Глава 10

Когда Ветров вышел из душа, Люся как раз вертела в руках трость, прикидывая, откручивается ли у нее набалдашник. Но, кажется, у этой модели таких возможностей не было.

Она на мгновение подняла глаза от янтаря и тут же их опустила. Ну на что там смотреть? Мокрые волосы, унылая футболка, спортивные штаны, непривычно гладкий подбородок — отсутствие щетины ужасно не подходило этой мрачной физиономии.

Ветров подошел, забрал у нее трость, унес в спальню, закрыл дверь туда и вернулся на кухню. И хоть это было очень глупо, Люся разом почувствовала себя спокойнее.

— Не доверяешь Китаеву? — он скептически посмотрел на мисо-суп, сморщился, взял из фруктовой корзинки спелый банан и принялся намазывать его на кусок хлеба со злаками и семенами.

— Я и сама не знаю, — призналась Люся, с интересом наблюдая за этими манипуляциями. — Уж больно нагло Самойлов себя вел под камерами.

— Нормально себя вел, — возразил Ветров и невозмутимо, как будто имел на это право, открыл холодильник. Задумчиво его оглядел и достал арахисовую пасту без сахара. — Никто не смотрит камеры видеонаблюдения на самом деле. Если бы не серия убийств, вы бы тоже не посмотрели. Самойлов ведь думал, что благодаря прослушке заказчик просто нароет на тебя какой-нибудь грязи из личной жизни. Ну не знаю, может, ты любишь секс с навями или что-то в этом роде.

— Фу, — сморщилась Люся. — Трахаться с умертвиями? Что за больная фантазия?

Ветров щедро намазал арахисовую пасту на банан, одобрительно кивнул сам себе, отрезал половину бутерброда и протянул его Люсе.

— А что с психологом? — она опасливо откусила странную смесь. По крайней мере, это было куда сытнее мисо-супа. Оказывается, ей смертельно нужны были быстрые углеводы.

— Тоже, скорее всего, след, который никуда не приведет, — Ветров уселся на стул, вытянул ноги на соседний, и Люсе понадобилось сделать настоящее усилие, чтобы не отодвинуться от его голых ступней. — Твоя секретарша нашла психолога в интернете, просто кликнула по первому объявлению в поиске. Мы уточнили — компания «Соломинка» действительно выходит в верхних строках. Это крупная контора психологической помощи онлайн, зарегистрированная в соседнем регионе. Завтра двое моих юнитов отправятся в офис «Соломинки», чтобы поговорить с руководством и сотрудниками. Конкретно же твой психолог сообщил на наш запрос, что физически находится у черта на куличках, в одном из южных городов. К нему я тоже отправлю оперативников, но особых надежд не питаю. Вероятностей две: или наш маньяк взломал базы данных «Соломинки», или подкупил психологов, чтобы те сливали ему инфу по архам. Как и с Самойловым, и с мальчишками-школьниками, это вероятнее всего произошло в интернете. Киберотдел работает, конечно, но с нынешним развитием анонимайзеров пока ничем не может порадовать.

— А что ведомство Китаева?

— А оно перед нами не отчитывается, — усмехнулся Ветров, — мы у ФСБ на побегушках: допросить тех, проверить этих, видим только фрагменты общей картины.

Приуныв от всей этой безнадеги, Люся перегнулась через него, дотянулась до арахисовой пасты и принялась есть прямо из банки. Как жаль, что Нина Петровна не одобряла запасов мороженого в холодильнике.

— Теперь про тебя, — бесстрастно заметил Ветров, откидываясь на спинку и прикрывая глаза. — Сегодня в первой половине дня ты ездила в университет, а потом обедала в кафе «Нет». Заметь, я не прошу тебя спокойно сидеть в редакции и не утруждать моих ребят, но объясни, наконец: где ты, черт тебя дери, откопала Веронику?

— В кафе и откопала, — неприязненно ответила Люся, которой не нравилось примерно все: ездить по городу под конвоем и без конвоя тоже. Почему нельзя вернуться в ту приятную жизнь, когда не приходилось таскать за собой охрану? — Не слишком твои бойцы бдительные — меня в этом кафе сто раз могли прихлопнуть!

— Вероятность того, что это случится в общественном месте, крайне мала, — без всякого выражения уведомил ее Ветров.

— А мне кажется, что не бережете вы меня, Павел Викторович. Решили, что новые погоны слишком обременительны?

— Только мысль о новых погонах помогает мне преодолеть все ухабы вашего чудного характера, Людмила Николаевна.

— Вот-вот. Ты не знал, что кафе принадлежит твоей бывшей?

— Я не слежу за ее жизнью.

— Из-за твоего беспутства у девушки атопический дерматит, — буркнула Люся, — а он такой: не слежу!

— Ну здрасьте, — сонно обиделся Ветров, — сама же недавно мне говорила, что каждый сам за свои косяки отвечает. Кто просил эту истеричку использовать приворот?

— А кто тебя просил соблазнять ладу?

— А у нее на лбу не написано было! В клубе все девицы одинаковы. Ну родилась ты ладой, ну не повезло — так сиди дома за прялкой и жди, когда к тебе прискачет чувак на белом коне, которому приперло жениться и плодиться. Нечего шляться по злачным местам в коротких юбках, а потом обижаться, что после секса в туалете перед тобой не падают на одно колено.

— Ну какой же ты мерзкий, — процедила Люся.

— Может, и мерзкий, но быстро обучаемый! После той истории я связывался исключительно с ярилами. Мозг не выносят, а в постели… а, что тебе говорить.

И он встал, зевнул, потянулся и пошлепал в гостиную.

— В смысле? — спросила сама себя Люся. — Почему это со мной нельзя поговорить о сексе? Эй, Ветров! — крикнула она. — Хочешь жить долго и счастливо — полюби Веронику искренне и сильно, а то ее дерматит перейдет на тебя.

— Так не бывает! — крикнул он в ответ.

— Уверен?

И, ухмыльнувшись, Люся тоже пошла спать.


В два часа ночи ее разбудила вибрация телефона.

— Пожар в ночном клубе, — сообщил Носов коротко, — я уже еду туда. Пострадавших вроде нет, но свидетели забросали наш анонимный телеграм-канал сообщениями о навях.

И в этот момент за стеной зазвонил мобильник Ветрова.

— Нави? — приглушенно переспросил он.

— Кость, скинь мне геометку, — прошептала Люся.

Из приоткрытой двери было видно, как вспыхнул свет в соседней комнате.

— Да спи уже, — посоветовал Носов, — чего тебе здесь делать.

— Ну интересно же, — пробормотала Люся, отключаясь.

Ветров коротко постучал по косяку, заглянул в темную спальню.

— Люся, я уехал. Закрой дверь и не дергайся.

— Ладно, — кротко согласилась она.

Едва дождавшись, пока за ним хлопнет входная дверь, Люся спрыгнула с постели и бросилась в гардеробную за джинсами.

Нави!

Они были не столь смертоносны и кровожадны, как русалки, поэтому не подлежали немедленной казни. Как правило, неупокоенные мертвецы работали на вредных производствах, куда живые вовсе не рвались, и правительство даже поощряло их трудоустройство. Но навям было запрещено приближаться к кладбищам, моргам и больницам — из-за их неистребимой тяги к свежей мертвечине. Падальщики, что с них взять.

Поголовье навей было не слишком многочисленным: ими становились самоубийцы, в последние мгновения пожалевшие о своем решении. Именно страх обрасти перьями и превратиться в нечто среднее между зомби и птицей удерживал многих отчаявшихся от последнего шага.

Церковь утверждала, что у навей нет души и что после перехода их всенепременно ждет ад, но святоши и ярилкам с маренами грозили чем-то подобным. Из-за их распутства, конечно.

Выруливая с подземного паркинга, Люся озадачилась: а по ночам за ней тоже следят люди Ветрова или спят в своих кроватках, передавая вахту шефу?

Она всю дорогу честно глазела в зеркало заднего вида, но так никого и не обнаружила.

Притормозив довольно далеко от клуба, Люся огляделась. У входа толпились люди, стояла пожарная машина, скорая, множество полицейских автомобилей. Она подалась вперед, улучшая себе обзор, и посмотрела на высотки напротив. Показалось, что сверху, с одного из общедомовых балконов, этаже так на пятом, мелькнула вспышка фотоаппарата. Носов любил стратегические позиции.

Интуиция — единственное оружие архов ее вида — нашептывала не торопиться и не соваться в самую гущу. Сдав назад, Люся выехала на параллельную улицу, куда должен был вести запасной выход из клуба. Медленно, буквально ползком двигаясь по узкой однополоске, она приглушила свет фар, вглядываясь в темноту вокруг. И показалось, что темнота шевельнулась. Перегнувшись назад, Люся приоткрыла заднюю дверь и остановилась.

— Я вывезу тебя отсюда, — громко сообщила темноте.

Юркая фигурка скользнула внутрь, потянуло сыростью и холодом, дверь захлопнулась.

Навь распласталась на полу между сиденьями.

Однако Люся не торопилась двигаться с места.

— Не просто так, — сказала она, подвинула себе зеркало и начала красить губы.

— У меня ес-с-сть деньги, — прошипели сзади.

— Плевала я на твои деньги. Мне нужна история. Что здесь случилось?

— Рас-с-скаж-ж-жу.

Удовлетворенно кивнув собственному отражению, Люся засунула помаду в карман, незаметно включила диктофон, потянулась к бардачку и достала оттуда спецпропуск для прессы, который Великий Морж сделал ей давным-давно. На всякий случай прилепив его на стекло, она наконец тронулась.

— Тебе куда?

— В С-с-сиреневку.

— Как скажешь.

Это было за городом — отлично. Будет время поболтать о том о сем.

На перекрестке уже дежурила полицейская машина. Сотрудник дорожной службы сделал знак остановиться, и Люся проговорила тихо:

— Спокойно, ладно?

Открыв окно, она широко улыбнулась.

— Пресса! — завопила жизнерадостно.

— Послушайте, нам надо проверить…

Люся сунула ему в физиономию телефон с включенной камерой.

— Что здесь произошло? — затараторила она. — Наши зрители имеют право знать правду!

Полицейский отгородился от нее ладонью, начал было ругательство и тут же заткнулся, а потом махнул в сторону светофора:

— Вам нельзя здесь находиться, уезжайте.

— Но наши зрители! Почему полиция вечно все скрывает от людей? Это произвол!

— Никаких комментариев, — рявкнул бедолага и едва не бегом вернулся к своей машине.

Хорошее дело — служебные протоколы. С тех пор как рядовым сотрудникам категорически запретили общаться с журналистами, перекинув все коммуникации на пресс-службы, включенной камерой телефона можно было изгнать почти любого стража порядка.

Вырвавшись из узкого переулка, Люся замурлыкала детскую песенку себе под нос.

— Ты ж-ж-журналис-с-ст? — спросила навь.

— А кто еще заключил бы с тобой такую странную сделку? Везти нечисть ночью за город — не самое полезное для здоровья занятие. Теоретически ты можешь меня убить и забрать машину себе. Но что ты будешь делать, если напорешься на очередной полицейский пост? Вот-вот объявят план-перехват.

— Я не буду тебя убивать. Я рас-с-скаж-ж-жу.

— Какая молодец. Что вы делали в клубе?

— Работали.

— Что? — поразилась Люся. — Кем?

— С-с-стриптис-с-с.

Ветров, сволочь, точно что-то про это знал! Не зря он заговорил сегодня о сексе с навями.

Мир полон извращенцев. Люсю даже передернуло от омерзения.

— Только стриптиз?

— Не только.

— Вот черт. Вы оказывали сексуальные услуги? — уточнила Люся специально под запись, хоть и так все понятно было.

— Оказ-з-зывали, — вздохнула навь.

— Сколько вас было?

— Ш-ш-шес-с-сть.

— Как давно вы там работали?

— Два мес-с-сяц-ц-ца.

— Кто вам предложил работу?

— Арт-директор клуба, Ярос-с-слав С-с-сабунов. Поймал нас-с-с на выходе из-з-з химичес-с-ского ц-ц-цеха. С-с-сказал, ш-ш-што от такой работы наш-ш-ша кож-ж-жа вот-вот облез-з-зет. Мы с-с-сказали, ш-ш-што плевать, нави долго не ж-ж-живут.

— Лет десять, да? — отозвалась Люся. — Достаточно долго.

— Тогда он предлож-ж-жил нам денег.

— Зачем вам вообще деньги?

— У нас-с-с ос-с-сталис-с-сь с-с-семьи.

Много ли они думали о своих семьях, когда травились и вешались?

Люди и нелюди — все одинаково с прибабахом. Любопытно, что бездушные нави заботились о живых родственниках, а вполне одушевленные тупые тетки отказывались от младенцев в роддоме.

Иногда Люся ненавидела всех без разбору.

— Сколько вам платили?

Навь ответила.

Получалось довольно щедро. Уж выгоднее, чем в химическом цехе.

— И что случилось?

— Мы с-с-стали пропадать.

Возможно, прямо сейчас Люсе захотелось вернуться в свою постель и больше ничего не знать. Но это не точно.

Сглотнув, она подумала о том, какой резонанс вызовет эта история, и дышать стало легче.

— Что значит — пропадать?

— С-с-снач-ч-чала пропала Галя. Прос-с-сто ищ-щ-щез-з-зла без с-с-следа. Ее вещ-щ-щи были на мес-с-сте. Мы подумали, прос-с-сто с-с-сбеж-ж-жала. Потом пропал Ваня. И мы наш-ш-шли перья в мус-с-соре.

— Клиентам позволялось убивать навей?

— Некоторые любили играть с-с-с ос-с-синой. Прич-ч-чинять боль. Мож-ж-жет, теряли тормоз-з-за. Мы с-с-самоубийц-ц-цы. Но мы не х-х-хотим умирать.

— Логично, — хмыкнула Люся, больше ничему не удивляясь. — Можешь назвать имена клиентов?

— Нес-с-сколько.

И навь перечислила парочку неизвестных имен и одного владельца бетонного завода. Прелесть какая. Сколько денег ни имей — все равно мало. Надо чуть больше развлечений.

— Что случилось потом?

— Мы х-х-хотели уйти. Нам не дали.

— И вы устроили пожар?

— Обыч-ч-чно мы выс-с-ступали на з-з-закрытых веч-ч-черинках-х-х. Клуб в такие дни з-з-закрывалс-с-ся под ос-с-собых клентов. Но с-с-сегодня — открытая ноч-ч-чь. Много людей. Реш-ш-шили подж-ж-жечь, да. Удрать в с-с-суматох-х-хе.

— Получилось?

— Не з-з-знаю. У меня — да. Других-х-х я потеряла.

— Не хочешь пойти в полицию?

— Неа. У навей нет граж-ж-жданс-с-ских прав. Мы не мож-ж-жем быть потерпевш-ш-шими.

— И что собираешься делать дальше?

— Прос-с-сто быть. У моей с-с-семьи в С-с-сиреневке дач-ч-а. Люди не отлич-ч-чают одну навь от другой.

Остаток дороги Люся продолжала задавать вопросы — навь не отличалась особой разговорчивостью, возможно, потому что обычно никто и не хотел с ней разговаривать.

Высадив ее возле Сиреневки и развернувшись, Люся открыла все окна, с наслаждением втянула носом морозный воздух. В салоне пахло подвалом. Потом остановилась на обочине и скинула аудиозапись Зорину. Вылезла из машины, прошлась туда-сюда, досадуя на то, что забыла трость. Позвонила ворчливому бояну.

— Что? — недовольно спросил Зорин, и не думая здороваться.

— Олежка, у нас супер-пупер-бомбический материал.

— Я догадался, — вздохнул Зорин, — четыре утра.

— Ты же любишь рано вставать! Я скинула тебе интервью с навью-проституткой, которая рассказала о том, что добропорядочные жители нашего города убивают их во время секса.

Долгое молчание ей было ответом.

— Люсь, — наконец отмер Зорин, — где ты берешь такие сюжеты? Ты по ночам спать не пробовала? Это очень просто: закрываешь глаза вечером и открываешь утром. И никаких навей! Никаких проституток!

— Не бухти. Интервью надо расшифровать и состыковаться с Носовым. У него должны быть фотки с пожара.

— Еще и пожар?

— Еще и пожар, — согласилась Люся оживленно. — А потом Ветров оторвет нам всем головы, потому что видовики наверняка не хотят огласки. А вот хрен им. Эту песню не задушишь, не убьешь!

— А нам-то за что? Нет, Люсь, ты шеф, на тебя и шишки.

Вот что значит — командный дух.


Когда Люся вернулась домой, Нина Петровна уже варила овсянку на воде.

— Люсь, а Люсь, — протянула она, не удивившись такому явлению, — у вас на портале написано, что в клубе «Вишенка» пожар, подробности скоро. Сильно сгорело, не знаешь?

— Полыхнуло от души. А вы что, собрались на танцы?

Нина Петровна помолчала, ловко кромсая ананас на крохотные кубики.

— Витькин клуб-то, — неохотно сказала она.

— Какого еще Витьки? — не поняла Люся, медленно соображавшая с недосыпа. — По документам — какой-то Глеб Терентьев.

— Ну да, Глеб. Одноклассник моего Витьки.

И тут Люся едва не села мимо стула, в последнее мгновенье только скоординировалась.

— В смысле — ваш Витька? Ветров? Бывший губернатор? Отец Павла?

— Прикупил лет десять назад на сдачу от продажи торгового центра.

— Так, — растерянно произнесла Люся. Ветров-старший в Москве. Ветров-младший только приехал. Очевидно, клубом занимался этот самый Глеб Терентьев, но насколько отец и сын были посвящены в подробности управления?

Судя по ночной оговорке на кухне — всякое может быть.

Доказать причастность Ветровых к «Вишенке» будет сложно, но, наверное, можно. Носов и не такое доказывал.

Вопрос в том, что теперь делать с этой информацией.

Загрузка...