Жарко. Душно. Воздуха все меньше.
По влажной спине скользит грубая рука. Почти царапает неожиданно огрубевшей кожей. Ниже… Еще ниже… Стягивает кожу в области талии. Затем сжимает ягодичную плоть, вынуждает простонать в губы.
А они мучают меня, целуют рвано, резко, словно замученный путник, пьющий глотками воду из единственного источника в пустыне.
Кирилл пьет меня.
Снова и снова вторгается языком, так отчаянно. Словно умрет, если не будет этого делать. И меня этим заражает. Этой неутолимой жаждой тактильного, такого пошлого, звучного контакта.
Могла ли я подумать, что у этого закрытого на все пуговицы педанта столько страсти? Могла ли я представить, что буду отвечать на каждый резкий порыв его языка. На каждое голодное касание рук.
Они словно разорвать меня хотят. Стягивают с плеч платье, так что оно уже болтается на талии. Кирилл оставляет синяки на забывшей ласке коже.
Но боль не вызывает дискомфорта, она вытягивает меня из порочной воронки, что заполняет сознание все сильнее. Ослепляет желанием.
Больным, неправильным, аморальным.
Таким, что, когда целуешь одного, но в самом укромном уголке представляешь себя с другим.
Как больно осознавать, что предаешь… Себя. Его. Марка.
Что причиной изменения такого замечательного человека ты приписываешь родство с другим.
Отвратительным, ужасным, сексуальным, плохим…
Самым лучшим.
Тем, кто, несмотря ни на что, в каждой клетке твоего страдающего от похоти, страдающего от любви тела…
– Даша, бля*ь, – голос Кирилла хриплый, непривычный врывается. На мгновение дикое желание отдаться во власть чужого естества.
Потому что все неправильно.
Я пришла расстаться, а не фантазировать.
Нужно прекратить, прекратить, но почему его солоноватую кожу хочется целовать. Снова…
Снова… Лизать, прикусывать… Слышать густой, бархатный хрип.
Упиваться вкусом. Наслаждаться каждым мигом.
Хочется снять наконец штаны, чтобы ощутить, что близнецы действительно идентичны.
Что так легко перепутать в темноте…
– Марр… Кирилл, давай остановимся… – прошу, даю себе единственный шанс. Может быть он поймет, догадается, что я не хочу его.
Не хочу Кирилла.
Хочу Марка.
Боль, что он собой олицетворяет. Боль, что я хочу испытывать снова и снова.
– Попроси меня остановиться, – вжимается членом, впивается руками. Вдруг несет куда-то…
И я парю в воздухе, не понимаю, что он болтает. Не понимаю, чего хочу… В голове настоящая каша и я не хочу разбираться… Хочу только чувствовать… Попросить?
– Прошу, не останавливайся… – целую сама, царапаю неожиданно твёрдые мышцы рук, рельеф, что Кирилл так хорошо скрывал за рубашками и пиджаками.
– Как скажешь, – говорит он неожиданно зло, рукой лезет между ног и касается пальцами мокрых складок.
Именно там.
Именно так. Именно сладко.
Словно знает.
Неужели между близнецами настолько сильная связь?
Кирилл знает, как нужно делать, и я теряюсь, когда пара пальцев уже внутри, уже собирают густые соки, уже размазывают по ноющему соску. Обводят. Тянут… Господи… Как же не умереть-то?
– Попроси меня остановиться, – хрипит он снова, требует, но я уже не могу. Не хочу.
Не сегодня.
Завтра.
Я буду винить себя завтра.
Извиняться, убегать, корить себя.
Но сегодня я хочу снова гипноза, в который меня вводил Марк. И пусть потом будет больно. Пусть я снова умру.
Но я бы все повторила. Каждое слово. Каждое касание.
Женщины вообще мазохистки.
Какой мужик после удара по яйца пойдем за ним снова? А женщина, получая ошеломительную боль во время родов, возвращается.
И я сегодня возвращаюсь, пропитываюсь горячим дыханием, поцелуями-укусами, болью, что пронзает, когда Марк… То есть Кирилл начинает растягивать нутро умелыми пальцами другой руки…Для себя. Для каменной плоти, что пронзит насквозь мои чувства.
– Попроси…
– Прошу… Возьми меня, – сдаюсь окончательно и сама глажу влажную спину, прокаченные мышцы талии, потом твердый как камень живот и ощущаю ремень.
Расстёгиваю, спешу.
А вдруг это сон, и он скоро закончится?
А вдруг я умерла, и это предсмертное ведение?
А вдруг я перенеслась в прошлое, и у меня последний шанс ощутить в себе Марка… Пусть даже под другим именем.
Застываю, когда вместо твёрдой плоти в руки попадает мягкая…
Ещё одно доказательство, кто передо мной. У Марка всегда был твердый как дерево, готовый пронзить любое доступное отверстие…
Хочу убрать руку, но Кирилл не дает…
– Пальцы свои оближи.
Я с трудом, но подчиняюсь. Когда приказывал Марк, было комфортно, а сейчас пружина возбуждения стремительно распрямляется.
Открываю глаза, чувствуя, как часть напряженного возбуждения уходит, как волна с отливом.
Теперь неправильность ощущается сильнее.
Это не Марк…
Кирилл не хочет меня…
Член словно вялое желе, хоть и длинное. И мне приходится рукой подводить его к нормальному состоянию. Кирилл смотрит на меня в темноте, молчит и направляет руку. А потом пытается вставить, но внутри меня уже сухая пустыня.
– Не надо…
Мой голос глуше, но он все равно пихает, с трудом.
И внутри неприятно, меня начинает тошнить.
Нет ничего хуже, чем заниматься сексом с мужчиной, у которого на тебя не стоит. Но Кирилл пыхтит, елозит, целует соленные от слез губы…
– Помоги мне, не будь бревном, – оглушает он меня словами. И я, еле сдерживая рыдание, снова касаюсь его руками. Стараюсь двигаться с ним в унисон.
Но все кажется напрасным, потому что вялый член то и дело выскальзывает.
Кирилл матерится третий раз за вечер, откатывается в сторону. Устремляет взгляд в потолок.
Я поворачиваю голову и вижу, что член так и лежит без движения. Вялый, грустный, безжизненный.
Кирилл хватает мою руку, тянет к себе, но я отдергиваю.
– Может ротиком… – предлагает… Боже. Нет
– Нет, извини, – сажусь я и стираю слезы. Хочу поправить платье, но его нет… Ни нитки.
До чего я дошла в своей одержимости?
Лечь не с тем и получить полное подтверждение, что он тебя не хочет.
Ведь это было понятно.
Куда ты полезла, Даша?
Чего хотела добиться? Снова вдохнуть наркотика, каким для тебя являлся Марк? Обманывать себя, других, делая вид, что тебе плевать?
Смирись. Ты алкоголик. Никакая кодировка не поможет.
– Света нет, твой телефон сел… Если не хочешь уйти голой, то просто ложись и спи.
– Я не хочу… – с тобой.
– Я на диван пойду, – скрипит кровать за спиной, и я обнимаю себя руками. – Спи. С утра поговорим.
– О чем…
– О том, что ты, очевидно, привыкла к более твердым состояниям… – усмехается он, и я закрываю глаза, чувствуя, как начинает гудеть голова…
Надо уходить, но рыскать свои вещи в темноте не лучшее занятие.
Я думаю о том, что меня потеряла Саша.
Я испортила отношения с Кириллом, между ног жжет, а у Марка появится ещё один повод надо мной издеваться. Если он, конечно, когда-нибудь вернется.
Я слышу шум воды в туалете, ложусь и закрываю глаза. Надо не позориться окончательно и не плакать, но слезы сами увлажняют подушку.
И последняя мысль меня посещает, что худоба вот вообще счастья не приносит. Проще было быть пухлой, но когда у парня на тебя стоял…