Глава 38

Ветров уехал в больницу, где ему предстояло сделать какие-то обследования и, возможно, закрыть больничный.

И Люся вздохнула с облегчением.

Его ворчание и бухтение действовали ей на нервы.

Она открыла ноутбук и обнаружила множество новых сообщений в чате редакции.

Носов неистово фонтанировал от восторга. Материалы, которые ему выдали в пресс-службе видовой полиции, были эксклюзивом, остальные СМИ пока не получили к ним доступа, фактура выдалась богатой, скандал намечался такой мощности, что обязательно попадет в федеральную повестку.

Так что у Носова выдался свой, отдельный, Новый год.

Люся пролистала чат и разочарованно констатировала, что не испытывает азарта и радости. Возможно, с возрастом и опытом куда-то делось щенячье упоение неофита, опубликовавшего первую сенсацию.

Она думала о Дмитрии Юрьевиче Лихове и его дочери Лизе, о специалистах отдела по защите детства, которые передавали сведения о больных детях в отдел по регистрации умертвий. О живых еще детях. Теоретически, видовики были в своем праве требовать такие данные — профилактика и все такое. Формально придраться к сотрудникам соцслужб было не из-за чего, они исправно ставили на учет неблагополучные семьи, проводили патронажи, заполняли множество отчетов.

Так что Лихов со своими видовиками были единственными, кто предстанет перед судом. При этом срок их приговора будет зависеть исключительно от того, смогут ли доказать, что трясовицы, которых они продали, причинили вред живым людям.

Мертвые дети стали всего лишь орудием вроде топора или винтовки.

А нави — покорные исполнители, умертвия, что с них взять. Неодушевленные предметы.

Так что нет, Люся никак не могла разделить восторгов Носова. Более того — не собиралась передавать своим коллегам протокол допроса Лихова, который Ветров ей переслал. Возможно, так он испытывал ее на прочность, а возможно, действительно верил в то, что ничего лишнего не попадет в печать.

Еще пять лет назад такой протокол жег бы Люсю как огнем, ей бы так сильно хотелось опубликовать его целиком, что она потеряла бы покой и сон.

А сейчас просто читала его с усталым омерзением.

Дед-Дуб с таким остервенением рассказывал о своих преступлениях, как будто только и ждал возможности облегчить свою совесть.

Интересно, действительно ли все злодеи на самом деле мечтают быть пойманными?

Тут Люся подумала о Синичке и снова перечитала оба ее письма.

Ей не давала покоя первая загадка: по кому скорбела Синичка, когда они познакомились с Крыловым?

«Явь» была создана три года назад, а жену он потерял годом раньше.

Что в то время могло случиться у Синички? Она ведь уже работала на портале, и, если бы потеряла кого-то, Люся должна была об этом знать?

Биографические данные Синички, собранные полицией, не добавляли никаких догадок на этот счет. Школа, высшее образование, второе, третье, множество курсов. Кащи частенько были одержимы учебой, фотографическая память и высокий айкью позволяли им заканчивать программы экстерном и параллельно успевать на двух, а то и трех факультетах.

К тридцати годам Синичка стала обладателем множества дипломов и сертификатов и решила сосредоточиться на лингвистике. Она преподавала русскую литературу семь лет, пока ее депрессия не взяла вверх, а от студентов не начался нервный тик.

Люся помнила собеседование о приеме на работу. Она была очень довольна, что к ним в редакцию пришла настоящая кащ и была согласна на довольно скромную зарплату. Впечатлившись пятнадцатью пятерками за Тотальный диктант больше, чем пачкой аттестатов, Люся мигом согласилась отдать Синичке отдельный кабинет — крохотную каморку, где прежде хранились аппаратура и бухгалтерские документы.

Синичка искала небольшой коллектив, спокойную работу, которая не требовала бы общения с людьми, а также возможность временами трудиться из дома — в те дни, когда она просто не могла заставить себя расстаться с одеялом.

Люся к тому времени настолько озверела от умников в интернете, которые цеплялись к каждой запятой и тыкали их носом в опечатки, что готова была прыгать до потолка.

Согласно полицейской справке, родители Синички жили в другом городе и сейчас находились под тотальным наблюдением на тот случай, если дочь выйдет на связь с ними.

Мужа, детей или хотя бы ухажеров не наблюдалось, что тоже не было удивительным. Кащи или уходили в асексуальность, или занимались сексом с той же одержимостью, с какой погружались в исследования. Очевидно, Синичка относилась к первой группе.

В общении она не особо нуждалась, а друзья, если и были, в справке не упоминались.

Люся тихо выругалась себе под нос.

Возможно, Синичка оплакивала сериального персонажа или героя книги, и ее загадка изначально не подразумевала разгадку.

Но это было бы совершенно нелогично, а кащи ставили логику превыше всего.

Для чего-то же она написала эту загадку!

Так, ладно, надо исходить из того, что ответ все-таки есть и его можно найти.

Вспомнить, о чем Синичка говорила четыре года назад, оказалось нереально. Во-первых, ник Гриффин действительно появился не случайно, не больно-то Люся ее слушала. Во-вторых, в Люсиной жизни происходило так много событий, что память обнулялась каждую ночь, и ей порой на полном серьезе не удавалось вспомнить, о чем они писали полгода назад.

Она еще раз глянула в редакционный чат, куда Носов кидал фото Лихова из своих архивов, выбирая самые яркие для публикации, а потом перешла в личную переписку с Синичкой, перелистывая месяцы и годы, возвращаясь в прошлое. Мелькали рабочие обсуждения с редкими вкрапления личных, споры о заголовках, ссылки на тексты, которые надо вычитать, какие-то гифки и стикеры.

И вот наконец — нужный год. Люся замедлилась, вчитываясь в строчки.

Ни о каких трагедиях в тот год Синичка ей не рассказывала, разве что…

Да ладно?


«Люсь, я сегодня на работу не приду, — писала Синичка. — Плохо себя чувствую, нужно пару дней отлежаться».

«Простыла?»

«Не совсем. Просто получила разгромную рецензию на свою монографию».

Люся вдруг вспомнила эту переписку.

Был жаркий летний день, она собиралась на работу, изнывая от похмелья.

Голова трещала, а Синичка бесила — ее проблемы казались мелкими и смешными.

Подумаешь, кому-то не понравилась твоя работа, и что теперь? Разве это повод прогуливать?

Если бы Люся каждый раз впадала в хандру, когда ее кто-то критиковал, можно было вообще из дома не выходить.

Она уже было написала Синичке «забей», но та прислала новое сообщение: «Самое обидное, что с критикой на меня обрушился мой собственный профессор, у которого я защищала одну из диссертаций».

Люся пожала плечами, доползла до гардеробной, постанывая, натянула на себя первый попавшийся сарафан, добралась до кухни, взяла из холодильника бутылку ледяной воды и жадно ее ополовинила.

Чтобы она еще раз так много пила!

Да больше никогда!

К тому моменту, когда она вернулась к телефону, Синичка успела настрочить еще несколько сообщений.

«Он даже не понял по-настоящему, о чем эта работа».

«Или не захотел понять».

«Написал, что это самый бесполезный псевдонаучный труд, который он только видел».

«Я чувствую, как будто меня предали».

«Он ведь был моим научным руководителем».

Судя по многословности, Синичка действительно была расстроена.

Ну как будто случилось что-то по-настоящему серьезное.

Наверное, совет «забей» был сейчас не очень подходящим.

«И о чем твоя монография?» — написала Люся без особой заинтересованности. Но ей надо было хоть как-то обозначить свое присутствие.

«Культура сетевого общения для чат-ботов, — ответила Синичка. — Базовые лингвистические скрипты светской беседы».

«Ого».

«Вот ссылка на работу, если тебе интересно».

Как будто у Люси было время или желание читать подобную скукоту.


И вот спустя четыре года она наконец-то прошла по ссылке.

Как ни странно, ссылка была все еще активна и вела на файлообменник. Там находилось два файла. Собственно монография и совсем свежий документ, созданный несколько дней назад.

Он назывался незатейливо «Люсе Осокиной».


ТРЕТЬЕ ПИСЬМО СИНИЧКИ

«О чем я думаю в свой последний рабочий день?

Например, о том, есть ли в этом письме хоть какой-то смысл, прочитаешь ли ты его когда-нибудь. Очень в этом сомневаюсь.


Еще я вспоминаю то утро, когда прочитала разгромную рецензию на свою монографию от человека, на чьи суждения привыкла полагаться. Мне казалось произошедшее очень несправедливым, а ты сказала „ого“.

И даже не попыталась хотя бы открыть монографию.

Тогда-то я и решила, что если уж не могу получить сочувствие и поддержку от живых людей, то мне надо просто создать своего собственного бота, который утешал бы меня каждый раз, когда появится такая необходимость.

Я обсудила эту идею со своим психологом, но он почему-то начал задавать мне совершенно неуместные вопросы. Вроде того, чего я ожидаю от других и почему мне важно чужое мнение.

Болван.

Я сменила психолога и погрузилась в исследования. Первым делом отправилась на форум для тех, кто потерял близких или чувствует себя одиноким.

Мне хотелось изучить способы поддержки, которым я могла бы научить своего бота.

Но я познакомилась на этом форуме с Крыловым, он дал мне несколько советов по моему боту, а я предложила ему услуги бета-тестера в области нейролингвистики.

Никогда не упускала возможности изучить что-то новое.

Так что твое „ого“, Люсь, запустило длинную цепочку событий, которая привела нас к тому, что у меня последний рабочий день на портале, а ты повсюду ходишь с охраной.

Сейчас в редакции все кажется таким привычным. Я слышу сквозь неплотно закрытую дверь, как Носов разговаривает по телефону, а из бухгалтерии доносятся отдаленные взрывы смеха. Это значит, что тебя нет на месте. Когда ты здесь, то в конторе становится куда тише.


Еще я думаю о том, на какую ерунду люди готовы тратить деньги.

Взять хотя бы исследование, которое заказала мне фармацевтическая компания.

Она все пытается создать эффективный препарат, который подавлял бы стрессовые обороты у архов.

По правде говоря, меня наняли по двум причинам.

Во-первых, какой-то умник из руководства компании придумал, что собственные исследования придают им более высокий статус „научно-производственного предприятия“.

По сути, им все равно, кому платить деньги. Надо просто поставить галочку в плане.

Во-вторых, я бестрепетно сослалась на то, что работаю в интернет-СМИ, а значит, у меня обширная база данных.

Вранье.

Наш портал пишет какие-то глупости вместо того, чтобы поднимать серьезные социальные проблемы.

Скандальные интервью, проходные новости, ДТП, криминал.


Так вот, возвращаясь к фармацевтической компании, — я взялась за эту подработку просто потому, что мне нужны были легкие деньги. Проект требовал расходов, а платишь ты не то чтобы много.

Как я рассуждала тогда? У меня будет информация о стрессовых оборотах семи нижних архов, довольно неплохая основа для исследования. Кроме того, я планировала запустить обширный поиск в интернете о других видах и с помощью нейросети систематизировать данные. Легче легкого.

Однако в процессе я вдруг поняла вот что: у разных видов архов в моменты опасности срабатывают разные механизмы защиты.

Медведи перекидываются, чтобы как следует наподдать противнику. Волки — ситуативно: на более слабого врага они могут напасть, от более сильного убежать.

Лебеди улетают куда подальше, олени несутся прочь, лягушки и ужи пытаются спрятаться, стать незаметными.

Фармацевты же хотят придумать универсальную таблетку, которая была бы эффективна во всех случаях.

Но если арх-медведям нужна солидная доза успокоительного, то нижним архам — порция адреналина, которая добавила бы им решительности.

Что, если одни перекидываются от ужаса, а другие — от ярости?

Я подробно изложила эту мысль в своем письме к фармкомпании и предложила им сосредоточиться в моей работе исключительно на нижних архах.

Они, кажется, обрадовались. Это позволяло им заложить в бюджет дополнительные исследования, что означало больше пиара и больше шумихи.

Таким образом, все формальности были соблюдены, я получила деньги и приступила к следующему этапу: сбору неопровержимых доказательств для Крылова о том, что его „Явь“ опасна. Она слишком быстро обучалась, а обучаясь, начинала принимать решения самостоятельно. Одному пользователю, например, нейросеть рекомендовала усыпить собаку, другого уговаривала развестись, а однажды сообщила всему городу, что в школах заложены бомбы.

Крылова эти баги очаровывали, как проказы неразумного ребенка, а меня приводили в ужас.

Искусственный интеллект с невероятной мощностью, способный выйти из-под человеческого контроля, — это антиутопия, которая уже наступила.

Пойми, я не против прогресса как такового, но выступаю за разумные ограничения.

Крылов же, заигравшись, порождал монстра.


Почему именно семь жертв?

Я поставила ИИ несколько условий.

Первое: географическое ограничение одной областью.

Если бы убийства были размазаны по всей стране, их могли бы не объединить в одну серию.

Второе: уничижительный характер убийств, который бы вызвал возмущение у обывателей. Так появились инсектицид и свалка, где сортировщики находили мертвые тушки ужей и лягушек. У меня не было цели их спрятать, наоборот, я планировала вызвать панику.

Третье: размах. Одна смерть — трагедия. Множество смертей — статистика. Требовалось сбалансированное количество жертв, чтобы, с одной стороны, оно ужасало, а с другой — не притупило бы эмоции своей чрезмерностью.

Четвертое: огласка. То, что ФСБ закрыла всю информацию по серии, стало для меня серьезным ударом. Но совсем скоро я обязательно оповещу о проекте все ведущие СМИ.


Почему именно такие условия?

Потому что я не доверяю Крылову. Он влюблен в свое творение, как настоящий фанатик. Я вовсе не уверена в том, что он сможет уничтожить „Явь“, даже если она начнет массово толкать человечество на преступления.

Мне нужно было не только доказать опасность этой разработки, но добиться того, чтобы люди объявили войну „Яви“.


В остальном я никак не стала ограничивать ИИ. Его самостоятельность была важным условием проекта.

К тому времени нейросеть уже умела на приличном уровне поддерживать беседу, считывала индивидуальные особенности собеседника — ведь Крылов скармливал ей наработки психологов, которые охотно пользовались нейросеткой, помогавшей им глубже понять своих пациентов.

Идея разделить психологию на виды захватила умы. Это быстро стало модным трендом, но нельзя отрицать ее пользу для практикующих специалистов.

Чудесная идея в чистом виде. Но Крылов напрочь игнорировал тот факт, что ИИ проявляет все больше самостоятельности, норовя обходить ограничения.

Однажды мы всерьез поспорили об этом, но от меня снова (как и всегда) отмахнулись, как от досадного комара.

Не знаю, почему я раз за разом вызываю одинаковую реакцию.


В первых шести случаях все произошло по одному и тому же шаблону.

ИИ вообще не стремится к разнообразию: если схема рабочая, то она, согласно логике нейросети, не нуждается в доработке.

Подростки набрасывались на нижних архов в подворотне, брызгали им в лицо какой-то дрянью — и вот, пожалуйста, оборот.

Где здесь богатая фактура?

На тебя у меня было больше надежд.

С той самой минуты, когда я увидела твое имя в списке, предложенном ИИ, сразу подумала, что ты придашь исследованиям глубину.

У тебя множество недостатков, но вряд ли к ним относится пугливость.

Наверное, тебе интересно, было ли у меня желание вычеркнуть твое имя из списка. Или, наоборот, я испытывала удовлетворение?

Признаюсь честно: и то, и другое.

До того мне удавалось сохранять отстраненность и дистанцию. Порой казалось, что все происходящее — всего лишь компьютерная игра или сериал, где я выполняю роль наблюдателя. Мне не приходилось напрямую контактировать с объектами проекта, „Явь“ сама находила жертв, исполнителей и сама входила в контакт с близкими родственниками. Так у нас появлялись более полные данные о характере объекта.


С тобой ситуация была иной.

Я знала, что ты собой представляешь, и из далекого зрителя невольно становилась участником событий.

Это казалось волнующим. Добавляло остросюжетности в научный проект.


Изучив материалы твоего психолога и мои дополнения, „Явь“ пришла к такому же выводу, как и в первых шести случаях: нужно было лишить тебя ощущения безопасности. Если бы физическое нападение с этой задачей не справилось (а я была уверена, что так и случится), значит, расшатывать твою психику следовало комплексно.

Твой дом. Твое окружение. Твои страхи. Твои самые близкие.


Ради тебя я в ручном режиме изменила шаблон.


Пункт первый.

Я перенесла нападение с улицы в твою квартиру.

Цель: чтобы ты и там не чувствовала себя защищенной (надо сказать, с этой задачей ты справилась легко — поселила на своем диване майора полиции. Неожиданный поворот, я ставила на то, что ты переедешь к соседке-домовихе).


Пункт второй.

За несколько месяцев до нападения я подкупила Леню Самойлова, предложив ему поставить прослушку в твою трость. У меня было достаточно возможностей как следует изучить ее и найти полое место под рукоятью. Сама по себе прослушка была мне не особо нужна, ведь твоя жизнь и без того проходила у меня на виду.

Цель: пробудить в тебе недоверие к коллегам. Ты не должна была чувствовать себя в безопасности и в редакции тоже.


Пункт третий.

В первоначальном варианте „Явь“ предлагала других исполнителей — двух радикально настроенных агрессивных подростков, которые считали архов не людьми, а животными.

Но, к счастью, у твоего любовника Баринова обнаружился неуравновешенный сын, и его участие в проекте показалось мне более заманчивым.

Цель: лишить тебя и любовника.


Итак, декорации были выстроены, статисты заняли свои места.

У „Яви“ ушло порядка пяти месяцев на уговоры: непросто было сподвигнуть мальчишек взять скальпель, дихлофос и прийти к одинокой женщине, чтобы напугать ее, заставить обернуться в архаичную форму, а потом препарировать.

Ожидаемо их нападение закончилось неудачно, но это было неважно.

Твоя смерть не была необходимым фактором успешности проекта.

Важна была внутренняя готовность подростков к убийству, и на этом сбор доказательств для Крылова был завершен.

Оставалось только подготовить детальный отчет и отправить его в „Явь“, СМИ и полицию.


А я сосредоточилась на исследовании для фармацевтов.

Что может заставить нижнего арха обернуться, если не страх за свою жизнь?

Или же какого уровня должен быть этот страх?


Я все ломала голову, как намекнуть полиции о прослушке, когда ваша болтовня с Ветровым натолкнула меня на идею. Не то чтобы я слушала тебя постоянно, только время от времени, когда была возможность или желание. Тогда я ехала на работу, а вы ругались в моих наушниках. И ты попросила для охраны молодого смазливого ярилку.

Желание, конечно, дурное, но нехитрое.

Я заказала тебе эскорт, как только приехала в редакцию.

Какой эффект произвел этот подарок, твоя секретарша Ольга подробно описала в нашем чатике, где нет ни тебя, ни Носова. Она частенько там злословит по твоему поводу — например, с удовольствием расписала тот скандал, который закатил тебе Баринов.

Не хотела бы я себе такую секретаршу, но каждый получает то, что заслуживает.


О Веронике я узнала из того же чатика: Маша Волкова жаловалась, что ты велела ей написать интервью с чокнутой, повернутой на своем бывшем. Остальное было делом техники, и ты встретилась в лифте со своим детским кошмаром. Человеком в бинтах.


Оборота снова не произошло, и вот тут я по-настоящему удивилась.


Дальнейшая тактика напоминала рой ос, который жалит со всех сторон.

Я получала отчеты твоей охраны, притворившись сотрудником ФСБ, не потому, что мне нужны были эти отчеты, а потому, что хотела подорвать твое доверие к охране.

Сказать по правде, я затеяла это скорее в шутку, потому что надо быть идиотом, чтобы не проверить информацию, но „Явь“ самого лопоухого и выбрала. Ветров нанял обычный ЧОП, а не каких-то суперпродвинутых специалистов. Получилось смешно.


Переписку, которую нейросеть вела с твоей соседкой, Ниной Ветровой, я пролистала вполглаза, но меня удивило, что пенсионерка говорит о себе очень мало. Обычно старики болтливы и беззаботны. Здесь же — круговая оборона. Никаких следов деменции, если, конечно, она не переросла в паранойю. И тогда я копнула про Ветрову поглубже — она никогда не была сумасшедшей на самом деле. Она входит в твой самый ближний круг, и каково тебе будет узнать, что тебя много лет водили за нос? Эту карту я приберегла на будущее.


Фотографии с твоим мертвым телом я подготовила давно и сначала хотела просто присылать их тебе по одной. А потом увидела, как ты смотришь на одного из своих охранников — как ребенок на яркую игрушку.

Николай был ягом, это указывалось в его личном деле, а ты годами всем и каждому рассказывала, что однажды заведешь роман с ягом.

Так я решила подослать его к тебе с осиной, благо случай быстро представился.

И вот сейчас я гадаю, чем закончится все это.


До конца рабочего дня осталось полчаса.

Я уже распечатала письмо, которое оставлю в своей квартире, и скоро начну удалять все данные с этого компьютера.

Вещи я потихоньку уносила последние две недели.


Понимала ли я, что затея с фотографиями твоего мертвого тела приведет видовиков прямиком в редакцию?


Ну разумеется. Однако я уверена, что скоро все закончится. В самое ближайшее время эксперимент будет доведен до конца.


Но на всякий случай, если и яга Николая с осиной постигнет неудача, у меня есть план Б.

Возможно, трагедия с Ветровым заставит тебя перекинуться?


Надо сказать, что все это время я внимательно наблюдала за тобой. Казалось невероятным, что ты каждый день как ни в чем не бывало являлась на работу. Что ты продолжала писать материалы и даже закрутила интрижку с полицейским.

Это была не просто живучесть, а аномальная живучесть.


Может, у тебя просто отсутствует инстинкт самосохранения? Психологическая патология, такое бывает.


Тогда я начала думать, как добраться до видовика, с которым ты спишь.

Первым делом я предложила твоей сестре соблазнить его, но она ничего не ответила.

С бывшей девушкой Вероникой тоже ничего не вышло — она не реагировала на крючки.

Но вы с Носовым вечно разговариваете так, будто других людей просто не существует.

И я услышала про Дмитрия Юрьевича Лихова.


Шанс, что бывший начальник видовой полиции устроит засаду на своего преемника в моем шифоньере, не очень велик, правда?

Но посмотрим, что из этого выйдет.

В конце концов, у меня еще есть в запасе карта Нины Ветровой.


И есть еще одна версия, как лишить тебя душевного равновесия. Высказал ее человек, который знает тебя лучше всех на свете.

Костя Носов.

Это было примерно год назад, в то время я еще только разрабатывала проект, а вы, как обычно, разругались в пух и прах из-за какого-то проходного материала.

И, как обычно, в моем кабинете.

Меня всегда возмущало, что вы устраиваете разборки в месте, предназначенном для тишины.

Ты вылетела, хлопнув дверью, а я спросила у Носова:

„Если бы ты хотел на самом деле расстроить Люсю, то что бы ей сказал?“

„Назвал бы ее эгоцентриком, пустышкой, — ответил он сердито, — сказал бы, что она не думает о людях, а только о раскрутке портала“.

„Что истинная правда“, — заметила я.

„Нет, — ответил он, — при чем тут правда? Ты спрашивала о том, что могло ее расстроить. Только то, что она думает сама о себе, а не другие“.

В этом есть смысл, подумала я.

Если бы профессор, который разгромил мою монографию, написал полную чушь, это не задело бы меня так сильно.

Но я допускала мысль, что он был прав.

Вот что причиняло мне боль.


Значит ли это, что нас может ранить только то, что мы думаем о себе сами?


Возможно, мне все-таки придется воспользоваться подсказкой Носова.

Интересно, помнит ли он об этом разговоре?


Мне надо завершить это исследование, потому что я не люблю незаконченных дел.

А потом я буду вести тихую и спокойную жизнь в уединении.

Люди изрядно достали меня своей глупостью.

А уж как мне надоело твое упрямство, ты бы только знала.

Твоя Синичка».


Люся не понимала, сколько прошло времени.

Может, час.

Может, больше.

В квартире царила оглушающая тишина, и только где-то наверху, несколькими этажами выше, какой-то ребенок играл гаммы.


Она несколько раз прерывала чтение, чтобы включить чайник, но так и не заварила себе чай.

Зачем-то открыла окно и теперь мерзла.

Несколько раз вибрировал телефон, но Люся не реагировала на него.


Проект!

Синичка называла убийство шестерых человек научным проектом!

Вот что поразило ее больше всего.


То, что сама Люся оказалась в роли подопытного кролика, задевало куда меньше.


Однажды она снова сможет пойти к психологу и рассказать о произошедшем.

Однажды она снова научится чувствовать себя в безопасности.

Однажды она снова возьмет на работу каща…


Нет, на это Люся никогда больше не решится.


Всхлипнув, Люся нашла на столе телефон и позвонила Ветрову.

— Ты где? — спросила она.

— На работе.

— На какой еще работе! Ты же в больницу поехал.

— Я поехал в больницу, Люсь, утром. И меня выписали. Сейчас пять часов вечера.

— Как пять часов? — изумилась она.

Сколько времени она провела, читая и перечитывая письмо Синички? Целый день?

А что с материалами по Лихову и трясовицам?

Носов опубликовал их без нее?

— Люсь, — напомнил о себе Ветров, — Синичкина прислала заказчику готовое исследование по нижним архам. Она прочитала твой манифест.

— А, — равнодушно отозвалась Люся, — интересно будет глянуть, к какой классификации она отнесла мой оборот от страха поцелуя. Полагаю, это поставило ее в тупик. Я нашла еще одно ее письмо, Паш, где она подробно рассказывает о том, что и почему совершила. Синичка четко играет по правилам, настоящий преступник обязательно должен поведать миру о своих преступлениях. Я перешлю тебе сейчас.

— Четко играет по правилам… — повторил Ветров медленно. — Понял. Я тебе перезвоню, Люсь.

— Ага. Ладно. До вечера.

Люся закрыла окно, набрала Носова, подробно обсудила с ним публикации, а потом ушла в гостиную, легла на диван, укрывшись свитером Пашки, который пах, как он, и так и пролежала до той минуты, пока в замке не повернулся замок.


Ветров вошел в гостиную не сразу — сначала он разулся и снял верхнюю одежду, потом долго умывался.

А потом она услышала его легкие шаги и села.

— Ну все, Люсь, — Пашка стоял на пороге, прислонившись плечом к косяку. — Все, мы сняли охрану. Ты можешь делать, что хочешь.

Загрузка...