь моя не в тупике,

и дух ещё отзывчив к чувству,

пока стакан держу в руке,

а вилкой трогаю капусту.

* * *

Не чувствую ни капли облегчения,

осваивая новую реальность,

где плотские порывы и влечения

теряют остроту и актуальность.

* * *

Земного прозябания режим

толкает нас на поиск лучшей доли,

и мы от благоденствия бежим

не реже, чем от тягот и неволи.

* * *

Вся наша склонность к оптимизму

от неспособности представить,

какого рода завтра клизму

судьба решила нам поставить.

* * *

Бог необузданно гневлив

и сам себя сдержать не может,

покуда ярости прилив

чего-нибудь не уничтожит.

* * *

Держусь я тем везде всегда,

что никогда нигде

я не даю себе труда

усердствовать в труде.

* * *

Из века в век и год от года

смеясь над воплями старателей,

бренчит российская свобода

ключами сменных надзирателей.

* * *

Я догадался очень рано

себя от пакости беречь

и не смотрю, когда с экрана

двуликий анус держит речь.

* * *

Люблю ненужные предметы,

любуюсь медью их и глиной,

руками трогаю приметы

того, что жизнь случилась длинной.

* * *

Я чтенью предал жизнь мою,

смакую тон, сюжет и фразу,

а всё, что жадно узнаю,

я забывать умею сразу.

* * *

Я жизнь мою прошёл пешком,

и был карман мой пуст,

но метил я в пути стишком

любой дорожный куст.

* * *

Творец живёт сейчас в обиде,

угрюмо видя мир насквозь —

и то, что вовсе не предвидел,

и то, что напрочь не сбылось.

* * *

Евреи всходят там, где их не сеяли,

цветут и колосятся где не просят,

растут из непосаженного семени

и всюду безобразно плодоносят.

* * *

Умелец мастерит лихую дрель

и сверлит в мироздании дыру,

а хлюпик дует в тонкую свирель

и зябнет на космическом ветру.

* * *

Сполна я осознал ещё юнцом

трагедию земного проживания

с кошмарным и заведомым концом,

со счастьем и тоской существования.

* * *

Я завидую только тому,

чей азарт не сильнее ума,

и довольно того лишь ему,

что судьба посылает сама.

* * *

Сам в отшельнический скит

заточился дух-молчальник;

всюду бурно жизнь кипит,

на плите кипит мой чайник.

* * *

Весьма наш мир материален,

но вожжи духа отпустив,

легко уловишь, как реален

сокрытой мистики мотив.

* * *

Когда по пьянке всё двоится,

опасно дальше наливать,

и может лишняя девица

легко проникнуть на кровать.

* * *

Мир хотя загадок полон,

есть ключи для всех дверей;

если в ком сомненья, кто он,

то, конечно, он еврей.

* * *

Гражданским пышешь ты горением,

а я – любуюсь на фиалки;

облей, облей меня презрением

и подожги от зажигалки.

* * *

Созерцатель и свидетель,

я по жизни зря кочую,

я не славлю добродетель

и пороки не бичую.

Посторонен я настолько,

что и чувствую иначе:

видя зло – смеюсь я горько,

а добру внимаю – плача.

* * *

Я не был накопительства примером

и думаю без жалости теперь,

что стал уже давно миллионером

по счёту мной понесенных потерь.

* * *

Как пастырь, наставляющий народ,

как пастор, совершающий молебен,

еврей, торгуя воздухом, не врёт,

а верит, что товар его целебен.

* * *

Несложен мой актёрский норов:

ловя из зала волны смеха,

я торжествую, как Суворов,

когда он с Альп на жопе съехал.

* * *

Виновен в этом или космос,

или научный беспредел:

несовращённолетний возраст

весьма у дев помолодел.

* * *

Пока себя дотла не износил,

на баб я с удовольствием гляжу;

ещё настолько свеж и полон сил,

что внуков я на свет произвожу.

* * *

Молчу, скрываюсь и таю,

чтоб даже искрой откровения

не вызвать пенную струю

из брюк общественного мнения.

* * *

Я к вам бы, милая, приник

со страстью неумышленной,

но вы, мне кажется, – родник

воды весьма промышленной.

* * *

С того слова мои печальны,

а чувства миром недовольны,

что мысли – редки и случайны,

а рифмы – куцы и глагольны.

* * *

Покуда есть литература,

возможны в ней любые толки,

придёт восторженная дура

и книгу пылко снимет с полки.

* * *

Когда порой густеют в небе тучи,

я думаю: клубитесь надо мной,

бывали облака гораздо круче,

но где они? А я – сижу в пивной.

* * *

Нисколько от безделья я не маюсь,

а ты натужно мечешься – зачем?

Я – с радостью ничем не занимаюсь,

ты – потно занимаешься ничем.

* * *

Творец порой бывает так не прав,

что сам же на себя глядит зловеще,

и, чтоб утихомирить буйный нрав,

придумывает что-нибудь похлеще.

* * *

Нет часа угрюмей, чем утренний:

душа озирается шало,

и хаосы – внешний и внутренний —

коростами трутся шершаво.

* * *

Когда мы спорим, наши головы

весьма легки в тасовке фактов,

поскольку сами факты – голые

и для любых годятся актов.

* * *

В местах любого бурного смятения,

где ненависти нет конца и края,

растут разнообразные растения,

покоем наши души укоряя.

* * *

Я чую в организме сговор тайный,

решивший отпустить на небо душу,

ремонт поскольку нужен капитальный,

а я и косметического трушу.

* * *

Всё течёт под еврейскую кровлю,

обретая защиту и кров, —

и свобода, политая кровью,

и доходы российских воров.

* * *

Дожрав до крошки, хрюкнув сыто

и перейдя в режим лежания,

свинья всегда бранит корыто

за бездуховность содержания.

* * *

Тоскливы русские пейзажи,

их дух унынием повит,

и на душе моей чем гаже,

тем ей созвучней этот вид.

* * *

Иссяк мой золота запас,

понтуюсь я, бренча грошами,

а ты всё скачешь, мой Пегас,

тряся ослиными ушами.

* * *

Только самому себе молчащему

я могу довериться как лекарю;

если одинок по-настоящему,

то и рассказать об этом некому.

* * *

Те идеи, что в воздухе веяли

и уже были явно готовые,

осознались былыми евреями,

наша участь – отыскивать новые.

* * *

Где все сидят, ругая власть,

а после спят от утомления,

никак не может не упасть

доход на тушу населения.

* * *

Купаясь в мелкой луже новостей,

ловлю внезапно слово, и тогда

стихи мои похожи на детей

случайностью зачатия плода.

* * *

Мечтай, печальный человек,

целебней нет от жизни средства,

и прошлогодний веет снег

над играми седого детства.

* * *

Вся наука похожа на здание,

под которым фундамент непрочен,

ибо в истинность нашего знания

это знание верит не очень.

* * *

Возвышенные мифы год за годом

становятся сильней печальной были;

евреи стали избранным народом

не ранее, чем все их невзлюбили.

* * *

Однажды фуфло полюбило туфту

с роскошной и пышной фигурой,

фуфло повалило туфту на тахту

и занялось пылкой халтурой.

* * *

Под ветром жизни так остыли мы

и надышались едким дымом,

что постепенно опостылели

самим себе, таким любимым.

* * *

Мне стоит лишь застыть, сосредоточась,

и, словно растворённые в крови,

из памяти моей сочатся тотчас

не доблести, а подлости мои.

* * *

Присматриваясь чутко и сторожко,

я думал, когда жил ещё в России,

что лучше «воронок», чем неотложка,

и вышло всё, как если бы спросили.

* * *

То с боями, то скинув шинель

и обильно плодясь по дороге,

человечество роет тоннель,

не надеясь на выход в итоге.

* * *

Дойдя до рубежа преображения,

оставив дым последней сигареты,

зеркального лишусь я отражения

и весь переселюсь в свои портреты.

* * *

Вся история – огромное собрание

аргументов к несомненности идеи,

что Творец прощает каждого заранее;

это знали все великие злодеи.

* * *

Иступился мой крючок

и уже не точится;

хоть и дряхлый старичок,

а ебаться хочется.

* * *

Аскетов боюсь я – стезя их

лежит от моей далеко,

а те, кто себя истязает,

и ближних калечат легко.

* * *

Зачем печалиться напрасно,

словами горестно шурша?

У толстых тоже очень часто

бывает тонкая душа.

* * *

Не видел я нигде в печати,

но это знают все студенты:

про непорочное зачатие

миф сочинили импотенты.

* * *

О чём-то грустном все молчали,

но я не вник и не спросил,

уже чужие знать печали

нет у меня душевных сил.

* * *

Думаю об этом без конца,

наглый неотёсанный ублюдок:

если мы – подобие Творца,

то у Бога должен быть желудок.

* * *

Конечно, всё на свете – суета

под вечным абажуром небосвода,

но мера человека – пустота

окрестности после его ухода.

* * *

Если всё не пакостно, то мглисто,

с детства наступает увядание,

светлая пора у пессимиста —

новых огорчений ожидание.

* * *

В годы, что прослыли беззаботными

(время только начало свой бег),

ангелы потрахались с животными,

вышел первобытный человек.

* * *

Уже давно мы не атлеты

и плоть полнеет оголтело,

теперь некрупные предметы

я ловко прячу в складках тела.

* * *

Держусь ничуть не победительно,

весьма беспафосно звучу,

меня при встрече снисходительно

ублюдки треплют по плечу.

* * *

Пусть меня заботы рвут на части,

пусть я окружён говном и суками,

всё же поразительное счастье —

мучиться прижизненными муками.

* * *

Когда мы кого-то ругаем

и что-то за что-то клянём,

мы желчный пузырь напрягаем,

и камни заводятся в нём.

* * *

Конечно, лучше жить раздельно с веком,

не пачкаясь в нечестии и блуде,

но чистым оставаться человеком

мешают окружающие люди.

* * *

Рассеялись былые притязания,

и жизнь моя, желаньям в унисон,

полна уже блаженством замерзания,

когда внутри тепло и клонит в сон.

* * *

Господь на нас не смотрит потому,

что чувствует неловкость и смущение:

Творец гордится замыслом, Ему

видней, насколько плохо воплощение.

* * *

Не по капризу Провидения

мы на тоску осуждены,

тоска у нас – от заблуждения,

что мы для счастья рождены.

* * *

В немыслимом количестве томов

мусолится одна и та же шутка —

что связано брожение умов

с бурчанием народного желудка.

* * *

Почти закончив путь земной,

я жизнь мою обозреваю

и сам себя подозреваю,

что это было не со мной.

* * *

Ты, душа, если сердце не врёт,

запросилась в родные края?

Лишь бы только тебя наперёд

не поехала крыша моя.

* * *

Свой дух я некогда очистил

не лучезарной красотой,

а осознаньем грязных истин

и тесной встречей с мерзотой.

* * *

Исчерпался остаток чернил,

Богом некогда выданный мне;

всё, что мог, я уже сочинил;

только дохлая муха на дне.

* * *

Моя прижизненная аура

перед утечкой из пространства

в неделю похорон и траура

пронижет воздух духом пьянства.

* * *

Столько из былого мной надышано,

что я часто думаю сейчас:

прошлое прекрасно и возвышенно,

потому что не было там нас.

* * *

Комфорту и сытости вторя,

от массы людской умножения

из пены житейского моря

течёт аромат разложения.

* * *

Всему учился между прочим,

но знаю слов я курс обменный,

и собеседник я не очень,

но соболтатель я отменный.

* * *

Бог нам подсыпал, дух варя,

и зов безумных побуждений,

и тёмный ужас дикаря,

и крутость варварских суждений.

* * *

Всюду меж евреями сердечно

теплится идея прописная:

нам Израиль – родина, конечно,

только, слава Богу, запасная.

* * *

Замедлился кошмарный маховик,

которым был наш век разбит и скомкан;

похоже, что закончен черновик

того, что предстоит уже потомкам.

* * *

Я не рассыпаюсь в заверениях

и не возношу хвалу фальшиво;

Бога я люблю в его творениях

женского покроя и пошива.

* * *

В России очень часто ощущение —

вослед каким-то мыслям или фразам,

что тесное с евреями общение

ужасно объевреивает разум.

* * *

Хотя везде пространство есть,

но от себя нам не убресть.

* * *

Люблю чужеземный ландшафт

не в виде немой территории,

а чтобы везде на ушах

висела лапша из истории.

* * *

Тактично, щепетильно, деликатно —

беседуя, со сцены, за вином —

твержу я, повторяясь многократно,

о пагубности близости с говном.

* * *

Поскольку жутко тяжек путь земной

и дышит ощущением сиротства —

блаженны, кто общается со мной,

испытывая радость превосходства.

* * *

Как судьба ни длись благополучно,

есть у всех последняя забота;

я бы умереть хотел беззвучно,

близких беспокоить неохота.

* * *

Кто на суете сосредоточен

в судорогах алчного радения,

тех и посреди кромешной ночи

денежные мучают видения.

* * *

Угрюмо ощутив, насколько тленны,

друзья мои укрылись по берлогам;

да будут их года благословенны,

насколько это можно с нашим Богом.

* * *

Всё время учит нас история,

что получалось так и сяк,

но где хотелось, там и стоило

пускаться наперекосяк.

* * *

Мы к ночи пьём с женой по тем причинам веским,

что нету спешных дел и поезд наш ушёл,

и заняты друзья, нам часто выпить не с кем,

а главное – что нам так хорошо.

* * *

Раздвоенность – печальная нормальность,

и зыбкое держу я равновесие:

умишко слепо тычется в реальность,

а душу распирает мракобесие.

* * *

Как раньше в юности влюблённость,

так на закате невзначай

нас осеняет просветлённость

и благодарная печаль.

* * *

Здесь еврей и ты и я,

мы единая семья:

от шабата до шабата

брат наёбывает брата.

* * *

Нынче различаю даже масти я

тех, кому душа моя – помеха:

бес гордыни, дьявол любострастия,

демоны свободы и успеха.

* * *

Нет, мой умишко не глубок,

во мне горит он тихой свечкой

и незатейлив, как лубок,

где на лугу – баран с овечкой.

* * *

Благословенна будь, держава,

что век жила с собой в борьбе,

саму себя в дерьме держала,

поя хвалу сама себе.

* * *

Конечно, всюду ложь и фальшь,

тоска, абсурд и бред,

но к водке рубят сельдь на фарш,

а к мясу – винегрет.

* * *

Весь Божий мир, пока живой, —

арена бойни мировой,

поскольку что кому-то прибыльно,

другому – тягостно и гибельно.

* * *

Я слышу завывания кретина,

я вижу, как гуляет сволота,

однако и душа невозмутима,

и к жизни не скудеет теплота.

* * *

Разуверясь в иллюзии нежной,

мы при первой малейшей возможности

обзаводимся новой надеждой,

столь же явной в её безнадёжности.

* * *

Спать не зря охоч я очень,

сонный бред люблю я с юности,

разум наш под сенью ночи

отдыхает от разумности.

* * *

Всякий нёс ко мне боль и занозы,

кто судьбе проигрался в рулетку,

и весьма крокодиловы слёзы

о мою осушались жилетку.

* * *

Мой деловой, рациональный,

с ухваткой, вскормленной веками,

активный ген национальный

остался в папе или в маме.

* * *

Гуляка, пройдоха, мошенник,

для адского пекла годясь, —

подвижник, аскет и отшельник,

в иную эпоху родясь.

* * *

Замшелым душам стариков

созвучны внешне их старушки:

у всех по жизни говнюков

их жёны – злобные гнилушки.

* * *

От коллективных устремлений,

где гул восторгов, гам и шум,

я уклоняюсь из-за лени,

что часто выглядит, как ум.

* * *

Клокочет неистовый зал,

и красные флаги алеют…

Мне доктор однажды сказал:

глисты перед гибелью злеют.

* * *

Пока присесть могу к столу,

ценю я каждое мгновение,

и там, где я пишу хулу,

внутри звучит благословение.

* * *

Время тянется уныло,

но меняться не устало:

раньше всё мерзее было,

а теперь – мерзее стало.

* * *

Проходят эпохи душения,

но сколько и как ни трави,

а творческий пыл разрушения

играет в российской крови.

* * *

Был я молод и где-то служил,

а любовью – и бредил, и жил;

даже глядя на гладь небосклона,

я усматривал девичьи лона.

* * *

Кто книжно, а кто по наитию,

но с чувством неясного страха

однажды приходит к открытию

сообщества духа и паха.

* * *

Я остро ощущаю временами

(проверить я пока ещё не мог),

что в жизни всё случившееся с нами

всего лишь только опыт и пролог.

* * *

Уходит чёрный век великий,

и станет нем его гранит,

и лишь язык, живой и дикий,

кошмар и славу сохранит.

* * *

Идеей тонкой и заветной

богат мой разум проницательный:

страсть не бывает безответной —

ответ бывает отрицательный.

* * *

Вокруг хотя полно материальности,

но знают нынче все, кто не дурак:

действительность загадочней реальности,

а что на самом деле – полный мрак.

* * *

Бурлит российский передел,

кипят азарт и спесь,

а кто сажал и кто сидел —

уже не важно здесь.

* * *

У писательского круга —

вековечные привычки:

все цитируют друг друга,

не используя кавычки.

* * *

Сбываются – глазу не веришь —

мечты древнеримских трудящихся:

хотевшие хлеба и зрелищ

едят у экранов светящихся.

* * *

Мы уже судьбу не просим

об удаче скоротечной,

осенила душу осень

духом праздности беспечной.

* * *

Вой ветра, сеющий тревогу,

напоминает лишь о том,

что я покуда, слава Богу,

ни духом слаб, ни животом.

* * *

Предай меня, Боже, остуде,

от пыла вещать охрани,

достаточно мудрые люди

уже наболтали херни.

* * *

Не числю я склероз мой ранний

досадной жизненной превратностью;

моя башка без лишних знаний

полна туманом и приятностью.

* * *

Не травлю дисгармонией мрачной

я симфонию льющихся дней;

где семья получилась удачной,

там жена дирижирует ей.

* * *

Когда близка пора маразма,

как говорил мудрец Эразм,

любое бегство от соблазна

есть больший грех, чем сам соблазн.

* * *

Плачет баба потому,

что увяло тело,

а давала не тому,

под кого хотела.

* * *

Художнику дано благословлять —

не более того, хоть и не менее,

а если не художник он, а блядь,

то блядство и его благословение.

* * *

С разным повстречался я искусством

в годы любованья мирозданием,

лучшее на свете этом грустном

создано тоской и состраданием.

* * *

В одном история не врёт

и правы древние пророки:

великим делают народ

его глубинные пороки.

* * *

Ты к небу воздеваешь пылко руки,

я в жестах этих вижу лицемерие,

за веру ты принять согласен муки,

а я принять готов их – за неверие.

* * *

Господь не будет нас карать,

гораздо хуже наш удел:

на небе станут нагло жрать

нас те, кто нас по жизни ел.

* * *

Бог печально тренькает на лире

в горести недавнего прозрения:

самая большая скверна в мире —

подлые разумные творения.

* * *

Я храню душевное спокойствие,

ибо всё, что больно, то нормально,

а любое наше удовольствие —

либо вредно, либо аморально.

* * *

Жила была на свете дева,

и было дел у ней немало:

что на себя она надела,

потом везде она снимала.

* * *

Тайным действием систем,

скрытых под сознанием,

жопа связана со всем

Божьим мирозданием.

* * *

Схожусь я медленно, с опаской,

по горло полон горьким опытом,

но вдруг дохнёт на душу лаской,

и снова всё пропало пропадом.

* * *

Когда мне почта утром рано

приносит вирши графомана,

бываю рад я, как раввины —

от ветра с запахом свинины.

* * *

Вульгарен, груб и необуздан,

я в рай никак не попаду,

зато легко я буду узнан

во дни амнистии в аду.

* * *

Людей давно уже делю —

по слову, тону, жесту, взгляду —

на тех, кому я сам налью,

и тех, с кем рядом пить не сяду.

* * *

У внуков с их иными вкусами

я не останусь без призора:

меня отыщут в куче мусора

и переложат в кучу сора.

* * *

Я живу в тишине и покое,

стал отшельник, монах и бирюк,

но на улицах вижу такое,

что душа моя рвётся из брюк.

* * *

Первые на свете совратители,

понял я, по памяти скользя,

были с несомненностью родители:

я узнал от них, чего нельзя.

* * *

Покуда наши чувства не остыли,

я чувствую живое обожание

к тому, что содержимое бутыли

меняет наших мыслей содержание.

* * *

Ум – помеха для нежной души,

он её и сильней, и умней,

но душа если выпить решит,

ум немедля потворствует ей.

* * *

Я от века отжил только треть,

когда понял: бояться – опасно,

страху надо в глаза посмотреть,

и становится просто и ясно.

* * *

В натурах подлинно способных

играет тонкий и живой

талант упрямо, как подсолнух,

вертеть за солнцем головой.

* * *

Мир совершенствуется так —

не по годам, а по неделям, —

что мелкотравчатый бардак

большим становится борделем.

* * *

Хотя под раскаты витийства

убийц человечество судит,

но жить на земле без убийства —

не может, не хочет, не будет.

* * *

Естественно и точно по годам

стал ветошью мой рыцарский доспех,

поскольку у весьма прекрасных дам

терпел он сокрушительный успех.

* * *

Я подбил бы насильнику глаз,

а уж нос я расквасил бы точно,

очень жалко, что трахают нас

анонимно, безлико, заочно.

* * *

В чистом разуме скрыта отрава,

целой жизни мешая тайком:

мысля трезво, реально и здраво,

ты немедля слывёшь мудаком.

* * *

Поскольку есть мужчины и юнцы,

просящие готовые ответы,

постольку возникают мудрецы,

родящие полезные советы.

* * *

Свобода неотрывна от сомнения

и кажется обманом неискусным,

дух горечи и дух недоумения

витают над её рассветом тусклым.

* * *

Идея моя не научна,

но мне помогала всегда:

прекрасное – всё, что не скучно,

и даже крутая беда.

* * *

То ясно чувствуешь душой,

то говорит об этом тело:

век был достаточно большой,

и всё слегка осточертело.

* * *

В лени всякого есть понемногу,

а в решимости жить поперёк —

и бросание вызова Богу,

что когда-то на труд нас обрёк.

* * *

Чуя в человечестве опасность,

думая о судьбах мироздания,

в истину вложил Господь напрасность

поисков её и опознания.

* * *

Посреди миропорядка

есть везде, где я живу,

и моя пустая грядка,

я сажаю трын-траву.

* * *

Так же будут кишеть муравьи,

а планеты – нестись по орбитам;

размышленья о смерти мои —

только мысли о всём недопитом.

* * *

Борьба – не душевный каприз,

не прихоть пустого влечения:

плывут по течению – вниз,

а вверх – это против течения.

* * *

Конечно, я придурком был тогда,

поскольку был упрям я и строптив,

а умный в те кромешные года

носил на языке презерватив.

* * *

На всё подряд со страстью нежной,

как воробьи к любому крошеву,

слетались мы, томясь надеждой

прильнуть к чему-нибудь хорошему.

* * *

В беде, где всё пошло насмарку,

вразлом и наперекосяк,

велик душой, кто рад подарку,

что жив, на воле и босяк.

* * *

Готовлюсь к уходу туда,

где быть надлежит человеку,

и время плеснёт, как вода

над камешком, канувшим в реку.

* * *

Я не люблю живые тени,

меня страшит их дух высокий,

дружу я близко только с теми,

кого поят земные соки.

* * *

Я музу часто вижу здесь

во время умственного пира,

она собой являет смесь

из нимфы, бляди и вампира.

* * *

Осадком памяти сухим

уже на склоне и пределе

мы видим прошлое таким,

каким его прожить хотели.

* * *

Разгул наук сейчас таков,

что зуд учёного азарта

вот-вот наладит мужиков

рожать детей Восьмого марта.

* * *

Конечно, слёзы, боль и грех

всё время видеть тяжело Ему,

но Бог нас любит равно всех

и просто каждого по-своему.

* * *

Лишь на смертном одре я посмею сказать,

что печально во всём этом деле:

если б наши старухи любили вязать,

мы бы дольше в пивных посидели.

* * *

Что нёс я ахинею, но не бред,

поймут, когда уже я замолчу,

и жалко мне порой, что Бога нет,

я столько рассказать Ему хочу!

* * *

Любые наши умозрения

венчает вывод горемычный,

что здесь нас точит червь сомнения,

а после смерти – червь обычный.

* * *

Величественна и проста

в делах житейских роль Господня:

не кто, как Он, отверз уста

у тех, кто выпить звал сегодня.

* * *

Старение – тяжкое бедствие,

к закату умнеют мужчины,

но пакостно мне это следствие

от пакостной этой причины.

* * *

Меня пересолив и переперчив,

Господь уравновесил это так,

что стал я неразборчиво доверчив

и каждого жалею, как мудак.

* * *

Я изо всех душевных сил

ценю творения культуры,

хотя по пьянке оросил

немало уличной скульптуры.

* * *

Я дивлюсь устройству мира:

ведь ни разу воробей,

хоть и наглый и проныра,

а не трахал голубей.

* * *

Я времени себе не выбирал,

оно других не лучше и не хуже,

но те, кто мог бы вырасти в коралл,

комками пролежали в мелкой луже.

* * *

Я думаю – украдкой и тайком,

насколько легче жить на склоне лет,

и спать как хорошо со стариком:

и вроде бы он есть, и вроде нет.

* * *

Забыть об одиночестве попытка,

любовь разнообразием богата:

у молодости – радости избытка,

у старости – роскошество заката.

* * *

За глину, что вместе месили,

за долю в убогом куске

подвержен еврей из России

тяжёлой славянской тоске.

* * *

Хоть живу я благоденно и чинно,

а в затмениях души знаю толк;

настоящая тоска – беспричинна,

от неё так на луну воет волк.

* * *

Мы стали снисходительно терпеть

излишества чужого поведения;

нет сил уже ни злиться, ни кипеть,

и наша доброта – от оскудения.

* * *

Когда я сам себе перечу,

двоюсь настолько, что пугаюсь:

я то бегу себе навстречу,

то разминусь и разбегаюсь.

* * *

Блажен, кто истов и суров,

творя свою бурду,

кто издаёт могучий рёв

на холостом ходу.

* * *

Я недвижен в уюте домашнем,

как бы время ни мчалось в окне;

я сегодня остался вчерашним,

это завтра оценят во мне.

* * *

Угрюмо замыкаюсь я, когда

напившаяся нелюдь и ублюдки

мне дружбу предлагают навсегда

и души облегчают, как желудки.

* * *

Время дикое, странное, смутное,

над Россией – ни ночь, ни заря,

то ли что-то родит она путное,

то ли снова найдёт упыря.

* * *

Невольно ум зайдёт за разум,

такого мир не видел сроду:

огромный лагерь весь и сразу

внезапно вышел на свободу.

* * *

Давно уже в себя я погружён,

и в этой благодатной пустоте

я слишком сам собою окружён,

чтоб думать о толкучей суете.

* * *

С восторгом я житейский ем кулич,

но вдосталь мне мешает насладиться

висящая над нами, словно бич,

паскудная обязанность трудиться.

* * *

Зевая от позывов омерзения,

читаю чьи-то творческие корчи,

где всюду по извивам умозрения

витает аромат неясной порчи.

* * *

Мы зорче и мягче, старея

в осенних любовных объятьях,

глаза наши видят острее,

когда нам пора закрывать их.

* * *

Сегодня – время скепсиса. Потом

(неверие не в силах долго длиться)

появится какой-нибудь фантом

и снова озарит умы и лица.

* * *

Куражится в мозгу моём вино

в извилинах обоих полушарий;

здоровье для того нам и дано,

чтоб мы его со вкусом разрушали.

* * *

В его лице – такая скверна,

глаз отвести я не могу

и думаю: Кащей, наверно,

тайком любил Бабу-Ягу.

* * *

Могу всегда сказать я честно,

что безусловный патриот:

я всюду думаю про место,

откуда вышел мой народ.

* * *

Благоволение небес

нам если светит на пути,

то совращает нас не бес,

а чистый ангел во плоти.

* * *

От нежных песен дев кудлатых

во мне бурлит, как тонкий яд,

мечта пернатых и женатых —

лететь, куда глаза глядят.

* * *

Не те, кого не замечаем,

а те, с кем соли съели пуд

и в ком давно души не чаем,

нас неожиданно ебут.

* * *

Люблю вечернее томление,

сижу, застыв, как истукан,

а вялых мыслей шевеление

родит бутылку и стакан.

* * *

Всегда сулит улов и фарт

надежда – врунья и беглянка,

а дальше губит нас азарт

или случайная подлянка.

* * *

Что стал я ветхий старичок,

меня не гложет грусть,

хотя снаружи я сморчок,

внутри – солёный груздь.

* * *

Душа полна пренебрежения

к боязни сгинуть и пропасть,

напрасны все остережения,

когда уму диктует страсть.

* * *

Не ведает ни берега, ни дна

слияние судьбы и линий личных,

наружная живётся жизнь одна,

а внутренние – несколько различных.

* * *

Мы когда судьбе своей перечим,

то из пустоты издалека

дружески ложится нам на плечи

лёгкая незримая рука.

* * *

Чтобы избегнуть липких нитей

хлопот и тягот вероятных,

я сторонюсь любых событий,

душе и разуму невнятных.

* * *

Конечно, это горестно и грустно,

однако это факты говорят:

евреи правят миром так искусно,

что сами себе пакости творят.

* * *

Бог учёл в живой природе

даже духа дуновение:

если деньги на исходе,

то приходит вдохновение.

* * *

Земное бытиё моё густое —

не лишнее в цепи людской звено,

я сеял бесполезное, пустое,

никчёмное, но всё-таки зерно.

* * *

Сижу я с гостями и тихо зверею,

лицо – карнавал восхищения:

за что пожилому больному еврею

такое богатство общения?

* * *

Есть между сном и пробуждением

души и разума игра,

где ощущаешь с наслаждением,

что гаснуть вовсе не пора.

* * *

Век ушёл. В огне его и блуде

яркая особенность была:

всюду вышли маленькие люди

на большие мокрые дела.

* * *

Я друг зелёных насаждений

с тех лет, когда был полон сил

и много дивных услаждений

в тени их зарослей вкусил.

* * *

Уже давно стихов моих

течёт расплавленный металл,

не сможет мир забыть о них,

поскольку мир их не читал.

* * *

Не зря читал я книги, дух мой рос,

даёт сейчас мой разум безразмерный —

на самый заковыристый вопрос —

ответ молниеносный и неверный.

* * *

Я с незапамятной поры

душой усвоил весть благую,

что смерть не выход из игры,

а переход в игру другую.

* * *

Давно уже явилось невзначай

ко мне одно высокое наитие:

чем гуще мы завариваем чай,

тем лучшее выходит чаепитие.

* * *

Еврейский дух – слегка юродивый,

и зря еврей умом гордится,

повсюду слепо числя родиной

чужую землю, где родится.

* * *

Как долго гнил ты, бедный фрукт,

и внешне тухлый, и с изнанки,

ты не мерзавец, ты – продукт

российской чёрной лихоманки.

* * *

Выбрав одинокую свободу,

к людям я с общеньем не вяжусь,

ибо я примкну ещё к народу

и в земле с ним рядом належусь.

* * *

Совершенно обычных детей

мы с женой, слава Богу, родители;

пролагателей новых путей

пусть рожают и терпят любители.

* * *

Хотя стихи – не то, что проза,

в них дух единого призвания,

и зря у кала и навоза

такие разные названия.

* * *

В обед я рюмку водки пью под суп,

и к ночи – до бровей уже налит,

а те, кто на меня имеет зуб,

гадают, почему он так болит.

* * *

Все помыслы, мечты и упования

становятся живей от выпивания.

* * *

Дух надежды людям так угоден,

что на свете нету постояннее

мифа, что по смерти мы уходим

в некое иное состояние.

* * *

На некоторой стадии подпития

всё видится ясней, и потому

становятся понятными события,

загадочные трезвому уму.

* * *

Густеет, оседая, мыслей соль,

покуда мы свой камень в гору катим:

бесплатна в этой жизни – только боль,

за радости мы позже круто платим.

* * *

Обманываться – глупо и не надо,

ведь истинный пастух от нас сокрыт,

а рвутся все козлы возглавить стадо —

чтоб есть из лакированных корыт.

* * *

Финал кино: стоит кольцом

десяток близких над мужчиной,

а я меж них лежу с лицом,

чуть опечаленным кончиной.

* * *

Жизнь моя ушла на ловлю слова,

службу совратительному змею;

бросил бы я это, но другого

делать ничего я не умею.

* * *

Сотрись, не подводи меня, гримаса,

пора уже привыкнуть, что ровесники,

которые ни рыба и ни мясо,

известны как орлы и буревестники.

* * *

Моя шальная голова

не переносит воздержания

и любит низкие слова

за высоту их содержания.

* * *

Я злюсь, когда с собой я ссорюсь,

переча собственной натуре,

а злит меня зануда-совесть,

никак не спится этой дуре.

* * *

Политики весьма, конечно, разны,

и разные блины они пекут,

но пахнут одинаково миазмы,

которые из кухонь их текут.

* * *

Уже для этой жизни староват

я стал, хотя умишко – в полной целости;

всё время перед кем-то виноват

оказываюсь я по мягкотелости.

* * *

В российской оперетте исторической

теперь уже боюсь я не солистов,

а слипшихся слюной патриотической

хористов и проснувшихся статистов.

* * *

Возможно, мыслю я убого,

но я уверен, как и прежде:

плоть обнажённая – намного

духовней, нежели в одежде.

* * *

Девицы с мечтами бредовыми,

которым в замужестве пресно,

душевно становятся вдовами

гораздо скорей, чем телесно.

* * *

Печально мне, что нет лечения

от угасания влечения.

* * *

Конечно, Ты меня, Господь, простишь

за то, что не молился, а читал,

к тому же свято чтил я Твой престиж:

в субботу – алкоголь предпочитал.

* * *

Где б теперь ни жили, с нами навсегда

многовековая русская беда.

* * *

Весь век меня то Бог, то дьявол

толкали в новую игру,

на нарах я баланду хавал,

а на банкетах ел икру.

Я написать хочу об этом,

но стал я путаться с годами:

не то я крыл туза валетом,

не то совал десятку даме.

Плывут неясной чередой

туманы дня, туманы ночи…

Когда-то был я молодой,

за что-то баб любил я очень.

* * *

Век мой суетен, шумен, жесток,

и храню в нём безмолвие я;

чтоб реветь – я не горный поток,

чтоб журчать – я ничья не струя.

* * *

Подумав, я бываю поражён,

какие фраера мы и пижоны:

ведь как бы мы любили наших жён,

когда б они чужие были жёны!

* * *

Везде, где пьют из общей чаши,

где песни звук и звон бокалов,

на всяком пире жизни нашей

вокруг полным-полно шакалов.

* * *

Да, мечта не могла быть не мутная,

но не думалось даже украдкой,

что свобода – шалава беспутная

с уголовно кручёной повадкой.

* * *

Скудеет жизни вещество,

и явно стоит описания,

как возрастает мастерство

по мере телоугасания.

* * *

Господь безжалостно свиреп,

но стихотворцам, если нищи,

даёт перо, вино и хлеб,

а ближе к ночи – девок ищет.

* * *

Ведь любой, от восторга дурея,

сам упал бы в кольцо твоих рук —

что ж ты жадно глядишь на еврея

в стороне от весёлых подруг?

* * *

Ещё едва-едва вошёл в кураж,

пора уже отсюда убывать,

а чувство – что несу большой багаж,

который не успел распаковать.

* * *

Очень я игривый был щенок,

но, дожив до старческих седин,

менее всего я одинок

именно в часы, когда один.

* * *

Везде, где нет запоров у дверей

и каждый для любого – брат и друг,

еврей готов забыть, что он еврей,

однако это помнят все вокруг.

* * *

Всецело доверясь остатку

духовной моей вермишели,

не раз попадал я в десятку

невинной соседней мишени.

* * *

Я не пророк, не жрец, не воин,

однако есть во мне харизма,

и за беспечность я достоин

апостольства от похуизма.

* * *

Купаю уши в мифах и парашах,

никак и никому не возражая;

ещё среди живых немало наших,

но музыка вокруг – уже чужая.

* * *

Как только жить нам надоест

и Бог не против,

Он ускоряет нам разъезд

души и плоти.

* * *

Любой повсюду и всегда

чтоб не распался коллектив,

на вольный дух нужна узда,

на вольный ум – презерватив.

* * *

Я мир осязал без перчаток

при свете, во тьме и на дне,

и крыльев моих отпечаток

не раз я оставил в говне.

* * *

У жизни множество утех

есть за любыми поворотами,

и не прощает Бог лишь тех,

кто пренебрёг Его щедротами.

* * *

Старик не просто жить устал,

но более того:

ему воздвигли пьедестал —

он ёбнулся с него.

* * *

Заметил я порок врождённый

у многих творческих людей:

кипит их разум повреждённый

от явно свихнутых идей.

* * *

Всего на свете мне таинственней,

что наши вывихи ума

порой бывают ближе к истине,

чем эта истина сама.

* * *

Прогнозы тем лишь интересны,

что вместо них текут сюрпризы,

ведь даже Богу не известны

Его грядущие капризы.

* * *

Я принёс из синагоги

вечной мудрости слова:

если на ночь вымыть ноги,

утром чище голова.

* * *

Сопровождает запах пиршества

мои по жизни прегрешения,

я слабый тип: люблю излишества

намного больше, чем лишения.

* * *

Ешьте много, ешьте мало,

но являйте гуманизм

и не суйте что попало

в безответный организм.

* * *

Нахожусь я в немом изумлении,

осознав, как убого живу,

ибо только в одном направлении

я по жизни всё время плыву.

* * *

Бог часто ищет утешения,

вращая глобус мироздания

и в душах пафос разрушения

сменяя бредом созидания.

* * *

Я знавал не одно приключение,

но они мне не дали того,

что несло и несёт заключение

в одиночке себя самого.

* * *

Нет, я пока не знаю – чей,

но принимаю как подарок,

что между пламенных свечей

ещё чадит и мой огарок.

* * *

Давно уж качусь я со склона,

а глажу – наивней мальчишки —

тугое и нежное лоно

любой подвернувшейся книжки.

* * *

Писал, играл, кутил,

моя и жизни связь

калилась на огне

и мочена в вине,

но вдруг я ощутил,

угрюмо удивясь,

что колокол во мне

звонит уже по мне.

* * *

По-прежнему живя легко и праздно,

я начал ощущать острей гораздо,

что время, приближаясь к вечной ночи,

становится прозрачней и короче.

* * *

Время – лучший лекарь, это верно,

время при любой беде поможет,

только исцеляет очень скверно:

мы чуть позже гибнем от него же.

* * *

На время и Бога в обиде

я думаю часто под вечер,

что те, кого хочется видеть,

не здесь уже ждут нашей встречи.

* * *

Всё то же и за тридевять земель:

кишение по мелочной заботе,

хмельные пересуды пустомель,

блудливое почтение к работе.

* * *

У Бога (как мы ни зови

бесплотный образ без одежды)

есть вера в нас, но нет любви,

а потому и нет надежды.

* * *

Успеха и славы венок

тяжёлой печалью прострочен:

и раньше ты был одинок,

теперь ты ещё одиноче.

* * *

Развил я важное умение,

судьбе сулящее удачу:

я о себе имею мнение,

но от себя его я прячу.

* * *

Покоем обманчиво вея,

предательски время течёт,

привычка нас держит сильнее,

чем держат любовь и расчёт.

* * *

Ветрами времени хранимо,

вплетаясь в каждое дыхание,

течёт по воздуху незримо

моей души благоухание.

* * *

Весьма, конечно, старость ощутима,

но ценным я рецептом обеспечен:

изношенной душе необходима

поливка алкоголем каждый вечер.

* * *

Былое – мелкие цветочки

на фоне будущей поры,

куда мы все в огромной бочке

бесшумно катимся с горы.

* * *

Кипят амбиции, апломбы,

пекутся пакты и процессы,

и тихо-тихо всюду бомбы

лежат, как спящие принцессы.

* * *

В соседстве с лихим окаянством

отрадно остаться изгоем,

то сном наслаждаясь, то пьянством,

то книжным беспутным запоем.

* * *

Как зоопарковый медведь,

растленный негою дремотной,

уже не в силах я взреветь

с отвагой ярости животной.

* * *

Пока течёт и длится срок,

меняя краски увядания,

мой незначительный мирок

мне интересней мироздания.

* * *

Печалью душу веселя,

в журналах той эпохи нищей

люблю хлебнуть я киселя,

который был высокой пищей.

* * *

Не знаю, что в небесных высях

и что в заоблачных полях,

а тут – запутался я в мыслях,

как раньше путался в соплях.

* * *

Раскрылись выходы и входы,

но волю выдали снаружи,

и равнодушие свободы

нам тяжелее лютой стужи.

* * *

Входя на сцену из кулис,

горя огнём актёрской страсти,

смотрю на зал я сверху вниз,

хотя в его я полной власти.

* * *

Повсюду, где случалось поселиться —

а были очень разные места, —

встречал я одинаковые лица,

их явно Бог лепил, когда устал.

* * *

Давно уже я понял непреложно

устройство созидательного рвения:

безденежье (когда не безнадёжно) —

могучая пружина вдохновения.

* * *

При сильно лихой непогоде

тревожится дух мой еврейский,

в его генетическом коде

ковчег возникает библейский.

* * *

Езжу я по свету чаще, дальше,

все мои скитания случайны,

только мне нигде уже, как раньше,

голову не кружит запах тайны.

* * *

Источник ранней смерти крайне прост:

мы нервы треплем – ради, чтобы, для —

и скрытые недуги в бурный рост

пускаются, корнями шевеля.

* * *

Вся интимная плеяда

испарилась из меня —

нету соли, нету яда,

нету скрытого огня.

* * *

Только что вставая с четверенек,

мы уже кусаем удила,

многие готовы ради денег

делать даже добрые дела.

* * *

Опыт не улучшил никого;

те, кого улучшил – врут безбожно;

опыт – это знание того,

что уже исправить невозможно.

* * *

Про подлинно серьёзные утраты

жалеть имеют право лишь кастраты.

* * *

Хоть лопни, ямба от хорея

не в силах был я отличить,

хотя отменно знал еврея,

который брался научить.

* * *

Не зря из мужиков сочится стон

и жалобы, что жребий их жесток:

застенчивый досвадебный бутон

в махровый распускается цветок.

* * *

Романтик лепит ярлыки,

потом воюет с ярлыками,

а рядом режут балыки

или сидят за шашлыками.

* * *

Как метры составляют расстояние,

как весом измеряется капуста,

духовность – это просто состояние,

в котором одиночество не пусто.

* * *

Ища свой мир в себе, а не вовне,

чуть менее полощешься в говне.

* * *

Повсюду мысли покупные,

наживы хищные ростки,

и травят газы выхлопные

душ неокрепших лепестки.

* * *

Давно про эту знал беду

мой дух молчащий:

весна бывает раз в году,

а осень – чаще.

* * *

Не раз наблюдал я, как быстро девица,

когда уже нету одежды на ней,

от Божьего ока спеша заслониться,

свою наготу прикрывает моей.

* * *

Когда от тепла диктатуры

эпоха кишит саранчой,

бумажные стены культуры

горят или пахнут мочой.

* * *

Что многое я испытал —

лишь духу опора надёжная,

накопленный мной капитал —

валюта нигде не платёжная.

* * *

Обуглясь от духовного горения,

пылая упоительным огнём,

я утром написал стихотворение,

которое отнёс в помойку днём.

* * *

Из рук вон хороши мои дела,

шуршащие мыслительной текучкой,

судьба меня до ручки довела,

и до сих пор пишу я этой ручкой.

* * *

Всё стало фруктовей, хмельней и колбасней,

но странно растеряны мы:

пустыня свободы – страшней и опасней

уютного быта тюрьмы.

* * *

Сумеет, надеюсь, однажды планета

понять по российской гульбе,

что тьма – не простое отсутствие света,

а нечто само по себе.

* * *

Характер мира – символический,

но как мы смыслы ни толкуй,

а символ истинно фаллический

и безусловный – только хуй.

* * *

Мне в уши отовсюду льётся речь,

но в этой размазне быстротекущей

о жизни понимание извлечь

возможно из кофейной только гущи.

* * *

Тёк безжалостно и быстро

дней и лет негромкий шорох;

на хера мне Божья искра,

если высыпался порох?

* * *

Пьёт соки из наследственных корней

духовная таинственная сфера,

и как бы хорошо ни жил еврей,

томят еврея гены Агасфера.

* * *

Дорога к совершенству не легка,

и нет у просветления предела;

пойду-ка я приму ещё пивка,

оно уже вполне захолодело.

* * *

От каждой потери и каждой отдачи

наш дух не богаче, но дышит иначе.

* * *

Едва лишь былое копни —

и мёртвые птицы свистят,

и дряхлые мшистые пни

зелёной листвой шелестят.

* * *

Литавры и лавры успеха

меня не подружат с мошенником,

и чувство единого цеха

скорей разделю я с отшельником.

* * *

Цветы на полянах обильней растут,

и сохнут от горя враги,

когда мы играем совместный этюд

в четыре руки и ноги.

* * *

Болванам легче жить с болванками:

прочней семейный узелок,

когда невидимыми планками

означен общий потолок.

* * *

История мало-помалу

устала плести свою сказку,

и клонится время к финалу,

и Бог сочиняет развязку.

* * *

Очень тяжело – осознавать,

что любому яростному тексту

свойственна способность остывать,

делаясь пустым пятном по месту.

* * *

От мира напрочь отвернувшись,

я ночи снов живу не в нём,

а утром радуюсь, проснувшись,

что снова спать залягу днём.

* * *

Не слабей наркотической дури

помрачает любовь наши души,

поздней осенью майские бури

вырывают из почвы и рушат.

* * *

Источник веры – пустота,

в которой селится тревога;

мы в эти гиблые места

зовём тогда любого бога.

* * *

Однажды жить решу я с толком:

я приберу свою нору,

расставлю всё по нужным полкам,

сложу все папки – и умру.

* * *

Закладывать по жизни виражи,

испытывая беды и превратности, —

разумно, если видишь миражи

с хотя бы малой каплей вероятности.

* * *

У Бога нету малой малости:

нет милосердия и жалости.

* * *

Грешил я, не ведая меры,

но Богу я нужен такой:

чужие дурные примеры

всем дарят душевный покой.

* * *

С яростью и пылом идиота

силюсь я в потуге холостой

думать, что рождён я для чего-то,

а не по случайности пустой.

* * *

Непрестанно, то вслух, то тайком

я твержу к этой жизни припев:

кто садится за стол с дураком,

тот со стула встаёт, поглупев.

* * *

На выставках тешится публика

высокой эстетикой разницы,

смакуя, что дырка от бублика —

иная, чем дырка от задницы.

* * *

Не скованы если затеи

ни Божьим, ни будничным страхом,

рабы, холуи и лакеи

дерзают с особым размахом.

* * *

О людях вслух я не сужу,

ничьих не порчу репутаций

и даже мыслей не держу,

боясь по пьянке проболтаться.

* * *

Еврея в русский климат занесло

достаточно давно, и потому

мы местное впитать успели зло

и стали тесно родственны ему.

* * *

Глупо думать, что я лицемерю —

в этом нету нужды у паяца,

я кощунствую – значит, я верю,

над ничем невозможно смеяться.

* * *

Зачем

толпимся мы у винной бочки?

Затем,

чтоб не пропасть поодиночке.

* * *

Россия легко переносит урон

своих и ветвей и корней,

и чёрные списки для белых ворон

всегда пригождаются в ней.

* * *

А псы, в те дни кишевшие окрест

(густая слежка, обыск и арест),

запомнились как некто вообще —

безликий, но при шляпе и плаще.

* * *

Нет, на бегство я не уповал,

цепи я не рвал, не грыз, не резал,

я чихал на цепи и плевал,

и проела ржавчина железо.

* * *

Увы, наш дух мечтами не богат:

на небо покаянно приплестись,

поплакаться, что слаб и виноват,

и вновь на Божьих пастбищах пастись.

* * *

В сей жизни полагаю я щитом

готовность утлый разум превозмочь,

легко почерпать воду решетом

и в ступе с интересом потолочь.

* * *

Забыв про старость и семью,

согретый солнечным лучом,

сажусь я в парке на скамью

и размышляю ни о чём.

* * *

А верю я всему покамест:

наступит светлая пора,

детей в семью приносит аист,

вожди желают нам добра.

* * *

Сон был такой: небес абориген,

в земном существовании – Сенека

смеялся, что несчастный Диоген

и здесь напрасно ищет человека.

* * *

Несчётно разнолика наша россыпь,

делясь ещё притом на племена,

и счастлива любая сучья особь

тому, что кто-то хуже, чем она.

* * *

На лицах у супружеской четы,

нажившей и потомство и добро,

являются похожие черты —

удачной совместимости тавро.

* * *

Покоем и бездельем дорожа,

стремлюсь, чтоб суета текла не густо,

к тому же голова тогда свежа,

как только что политая капуста.

* * *

Дыша безумием экспресса,

наука правит бал земной,

и светится слеза прогресса

из абажура надо мной.

* * *

Во всём я вровень жил со всеми,

тая неверие своё,

когда искал иголку в сене,

хотя и знал, что нет её.

* * *

Все чувства словно бы воскресли

и душу радуют мою

в часы, когда хмельные песни

пропащим голосом пою.

* * *

Как увижу бутыль – отвожу я глаза,

отзывается стоном душа,

и шалят у замшелой души тормоза,

разум деньги считает, шурша.

* * *

Между мной и днём грядущим

в некий вечер ляжет тень,

и, подобно всем живущим,

я не выйду в этот день.

* * *

Забавно, что прозрачный сок лозы,

ласкаясь, как доверчивый щенок,

немедленно влияет на язык,

а после добирается до ног.

* * *

Ночные не томят меня кошмары —

пожар, землетрясение, обвал,

но изредка я вижу крыс и нары —

чтоб родину, видать, не забывал.

* * *

…И блудолицая девица,

со мной стремясь духовно слиться,

меня душила бюстом жарким…

Очнулся я со стоном жалким;

сон побуждал опохмелиться.

* * *

Какой сейчас высокой думой

мой гордый разум так захвачен?

О том, что слишком низкой суммой

был жар души вчера оплачен.

* * *

От всех житейских бурь и ливней,

болот и осыпи камней —

блаженны те, кто стал наивней,

несчастны все, кто стал умней.

* * *

Тщедушное почтение к отчизне

внушило нам умение в той жизни

рассматривать любое удушение

как магию и жертвоприношение.

* * *

Не жалко мне, что жизнь проходит мимо,

догнать её ничуть не порываюсь,

моё существование не мнимо,

покуда в нём я сам не сомневаюсь.

* * *

Поставил я себе порог —

не пить с утра и днём,

и я бы выполнил зарок,

но я забыл о нём.

* * *

Пускай витийствует припадочно

любой, кто мыслями томим,

а у меня ума достаточно,

чтоб я не пользовался им.

* * *

Стал я с возрастом опаслив:

если слышу вдруг о ком,

то бываю тихо счастлив,

что и с этим не знаком.

* * *

День вертит наши толпы в хороводе,

и к личности – то слеп, то нетерпим,

а ночью каждый волен и свободен,

поэтому так разно мы храпим.

* * *

О мраке разговор или лазури,

в какие кружева любовь ни кутай,

но женщина, когда её разули —

значительно податливей обутой.

* * *

Готовясь к неизбежным тяжким карам,

я думаю о мудрости небес:

всё лучшее Творец даёт нам даром,

а прочее – подсовывает бес.

* * *

Когда уже в рассудке свет потушен,

улёгся вялых мыслей винегрет,

не ведают покоя только души,

готовя сновидения и бред.

* * *

А жалко мне, что я не генерал

с душою, как незыблемый гранит,

я столько бы сражений проиграл,

что стал бы легендарно знаменит.

* * *

А глубина – такой пустой

порой бывает у мыслителей,

что молча стыд сочит густой

немая глина их обителей.

* * *

Пожары диких войн отполыхали,

планету фаршируя мёртвым прахом;

но снова слышу речи, вижу хари

и думаю о правнуках со страхом.

* * *

Вся трагедия жизни моей —

что судьбе я соавтор по ней.

* * *

Свалился мне на голову кирпич,

я думаю о нём без осуждения:

он, жертвуя собой, хотел постичь

эстетику свободного падения.

* * *

У меня есть со многими сходство,

но при этом – нельзя не понять —

несомненно моё первородство,

ибо все его жаждут отнять.

* * *

Чтоб не свела тоска тягучая

в её зыбучие пески,

я пью целебное горючее,

травя зародыши тоски.

* * *

Не корчу я духом убогого,

но чужд и смирения лживого,

поскольку хочу я немногого,

однако же – недостижимого.

* * *

Хоть самому себе, но внятно

уже пора сказать без фальши,

что мне доныне непонятно

всё непонятное мне раньше.

* * *

Какого и когда бы ни спросили

оракула о будущем России,

то самый выдающийся оракул

невнятно бормотал и тихо плакал.

* * *

В России всегда в разговоре сквозит

идея (хвалебно, по делу),

что русский еврей – не простой паразит,

а нужный хозяйскому телу.

* * *

Всерьёз меня волнует лишь угроза —

подумаю, мороз бежит по коже, —

что я из-за растущего склероза

начну давать советы молодёжи.

* * *

Хотя умом и знанием убоги,

мы падки на крутые обобщения,

похоже, нас калечат педагоги,

квадратные колёса просвещения.

* * *

По комнате моей клубятся тени,

чей дух давно витает беспечально,

и с ними я общаюсь, а не с теми,

которым современник я случайно.

* * *

Ещё по инерции щерясь,

не вытерши злобных слюней,

все те, кто преследовал ересь, —

теперь генералы при ней.

* * *

За то я и люблю тебя, бутылка,

что время ненадолго льётся вспять,

и разума чадящая коптилка

слегка воспламеняется опять.

* * *

Скорби наши часто безобразны,

как у нищих жуликов – их язвы.

* * *

Как раз когда находишься в зените, —

предельны и азарт и наслаждение, —

фортуна рвёт невидимые нити,

и тихо начинается падение.

* * *

Наш мир – за то, что всё в порядке, —

обязан, может быть, молитвам,

но с несомненностью – тетрадке,

где я слова связую ритмом.

* * *

Нет, ни холстом, ни звуком клавиш,

ни книжной хрупкой скорлупой

дух не спасёшь и не избавишь

от соучастия с толпой.

* * *

От каждого любовного свидания

светлеет атмосфера мироздания.

* * *

Хлеща привольно и проворно,

кишащей мерзости полна,

уже доходит нам до горла

эпохи пенная волна.

* * *

Повсюду свинство или скотство,

и прохиндей на прохиндее,

и чувство странного сиротства —

тоска по умершей идее.

* * *

Сегодня только тёмный истукан,

изваянный из камня-монолита,

отвергнет предлагаемый стакан,

в который благодать уже налита.

* * *

Дурная получилась нынче ночь:

не спится, тянет выпить и в дорогу;

а Божий мир улучшить я не прочь,

но как – совсем не знаю, слава Богу.

* * *

Души напрасная растрава,

растрата времени и сил —

свободой дареное право

на то, чего ты не просил.

* * *

Моя кудрявая известность,

как полоумная девица,

ушла за дальнюю окрестность

в болоте времени топиться.

* * *

Зря бранит меня чинная дура

за слова, что у всех на устах,

обожает любая культура

почесаться в укромных местах.

* * *

Всюду юрко снуёт воровство,

озверевшие воют народы,

и лихое в ночи баловство,

и земля не родит бутерброды.

* * *

Я исповедую мораль,

с которой сам на свете жил:

благословенны лгун и враль,

пока чисты мотивы лжи.

* * *

В душе – руины, хлам, обломки,

уже готов я в мир иной,

и кучерявые потомки

взаимно вежливы со мной.

* * *

Ох, я боюсь людей непьющих,

они – опасные приятели,

они потом в небесных кущах

над нами будут надзиратели.

* * *

Я лягу в землю плотью смертной,

уже недвижной и немой,

и тени дев толпой несметной

бесплотный дух облепят мой.

* * *

Весь день я думал, а потом

я ближе к ночи понял мудро:

соль нашей жизни просто в том,

что жизнь – не сахарная пудра.

* * *

Грядущий век пойдёт научно,

я б не хотел попасть туда:

нас раньше делали поштучно,

а там – начнут расти стада.

* * *

Когда фортуна шлёт кормушку

и мы блаженствуем в раю,

то значит – легче взять на мушку

нас в этом именно краю.

* * *

Когда-то, в упоении весеннем,

я думал – очень ветрен был чердак,

что славно можно жить, кормясь весельем,

и вышел я в эстрадники, мудак.

* * *

Кто алчен был и жил напористей,

кто рвал подмётки на ходу,

промчали век на скором поезде,

а я пока ещё иду.

* * *

Духовно зрячими слепили

нас те, кто нас лепили где-то,

но мы умеем быть слепыми,

когда опасно чувство света.

* * *

Шумиха наших кривотолков,

мечты, надежды, мифы наши

потехой станут у потомков,

родящих новые параши.

* * *

Пивною пенистой тропой

с душевной близостью к дивану

не опускаешься в запой,

а погружаешься в нирвану.

* * *

Я всё же очень дикий гусь:

мои устои эфемерны —

душой к дурному я влекусь,

а плотью – тихо жажду скверны.

* * *

Не знаю, как по Божьей смете

должна сгореть моя спираль,

но я бы выбрал датой смерти

число тридцатое, февраль.

* * *

Раскидывать чернуху на тусовке

идут уже другие, как на танцы,

и девок в разноцветной расфасовке

уводят эти юные засранцы.

* * *

Безоблачная старость – это миф,

поскольку наша память – ширь морская,

и к ночи начинается прилив,

со дна обломки прошлого таская.

* * *

Хоть мы браним себя, но всё же

накал у гнева не такой,

чтоб самому себе по роже

заехать собственной рукой.

* * *

Будь в этой жизни я трезвее,

имей хоть чуть побольше лоска,

уже давно бы я в музее

пылился статуей из воска.

* * *

Не хочется довольствоваться малым,

в молитвенных домах не трону двери,

небесным обсуждался трибуналом

и был я присуждён им к высшей вере.

* * *

Во всех веках течёт похоже

сюжет, в котором текст не нужен

и где в конце одно и то же:

слеза вдовы и холм над мужем.

* * *

У врачебных тоскуя дверей,

мы болезни вниманием греем

и стареем гораздо быстрей

от печали, что быстро стареем.

* * *

Сев тяжело, недвижно, прочно,

куда-то я смотрю вперёд;

задумчив утром так же точно

мой пёс, когда на травку срёт.

* * *

Везде в чаду торгового угара

всяк вертится при деле, им любимом,

былые короли говна и пара

теперь торгуют воздухом и дымом.

* * *

В повадках канувшей империи,

чтоб уважала заграница,

так было много фанаберии,

что в нас она ещё дымится.

* * *

Пью водку, виски и вино я,

коньяк в утробу лью худую,

существование иное

я всем врагам рекомендую.

* * *

А мужикам понять пора бы,

напрасно рты не разевая,

что мирозданья стержень – бабы,

чья хрупкость – маска боевая.

* * *

За то, что некогда гоним был

и тёмным обществом помят,

я не украшу лик мой нимбом,

поскольку сильно был не свят.

* * *

Есть бабы из диковинного теста,

не молкнет в них мучительная нота:

жена и мать, но всё ещё невеста,

и сумрачное сердце ждёт кого-то.

* * *

Столетиями вертится рулетка,

толпа словивших выигрыш несметна,

и только заколдованная клетка,

где счастье и покой, – она посмертна.

* * *

У гибели гуляя на краю,

к себе не пребывали мы в почтении,

сегодня я листаю жизнь мою,

и волосы шевелятся при чтении.

* * *

Да, специально нас не сеяли,

но по любой пройтись округе —

и мы кишмя кишим на севере,

востоке, западе и юге.

* * *

Нас увозил фортуны поезд,

когда совсем уже припёрло,

везде сейчас дерьма по пояс,

но мы-то жили, где по горло.

* * *

Напомнит о помыслах добрых

в минувшее кинутый взгляд,

и вновь на срастившихся рёбрах

следы переломов болят.

* * *

Настырный сон – хожу в проходе,

на нарах курят и галдят,

а я-то знаю: те, кто ходят,

чуть забывают, что сидят.

* * *

В пыли замшелых канцелярий,

куда я изредка захаживал,

витают души Божьих тварей,

когда-то здесь усохших заживо.

* * *

Страдал я лёгким, но пороком,

живя с ним годы беспечальные:

я очень склонен ненароком

упасть в объятия случайные.

* * *

Тоску, печаль, унынье, грусть,

угрюмых мыслей хоровод —

не унимай, Господь, но пусть

они не застят небосвод.

* * *

Всегда в удачно свитых гнёздах,

как ни темны слова и лица,

совсем иной житейский воздух,

чем в доме, склонном развалиться.

* * *

Когда устал, когда остыл,

и на душе темно и смутно,

любовь не фронт уже, а тыл,

где безопасно и уютно.

* * *

В игре, почти лишённой правил,

чтоб не ослабло к ней влечение,

Творец искусно предоставил

нам пыл, азарт и помрачение.

* * *

Увы, чистейшей пробы правда,

поддавшись кличу боевому,

как озверевшая кувалда,

подряд молотит по живому.

* * *

По всем векам летит булыжник,

и невозможно отстраниться,

а за стеклом – счастливый книжник

над некой мудрою страницей.

* * *

Сейчас пойду на именины,

явлю к напиткам интерес

и с ломтем жареной свинины

я пообщаюсь наотрез.

* * *

Что было в силах – всё исполнили,

хоть было жить невыносимо,

а долгий свет несвойствен молнии,

за то, что вспыхнули, спасибо.

* * *

Не зря, упоённо сопя и рыча,

так рабской мы тешились пищей:

я музу свободы вчера повстречал —

она была рваной и нищей.

* * *

Мне ничуть не нужен пруд пейзанский,

мне не надо речки и дождя,

я колодец мой раблезианский

рою, от стола не отходя.

* * *

Что-то никем я нигде не служу,

что-то с тоской то сижу, то лежу,

что-то с людьми я не вижусь давно,

всюду эпоха, а мне всё равно.

* * *

Всё, что в душе носил – изношено,

живу теперь по воле случая,

и ничего не жду хорошего,

хотя упрямо верю в лучшее.

* * *

Куча у меня в моём дому

собрана различного всего,

многое – бесценно, потому

что совсем не стоит ничего.

* * *

Нетрудно обойти любые сложности,

в себе имея к этому готовность:

мои материальные возможности

мне очень помогли возжечь духовность.

* * *

Вполне терпимо бытиё,

когда с толпой – одна дорога,

а чтобы гнуть в судьбе своё,

его должно быть очень много.

* * *

Держусь я в стороне и не устану

посланцев отгонять, как нудных пчёл,

враждебному и дружескому стану

я стан моей подруги предпочёл.

* * *

Навряд ли в Божий план входило,

чтобы незрячих вёл мудила.

* * *

Поэтессы в любви прихотливы

и не всем раскрывают объятья,

норовя про плакучие ивы

почитать, вылезая из платья.

* * *

Не потому ли я безбожник

и дух укрыт, как дикобраз,

что просто тёмен, как сапожник?

Но он-то верует как раз.

* * *

Нытью, что жребий наш плачевен

и в мире мало душ родных,

целебен жирный чад харчевен

и волокнистый дым пивных.

* * *

Она грядёт, небес подмога:

всех переловят, как собак,

и ангелы – посланцы Бога

отнимут водку и табак.

* * *

Мы эпоху несли на плечах,

и была нам не в тягость обуза,

но, по счастью, увял и зачах

пыл пустого таскания груза.

* * *

Кто без страха с реальностью дружит,

тот о ней достовернее судит:

раньше было значительно хуже,

но значительно лучше, чем будет.

* * *

Томит бессонница. Уснуть бы

и до утра не просыпаться;

а мирового духа судьбы —

мне вовсе по хую, признаться.

* * *

Порою мне ужасно жалко,

что льётся мимо звон монет;

есть ум, энергия, смекалка,

но между ними связи нет.

* * *

На кривой не объедешь кобыле

некий дух, что везде неспроста:

есть поэзия – музы там были,

но интимные мыли места.

* * *

После юных творческих метаний

денежным тузом бедняга стал;

призраки несбывшихся мечтаний

часто воплощаются в металл.

* * *

Ясен дух мой, и радость чиста,

снова жить я хочу и готов,

если текст мой выходит в места,

где чужих я не вижу следов.

* * *

Книжек ветхих любезно мне чтение,

шёл по жизни путём я проторенным,

даже девкам весь век предпочтение

отдавал я уже откупоренным.

* * *

Творцы различаются в мире растленном

не только душевным накалом,

но службой убийцам, но службой гиенам,

а те, кто помельче, – шакалам.

* * *

К любому подлому подвоху

идя с раскрытыми глазами,

Россия в новую эпоху

вошла со старыми козлами.

* * *

Меня оттуда съехать попросили,

но я – сосуд российского сознания

и часто вспоминаю о России,

намазывая маслом хлеб изгнания.

* * *

Люблю я этот мир порочный,

хотя вполне готов к тому,

что некто в некий час урочный

погасит свет и включит тьму.

* * *

Всё, что хочешь, отыщется тут —

вонь помоев и запахи вечности,

на обочинах жизни растут

голубые фиалки беспечности.

* * *

Ни с кем не успевая поделиться,

я часто оборачиваюсь вслед:

любовь на окружающие лица

бросает мимоходом лёгкий свет.

* * *

Можно очень дикими согреться

мыслями, короткими, как искра:

если так разрывно колет сердце —

значит, я умру легко и быстро.

* * *

Я не был ни настырен, ни назойлив,

я свято блюл достоинство и честь:

глаза и уши зала намозолив,

я тихо плёлся выпить и поесть.

* * *

Не ждёшь, а из-за кромки горизонта —

играющей судьбы заначка свежая —

тебе навстречу нимфа, амазонка,

наяда или просто блядь проезжая.

* * *

Я не люблю азарт гадания,

потом печаль, что ждал вотще,

грядёт лишь то без опоздания,

о чём не думал вообще.

* * *

Всё грязное, больное и гнилое,

что в рабстве родилось от унижения,

сегодня распустилось в удалое

гуляние российского брожения.

* * *

Я безрадостный слышу мотив,

у меня обольщения нет,

ибо серость, сольясь в коллектив,

обретает коричневый цвет.

* * *

Из беды, из несчастья, из горя

выходя (тьфу-тьфу-тьфу) невредим,

обретаешь повадку изгоя,

а чуть позже – становишься им.

* * *

Ползёт мой текст весьма порой со скрипом,

корявый от избытка низкой прозы;

Бог даст, я напишу уже постскриптум:

жалею, что сбылись мои прогнозы.

* * *

Небо медлит, если даже благосклонно,

и не надо ждать от засухи дождя,

справедливость торжествует неуклонно,

просто пару поколений погодя.

* * *

Всегда одним и тем же знаменит:

плетя с евреем рядом жизни кружево,

еврея не любил антисемит

сильнее, чем еврей того заслуживал.

* * *

Да, уже мы скоро все там

соберёмся, милый мой,

интересно только – светом

или гнилостью и тьмой?

* * *

Грустно щиплет всё живое

личную струну,

даже ночью каждый воет

на свою луну.

* * *

Душа, устремляясь в гастроль

к родившейся плоти намеченной,

порой попадает на роль,

где стать суждено искалеченной.

* * *

Прикинутого фраера типаж

повсюду украшает наш пейзаж,

он даже если только в неглиже,

то яйца у него – от Фаберже.

* * *

Дешёвыми дымили папиросами,

Вольтерами себя не объявляли,

но в женщине с культурными запросами

немедля и легко их утоляли.

* * *

Среди всемирного банкротства

любых высоких слов и фраз

родство душевного сиротства

любовью связывает нас.

* * *

Коварство, вероломство и корысть

игру свою ловчат настолько точно,

что глотку нынче могут перегрызть

без боли, анонимно и заочно.

* * *

Разум по ночам – в коротком отпуске,

именно отсюда наши отпрыски,

и текут потоки малолеток —

следствие непринятых таблеток.

* * *

Попавши в сочетание случайное,

слова имеют свойство обрести

внезапное согласное звучание

у смысла в собирающей горсти.

* * *

Во мне видна уже до дна

ума канистра;

не бойся старости, она

проходит быстро.

* * *

Когда к какой-нибудь давалке

я устремляю взор непраздный,

эфир, ласкающий фиалки,

в тот миг меня грубей гораздо.

* * *

Ни в чём и никому не подражатель,

не сын и не питомец горних высей,

по духу я скорее содержатель

притона беглых слов и блудных мыслей.

* * *

Сноровка ослабла, похвастаться нечем,

я выпить могу очень мало за вечер,

и тяжко настолько в душе с бодуна,

как будто я на хуй послал колдуна.

* * *

Блаженны те, кто не галдя,

но собственным трудом

из ветра, света и дождя

себе возводит дом.

* * *

Ткань жизни сожжена почти дотла,

в душе и на гортани – привкус терпкий,

уже меня великие дела

не ждут, а если ждут, пускай потерпят.

* * *

У мудрых дев – поплоше лица

и вся фигуристость – не броская,

а крутозадая девица

зато умом обычно плоская.

* * *

Кичлив и шумен, мир огромный

на страшный сон порой похож,

я рад, что в угол мой укромный

он даже запахом не вхож.

* * *

С подонством, пакостью и хамством

по пьесе видясь в каждом акте,

я всё же с дьявольским упрямством

храню свой ангельский характер.

* * *

День за день устаёт и, вечерея,

он сумеркам приносит теплоту

печально умудрённого еврея,

готового к уходу в темноту.

* * *

Загадка, заключённая в секрете,

жужжит во мне, как дикая пчела:

зачем-то лишь у нас на белом свете

сегодня наступает со вчера.

* * *

Я с утра томлюсь в неясной панике,

маясь от тоски и беспокойства —

словно засорилось что-то в кранике,

капающем сок самодовольства.

* * *

Приличий зоркие блюстители,

цензуры нравов почитатели —

мои первейшие хулители,

мои заядлые читатели.

* * *

Вокруг супружеской кровати

не зря мы брак боготворим —

витает Божьей благодати

вполне достаточно троим.

* * *

Я всю жизнь сомневаюсь во всём,

даже в собственном тёмном сомнении,

размышляя о том и о сём,

сам с собой расхожусь я во мнении.

* * *

Кто пил один и втихомолку,

тот век земной прожил без толку.

* * *

Бесплотные мы будем силуэты,

но грех нас обделять необходимым,

и тень моя от тени сигареты

сумеет затянуться горьким дымом.

* * *

Вкусил я достаточно света,

чтоб кануть в навечную тьму,

я в Бога не верю, и это

прекрасно известно Ему.

* * *

Не чересчур себя ценя,

почти легко стареть,

мир обходился без меня

и обойдётся впредь.

* * *

Легковейная мыслей игра

кровь и смерти родит регулярно,

все хотят в этой жизни добра,

но его понимают полярно.

* * *

У памяти в углах – целебный мрак,

упрятаны туда с умом и вкусом

те случаи, когда я был дурак,

то время, когда был я жалким трусом.

* * *

Наследье рабских лет весьма типично:

сноровка в разбегании по норам,

отвычка рисковать, решая лично,

и навык петь согласным подлым хором.

* * *

Так тяжко, словно у небес

я нахожусь уже в ответе,

а за душой – сожжённый лес

или уморенные дети.

* * *

В какую ни кидало круговерть,

а чуял я и разумом и носом:

серьёзна в этой жизни только смерть,

хотя пока и это под вопросом.

* * *

Наплывы закатного света

текут на любимые лица,

уже наша песенка спета,

и только мелодия длится.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги