Листопад в зачумленном городе

1. Дихлор-дивинил-трихлор-метил-метан на завтрак

— Ты так говоришь, как будто я не служил в армии! — возмущался одетый в камуфляж, с Калашом за спиной. — Что ты мне сказки про войну тут рассказываешь? Думаешь я не знаю, как воюют? Сам десантник!

— Десантник… — с усмешкой повторил Сашка. — Разливай, десантник.

Они вдвоем стояли около какой-то недостроенной или уже разрушенной стены и вот уже час разговаривали, пили, разговаривали, пили, спорили, пили…

Десантник разлил в белые пластиковые стаканчики водку и отбросил очередную пустую бутылку в сторону, благо прохожих здесь не было.

— А теперь за вторую мотострелковую, — проговорил Сашка. Чокнулись. Быстро опрокинули в себя водку, занюхали рукавами. Помолчали, каждый думая о своем. Сашка запахнул полы своего черного пальто и шмыгнул носом. Холодало. С неба вот-вот грозился сорваться снег. Седьмое января, куда же деваться.

— А вот помнишь, как эта самая вторая мотострелковая… — заговорил было десантник, но умолк на полуслове, заметив выражение сашкиного лица.

— Помню, я все помню, — Сашка передернул плечами, бросил на снег такой же белый стаканчик и, молча отвернувшись, пошел по дороге, прочь из города, в котором оставались только вот такие десантники, да разрушенные или недостроенные стены.

Десантник посмотрел Сашке вслед, пожал плечами, подхватил две оставшихся бутылки водки и потащился в противоположную сторону.

Дорога, проложенная прямо в снегу, между двух валов сугробов, вела прочь из города, туда, где снежное белое великолепие расстилается в обе стороны на ширину безграничного поля. Туда, где чистый белый снег слепит и морочит.

Сашка, кутаясь в пальто, брел по дороге, не оглядываясь по сторонам и прекрасно зная, что вокруг никого нет. Вокруг попросту никого не могло быть, потому что в городе и в поле было пусто.

ТТ в кобуре подмышкой неприятно тянул и мешал. Сашка вынул его и пошел дальше, держа пистолет в опущенной руке.

Захотелось курить. Он остановился и, прикрывая спичку ладонью, прикурил мятую…

…сигарету. Из окна был виден дом на противоположной стороне улицы и что-то еще, бывшее, видимо, когда-то БТР'ом. Сашка, куря в кулак, внимательно осмотрел улицу, дом, остов БТР и, отбросив еще дымящийся окурок, вернулся обратно в комнату с облупившейся краской на стенах и сломанным стулом в углу. Здесь были еще трое. Один из них был ранен и часто терял сознание. Он лежал на расстеленном бушлате и глухо стонал. Рядом валялся его автомат.

— Ну что там? — спросил летеха, отхлебывая из фляжки, где когда-то был спирт, а теперь только талая вода.

— Черт его знает, — Сашка сел у стены рядом с летехой и протянул руку за фляжкой. Тот безропотно отдал ее.

— Хоть кого-нибудь видно? — подал голос второй из здесь присутствующих рядовых — Юрка. Первым рядовым был сам Сашка. Раненый был сержантом.

— Не-а, никого, — Сашка отхлебнул из фляжки и вернул ее летехе. — Вообще никого. Ни наших, ни этих… — он замолчал, прислушиваясь. То ли показалось, то ли нет, но где-то сдвинулся с места камень. Может кошка пробежала, а может и крался кто-то…

Сашка встал, кивнул на выход в коридор и пошел проверять. Остальные напряженно ждали. В коридоре и на лестнице никого не было. Показалось, наверное.

Сашка вернулся в комнату и снова сел у стены.

— Надо выбираться. Скоро наши опять артиллерией начнут утюжить город, Сашка зевнул, припомнил третью бессонную ночь, матюгнулся и опять зевнул. — Надо уходить. И выносить сержанта. Недолго ему осталось…

Летеха кивнул, засыпая. Юрка потер грязной ладонью глаза, оставив на лице серые и черные разводы. Все знали, что надо уходить, но не знали куда и как. Кто на юге? Кто на востоке? На севере и западе? Куда передвинулись свои и где теперь стоят эти…

Сашка вздохнул и подумал о том, что придется идти наобум. Вдруг кривая да вывезет?

— Так, Юрок, берете с летехой сержанта и топайте за мной. Я вперед пойду, проверю, где пройти можно, а где нет…

Сашка…

…шел по дороге, глубоко затягиваясь сигаретой. ТТ неприятно тянул руку, но выкинуть пистолет он не мог. Не мог, боясь предательства. Предательства самого себя.

Снег слепил, застилал глаза молочной пеленой, пеленой, в которой Сашка видел…

…дом из красного кирпича через дорогу. Он был пуст. По крайней мере так казалось. Сашка долго и внимательно вглядывался в выбитые окна, щербатые подоконники, дыры в стенах, обвалившиеся балконы. Дом был старый, кирпичный и, судя по всему, когда-то являлся памятником архитектуры, находившимся под охраной федерального правительства. Теперь он был памятником ничейной войны, памятником ничейной земли.

— Вроде чисто, — буркнул Сашка. Обернувшись, он помахал рукой летехе с Юркой, тащившим на себе сержанта. Камуфляж в городе был заметен и Сашка матюгнулся про себя, отмечая этот факт.

Перебежали через дорогу и нырнули в тень за остовом БТР'а. Сержант опять начал стонать и скрести землю руками. Летеха, как мог старался его успокоить, злобно косясь на Сашку и Юрку, оглядывающихся по сторонам и подыскивающих подходящее укрытие. Старый дом красного кирпича нависал над ними, словно обелиск.

— Эх, Рождество ведь сегодня, — с усмешкой проговорил Юрка, взглянув на Сашку. — Смотри, вроде тот проулок неплохо выглядит…

— Угумс, — Сашка указал летехе на проулок и тот нервно кивнул, соглашаясь. Его сейчас занимал сержант. Юрка короткими перебежками добрался до переулка и исчез в нем. Через минуту он вернулся и сообщил:

— Чисто. Даже окон нет.

— Ясно, — летеха поднял с земли сержанта и взвалил на плечи. — Сашка, прикрой.

Сашка кивнул. Смертельно хотелось курить и спать. Нет, спать хотелось гораздо больше.

Летеха с Юркой быстро добрались до проулка и исчезли в нем. Сашка вздохнул и, пригибаясь помчался следом. Наконец-то пошел ожидаемый с самого утра снег. В городе вдруг стало так тихо, как бывает только на Рождество. Шуршали снежинки, падая на землю, покрывая черную, перепаханную колесами и гусеницами, взрывами и сапогами солдат землю, оседая на воротнике бушлата. Тишина, спокойная и умиротворяющая, которой и отличается Рождество…

Сашка застыл за кучей битого кирпича и взглянул на небо. Снег падал ему на лицо, стаивал и тек слезами на подбородок. Снег, которого так все ждали, устав от грязи, смешанной с болью и смертью…

Тишина вдруг взорвалась. Взорвалась всего одним тихим звуком, разлетелась на куски и сыпанулась за воротник колкой каменной крошкой, холодным снегом и теплой кровью. Сыпанулась и…

…замерла. Сашка остановился и долго смотрел на снег, на капающую с пальцев кровь. Откуда она взялась? Он не помнил.

Снег морочил, слепил, заставлял свернуть с дороги, нарушить его незыблемую чистоту и белизну.

Сашка свернул с дороги и побрел по снегу. Кровь капала с пальцев, метила цепочку неровных следов алыми подснежниками, протаивала снег. Сашка остановился и набрал снег в ладонь, окрасив его розовым. Он долго смотрел на горсть рассыпчатого снега, смотрел и думал, стряхивая с глаз рано поседевшую прядку волос.

Засунув пистолет за пояс, он долго и старательно умывался снегом, а потом вдруг…

…развернулся, надеясь увидеть того, кто стрелял. Развернулся неловко, кособочась от боли в спине, пониже правой лопатки.«…легким, — отстранено подумал Сашка, чувствуя, как его заносит от инерции разворота и валит на кирпичи. — Впрочем и мне тоже…»

СтрелкА он так и не увидел. То ли сидел тот так незаметно, то ли просто уже ушел. Сашка успел только разглядеть мазнувшие по глазам красные кирпичи дома и через секунду его взгляд уже уперся в серое небо, стиснутое зданиями и такое небывало узкое, совсем не безграничное, серое, рассыпавшееся колким снегом.

И снова тишина Рождества поражала. Сашка слушал тишину и удивлялся тому, что она не звенит, не поет, а всего лишь шуршит. Он…

…лежал на спине, глядя в серое небо, которое все никак не могло разродиться так ожидаемым на Рождество снегом. Тишина оглушала. Снег холодил затылок и уши. Сашка закрыл глаза и вспомнил такое же небо, но стиснутое домами, заплутавшее в снежной круговерти. И острые кирпичи под адски болевшей спиной. Он…

…открыл глаза и увидел над собой лицо какой-то женщины в серой форменной шапке.

— Сестричка… — хотел сказать Сашка, но лишь беспомощно шевельнул губами.

— Герой, мля, — проговорила женщина, поднимая его с груды битого кирпича. Повезло тебе и твоему сержанту, — продолжала говорить она, быстро волоча Сашку за собой к БМП чуть дальше по дороге. — Вы оба отхватили по полной программе, но сержанта броник спас, а тебя вообще неизвестно что. Да ты не смотри, что мы на БМП, — трещала она, передавая Сашку на поджидающие руки каких-то десантников, мы тут вообще случайно. Сломалась машина и теперь своих догоняем. Так что повезло тебе и твоему сержанту.

— А летеха с Юрком? — нашел все-таки в себе силы спросить Сашка.

— А эти… — женщина отвела взгляд. — Этим не повезло. Обоим. Наповал. Там, в переулке. Сержант выползти обратно смог, его-то мы и заметили. Да и тебя заодно подобрали…

Женщина забралась следом за Сашкой на броню и принялась деловито стягивать с него бушлат, чтобы посмотреть, куда ж его ранило.

— Кстати, ты почему без броника?

— Сержанту отдал. У нас был один броник на четверых и тот мой…

— Ну везучий, черт…

Сашка смотрел на проплывающие мимо дома, прикрытые вуалью падающего снега, смотрел и слушал не-тишину, которая была на порядок приятнее рождественской тишины немногим ранее. Слушал и…

…смотрел в беременное снегом небо. Смотрел и ждал. Ждал снега. ТТ неприятно давил на живот. Сашка вытащил его из-за пояса и долго разглядывал, словно видел впервые. Смотрел долго, внимательно, вспоминая, как…

…выздоравливающие и легкораненые приставали к медсестрам. Кто просто так, кто с целью, а кто выпрашивал спирт.

— Сашка, пить будешь? — поинтересовался танкист Васька с ампутированной по локоть правой рукой. Он не расстраивался из-за нее, считая, что для левши это не такая уж и большая потеря.

— Буду, — Сашка встал с койки, поморщился от боли в спине, в разбитой пулей лопатке, и пошел следом за Васькой.

— Васек, а где тебя ранило-то? — спросил Сашка, которого до сего момента подробности биографии танкиста не особенно интересовали.

— Да за водой пошел в село одно, а там пацан какой-то. Я ж, блин, по детям стрелять не обученный, вот и не выстрелил. А он… — Васек махнул культей. Осколками так посекло, что…

Свернули в подсобку, где сидели еще двое. Одного Сашка знал Володька-артиллерист, который прострелил себе ногу, когда чистил автомат, забыв про то, что в стволе может оставаться патрон. Второй Сашке не был знаком и Васька немедленно исправил это упущение:

— Это Паша, он у нас вертолетчик.

— Тебя, что ли, месяц назад сбили над горами? — поинтересовался Сашка.

— Не, не меня, — Пашка показал в улыбке щербатые, желтые от плохого курева зубы. — Меня две недели назад сбили. Случайно.

— Ну разумеется, — съехидничал Сашка.

Васька вытащил заныканную под каким-то тряпьем бутылку с разведенным спиртом. Володька откуда-то достал четыре кружки. Пашка разлил спирт.

— За ребят, — тихо сказал Сашка.

Выпили не чокаясь. Закусили черным хлебом. Сашка отвернулся, поднял руку…

…и прижал пистолет к виску. Палец совершенно спокойно лежал на курке снятого с предохранителя ТТ. «Выстрелом из ТТ в упор можно полголовы, а то и всю голову снести, — вспомнилась фраза летехи, когда он демонстрировал Сашке свою находку — новенький ТТ'шник с какого-то склада. — На, бери, авось сгодится.»

При этом воспоминании палец на курке конвульсивно дернулся…

Сашка смотрел в небо быстро стекленеющими глазами. Смотрел в разродившееся снегом небо и не видел его. Рождественская тишина давила, придавливала небо к земле.

Снежинки шуршали и падали, скрывая такое неестественно темное и некрасивое пятно на снегу. Пятно, с раскинутыми, словно крылья, полами черного пальто, отброшенной в сторону рукой. Снег хотел скрыть то, что не скрыл пару вечностей назад на груде битого кирпича…