Любовь вопреки

Глава 22. Ярослав

Вообще казалось, что я давно ничего не боюсь. Гнев папы мне давно не страшен, по морде получить тоже не особо беспокойное мероприятие, а косяки на работе в любом случае разрулятся, поэтому бояться нечего.

Я не боюсь реакции отца на то, что мы с Машей стали слишком уж близкими родственниками. Даже если он наговорит на меня всякого дерьма или решит сломать мне нос — не боюсь.

Всё, чего я боюсь сейчас — это потерять Машу.

В последний раз меня колотило потому что ей было плохо, и ради нее я со спокойным сердцем чуть не убил человека. И мог бы убить, если бы Маше было хуже.

И сейчас я боюсь не гнева отца, я боюсь того, что он нас с Машей может разлучить. А он может, если захочет. Это на меня у него уже никакого давления нет, а вот на дурочку эту — есть. Если он захочет отправить ее за границу учиться — она поедет, я уверен. И вот этот расклад мне очень не нравится.

Поэтому мы идем к родителям не слишком веселые, Машка так и вовсе трясется как кролик маленький. Сжимаю ее руку крепче, надеясь, что это хоть как-то поможет ее нервной системе.

— Яр, может, не будем усложнять? — кивает она на наши сцепленные в замок руки.

— Хуже уже не будет, пошли.

Мы входим в гостиную, Ленка сидит на диване, скрестив руки на груди, а отец стоит рядом и явно не понимает, что с ней не так.

Ее сложно понять. Она то злая и недовольная, то почти смиряется в ту же секунду, то снова злая. Женщин вообще понять тяжело. Вот мужчин проще. Если папа сейчас не примет — не будет даже смысла воевать, это навечно, только смириться и научиться с этим жить.

— Привет, — пищит Машка, когда мы входим в гостиную. Папа сразу же переводит взгляд на нас, потом спускает его на наши руки, потом поднимает обратно и выдает лаконичное:

— Ага.

— Ага, — киваю, подтверждая. Тут в целом-то дураком быть не надо, и так всё понятно. Только реакции ждать.

Машку натурально колотит рядом со мной, и я, наплевав на все, притягиваю ее к себе, пряча лицо на груди. Ну не могу я смотреть, как ей страшно и плохо! Родители могут еще три года решение свое высказывать, а мне что, ждать пока Машка тут от разрыва сердца умрет?

— Я так понимаю, — поворачивается отец к Ленке, — что это, — кивает на нас, — и есть причина твоих нервов?

— Я застала их в постели! — кричит она, вскакивая с дивана. Я же говорю, непредсказуемая. Честно думал, что с Леной будет сильно проще. Видимо, я очень-очень ошибся. — И почему ты вообще молчишь?! Ты что, будешь всё это поощрять?

— Поощрять не буду, — папа спокойно пожимает плечами, — но и трагедию устраивать — тоже. Они не кровные, даже никогда не вели себя как брат и сестра, поэтому причины в панику впадать я не вижу. Все взрослые люди занимаются сексом.

— Она моя дочь! И я всегда хотела для нее только лучшего! А она кричит о любви к нему, понимаешь? А он вечно где-то шастает, у него друзья уголовники и гопники, да он сам чуть уголовником не стал, как ты не понимаешь?! Я не такого будущего для нее хотела, не такого! — кричит Лена в сердцах, и я чувствую, как Машка замирает к меня на груди.

Я, конечно, ожидал чего угодно, признаться честно. Но не этого.

Папа звереет. Это очень плохой знак. Он складывает руки в карманы брюк и чуть наклоняет голову, глядя из-под лба. Я видел этот взгляд сотни раз в свою сторону, и ни единого раза в сторону Лены. У них отношения — показатель того, как надо. Они сошлись будучи взрослыми людьми с детьми, смогли принять жизненные устои друг друга, добиться вместе высот и принять все недостатки. Папа всегда успокаивался при виде Лены, а она всегда знала, что ему сказать, что ему стало легче после тяжелого дня. Они никогда не спали в разных комнатах, частенько до сих пор вместе принимают ванную и ходят на свидания, но то, что происходит сейчас, похоже на какой-то дурацкий сон. Потому что он никогда не смотрел на Лену так, как сейчас. Никогда.

— Ты о моем сыне сейчас говоришь, я верно понимаю?

— Да! — кричит она, не собираясь останавливаться. — Еще скажи, что ты не считаешь так же, как я.

— Я считаю, что лезть в жизнь взрослых людей — глупо, Лена. А еще я считаю, что тебе не нужно говорить о моем сыне в таком тоне. То, что ему высказываю я, это могу делать только я. Я воспитывал его сам, и уж прости, за косяки буду тоже сам отвечать. У него есть образование, отличная работа и заработок, он всего добился сам! И если вдруг ты забыла, из-за чего он чуть не стал уголовником, то я напомню! Что нашу Машу чуть не убили, и если бы не Ярослав, чурт вообще знает, чем бы всё это закончилось! И если ты уберешь все свои истерики, то поймешь, что никто лучше Ярослава не защитит ее! Любят дети друг друга, пусть любят, не надо лезть!

— Но…

— Тема закрыта.

Папа уходит на улицу, хлопая дверью так громко, что та чуть не слетает с петель. В доме повисает тишина, слышно только тихие всхлипы Машки в мою грудь и тяжелое дыхание Лены.

Ну, как-то вот так…

Лена смотрит на меня так, как будто уже всё осознала и уже сожалеет о сказанном. Неудивительно, что слова папы ее так быстро отрезвили, он и правда еще никогда так не говорил с ней. И хоть мне не особо было приятно слышать в свой адрес все эти слова, все-таки не стоило так с ней…

— Маш, — шепчу на ухо дрожащему комочку в моих руках, — иди с мамой поболтай, я к отцу схожу, ладно?

— Не пойду к ней! С тобой хочу.

Лена слышит эти слова и закрывает руками лицо. Ладно, наговорила, бывает. В конце концов я правда косячный. Друзья только не гопники у меня, нормальные пацаны.

— Давай-давай, — я веду ее к дивану, на котором сидит Лена и силой усаживаю рядом. — А я поговорю с папой.

— Ярослав… — летит в спину от Ленки, когда иду к двери. Не оборачиваюсь. Не хочу сейчас.

Выхожу на улицу, папа курит, стоя у вольера с собаками. Поза все еще очень напряженная, он весь на нервах, только тронь — взорвется. Но нам надо зафиналить уже эту историю, в конце концов, не растягивать же истерики на недели выяснений.

— Не слушай ее, — говорит он мне сразу, как только к нему подхожу. — Я мог говорить тебе что угодно, но это не отменяет того факта, что ты мой сын и я очень тобой горжусь. И за Машу я теперь буду спокоен. Ты ее точно в обиду не дашь.

— Не дам, — киваю. Правда не дам. Землю носом рыть буду, если придется, но никому не позволю сделать ей больно. — Спасибо, пап. Мне важно было услышать это всё.

— Маша хорошая девушка. И тебя оболтуса воспитывает.

— Это точно, — облегчение накрывает с головой, отчего сразу хочется смеяться. Мы давно так не разговаривали с отцом, и вообще наши отношения были сильно далеки от идеала. В последнее время всё начало налаживаться, но я правда думал, что заявление о наших с Машей отношениях все разрушит. Но папа как всегда непредсказуем. — Не ссорясь с ней, па. Она любит тебя, просто вспылила.

— Я не позволю оскорблять моих детей, — его голос снова каменеет.

— Да ниче такого она и не сказала, — пожимаю плечами, — я не обиделся даже. Просто она тоже переживает за Машку, да и мы придурки не могли в комнату уйти, у нее стресс после увиденного. Она оттает, ты же знаешь, что любит меня. А вы не ссорьтесь, пожалуйста, Машке и так сложно, она очень переживает.

— С ума сойти, — усмехается папа, опуская голову, — мой сын влюбился. И даже когда на него наговорили всякой херни, он беспокоится о настроении своей девушке. Как это случилось вообще?

— Понятия не имею, — смеюсь, отвечая чистую правду, — мы сами не поняли. Просто люблю ее, и всё.

— Я рад, сын, — папа поворачивается ко мне и тянет руку. Пожимаю. Я тоже рад.

— Все-таки помирись с ней. Мы поедем с Машкой погулять, ладно? Возможно, останемся на моей квартире. Так что дерзайте, у вас будет куча времени. Возможно, заделаете нам с Машкой братика.

— А вы нам внука, да? — смеется отец. — Семейка, чтоб ее… С Леной не хочу пока говорить, надо остыть. Но передай Машке чтобы не волновалась, разводиться мы не собираемся, это уж точно. Остынем — поговорим.

Хлопаю его по плечу и окончательно успокоившись иду в дом. Папа пока не заходит, но я не буду его торопить. Ему времени на успокоение требуется сильно больше, чем мне, так всегда было, поэтому ничего удивительного.

Машка лежит на диване головой на коленях у Лены, а та спокойно поглаживает ее по волосам и тихо плачет. Интересно, в чем причина слез? Я реально в ее глазах настолько хреновый кандидат для ее дочери?

— Маш, — зову ее негромко, привлекая внимание сразу обеих девушек. — Поехали прогуляемся? Всем надо выдохнуть.

Она кивает, встает с колен и сразу идет наверх, собираться. Не говорит ни слова, эмоционально вымотанная.

— Ярослав, — снова говорит Лена, совсем тихо. Но честно, я вообще не готов сейчас слышать хоть какие-то слова от нее. Извинения? А зачем? Сказала, что думала, спасибо за это. Любое опровержение слов через двадцать минут после того, как они были сказаны, будет выглядеть как минимум нелепо. Наговорит чего-то еще? Ну тоже не особо хочется, конечно…

— Лен, — улыбаюсь ей, — всё хорошо. Давай завтра поговорим еще раз, ладно? Помиритесь с отцом, сейчас это сильно важнее.

Ухожу наверх, жду, пока соберется Машка. Прошу взять с собой ее пижаму, потому что я точно уже решил, что домой мы сегодня уже не вернемся, пытаюсь ее веселить всеми способами и уже никого не боясь постоянно целую, потому что могу себе это позволить.

За руки мы спускаемся вниз, дверь на кухню закрыта и оттуда слышно приглушенные голоса: видимо, решили поговорить. Я уверен, что у них всё будет хорошо, хотя Маша боится, что на эмоциях они и правда могут развестись. Я вот уверен, что нет, но в любом случае надеюсь на лучшее.

Мы выходим за двор, потому что тачку с оставил за воротами, и натыкаемся взглядом на какого-то парня. У него в руках букет цветов и он явно ищет кого-то, судя по тому, как рассматривает дома.

И вдруг он видит Машу. Останавливается взглядом на ней, расцветает сразу же и летит в ее сторону, улыбаясь, как какой-то чертов идиот.

— Девочка моя, — говорит он ей и тянется обнять, но я успеваю его отстранить, потому что какого хрена?

— Маша? — спрашиваю ее. А у нее на лице застывший ужас, буквально. И мне совсем не нравится это выражение лица.

— Дай мне обнять мою девушку! — говорит снова этот ушлепок. — Машенька, возьми цветы.

— Да какого хера?! Маша, это кто?!

— Это Артем. Он мой бывший.

Заебись погуляли.