Любовь и другие странности

Глава 1. Памятник благородству

Злата

Когда Паша появился в нашем классе первого сентября, это... не стало для меня никаким особенным событием. Во-первых, я была отщепенкой и никому не нравилась в принципе. Во-вторых, Паша был очень красивым: высоким, симпатичным, спортивным и с очаровательной умной улыбкой, что только усиливало первый пункт. А в-третьих, я вообще не интересовалась мальчиками, так как давно (примерно полгода назад) и накрепко решила, что ни за что не влезу в отношения с мужчинами, пока не встану твёрдо на ноги: получу профессию, опыт работы и отдельное жильё, о котором мечтала ещё давнее (примерно лет семь). Да, хочу жить одна и ни от кого не зависеть!

Наглядный пример того, к чему приводит увлечение мужчиной, постоянно был у меня перед глазами: мама рожала одного ребёнка за другим, и к тому моменту, когда в мою жизнь ворвался Паша, там было уже семеро младших братьев и сестёр, один другого меньше. За каждым нужно было следить и заботиться, и на это у мамы просто не хватало времени и сил. Я хотела ей помогать, честно, но это плохо сочеталось с моим стремлением обрести независимость!

До тринадцати я училась дома самостоятельно, в основном по электронным пособиям, но из-за семейно-общественной нагрузки у меня не получалось регулярно толком погружаться в процесс, а ведь чтобы поступить на бюджет в медицинский, нужно иметь такой средний балл, какой даже в нормальном городском образовательном учреждении не легко обрести... Так я и оказалась в средней школе села Николаевское, где ко мне отнеслись со всей возможной подозрительностью и отчуждением. Однако восьмой класс не стал трагедией: никто не хотел со мной дружить, зато посмеяться над моей неловкостью или слабыми знаниями в каком-то вопросе считалось хорошим тоном. Но для дружбы у меня были сёстры, а сильно одноклассники не обижали, так как я всегда давала списывать домашку и ответы на контрольных.

Родители, конечно, были не в восторге от моей учёбы: они привыкли полагаться на мою помощь по дому и регулярно пытались внушить мне, что уроки делать необязательно, так как хорошие оценки - не цель учёбы. Но я храбро отвоёвывала право проводить за письменным столом по паре часов в день, потому что верила в свою мечту, а мама и папа всё же исповедовали свободу воли для всех людей на Земле.

В общем, жизнь моя до девятого класса была вполне сносной, и появление Паши почти никак не изменило её... а вот его непримиримое чувство справедливости - внезапно превратило в ад. Всё это я поняла потом, когда смогла остановиться и проанализировать спокойно, а тогда даже не заметила, с чего всё началось.

Однажды утром, ещё в начале сентября, Вера Шуваева, как всегда, слегка толкнула меня локтем, проходя между рядами к своей последней парте, а когда я чуть не рухнула на пол от такого мощного тычка (Вера очень крупная и сильная, даже мальчика в драке победить может), то заржала, как кобыла, обозвав меня неуклюжей овцой - это было одно из самых ласковых прозвищ, на которые я давно перестала обращать внимание. Мама сказала, что люди задевают других только потому, что сами глубоко несчастны - и я этим вполне удовлетворилась, решив не держать зла на несчастных одноклассников.

А вот Паша, видимо, никакого такого решения не принимал:

- Ты чего быкуешь? - обратился он к Вере гневно. - Чем она тебе помешала?

- Не твоё дело, мажор! - бросила она презрительно, а я в который раз поразилась её способности быть грубой с людьми, невзирая на лица. Причём в данном случае - в прямом смысле слова. Паша был такой симпатичный, что я ему и вежливо ничего ответить бы не смогла - только краснела бы и блеяла, как самая настоящая овца...

- Ещё раз увижу, как ты на ровном месте до человека докапываешься - станет моё! - грозно пообещал парень.

Я обмирала, ощущая, как кровь отливает отовсюду, откуда только можно, и приливает к бешено стучащему сердцу, которое явно не справляется с таким объёмом. Он меня заметил! Не то чтобы сильно - назвал человеком, а не по имени или хотя бы "девочка". Но заметил! И даже попытался защитить. Меня ещё ни разу в жизни не защищал никто, кроме родственников, а от Веры Шуваевой - вообще никто.

Но поднять глаза на своего защитника я не смогла - упала на стул с подкосившихся ног и замерла, глядя в изрисованную поверхность парты. Так и просидела все шесть уроков, прокручивая в голове случившееся снова и снова, почти не слыша учителей. И постепенно во мне зрела уверенность, что Пашу нужно поблагодарить, иначе меня заест совесть.

Я подкараулила его после уроков за пышным кустом вишни на Вишнёвой улице и, когда он проходил мимо, выскочила, как чёрт из табакерки:

- Привет!

Паша вздрогнул и отшатнулся, но не издал ни звука, а потом откликнулся как будто разочарованно:

- А, это ты... виделись уже.

- Да... я это... поблагодарить тебя хотела... Спасибо, что вступился за меня. Это было так... беспричинно, и... ты очень добрый... спасибо!

Ужасная вышла речь, а всё потому, что внимательные Пашины глаза насмешливо смотрели на меня, пока я говорила, и мысли путались, слова разбегались... я чувствовала себя круглой дурой, не способной выразить простейшую мысль, и от этого смущалась ещё больше.

- Не за что, - бросил Паша снисходительно и уже как будто пошёл дальше, но вдруг обернулся и спросил: - Она часто тебя так задирает?

Я кивнула:

- Да, и не только она. Все они, я, собственно, уже привыкла...

Паша нахмурился:

- Какого чёрта? Зачем тебе к этому привыкать? Тебя что, защитить некому? Старший брат, друзья, родители, наконец?

Я отрицательно покачала головой:

- Папа постоянно на работе, мама дома с мелкими, а братья у меня только младшие. И сёстры тоже. С ними я и дружу...

- Капец! Что за изоляция такая? Почему у тебя нет друзей в школе или на улице?

Я пожала плечами:

- Мы живём уединённо, на хуторе за речкой, а в школу я только второй год хожу, ну и... как-то не подружилась ни с кем.

Глава 2. Каким должен быть мужчина

Паша

Батя мне всегда говорил - да я и сам знал - что нельзя вписываться за других вот так, по собственной инициативе - потом проблем не оберёшься. Даже если просят о помощи - надо пять раз подумать, а уж без просьбы - вообще тухлое дело. Но меня ужасно взбесило, что эта девчонка, которую девчонкой-то трудно назвать - так и тянет сказать "баба" (и это в пятнадцать лет!) - ведёт себя, как царица мира, и позволяет себе на этом основании смешивать других с грязью.

Конечно, я бы никогда не предложил ей встречаться - она совершенно не в моём вкусе, даже если отбросить эту ничем не обоснованную тиранию. Деревенским девчонкам, вообще, трудно мне угодить, я слишком избалован городскими: они следят за модой, за собой, гимнастики, там, всякие посещают, фитнесы... да и в интеллектуальном плане - книг, может и не читают, но хоть за киноиндустрией следят, за популярными блогерами... Тут же, в глуши - это просто трэш, а не девчонки. Если есть фигура и нет жуткого обезображивающего макияжа на лице - уже считается красоткой. С саморазвитием и интеллектом всё ещё хуже, чем в городе - короче, смотреть не на что. И тем не менее, даже если бы была хоть одна более или менее приличная, но при этом полезла ко мне сама, как эта Вера, я бы вне всяких сомнений дал от ворот поворот. Потому что мне второй мужик в паре не нужен, я привык такие вещи сам решать: подходить ли к девочке, знакомиться ли, предлагать ли какие-то отношения... А Шуваева меня чуть ли не за грудки взяла и говорит в своей сельской манере:

- Ну чо, будем гулять?

Разумеется, я только фыркнул ей в лицо. Перекосило её жутко. Она вообще некрасивая: высокая, здоровенная, лицо - картофелина. Волосы ужасные просто - не волосы, а пакля. Кажется, они не то что средств для укладки - шампуня никогда не видали... А когда я Веру продинамил - она реально на ведьму стала похожа, типа этой осьминожихи из "Ариэль", только без макияжа. Зрелище не для слабонервных. Хорошо, что я не слабонервный. Никогда ничьей мести не боялся, тем более девчоночьей.

А вот Вера, скорее всего, меня побаивалась. Может, не меня, может, отца. Он, конечно, не бог весть у какой власти, но всё-таки богатых люди боятся, потому что деньги много какие вопросы решают в пользу того, кто их имеет. В общем, сорвать зло Вера поспешила на ком-нибудь беззащитном, и выбор пал на Злату.

Она мне тоже совершенно не нравилась, я имя-то её не знал до этого эпизода, потому что не уважаю слабые натуры, которые позволяют другим ноги об себя вытирать. Но отец всегда говорил, что если ты сам сильный, а при тебе унижают слабых и ты молчишь в тряпочку, значит, ты трус. А трусом быть - позорно. Вот и пришлось вступиться. Злата эта, конечно, существо никчёмное, но всё-таки живая душа.

Красивой я бы её не назвал. Симпатичность некоторая имеется, фигура неплохая - мне нравятся миниатюрные девочки - но в целом, не хватает яркости. Вот у нас в городской школе девчонки умудрялись даже в форме выгядеть броско. Надевали украшения, использовали обувь, аксессуары, макияж - и получалась настоящая конфетка. Разумеется, далеко не всегда под обёрткой оказывалось что-то стоящее (это я ум и характер имею в виду), но все ведь знают, что встречают по одёжке - это элементарно, это база. Если ты не умеешь себя подать, о чём с тобой разговаривать? В человеке всё должно быть прекрасно...

Я, вот, например, слежу за собой: одеваюсь в классическом стиле, стригусь регулярно в приличном барбершопе, занимаюсь спортом (бокс и пробежки по утрам), постоянно читаю книги и даже поддерживаю ровные отношения с маминых хахалем... ну, то есть, мужем. Недавно они расписались, хотя их общей дочери уже два. Матушка совсем забросила общение со мной - всё, что может, уделяет мелкой, но и этого немного. Она, как очумелая, носится целый день по городу: посещает фитнесы, спа-салоны и парикмахерские, пытается ещё к тому же бизнес вести - магазин здоровых продуктов - а Кирюха в это время с няней сидит. Вся эта безумная карусель - дело рук мистера Идеальность. Не знаю, что мама в нём нашла - по-моему, он просто самовлюблённый позёр, который реализуется за счёт того, что тиранит других... Но я стараюсь не вступать с ним в конфликты. Молча киваю в ответ на многочисленные распоряжения и делаю по-своему. Короче, я рад, что они с маман наконец умчали в свадебное путешествие и отдали меня отцу. Даже планирую попросить его не отдавать обратно. Конечно, образование здесь не ахти, зато я не обязан созерцать самодовольную физиономию мистера Идеальность каждый вечер на семейных ужинах и слушать его самодовольные речи про то, какой он молодец. На самом деле, мой папа тоже не так уж далёк от совершенства, если мерить линейкой отчима, почему мать предпочла ему этого павлина - ума не приложу. Но в голове взрослых сам чёрт ногу сломит...

На следующее утро я встал пораньше и поплёлся на окраину деревни - встретить Злату по дороге в школу. Она очень удивилась, но, кажется, ей было приятно, судя по залитым румянцем щекам. Девчонка явно была во вчерашней юбке, кое-как отремонтированной на скорую руку. Я спросил с недоумением:

- У тебя нет, что ли, запасной? Или штаны - ты же носишь штаны зимой?

Злата отрицательно покачала головой:

- Мама говорит, что женщине нельзя носить штаны - это блокирует её женскую энергию.

- Ооо, - поморщился я, - так вы сектанты, что ли?

Дёрнул же чёрт связаться со странной девчонкой... говорят ведь: нет дыма без огня. Может, не зря Вера её прессует? Может, они какие-нибудь огнепоклонники, которые каждое полнолуние приносят в жертву соседских кошек...

- Вовсе нет, - тряхнула золотыми кудряшками Злата. - Мы обычные люди. А про юбки - это всем известно, например, православные так ходят... Юбок у меня полно, только они все по цвету и крою для школы не подходят... - она опять смутилась и потупилась.

- А ты говорила, что у тебя и братья, и сёстры есть... младшие, - смутно припомнил я.

- Да. Три сестры и четыре брата. Они все младше меня.

Глава 3. Не человек, а камень

Злата

Паша сел со мной... чтобы охранять от чужих посягательств. Мне даже поверить в это трудно. Господи, да зачем я ему сдалась вместе со своей безопасностью? За этот год я совсем перестала верить в существование сострадания и справедливости где-то за пределами моей семьи.

Но факт оставался фактом. Отныне я сидела с единственным в классе мальчиком, который относился ко мне как к человеку, достойному заботы и защиты. К тому же, красивым и умным. И ужасно брутальным. Слова из него нельзя было вытянуть даже на перемене... я, конечно, не сильно и старалась, но он молчал, как скала. Даже здоровался, еле открывая рот. Как будто произносить звуки - это трудно и неприятно. Вряд ли дело во мне: думаю, он не стал бы меня охранять, если бы я была ему настолько неприятна. Видимо, он просто сам по себе такой. Молчун и бука.

Мы молчали всю дорогу от окраины деревни (где он встречал меня по утрам) до школы и обратно. Обратно он даже иногда доводил меня до ограды нашего участка, но всё равно не ронял ни звука, кроме как по делу. Первое время я ужасно стеснялась его присутствия и оттого была неловка сверх обычного. То и дело спотыкалась, цеплялась одеждой или волосами за какие-нибудь ветки и заборы, могла запросто ступить в лужу, просто потому что... да не знаю, почему! Куда смотрели мои глаза, где были мысли - непонятно. Ведь то, что происходило в непосредственной близости от меня, было на редкость удивительным, а когда происходит всякое удивительное, то обычно мы находимся здесь и сейчас, а не витаем в облаках... но со мной это, очевидно, не работает. Как только я немного привыкла и освоилась с Пашиным присутствием, мне полегчало: я перестала падать и наносить себе различные уроны.

Дальше - больше. Постепенно (сама не знаю, как это началось) я научилась разговаривать с Пашей. Самое смешное было то, что он практически не отвечал - только слушал. Возможно, не всё, но кое-что - точно. Изредка уточнял что-нибудь или кривился в какой-либо гримасе. И меня это полностью устраивало, я болтала обо всём на свете. О своих многочисленных братьях и сёстрах, о своих мечтах и увлечениях, о своём видении будущего и страхах перед большим сумасшедшим миром, который и не видала толком, а только слышала истории о нём. Мы с родителями раньше, когда детей у них было не так много, иногда выезжали из Николаевского куда-нибудь к родственникам или друзьям, или просто в путешествие, но теперь даже минивэн не вмещал нашу разросшуюся семью, а передвижение на общественном транспорте с такой оравой мама могла представить разве что как страшный сон.

Мне искренне казалось, что Паше даже где-то немного нравится слушать эти мои разглагольствования, ибо я изучила его достаточно, чтобы понять: парень он прямой и если что не по нему - проглатывать это он не станет. Сразу скажет в лицо. А он почти никогда не прерывал мои путаные речи словами "Что за чушь?! Немедленно прекрати молоть чепуху!" - или ещё какими-нибудь в этом роде.

В противовес нашим странноватым, но потихоньку налаживающимся дружеским отношениям, общение с остальным классом медленно, но верно катилось по наклонной плоскости. Вниз, разумеется. Рядом с Пашей никто не смел причинить физический вред мне или моим вещам, но нас обоих регулярно оскорбляли вслух или на бумаге. По классу постоянно летали записки с крайне негативными, а порой и неприличными высказываниями в наш адрес, даже во время уроков. Паша не разрешал мне давать одноклассникам списывать на контрольных и самостоятельных ("Гордость надо иметь!"), и рассерженные одноклассники, обманутые в своих ожиданиях, что они будут меня обижать, а я по-прежнему терпеть и помогать им, стали мешать мне самой. Отвлекать, пшикать, забрасывать ужасными записками и стрелять жёваными бумажками. Паша как мог отбивался, но атаки летели со всех сторон, и у нас банально не хватало рук, чтобы обороняться. Так вот он и получил двойку за проверочный диктант по русскому, при том что грамотность у него на уровне, благодаря регулярному чтению.

- Анастасия Сергеевна вчера к нам домой приходила, - внезапно сказал Паша утром в понедельник.

Я посмотрела на него, как на говорящую лошадь и спросила:

- Зачем?

Он дёрнул плечом:

- Выяснять, почему у меня двойка за диктант.

Я почувствовала необъяснимое напряжение.

- И как? Выяснила?

- Да, - выдохнул Паша, как мне показалось, виновато. Да ну, показалось, конечно! Никогда он ни в чём виноватым себя не чувствует. Камень, а не человек.

- Ты про меня ей сказал? И этих... нападающих?

- Угу.

- Ну... ладно. Ничего страшного.

- Да, я знаю. Просто предупреждаю, что теперь она, наверное, и с тобой поговорить захочет.

- И пусть. Мне скрывать нечего. Я ничего плохого никому не сделала.

- А почему?

Я захлопала глазами:

- В каком смысле?

- Я понимаю, почему ты раньше им не давала сдачи. Потому что слабая. А теперь - почему ты не только не просишь меня их наказать, но даже отговариваешь? Я могу. И не боюсь их.

Было такое. При Паше-то они не пристают, а вот стоит ему отвернуться... Однажды Лёшка Ровнин поймал меня в коридоре, отнял сумку и собирался её в окно выбросить, но мой защитник появился вовремя. Восстановил справедливость и замахнулся на Лёшу. Но я упросила не бить.

- "Наказать"?! - в ужасе повторила я за ним. - Это же значит уподобиться им, разве нет?

- Нет. Это значит восстановить справедливость и предупредить остальных. Чтобы десять раз подумали, прежде чем лезть к тебе.

Я поёжилась:

- Прости, но я так не могу...

- Я могу.

- Даже если ты... с моего молчаливого или словесного согласия - мне всё равно потом будет плохо.

Он покачал головой:

- Какая же ты всё-таки странная!

Анастасия Сергеевна действительно вскоре пришла ко мне домой. Она осматривалась с сочувствием и растерянностью. Наш быт явно не произвёл на неё положительного впечатления. Я очень сильно надеялась, что она не станет делиться им с моими одноклассниками в духе: "Дети! Злате и так не повезло: она живёт в бедности и многодетности - давайте не будем делать её жизнь ещё хуже!" - но сказать это ей прямо я, конечно, постеснялась. Понадеялась на её деликатность - и угадала. Никаких социалистических воззваний и вообще публичных обсуждений не последовало. К моему большому облегчению.

Глава 4. Проверка

Паша

За время нашего со Златой знакомства в моём мнении о ней произошли кардинальные перемены. Я не позволял себе слишком увлекаться мыслями об этой девочке, но трудно, знаете ли, игнорировать человека, с которым неразлучно проводишь по шесть-семь часов в день, да ещё таким разговорчивым. Я всю дорогу пытался называть Злату про себя болтливой, всё с той же благородной целью - не увлекаться - но практически никакие её монологи не были пусты или глупы, а значит, слово "болтовня" не слишком им подходило. Она говорила такие вещи, что я порой (и довольно часто) твердил себе: "Да ну, врёт, не может такого быть!" Сколько она читает, как относится к младшим, о чём мечтает в жизни - всё это было слишком... даже для городской девчонки, а как такой алмаз мог родиться в этом захолустье?!

Я старался не вступать в эти беседы, потому что не хотел прерывать забавный и необычный поток сознания Златы, к тому же меня тревожило странное чувство, которое зарождалось где-то в районе солнечного сплетения и постепенно заполняло чуть не всё туловище в то время, что мы находились рядом. Я боялся, что если открою рот, то стану ещё ближе к ней, а этого мне совсем не нужно. Она слишком странная, словно из параллельного мира, да и мне, скорее всего, в ближайшее время придётся таки вернуться в город к матери: вряд ли здесь меня хорошо подготовят к экзаменам, и секции бокса тут нет. В общем, я старательно держал дистанцию до того самого разговора про наказание и справедливость. Я вдруг понял, или, точнее, мне показалось, что она вовсе не слабая. Что она терпит и милосердствует, потому что действительно прощает людям их глупость и беспричинную жестокость. В это трудно поверить... вот я и попёрся к ним домой, чтобы проверить сразу всё скопом: правду ли она рассказывала о своих родителях, братьях и сёстрах, посмотреть, как они живут... Да, я обменял свой субботний чемпионат по CS* с друзьями на этот поход в гости именно из любви к истине, а вовсе не потому, что соскучился по Злате! Я вообще скучать не умею, тем более по таким странным девчонкам. Привык к ней, конечно, за эту пару недель, но привычка - это ещё не привязанность. Просто... чёрт, да чего я оправдываюсь?!

Мелочёвка действительно оказалась прикольной, особенно самый младший - шустрый и неунывающий карапуз, который после разбора моего пакета, взятого как предлог для визита, стал притаскивать и показывать мне свои игрушки, и это было так забавно, совсем не напряжно. Раньше у меня никогда не получалось находить общий язык с малышами, поэтому я их сторонился.

Родители у Златы тоже оказались крайне душевными людьми. Они разговаривали со мной на равных, а батя даже рассказал пару довольно смешных анекдотов, так что атмосфера совсем расслабилась и дальше всё пошло как по маслу.

Меня накормили не слишком калорийной, но разнообразной вегетарианской едой, которую готовили Злата с Витой. Там была какая-то каша из гороха, гречневые котлеты (мне бы даже в бреду такое блюдо не пришло в голову, но теперь, наверное, будет сниться), овощной салат, домашний хлеб. На десерт - блинчики с творогом и вареньем, какие-то сладкие шарики, типа конфеты ручной работы, травяной чай... В общем, я даже объелся, и было довольно вкусно, но всё равно непонятно, как такой здоровенный мужик, как Златин папа, может жить на этой варёной траве и работать целыми днями. Наверное, он там, в большом мире, тайком подпитывается чем-нибудь мясным...

После обеда нас со Златой отпустили "гулять" - во двор. Она пыталась отмазаться тем, что надо мыть посуду, но её сёстры сказали, что сами помоют. Тогда моя соседка по парте убежала в другую комнату, а вернулась уже переодетая в платье и слегка причёсанная. Впрочем, этот бардак из кудряшек на голове нисколько её не портил. Даже украшал. Как и яркий румянец. Она вообще вся будто светилась изнутри. Это было завораживающе красиво.

- Твои родители здесь родились? - спросил я у Златы, когда мы залезли в крутой домик на дереве - там были даже пледы! Очень кстати: погода была уже прохладная. - В Николаевском?

- Нет, - как всегда, мило тряхнула она своими кудряшками. - Недалеко отсюда есть захудалое село Мышкино - оттуда папины родители. Он хотел там поселиться, но уж слишком оказалось аскетично. Всё-таки большой семье желательно иметь рядом магазин и аптеку. А тут даже больница есть.

- Я думал, вы не признаёте лекарств и больниц, - заметил я, вспомнив один из Златиных увлекательных монологов.

- Но без бинтов и зелёнки даже нам не обойтись. Да и хирург пригождался, чтобы гипс наложить.

- Ты ломала руку? - сам не знаю, зачем схватил её за эту самую руку. Ладошка оказалась более или менее тёплой, а вот пальчики - прохладными. Я зажал их между своими, потёр немножко.

Злата следила за этим действием очень пристально и как бы испуганно.

- Нет, это мальчишки... - А потом вытянула у меня свою ручку. - Не трудись, они всегда холодные на улице.

Я из упрямства опять взял их в плен:

- Ну и что? А я хочу потрудиться...

Злата замерла, но попыталась спрятать глаза.

- Тебя папа... не потеряет?

- Что, уже надоел?! - вышло как-то агрессивно.

- Что ты, вовсе нет! - она возразила так мягко, так нежно, что меня мгновенно залило тем самым чувством, причём с головы до пят. - Мне очень нравится твоё общество, только вот кажется, что... ну... не знаю... моё тебя тяготит.

- Злата, мы с тобой каждый будний день по несколько часов вместе проводим. Неужели ты думаешь, что я бы припёрся ещё и в субботу, если бы это меня тяготило?

- Тогда почему ты такой... молчаливый? И мрачный.

- Может, я от природы такой.

- Не может!

- Почему?

- Ты слишком... - она запнулась и покраснела сильнее обычного.

- Что? Что - слишком? Договаривай!

Я чувствовал настоящий азарт. И эйфорию. Внезапно стало весело и грустно, и тревожно одновременно. Но больше всё-таки весело. Мне захотелось вскочить на ноги, разломать этот домик, схватить Злату и утащить куда-нибудь. Не знаю, может, даже в лес. Или на речку. Со мной явно творилось что-то странное.