25

Люба

— Ну вот я тебя и нашла, — снова слышу громкую музыку и довольный голос какой-то девушки и сразу отключаю телефон, не просто сбрасываю звонок, а полностью отключаю.

Этот разговор… Он сломал новый барьер между нами. Как стыдно. Закрываю лицо ладонями. Стыдно и приятно одновременно… И от этого стыдно ещё больше.

Я не могу собрать мысли в кучу, они разбегаются, путаются, сталкиваются. Что же я наделала? Поддалась, подчинилась, выполнила каждую просьбу…

А сейчас вокруг него реальные девушки, и он, поговорив со мной, отправится веселиться с ними. И так будет происходить всегда. И, наверное, происходило не раз. И почему-то осознание этого именно сегодня причиняет боль. Так плохо, словно внутри кто-то выжигает внутренности.

Я не хочу думать о других, реальных девушках в жизни Джордана. Но прекрасно понимаю, что мне не стоит мечтать… И что их наличие — это нормально, и он не будет хранить мне верность, и вообще никогда не будет моим.

Слезы неконтролируемым потоком текут из глаз. И если честно, я даже не пытаюсь их остановить.

Я ведь знала, понимала, что у нас нет будущего. Так зачем, почему так реагирую? Почему так больно? И как с этим справиться?

Хорошо, что дома я была одна, потому что в какой-то момент я начала кричать от той непонятной боли, что раздирала грудную клетку. Но легче мне не стало.

Я сходила на кухню, нашла папин коньяк и налила пол кружки. А потом, превозмогая неприятные ощущения в горле, заставила себя выпить все до дна. Закашлялась, горло жгло, но скоро наступит опьянение, и я засну. Мне это необходимо, ведь там я не смогу думать о нём.

Я даже в душ не пошла, так и завалилась на кровать, обнимая себя руками. Спасительный сон пришёл незаметно и, к моему счастью, очень быстро. Он поглотил меня почти до двенадцати часов дня. Жаль только, я проснулась со всё той же душевной болью. Оглянулась, Никина кровать была заправлена, значит, домой она ещё не приходила. Я тихо вышла из комнаты и отправилась в ванную. Видок был ещё тот. Привела себя в порядок, не хотелось, чтобы мама меня такой увидела. Начнет снова читать лекцию, что общение в сети — это ерунда, и надо заводить настоящих друзей.

— Проснулась? — мама, зевая, вышла из спальни, я не слышала, во сколько они вернулись.

— Доброе утро, — постаралась улыбнуться.

По маминому взгляду поняла, что ей не нравится мой вид, но я поспешила скрыться у себя. Не хочу ни с кем разговаривать. Все равно меня не поймут.

Судя по тому, что в квартире было тихо, мама вставала только в туалет и снова пошла спать. Я легла на кровать, делать совершенно ничего не хотелось, и я, свернувшись в позу эмбриона, просто смотрела в стену. Слезы непрошенными гостями снова застилали глаза. Время перестало для меня существовать.

Пришлось взять книгу, когда я услышала, что родители проснулись. Как раз вовремя, в комнату заглянула мама.

— Милая, пойдем кушать, — зовет она. — Ника ещё не пришла? Звонила?

— Нет, она не маленькая и со Стасом.

— Ну да, — соглашается мама. — Пошли кушать.

— Я уже ела, пока не хочу, — вру, так и не взглянув ни разу на маму.

— Лю, — она подходит и садится рядом. — Посмотри на меня, — ну вот, поворачиваю голову, знаю, она не отстанет. — Ты плакала?

— Книгу читаю, — вру снова. — Момент такой… — надеюсь, это объяснение сойдёт за правду.

Мама вздыхает, гладит по голове и, больше ничего не сказав, уходит на кухню. А я, закрыв книгу, снова погружаюсь в анабиоз.

Ника приходит домой почти в четыре.

— Лю, — она подошла и присела на край кровати, сначала я думала притвориться спящей, но сестра позвала снова. — Лю? — прикоснулась к моему плечу. Я повернулась. — Что случилось? — обеспокоено спросила Ника. И меня прорвало.

— Я такая дура, — всхлипнула, а потом подорвалась и обняла сестру.

Уткнулась ей в плечо и разревелась. Она обняла и прижала к себе. Ничего не говорила и не спрашивала, просто поддерживала. Когда первая волна истерики схлынула, Ника спросила.

— Расскажешь? — я покачала головой.

— Лю, так нельзя, нужно выговаривать все то, что заставляет тебя плакать. Давай, я выслушаю.

— Просто, — я шмыгнула носом и села ближе к стене. Обхватила свои колени. — Просто я не думала, что любить — это так сложно. И больно…

— Что случилось?

— Ты говорила, что любишь Шведова… Как ты… Ты ревнуешь его? — Ника отводит взгляд и молчит, а я жду.

— Да, Лю, я ревную. Страшно ревную. Иногда самой страшно от того, что чувствую.

— Тебе больно?

— Очень, — она поднимает взгляд, и я вижу эту боль, кажется, она даже искажает ее лицо.

— Как ты справляешься?

— Я не знаю, — Ника резким движением стирает слезы. — Я не уверена, что справляюсь… Я… Мне плохо и больно, и иногда кажется, что внутри все рвется и ломается. Но разве я могу ему что-то предъявить? У меня нет таких прав… И все, что мне остаётся — это терпеть и делать вид, что все в норме.

— Вот и я не могу предъявить… Зря я все это… Нельзя было так запускать… Как теперь быть?

— А с чего у тебя такой приступ? Ты ведь и раньше осознавала, что он живет реальностью. Или думала, его жизнь ограничивается общением с тобой? — мне показалось, Ника сказала это с какой-то издёвкой, но я не стала заострять на этом внимание.

— Просто мне никогда не приходилось сталкиваться с его реальностью, — объясняю сестре. — А вчера, когда мы разговаривали… Я услышала другую девушку, она была там, рядом с ним. Представила, что когда он убирает телефон… То… Ой, Ника, даже стыдно говорить всё это… И я не ожидала, что мне будет так больно.

— Подожди, — Ника удивлённо смотрит на меня. — Что значит — услышала девушку? Разве вы не переписываетесь?

— Иногда, очень редко, мы созваниваемся, — признаюсь я.

Ника встаёт с кровати и начинает переодеваться, стоя ко мне спиной.

— И что ты планируешь делать? — спрашивает она.

— Я не знаю. Я отключила вчера телефон. И, наверное, в ближайшее время включать его не буду.

— И что это даст? — пожимаю плечами.

— Я не знаю, — чувствую, что опять начинаю плакать. Утыкаюсь лбом в колени. — Я не знаю.

Я действительно не знала. Прекратить с ним общаться. Но он потребует объяснения, он будет писать, я уверена. Будет писать, бередить и терзать мою душу. Так что, единственное решение — это пока не включать телефон. И, может, он сам за это время передумает мне писать…

— А как же твои подписчики? — уточняет Ника.

— Мне всё равно. Они подписаны не только на меня, уверена, они не расстроятся. Но мне как-то нужно избавиться от этих чувств.

— Если я могу чем-то помочь, обращайся.

— Спасибо, Ника, — я постаралась улыбнуться сестре.

Загрузка...