Любовь Яровая

С Яровой сняли шапку. Не бог весть какую, норковую трёхлетней носки, но другой не было. Любовь Ивановна шла себе домой, и подумала ещё: прямо, через пустырь — или в обход, по улице; а сумка была тяжеленная, и решила — прямо. Тут-то и протопотал кто-то мимо, обдав её морозным ветром и толкнув слегка. Любовь Ивановна хватилась — а на голове ничего нет. Тут же опять послышался топот, её опять толкнули, и кто-то пронёсся мимо, крикнул что-то, а что — не разобрать. Любовь Ивановна с удивлением ощутила на себе шапку, нахлобученную кое-как. Мужскую, из обыкновенного кролика. Это её достало окончательно. Любовь Ивановна села на сумку и зарыдала. Так оно всё одно к одному подкатило — и на работе неприятности, и Виктор, и Вовка-стервец, а теперь ещё и шапка… Шуточки, однако! Раньше просто снимали, а теперь, видишь, меняются. Почему-то именно это показалось обиднее всего. Она бросила шапку на дорогу и стала её топтать, молча всхлипывая. Любовь Ивановна так увлеклась этим занятием, что не услышала, как, пыхтя и отдуваясь, к ней подошёл прохожий.

— За что вы её так?

— Не ваше дело!

— Как это не моё! Шапка-то моя!

И точно, шапки на мужчине не было, зато пар валил от него, как из каменки, и пот лился ручьём.

— Не догнал! — сокрушённо сказал горячий мужчина. — Он меня раза в два моложе! Да вы шапку-то отдадите или нет? или уж на голову наденьте, не июль!

— Уж лучше вы шапку наденьте! — сконфуженно сказала Любовь Ивановна. — Взопрели, в самый раз простудиться!

И, тщательно отряхнув и расправив шапку, нахлобучила ему на голову. Простое это движение оказалось не совсем обыкновенным: Любовь Ивановна была ростику небольшого и, чтобы достать до его головы, ей пришлось сделать шаг и подойти вплотную. Получилось даже что-то вроде объятия. Это несколько смутило обоих.

— Грхм. — сказал мужчина. — Лет этак пятнадцать тому назад я мечтал познакомиться с девушкой путём спасения её от хулиганов. А вот, когда случай представился… Работа-то сидячая, лет пять не бегал вообще! Да вы хоть шарф-то на голову накиньте! У меня шарф здоровенный! Я вас до дому доведу, чтоб ещё и шарф не сняли.

Ну вот, не было гроша, да вдруг алтын! И сумку есть кому нести, и ухватиться, если скользко. Шапку жалко, конечно, но всё равно пора новую покупать.

Любовь Ивановна поглядела на спасителя. А ничего мужик, её же лет или чуть постарше. Скроен ладно, сшит, видать, похуже — до сих пор отпыхивается. Романтическое такое приключение. Кабы скинуть лет десять, да не ждал бы дома муж… О, господи! Зачем о нём, давайте о приятном…

— Милиция? — говорил незнакомец. — В милицию обращаться бесполезно. Они и раньше не нас от преступников, а государство от нас защищали. А теперь вообще непонятно зачем. Тут бизнесменов, как куропаток, отстреливают, и хоть бы что — а вы хотите, чтобы из-за вашей шапки кто-то пошевелился. Только время и нервы потеряете. Купите лучше новую шапку, да и делу конец.

— Вы хоть знаете, сколько сейчас шапка стоит?!

— Не знаю. А работаете-то кем?

— Бухгалтером, — соврала зачем-то Любовь Ивановна. Ну, не совсем соврала. Но всё таки…

— Бухгалтером? — поразился незнакомец. — Это где же надо работать бухгалтером, чтоб на шапку не хватало? И что, на самостоятельном балансе?

— На самостоятельном. — опять соврала Любовь Ивановна. То есть, опять-таки не совсем соврала. Но всё-таки…

— И сколько лет?

— Десять. — вот тут Любовь Ивановна не соврала.

— У меня к вам деловое предложение. И меня бухгалтер… ну, в общем, неважно… Сделайте годовой баланс — вам на три шапки хватит, или даже больше.

— Ну, не знаю. — сказала Любовь Ивановна. — У меня так много работы…

— Ну, так вечером! Обороты у меня небольшие, с вашей-то квалификацией — раз, два и готово! Подумайте! Денег не пожалею: на штрафы больше уйдёт! Уж лучше вам отдать, чем государству. Аванс могу дать сразу же!

Донёс сумку до самого лифта и на прощанье вручил визитку: Филимонов Сергей Витальевич, директор ЧП «Феникс».

— Надумаете — позвоните завтра. Я на работе допоздна!

А дома Любовь Ивановну ждал муж-объелся-груш. И ждал не столько Любовь Ивановну, сколько ужин. Валялся себе на диване. Читал себе газету. А квартира неприбранная. А Вовка где-то шляется и уроки, поди, не сделаны. Сергей Витальевич себе такого бы не позволил! Стоп, а при чём тут Сергей Витальевич?

— Виктор! — сказала Любовь Ивановна. — С меня шапку сняли. На пустыре.

— То-то я и смотрю, — сказал Виктор, — у тебя на голове непонятно что.

Господи, только этого не хватало! Шарф!

— Виктор! — сказала Любовь Ивановна. — Посуда немытая. Вовка где? Ты уроки проверил? Что бы тебе в квартире прибраться? А с меня шапку сняли! На пустыре! Чурбан ты, Виктор, а не муж! — и, наконец, заревела, сев в прихожей.

— Любаша! — сказал Виктор. — Ну купим новую. Давно пора было. Что ты так-то уж!

Эта мысль показалась Любови Ивановне оскорбительной.

— Новую! — сказала, всхлипывая, Любовь Ивановна. — А ты давно зарплату домой приносил?

— Так всему заводу не дают четыре месяца! Я-то тут при чём?

— У тебя же руки есть! тебе завод мёдом намазанный? сидите, в домино зубитесь, а другие — частные предприятия открывают!

— Ну уж спасибо! — сказал Виктор. — После всего, что ты мне нарассказывала, чтоб я свою фирму открыл! Да ещё если ты у меня инспектором будешь!

Да-да, вот этого и не сказала Любовь Ивановна романтическому незнакомцу — она давно уже была не бухгалтером, а совсем наоборот — налоговым инспектором. Между прочим, весьма неплохим и ценимым специалистом. А почему соврала Сергею Витальевичу? Шут его знает. Был у неё какой-то комплекс, и начался он после знакомства с Библией. Любовь Ивановна купила Библию скорее из любопытства и следуя моде, чем по необходимости. Так вот, в Библии говорилось, что мытари (сборщики налогов) были в древних странах самыми презираемыми существами — чуть выше рабов, но ниже проституток. Любовь Ивановну это очень обидело, потому что дело своё она считала нужным и интересным. Но с тех пор свою профессию она не то, чтобы скрывала, но и не афишировала. А профессия у неё была не из лёгких. Законодательство меняется сто раз на дню, попробуй всё упомни; налогоплательщики по большей части бестолковые, а те, которые толковые — так толковые слишком: то норовят всучить ей взятку, то завязать неформальные отношения, или уж, как минимум, врут в отчётах. Любовь Ивановна отнюдь не была дурнушкой, но понимала, что в ресторан приглашают не столько её, сколько её должность, и искусителей сторонилась, а балансы их проверяла особенно тщательно. Уж чего только там не было… да и процент с их штрафов — какой-никакой, а тёк в зарплату Любови Ивановны. А денег всё равно не хватало. Кое-кто из её коллег не только шапки обновили, но и шубами дорогими обзавёлись (известно, откуда) — а Любовь Ивановна так и ходила в одной и той же шапке. Зарплата не слишком мала, и если б Виктор хоть чуть-чуть приносил домой… Нет, давайте лучше о чём-нибудь приятном. Например, о Сергее Витальевиче. Надо будет ему завтра шарф отдать. И, чем чёрт не шутит, может, сделать ему баланс? Заработать на шапку. И потом, это единственная возможность увидеть его ещё раз…

Ого-го, Любовь Ивановна, далеко же ты зашла! Как бы вместе с шапкой голову не потерять! Но, с другой стороны, думала Любовь Ивановна, гремя тарелками в раковине, но, с другой стороны, думала она, с остервенением чистя картошку, но с другой-то стороны, думала она, это всё разве жизнь? Не в деньгах дело… не в деньгах… а жизнь кончается, вот в чём дело, вот уже тридцать шесть стукнуло, а жизнь-то была? Виктор не в счёт — это утварь домашняя. Вибромассажёр. Вот. Точно. Прибор для достижения оргазма. Тарелки, что ли, побить? Или в ванне утопиться? Нет, сделаю-ка я лучше баланс Сергею Витальевичу. Давненько я не делала балансов, мстительно думала Любовь Ивановна.

А этот ночью ещё и утешать полез. Любовь Ивановна даже не стала делать вид и шевелить бедрами. Просто перетерпела всю эту процедуру, сжав зубы, глядя в потолок и утешая себя тем, что зато завтра она начнёт делать баланс.

Просто удивительно, куда деваются деньги, отпускаемые на налоговые органы. Помещения неприспособленные, мебель ужасная, инспектора сидят друг у друга на головах, про налогоплательщиков и говорить не приходится — часами стоят в узком коридоре, набитые там, как селёдки. Ну, эти-то сами виноваты — тянут до последнего дня, а потом все хором являются. Да ещё не по одному разу — то справки нет, то расчёт неверен, то печать не поставили, то руководитель, где надо, не расписался. И эти люди занимаются бизнесом! Где уж тут России подняться! Одно слово — ЧП, то есть частные предприятия…

Любовь Ивановну высокие материи особо не беспокоили. Она привыкла любое дело делать хорошо. И то дело, которое она делала сейчас, она делала хорошо. И наводила порядок там, где его не было. Гражданам и организациям положено отчислять налоги — и Любовь Ивановна умела проверять, правильно ли они это делают. Граждане и организации норовили налоги утаить — и Любовь Ивановна хорошо знала, как они это могут делать. В чём-то работа была сродни следовательской, был в ней, кроме детективного, некоторый научный уклон, при всём при том это была работа с людьми, хотя и не всегда приятными. Однако она была всегда корректна, не то что, скажем, Люська Иванова. Та вообще налогоплательщиков за людей не считала, она шла по коридору, раздвигая их острым плечом и злобно шипя «Дорогу! Дорогу! Понабилось вас тут…», причём ходила когда надо и не надо, находя в этом удовольствие. Она и принимала документы, с презрением тыча авторучкой: а это ещё что такое? А почему вписано не по форме? Идите отсюда, и не приходите, пока всё не сделаете. Идите, идите! И это при том, что нарушения-то были незначительные и можно было исправить всё тут же, на месте.

А особое удовольствие доставляло Люське Ивановой выдерживать клиентов в ожидании. Подождите в коридоре! Куда вы лезете, не видите, я чай не допила! Или роется где-нибудь в шкафу, а клиент пока «доходит» — на него чуть прикрикнуть потом — и бери тепленьким!

Ничего этого Любовь Ивановна себе не позволяла. Работала она быстро, разговаривала вежливо, но дистанцию держала. Она не девочка Валюша, которая шепталась нежно с кожаным мальчиком из одного ТОО и дошепталась — её попёрли из налоговой, а в ТОО устроили проверку, после чего ему не оставалось ничего другого, кроме как закрыться.

Сегодня Любовь Ивановна была героем дня. Весь женский коллектив выслушал её рассказ про шапку и про Сергея Витальевича, даже из соседних отделов девчонки прибегали. Про баланс Любовь Ивановна мудро умолчала. Тем более, что утром передумвла про баланс. И про то, что Филимонов — директор ЧП, умолчла тоже. Но позвонила ему — шарф-то надо отдать!

— Точно, — удивился Сергей Витальевич, — про шарф-то я забыл. Заеду к Вам сегодня. Где Вы работаете?

— Нет. — сказала Любовь Ивановна. — Я сама занесу. Или лучше встретимся где-нибудь. Например, у Дома быта.

Точно, у Дома быта. Тогда она еще и причёску сделает. Стоп, а причёска-то зачем…

— Ну, хорошо. А как насчёт баланса?

— Насчёт баланса… — замялась Любовь Ивановна. — Надо посмотреть…

— Ну вот, заодно и посмотрите…

С Виктором вышел прокол. Заявилась она поздно, сияющая и разрумяненная — прошлись опять с Сергеем Витальевичем до дома пешком. Увидела тревожные глаза Виктора — и стало стыдно. Неизвестно за что. Любовь Ивановна была воспитана в строгости. Виктор был у неё первым и единственным мужчиной. С Сергеем Витальевичем у неё ничего не было (или пока не было), но какую-то грань она уже переступила. Неужели измена — это только постель? Или поцелуй? Или то неуловимое общее, что появилось между ней и Сергеем Витальевичем? А когда только подумаешь о другом мужчине — это разве не измена? И где грань? И, перейдя грань — не всё ли равно, где остановиться? И надо ли останавливаться?

Любовь Ивановна то думала обо всём этом, и вид у неё был отсутствующий: то, вспомнив сегодняшний вечер, расплывалась в счастливой улыбке, то спохватывалась и делала обыкновенное домашнее и озабоченное выражение лица. Надо научиться владеть собой, подумала она. А Виктор — почувствовал что-то, обиделся, надулся. И Любовь Ивановна подумала вдруг, что муж-то у неё ничего, только скис в последний год. Растерялся. Помочь бы ему. Неожиданно для себя Любовь Ивановна почувствовала к нему нежность, смешанную с раскаянием, и была бурная ночь, каких давно не бывало, но что-то было не так. Засыпая Любовь Ивановна поняла, что было не так: она изменила. Изменила Сергею Витальевичу, не любовнику и даже не возлюбленному, а просто нанимателю — с родным мужем. Чудны дела твои, Господи…

Конечно, проще всего было взять документы домой. Но ведь не за то боролись…

— Мне же нужно задавать Вам вопросы по ходу дела. — сказала Любовь Ивановна. — Надеюсь Вас это не обременит?

— Да я давно забыл, что такое выходные. — сказал Сергей Витальевич.

— А жена?

— А что жена? Привыкла.

— Я бы поскандалила.

— Ну и она скандалила. Но она у меня баба неплохая. Понимающая.

Ишь ты, подумала Любовь Ивановна с ревностью. У него еще и жена неплохая. Вот бы Витёк мой приходил домой к ночи? Огорчилась бы? И Любовь Ивановна обнаружила, что — нет, не огорчилась бы. Заподозрила бы, приревновала. Но не огорчилась бы. Господи, да хоть бы он нашёл себе дело, да хоть бы сутками пахал… и не в деньгах дело, не в деньгах…

Сергей Витальевич тоже не из-за денег… Камикадзе. Дон-Кихот Ламанчский. Торговлей не занимается из принципа. Только производство. Обороты — кот наплакал. И штраф на штрафе. Бухгалтер, поди, девчонка сопливая. НДС ни разу вовремя не сдала. И делась куда-то. Сергей Витальевич врёт, что в больнице. А врать-то не умеет. Интересно, кассу она прихватила или нет? И что самое паршивое: инспектор у «Феникса» — Люська Иванова.

— У меня два условия. — сказала Любовь Ивановна. Первое. Моя фамилия не должна нигде фигурировать.

— И в платёжной ведомости? — невинно спросил Сергей Витальевич.

— Ах да. — спохватилась Любовь Ивановна. Но подтвердила. — Да. И вообще об этом никто не должен знать.

Что я несу, подумала она. Это значит — «чёрный нал». Ну дожилась — налоговый инспектор…

— Принимается, миссис Железная маска. — сказал Сергей Витальевич. — А второе?

— В налоговую я ходить не буду.

— И только-то?

— И только-то.

— Аванс можете получить хоть сейчас.

— Теперь я понимаю, почему у вас дела неважнецкие. — сказала Любовь Ивановна. — Вы раздаёте деньги кому попало и без каких-либо гарантий.

— Ну, скажем, вы — не кто попало…

— Спасибо. — смутилась Любовь Ивановна.

На другой день она уже купила себе шапку.

Семнадцать мгновений зимы, думала Любовь Ивановна. А Вы, Штирлиц, останьтесь. Информация для размышления. Жизнь её с каждым днём всё больше становилась дешевым детективом.

Она сказала Виктору, что нашла временную работу по совместительству. И это было правдой. Она сказала, что сделала это, чтобы купить шапку. И это было правдой. Она сказала, что будет приходить домой к девяти, и ни разу не опоздала. Но дело было не в этом. Как погасить счастливую улыбку? Как найти силы взглянуть в глаза мужу? Это было сложнее всего: взглянуть в глаза, заговорить, как ни в чём ни бывало. Куда легче было в те дни, когда они с Виктором были в ссоре. Он открывал дверь и, не глядя, уходил в комнату. А она, молча — на кухню. Любовь Ивановна заметила, что она с утра старается поругаться с Виктором. Поводов было достаточно.

Зато каждый вечер с шести до полдевятого был Сергей Витальевич. Часов до семи еще вертелись эти лохматые фифы, да задерживался изредка компьютерный мальчик. Ну, на этого-то можно было не обращать внимания. Его ничто не интересовало, кроме своих программ. Но и он научил Любовь Ивановну кое-чему. Когда Любовь Ивановна сообщила, что «склад» не идёт, и та сумма, которая есть на самом деле, никак не вяжется с отчётностью, Сергей Витальевич призвал мальчика. «А какая сумма вам нужна?» — спокойно спросил тот. Любовь Ивановна сказала, но добавила, что на подбор документов уйдёт недели две. Мальчик двадцать минут поковырялся в клавиатуре и принёс распечатку. Никакой налоговый инспектор (а Любовь Ивановна была не последним налоговым инспектором), не нашел бы в этих цифрах ничего криминального, если б не знал их происхождения. Всё сходилось с точностью до рубля (на четыре рубля расхождение, самокритично заметил мальчик, надо бы дельту уменьшить), всё было как положено и не имело ничего общего с реальной действительностью. Вот так это и делается, подумала она. Вот так тебе и вешают лапшу на уши, незаменимому специалисту.

— Как вы это делаете? — не утерпела она.

— Да по разному можно, — ответил мальчик нехотя. — Можно методом Ньютона, а можно и методом сопряжённых градиентов. Градиентами сложнее, но зато точность больше. А можно вообще перебором, программируется за пять минут, но считается дольше.

Вчера мальчик немного поучил её работать с компьютером. Кажется, ей это не момешает.

Но и с Сергеем Витальевичем было не так просто. Как будто была раз и навсегда проведена между ними черта — и за магическую ту черту никто из них не переступал. Любовь Ивановна считала, что первый шаг должен сделать мужчина, а мужчина этого шага не делал! Хотя всё происходило мило, хотя лёгкий флирт, начавшись в тот знаменательный вечер, так и продолжался — но и не развивался! И Любовь Ивановна терялась в догадках: нужна ли она вообще Сергею Витальевичу… не как бухгалтер, не как бухгалтер! И в рамках того же якобы флирта, как бы шутя: спросила: а что же, всё работа да работа, а как же личная жизнь? Женщины там… Сергей Витальевич тоже как бы шутя сказал, что мол, не до того, некогда, но лёгкая тень пробежала по его лбу, и губы характерно сжались.

Старые раны, подумала Любовь Ивановна с интересом и ревностью. И небось работой лечит. Это у них стандарт — если с женщиной не вышло, принимают работу, как лекарство, два раза в день до еды, и дозами покрепче. А все кругом говорят с уважением: трудоголик! А ему, бедолаге, либо в трудоголики, либо в алкоголики, это уж по вкусу. Ну что ж, клин клином вышибают…

Только времени осталось в обрез. Баланс-то Любовь Ивановна сделала. Но сдавать в таком виде его было нельзя. Это было ежу понятно. И не сдавать его тоже было нельзя. Эта дура, которая числилась у Сергея Витальевича в бухгалтерах, сделала массу вопиющих глупостей. Теперь понятно, почему она сбежала. Хуже всего, что эти глупости были зафиксированы в документах по третьему кварталу, сданных в налоговую инспекцию. Папка «ЧП Феникс» каждый день мозолила ей глаза на Люськином стеллаже.

В семь погас свет. Любовь Ивановна подержала ещё немного карандаш в руках, надеясь, что свет загорится — да и положила.

— Самое время страшилки рассказывать. — сказала она.

— А Вы умеете? — засмеялся Сергей Витальевич.

— Ну, попробую. — и Любовь Ивановна произнесла замогильным голосом. — Налог на прибыль увеличен до семидесяти процентов…

— Ой, не надо! — забоялся Сергей Витальевич. — Лучше что-нибудь про кровавую руку…

— Что, страшней государства никого нет?

— Это точно. Вы знаете, всё время, пока я занимаюсь бизнесом, я чувствую себя на войне. Как Давид с Голиафом, ей-богу. Мы государству не в масть, мы ему конкуренты. Оно нас законами, налогами, мы его сами знаете чем… Одна была мечта — скинем коммунистов, и будет новое государство мне другом. На-кося выкуси, стало оно другом. При Горбачёве пятипроцентным налогом возмущались, а потом пришел Егор Тимурович по нашим спинам и нам же завернул 28 процентов НДС. В качестве награды. И что ни день, то новости. Ну ладно, а ля гер ком а ля герр.

— Что сие означает? — спросила Любовь Ивановна.

— На войне, как на войне. Так и воюем по сю пору. Оно такое большое, а я — такой маленький. Кстати, знаете анекдот на эту тему? Идёт слон, навстречу — заяц. Встрёпанный, кричит: не ходи, слон, на ту поляну, там такое сидит, такое, и всех трахает! Слон всё равно идёт. Волк бежит навстречу: ох, там такое, всех трахает, и меня трахнуло! Слон всё равно идёт. Медведь ковыляет, за задницу держится: и его трахнуло! Приходит слон на поляну, а там — шмакодявка с мизинец. Ну что, говорит слон, боишься? Боюсь, кричит шмакодявка, ой боюсь! Никогда еще такого большого не трахало!

— Боитесь, а трахаете родное государство, — сказала Любовь Ивановна, — а между прочим, налоги идут на образование, культуру, пенсии.

— Ой, не надо. — заметил Сергей Витальевич. — Вот только не надо вот этого. Пенсионный фонд вообще не бюджетный, что с ним сделало родное правительство? Взяло в долг чуть не половину денег и забыло отдать. Мы-то платили, чтоб стариков поддержать, а они на Чечню спустили. Учителям зарплату задерживают, а сами из заграницы не вылезают. И этим людям я доверю свои денежки?

Тут Сергей Витальевич сделал то, что Любовь Ивановна никак не ожидала от интеллигентного человека: он рубанул левой рукой по сгибу локтя правой, а правую сжал в кулак.

— Фи. — сказала Любовь Ивановна.

— Простите. — сконфуженно сказал Сергей Витальевич. — На больную мозоль наступили. Но извините, почему я, организовав свой бизнес, сразу стал для всех врагом? Родственник мой — в отделе снабжения на заводе, он — пролетарий, а я, директор производственного частного предприятия — спекулянт. В институте, откуда я ушёл, до сих пор грызутся из-за четвертьставки. Эти деньги можно за день заработать, они месяцами её делят. А я для них — вообще враг народа, именно потому, что эти деньги за день зарабатываю. Но ведь палец о палец стукнуть лень, а глотки грызть друг другу — не лень. А впрочем, давайте о чём-нибудь другом.

— О женщинах, — подсказала Любовь Ивановна.

— О женщинах… — даже в темноте видно было, как скривился Сергей Витальевич. — Да вот, кстати, о женщинах. Вот инспектор наша в налоговой. Я для нее тоже враг народа. У неё другой цели нет, кроме как меня унизить как-нибудь или обобрать. Пешка ведь, а власть ей дадена, и куражу…

— Ну, не все там такие. — не вытерпела Любовь Ивановна. — Есть порядочные люди, которые честно делают своё дело…

— Порядочные? В налоговой? — поразился Сергей Витальевич. — Честно делают своё дело? А что, вы уверены, что этого достаточно? Если, положим, порядочный палач честно делает своё дело и отрубает голову быстро, чтоб жертва не мучилась…

— Ну вы и загнули!

— Ну ладно, возьмём пример попроще. Вот вы убежденный противник спиртного, но работаете на ликероводочном заводе. И честно делаете своё дело, и перевыполняете план, и портрет ваш висит на доске почёта. И по ночам вам прекрасно спится. А такая аллегория вам как?

Эта аллегория крайне не понравилась Любови Ивановне. Она благодарила бога, что разговор происходил в темноте. С Сергеем Витальевичем простилась сухо и домой ушла одна.

Она «сняла пальчики» еще с одной фифы в «ЧП Феникс». Она сделала это как настоящий профессионал — улучила минутку и стибрила её персональную чашку, не прикоснувшись, а просто опрокинув чашку в полиэтиленовый мешок. Завтра она вернёт чашку в первозданном виде. Ну, Жанна, если это были твои пальчики…

А вообще, на кой чёрт этот пошлый детектив? Не проще ли позвонить снова в налоговую полицию? Но Яша сказал, что та информация, которую он дал — предел. Работай сама, сказал Яша. Работай головой, а я тебе больше не помощник. А у неё ничего не было, никаких следов, только полустёртые отпечатки пальцев на ордере…

Иногда она, очнувшись, думала потрясённо: вот это да. Ай да Любаша. Это что же такое я делаю. Но назад дороги не было. И чем дальше, тем было круче. И во вторник она отправила восвояси бухгалтера ассоциации кикбоксинга, увидав в его документах массу ошибок. Бухгалтер обалдел. Такое в его практике случалось впервые.

— Вы хоть понимаете, что вы делаете? — спросил он.

— Ещё как понимаю. — сухо сказала Любовь Ивановна. — У вас налог на имущество посчитан неверно. Про авансовые платежи я уже не говорю. Как у вас оформлены авансовые платежи в бюджет?

— Да как и раньше! — позеленел бухгалтер. — И вообще, вам придётся иметь дело с нашим председателем.

— Вот именно это мне и нужно. — сказала Любовь Ивановна, внимательно посмотрев на бухгалтера.

Председатель нисколько не удивился. Он принял Любовь Ивановну в роскошном кабинете. Председатель был поджар, благородная ранняя седина серебрилась на его висках. В общем, он нисколько не походил на мафиози. Точнее, он походил на итальянского мафиози, а не на российского. По представлению Любови Ивановны, российский мафиози должен был быть пузатым, неряшливым и в костюме «Адидас». Поэтому Любовь Ивановна несколько растерялась и скомкала вступительную речь. Однако главное она до председателя донесла: в отчётных документах ассоциации чёрт знает что и потому грядут штрафы. Не слишком большие, но всё же.

— И что же, выхода нет?

— Выход есть. — замялась Любовь Ивановна.

— Не стесняйтесь. — сказал председатель. — Может, мы вам чем-то можем помочь?

— Да. — собралась с духом Любовь Ивановна. — Есть такой Пётр Иванович Климаков. Он работает в…

— Да, я слышал о Петре Ивановиче. — усмехнулся председатель.

— Это злостный неплательщик налогов. — сказала Любовь Ивановна. — Мало того, что он не платит налоги государству…

— И не только ему. — сказал председатель.

— Так вот, я хотела сказать о Петре Ивановиче…

— Похлопотать за него?

— Скорее наоборот.

Председатель не удивился. Он поднял глаза к потолку, что-то подсчитывая.

— По-мокрому? — деловито спросил он.

— Ну что вы… — содрогнулась Любовь Ивановна.

— Ноу проблем. Пару рёбер ему…

— Четыре. — сказала вдруг Любовь Ивановна.

— Что — четыре? — на этот раз председатель удивился.

— Четыре ребра.

Председатель расхохотался.

— Ну вы даёте. — сказал он. — Ну женщины в русских селеньях! Договорились! А признайтесь, в документах-то всё путём! Имел место маленький шантаж!

— Не так уж всё путём. — сказала всё-таки Любовь Ивановна. — Но и не настолько.

— Да ладно вам с вашими документами! Сделаем всё как надо — понравились вы мне!

Выходя, Любовь Ивановна обернулась. Председатель, улыбаясь, показал ей на пальцах: четыре. Любовь Ивановна невольно улыбнулась тоже.

(не закончено)

_1993-94