Пиратский флот приближался к городу на рассвете.
С высоты пяти тысяч футов Земля, окруженная призрачной дымкой, казалась серо-голубой. Ирригационные каналы в первых утренних лучах солнца были будто заполнены ртутью. На западе сверкал океан, дальний край которого отдавал пурпуром, да виднелось несколько звезд.
Прислонившись к кормовому балкону своего флагманского корабля, Локланн сынна Холбер направил телескоп на город. Тот открылся ему беспорядочным скоплением стен, плоских крыш и квадратных сторожевых башен. Освещенные восходящим солнцем купола соборов отливали розовым. В небе не висело ни одного заградительного аэростата. Должно быть, слухи о том, что Перио оставил пограничные провинции на произвол судьбы, были правдивыми. Следовательно, то богатство мейканцев, которое можно было утащить, перевезли на сохранение в С'Антон. Это означало, что туда стоило наведаться. Локланн ухмыльнулся.
Робра сынна Стем, помощник капитана на Буффало, сказал:
— Лучше нам спуститься тысяч до двух, чтобы людей не разметало куда попало и не выбросило за городские стены.
— Ага, — кивнул головой, закрытой шлемом, шкипер, — Пусть будет две тысячи.
В вышине, где безмолвие нарушали лишь ветер да скрип снастей, их голоса звучали странно громко. Небо вокруг их дирижаблей простиралось туманной бесконечностью, расцвеченной на востоке красноватым золотом. На палубе посверкивала роса. Но когда затрубили длинные деревянные рожки, их сигнал прозвучал вполне органично, как и отдаленные слова команд, доносившиеся с других кораблей, топот ног, скрежет брашпилей и гул ручных компрессоров. В сознании человека Неба эти шумы были естественны для верхних слоев атмосферы.
Пять огромных дирижаблей стали ровно снижаться по спирали. Первые солнечные лучи высветили пять золотоголовых фигур, прямо и уверенно стоявших на носу гондол, их четкие силуэты контрастировали с безудержно-пышной раскраской воздушных шаров. Паруса и мачты казались неправдоподобно белыми на мрачном фоне западного участка неба.
— Эй, там, — начал Локланн. Он изучал порт, разглядывая его в телескоп. — Что-то новенькое. Что бы это могло быть?
Он передал трубу Робра, который прижал ее к своему единственному глазу. В круге, ограниченном объективом, различались каменные доки и склады, построенные несколько столетий назад, во времена могущества Перио. Сейчас их мощности использовались менее, чем на четверть. Нормальная суматоха убогого рыболовецкого флота, единственное прибрежное трехпалубное судно… и да, Октаи. Приносящий бурю! Откуда взялся этот монстр размером побольше кита, с семью мачтами невероятной высоты?!
— Не знаю, — помощник опустил телескоп, — Иностранец? Но откуда? На этом континенте нигде…
— Я никогда не видел подобной махины, — заметил Локланн. — Квадратные паруса на стеньге, косой парус внизу. — Он погладил свою короткую бородку. В утреннем свете та горела, как начищенная до блеска медь. Локланн был светловолос и голубоглаз, такие редко встречались и среди людей Неба, а в других местах о них и не слыхали. — Конечно, — сказал он, — мы не специалисты по морскому флоту. Мы видим корабли только мельком, — В словах Локланна прозвучало добродушное презрение: из моряков получались хорошие рабы, по крайней мере, единственно подходящим атрибутом воина дома являлся конь, а за границей — дирижабль.
Он обратился к более насущным проблемам. У него не было карты С'Антона, ему раньше не приходилось его видеть. Это была самая южная точка, в которой доводилось разбойничать людям Неба, и дальше почти никому не случалось бывать: в былые времена их воздушный флот оставался слишком примитивным, а Перио еще было в силе. Итак, Локланну вначале предстояло осмотреть город с высоты, сквозь дрейфующие облака, и составить план на месте. Не так уж это было и трудно, ведь у него были и сигнальные флажки, и мегафон для передачи приказов на другие корабли.
— Вон перед собором большая площадь, — пробормотал он, — Там-то наш контингент и сядет. Команда Штормового облака захватит то большое здание на восточной стороне… пожалуй… это резиденция их правителя. А там, вдоль северной стены — типичные казармы, вон и плац, — ими займутся солдаты с Койота. А воины с Небесной ведьмы приземлятся в доках, займут береговую оборону и захватят тот странный корабль, а потом присоединятся к атаке на гарнизон. Команде Огненного лося надо приземлиться в городе перед восточными воротами, чтобы взять горожан в котел. А я, заняв площадь, пошлю подкрепление туда, где оно потребуется. Все ясно?
Он собрал на палубу всех своих лупоглазых. Некоторые силачи, столпившиеся вокруг него, были одеты в кольчуги, но он предпочитал кирасы из армированной кожи. В стиле монгов. Они были почти такие же прочные, но намного легче. Локланн был вооружен пистолетом, но питал куда большее доверие к своему боевому топору. Из пращи или лука можно было стрелять почти с той же скоростью, что и из пистолета, — и не менее точно, — а огнестрельное оружие становилось баснословно дорогим, поскольку запасы серы иссякли.
Он ощутил напряжение, словно вновь был маленьким мальчиком, развертывающим подарки праздничным утром Середины зимы. Одному Богу Октаи известно, какие сокровища он обнаружит: золото, ткани, инструменты, рабов. Локланн предвкушал героические поступки и вечную славу. Возможно, смерть. Несомненно, однажды он сложит голову в бою: он столько жертвовал своим идолам, что они не пожалеют для него смерти на поле брани и шанса возрождения в образе человека Неба.
— Пошли, — крикнул он.
Перемахнув ограждение палубы, он спрыгнул вниз. Несколько секунд город крутился перед глазами; теперь он оказался сверху, а мимо пронесся Буффало. Затем, притянув лямку своего парашюта, он восстановил равновесие. Воздух вокруг пестрел алыми куполами парашютов. Почувствовав движение ветра, он схватился за стропу, направляя движение книзу.
Дон Мивел Карабан, кальде С'Антон д'Инио, готовил богатый пир для маврайских гостей. Дело даже не в том, что он расценивал их визит как поворотный момент в истории, который даже мог ознаменовать конец продолжительного периода их упадка. (Дон Мивел, являвший собой редкое сочетание практичности и грамотности, прекрасно сознавал, что вывод войск Перио в Бразиль, произошедший двадцать лет назад, был отнюдь не «временной мерой по выравниванию границ». Они не вернутся никогда. Пограничные провинции были предоставлены сами себе.) Но пришельцев было необходимо убедить в том, что они обнаружили богатый, могущественный и, в целом, цивилизованный народ, благодаря чему они стали бы посещать мейканское побережье с торговыми целями, что в итоге привело бы к заключению военного альянса, направленного против северных дикарей.
Пиршество продлилось чуть не до полуночи. Хотя некоторые ирригационные каналы засорились и так и не были восстановлены, так что земли окрестных деревень заполонили кактусы и обжили гремучие змеи, мейканские провинции оставались плодородными. Во время своего рейда, предпринятого пять лет назад, узкоглазые монгские всадники из Теккаса перебили массу пеонов, так как деревянные вилы и обсидиановые мотыги были слабой защитой от сабель и стрел. На восстановление прежней численности населения уйдет не менее десяти лет, и лишь тогда будут периодически наступать голодные годы. Итак, Дон Мивел предложил гостям множество яств: говядину, ветчину со специями, оливки, фрукты, вина, орехи, кофе, неизвестный людям Моря, — правда они проявили к нему мало интереса, — и прочее, и прочее. Затем последовали развлечения, музыка, фокусы, фехтовальные номера, представленные дворянами.
В этот момент корабельный врач с Дельфина, порядочно нализавшись, предложил показать им островной танец. Его мускулистое коричневое тело, обильно покрытое татуировками, стало дергаться в серии похожих на спазмы движений, вызвав снисходительные улыбки на губах чопорных Донов. Сам Мивел заметил:
— Это мне несколько напоминает ритуалы плодородия, принятые у наших пеонов, — что прозвучало вымученно-вежливо, наведя капитана Руори Ранги Лоханнасо на мысль, что последние имеют совершенно иную, и не очень приличную культуру.
Откинув косичку из волос, судовой врач ухмыльнулся.
— А теперь давайте-ка спустим на берег наших корабельных вахинь, чтобы они вдоволь погуляли, — сказал он на мавро-инглисском.
— Нет, — запротестовал Руори. — Боюсь, что мы и без того их уже шокировали. Как говорится в пословице: «Когда приезжаешь на Соломоновы острова, покрась кожу в черный цвет».
— По-моему, они понятия не имеют, как веселиться, — посетовал доктор.
— Мы пока не знаем, какие здесь действуют табу, — предупредил Руори, — Так что будем такими же серьезными, как эти мужчины с бородами клинышком. Не будем хохотать или заниматься любовью, пока не вернемся на корабль и не окажемся опять среди наших вахинь.
— Но это же глупо! Пусть всемогущий Нан со своими акульими зубами сожрет меня, если я…
— Твои предки стыдились бы, — заметил Руори. Это было, пожалуй, самое жесткое из замечаний, которое можно было сделать мужчине, не нарываясь на поединок с ним. Чтобы сгладить остроту, он несколько смягчил тон, но доктору пришлось замолчать. Что он и сделал, бормоча извинения и краснея, отступая в темный угол, поближе к выцветшим фрескам.
Руори обернулся к хозяину.
— Прошу прощения, С'ньор, — сказал он на местном наречии, — Мои люди знают спаньоль еще хуже меня.
— Не извиняйтесь, — Дон Мивел, затянутый в строгий черный костюм, слегка, официально кивнул. От этого движения смешно, как собачий хвост, вздернулась его шпага.
До Руори донеслись приглушенные смешки его офицеров.
«И однако же, — подумал про себя капитан, — чем длинные штаны и кружевная рубаха хуже саронга, сандалий и клановых татуировок?»
Чтобы оценить громадные размеры этой планеты, хранившей массу неразгаданных тайн, необходимо было пройти морем Маврайскую Федерацию, от Авайев до Нв'Зеланнии и на запад, в Млаю.
— Вы говорите на нашем языке просто блестяще, С'ньор, — вступила в разговор Донита Треза Карабан. Она улыбнулась. — Может быть, лучше нас, ведь, прежде чем приехать сюда, вы изучали тексты, созданные несколько веков назад, а спаньоль с тех пор очень изменился.
Руори улыбнулся в ответ. Дочка Дона Мивела того стоила. Богатое черное платье облегало фигуру, лучше которой в мире было не найти; и, хотя люди Моря обращали на лицо женщины мало внимания, он заметил, что оно имеет хорошие черты и излучает гордость: орлиный нос ее отца в ней приобрел более нежные, женственные очертания, а еще у нее лучистые глаза и волосы цвета полуночного океана. Как жаль, что эти мейканцы, по крайней мере, знать, думают, что девушка должна предназначаться исключительно мужу, которого ей в конце концов находят. Хотел бы он одарить ее жемчугом и серебром и отправиться с ней в море в корабельном каноэ — наедине, встречать рассвет и заниматься любовью.
Однако…
— В таком обществе, — пробормотал он, — у меня есть стимул освоить ваш язык как можно скорее.
Она не стала кокетливо обмахиваться веером по местному обычаю, который люди Моря находили то забавным, то раздражающим. Но ее ресницы дрогнули. Они были очень длинными, а ее глаза, заметил Руори, — зелеными, с золотистыми искорками-веснушками.
— Умоляю тебя, не называй наш язык «современным», — перебил господин ученого вида, облаченный в длинные одежды. Руори узнал пископа Дона Карлоса Эрмосилло, который был, по-видимому, знаком с Маврайским Лезусом Харисти. — Он не современный, а исковерканный. Я также изучал старинные книги, напечатанные до Судной Войны. Наша теперешняя версия такая же обезображенная, как и современное общество, — Он вздохнул, — Но чего еще ждать, если даже среди благородных господ лишь один из десяти в силах написать собственное имя.
— В период расцвета Перио уровень грамотности был выше, — вмешался Дон Мивел, — Жаль, что вы не посетили наши земли сто лет назад, С'ньор капитан, и не видели, на что был способен наш народ.
— Но что представляло собой само Перио, оно ведь было лишь государством-преемником, — горько напомнил пископ. — Оно объединяло обширные территории, некоторое время диктовало законы, но что нового оно создало? Его история оказалась лишь повторением печальной участи сотен других королевств, поэтому тот же Судный день обрушился и на Перио.
Донита Треза перекрестилась. Даже Руори, имевший ученую степень не только по навигации, но и по машиностроению, был поражен.
— Здесь не было атомной войны?
— Что? Нет. Старинное оружие, которое разрушило древний мир? Нет, конечно, нет. — Дон Карлос покачал головой. — Но в нашем конкретном случае мы проявили не меньшую глупость и греховность, чем наши легендарные прародители, и результаты получились похожими. Можно это назвать человеческой жадностью, или Божьим наказанием: на мой взгляд, это одно и то же.
Руори внимательно посмотрел на священника.
— Мне хотелось бы поговорить с вами, С'ньор, — сказал он, надеясь, что называет его правильным титулом. — В наше время люди, которые знают историю, а не предание — редкость.
— Всегда пожалуйста, — обрадовался Дон Карлос, — Буду польщен.
Донита Треза беспокойно переминалась на своих легких, стройных ногах.
— Здесь принято танцевать, — пояснила она.
Ее отец рассмеялся.
— Ах, да. Юные леди наверняка потеряли всякое терпение. На продолжение дискуссий у нас хватит времени и завтра, С'ньор капитан. А теперь пусть играет музыка.
Он дал знак. Оркестр ударил по струнам и клавишам. Некоторые инструменты были совсем как у мавраев, в то время, как другие выглядели совершенно непривычно. Сам звукоряд был другим… Это напоминало Стралию, но… на плечо Руори опустилась рука. Оглянувшись, он увидел Трезу.
— Раз уж вы не приглашаете меня танцевать… — сказала она, — можно, я наберусь нескромности, чтобы сделать это самой?
— Что значит «нескромность»? — осведомился он.
Зардевшись, она попыталась объяснить, но у нее это не получилось. Руори пришел к выводу, что это какая-то из местных концепций, неизвестных людям Моря. В это время мейканские девушки и их кавалеры высыпали на пол бальной залы. Несколько секунд он рассматривал их.
— Движения мне незнакомы, — сказал он, — но я мог бы скоро научиться.
Она скользнула в его объятия. Этот контакт был приятным, хотя его не ожидало никакое продолжение.
— У нас получается очень хорошо, — сказала она через минуту, — У вас весь народ такой грациозный?
Лишь позднее до него дошло, что это был комплимент, за который ее следовало поблагодарить; как островитянин, он принял его буквально и, поскольку ему был задан вопрос, попросту на него ответил:
— Большинство из нас проводит много времени на море. Если не хочешь вывалиться в воду, у тебя должны быть развиты равновесие и чувство ритма.
Она сморщила носик.
— Ах, оставьте. Вы серьезны, как С'Осе в соборе.
Руори ответил ей широкой улыбкой. Это был высокий
молодой человек с черной кожей, как у всех людей его расы, но с серыми глазами, которые, как у многих его соплеменников, были памятью, оставленной инглисскими предками. Благодаря тому, что он происходил из Нв'Зеланнии, его тело было разрисовано татуировками не так обильно, как у некоторых федератов. Зато он вплел себе в косичку китовый ус, саронг на нем был из тончайшего батика, а сверху еще была надета рубаха. Его кинжал, без которого маврай чувствовал себя неприлично беспомощным, выделялся на фоне этого наряда: он был старинный, потертый — инструмент.
— Я должен видеть этого Бога, С'Осе, — сказал он, — Ты мне его покажешь? О нет, я различу простую статую.
— Сколько вы здесь пробудете? — поинтересовалась она.
— Сколько сможем. Мы должны обследовать все Мейканское побережье. До сих пор маврайский контакт с мериканским континентом ограничивался одним плаванием от Авайев до Калифорни. Обнаружили пустыню и несколько дикарей. От торговцев с Оккайдо нам приходилось слышать, что дальше на север есть леса, где живут белые и желтые люди, которые воюют между собой. А что южнее Калифорни, нам не узнать, пока туда не съездит экспедиция. Может, ты знаешь, что нас ждет в Юж-Мерике?
— Сейчас уже мало что. Даже в Бразиле.
— Да, но в Мейко цветут красивые розы.
К ней вернулось хорошее настроение.
— А в Нв'Зеланнии колосятся льстивые слова, — хихикнула она.
— Вовсе нет. Мы отличаемся прямотой и правдивостью. Конечно, пока речь не коснется наших морских путешествий.
— И какие небылицы вы будете рассказывать про это плавание?
— Мы будем немногословны. Иначе все юноши Федерации слетятся сюда. Но я могу взять вас на свой корабль, Донита, и познакомить там с компасом. Тогда он всегда будет указывать только на С'Антон д'Инио. Вы станете, так сказать, моей розой-компасом.
Он несколько удивился, что она поняла его слова и рассмеялась. Он провел ее по полу зала, она так легко двигалась в его руках.
Потом, до рассвета, они танцевали вместе столько, сколько допускали приличия, или даже чуть больше, и между ними происходили разные глупости, которые никого, кроме них, не касались. Перед восходом солнца оркестр отпустили, и гости, благовоспитанно прикрывая зевающие рты хорошо ухоженными руками, стали расходиться.
— Как скучно стоять, отвечая на прощания, — прошептала Треза, — Пусть они думают, что я уже пошла спать. — Она взяла Руори за руку и скользнула с ним за колонну, а оттуда — на балкон. Пожилая служанка, приставленная к этому месту, чтобы служить дуэньей парам, выбирающимся туда, заснула на утреннем холодке, накинув на плечи мантилью. Если не считать ее, они оказались наедине среди жасмина. По дворцу проплывал туман, скрывавший своей дымкой город. Где-то вдалеке, на наружной стене стражник прокричал: «В городе все спокойно». К западу от балкона еще стояла тьма, в которой догорали последние звезды. Семь высоких мачт Дельфина засверкали в лучах утреннего солнца.
Треза, дрожа, подошла поближе к Руори. Некоторое время они молчали.
— Помни нас, — наконец попросила она, очень тихо, — Когда ты вернешься к своему счастливому народу, не забывай, что здесь есть мы.
— Как бы я мог? — возразил он, на этот раз серьезно.
— У вас настолько больше всего, чем у нас, — печально заметила она, — Ты же рассказывал мне, как невероятно быстро могут плавать ваши корабли, почти соперничая с ветром, как ваши рыболовные сети всегда возвращаются полными рыбы, как вы разводите китов, и те гуляют стадами, такими огромными, что от них темнеет вода, как вы даже добываете из океана еду и волокно и… — она потрогала пальцем тонкую ткань его рубахи, — Ты сказал, что это сделано из рыбьих костей. Говорил, что у каждой семьи есть свой просторный дом, а у каждого человека чуть ли не… собственная лодка… что даже маленькие дети на самых далеких островах умеют читать, что у вас печатают книги… что вам неведомы те болезни, от которых погибают наши люди… что у вас никто не голодает, и вы свободны. О, не забывай нас, ты, кому улыбнулся Бог.
Тут она, смутившись, замолчала. Он видел, как вытянулась ее шея и затрепетали ноздри, словно он вызвал у нее неприязнь. В конце концов, подумал он, она происходит из породы, которая веками отдавала, а не принимала благодеяния.
Поэтому он подбирал слова с большой осторожностью.
— За это мы благодарны не столько нашим добродетелям, сколько везению, Донита. Мы меньше всех пострадали в Судной Войне, а поскольку наше население живет в основном на островах, нам удается пользоваться дарами моря, которое может нас содержать. Поэтому нам… не было нужды сохранять или восстанавливать утраченные знания и навыки наших предков. Их просто нет. Но мы восстановили отношение к миру, которое было свойственно древним, образ мыслей, это и обусловило разницу, дав рождение… науке.
Девушка перекрестилась.
— Атом! — выдохнула она, отпрянув.
— Да нет, нет, Донита, — возражал он, — Так, многие народы, которые встречались нам в последнее время, убеждены, что именно наука послужила причиной разрушительных мировых войн. Или они полагают, что наука — это собрание сухих, безжизненных формул, по которым можно строить высокие здания или разговаривать на расстоянии. Но научный метод — это лишь средство постижения мира. Это вечное… начинание заново. Поэтому вы здесь, на Мейканском побережье, можете помочь нам не меньше, чем мы вам. Именно поэтому мы вас разыскали и в недалеком будущем опять с надеждой постучимся в ваши двери.
Она нахмурилась, хотя и стала наполняться внутренним светом.
— Я не понимаю, — призналась она.
Он огляделся, подыскивая подходящий пример. Наконец он показал на ряд небольших отверстий в перилах балкона.
— Что здесь раньше было?
— Хм, не знаю. Они всегда были такими.
— Думаю, что я могу ответить на свой вопрос, я видел такие штуки в других местах. Это была решетка из сваренного железа. Но ее давно растащили на прутья, которые стали использовать в качестве оружия или каких-нибудь инструментов. Правильно?
— Вполне возможно, — согласилась она, — железо и медь стали большой редкостью. Нам приходится снаряжать караваны через все побережье, к развалинам Тамико, чтобы везти оттуда металл, что сопряжено с большой опасностью нападения грабителей и варваров. Это мне рассказывал Дон Карлос.
Он кивнул.
— Именно. Древние люди истощили мировые запасы. Они добывали руды, сжигали нефть и уголь, вызывали эрозию почв, пока все не пропало. Но ресурсы еще есть. Правда, их недостаточно. Старая цивилизация, так сказать, растранжирила капитал. Но теперь на Земле восстановилось достаточно лесов и плодородных почв, и мир может пытаться восстановить индустриальную культуру, однако для этого не хватает запасов топлива и минералов. Веками людям приходилось разрушать то, что делали их предки, чтобы добыть хоть немного металла. В целом, знание древних не было утрачено: оно просто вышло из употребления, став непригодным, поскольку мы намного беднее их.
Серьезно задумавшись, он подался вперед.
— Но знание и открытия не зависят от богатства, — продолжал он, — Может быть, у нас на островах просто было мало металла, и мы поэтому его не растрачивали, но зато мы обратили поиски в другом направлении. Научный метод так же применим к ветру, солнцу и живой материи, как к нефти, железу или урану. Изучая генетику, мы открыли способы разведения водорослей, планктона, рыбы, которые могут служить нашим целям. Научные технологии выращивания лесов дают нам потребные количества древесины, исходных компонентов для органического синтеза и немного топлива. Ветер, благодаря применению таких принципов, как несущая поверхность крыла и закон Ветури, или аэродинамической руды, обеспечивает нас энергией, теплом, холодом; мы можем использовать энергию приливов и отливов. Даже на теперешней, ранней стадии, параматематическая психология помогает нам в управлении населением, а также… О, прости, я заговорил своим языком, языком инженера. Я хотел сказать, что, если только другие народы, например вы, помогли бы нам распространить нашу деятельность в масштабах мира, мы могли бы сравниться в богатстве с нашими предками или превзойти их… не в их деятельности, которая зачастую оказывалась расточительной и недальновидной, но в наших уникальных достижениях…
Его голос оборвался. Она не слушала, глядя поверх его головы, в небо, в неописуемом ужасе, который ясно отражался у нее на лице.
Затем зазвучали боевые трубы, а на соборе ударили в колокола.
— Что такое, девять дьяволов? — Руори повернулся и задрал голову. Зенит совсем поголубел. В небе над С'Антоном лениво проплывала эскадра из пяти дирижаблей. Юное утреннее солнце осветило яркие геральдические символы, нарисованные у них на боках. Он в замешательстве прикинул, что каждое из судов имеет не менее трехсот футов длины.
Эти летучие машины цвета крови, как оторванные лепестки, кружили в воздухе, медленно спускаясь на город.
— Люди Неба! — раздался за его головой сдавленный крик. — Пресвятая Мари, теперь молись за нас!
Приземлившись на брусчатку площади, Локланн перекатом встал на ноги. Рядом с ним над бьющим струями прохладной воды фонтаном возвышался каменный всадник. Мгновение он любовался камнем, казалось, почти живым; ничего подобного не было у них в Каньоне, Зоне, Корадо и других горных королевствах. А собор из белого камня, выходивший фасадом на площадь, возносился к небесам.
На площади только что царило оживленное движение, крестьяне и ремесленники расставляли свои лотки в начале базарного дня. Большинство из них теперь разбегалось в дикой панике, лишь один крупный парень с криком схватился за каменный молоток и кинулся с ним на Локланна. Он прикрывал бегство юной женщины, должно быть, своей жены, державшей на руках младенца. Сквозь бесформенное мешковатое платье Локланн рассмотрел, что фигура ее совсем не дурна. Он сорвет за нее хорошую цену при следующем приезде в Каньон монгского работорговца. Ее муж, пожалуй, тоже пошел бы за приличные деньги, но сейчас, пока Локланн не отстегнул парашют, возиться с ним не было времени. Выхватив свой пистолет, он пальнул. Мужик упал на колени, уставился на кровь, сочившуюся сквозь пальцы у него из живота, и затих. Локланн освободился от парашюта и, топая тяжелыми башмаками по мостовой, пустился догонять женщину. Она завизжала, когда его пальцы сомкнулись на ее руке и попыталась вывернуться, но ей мешал ее щенок. Локланн поволок ее к собору. Робра уже стоял на его ступенях.
— Поставь караул, — закричал шкипер, — Мы можем здесь держать пленных, пока не будем готовы очистить сам собор.
Старик в одеждах священника шлепал к двери. В руках у него был какой-то их, мейканский, идол, будто защищавший его. Робра размозжил башку старика топором и пинком сбросил тело со ступенек, а женщину толкнул внутрь.
Отовсюду бежали вооруженные люди. Локланн протрубил в свой рог, собирая их. Контратаки можно было ждать в любую минуту… Да, вот она.
Вдалеке показались ряды мейканских всадников. Это были молодые мужчины горделивого вида, одетые в пышные штаны, кожаные жилеты и шлемы с плюмажами. Развевающиеся плащи, обожженные деревянные пики и стальные сабли — все это напоминало теккасских кочевников, с которыми им приходилось сражаться уже несколько веков. Но столько же сражались с ними и люди Неба. Локланн вышел во главу строя, где его знаменосец поднял Флаг Молнии. Половина экипажа Буффало замерла в ожидании, сомкнув ряды, держа на изготовку копья с керамическими наконечниками. Отряд наткнулся на них. Некоторые пики попадали. Одни лошади понесли, другие с криком повернули прочь. Воины с пиками стали преследовать всадников. Выступила вторая линия отряда, вооруженная топорами, шпагами и ножами. Несколько минут кипела бойня. Потом мейканцы сломались. Нет, они не бежали, но отступали в замешательстве. И тогда люди Неба стали стрелять из своих знаменитых луков.
Теперь площадь обезлюдела, она лишь усеяна убитыми и ранеными. Локланн прохаживался, разглядывая последних. Тех, кто не был ранен слишком сильно, тащили в собор. Сейчас надо было собрать всех, кто мог сгодиться в рабы, а если что, прикончить никчемных можно было и позднее.
Издали донесся глухой звук.
— Пушки, — заметил подошедший к нему Робра. — У армейских казарм.
— Ладно, пусть артиллерия позабавится, пока наши ребята с ней не разберутся, — сардонически разрешил Локланн.
— Конечно-конечно, — поддакнул Робра, — Он выглядел обеспокоенным, — Жаль только, что от них нет известий. Нет ничего хорошего в том, чтобы просто так стоять.
— Это долго не продлится, — заверил Локланн.
И он был прав. К нему подбежал гонец со сломанной рукой.
— Штормовое облако, — выдохнул он. — То большое здание, куда ты нас послал… полно вооруженных шпагами… Они встретили нас у дверей…
— Надо же… А я-то думал, что это всего-навсего королевский дворец, — удивился Локланн. Он расхохотался, — Может, у короля бал? Ладно, пойду-ка я сам посмотрю. Робра, ты здесь за старшего.
Он взял с собой человек тридцать. Они понеслись по пустым улицам, в тишине, нарушаемой лишь их топотом да перезвоном оружия. Обыватели, должно быть, попрятались в ужасе за стенами своих домов. И хорошо, их будет проще оттуда выковыривать потом, когда бой закончится и начнется сбор трофеев.
Раздался рев голосов, Локланн и его люди в последний раз завернули за угол. Перед ними высился дворец, старинное здание под красной черепичной крышей, с мягкими стенами из известняка и множеством стеклянных окон. Команда Штомрового облака билась у парадного входа. Мертвые и раненые, оставшиеся от последней атаки, густо покрывали лестницы.
Локланн мгновенно оценил ситуацию.
— Эти остолопы не додумались послать отряд через один из боковых входов? — прорычал он, — Джонак, возьми пятнадцать наших ребят и бегом к маленькой двери, чтобы ударить по ним с тыла. Остальные помогут мне отвлечь их. — Он вскинул окровавленный топор. — Каньон! — завопил он. — Каньон! — И войско ринулось за ним на бой.
Последний атакующий отряд откатился назад в крови и без сил. Половина мейканцев стояла в широком проеме.
Это была знать, мрачные мужчины с козлиными бородками и нафабренными усами, одетые во все черное, с красными плащами, закинутыми на левую руку, заслоняющими тело, как щиты, и с длинными тонкими шпагами в правой руке. За спиной у них были другие, готовые встать на место павших.
— Каньон! — вновь прокричал Локланн, бросаясь в бой.
— Да поможет нам Господь! — воскликнул высокий седовласый Дон. Золотая цепь, служившая каким-то знаком его придворной должности, висела у него на груди. Клинок был направлен вперед.
Локланн метнул в него свой топор. Дон ловко откинул его от себя, попав в грудь одного из захватчиков. Но с помощью крепкой пращи Локланн достиг своей цели. Люди Локланна столпились вокруг Дона, тыча в него пальцами. Сам Локланн выбил у врага шпагу.
— О нет, Дон Мивел, — крикнул юноша недалеко от кальде, который застонал, выбросил руки вперед и каким-то образом выхватил у Локланна его топор с неожиданной силой. В его глазах Локланн прочитал смерть. Дон Мивел поднял топор. Локланн выхватил пистолет и уложил его наповал.
Когда Дон Мивел падал, Локланн подхватил его, сдернул золотую цепь и накинул на собственную шею. Выпрямляясь, он почувствовал сильнейший удар. Чья-то шпага пронзила его шлем. Подобрав свой топор, он крепко поставил ноги и пошел рубить напропалую.
Линия обороны смешалась.
Из-за спины Локланна раздались крики. Повернувшись, он увидел сверкание оружия над головами своих людей. С проклятьями он подумал, что во дворце оказалось больше людей, не только те, кто оборонял эти ворота. Остальные выскочили через здание двери и теперь обошли со спины его самого.
Его что-то ткнуло в бедро, и, хотя Локланн ощутил лишь укол, его захлестнула слепая ярость.
— Чтобы вам в новой жизни родиться свиньями! — прогремел он. Сам того не замечая, он покачнулся, накренился и случайно увидел бой.
Вновь прибывшие были, в основном, из дворцовой стражи, судя по их униформам веселой полосатой окраски, пикам и мачете. Но у них были союзники — около дюжины мужчин, каких Локланн никогда не видывал, и ему не приходилось ни о чем подобном слышать. У них были темная кожа и черные волосы, как у индейцев, но чертами лица они больше напоминали белых. На этих странных людях были лишь полотнища, намотанные вокруг бедер, да на головах — венки из цветов, а их тела покрывали прихотливые голубые узоры. Они размахивали кинжалами и дубинами со зловещей ловкостью.
Локланн разорвал штанину, чтобы осмотреть свою рану. Она была несерьезна. Более серьезным был бой, разворачивавшийся вокруг его людей. Он увидел, как метнулся Морк сынна Бренн, целясь шпагой в одного из темных незнакомцев, крупного мужчину, который добавил к своей юбке блузу из дорогого по виду материала. Морк точно убил дома четверых в честных боях, а уж скольких уложил в походах, не мог бы сказать и он сам. Темнокожий стоял наготове, зажав меж зубов кинжал, со свободными руками. Когда Морк ударил шпагой, темнокожего просто не оказалось на месте. Улыбаясь, с ножом в зубах, он перехватил рукоять шпаги вместе с запястьем нападающего. Чужеземец ударил его по адамову яблоку. Морк рухнул на колени, выплевывая кровь, скрючился и затих. На темнокожего бросился другой человек Неба с топором наперевес. Тот снова уклонился от удара, захватил в движения тело нападавшего за бедро и что есть сил толкнул его вперед. Человек Неба грохнулся головой о мостовую и больше не шелохнулся.
Теперь Локланн заметил, что вновь прибывшие образовали кольцо вокруг тех, кто не дрался. Женщины. Он был готов поклясться всемогущим Октаи и пожирателем людей — Улагу, что эти ублюдки выводят из дворца всех женщин. А битва с ними не клеилась, нападавшие разбрелись кто куда, зализывая свои раны.
Локланн побежал вперед.
— Каньон! Каньон! — орал он.
— Руори Ранги Лоханнасо, — вежливо сказал крупный чужеземец. Он отдал несколько распоряжений. Его отряд двинулся прочь.
— Бейте их, вы, мразь! — ругался Локланн. Арьергард пиками отогнал их назад. Локланн бросился к переднему ряду людей, образующих живое заграждение в виде квадрата.
Крупный мужчина заметил его приближение. Его серые глаза на момент задержались на золотой цепи кальде и застыли абсолютным холодом.
— Итак, ты убил Дона Мивела, — сказал Руори на спаньоль.
Локланн понял его, так как во время своих многочисленных грабительских походов перенял этот язык от своих узников и наложниц.
— Ах ты, поганый сын гиены! — огрызнулся Локланн и вскинул пистолет. Руори пошевелил рукой. Вдруг в правый бицепс человека Неба вонзился намертво кинжал. Он уронил свой пистолет.
— Я его еще у тебя отберу, — прокричал Руори. Потом, обращаясь к тем, что шел за ним: — Пошли, все на корабль!
Локланн бессмысленно уставился на кровь, струей бежавшую у него из руки. Он слышал, как группа беженцев прорвалась через измотанную боем линию Каньона. Отрад Джонака показался из парадного входа, который теперь никто не охранял, последние защитники ушли вместе с Руори.
К Локланну, который все еще рассматривал свою руку, приблизился человек.
— Будем их преследовать, шкипер? — спросил он почти застенчиво, — Джонак послал нас за ними.
— Нет, — ответил Локланн.
— Но у них под охраной находится не меньше сотни женщин. Среди них много молодых.
Локланн затрясся, как собака от холода.
— Нет. Я хочу найти медика, чтобы он зашил мою рану. Потом у нас будет много дел. С этими чужеземцами мы успеем разобраться позднее — если представится случай. Мужик, нам будет, чем поживиться в этом городе!
По причалу были раскиданы мертвые тела, некоторые из них — обожженные. Рядом с высокими складами они казались странно маленькими, напоминая тряпичные куклы, которые бросил раскапризничавшийся ребенок. Пушечный дым и сейчас щипал ноздри.
Ател Хамид Серайо, первый помощник, остававшийся на борту Дельфина во главе дежурных, приказал встретить Руори салютом, который был произведен в традиционной островной манере — так неожиданно, что многие мейканцы все еще не оправились от потрясения.
— Мы как раз собирались идти за вами, капитан, — сказал он.
Руори спросил:
— Что здесь произошло?
— Шайка этих дьяволов подобралась к батарее. Они захватили платформу для орудия, пока мы все еще пытались разобраться, что творится вокруг. Часть из них отправилась к той свалке, что развернулась на севере, вероятно, там у них расквартированы военные. Ну, а поскольку планшир был наставлен на десять футов над доком, а мы обучены отражать нападения пиратов, им не слишком повезло. Я дал им прикурить от нашего огонька.
Руори вздрогнул, посмотрев на почерневшие трупы. Несомненно, эти люди заслужили своей участи, но ему не нравилось, когда по живому человеку бьют горящим пузырем из нефти.
— Жаль, что они не зашли с моря, — добавил Ател, вздохнув. — У нас тут стоит отличная гарпунная катапульта. Мне пришлось стрелять из такой в Инди, когда синезский пират подобрался слишком близко. Он завопил не хуже кита.
— Люди — не киты, — вспылил Руори.
— Хорошо, капитан, хорошо-хорошо. — Ател, слегка струхнув, умерил свою свирепость, — Я ничего плохого не имел в виду.
Руори одернул себя и сложил руки на груди.
— Я проявил в разговоре излишний гнев, — официально признал он. — Я сам смеюсь над собой.
— Да ничего, капитан. Я вот и говорю, что мы их отбили, и они наконец отступили. Должно быть, сейчас приведут подкрепление. Что мы будем делать?
— Вот этого я не знаю, — признался Руори. Он обернулся к мейканцам, которые стояли потрясенные, не понимающие, о чем идет речь. — У вас испрашивается прощение, Доны и Дониты. Мой помощник только что рассказал мне, что здесь произошло.
— Не извиняйтесь, — сказала Треза Карабан, выступая из группы мужчин. Некоторые из них казались немного обиженными, но они чересчур устали и переволновались и были не в силах одернуть ее за дерзость. Что касается Руори, то, по его понятиям, было вполне естественным, что женщина держится с той же свободой, что и мужчины. — Ты спас нам жизнь, капитан. Больше, чем жизнь.
Он спросил себя, что может быть страшнее смерти, а потом кивнул. Ну конечно же — рабство: веревки и плети и пожизненный подневольный труд на чужой земле. Он окинул взглядом девушку — ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам, платье было разорвано, лицо со следами слез отражало усталость. Она стояла прямо, глядя на него с неким вызовом.
— Мы не знаем, что нам делать, — неловко сказал он. — Нас здесь только пятьдесят мужчин. Можем ли мы помочь вашему городу?
Молодой дворянин, которого плохо держали ноги, ответил:
— Нет. С городом все кончено. Вы бы могли отвезти этих дам в безопасное место. Больше ничего.
Треза запротестовала.
— Вы же еще не сдаетесь, С'ньор Доноху?
— Нет, Донита, — выдохнул молодой человек. — Но я хотел бы исповедаться прежде, чем вернуться в бой, потому что я уже покойник.
— Поднимемся на борт, — пригласил Руори.
Он пошел по трапу. Лилиу, одна из пяти судовых вахинь, выбежала ему навстречу. Обвив руками его шею, она расплакалась:
— Я боялась, что вас убили.
— Пока нет, — Руори мягко высвободился из ее объятий. Он заметил, как напряглась Треза, глядя на них обоих. Он изумился: неужели эти чудные мейканцы предполагают, что их команда отправляется в плавание, которое продлится не один месяц, не прихватив с собой нескольких девушек? Потом ему подумалось, что одежда вахинь, сшитая по типу мужской, не соответствовала местным нравам. Нан возьми эти дурацкие предрассудки! Но его обидело, что Треза от него отвернулась.
Другие мейканки оглядывались по сторонам. Не все поднимались на борт, когда корабль пришвартовался в их порту. Они в растерянности разглядывали лини и топрепы, заглядывали на несколько саженей вниз, туда, где располагалась гарпунная катапульта, осматривали шпиль, бушприты, посматривая назад, на моряков. Мавраи ободряли их улыбками. Пока что для них это было развлечением. Мужчин, которые для развлечения нагишом ныряли между акулами и в одиночку переплывали на каноэ тысячи океанских миль, чтобы навестить друзей, не мог выбить из колеи обыкновенный бой.
Им не довелось накануне разговаривать с гордым Доном Мивелом, веселым Доном Ваном и деликатным пископом Эрмосилло, а на следующее утро увидеть, как они падают замертво в бальной зале, подумал Руори.
Мейканские женщины сгрудились в кучку, дамы и служанки, и плакали, прижимаясь друг к дружке. Дворцовая стража по-прежнему окружала их стеной. Дамы и Треза последовали за Руори на корму.
— Теперь, — начал он, — давайте поговорим. Кто эти бандиты?
— Люди Неба, — прошептала Треза.
— Это я понял, — ответил Руори, взглянув на воздушный флот, паривший у них над головой. Корабли были зловеще красивы, как барракуды. В некоторых местах виднелись струйки дыма. — Но кто они? Откуда?
— Они сев-мериканцы, — ответила она тихим надтреснутым голоском, словно боясь говорить с интонациями. — Из диких мест, окружавших реку Корадо и Большой Каньон, который она себе пробила, — горцы. Согласно преданию, с восточных территорий их вытеснили монги-захватчики, это случилось очень давно, но, набравшись сил среди гор и пустынь, они разбили одни племена монгов и подружились с другими. Сотни лет они нападали на наши северные провинции. Мы никогда не думали, что они появятся здесь. Должно быть, шпионы донесли им, что большинство наших солдат ушло на Рио Гран, где они подавляют восстание. Они направились над нашими землями на юго-запад, — Треза содрогнулась.
Молодой Доноху сплюнул.
— Проклятые шакалы! Они только и умеют, что грабить, жечь и убивать! — Он вздохнул. — Что мы сделали, чтобы так нападать на нас?
Руори в задумчивости потер подбородок.
— Они не могут быть совершенными дикарями, — пробормотал он. — Эти их дирижабли лучше, чем нам удавалось построить во всей нашей Федерации. А ткань? Из чего она? Какая-нибудь особая синтетика? Должно быть, иначе в них не удержать бы водород так долго. Не гелий же они используют! Но для того, чтобы производить водород в таких объемах, нужна промышленность! По крайней мере, хорошая практическая химия. Может быть, они даже получают его электролизом… Лезус Харисти!
Он заметил, что говорит сам с собой на родном языке.
— Прошу прощения, спохватился он. — Я просто раздумывал, как нам поступить. У нашего корабля нет летающих шлюпов.
Он взглянул вверх. Ател передал ему свой бинокль. Он навел его на ближайший дирижабль. Огромный воздушный шар и гондола внизу — размером с многие маврайские корабли — образовывали чистую аэродинамическую форму. Гондола была на вид легкой, каркас, должно быть, из дерева, а оплетка — из тростника. На три четверти от киля было нечто вроде галереи, на которой команда могла находиться и работать. В некоторых местах около ограждения стояли машины, приводившиеся в движение силой мускулов, часть из них, видимо, для подъема, в остальных угадывались катапульты. Должно быть, в северных королевствах между дирижаблями иногда развертывались бои. Это следовало бы разузнать. Правительственные психологи Федерации были сильны в политике по правилу «разделяй и властвуй». Но теперь…
Сила, приводившая его в движение, представляла чрезвычайный интерес. От носа корабля футов на пятьдесят вбок выступали два ланжерона, один над другим. По обеим сторонам на них крепились на осях рамы, к которым были привязаны квадратные паруса. Подобная пара ланжеронов была пропущена и на другом конце каркаса. Всего получалось восемь парусов. Пара маленьких, действовавших как флюгеры, ветряных турбин, которые можно было убрать, на осях, выступали под гондолой: должно быть, они выполняли функции ложного киля. Паруса и рули были оснащены линями, проходившими через блок, и тянущимися к брашпилю на галерее. Если изменять их набор, можно было повернуть хотя бы несколько точек в наветренную сторону. А ведь воздух на разной высоте движется в различных направлениях. Дирижабль может снижаться, если откачивать газ из нескольких камер воздушного шара, сжимать его компрессором и нагнетать в баллоны; для подъема достаточно было закачать газ обратно, сбросив давление, или скинуть балласт (правда, последний прием использовался только в обратных перелетах, когда из-за течи обратная подача газа ограничивалась). При наличии парусов, рулей, возможности использовать благоприятные воздушные потоки, такой дирижабль мог пересекать расстояния в тысячи миль с грузом в несколько тонн. Да, хороший флот!
Руори опустил бинокль.
— Разве Перио не построило несколько летательных аппаратов, чтобы отражать нападения?
— Нет, — промямлил один из мейканцев. — У нас были только воздушные шары. Мы не знаем, как изготовить ткань, которая будет достаточно долго держать воздух, не умеем вести управляемый полет. — Он смущенно замолчал,
— А поскольку у вас ненаучная культура, вам не приходило в голову провести систематические исследования, чтобы научиться? — спросил Руори.
Треза, смотревшая на свой город, обернулась к нему.
— Тебе легко говорить, — закричала она. — Вам не приходилось веками отбиваться от монгов на севере и рауканианцев на юге. Вам не потребовалось тратить двадцать лет и десять тысяч человеческих жизней на строительство каналов и акведуков, чтобы голод косил чуть меньше людей. У вас не преобладают пеоны, способные лишь к черной работе, не умеющие позаботиться о себе, потому что никто не научил их, как это делать, потому что их существование — слишком большое бремя для нашего народа. Вам легко разъезжать по морям со своими полуголыми докси и шутить над нами. Что бы вы сделали, С'ньор Всемогущий Капитан?
— Замолчи, — одернул Доноху. — Он спас нам жизнь.
— Пока, — добавила она сквозь зубы и слезы. Одна крошечная танцующая туфелька топнула о палубу.
Совершенно не к месту Руори спросил себя, что могло означать слово «докси». Оно было, видимо, уничижительным. Может быть, она имела в виду вахинь? Но разве для женщины существует более почетный путь заработать приданое, чем этот, когда она подвергает себя всем опасностям плавания бок о бок с мужчинами, в поисках новых культур и цивилизаций? А что же Треза собирается рассказывать дождливыми вечерами своим внукам?
Затем он спросил себя, почему она волнует его. Он и до этого заметил странное, почти ужасное напряжение, существующее в отношениях между мужчинами и их женами у многих мейканцев, словно супруги были друг другу чем-то большим, чем уважаемыми друзьями и партнерами. Но какие иные отношения были возможны? Психолог мог бы это знать, что до Руори, то он был в полном неведении.
Чтобы в голове просветлело, он ею потряс и вслух сказал:
— Сейчас не время для негородского поведения. — На спаньоль ему пришлось использовать другое слово, несколько отличавшееся оттенком значения, — Надо решать. Вы уверены, что мы не сможем отразить набег пиратов?
— Нет, если только С'Антон не свершит чудо, — ответил Доноху безжизненным голосом.
Потом, резко выпрямившись, он продолжал:
— Вы можете сделать для нас лишь одно, С'ньор. Сейчас же отчалить с женщинами на борту, а среди них есть дамы высокого происхождения, которых нельзя подвергнуть позорной продаже в рабство. Отвезите их на юг, в порт Ванавато, кальде которого позаботится об их благополучии.
— Я не люблю спасаться бегством, — возразил Руори, глядя на людей, лежавших на причале.
— С'ньор, но это же дамы! Во имя Господа, сжальтесь над ними!
Руори обвел внимательным взглядом благородные бородатые лица. Он был в долгу перед этими людьми за их гостеприимство и не видел другого способа отплатить им добром.
— Если вы настаиваете, — медленно согласился он. — А как же вы?
Юный дворянин поклонился ему, словно королю.
— Наши молитвы и благодарность пребудут с вами, мой господин капитан. А мы, мужчины, разумеется, вернемся, чтобы продолжить бой. — Он расправил плечи и скомандовал, как на параде: — Внимание! Стройсь!
На палубе послышалось несколько поспешных поцелуев, а потом мейканские мужчины спустились по трапу и двинулись в город.
Руори ударил кулаком по гакаборту.
— Если бы у нас был другой выход! — пробормотал он. — Если бы я мог что-нибудь сделать, — И добавил, почти с надеждой: — Как, по-вашему, бандиты могут напасть на нас?
— Только, если вы останетесь здесь, — ответила Треза. Ее глаза были, как зеленые льдинки, — Разве ты не поклялся отчалить?
— А если бы они погнались за нами в море…
— Не думаю, что они на это решатся. На этом корабле сотня женщин и немного товара на продажу. А в городе люди Неба наберут тысяч десять женщин, столько же мужчин и все городские сокровища. Зачем же им размениваться на погоню?
— Э-з-э…
— Вперед! — сказала она, — Медлить нельзя.
Ее холодность была, как удар.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он, — Ты думаешь, что мавраи трусы?
Она замялась. Потом, неохотно, но честно ответила:
— Нет.
— Ну, тогда почему же ты фыркаешь на меня?
— Ой, убирайся прочь! — Она встала на колени у ограждения, склонила голову на руки и ушла в свои мысли.
Оставив ее, Руори стал отдавать приказы. Мужчины собрались у парусов. Развернувшаяся парусина, вырвавшись на волю, затрепетала на ветру. За пристанью океан сверкал голубизной, на волнах поигрывали мелкие барашки; чайки метались по небу. Руори вспомнил отдельные эпизоды боя, которые он наблюдал, уходя от дворца.
Безоружный мужчина с расколотой головой. Девочка, едва ли старше двенадцати лет, которая кричит и вырывается из рук двух пиратов, которые тащат ее по аллее. Старик, в страхе бегущий зигзагами, и четверо лучников, палящие в него наугад, их дикий смех, когда он, пронзенный, упал (они куда-то его поволокли). Женщина в разорванном платье, в оцепенении сидящая посереди улицы рядом с телом младенца, у которого выстрелом выбили мозг. Маленькая статуя с отбитой головой в нише, святой образ, у ее ног — букетик увядших фиалок. Горящий дом и раздающиеся изнутри крики.
Дирижабли, застывшие в вышине, вдруг утратили в его глазах свою красоту.
Добраться до них и стянуть с неба!
Руори остановился как вкопанный. Вокруг него столпилась вся команда. Он услышал короткую матросскую песню, которую пели низкие голоса, красивые от постоянной свободы и хорошей еды, но мелодия лишь отдавалась эхом в отдаленном уголке его мозга.
— Отчаливаем, — пропел помощник.
— Нет! Нет! Погодите!
Руори пробежал по палубе, сбежал по лестнице, мимо рулевого, к Доните Трезе. Она поднялась с колен и стояла со склоненной головой, ее лицо было заслонено волосами.
— Треза, — сбивчиво заговорил Руори. — Треза, у меня идея. Я думаю, у нас может быть шанс, может быть, нам все-таки удастся дать им бой.
Она подняла на него глаза. Ее пальцы сомкнулись у него на руке так сильно, что он почувствовал, как в кожу вонзаются ее ногти.
Слова вылетали у него беспорядочно.
— Это будет зависеть… от того, как их заманить… к нам. По меньшей мере, пара их судов… должна последовать за нами… в море… Тогда, мне кажется… Я неуверен в деталях, но, по-моему… Мы могли бы сразиться… даже сбить их…
Она по-прежнему неотрывно смотрела на него.
Он заколебался.
— Конечно, — сказал он, — мы можем проиграть бой. И у нас на борту женщины.
Она спросила тихо, едва слышно:
— Что будет, если вы проиграете: мы погибнем или попадем в плен?
— Мне кажется, погибнем.
— Это хорошо, — кивнула она. — Тогда будем биться.
— Я не уверен в одном. Как заставить их преследовать нас… — Он помолчал, — Если бы кто-нибудь согласился… попасть к ним в плен… и сказал, что мы везем огромное сокровище… Они бы в это поверили?
— Вполне возможно, — Ее голос зазвучал живее, в нем даже ощущалась заинтересованность. — Допустим, казна кальде. Ее никогда и в помине не было, но разбойники убеждены, что погреба моего отца ломятся от золота.
— Тогда кто-то должен к ним пойти. — Руори повернулся к ней спиной, сцепил пальцы и пришел к выводу, который ему так не хотелось делать, — Но для этого не подойдет просто кто угодно. Если это будет мужчина, они загонят его дубиной в группу других пленников. Я хочу сказать, они вообще не станут его слушать, так ведь?
— Вероятно. Мало кто из них знает спаньоль.
— К тому времени, как мужчина сможеть заронить в их души мысль о сокровище, они будут уже на полпути к дому.
Треза покачала головой.
— Что же нам делать?
Руори знал ответ, но не смел произнести его вслух.
— Извини, — пробормотал он. — В конце концов, моя идея была не такая уж удачная. Пошли.
Девушка пошла перед ним, слегка касаясь его, словно они опять танцевали. Ее голос прозвучал совершенно спокойно.
— Тебе известен выход.
— Нет.
— Я хорошо тебя узнала. За одну ночь. Из тебя плохой лжец. Скажи мне.
Он отвел глаза, но все же ответил:
— Должна пойти женщина, не просто женщина, а красавица. Разве такую не отведут к их главарю?
Треза сделала шаг в сторону. Ее щеки побелели.
— Да, — согласилась она наконец, — Я тоже так думаю.
— И опять же, — в отчаянье продолжал Руори: — Ее могут убить. У них много случайной стрельбы, у этих бандитов. Я не могу подвергать риску никого, кто вверен моей заботе.
— Ты просто дурак, — сказала она, не разжимая губ, — Неужели ты полагаешь, что опасность смерти остановила бы меня?
— А что еще может случиться? — с изумлением спросил он, — О да, конечно, женщину могут сделать рабыней, если мы потом проиграем бой. Конечно. Я этого не сознавал. Но мне кажется, если она красива, к ней не будут плохо относиться.
— И это все, что ты… — она осеклась. Он никогда не видел, чтобы улыбка выражала обиду. — Ну конечно. Мне следовало это знать. У вашего народа свой образ мыслей.
— Что ты имеешь в виду? — промямлил он.
Она простояла еще секунду, сжав кулаки.
А потом сказала, про себя.
— Они убили моего отца; да, я видела его мертвым на дороге. Они оставят мой город в руинах, а все его население перебьют. — Она подняла голову, — Я пойду, — сказала она.
— Ты? — Он схватил ее за плечи, — Нет, конечно, не ты… Какая-нибудь другая девушка…
Она рывком высвободилась и, пробежав по палубе, спустилась по трапу. Она не смотрела на корабль. До него долетело несколько слов:
— А потом, если будет это потом, для меня всегда найдется монастырь.
Он не понял. Он стоял на корме, провожая ее взглядом и ненавидя самого себя, пока она не скрылась из виду. Потом он сказал: «Отчаливаем» — и корабль вышел в море.
Мейканцы упорно сражались, отстаивая каждую улицу и каждый дом, но через пару часов их солдат, оставшихся в живых, уже вытеснили в северо-восточную часть С Антона. Сами они едва ли это сознавали, но Небесный вожак наблюдал сражение с высоты, его дирижабль был теперь привязан к собору, сбросив веревочную лестницу, чтобы его люди могли подниматься и спускаться, и к нему сейчас как раз причалило другое судно, на котором была только дежурная команда, чтобы сообщить новости.
— Я вполне доволен, — сказал Локланн. — Мы будем удерживать их в котле четвертью наших войск. Не думаю, что им удастся сделать вылазку. Тем временем остальные могут заняться организацией. Не надо давать этим тварям слишком много времени, чтобы спрятать свое серебро и забиться по щелям. После обеда, когда отдохнем, мы можем высадить своих парашютистов в тылу у городских войск, оттеснить их навстречу нашим отрядам и уничтожить.
Он приказал опустить Буффало, чтобы загрузить самое ценное из добычи уже сейчас. В целом его мужики были слишком уж грубыми: хорошие ребята, но могут в спешке повредить ценные одежды или кубок, или крест, инкрустированный драгоценными камнями, а иногда эти мейканские вещи бывают такие красивые, что с ними жалко расставаться, даже за деньги.
Флагманский корабль снизился, насколько это было возможно. Он все-таки висел в воздухе, на высоте футов в сто, ручные компрессоры и баллоны из сплава алюмина не обеспечивали достаточного сжатия водорода. Но с него сбросили веревки, подхваченные собравшейся на земле частью команды. Дома около каждого жилища были шпили с храповиками, с помощью которых судно могли посадить и четыре женщины. Они терпеть не могли эти экстренные посадки из-за необходимости выпускать водород. У киперов, хозяев хранилищ, его едва хватало, несмотря на то, что помимо гидроэлектростанции у них теперь появилась солнечная батарея, и драли за него соответственно. (Возможно, так говорили киперы, пользуясь возможностью взвинчивать цены, так как даже сами короли им в этом деле были не указ. Некоторые главари, в том числе и Локланн, начали потихоньку самостоятельно экспериментировать с получением водорода, но быстро эту загадку, механизм которой и киперы понимали лишь наполовину, им было не разрешить.)
А здесь механизмы заменялись силачами-мужчинами. Буффало вскоре посадили на соборной площади, на которой от него стало совсем тесно. Локланн лично проверил каждую веревку. У него болела раненая нога, но боль все же позволяла ему ходить. Его сильнее беспокоила правая рука, которая болела больше от швов, чем от раны. Медик наказывал ее обязательно поберечь. Это означало, что ему придется биться левой рукой, ведь невозможно допустить, чтобы потом болтали, как Локланн сынна Холбер покинул поле боя. Но все же он чувствовал, что будет собой лишь наполовину. Он потрогал нож, которым его проткнули. За свою боль ему хоть досталось лезвие из прекрасной стали. Кстати, его владелец что-то там говорил, что они встретятся снова, и он его отберет. В таких словах могло быть предзнаменование. Хорошо бы после смерти воплотиться в этого Руори.
— Шкипер. Шкипер, сэр.
Локланн оглянулся. Юв Красный Топор и Аалан сынна Рикар, из его экипажа, обращались к нему. Они держали за руки молодую девушку в черном бархатном, расшитом серебром, платье. Вооруженная толпа, бушевавшая вокруг, устремила свои взгляды к ней. Общий гул голосов прорезали скабрезные выкрики.
— Что там у вас? — отрывисто спросил Локланн. У него было много дел.
— Телка, сэр. Ничего, а? Мы ее нашли там внизу, у кромки воды.
— Тащите ее в собор, где сидят остальные, пока… О… — Локланн отшатнулся, прищурился и встретился со взглядом ее зеленых глаз.
Она все болтала одни и те же слова: «Шеф… Рей… омбро гран»…
— Я в конце концов подумал, может, она правда ищет шефа, — пояснил Юв. — А когда она завизжала «хан», я совсем уверился, что она хочет говорить с вами. Поэтому мы и не использовали ее сами, — благонравно закончил он.
— Ты говоришь на спаньоль? — спросила девушка.
— Да… — широко улыбнулся Локланн. Он говорил с сильным акцентом, но вполне прилично, — Я, например, понял, что ты называешь меня на ты, — Ее изящно очерченные губы сложились в слабую улыбку, — Что означает, что ты меня считаешь низшим по сравнению с собой. Еще так обращаются к Богу или к возлюбленному.
Вспыхнув, она закинула голову, (солнечный свет пробежал по ее волосам цвета воронова крыла) и ответила:
— Можешь сказать этим чурбанам, чтобы они меня отпустили.
Локланн отдал приказ по-инглисски. Юв и Аалан отпустили ее руки, на них остались отпечатки и ссадины от их пальцев. Локланн погладил бороду.
— Ты хотела меня видеть? — спросил он.
— Да, если ты здесь главный. Я дочь кальде. Донита Треза Карабан. — Ее голос слегка задрожал. — Цепь, что на тебе, принадлежала моему отцу. Я пришла от имени его народа, чтобы обсудить условия.
— Что? — моргнул Локланн. Кто-то в толпе вояк расхохотался.
«Она, должно быть, не может просить милости, — подумал Локланн, — вон как твердо говорит».
— Учитывая, что, ведя бой до победы, вы несомненно потеряете много людей и, кроме того, можете вызвать контрнаступление на вашу собственную страну, не хотите ли вы принять денежный выкуп и возможность беспрепятственно отступить, если отпустите наших пленных и прекратите разрушения.
— Клянусь Октаи, — пробормотал Локланн. — Только женщине придет в голову, что мы… — Он замолчал. — Ты сказала, что вернулась сама?
Она кивнула.
— От имени своего народа. Я знаю, у меня нет легальных полномочий на обсуждение условий, но на практике…
— Выбрось это из головы, — оборвал Локланн. — Откуда ты вернулась?
Она замялась.
— Это не имеет никакого отношения к…
Вокруг было слишком много глаз. Локланн приказал начать систематическое прочесывание города. Он повернулся к девушке.
— Пошли на корабль, — приказал он, — Я хочу вести дальнейшее обсуждение.
Она прикрыла глаза, буквально на момент, и ее губы шевельнулись. Потом она вновь посмотрела на него — он вспомнил пуму, которую как-то поймал в ловушку, — и сказала спокойным тоном:
— Хорошо, у меня есть еще аргументы.
— Как у любой женщины, — засмеялся он, — но у тебя они лучше, чем у большинства.
— Я не о том говорю, — вспыхнула она. — Я хочу сказать, Матерь Божья, молись за меня, — Они прошли мимо свернутых парусов к лестнице, которая спускалась с галереи. В нижней части корпуса был открыт люк, в который было видно свободное место, предназначенное для груза, и кожаные путы для рабов. На палубе галереи стоял пост из нескольких стражников. Они стояли, опираясь на свое оружие, из-под шлемов у них катился пот, и перешучивались: когда Локланн прошел мимо них с девушкой, они добродушно загалдели, выражая зависть.
Он открыл дверь.
— Ты когда-нибудь видела наш корабль? — спросил он. В верхней гондоле было длинное помещение, в котором стояли лишь койки со спальными мешками. Верхняя часть была разгорожена перегородками на несколько отсеков, камбуз и, наконец, у самого носа располагался отсек с картами, таблицами, навигационными приборами, мегафонами. Его стенки выступали относительно корпуса наружу, так что во время полета из помещения открывался хороший обзор. На полочке, под развешанным по стене оружием стоял маленький четырехрукий идол из слонового бивня. На полу была постелена соломенная циновка.
— Это рубка. А также кабина капитана, — пояснил Локланн. Он указал жестом на один из четырех плетеных стульев. — Садись, Донита. Что-нибудь выпьешь?
Она села, но ничего не ответила. Ее руки, сжатые в кулаки, лежали на коленях.
Локланн налил себе в стакан виски и выпил половину одним глотком.
— Хм. Позднее мы для тебя принесем нашего вина. Просто позор, что вы здесь не освоили перегонку.
Когда он навис над ней, на него обратились ее полные отчаяния глаза.
— С'ньор, — начала она — умоляю вас, именем Карины, ладно, именем вашей матери, пощадите мой народ.
— Моя мать со смеху бы умерла, услышав такие слова, — ответил он. И наклонился вперед: — Знаешь, давай не будем попусту сорить словами. Ты спасалась бегством, но потом вернулсь. Где было твое укрытие?
— Оно… А это имеет значение?
«Ну вот, она начала тянуть время», — подумал он и продолжал:
— Конечно. Я знаю, что сегодня утром ты была во дворце. Мне известно, что ты бежала с чужеземцами.
Я знаю, что их корабль отчалил около часа назад. Ты, наверное, была на нем, но покинула его. Это так?
— Да, — Она задрожала.
Глотнув еще расплавленного огня, он попросил ее рассудительным тоном:
— Теперь скажи мне, Донита, что у тебя есть для выкупа. Ты же не надеешься, что мы поступимся большей частью наших трофеев и столь ценными для нас рабами ради того, чтобы нам дали спокойно уйти. Да от нас отвернутся все королевства Неба. Ну-ка, выкладывай, что еще ты можешь предложить, если уж собралась купить нас.
— Нет… Но не…
Он ударил ее по щеке. Ее голова далеко отвернулась от удара. Она отпрянула, трогая красный след на лице, а он орал:
— У меня нет времени на игры. Говори! Говори сейчас же, какая мысль вытолкнула тебя сюда из безопасного места или тотчас же отправишься в трюм. Торговцы из Каньона дадут за тебя хорошую цену. Тебе будут рады во многих местах: в лесной хижине в Органе, в юрте монгского хана в Теккасе, далеко на востоке в борделе, в Чаи Kara, и от этого ты можешь уберечься.
Она потупилась и устало сказала:
— Чужеземный корабль нагружен золотом кальде. Мой отец давно намеревался перенести свои личные сокровища в какое-нибудь более безопасное место, но не решался отпускать его в караване из повозок через всю страну. Между С'Антоном и Фортлез д'С'Эрнан до сих пор шатается много разбойников. Такие богатства введут в соблазн стать грабителями и само воинское сопровождение. Капитан Лоханнасо согласился перевезти золото по морю в порт Ванавато, который недалеко от Фортлеза. Ему можно доверять, так как его правительство заинтересовано в том, чтобы торговать с нами, так что он прибыл сюда официально. Когда начался ваш набег, сокровища уже были погружены. Разумеется, на корабль также взяли женщин, находившихся во дворце. Но ты можешь их пощадить? На этом иностранном корабле ты найдешь такую добычу, что ее не поднять всему твоему флоту.
— Клянусь Октаи!
Отвернувшись от нее, он зашагал по комнате, а потом остановился и выглянул из окна. Он почти слышал, как у него в голове работал мозг. То, что она рассказала, имело смысл. Дворец их разочаровал. Да, там было много дамасских клинков, серебряной посуды и всякой всячины, но ничего, что могло бы сравниться по ценности с сокровищами собора. Либо у кальде было больше власти, чем богатства, либо он куда-то спрятал свою казну. Локланн предполагал допросить несколько слуг, чтобы узнать, которое из предположений верно. А теперь он понял, что существовала и третья возможность.
Лучше все-таки допросить нескольких заключенных — на всякий случай. Нет. Времени нет. Учитывая попутный ветер, этот корабль может, не потея, уйти настолько, что его ни на каком дирижабле не догонишь. Возможно, уже слишком поздно начинать погоню. А если нет? Хм… Атака была бы рискованна. Узкий легкий корпус — плохая цель для парашютного десанта, а поскольку на корабле паруса и мачты… Подожди. Смелые всегда найдут путь. А что, если их взять на абордаж сверху? Если оснащение поломается, это будет еще лучше. Если на веревку укрепить груз, ее можно без труда спустить на палубу. А если зацепить корабль крючьями, отряд сможет спуститься по веревкам на стеньги. Моряки, конечно, тоже шустрые, но приходилось ли им когда-нибудь иметь дело с мериканской грозой, разразившейся на высоте в милю?
Он мог вести бой, импровизируя по ходу. Уж в самом крайнем случае, хотя бы, любопытно попробовать! А в лучшем, он родится в следующей жизни покорителем всего мира — в награду за то, что сделал в этой.
Он радостно рассмеялся вслух.
— Мы это сделаем.
Треза встала.
— Ты пощадишь город? — хрипло прошептала она.
— Я ничего такого и не обещал, — возразил Локланн, — Разумеется, из-за груза, который сейчас на корабле, у нас не останется места для большинства пленников. Если, хм, если мы не решим дать кораблю дойти с грузом по морю до Калифорни, чтобы встретить его там. А что, почему бы и нет?
— Ты — клятвопреступник, — сказала она, вложив в это слово все свое презрение.
— Я обещал лишь одно — не продавать тебя, — напомнил Локланн. Он смерил ее взглядом с головы до ног. — Я и не продам.
Шагнув вперед, он притянул ее к себе. Она отбивалась, ругаясь; ей даже удалось выхватить у него из-за пояса нож Руори, но его кожаный жилет задержал лезвие.
Наконец он поднялся. Она рыдала у его ног, на ее груди были красные следы от цепи отца. Он тихо сказал:
— Я не продам тебя, Треза, я буду держать при себе.
— Дирижабль!!!
Крик дозорного минуту раздавался в пустоте, среди ветра и открытого моря. Внизу, под грот-мачтой он слился с топотом ног членов экипажа, разбегавшихся по своим постам.
Руори вглядывался на восток. Он видел полоску земли, а над ней голубоватые горы кучевых облаков. Он не сразу заметил противника в огромном небе. Наконец солнце указало его. Он поднял бинокль. Два раскрашенных судна летели наперерез на высоте в милю над уровнем моря.
Он вздохнул.
— Всего два.
— И этого может оказаться для нас слишком много, — возразил Ател Хамид. По его лбу тек обильный пот.
Руори пристально взглянул на своего помощника.
— Ты же их не боишься? Должен сказать, что суеверный страх противников им на руку.
— О нет, капитан, принцип плавучести известен мне не хуже, чем вам. Но они — крутые воины! И на этот раз они нападают на нас не в порту, они в своей стихии.
— Как и мы. — Руори похлопал собеседника по спине. — Принимай управление. Одной Танароа известно, что должно произойти, но ты полагайся на свой рассудок, если меня убьют.
— Я бы хотел, чтобы ты сейчас отпустил меня. Мне не нравится оставаться здесь в безопасности. Меня беспокоит то, что произойдет в небе.
— Здесь не так уж безопасно, это должно тебя утешить. И потом, кто-то должен довести эту посудину домой, чтобы передать наши отчеты в Геоэтническое исследовательское общество.
Он сбежал по лестнице на палубу и направился к вантам грот-мачты. Вокруг него шумела команда, блестело на солнце оружие. Два воздушных змея были наготове: принайтованные к тумбе, они шелестели туго натянутым холстом. Руори пожалел, что у них не было времени наделать их побольше.
Но даже так, он медлил больше, чем стоило бы, вначале вышел далеко в море, а затем медленно двинулся назад, заставляя противника себя поискать, пока он готовился к бою, а точнее, планировал бой. Когда от отпускал Трезу, он не имел определенного плана, а лишь знал, что они каким-то образом смогут сразиться. Если считать, что пиратов вообще удастся заманить, существовал еще риск, что они потеряют терпение и повернут назад. Вот уже час он медлил под стеньгой и парой летающих кливеров, надеясь, что люди Неба окажутся достаточно несведущи в мореплавании и не поймут, что для такой хорошей погоды он использует слишком мало парусов.
Но вот они наконец приближаются, и хватит укорять себя за судьбу конкретной девушки. Такие эмоции были нехарактерны для островитянина: обнаружить, что ты направляешь их на какую-то определенную особу, одну из миллионов, живущих на земле, было ужасно. Руори полез по выбленке, словно спасался бегством.
Дирижабли все еще были высоко, они летели, используя бриз в верхних слоях. Здесь, внизу, ветер был почти точно южный. Воздушный флот был более неуклюж в управлении, и спуститься прямо на Дельфина, когда дирижабли находились непосредственно над ним, было бы невозможно. В любом случае Дельфин мог увернуться от их неловкой атаки.
Но Дельфин не собирался это делать.
Снасти были теперь укреплены вооруженными матросами. Руори подтянулся, уселся на салинг стеньги и стал небрежно болтать ногами. Корабль подталкивал шквалистый ветер, а он сидел наверху, глядя в голубовато-зеленую, подернутую белой пеной, бесконечность. Слегка балансируя, даже не замечая этого, он спросил Хити:
— Ты устроился?
— Ага. — Великан-гарпунщик, тело которого играло мышцами, испещренными татуировками, кивнул бритой головой. К свайке, около которой он сидел на корточках, была принайтована корабельная катапульта, заряженная таким железом, которое убило бы кита-вожака одним ударом. Еще пара гарпунов лежала про запас. За Хити стояли два его помощника и четверо палубных матросов, в их руках были гарпуны помельче, со стержнем всего в шесть футов, такие забрасывали с корабля вручную. От всех тянулись к носу лесы.
— Ну, теперь пусть подойдут. — Полная широкая физиономия Хити расплылась в улыбке, — Пусть Нан съест весь этот мир, если нам не будет случая потанцевать, радуясь этой победе, когда мы вернемся домой.
— Если вернемся, — вставил Руори. Он прикоснулся к топору, прикрепленному у его бедра. Он представил себе родину, где под луной играли огромные белые барашки волн, и люди танцевали веселые танцы, а парочки прятались в тени пальм. Он подумал, понравился ли бы его остров дочери мейканского кальде… если ей, конечно, не перерезали горло.
— Что-то ты загрустил, капитан, — заметил Хити.
— Люди будут умирать, — ответил Руори.
— Ну и что? — Маленькие добрые глаза внимательно изучали его лицо, — Они готовы умереть, если так надо, ради песни, которую о них сложат. У тебя на сердце какая-то другая печаль. -
— Оставь меня в покое!
Гарпунщик, явно обиженный, замолчал. Дул ветер, и под солнцем переливался океан.
Воздушные пираты приблизились. Они подлетят с двух сторон. Руори вытащил мегафон. Ател Хамид ровно держал курс.
Теперь Руори увидел ухмылку Бога, прикрепленного к носу дирижабля. Дирижабль шел в небольшом расстоянии от стеньги, немножко с наветренной стороны… В небо полетели стрелы, посылаемые импульсивно, но они не попадали. Однако люди оставались спокойными, никто не стал тратить ружейных патронов. Хити взялся за свою катапульту.
— Подожди, — сказал Руори, — лучше посмотрим, что они задумали.
Над ограждением галереи дирижабля показались головы в шлемах. Пираты выходили друг за другом, один, второй, третий, раскручивали и кидали железные абордажные крючья. Руори видел, как один зацепил фок-мачту, другой ударил по кливеру… Веревка, которой его прицепили к дирижаблю, натянулась, но не лопнула, она была из кожи… Кливер сломался, хлопнула парусина, одного моряка ударило в живот и отбросило на целый ярд… Он поднялся на ноги, выпрямился и нырнул прямиком в чистую воду. Лезус, сделай так, чтобы он остался жив… Крючья все летели, один зацепил гафель, дерево подалось, застонало… Корабль задрожал, повисая на веревках… Он далеко накренился, так как его утягивала система рычагов. Его паруса хлопали. Пока не было опасности захвата, но мачту могли испортить. А теперь на галерею высыпали пираты. С мальчишечьим визгом они стали спускаться по веревкам и цеплялись за любые снасти, попадавшиеся им под руку.
Один из них как обезьяна спрыгнул на гафель грот-мачты, под салинг. Помощник гарпунщика выругался, взялся за свое оружие и прицелился в пирата.
— Подожди, — остановил его Хити, — Нам это железо еще потребуется.
Руори оценивал положение. Дирижабль, находившийся с подветренной стороны, все еще маневрировал около своего напарника, которому ветер дул в бок. Руори приставил мегафон ко рту и усилитель на солнечных батареях закричал:
— Слушай мою команду! Второго противника — сжечь, пока он не пошел на абордаж. У себя перережьте веревки от всех крючьев и перебейте всех абордажников.
— Стрелять? — спросил Хити. — У меня никогда не будет лучшей мишени.
— Ага.
Гарпунщик выстрелил из катапульты. Она развернулась с громоподобным звуком. Колючая проволока впилась в бок гондолы, пробив его насквозь, и ушла концом куда-то в переплетения каркаса.
— Пробил! — заревел Хити. Его руки, напоминавшие лапы гориллы, ухватились за рукоять рычага. Подскочили двое и начали ему помогать.
Руори соскользнул по вантам футтока и вспрыгнул на гафель. Там приземлился еще один пират, потом третий, за ним — еще пара. Тот, кто попал на перекладину, был босиком, он балансировал не хуже матроса, вытаскивая шпагу. Руори упал, когда мимо него просвистел клинок. Он ухватился одной рукой за громмет мейнсейла и повис на нем, рубя своим топором по веревке абордажного крюка. Пират нагнулся и ткнул в его сторону ножом. Подумав о Трезе, Руори ударил его топориком в лицо и скинул вниз, на палубу. Он снова принялся за веревку. Кожа была прочная, но его нож — острый. Веревка разорвалась и с пронзительным свистом отлетела. Гафель высвободился, Руори чуть не разжал пальцы. Второй человек Неба свалился вниз и ушел в море, выплеснувшее множество брызг. Те, кто держались за веревку, соскользнули к ее концу. Один из них не смог остановиться, и его поглотило море. Другой разбился о топ мачты, пока болтался как маятник. Руори уселся верхом на гафель и так сидел, наполняя воздухом горящие легкие. Вокруг кипел бой, на вантах и перекладинах и внизу, на палубах. Второй дирижабль подлетел поближе. С кормы поднялся воздушный змей, подгоняемый ветром несущегося корабля. Ател нараспев дал команду, и кормчий повернул руль. Хотя Дельфину и мешали крючья, он отреагировал отлично, так как был сконструирован с учетом законов гидродинамики. Воздушный змей, намазанный китовым маслом, прилип к дири-хаблю на некоторое время, которого оказалось достаточно, чтобы от горящей бумаги огонь по его леске поднялся к корпусу.
Дирижабль отшатнулся, змей упал, порох, которым он был заряжен, взорвался, не причинив воздушным пиратам вреда. Ател выругался, отдавая новые команды. Дельфин повернул на другой галс. Второй змей уже висел в воздухе и горел, он поразил цель. Она сдетонировала.
Водород со свистом хлынул наружу. Дирижабль внезапно охватило пламя. Против солнца оно казалось странно бледным. Стал подниматься дым, — это плавился пластик, из которого были сделаны отдельные ячейки для газа. Дирижабль упал в воду, как метеорит.
Второму судну не оставалось ничего, как отпустить веревки абордажных крючьев, оставляя на борту корабля часть экипажа. Капитану пиратов было неизвестно, что у Дельфина всего два воздушных змея. В сторону пиратов мстительно устремилось несколько катапультных ударов. Итак, маврайский корабль освободился и выправил курс.
Враг мог отступить и вернуться в порт, а мог планировать новую атаку. Руори не хотел дать ему ни одной из этих возможностей. Он крикнул в мегафон:
— Прикончить их! — и ринулся вниз, на палубу, где продолжался бой.
Отряд Хити уже выстрелил в гондолу три главных гарпуна и полдюжины помельче. Их лесы натянулись, привязав цепные лини дирижабля к шпилю на носу корабля. Теперь было нечего бояться излишнего напряжения. Подобно всем маврайским судам, Дельфин делали с таким расчетом, чтобы в плавании его экипаж питался морскими продуктами. Ему случалось тащить за собой здоровых китов; по сравнению с ними дирижабль был чуть ли не Пушинкой. Значение здесь имела скорость, время, которое потребуется пиратам, чтобы осознать, что происходит, и освободиться, перерезав лесы.
«Тохиба, тохиба, итоки, итоки» — запели моряки старую песню лодочников, приплясывая на корме. Руори спрыгнул на палубу, заметил, как пират с Каньона бьется с его матросом, шпагой против дубинки, и треснул парня сзади по голове, как сделал бы это, окажись перед ним любой хищник. (Потом он с удивлением спросил себя, как мог так подумать о человеке.) Битва быстро подходила к концу; у людей Неба не было шансов. Но полдюжины федератов были тяжело ранены. Руори запихнул нескольких выживших пиратов в лазарет, а своих раненых предоставил действиям Донит, анестетиков и антибиотиков. Затем он быстро стал готовить команду ко второй фазе.
Дирижабль почти подтащили к бушприту. Он так накренился, что его катапульты оказались бесполезными. Пираты выстроились на палубе своей галереи, ругаясь и потрясая оружием. По численности они превосходили команду Дельфина в три-четыре раза. Руори узнал одного из них — того высокого, желтоволосого, с которым они бились у стен дворца; у него возникло недоброе, сверхъественное чувство.
— Сожжем их? — предложил Ател.
Руори сморщился
— Пожалуй, придется. Постарайся не поджечь само судно. Ты же знаешь, оно нам нужно.
Луч заскользил туда-сюда, его движение сопровождалось хриплыми криками островитян. Из керамического сопла вылетало пламя. Дым, вонь, человеческие вопли и то, что предстало из взору, когда Руори приказал прекратить огонь, заставило бы содрогнуться и бывалого корсара. Мавраи были несентиментальным народом, но они не любили причинять боль.
— Брандспойт! — приказал Руори. Потоки воды пролились благословением. Корзина, начавшая было гореть, с шипением потухла. На дирижабль полетели абордажные крючья. Пара юнг кинулась впереди взрослых мужчин, чтобы первыми полезть по лесам. На галерее их встретили без сопротивления. Те пираты, которые не пострадали (таких было большинство), валялись у них под ногами. На дирижабль стали перебираться островитяне, которые занялись сбором пленников.
Несколько людей Неба выскочило из-за двери, размахивая оружием. Среди них Руори заметил светловолосого пирата с его кинжалом в левой руке, бежавшего навстречу. Правая рука у него казалась совсем бесполезной.
— Каньон! Каньон! — повторял он как заклинанье свой воинственный клич.
Руори, отступив в сторону, подставил ногу. Блондин растянулся во весь рост. Когда он упал, Руори бросил в него топор, так чтобы тот пришелся ему древком по шее. Пират вздрогнул, попытался подняться, но не смог, лишь перевернулся навзничь.
— Отдай мне мой нож. — Руори присел перед ним на корточки, снял с пирата его кожаный пояс и стал его отстегивать. Пират взглянул на него помутневшими глазами, в которых читалась мольба.
— Разве ты не убьешь меня? — пробормотал он на спаньоль.
— Харисти, конечно, нет, — удивился Руори. — Зачем?
Он встал и выпрямился. Последнее сопротивление было сломлено. Дирижабль принадлежал ему. Он открыл дверь, за которой, по его предположениям, находилось то, что на дирижабле эквивалентно по назначению капитанскому мостику.
Он застыл неподвижно, слыша только шум ветра да собственной крови.
Перед ним предстала Треза. Она протянула к нему руки, как слепая, и ее глаза смотрели сквозь него.
— Ты здесь, — произнесла она пустым, безжизненным голосом.
— Донита! — растерялся Руори. Он поймал ее за руки, — Донита, если бы я знал, что ты здесь, я бы никогда… не рискнул бы…
— Почему ты нас не сжег и не потопил, как другой корабль? — спросила она, — Почему его надо возвращать в город?
Она вырвалась из его рук и, спотыкаясь, пошла на палубу. Та колебалась у нее под ногами. Она упала, поднялась на ноги, осторожно, босиком подошла к ограждению и устремила взгляд на океан. Ее волосы и разодранная одежда трепетали на ветру.
Управление дирижаблем требовало навыков. Руори заметил это, наблюдая, как неуклюже управляют им тридцать человек, откомандированных им на воздушное судно. Опытный воздушный навигатор на глаз определял тяги и воздушные потоки, ему было достаточно для этого взглянуть на землю или на водную гладь, простирающиеся внизу. Он решал, на каком уровне лучше ветер, мог без толчков снижаться и подниматься, даже лететь против ветра, хотя это был медленный и трудный процесс.
Однако часа оказалось достаточно, чтобы освоить основные принципы. Руори вернулся на капитанский мостик и стал командовать через мегафон. В конце концов им удалось пойти на снижение. Взглянув вниз, он разглядел Дельфин с грузом и военнопленными, следовавший малым ходом. Ему и другим аэронавтам пришлось выслушать много добродушных шуток насчет их небесного тихоходства. Руори они не веселили, и он не придумывал остроумных ответов, как сделал бы это еще вчера. За его спиной была Треза.
— Ты знаешь, как называется этот корабль, Донита? — спросил он, чтобы нарушить тишину.
— Он его называл Буффало, — ответила она, словно издалека, совершенно равнодушно.
— А что это такое?
— Дикое животное.
— Он, наверное, разговаривал с тобой, пока вы нас искали. Он говорил что-нибудь интересное?
— Рассказывал о своем народе. Хвалился вещами, которые у них есть, а у нас нет… двигатели, энергии, сплавы… Как будто от этого они перестают быть шайкой грязных дикарей.
Наконец она хоть немного оживилась. Ему уж показалось, что она желала бы, чтобы ее сердце остановилось; но он вспомнил, что не видел у мейканцев этого столь распространенного среди мавраев явления.
— Он тебя очень обидел? — спросил Руори, не глядя на нее.
— Это не считают обидой, — с жаром возразила она. — А теперь, оставь меня в покое, ради всего святого. — Он услышал, как она пошла прочь, в соседний отсек.
Что ж, в конце концов, они убили у нее отца. От этого кто угодно будет горевать, в любом уголке мира, но она, наверное, огорчается больше, чем сделал бы это он. Ведь мейканского ребенка растят родители, он не проводит половины жизни со случайными родственниками, ест, и играет, и спит не по чужим домам, в отличие от большинства детей островитян. Поэтому ближайшие родственники важнее для мейканца. По крайней мере, это было единственное объяснение мрачности, охватившей Трезу, до которого смог додуматься Руори.
Показался город. Они увидели в небе оставшиеся невредимыми дирижабли противника. Три против одного… Да, сегодняшний день войдет в легенду у людей Моря, если им повезет. Руори знал, что испытает то же всепоглощающее удовольствие, которое известно серфингисту или бойцу с акулами, или тому, кто выходит на парусной лодке в тайфун, любому сорвиголове, который занимается опасным спортом, приносящим ему славу и успех у девушек. Он услышал, как распевают его матросы, отбивая военные ритмы руками и притопывая в такт. Но его сердце принадлежало Антарктике.
Приближался один из дирижаблей противника. Руори попытался встретить его профессионально. Он нарядил свою команду в трофейные костюмы аэронавтов. На первый взгляд они могли сойти за каньонитов, умаявшихся в бою, если бы не захваченный маврайский корабль у них под ногами.
Когда северяне неторопливо, как было принято у аэронавтов, приближались, Руори, подняв мегафон, крикнул своим:
— Притормозите и стреляйте, когда мы выпустим луч.
— Ага, — отозвался Хити.
Через минуту капитан услышал, как зарокотала катапульта. В иллюминатор он увидел, как снаряд попал гондоле в бок.
— Поосторожнее, нам он нужен вместо змея, но чтобы мы сами не сгорели.
— Ладно. Я и раньше попадал в рыбу-меч, — послышался смех Хити.
Противник, растерявшись, отклонился от курса. Катапульты нанесли несколько ударов, один попал в цель, зацепил дирижабль, но одна пробитая газовая ячейка дела не меняла.
— Развернитесь. Нет смысла направлять луч на дальнее расстояние, — Оба судна пошли по ветру, хлопая парусами. И тут сработал змей, изготовленный на обратном пути. На этот раз у него были рыболовные крючки. Он цепко закрепился на воздушном шаре каньонитов. — Поджигай, — скомандовал Руори. Огонь побежал по леске змея. Через несколько минут он жег противника. В небо ссыпалось несколько парашютов.
— Осталось два, — сказал Руори, и в его голосе не было триумфа, переполнявшего его матросов.
Захватчики были не дураки. Оставшиеся два дирижабля повернули к городу, не желая пострадать ни от огня, ни от воды. Один из них спустился, выбросил стальные тросы и быстро направился к площади. Руори разглядел в бинокль толпившихся там вооруженных мужчин. Другое судно, на котором явно была только дежурная команда, сделало маневр вперед, к Буффало.
— Этот парень наверное хочет задержать нас, — предупредил Хити. — А тем временем второй дирижабль спустится, заберет на борт человек двести солдат, подлетит к нам и высадит на борт.
— Знаю, — кивнул Руори. — Пойдем им навстречу.
Он направил свой корабль, словно хотел вплотную приблизиться к судну с малочисленным экипажем. Тот не стал увертываться — вопреки опасениям Руори; видимо, храбрость вменялась людям Неба в обязательные добродетели. Он двинулся навстречу схватке во весь опор. Если завяжется бой, другой корабль получит время спуститься, чтобы привезти подкрепление. Противник приблизился чуть ли не вплотную.
— А теперь в них надо посеять страх, — решил Руори. — Огненные стрелы, — распорядился он. На палубе в маленькие цилиндры закладывали пистоны из твердой древесины и поджигали трут на дне. Так разжигали пропитанные нефтью стержни. Когда враг оказался достаточно близко, лучники Буффало стали посылать на него свои красные кометы.
Если бы этот план не сработал, Руори бы остановился. Он не хотел жертвовать своими воинами в рукопашной схватке. Он бы предпочел сжечь вражеский корабль издалека, хотя по его стратегическому плану тот был ему нужен. Но моральный эффект от только что совершившегося несчастья еще действовал. Когда огненные стрелы стали вонзаться в обшивку гондолы, такая обманная тактика, неизвестная никаким северным каньонитам, сработала, хотя они и были достаточно вооружены, чтобы отразить нападение. Каньониты ударились в панику и стали прыгать за борт. Может быть, уже спускаясь на парашютах, некоторые из них заметили, что стрелы вовсе не направлялись в воздушный шар.
— Быстро на абордаж. Гаси огонь.
Крючья перекидывались точно. Дирижабль застыл относительно неподвижно. Люди стали перелезать на галерею соседнего судна, слышался плеск воды.
— Половина команды — на захваченное судно. Готовьте спасательные веревки и скрепляйте дирижабли.
Он отложил мегафон. Позади скрипнула дверь. Руори повернулся и увидел Трезу, вернувшуюся на капитанский мостик. Она была по-прежнему бледна, но причесалась и ее голова была теперь высоко поднята.
— Еще один, — сказала она почти радостно, — У них остался только один корабль.
— Но в нем будет полно солдат. — Руори с жаром воскликнул: — Как я жалею, что разрешил тебе не возвращаться на Дельфин. Я как следует не подумал. Это было слишком опасно.
— Ты думаешь, это для меня имеет какое-то значение? — сказала она, — Я — Карабан.
— Но это имеет значение для меня.
Высокомерие покинуло ее, она мимолетно прикоснулась к его руке, и у нее на щеках выступил румянец.
— Прости меня. Вы так много для нас сделали. Нам никогда вас за это не отблагодарить.
— Способ есть, — возразил Руори.
— Назови его.
— Не останавливай свое сердце только из-за того, что оно было ранено.
Она посмотрела на него с некоторым изумлением.
У наружной двери вырос его боцман.
— Все готово, капитан. Мы зависли на тысяче футов, у каждого из двух клапанов стоит по человеку.
— Каждому досталось по спасательной веревке?
— Ага, — Боцман удалился.
— Тебе одна тоже понадобится. Пошли. — Руори схватил Трезу за руку и повел на галерею. Они увидели, что вокруг — небо, легкий ветерок щекотал их лица, а палуба под ногами шевелилась, будто живая. Он указал на множество тонких канатов, прикрепленных к ограждению. — Мы не можем рисковать спускаться на парашютах без должной подготовки, — пояснил он, — Но ты не умеешь слезать и по таким веревкам. Я привяжу тебя так, чтобы ты была в безопасности. Ты будешь спускаться, перебирая руками. Когда встанешь на землю, отрежешь веревку. — Он отрезал ножом несколько кусков веревки, связал их вместе со сноровкой бывалого моряка. Когда он привязывал Трезу, та напряглась всем телом.
— Но я же тебе друг, — пробормотал он. Она расслабилась и даже смущенно улыбнулась. Он дал ей свой нож и пошел назад.
А теперь приближалось последнее пиратское судно. Оно было уже рядом. Два дирижабля Руори не пытались бежать. Он видел, как солнце играет на металлических деталях, знал, что на глазах у этих людей зря погиб один экипаж, и их теперь не заставишь покинуть свой корабль, даже если вокруг все будет полыхать, они укроются внутри. В случае чего, они подожгут его корабль, а сами спустятся на парашютах. Он не стал осыпать их стрелами. Когда до дирижабля противника оставалось всего несколько морских саженей, он крикнул:
— Открыть клапаны!
Газ полился из шаров. Дирижабли, скрепленные между собой, стали стремительно снижаться.
— Огонь! — скомандовал Руори. Хити прицелился из своей катапульты и послал гарпун с якорной цепью, который вонзился в днище вражеского судна, — Поджигайте и уходите!
На палубе люди подожгли нефть, которая была разлита заранее. Взметнулось пламя. Каньонский корабль, который тянули вниз два других судна, с почти выпущенным газом начал падать. На высоте пятисот футов спасательные канаты оказались над плоскими крышами домов и потянулись по улицам. Руори подошел к борту. Когда он спускался, веревка обожгла ему ладони.
Он не слишком торопился. Загарпуненный дирижабль выпустил сжатый водород и взлетел со своим грузом на тысячу футов, ища места в небе. Вероятно, никто еще не видел, что груз — в огне. Им ни в коем случае так просто не отделаться от железных пут, накинутых на них Хити.
Руори смотрел вверх. Горение было бездымным, ветер раздувал пламя, получилось маленькое зловещее солнце. Руори не рассчитывал, что пожар станет для противника полной неожиданностью. Он думал, что солдаты все же спустятся на парашютах и попадут под атаку мейканцев. Он почти хотел предупредить их.
Но в конце концов огонь добрался до водорода, остававшегося в спущенных шарах. Послышался громкий хлопок. Верхнее судно превратилось в летучий погребальный костер. Ветер погнал его на городские стены. Нескольким фигуркам, издали походившим на муравьев, удалось все же спрыгнуть. Один из парашютов горел.
— Пресвятая Мари, — прошептала Треза, пряча лицо на груди Руори.
Когда спустилась темнота, во всем дворце зажгли свечи. Но они не могли украсить эти комнаты с голыми, обезображенными грабителями стенами и закопченными потолками. Стража, заполнявшая тронный зал, была усталой и изможденной. В С'Антоне тоже не чувствовалось ликования. Там было слишком много мертвых.
Руори сидел на троне кальде, Треза — справа от него, а Паволо Доноху — слева. До избрания нового правительства в их руках оставалась власть. Дон сидел подчеркнуто прямо, не давая склониться своей перебинтованной голове; но иногда его веки тяжелели и опускались. Треза смотрела на происходящее огромными глазами из-под капюшона плаща, в который она завернулась. Руори чувствовал себя непринужденно, он испытывал некоторое облегчение оттого, что бой кончился. Бои были тяжелые, даже после того, как городские войска пошли в наступление, преследуя отходящего противника. Слишком многие люди Неба бились до смерти. Сотни пленников, захваченных при первом удачном ударе мавраев, представляли потенциальную опасность: никто не знал, что с ними делать.
— Но по крайней мере, мы с ними покончили, — сказал Доноху.
Руори покачал головой.
— Нет, С'ньор. Мне очень жаль, но конца этим вылазкам не видно. На севере есть тысячи таких кораблей и множество голодного народа. Они придут снова.
— Мы дадим им отпор. В следующий раз, капитан, мы будем готовы. Усилим гарнизон, заготовим воздушные шары, змеи, поставим пушки, стреляющие вверх, может быть, заведем собственный воздушный флот… Мы же можем научиться.
Треза пошевелилась. В ее голосе снова была жизнь, хотя и полная ненависти.
— В конце концов, мы перенесем войну к ним. В горах Корадо не останется ни одного разбойника.
— Нет, — возразил Руори. — Этого не должно быть.
Она резко обернулась и окинула его взглядом из-под
своего капюшона. Потом она сказала:
— Правда, мы должны любить наших врагов. Но это не относится к людям Неба. Они бесчеловечны.
Руори обратился к пажу.
— Пошлите за их начальником.
— Чтобы он выслушал наш приговор? — спросил Доноху. — Его надо объявить публично, при всем народе.
— Мы только с ним поговорим, — возразил Руори.
— Я тебя не понимаю, — забеспокоилась Треза. Ее голос дрогнул, и ей не удалось передать им всю меру презрения, — После всего, что ты сделал, тебе вдруг отказывает мужество.
Он спросил себя, почему ему больно от ее слов. Он бы не обратил внимания, если бы их сказал кто-нибудь другой.
Привели Локланна, по обеим сторонам от него шли охранники. Руки у него были связаны за спиной, на лбу запеклась кровь, но и под пиками он шел, как победитель. Дойдя до подножия трона, он остановился, широко расставив ноги, и улыбнулся Трезе.
— Так, значит ты находишь этих, других, менее удовлетворительными, и решила снова пригласить меня.
Она вскочила и выкрикнула:
— Убейте его.
— Нет! — запротестовал Руори.
Стражники колебались, наполовину вытащив мачете из ножен. Руори встал и схватил девушку за запястье. Она вырывалась, царапаясь и шипя, как кошка.
— Ладно, не надо его убивать, — наконец согласилась она, так зло, что ее слова трудно было разобрать. — Не сразу. Мы сделаем это медленно, будем его душить, жечь живьем, подкидывать на копьях…
Руори крепко держал ее, пока она не встала спокойно.
Когда он ее отпустил, она села на свое место и разрыдалась.
В голосе Паволо Доноху прозвенела сталь:
— Я думаю, ты понял. Надо придумать подходящее наказание.
Локланн сплюнул на пол.
— Конечно, — сказал он, — Когда человек связан, с ним можно сделать кучу гадостей.
— Помолчи, — распорядился Руори. — Ты этим себе не поможешь. И мне — тоже.
Он сел, скрестив ноги и сплетя пальцы на колене, и устремил взгляд прямо передо собой, в темень противоположного конца зала.
— Я знаю, что вы пострадали от того, что сделал этот человек, — осторожно начал он. — И вы можете ожидать, что его народ принесет вам новые лишения. Они — молодая раса, беспечные, как дети, такими были в юности и ваши, и мои предки. Вы думаете, становление Перио проходило без крови и боли? Если я правильно помню вашу историю, что, разве появление спаньольского народа на этой земле приветствовалось местными иниос? Инглиссы никого не убивали в Нв'Зеланнии, а мавраи изначально не были каннибалами? В эру героев у героев должны быть противники.
Ваше подлинное орудие против людей Неба — это не армия, высадившаяся в горах, пока не нанесенных на карту… А ваши священники, купцы, художники, ремесленники, манеры, моды, ученость — вот средства поставить их на колени. Именно их вам следовало бы использовать.
Локланн вздрогнул.
— Ты, дьявол, — прошептал он. — Неужели ты думаешь, что мы обратимся в веру этой бабы и дадим заточить себя в клетки городских стен? — Он затряс головой, которую венчала пышная грива, и во все горло заорал: — Нет!
— На это уйдет один-два века, — сказал Руори.
Дон Паволо улыбнулся в свою скудную юношескую бородку.
— Какая изысканная месть, С'ньор капитан.
— Слишком изысканная! — Треза вскинула лицо, отведя руки, которыми его закрывала, глотнула воздух и вытянула вперед пальцы с длинными ногтями, словно целясь Локланну в глаза, — Даже если это было бы возможно, если у них есть души, то на что нам они, их дети и внуки… если сегодня эти дикари убивали наших детей? Перед Всемогущим Богом я, последняя из рода Карабанов, и мне принадлежит слово в Мейке, я обещаю: здесь их не ждет ничего, кроме истребления. Мы можем это сделать, клянусь. Нам помогут многие теккасцы — ради добычи. Я еще доживу до тех дней, когда загорятся ваши дома, вы, свиньи, и за вашими сыновьями будут охотиться с собаками.
В безумном бешенстве она обернулась к Руори.
— Как еще спасти наши земли? Мы — в кольце врагов. Мы должны их уничтожить, у нас нет выбора, иначе они уничтожат нас. А мы последние во всей мериканской цивилизации!
Она, вся дрожа, откинулась назад. Руори потянулся, чтобы взять ее за руку. Пальцы были как лед. Импульсивно она ответила на рукопожатие, но потом вырвала у него свои пальцы.
Он устало вздохнул.
— Не могу согласиться — сказал он, — Мне жаль. Я понимаю, что ты чувствуешь.
— Нет, не понимаешь, — сказала она сквозь сомкнутые челюсти. — Это тебе недоступно.
— Но в конце концов, — продолжил он нарочито сухо, я не просто человек со своими желаниями, я здесь представляю свое правительство. Я должен проинформировать его о том, что здесь происходит, и могу предсказать его реакцию.
Они помогут вам отразить нападение. От такой помощи вы ведь не откажетесь? Те, кто отвечает за судьбу Мейки, не отвергнет наше предположение лишь для того, чтобы из каприза сохранить свою независимость, как бы вы сейчас ни спорили. И наши условия будут вполне разумны. Мы потребуем от вас, прежде всего, политики примирения и установления тесных отношений с людьми Неба, что случится, как только они устанут подставлять себя под удары наших объединенных сил.
— Что? — переспросил Локланн. Все остальные в зале молчали. Белки глаз сверкали из-под шлемов и капюшонов, все взгляды были обращены на Руори.
— Мы начнем с вас, — продолжал маврай. — В надлежащее время вы и ваши товарищи будут отправлены домой с сопровождением. Выкуп за вас будет заключаться в том, что вы пустите к себе дипломатическую и торговую миссии
— Нет, — запротестовала Треза, словно ей было больно говорить, — Только не он. Если нужно, возвращайте других, а этого… чтобы он хвалился тем, что сегодня сделал…
Локланн снова ухмыльнулся, глядя на нее в упор.
— Уж я похвалюсь, — пообещал он.
Глаза Руори вспыхнули гневом, но он промолчал.
— Я не понимаю, — вступил в разговор Дон Паволо. — Почему вы делаете поблажки этим дьяволам?
— Потому что они цивилизованнее вас, — пояснил Руори.
— Что? — Дворянин вскочил на ноги, хватаясь за шпагу, — Я требую объяснения, С'ньор, — Он сел, вся его фигура застыла в напряжении.
Руори не видел лица Трезы, которая создала себе свою собственную ночь под сенью капюшона, но он чувствовал, что девушка теперь от него дальше, чем звезда.
— Они построили воздушный флот, — начал он, поворачиваясь на своем кресле, он был измучен и не торжествовал от своей победы… О великая Танароа, дай мне заснуть сегодня ночью!
— Но…
— Это было сделано на пустом месте, — пояснил Руори. — Они не повторяли технологии древних. Люди Неба начинали беженцами. Но они создали сельское хозяйство, и теперь страна, где раньше не было ничего, кроме голой пустыни, может посылать в военные походы тысячи воинов, при этом она обходится без рабского труда пеонов. На допросе выяснилось, что они используют солнечную энергию и у них построены гидроэлектростанции, они научились синтезировать различные вещества, у них развита навигация, а она, как известно, основывается на достижениях в математике. У них есть металлургия, порох, аэродинамика… Да, я согласен, это кривобокая цивилизация: тонкий слой учености, который опирается на безграмотную основную массу. Но даже эта масса может пользоваться достижениями технологии, иначе они не достигли бы такого прогресса.
Короче говоря, — закончил он, спрашивая себя, способна ли она его понять, — люди Неба — это раса ученых, единственная, кроме нашей, которую мавраям удалось обнаружить в мире. А это делает их чересчур ценными, чтобы мы дали их так просто уничтожить.
— У вас здесь лучше манеры, гуманнее законы, выше развито искусство, шире — мировоззрение, есть все традиционные добродетели. Но вы чужды науке. Вы используете истрепавшиеся знания, доставшиеся вам по наследству от предков. Поскольку больше нет ископаемых источников топлива, вы применяете мускульную силу: это неизбежно требует существования большого класса пеонов, который вы и имеете. Железо и медь в руде кончились, и вы достаете их из старых развалин.
В вашей стране мне не пришлось видеть исследования возможностей силы ветра, солнечной энергии или энергии живой клетки, не говоря уже о теоретической возможности получения водородной энергии без первичного расщепления урана. Вы делаете ирригационные каналы в пустыне, хотя освоение моря потребовало бы в тысячу раз меньших усилий, но вы так и не попытались усовершенствовать технику рыболовства. Вы не провели исследований с алюминием, которого по-прежнему много в глиноземе; ваши крестьяне используют орудия из дерева и вулканического стекла.
О нет, вы не глупы и не суеверны. Чего вам недостает, так это способа добывать новые знания. Вы хорошие люди, благодаря вам наш мир лучше и чище; я люблю вас так же сильно, как ненавижу этого дьявола, стоящего здесь перед нами. Но в итоге, друзья мои, если вы окажетесь предоставлены сами себе, вы грациозно соскользнете назад, в каменный век.
К нему возвращались силы. Он стал говорить громче, так, что его слова разносились по всему залу.
— Путь людей Неба — тернистое восхождение во внешний мир, к звездам. В этом отношении, а оно важнее всех остальных, люди Неба ближе нам, мавраям, чем вы. А мы не можем дать погибнуть своим родственникам.
Он продолжал сидеть в наступившей тишине, ощущая на себе самодовольный взгляд Локланна и напряженный — Доноху. Стражник переминался с ноги на ногу, поскрипывая кожаной амуницией.
Наконец из тени капюшона Треза тихо спросила:
— Это ваше окончательное слово, С'ньор?
— Да, — ответил Руори. Он повернулся к ней. Когда она наклонилась, капюшон чуть отодвинулся назад, так что ее лица коснулся свет свечи. И вид ее зеленых глаз и полуоткрытых губ вернул ему торжество победы.
Он улыбнулся.
— Я не надеюсь, что вы поймете меня сразу. Можно мне будет говорить с вами об этом позднее? Часто? Когда ты увидишь острова, я надеюсь…
— Чужеземец! — воскликнула она.
Ее ладонь резко обрушилась на его щеку. Она поднялась, и, пролетев по ступеням трона, выбежала из зала.
Poul Anderson "The Sky People", 1959.
В книге: Пол Андерсон "За вдохновением…", Ангарск: "Амбер Лтд", Москва: "Сигма-пресс", 1995 г.
Перевод Ольги Алексеевны Кутуминой
Первая повесть из цикла "Маврайская федерация".
Первая публикация в журнале "The Magazine of Fantasy and Science Fiction", March 1959[1]