Любитель шампанского

1

Вокруг «Мэдисон Сквер Гарден» ревела толпа, на три четверти состоявшая из девушек-подростков.

Джонни Сэндз возвращался на эстраду!

Подъезжающие лимузины выплескивали элегантных женщин в мехах и драгоценностях, сопровождаемых стройными загорелыми мужчинами, политиков, наслаждавшихся блеском «юпитеров» и щелканьем фотоаппаратов, миллионеров…

Первый концерт Джонни Сэндза после двух лет уединения! Джонни Сэндз – с его трубой и проникающим в душу голосом. Он согласился принять участие в благотворительном вечере Фонда борьбы с респираторными заболеваниями. Разумеется, ожидалось выступление и других известных актеров, певцов, рок-групп, джазовых оркестров. Конферансье Мюррей Клинг уступал, пожалуй, только Бобу Хоупу. Но не они, а Джонни Сэндз собрал эту огромную толпу у «Гарден».

Знаменитости все прибывали. Знаменитости и те, кого толпа за них принимала. Как, например, этого высокого сухощавого мужчину лет тридцати пяти в прошитом золотой нитью смокинге цвета бордо, с золотистыми волосами и профилем словно вычеканенного на древних монетах, греческого бога. С ним, держа его под руку, шла черноволосая красавица. Естественно, такая пара не могла остаться незамеченной.

Какая-то девушка, раскрасневшись, нырнула под канат ограждения:

– Пожалуйста, дайте мне автограф!

Золотоволосый красавец улыбнулся.

– Зачем вам мой автограф? Вы ведь даже не знаете, кто я такой.

Девушка нервно засмеялась:

– Вы ошибаетесь. Я вас знаю. Пожалуйста!

Он взял из ее рук блокнот и ручку; на чистом листке появилось единственное слово: КВИСТ. Девушка взглянула на подпись и у нее вытянулось лицо. Она действительно не знала, кто расписался в ее блокноте.

Квист и его дама вошли в холл. Молодой человек в смокинге, стоявший у служебного входа, махнул им рукой. Его лицо блестело от пота.

– Привет, Лидия, – поздоровался он с женщиной.

– Джулиан, все пропало!

– О? – брови Квиста изумленно изогнулись.

– Он не сможет приехать.

– Кто, он?

– Джонни Сэндз.

Светло-синие глаза Джулиана Квиста превратились в щелочки.

– Пьянчужка, – процедил он.

– Нет-нет. Дело совсем не в этом, Джулиан. Пойдем лучше со мной. Тут нам не поговорить.

Молодой человек открыл дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен», Квист и его дама последовали за ним. В кабинете собралось уже с полдюжины человек и среди них Мюррей Клинг и едва сдерживающая слезы миссис Мэриан Шеер, вице-президент Фонда и комитета Джонни Сэндза, которая по существу, взяла на себя организацию вечера.

– Вопрос в том, что нам делать, – говорил Мюррей Клинг, – то ли постараться удержать зрителей, то ли прямо сказать им, что Джонни, возможно, не приедет, и смотреть, как они тысячами покидают зал.

– О боже! – простонала миссис Шеер.

– Не мог бы кто-нибудь из вас рассказать… – начал Квист.

Все заговорили одновременно.

– Бобби! – рявкнул Квист.

Молодой человек, встретивший их в холле, вытер лицо белоснежным носовым платком.

– Джонни вылетел из Чикаго. Через двадцать минут неизвестный позвонил в полицию и сказал, что в самолет подложена бомба. Пришлось повернуть назад. И одному богу известно, когда будет следующий рейс.

Зазвонил телефон. Управляющий «Гарден», снявший трубку, подозвал Квиста.

– Вас. Я думаю, это Сэндз.

Квист протиснулся к телефону.

– Джулиан?

– Да, Джонни, – этот голос можно было узнать с первого слова.

– Ну просто чертовское невезение!

– Где ты?

– В аэропорту. В Чикаго. Вылет через десять – двенадцать минут.

– Значит, ты успеешь к полуночи. Бомба была?

– Ложная тревога. Какой-то псих вздумал пошутить.

– Ты понимаешь, что зал набит битком?

– Отлично! – расхохотался Джонни. – Расскажи им, что произошло. О бомбе сообщат и газеты, и радио, и телевидение. Пусть они не думают, что это выдумка. Пообещай им, что я буду петь до утра, если они дождутся меня.

– Ждать придется долго, Джонни.

– Они подождут. Мне пора. До встречи, дружище. Рейс семьсот четырнадцать.

«Джулиан Квист Ассошиэйтс» – одна из ведущих рекламных компаний страны. Среди ее клиентов бизнесмены, политики, актеры, музыканты, балетные труппы, художественные галереи, музеи. Джулиан Квист – президент компании. Черноволосая красавица Лидия Мортон, с которой он пришел на концерт, и молодой человек в смокинге, Бобби Гиллард, – его сотрудники. Квист несколько лет вел дела Джонни и принимал самое активное участие в подготовке благотворительного вечера в «Гарден». И вот теперь от него ждали немедленного разрешения всех проблем.

– Джонни вылетает из Чикаго через пять – десять минут, – объявил Квист. – Менее чем через два часа он будет в Нью-Йорке. Рейс номер семьсот четырнадцать. Бобби, договорись о полицейском эскорте из аэропорта.

– Хорошо.

– Сюда он приедет не раньше половины двенадцатого, – заметил Мюррей Клинг. – Как мы дотянем до этого часа?

– Начнем вечер, словно ничего не случилось. Его и не ждут в начале программы. Я постараюсь найти кого-нибудь из известных комментаторов, может быть, Уолтера Кронкайта, и попрошу его зачитать зрителям послание Джонни.

– Какое послание?

– Он обещал петь до утра, если они его дождутся.

– О боже, а у меня свидание, – вздохнул Мюррей Клинг.

Уголок рта Квиста чуть дергался. Он взглянул на Лидию Мортон:

– У меня тоже. Мы делаем все это не ради Джонни, Клинг. Ради сотен тысяч больных людей.

– А если у меня кончатся шутки?

– До этого, я думаю, не дойдет. Не будем терять времени. Зрители ждут.

Джонни Сендз, эстрадная суперзвезда, неожиданно покинул сцену два года тому назад в возрасте пятидесяти шести лет. Десятилетия он удерживался на вершине славы, стал мультимиллионером, легендой своего времени. Его имя стояло в одном ряду с Фрэнком Синатрой и Бингом Кросби. Карьера Джонни не отличалась оригинальностью. Начинал он где-то на Среднем Западе, в маленьком оркестре, пел и играл на трубе. С этим же оркестром приехал в Нью-Йорк, выступал в одном из модных кафе на Пятьдесят второй улице. В конце концов их пригласили в театр «Парамаунт». Джонни заметили сразу. Зал просто сходил с ума, когда он исполнял свое соло на трубе, девицы восторженно вопили и стонали от его песен. Его пластинки расходились фантастическими тиражами. Журнал «Варьете», эта библия шоу-бизнеса, назвал его белым Луи Армстронгом. Журнал ошибся. Джонни Сэндз никогда никого не копировал, ни на кого не походил. Он мог петь, как Синатра, мог играть на трубе, как Армстронг, и воспламенял женскую аудиторию, как никто другой.

Джонни был четырежды женат. Он играл на бегах, прожигал деньги, повсюду его сопровождала свита лизоблюдов. Но несмотря на внешнюю экстравагантность, душа Джонни не очерствела. Чаще чем кто-либо другой он участвовал в благотворительных концертах, всегда помогал и молодым, и сходящим со сцены. Он не боялся конкуренции и никому не завидовал. Джонни Сэндз был уникальной, незабываемой личностью.

И задержка его появления на сцене едва ли могла смутить публику.

Квист рассчитал все точно. Мюррей Клинг открыл концерт обычным монологом, в котором досталось всем понемногу, от президента США до королевы Елизаветы, от звезд Голливуда до знаменитых боксеров. Зрители веселились. Как же, Джонни Сэндз возвращается на сцену! Вздрогнули стены от выступления известной рок-группы. Молодой певец первым делом объявил, что «обязан всем Джонни Сэндзу», знаменитый актер разъяснил цель благотворительного вечера, мужская половина аудитории по достоинству оценила фигуру юной певицы.

Вот тут-то Квист выпустил комментатора. Найти Кронкайта за столь короткий срок ему не удалось, но того достойно заменил Брайан Марр. Его встретили сдержанными аплодисментами.

– Я хочу зачитать вам информационное сообщение, – сказал Брайан, подойдя к микрофону. – Самолет, следовавший рейсом шестьдесят два из Чикаго в Нью-Йорк, примерно час назад вернулся в Чикаго, так как полиция получила известие, что на борту самолета находится бомба. Среди пассажиров был Джонни Сэндз.

Вздох ужаса прокатился по залу. Послышались крики: «Нет!», «Нет!», «Нет!». Марр поднял руки, призывая к тишине.

– С Джонни все в порядке! – прокричал он в микрофон.

– Уверяю вас, с Джонни ничего не случилось!

Ему ответил шквал аплодисментов.

– Джонни вылетел из Чикаго сорок минут назад. Он должен прибыть в Нью-Йорк примерно через час. Полицейский эскорт ждет его в аэропорту, чтобы без задержки сопроводить сюда. Джонни просил передать вам следующее: «Скажите им, что я буду петь до утра, если они меня дождутся».

Зал взревел от восторга. Микрофоном вновь завладел Мюррей Клинг. Потянулись выступления певцов, рок-группы, джаз-оркестра. Люди ждали… Наконец из холла донесся чистый звук трубы. И тут же потонул в реве двадцати тысяч голосов.

Джонни Сэндз вернулся! Он ворвался в зал, потрясая золотой трубой. Завизжали женщины, все вскочили с мест, приветствуя его. Взлетев на сцену, Джонни – на вид ему было не больше сорока – поднял руки, требуя тишины.

– Вы ждали слишком долго, – начал он. – Дайте мне еще десять минут. Я только переоденусь, а потом буду с вами сколько вы пожелаете. Хоть целую вечность.

Джонни спустился в зал. По пятам за ним следовал Эдди Уизмер, его близкий друг и помощник. У десятого ряда, где сидели Квист и Лидия, Джонни остановился. Вблизи он выглядел гораздо старше.

– Мне надо поговорить с тобой, дружище.

– Конечно, Джонни, – кивнул Квист. – Приходи ко мне завтра утром, часиков в одиннадцать, и мы вместе позавтракаем.

– Сегодня, – возразил Джонни, – сразу после концерта. Мне нужна твоя помощь, дружище. Если б ты только знал, как она мне нужна.

2

Едва ли кто-нибудь из зрителей мог забыть музыку, звучавшую в тот вечер. Джонни, казалось, не знал усталости. Он пел и играл Коула Портера и Джерома Керна, Гершвина и Берлина, песни «Битлз» и Бэрта Бахараха. Он не отказывал ни в одной просьбе. Дон Эдвардс, который аккомпанировал Джонни двадцать пять лет, словно таял под жаркими лучами прожекторов. Джонни, наоборот, черпал в них силы и энергию. Кое-кому из старожилов вспомнились даже двадцатые годы, когда после окончания мюзикла в «Уинтер Гарден» Ол Джолсон, бывало, подходил к рампе и спрашивал: «Хотите послушать еще? Мне хочется петь», – и пел чуть ли не до утра.

Брайан Марр, сойдя со сцены, решил остаться в зале, чтобы посмотреть, что будет дальше. Свободного места ему не нашлось, и он присел на ступеньку в проходе возле кресла Квиста.

– Представляю себе, какой переполох был в чикагском аэропорту, – сказал он, когда публика отпустила Джонни умыться и переодеться в золотой смокинг. – Мало того, что они искали несуществующую бомбу, так еще какого-то мужчину застрелили в туалете.

– Кого именно? – спросил Квист.

– Пока неизвестно, – пожал плечами Марр.

Потом, когда Джонни вошел в азарт, Марр восхищенно покачал головой:

– Клянусь богом, он поет лучше, чем раньше.

– Два года отдыха, – напомнил Квист. – Его голосовые связки требовали покоя.

– Много пил, не так ли?

– И по-прежнему пьет.

– Не понимаю, почему он ушел.

– Он заработал столько денег, что мог тратить, сколько хотел. А женщины ему, наверное, приелись.

– Едва ли. Посмотри на него. Он наслаждается. Он обожает эту толпу, он любит ее за то, что она от него без ума. Почему же он ушел?

– Может, каприз. Но сегодняшний вечер вернет его на сцену.

К Квисту подошел неизменный спутник Сэндза Эдди Уизмер.

– Джонни просит передать, что сегодня ничего не получится. Он приедет к вам на завтрак.

– В одиннадцать часов, – напомнил Квист.

– Так точно.

– Он отлично поет, Эдди.

– Великолепно. Так было и будет, – ответил Уизмер.

Двухэтажная квартира Квиста была расположена на Бикмен-Плэйс, неподалеку от высотного здания ООН. Редко кому удавалось попасть на второй этаж его апартаментов. Там располагалась спальня, окна которой выходили прямо на Ист-Ривер. Вся обстановка этой просторной, светлой комнаты состояла из огромной кровати, ночного столика с телефонным аппаратом и маленькой коробочкой интеркома, при необходимости связывающего Квиста с первым этажом, да электронного будильника. На стенах не было ни картин, ни украшений. Лишь окна обрамлялись темно-синими портьерами.

На следующее утро после триумфального выступления Джонни в «Мэдисон Сквер Гарден» Квист проснулся как от толчка. Телефон не звонил, но на нем вспыхивала и гасла красная лампочка. Квист осторожно приподнялся, чтобы не разбудить спящую рядом женщину, и взглянул на будильник. Шесть утра! Рано, слишком рано, хотя на улице уже начало светать.

Квист снял трубку.

– Какого черта? – шепотом спросил он.

– Извините, мистер Квист, – ответил швейцар. – Я знаю, который час. Но некий мистер Сэндз говорит, что дело не терпит отлагательств.

– Пьяный?

– Нет, сэр.

– Дайте ему трубку.

– Вопрос жизни и смерти, как пишут в мелодрамах, дружище, – прокричал Сэндз.

– Любого другого я велел бы вышвырнуть вон.

– Я не обманываю тебя, дружище.

– Дай мне пять минут, – попросил Квист.

– Я подожду у двери в квартиру. Откроешь, когда будешь готов.

Квист положил трубку и повернулся к женщине. Черные волосы разметались по подушке. Она спала как младенец. Наклонившись, Квист поцеловал ее, сначала в один глаз, потом в другой.

– Пришел Джонни.

Она сладко потянулась:

– Боже, мы проспали до одиннадцати?

– Сейчас только шесть часов. Похоже, у него какие-то неприятности.

– Ты хочешь, чтобы я ушла к себе?

– Нет. Выходи к завтраку, когда захочешь. Через черный ход. А пока спи.

Еще раз поцеловав Лидию, Квист прошел в ванную, встал под ледяной душ, насухо вытерся. В гардеробной он надел брюки цвета загара и розовую приталенную рубашку, сунул ноги в сандалии, причесался и по винтовой лестнице спустился на первый этаж.

Гостиная Квиста не имела ничего общего с его спартанской спальней. Стены покрывали сотни фотографий знаменитостей с дарственными надписями. Тут были звезды кино и театра, крупные политики, в том числе президент США, промышленные магнаты и несколько близких друзей, известных лишь узкому кругу. Висел на стене и написанный маслом портрет спящей на втором этаже женщины, принадлежащий кисти Гордона Стивенсона.

Гостей приглашали обычно только в эту комнату. На первом этаже находились также кабинет, кухня и столовая, которой пользовались очень редко.

Выбрав в серебряном ящичке длинную тонкую сигару, Квист закурил и пошел открывать дверь. Увидев Джонни Сэндза, он ужаснулся. Куда девалась бьющая вчера вечером через край энергия. Джонни стал даже меньше ростом, будто ссохся. Глаза остекленели. Он лихорадочно, словно от этого зависела его жизнь, затягивался сигаретным дымом. Коричневый шерстяной костюм и желтый свитер сменили золотой смокинг.

– Ты не торопишься, дружище, – входя пробормотал Сэндз. В гостиной он прямиком направился к бару, выбрал бутылку ирландского виски, налил и тут же опрокинул в себя полный бокал.

Квист уселся поудобнее:

– Тоже сядешь или будешь ходить из угла в угол?

– Почему ты не спрашиваешь, что за вопрос жизни и смерти?

– Расскажи сам, только поподробнее, если тебя это не затруднит.

Джонни налил второй бокал и закружил по гостиной.

– Твоя крошка наверху? – он взглянул на лестницу, ведущую на второй этаж. – Впрочем, это неважно. Она все узнает, даже если я и заставлю тебя поклясться хранить тайну. Так?

– Так.

– Ну почему мне не довелось встретить такую девушку!

– Здесь нужно особое везение.

– Ты не собираешься жениться на ней?

– Мне кажется, это не твое дело, Джонни.

– Спрашиваю из чистого любопытства, дружище. Моя беда в том, что я слишком часто женился, и все не на тех.

Сэндз замолчал, – старый, безмерно уставший человек.

– Ты говорил – вопрос жизни и смерти, Джонни, – напомнил Квист.

– О, братец, – Сендз вдавил окурок в пепельницу, зажег новую сигарету. – Ты читал утреннюю газету или, по крайней мере, слушал радио?

– Нет.

– Прошедшая ночь не ограничилась ненайденной бомбой в самолете.

– Да?

– В туалете чикагского аэропорта застрелили мужчину.

– Брайан Марр говорил об этом.

– Я знал парня.

Брови Квиста удивленно поползли вверх:

– Убитого?

– Да, я знал его. И сегодня или завтра кому-нибудь может прийти в голову светлая идея о том, что у меня были причины рассчитаться с ним.

– Его убил ты?

– Разумеется, нет! – Джонни глотнул виски. – Я отменил нашу вечернюю встречу, потому что один мой приятель захотел повидаться со мной. Этот приятель тоже знал человека, застреленного в Чикаго.

– То есть ты встретился с ним.

– Я с ним не встретился! – воскликнул Сэндз. – Я ждал его в отеле после концерта. Он не пришел.

– Передумал?

– Нет. Он не передумал. Ему помешали прийти. Примерно в четыре часа утра его сбила машина всего в квартале от моего отеля. Он умер на месте.

– Двое в одну ночь.

– Да.

– Ну, едва ли кто сможет связать тебя еще и с этой смертью, не так ли?

– Держу пари, смогут.

– Как?

– Не знаю. Но если б они не рассчитывали на это, то не убили бы его.

– Они? Что за «они», Джонни?

– Если б я знал! – вздохнул Сэндз.

Квист стряхнул пепел. На его губах заиграла легкая улыбка.

– Не хочешь ли ты прилечь на кушетку? Чувство вины за два убийства, которых ты не совершал, требует вмешательства психоаналитика. Излей свою душу доктору Квисту.

– Прекрати, – огрызнулся Сэндз.

– Если ты будешь молчать, Джонни, я лучше пойду спать.

Сэндз подскочил к бару. Наполнил бокал. Зажег очередную сигарету.

– Это началось пять лет назад. Девушка покончила с собой.

– Каким образом?

– Таблетки. Спиртное. И сделала она это в моем доме в Беверли-Хиллз, – щека Джонни дернулась. Он отвернулся от Квиста.

– Обычно все, что с тобой происходит, становится достоянием прессы. Почему я ничего об этом не слышал?

– В этом-то все и дело, – Джонни подошел к дверям, ведущим на балкон. – Ее звали Беверли Трент. Во всяком случае, такой она выбрала себе псевдоним. Какие формы! Чудо, а не женщина.

– Обитательница твоего гарема?

– Ну, можно сказать, да.

– Можно сказать или так оно и было?

– Было, было! Я-то ее не любил. А Беверли хотела, чтобы я остался с ней навсегда. Она мне быстро надоела. Я велел ей убираться и больше не приходить. Она закатывала истерики, звонила среди ночи, проникала в студии, где я работал, в рестораны, где я ел. Устраивала жуткие сцены. Наконец, она оказалась на вечеринке, на которую ее никто не приглашал, и покончила с собой в моей постели.

– Без твоей помощи?

– Сукин ты сын, – процедил Джонни.

– Называй меня, как хочешь, если это поможет тебе выговориться, – сигарета Квиста потухла. Нахмурившись, он положил ее в пепельницу.

– Я устроил вечеринку, – продолжал Джонни. – Экспромтом. Кто-то сказал, что шампанское нельзя считать алкогольным напитком, это, мол, просто шипучая вода, и его можно пить, сколько влезет. Я предложил выяснить, кто сможет выпить больше всех, и назначил приз тому, кто дольше других продержится на ногах: тысячу долларов, чтобы сыграть в рулетку в Лас-Вегасе. Примерно двадцать мужчин и женщин вызвались участвовать в этом конкурсе. Шампанское ставил я. Действовало лишь одно правило: каждый выпивал свой бокал, прежде чем все наполняли их вновь. Некоторые очень быстро выбыли из игры, – Джонни хихикнул, вспомнив что-то забавное. – Все шло нормально, но тут появилась Беверли. Она где-то накурилась марихуаны и сразу стала вопить, негодуя, что ее не пригласили. Выставить ее мне не удалось. Чтобы побыстрее от нее отделаться, я добавил в шампанское добрую порцию бренди. После двух бокалов она, пошатываясь, вышла из комнаты. Я подумал, что ее потянуло в туалет, но она не вернулась, и я облегченно вздохнул. Пьянка затянулась далеко за полночь. Наконец на ногах осталась лишь одна девчушка, игравшая в каком-то телесериале. Я дал ей новенькую хрустящую ассигнацию в тысячу долларов, посадил в такси и отправил домой. Устал ужасно. Поднявшись в спальню, я увидел, что Беверли, совершенно голая, лежит на моей кровати и решил, что она отключилась. Ее одежда валялась на стульях и на полу. На ночном столике стоял пустой флакончик из-под снотворного. Подойдя к кровати, я обнаружил под головой Беверли записку: «Для меня это единственный способ навсегда остаться в твоей жизни». Тут я испугался. Попытался прощупать пульс. Безрезультатно. Она умерла. Во флакончике было пятьдесят таблеток. Одному богу известно, сколько она приняла. Судебный эксперт сказал потом, что этой дозы хватило бы, чтобы убить лошадь.

– Судебный эксперт? Ты обратился в полицию? – спросил Квист.

– О боже, дружище, если бы все было так просто. Я как раз закончил картину. Помнишь, «Тропою славы»? Сыграл в ней католического священника. В тот фильм я вложил миллион долларов. На пороге старости мне хотелось создать себе новый образ доброго, приветливого Джонни Сэндза. Я представил себе газетные заголовки: «Оргия в доме Джонни Сэндза», «Женщина-самоубийца», «Бывшая подруга…» и так далее. Отличная реклама для католического священника, для моего нового образа. Крошка Беверли действительно могла войти в мою жизнь и остаться в ней навсегда.

Поэтому я принял меры, чтобы обезопасить себя. У меня были друзья, которым я мог доверять (их благосостояние в немалой степени зависело от меня): Луи Сэйбол, мой голливудский агент, получавший комиссионные с каждой моей картины, и Макс Либман, адвокат, ведущий мои дела вне шоу-бизнеса. Они приехали, и мы попытались найти выход из создавшегося положения. Мы кое-как одели Беверли и выволокли ее к машине. Со стороны могло показаться, что кавалеры помогают идти пьяной женщине. Мы отвезли покойницу в Лос-Анджелес, в ее квартиру. Время было раннее, пять утра, никто не встретился нам на пути. Дверь мы открыли ключом Беверли, уложили тело на кровать и оставили на столике пустой флакон из-под снотворного.

Ее нашли через день или два. Полиция объявила, что Беверли Трент покончила жизнь самоубийством. Да так оно, собственно, и было. Никто не заявил, что видел, как мы перевозили Беверли из моего дома в ее квартиру, да если бы кто-то и видел это, мы бы выкрутились: перепила, мол, на вечеринке. Ко мне приходил полицейский. Кто-то все-таки вспомнил, что она была у меня в гостях. Я сказал ему, что до прихода ко мне Беверли накурилась марихуаны, а потом куда-то исчезла. Полицейский прекрасно понял, какой вред нанесет мне причастность к этому делу, тем более, что никакого преступления я не совершал.

– Ты заплатил ему? – поинтересовался Квист.

– Я ему кое в чем помог, – без тени смущения ответил Джонни.

– И что дальше?

– Прошел год. А потом мне позвонил незнакомый мужчина. Он знал все – от А до Я. Даже о записке, которую видели только я, Луи, Макс и умершая Беверли. Но, как оказалось, о ней знал еще и этот мужчина.

– Шантаж?

– Совершенно верно. По сто тысяч долларов ежегодно. Я платил в течение двух лет.

– Однако!

Джонни печально покачал головой.

– Именно так, дружище. И тогда я встал перед выбором.

– То ли послать этого шутника к черту и пойти на публичный скандал, то ли до конца жизни изображать из себя дойную корову. Вот почему я ушел со сцены.

– Ты отказался платить?

– Наотрез.

– Но скандала не было?

– Пока нет, – Джонни помрачнел.

– И ты так и не знаешь, кто он такой?

– Нет.

– Как ты ему платил?

– Наличными. Поверишь ли, но я оставлял деньги в верхнем ящике стола в собственном доме. Он забирал их, когда там никого не было. Я пытался выследить его, но ничего не получилось. Деньги лежали неделями, потом я сдавался, и он преспокойно забирал их. Вот так я покинул сцену.

Дрожащей рукой Джонни вдавил окурок в пепельницу и вновь закурил.

– А потом меня попросили выступить на благотворительном вечере фонда борьбы с респираторными заболеваниями, – усталые глаза Джонни заблестели. – Ты можешь представить, Джулиан, что значит для меня отказ от дела всей жизни. О боже, как я люблю петь! И я еще пою, отлично пою. Это не похвальба. Я знаю, что говорю. Я начал мечтать о «Мэдисон Сквер Гарден», как о празднике! Я снова почувствовал себя молодым, бросил пить и курить, регулярно занимался в спортивном зале.

– А потом позвонил шантажист.

Джонни кивнул.

– Он потребовал, чтобы я отказался от участия в благотворительном вечере. Я послал его куда подальше. Ведь я собирался петь бесплатно, хотел помочь больным людям. Даже если бы он устроил скандал, это не отпугнуло бы зрителей. «Ты еще пожалеешь», – предупредил он, но я решил стоять на своем. Я ждал, что он обратится в какую-нибудь газету, но пресса молчала. Затем, когда в самолете объявили, что на борту бомба, я чуть не умер от страха, Джулиан. Я знал, что она подложена для меня.

– Но бомбы не оказалось.

– Совершенно верно. Ложная тревога понадобилась для того, чтобы я опоздал на концерт.

– Это возможно.

Джонни оперся о спинку кресла.

– Мы вернулись в Чикаго.

– Мы?

– Я и Эдди Уизмер. Он со мной уже двадцать восемь лет. Эдди пытался достать билеты на ближайший рейс, связаться с тобой. А пока я сидел в зале ожидания, стало известно, что в мужском туалете застрелили человека, – Джонни глубоко вздохнул. – Луи Сэйбола, моего голливудского агента. Он помогал мне перевезти тело Беверли.

Глаза Квиста превратились в щелочки.

– А сегодня утром машина сбила другого твоего приятеля, Макса Либмана?

Джонни кивнул.

– По всему выходит, что следующей жертвой стану я, не так ли?

3

Прозвенел звонок входной двери.

Квист встал, чтобы открыть ее. Без предварительной консультации с ним швейцары впускали в дом только четверых: Лидию Мортон, Констанс Пармали, личную секретаршу Квиста, Дэна Гарви и Бобби Гилларда – его главных помощников.

На пороге в легком ситцевом платье стояла Лидия, в ее темно-фиолетовых глазах вспыхивали веселые искорки.

– Я подумала, что мы можем позавтракать пораньше, – улыбнулась она. – Мне что-то не спится. Войдя, она помахала рукой колдующему у бара Джонни.

– Привет, Лидия, – поздоровался тот.

– Свари нам, пожалуйста, кофе, – попросил Квист. – И пока будешь на кухне, прикрой за собой дверь. Нам с Джонни нужно кое-что обсудить, прежде чем мы решим, посвящать тебя в это дело или нет.

Сэндз проводил Лидию восхищенным взглядом.

– Потрясающая женщина, – выдохнул он.

Квист достал из серебряного ящичка новую сигару.

– Вопрос номер один, Джонни. Почему ты здесь, а не в полицейском участке? Почему ты обратился ко мне, а не к фараонам? – он раскурил сигару.

С бокалом в руке Сэндз вновь закружил по комнате.

– Рано или поздно нам придется совершить последнее путешествие. В рай или в ад, или в небытие. Но я туда не тороплюсь. Я не хочу умирать.

– Так попроси полицию защитить тебя.

Сэндз глубоко вздохнул.

– Кто позвонил в авиакомпанию, чтобы предупредить о бомбе в самолете? Неизвестный. Но этот звонок вернул меня в аэропорт, и я находился там, когда застрелили Луи. Что делал Луи в чикагском аэропорту? Я не знаю. Что делал Макс Либман в Нью-Йорке? Понятия не имею. Он собирался сказать мне об этом при встрече. Организационный комитет благотворительного вечера арендовал для меня автомобиль. Этим утром я приехал на нем из «Гарден» в отель, оставил его прямо у входа и отдал ключи швейцару. Это было примерно за пятнадцать минут до того, как Макса нашли на проезжей части. Никто не видел, как он погиб. Его мог сбить я, и, – ставлю четыре доллара против одного – при осмотре автомобиля, на котором я приехал в отель, будут обнаружены следы столкновения. Обратись я в полицию, им тут же дадут знать, что у меня был повод для убийства и возможность для его совершения.

– Что за повод?

– Все замыкается на шантажисте. Я скрыл истинные факты смерти Беверли. Я заплатил двести тысяч, чтобы они не выплыли наружу. Два человека, знавшие правду, мертвы. Допустим, я решил, что шантажист – один из них, и для верности укокошил обоих.

– Ты думал, что один из них – шантажист?

– Таких мыслей у меня не было. Они оба – мои друзья, – губы Джонни сжались. – Мне пятьдесят восемь лет, дружище. Возможно, меня ждет даже обвинение в убийстве. Потом суд. Мое прошлое вывернут наизнанку. Вспомнят Беверли, моих четырех жен, десятки других женщин и еще бог весть что. Возможно, пока мои адвокаты будут добиваться отмены приговора суд решит отправить меня за решетку. Возможно, им это удастся, возможно и нет. Ничего этого не нужно, Джулиан. Лучше я выпрыгну из твоей лоджии. Я хочу жить. Я хочу петь и смешать с дерьмом этого шантажиста. Я хочу развлекаться. Если бы история с Беверли стала достоянием широкой публики, я бы смог вывернуться. Показания Луи и Макса обелили бы меня. Я больше не играю католического священника. Но теперь меня могут обвинить в трех убийствах, а это уж чересчур, Джулиан.

– Итак, ты не хочешь обращаться в полицию. Но твой шантажист выложил все, что ему известно. Нет?

– Возможно, он подождет, чтобы увидеть мою реакцию. Несколько часов или дней, или недель. А не попытаться ли нам опередить его?

– А где был Эдди Уизмер? Он же всюду сопровождает тебя.

– Остался в «Гарден». Помогал считать выручку от вечера.

– Джонни, у меня рекламная компания, а не детективное агентство, – напомнил Квист.

– Твои сотрудники в десять раз умнее частных детективов. Ты знаешь мир, в котором я живу. Я твой клиент. Если ты начнешь подбирать информацию, касающуюся меня, это никого не удивит. У тебя налаженные связи с прессой, радио, телевидением. Ты лучше других знаешь, как нейтрализовать распространяющиеся слухи. Проводимое тобой расследование не омрачит мне жизнь. От фараонов этого ждать не приходится.

Квист нахмурился.

– Если я соглашусь, Джонни, все подробности этой истории станут известны по меньшей мере четверым. Ты пойдешь на такой риск?

– Кому именно?

Квист кивнул в сторону кухни.

– Лидии. Она не только близкий мне человек, но и ведущий специалист моей компании. Дэну Гарви, моему заместителю. Бобби Гилларду, ты виделся с ним в «Гарден». Конни Пармали, моей личной секретарше, ты ее знаешь.

– Ты тренер, Джулиан, и сам набираешь команду.

– Наверное, мне следует проверить, все ли у меня в порядке с головой, но ты мой друг и мой клиент.

Лицо Джонни озарила широкая улыбка.

Приемную «Джулиан Квист Ассошиэйтс» украшали картины современных художников. «Экспозиция» довольно часто менялась. В понедельник, через день после благотворительного вечера, посетители могли полюбоваться произведением Роя Лихтенштейна, Лэрри Белла и Дона Эдди.

К сожалению, клиентам не удавалось по достоинству оценить мастерство художников, потому что, войдя в приемную, они не могли оторвать глаз от мисс Глории Чард, восседавшей за уставленным телефонами полукруглым столом. Курьеры приносили письма, адресованные другим фирмам, чтобы лишний раз взглянуть на нее. По той же причине в приемную заскакивали посыльные с молочными коктейлями и кофе, хотя их ждали совсем в иных местах. Слово «нет» мисс Чард произносила гораздо чаще, чем любая другая женщина. Впрочем, одному или двум сотрудникам она могла бы ответить «да», а своего босса просто боготворила.

В тот понедельник Квист появился в приемной около десяти утра.

– Привет, дорогая, – поздоровался он. – У меня сегодня полно дел, и я не хочу никого видеть, кроме Дэна, Лидии и Бобби.

– У меня записана дюжина телефонов, по которым вам нужно позвонить, а доктор Лэтем уже ждет.

– Скажи, что я приму его завтра. Сегодня я на месте только для Джонни Сэндза. Если он позвонит, сразу же соедини его со мной.

– Я слышала, что он всех потряс. В газетах пишут, будто Фонд собрал миллион двести сорок тысяч долларов.

– Джонни их заработал, – улыбнулся Квист и, по коридору, прошел в свой кабинет.

Только он приоткрыл дверь, как его личная секретарша, мисс Констанс Пармали, стройная светловолосая женщина в очках с дымчатыми стеклами вышла из своей комнаты.

– Сегодня мы будем заняты от зари до зари, дорогая, – определил Квист распорядок дня. – Дэн и Лидия приедут с минуты на минуту. Тех, кто ждет в приемной, направь к нашим молодым дарованиям. И принеси машинку для стенографирования.

– Доктор Лэтем…

– Предложи ему подумать над тем, как осуществить пересадку головного мозга, – прервал ее Квист. – Я приму его завтра. Пусть позвонит вечером, чтобы узнать точное время встречи.

– У вас ленч с Джадом Уолкером.

– Отменить. Скажи, что я очень люблю его. Сожалею. Мы увидимся на следующей неделе.

Мисс Пармали исчезла. Квист едва успел повесить пиджак в угловой шкаф, выбрать и раскурить сигару, как в кабинет вошли Дэниэл Гарви и Лидия Мортон.

Внешне Дэн Гарви – был полной противоположностью Квиста: темноволосый, неулыбчивый, всегда строго одетый. Оба они ростом были чуть выше шести футов, при этом Гарви на сорок фунтов тяжелее, но в нем не было ни унции жира. Не так давно Дэн считался восходящей звездой профессионального американского футбола, однако травма колена перечеркнула его спортивную карьеру. Он мог бы сниматься в кино, но предпочел поступить на работу в «Джулиан Квист Ассошиэйтс». Казалось, его козырь – грубая физическая сила, и мало кто знал о его принадлежности к «Фи-бета-каппа"[1].

Мисс Пармали принесла машинку для стенографирования и села за стол Квиста.

– Доброе утро, ученики, – начал Квист. – Тема сегодняшней лекции совершенно секретна. Конни, расшифровка мне не потребуется. Нужна будет только стенограмма, которую можно подшить к делу. Ее нужно хранить отдельно от папки Сэндза.

– Мы будем говорить о Джонни Сэндзе? – спросил Гарви.

– Да.

– Что ж, поздравим себя и примемся за работу. Мы уже потрудились для него на славу. Утренние газеты сообщают, что сумма пожертвований составила миллион с четвертью долларов.

– В газете было что-нибудь еще, Дэниэл?

– Он пел до половины четвертого утра.

– Джонни опоздал, потому что его самолет вернулся в Чикаго. Предположение, что на борту бомба, не подтвердилось, – добавила Лидия. Она и виду не подала, что все воскресенье обсуждала с Джонни и Квистом планы дальнейших действий.

– Умница, – кивнул Квист.

Мисс Пармали подняла голову.

– В туалете чикагского аэропорта застрелили голливудского агента Джонни Луи Сэйбола.

– Молодчина, – улыбнулся Квист.

– Я созванивалась с ним месяц назад, когда мы готовили биографию Джонни для буклета к благотворительному вечеру, – пояснила мисс Пармали.

– Какие еще газетные заметки могли бы иметь отношение к Джонни? – спросил Квист.

– В Лос-Анджелесе живет семь миллионов человек, – заметил Гарви. – Если ты полагаешь, что великий Джонни Сэндз так или иначе связан с каждым из них, то тебя может заинтересовать сообщение, переданное по коротковолновому полицейскому радиоканалу. В воскресенье, около четырех утра, на Мэдисон-авеню задавили насмерть Макса Либмана, адвоката из Голливуда.

– Да будет тебе известно, Дэниэл, что Макс Либман – близкий друг Джонни. Этот уик-энд оказался тяжелым для его друзей. Слушай внимательно… – и Квист пересказал историю, приключившуюся с Джонни Сэндзом.

Пальцы мисс Пармали так и порхали над машинкой для стенографирования. Гарви, сердито хмурясь, расхаживал по кабинету.

– Вот такие дела, – закончил Квист. – Джонни попросил ему помочь.

– Хочешь совет? – спросил Гарви.

– Нет, Дэниэл. Мне нужны не советы, а информация. Я хочу знать, что привело Луи Сэйбола в чикагский аэропорт именно в тот момент, когда там находился Джонни. Я хочу знать, каким ветром Макса Либмана занесло в Нью-Йорк, почему он позвонил Джонни и сказал, что хочет с ним встретиться. Я хочу знать, повреждена ли взятая напрокат машина Джонни. Нужно выяснить все, что возможно, о полицейском, который пять лет назад помог Джонни замять некоторые подробности смерти Беверли Трент. Я хочу знать обо всех, кто присутствовал на вечеринке с шампанским. Джонни смог назвать лишь с десяток имен. Тогда пьянки шли у него сплошной чередой. Эдди Уизмер, его «шестерка», возможно, сможет перечислить всех гостей.

– Шестерка? – переспросила мисс Пармали.

– Мальчик на побегушках: принести кофе, сбегать за сэндвичами, заказать билет на самолет. В общем, «чего изволите?» – пояснил Гарви. – Всегда на подхвате и готов исполнить любое желание, – он взглянул на Квиста. – Так ты не хочешь выслушать меня?

Тот улыбнулся.

– Ты все равно выскажешься, хочу я этого или нет.

– У почившей мисс Беверли Трент объявился давно забытый братец, папаша или любовник и…

– Извини, Дэниэл, – прервал его Квист и повернулся к мисс Пармали. – Беверли Трент – сценический псевдоним девушки, а не настоящее ее имя. Необходимо выяснить, как ее звали и не было ли у нее брата, отца или любовника.

– Среди них мы и найдем шантажиста! – воскликнул Гарви. – Деньги иссякли, и он решил стать вершителем судеб. Разделался с Сэйболом, затем с Либманом и нацелился на Джонни. Если только ты не встанешь у него на пути. – Тогда он сначала рассчитается с тобой, Джулиан. Я советую тебе убедить Джонни, что он должен обратиться в полицию, а если не согласится – умыть руки. Джонни может быть твоим другом, но это не значит, что ты должен жертвовать ради него жизнью.

– Я не последую твоему совету, – Квист наклонился, чтобы положить в пепельницу окурок сигары. – Мне нужны ответы на поставленные вопросы. Я хотел бы получить их вчера, но, видимо, придется подождать до завтра. Джонни знает, что вы трое в курсе дела. Он готов ответить на любой ваш вопрос. Тебе, Дэниэл, придется слетать в Голливуд. Это отправная точка для полицейского, Сэйбола, Либмана. Мы с Лидией займемся Нью-Йорком. Завтра вечером я жду от тебя подробного отчета. Не будем терять времени. Не хотелось бы получить информацию после того, как Джонни окажется в морге.

4

Миссис Делберт Шеер, председатель Фонда борьбы с респираторными заболеваниями, жила в особняке в восточной части восьмидесятых улиц. Оглядывая небольшой холл на первом этаже, Квист решил, что Шееры не принадлежат к нуворишам. Турецкий ковер на полу мог бы занять достойное место в музее. Два стула с высокими спинками и квадратный столик, на котором лежал серебряный поднос для визитных карточек, были сработаны флорентийскими мастерами прошлых столетий. На стене висел портрет мужчины с суровым лицом. Бронзовая табличка сообщала умеющим читать, что перед ними изображение Делберта Шеера. Квист не знал наверняка: то ли это муж хозяйки дома, то ли ее свекор. Выглядел он лет на шестьдесят, гораздо старше женщины, которую Джулиан видел в «Гарден». Дата рядом с росписью малоизвестного художника указывала, что портрет написан десять лет назад.

Служанка, пригласившая Квиста в дом, вернулась, чтобы сказать, что миссис Шеер примет его в гостиной на третьем этаже. Она подвела Квиста к кабине лифта и нажала кнопку с цифрой «3».

Гостиная купалась в солнечном свете. Вновь Квист отметил безупречный вкус хозяйки. Удивила его и сама миссис Шеер. На благотворительном вечере она сверкала бесчисленными драгоценностями, словно рождественская елка. На этот раз на ней было простое, но очень дорогое шерстяное платье, подчеркивающее достоинства ее фигуры, а из драгоценностей – лишь золотое обручальное колечко. Едва ли кто дал бы ей сейчас больше сорока лет.

– Какой приятный сюрприз, – рукопожатие ее было твердым. – Не знаю, поверите ли вы мне, но я все утро пытаюсь дозвониться до вас, мистер Квист.

– Меня трудно было застать.

– Пожалуйста, присядьте, – радушно улыбнулась миссис Шеер. – Для мартини еще рановато, быть может, кофе?

– Спасибо, не беспокойтесь, – Квист опустился в кресло.

– Я хочу поблагодарить вас за субботний вечер. Если бы не вы, наш корабль пошел бы ко дну.

– Благодарить надо Джонни.

– Он просто чудо!

– Таких, как он, больше нет, – кивнул Квист.

Миссис Шеер присела. Ее улыбка как бы вопрошала, чем вызван столь внезапный визит.

– Внизу в холле очень интересный портрет вашего мужа, – прервал молчание Квист. – Вашего мужа, я не ошибся?

– Нет, не ошиблись.

– Он был в субботу в «Гарден»?

Улыбка не померкла.

– Мой муж умер шесть лет назад.

– О, извините.

– Пустяки. Делберт не мог пожаловаться на жизнь. Ему было семьдесят два года, когда по дороге на службу его хватил удар.

– Я хочу задать вам вопрос, – продолжил Квист, – который может показаться довольно странным.

– Я слушаю.

– Не оказывался ли нажим на ваш организационный комитет, чтобы вы отказались от участия Джонни в благотворительном вечере?

– Ее искусно подведенные брови удивленно изогнулись.

– О господи, нет. Да кто же мог возражать против выступления Джонни?

– Видите ли, ему пытались помешать.

– Кто?

– Если б я знал. Психи, шантажисты, любители анонимок часто выбирают в качестве жертвы знаменитостей. По роду занятий мне постоянно приходится сталкиваться с подобными ситуациями. Я склонен думать, что бомба на борту самолета Джонни – выдумка одного из этих идиотов. Кто-то хотел, чтобы Джонни упал в глазах почитателей, не выступив, как обещал, на благотворительном вечере, – Квист улыбнулся. – Моя задача заключается в том, чтобы сохранить образ Джонни в глазах широкой общественности светлым и незапятнанным. Вот я и подумал, а не пытался ли кто-нибудь воздействовать и на ваш комитет.

– Кому могла прийти в голову такая дикая мысль?! – воскликнула Мэриан Шеер и взяла сигарету из деревянной коробочки, стоящей на столике у ее кресла. – Пожалуйста, курите, мистер Квист.

– К сожалению, я предпочитаю сигары.

– О, я обожаю сигарный дым, – ответила она.

Квист встал, щелкнул зажигалкой. Когда миссис Шеер прикурила, он достал из внутреннего кармана пиджака кожаный портсигар, из него – сигару и закурил сам.

– Джонни нелегко, – вздохнула миссис Шеер.

– Постоянные угрозы, бесконечные оскорбления – основная причина его ухода со сцены. Субботний концерт показал, какого удовольствия лишались поклонники Джонни. Я хотел бы найти его мучителя и положить конец подобным инсинуациям, чтобы Сэндз мог радовать нас еще много лет. Кстати, как вам удалось заручиться его согласием? Он же объявил, что больше никогда не выступит перед публикой.

– Ну, идея исходила от самого Джонни. Разве вы не знаете? Несколько лет назад он принял участие в благотворительном вечере Фонда в Лас-Вегасе. Когда мы объявили, что в этом году вечер состоится в «Мэдисон Сквер Гарден», Джонни позвонил мне из Голливуда. Он сказал, что мог бы привлечь зрителей, заставить их «тряхнуть мошной». Разумеется, я ухватилась за это предложение. Разве мы могли найти лучшую приманку? Он согласился стать номинальным председателем организационного комитета, обещал нам вашу помощь, и ваш милый мистер Гиллард действительно свернул горы.

– Значит, вы знали Джонни и раньше?

– Я не была знакома с ним лично. Джонни позвонил мне как председателю Фонда.

– Понятно. И никто не пытался ставить вам палки в колеса?

– Нет.

Квист улыбнулся.

– Я надеялся, что вы дадите мне хоть какую-нибудь ниточку. Еще один вопрос, миссис Шеер. Если я правильно понял, ваш комитет взял напрокат автомобиль для Сэндза. Не могли бы вы сказать мне, в каком гараже? Видите ли, кто-то оставил в кабине записку с угрозами в адрес Джонни.

– Этого еще не хватало! Машину заказывала наш секретарь. Я могу позвонить ей.

– Если вас это не затруднит.

Миссис Шеер поднялась с кресла и быстро вышла из гостиной. Квиста заинтересовала, стоящая на столике в углу большая фотография в серебряной рамке: Мэриан Шеер в свадебном платье под руку с Делбертом Шеером, скорее похожим на ее дедушку, чем на жениха. С самого края кто-то написал дату свадьбы. Стало быть, счастливая жизнь продолжалась недолго, подсчитал Квист, раз Делберт умер шесть лет тому назад. Впрочем, немалое наследство, вероятно, помогло вдове легче перенести утрату.

Миссис Шеер вернулась с листком бумаги в руке.

– Ист-риверский гараж по прокату автомобилей, – она протянула листок Квисту.

– Какое совпадение. Я держу машину в том же гараже. Не смею больше вас задерживать, миссис Шеер.

– Просто Мэриан, пожалуйста. А может быть, вы останетесь на ленч?

– К сожалению, не могу. Дела, – отказался Квист.

– Но вы придете на мой званый ужин?

– Ужин?

– О, дорогой Джулиан, так вы ничего не знаете? Я же искала вас именно по этому поводу. Завтра в семь я даю ужин в честь Джонни. Несколько членов комитета, Джонни с подругой. Возможно, он будет петь для нас.

– Хорошо, я…

– И приведите с собой ту очаровательную женщину, с которой вы были в субботу.

Она стояла теперь совсем близко, ее ладонь покоилась на его руке.

– Думаю, мисс Мортон и я с радостью примем ваше приглашение. Значит, завтра в семь. До свидания… Мэриан.

– Я буду вас ждать, дорогой Джулиан.

– Напрасно вы не позвонили заранее, мистер Квист, – дежурный по гаражу виновато переминался с ноги на ногу. – Теперь вам придется подождать, пока я выведу вашу машину.

– Не беспокойся, Томми, – ответил Квист. – Машина мне не нужна. Я хотел задать тебе пару вопросов.

– Валяйте.

– Как тщательно вы проверяете автомобиль, перед тем как отдать его клиенту?

– Очень тщательно, мистер Квист. Многие приезжают с вмятинами на крыле или погнутым бампером и говорят, что так оно и было. Чтобы избежать лишних споров, мы записываем все дефекты автомобиля перед тем, как выдать его клиенту.

– Я так и думал. В субботу у вас взяли машину для Джонни Сэндза. Не мог бы ты посмотреть, в каком она была состоянии?

Томми рассмеялся.

– Незачем мне смотреть, мистер Квист. Я сам готовил эту машину. Это не моя работа, но тут был особый случай. Моя жена без ума от Джонни Сэндза. Я надеялся заполучить его автограф. Но вместо него за машиной пришла какая-то женщина.

– Кто именно?

– Она назвалась секретарем Фонда… Ну, в общем, того, что проводил субботний вечер. Элизабет… Фамилию я забыл. Могу взглянуть в регистрационной книге.

– Машина записана на ее имя?

– Нет, на имя Джонни Сэндза. Обычно мы заносим в книгу номер водительского удостоверения и все такое, но Джонни Сэндз известен всему миру.

– И что ты можешь сказать о его автомобиле?

– Он был как новенький. Не могли же мы выдать Джонни обшарпанную развалюху.

– Спасибо, Томми. Тебе нужен автограф Джонни Сэндза, я могу достать его для тебя.

– О, мистер Квист, если вы это сделаете, меня будут три дня кормить тушеным картофелем, – Томми засмеялся. – Я его очень люблю, а моя старуха балует меня им только раз в год.

– Считай, что автограф у тебя в кармане.

До встречи с Томми Квист успел побывать в другом гараже, обслуживающем отель, где остановился Сэндз. Осмотрев взятый для него напрокат автомобиль, он убедился, что предположение Джонни полностью подтвердилось: погнутая правая часть переднего бампера, на правом крыле вмятина. Как только машина попала в гараж, ее вымыли. По установленному порядку швейцар обычно спрашивал, помыть ли машину. Многие говорили «да» или просто кивали головой. Джонни же, как запомнилось швейцару, ответил: «Почему бы и нет?» Как бы между прочим, не вслушиваясь в вопрос. Пятна крови, обрывки материи, волосы, если они и были, исчезли. Если захотят обвинить Джонни в убийстве Макса Либмана, повреждения машины едва ли послужат неопровержимыми уликами. Такие вмятины могли появиться и от случайного удара при выезде со стоянки. Доказать их связь с происшествием на ночной улице весьма затруднительно.

Глория Чард ослепила Квиста улыбкой.

– Я получила шесть приглашений на ленч и два – на ужин. Вот к чему приводит ваше отсутствие на работе.

– Выбери из них наиболее выгодное, – улыбнулся Квист.

– Джонни Сэндз ждет вас в кабинете. Мой бог, я просто потрясена. Он выглядит на тридцать пять лет.

– Тебе пора обратиться к окулисту, – усмехнулся Квист и прошел к себе.

Конни Пармали встретила его в дверях. Звонок, связывающий столы секретарш, предупредил ее о приходе босса.

Джонни, свесив голову набок, спал в кресле. На столе стояли наполовину опорожненная бутылка и пустой стакан.

– После того как я твердо сказала «нет», мне пришлось послать за бутылкой ирландского виски, – пояснила Конни. – Он быстро отключился.

– Полбутылки – совсем не быстро.

Джонни открыл один глаз и улыбнулся.

– Отключилась моя нога, – он уселся поудобнее и потянулся за бутылкой.

Квист подал знак Конни, и она тут же скрылась за дверью. Сам он подошел к столу, взял сигару и сел напротив Джонни.

– Как ты и предполагал, машина помята.

– О боже!

– Но доказать, что причиной повреждения стало столкновение с человеком, невозможно. Ты велел вымыть машину.

– Черта с два!

– Швейцар спросил тебя, и ты ответил: «Почему бы и нет».

– Может, он и спрашивал. Я не помню.

– Это неважно. Если только кто-нибудь не заявит, что видел, как ты сбил Либмана, беспокоиться не о чем.

– Ну, ты настоящий детектив! Не зря я обратился к тебе.

– А я уж подумал, что тебя привлекла бесплатная выпивка.

– Я пришлю ящик виски. Двенадцать бутылок за каждую выпитую. Несколько часов назад мне звонил Гарви. Сказал, что летит в Калифорнию, и спросил, как звали полицейского, что помог мне с Беверли. Я назвал его фамилию, но потом пожалел об этом. Видишь ли, этот полицейский, Маршалл, скрыл лишь присутствие Беверли на моей вечеринке. Он считал, что она сама вернулась домой и там наглоталась таблеток. О том, что я перевез ее тело, он не знает. Если ему станут задавать много вопросов, он начнет соображать, что к чему. Гарви может растревожить осиное гнездо.

– Будь уверен, Дэниэл ничего не растревожит.

– Я полагаюсь на тебя, – кивнул Джонни.

Эдди Уизмер, «шестерка» Джонни, невысокий, всего в пять футов три дюйма ростом, широкоплечий коренастый ирландец, развлекал Лидию рассказами о своем детстве.

– Я родился в костюмерной старого театра оперетты в Кливленде, – говорил он. – Кто-то перевязал мне пуповину, положил в сундук из-под костюмов, и моя мамаша поспешила на сцену вслед за папашей. Спектакль должен продолжаться, несмотря ни на что.

– Я не верю ни единому вашему слову, – улыбнулась Лидия.

С Джулианом она часто бывала в отеле «Бомонт». Они пили коктейли в знаменитом баре «Трапеция», слушали в ночном клубе «Синяя комната» известных певцов и музыкантов, но в номер отеля Лидия попала впервые. Номер Джонни Сэндза потрясал. Лидия даже подумала, что его отделывали с учетом вкуса высокочтимого постояльца. В гостиной со стенами из темного дуба стояла массивная старинная мебель. Стены украшали с полдюжины театральных карикатур Эла Фру – шаржи на известных артистов прошлых лет. Компактный бар искрился бутылками.

Перед встречей с Эдди Лидия получила от Квиста четкие инструкции.

– Изыщи возможность поговорить с Эдди Уизмером с глазу на глаз. У него может быть своя точка зрения на эту историю. Он знает, что мы в курсе событий, и Джонни хочет, чтобы он помог нам. Пусть он расскажет тебе обо всем сам, без наводящих реплик Джонни.

Удобный случай представился в тот же день. Джонни оккупировал кабинет Квиста, коротая время с бутылкой виски, а Лидия же позвонила в «Бомонт» и договорилась с Эдди о встрече.

Он поджидал ее в вестибюле.

– Мы можем пойти в один из баров или в номер Джонни, если вы не боитесь.

С высоты своих пяти футов семи дюймов она посмотрела на него сверху вниз.

– Чего мне бояться?

– Вдруг я начну гонять вас вокруг стола?

– Пожалуй, рискну.

Эдди усадил Лидию в глубокое кожаное кресло, принес ей бокал дюбонне со льдом, любезно щелкнул зажигалкой. Затем уселся на краешек массивного стола и усмехнулся. Теперь он смотрел на нее сверху вниз.

– Не знаю, что нового вы можете узнать от меня.

– Расскажите мне о Джонни.

Эдди просиял.

– Джонни – величайший артист. Мы познакомились двадцать пять лет тому назад, а то и больше. Поверите ли, мне кажется, что это было вчера. Он снимался в фильме, я работал на студии: убирал мусор, ставил декорации, – щека Эдди дернулась. – Я стал играть в водевилях, как только начал ходить. Пел, танцевал. Моя мать была комической актрисой, отец – героем-любовником. Теперь-то я понимаю, что актеры они были второразрядные. Но тогда театр оперетты был в каждом городе с населением больше пяти тысяч, и работы хватало всем. Пока звуковое кино не убило водевиль. Я пел, отбивая чечетку, и вдруг оказалось, что это никому не нужно. Я устроился на студию разнорабочим. И вот однажды Джонни подзывает меня: «Эй, парень, принеси мне кофе и сигареты». (Я знал, какую марку он курит.) Потом протягивает пятерку – сдачи, мол, не надо. Нет, отвечаю, я рад, что он позволил услужить ему. Джонни как-то странно посмотрел на меня и говорит: «Если хочешь услужить мне, приходи в мою гримерную после съемок». Я пришел, Джонни расспросил меня о жизни. Мы шутили, смеялись до упаду. Неожиданно он заявил: «Если хочешь оказать мне услугу, работай на меня». Я спросил, что я должен делать. «Все что взбредет мне в голову», – последовал ответ. И так продолжается двадцать пять лет…

Лидия не знала, сколько времени потребуется Джонни, чтобы покончить с бутылкой виски, и решила перейти к делу.

– Вы знаете, почему я здесь, Эдди. Джонни попросил мистера Квиста помочь ему.

– О боже, я так боюсь за него, мисс Мортон. Какой-то сукин сын, извините меня, хочет его убить.

– Как проходила та вечеринка с шампанским, Эдди?

Уизмер покачал головой.

– Поверите ли, мисс Мортон, в тот момент, когда он действительно нуждался во мне, меня не оказалось на месте. У него как раз был роман с одной девицей, – Эдди ухмыльнулся.

– У него вечно роман, не с одной, так с другой. Так вот, они вдрызг разругались, и девица укатила в Акапулько. Джонни послал меня за ней, с письмом и алмазным браслетом. Он не мог поехать сам: на следующее утро у него была запись на студии. Представьте себе, несмотря на то что произошло, утром он все-таки записал новую пластинку, которую раскупали сотнями тысяч… Так что я не участвовал в той вечеринке. Если б я не уехал, Джонни и в голову бы не пришло обращаться к Луи Сэйболу или Максу Либману. Когда я вернулся из Акапулько, мы каждый день ждали, что крыша обрушится нам на головы, но этого не произошло.

– Вы хоть наладили отношения с этой девицей?

– Нет. Для Джонни это был черный уик-энд.

Лидия закурила новую сигарету.

– Вы знали Беверли Трент?

– Конечно. Я с первого взгляда понял, что от нее можно ждать только неприятностей. Я предупреждал Джонни. Но у нее была потрясающая фигура и он не смог отказаться от столь лакомого кусочка. А потом она не хотела упускать его. Портила ему жизнь.

– Вернемся к вечеринке, Эдди.

Он достал сигарету, подбросил в воздух, поймал губами.

– Как было принято в водевиле, – улыбнулся он.

Лидия рассмеялась и захлопала в ладоши. Эдди закурил.

– Вечеринка не планировалась заранее. Джонни обедал с друзьями в «Чейзене». Кто-то пошутил, что шампанское – всего лишь шипучая вода. Джонни рассмеялся и предложил купить столько шампанского, сколько они смогут выпить, чтобы проверить, соответствует ли действительности это опрометчивое заявление. Тому, кто продержится дольше всех, он пообещал приз – тысячу долларов. Прямо из «Чейзена» они поехали к Джонни домой.

– Не могли бы вы перечислить тех, кто поехал, Эдди?

– Не всех. Потом мы с Джонни пытались выяснить, кто же был у него в гостях. То есть он вспоминал, а я проверял, так ли это, расспрашивая тех, кто был наверняка. Мы решили, что кто-то мог притвориться спящим или перепившим. Этот кто-то, оставшись в доме, мог знать обо всем, что произошло. Джонни написал список из пятнадцати или шестнадцати человек, мужчин и женщин. Но были еще трое или четверо. Джонни их не знал. Они тоже приехали из «Чейзена». Те, кого мы спрашивали, не помнили, как выглядели эти субъекты. Вроде бы двое мужчин и две женщины. На той вечеринке все быстро набрались, – Эдди помрачнел. – Шампанское далеко не шипучая вода, знаете ли. И если пить его залпом, бокал за бокалом… – он пожал плечами.

– Можно предположить, что в доме остался какой-то человек, не известный Сэндзу – продолжила Лидия. – Но нас удивляет утверждение Джонни, что шантажист знал о записке. Из этого следует, что он побывал в той комнате, где умерла Беверли Трент. Сэндз уничтожил записку до того, как приехали его друзья. Значит, шантажист увидел ее раньше Джонни.

– Совершенно верно, – кивнул Эдди.

– Между прочим, Эдди, Беверли Трент – сценический псевдоним, а как звали девушку на самом деле? Дэн Гарви предполагает, что шантажист – ее брат, отец или любовник.

– О, мы пытались это выяснить. Ее звали Луиза Гауптман. Семьи у нее не было. Воспитывалась она в сиротском приюте где-то в Миннесоте. Фамилия немецкая – в тех краях полно немцев. Ее младенцем оставили на пороге приюта. К пеленке была подколота бумажка с именем и фамилией. Из приюта она вышла в восемнадцать лет. Работала официанткой, гардеробщицей. Победила на конкурсе красоты. Поехала в Голливуд, чтобы стать кинозвездой, – Эдди чихнул. С такой грудью она без труда нашла дорогу к постели агентов и продюсеров. Беда в том, что у нее не было способностей, она не умела петь, танцевать, держаться перед камерой. Вновь стала гардеробщицей. Тут-то ее и увидел Джонни. Она вцепилась в него мертвой хваткой. Чем это кончилось, вам известно.

Лидия помолчала.

– Эдди, расскажите мне о субботнем вечере. О ложной тревоге с бомбой. Между прочим, как Джонни оказался в Чикаго?

– Заезжал к подруге.

– У него действительно целый гарем?

Эдди усмехнулся.

– В свое время Джонни объездил весь мир, и в каждом городе, где он выступал, у него была девочка. В начале карьеры он не нашел себе пары только в одном городке – Джаплине, штат Миссури. Так поверите ли, он вновь, чуть ли не даром, выступал в этом городе, только бы сохранить незапятнанным послужной список.

– Так что же произошло в субботу?

– Мы прилетели в Чикаго из Лос-Анджелеса. Джонни повидался со своей ненаглядной, и вернулся в аэропорт, где мы и встретились. Вскоре после взлета пилот объявил, что на борту, возможно, бомба и он поворачивает назад. От страха мы вспотели, как мыши. Самолет благополучно приземлился, я пошел узнавать, когда следующий рейс, а Джонни пытался дозвониться до мистера Квиста. На все это ушло немало времени. Нас обыскали, перетряхнули весь багаж. Пока я добывал билеты, кто-то сказал, что в мужском туалете застрелили человека. Кого именно, мы узнали только в Нью-Йорке. Луи Сэйбол – давний друг Джонни и участник той истории. Когда мы добрались до «Гарден» и Джонни переодевался, позвонил Макс Либман. Наверное, он узнал о смерти Луи. Во всяком случае Джонни сказал, что Макс на грани истерики и хочет с ним встретиться. Джонни предложил ему приехать сюда, в «Бомонт», после концерта. Но тот не приехал. Потом мы узнали, что ему помешало.

– Как?

– По радио, – Эдди указал на стоящий в углу радиоприемник. – На следующее утро.

– Вы знаете, по какой причине Сэйбол оказался в Чикаго, а Либман – в Нью-Йорке?

– Понятия не имею. Я напуган не меньше Джонни. Похоже, кто-то намерен уничтожить всех, так или иначе связанных с той вечеринкой.

– Вы думаете, Сэндзу следует обратиться в полицию?

– Я понимаю, почему он этого не хочет. Если сейчас у него еще есть шанс вернуться на сцену, – а я знаю, что он думает об этом, – то история с Беверли, став достоянием широкой публики, поставит крест на его надеждах. Это я понимаю. Но у вас нет таких возможностей для защиты Джонни как у полиции. Вот что тревожит меня больше всего.

– Я думаю, Джулиан придерживается того же мнения, но Джонни – его друг, и выставленные им аргументы весьма убедительны.

Эдди улыбнулся.

– Джонни, если захочет, сможет продать бикини эскимосам.

– Ну, спасибо за помощь, Эдди, – Лидия поставила на стол пустой бокал и бросила окурок в пепельницу. – Пойду докладывать боссу.

Гарви позвонил из Лос-Анджелеса лишь во вторник утром. Квист попросил его повременить с докладом, пока в кабинете не собрались Лидия, Бобби Гиллард и Конни Пармали. И тотчас же из усилителя, стоящего на столе Квиста, загремел голос Гарви:

– Я не смог позвонить вчера вечером, Джулиан. Надо было еще кое в чем разобраться.

– Слетал не зря?

– Увидишь сам. Конни готова?

Квист взглянул на мисс Пармали, застывшую над машинкой для стенографирования.

– Начинай, – скомандовал он.

– Я обнаружил третью жертву.

– Третью?

– Да, после Сэйбола и Либмана, – пояснил Гарви, – Маршалл, голливудский полицейский.

– Он мертв?

– Можешь не сомневаться. Я начал разыскивать его, как только прилетел. Он уволился из полиции и жил в небольшом коттедже на берегу океана. Приехав туда, я нашел на крыльце три бутылки молока, а в почтовом ящике – газеты за три дня. Я вошел в дом через дверь черного хода, которая оказалась открытой. На столе в кухне обнаружил недоеденный завтрак. Маршалла не было. Я почуял неладное, Джулиан.

– Я тебя понимаю.

– Пошел к соседу. Тот сказал, что Маршалл любит по утрам поплавать. По тропинке мы спустились на пляж. Там он и лежал, с проломленным черепом. Не в плавках, а в джинсах, рубашке и кроссовках. Сосед высказал предположение, что Маршалл упал с обрыва. Я думаю иначе. Он лежал на песке, рядом – ни одного булыжника. Судя по всему, его несколько раз ударили по голове чем-то тяжелым. Полицейские пришли к тому же выводу. Молоко, газета, недоеденный завтрак указывают на то, что Маршалла убили в пятницу утром. Того же мнения и судебный эксперт.

– Есть ли подозреваемые?

– Нет. Подъездная дорожка заасфальтирована, следов шин на ней нет. Соседи никого не видели. Машина Маршалла в гараже. С этим все.

Квист взглянул на Лидию и Бобби Гилларда. Вопросов у них не было.

– Продолжай, Дэниэл.

– Я заехал в конторы Сэйбола и Либмана. Рыдающие секретарши. Черная тоска. С обеими одна и та же история.

– Какая история?

– Джонни попросил Сэйбола встретиться с ним в Чикаго. Джонни попросил Либмана встретиться с ним в Нью-Йорке. Срочно.

– О господи, Дэн, неужели ты хочешь сказать…

– Подожди, это еще не все. Джонни не разговаривал ни с Сэйболом, ни с Либманом. Секретарша Сэйбола сказала, что позвонил мужчина. Она решила, что это Эдди Уизмер, хотя признает, что тот не представился. Он, мол, звонит по поручению Джонни. Сэндз хочет, чтобы Сэйбол встретился с ним в чикагском аэропорту в такое-то время. «Передайте мистеру Сэйболу, что речь пойдет об особом шампанском». Секретарша знала, что Сэйбол не может лететь: он работает семь дней в неделю. Когда же она передала ему просьбу Джонни, Сэйбол позеленел и приказал ей купить билет до Чикаго.

– Ты сказал, что с Либманом произошло то же самое?

– Совершенно верно. Мужчина не назвал себя. Сказал, что звонит по поручению Джонни Сэндза, который хочет встретиться с Либманом в Нью-Йорке, после благотворительного концерта в «Гардене». Либман должен позвонить в «Гарден», и они договорятся о месте и времени. Секретарша засомневалась, сможет ли она найти Либмана: тот где-то играл в гольф с клиентом. Мужчина подчеркнул, что дело срочное, насчет «особого шампанского». Она нашла Либмана. Не доиграв партию, он улетел в Нью-Йорк.

– И на этот раз секретарша подумала, что звонил Уизмер?

– Нет, – Гарви хохотнул. – Я прямо спросил ее об этом. Она зарделась и ответила, что узнала бы голос Эдди. Подозреваю, у них не только деловые отношения.

– Девушки полагают, что звонили из Лос-Анджелеса?

Как они могут это знать, Джулиан? Сейчас можно звонить из Анкориджа, а будет слышно, как от соседа. И никаких телефонисток – автоматическая связь. Но я думаю, что звонили из Лос-Анджелеса, Маршалла убили в пятницу утром. Сэйболу и Либману позвонили в тот же день после полудня. Нашему приятелю хватило времени, чтобы прилететь в Чикаго раньше Сэйбола. Он успел и телеграмму послать авиадиспетчеру. А потом улетел в Нью-Йорк, чтобы свести счеты с Либманом.

– И с Джонни, – заметил Квист.

– И с тобой! – добавил Гарви. – Кто-то убивает всех, замешанных в дело Трент, а заодно и тех, кто попадается на пути. Например, Квиста.

– Да, действие перенесено из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк.

– Поэтому я вылетаю первым же рейсом. Кто-то должен прикрывать тебе спину. Наш любитель шампанского настроен серьезно.

Кровь отхлынула от лица Джонни. В одно мгновение он ссохся и постарел.

– Майк Маршалл! В это невозможно поверить.

– Придется, – пожал плечами Квист.

Они сидели в номере Джонни в отеле «Бомонт». Эдди смешивал и разносил коктейли. Квист говорил, Джонни слушал и уголок его рта изредка дергался. Когда Эдди приносил стакан, он выпивал его залпом и тут же возвращал назад.

– Я пару раз встречался с той крошкой из конторы Либмана, – подтвердил Эдди. – Слава богу, что она запомнила меня, иначе ты бы мог подумать…

– Не болтай ерунды, Эдди, – оборвал его Джонни и, насупившись, повернулся к Квисту. – Если б ты не знал меня, Джулиан, и тебе выдали всю эту информацию, не подумал бы ты, что именно я убиваю всех, кто знал о деле Трент?

– У меня могли бы зародиться подозрения, – кивнул Квист.

– Этому типу, кто бы он ни был, известно все, – вмешался Эдди. – Но как ему удалось выяснить, что мы собираемся лететь через Чикаго, босс? Об этом знали только вы, я и продавец билетов в аэропорту.

– Знал же он о записке, которую, как мне казалось, не видел никто, кроме меня, – вздохнул Джонни. – Да, он все рассчитал.

– Давайте не усложнять дела, – возразил Квист. – Кто-то не ушел с твоей вечеринки в тот вечер или находился в твоем доме, не принимая в ней участия. Насколько я тебя знаю, войти к тебе мог любой прохожий. Приятель Беверли Трент два года доил тебя, а теперь, когда молоко иссякло, он начал мстить. С этим все совершенно ясно. А насчет остановки в Чикаго – так он мог стоять за спиной Эдди у окошечка кассы.

– Вот чего я не могу понять, – не сдавался Эдди. – Мистер Квист говорит, что Максу и Луи позвонили в пятницу днем. А мы решили, что полетим через Чикаго только в аэропорту Лос-Анджелеса. Как он мог знать о наших планах, босс, до того как они определились?

Джонни прижал кончики пальцев к глазам.

– Это не совсем так, Эдди. В четверг вечером я позвонил Джейн в Чикаго, чтобы узнать, будет ли она дома. Я не сказал об этом тебе, так как ты стал бы меня отговаривать.

На лице Эдди отразилась обида.

– В аэропорту я разыграл сценку, прикинувшись, будто эта идея только что пришла мне в голову, – Джонни взглянул на Квиста. – Думаешь, мой телефон в Беверли-Хиллз может прослушиваться?

– Неизвестный знал о твоей поездке в Чикаго.

Джонни посмотрел на часы.

– Ты собираешься к Мэриан Шеер, Джулиан?

– Если ты там будешь, – ответил Квист. – Мне бы не хотелось отпускать тебя одного, пока у нас нет четкого плана действий.

Джонни рассмеялся.

– Одного? Я беру с собой трех куколок.

– Чем больше, тем безопаснее, – поддакнул Эдди.

Квист встал.

– У меня не детективное агентство, Джонни. Я не могу приставить к тебе телохранителя. Хочешь знать мое мнение?

– Конечно, дружище. Я доверяю тебе. Ты это знаешь.

– Неизвестный убивает всех, кто был в курсе перемещения тела Беверли Трент из твоего дома в ее квартиру. Об этом знали полицейский, Сэйбол, Либман. Остались Эдди и ты.

– О, боже! – ахнул Эдди.

– Если это просто маньяк, который мстит за Беверли Трент, вернее, Луизу Гауптман, можешь быть уверен, что он постарается добраться до тебя. Но сначала, я думаю, он разделается с Эдди.

– Почему? – прошептал Эдди. – Я не участвовал в вечеринке. Я уезжал в Акапулько.

– Ты помогал заметать следы, – бесстрастно ответил Квист. – Ты умрешь первым, Эдди, потому что для Джонни этот мерзавец приготовил что-то особенное. Джонни придется отвечать за все. В пятницу утром он был в Голливуде. Следовательно, мог убить Маршалла, полицейского. Он находился в аэропорту Чикаго, когда там застрелили Сэйбола, и вел машину по той улице Нью-Йорка, где задавили Либмана. На его машине помят бампер. Поэтому, что бы ни случилось с тобой, все будет выглядеть так, будто это дело рук Сэндза. Если на него падет подозрение, история Беверли Трент станет достоянием широкой публики. Тут есть и мотив – стремление заткнуть рот всем, кто знал, что случилось с Беверли, и реальная возможность твоего, Джонни, присутствия на месте убийств в момент их совершения. Получается так, что тебя шантажировали и этим положили конец твоей карьере. Ты не смог установить личность шантажиста, но знал, что это один из четырех – Сэйбол, Либман, полицейский или Эдди. Задумано неплохо. Никому не хочется умирать. Внезапная, мгновенная смерть – не самое худшее. Но медленная смерть, когда топчут твою гордость, твою репутацию, а все секреты твоей жизни ловкий прокурор выставляет напоказ, ожидание своего часа в череде смертников, крушение всего, что любил… Трудно представить себе что-нибудь более ужасное.

Джонни закрыл глаза. Его лицо перекосила гримаса боли… или страха?

– Кто бы это мог быть, Джулиан? – прошептал он. – Кто?

Квист словно и не слышал его вопроса.

– Есть, правда, шанс, что этот псих оставит тебя в живых.

Глаза Джонни широко раскрылись.

– Он покажет, что держит тебя за горло, и ты снова начнешь платить. Ты будешь знать, что иначе неминуема расплата: в суде ли, или на улице – от пули между глаз.

– Зачем ты мне это говоришь? – спросил Джонни. – Это лишь догадки.

– В надежде напугать тебя, Джонни, – ответил Квист. – «Квист Ассошиэйтс» не ведет таких дел. Мы можем посоветовать, что делать дальше, но не защитить тебя.

– Так советуй!

– Для начала я бы отправил Эдди в длительный отпуск, куда-нибудь подальше, к примеру, в Тимбукту. Он останется там под вымышленным именем, пока этого парня не поймают. Затем ты обратишься в полицию и скажешь правду о Беверли Трент. Ты ее не убивал, ты только перевез ее тело. Будет громкий скандал, но ты его переживешь. Полиция, ФБР начнут охоту на преступника. Тебе будет обеспечена надежная защита. Рано или поздно они его найдут. К нему наверняка потянется ниточка от Беверли Трент. Как только его посадят за решетку, мы вздохнем свободно.

– Он подтасовал факты. Все убийства выглядят так, словно они совершены мною.

– Ты обратишься в полицию раньше, чем он. Они ему не поверят.

– Я об этом подумаю.

– Дело приняло такой оборот, что раздумывать некогда.

Джонни сидел не шевелясь. Эдди, облизывая пересохшие губы, не отрывал от него глаз.

– Я бы хотел переговорить с Эдди. О том, что мы решим, я скажу тебе у Мэриан Шеер.

– Если ты не обратишься в полицию, Джонни, считай, что я вышел из игры, – заключил Квист.

– Зачем мы идем на этот ужин? – спросила Лидия, поднося к губам бокал мартини. В элегантном вечернем костюме она была эффектна.

– Я обещал ему, – Квист поднял свой бокал. – Твое здоровье!

– А если он не обратится в полицию?

– Мы вежливо попрощаемся и пойдем куда-нибудь еще.

– Например, вернемся сюда?

– Тебе тут нравится?

Лидия улыбнулась.

– Больше, чем где бы то ни было.

– Тогда обязательно вернемся, – Квист наклонился, поцеловал ее в щеку и взглянул на часы. – Скоро прилетит Дэн. Ему скажут, где нас искать. За прошедший день он, наверняка, раскопал немало интересного. Возможно, мы сможем сделать какие-то выводы.

Мэриан Шеер умела принимать гостей. Особняк сиял от подвала до чердака. Тут и там стояли корзины цветов. Два официанта в белых смокингах и три служанки в черных платьях с накрахмаленными передниками разносили подносы с холодными и горячими закусками. На каждом этаже был бар. Любое желание гостя исполнялось, как по мановению волшебной палочки.

Квиста и Лидию встретил молодой человек в двубортном зеленом костюме, сшитом из материи, напоминающей вельвет.

– Мисс Мортон… Мистер Квист? Я – Дуглас Хэдман. Мэриан ждет вас наверху.

Лицо Хэдмана показалось Квисту знакомым. Тут же он вспомнил, что видел его в кабинете управляющего «Гарден».

Мэриан Шеер окружила себя молодежью. Самым старым был Джонни Сэндз, но именно он находился в центре внимания. К нему льнули три красотки – брюнетка, блондинка и рыжеволосая. Джонни, веселый и радостный, попытался представить своих дам Лидии и Квисту.

– Это Долорес, это Бетси, а это Клодин, – каким-то образом ему удавалось обнимать всех троих.

– Я – Бетси, – поправила его рыжеволосая. – А вот Клодин, – она указала на блондинку.

– Я – Долорес, – возразила блондинка, – Клодин – это она, – и посмотрела на брюнетку.

– Имена, имена, имена, – рассмеялся Джонни. – Меня больше интересует совсем другое, – и он погладил ногу Долорес.

– Ты подумал? – спросил Квист.

– Конечно, дружище, – кивнул Джонни. – Утром я сразу же последую твоему совету. Эдди не пришел, потому что собирает чемодан. Он решил поехать в Венецию. Говорит, что с детства мечтал покататься в гондоле. А теперь наполняйте бокалы и догоняйте тех, кто начал раньше.

Подошла Мэриан Шеер в ослепительном, подчеркивающем достоинства ее фигуры вечернем платье.

– Вижу, Дуглас вас встретил. Я очень рада, что вы смогли прийти.

– Благодарим вас за приглашение, – вежливо ответила Лидия.

Среди гостей Квист и его спутница увидели немало знакомых: молодого актера, которому Квист помогал пробиться на Бродвей, известную деятельницу движения за равноправие женщин (с помощью Квиста она вела серьезную предвыборную кампанию кандидата от демократической партии на пост президента США), галантного Джада Уолкера, официального представителя города Нью-Йорка. У Мэриан было много друзей, и, похоже, в ее доме никто не скучал. В особенности Джонни, которого кроме трех дам окружала еще целая толпа поклонников.

Квист и Лидия обсуждали с Джадом Уолкером субботний благотворительный концерт, ту легкость, с которой Джонни покорил аудиторию. Увлеченные разговором, они и не заметили, как в дальнем конце комнаты Джонни вскочил на стул, за роялем возник Дон Эдвардс, и в мгновенно наступившей тишине Сэндз запел.

Когда он умолк, грянул гром аплодисментов. Джонни схватил как по заказу появившуюся на рояле трубу.

– А теперь пора перекусить! – воскликнул он и заиграл походный марш.

Буфет поражал воображение. Огромная индейка, толстые ломти ветчины, красная рыба, разнообразные сыры, маслины, салаты, соусы. Официанты обносили гостей бокалами с бургундским.

– Интересно, думал ли Делберт Шеер, куда пойдут его деньги, когда он умрет, – хмыкнул Квист.

– Надеюсь, он не стал бы возражать, – заметила Лидия.

– Такого я еще не видела. Пожалуйста, не смотри на меня, дорогой, я превращаюсь в обжору.

Уголком глаза Квист заметил, как Джонни накладывает своим девицам полные тарелки. Сам Джонни вообще ел очень мало, и никогда – перед выступлением. А он, судя по всему, настроился петь.

И когда объевшиеся и напившиеся гости отвалились от буфета и уселись кто в кресла, а кто прямо на пол, Джонни запел. Одна песня сменяла другую, прерываясь лишь аплодисментами. Чья-то рука легла на плечо Квиста, и он обернулся.

– Можно вас на минуту, Джулиан? – в голосе Мэриан Шеер слышалась тревога.

Лавируя между гостями, она вывела Квиста в маленький холл у лифта. Обернувшись, он увидел, что Дуглас Хэдман уже подсел к Лидии.

– Какой-то полисмен спрашивает Джонни. Не могли бы вы поговорить с ним? Если Джонни сейчас остановить, весь вечер пойдет насмарку.

– Он, наверное, поставил машину в неположенном месте, – попытался успокоить ее Квист.

На лифте он спустился в холл. Одного взгляда на ожидающего там полисмена хватило, чтобы по спине Квиста побежали мурашки. Он уже имел дело с лейтенантом Кривичем из отдела убийств – низкорослым, коренастым крепышом, пытающимся придать своему еще детскому лицу суровое выражение.

– Привет, Квист, – поздоровался он. – Кстати, я попал сюда лишь благодаря вам.

– Да?

– Знал, что он – ваш клиент. Попытался его найти. Дозвонился до одного из ваших сотрудников, по фамилии Гарви. Он сказал мне об этой вечеринке.

– Вы пришли сюда не для того, чтобы пригласить Джонни выступить на вечере новобранцев?

– Нет. Сожалею, но придется его прервать.

Прекрасный голос Джонни слышался и на первом этаже.

– Если не секрет, из-за чего?

– Скоро об этом секрете станет известно всем. Сэндз остановился в отеле «Бомонт» со своим приятелем.

У Квиста пересохло во рту.

– С Эдди Уизмером.

– Да, – кивнул Кривич. – Горничная зашла в номер Сэндза, чтобы сменить постельное белье. Кто-то размозжил этому Уизмеру голову. Он мертв, Квист, и ему помогли умереть.

– Понятно.

– Вы знали Уизмера?

– Да. И любил его. Знал я и о том, что Эдди грозит опасность, но не смог ничего сделать, чтобы уберечь его.

– Похоже, мне нужно поговорить и с вами, – нахмурился Кривич. – Вы позовете Джонни Сэндза?