Лямель и принцесса Нарла

Предисловие

Так как это раздел «от автора», то, пожалуй, напишу несколько слов. Не буду многословным и нудным, потому что сам почти никогда не читал данную часть и сразу переворачивал страницу. Перед вами, дорогие читатели, сказка – не фэнтези, не роман, а самая настоящая волшебная сказка. В ней нет вампиров, зомби и прочих «прелестей» современной сказочной прозы. Однако я, несомненно, уверен, что она уведёт вас далеко за пределы вашего воображения и, надеюсь, оставит приятный след в душе. В нынешнем мире, где доброта проявляется всё реже, а искренняя любовь – и вовсе редкость, одинокому и чистому сердцу так не хватает чуда. Данной книгой я лишь попытался посеять маленькое зёрнышко того самого волшебства, которого не достаёт этому миру, когда-то бывшему совершенно иным. Что касается аудитории, то я долго колебался, но в итоге понял, что у доброты и чистоты души не бывает возраста, и книга, проповедующая глубокие моральные ценности, будет по нраву и взрослым, и детям. Она может воспитать в наших детях достоинство и любовь, научить их прекрасному, а нам, взрослым, напомнить то, о чём мы давным-давно позабыли. Ведь от нас зависит, каким будет мир в будущем.

Читателю

Приветствую тебя, мой дорогой любопытный друг, открывший книгу. Может, у кого-то уже ночь и засветились на небосводе яркие звёзды, хороводом кружась вокруг Луны, а у кого-то раннее утро, бьющее в лицо свежим морским бризом, или же уютный вечер за чашечкой ароматного чая с вкуснейшими печенюшками, с абрикосовым вареньем и свежими эклерами. Ммм… Ой, я, кажется, проголодался! Не обращайте внимания, я страшный сладкоежка и большой любитель вкусного. Кстати, что касается меня, я даже не представился – я Сказочник. А кто вы, я уже знаю. Не удивляйтесь, я же Сказочник. И как все немногие сказочники, которые всё ещё остались, имею дело с волшебством. Что бы ни произошло и какое время дня ни наступило бы – хоть полдень, ночь, утро или вечер – я желаю вам добра и любви. И сегодня, раз уж вы навестили меня и обрадовали своим присутствием, я расскажу вам одну очень интересную историю, где добро и любовь будут творить удивительные, а порой непредсказуемые вещи. Итак, устраивайтесь поудобнее, укутайтесь пледом, если вам холодно, я начинаю.

Глава I

Когда-то давным-давно, во времена волшебства и чудес, в прекрасном городке с крепостными стенами и зубчатыми замками жил юный поэт. Его ласковые фразы манили сладострастным духом всех, кто прислушивался к нему. Даже бутончики на время раскрывались, стараясь полностью вникнуть во весь смысл его строк. Однажды летним вечером, когда раскалённая докрасна звезда опускалась за горизонт, поэт, сидя у кондитерской, вдыхал аромат свежеиспечённых булок и, глядя на облака с причудливыми формами, придумывал новые куплеты. Так он просидел весь вечер, пока город не начал зажигаться яркими огнями и гирляндами. И в этот самый миг, отвлёкшись от своей думы, поэт увидел в одной из башен неприступного замка сквозь шёлковую занавесь прекрасный силуэт. Образ был настолько изумителен, что робкое сердце поэта в тот же миг начало биться в один такт с загадочной тенью. Хоть и поэт много писал о любви, сам он не сразу догадался, что отныне сердце и душа его принадлежат таинственной незнакомке, что возникла словно мираж в безлюдной пустыне еще юной, не пережившей любовных бурь душе. Он, застывший, глядел в окно, где нежное создание, сидя у зеркала, расчёсывало локоны. «Я никогда не видел ничего более прекрасного», – мысленно подумал Лямель, даже не заметив, как мысли его невольно прозвучали вслух.

– Дочь короля Балруса, принцесса Нарла, будущая королева Кесгора. Не твоего поля ягода, парень, – прозвучал из-за спины хриплый голос кондитера, уже закрывавшего лавку. – Сдаётся, вижу очередное разбитое сердце, – он усмехнулся и, прихрамывая на правую ногу, скрылся где-то в тёмном переулке.

Поэт ещё долго не мог прийти в себя от увиденного. Собирая тетради со стихотворениями, он отправился в своё жилище, неся в сознании печать чего-то чудесного и недосягаемого. Мир начал существовать для него в двух измерениях: мир, где есть она, и мир, где её нет. Всю ночь он находился между сном и явью где загадочный силуэт не переставая возникал перед ним. Всю ночь он лежал в постели и боролся с бессонницей. Загадочный силуэт девушки возникал перед ним. Он не видел лица её, не знал, какая она. Он твёрдо знал лишь одно: с этих самых пор не жить ему без неё, без любви, что поселилась в нём и так ревностно охранялась сердцем.

Настало утро. Рассвет только-только начинал резать кромешную тьму ночи, где-то поблёскивая алым светом. Юный поэт так и не смог уснуть, выжидая время, когда вновь очутится у её окна и когда старый булочник снова откроет свою лавку, дабы расспросить о ней. Он оделся как обычно, взял с собой неразлучную тетрадь и прошагал по каменистой дороге, коротким путём добираясь до кондитерской. Аромат свежего хлеба уже за несколько кварталов выдавал присутствие булочника. Заворожённый предстоящими ответами на свои вопросы, он зашёл в лавку.

– Доброе утро, дядя Фамос.

– О! Добро пожаловать, Лямель. Кстати, ты совсем вовремя, похвастаюсь своими печеньями. Смелей, дегустируй первую партию, – сказав это, булочник проник с перчатками в печку.

– Я пришёл…

– А вот и булки посыпанные сезамом! Полакомься, смелей! – не дав парню даже закончить фразу, предложил дядюшка.

Лямель, доедая пирожок, с полным ртом продолжил:

– Я пришёл… Ну, вы, наверное, догадываетесь зачем…

– Ну, конечно, догадываюсь, ты часто здесь бываешь, сидишь себе тут и придумываешь куплеты, а ещё пробуешь мои шедевры, – Фамос добродушно, почти с отцовской улыбкой улыбнулся.

– Да, вы правы, дядя Фамос, но на этот раз я пришёл совсем по иным причинам. Я хотел бы…

– Расспросить о ней? – старик бровью указал вверх, и если его брови смогли бы превратиться в стрелы, то наверняка они застряли бы у окна принцессы.

Лямель смущённо, но одобрительно кивнул в ответ.

– Ну что ты хочешь узнать? Она принцесса – ты бродяга. Такие, как мы, не должны знать больше. Да и зачем? – утомлённо ответил старый булочник.

– Но всё же, дядя Фамос, помогите мне. Хоть чем-то. Что она любит, когда бывает у окна, да и вообще какая она, Нарла?

– Сынок, – Фамос снял перчатки и сел рядом с поэтом, положив руку на его плечо, – если помнишь, я уже говорил, что скоро она должна стать королевой Кесгора. Герцог Мелзор из Кесгора уже год как приезжает сюда, постоянно добиваясь руки принцессы. И, кажется, скоро король окончательно решит связать судьбу своего единственного чада именно с герцогом. Я тут вижу всё.

Лицо поэта чуть исказилось, выдавая глубокое разочарование.

– Как она выглядит? Расскажите, молю вас, – вымолвил парень.

– Эх, не хочется тебе сердце разбивать, да вот ты сам напрашиваешься. Ладно, так и быть, расскажу, – и старик принялся описывать небывалую по поверьям красоту принцессы: – У принцессы Нарлы чёрные, как мрак, кудрявые локоны, словно сама ночь объяла их, нежная, как эльфийский бархат, кожа, прекрасные губы сочнее алых гранат и необъятно глубокие глаза, в бездне которых можно неминуемо утонуть…

Лямель увлечённо слушал, стараясь уловить в своём сознании каждую мелочь, каждую деталь и воспроизвести её образ перед глазами.

– Это всё, что дядя Фамос знает о принцессе, сынок. Ты уж прости, ничем больше помочь не могу, – булочник, надев перчатки, вновь принялся за дело. – Ещё булок?

– Нет, дядя Фамос, я, наверное, пойду. Спасибо за всё, – сказав это, поэт направился к выходу.

Когда он был уже на пороге, булочника словно озарило:

– А ещё, юнец, слыхал я, что Нарла очень любит книги и хорошие стихи. Ну давай, до скорого, поэт.

Не знаю, показалось ли Лямелю или же булочник намеренно произнёс данную фразу, посадив в его душе зёрнышко надежды, но именно с этой фразой и начались все дальнейшие приключения юного поэта.

Лямель, поражённый последними словами дядюшки Фамоса, молча вышел. На лице его уже был виден проблеск той самой надежды. Возвращаясь домой, он нёс в себе одну-единственную мысль: «Я должен её увидеть».

Весь день Лямель размышлял: как зайти за внутренние ворота, как попасть в сам дворец и наконец – как увидеть принцессу. Сама идея всего этого казалась абсурдной, но упрямство не позволяло сдаваться. Наконец, проголодавшись, Лямель вышел из дома и направился к тётушке, проживающей недалеко за переулком. Он часто туда ходил, особенно когда ощущал острый голод и бессилие что-нибудь приготовить. Тётушка Мильга жила одна, так что помогать в саду и в огороде приходилось Лямелю.

– День добрый, – произнёс поэт, – что там у моей любимой тётушки на обед?

– А вот и мой маленький племянничек пожаловал, – с искренней улыбкой на лице встретила она Лямеля. – Ну какая разница? Ты ведь считаешь вкусным всё, что я готовлю?

Он крепко обнял её и поцеловал в щёчку, вдохнув свежий аромат накрахмаленного воротничка. За обедом тётя начала свой обычный монолог относительно будущего:

– Сынок, сколько ты будешь мне помогать тут? Тебе пора уже и заняться своим собственным делом. Дед твой был оружейником, а отец – главным стражником в королевской гвардии. Да храни Господь их души, – шёпотом вымолвила тётушка. – Сколько ты будешь тратить оставшиеся деньги? Они ведь когда-нибудь закончатся. Ну, так займись чем-то.

– Тётушка любимая, не хочу я быть ни тем, ни другим. Вот ты работаешь во дворце, тебе это нравится. А я не для этого, – возразил Лямель, – в четырёх стенах, даже в королевских, я не буду чувствовать себя счастливым. А ведь это самое главное.

– Но стихами и книжками желудок не накормишь… – произнесла тётушка Мильга, накладывая любимому племяннику добавку.

Лямель, пережёвывая рагу, думал обо всём сказанном, смотря в пустоту. Но в этой пустоте он видел лишь силуэт принцессы, которая плавно причёсывала локоны. Не отрывая взгляда и будто осенённый, он произнёс:

– Я буду продавать книги. Да, да, точно! Я стану продавцом книг, – восторженно смеясь и разжигая огонь энтузиазма, продолжал он, – ха-ха, у меня будут самые лучшие и интересные книги в мире, – воодушевлённо промолвил он на одном дыхании. Затем встал и, пританцовывая, ушёл из дома, поцеловав в щёчку тётушку. Тётушка уже давно привыкла к подобным порывам творческой души и, не задавая лишних вопросов, отпустила племянника с его, как ей порой казалось, бредовыми мыслями.

Руан как всегда уснул в кресле после вкусного и сытного обеда, так и не дочитав и пол-листа уже год как начатой книги. По мнению Руана, книга была довольно интересной, и расставаться с ней он не хотел. Однако дочитать её окончательно не позволяла лень. В эти умилительно-сладкие часы его мог разбудить только Лямель, что тот и сделал сегодня, не переставая стучать другу в дверь. Руан с огромной неохотой встал и, раздражённо ворча себе что-то под нос, пошёл открывать замо́к, даже не задумываясь, кто это. Не успел Руан приоткрыть дверь, как Лямель молнией ворвался и с порога, не здороваясь, быстренько начал делиться свежей идеей.

– Ты что, свихнулся? Ты хочешь истратить всё немногое на вот эти книги? – спросил Руан, указывая на ту, которую мучил месяцами.

– А кстати, берём и эту. Тебе уже вредно её читать.

– Э-эй! – не успел Руан что-либо промолвить, как его импульсивный друг, выхватив книжку из его рук, бросил её в старый мешок, уже набитый домашней библиотекой.

– Руан, дружище, ты пойдёшь со мной в Урго? – решительно спросил поэт.

– Кто, я? Конечно же, нет. Ты с головой не в ладах! – сказал тот и провалился безразличным видом в своё тёплое кресло, укутываясь одеялом и вдобавок зевая.

Уже на следующей заре повозка, запряженная Руаном, тронулась. По дороге Лямель успел поведать другу о принцессе Нарле, о том, что испытывает к ней, и о навязчивом желании увидеть её хоть раз. Он говорил, что идея с книгами – единственный шанс осуществить мечту. Лямель без умолку делился, до мелочей описывая всё то, что успел услышать от булочника, читал стихи, уже посвящённые ей, перечитывал старые записи. А Руан в свою очередь рассказывал много интересного и познавательного, поэтому дорога в Угро не показалась друзьям долгой и нудной.

Угро славилась своей гильдией магов и вкуснейшей черникой, собираемой карликовыми эльфами на склонах гор восточной Пиларии, что граничила по поверью с волшебным Мервильским лесом. Лямель и Руан недолго возились с поисками книг, так как здесь на каждом шагу можно было увидеть торговцев разной утвари, ростовщиков и даже, если повезёт, целый караван. Конечно, выманить книгу у чародея было сущим адом, и половина из них запрашивала взамен душу. Да ну их, чародеев, зато гномы с радостью меняли книги на деньги, хотя ничего познавательного в них не было. Приобретая дюжинами книги, Лямель мысленно представлял себе, какие из них могли бы понравиться принцессе. И, покупая нечто ценное, радовался, словно дитя. А Руан только лишь складывал книги в телегу с тем же безразличным видом, считая эту идею бредовой, а друга сумасшедшим. Он не понимал, как столь абсурдная мысль может зародить такую надежду.

– Ну, Лями, всё уже, телега переполнена. С таким-то сокровищем тебя непременно посвятят в рыцари в стране книжных червей, – с язвительным смехом подразнил он друга.

– Твой сарказм уже давно на меня не действует. Придумай что-нибудь пооригинальнее, – ответил ему Лямель. – Кстати, сколько у нас осталось? – указывая на маленький бархатный узелок, спросил он.

– Сейчас взгляну, – Руан, вздыхая, осмотрел мешочек с деньгами. – Семнадцать грунов.

– Как семнадцать? – раздосадовано переспросил друг. – И всё?

– Ну, конечно, дружище. Если покупать всё подряд, останется именно столько. Ну, если мы будем экономить…

– Экономить? Пять дней дорога. Да и ещё лошадь надо кормить. У нас денег не хватит.

– И какие есть предложения? – промолвил Руан в манере «между прочим».

– В обход! – ответил поэт. – Через лес, мимо Пиларии.

– Не знаю, Лями, молва о лесе недобрая, – насторожился Руан. – Сами эльфы удовлетворяются сбором черники, не заходя вглубь. А там, говорят, черника отменная.

– Тогда за черникой!

Днём лес казался совсем обычным, и друзья даже периодически посмеивались над трусостью местных эльфов, страшащихся добродушной чащи. Густая листва, почти не позволяющая солнечным лучам прокрасться в гущу, вот, пожалуй, то единственное, что настораживало друзей. Она затмевала всё каким-то странным полумраком. А в остальном всё было так, как того хотелось душе: пели птицы, разносился запах свежей травы и вкуснейшей черники, коей было много. Погода обещала быть спокойной, а обратный путь – удобным. «Мервиль был не таким уж и страшным местом, как привыкли описывать угримцы», – подумалось путникам. Лямель и Руан шли по тропинке, поедая остатки жареного ореха и знаменитую мервильскую чернику, растущую вдоль всей дороги. Поэт, как всегда, мечтал, иногда что-то записывая в своей изношенной тетради, а его приятель всю дорогу по несколько минут просматривал купленные им книги, безнадёжно стараясь найти в огромной груде ту самую, которую он так нудно дочитывал уже невесть сколько времени. Вдруг лошадь резко остановилась, взволнованно фыркая и приподнимая копыта. Друзья подняли взор – перед ними была развилка.

– И куда же надо свернуть? – спросил Лямель, но ответ пришёл не сразу, лишь пересеклись брови. В задумчивости он стал поглаживать подбородок.

– Но ведь здесь вообще не должно быть распутья, – ответил Руан после небольшого раздумья. – Старый лесник ничего об этом не говорил. Там должна была быть прямая дорога без поворотов и развилок.

– Да, интересно, куда она ведёт? – задумчиво спросил поэт. – Ладно, одна в Зареб, а другая?

– А другая в никуда, ха-ха-ха, – резко прозвучал тонкий и наглый смех.

Друзья удивлённо и с настороженностью переглянулись.

– Кто ты? – произнёс Руан.

Внезапно из-за кустов выпрыгнул крохотный эльф, размером чуть больше кота и с растянувшейся до ушей ехидной улыбкой. Его рваная одежда вся была испачкана пятнами черники. Глаза горели неистовым лукавством, а маленькие грязные руки почему-то постоянно чесались.

– А вот никуда! – его противный смех вновь пролился по лесу. – Вы, господа, видимо, хотели бы не заблудиться? – с какой-то язвительной вежливостью продолжил он. – Я и только я знаю верную дорогу, – промолвил эльф, переполняясь гордостью оттого, что знает то, чего в данный момент наверняка не знают путники. – Ну, конечно же, за маленькую благодарность.

– Неужели этот наглый карлик хочет оставить нас без нитки? – раздражённо прошептал Руан на ухо поэту.

– И сколько же ты хочешь?– спросил Лямель притворно улыбающегося эльфа.

– Самую малость… почти ничего… – и сразу же добавил: – А сколько у вас имеется?

Руан с Лямелем вновь переглянулись, мысленно спрашивая друг у друга, сказать ли правду?

– Ну, скажем, у нас всего десять грунов. Нам надо ещё на еду и… – хотел было докончить фразу, как лукавый звонкий голос вновь его прервал.

– Тогда я хочу одиннадцать!

Услышав такое наглое заявление, Руан чуть не сошёл с повозки, дабы познакомить чёрное лицо эльфа с крепкой обложкой книги «Кулинария ведьм», но вовремя успокоился, сообразив, что с этим крохотным мерзавцем лучше не ссориться здесь.

– Пять! – начал торговаться Руан.

– Одиннадцать, – задорно воскликнул эльф, будто наслаждаясь неловкой ситуацией путников.

– Ладно, шесть!

– Одиннадцать, не меньше, – промолвил хитрец, читая в глазах друзей сильное нетерпение.

– Но у нас всего десять! – вырвалось у Лямеля, который, сидя в повозке, тихо слушал разгоревшийся торг.

– Врёте вы, господа. А врать нехорошо… – сказал эльф, видя, как Лямель и Руан окончательно вышли из себя. – Семнадцать ведь у вас.

Руан резко провёл рукой за поясом, ощупывая кошелёк. Как бы он того ни желал, но кошелька там больше не было. Оба они обернулись и узрели ворчливого на вид гнома, также мелкого ростом и с длинной до самой земли седой бородой, что была запачкана черникой. Тот пересчитывал монеты, сидя на дубовом пеньке подальше от повозки.

– Отдай деньги, старый негодяй, – набросившись на него, проорал Руан.

Гном, быстренько перекинув мешочек своему напарнику, прыгнул с пенька с бешеной скоростью. И карлики, стоя на приличном расстоянии, хохотали от всей души. Лямель понял, что бежать за этими проворными бестиями бессмысленно, а вернуть украденные деньги – вообще фантастика.

– Возьми одиннадцать и верни хотя бы шесть, – от безнадёжности обратился Лямель к двум воришкам.

– Поздно, путник, поздно, – подбрасывая и ловя мешочек в свои мелкие ладони, ответил хитрый коротышка, – но я как честный торговец и добропорядочный эльф покажу вам дорогу. Значит, так, одна из этих дорог ведёт в город…

Последовала пауза, и она почему-то продолжалась гораздо дольше, чем обычно продолжается пауза после честно сказанной фразы, к тому же сопровождаемая парой огненно-красных глаз. Что и вовсе не вызывало никакого доверия, даже самого малого.

– Ну и?.. Говори быстрее, – Руан почти покраснел от гнева.

– Всё! Я уже всё вам сказал. Большей информацией, увы, не располагаю, по крайней мере, для вас. Цена не та, понимаете? – опять хохоча, сказал эльф.

Руан, уже совсем лопнув со злости от неисчерпаемой наглости карликов, швырнул в них первую попавшую книгу. Гном выхватил его на лету, и оба эльфа скрылись в гуще.

Состояние путников было не из лучших. Лямель, онемевший и бледный, стоял молча. А Руан, уже успевший стать пунцовым, с трудом переводил дух от гнева. Через несколько минут лиловый истукан произнёс, смотря куда-то, не отрывая взгляда:

– Надо выбирать, давай налево.

– А может, направо?

– Хочешь, пойдём направо. Всё равно уже без разницы.

– Э-э-э, нет. Лучше уж тогда налево, чтобы потом виноватым не оказаться.

И друзья повернули налево, слепо направляясь наугад в неизведанную часть, даже не заметив, что давно как свернули с настоящей тропинки и что пути развилки ведут в одно и то же место, создавая для заблудших путников ложную иллюзию выбора.

Только лишь две маленькие тени, выйдя из-за кустов, прошептались:

– А они найдут это место?

– Должны. Наконец-то через столько лет…

Друзей разрывали в душе сомнения, верный ли путь они выбрали. Вдобавок они безустанно проклинали тех двух карликов, оставивших их без гроша. Путники так пока и не поняли, что зачарованный лес преподносил свои первые сюрпризы. По мере того как они заходили всё дальше, местность мало-помалу мрачнела, а после заката деревья уже не казались столь добродушными, как прежде, в начале пути. Становилось холодно. Ветер, проскальзывая сквозь щели деревьев, вызывал столь панический свист, что затмевал своим гулом вой волков. Мервиль начинал показывать своё истинное лицо. Лямелю и Руану теперь стало ясно, почему угримцы не заходят так далеко, несмотря на свою бесконечную любовь к чернике.

Вскоре доселе условная тропинка вновь обрела свой исконный вид. Она была окаймлена плоскими речными камнями. Конечно, странно увидеть подобную картину в самой гущи, но друзей она обрадовала, так как они были в предвкушении найти хижину.

– Лями, взгляни, какая ровная! – обратился Руан, указывая на тропинку.

– Ага, только вот бойся, чтобы шабаш не застать. Тут только ведьм и не хватало… – усмехнулся Лямель, присмотревшись, однако, по сторонам.

Руан почему-то не рассмеялся, на самом деле задумавшись о шабаше. Внезапно повозка остановилась, и лошадь начала судорожно ржать, поднимая копыта. На склоне холма прямо перед путниками показался дом, высеченный в скале. Хотя было бы неправильно называть каменное сооружение в несколько этажей, всё разукрашенное мифическими фигурами и узорами и вдобавок окутанное плющом, обычным домом. Прямо идеальное место для спасения от ночного холода. Удивлённые такой неожиданной находкой, приятели спустились с повозки и подошли к могучим дверям, вырезанным в форме виноградных стеблей из легендарного железного дерева. Лямель и Руан, конечно же, этого не знали, но были изрядно поражены искусно сделанной тончайшей работой. Они хотели постучаться, но что-то удержало их от этого, и первая проскользнувшая мысль была таковой: «А доброжелателен ли хозяин, столь уединившийся от человеческих глаз?» Высокий готический стиль, полностью вздымающий всю массу здания, конусообразная и позеленевшая от мха башенка, мозаичные окна и массивная резная дверь с ударником в форме головы гарпии – всё это не совсем смахивало на дом лесника. Совсем не смахивало…

Лямель, стоя прямо у порога и глядя в глаза внушающей ужас гарпии, охраняющей порог, произнёс:

– Ну хотя бы лучше, чем шабаш, не правда ли, Руан? – обратился поэт к другу, взирая на особняк. Нерешительным шагом Лямель подошёл к дверям и, ухватившись за ударник, с осторожностью постучал, ожидая отклика изнутри. Но, к сожалению или, может даже, к счастью, особняк молчал, всем своим могучим и таинственном видом отвергая незваных гостей. Не дождавшись ответа, Лямель вновь ухватился за голову гарпии и хотел снова постучаться, как внезапно странные мысли охватили его разум. Оглянувшись вокруг и увидев враждебно наблюдающих за ними с высоты каменных гаргулий и химер, он стал мало-помалу осознавать ужас данного места. Поддавшись своим мыслям, Лямель был уже готов оставить особняк, не нарушая его зловещего покоя и томящегося здесь, наверное, целую вечность. Однако внезапный вой, раздавшийся откуда-то из глубин леса, заставил его постучаться вновь. Его желание поскорее найти укромный ночлег победило. Сколько бы друзья ни ждали, ответа так и не удалось услышать. Тогда Руан, вытеснив поэта, силой толкнул ручку и, на удивление, незапертая дверь распахнула свой порог, с бешеным скрипом приглашая путников в своё чрево. Роскошный мраморный пол, изящно расставленная бархатная мебель, где-то уже съеденная молью, настенные держатели факелов в виде женской руки, стройные коринфские колонны любопытно выглянули из разных сторон зала. Всё остальное так и осталось скрыто от глаз, утопая в наступающем мраке сумерек. Но даже при таком раскладе можно было заметить, насколько колоссальным было помещение, в котором оказались друзья. Лямель и Руан с опаской приняли гостеприимство, перейдя порог таинственного особняка.

– Эй, тут есть кто? Хозяин дома? – спросил Руан. Но лишь гробовым молчанием ответил дом на голос Руана, эхом пронзивший сырой воздух.

Немного осмотревшись, путники привыкли к темноте, и круглый, как уже после выяснилось, зал начал понемногу показывать свой облик. На стене почему-то висели полотна с изъеденными углами – в том самом месте, где художники обычно ставили свой автограф. На потолке красовалась гигантская подвесная люстра, годами накопившая толстый слой пыли. А самое странное было то, что по всему полукругу виднелось множество дверных проёмов.

– Думаю, нам лучше уходить. Здесь нет еды, да и внутри холоднее, чем в лесу, – промолвил Руан, чувствуя, как дрожь проскальзывает под его одеянием.

Лямель его не слышал, он, будто зачарованный, уставился на подозрительные двери, не смея оторвать взгляда. Он долго смотрел и, наконец, с удивлением произнёс:

– Эти двери… они ведь все ведут к скале. Там есть что-то!

– Ты хочешь открыть?

– Я всего лишь мельком взгляну, что там. Обещаю, мы сразу же её закроем, – с любопытным выражением обратился он к Руану.

– А в какую именно? Тут их много.

– Вот в эту, ту, что слева, – Лямель произвольно показал дверь, на которой он остановил взгляд.

Друзья подошли поближе. Одним лишь прикосновением дверь распахнулась, и перед ними появилась винтовая лестница, устремляющаяся всем своим великолепием вниз. Чувство страха и интриги овладело друзьями. Стараясь разглядеть что-либо сквозь тьму, Лямель позабыл о своём обещании только мельком взглянуть, что за дверью. Руан же сделал вид, будто ничего такого не слышал, и они оба, охваченные детским любопытством, ринулись вниз, не подозревая, что вошли в единственную незапертую дверь, поджидающую их.

Спускаться пришлось недолго. Вскоре сквозь тусклый свет горящего факела показались очертания старинных ворот, украшенных уже заржавевшими железными пластинами. Могучие стражи явно скрывали за своей спиной нечто очень важное, подумалось друзьям, и последние дружно вытолкнули дверь. Терпкий запах гниющей бумаги тут же послышался через щелину. Друзья попали в зал, построенный глубоко под землёй. Это было колоссальное зрелище: зал не имел ни единой колонны и был с размером в рыночную площадь. Внутри один за другим стояли исполинские полки для книг. Вероятнее всего, тут раньше располагалась гигантская библиотека, превратившаяся по какой-то непонятной причине в кладбище пергамента и заблудших бумаг. По названиям некоторых сохранившихся обложек можно было распознать магические трактаты древних волшебников, магов, некромантов и чародеев. «Сколько же книг тут было», – невольно спросил себя Руан, глядя на бесконечное число огромных полок, расставленных по всей площади зала. Лямель хотел было разжечь один из настенных факелов, как огоньки вдоль стен цепной реакцией зажглись, раскрывая всё великолепие таинственной библиотеки. Друзья поражённо молчали, не смея даже звуком нарушить тонкую нить гармонии между величественностью, тишиной и человеком. Аккуратно выложенный пол из цветного гранита, барельефы, изображающие странные ритуалы, и изумительный потолок, разукрашенный восточными орнаментами… Разглядывая всё это, Лямель случайно заметил что-то чуждое на потолке в центре зала, совсем не вписывающееся в общую картину.

– Руан, взгляни, что это?

– Что? Где? – оборачиваясь во все стороны, спросил Руан.

– Да вот, на потолке, взгляни туда, – поэт пальцем указал куда-то вдаль.

– Похоже на клетку…

– На птичью клетку, – уточнил Лямель с горящими от любопытства глазами, посмотрев на своего товарища.

И друзья двинулись вперёд, влекомые заинтересовавшей их диковинкой.

На потолке на приличной высоте и вправду висела золотая клетка. А в ней лежала единственная, по их соображению, сохранившаяся тут книга.

Глава II

Книга казалась довольно старой, но отнюдь не истрёпанной. Хотя трудно было о чём-либо судить на столь огромном расстоянии. Лямелю и Руану безмерно хотелось узнать, почему книга в клетке и кто её там запер, да ещё и на такой высоте. Единственный способ узнать об этом – просто-напросто достать её. Лямель задумался, и перед его глазами вновь полыхнул тот самый прекрасный силуэт, нежно расчёсывающий вьющиеся локоны. Душа бедного поэта хотела вознестись, в потоке ветра подняться до окон башни и, проскользнув между шёлковых занавесей, один лишь робкий взгляд кинуть на неё, вздохнуть аромат её волос, услышать едва различимое сердцебиение… А после, ласково поцеловав, испариться.

– Лями, Лямель, – обратился Руан к поэту, прервав его сладострастную думу. – Что делать будем? Заберём книгу?

– А?

– Я спрашиваю, будем ли брать книгу? – повторился Руан.

– Да… но как?

– Ты у нас фантазёр. Давай, придумывай!

Лямель оглянулся. Вокруг виднелись лишь огромные полки для книг и больше ничего. Невольно возникал вопрос: «Как же доставали книги с самых верхних полок?» Ответ не заставил себя долго ждать: где-то поблизости должна была находиться библиотечная лестница. Пока Руан отправился на её поиски, Лямеля вновь посетили видения. Та же самая башня и тот же образ, тень её стана… и он, безмолвно смотрящий наверх. На этот раз вокруг не оказалось потока ветра, что, словно пёрышко, поднял бы его прямиком к принцессе. Лямель с рвением сердца глядел в заветное окно, не желая смириться с безнадёжностью, он начал стремительно карабкаться на стену, опираясь на неровные извилины на стене. Пламенный взор, устремлённый вверх, руки, напряжённые до невозможности, и страдающая душа, рвущаяся к ней… Он уже почти добрался, почти уже достиг окна, выбиваясь из последних сил. Вскарабкавшись, он сел у подоконника и хотел распахнуть занавесь, но издали послышался удивлённый голос:

– О Боже, как ты это сделал?

Голос будто пробудил поэта ото сна. Очнувшись, он осмыслил, что находится на самом верху высоченной полки. Лямель и сам не понял, что, карабкаясь в видениях по стенам башни, он невольно сделал то, чего при ясном сознании не сделал бы никогда. Но в тот момент это мало интересовало поэта. Было ясно лишь одно: он находился на расстоянии вытянутой руки от загадочной книги.

– Лями, ну же, достань её, – восторженным тоном произнёс Руан, изливая эхо по бесконечным рядам гигантских полок.

Лямель молчал, он заворожённо смотрел на книгу, а руки медленно тянулись к клетке. Застывшие глаза светились золотым блеском. Дотянувшись до петли, он снял её, и тонкие пальцы поэта наконец-то схватили книгу. Она была довольно тяжёлой, с кожаным переплётом и с красными язычками, торчавшими, словно змеиные языки, между пожелтевшими страницами. Протерев обложку от засохшей пыли, Лямель обнаружил аккуратно начерченные тайные магические знаки.

– Эй, дружище, не смей открывать её без меня, слышишь? Я лопну тут от любопытства!

– Я сейчас её брошу тебе, постарайся поймать, – крикнул Лямель с высоты. Он снял свою уже испачканную рубашку, завернул в неё книгу и бросил вниз. Свёрток падал долго, и, смотря вслед ему, Лямель только сейчас понял, что находится на огромной высоте, спуститься с которой будет не так-то просто. Книга была поймана, хотя Руан сам скатился на пол от тяжести брошенного предмета. Сейчас оставалось лишь вернуться Лямелю.

– Лями, осторожно, не бойся! Ладно? – выкрикивал Руан, стараясь успокоить друга, никак не решавшегося спускаться с такой высоты. – Смотри сюда, осторожно спускайся, держась за выступы. Ноги ставь на полочки, представь, что это лестница.

Сделав глубокий вдох, Лямель начал медленно спускаться вниз. Сначала было жутко страшно, ведь тех галлюцинаций, что заставили его совершить сумасшедший подвиг, уже не было. А один только взгляд вниз предвещал тяжёлые увечья. Но вскоре страх стал медленно рассеиваться, и поэт ловкими движениями очутился на самом основании гигантской полки, с превеликим удовольствием наступив на гранитный пол.

– Слава Богу, жив-здоров, – сказал Руан, дружески похлопывая приятеля по спине.

– Ну как, открываем?

– Ты достал, ты и открывай, – протягивая книгу Лямелю, ответил Руан.

Взволнованный, он дотронулся до книги, щёлкнул замочек – и бешеное сердцебиение охватило друзей. Когда юный поэт развернул обложку, книга начала судорожно подпрыгивать и издавать неистовый вопль. Пронзающий крик был настолько силён, что друзья, испугавшись, спрятались за могучей деревянной полкой, бросив от страха книгу. Постепенно крик стал слабеть, переходя на глухой терзающий стон, а после и вовсе исчез. И казалось, будто тысячелетняя тишина снова воцарилась в библиотеке. Лямель и Руан, отважившись высунуть головы, заметили тусклый золотистый свет – отблеск, исходящий из книги. Друзья с недопонимающим и шокированным видом медленно и осторожно подошли к книге. Произошедшее выходило за рамки их обыденной жизни. То, с чем они столкнулись, было настоящим волшебством, о котором им часто рассказывали в детстве. Юный поэт, приблизившись, захотел рассмотреть её, как вдруг из глубин страниц послышался тот же крик:

– А-а-а-а-а-а-а, не приближайся ко мне, противный карлик! Не трогай, не трогай меня! – вырвался истеричный женский голос. – Нет, нет, нет, не-е-е-ет. Уберите руки…

– Ты кто? – тихо спросил поэт.

– Подождите, а разве вы не те мерзкие карлики? – торопливо ответил голос. – А кто вы тогда? Хотя подождите, я знаю тебя – ты Лямель, поэт. А второй разве не тот, кто уже год как не может закончить одну книгу?

Друзья, поражённые, переглянулись. Говорить что-либо после увиденного и услышанного было невозможно. Но всё же, найдя силы, Руан посмел спросить:

– Откуда ты нас знаешь, книга?

Голос ответил ярким и звонким смехом:

– Во-первых, я не книга, а во-вторых, я много чего знаю на свете, а в-третьих, тебе отвечать я не буду.

– Почему это? – удивился Руан, скрестив брови.

– А потому что ты грубиян и невежда.

– Я? – ещё больше удивляясь и не понимая, в чём его обвинили, переспросил Руан.

– Вижу, совсем не понимаешь, – продолжил голос, – да потому что только грубиян способен вот так мучить бедную книгу.

Руан не находил слов, чтобы ответить голосу, исходящему из книги, и, нахмурившись чернее тучи, решил помалкивать. Беседу с таинственным голосом продолжил Лямель, вежливым тоном произнеся:

– Извини нас, голос. Руан лишь полюбопытствовал ровно так же, как и я сейчас. Раскрой нам свою тайну. Расскажи нам, кто ты и откуда знаешь нас.

Голос задорно рассмеялся:

– Я вообще-то и не голос, точнее не только голос. Я, друзья мои, нимфа, хранительница книг. А зовут меня Семриаль, – весело отвечала она, – я знаю всё, что было написано когда-то, знаю всех, кто пишет либо читает книги. А когда вы их открываете, я вижу вас.

Друзья так и не поняли ничего из того, что изрёк голос, называющий себя Семриалью, однако, заинтригованные, они сделали понимающий вид, чтобы ничем не обидеть незнакомку.

– Очень приятно, Семриаль, – ответил восторженный поэт, – меня ты уже знаешь, а это…

– Руан. Можешь не представлять, – перебив поэта, продолжила Семриаль. – Кстати, почему он не здоровается? Язык проглотил?

– Я? – Руан стал почти пунцовым от злости, им овладел гнев и искреннее изумление. – Ну, привет, книга.. э-э-э… голос… э-э-э… Сем…

– Да ладно, не парься, проехали, – вновь расхохоталась хранительница, увидев Руана в неловком положении, то и дело путавшего слова.

– Ты же настоящее чудо! – шёпотом произнёс Лямель.

– Ну, конечно, чудо, это вы меня ещё в лицо не видели… Я, между прочим, очень даже хорошенькая.

– Вроде хранительница, а кокетства, как у обычной девицы, – хоть отбавляй, – язвительно промолвил Руан, желая отыграться за свою обиду.

– Ну вот сами посудите, чем я была не права? Грубиян, наглец и вообще…

– Семриаль, погоди. Хватит вам спорить, не успев даже толком познакомиться, – прервал их Лямель, строго посмотрев на своего друга. – Лучше расскажи, что ты делала там, на потолке, да ещё и в клетке.

Она перевела дух, успокоилась и начала свой рассказ:

– Сто сорок лет назад один некромант, в чьей библиотеке мы находимся, обманул меня и заточил в эту книгу доселе неизвестным заклинанием. Более ста лет я служила ему, пересказывая тексты редчайших магических книг, добраться до которых он был не в состоянии. Один год сменялся другим. Одинокий некромант старел на глазах, и с каждым изгибом его стана моя надежда на свободу всё больше угасала. Единственной компанией старика были его помощники Илькир и Туро – отвратительные и алчные карлики, беспрекословно выполнявшие все его поручения. Однако и им не доверял некромант, где-то в глубине сердца чувствуя, что они испытывают к нему ненависть за многолетнюю боязнь и повиновение. Он хранил меня в самом недоступном месте – на потолке, в золотой клетке.

– А зачем им ты? – спросил Лямель.

– Дай докончить, и ты узнаешь. Когда наступало утро и некромант ложился спать, Илькир и Туро пробирались в библиотеку и тайно от хозяина пожирали книги в надежде обрести сокровенные знания, которыми обладал он. Эти жалкие существа были коварными, но довольно глупыми, чтобы понять, что лишь чтением можно черпать знания из манускриптов. Никто из карликов не умел читать, и, сметая всё на своём пути, они жадными глазами смотрели на меня. Однажды, примерно сорок лет назад, когда старый некромант совсем извёлся, он дал обещание в скором времени меня освободить. Тогда я почувствовала себя вновь счастливой и с нетерпением ожидала наступающей ночи. Но наутро его больше не стало. Мои надежды погасли так же внезапно, как и вспыхнули. Не знаю, умер старик своей смертью или ему в этом помогли, но знаю наверняка одно: я стала свидетельницей того, как Илькир и Туро бесчинно разоряли библиотеку на протяжении сорока лет. В течение этого времени они испробовали всё, чтобы достать меня. К счастью, их щуплые ручонки не сумели этого сделать.

– Лямель, неужели эти подонки в лесу и есть те самые пожиратели книг? – промолвил Руан.

– Вы их встречали? – взволнованно спросила хранительница.

– Да, Семриаль, мы с Руаном наткнулись на них у развилки, и они, обокрав нас, отправили ложным путём сюда.

– Ах, – вырвался стон у нимфы, – я теперь поняла: эти мерзавцы хотели, чтобы вы достали меня. Они уже, наверное, где-то рядом.

– Ну и что из того, если они рядом? Пусть приходят, я их не боюсь, – будто бросая вызов, воскликнул Руан.

Внезапно судорожный визг и смех объял весь зал. Где-то из глубин бесконечных полок послышался знакомый голос:

– А стоило бы бояться, – продолжая нагло смеяться, бросил один из гномов. – Вижу, вы сумели достать книгу. Браво! – послышалось хлопанье в ладоши маленького эльфа. – Ну а сейчас оставьте книгу там и уходите. Своё дело вы сделали. Иначе…

– Что иначе? – взбесившись, крикнул Руан, спрятав книгу за пазухой.

– Ах, вы хотите знать, что с вами будет? – язвительный голос карлика распиливал слух. – Туро, рассказать, что с ними будет? Ладно, ладно, расскажу, я не вредный. Допустим, если вы не отдадите книгу, мы запрём вас тут, а уже через неделю обнаружим ваши бездушные тела и книгу. Всё равно она достанется нам. Ну, решайте уже сами.

– Слышишь, коротышка, хочешь книгу, приди и забери её, если осмелишься! – воскликнул поэт в ответ на угрозы карликов.

– Ну как пожелаете, неделей раньше, неделей позже… Как ни крути, а книга будет нашей! До скорого! – и после проворчал что-то на своём эльфийском языке.

– Стой, постой, – откликнулся Руан, – ладно, книгу отдадим.

В этот самый миг лицо поэта исказилось, и он с недоверчивым выражением посмотрел на друга. В его душе беспощадно боролись две мысли: неужели Руан столь хладнокровен или он сейчас спасает им жизнь? Происходившее не давало ему действовать или что-либо возражать. Он лишь застыл, многозначительно глядя на Руана.

– Как вам его передать? – воскликнул Руан. – Эй, карлики, вы там? Отзовитесь!

– О-о-о, я вижу, вы люди умные, – вновь раздалось эхо, – положите книгу на землю и отойдите на шагов… скажем, сорок.

Лямель молча стоял и слушал, как его друг торгует жизнью Семриаль ради спасения их собственных. Голоса их словно исходили извне, поглощая реальность вокруг, будто всё происходящее было дурным сном, конец которому можно было положить одним только пробуждением.

– Договорились, но и вы тоже должны показаться. Я не позволю вам провести нас в очередной раз. Вы забираете книгу, а мы уходим. Честная сделка, не так ли?

Из глубин послышался одобрительный отклик. Руан достал книгу из-за пазухи, положил на пол и, взяв онемевшего друга за руку, отошёл ровно на сорок шагов. Как только издалека появились две тощие фигуры, друзья мигом взобрались по лестнице, направляясь прямиком к выходу. Вскоре они оказались в овальном зале, который соблазнил друзей своими таинственными дверями.

– Давай, Лямель, помоги запереть дверь. Нельзя им дать выбраться! – торопливо пробормотал Руан, тряся побледневшего поэта.

Зря он старался. Несмотря на все попытки, Лямель неподвижно смотрел в пустоту, то и дело терзающим голосом бормоча одно и тоже: «Что мы наделали… Её съедят… съедят…»

Оставив друга, Руан разломал первую попавшуюся мебель и, раздобыв в груде более или менее прочную палку, намертво запер дверь. Покидая уже порог проклятого особняка, друзья внезапно услышали долгий и страдальческий стон, исходящий из глубин библиотеки, который заставил их сердца содрогнуться.

Свежий лесной воздух сразу же отрезвил Лямеля и он, осознав бесповоротность содеянного, впал в ещё большую печаль:

– Как, Руан, скажи, как мы предстанем перед совестью? Чего нам стоило наше спасение?

– Да погоди ты, не ной. Да здесь твоя Семриаль, никуда она не делась, – и он достал из-под рубашки заветную книгу.

Лямель был в замешательстве. Глаза его блестели от радости, а разум отказывался в это поверить, ведь он уже смирился с горькой утратой. Ошарашенный, он спросил:

– Но как?

Руан задорно улыбнулся и, присев на землю, ответил:

– Неужели ты думал, что я дам тебе продать мою книгу?

– Что? – кратко переспросил поэт, так и не поняв ничего.

– Я же её так и не успел дочитать, но нашёл среди этой груды и забрал, – сказал Руан с некой наигранной печалью и указал на телегу, наполненную книгами.

– Не могу поверить глазам своим, Руан, ты же совершил невероятное. Подменить книгу прям перед носом хитрющих карликов. Да ты гений, – прослезившись от радости, прижал он своего друга к груди. И после добавил самым искренним образом: – Спасибо!

– Ну всё, ладно, достаточно сентиментальности. Займись лучше делом, – сказав это, Руан открыл книгу.

– А-а-а, у меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Не пугайте меня так больше, – звонкий голос Семриаль вновь пролился в воздухе, принося с собой странное чувство умиротворённости. – Я и вправду подумала, что вы меня отдадите.

Дальше последовала небольшая пауза. Отойдя от впечатлений, она снова заговорила более спокойно и неторопливо:

– Да… и спасибо тебе, Руан. Извини меня за… ты сам понял за что, – тон её показался смущённым.

– Да всё нормально, я не обижался. Может, чуть-чуть совсем, но это скоро прошло, – еле выговорил Руан, скрывая от юной нимфы свои покрасневшие щёки.

– Что мы можем для тебя сделать, Семриаль? – наконец-то вмешался Лямель.

– Освободите меня, – хранительница недолго заставила друзей ждать ответа, – пожалуйста, вы сможете!

– Но как? Я же поэт, а не маг! Ведь даже тебе неизвестны эти чары, – брови Лямеля скрестились.

– Да, всё верно. Однако для этого не обязательно быть магом. Из-за заклятия я не вижу отчётливо, что написано там, только смутные очертания. Но если я не ошибаюсь, то ты, Лямель, однозначно способен их рассеять.

– Что ты имеешь в виду? – спросил поэт.

– Откройте последнюю страницу – и вы всё поймёте.

Друзья удивлённо переглянулись, и Лямель не медля перелистал книгу и добрался до самой последней страницы, где неровным почерком некроманта было написано следующее: «Для заточения древних знаний Небесного не хватит свода. Учись, мудрейший из созданий. Ведь…».

Последняя фраза отсутствовала. Вероятней всего, именно её и не доставало, чтобы развеять заклинание.

– Лямель, Руан, ребята, там то, что я подозревала? Там стих? – с безумным любопытством спросила Семриаль.

– Именно! – ответил Руан.

– О, слава Всевышнему. Значит, ты сумеешь это сделать. Молю тебя, помоги мне. Не обрекай меня на вечное заточение в пыльной книге.

– Как же расколдовать тебя? – поинтересовался поэт.

– Просто допиши недостающую фразу. Но знай одно: любое заклинание пишется единожды. Написав неверную фразу, ты можешь запереть меня здесь навеки. Так что будь внимателен. Я в тебя верю, Лямель, – промолвила нимфа.

И Лямель принялся думать. Много фраз приходило ему на ум, но ни одна из них не казалась ему логическим продолжением заклинания. Думал он долго, почти всю ночь. Ведь ошибиться он не имел права. Пока поэт ломал голову над нужной фразой, Руан успел разжечь костёр. Поставив поближе книгу, он тихонько беседовал с нимфой, дабы не мешать раздумью своего друга, уединившегося под старым дубом.

Небеса потихоньку светлели, рассеивая ночную тьму. Руан, прижав к груди книгу, давно погрузился в сон. Лишь Лямель никак не мог уснуть, усердно выискивая конец магического куплета, будто старый некромант бросил ему вызов, написав таинственный отрывок.

Неужели это так трудно, наверняка спросите вы. А я вам вот что отвечу: может, для Лямеля это было бы не так и затруднительно, наткнись он на подобную задачу где-нибудь в другом месте и в другое время, да и при других обстоятельствах. Но когда у тебя есть всего один шанс, то каждая буква превращается в роковую, решая судьбу на веки веков. «То рифма не подходит, то смысл не тот. Лями, это загадка и ты её должен отгадать, – твердил себе юный поэт, мучаясь уже целую ночь. – Если ты узнаешь ответ, то Семриаль будет свободна», – убеждал себя Лямель. И вдруг его будто осенило: – Подожди-ка, так, значит, моё знание ответа освободит её. Моё знание и есть свобода!»

– Моё знание и есть свобода! – воскликнул вслух, чем и разбудил друга, сладко спящего у потухшего костра.

– Ну, дай поспать, смотри, какая рань.

– Нет, просыпайся, я, кажется, нашёл разгадку!

Отважное заявление Лямеля быстро приободрили полусонного Руана, неохотно открывшего только один глаз.

– Как это нашёл? Точно?

– Пока не знаю, дружище, но думаю, моя мысль верна. Скорее открывай книгу!

Руан приоткрыл книгу, и очередной зевающий сонный голос послышался из глубин:

– Доброе утро, а что так рано? – недоумевая, спросила нимфа, но, увидев серьёзные лица друзей, добавила: – Что-то случилось? Лямель, Руан?

– Погоди, Семриаль, потерпи немножечко, – торопливо произнёс Лямель, открывая конец зачарованной книги. – Значит, так, прочтём ещё разок: «Для заточения древних знаний Небесного не хватит свода. Учись, мудрейший из созданий. Ведь…»

Лямель не был уверен. Он боялся. Ведь именно сейчас решалась судьба нимфы. Один неправильный знак – и Семриаль навсегда останется невольницей этой проклятой книги. Наверное, поэт волновался не меньше самой нимфы, ведь поступи он неверно, его совесть также запрётся навеки. По мере того как Лямель смотрел на отрывок заклятия, нерешимость всё больше и больше овладевала им. Осознав это, он с дрожащими руками достал из кармана чернильницу и перо и, на секунду затаив дыхание, дописал недостающую часть на свой страх и риск: «Ведь… знание и есть свобода!»

Книга резко засветилась, на миг ослепив своими яркими лучами. Затем всё затихло – и ослеплённые друзья постепенно начали приходить в себя. Увиденное поразило их гораздо больше, чем недавно произошедшие с ними невероятные события. Перед взором Лямеля и Руана предстала сияющая нимфа неописуемой красоты. Лиловый гиматион гордо красовался на стройном стане светло-рыжей Семриаль. Её изумрудные глаза светились. А едва заметные веснушки на лице придавали ей детскую чистоту и непорочность. В лучах магического света она была прекрасна.

– Семриаль, ты… ты великолепна! – не сдержался Руан.

Нимфа лишь улыбнулась, стараясь не выдавать своего смущения от первого комплимента за последние сто сорок лет, и, подойдя поближе к застывшим от изумления друзьям, заговорила:

– Как же я счастлива… Счастлива как никогда, друзья мои. Потеряв всякую надежду и заточённая в неволе, я и думать не смела о столь прекрасном даре. Лямель, Руан, вы возродили меня своим бесстрашием и ясным умом. И сегодня я поняла, что ни одно заклятие не может оказаться сильнее доброй и отзывчивой души. Я рада вам, я безмерно благодарна… – и заслезились глаза Семриаль. Упала слезинка на землю. Она была подобна морской жемчужине, что отражает волшебный отблеск последней утренней звезды.

– Семриаль, мы не смогли бы иначе, – тихим голосом, почти что шёпотом произнёс Лямель.

– Отныне и до скончания времён вы друзья мои, и в благодарность я хотела бы помочь вам в вашем деле. Я знаю, зачем вы тут.

– Но откуда ты знаешь о наших намерениях?

– Ты, видимо, забыл, Руан, что перед тобою хранительница книг. Я могу узнать всё, что когда-либо было написано. А Лямель так трепетно писал о ней. Если не ошибаюсь, её звать Нарла, я права?

Лямель сразу же откликнулся:

– Да, Нарла, – и раздосадованно добавил: – Принцесса Нарла, – тем самым отметив её королевское происхождение.

– Именно, та самая! А где вы встретились? Ты об этом, кажется, не писал, насколько я помню.

Сердце Лямеля сжалось ещё сильнее. Он понимал, что нигде не мог встретиться с принцессой, и мутный образ из далёкого окна был единственным уделом для юного поэта.

– Я… я видел только лишь её силуэт на башне, – всё же решился Лямель, опустив от стыда голову.

Семриаль улыбнулась своей детской и неповторимой улыбкой:

– Так, значит, ты её не видел? А хочешь, я тебе расскажу, какая она…

Не дав закончить фразу, поэт воскликнул:

– Так вы встречались? – удивлённо глядя на свою собеседницу, спросил Лямель.

– Ну не то чтобы мы встречались, скорее всего, я её видела, а она меня нет, – вновь задорно смеясь, ответила нимфа, – где-то на расстоянии вытянутой книги. Ведь она любит читать, не так ли? – и, получив одобрительный кивок от друзей, она продолжила: – Твоя Нарла очень красива, замечу наперёд…

– Совсем как ты? – невольно вырвалось у Руана.

– Ну не совсем, как я. У неё иная красота, – ответила нимфа, спрятав покрасневшие щёки. – Она красива… с нежными пальчиками, так робко перелистывающими каждую страницу, с большими чёрными глазами, восторженно сияющими от прочитанной фразы. У неё нежные губы, которые любят беззвучно повторять написанные строки… Поверь мне, твоя Нарла прекрасна.

Лямель заворожённо слушал нимфу, стараясь разглядеть каждое очертание её личика:

– А каков её характер?

– Всё, ребята, солнце уже вон где, нам пора двигаться, – прервал их Руан, готовя повозку к отбытию, – поболтаете позже.

– А я иду с вами? – тихо спросила Семриаль, глядя на поэта.

– А ты этого действительно хочешь?

– Очень хочу!

Глава III

Всю дорогу Семриаль то и дело шла пешком, игнорируя любые просьбы друзей пересесть на повозку. После долгого заточения она несколько отвыкла ходить и каждый раз, касаясь земли, словно дитя, радовалась теплоте, согревающей её. Мистические рассказы девушки так увлекли друзей, что они даже не почувствовали утомления от долгого пути. Даже страшный Мервиль, заворожённый рассказами юной нимфы, меньше пугал путников, всё чётче вырисовывая пролегающую тропинку.

День подходил к концу добродушно и спокойно, и уставшие путники, найдя укромное место, – огромный черничный куст – сделали ночной привал. Жарить чернику на костре, конечно, было безумием, но изобилие этих ягод не давало покоя Руану, и он решил поэкспериментировать над ними. Поедая обгоревшую ягоду, он делал вид истинного гурмана, нашедшего новое применение ягодам. А Лямель, с прежним мечтательным видом облокотившись на ближайший булыжник, думал о Нарле.

– Всё ещё стараешься её представить?

– Не получается, Семриаль. Каждый раз в воображении она предстаёт совершенно разной. То глаза не такие, то губы, то и вовсе цвет кожи иной, – пожаловался поэт.

– Да потерпи немного, увидишь ты её, – после, призадумавшись, добавила Семриаль. – Вот скажи мне, Лямель, как ты мог влюбиться в принцессу, даже не видя её. Я много с чем встречалась в жизни, однако не перестаю поражаться тебе. Скажи мне, Лямель.

– Вот-вот. Именно это я и твердил ему всю дорогу туда и обратно, – добавил Руан.

Юный поэт даже не знал, что ответить, украдкой глядя на нимфу. Сам он неоднократно задавался тем же вопросом, но, увы, всякий раз ответ был далёк от него. Лямель понимал, что любое объяснение показалось бы забавным и несерьёзным даже для него самого, и поэтому после небольшой паузы он ответил:

– Не знаю, я просто влюбился… влюбился в образ.

– А что ты чувствуешь, когда любишь? Каково это? – продолжила хранительница.

– Ты спрашиваешь так, будто это чуждо тебе, Семриаль. Ты что, никогда не влюблялась?

– Нет, – кратко ответила нимфа, словно стыдясь чего-то, – но я много читала о любви… но только читала. Книги повествовали мне об удивительных вещах, порождаемых любовью. О том, как влюблённые сердца бьются в один такт друг с другом, как душа, заполненная невероятным чувством, способна совершать сумасшедшие, головокружительные подвиги, – нимфа металась, кружилась, заворожённо рассказывая о неведомом доселе ей чувстве, – это, должно быть, так прекрасно. И сейчас, глядя на тебя, я вижу истинную силу любви во всей её красе.

– А я вижу беспросветного идиота, – невзначай перебил Руан, наблюдая за своим другом, который утопал в несбыточных желаниях. – Как по мне, так он роет в воде щель. Я говорил и буду впредь твердить тебе об этом, – обратился он Лямелю, равнодушно слушающему ворчание своего лучшего друга.

– Тогда зачем ты отправился с ним, Руан? – поинтересовалась нимфа.

– Чтобы волки не полакомились этим наивным существом. А то замечтается, как всегда, и не заметит, как станет обедом, – сказал Руан и расхохотался.

Лямель, конечно, ни капельки не обижался на Руана. За много лет дружбы он уже успел привыкнуть к скептическому характеру друга.

– Хотя если не я, ты, наверное, сейчас сидел бы в своём протёртом кресле, как старый ворчливый дед, и вскоре покрылся бы отменным древесным мхом, – пошутив в ответ, сказал поэт.

Пока друзья обменивались порциями сарказма, соревнуясь в остроумии, Семриаль тихо подошла ближе к пламени. Беспрерывный треск костра почему-то резко умолк, давая место глубокому и безмятежному молчанию природы. Друзья на миг застыли, стараясь уловить причину внезапной тишины. В свете игривых пламенных языков стояла Семриаль. Нимфа опустила веки и, глубоко вздохнув, пролила волшебное пение из своих прекрасных уст. Божественная а капелла всё больше нарастала, сопровождая человека далеко за грани его обыденности. Каждый лепесток, каждая травинка, ласкаемая ветром, отдавала всю себя чудесному пению. Ветер мягко проскальзывал мимо них, неся в просторной душе нотки упоительной музыки. Её голос успокаивал. Проникая в самое сердце, он затрагивал сокровенную струну души, и мелодия от этого соприкосновения ещё долго играла в их сознании, вынуждая вновь и вновь переживать прекрасное мгновение. Неизвестно, сколько продолжалось пение. Потерявшие головы друзья ещё некоторое время молча наблюдали за происходящим с восторженной улыбкой на лице.

– Ну как? – резко обернувшись и с задорной почти с детской улыбкой, произнесла нимфа, пробудив друзей от феерического сна.

– Дух захватило, это… это было нечто… даже не знаю, как сказать.

– Лучше помолчи тогда. Слов тебе здесь не найти, – похлопав по плечу приятеля, проронил Лямель.

А нимфа всё продолжала смеяться, и нежный, звонкий хохот струился в пространстве, подобно кристальному ручью.

– Ты нас удивила, – вновь заговорил поэт.

– Это был единственный способ прекратить ваш спор. И думаю, мне это удалось, – промолвила она довольным голосом.

Внезапно какой-то писк пронзил пространство острым копьём, заглушив добродушный смех. Он исходил откуда-то из кустов, шевеля ветки черники прямо за спиной Семриаль. Нимфа, вздрогнув, прижалась плотнее к друзьям, и все трое с ужасом гадали, кто хозяин странных звуков.

– Неужели эти гадкие карлики освободились?! – обрывисто спросил Лямель.

– Нет, я ощущаю присутствие магии. Это не карлики, – возразила ему нимфа, ничуть не успокоив их своим утверждением.

Однако писк и шелест в кустах всё продолжался, лихо обвивая кругом их поляну. Ребята не решались подойти, опасаясь очередных шальных шуточек леса. Неожиданно шорох прекратился. Из кустов горделивой походкой вышел причудливый гриб с размером с кулак. На лице его играла ехидная улыбка и выступала седая, местами выщипанная борода, свисающая почти до колен.

Посмотрев на шокированную троицу, он знойно рассмеялся и пронёсся дальше, в глубь леса.

– Давай за ним! – в спешке выпалил Руан и бросился вдогонку. Лямель и Семриаль, недоумевая, оглянулись и также помчались вслед.

– Я его вижу! Сейчас…

Догнав своего друга, они резко остановились, увидев застывший силуэт Руана. Перед их взором открылась целая поляна, усеянная точно такими же грибами.

– Что это? – удивлённо прошептал Руан.

Семриаль, мигом приподняв подбородок, начала что-то говорить про себя, да так, что Лямель и Руан еле её слышали:

– Herba occidente mest… а нет, не то, Magicae funguc libra Krabula, тоже нет, а вот Mysticum Reliquia Flora!

– Что ты делаешь? – растерянно спросил её поэт.

– Я перелистывала редкие книги.

– А зачем? – добавил Руан.

– Ведь ты же спросил, что это. Тогда слушайте, в книге Mysticum… ой, извините. В книге «Мистическая флора реликтов» описан этот гриб. Определение Molestus fungus, то есть Назойливый гриб.

– Ладно, а что это за существо такое бегало?

– Да, Лямель, говорят, что даже от полоросской травы таких галлюцинаций не бывает, – весело отметил Руан.

– Нет, друзья, – продолжила Семриаль. – В книге написано кое-что интересное. Я пропущу всё ненужное… значит, так, примерно каждые триста лет среди Molestus fungus вырастает уникальный экземпляр – говорящий гриб.

– Это то, что мы сейчас видели? – спросил Лямель.

– А, по ходу, он ещё и ножками умеет шевелить, – с насмешкой добавил его друг.

– Этот гриб очень ценен для колдунов, ведьм и чародеев, так как служит ингредиентом для очень сильных зелий. Это всё, что я смогла узнать.

Внезапно из грибной толпы выглянула борода:

– Ну не всё там прям-таки правда, но мысль уловили.

– Эй, почему ты прячешься? – тихим и добродушным голосом отозвался Лямель.

– Да потому, что за мной гоняется вот это чудовище, – испуганно указывая на Руана, ответил гриб.

– Хи-хи, – рассмеялась нимфа, – выходи, мы тебя не тронем. Он совсем не чудовище, а очень добрый человек, который спас мне недавно жизнь.

Руан удивлённо шепнул на ухо Лямелю:

– Она что, серьёзно считает меня добрым?

– Перестань строить из себя плохого парня.

Тем временем Семриаль продолжала переговариваться с грибом, наотрез отказывающимся выходить из гущи своих безмолвных сородичей:

– Я тебе обещаю, что ничего плохого мы тебе не сделаем.

– А ты кто, на минуточку? Я тебя не знаю и, следственно, не имею никаких причин доверять подозрительным типам, бродящим в темном лесу, – недоверчивым тоном произнёс гриб.

– Конечно, ты меня не знаешь. Я родилась ещё задолго до того, как в этом лесу появились первые грибы. Я Семриаль – хранительница знаний и книжная нимфа.

– У-у-у, какие регалии… – следом прозвучал пылкий хохот.

– Не слишком ли заумные речи для нововыросшего гриба, а? – не стерпев, буркнул Руан.

– Вот-вот, не успел созреть, а уже упрёки пошли, всякие зависти моему интеллекту.

– Что ты за демагог такой?!

– Лямель, это ведь Malestus fungus, Назойливый гриб, – усмехнулась и с каким-то весёлым умилением взглянула Семриаль.

– Так ты выходишь или нет?

– Нечего вам, неискушенным лицезреть меня, – прозвучал в ответ колючий писк.

– Ладно, пойдём тогда, не будем задерживаться ради какого-то грибка, – равнодушным тоном произнёс Руан, и друзья повернулись, чтобы идти, но вдруг…

– Куда?! Я тоже с вами, – прибежал гриб, прыгнув на ладони к поэту.

– А что же ты сразу не вышел к нам? – внимательно изучая его, спросил Лямель.

– А-а-а, ну я цену себе набивал.

– Ужас! – с улыбкой вымолвила Семриаль.

Все трое могли уже отчётливо разглядеть маленькое чудное создание, появляющееся на свет чуть ли не реже четырёхлистника. Странный гриб с размером с кулак имел бледно-белый окрас с причудливой бирюзовой шляпкой. Наглое болтание ног, чрезмерная самоуверенность и назойливый звонкий смех с первых минут – всё это вызывало раздражение у друзей.

– Ну и зачем ты нам? Зачем нам надоедливый гриб, который, как я подозреваю, ещё и страшный болтун? – обращаясь к остальным, спросил Руан.

– Как зачем?! – немедля среагировал гриб. – А разве вам не нужен помощник, который имел бы изящно маленькие размеры для проникновения в башню? Или вы собираетесь устроить телепатическую связь с принцессой Нарлой?

Друзья изрядно удивились, услышав из уст своего нового знакомого столь детальные подробности.

– Откуда ты знаешь про Нарлу? – не сдержался и первым промолвил Лямель.

– Ну как откуда, я же мысли ещё могу прочесть. Кстати, в книжке этого не было, да? – с ехидной улыбкой взглянул на нимфу гриб.

Гриб, конечно же, не переставал удивлять путников. Сразу стало понятно, что коротышка таит в себе ещё много сюрпризов, которые может выявить лишь время. Руан, однако, переполнился возмущением в отличие от своих друзей:

– Это что теперь, если я захочу приготовить тебя с яичницей, ты заранее будешь знать? Так нечестно, сейчас не смогу спокойно думать.

– Хе-хе, а ты думай о чём-то пристойном, – сказав это, гриб пугливо перекинулся на другое плечо поэта, подальше от сражённого Руана.

– А ты о чём думаешь, а? – с сарказмом спросила Семриаль.

В ответ Руан лишь покраснел и отвёл взгляд.

– А как тебя звать? – поинтересовался поэт, сняв с плеча забавное существо.

– Я пока не придумал. Мой высший разум размышлял о более вселенских проблемах.

– Как там, говоришь, такие растения называют? – повернув голову к нимфе, спросил поэт.

– Сам ты растение! – грибу, вероятно, пришлась не по душе классификация Лямеля.

– Molestus fungus. Может, ты будешь просто Фунгус…

– Фунгус… хм, – задумался гриб, – сойдёт, хотя немного скромновато для моей натуры, но… мне нравится! – воскликнул именинник.

Внезапно лес окунулся в мёртвую тишину. Подул леденящий ветер, что обычно веет в многочисленные щели склепов, вселяя в души живущих печаль и беспокойство. Листья вблизи содрогнулись, неистово дрожа в порыве немыслимого дуновения. Сердца путников начали биться сильнее уже от лёгкого свиста. Наглое и самодовольное лицо гриба тотчас омрачилось паническим страхом.

– Она здесь. Она пришла за мной, – нырнув глубже за пазуху Лямеля, прошептал гриб.

Из гущи послышался шорох засохших листьев. Тревога овладевала друзьями по мере приближения их к неизвестному. Семриаль, закатив глаза, глубоко вдохнула еле уловимый аромат ветра, принёсший им недобрые вести:

– Ведьма! Она тут.

Лямель ощущал, как холодные капли пота скользили по его коже, исчезая так же бесследно, как от порыва ветра. Его лучший друг судорожно подбирал палку, привязывая к ней свой охотничий нож, а бедный Фунгус продолжал дрожать под рубашкой поэта. Лишь Семриаль сохраняла полное спокойствие, пристально глядя в недра Мервиля. «А может, нимфы вовсе не ощущают страха?» – подумалось поэту. Застыв, он ожидал появления зла, что вот-вот должно было вырваться из гущи. Тряска кустов усилилась, и из чащи робкими шагами вышла милая маленькая девочка, где-то лет семи от роду, с милым хвостиком и в нарядном жёлтом платьице. Неясный ступор овладел Лямелем и Руаном. Как угодно, но точно уж не в таком облике друзья ожидали увидеть олицетворение зла. Их разум наотрез отказывался приравнивать это крохотное и умилительно-нежное создание к чему-то мрачному. Вот только Семриаль, пожалуй, не была удивлена. Брови её сдвинулись, и впервые она обрела грозный вид.

– Здравствуйте, я потерялась…Мы с мамой шли, шли…

– Прекрати, Эльда! – возмущённо прервала её нимфа.

Глаза наивного ребёнка вдруг заблестели дьявольской искоркой. Выражение лица резко изменилось, и только тогда Лямель с Руаном смогли разглядеть в ней нечто недоброе.

– Ммм, а хранительница, как всегда, не ошибается. Браво! – взрослым и скользким тоном заговорила девочка. – Приятно видеть тебя на свободе, Семриаль, – проливая в воздух свой зловещий смех, сказала она. – Годы… скорее века совсем не сказываются на твоей внешности. Ты юна, как и прежде.

– Вы знакомы? – в замешательстве спросил Руан.

– К сожалению, да. Долгая история, потом, всё потом.

– Что вам нужно? – обратился поэт к ведьме, всё ещё скрывающейся под магическим обликом.

– Мне? – изумлённо уточнила ведьма. – Да сущие пустяки, – и, выдержав небольшую паузу, продолжила: – Вы не видели тут гриб?

– Мы в грибной поляне, Эльда, если ты заметила.

– Ах, Семриаль, – глубоко вздыхая, сказала ведьма, – ты же всегда была умной девочкой, ты знаешь, о каком грибе я говорю.

– Да ничего мы не знаем! – вступился Руан за нимфу. – Оставьте нас в покое.

Ведьма кокетливо засмеялась, услышав взволнованную речь путника:

– Я ощущаю у вас страх. Он, словно горячая кровь, стекает по вам, – змеиным шёпотом произнесла она, – а страх – признак лжи, не так ли, милые мои?

Тихий тон резко сменился на гнев, на неистовый гнев.

– Я прекрасно знаю: он где-то здесь, у вас. Я чую его запах. Отдайте мне его, или…

– Или что? – суровый и звонкий голос нимфы пронзил пространство.

Ведьма ничего не ответила. Отойдя на несколько шагов, она взялась поспешно бормотать неясные слова себе под нос. Загустели тучи, простирающиеся над Мервилем, омрачилось всё, окутывая лес могильным покрывалом. Лямель и его друзья даже не знали, что предпринять, ведь ведьма ничего существенного и не сделала, кроме того, что изменила погоду. Но внезапно острый слух нимфы уловил фразы, дрожь от которых пронеслась по всему телу: «Клендулум суа. Сараске фигруо Зоргур…»

– Скорее в повозку, убегаем! – закричала она, призывая за собой друзей.

Друзья беспрекословно помчались к повозке. Убегая, Лямель спросил нимфу:

– А что, собственно, она делает?

– Вызывает демона!

– Что? – будто громом поразило Руана.

– Она вызывает древнего демона, летучую тварь. Это старое заклинание, – на бегу отвечала хранительница.

Друзья наконец-то добрались до воза. Руан живо запряг коня, и они помчались, даже не оглядываясь на злосчастную поляну. Проехав приличное расстояние, ребята не заметили ничего опасного, и Руан замедлил ход, боясь разломать уже истрёпанную годами повозку. Казалось, опасность миновала, и все успокоились. Один только Фунгус всё так же крепко держался за Лямеля. Хотя опасения его были не напрасны. Под глухим шумом катящихся колёс вдруг отчётливо послышались звуки, напоминающие шорох крыльев. Подняв взоры, они увидели ужасающую тень, нависшую над ними.

– Это демон! – тревожно закричала Семриаль. – Скорее вглубь!

И под отчаянный визг твари, застрявшей в кронах гигантских деревьев, повозка галопом ринулась в самую чащу. По древним преданиям, в сердце Мервильского леса таилось нечто странное…

Глава IV

После получасового бега лошадь выдохлась, да и крылатое чудовище не смогло бы долго порхать среди густо растущих веток. Одно лишь огорчило путников: в порыве погони они совершенно сбились с тропы, ведущей в Зареб, и теперь, застряв в густой пуще, они смутно могли представить себе дорогу домой. Но об этом они вспомнят чуть позже.

В полумрачном занавесе Мервиля было сложно определить, день сейчас или кромешная ночь. Подобно церковным сводам, высокие стволы с пышной кроной прикрывали небо. Доселе присутствующая тревога рассеялась, однако оставила в глубине сознания осадок опасения. И только пресловутый гриб, казалось, позабыл обо всём, снова начав бормотать без устали всякую чушь.

– Может, разведёте костёр? Мне вообще-то холодно, – недовольным и ворчливым тоном изрёк Фунгус. – Меня надо беречь!

– Чего ради? – не выдержал Руан, еле очнувшись от страшной погони.

Гриб быстро, с кошачьей проворностью, взобрался на плечо Лямеля и, почувствовав себя в безопасности, решил всё же объяснить «непонятливому человеку» смысл его фраз.

– Да потому, что вас полно, а я раз в три века рождаюсь. Как-никак редкость, людишки, – назойливо хохоча, проворчал гриб.

– Эй ты, мухомор проклятый, – разъярился Руан, поражённый наглостью гриба, – если я разожгу костёр, то такого, как ты, ещё добрых три столетия не будет. И нас тоже. Усёк?

– Да усёк, усёк я. Хотя можно было чуть вежливее объяснить. Прямо как мой кузен, гриб с поляны. Я ему «добрый день», а от него «грибовое молчание».

Руан был просто в бешенстве от наглого, с ехидной ухмылкой сарказма гриба, , которому только что спасли жизнь…

– Хватит, Фунгус, – спохватился Лямель с присущей ему спокойной манерой, – ещё недавно этот грубиян водил повозку, унося нас подальше от жуткого существа, и благодаря этому ты жив. Тебе бы стоило сказать спасибо.

– Не надо никаких благодарностей. Пусть помолчит хотя бы пять минут.

Лямель в свою очередь слегка улыбнулся и повернул добрые голубые глаза к Семриали.

– Скажи, прелестный друг, что это за существо гонялось за нами, и откуда ты знаешь эту ведьму?

– Вообще хранительницы знаний много чего знают, – нежный голос нимфы пролился из уст. – Того демона зовут Зоргур. Он и ему подобные – верные помощники всех тёмных сил уже много тысячелетий. Их призывают, когда хотят сделать что-то омерзительное. Похоже, мы избежали страшной участи. А насчёт второго вопроса, Лямель, тут будет посложнее… – и нимфа начала свой рассказ: – Когда-то очень давно мы с Эльдой засыпали в одной колыбели под упоительное пение нашей матери.

– Так она…

Семриаль промолчала, легонько кивнув головой. Лямель был в изумлении, Руан пробрался поближе, чтобы не пропустить ничего из сказанного прекрасной нимфой, а Фунгус чуть не упал с плеча: он не понимал, как в одной грибной поляне может срастись два различных гриба.

– Значит, слушайте, мы жили в причудливом мире нимф, где царило добро и безмерное счастье, где нимфы проживали свою бессмертную жизнь в радости и покое. С незапамятных времён они сумели одержать победу над существами, что сеяли зло и беды, и заточили их в Асмикраниль – магический кулак, скованный всеми силами света и добра. Наши жрецы запечатали эту неприступную темницу заклятием пяти замко́в, чтобы зло никогда не смогло вырваться наружу. В честь великой победы мой дед Ненарим возвёл великолепный дворец, стены которого были из чистейшей проточной воды, хранящей в себе все самоцветы природы.

– Так ты принцесса? – еле вымолвил Руан.

– Я из королевского рода сакранильских нимф. Но в данный момент далеко не принцесса, – с какой-то несвойственной ей печальной улыбкой промолвила Семриаль, продолжив своё сказание. – Мы с Эльдамрилью… Да-да, вы правильно поняли: так раньше звали Эльду. Мы жили и росли в замечательном замке, не ведая ни горестей, ни печалей. Годы шли, и подходил час, когда каждая нимфа должна была выбрать то, чему она будет служить до скончания веков. Я выбрала книги. Мне часто доводилось пропадать в таинственных коридорах отцовской библиотеки, и я поняла, что высшая сила – это знание.

– Твоя сестра, что она выбрала? – нетерпеливо спросил Руан.

– А разве непонятно, что выбрала эта бестия?! Я сразу понял, когда она котелок свой поставила на огонь.

Фунгус, конечно, ещё долго мог бы бранить ведьму и рассказывать, как хитроумно он соскочил прямо с кипящего котелка. Но строгий взгляд Руана заставил маленького болтуна замолчать, и Семриаль продолжила:

– Эльдамриль долго не могла сделать свой выбор. Ничего не вдохновляло её, и страх того, что она может ошибиться, становился всё сильней и сильней. Однажды в злосчастную ночь она пробралась в запретное узилище Асмикраниль. Пройдя незаметно мимо охраны, она добралась до магического кулака, под могучими пальцами которого было зажато зло. Не знаю, случайно ли произошла та встреча или нет, но впервые за много тысяч лет молчания зло заговорило. Оно пообещало Эльде безразмерную власть и великую силу, которую не способны были обуздать сакранильские нимфы. За столь ценный дар она должна была оказать «небольшую услугу» – разгадать тайну пяти замко́в. Не представляю себе, как Эльдамриль смогла сделать это, но в итоге зло, таящееся в тесном кулаке Асмикраниль, вырвалось на свободу.

Семриаль рассказывала, глядя куда-то в пустоту, и если кто-нибудь из друзей смог бы заглянуть пристально в её изумрудные глаза, то непременно увидел бы ужас, что читался в них… ужас, который внезапно обрушился на народ Сакрании. Он бы увидел разорённые дома, полыхающие дьявольским огнём, услышал бы стоны и крики, ощутил бы запах сожжённых тел. И напоследок с агонией в груди он разглядел бы огромную толпу гордых нимф, медленно шагающих под тяжестью кандалов прямиком к пасти Асмикраниль.

– Сакранильские нимфы стали жертвой своего же узилища и приняли участь заточения на веки веков. – Слеза печали капнула из глаз Семриаль белоснежною жемчужиной, и она тихо добавила: – Почти все были пленены. Лишь немногие смогли спастись… А точнее двое. И обеих вы уже знаете, – нимфа перевела дух: – Меня спас придворный, жертвуя собой. А отец преградил путь монстрам, выиграв для нас немного времени. А что касается сестры, она была отвергнута тем, кого спасла. Но зло сдержало обещание и наделило Эльдамриль могучей силой, тем самым заразив её душу зёрнами тьмы. Однако сила, данная ей, оказалось не наградой, а наказанием. Она превратилась в бездушную ведьму и была изгнана из родных краёв. В изгнании Эльдамриль смирилась и приняла участь ведьмы, скитаясь по миру, подобно мне… Она люто ненавидела меня.

– А ты? – кратко спросил Лямель.

– Моя ненависть была иной. Изначально гнев был сродни тому, что таит в себе моя сестра. Но со временем я поняла, что каждый может сделать ошибку, но не каждый способен её исправить. Хотя я глубоко ошиблась. Простив, я попыталась отыскать Эльду, дабы дать понять, что ошибка, совершённая ею, исправима… может быть, – неуверенно добавила нимфа, – несколько лет я тщетно искала сестру, странствуя по её стопам. И наконец я нашла её в окрестностях Угро. Пилигримы, возвращающиеся с великого паломничества, рассказывали о могущественной ведьме. Несомненно, это была она… – хранительница резко замолчала.

Поначалу пауза казалась обычной, но тишина продлилась гораздо дольше. Было понятно, что говорить дальше нимфа не могла. Ком обиды и разочарования будто застряли в горле. И пока Семриаль приходит в себя, я расскажу вам, что стряслось далее. Наивная нимфа, так долго искавшая свою сестру, позабыла о бдительности и даже не подозревала о чёрных мыслях Эльдамриль. Та заманила её в изумрудный пузырь и продала одному некроманту, в чьём логове мы с вами уже побывали. А он в свою очередь заточил нимфу в старую книжку. Постойте-ка, кажется, Семриаль пришла в себя и даже успела кое-что рассказать. В таком случае передаю ваше внимание ей.

– И, если не вы, я так и провела бы свои последние дни, ожидая погибели от этих карликов.

Очи друзей наполнились слезами, и хранительница с благодарностью обняла их. Только вот одного лишь Фунгуса не затронула история. А возможно, и затронула, только показывать это он вовсе не желал.

– Фу, какие нежности. Хорошо, что я гриб! – продолжая сидеть на плече поэта с довольным лицом слона, сказал Фунгус.

Вдруг откуда-то из глубин леса вырвался ужасающий звук. Он был повсюду, буквально окружил странников со всех сторон. Рычащие, воющие голоса сменялись заразительным смехом, словно под каждым кустом таилось нечто жуткое. Страх окутал всех и вся. Семриаль прижалась к друзьям, а они тем временем взяли первые попавшиеся палки для отражения натиска смеющихся волков (никак по-другому нельзя было объяснить адскую смесь воя и хохота, да и долго соображать не было времени). Они прислонились спинами друг к другу и, пристально глядя в лесную темень, ждали. Их тела покрылись холодным потом, зрачки наполнились беспокойством, а сердца бешено колотились. Ужасающие звуки доносились всё чётче и чётче, и вот уже слышно было рычание из ближайших кустов, как внезапно всё притихло, и лес облачился в свою привычную тишину. В кромешной темноте можно было уловить лишь сдерживаемое дыхание путников. Прошло уже некоторое мгновение, но звери так и не предстали перед ними, будто никаких рычаний и не было, и испуганные друзья уже успели засомневаться, не послышалось ли им всё это. О спокойной ночёвке в этом проклятом лесу уже не могло быть и речи. Творилось нечто неладное. Путники, не смея издать даже писка, скорее принялись запрягать лошадь, как вновь послышались тревожные голоса. На сей раз это был топот массивных шагов, по ощущениям напоминающий толпу троллей, мчащихся со всех сторон. Шум был настолько жутким и устрашающим, что путники пожелали убежать не оглядываясь, ибо из старых сказок все слышали про зловещих великанов троллей, любящих человечину. Лямель и Руан снова подобрали палки, понимая, однако, бесполезность своих орудий.

– Семриаль, бери Фунгуса и беги! – вырвалось у Лямеля.

– Нет, я вас не оставлю!

– Нет времени на это, Семриаль, ты можешь ещё сбежать! – резким тоном промолвил Руан.

– Нет и ещё раз нет! – стукнув ногой об землю, крикнула Семриаль.

– Упрямая, как мул! – не стерпел Руан.

– Семриаль, пожалуйста, уходи, прошу, – глаза поэта с негодованием и с огромной мольбой глядели на нимфу.

Шаги всё приближались, и скоро они достигли бы Лямеля, Руана и Семриаль, которые не желали убегать, а также Фунгуса, который явно желал убежать, только вот не знал куда.

– Значит, так, люди, – отозвался гриб, – я вас как бы не бросаю, но быть приправой к блюду не хочется, – сказав это, он застыл, обратившись в обычный гриб.

Топот был уже почти близок, как вновь воцарилась прежняя тишина. Путники были в недоумении. Испуганные до костей и вися на волоске от погибели, они не могли понять, что происходит. И тут Лямелю в голову пришла недобрая мысль: «А не проделки ли это ведьмы?» Но Семриаль быстро развеяла возникшие сомнения, объяснив, что не ощущает присутствия своей сестры.

– Тогда что это было?

– Не знаю, Лямель, но магией тут не пахнет. Это нечто другое.

– Самое страшное то, что мы не знаем, чего ждать дальше, куда идти и разумно ли трогаться сейчас? – добавил Руан, затачивая концы деревянных палок своим ножом, с которым не разлучался.

Друзьям недолго пришлось ломать голову: вдруг тишину лесной чащи Мервиля снова нарушили звуки. На сей раз ни вой волков, ни грохот троллей не доносился до слуха друзей. Где-то неподалёку послышался лишь отчётливый вопль о помощи, мольба… терзавшая душу мольба. Лямель и все, кто был рядом, кроме Фунгуса (он всё ещё притворялся обыкновенным грибом), в очередной раз были ошеломлены, но не сдвинулись с места. Их добрые и отзывчивые сердца не могли выдержать столь яростных криков о спасении. Совесть терзала души, ослабляя бдительность. Наконец, не выдержав, Руан обнажил лезвие с намерением пойти и узнать, в чём дело, как рука друга остановила его.

– А ты уверен, что там кто-то есть? – взглядом указывая в темноту, спросил Лямель. – Кто-то, кто нуждается в помощи?

Пронзительный и холодный голос поэта будто пробудил Руана и он, погасив в себе пламя энтузиазма, взял в расчёт слова друга, безмолвно слушая предсмертные стоны. Ещё немного – и вопли прекратились вовсе, уступая место тишине. Было предельно ясно: чужой взор с недавних пор следил за ними. «Но почему же этот кто-то не покажется, не нападёт на нас, если вынашивает в себе злые намерения? Если всё не так, то какой смысл пугать безобидных путников, заблудившихся в лесу?» – подумалось им. Всё было странно, так странно.

– Кто здесь? – крикнула Семриаль.

Эхо её раздалось по всему лесу, и не успело оно притихнуть, как раздался могучий голос в ответ:

– А КТО ВЫ? – будто исходящий из глубин драконьей пасти прозвучал зловещий голос.

Друзья переглянулись от испуга, но всё же, взяв себя в руки, ответили. Точнее ответил Лямель:

– Мы добрые люди, заблудившиеся тут. – (Поэт не счёл нужным уточнять, как именно они заблудились, не зная наверняка, как голос отнесётся к их недавним приключениям, и вообще доброе ли существо, стоящее за этим голосом.) – Мы хотели отдохнуть и сразу же покинуть поляну, не беспокоя ваши чертоги.

– НО ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ВЫ ПОБЕСПОКОИЛИ! – изрёк могучий голос.

– Мы просим прощения. Просто тут так темно, как в брюхе домового. Но не волнуйтесь, мы сейчас сворачиваемся и уходим, – Руан, неестественно улыбаясь, начал собирать остатки вещей, но голос продолжил.

– НЕТ! НИКТО НЕ УЙДЁТ.

Тут друзья и поняли, что оказались в очередной беде, где-то в беспросветной чаще. К тому же в компании таинственного существа, не желающего отпускать их подобру-поздорову.

– А кто вы? – спросила Семриаль.

– КТО Я? КТО Я? – засмеялся голос. – Я ЗВУК!

– В смысле? – недопонимая, спросил Лямель.

– Я ЗВУК, ЗВУК ВСЕГО ЛЕСА!

Путники переглянулись, так и не поняв ничего.

– Так выйди к нам, Звук Мервильского леса, и я Семриаль, хранительница знаний, и друзья мои, Лямель и Руан, поприветствуем тебя с почтением.

Голос начал судорожно смеяться, заставив содрогнуться всё вокруг.

– Я УЖЕ ПЕРЕД ВАМИ, – и, видя, как путники с испугом оглядываются по сторонам, разъяснил: – ЕСЛИ Я ГОВОРЮ С ВАМИ, ЗНАЧИТ, Я ПЕРЕД ВАМИ. Я ЗВУК, А НЕ СУЩЕСТВО, ИЗДАЮЩЕЕ ЗВУК, КАК ВЫ. Я САМА СУЩНОСТЬ ЗВУКА.

Путники были в глубочайшем замешательстве, ведь никогда ранее им не доводилось встречаться, да что встречаться, слышать даже о таком. Даже всезнающая Семриаль не могла скрыть изумления. А голос всё продолжал:

– Я ПЕНИЕ ПТИЦ, ГОЛОС ЗВЕРЕЙ, ШУРШАНИЕ РУЧЬЯ, ЧТО ВЕКАМИ ПРОТЕКАЕТ В ГЛУБИНАХ ТИСЕЙДОНСКИХ ХОЛМОВ. Я ШЕЛЕСТ ЛИСТЬЕВ, ГУЛ УТРЕННЕГО БРИЗА И НОЧНЫХ УРАГАНОВ.

– А как нам выбраться из вашего леса?

– НИКАК. ВЫ СЮДА ПОПАЛИ, ЗДЕСЬ ВЫ И ОСТАНЕТЕСЬ. МНОГО ПУТНИКОВ ЗАТЕРЯЛОСЬ В НЕПРОХОДИМЫХ ЗАРОСЛЯХ МОИХ ВЛАДЕНИЙ, НАЙДЯ ТУТ СВОЮ ПОГИБЕЛЬ. КТО ЗАТЕРЯЛСЯ, УБЕГАЯ ОТ ТРОЛЛЕЙ, КТО БЕЗНАДЁЖНО СЛЕДОВАЛ ЗА ДЕТСКИМ ПЛАЧЕМ.

Друзьям уже стала ясна причина необъяснимых звуков. Как же им повезло, что они не попались на уловки, которые погубили многих других странников.

– А почему вы нам это рассказываете? – поинтересовалась нимфа. – Разве не ждёт нас такая же участь?

– ВОЗМОЖНО, НЕТ, А ВОЗМОЖНО, И ДА! ВЫ УСТОЯЛИ ПЕРЕД СТРАХОМ, НЕ БРОСИЛИ ДРУГА И НЕ СБЕЖАЛИ КТО КУДА. ДАВНО Я НЕ ВИДЕЛ ТАКОЙ ПРЕДАННОСТИ.

– Так вы нас отпустите? – с некой надеждой в голосе спросил поэт.

– НЕТ! НО И НЕ УБЬЮ ВАС. СМЕРТИ ВЫ НЕ ЗАСЛУЖИЛИ.

– Тогда что с нами будет? – не стерпел Руан.

Воцарилась тишина. Звук, немного подумав, сказал:

– Я, ВОЗМОЖНО, ОТПУЩУ ВАС, ЕСЛИ ВЫ ПРЕПОДНЕСЁТЕ МНЕ ДАР, КОТОРЫЙ Я ЖЕЛАЮ. В СЛУЧАЕ ОШИБКИ ВЫ ОБРЕЧЁТЕ СЕБЯ НА СКИТАНИЕ В МОЁМ НЕОБЪЯТНОМ ЛЕСУ. ВОТ МОЁ РЕШЕНИЕ. И НИ ВОПРОСА БОЛЬШЕ.

– А что за подар…

– Я СКАЗАЛ: НИ ВОПРОСА БОЛЬШЕ! – грозный голос прервал Руана.

Очередная загадка возникла перед друзьями. Ошибиться было нельзя. Никто не хотел провести остаток своей жизни в зачарованной чаще, тем более что жизнь тут у заблудившихся странников недолговечна, как утверждал Звук Мервильского леса.

Друзья долго думали, мучились с ответом, предлагали разное, но в итоге сошлись на том, что подарить что-либо существу, не имеющему даже плоти, просто абсурдно. Время текло незаметно, исчерпывая всю надежду на свободу. Огорчившись от бесполезных дум, Лямель опустил глаза. Внезапно в его поле зрения попала крохотная шляпа. Грибная шляпа. Уйдя в поиски ответа, они невольно позабыли о Фунгусе. Он тихонько тыкнул по шляпке, и гриб шевельнулся. Гриб явно пропал в глубоком сне, иначе чем можно было объяснить недовольное лицо Фунгуса. Создавалось ощущение, будто его разбудили ранним воскресным утром.

– Что случилось? Почему меня будят? Вы кто вообще? – еле раскрыв глаза, прожужжал гриб. – А, это же наивный поэт. А что так темно, мы уже в чьём-нибудь желудке? – судорожно оглядываясь вокруг, продолжил он. – Скажи мне честно, я был вкусным или тебя съели раньше?

Фунгус был приятно удивлён, когда узнал, что всё еще жив.

– А что, собственно, случилось? Почему такие кислые?

Ребята вкратце разъяснили ему ситуацию и попросили помочь в разгадке, но даже сейчас неизменно гнусный характер Фунгуса взял верх над ним:

– Вы что думаете, я, гриб, – (он всегда говорил это слово с какой-то нездоровой гордостью), – буду сидеть и разгадывать загадки? Может, мне ещё вам спеть, пританцовывая грибной танец, а? – Фунгус возмущённо отвернул лицо: уж слишком важной персоной считал он себя.

И здесь поэта озарило, он радостно вскрикнул, благодаря Фунгуса за помощь. Гриб, естественно, ничего не понял, как и остальные спутники Лямеля, однако, не мешкая, сделал вид, будто помог намеренно.

– Спеть, нужно спеть, – радуясь, бегал по кругу Лямель. – Это же Звук, а песня – тоже есть звук!

– Семриаль… – спохватился Руан, – Звук наверняка слышал, как ты пела у черничного куста. Не удивлюсь, если и он был потрясён этим нежным пением, – с какой-то искоркой в очах произнёс Руан.

– Вы уверены? – уточнила нимфа, немного смущаясь.

– Да! – хором воскликнули друзья.

Семриаль молча подошла середину поляны, точно как в предыдущий раз. Лямель и Руан, взяв гриб на руки, дружно уселись рядом в предвкушении дивного пения. Никто, наверное, никогда не пел и не споёт таким волшебным, манящим голосом, заставляющим замедлиться безустанное время. Будто ручьи замерли, остановились ветра, и уж точно исчезли лишние звуки. Её упоительное пение было столь же прекрасным, как она сама. Мелодия плавно проникала в сердца, и дыхание друзей затаилось, наслаждаясь каждой ноткой. Все были очарованы её пением, не смея оторвать ни глаз, ни ушей. А вот и отрывки той самой песни:

– День и ночь меняются местами,

Красный шар разглаживает даль,

Прекрасен мир сей, созданный веками,

И хрупок он, как тоненький хрусталь.

Ты ищешь чудо? Так взгляни вокруг,

Подними же взор свой на светила,

И ты поймёшь в мгновение, мой друг,

Что это есть Божественная сила.

Улыбнись ты свету, отвергая тень,

Раскройся ветру, что дует вслед,

И знай, что чудо рядом каждый день,

Поверь… и поверит оно в тебя в ответ.

Вот таким был приблизительно смысл слов песни, которую Семриаль пела на своём родном языке. Лямель и Руан, конечно, не знали слов и просто наслаждались пением. А вот вам, дорогие друзья, повезло чуточку больше, так как я понимаю язык сакранильских нимф. А ещё язык лесных эльфов, южных дриад, лагунных эльфов, подземных карликов, живущих недалеко от великой норы гномов, и … Ой, простите, я захвастался. Вернёмся к нашим друзьям. Оказалось, что Звук Мервильского леса тоже понял смысл слов и молча слушал Семриаль. Ещё немного – и пение притихло. Кое-кто восхищённо молчал, кто-то с трепетом ожидал ответа, а вот кто-то углубился в раздумье. Наконец, после недолгого ожидания, Звук нарушил тишину:

– БЛАЖЕННО! ВЫ УГАДАЛИ, ЗАБЛУДШИЕ.

Лямель и его спутники радостно переглянулись, озаряясь широкой солнечной улыбкой. А Фунгус, как всегда, сдерживался, как он утверждал, от людских эмоциональных слабостей. Но и даже это не помешало ему с горделивым видом сказать:

– Хорошо, что среди вас есть кто-то с мозгами! А то питались бы мохом до конца жизни.

Гриб ещё долго ляпал бы про своё превосходство, но Руан вовремя заткнул ему рот. Странники замолчали, ожидая слов лесного Звука.

– ВЫ УГАДАЛИ, И Я СДЕРЖУ СВОЁ СЛОВО. ВАС ВЫВЕДУТ ОТСЮДА! ГУЛДОБЕРД, АРНАЗИЛ, ФИНН, СКОРЕЕ СЮДА!

Из темени буквально в одно мгновение по призыву могучего Звука вылетели три крайне странных существа: глаз, ухо и нос, порхающие на тонких, как у бабочки, крыльях.

– ВЕДИТЕ ЭТИХ ПУТНИКОВ ЗА СОБОЙ И ВЫВЕДИТЕ САМЫМ БЕЗОПАСНЫМ ПУТЁМ! – приказал Звук.

Существа смиренно выслушали и не спеша утонули в лесной тьме, увлекая за собой путников. Друзья попрощались со Звуком Мервильского леса, отблагодарив его приятными для слуха фразами, и тронулись в путь вслед за причудливой троицей.

Пока наши герои проходят через Мервиль, я на минуточку отвлеку вас, обратив ваше внимание на Эльду. Ведь нельзя оставлять ведьм без внимания ни на секунду, тем более что именно эта ведьма ещё успеет блеснуть злодеянием и не раз насолит нашим друзьям. Итак, вернёмся в то недалёкое прошлое, когда Руан, уводя друзей от демонической погони, съехал в самую чащу, ворвавшись во владения могучего Звука. Эльда, увидев беспомощность призванного слуги, который застрял своими мерзкими перепонками в зарослях, немедля пустилась вслед за ними. Однако она не довела дело до конца. Стоя на границе зачарованной части леса, она призадумалась: а стоит ли рисковать жизнью ради гриба, хоть и очень редкого? Эльда знала, что та часть, которая простирается перед её взором, полна странностей, познать которые она не способна, и как бы сильно ни был необходим гриб, она решила не соваться в чертоги, где ей могут быть не рады. А где вообще могут быть рады ведьме? Если это шабаш, конечно, или какой-то могущественный человек, жаждущий власти. Именно к нему и поспешила Эльда.

Путь, по которому следовали наши герои, оказался довольно лёгким и на удивление приятным. Это естественно, когда вас провожают существа, знающие лес как свои пять пальцев. Хотя пальцев-то у них не было от роду. Заблудшие, как их называл могучий Звук, по пути встречали уйму удивительных зрелищ, начиная с хохотливого лиса, сидящего на дубовом пеньке и издевающегося над прохожими, каменных рыб, поющих цветов, хрустальных деревьев с сочными янтарными и малахитовыми плодами до легендарного чёрного единорога, считавшегося вымершим давным-давно. Отличался он от обычного единорога гораздо более высоким ростом и серебряным рогом, скрученным в спираль. Но, помимо прочего, Лямель и его спутники удостоились лицезреть нечто, что потрясло их больше всего. Потом, спустя какое-то время, поэт запечатлит на бумаге тот волшебный восторг от увиденного им. Я вас обрадую: краешком глаза я всё-таки сумел разглядеть несколько строк. Сейчас я их припомню… Ах да, вспомнил:

«Темнеет небо, блекнет свет,

Творятся чудеса кругом.

Здесь чудо есть, а может, нет,

Вдруг из кустов выходит гном,

Бежит куда-то этот гном,

Бежит, как ветер, улетает,

Окутанный ещё он сном,

На флейте сказочной играет.

А где-то в гуще яркий свет

Пронзает ночь, как острый меч,

Туда бежит ведь наш атлет,

Там, где горит обилье свеч.

Бежит туда он не напрасно,

Он на пир эльфийский опоздал,

И вправду там так всё прекрасно,

Он поздно вечером узнал:

Течёт в разгаре пышный пир,

Принцесса встанет у венца,

И счастьем полон целый мир,

И радость эльфов без конца,

Красота её небесна,

Как заря и как рассвет,

И душа её прелестна,

Словом, краше её нет.

А принц прекрасен, на коне

Уже давно её искал,

Видал её он, но во сне

Уж горячо о ней страдал,

Тут он спустился из седла,

Душой влюбленной подошёл,

Да пусть кричат: любви хвала,

Что он любимую нашёл.

Столы и стулья из грибов —

Так принц на них присел покорно,

А на столе густой покров,

Пирог главенствует, бесспорно.

Все за столом сидели дружно,

Шутил игриво гном беспечный,

И, словно чадо, непослушно

Парил над пиром эльф черничный.

А за горой луна смеялась,

Внимая шуткам радостных гостей,

И от ветра ива извивалась,

Удивляя магией своей.

Праздник был всё веселей,

Благословил всех эльфов мудрец,

Сей пир продлился много дней,

А вот стиху, увы, конец!»

Вот всё, что я успел прочесть в старой, потрёпанной тетрадке Лямеля. Но вернёмся к былому. Странники наблюдали за крайне удивительным событием с небольшого склона. Как бы друзьям ни хотелось присоединиться к весёлым созданиям, бурно пирующим прямо посереди зелёной рощи, сделать этого они не могли. Надвигающаяся заря торопила их, и они с какой-то приятной грустью на лице покинули лес, продолжая свой путь в Зареб. Праздничная музыка пира плавно сменялась лесным затишьем. Никогда ещё прогулка по лесу не была столь приятной для души и глаз. Кстати о глазах: существа, сопровождающие маленькую компанию, то и дело глядели, принюхивались и прислушивались к ним. Это, конечно, немного сковывало, в особенности Руана. Но друзья были благодарны им за мир, который проводники открыли для наших путников, поэтому простили им их назойливость. Вскоре лесная тропинка начала терять свои очертания, а густые заросли сменились могучими кипарисами. Лямель и Руан сразу признали знакомую природу окрестности. Не было сомнений: дом уже близко. Дойдя до окраины леса, Гулдоберд, Арназил и Финн резко остановились, дав понять, что далее сопровождать друзей не могут. Им было запрещено показываться посторонним. Дивная троица, порхая хороводом над друзьями, попрощалась и молча скрылась под ветвями кипариса. Путникам лишь оставалось поблагодарить вслед своих удивительных проводников. Невзирая ни на что, повозка вновь тронулась в путь. Уже до рассвета негостеприимный и таинственный лес, подаривший Лямелю и Руану двух восхитительных друзей, остался позади. А за горизонтом, совсем недалеко, из-за холма красовался величественный Зареб со своими каменными дорожками, цветными черепицами и узкими улочками, которые были наполнены ароматом свежего хлеба дядюшки Фамоса. В самом центре города возвышался, подобно скале, белоснежный замок с высочайшими заострёнными башнями, ради обитательницы которого Лямель и его друзья пустились в смелое путешествие и пережили много опасностей. Поэт глядел вдаль, на ту самую башню, откуда единственный раз показался силуэт, вынудивший бедное сердце колотиться от любви. Он понимал, что это лишь начало пути и впереди его ждут ещё более сложные испытания.

Глава V

Путники недолго любовались зрелищем величественного города. Голод и неимоверная усталость заставили повозку двигаться дальше, и уже на заре друзья стояли на крыльце небольшого ветхого, но очень симпатичного домика, который весь был украшен яркими цветами в керамических горшках. Их оттенки были настолько броскими, что от восторга нимфа не знала, в какую сторону смотреть.

– Ты здесь живёшь? Красота.

– Спасибо. Иногда красоту можно навести и без роскоши, – горделиво ответил Лямель, приглашая уставших путников вовнутрь. Комнаты, на удивление, оказались убраны, а задний сад ухожен. Обычно у поэта царил творческий беспорядок. «Должно быть, тётушка всё же повозилась», – подумал Лямель. Тётушка Мильга часто заглядывала к своему юному племяннику и не давала скопиться пыли на скромном убранстве. Хотя мебели и не было толком: отживший свои лучшие времена деревянный стол с не менее старыми стульями, огромное отцовское кресло с поблёкшими подлокотниками, превращающееся в нужный момент в кровать, бесчисленные книжные полки, забитые до отказа исписанными тетрадями поэта, небольшой потёртый ковёр и настенные часы. Вот, пожалуй, и всё. Обстановка была простой, но простотой своей она создавала уют и покой во всех четырёх стенах. Лямелю нравилось, а это было главным. После мервильских событий жилище Лямеля показалось путникам королевским шатром.

– А тут довольно мило, – промолвила Семриаль, оглядываясь по сторонам, – гораздо лучше, чем в том проклятом особняке (имея в виду логово некроманта).

Внезапно послышался звук. Страшное журчание охватило дом. Но не бойтесь. Такое обычно происходило с Руаном, когда он долго оставался голодным. Звук опустевшего желудка пробудил у Лямеля желание быстренько что-нибудь приготовить, и он ловко прошёл на кухню.

– Мм, какое кресло, совсем для меня! – потирая ладоши, ускакал гриб в единственное спальное место, попавшее в его поле зрения. Удобно усевшись в несоразмерно громадное кресло, он продолжил: – Всё, людишки, я буду спать здесь, – прислонившись к гигантской спинке кресла со своим неизменным царским выражением лица, промолвил Фунгус.

Через час все друзья были уже сыты и повалились спать после утомительного путешествия. Фунгуса, естественно, со всеми царскими почестями попросили уступить кресло Семриаль, но после ожидаемого категорического отказа он с помощью Руана переехал в не менее барское ложе – на книжную полочку. А друзья, в свою очередь, постелили себе на полу.

Так они проспали вплоть до следующего утра. Каждому снился сон: кто видел принцессу, кто кошмар в лице безумной ведьмы, а кто-то видел то, чего не должен был видеть. Я запутал вас, не так ли? Ну ничего, скоро вы всё поймёте, не торопитесь. Давайте оставим их сновидения в покое: они заслужили крепкий сон.

Лямель пробудился первым и к тому же ранним утром, ещё задолго до того, как молодые лучи солнца успели нежно разгладить крыши домов. Он тихонько встал и тайком от спящих друзей покинул дом. Его щуплое тело приятно побаливало от долгого сна. Свежий ветерок, ещё с ночи хозяйничающий в окрестностях, принёс поэту с конца улицы хорошо знакомый хлебный аромат. И он помчался туда, догоняя робкое сердце, стремглав унёсшееся вперёд. Пробежав вдоль родных улиц и повернув за угол, он наткнулся на старого хромого мужчину, который весь был обсыпан мукой.

– Дядя Фамос! – радостно обняв его и не боясь испачкаться мукой, воскликнул Лямель.

– Лямель, сынок, где ты был? Твой старик уже начал беспокоиться. – Ты завтракал? Хотя что я несу, – стукнув себя по лысой голове, сказал он, – никто не завтракает без булочек дядюшки Фамоса. А ну попробуй, – протягивая ему горячий противень, продолжил старик.

Лямель, с трудом взяв горячую булку, начал немедля подбрасывать и дуть на неё. Откусив кусок душистого хлеба, он устремил пристальный взгляд на булочника. Ведь его терзал один лишь вопрос:

– Как там она?

– Кто? – с забавной улыбкой на устах продолжил Фамос, оборачиваясь и всматриваясь то вглубь печки, то обшаривая широкие карманы. – Тут никого нет! О ком ты?

Старый булочник ни в коем случае не был глупцом: он с первых секунд появления Лямеля знал, о чём тот спросит. Он только захотел вызвать улыбку у своего юного друга, ведь после его ответа Лямель вряд ли улыбнётся. Поэтому дядюшка перевёл дух и, набравшись сил, сказал:

– Ты про неё? – указывая наверх, спросил дядюшка. – Ну почему же ты не послушался несчастного булочника и не выбросил её из головы?

– Что случилось? – тревожно спросил поэт.

– Ты, наверное, сынок, пропустил мимо ушей, когда я говорил о герцоге Кесгорском. Король наконец-то дал добро и благословил союз двух королевств, связывая его крепкими узами брака. Да, она выходит замуж, сынок. По крайней мере, так говорят за пределами дворца.

Лямель был ошарашен, огорчён, подавлен, убит горем. Назовите это как угодно, но знайте одно: в тот момент бедный юноша предпочёл бы навеки блуждать в чертогах Мервильского леса. Руки задрожали, язык онемел. Охрипшим от волнения голосом он тихо промолвил… ах, как же сложно было вымолвить хоть слово:

– Когда?

Дядюшка Фамос опустил глаза, зная, что огорчит бедное дитя ещё больше.

– Через два дня. Ровно в день Лунного праздника.

Поэт стал бледен, как молоко, и выскочил прочь из пекарни, даже не попрощавшись с дядюшкой Фамосом. Дружелюбный ветер, давеча ласкающий его, теперь, словно оледенев, ножом резал его в спину. Он бежал, бежал домой, бежал, как только мог. Приятный день вдруг помрачнел, поблекли цвета, и он почувствовал себя одиноким и сражённым. Сражённым беспощадно и бесповоротно.

Он зашёл домой так же незаметно, как и ушёл. Затем, уединившись на заднем дворе, стал думать. О, каким же дураком он был, когда убедил себя, что чудо всё же сможет произойти, что, как в старых легендах, принцессы могут выбрать себе простолюдинов, которые совершили подвиги ради них. Каким же он чувствовал себя наивным и глупым. Сколь многого он хотел от судьбы. «Посмотри на себя, кто ты? Как ты мог мечтать о принцессе, мечтать о запретном? Недоумок! Как ты посмел только поверить в это? Да здравствует король, да здравствует принцесса! Вот твой удел, вот что ты должен кричать среди тысячной толпы. Она даже не заметит тебя, ты… ты всего лишь часть необъятного народа, который собрался поздравить счастливый брак прекрасной дивы с благородным рыцарем. Ах, я представляю этого красавца на белом коне со сверкающими доспехами, с бесстрашным лицом и благородными манерами. Как же ты далёк от идеала, Лямель. Поверить не могу в свою глупость…» – думал он, нещадно упрекая себя.

Дверь, ведущая в дом, тихонько распахнулась. Юная нимфа осторожно выглянула, вдыхая запах цветущего сада. Там, среди ухоженных грядок, сидел истукан, очень напоминающий Лямеля. Фигура совсем не двигалась, уставившись куда-то вдаль, куда, наверное, не ступала нога человека. Нимфа сразу почувствовала неладное и, подойдя к своему другу, молча села рядом с ним. Они сидели долго, и оба молчали. Вдруг Лямель наконец-то заговорил:

– Всё. Вот и конец!

– Конец чему? – поинтересовалась Семриаль. – Ведь не бывает просто конца. Если наступает чему-то конец, то чему-то наступает начало. Не бывает конца без начала и начала без конца. Так чему же конец, друг мой?

Поэт повернулся к нимфе. Он позже вникнет в смысл сказанного хранительницей. А сейчас совсем потерянный Лямель произнёс:

– У неё свадьба… скоро… через два дня. Свадьба… уже скоро… свадьба, – судорожно повторяя это роковое слово, твердил Лямель. После он вновь устремил взгляд в пустоту и продолжил тихо бранить себя, изъедая себя изнутри.

– Откуда ты узнал?

– Да какая разница. Все об этом знают. Кроме меня… похоже, – выдержав небольшую паузу, он, словно безумец, взглянул на нимфу. – Два дня, ты понимаешь? Два дня… Семриаль. Всё, что я делал, оказалось напрасным. Всё. Всё!

Хранительница, немного подумав, привстала и суровым тоном изрекла:

– Во-первых, перестань ныть. Ничего страшного ещё не стряслось. А во-вторых, во время вашего путешествия вы спасли меня. Разве моя жизнь не стоила того? Или то, что, выручив Фунгуса, вы предотвратили нечто жуткое и помешали планам моей сестры. Да, он назойлив, самовлюблён, капризен, но он спасённая душа. Разве ваш поход был зря? – она говорила, пристально глядя в измученные глаза Лямеля. – А в-третьих, свадьбы ещё не было, и, если ты будешь так сидеть, она точно состоится. Знаешь, о чём я пела там, в лесу, для Звука? Я пела о чудесах, окружающих нас на каждом шагу и столь же часто случающихся с нами, о надежде, что не оставляет нас ни на секунду… я пела о волшебстве. Если верить в чудо, оно случится именно с тобой. Но одного желания недостаточно, ты должен встать и сделать что-то для его исполнения. И Божественная благодать не оставит тебя. Поверь, лишь поверь, прошу тебя, и чудо поверит в тебя, в твою волю и желание. А помощь у тебя есть всегда – это мы, твои друзья. Сейчас сиди и думай, достаточно ли дорога тебе твоя мечта, чтобы встать и исполнить её. Но думай недолго: осталось всего лишь два дня.

Произнеся эти слова на одном дыхании, Семриаль зашла обратно вовнутрь, оставив поэта наедине со своими мыслями. Лямель был изрядно впечатлён. Он уверил себя, что надежда умерла. Но оказалось, что она снова воскресла в лице юной и прекрасной нимфы Семриаль.

Поэт сидел и думал. Думал ещё и ещё. Внутри него боролось отчаянное смирение, которое он кормил, узнав горькую весть, и надежда, принесённая извне. Будто два дракона неистово бились, изувечивая, кусая, извергая пламя. Бились так, что казалось, погубят друг друга исполины своей необъятной мощью. От пара и огня поднялся густой туман, и битва затаилась в нём, давая знать о себе порханием драконьих крыльев и зверским рёвом. Бой был тяжёлым и долгим. Но и его настиг конец. Из белого тумана вышел дракон, весь в ранах и ожогах. Он хромал от адской боли, иногда грузно падал. Но лицо его было решительным, вольным и, что самое главное, порождающим надежду. Лямель очнулся от своих раздумий. В глазах его блистала искорка победоносного гиганта. Искорка надежды. Он привстал и зашёл в дом. Семриаль уже поведала Руану и грибу о предстоящей свадьбе и попросила не бередить рану, не расспрашивать Лямеля ни о чём. Однако, на удивление нимфы, доселе подавленный Лямель предстал перед ними совершенно иным. Точнее, таким, каким он был прежде, – отчаянным и решительным.

– Ну что, какие у нас планы? – резко вымолвил он, уловив краем глаза улыбку Семриаль.

– Планы вроде прежние: заходим в замок, ставим шатёр с книжками и ждём принцессу, – отозвался Руан.

Услышав детский бред, хранительница не смогла удержать смех и хотела уже что-то сказать, как её перебил хвастливый голос с книжной полки:

– Глупцы. Вы думаете так легко попасть в замок? Да и вообще, вам никогда не приходил в голову тот незначительный факт, что в замках обычно бывает своя библиотека? Или вы думаете, принцесса будет шастать по рыночной площади ради ваших книжек? Сказать вам, что она сейчас делает? Готовится к свадьбе! И вряд ли в ближайшее время у неё появится острое желание что-либо почитать. Тем более ваши жалкие книги, – презрительно бросил гриб.

– И что же ты нам посоветуешь, о великий провидец? – раздражённый Руан обратился к грибу, который нагло болтал ногой, сидя на книжной полке.

– Так вот, тугодумы, все ваши идеи просто отсталые… и даже только что появившиеся! – заткнул он Лямеля, хотевшего что-то сказать. – А план мой таков: кто-то должен тайком пробраться в башню…

Спустя час недовольный гриб уже висел на трёх воздушных шариках, скрестив руки и обиженно глядя на Руана, подвесившего его.

– Ну как, ты готов, Фунгус? – спросил Лямель.

– Нет! Не готов. Я хочу на землю. И вообще – грибы не летают!

– Уже летают, – усмехнулся Руан.

– Я отказываюсь принимать участие в этом бредовом деле!

– Но ты это сам придумал, – отозвался поэт.

– Да, но я не имел в виду себя. Отпустите меня на землю немедленно!

– Фунгус, друг мой, – вмешалась нимфа, – времени очень мало, ты должен это сделать, – и после, взглянув на Руана, добавила: – Отпустите шар, а я попрошу восточный ветер помочь ему.

Ты лёгок, прост, ты как душа,

Витаешь по́ миру кругом.

Неси ты гриб наш не спеша,

Неси к принцессе прямиком.

Восточный ветер, тут же вняв просьбе нимфы, словил воздушный шар и медленно унёс его в нужном направлении. Фунгус всё больше отдалялся от земли, как вдруг его резко осенило:

– А как я спущусь? Вы меня обманули! – кричал гриб.

Лямель и Руан переглянулись в ужасе. В порыве спешки они даже не подумали об этом. Но Семриаль не упустила ничего и спокойным голосом крикнула в ответ:

– Ветер поможет тебе: лишь доверься ему, и он принесёт тебя туда, где мы.

И ветер унёс Фунгуса выше, где уже нельзя было услышать звонкий голос очаровательной нимфы.

– Мой восточный друг сделает своё дело, а нам пора во дворец! – сказала она, отвлекая друзей, непрестанно глядящих вслед за воздушным шаром.

Пока друзья приготавливаются, а шар неспешно летит к покоям принцессы Нарлы, я расскажу вам об Эльде. Последний раз мы оставили её в Мервильском лесу на пороге запретной чащи. Посчитав путников сгинувшими в проклятой части леса, она отправилась к человеку, зелье для которого собиралась приготовить.

Зловонный запах гнили, головы расклёванных скотов, лужи испражнений и грязи были повсюду. Даже ведьма, имеющая дела с чёрными ритуалами, отвращалась всякий раз, проходя мимо проклятого места. Будто солнце потухло в этих краях, покрытых багровыми тучами. Она шла медленно и тихо. Крестьяне при виде её скрывались за дверьми и испуганно следили за ней через щели забитых окон. Город был в глубоком забвении. Трупы умерших так и валялись на земле, привлекая огромных псов с цепями, что вселяли ужас в сердца людей. Мольба и крики, исходящие из домов, уже никого не удивляли. Бесчинствующие мародёры врывались в дома и потешались над их обитателями, как могли, забирая то хлеб, то скот, а то и юных дев и детей. Почва, по которой ступала Эльда, была вся пропитана кровью. Горе витало в воздухе. Не придавая значения тому, что творится вокруг, она продолжала свой путь к высокому холму, откуда несчастный город мрачным видом устрашал замок, – логово кровожадных убийц, когда-то именовавшийся Радужным. Была и иная тропинка туда, но таким, как ведьма, там было не место. И вот показался порог крепостных стен, украшенных головами непокорных жителей. Она молчаливо проплыла мимо стражи, заставляя приходить в ужас закалённых в боях воинов своим леденящим взглядом. Десятки ворот и дверей, охраняемых как зеница ока, приоткрывали стражники, которые даже не смели взглянуть ей в глаза. За пределами города была иная жизнь. Всё утопало в роскоши. Металлические ворота сменялись деревянными, серебряными и золотыми порталами. Но вся эта роскошь не была в состоянии изменить мрачную атмосферу, царившую в городе. Страх слуг и пажей был ещё более сильный, нежели у крестьян. Вырванные у родителей дети боялись сделать лишний шаг, дабы не стать украшением внешних ворот. Отцы и матери, каждый день проходя мимо замка, с душераздирающей болью искали в подвешенных головах очертания своих крох и, не найдя, уходили с надеждой, веря, что их дитя всё ещё живо. Наконец Эльда достигла тронного зала. Огромные врата заглушали пьяные отголоски частых вакханалий. Она толкнула портал и вошла вовнутрь. Чрево замка было куда более отвратительным, чем его окрестности. Изобилие превратилось в жуткую расточительность. Ненужная гора еды валялась буквально под ногами, над ней извращались, на ней танцевали, а истощавшие от голода слуги взирали на всё это, не смея взять и кусочка. Обезумевшие от эля гости вели себя омерзительно. Перед вами открылся лик истинного обиталища мрака. Увидев ведьму посреди зала, хозяин дома привстал и властным тоном приказал:

– Всем выйти!

Музыка, играющая бог знает сколько времени, внезапно прервалась, пьяные будто отрезвели, разговоры притихли. Все молча и беспрекословно покинули зал за считанные секунды, словно и не было никакого пиршества. Он не торопясь уселся на трон и, взирая на ведьму сверху вниз, сказал:

– Зелье готово?

Бледные губы на замершем лице впервые после мервильского происшествия заговорили:

– Нет.

– Как так нет? – разъярился хозяин дома. – Ты обещала мне зелье!

Ведьма, не меняя каменного выражения, ответила:

– Они зашли в запретную чащу и погибли.

– Кто они? Где гриб?

– Какие-то путники спасли его, и они же его погубили.

– И зачем ты не пошла за ними?

Бьющие ужасом глаза Эльды спокойно взирали на бешеного тигра.

– Я не могла последовать за ними. Зайдя туда, погибла бы и я.

Озверевший до невозможности, он достал трофейную булаву и бросился на ведьму:

– Ты умрёшь за свой страх!

Хозяин дома хотел было стереть её с лица земли, как не вздрогнувшая ведьма швырнула небольшим огненным шаром, откинув недруга прямиком к трону:

– Да как ты смеешь, смертный, поднимать на меня оружие, – пустые, леденящие глаза Эльды вспыхнули дьявольским огнём, а вокруг неё появился мрачный туман, точно из недр преисподней.

Хозяин дома с трудом привстал, отходя всё дальше. Булава выпала из дрожащих рук, и, прислонившись к стене, он ожидал последнего удара. Но, на удивление, туман исчез, а глаза вновь обрели естественный цвет.

– Я обещала тебе, и я сдержу обещание! – сказав это, она направилась к дверям.

Вдруг из ниоткуда в комнату ворвался мальчишка с огромным свитком в руках. Обычно такая дерзость каралась смертью, но именно этого письма так долго ждал хозяин дома. Он дал кусочек окорока бедному мальчишке и принялся быстро читать содержимое. Текст письма изрядно взбодрил его, и, немного оправившись от недавнего магического удара, он остановил ведьму, уже дошедшую до порога зала:

– Стой! – крикнул он с довольной улыбкой. – Ты пойдёшь со мной!

Никто не знал, какие дела разворачивала ведьма. Но было ясно одно: дела эти были темнее самого мрака.

А тем временем Лямель и его друзья уже собрались, чтобы наконец-то проникнуть в замок и осуществить вторую часть задуманного плана – устроить встречу поэту с принцессой Нарлой.

Собирая последние принадлежности, поэт заметил нечто странное в облике нимфы, нечто, чего он не замечал ранее.

– Семриаль, ты сияешь! – будто в первый раз увидев хранительницу, воскликнул он.

– Да, а что? – с недопониманием ответила она.

– А тебе не кажется, что это будет выглядеть странно в обычной толпе?

В волшебном лесу или же там, откуда пришла Семриаль, сияние не вызывало бурного удивления, но на рыночной площади такое зрелище не осталось бы без внимания. Нимфа, немного подумав, улыбнулась, явно найдя способ решить задачу:

– Думаю, это можно скрыть, только дай мне время. Иди к Руану, а я сейчас буду.

Лямель одобрительно кивнул и покинул дом, оставив её одну. А на крыльце их нетерпеливо поджидал Руан с уже запряжённой повозкой.

– Лями, всё. Вы готовы? Можем трогаться? А где Семриаль?

– Она сейчас выйдет, решает небольшую проблему с внешностью.

– Наносит грим? – подшутил Руан.

– Скоро сам всё увидишь.

Затем наступило молчание. Руан почему-то ёрзал, сильно волновался. Лямель заметил, что его друг уже несколько раз безуспешно пытается обратиться к нему, но почему-то, колеблясь в решении, вновь впадает в задумчивое состояние.

– Что ты хочешь мне сказать, друг мой? Тебя что-то гложет?

– Меня? Нет. Ничего не мучает. А с чего ты взял?

– Наверное, мне показалось, – с незаметной улыбкой промолвил поэт.

Прошло ещё немного времени. Но волнение Руана было неугомонно. Набравшись смелости, он всё-таки решил открыть душу своему приятелю.

– Да!

– Что да? – переспросил поэт.

– Да, ты был прав. Есть кое-что, что мучает меня, – смотря на внимательно слушающего друга, ответил тот, – никто не должен знать. Ты обещаешь, что никому не скажешь?

– Не держал ли я обещания когда-нибудь, дружище?

– Держал, конечно, но не в этом дело. Просто это очень важно… – еле выговаривая, произнёс Лямель. – Мне кажется, будто я…

Тут-то и распахнулась дверь, и Руан так и не смог сказать то самое важное, что собирался сказать. Из дома, заплетённая цветами, вышла милая крестьянка, скрывшая своё волшебное сияние, однако не сумевшая скрыть чарующую красоту нимфы.

– Ну как? – задорно улыбнулась хранительница, пушинкой поднявшись на повозку. – Так никто не заметит, что я нимфа?

– Твою красоту не скроет ни один крестьянский наряд, правда, Руан?

Тот робко кивнул головой, выдавив глупую улыбку. Увидев это, все дружно засмеялись, и повозка тронулась в путь. Первый скрип колёс привёл в беспокойство сердце поэта, возбудив в нём ощущение чего-то необратимого. Все были в ожидании дальнейших приключений, и только Руан то и дело оборачивался, чтобы мельком лицезреть очаровательную Семриаль.

Поэт так и не смог узнать, что за важную весть хотел сообщить ему его лучший друг. А позже в водовороте бурлящих событий он и вовсе позабудет об этом. Но не будем торопить события. Всё разъяснится в своё время. Уж поверьте мне.

Глава VI

И вот перед нашими друзьями показались могучие врата Заребского замка, как… Постойте-ка, вам не кажется, что мы про кого-то забыли? Да-да, именно про нашего воздушного путешественника. Мы же не можем не побеспокоиться о нашем маленьком друге, который храбро летел к покоям принцессы. Восточный ветер сдержал своё слово и безопасно высадил до смерти испуганного Фунгуса прямиком на окошко, прикрытое лёгкой шёлковой занавесью. Гриб осторожно приоткрыл штору и краем глаза прошёлся по комнате. К несчастью, а может, даже наоборот к счастью, принцессы Нарлы в покоях не было. Не заметив ни души, он ловко пробрался вовнутрь, прыгнув на деревянный комод. Комната благоухала лавандой и мускатным орехом, а в углу одиноко висело свадебное платье, вышитое полностью из лепестков белой розы. Главной целью Фунгуса была книга, очевидно, та, что лежала на кровати. Ведь, если верить плану, именно с её помощью Семриаль смогла бы установить связь с принцессой. Достаточно было лишь запомнить название. «Разве такая лёгкая задача не под силу великому Фунгусу?» – подумал гриб про себя и с лёгкостью спустился на махровый ковёр. Конечно, уместно было бы сказать «провалился», но не будем вникать в подробности, тем более что такой расклад повествования не понравилось бы самому грибу. Крадясь средь зарослей пушистого ковра, словно затаившийся тигр, он настиг ножки королевского одра. Ещё несколько ловких движений по выступам ручной резьбы – и он, гриб, был уже на вершине, где под ногами простиралась белая, будто горный снег, простыня.

– Так-так, посмотрим, что читает Её Величество королевская особа, – и начал перелистывать пожелтевшую книгу, время от времени замирая на иллюстрациях. – Фу! Слезливая любовная история. Ну почему люди такие сентиментальные?! Хорошо, что хоть картинки нарисовали, – задумался бородатый гриб и принялся перелистывать дальше. Утолив своё любопытство и высказав ворчливым тоном своё неоспоримое мнение о книге, он наконец-то соизволил взглянуть на название. Дело это оказалось нелёгким: чтобы поднять и вдобавок перевернуть тяжёлый кожаный переплёт, нужно было изрядно повозиться миниатюрному существу с размером с гусиное яйцо. Но, видимо, я недооценил Фунгуса, так как после нескольких усиленных попыток ему всё же удалось закрыть книгу, и перед ним красивым каллиграфическим почерком появилось название «Любовные новеллы», Эсенбальд Криворогий. Открою вам секрет: Эсенбальд стал знаменит тем, что был признан первым гномом-писателем, затрагивающим только любовные темы (до него у гномов не было принято писать о любви, и вся их литература состояла из сплошных военных саг и рудокопных трактатов). Гриб, запомнив название и утомившись от всего этого, резко проголодался. Как обычно это бывает, по стечению обстоятельств рядом оказался огромный кубок с яствами, явно предназначенный не ему. А самым притягательным среди всего показался грибу зефир, такой воздушный и вкусный. Не раздумывая ни секунды, он с головой окунулся в лагуну сладостей, позабыв о всяких предостережениях Семриаль. Да так окунулся, что в поисках заветного зефира добрался до самого дна чаши. И тут внезапно дверь отворилась, и в комнату зашли две служанки с целью прибраться в ней. Фунгус от страха чуть не подавился, скрывшись под грудой пряностей.

– Нужно побыстрее убраться, у нас много дел сегодня, – сказала одна другой, взбивая подушку.

– Грядёт такой день, – мечтательно говоря сама с собой, проронила одна из служанок, – хотела бы я быть на её месте. Ах, как же красив герцог.

– Хватит дурью маяться, больше дел сделаешь, – прервала её от сладких грёз старшая служанка. – Вот, возьми кубок и унеси его на кухню, залежался тут уже. Я сама справлюсь. Иди!

Фунгус насторожился, услышав всё сказанное, но слово «кухня» и очевидная ассоциация с ещё большим количеством сладостей побороли в нём страх. Он ещё не раз будет жалеть о том, что не послушался наставлений Семриаль и полез туда, куда не стоило.

А сейчас перенесёмся к поэту и его компании. В тот самый момент, когда всё пошло не так (имеется в виду безрассудный поступок Фунгуса и его дальнейшие последствия), перед Лямелем, Руаном и Семриалью предстали могучие врата Заребского замка, как вдруг мимо них пронеслись всадники в тёмно-бордовых одеждах. Они галопом ворвались в замок и исчезли из виду. Друзьям это показалось обычным делом, ведь десятки гонцов входят и выходят из замка каждый день. Но не тут-то было. Через несколько минут у крепостных ворот появились глашатаи и звонким голосом объявили о скором приходе Мелзора из рода Фалмарков, герцога Кесгорского. Стражи тотчас же принялись расчищать дорогу для доблестного герцога и его свиты, торопливо подгоняя толпу торговцев.

– Вы это слышали? – в панике обратился поэт.

– Нам следует двигаться быстрее, времени совсем впритык, – поторопила Семриаль.

Уже примерно через полчаса, вырвавшись из необъятной давки повозок, полных разнообразным товаром, друзья добрались до рыночной площади, где в честь намечающейся свадьбы король устраивал грандиозную ярмарку. Уже с раннего утра гигантская площадь, расстилающаяся от северных ворот до Абадосских садов, радужно принимала гостей из разных уголков королевства. Жонглирующие шуты, редчайшие предметы, принесённые из далёких краёв, различные ароматы специй, витающие в воздухе, незнакомые слуху речи сплетались воедино. Во время таких пышных ярмарок было опасно ходить с полным кошельком, так как на каждом шагу тебя поджидала удивительная диковинка, пройти мимо которой не представлялось возможным. Чего стоил один лишь визит в шатёр звездочёта, хранящего частички сияющих звёзд, которые беспокойно кружились, подобно светлячкам. Можно было за определённую плату купить себе кусочек светила, множество веков пристально следящего за нами и наверняка сохранившего в себе память о несметных ночах. А гномы? Они же не переставали поражать воображение самых заядлых эстетов искусным кузнечным умением. Лямель и Руан никогда не упускали возможности прогуляться вдоль удивительных лавок. Конечно, покупать всё подряд им не позволял кошелёк, однако поглазеть на разительные предметы, к счастью, было бесплатным удовольствием. В этот раз им привелось наблюдать за ярмаркой по ту сторону лавки. Выбрав себе место поближе к дороге, они принялись расставлять небольшой шатёр, заполнив его книгами изнутри. Друзья дожидались скорейшего возвращения гриба.

Время шло, а от Фунгуса не было никаких вестей, и друзья стали мало-помалу беспокоиться.

– А может ли ветер понести его куда-нибудь в другое место? – спросил Руан.

– Нет, исключено! – ответила нимфа и, ощутив лёгкое дуновение ветра, добавила: – К тому же ветер сообщил, что никого не видел у окна.

«Вот незадача, – промолвил поэт в душе. – Где же ты, Фунгус?»

В сильные раздумья канул поэт, переживая за судьбу их непоседливого друга, и даже не заметил первого посетителя, копающегося в груде книг. Пока Руан и Семриаль увлеклись сахарными палочками, так сладко манящими своим абрикосовым ароматом, некая фигура незнакомки тихо пробралась в шатёр, перебирая и рассматривая каждую книгу. Не успев прочесть фразу в одной книге, она мгновенно переходила на другую, жадно перелистывая всё, что попадётся под руку. Её движения были слишком робкими и крайне осторожными. Впрочем, одну книгу она всё же успела обронить, тем самым разбудив Лямеля от раздумья. Вздрогнув от неожиданности, он поднял голову. Незнакомкой оказалась хрупкая и крайне стеснительная крестьянка с милыми чертами лица. Большие карие глаза растерялись, и она перепуганно подняла упавшую книгу, поставив её на место. В руках она держала всего одну груну. В первые секунды поэт чуть не поверил в мечту, приняв незнакомку за ту, что похитила его сердце своим чарующим образом. Но как бы того ни хотелось, чудо не случилось. Как-никак в лавке первый посетитель и нужно поприветствовать:

– Здравствуйте! Добро пожаловать в лучший книжный магазин, – весело выпалил Лямель. – Вы ищите что-то конкретное?

– Нет, я просто присматриваюсь, – торопливо произнесла крестьянка.

Вдруг её взгляд замер на старой тетради. На единственной непродающейся вещи в этой лавке. Лямель хотел было остановить её, но не успел. Открыв тетрадь, незнакомка прочла первую попавшуюся фразу.

– Какие чудные слова! – выражая искренний восторг, сказала она. – А кто автор?

Тот не знал даже, что сказать, и как всегда скромная натура поэта поборола его:

– Один знакомый поэт.

– Передайте вашему знакомому, что у него чуткое сердце.

– Чуткое?

– Да-да, чуткое и очень чистое, – добавила она, утвердительно кивая головой, увенчанной двумя крайне ясными и наивными глазами. – Только имея чистое сердце, человек способен на такие мысли, на такие фразы, – нежным тоном, лелея каждое сказанное слово, заключила она. – Прощайте! – резко обронив слово, она начала удаляться, но Лямель остановил её.

– Вы ничего не будете брать?

– Увы, нет, – с досадой взглянув на разжатую груну, ответила она. – Мне вряд ли хватит на что-либо.

Любой другой просто пожал бы плечами, но только не Лямель. Особенно когда речь шла о книгах. Схватив книгу, которую незнакомка больше всего разглядывала, протянул ей.

– Вот, возьмите, это подарок. Ни в коем случае не отказывайтесь, пожалуйста, – обменивая книгу на не менее ценное – на непритворную благодарность – обратился он к незнакомке.

Неожиданно со всех сторон зазвучали трубы, заиграли барабаны, а могучие копьеносцы построились в ряд вдоль главной дороги. Издалека стали видны всадники в бордовых одеяниях, сопровождающие длинный кортеж из нарядных вельмож.

– Я должна бежать, – торопливо произнесла крестьянка, заметив всадников.

– Постойте, а как вас зовут? – крикнул поэт вдогонку убегающей деве.

– Плеция! Меня зовут Плеция! – воскликнула незнакомка, скрывшись в бушующей толпе.

Услышав переполох, друзья мигом прибежали к шатру, не успев доесть очередную пряность. Когда процессия приблизилась к рыночной площади, люди наконец-то смогли увидеть главного виновника торжества, ведущего за собой остальных. Все восторженно пялились на разодетого в золотые доспехи красавца на белом коне. Все – Лямель и Руан в том числе. Хотя почти все. Пока поэт, глядя на доблестного рыцаря, всё сильней ощущал свою никчёмность, внимание Семриаль привлекла иная фигура, шествующая сразу же за герцогом. Странная особа двигалась верхом на коне, укрыв лицо лиловым капюшоном. Но по мере приближения таинственной всадницы Семриаль посещали знакомые ощущения. Она наспех накинула на себя плащ и, не объясняя ничего, приказала друзьям скрыться в толпе. Но, пожалуй, не только нимфа одна насторожилась встречей. Фигура на коне в свою очередь тоже начала суетиться, стараясь разглядеть кого-то в толпе – кого-то, кто заставил почувствовать нечто близкое ей. Озабоченно пройдя мимо ликующего народа, фигура украдкой бросила взгляд, но и этого было достаточно для хранительницы, чтобы разглядеть под тенью капюшона стеклянный взгляд своей сестры.

«Эльда?! – прошептала про себя Семриаль. – Но что ты тут делаешь?»

– Что стряслось? Почему мы прячемся? – шёпотом спросил Руан.

Семриаль, не отводя взгляда от уходящего кортежа, промолвила:

– Она здесь!

– Кто она? – поинтересовался Лямель.

– Эльда! – резко повернув лицо к своему собеседнику, ответила Семриаль.

Друзья были изумлены, и постепенно их изумление превращалось в испуг.

– Но что она тут делает, Семриаль?

– Да к тому же с будущим мужем принцессы.

– Да плюнь ты, какой еще муж! – перебил его поэт. А потом, немного поразмыслив, добавил: – Постойте-ка, если ведьма заодно с герцогом…

– …то принцесса в опасности, – спохватился Руан.

– Именно, друзья. И не только принцесса. И сам король, а может быть, и весь город, – со всей серьёзностью добавила нимфа.

Переварив недавнее известие и осознав, что ведьма направляется в замок, всех будто разом осенило, и они в один голос тревожно воскликнули:

– Фунгус!

Пока друзья с ужасом понимали, что Фунгус также в опасности, и велика вероятность того, что его поймают, сам гриб проводил время весьма недурно, валяясь на дне ещё большего кубка, куда он незаметно пробрался, находясь на королевской кухне. Объедаясь сладостями, он даже не подозревал о том, что прямиком направляется к праздничному столу, где среди гостей окажется его самый страшный кошмар – ведьма Эльда.

Лямель и его друзья долго и кропотливо придумывали, как же незаметно попасть в замок и вызволить из него гриба, прежде чем его найдёт кто-то другой. Все идеи, что они придумывали, заходили в тупик. Особенно когда план доходил до проникновения во внутренние врата, охраняемые лучшими воинами Зареба. Войти туда разрешалось только при наличии специального пропуска, достать который можно было в канцелярии, находящейся также за внутренними вратами. Какой-то замкнутый круг. Когда думать стало нечем и иссякли всякие мысли, вдруг неожиданно чей-то голос резко отвлёк поэта:

– Лямель, сынок. Когда ты вернулся?

Эта была тётушка Мильга, очень кстати работающая в дворцовой прачечной. Лямель совершенно позабыл о ней, но, вероятно, судьба в отличие от самого поэта была не столь забывчивой. «О Боже, как же она вовремя!» – подумалось ему.

– Тётушка? Как же я рад видеть тебя.

– Что ты тут делаешь? Как всегда, на ярмарке? О, я вижу и Руан с тобой, – откинув взгляд за плечо племянника, подметила она. – А кто эта прелестная девушка с вами?

– Тётушка, милая, нет времени объяснять. Эта Семриаль, и нам нужно срочно попасть в замок, – торопливо затараторил Лямель.

Увидев недоумевающий взгляд тётушки, на помощь пришла нимфа.

– Помогите нам, город в опасности. И только вы можете помочь.

Тётушка Мильга сегодня утром проснулась в отличном расположении духа. Пели птички, цвели садовые деревья… Но, очевидно, её хорошему настроению пришёл конец.

– Но как, у вас же нет пропуска.

– Да, тётушка, именно поэтому я и прошу тебя.

– Но это же опасно. Вдруг вас заметят. И что за опасность грозит городу?

– Тётушка, любимая, всё потом. Скажи, ты можешь?

– Если нас поймают…

Через некоторое время приятели лежали на дне повозки под грудой выстиранного белья, вдобавок переодевшись в костюмы дворцовых слуг, совестливо одолженных из прачечной тётушкой Мильгой. Итак, повозка медленно тронулась к боковым воротам замка. Стражники прошагали вперёд, остановив воз прямо у порога.

– Что везёте? – спросил один из них.

– Ребята, вы что, шутите. Тут же выстиранная дворцовая форма, – милым голосом ответила Мильга, в душе трясясь, подобно осеннему листу. – У меня пропуск, – показав бумагу с жирной печатью, сказал тётушка.

Тётушка Мильга и вправду должна была доставить сменные костюмы служебному персоналу. Заметь они её хоть на час позже, Лямель и его отважная компания уже никогда не смогли бы добраться до самого замка. Нет, это не совпадение. Это самое что ни на есть чудо. На то и нужно чудо, если здравый ум теряется в безысходности.

Стражник, стоявший чуть ближе, взял бумажку и, внимательно изучив её, протянул своему товарищу:

– Гох, взгляни, есть ли у нас в записях такое.

Тот, порыскав в толстой тетради, одобрительно кивнул головой. Но затем, подойдя поближе, сказал:

– Всё равно велено проверять всё, что входит и выходит из этих вот ворот.

После сказанных слов тётушка чуть не упала в обморок, но, собравшись с силами, вымолвила:

– Дерзайте, ребята, тут, кроме белья, нет ничего.

Приятели приготовились к худшему, чувствуя, как кожаные перчатки медленно пробираются ко дну. Рыскающие пальцы уже почти коснулись плеча Руана, как бедные и испуганные, они услышали грозный возглас, вынудивший стражников застыть:

– Вы что, совсем свихнулись? – перед Мильгой вырос могучий лысый воин с огромными усами и с не менее огромной секирой в руках. У него были очень добрые глаза. – Это же Мильга! – распростёр он объятия. – А ну-ка быстро к дверям!

И стражники, не медля, заняли свои места у ворот, не смея ослушаться начальника башенного гарнизона.

– Гульвион? Ты ли это? – бросилась она навстречу.

– А что, я так изменился? – толстые стены сотряслись от его хохота.

– Где ты был столько времени? Куда ты пропал тогда?

– Воевал на западных границах, – ответил он, с гордостью указывая на глубокий шрам, протянувшийся до самой макушки его лысины. – Ну ты посмотри, это же Мильга! – словно вновь радуясь её присутствию, воскликнул он. – Я надеюсь, ты будешь возвращаться этим же путём? – лукаво улыбнувшись, спросил он.

– Ну, если твои ребята пропустят, конечно.

– Что за вопрос. Проходи, Мильга, а я этим салагам вправлю мозги, – сердитым взглядом пугая и так уже испуганных стражников, сказал Гульвион. – Удачи … до скорого! – воскликнул он удаляющейся повозке.

– А кто это был? – спросил шёпотом Лямель, убедившись, что поблизости никого нет.

– Ты что, не помнишь Гульвиона? Хотя… что я несу… сколько же лет миновало. Гульвион был лучшим другом и соратником твоего отца, да упокой Господь его душу, и когда-то был влюблён в меня, – с какой-то ностальгической задумчивостью переносясь на мгновение в далёкое прошлое, ответила она. – Я его много лет не видела, с тех пор как… – тетушка замечталась о былых временах. – Хорошо, что он появился вовремя, иначе нас уже вели бы связанными, – с шепотом заметила Мильга

Немного проехав вдоль внутренних стен, тётушка, остановив повозку в безлюдном месте, приказала ребятам выйти.

– Вот и всё, дети мои, дальше уже сами. Я не знаю, что вы задумали и насколько безопасно ваше предприятие, но скажу одно: пожалуйста, будьте осторожны. Берегите себя, мои хорошие. Да сопутствует вам Божья помощь, – сказав эти слова, она отпустила их.

Друзья горячо поблагодарили тётушку и, покинув её, устремились в замок, чтобы разыскать Фунгуса и узнать о зловещих планах ведьмы.

– Значит, так, я иду за Фунгусом, а вы узнаёте, что задумала Эльда.

– А не легче ли будет сделать наоборот? – обратился Лямель к нимфе.

– Нет. Эльда чувствует магию, и я не смогу незаметно находиться поблизости. А вы можете. К тому же магию гриба я ощущаю так же хорошо, как и моя сестра. Встречаемся тут, когда наступят сумерки, – указывая на старый дуб, в тени которого и велась беседа, заключила Семриаль.

– А как мы её узнаем среди множества гостей?

– Руан, не беспокойся, ты её узнаешь. Спутать стеклянное лицо с пустыми глазами не так уж сложно. Запомните, вы ищите стройную молодую особу, вероятнее всего, по пятам следующую за герцогом. Второй такой нет на белом свете. Так не будем мешкать, друзья.

Не успели они разойтись в разные стороны, как Семриаль вдруг произнесла:

– Чуть не забыла: пока мы ехали на повозке, я случайно наткнулась на очень любопытный рецепт зелья, – привлекая внимания друзей, сказала она. – Там главным ингредиентом является наш гриб!

– Так ты узнала, зачем он ведьме? – взволнованно спросил Руан.

– Это зелье подчинения. Подчинение воли. Если такой эликсир подмешать королю, например, то можно подчинить его волю себе. А это значит, что королевством фактически будет править тень, скрывающаяся за царским словом.

– Всё гораздо серьёзнее, чем мы предполагали, – в глазах Лямеля заиграла тревога.

– Вот поэтому мы должны торопиться, – все трое утвердительно кивнули головами и разошлись в разные стороны в надежде остановить надвигающиеся зло.

Глава VII

Да, друзья мои, времена нынче настали совсем нелёгкие, скажу я вам. Одно невинное желание увидеть принцессу переросло в нечто более серьёзное, повлёкши за собой уйму новых преград. Королевству и его счастливым жителям грозило разделить судьбу несчастного Кесгора, уже давно утонувшего в луже собственной крови. Насилие и нищета дышали Заребу в затылок, с тех самых пор как на этот красочный и богатый город положил глаз герцог, сеющий за собой беспредельный хаос. Как бы там ни было, я продолжу свой рассказ. Пока Лямель и его небольшая компания пробиралась в замок, кортеж давно как достиг намеченного места, и герцог уже был приглашён на пир. Эльда, почувствовав отблески магической силы, скрыла это от герцога. Она так и не поняла, что прошла мимо собственной сестры. Ведь на ярмарочной толпе могли присутствовать мелкие чародеи и ведьмы, гадающие на потеху тому, кто заплатит заветную монетку. Все готовились к предстоящему пиру: вельможи наряжались, а слуги вертелись в постоянной суете, стараясь угодить почтенным гостям. В кипящей суматохе никто не заметил три очень смелые и отчаянные души, упорно идущие к цели. Семриаль, обойдя кухню, служебные помещения и все дворцовые опочивальни, так и не смогла найти непоседливый гриб. Она верила в лучшее, верила, что гриб просто заблудился и скоро, совсем скоро даст о себе знать. Но одна лишь мысль о зелье не давала ей покоя. А что касается двух неразлучных друзей, то они совершенно случайно оказались в нужном месте и в крайне нужное время – на королевском пиру. Пир был не столь велик, как тот, который собирались устроить завтра сразу же после Лунного праздника, точнее после венчания. В честь прибытия герцога были приглашены лишь самые влиятельные люди королевства. Огромный праздничный стол, вместивший более двухсот гостей, уподобился рогу изобилия. Король Балрус, восседавший во главе, то и дело поднимал чашу за здравие Кесгора, сетуя на то, что не смог посетить, по его словам, этот чудный город. А на другом конце трапезного стола сидел герцог Мелзор со своей шумной свитой. Распознать в молодой статной особе с леденяще хрустальными глазами ведьму было не так уж и сложно. Она, как и предполагалось, сидела рядом с герцогом, очевидно, не получая никакого удовольствия от изысканного приёма. Хотя пир был выше всех похвал. Множество бардов, музыкантов и мастеров трюков были призваны веселить пирующих. Всевозможные блюда, сверкающие золотым дном, источали дивные благовония. Лямель и Руан никогда ещё не видели ничего более роскошного. Кстати говоря, я чуть не упустил: приятели, как уже было сказано, совершенно поневоле попали на пир. Главный камердинер, увидев двух юношей в чистой служебной форме, сразу же загнал их прямиком в торжественный зал, настрого приказав не оставлять пустых чаш. Расхаживая с кувшином вина, Лямель безуспешно разглядывал гостей, выискивая взглядом принцессу Нарлу. Спустя некоторое время он понял, что её там нет. Было досадно, ведь кто знает, поэту может больше не довестись оказаться рядом со своей недосягаемой мечтой. Какой бы горечью душа его ни страдала, разум вновь перенёс его в реальность, напоминая о гораздо более важной миссии. Друзья старались держаться поближе к герцогу и ведьме, надеясь уловить нужные сведения из их уст. Однако ничего дельного услышать не довелось. Герцог болтал всякую чушь, а ведьма так и сидела, погрузившись в гробовое молчание. Вдруг двери распахнулись и в пиршественный зал под игривую музыку ворвались слуги с огромными кубками в руках. Руан заметил, что с приходом лакомств ведьма вздрогнула и обеспокоенно начала ёрзать, словно место под ней раскалилось:

– Он там, я чувствую, он там, – шептала про себя, судорожно всматриваясь в дюжину кубков.

Для короля десерт был излюбленной частью любой трапезы. А в особенности он любил зефир, в разных его проявлениях. Похоже, у короля с Фунгусом всё же были общие черты. Как и пристало, король Балрус, засунув руку в кубок, тщательно выискивал заветное лакомство. Долго шаря в кубке, он не нащупал ни одного куска зефира. Однако под руки короля попало нечто более интересное. Достав из груды сладостей то самое нечто, он был не на шутку удивлён. Удивлены были находке все, в том числе три персоны, уже имеющие честь познакомиться с ним. Да, именно, как вы и предположили, это был Фунгус. Объевшись зефира, он небрежно валялся на дне. И сейчас, когда его обжорство обернулось против него, он превратился в неподвижного истукана, боясь проявить свою магическую сущность.

Ведьма с трудом сдерживала ярое желание завладеть грибом. Она так и не поняла, как он, заблудившийся в зачарованном лесу далеко за горами Пиларии, мог оказаться перед её носом. Но очевидность говорила сама за себя. А как же вытянулись физиономии у друзей, которые следили за разворачивающейся сценой. Они понимали, что королевский пир далеко не Мервильский лес, и ведьма как никогда близка к Фунгусу. Да к тому же здесь, при дворе, Эльда имела гораздо более высокий статус, чего нельзя было сказать про Лямеля и его друга. И последнее, что усугубляло ситуацию, это отсутствие Семриаль. Друзья просто не знали, что делать дальше. «Но как такое могло произойти, как можно умудриться оказаться в самом непригодном месте», – ломал себе голову Лямель. Вероятно, эта черта входила в перечень талантов нашего маленького друга.

– Что за чудный гриб! – вырвалось из уст короля. – Никогда не видел ничего подобного, – внимательно рассматривая застывший бородатый гриб, заключил он.

Вся знать, не мешая королю спокойно рассматривать находку, тихо таращилась на чудо. Взволнованные друзья даже не заметили, как ведьма суматошливо шепнула что-то герцогу и так же безмолвно осталась сидеть на месте, кровожадно взирая на свой потерянный трофей. Герцог незамедлительно привстал и услужливым тоном обратился к королю:

– Ваше Величество, позвольте моей советнице взглянуть на гриб. Уверен, она сумеет утолить ваше любопытство.

Король, одобрив предложение, передал гриб с одного конца стола на другой. Переходя из рук в руки, Фунгус медленно, но уверенно приближался к ведьме, сопровождавшей его хищным взглядом. Безысходность овладела друзьями. Размышлять и дальше означало потерять Фунгуса навсегда. Бросив кувшин, поэт не медля вырвался вперёд и из последних сил отбил гриб прямо в тот момент, когда руки Эльды потянулись к нему. От сильного толчка гриб вспарил высоко над застольем. Его стремительный полёт сопровождался сотнями глаз. Всё произошло так нечаянно… Ни ведьма, ни герцог, ни Руан, знающий друга ещё с пелёнок, не ожидали ничего подобного. Что же я говорю – сам Лямель далеко не осознавал значимости содеянного. Он просто должен был сделать выбор, и он его сделал. Думать, рассуждать, взвешивать всё – такой роскоши, увы, не было. Лямель спас Фунгуса и в очередной раз нарушил планы ведьмы, жертвуя собой. В тот самый момент он об этом не задумывался. Но даже если и призадумался, то всё равно не поступил бы иначе. Ведь в этом заложена суть добра.

– Беги, Фунгус!

Гриб, на удивления гостей, внезапно ожил, молнией пробрался на подоконник и, в последний раз проведя взглядом по отбивающимся от воинов друзьям, выпрыгнул в окно – прямиком в объятия восточного дуновения. Бушующий ветер унёс его далеко, пробудив неистовую ярость в ведьме, наблюдавшую за ним из окна.

Стражники в одно мгновение напали на поэта. Руан пытался защитить своего друга, но что могут сделать двое обыкновенных ребят против закалённых в боях вояк? Кто-то сзади ударил неугомонного Руана, и он бездушно упал на землю. В дьявольском хаосе Лямель перестал чувствовать конечности, даже не заметив туго завязанную верёвку на руках. Взор его помутнел, и он медленно терял сознание от сильной боли в затылке. Последнее, что смог услышать поэт, были фразы, вырвавшиеся из уст бесчестного герцога: «Они пытались напасть на короля! В темницу их!»

Лямель и Руан были оглушены и выведены из королевского чертога в подземелье. А мы, друзья мои, пока останемся на пиру. Нет-нет, не думайте, что мы покинули наших героев. Мы непременно вернёмся к ним, но чуть позже, ибо в данный момент мы не в силах им помочь. А сейчас пришла пора познакомить вас с принцессой Нарлой. В тот самый момент, когда Лямель и Руан, сами того не желая, были удалены из пиршественного зала, на пороге появилась принцесса Нарла. Было бы грешно, упоминая о принцессе, не восхвалить её красоту. Слухи о её неописуемой внешности ничуть не лгали. Даже где-то отставали от реальности. Нельзя было остаться равнодушным к её нежному взгляду, поразительной осанке, бездонным, как океан, двум большим глазам и кудрям, что локонами свисали, отражая мрак ночи. Как жаль, что поэт так и не смог увидеть ту желанную, неясный облик которой он лелеял в себе. Но при всём этом Нарла успела мельком увидеть двух задержанных. Они напоминали дичь, мёртво свисая с плеч могучих стражей.

– Кто они, отец? – указывая на двух избитых людей, спросила принцесса, даже не подозревая, сколько им пришлось пережить ради неё.

– Негодяи, хотели сорвать праздник, – ласковым голосом молвил король, пытаясь отвлечь внимание дочери, чей взгляд устремился вслед заключённым. – Присядь. Ты не поверишь, что я только что держал в руках. Живой гриб! А он взял и убежал. Чудеса какие-то! – улыбаясь от всей души, сказал король.

Пока король рассказывал дочери о причудливом грибе, герцог, скрывая всю злобу под маской доблестного рыцаря, незаметно прошептал ведьме, которая так и осталась сидеть в недоумении с приоткрытым ртом:

– Он был здесь! Но как? И ты его упустила в очередной раз.

– Мне помешали, вы сами всё видели, – холодным тоном ответила Эльда.

– Это твоя ошибка… Меня они достали!

– Позвольте, я разберусь с ними, – показывая на дверь, через которую увели друзей, обратилась Эльда.

– Уже поздно, Эльда. И всё из-за тебя, – показывая оскал, возразил герцог. – Я не допущу больше никаких неприятностей. Ты будешь сидеть и ждать моих указаний.

После этого герцог демонстративно встал и громко закашлял, обращая внимание короля на себя. Тот был настолько увлечён рассказом, что совершенно позабыл о важных делах. Мелзор подошёл к королю Балрусу и сидящей рядом Нарле и упал на колени:

– Великий король, о светлоликая принцесса, я преклоняю колено перед вашим домом, предками и перед именем вашим и благодарю искренне за столь радушный приём, – затем, повернувшись к Нарле, продолжил: – С тех пор как я был ослеплён лучезарной красотой вашей, я не мог найти себе места. Вы похитили моё сердце, и теперь оно бьётся из-за вас и только ради вас. О принцесса, я, может, и смел, и отважен, но перед вами трясусь, словно мальчишка, трепетно лаская взором вашу красоту. За всё прошедшее время вы стали смыслом всех моих деяний. Каждый раз, когда я вступаю в неравную битву ради справедливости, передо мной возникает ваш лик, и я выживаю. Я выживаю ради того, чтобы удостоиться вновь появиться перед вами, принцесса. Не отвергайте скитающуюся душу и примите мои чувства, – он говорил, тщательно перебирая каждое слово, мастерски играя эмоциями. Мелзор умел имитировать дрожь, искренность и даже любовь, он был мастером лицедейства. – Ваше Величество, – обращаясь к королю, продолжил герцог, – смея заверить вас и себя в глубоких чувствах к вашей дочери, я наберусь мужества, чтобы попросить руки её, и смею надеяться, что стану частичкой вашей великой династии, соединяя на века узами родства два королевства – Зареб и Кесгор!

Герцог Мелзор, конечно же, получил одобрительный ответ короля ещё в письме, причиной которого и стал его поспешный визит. Но официального предложение не было. Герцог постарался ещё больше проникнуть в душу Балруса, играя на всех его слабостях. И у него это получилось. Душераздирающая речь рыцаря-отшельника, безусловно, тронула короля Балруса:

– Встаньте, дитя моё. Вы, конечно, заслуживаете моего доверия и доверия всех моих подданных. Ваша доблесть уже давно сказала всё за вас, и я, – высоким церемониальным тоном произнёс он, – король Балрус, владыка двух долин, правитель орлиной горы, что даёт исток великой реке, и хранитель священной гривы… – после этих слов король посмотрел на свою дочь, что молча сидела рядом, и, разглядев в её лице явное нежелание, замешкался. Но в итоге, взяв себя в руки, закончил: – Благословляю узы между семьями «священной гривы» и Фалмарков, – после он громко изрёк: – Объявляю завтрашний день днём вечных уз. Да будет свадьба! – радостно воскликнул король, поднимая над головой бокал отменного сагалского вина. Все гости громко поздравили будущую чету, и только трое тихо наблюдали за всем этим: крайне недовольная принцесса, не смеющая перечить отцу, герцог Мелзор с притворной улыбкой и Эльда, ненавидяще взирающая на всех.

Король Балрус был очень добрым, но, увы, не достаточно мудрым правителем, чтобы разглядеть зло, таящееся в герцоге. Объявив день свадьбы, он, сам того не зная, обрёк на погибель себя как короля и всё королевство, где при его правлении жили свободные и счастливые люди. Хотя полностью и бесповоротно осудить короля в его недальновидности было бы неправильно. Ведьма, сколь бесполезной ни привык бы называть её герцог Мелзор, смогла, однако, воздействовать на волю государя. На протяжении нескольких лет Эльда затуманивала разум короля Балруса, и тот так и не смог разглядеть упадок некогда процветающего Кесгора, даже по неутешительным рассказам побывавших там людей.

Словно всё перевернулось вверх тормашками: королевство в опасности, Лямель и Руан в темнице, принцесса Нарла завтра венчается у священного алтаря… Постойте-ка, я, кажется, чувствую лёгкое дуновение. Это же восточный ветер напоминает о себе. Он мечется, блуждает, гарцует, словно жеребец, извещая нас о надежде. Ветер унёс непоседливый гриб, пролетая над верхушками заребских башен, и под покрывалом мерцающего небосвода осторожно доставил, как и обещал, к Семриали, обеспокоенно ожидавшей друзей под ветвями старого дуба. Передав гриб в заботливые руки нимфы, ветер удалился бушевать по вольным просторам, не замечая перед собой никаких преград.

– Где ты был? – строго и взволнованно спросила она.

Однако он молчал. Еле придя в себя от головокружительного полёта, Фунгус со странной тревогой в глазах взглянул на хранительницу. Нимфа никогда ещё не видела, чтобы беспечный гриб был так измучен.

– Что случилось? Где ты был? – повторила она.

– Их поймали. Лямеля и Руана поймали! – бормоча в панике, ответил Фунгус. – Зачем вы ввязали меня в эту историю? Я чуть не попался ведьме!

– Что? Кто их поймал? – весть, сообщённая грибом, вогнала в дрожь юную нимфу, и сердце её сжалось, будто его притеснили две горные глыбы. Несмотря на то, что друзья опаздывали на место встречи, Семриаль до конца была убеждена, что с ними всё в порядке. И теперь, посмотрев в сторону замка, она поняла, что осталась совсем одна. Но, собравшись с силами, нимфа вновь потревожила гриб:

– Ты смог узнать о книге?

– О какой книге? – недоумевая, спросил он в ответ.

– Фунгус, возьми себя в руки, мне нужно знать, какую именно книгу читает принцесса.

– Да, книга… – с трудом выговаривая, задумался гриб, – там я видел книгу…

– Ну!

– Там было написано, там на обложке… «Любовные новеллы».

– Автор, кто автор?

– Какой-то Кобальт Кривоногий.

– Кобальт… что? – призадумалась нимфа. – А может, Эсенбальд Криворогий? Гном?

– Не знаю, может быть! – ворчливо отозвался гриб. – Оставьте меня в покое!

Наконец-то Семриаль могла хоть как-то связаться с принцессой. И первое, что должна была узнать Нарла, так это то, что ей грозит опасность. Хранительница закрыла глаза и, глубоко вздохнув, что-то прошептала про себя. К несчастью, связаться с принцессой было невозможно. Служанки, прибирая в комнате принцессы, не оставили без внимания книгу с новеллами и, аккуратно сложив, положили на полочку. Ощутив, что книга закрыта, она решила не медлить. Оставив дрожащего от испуга Фунгуса в щелине преклонного дуба, она отправилась спасать друзей.

Знаете, ведь нимфа могла просто уйти, понимая безысходность сложившейся ситуации. Но нет! В хрупкой и нежной Семриали таилась нескончаемая доброта, отзывчивость и отвага, коей с лихвой могло хватить на дюжину рыцарей.

Королевская темница – не самое привлекательное место Зареба. Друзья, конечно, знали об этом, но видеть её никогда не приходилось… до сегодняшнего дня. Говорят, что из-за сточных рек, протекающих под темницей, внутри образовывается трупная вонь, отравляющая узилище. Столь сильная, что стражники перед тем, как войти туда, бросают кости, и менее удачливый спускается в зловонные недра. Отравленный воздух проворно справляется с заключёнными в считанные годы, освобождая их души от бренных тел. Именно от такого едкого запаха очнулся Лямель. Он не сразу осознал, где находится, отрывками вспоминая случившееся ранее.

– Где мы, Руан? – лепетал он с затуманенным рассудком.

Руан всё ещё лежал без сознания. Бедному другу досталось больше всех, когда тот полез защищать поэта. Весь в ссадинах и ушибах, он лежал, словно безмолвный мраморный истукан.

– Руан, Руан, проснись, – тряся своего приятеля, просил Лямель.

Руан медленно открыл глаза, и смутный силуэт друга огромной тенью навис над ним.

– Что случилось? Как же болит голова… – и после, вдохнув в лёгкие смрад разлагающейся плоти, резко очнулся и сказал: – И чем тут воняет?

– Мы, кажется, в темнице, дружище.

– В темнице? Неужели нас бросили сюда, даже не выяснив ничего?! – вспылил Руан.

Успокоив в себе минутную ярость, он постепенно стал проникаться вопросом, который гораздо более ужаснул его:

– И как мы отсюда выберемся?!

Прошёл час. А может, и несколько. Секунды совершенно по-иному текли в проклятой темнице, где каждый вдох приближал его редких обитателей к гибели. Друзья молча сидели, прислонившись к сырым стенам, уже успевшим покрыться голубой плесенью. Рядом из-за пучка сена, оставленного в качестве спальных принадлежностей, торчала чья-то засохшая челюсть, наверняка по забывчивости оставленная бывшим постояльцем этого «замечательного» места. Вдруг Лямель начал разговор:

– Дружище, Руан, – пробуждая его от терзающего забвения, – что же важного ты хотел сказать мне? Думаю, сейчас самое время. Просто может случиться так, что…

– Что мы не сможем больше заговорить? – докончил его мысль Руан. – Я так боялся поверить в это. Я думал, что хоть у тебя осталась какая-либо надежда. Знаешь, я всегда, теряя веру, находил её в тебе.

– Но…

– Не перебивай, просто послушай, – пристально глядя на фосфоресцирующую кость, продолжил Руан. – Раз уж нам осталось немного, я хотел бы открыться и рассказать тебе. Смерти я не боюсь, все когда-нибудь покинут этот мир. Кто-то старым, а кто-то… – глубоко вздыхая, он не закончил фразу. – Я жалею, что никогда больше не увижу её. Этой детской улыбки, нежного лица и сияющей неземной красоты.

– Неужели ты…

– Я знаю, что это бред, но ведь влюбиться в принцессу тоже было не менее абсурдной идеей, не так ли? Как же сейчас я тебя понимаю, Лями. Сердце не воспринимает ни преград, ни вздора. Оно будто не слышит множества доводов, причин, отвергая каждую по отдельности и все разом. То, что бьётся внутри, более не слушается меня. Это радость, истязающая душу. Если бы она могла узнать, как же сильно я люблю её!

– Когда всё это произошло?

– Не знаю точно, наверное, с тех самых пор, когда она предстала перед нами. А может, и немного позже. Я сам не заметил, как подкралось это чувство. Знаю точно одно. Помнишь Мервильский лес, точнее чертоги Звука, когда тот навёл на нас ужас? Тогда я дико испугался. Испугался за неё. Я ненароком находил в себе нового себя, способного отдать жизнь до последней капли, лишь бы отогнать страх, засевший в ней, отгородить от всякого зла и опасности. А сейчас я тут, а она где-то там наверху. Хотя хорошо, что так, а не наоборот, – грустная улыбка проскользнула на его лице.

Тем временем где-то на верхних ярусах темницы, в более приемлемом месте для жизни, стражники, умирая от скуки, снова принялись за излюбленное дело – начали играть в кости.

– Ты слыхал? Новых постояльцев привели. Приказали бросить в самую мерзкую глубь. Люди герцога сами разберутся, глянешь? – ехидно подкалывая, сказал один из стражников.

– Вот сам спустишься и глянешь, а у меня после смены встреча с Клудрой. Не хочу портить себе день.

– Ха-ха, с этой бойкой трактирщицей? Ты ей ещё не надоел? Говорят, она одному пьянице скалкой чуть рёбра не поломала. Ты-то поосторожнее будь, – смеясь над другом от всей души, предупредил второй. – Опа, моя взяла, выкладывай груну.

– Как видишь, не надоел, – охотно удваивая ставку, ответил первый. – Да и вообще, как говорится, не повезло в игре, повезёт в…

Внезапно укреплённая деревянная дверь издала несколько коротких звуков. Она осторожно отперлась, заставив стражников врасплох. Те, немедля скрыв всякие следы игры, приняли подобающий вид. Нельзя было упасть лицом в грязь перед свитой герцога. Но вопреки всем ожиданиям воинов в дверях появилась хрупкая девушка – служанка с запотевшим кувшином вина в руках.

– Что я говорил, не повезёт в игре… – хотел было докончить фразу, как девушка прервала стражника:

– Доброго вам дня, воины.

– Что ты тут делаешь? – спросил её второй.

– А вы разве не видите кувшин? – задорно рассмеялась она. – Я принесла вам вина. В честь завтрашнего праздника король угощает всех стражников вином из собственного погреба. Я принесла вашу порцию.

– А что за вино? – заворожённым взором уставившись на кувшин и забавно проглатывая излишнюю слюну, спросил первый страж.

– Сагалское, королевское. Восемь лет выдержки, – похвасталась служанка, демонстрируя кувшин.

– Восемь лет! Я как раз на службу принялся.

– Стоять, Брорг. Нам не положено на службе, – сам, однако, не менее хищно всматриваясь в сосуд, замешкался стражник.

– Ну как пожелаете, парни, когда же ещё вам повезёт даром отведать такое вино… Думаю, на вашу порцию найдутся ценители, – сказав это, она хотела уже покинуть их, как второй латник, не выдержав, остановил её.

– Постой! Э-э-э… думаю, от одной кружки вина вреда не будет, да, Брорг?

– А я что говорю. Наливай скорей! – быстренько раздобыв две старых кружки, обрадовался друг.

Огромные деревянные кружки опустели в считанные секунды. Латники, закатив глаза, наслаждались каждым глотком благородной выпивки. Опустошив кувшин до дна, стражники не сразу уловили некое ожидание в лице служанки. Правда, когда они его заметили, было уже поздно. Все конечности воинов будто разом онемели, их языки перестали что-либо говорить, а сами они грузно свалились на землю, подобно засохшим прутьям в ветреную погоду. Именно такой эффект обещала микстура, наскоро приготовленная Семриалью. Вы же не думали, что нимфа, знающая тысячу рецептов, не воспользуется ими ради спасения своих друзей? Что касается стражников, так за них не стоит беспокоиться: они скоро придут в себя и ничего не будут помнить. Хранительница, наспех отыскав ключи от железных дверей, ведущих вниз, спустилась в лоно узилища, прикрыв ладонью нос от неудержимого запаха гнили.

Искать друзей долго не пришлось. Облокотившись о холодную стену узилища, они медленно задыхались. Им казалось, будто душа их покидает. Когда нежный силуэт нимфы тихо подкрался к железным решёткам, друзья вздрогнули. Волшебное сияние Семриаль, подобно падающей звезде, содрало облик вечного мрака, царившего в подземелье. Увидев ту, от которой так пылко горело его сердце, Руан бросился в её объятия, не замечая даже холодной стали решётки, непоколебимо стоящей между ними.

– Семриаль! – сумел лишь вырвать он из уст, крепко, но с какой-то нежностью сжимая ладони хранительницы в своих, словно опасаясь вновь упустить их.

В тот самый момент где-то внутри Семриаль содрогнулась спокойная гавань, не ведавшая доселе каких-либо бурь. Никогда ещё руки, коснувшиеся её, не были столь тёплыми и желанными. Стоявший позади Лямель был не менее поражён появлением Семриаль, однако не позволил себе подойти, любуясь со стороны за двумя воссоединившимися сердцами.

– Я вас сейчас освобожу, – выпалила спасительница, вынимая связку ключей, «одолженных» у стражей. Выбирая нужный ключ среди дюжины иных, она обратилась к Лямелю: – Времени осталось мало. Завтра в полночь венчание!

Радость поэта резко сменилась негодованием и тревогой. Подойдя поближе, он спросил:

– Стало быть, наш план провалился. Фунгус, он…

– Я всё знаю.

– Так он спасся? – вытаращив глаза, изрёк поэт.

– Да, – кратко ответила нимфа. – Он рассказал мне многое, и, думаю, что не всё потеряно, – лукаво моргнув, приободрила она его. – Но сперва нужно выбраться…

В этот самый момент странные ощущения завладели Семриалью. Они обострялись с каждым новым биением в груди, плавно скользя по её бархатистой коже. Дрогнув, она нечаянно обронила связку на каменистый пол узилища. Беспокойные клубы пыли взвились в воздух, а каждая упавшая крупинка будто грохотом отразилась в подсознании нимфы. Такое случалось не часто, лишь в определённое время и при определённых обстоятельствах. Не успела она что-либо подумать, как из темноты вырвался хохот, леденящий душу. Он был до ужаса знакомый:

– Ради такого зрелища я не прочь пропустить любой шабаш, – медленно всплывая посреди бездонного тумана, сказала Эльда. – Посмотрите только, моя сестра вновь в роли благодетельницы. Как же предсказуемо, – рассмеялась она свойственной ей презрительной ухмылкой, польстившей её самолюбие.

Семриаль молчала. Молчали и двое друзей, испуганно прорезая глазами темень. Нимфа осторожно отошла от железных решёток, не отрывая взгляда от ведьмы ни на секунду. Она знала, зачем пришла Эльда, а также знала, что ускользнуть от неё на этот раз вовсе не удастся. Собрав все силы, она терпеливо ждала.

– А знаешь, в чём всегда была твоя слабость? – продолжала ведьма. – В твоей чрезмерной доброте! Жаль, что она тебя погубила.

Ведьма сказала так, будто бросила фразу уже поверженной нимфе. Её самоуверенность пугала гораздо больше, чем та сила, которой она обладала. Потом всё произошло в мгновение ока. По крайней мере, для друзей, наблюдавших в неволе за происходящим. Пока Лямель тщетно пытался дотянуться до связки ключей, а Руан, словно разъярённый медведь, отчаянно бился о стальные прутья, в мрачном коридоре узилища развязывалась неистовая битва. Ведьма, внезапно напав на Семриаль, извергалась смертоносными огненными шарами. Хранительница защищалась как могла. Наскоро произнесённые заклинания, магические щиты и прочие наговоры были бессильны против неиссякаемой мощи ведьмы. То, чем наделило её зло, было сильнее нимфы. Бой длился считанные секунды. Не выдержав столь яростного напора, нимфа пала под нескончаемые стоны друзей, вихрем вырывающиеся из груди. Неподвижное тело прекрасной девы мгновенно побледнело, излучая последние признаки жизни. Лямель, онемевший, взирал на это, терзаясь печалью. Слезинки томно падали на землю, будто повторяли роковое падение Семриаль. Обезумевший Руан безустанно кричал, угрожал, проклинал, наконец, ведьму, рвался сквозь железные решётки, тряс их изо всех сил, тряс их, словно одержимый, тряс без памяти, не жалея рук… и остановился. Он понял одну маленькую истину: его ненаглядная, свет его души, создание, что он полюбил всем сердцем, – её больше нет. Больше нет её причудливого взгляда, нет той детской улыбки, невинность которой сохранялась сотнями лет, нет теплоты дыхания, тонкой мелодии от каждой сказанной фразы, того волшебства, что нечаянно посеяла она внутри него, – не осталось ничего. Как же Руан молил хранительницу проснуться, прийти в себя, воскреснуть, он просил, умолял её вновь засиять, как прежде. Но, увы, всё было бесполезно. С телом Семриаль пал и дух Руана, и он, грузно свалившись на колени, зарыдал… будто дитя, потерявшееся среди безликой толпы. Схватившись обеими руками за опущенную голову, он издал душераздирающий вопль, возникший из пепла утерянных надежд.

Только вот ведьма стояла непреклонно, с какой-то хладнокровной пустотой в лице. Не было той озорной радости от одержанной победы. Не сверкали глаза игривым дьявольским огнём. Может, из-за того, что это была её сестра, та самая, с которой она делила колыбель когда-то? Этого мы уже не узнаем. Недолго Эльда взирала на неподвижное тело Семриаль. Она достала из блио (крохотный изумрудный пузырёк, привязанный к поясу) и, произнеся неизвестные нам магические заклинания, открыла его. Тело нимфы, превратившись в нечто лёгкое и воздушное, поглотилось сосудом. Флакон ведьма привязала обратно к поясу, равно как и валяющуюся связку ключей, и, со злостью посмотрев на измученных горем друзей, удалилась, оставив за собой очередную пустоту.

Глава VIII

Прошло немало времени. Хотя для каждого время течёт по-разному, и для двух подавленных узников каждое прошедшее мгновение исчислялось годами. Траурное молчание длилось с тех самых губительных пор. Никто не смел нарушить гул тишины, утопивший в себе последние слова Семриаль. Лямель то и дело оборачивался, с ужасом взирая на друга, потерявшего всякий рассудок и судорожно качающегося на одном и том же месте. Ещё немного – и мысли Руана навсегда оставили бы сей мир. Нужно было немедля что-нибудь предпринять, и, недолго думая, Лямель наконец-то заговорил:

– Руан, дружище, Руан! Друг мой, ты меня слышишь? – встряхивая его всеми силами, кричал Лямель.

Тот не отвечал. Он даже не услышал зова своего друга, всё продолжая качаться, подобно одержимому. И Лямелю не оставалось ничего иного, как сказать то, во что они оба хотели бы поверить.

– Руан… Семриаль жива!

Руан вздрогнул. Слова эти обрушились на голову кипящим маслом. Опухшие докрасна глаза взволнованно посмотрели на друга, требуя объяснить отважно заявленные слова.

– Дружище, она жива, – уверенным тоном убеждая его, говорил Лямель. – Спроси себя, зачем ведьме забирать тело Семриаль? Зачем хранить его в пузырьке? Пока мы бездействуем тут, она, вероятней всего, нуждается в нас. Ты хорошо меня слышишь? – пристально всматриваясь в поражённую гримасу Руана, спрашивал Лямель. – Я знаю, ты видел всё, ты видел всё своими глазами. Но ведь есть же маленькая надежда. Если наши сомнения переборют нас, мы до конца своих дней будем жалеть о минутной слабости и никогда не сможем узнать… потеряна ли она или безнадёжно зовёт нас на помощь. Если она жива, и мы даже не попытаемся вызволить её, обрекая на страшную участь, то не жить нам более на этом свете. Не спать нам спокойным сном! Вспомни библиотеку, Руан. Ты спас её тогда. Так спаси её и сейчас. Встань и спаси! – громко изрёк поэт.

Руан не знал, как ему быть. Он уже почти уверовал в утрату возлюбленной. В нём бушевал сумбур эмоций, чувств и решений. Бедный не мог поверить в сказанное. В такое трудно верится. Однако каждая потеря оставляет пустоту в душе, и пустота эта хочет заполнить себя чем-то прекрасным, чем-то тёплым, согревающим… И Руан поверил. Слепо поверил, отдав себя до последней капли чарующим словам своего друга. Пустые зрачки снова наполнились, и он с трудом привстал:

– Нужно сначала выбраться отсюда!

Лямель привстал следом и, проверив прочность железной решётки, ответил:

– Не знаю, дружище, нам не обойтись без чуда!

Не успел он договорить, как из ниоткуда выпрыгнул Фунгус.

– А вот вам и чудо, людишки! Что, не ожидали? – увидев застывшие лица невольников, поинтересовался Фунгус.

– Фунгус! – радостно воскликнул Лямель. – Слава Богу, тебя не схватили. Ах, как же ты вовремя. Как ты нас нашёл? – произнёс поэт на одном дыхании.

– Ну наконец-то! Вы что, не могли раньше прозреть?

– В каком смысле прозреть? – полюбопытствовал Лямель.

– Чудо. Я уже целый час жду подходящего момента!

– То есть ты, Бог знает сколько времени, находился тут и молчал? – в бешенстве воскликнул Руан.

– Зато как я эффектно появился, попал прямо в точку, – задорно повторяя свой триумфальный прыжок, оживился гриб.

Руан был изрядно зол, но в то же время неимоверно рад появлению наглого и самовлюблённого гриба:

– Ты сможешь открыть дверь?

– Сейчас ваш спаситель покажет вам фокус. Поднимите меня.

Лямель поднял маленького озорника прямо на уровень замочной скважины. Тот, просунув крохотные ручонки в щелину, начал копаться там, одновременно бормоча что-то себе под нос. И вот – вуаля – замо́к открылся, и двери, удерживающие друзей, распахнулись во всю ширь.

– Ну что я вам говорил, а? – хвастливо пританцовывая, спросил Фунгус.

– Фунгус, ты гений! – поблагодарил поэт, напоминая о том, что он давно уже знал. – Но как ты нашёл нас?

– Да очень просто! Несложно было догадаться, куда уведут двух остолопов, умудрившихся устроить переполох на королевском пиру. А вот узилище найти было сложнее. Кстати, где Семриаль? То, что я слышал, правда?

– Ты и это слышал?

– Я требую объяснений!

Нельзя было рассказывать Фунгусу обо всех подробностях случившегося. И друзья решили вкратце пересказать то, во что сами верили. Гриб сильно огорчился, хотя всеми силами старался не показывать этого.

– Фунгус, у тебя есть план, как выбраться отсюда? – прервал Руан задумчивость гриба.

– Очень просто, господа недоумки, тем же путём, каким пришёл и я, – указывая на маленькую крысиную щель в углу узилища, сказал гриб. – Правда, там проживает старая крыса. Но, к счастью, грибы не входят в её рацион. Что касается вас, то не знаю.

– Ты что, издеваешься? Посмотри на свои размеры.

– Ох уж ваши анатомические дефекты. Я что, виноват в ваших бедах? – урча на Руана, возмутился Фунгус. – Дальше как-нибудь сами. Вашему чуду нужен отпуск.

– Так, перестаньте ворчать друг на друга, – вмешался Лямель. – Фунгус отпер для нас дверь, и за это ему огромное спасибо. Мы этого не забудем, дружище. Но сейчас нужно подумать, как выбраться из этого места, пока ведьма и Мелзор не совершили задуманное.

– Что?

Прозвучал резко не́мощный голос. Глас сей не относился ни к одному из друзей и раздавался из глубин темницы.

– Простите, извините, я не расслышал, кто, говорите, Мелзор?

Друзья поняли, что они не единственные, кто просиживал здесь свои бренные дни. Оставаясь незаметным и равнодушным ко всему, что происходило за последнее время, он почему-то заинтересовался именно герцогом.

– А Вы кто? – спросил поэт, обращаясь в пустоту.

– Вы можете подойти поближе?

Беглецы, конечно же, засомневались в благодушии голоса, опасаясь очередных выходок ведьмы, но всё же отважились пройти в самый дальний край темницы, где воздух был ещё более невыносимый.

– Я здесь, здесь! – отозвался хрип, боясь, что друзья пропустят его, блуждая во мраке.

Руан сразу обнаружил исток звука, и друзья, подобно слепым кротам, наконец-то нащупали железные решётки камеры.

– Да, да, вы нашли меня, – обрадовался незнакомый узник с явно нездоровой детской задорностью.

– Вот мы и здесь. Что ты хотел сказать нам? Кто ты? Покажись, – мягким тоном обратился поэт.

– А у вас есть свет? – обронил узник, совершенно не обращая внимания на вопросы Лямеля. – Я так хочу увидеть свет…

Лямель, немного поразмыслив, обернулся к грибу:

– Фунгус, некоторые грибы светятся в темноте. Ты так умеешь?

– Ну как сказать, некоторые умеют…

– Так ты светишься или нет? – взбодрил Руан несговорчивый гриб, который явно отмазывался от ответа.

– Ладно, сейчас. Дайте сконцентрироваться, вечно чем-то недовольные людишки, – косо смотря на своего обидчика, выдавил из себя гриб.

И засветился тот тусклым фиолетовым светом, освещая незнакомца, стоящего по ту сторону решётки. Перед друзьями появился старый и весь заросший седой бородой мужчина, одетый в грязные лохмотья. В его лице читалось безумие. Он радовался свету, точно дитя, старался ухватить тусклые лучи своими жилистыми руками, любовался своей худощавой тенью на стене.

– Боже мой, сколько же лет он не видел света, – невольно вырвалось у Руана, глазеющего на странное поведение старика.

– Кто вы? – вновь спросил Лямель.

Старик, не отрывая взгляда от гриба, ответил:

– Да какая разница, вы всё равно не поверите.

– Это нам решать, поверим мы или нет!

Слова Руана будто прозвучали впустую, так как старик никак не отреагировал на угрюмый тон юнца, всё восхищаясь светом, исходящим от гриба. А Фунгус был совершенно не прочь позировать перед парой восторженных глаз.

– Откуда вы знаете Мелзора? – Лямель вновь попробовал узнать от старика хоть что-нибудь.

Тогда старик, наконец-то отвлёкшись от гриба, повернул взор к поэту:

– Что вы знаете о нём? Где он? Я слышал, вы хотите помешать ему в чём-то. Это правда? – полюбопытствовал старый узник.

– Не слишком ли много вопросов для незнакомца? – с подозрением заметил Руан.

– У меня с ним свои счёты. Так он здесь? – и немощный голос старика внезапно изменился, став более отчётливым и грозным.

– Да, он здесь, – отозвался поэт, – и завтра у него свадьба с принцессой. Он хочет…

– Он хочет стать королём! – не дав Лямелю закончить фразу, прервал старик,. – Нельзя этого допустить! – взбесился он.

– Мы для этого и сбежали. Мы должны остановить его. Как угодно. Вы с нами…

– Аргеол. Меня зовут Аргеол.

– Так вы хотите сбежать с нами, Аргеол?

Старик Аргеол вдруг начал дико хохотать над предложением поэта.

– Спасибо, не надо!

Друзья с удивлением посмотрели друг на друга. Увидев их недоумение, Аргеол продолжил:

– Юноши, я более на свободе, нежели вы. И как вы собираетесь сбежать через дюжину стражников?

– Но это единственный выход.

– А вот и нет, юнец, – сказал старый узник и, отойдя в другой конец своей камеры, передвинул солому, утаившую от невнимательных стражей тоннель, который рылся не один год. – Я вообще-то планировал бежать один, но вы, ребята, показались мне искренними, и ради того, чтобы насолить Мелзору, я вас возьму с собой.

Лямель и Руан были окончательно добиты сегодняшними событиями. Уже не веря самим себе, они открыли камеру (естественно, не без помощи Фунгуса) и зашли вовнутрь.

– Ну что, готовы, молодняк? Времени, замечу, мало у вас, – начиная залезать в щель, подметил Аргеол.

– Постой, старик, – промолвил Руан. – Какая тебе разница, кто будет королём? Почему старый узник так неравнодушен?

Обратив взгляд на Руана, Аргеол несколько секунд пристально всматривался в него и с какой-то досадой в голосе ответил:

– Потому что Мелзор мой сын!

Друзьям было нечего сказать эксцентричному старику, только что спасшему их от страшной участи, которую тот самолично испытал на своих костях. Его спутники, ползя следом за ним, просто не могли уловить хоть какую-то родственную связь между этим чудаковатым старцем и его якобы злобным сыном. А может, старик лжёт? Может, годы, проведённые в заточении, совершенно лишили бедного узника разума? Удивительно, как человек смог выжить в тёмном узилище без света, да к тому же постоянно дыша отравленным воздухом. Единственным путём выдержать всё, наверное, было сумасшествие. Как бы то ни было, этот старик сейчас спасал их жизни, и беглецы, каждый по отдельности, благодарил Бога за столь щедрый дар – дар свободы.

На протяжении всего пути, а путь был сложным и извилистым, старик Аргеол по просьбе Лямеля рассказал свою историю о том, как был правителем Кесгора и как его единственный сын, не дождавшись своевременной кончины отца, решил свергнуть его. Рассказывал о тайном заговоре против него. О том, как, резко разбуженный посреди ночи, он бежал из дворца вместе с ближайшими соратниками и был схвачен неизвестными убийцами в бордовых одеяниях. Также рассказал о жестоком побоище в подземельях его дворца. Старик говорил так, будто очередной раз переживал страшные события, и друзья волей-неволей начинали верить ему. Он называл имена павших воинов, своих друзей, товарищей по оружию, тех, кого считал братьями, – все погибли в ту ночь. Погиб и он. Лучший друг короля и полководец элитной кавалерии Тараблут швырнул бездушное тело правителя в сточную реку, дабы мародёры не посмели осквернить его. Бурная река и ночь скрыли тело под своим покровом, унося за пределы королевства. Короля сочли мертвецом, и поиски его не продлились долго.

– К несчастью, я выжил. Меня нашла жена рыбака. Река плавно оставила меня у причала, что к западу от Зареба. Я выжил, но ничего поначалу не помнил. Удар палицы хоть и не сильно, но прошёлся по мне. Это последнее, что зарубилось в памяти с той ночи.

Старик остановился. Ему было сложно рассказывать всё это. Друзья даже не представляли, какую боль он таил в себе. Несмотря ни на что он продолжил, ведь Лямель и Руан, да и маленький Фунгус, были единственными, кто внимал его речам без насмешек.

– Когда очнулся, я нашёл себя в деревенском домике у реки. Бедная семья ухаживала за мной всё это время. Встав на ноги, я покинул их, подарив в знак благодарности золотые пуговицы со своей рубашки. Я направился в Зареб, совершенно покинутый, в надежде вспомнить хоть что-нибудь. Долгое время я подбирал остатки еды, попрошайничал и спал где попало, словом, изменился до неузнаваемости.

Аргеол вновь сделал паузу. В его глазах появились слёзы.

– Это случилось на одном из базаров города… Я как всегда кружился неподалёку от скотобойни, выжидая те бесценные отбросы мяса, ради которых каждый раз соперничал с местными псинами. Но в этот день пошло всё не так. Вдруг издалека я увидел странную фигуру. Она была облачена в бордовый плащ. Перед моим взором резко заиграли моменты той судьбоносной ночи, и я, не осознав ещё ничего, в ярости выхватил разделочный нож со стола и набросился на него. Я не знал, что делал, не знал, зачем напал на прохожего. Что-то странное управляло мной. Перелистывая в мгновение ока страницы своей истории, я видел незнакомых людей, умирающих от вражеских клинков, и это приводило меня в ещё больший гнев. Моя рука подняла острое лезвие, готовое вонзиться в сердце недруга. Нож блеснул в лучах солнца и упал на землю. Я не смог убить его… И хорошо, что не смог. Стражники скрутили и увели меня оттуда прямиком в узилище. Тащась под натиском могучих рук, я начал кое-как вспоминать о себе. Я кричал, заявлял, что король, просил и умолял отпустить меня. Однако взамен получал смех и презрение стражей. Детей уводили за спины матерей, люди досадливо качали головой, сочувствуя помешанному. Поскольку тот, на кого я напал, был главным советником торговой гильдии, мешочек золотых монет открыл мне путь прямиком на эшафот. Однако за день до казни обвинитель передумал. Видимо, замучила совесть. В итоге меня признали безумцем с манией величия и бросили в самый зловонный ярус узилища, чтобы поскорее освободить мою душу от неизлечимого недуга. Каждый проведённый день я всё больше открывал что-то новое о своей судьбе, грезил о покойной жене и знал, что я король – правитель златостенного Кесгора. Гнилой воздух, как никто другой, помог в моём деле. Стражники раз в день заходили ко мне и, бросив миску с едой, убегали прочь. Девять лет. Девять проклятых лет я рыл тоннель и жил с одной лишь целью – отомстить своему отродью! Только это не давало мне сгинуть тут.

– Сколько же вам пришлось пережить?! – впечатлённый горьким роком короля, промолвил Руан (думаю, будет справедливо вернуть этому благородному старику его титул, ибо он более достоин носить его, нежели многие правители).

– Здесь! – резко выпалил Аргеол, пробудив трёх спутников, мысленно вникших в его историю.

– Что здесь? – спросил Лямель.

– Вот единственное место, где кладка слабая, – указывая на торчащий над норой кусочек плитки, сказал король. – Думаю, его можно вытолкнуть.

– А куда мы выйдем? – прервал старого беглеца Фунгус.

– Не знаю, куда-нибудь да выйдем, – небрежно ответил Аргеол.

– Как же так, мы даже не знаем, куда ползём? – смутился Лямель, уверенный, что старик знает дорогу. – А вдруг мы нарвёмся на стражей?

– Дорогие мои соучастники, вы, может, думали, что я рыл дорогу с картой в руках? Я почти десять лет торчу тут! – проворчал он.

Друзья промолчали, согласившись со столь явными аргументами. И к тому же лучше идти навстречу неизвестности, чем возвращаться обратно в узилище. «Хуже-то уже точно не будет», – подумалось им. Руан, сразу же приставив плечо под каменную плиту, стал выдавливать её со всей силой. Старик, поэт, а также Фунгус помогали ему. После нескольких попыток камень расшатался – и яркий свет небольшого помещения ослепил их глаза. Как же было приятно снова ощутить на себе чарующее сияние света, увидеть язычки горящих огоньков и даже ненароком обжечься. Хотя о последнем подумывал только Аргеол. В этот упоительный момент свободы настораживало только одно – огромная секира, висящая на стене.

Пока беглецы устраивали побег, в городе наступило ранее утро. Принцесса Нарла, проснувшись от трепетных ласк утреннего солнца, даже не вспомнила бы о грядущей свадьбе, если бы не роскошный наряд, одиноко висящий в углу опочивальни. Она задумалась. Впрочем, всякий раз запираясь у себя, она думала об одном и том же: почему герцог столь неприятен ей? Он был красив, довольно благороден и чрезмерно галантен. Однако сердце Нарлы необъяснимым упорством отталкивало от себя все вышеуказанные достоинства Мелзора. И когда её отец, сгибая чуть ли не все пальцы на руках, перечислял добродетели герцога, она также не могла привести хоть какой-либо весомый довод в пользу того, чтобы не выходить за него. Похоже, интуиция у принцессы была гораздо более сильна, нежели у короля. Решив отвлечься от навязчивых мыслей, она потянулась к книжной полке. Ведь единственный путь исправить омрачённое утро – прочесть небольшую порцию любовных новелл, заканчивающихся, как обычно, счастливо. Именно здесь, в отличие от её истинной жизни, она могла, запрыгнув на жеребца, унестись вдаль, вольным духом прорезая просторы.

«…Ильгур, разорвав железные оковы, ринулся сквозь гоблинские пещеры, чтобы разыскать свою возлюбленную, бесчестно украденную прямо из-под венца. Сжимая в кулаке сорванную цепь… Мелзор враг, не выходи за него…»

Принцесса вздрогнула, отбросив книгу подальше от себя. Впервые безмолвные страницы заговорили с ней. Несмотря на очевидный испуг, она, заинтригованная, вновь принялась перечитывать фразу. Но послание мгновенно исчезло, растворившись в строках о славном герое Ильгуре. Туман забвения покрыл разум принцессы, и она ещё долго не могла понять: реальность это или обман её воображения. Таинственное предостережение будто выложило на пергамент всё то, что рвалось из её души. Это не было сном, убеждала она себя, легонько пощупывая щёки. Может, книги могут читать сердца людей, ровно так же, как мы читаем их? Убеждённая в своих домыслах, она пыталась вновь заговорить с книгой. Только вот безнадёжно. Все, абсолютно все сверстницы в огромном дворце то и дело поздравляли её, завидовали Нарле, та́я, подобно козьему сыру, при виде герцога. Ей так не хватало одной лишь солидарной мысли, утешения, вдохновителя, который не усомнится в её желаниях. И всё это разом она вдруг нашла в приведённых фразах. Собрав всю свою волю в небольшой кулак, она отправилась к своему отцу, даже не представляя, как именно объяснит ему то, во что сама верила едва.

Семриаль всё же успела оставить послание принцессе, до того как была повержена своей сестрой Эльдой. Никто не знал, повлияет ли эта маленькая фраза на течение событий. Надежда была столь же мала, но иногда одно искреннее слово может сделать намного больше, чем тысяча бесполезных речей из лживых уст.

В то время как принцесса Нарла решительно шагала по коридорам замка прямиком в тронный зал, четверо беглецов вылезли из сырого тоннеля, с опасением осматриваясь вокруг.

– Что это за место? – вырвалось у Лямеля.

Комната была ничем не примечательна сама по себе. Скромные, но, замечу, уютные стены вмещали кровать, массивный буфет и кресло-качалку, поставленное прямо у изветшалого камина. Только вот беспокоило одно – размеры. Всё было непривычно огромным. Увы, мы не успеваем дальше исследовать комнату, так как за дверью послышались тяжёлые шаги, по нарастанию звука приближающиеся именно к комнате.

– Скорее сюда, – шёпотом бросил Аргеол, торопливо прикрыв щелину ковром.

Замочная скважина защёлкнулась, и распахнувшаяся дверь пустила в себя огромного человека в могучих, местами протёртых кожаных сапогах с железными, чуть ли не до блеска отполированными шпорами (это единственное, что видели беглые узники под кроватью гиганта). Присев на своё кресло, этот некто принялся покуривать табак, расслабленно пуская клубы дыма из резной трубки. Безмятежные облака дыма медленно переполняли и без того тесное пространство. Пройти мимо него означало объявить приговор самому себе, и друзья вместе со старым королём утомлённо ожидали, даже не заметив, как Фунгус, прижавшись к стене, отчаянно боролся с аллергией, вызванной не то пылью, не то вязким запахом табака. Неожиданно для всех крошечный гриб, не удержавшись, чихнул, и, да будет вам известно, чихнул не по-детски. Это было концом… Уловив отчётливый писк, гигант привстал и, достав, судя по лязгу, охотничий нож, начал опасливо обходить комнату. Друзья, проглотив языки от испуга, даже не нашли сил побранить гриб. Вдруг крупные стопы исчезли из поля зрения беглецов. Наступило мёртвое затишье. Не послышалось и одного биения сердца, как богатырская рука швырнула кровать в сторону, выставляя на свет измученных узников, с дрожащим взглядом уставившихся на свирепого могучего воина. У него была гладкая лысина и длинные усы, скрученные наверх. Узнали великана? Нет? Сейчас всё станет ясно.

– Что вам надо? – подняв за шкирку рыхлого старика, спросил он. – Как вы вообще оказались тут?

– Мы тут случайно, добрый воин. Отпустите его, – отозвался Руан.

– Случайно? Добрый воин? Я что, похож на доброго? – озверевший, словно вепрь, гигант испускал пар из ушей. – Кто вас послал? Отвечайте живо! Вам хоть известно, кто я?

– Нет! – невозмутимо среагировал вдруг гриб именно на тот вопрос, на который не следовало бы отвечать. – Расскажи уже, где ты такой нарядный взялся. А то бедный старик совсем затрясся, – раздаваясь вдобавок знойным смехом, пролепетал гриб.

Такая наглость просто выходила за все мыслимые рамки. У великана не хватило бы ярости пережить хамство маленького существа.

– Кто я? Вам так хочется узнать? Я начальник этого гарнизона! А вам явно не повезло!

Всё было кончено. Воин, схватив всех в один кулак, направился было к дверям, как вдруг Лямель сомневающимся тоном произнёс:

– Гу…Гульвион?

Тот остановился, повернув взгляд на болтающегося юнца.

– Откуда ты знаешь меня?

– Не я… Мой отец знал тебя. Он умер, – кротко добавил поэт.

– Имя! Имя! – вытряхивая из него чуть ли не душу, кричал великан.

– Ландераль. Лан…дераль.

Когда латник услышал имя, мысли его ушли далеко в прошлое и, смотря куда-то вглубь, он ностальгически улыбнулся, вспомнив отрывок из своей бывалой жизни. Мощный кулак тихо разжался, и гигант, преклонив колено, внимательно стал разглядывать поэта, стараясь рассмотреть в юноше схожие черты с его лучшим другом, попрощаться с которым он так и не успел когда-то.

– Лямель? Ты ли это?

– Да! – радуясь, задорно засмеялся он.

Не теряя ни секунды, Гульвион обнял юношу, от всей души обрадовавшись неожиданной встрече. Увидев в Гульвионе друга, остальные беглецы спокойно вздохнули, выпустив на волю всё накопленное напряжение.

– Как же ты вырос, сынок! Помнишь, ещё мальцом поливал мои сапоги? – смеясь в полный голос, спрашивал воин. Но смех его растянулся ненадолго, и, вспомнив причину своего гнева, он снова обратился к поэту, но уже более добродушным тоном:

– А что вы, собственно, делали тут у меня?

Не успев добавить и слово, в дверь постучали тяжёлым воинским кулаком. Гульвион отворил замо́к, и трое стражников, еле отдышавшись, доложили:

– Командир, с центрального гарнизона сообщили о побеге трёх узников. Двое молодых и один старик. Все трое мужского пола.

Начальник башенного гарнизона в смятении обернулся, дабы взглянуть на своих нежданных гостей, но на месте, где только что стояли беглецы, как он уже догадался, осталась только пустота.

– Воины, – обратился он к докладчикам, – обыскать окружные башни, леса и скалы. Наверняка беглецы уже вышли к роще.

– Так точно, будет сделано, – выпалив ответ, те удалились с глаз.

Когда беглецы наконец-то сбежали из зловещей темницы, они даже не подозревали, что в тот самый момент герцог отдавал тайное поручение. Если бы они помедлили хоть какие-то десятки минут, их уста больше никогда не разомкнулись бы. Ровно так и приказал Мелзор своим головорезам. Ворвавшись в подземелье, небольшая группа «расследователей», распустив тюремных стражей, направилась к камере, где были заключены наши герои. Никого не обнаружив, они мигом известили о побеге. Старик Аргеол хоть и стал немного чудаковатым за годы, проведённые тут, однако не растратил свой острый ум и сообразительность. Покидая последнее обиталище, он вместе с нашими героями аккуратно вставил каменную кладь обратно на место, тем самым начисто скрыв место подкопа. Стражникам пришлось бы повозиться много дней, а может, и недель в том отвратительном смраде в поисках потайного тоннеля. Легче было связать причину побега с чем-то сверхъестественным, магическим. Когда весть дошла до короля, герцог Мелзор как раз обсуждал с ним детали предстоящей свадьбы, вешая тому лапшу про налаживание торговых путей, рассказывая о несуществующих достижениях кесгорских земледельцев. Король был в восторге от сладких обещаний Мелзора. Несколько лет назад королевская делегация навестила Кесгор, отзываясь при этом восторженно о нём. Они известили о зелёных лугах, о деревьях, согнувшихся от изобилия плодов, о счастливых лицах жителей. Скажете как? А как же мёртвые земли, пропитанные насилием и горем, по которым ступала Эльда? Разве это не истинный облик нынешнего Кесгора? Как жаль, что это так. Герцог Мелзор специально для визитов дал указ выстроить новую каменистую аллею к королевству, а старые засеял непроходимыми колючками. Вдоль новой дороги было основано несколько деревень. Под счастливой маской они скрывали глубочайшее терзание и печаль. Были посажены сады неимоверной красоты, орошены поля, на лугах паслись здоровые скоты, и весёлые пастухи то и дело собирались в хороводе под нехитрую музыку свирели. Увы, всё это было фальшью. Подавляющая часть кесгорцев жила в ежедневном страхе и ужасе. От герцога требовались постоянные траты на поддержание иллюзии. Мелзор был не из тех, кто смог бы с лёгкостью расстаться даже с одной золотой монеткой из своей казны. Это было всего лишь необходимостью. Необходимостью замазать глаза королевским посланникам. И благодаря стараниям Эльды король верил каждому слову Мелзора, отвергая недобрые слухи о Кесгоре, ходившие по местным тавернам. Хотя влияние герцога на короля было непомерно огромным, для полного подчинения его воли требовался гриб, который буквально ускользнул из его рук. Но вернёмся к нашим событиям. Упоительные сказки о светлом будущем были прерваны появлением главы личной королевской стражи:

– Ваше Величество, срочные вести!

– Докладывай, Млевиант.

– Ваше Величество, из темницы сбежали узники. Те самые, что были задержаны вчера на пиру.

– Что? – прокричал Мелзор, не сдержав своего гнева.

– Как они сбежали? – обрушившись на военачальника, крикнул тот. – Из этого узилища ещё никто не убегал, – возмущённо изрёк король.

– Никаких следов, Ваше Величество. Очень похоже на магию, – доложил он с неким испугом в голосе.

Герцог Мелзор, конечно же, был поражён проворством двух пресловутых юнцов, однако, вовремя взяв себя в руки, решил воспользоваться случаем, ведь такая рыба, как утверждал он сам, не всегда попадает в сети:

– Мой король, я глубоко удивлён вашему железному терпению. Как же столь опытные паладины допустили такой промах за день до важнейшего торжества в истории двух держав? Я возмущён, – театрально пропел герцог, ведь играть притворную роль – это лучшее, что он умел. – Готовиться ли нам к свадьбе или беспокоиться за наши жизни? Да ладно за мою жизнь – принцесса в опасности. Эти страшные преступники проскочили через вашу охрану и попали на пир, а сейчас улизнули из-под семи замко́в темницы. – Потом обращаясь к начальнику личной гвардии короля, добавил: – Вы можете гарантировать безопасность венчания? Вы можете обещать головой? – злорадно пронзая взглядом Млевианта, спросил он.

И, не дав что-либо ответить докладчику, плавно, как змея, подошёл поближе к королю Балрусу и тихо начал шептать:

– Ваше Величество, как вы можете доверять жизнь вашей дочери этим, – взглядом указывая на начальника, а заодно на всех, кто был в его подчинении. – Позвольте моим людям взять на себя данную ношу, что не под силу заребским стражам. Отстраните хотя бы на время этих никчёмных воинов.

Король, раздумывая, дослушал герцога и сделал вывод:

– Так и быть! Мне всегда нравились ваши методы, герцог, – настроив тон своего голоса на более торжественный, он обратился к начальнику стражи: – Млевиант!

– Да, Ваше Величество.

– Считайте, что это официальный приказ. Сегодня, с этого момента и до завтрашнего утра все дворцовые посты переходят под полный контроль гвардии герцога. Идите отдыхайте. Вам всё понятно?

– Да, Ваше Величество, – смиренно промолвил воин, украдкой посмотрев на ненавистного герцога.

– Так выполняйте!

Поспешно удалившийся Млевиант у порога столкнулся с принцессой, которая как раз искала своего отца. Воин поприветствовал её и вышел из тронного зала в полном гневе.

– Отец, что тут происходит? Почему меняют стражников?

– А ты откуда узнала?

– Отец, вы слишком громко издаёте указы. Так что же случилось?

– Может, сначала поприветствуешь герцога?

Нарла нехотя, скорчив подобие улыбки, поприветствовала Мелзора. Тот, оставаясь верен своей притворной роли, ответил вместо короля:

– Несколько узников сбежали из темницы, моя принцесса. Вам бы стоило осторожней расхаживать по замку. Кто знает, может, они среди нас.

– Что за чушь вы несёте?

– Как тебе не стыдно, Нарла? Я бы на твоём месте прислушался бы к советам герцога. Как-никак сегодня он станет твоим мужем. Кстати, герцог, – его взор устремился к Мелзору, – не дали бы вы кого-нибудь из своих людей для охраны Нарлы?

– Непременно, сир.

– Я ничего не могу понять, отец. Меня устраивает наша стража. Почему такие перемены?

– Так надо, дочь моя, так надо.

– Я не желаю никакой охраны. И вообще, мне нужно с тобой поговорить.

– Хорошо…

– Сейчас!

– Сейчас не получится, – мягким отцовским голосом усмиряя дочь, ответил король.

– Но, отец…

– Я сказал нет, – уже грозным тоном заткнул он Нарлу. – Я король тебе или кто? – и после, вновь успокоившись, добавил: – Я сам зайду к тебе, жемчужинка моя. А теперь иди. Герцог, позаботьтесь об охране.

– Что велено, то сделано, мой сир!

Обиженная Нарла вышла столь же возмущённой, как и Млевиант некоторое время назад. А король Балрус так и не понял, что совершил роковую ошибку, поддавшись красноречию герцога. Все тщательно готовились к величайшему событию в королевстве. Одна лишь Нарла, отвергнутая отцом, по-иному глядела на всё, интуитивно чувствуя, что беглецы каким-то образом связаны с таинственным посланием.

Как уже стало известно, Гульвион не сдал беглецов, хотя это входило в его прямые обязанности. Усевшись в кресло, он внимательно слушал историю, рассказанную двумя друзьями.

– Вот так мы и сбежали, – закончил Лямель, поставив точку в повествовании.

Гульвион, приподняв бровь, сосредоточенно слушал, ни на миг не упуская из виду жалкую компанию, состоящую из оборванных и до глубоких ран избитых людей.

– Вы нам поможете? – спросил поэт, с мольбой взирая на могучего воина.

Великан нахмурился, сделав грозный вид, от которого трепетал почти весь гарнизон:

– В чём же?

– Нужно известить короля об опасности, – суматошно протараторил Руан. – Вы же начальник там!

Гигант привстал с кресла и пустился блуждать кругами по комнате.

– Ты там смотри в ямки не завались, хе-хе, – Фунгус, конечно, и дальше бы дразнил начальника гарнизона, но Аргеол вовремя заткнул ему рот своей морщинистой ладонью.

– Вы хоть понимаете, что просите? Испортить королевскую свадьбу, навести смуту на двор. Да это же самоубийство! Допустим, что я полный балбес и сделаю это. И как вы докажите, что главный герой торжества, герцог Мелзор, фаворит короля, злодей? У вас они есть – доказательства?

– С ним ведьма! – вымолвил Руан.

– И кого вы удивите? Сейчас многие монархи держат при себе ведьм.

– А король Балрус? – поинтересовался Лямель.

– Исключение! После скоропостижной смерти королевы он в отчаянии изгнал со двора всех магов и целителей, оказавшихся бессильными в борьбе со смертельной болезнью королевы. Вместе с любимой женой он навсегда утратил веру в придворных колдунов. По крайней мере, так шепчутся во дворе.

– Им нужен был гриб, который…

– То есть я! – горделиво перебил поэта Фунгус.

– Вы что, издеваетесь? Вы и вправду думаете, что вам поверят? Вам, двум юнцам и немощному старику, который не может доказать даже свою личность.

– А я? Я что, не тут разве? Эй, мужик! А про меня? – но морщинистая рука вновь объяла гортань гриба.

– Вы беглецы, – продолжил Гульвион, – вы вне закона. Ваше слово никогда не будет превыше и весомее слов герцога, даже если то, что вы говорите, правда. Да вас казнят и меня в придачу за соучастие, – не смея повышать голос, сказал он. – Единственное, что я могу сделать для вас, так это помочь незаметно покинуть замок. Убегайте и впредь не возвращайтесь сюда. Забудьте всё, спасайте свои жизни. Ничего не изменить. Всё просто потечет своим чередом, нам не исправить этого, – с сожалением сказал могучий великан.

Друзья смотрели на этого огромного воина, и каждый думал про себя: «Неужели всё? Неужели вот таким должен был быть конец?» Подойдя на шаг вперёд, Лямель сказал:

– Я не буду убегать! Я пожертвовал слишком многим, чтобы убежать сейчас и скрываться. Если в конце пути со мной случится что-то страшное, то я к этому готов. Одна прекрасная жизнь уже пожертвовала собой, – упоминая о нимфе, сказал он. – По крайней мере, буду знать, что попытался.

– И я не уйду, – отозвался Руан. – Там Семриаль. Там судьба моего дома, – указывая на дверь, промолвил он. – И наконец, я дал обещание своему другу, что буду с ним до конца. Если для него это не конец, то и для меня тоже!

Старик Аргеол, отодвинув ковёр и обнажив щелину в полу, суровым тоном сказал:

– Я просидел в этой чёртовой темнице десять проклятых лет, – глаза его озлобленно краснели по мере того, как каждая фраза вырывалась из его уст, – и лучше я вернусь обратно, чем буду наблюдать, как гибнет Кесгор в руках у этого… этого… Я потерял всё, и мне уже нечего терять, – опустошённо промолвил он.

Начальник стражи смотрел на жалкую компанию, поражаясь непередаваемой решительности, отваге и самопожертвованию, коих не видел ни у одного воина на поле брани.

– Вы сумасшедшие, ей-богу, с головой у вас не всё в порядке. Вы готовы рискнуть жизнью ради какой-то справедливости? – затем глядя на Лямеля, обратился к нему: – Ты упрямый, безбашенный дурак. Прям вылитый отец. Из-за своей настойчивости он потерял жизнь. Ты хочешь разделить его участь?

Лямель томно молчал. Да и говорить было незачем. Озлобленный Гульвион мог безошибочно прочесть ответ в его выражении лица. Он что-то думал про себя. Бурный всплеск эмоций гейзером кипел в нём. Но к сожалению или к счастью, здравый разум потерпел поражение, и он наконец ответил:.

– Ладно, я провожу вас к королю на свой страх и риск.

– Вы не обязаны рисковать, как мы. Мы не знали, чем это грозит вам.

– Нет, я обязан! Тогда, во время стычки с чёрными мародёрами, Ландераль спас мне жизнь. Я был повержен гигантом по имени Хор, сильнейшим среди стаи убийц, и уже ждал холодной стали в глотке, как из ниоткуда, будто призрак, появился он. Ландераль взобрался на исполина и вонзал в него кинжал до тех пор, пока тот безжизненно не упал рядом со мной. Эта была кровавая бойня. Твой отец подарил мне вторую жизнь. А я не смог быть рядом в нужный момент. И вот я подумал… – доставая со стены свою секиру, говорил он, – что могу вернуть долг его сыну!

Через некоторое время Гульвион уже стоял у двери, любуясь новоиспечёнными воинами с болтающимися шлемами, явно великоватыми для этих юнцов. У них был очень забавный вид. Но если вы сумели бы рассмотреть их взгляды через прорезы забрал, то вы наверняка преисполнялись бы гордостью к ним. Сердца двух неразлучных друзей колотились бешеным темпом при одной мысли о предстоящих поступках. Они знали, что один лишь шаг вперёд – и уже нельзя будет передумать, остановиться или, что ещё сложнее, повернуть всё вспять. Аргеол преобразился. Оказалось, что под слоем неопрятной бороды скрывается благородное доброе лицо, однако со строгими чертами скул. Все были готовы, даже Фунгус, спрятавшись в кармане Лямеля, настроился на молчание, обещав друзьям не выдавать реплики и комментарии, тем более вслух. И друзья отправились в не столь долгий, но достаточно изнурительный путь, минуя десятки охраняемых постов, ворот и ту самую темницу, простирающуюся глубоко под землёй. Чрезмерно неудобные доспехи делали каждый шаг наших героев невыносимо тяжёлым. Вскоре среди густой толпы показались одни из вспомогательных ворот замка. Вдруг Гульвион застыл, с удивлением взирая на конец дороги. Вместо привычной стражи у ворот расположились иные воины, полностью окутанные в бордовое одеяние поверх кожаной брони и вооружённые зазубренными мечами.

– Что за чертовщина тут творится?!

– Кто они? – спросил Руан, не отрывая взгляда.

– Это личная гвардия герцога. Но что они делают тут? – сдвинул брови гигант.

– С каких это пор Кесгор нанимает головорезов? – возмутился Аргеол. – Бедный город…

Тут какой-то знакомый смех отвлёк Гульвиона.

– Эй, дружище, что это за салаги с тобой?

– Освик, так это новобранцы, – вспотев от волнения, ответил Гульвион. – Решил поставить на патруль. А ты что без доспехов? Разве сегодня не твоя смена?

– Не слыхал, что ли? – довольно размахивая руками, спросил Освик. – Весь личный отряд распустили до завтрашнего дня. У нас выходной – трактир и выпивка! А туда, – он показал на врата, – привязали этих псов. Пускай пашут за нас.

– Что, все посты сменили? – встревожился Гульвион.

– Ну а ты как думал, не люди мы, что ли? Ты себя хоть в зеркале видел? Эти круги под глазами нужно выводить крепким ершом. Ну всё, я пошёл. Меня ждут любовные приключения! – и удалился прочь.

– Теперь ты нам веришь? – обратился поэт к Гульвиону, осознавшему всю правду.

Становилось понятно: нечто страшное должно произойти, и произойти оно должно уже скоро.

– Здесь мы не пройдём!

– Тогда пойдём к другому входу, – предложил Руан.

– Нет, вы не понимаете, все выходы заблокированы. Нас схватят на месте же, – невозмутимым тоном ответил великан с секирой.

– И что нам делать, воин? Взгляни на солнце, скоро закат. Времени в обрез, – спохватился Аргеол.

Гульвион закрыл глаза и думал. Думал он долго, периодически бормоча что-то под нос и отвергая. Наконец приподнял веки и с ещё более озадаченным видом сказал:

– Есть, конечно, один путь, но я его даже не рассматриваю. Там творятся странности, теряются люди, – последние слова воина прозвучали в один такт с королевскими трубами, объявляющими народу о скором торжестве. Услышав тожественное звучание труб, друзья поспешно уговорили Гульвиона показать им этот путь, в суматохе не заметив даже предостережения гиганта.

День приближался к вечеру, и яркое светило постепенно тускнело, сменяясь с печальными сумерками, угнетающими город, словно стая стервятников из-за вершины Орлиной горы. Если город Зареб был суетлив, то за пределами крепостных стен можно было столкнуться с истинной красотой, гармонично сосуществующий с местной природой. Лёгкая темень, предвещающая волшебную ночь, пробуждала множество крохотных существ, таких как агалонские светлячки, где-то неподалёку поблёскивающие пёстрым мерцанием. Всё вокруг олицетворяло умиротворение, и только четыре тени с беспокойной душой осторожно шагали по лесу, стараясь никому не попасться на глаза. Выйдя за пределы города, друзья неустанно следовали за Гульвионом, который обещал показать иной путь, что ведёт в замок. Ибо ровно в полночь, когда луна отбросит лучи в чашу вечности, находящуюся в священном зале, Мелзор обвенчается с принцессой, тем самым сделав себя законным приемником заребского престола.

Не доходя до указанного места, старик внезапно остановил шаг, хмуро задумавшись о чём-то.

– Аргеол, – обратился Лямель, – что-то случилось?

Аргеол, будто очнувшись от очень важных мыслей, задумчиво ответил:

– Дальше без меня! Я отправляюсь в Кесгор, – пронзительно проведя взглядом друзей, заявил Аргеол.

– Вы точно так решили? Может, всё же с нами?

– Нет, Руан! – категорично, но добродушным тоном отвечал он. – Я подумал, что в Кесгоре смогу быть гораздо полезнее для вас, чем здесь. Там, может, кто и вспомнит меня, а здесь я всего лишь старый немощный беглец, который то и дело выдыхается от долгой ходьбы и замедляет вас. Идите. И помните: я вас не оставил! – улыбаясь, старик раскрыл свои объятия для друзей.

– Мы будем скучать, Аргеол, – тихо шепнул поэт, обняв жилистого старика.

Не заставляя себя долго ждать, Фунгус, высунувшись из кармана, присоединился к друзьям.

– Идите с верой и надеждой, – пророческим тоном благословил старец одиноких путников. – Да пребудет с вами Всевышний. И помните: я скоро вернусь! – сказав эти слова, он скрылся в чаще леса.

Следуя за Гульвионом, компания добралась до небольшого и совсем обветшалого охотничьего домика, скрывающегося под зарослями.

– Так это и есть потайной ход? – с детским энтузиазмом промолвил поэт.

– Не туда смотришь, парень, – показывая невзрачный колодец рядом с домом, сказал Гульвион. – Вот тайный проход. Он был построен очень давно, ещё при короле Лупре.

– И сколько людей знает про этот путь? – поинтересовался Руан.

– Довольно мало. Раньше он хорошо охранялся, а охотничий дом был пристанищем для патрулей. Я был одним из них. Но это было давно.

– А почему сейчас он не охраняется? – продолжал докапываться Руан.

– А потому что в последние годы стали пропадать лазутчики, патрулирующие тоннель. После нескольких пропаж проход сняли со списка постов, так как никто не отваживался проводить службу в печально известном месте. Поговаривают, будто изнутри иногда издаются леденящие кровь стоны.

– Что?! – единогласно воскликнули друзья. Голос из кармана также не остался равнодушен к заявлению гиганта, смутился и истерически начал бормотать что-то невнятным тоном.

– Об этом я и предупреждал вас, но вы не хотели слушать. Я не знаю, что там внутри, – мельком взглянув в бездонный колодец, сказал Гульвион, – и не знаю, смогу ли защитить вас. Достаточно опытные патрули, зайдя туда, более не возвращались, – он сделал небольшую паузу, дав настырным путникам переварить услышанное. – У нас ещё есть выбор. После того как мы вступим в мрачные коридоры данного места, обратного пути не будет. Подумайте хорошенько, прежде чем…

– Так, стойте! Я на такое не подписывался. А вдруг там грибоеды? А-а-а-а! – с дрожащим голосом оглядываясь по сторонам, испугался гриб. – Я вас тут подожду.

Зная шальной и непоседливый характер гриба, друзья никак не могли оставить его на самого себя. Особенно после горького опыта на королевском пиру.

– Нет и ещё раз нет! Категорически нет! Я вот вижу тут сыроежку, думаю, неплохо проведу с ней время, пока вы будете спускаться, – сказав это, он хотел улизнуть, но Руан, уставший от болтовни, схватил и засунул бородача в карман. Возмущенно дёргаясь, Фунгус успел лишь крикнуть вслед: – До встречи, детка. Жди меня… – и голос его затих.

– Говоришь, это единственный путь? – переспросил поэт.

– Именно.

– Если это так, то мы спускаемся. Ты согласен со мной?

Руан, даже не раздумывая, утвердительно кивнул головой, и они, сняв с себя неудобные латы новобранцев, спустились вниз сразу после Гульвиона, испытывая в душе страх неизведанного.

Тем временем в одной из башен замка, выделенной специально для гостей, высокая фигура суетливо металась по всем углам покоев, в очередной раз примеряя белоснежный праздничный камзол.

– Перестань нервничать, Мелзор, – бесстрастно сказала Эльда. – Всё идет по плану. Не кипятись.

– По плану? По плану ты уже должна была сварить этот чёртов гриб! – раздражённо выпалил он. – Из-за тебя мне придётся прибегнуть к иным мерам. Хотя… – дьявольски улыбаясь, он ушёл в свои мысли, – так будет больше крови, – внезапно Мелзор вновь переменился в настроении (в последние дни частые и резкие перепады в настроении герцога всё ярче выявлялись). – Эти двое каким-то чудом исчезли из темницы. И никаких следов! Я не могу быть спокоен, зная, что в любой момент, что-то может пойти не так!

– Мелзор, ты же везде поставил своих убийц, – всё так же невозмутимо продолжая, возразила Эльда, – никто не проскользнёт.

Герцог, остановившись, встал прямо перед Эльдой:

– А вдруг они так же внезапно появятся на венчании? Эти сопляки дважды обманули тебя – самую могущественную чародейку. И после всего ты так уверена в себе.

Эльда, кокетливо обвивая его, подобно змее, тихим голосом шепнула:

– Не спорю, они провели меня, но провели с помощью магии. Такое повторить они уже не смогут: я позаботилась об этом, – краем глаза взглянув на изумрудный пузырек, сказала она.

– Хочется верить тебе, Эльда, – томно промолвил герцог, – но себе я привык доверять больше. Ладно, перейдём к делам. Какие вести от Далагула?

– Всё готово. Жаловался только на нехватку провизии.

– Сколько же пожирают эти звери?! Ну ничего, день продержатся, они мне нужны в хорошей форме. Как там настроение?

– Ты всё еще не веришь, что венчание пройдёт гладко?

– Как там настроение, я спрашиваю? – повысив голос на ведьму, раздраженно произнёс он.

– Голодные как волки. Съедали меня глазами, у них текли слюни. Сочувствую тем, кто с ними столкнётся.

– Тебе знакомо сочувствие? – рассмеялся Мелзор. – В твоих устах такие слова звучат очень странно.

На этот раз засмеялась ведьма над словами герцога.

– А в твоих?

Мелзор невнятно взглянул на неё, и ведьме пришлось уточнить:

– Зачем тебе настолько кровавые перевороты? Ведь ты мог иначе, – повторилась она. – Ты был единственным наследником Кесгора.

– Тебе не понять! – герцог презрительно ухмыльнулся, отложив в сторону недопитый кубок. – Мой отец был слаб! С ранних лет я был свидетелем, как он губит власть, данную нашей семье небесами, – Мелзор говорил о власти, будто одержимый. Впрочем, ведьму это ничуть не удивляло. – Я со стыдом наблюдал, как крестьяне имели наглость смотреть в глаза королю, а монарх, владыка, потакал им, решал их проблемы. Он лично объезжал владения, дабы услышать голос черни. Народ любил его, а любовь порождает непокорность! Едва лишь чернь осмелится подумать, что вправе управлять своей судьбой, желаниями, мыслями – власти монарха тотчас придёт конец. Только страх способен удержать господство. Страх перед хозяином. Кнут… Кнут, – повторял он, – должен быть главным атрибутом монарха. Когда король идёт, его шаги должны быть единственными, должны пронзать слух покорных. И рабы не смеют поднимать взор! – глаза Мелзора неистово горели, и он сжал кулак, точно представив в нём горло ненавистного крестьянина. – Не останови я вовремя отца, страна погрузилась бы в хаос, и мне достались бы лишь крохи былого величия. К страшной участи призрачного и безвластного монарха вёл меня Аргеол. Я лишь избавил Кесгор от слабовольного короля. Жалкий Балрус недалеко ушёл от моего отца. Заребу нужен новый, настоящий король, и он уже здесь!

Наигранная речь Мелзора, убеждающая его в своей правоте, длилась недолго. Получив нужные распоряжения, Эльда покинула покои, оставив герцога наедине с его тёмными планами. Неудивительно, что Мелзор нервничал. Ведь эта ночь была единственной возможностью надеть на себя заребскую корону. Облокотившись на мраморный подоконник готических окон, он пристально глядел на соседнюю башню, где отчётливо вырисовывалась тень юной принцессы. Она печально стояла на деревянном помосте и глядела куда-то вдаль, мысленно минуя толстые стены замка и переносясь туда, где не было ни единой души, где воля и желания человека обретали смысл. А тем временем несколько швей осторожно пришивали лепестки белых роз на свадебный наряд Нарлы. Король самолично приказал создать точную копию наряда, в которой ещё юная принцесса Луна, бабушка Нарлы, предстала у венца. Но король, наверное, позабыл о том, что такие наряды надевают на счастливую душу. В этом была и есть суть свадебного наряда. Похоже, в эту ночь принцесса Нарла станет такой же несчастной, как и её бабушка. Ведь когда-то, задолго до рождения Нарлы, короля Балруса и вообще становления принцессы Луны королевой Зареба, она полюбила сына обычного булочника и с такой же скорбью глядела вдаль, стоя на деревянном помосте. Как произошла их встреча, увы, не помнит никто. Знаю лишь то, что сын того булочника последовал за своей возлюбленной и, став свидетелем её брака, открыл небольшую булочную прямо под стенами замка, чтобы навеки быть рядом с ней. По иронии судьбы именно у этой булочной Лямель впервые увидел Нарлу. Следует заметить, что дядя Фамос так и не женился, каждую ночь проливая слёзы по принцессе Луне и ненавидя себя за нерешительность и страх.

Нарла никогда не видела свою бабушку (королева Луна покинула этот мир до рождения внучки), но сейчас, стоя ровно на том же месте, где и она, спустя сорок лет принцесса чувствовала то же, что и её бабушка когда-то. Будто всё переживалось вновь. Внезапно распахнулась дверь, и в покои вошёл король. Швеи, молча поприветствовав Балруса поклоном, удалились прочь.

– Как же ты прекрасна, Нарла, – восхищённо рассматривая свою дочь, заметил король.

– Спасибо, отец.

– А почему ты грустная? Сегодня же такой день, твой день.

– Отец, но я не люблю герцога. Я не должна выходить за него. Не должна. Так было написано в книге, – с нетерпением сердца выговорила Нарла, доставая книгу из-под подушки и показывая её королю. – Я сегодня хотела тебе рассказать…

– Но тут ничего такого не написано, – возмутился Балрус.

– Надпись появилась вдруг, а потом исчезла, – тщетно убеждала она отца поверить ей.

Король терпеливо слушал плоды фантазии своей дочери и наконец, не выдержав её бреда, перебил принцессу:

– Доченька, жемчужина моя, пойми, герцог, должно быть, единственный, кто достоин твоей руки. Скажи, чем он тебе не угодил? – король каждый раз говорил это, заводя Нарлу в тупик. – Он благороден, отважен, с утончёнными манерами. Словом, истинный рыцарь.

– Но я не люблю его. Будь он тысячу раз рыцарем!

– Ничего страшного, – нежным голосом отца, продолжил он, – я уверен, что он сумеет завоевать твоё сердце. Дай ему время, – и после добавил с более строгим тоном: – Доведу до твоего сведения, что браки королевских кровей несут не только личные, но и политические интересы. Готовься, жемчужина моя, – поцеловав Нарлу, он удалился широким королевским шагом.

Глава IX

«Сырое тёмное и довольно мрачное место. Даже хуже, чем темница», – подумалось друзьям, когда они наконец-то почувствовали липкую грязь под ногами. Стены давно уже покрылись плесенью, а мрак, царивший тут десятилетиями, сдавливал сознание, с каждым шагом всё отчетливее шепча об опасности. Но не это было самым страшным. Гораздо больше пугало то неизведанное, что, возможно, поджидало их в запутанных коридорах потайного пути. Единственная сила, вынуждавшая друзей делать очередной шаг, была любовь. Она была крепка, подобно ростку, прорастающему сквозь каменный булыжник, что не ведал никаких преград и непрестанно тянулся к благодатному свету. Лишь Гульвион осторожно двигался навстречу страху, вдохновляясь храбростью двух щуплых юнцов. Никто не осмеливался произнести и звука, опасаясь пробудить то чудовище, что дремало в бесконечных закоулках. Гигант прекрасно знал, что рано или поздно это существо предстанет перед ними и ему придётся принять вызов.

Зрачки путников в скором времени расширились, привыкнув к постоянному мраку, и они более не ступали, как новорождённые котята, кое-как отличая извивающуюся дорогу перед ними, а уверенно двигались вперёд.

– Смотрите! – внезапно прервал тишину Лямель еле слышным шёпотом.

Перед компанией, доселе бродившей по единому пути, появилась развилка, ведущая в противоположные стороны.

– Эта сложная система тоннелей, – тихо объяснил Гульвион. – Даже если враг найдёт вход с колодца, то он никогда не сможет самостоятельно выйти к замку.

– Лабиринт, что ли?

– Ну что-то в этом роде.

– Лабиринт? Я никогда не видел лабиринты, – восторженно закричал Фунгус, позабыв о всяких предосторожностях. Он хотел улизнуть со словами «найдите меня», но ловкие руки Руана вовремя схватили его.

Хрупкая гладь безмолвия, так бережно хранящаяся временем, была разом нарушена. Заткнуть Фунгуса не составило труда, но вернуть непорочность затишья было уже невозможно.

– Оно нас услышало, – промолвил латник, тревожно оглядываясь по сторонам. – Нам нужно торопиться!

– Ну спасибо, Фунгус! – вырвалось у поэта.

– Что же вы все такие нервные? – и, увидев однозначный взгляд Руана, он с испугом скрылся в кармане.

И продолжили путники свой путь, даже не подозревая, что две тусклые искорки, скрывающиеся под покрывалом мрака, давно следят за ними. Не пройдя и ста шагов, странники услышали с трудом уловимый щелчок над головой – и всё померкло. Некая железная западня, замкнувшая их пространство, медленно тронулась вглубь лабиринта. Крики, стуки по железным стенкам не давали никаких результатов. Обратная сторона тесной ловушки отвечала ещё более пугающей тишиной. Через некоторое время скрип колёс заглушился. Следом прозвучал очередной щелчок, на этот раз отперший замок. Гульвион, выждав подходящий момент, выпрыгнул на волю, слепо размахивая секирой. Но, увы, кроме полного мрака, перед воином не было ничего. Высунув головы, Лямель и Руан заметили, что находятся в какой-то заржавевшей клетке. Страх ворвался в них, словно незваный гость, играя с их фантазией. Они не знали, что их ожидает дальше и какая постигнет судьба. Лишь Гульвион понимал, что попал туда, откуда ещё никто не возвращался.

Внезапно из темноты вырвался голос:

– Кто вы? Новенькие?

Голос был явно человеческий и совсем нестрашный.

– Кто говорит? – отозвался великан.

– Мы узники… как и вы.

– Мы? – вмешался Лямель.

– Да, нас тут много, – раздался пугливый шёпот – голос из противоположного угла.

– Гульвион, – обратился поэт, – а может, это потерявшиеся стражники?

Начальника стражи будто осенило, и он не мешкая стал вслух перечислять имена воинов:

– Корнус, Дулиан, Марг…

– Командир?! – отозвались несколько голосов.

– Вы живы… слава Всевышнему, – радостно воскликнул гигант. – А я думал, что потерял лучших своих бойцов. Кто вас так? – грозным тоном спросил он.

В тот самый момент медленно скрипнула дверь, и заточенные воины резко утихли, позабыв даже ответить Гульвиону. Оно было тут, и друзья чувствовали, как существо медленно приближалось к ним, заставляя колотиться сердце бешеным биением. Существо остановилось прямо перед клеткой, рассматривая новых узников.

– Добро пожаловать в моё скромное жилище, – наконец заговорило оно голосом, напоминающим змеиное шипение.

– Открой клетку, и мы сразимся на равных, мерзкое чудовище, – заорал великан.

– Зачем мне это делать? У вас топор. Он наверняка острый и может убить, – спокойно продолжила тварь, – хотя всё равно вы скоро отдадите его.

– Ни за что!

– Все сначала так говорят. А потом не проходит и трёх дней, как вы снимаете с себя все доспехи и оружия ради куска хлеба. Так что это дело времени, – прошипел голос.

– Покажись нам тогда, если ты нас не боишься, – промолвил Руан. Услышав в ответ молчание, он достал из кармана гриб и волевым тоном приказал: – Светись, Фунгус, светись!

– Оставьте меня уже в покое, я не хочу видеть то, что я увижу.

– Светись!

И Фунгус блеснул слабым мерцанием, вынудившим существо уклониться от света. Сияние гриба было недостаточным, дабы полностью разглядеть хозяина змеиного голоса. Однако силуэт хоть и смутно, но выделился среди безликого мрака. На удивление узников, существо больше напоминало человека, нежели чудовище, как привыкли считать многие.

– Так ты же человек, женщина, а не какой-то зверь, – поражённый, обратился поэт.

– Нет! Я чудовище, я монстр, – истерично закричала вдруг фигура, – я не человек и никогда им не был. Я зверь, вы слышите меня, – простираясь эхом, кричал он, – зверь! И вы никогда не выйдите отсюда.

– Но что тебе надо? – вмешался Руан.

– Мне нужны вы!

– Говори яснее!

– Командир, вы должны рассказывать истории… каждый день новые.

– А если я откажусь, Марг? То что тогда? – грозно бросил начальник стражи.

– Тогда вы останетесь без пищи, – ответил змеиный голос.

– Моя секира расскажет за меня! – взмахнув ей, он ударил всей силой по железным прутьям.

– Как вам угодно, – прошипела фигура. – Рано или поздно вам захочется есть и пить. Я подожду, – сказав это, она медленно начала удаляться, как вдруг поэт робко промолвил:

– Постой! Я расскажу тебе историю.

Возглас Лямеля понудил любопытное сердце вернуться обратно.

– Я внимательно слушаю.

Лямель понимал, что до венчания остались считанные часы, а может, и минуты и он, собравшись с духом, начал свой рассказ:

– Однажды безмятежным днём один поэт, сидя у кондитерской лавки, невольно посмотрел наверх…

Таинственная фигура заворожённо и с интересом слушала поэта, так сладко повествовавшего самую интригующую историю, которую она когда-либо слышала. Каждой фразой фигура окуналась в воспоминания, в те далекие дни, когда юная и прекрасная Алианна, подвергшись нападению волков, чудом выжила, оставив в пасти зверя свою красоту. Слушая историю отчаянной любви, готовой на всё, она вспоминала своего жениха, с ужасом отскочившего от неё, когда он едва увидел уродство на её нежном и изящном лице. С болью внутри видела она презрение родной деревни, ещё недавно завистливо восхищавшейся ею. Слезинки капали без устали. Алианна поражалась, она не осознавала, как поэт мог броситься в опасность ради той, которую даже не видел в лицо. Девушка вспоминала свою отвергнутую любовь, ненавидя, люто ненавидя избранника за то, что он ни капли не был похож на того героя, о котором шлось в истории.

– …они попали в колодец и были пойманы прямо накануне венчания! – и последовала пауза.

Алианна, не стерпев столь долгой паузы, жадно произнесла:

– Что дальше? Что случилось с ними? Говори, быстро! – крича на поэта, воскликнула она.

– Что будет дальше, зависит от тебя, – улыбнулся Лямель, и впервые за столько лет Алианна увидела улыбку, предназначенную ей.

– То есть всё, что ты говорил, правда? То есть это ты тот самый поэт? – с изумлением спросила она.

– Да. Иначе спустились бы мы сюда?

– Так, значит, вся эта история правда, – убеждая саму себя, протянула она.

– И теперь вся история зависит от тебя. Ты решаешь, быть ей счастливой или же нет.

Последовала тишина. Неподвижно взирающая тень о чём-то долго думала.

– Меня зовут Алианна…

– А я Лямель. А это Руан, тот, о ком я рассказывал. И ещё представлю благороднейшего воина Гульвиона и нашего светящего друга Фунгуса.

– Но с вами была ещё одна…

– Семриаль! – спохватился Руан. – Помоги нам, она сейчас в беде.

– Так, значит, я нужна. Им правда нужна моя помощь. Выходит, я могу помочь?.. – призадумалась Алианна. Открыв замо́к и выпустив компанию Лямеля, она произнесла: – Когда именно венчание?

– Уже скоро, осталось очень мало времени… наверное.

Лямель не знал, он мог лишь гадать, ведь путь через тайный проход отнял у них массу времени.

– Постойте! Я не уйду без своих воинов, – грозный голос затмил всех.

– Хорошо, как скажете, я отпущу, всех отпущу. Я выведу вас прямо к замку, – радостно заплясала Алианна, наконец-то ощутив себя нужной. – Но только обещай мне, Лямель.

– Всё, что угодно.

– Расскажи, чем закончится история.

– Обещаю, Алианна, обещаю.

И маленькая компания, пополнившаяся семью воинами, рывком последовала за Алианной.

Тем временем на поверхности тёмного и сырого тоннеля в роскошном Лунном зале царила суета. Прекрасная принцесса, облачённая в белые лепестки роз, неторопливо шла к алтарю, держа за руку своего отца. Взор всех дворян и высокопоставленных гостей был обращён на принцессу Нарлу, которая волею судьбы шла навстречу герцогу. Он был разодет, словно небесный принц, и в его лице читалась готовность испить из чаши верности. Десятки, сотни радостных и завистливых взглядов, шёпоты, торжественные возгласы, словно невыносимый гул, мучили юную принцессу, мыслями находящуюся где-то далеко, где угодно, но не здесь. Все любовались необычайно изумительным нарядом невесты, и никто, пожалуй, из присутствующих не удосужился взглянуть ей в глаза и разглядеть на самом дне печаль и страдания приговорённой души. С каждым новым шагом, ступая по белоснежному полу, она понимала, что мужчина, ожидавший её у алтаря, совершенно не тот, с кем она хотела бы провести остаток жизни, и никто, даже самый могущественный человек в королевстве, не способен спасти её от нежеланной участи. Недолгий путь к алтарю, который она растянула бы до бесконечности, подошёл к концу. Нарла, бережно переданная отцом герцогу Мелзору, с сильнейшей неохотой взяла серебряный кубок и наполнила его водой, освящённой магическим светом луны. Воцарилось молчание. Таков был обычай. В полнейшей тишине двое должны были испить священную воду и дать обет вечной любви и верности, соединив тем самым свои души навеки. Мелзор первым опустошил свой кубок и под чарующие сияние луны обещал любить и беречь принцессу на веки веков. Нарла слушала его, и ей казалось, что сказанные им слова обращены не к ней, а к кому-то, кто, может быть, стоял за её спиной. Будто она тут ни при чём, будто она попала туда, где ей не место. Но, увы, это были лишь бесплотные мысли. И теперь после обета герцога все гости, затаив дыхание, ожидали её очереди. Нарла, в последний раз с мольбой взглянув на своего отца и не получив никакой поддержки, поднесла кубок к губам и хотела уже испить, как внезапно раздался жуткий грохот, сорвавший церемонию в самый важный момент. Взгляды всех резко устремились на стену с барельефом льва, пасть которого неугомонно раскрывалась. Из густого тумана пыли появился хрупкий силуэт, который решительной походкой направился к алтарю. Вслед за ним, разрезав туман, вышли Руан, Гульвион и семеро обросших воинов. Увидев это зрелище, герцог будто язык проглотил и стоял, точно онемевший истукан. Он не верил своим глазам. Небольшой отряд гвардейцев тут же окружил незваных гостей кольцом. Все присутствующие, включая короля Балруса, были шокированы, и только принцесса Нарла, словно ожидавшая чуда, задорно заулыбалась. Не теряя ни минуты, Гульвион выступил на несколько шагов вперёд:

– Мой король… – громким голосом обратился он. – Я Гульвион, начальник гарнизона северной башни. Я много лет верой и правдой служил короне, участвовал в походах против чёрных мародёров и получил за верность от покойного короля, вашего отца, эту секиру, – могучий воин поднял над головой королевскую награду. – Я не осмелился бы ворваться сюда, не будь на то веских причин. Можете сделать с нами, что вам заблагорассудится, но прошу вас, выслушайте сперва этого юнца, – сказал он, проведя Лямеля вперёд.

– Но, Ваше Величество… – недовольно возразил Мелзор. Король движением остановил взбесившегося герцога и дал право юному поэту говорить. Вновь весь зал охватило безмолвие, и Лямель, обратив взгляд на принцессу, сказал:

– Принцесса Нарла, меня зовут Лямель, и я проделал огромнейший путь, чтобы хоть краем глаза увидеть вас – тот самый силуэт, что не давал мне покоя. Моё скромное происхождение, наверное, удовлетворилось бы этим, если бы… – Лямель, глотнув порцию храбрости, продолжил: – В ходе своих странствий я узнал, что тебе… то есть вам, принцесса, грозит опасность.

– Что он несёт?! – закричал герцог, махая испитым кубком. Но внимание короля было поглощено речью Лямеля.

– Да, опасность. И не только вам, Нарла, всё королевство висит на волоске, и этот волосок находится в вашем кубке. Не пей из неё, Нарла, ибо станешь узницей своего долга и сделаешь это чудовище, – он указал на Мелзора, – наследником престола. Мой король, – поэт обратил взгляд к Балрусу, сдвинувшему брови, – вас обманывают. Сразу после свадьбы вы будете отравлены, а Зареб получит нового короля, который превратил Кесгор в логово убийц. Я прошу вас поверить мне. Не губите всё, что вам дорого. Ещё есть время всё изменить!

Последовала небольшая пауза. Все, затаив дыхание, ожидали ответа короля. Лямель понимал, что его жизнь и жизнь людей, поверивших ему и последовавших за ним, зависит лишь от того, насколько убедительными были его слова. Тишина длилась долго, с каждой тянувшейся секундой заставляя волноваться сердце сильней и сильней. Наконец король заговорил, утолив любопытство ожидающих:

– Я внимательно выслушал твои заявления, юноша. Признаюсь, я изрядно поражён твоей храбростью и настойчивостью. Но как ты можешь клеветать на благородного рыцаря, не имея доказательств?

– Но это не клевета, это правда, – дрожащим голосом промолвил Лямель.

– Не перебивать короля! – чей-то голос среди толпы строго надавил на бедного поэта.

– Юноша, – продолжил король, – чтобы ворваться в священный зал и нарушить важнейшую церемонию, у тебя должны быть веские доказательства, придающие силу твоим обвинениям. Они имеются или ты изволишь поверить тебе на слово?

– Нет! – тихо ответил Лямель, опустив голову от стыда. Ему было стыдно не за то, что он сказал правду, а за то, что, не имея за спиной никаких существенных обоснований, он втянул в это своих друзей, которых в лучшем случае ожидали годы в темнице.

– Итак, думаю, всё стало ясно, – зловеще улыбнулся Мелзор, с некой насмешкой победителя посмотрев на горстку людей, стоящих на грани жизни и смерти. – Стража, на казнь их! Так, продолжим церемонию.

Герцог с такой лёгкостью отправлял людей на смерть, будто их жизни ничего не стоили. Лямель был повержен, а герцог в очередной раз одержал победу. Как же юному поэту захотелось иметь десятки жизней, чтобы быть приговоренным за всех, кто безвозмездно помогал ему. Головорезы Мелзора медленно приближались, словно падальщики, предчувствуя чужую смерть. Вдруг принцесса обратила на себя внимание присутствующих.

– Нет! – не стерпев, закричала до сих пор молчавшая Нарла. – Я долго не могла понять, что же отвращает меня от этой свадьбы, что же именно не пускает сделать необратимое… Да, у этих людей нет доказательств, но я им верю. Верю всей душой, всей сущностью. Я знаю, что послание в книге было от них…

– Семриаль, – тихо выговорил Руан.

– …и я верю каждой фразе этого человека, – обратилась она с нежным взглядом, о котором он так давно мечтал, ради которого преодолевал все опасности. После принцесса, кинув отчаянный взгляд на герцога, швырнула кубок со словами: – Я не выйду за тебя никогда!

Даже король не смел что-либо сказать, в полном удивлении смотря на дочь. Что тогда говорить о других. Осознав, что всё провалилось, Мелзор, впрочем, не растерялся. Герцог никогда не действовал, не рассчитав всё заранее. И подобную ситуацию он предвидел и был готов к ней, хотя совершенно не ожидал такого стечения событий.

– Браво, принцесса, браво за блестящую речь. Дворянка встала на сторону нелюдей. Мои поздравления великой спасительнице. Ты вынуждаешь меня к крайним мерам, – он взмахнул рукой, отдав приказ ведьме, словно тень, наблюдавшей за всем происходящим. Эльда не медля швырнула огненный шар через округлую щелину Лунного зала, давая знак армии мародёров, нетерпеливо ожидавших условного сигнала.

Пока армия головорезов, жаждущих крови и золота, надвигалась на город, в Лунном зале накалялись ещё более сильные страсти. Десятки гвардейцев по приказу герцога бросились на группу отважных воинов, телами прикрывших друзей. Семеро лучших бойцов Зареба под командованием могучего Гульвиона насмерть бились с мародёрами, словно стая шакалов, напавших на жертву. Начальник стражи разъярённо рубил и швырял врагов в разные стороны, мастерски играя с грозной секирой. Но их отнюдь не становилось меньше. Из глубин замка наступали ещё и ещё гвардейцы, вооружённые зазубренными мечами. По приказу Гульвиона двое воинов, боем прорвавшись к одним из ворот, ведущих в королевский сад, сумели снять балку, замкнувшую портал. В зал ворвались Млевиант и его соратники, увидавшие побоище. Он с болезненным подозрением отнёсся к королевскому указу и отверг заслуженный отдых, в полной боевой готовности ожидая предвиденные неприятности. Бой был ожесточённым. В кровавом хаосе, прикрывшись огромными щитами, Лямель и Руан искали принцессу, взволнованно оглядываясь по сторонам. Внезапно ярко-зелёный отблеск разрезал пространство, приковав взор поэта. Отражение исходило из пояса некой фигуры в белом капюшоне, равнодушно наблюдавшей за резнёй.

– Смотри, Эльда! – указал Лямель.

Заметив ведьму, Руан позабыл обо всём на свете и ринулся к ней, внезапным рывком повалив Эльду на землю. Выхватив пузырёк, он незаметно скрылся в адской мясорубке, да так, что чародейка даже не заметила пропажу, выискивая глупого храбреца.

– Я нашёл Семриаль, – прижал он флакон к сердцу.

– Только не открывай сейчас, слышишь, не смей! – не менее обрадовавшись хоть маленькой надежде вернуть их друга, крикнул Лямель. Но радость его была неполной. Он по-прежнему не знал, куда подевалась Нарла. Лямель боялся… Боялся, когда невольно представлял хрупкое безмолвное тело своей возлюбленной в луже алой крови со следами от сапог мародёров. Это разрывало его на части. Глаза темнели, а дышать становилось невозможно. Разум мутнел с дикой скоростью, и Лямель тихо терялся в пространстве, медленно замыкая глаза. Ему снились луга, полевые цветы, солнечный день и места, где он провёл бы всю свою жизнь. «Как же тут прекрасно», – думал он, лёжа посреди ароматного луга.

– Очнись, Лями, очнись! Принцесса, её уводят! Ты меня слышишь?

Бешеная встряска заставила поэта вернуться в сознание. Открыв глаза, он увидел связанного короля и принцессу. Привстав, Лямель громко обратился к гиганту, который без устали рубил гвардейцев Мелзора.

– Гульвион! Король с принцессой… Их уводят!

Исполин, швырнув мародёра, кинувшегося ему на плечи, торопливо посмотрел в конец зала, где ведьма по поручению Мелзора вела связанных по ступеням вверх в одну из башен. Медлить было нельзя, и Гульвион сквозь остриё порхающих лезвий ринулся туда, очищая путь для друзей. Добравшись до охраняемого входа, секироносец разрубил стоящих на пути гвардейцев и открыл путь к винтовой лестнице.

– Идите, а я разберусь с Мелзором, – сказав это, он умчался в водоворот стальных лязгов, весь кровоточащий от нанесённых ран.

И друзья устремились наверх. Сделав несколько шагов, Руан остановился и разжал кулак, в котором, словно зеницу око, берёг сосуд.

– Я открою, Лямель. Я дальше не смогу, не зная, жива она или нет, – безумно дрожа от волнения, пролепетал он. – Я не знаю, что меня ожидает дальше. Если я не сделаю это сейчас, то не сделаю это никогда…

Лямель, столь заядло убеждавший своего друга в невредимости нимфы, теперь замешкался. Он трясся не меньше Руана и, уставившись на изумрудный пузырёк, молил Всевышнего, дабы его выдуманная надежда, сумевшая убедить даже его самого, оказалась правдой. Руан осторожно приоткрыл флакон, и оба, не отрывая взгляда, приготовились лицезреть чудесное появление Семриаль. Но чуда не произошло… Сосуд был пуст, и, подобно этой изумрудной стекляшке, стало пусто и в глазах друзей. Руан, упав на колени, зарыдал, терзаясь неистовой утратой. Та маленькая песчинка, зародыш угасшей надежды жестоко был затоптан. Пережить дважды смерть возлюбленной было выше его сил. Руан понял, что весь мир, который он строил, унёс ураган по имени смерть. Каждой слезой он оплакивал нимфу, так незаметно покорившую хама и грубияна, каким он ранее был. С отчаянием упрашивая вернуться, он сжимал флакон в руке и, преподнеся к губам, нежно шептал что-то, чего не расслышал даже Лямель, потерянно стоящий рядом.

Расслабив руки, он опрокинул бесполезную стекляшку и, озлобленный на всё, грозным тоном обратился к другу:

– Семриаль мы не смогли спасти, хоть спасём Нарлу.

Поэт с болью в груди, в последний раз посмотрев на одинокий пузырёк, метнулся наверх, чтобы его возлюбленная не повторила судьбу нимфы.

Глава X

Неизвестно, что творилось в Лунном зале. Жуткие вопли и звон скрещивающихся клинков и топоров чудовищным гулом охватывали всё кругом. Но если вы смогли бы перенестись на самую высокую башню, то стали бы свидетелем куда более ужасающего зрелища: как полчища мародёров, разодетых в кожаные доспехи, вихрем наступали на город, сжигая и уничтожая всё на своём пути. Горстка заребских воинов, отважившихся встать на пути этой смертоносной волны, были поглощены ею, утонув в реках собственной крови. Но смерть их не была напрасна. Пожертвовав собой, они заработали немного времени для защитников Зареба. Город был взят врасплох, и расслабившаяся армия, распущенная в честь венчания, была вовсе не готова к такому положению дел. Та небольшая часть воинов, что вела службу в окрестностях замка, сейчас билась в Лунном зале, а все остальные, успев лишь захватить мечи и копья, построились перед вражеской армией, численностью и вооружением гораздо превосходящей их. Заметив бордовый смерч перед собой, воины вздрогнули. Но повернуть назад было нельзя, ведь за спиной стражей простирался город, ставший домом для их детей, матерей и жён. Каждый воин, замкнувший ряд, знал одно: если его ожидала смерть, то он готов был умереть, забрав с собой парочку головорезов. Враг стремительно приближался, усиливая страх. Их предводителем был верный слуга герцога – Далагул. Ненасытный и кровожадный воитель, погубивший немало невинных душ. О его жестокости ходила молва, им пугали непослушных детей. Всё его лицо было изуродовано множеством шрамов, напоминающих о каждом набеге, в котором он участвовал. Далагул был силён и ловок, словно демон, и, подобно чуме, сеял смерть за собой. Мародёры были уже на расстоянии полёта стрелы… Ряды заребских защитников сплотились, а заострённые копья устремились на врага, серебряным блеском сверкая в ночи.

Неизбежность не заставила себя долго ждать, и две армии под кроной полной луны столкнулись, бешеным напором расшатав ряды заребцев. Отважные защитники отчаянно уничтожали врагов, как львиный прайд, защищающий своих детёнышей от бесчестных охотников. Казалось, заребские воины удачно отразили атаку, но вдруг в бой кинулся сам Далагул – и воодушевленные мародёры ножом врезались в фаланги заступников Зареба, разделив живую изгородь на две части. Военачальник головорезов истреблял буквально всех на своём пути. Мародёры, что случайно оказались близ его ежовых кистеней, слепо сметались. Заребцы были окружены и обречены на неминуемую погибель, гордо сражаясь с ликом зла. Бесстрашные защитники, готовые пасть духом, увидели, как на вершине холма блеснул факел. И загорелась тысяча других факелов позади него. Грозный всадник крикнул через щель забрала:

– Кесгор не потерпит головорезов в своей длани, – сказав это, он с армией кавалерии молнией двинулся на врага. То был доблестный Аргеол со своей свитой, сумевший доказать свою личность в родном городе.

Всадники беспощадно косили врагов, превративших Кесгор в пристанище убийц.

Далагул, обратив взгляд на наступающую армию, с бешеным рёвом стал расчленять коней и наездников, не имея мысли сдаваться. Он бил вновь и вновь, даже не подозревая, что кистени его губили в последний раз. Кесгорский всадник, появившийся из ниоткуда, резким ударом разрубил голову Далагула поперёк, оставив на уродливом лице выражение изумления от своего поражения.

Битва была окончена. Те, что выжили из армии Мелзора, старались спасти свою жизнь в лесах, а не утомившаяся часть кавалерии короля Аргеола продолжила преследовать их, добивая всех до последнего. Поле битвы, расстилающееся прямо перед Заребом, сочилось багровой кровью.

Эта была великая победа. Заребцы и кесгорские всадники отстояли своё право на счастливое будущее, раз и навсегда покончив с мародёрами. Лица доселе угрюмых заребцев наконец-то озарились улыбками, и они братским объятием прижали кесгорских воинов к своей груди.

Да, была одержана значительная победа, и городу уже не грозило ничего. Но ликовать было рано. В замке всё еще шли бои, а принцесса и король Балрус находились на грани смерти. Лямель и Руан, добравшись до самых высоких покоев башни, застали королевских пленников в компании пресловутой ведьмы. Она пожирающим взглядом хищницы читала недобрые заклинания. Появление друзей ничуть не смутило Эльду, наоборот, складывалось впечатление, что она ожидала их прихода.

– Наконец-то я смогу избавиться от вас разом. Каков же рок, – зловеще рассмеялась она, – вы сами прискакали навстречу смерти.

– Прошу, не трогай их, – проронил Лямель.

– Нет, это удовольствие для Мелзора, а я займусь вами.

– Но чего же ты добьешься этим? Разве может ли что-то стоить выше человеческой жизни? Неужели власть? Неужели прислуживать этому убийце столь великая честь для тебя? Придёт время, и ты станешь ему ненужной, как те, которые с почестью приняли его, – указывая на пленников, сказал он, – и оказались здесь приговорёнными. Смотри, Эльда, взгляни на короля и принцессу и знай, что похожая участь ожидает и тебя. Предавший однажды предаст ещё раз. Для него не существует друзей, и когда иссякнет нужда в тебе, он отвернётся от тебя, как отвернулось зло, вырвавшееся из кулака Асмикраниль. Опомнись, Эльда! Не повторяй судьбу! – речь Лямеля была уверенной, ясной, но очи его мольбой просили поверить в сказанное. Впервые в жизни ведьма была заворожена, околдована юным мальчишкой, едва стоящим на ногах от усталости. Она ушла в раздумья, углубившись в прошлое, изменившее её жизнь. Перед ней стрелой пробежались жуткие моменты, Асмикраниль, загадки и пленение её народа. Спрятав воспоминания в самом глубоком углу своей памяти, она старалась вовсе не думать о былом. Мысли Эльды, проносясь по далёкому прошлому, мигом вернулись обратно, вытянув её из воспоминаний. Придя в себя, она уже со злобой прошедших лет проговорила:

– Я вполне заплатила за своё деяние, – сказав эти слова, она швырнула пламенный шар в друзей, посмевших затронуть незаживающую рану в её сердце (если, конечно, оно у неё было).

Друзья успели лишь закрыть глаза под аккомпанемент душераздирающего крика принцессы, жадно вдохнув последнюю порцию воздуха. Жгучие язычки ведьмовского огня должны были дотла испепелить беззащитных юнцов, дерзко ворвавшихся в потайные двери её сознания. Мгновение – и двух изнеможённых друзей не стало бы. Но, по мнению ожидающих своего конца юношей, смерть надвигалась довольно медленно, а может, и вовсе не надвигалась. Отважившись открыть глаза, они увидели перед собой магический щит, всем своим великолепием прикрывший их от гибели. Обернув взгляд, Руан застыл и в изумлении дёрнул Лямеля. Позади них стояла Семриаль, совсем как наяву, живая и невредимая. Скажете, как же так? Не буду долго держать вас в неизвестности и наспех расскажу то, чего мы не смогли застать. Когда Руан, открыв пузырёк, нашёл его пустым, то, не выдержав, пролил несколько слезинок. Одна из них каким-то образом упала прямо на дно флакона, тем самым рассеяв чары ведьмы. Ведь именно слеза влюблённого могла бы распутать узы чёрной магии, окутавшие нимфу. Оставив изумрудный сосуд у ступенек, друзья даже не подозревали, что вновь освободили хранительницу, обречённую на вечное заточение, ибо никто иной, кроме как Руан мог заплакать слезами любви и глубокой потери. Итак, друзья не знали всего этого, поэтому смотрели на нимфу словно на призрак, вернувшийся из другого мира. Но как была удивлена Эльда, увидев перед собой до боли знакомый щит, излучающий сияние белого рассвета. Она панически ощупала пояс и, обнаружив пропажу, впала в ещё большую ярость, направив на друзей огненную струю, угрожающую сломить защиту в пух и прах. Эльда прекрасно понимала, что её сестра ещё слишком слаба после воплощения, и её грозный вид всего лишь обман, скрывающий за собой ничтожный остаток магической силы, которая в скором времени иссякнет. К большому сожалению, ведьма была права. Защитив своих ближних, Семриаль направила все свои силы против огромной мощи.

– Уходите, щит выдержит недолго, – крикнула нимфа, пробудив друзей, глядящих на происходящее.

Быстро придя в себя, Руан не раздумывая встал перед своей возлюбленной, готовый принять весь гнев чародейки на себя. Лямель поступил точно так же. Несмотря на все просьбы Семриаль, никто даже не подумал пошатнуться с места. Сила магического щита слабела, и через полупрозрачную дугу можно было увидеть довольное лицо ведьмы. Внезапно карман Руана зашевелился, и доселе лежащий в немой спячке Фунгус, очнувшись, выглянул наружу. Там, в большом мире, оказалось не так спокойно, как в его тёплом пристанище. Прибодрившись от ужасающего зрелища, гриб начал судорожно кричать, не понимая, почему все эти людишки стоят прямо под напором огня.

– Эй вы, балбесы, бежать надо! – тряс он Руана. – Вы что, жарки́м решили стать?

Все молчали. Никто не ответил грибу, так усердно убеждающему спастись. Наконец осознав безнадёжность уговоров и скорую гибель, он соскочил с кармана и бросился бежать. На пути вниз что-то его остановило, так заманчиво блестевшее в углу разгромленных покоев. Поборов свой жуткий испуг, он, влекомый своим любопытством, всё же задержался на минуту. На полу валялись осколки разбитого зеркала. Фунгус был довольно трусливым существом, но его самовлюблённость затмевала всё на свете, даже угрозу смертельной опасности. Друзей спасать он не собирался, руководствуясь присущей ему логикой: «Зачем их спасать, если эти придурки сами, по собственному желанию, решили зажариться? А вот случай впервые полюбоваться своим отражением может выпасть не скоро». Он быстренько подобрал кусочек разбитого зеркала и с пресыщенным видом полюбовался собою, но, не увидев там рыцаря-красавца, сморщил лицо и злостно швырнул осколок в сторону. Вылетевший из маленьких ручонок обломок стекла проскользнул между щитом и адской струёй и рикошетом повернул часть огненного фонтана обратно к своей повелительнице, сразив её наповал. Наспех вызванный магический щит чудом защитил ведьму от испепеления. Иногда маленькие и незначительные вещи могут повлиять на серьёзные обстоятельства. Кто-то посчитает происшедшее случайностью, а кто-то нет. Но не в этом суть. Ведьма была повержена, друзья спасены, а Фунгус преисполнился гордостью, обзаведшись историей, о которой он рассказывал бы до скончания времён. Правда, как именно всё произошло, он так и не понял. Не поняли и спасённые друзья. Ощутив себя вне опасности, Лямель бросился освобождать Нарлу и короля, а Руан так и застыл в объятиях нимфы, боясь отпустить её хоть на секунду.

– Но как… – шептал он, зарывшись в её рыжие локоны и вдыхая долгожданный аромат возлюбленной. – Я думал… думал…

– Молчи, мой родной, – нежно прикоснувшись к его устам, сказала она, – ни слова больше. Мой спаситель, мой герой, – лаская его густую и растрёпанную шевелюру, шептала она. – Без тебя я не справилась бы, любимый.

Руан, сомкнув веки, молча утонул в ласках Семриаль, чувствуя, как беспокойная душа вновь обретает рай.

И пока хрупкая любовь тихо баюкала Руана, освобождённая принцесса кинулась к поэту, одарив его долгожданным поцелуем. А король молча стоял позади, горячо сожалея о своих деяниях.

– Лямель, я не ошиблась, поверив в тебя, – промолвила Нарла, вытирая ладони поэта от застывшей крови и золы.

– Я так сильно этого хотел… – вырвалось у него.

– Чего именно, Лямель? О Боже, какое прекрасное имя, Лямель.

– Увидеть тебя, быть близко настолько, чтобы разглядеть своё отражение в твоих глазах, слышать твоё сердцебиение, ощущать дыхание. Столь долгий путь проделал я. Из-за тебя, Нарла, из-за тебя.

– Если бы я знала… – ответила Нарла, нежно смотря в искренние бездны его голубых глаз.

Утомившись от сентиментальности, гриб резко буркнул, переключив внимание присутствующих на себя:

– Всё это замечательно – ласки, обнимашки и прочие нежности! А что с этой-то делать? – указывая на свернувшуюся от боли Эльду, спросил Фунгус.

Увидев ведьму, еле приходящую в сознание, все собрались вокруг, чтобы решить её судьбу.

– Она должна понести жестокое наказание за содеянное, – гневно проронил король.

– И чего же она достойна? Казни? Заточения? Чего?

Обессиленная чародейка смиренно слушала приговор, не имея ни малейшей силы защитить себя. Она гордо ожидала решения.

– Заточение было бы слишком безобидным наказанием, а казнь слишком лёгкой, – призадумался король.

Последовала тишина. После недолгой паузы Семриаль наконец-то нарушила безмолвие:

– Я знаю, чего она достойна! – взгляды сестёр пересеклись, и нимфа ещё некоторое время глядела в когда-то знакомые глаза. Затем подняв голову, хранительница заявила: – Она достойна прощения! – тем самым удивив многих. Дабы усмирить резкое изумление, она принялась говорить дальше: – Запомните, мы не такие, как они, и главное различие между нами и ними – это сострадание, доброта и прощение – чувства, присущие только нам. Так давайте же не уподобимся мраку.

Уговаривать дважды не пришлось. Лямель, Руан и Нарла сразу же поддержали нимфу. Совершивший уже уйму ошибок король тоже не осмелился возразить, тихо кивнув головой. Лишь Фунгус вновь был недоволен вынесенным решением.

Благодаря протянутой руке Эльда встала на ноги и скрыла своё лицо под тенью капюшона от угнетающего позора, не смея смотреть в простившие её лица.

Внезапно послышались торопливые шаги тяжёлых сапог, и в покои с бешеным рёвом голодного зверя ворвался Мелзор и двое головорезов, все забрызганные кровью своих жертв. Пронзительный взгляд пронёсся по лицам, которые постиг ужас, пропустив всех остальных, он остановился на ведьме, опустившей голову то ли от стыда, то ли от бессилия. Ощутив на себе пристальный взгляд, полный гнева, ведьма подняла голову.

– Эльда! – проорал Мелзор с неописуемой яростью, заставившесь содрогнуться толстые стены башни. – Ни на что негодная ведьма, жалкая тварь, не сумевшая исполнить ни единого приказа! Мой пёс полезней тебя! Сгинь!

И униженная Эльда, прихрамывая, отошла в сторону, оставив всех наедине с самой смертью. Лезвие герцога плавно обнажилось, готовое испить крови королевской семьи.

– Ну что, Балрус, пора распрощаться с короной? – промолвил Мелзор, устремив на него хищное лицо.

Лямель и Руан не могли ничего поделать, ощущая на груди холод кесгорской стали. А обессиленная Семриаль лишь гневно косилась на гвардейцев. Король понимал всю серьёзность сложившейся ситуации и во имя спасения всех протянул герцогу свою корону.

– Запомни, Мелзор, ты не достоин носить эту корону, сколь бы долго она ни украшала твою голову. Я отдал тебе корону…

Увидев королевский дар, сверкающий многочисленными рубинами, он расхохотался присущим ему зловещим смехом.

– Как же ты наивен, Балрус, как дитя. Зачем мне твоя безделушка, старик? Я заберу у тебя гораздо более ценное сокровище. Твой королевский род!

Подлость герцога не имела границ. Но это мало его волновало. Своими последними словами он дал понять, что живым из этой опочивальни никто не выйдет, особенно принцесса – единственная наследница заребского престола.

Учуяв, что сейчас произойдёт, Лямель, бешеным рывком проскользнув мимо нацеленных остриёв, встал между принцессой и Мелзором, всем своим видом готовый принять укус окровавленного жала. Лямель нисколько не боялся Мелзора, но помимо этого понимал, что его истощённое тело не преграда для чудовища. Поэт не мог понять, почему же никто из стражей не спешит к ним на помощь. Где же сейчас могучий Гульвион? Словно прочитав его мысли, Мелзор с ехидной улыбкой промолвил, обращаясь к тощему телу.

– Бесполезно ждать, твой великан не придёт. Пора бы уже понять, сопляк, что ваше никчемное везение подошло к концу и никто уже не поможет вам. Никто! – и взвыл клинок в воздухе, намеренный вонзиться в поэта, как вдруг из-за угла послышался голос, молчавший всё это время.

– Ты ошибаешься, Мелзор, – сказав это, Эльда метнула из последних сил огненный шар, сразив недругов наповал.

Важно постигнуть одну маленькую истину: никогда, никогда не обижайте ведьм. Они всегда найдут, чем ответить. Пожалуй, Мелзор пренебрёг данной мудростью и совершил роковую ошибку.

Никто не ожидал от ведьмы столь великодушного жеста. Искренний испуг смешался с не менее искренним восторгом. Когда угасла всякая надежда, где-то в углу покоев зажёгся маленький огонёк. Не было доподлинно известно, что именно толкнуло ведьму на это. Обида на Мелзора, речь поэта или же нежелание остаться в долгу? А может, прощение и доброта по отношению к ней, протянутая рука помощи напомнили ведьме о тех временах, когда она была ещё не ведьмой? Когда мрачная Эльда величалась нимфой Эльдамрилью, столь любимой всеми? Не важно, что именно подтолкнуло её к такому решению, главное то, что вопреки всему Эльда, даже сама того не зная, сумела уберечь одну крохотную частицу света в себе, которая, быть может, спасёт когда-то её душу.

– Мы квиты, сестра.

– Эльда… спасибо, – ответила нимфа, не найдя иных слов.

Мелзор и его парочка головорезов бездушно валялись на полу, отведав изрядную долю магии от чародейки. Но поспешу вас огорчить: удар Эльды был слаб и по огромной вероятности он всего лишь оглушил павших. Но со стороны их вполне приняли бы за трупы.

Эльда, подойдя к окну, в последний раз взглянув на горстку отважных людей, промолвила:

– Покиньте это место! – и, в мгновении ока превратившись в ворона, разрезала небесные просторы, уловив лишь благодарный взгляд своей сестры. Взгляд веры, в котором тайно зародилась мысль, хоть и невероятная, бессмысленная, но светлая и полная надежд о перевоплощении Эльды в нимфу. А пока Семриаль утопала в призрачных грёзах, друзья вместе с королевской компанией созерцали полёт минувшего чуда, так неожиданно улыбнувшегося им.

Было опасно спускаться вниз, не зная исхода кровавой битвы, но ещё опасней было находиться тут. Обняв короля и взяв принцессу за руку, Лямель осторожно двинулся вниз, следуя за Руаном и Семриалью. Кровавые следы простирались вдоль всех ступенек, пугая друзей своим конечным зрелищем. Наконец, ступеньки иссякли, и друзья радостной улыбкой встретили Гульвиона. Недолго, однако, длилось счастье друзей. Истекая кровью, гигант и его верные стражники, обезоруженные и связанные, валялись на трупах своих сородичей, а вокруг, подобно гиенам, метались мародёры в ожидании своего хозяина. Не успел гигант что-либо предпринять, как гвардейцы напали на беглецов и, без всякого труда связав, бросили к плененным стражам.

– Извини, Лямель, – из последних сил вырвал из себя Гульвион, увидев недопонимание поэта. – Я не сумел вас защитить, – и, отвернув лицо, свалился на бок.

Наступил конец всему. Ни одни слова не смогли бы усмирить этих зверей. Можно было увидеть, как где-то неподалёку Руан, обняв дрожащую Семриаль, шептал ей прощальные фразы, обещая найти её в ином мире. Юная нимфа, широко распахнув глаза, пыталась в последний раз рассмотреть своего возлюбленного, запомнить все черты его израненного лица, запомнить таким, каким полюбила единственный раз в своей жизнь. Лямель, с трудом достав нежную ладонь Нарлы, накрепко сжал её, наивно полагая, что их руки никогда более не разомкнутся… Грязные, ободранные, стоящие на пороге смерти, лишившиеся всего, они не потеряли самих себя, оставаясь верными тем идеалам и чувствам, которые привели их сюда. В один миг взгляды двух неразлучных друзей пересеклись. Лямель смотрел на своего спутника с превеликим сожалением, видя, как тот, изнеможённый, ожидал кончины. Словно один лишь взгляд умолял простить его. Прочитав в его опустошенных глазах неозвученные мысли, Руан шёпотом произнес:

– Не смей. Не смей просить прощения, не смей сожалеть. Это были самые великолепные дни моей жизни. – Взглядом, полным любви, посмотрев на Семриаль, он сказал: – Спасибо тебе, друг мой… И если даже время вдруг повернулось бы вспять, я, не раздумывая, вновь прожил бы те мгновения, – и, тихо положив голову на плечо своей возлюбленной, умолк.

В этот самый час из дверного проёма послышались голоса и хаотично рассевшиеся мародёры стремительно привстали, подобрав с окровавленного пола оружия.

– Будь ты проклята, Эльда! – беспрерывно орал голос. – Я вздёрну тебя, вздёрну, ты меня слышишь? – прихрамывая и опираясь на своих гвардейцев, нарисовался Мелзор с прощальным подарком ведьмы. Благородный рыцарский лик, способствующий ему в лицедействе, был наполовину изуродован огнём. Он медленно и злорадно приближался к Лямелю, пристально заглядывая ему будто в душу. Небольшой стилет потихоньку оголился, и герцог, схватив поэта за шкирку, приготовился его вонзить. Лямель сомкнул веки в ожидании укуса острия. Он даже не противился грубому насилию, да, впрочем, где бы он взял силы? Его дыхание затаилось. Он ожидал… Мелзор собирался вонзить стилет в юное тело поэта, как некий блеск ослепил его глаза. Обернув свой взор под шум бесчисленных лат, он узнал своё отражение на кончике копья, приставленного к его горлу. Огромный отряд с очень знакомыми ему фамильными гербами заполонил Лунный зал. Мелзор недоумевал… Находясь вдали от своей армии, он не мог знать об исходе битвы под Заребом, самоуверенно надеясь на ослепительную победу своих головорезов. И сейчас, окружённый повсюду неизвестными воинами, он мало-помалу осознавал плачевность своего плана. Стилет выпал из рук, подпрыгивая на мраморном полу. Мелзор, словно безумец, глядел на латников через щелины их забрал, но кроме ненависти разглядеть ничего так и не удалось.

– Кто вы? – кричал он витязям, но в ответ доблестные защитники Кесгора молчали, как бы ожидая чего-то. – Кто вы, я вас спрашиваю?! Вы не должны тут быть. Я разгромил, уничтожил всех! Где Далагул? Далагул! – судорожно звал он своего верного пса, впадая в невыразимую ярость.

Среди толпы не издалось ни звука. Железные воины молча созерцали жалкий вид герцога. Отбросив Лямеля в сторону и сорвав с себя белый мундир, он начал терять рассудок. Валяясь на полу, герцог плакал, словно дитя, сломавшее любимую игрушку.

Взгляните только, к чему может привести тщеславие, бесчестность и слепая уверенность в своём могуществе. Власть, словно птица, и, если с ней не обращаться подобающе, достойно, она может улететь, вдобавок клюнув вам в голову. Всегда нужно уважать силу, вручённую Всевышним, и призадумываться, для чего она вам дана.

Некий призрачный стилет, подобный тому, что был поднят над головой Лямеля, сейчас вонзился в самого Мелзора, пройдя гораздо глубже, чем мог бы дойти обычный клинок, – в душу. Но это был не последний удар. Внезапно воины построились в ряд, открыв небольшой проход среди толпы. В воцарившейся тишине послышались звоны рыцарских шпор. Некто в золотом шлеме грузными шагами подошёл к Мелзору, уже потерявшему свою личность.

– Неужели ты думал, что твоя власть вечна? – произнёс рыцарь.

– Кто ты? Покажись! – завопил павший вельможа продолжительным стоном.

Рыцарь, немного постояв перед сумасбродным герцогом, снял с себя головной убор. Перед ним во всем своём великолепии гордо возвышался, уподобившись непоколебимой горе, скуластый старик с поистине благородным лицом и добрыми глазами.

– Отец? – смутился Мелзор, узнав в образе седовласого паладина человека, давшего ему жизнь.

– Встань, сын мой! – властно приказал Аргеол.

Тот привстал кое-как, не смея перечить отцу.

– Взгляни вокруг, Мелзор, взгляни на себя. Посмотри, что ты натворил. И всё ради ненасытной власти? Ты покусился на трон своего отца, который и так перешёл бы тебе по наследству, сделал из Кесгора логово убийц, сгубил множество душ! Из-за чего? – крикнул король грозным тоном отца.

Мелзору было нечего ответить. Он ушёл в себя, пугаясь каждой нотки в устах своего повелителя. Некогда грозный и самовлюблённый рыцарь сходил с ума, превращаясь в сознании в пятилетнего мальчишку. Безумие стало для него истинной мукой, достойной его деяний. Но как же было тяжко отцу стать свидетелем краха своего отпрыска, тем более что поражение это настигло сына от его же руки. Как будто невидимый кулак сжимал старое сердце Аргеола. Перед глазами короля пролетели детские годы Мелзора, его первые шаги, его первые огорчения и радости. Он любил своего сына ровно столько, сколько и ненавидел. Внутри старика боролся король и отец, и каждый удар, нанесённый противнику, отражался в его бедной душе. Он смотрел на ползающего по кровавому полу наследника своего престола, хотел броситься к нему, заключить в объятия, погладить по голове и, тихо убаюкав его, убедить испуганное чадо, что всё кругом просто-напросто кошмарный сон. Ему так хотелось укрыть маленького принца одеялом, как в прежние времена, и поцеловать в щёчку, пожелав волшебных сновидений… Но победил в нём король, и, утопая в муках отцовской любви, он приказал:

– Уведите его! – провозгласил он, слыша за спиной душераздирающий плач своего единственного чада.

Глава XI

Наступило утро. Какое именно по счёту, Лямель не знал. Единственное, что запечатлелось в памяти, так это добрая улыбка Аргеола. Потом всё померкло. Очнувшись в роскошной королевской опочивальне, он еле вспомнил, что произошло. Спал он, скажу я вам, несколько дней, вдоволь отсыпаясь за бессонные дни, проведённые в беспокойстве. Спал он долго, сладко, в умиротворении. Единственные признаки, свидетельствующие, что он жив, – ровное дыхание и довольная улыбка, отражающая приятные сновидения. По крайней мере, так подумалось друзьям, тихо ожидающим пробуждения поэта. Руан и Семриаль очнулись гораздо раньше своего чуткого и эмоционального друга. Как же много пришлось пережить хрупкой и восприимчивой душе юного поэта. И пока Руан, притиснув нимфу к себе, благодарил Всевышнего, утреннее солнце всё больше возвышалось, весело играя тёплыми лучами на лице Лямеля. Недолго пришлось повозиться солнечному зайчику, вскоре от яркого света, просочившегося сквозь скованные веки, зажмурились глаза. Первое, что увидел Лямель за последние несколько сонных дней – улыбающуюся чету, очень и очень знакомую ему.

– Смотри, он просыпается, – счастливо отозвался задорный девчачий голос.

– А интересно, чьё имя он произнесёт первым? – спросил второй голос, смеясь от забавного вида пробудившегося поэта.

Лямель в свою очередь зажмурился: он старался разглядеть хоть что-нибудь сквозь затуманенный взор:

– Кто вы?

– Ты что, совсем мозги свои проспал? – нахмурился Руан, не теряя, однако, ни капли весёлости духа.

– Друзья?

– Ну вот, вернулся, добро пожаловать, дружище!

– Мы уже давно ждём тебя, Лямель, – добавила Семриаль, усевшись на край его кровати: – Кстати, а где же… – выискивая непоседливый гриб, начала она.

Не удивлюсь, если вы догадаетесь, где он был. Конечно же, пожирал всякие пряности, утопая в огромном серебряном кубке. Соизволив высунуть голову, он поприветствовал Лямеля на свой противный и назойливый лад и снова окунулся в волшебный мир, где кроме него и сладостей не было ни души. Хотя такое приветствие даже позабавило друзей, ибо Фунгус, как всегда, был в своём репертуаре.

Осознав присутствие родных ему лиц, поэт радостно прижал их к груди, вспомнив прощальные фразы на пороге смерти.

– Что же произошло? Я плохо припоминаю…

– Ты потерял сознание, когда Аргеол взял тебя на руки, – ответила хранительница.

– Нас всех унесли на руках. Мы не могли идти, – добавил Руан.

После небольшой паузы Лямель взволнованно вскочил:

– Что с Нарлой? Что с ней? – тряся своего друга, кричал он.

– Да всё с ней в порядке. Она заходила к тебе… хотела поблагодарить, но ты спал так крепко, чуть не захрапел при принцессе.

– Она всё еще ждёт твоего пробуждения, – подмигнула Семриаль.

– Где она сейчас?

– Да где угодно. В замке, – сказал Руан.

Лямель, тут же вскочив, бросился к дверям, но друзья остановили его прямо у порога:

– Ты же не собираешься явиться к Нарле в таком вот виде? – усмехнулся его друг.

– В каком это таком? – взглянув в зеркале на своё отражение, спросил Лямель.

Ободранная одежда с бесчисленными пятнами крови и грязи, почерневшее лицо и волосы, стоявшие дыбом от долгого сна, – пожалуй, не самый лучший образ для первой романтической встречи.

Королевский сад был прекрасным, а аромат многочисленных цветов, слившись со свежим запахом травы, бушевал в морском бризе, принося вдыхающему его успокоение. Основанный на руинах старого замка, сад воплощал в себе иллюзию нетронутого мира. Ничто не могло подорвать покой этих мест. Громоздкие остатки былой эпохи, объятые покрывалом мха, гордо переживали испытания прошедших времён, не потеряв ни капли своего величия. «Как же было бы досадно впускать сюда убийц», – подумал Лямель. Но, осознав, что их больше нет, глубоко выдохнул. Он искал Нарлу. Кто-то из дворцовых слуг подсказал ему излюбленное место принцессы, и он, приняв подобающий вид, бросился на поиски. Руан и Семриаль не стали следовать за ним, посчитав себя лишними в сердечных делах поэта. Да к тому же они сами были не прочь уединиться от чужих глаз. Внезапно издали послышалась музыка. Она была еле слышна, однако Лямель сумел уловить нежный звон арфы и воодушевлённо направился туда. Его сердце заиграло дрожью. Он был безудержен… безудержен, как искренний смех. Сладострастная игра арфы слышалась всё отчетливее, и поэт уже чувствовал присутствие принцессы, чей образ он лелеял столь долгое время. Он тайком приоткрыл занавесу зарослей, и перед ним раскрылась чудная аллея. На единственной беседке, что расстилалась полумесяцем, сидела Нарла, ублажаемая волшебными нотами инструмента. Алые розы плелись вдоль её скамьи, благоухая таинством любви. Лямель сделал вдох, точно набираясь смелости, и тихо подошёл к ней, не смея нарушить упоительное наслаждение принцессы.

– Нарла? – робкий голос вырвался из-за её спины.

– Лямель! Ты наконец-то проснулся, – искренне обрадовавшись поэту, она пригласила застенчивого гостя присесть рядом с ней.

Тот, конечно же, безмолвно принял приглашение, даже не представляя, что и говорить дальше. Ему нужно было столько важного сказать принцессе… Однако уста его молчали, в уме он тщательно перебирал каждую задуманную фразу. К счастью, и принцесса горела желанием пообщаться со своим спасителем и, увидев потерянное лицо Лямеля, начала беседу первой:

– Я несколько раз навещала тебя, но ты так сладко спал. А что тебе снилось?

Мысли поэта на миг унеслись вглубь, молнией пройдясь по посещаемым им снам, по прекрасным видениям и жутким кошмарам, отражением которых были не столь далёкие события. И он ответил:

– Свой путь.

– Далёким ли он был? – спросила любопытная принцесса, с задорной улыбкой всматриваясь в его глаза и даже не подозревая, через что ему пришлось пройти ради неё. Не дождавшись ответа, принцесса повернула взгляд к деве, плавно ласкающей струны арфы. – Достаточно! – властным тоном прервала она поток сладкой музыки. – Кто там на очереди? Только проследите, чтобы это была не кифара или лира. А то у вас у всех одинаковая музыка. Жонглёров! Да, точно, жонглёров. Но не этих бездарностей, что были на прошлом балу!

– Да, миледи, – ответила девушка и, поспешно забрав свой инструмент, ушла прочь.

– Ты представляешь, – вновь обращаясь к поэту, продолжила Нарла, – в прошлый раз на балу один из шутов чуть не уронил булаву на голову графу. Тот, конечно, успел отскочить, но сколько шумихи было из-за этого. Дочери графа до сих пор при каждой встрече напоминают об этом и хихикают. Удивительно, как эти две барышни умудряются такое количество слухов копить. Я не успеваю даже всё переварить. Как-нибудь познакомлю тебя с ними. Они так завидовали, когда Мелзор приходил свататься, прямо глаза чуть не вылезли из орбит. Хотела бы сейчас взглянуть на них. Я вообще не хотела выходить замуж. На следующем балу моим кавалером будешь ты, договорились? И абсолютно не слушай и тем более не верь никаким слухам. Новичков там всегда обсуждают. Но ты же понимаешь?

Лямель тихо слушал бурную речь Нарлы. Слушал и молчал. Что именно творилось внутри него в тот момент, к сожалению, никто не знает. Он только слушал, глядя пристально сквозь принцессу, ощущая себя совершенно чужим в её мире. Странные необузданные мысли стали посещать Лямеля. Бесчисленное множество пустых фраз пролетало мимо его ушей, и через какое-то время он уже не слушал принцессу. Он искал тот самый образ, что сотворил в душе. Просто поэт позабыл, что придуманный образ жил всего лишь в его воображении. Увидев озабоченное состояние поэта, Нарла вдруг остановилась.

– Тебе неинтересно? Я же совсем забыла. Прости, Лямель, эти всякие жонглёры, музыканты совсем забили мне голову. Что же я спрашивала? – и, немного подумав, изрекла: – Ах да, долгим ли был твой путь? Ты мне так и не ответил.

Лямель рассказал бы ей всё. Всё, что с ним стряслось с тех пор, как неописуемо изящная тень бросилась ему в глаза, рассказал бы о том, как была спасена Семриаль из мрачного особняка некроманта, о необычайном хранителя Мервильского леса и о его причудливых существах, о темнице и ведьме, о жизни и смерти, об искренней любви, подтолкнувшей его начать этот долгий путь и безустанно помогавшей ему миновать смертельные опасности… Но он промолчал. Ни единого слова, из-за которого был сделан огромный шаг, оставивший в его душе неизгладимые воспоминания.

– Да, долгим, – лишь ответил Лямель, недоумевая, почему многократно продуманные речи не излились ручьём той, для которой они были предназначены. Ведь именно для этого он совершил невозможное. Как в конце пути заветные слова могли потерять исконный смысл?

Всё произошло так незаметно… где-то между строками. Но, увы, это произошло, и повернуть обратно ничего было нельзя. Начиная свой путь, Лямель не учёл одного: она была принцессой. Принцессой, привыкшей к роскоши, баловству и празднествам, и пропасть между ними была не из-за разницы в богатстве или в чём-то подобном. Разница оказалась в самой душе, в мыслях, в привычках. Нет, бесспорно, Нарла была невероятно красива, мила и по-своему добра. Но она оказалась не той, о которой мечтал поэт. Перед ним возвышалась та самая башня, и, в который раз взглянув туда, наверх, чрез воспоминания он спрашивал самого себя: «Неужели моё сердце ошиблось?»

Знаете, порой, а хотя очень даже часто, единожды сказанная фраза, слово способны уничтожить прекрасные воздушные замки, возведённые в доверчивом воображении. Это была всего лишь одна секунда из жизни поэта, секунда, наполненная до избытка сумбуром эмоций. Я не буду рассказывать дальнейшую беседу Лямеля с принцессой Нарлой, ибо я равно, как и сам поэт, был преглубоко ошарашен. Всё, что могу сказать, так это то, что после приятельской беседы Лямель вежливо удалился, не сказав принцессе ничего напоследок. Разочарованный, он ушёл из сада так же безмолвно, как и пришёл. Однако это ещё не конец – я продолжаю свой рассказ.

Направляясь в свои покои, юный поэт о чём-то думал, нахмурив брови. Но, когда он наткнулся у порога на своих друзей, на его лице созрела улыбка. Посмотрев на три знакомые ему фигуры, он понял, что обрёл не менее ценное – истинных друзей, готовых взглянуть в глаза смерти ради него, и обида, разъедавшая его, мгновенно исчезла.

– Ну как прошла беседа? – разглядев весёлую улыбку под печальным взглядом, спросил Руан.

– Отлично!

– Ну тогда расскажешь по пути, – добавил Руан.

– По пути куда?

– Мы не успели тебе сказать…

– Значит, так, рифмоплёт, – прервал нимфу Фунгус, – в честь того, что я спас королевство, король Балрус устраивает пир. Вы все приглашены. Только на входе не забудьте сказать, что вы от меня, а то мало ли что. Ладно, хватит маячить тут, я пошёл примерять свой парадный мундир, – после сказанных слов он быстро выбежал в опочивальню.

Рассмеявшись от неизменного хвастовства их крохотного друга, они дружно принялись готовиться к предстоящему празднеству.

Когда Лямель впервые оказался в Лунном зале, всё было по-другому. Пыль, туман, сотни любопытных глаз, неимоверный страх, переживания – и больше ничего. Только теперь, шагая под высоченными сводами, что возвышались, подобно горным вершинам, переливаясь небесно-лазурной эмалью, он мог разглядеть величие заребской жемчужины. Главный зал королевства преобразился буквально на глазах. Уже не было и следа от тех жутких кровавых луж, разбросанных оружий и тел. Лишь еле заметные царапины на мраморном полу напоминали друзьям о недавней битве. Лямель старался вовсе не думать об этом, наслаждаясь немыслимой красотой, окружавшей его. Игривые пламенные язычки, полыхающие на массивных хоросах, создавали ощущение звёздного свода. Можно было часами любоваться тёплым мерцанием десятков тысяч свечей. Однако дивный аромат дичи заставил друзей отвлечься от манящей магии света. Недалеко от трапезного стола раскинулся широкий шатёр. Лямель и Руан приятно удивились, ведь подобные шатры, конечно, более скромные, развлекали всех представлением теней. Когда в зале появились долгожданные гости, суета, царившая вокруг, утихла. Паладины, в парадных доспехах построившись в ряд, сопроводили героев Зареба к изголовью стола, где на троне, обвитом стеблями золотых роз, восседал король. Рядом с ним в не менее скромном седалище красовалась принцесса. Множество рыцарей и вельмож с замиранием сердца ожидали прибытия спасителей, готовые опустошить кубки за их здравие. Ощущение счастья и некой приятной тишины исходило ото всех, согревая сердца. Наконец, процессия остановилась, и герои оказались прямо в центре Лунного зала, поймав на себе множество восхищённых взглядов, смутивших их докрасна. Если наши друзья всё же повнимательнее всмотрелись бы в толпу, то непременно уловили бы взоры нескольких знакомых фигур в лице Гульвиона и его семерых воинов, а также Млевианта. Хотя им только предстоит познакомиться с этим отважным мужем. Похоже, только Фунгус, подхватывая на лету лавры славы, чувствовал себя прекрасно. Нередкие шёпоты, проносившиеся за столом, вовсе прекратились. Воцарилась тишина, ибо король намеревался говорить. Зазвучали трубы, выдавая важность предстоящего события. Правитель Зареба грузно поднялся с места и предстал перед четырьмя славными храбрецами.

– Я, король Балрус, – голос его раздавался эхом по всем углам гигантского зала, – владыка двух долин, правитель орлиной горы, что даёт исток великой реке, и хранитель священной гривы, хочу заявить всем заребцам: на протяжении многих лет наша династия не преклонялась ни перед кем. Мой отец, передавая мне трон, бремя власти и священную львиную гриву настрого запретил преклонять колено ни перед врагом, ни перед другом. А ему завещал это его отец. Так было и будет впредь! Но сегодня, подняв голову к небесам, я призываю своих предков явиться и засвидетельствовать. Мне придётся нарушить данную клятву, ибо передо мной стоят люди, достойные поклона королей! – и в завершение своей короткой речи Балрус склонился, почтив самоотверженность и храбрость юной компании. Вслед за ним поклонились все, кто удостоился находиться на пиру. Ещё недавно, именуемые беглецами, они с застенчивым видом, словно потерянные, стояли перед огромной толпой как герои. Несколько мгновений – и король привстал:

– В знак величайшей заслуги перед королевством, я, король Балрус, сорок третий правитель златостенного Зареба, нарекаю вас, – он глядел на Руана и его друга, – рыцарями.

Король хотел было достать церемониальный меч, как Лямель остановил его.

– Мой король… – с дрожью в голосе ответил Лямель, слыша лишь себя во всём зале. – Это великая честь для меня, но я осмелюсь отказаться. Дворцовые стены слишком тесны для обыкновенного поэта. Не примите мой отказ за дерзость, мой король. Я не рыцарь, и ратное дело чуждо для меня. Спасение Зареба – лучший подарок, и я более ничего не желаю, – грустно проговорил Лямель, ведь он потерял в конце пути самую заветную мечту, самый ценный дар.

Балрус был в недоумении. Юный мальчишка не переставал удивлять его. Вся многочисленная толпа, уверенная в обратном, была поражена не менее короля. Подметив в случившемся добрый знак, Фунгус немедленно заявил о себе, пискнув во весь голос:

– Вот уж глупец, – косо пялясь на поэта, сказал гриб. – Исходя из ситуации, я готов стать рыцарем. Я уж точно всегда мечтал об этом, в отличие от этого балбеса. А мне дадут доспехи?

Все с трудом сдержали смех, кроме самого короля. Тот смеялся долго и до слёз. Но вопреки всем ожиданиям, Балрус, осторожно поставив лезвие меча на крохотные плечи Фунгуса, торжественно объявил его рыцарем. Именно так Фунгус стал первым грибом, посвящённым в рыцари.

Черёд дошёл до Руана. Монарх, глядя на этого коренастого брюнета, тихо произнёс:

– Ну а ты, Руан?

– Я хотел бы купить себе латы сам, если вы позволите, не вступая в рыцари.

Король прекрасно понял тонкий намёк юнца и утвердительно кивнул ему, приказав одарить Руана ларцом из королевской сокровищницы.

– А ты, прекрасная дева? Чего же ты желаешь? – обращаясь к Семриали, спросил он.

Нимфа пылко улыбнулась своей неизменной детской улыбкой.

– Я уже получила самый ценный дар – сначала свободу, а потом друзей. Нимфы не нуждаются ни в золоте, ни в титулах.

Замешкавшись на несколько секунд, королю не оставалось ничего, как, поздравив, пригласить их за пиршественный стол, где под хмельным задором сагалского вина произносились тосты в честь спасителей Зареба.

Пышный пир, какого не видели за всю историю королевства, разгорелся, словно смола, брошенная в пламя. Вино и нектары текли ручьём, а избыток пряных блюд удивлял даже самое изощрённое воображение. Весёлая музыка вскоре украсилась унёсшимися в пляс гостями. Все были счастливы… Только Лямель молча сидел за огромном столом и с какой-то печалью взирал на празднества, изредка улыбаясь в ответ разбушевавшимся пирующим…

Вот и конец истории, сказал бы я… Хотя нет, не сказал бы и не скажу. Да, потому что юный Клемон не вовремя зажёг свечи. Ну что тут такого в свечах или же в юном сорванце Клемоне, спросите вы? Ничего особенного, наверное, но именно ему и его преждевременно зажжённой свечой мы обязаны продолжением истории. Неопытный мальчишка, устроившийся в королевский театр и обременённый лишь поджиганием свеч для представления теней, поспешно зажёг одну из них, по забывчивости не дождавшись условного знака. И именно в этот момент на обратной стороне белоснежного полотна мелькнула тень, по воле Всевышнего не ускользнувшая от взора поэта. Невероятно, но это был в точности тот самый силуэт, что впервые показался Лямелю на вершине башни. Но как такое может случиться? Ведь вот принцесса – сидит напротив него, разговаривает, смеётся, совсем как живая. Но если принцесса здесь, то кто же скрывается за тайной тенью? Не выдержав и мгновения, он ринулся туда. Лямель бежал со всех ног, мечтая об одном – лишь бы не упустить эту тень. Он спешно ворвался за кулисы и замер. Задыхаясь от волнения, поэт не мог поверить в увиденное.

Все, включая короля, наблюдали за двумя совершенно случайными актёрами, оказавшимися по ту сторону полотна. Ни один из королевских гистрионов ни смог бы передать те волнения, страсти и переживания, бурлившие за сценой.

Итак, он замер. Сердце его колотилось, точно вырываясь из груди. Дыхание затаилось, а глаза безумно блестели. Лямель мысленно перелистывал события в своей голове и, достигнув нужной страницы, очнулся, будто поражённый громом. «А ведь она всё же зашла», – шепнул он про себя. Перед ним растерянно стояла Плеция – та самая девушка, посетившая книжную лавку. В тот вечер, присланная прибраться в опочивальне принцессы, она засмотрелась на своё отражение в огромном овальном зеркале. Как вы поняли, именно её и принял Лямель за принцессу, и именно она первой посетила лавку поэта, исполнив его заветную мечту. Ведь Лямель, сам того не зная, мечтал не о принцессе, а о той самой, что показалась у окна и, сидя в лавке, он ожидал именно её. Как же всё могло быть просто, и зачем только судьба так заигралась с поэтом, спросите вы. Но призадумайтесь, смог бы Лямель спасти королевство, обретя свою любовь на ярмарке? Иногда, а точнее всегда Всевышний даёт нам больше, чем мы ожидаем. Но об этом чуть позже.

Придя в себя хоть как-то, он осмелился сказать:

– Плеция?

– Лямель, – с нежной улыбкой произнесла она.

– Я не знал… не знал, что это ты… – не имея сил говорить дальше, запнулся он.

– А я знала, что это ты.

Лямель вопросительно взглянул на неё, не поняв ничего из её слов.

– Я знала, что эти фразы твои, – напомнила она поэту о тех сладострастных куплетах, прочитанных в его тетради.

Они тихо приблизились и, резко бросившись в объятия, поцеловались. Они целовались так, будто пережили многовековую разлуку, останавливая время вокруг себя. Слова более были не уместны… Они обрели друг друга. Даже через театральную занавесь все могли увидеть, насколько счастливыми были эти два силуэта.

Зелёный луг, что простирался на окраине величественного Зареба, вскоре преобразился до неузнаваемости. Яркие шатры и множество весёлых людских голосов заполонили всё вокруг. Праздничная музыка играла повсюду, а на кострах то и дело крутилась дичь на вертеле. Король Балрус ни капли не поскупился, устроив спасителю королевства пышную свадьбу. Были приглашены все, кто с неравнодушием отнёсся к порывам юного поэта и не оставил его в беде. Тётушка Мильга со слезами на глазах созерцала самый счастливый момент в своей жизни, ухватившись за могучую руку усатого латника. Гульвион, наконец-то набравшись смелости, сделал предложение своей давней возлюбленной и, судя по его довольному выражению лица, предложение было принято. Где-то в бушующей толпе танцующих вырисовались знакомые воины – Дулиан и Магр, то и дело кружившиеся в шальной пляске с деревенскими красавицами. Среди всех прочих на пир был приглашён доблестный рыцарь, несмотря на палящий зной летнего солнца, он был разодет в пафосные латы. Вёл он себя довольно странно для рыцаря: не танцевал, мало разговаривал, лишь изредка бросая реплики в адрес пирующих. Восседая на груде сладостей и свесив белую бороду за край огромного кубка, Фунгус надменно блистал своими золотыми доспехами. Друзья частенько подходили к нему, пытаясь отвлечь его, но кавалер гриб с неизменной жадностью наотрез отказывался разлучаться со своим драгоценным зефиром. Ближе к вечеру на горизонте появились полсотни всадников с факелами в руках. С тех самых пор, как Лямель очнулся в королевских покоях, он больше не удостоился чести встретиться с Аргеолом, так как тот, незамедлительно повернув войско на север, направился очищать родное королевство от остатков смрада, оставленного своим сыном. Однако, узнав о предстоящей свадьбе, король Кесгора отложил все дела и вернулся в Зареб, дабы успеть на венчание дорогого ему человека. Аргеол преподнёс молодожёнам огромное количество даров, хотя для друзей лучшим подарком стало его присутствие. В тени от всех некая застенчивая фигура, ещё не привыкшая к солнечному свету, тихо наслаждалась праздничным зрелищем, узнав у Лямеля конец так мучавшей её истории. По просьбе поэта Алианна была освобождена от оков страха, а мрачные подземелья вскоре сменились на королевскую библиотеку, где она могла без устали читать разные истории и помогать желающим в поиске нужных книг. Через несколько лет молодой библиотекарь влюбится в неё, совершенно не обратив внимания на изуродованную внешность. Он будет очарован её чистой душой. Но это будет немного позже.

Если бы вы протиснулись сквозь скопище пирующих, то увидели бы лица, уже ставшие нам родными. Руан и Семриаль, смеясь полной грудью, пританцовывали вокруг новобрачной пары. Нежно сжав ладони нимфы, Руан мог чувствовать учащённое сердцебиение, за каждый стук которого он готов был отдать свою жизнь. Их души, сплетённые воедино, были полны радости и любви. Лямель, обняв свою невесту, закрыл глаза, получив то единственное, о чём мечтал. Рядом с ним в нарциссовым венке красовалась робкая дева, ради которой было совершено невозможное. Еще никогда наши герои не были так счастливы. Друзья не могли поверить в то, что всё кончено и, возвращаясь вновь и вновь из своих кошмарных воспоминаний, они становились всё задорнее. Не было больше головорезов герцога и смертоносных чар ведьмы. Как именно сложилась дальнейшая судьба Эльды, к сожалению, нам неизвестно, а вот, какая участь постигла Мелзора вам лучше не знать.

В это самое время в королевской канцелярии стряпчие суетливо неслись из стороны в сторону, передавая свиток с жирной королевской печатью. В первых строках было написано следующее:

«Я, король Балрус, владыка двух долин, правитель орлиной горы, дающей исток великой реке, и хранитель священной гривы, благословляю лучезарный союз двух сердец и в знак спасения королевства прошу принять скромный дар от имени его величества. Да сопутствует вам счастье и благодать Всевышнего…»

Дальше последовало точное местонахождение королевского подарка. Странно, что король не смог преподнести дар прямо на свадебный пир. До Лямеля эта ценная рукопись доберётся несколько позже. Подготовить документ, подписать его, запрячь лошадей – всё это занимало какое-то время. Но ведь мы же не обременены временем и я не такой уж вредный, чтобы оставить вас в неведении. Значит, слушайте. Тайным подарком оказался небольшой и уютный особняк на самой чудной улочке города, украшенной всецело цветами и местами покрытой кронами вишнёвого дерева. На первом этаже висела вывеска с надписью «Книжная лавка», а рядом на каменной табличке была небольшая памятка для жителей Зареба, что напоминала о подвиге юного поэта. Древесные полки, наполненные уймой цветных переплётов, создавали уют. Как же сильно удивится Лямель, увидев очаг своей мечты. Но это произойдёт на следующее утро, а сейчас перенесёмся на свадебный пир.

Пышное торжество, связавшее брачными узами двух влюблённых, продолжалось до самой глубокой ночи. Были подозрения, что веселье растянется до самого утра, а может, и до полудня. Однако к наступлению ночи весёлые пляски сменились более умиротворённым застольем. Не заметив своего друга среди пирующих, Лямель, наспех ускользнув, пустился на его поиски. Найти его не составило труда. Руан одиноко стоял на небольшой возвышенности, ласкаемый ночным ветром.

– Дружище? Почему ты здесь?

Печальная улыбка Руана несколько насторожила поэта.

– Что с тобой?

– Я говорил с Семриалью… – кратко ответил Руан.

– И?

– Она уходит. Уходит спасать свой народ. Она умоляла меня не следовать за ней, но ты же знаешь, я не стану слушать её… Это опасное путешествие, и я более не оставлю её одну.

– Я пойду с вами, – не раздумывая, изрёк поэт.

– Нет! – оборвал его друг. – Это моя история. Свою ты уже прошёл и удостоился счастья. Я не позволю тебе рисковать чем-либо. Завтра на рассвете я попрощаюсь с тобой, – ком печали не давал ему говорить, – и, возможно, мы больше не увидимся никогда.

Услышав это, Лямель бросился к своему другу и с братской любовью крепко прижал к себе. Они ещё долго беседовали наедине, наслаждаясь последними часами.

Ночь была волшебной, но, к сожалению, не бесконечной. Не успела погаснуть последняя звезда, как Семриаль подошла к новобрачным. Её взгляд говорил обо всем. Ни одна душа, созерцавшая это выражение глаз, не осмелилась бы возразить хоть что-то. Глубокая печаль её народа повисла в изумрудных очах нимфы. Лямель лишь кивнул головой в ответ на многозначительное молчание Семриаль. Позади неё стоял Руан с внушительным узелком в руках.

– Останься хоть на несколько дней, – попытался упросить её поэт.

– Не могу, Лямель. Каждую минуту я ощущаю страдания своих родных. Жить с этим невыносимо…

– Я понимаю, – шепнул он и, раскрыв широко руки, пригласил друзей к последнему объятию.

Попрощавшись со своим другом, Руан и Семриаль тронулись в неизведанный и ещё более опасный путь, чтобы освободить сакранильских нимф из железного кулака Асмикраниль и положить конец бесчинству Зла. Но это уже совсем другая история.

Эпилог

Иногда можно бежать за одним, а получить совершенно иное. Но это ни в коем случае не скверно, ведь доселе чуждое нам может в миг превратиться в самое долгожданное и родное. Мы далеко не всегда можем осознать, что действительно необходимо нам. И как же прекрасно, что в погоне за ложными желаниями мы натыкаемся именно на то, чего на самом деле желали глубоко в душе. Оно проскальзывает в нашу жизнь незаметно, подобно невесомой снежинке, что нежно садится на наше плечо. Главное – вовремя заметить её, прежде чем она успеет растаять. И так целую вечность… Часто желаемое оказывается совсем близко, но чтобы заметить его, необходимо пройти долгий и кропотливый путь, постичь мудрость и обогатиться душой. Идите, бегите, рвитесь к своей мечте, делайте всё возможное и невозможное, не теряя, однако, чести и человечности, и вы непременно добьётесь… добьётесь не того, что замыслили, а того, что пожелали в сердце.

Лямель нашёл свою «Нарлу» – и её облик показался ему самым милым своей добротой и неисчерпаемой чистотой души. Хотя не слагались легенды о красоте юной девушке и не восхищались ею ценители людской красоты, но всё же для поэта она стала самой любимой и желанной на всём белом свете. Будьте сильными духом, как Лямель, храбрыми, как Руан, и добрыми, как Семриаль, и вы обязательно обретёте самое главное – обретёте любовь.

[битая ссылка] www.animedia-company.cz

[битая ссылка] facebook.com/animediaco

Если вы остались довольны книгой, то, пожалуйста, оставьте на неё отзыв.

Адрес для связи с автором:

[битая ссылка] seymur.fabler@gmail.com

Alijev, Sejmur: Ljamel i princessa Narla,

1. vyd. Praha, Animedia Company, 2017

ISBN 978-80-7499-241-4 (online)