Любовь и диктатура

Хотел бы пояснить жанр, выбранный мной для этой книги. Полтора десятка лет назад одно крупное московское издательство заказало мне серию биографических хроник о личностях, наиболее повлиявших на ход истории. Было предложено сделать серию «Биографических хроник» о Петре Великом, Ленине, Сталине, Гитлере и некоторых других.

Подготовку к этой работе начал я обычным порядком. С архивов, библиотек. Прочитал всё, что написано о каждом герое предполагаемой серии. Накопил неисчислимое количество выписок. Рассортировал их по конвертам и папкам. Названия на папках получились всё заманчивые. Например, «Самоубийство Надежды Аллилуевой», «Завещание Евы Браун», «Зачем Ленин подарил Инессе Арманд калоши?».

И всё мне хотелось наполнить каждую папку настолько, чтобы истина установилась окончательная. Задача была поставлена смелая, если ни отчаянная. Чтобы после меня другим на эту тему сказать было уже нечего.

И вот, когда мне показалось, что пора приступать к настоящей кабинетной шлифовке накопленного материала, я разложил его на рабочем столе. И понял вдруг, что шлифовать ничего тут не надо. Надо только разложить выписки по порядку, который они сами и подсказали. Получается полезное, занимательное и, главное, исключительно достоверное изображение событий. К тому же, остаётся простор для умственных усилий и воображения самого читателя, который волен сделать собственные выводы, помимо меня.

И в этом я вижу способ подчеркнуть своё уважение к нему. Вспомнил, кстати, что подобным же образом поступил некогда замечательный писатель Викентий Вересаев, оставивший нам великолепные книги «Пушкин в жизни» и «Гоголь в жизни, ставшие уже классикой жанра и ответственного подхода к делу.

Александр Великий, Цезарь, Аттила, Чингисхан, Тамерлан, Наполеон, Ленин, Гитлер, Сталин. Что общего? Только одно. Они – обитатели верхнего этажа человеческой истории. Имена, в основном, страшные для воображения. Тем не менее, желающих поселиться на том же этаже истории всегда будет достаточно. Но лифт на этот этаж ходит очень нерегулярно. Сама история приводит его в движение, да и то лишь тогда, когда ей вдруг донельзя потребна становится личность подобного размаха для только ей известной цели.

А требуются они, эти личности, как видим, редко. От Александра до Цезаря история пропустила двести пятьдесят лет. От Аттилы до Чингисхана – целых семьсот лет. От Чингисхана до Тимура – около двухсот. От Тимура до Наполеона – четыреста с лишним.

И только в двадцатом веке, соприкасаясь во времени, жили и действовали сразу три величайшие исторические персонажа.

Люди изобрели часы недавно. Это изобретение показалось им настолько занимательным, что действием подобного механизма они пытались даже объяснить сам ход мироздания. Так вот, оси мироздания сотрясались с появлением тех великих людей, которых я перечислил, и начинался ход совсем иного времени. Трагическая суть входила в него. Но о качестве этих фигур сказано столько, что вдаваться в это мы будем только в силу необходимости.

Основная наша тема – любовь. Любовь диктатора.

Любимые женщины у каждого из них были. Общее в этой любви то, что ни одной из женщин любовь эта не дала счастья. Два самоубийства и одна непонятная, мучительнейшая из смертей, тоже очень похожая на добровольный уход из жизни – вот итоги того, чем закончилась, например, история любви Инессы Арманд, Евы Браун, Надежды Аллилуевой.

Что из этого следует?

Яркий путь метеора – это тоже результат притяжения. Возможно, он красив со стороны, но это след самосожжения, след гибели.

Так и тут.

Поражает роковая предопределенность к трагическим исходам, на которые обречены были даже самые простые и человечные движения души каждого из этих сумрачных гениев двадцатого столетия и времён предшествующих. Они обладали неограниченными возможностями быть счастливыми и делать счастливыми других. Но само слово «счастье» выглядит неуместным и неприложимым по отношению к большинству из них. Оно выглядит чужеродным и в словаре эпохи, на которую упала их гибельная тень. И уже совершенно несуразным представляется то, что никак не сочетаются в той жизни счастье и любовь, и наоборот – любовь и несчастье продолжают одна другое. И в том, что это так – первая ненормальность, которая позволяет понять все остальные.