Machinamenta Dei

© И. Некрасов, 2014

© ООО «Написано пером», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

– Что, если наше творение окажется слишком справедливым? Что, если…

– Он не пустит в «свой рай»?! Не смеши меня, «папа»! У нас будет собственный рай! И мы с тобой – я и ты – еще подумаем, пускать ли туда других богов! Вспомни, что до сих пор гниет у самой земли. Представь, как все это наполнялось смертью: суды и театры, даже церкви. Как их смерть длилась сотни лет… Нам придется стать судьями и кукловодами. Царями и богами!

– Боюсь, как бы все не закончилось очередной подделкой.

– Да, некоторые сочтут будущее адом. Но даже если и так, то наш ад будет чертовски красив. Мы создадим тот сумрак, в котором горящая свеча обретет свою душу.

– Как ты сказал? Душу?.. Ты больше не считаешь ее только навязчивой идеей?

– Думаю, это неважно, папа.

Мне было нечего делать. Некуда спешить, не о чем беспокоиться. Заботы отпустили меня и остались где-то позади, в темноте вечера. Я обнаружил себя стоящим посреди пустой улицы верхнего города под реальным, а не нарисованным небом, во влажной осенней ночи – пахнущей прошедшим дождем, который оставил на губах ощущение холодка.

Я просто стоял и смотрел на силуэт далекого небоскреба, на самой вершине которого, на высоких шпилях, блестели маяки – будто звезды.

Взгляд буквально притягивала огромная цилиндрическая форма, словно вырезанная, отделенная от окружающего сумрака ровными рядами внутреннего освещения, и ее высокая крыша с фигурками парадоксальных и почти милых химер… Мерцающий синий неон габаритных огней и мозаичных вывесок, иероглифов и символов. Серые громады соседних, менее освещенных зданий, их причудливо застывшие массы бетона и пластика, будто спаянные с темнотой.

На фоне стены мелькнула тень – закрыв собой ряд светящихся золотистых окон, на высоте сотни метров проплыл одинокий спинер. Патрульная машина?

Тень исчезла из вида, достигнув гигантского экрана в полнебоскреба, на котором снова красовались те тонкие, ярко-красные женские губы. Вот они выпустили струйку табачного дыма и расплылись в картинной улыбке. Послали ко мне, стоящему по другую сторону темноты, холодный и ни к чему не обязывающий поцелуй. И в тот же миг в самый центр изображения, туда, где сомкнулись губы, попала капля воды. Круговая волна прошлась по припудренным щекам, достигла края рекламного щита, но не остановилась, а покатилась дальше, охватывая металл и пластик, деформируя бетонные стены небоскребов, окружающее пространство и даже лучи света… в очередной раз искажая мир и переворачивая все с ног на голову, – так в небольшую лужицу, на отражение в которой я завороженно смотрел, упали первые капли возобновившегося дождя…

Я наконец оторвался от нее и поднял голову. Потяжелевшие веки сомкнулись, а лицо окунулось в прохладный поток и запах влаги, который ни с чем не спутать.

По коже текли струйки воды. Ощущались падения новых и новых капель, их ритмичные и легкие прикосновения. И постепенно от мира остались только струящийся холод, да звуки и ритм набирающего силу ливня.

Неизвестно, сколько времени прошло, но… на губах появился знакомый кисловатый привкус.

«Скоро начнет жечь кожу», – словно сквозь сон протянул меланхоличный внутренний голос. Он напомнил, что сегодня ночью ожидался аномальный пик кислотности.

Ладонь левой руки сжалась, и в круговорот ощущений вплелось еще одно – шершавой синтетической ткани. Затем рука выполнила привычное движение, и спустя мгновение шляпа оказалась на голове – мое спасение от дождя. Я оправил полы плаща и побрел к лифту, чтобы спуститься на свой уровень города. Субуровень.

Десять этажей вниз в кабинке лифта. Рука потянулась к кнопке и почти наугад нащупала ее в этих знакомых потемках, обещающих тепло и уют дома. Вот и трещина в середине, и тот самый скрип маленькой пружины. Она.

Идентификация по голосу?

Рик Беркли. 2. 3. 7. 9. Теперь довольна?.. Лучше бы починила освещение.

На потолке мерцала неисправная лампа.

Панель управления подмигнула счетчиком этажей – тусклыми зеленоватыми цифрами. Протяжно завыл старый электродвигатель, трудившийся за себя и за давно сдавшегося соседа. Дрогнул пол, и в животе что-то привычно сжалось. Тело вспомнило, что с каждым этажом будет погружаться глубже и глубже, чтобы, в конце концов, оказаться дома.

Оно качнулось, руки сами собой потянулись куда-то вперед и нащупали металлическую сетку ограждения, пальцы, как всегда, вцепились в нее.

В кабинку проникли редкие лучи света из шахты – по стене пробежали контрастные полоски теней, как от жалюзи.

Еще глубже. Свет исчез, и пространство будто растворилось в темноте. И не только оно. И руки, и тело… их как-то вмиг не стало. Словно не было вовсе.

Остались слабые ощущения на подушечках пальцев, холод и давление металла. Удаляющийся звук двигателя.

Снова отблеск света. Мелькнули вертикальные и косые линии, на мгновение усилив эффект погружения. Затем вернулась темнота, вытеснив из восприятия остатки шума.

Половина пути. До квартиры еще столько же. В обволакивающей темноте и изредка нарушаемой тишине. Кап… кап…

Капли воды тоже падают куда-то вниз, погружаясь глубже и глубже.

Ближе к месту, где можно не думать и не волноваться. Где можно забыться.

Еще глубже… Туда, где в реальность вплетается сон. И где они неразличимы.

Ноги погружаются в темноту и ступают одна за другой. По сторонам неясного коридора – закрытые квартиры. Из-за дверей доносится едва уловимый звон колокольчиков, которые шепчут, что внутри пустота, и никого нет. Поворот налево – как часы и годы. Направо – как годы и часы. Но путь ведет мимо, и откроется лишь одна дверь – твое угасающее сегодня.

Электронный блюз Вангелиса заполняет квартиру, вытесняя из нее пустоту и тишину. Глаза закрываются сами собой, и тело расслабляется на мягком расставленном диване. Пробудившееся было сознание вновь растворяется в чарующей медленной музыке. Разум исчезает и превращается в точку, тонущую в потоке звуков.

Приходят странные воспоминания. Что-то из далекого детства. Совсем маленький человечек, который только учился плавать. Который впервые понял, что контроль – не главное… Есть сила, что поддерживает и не дает утонуть, противоположная той, что тянет вниз. И лучше всего довериться. Не сопротивляться и забыть о сомнениях. Ослабить контроль и отпустить.

Где-то рядом плакало электронное псевдопианино. Звало туда, где лучше всего. В нигде? Но оказалось, даже там можно заснуть еще глубже. Даже там есть что-то еще… голос, повторяющий раз за разом: «Ты снова нужен… снова нужен». И голос, напоминающий собственный, который что-то отвечает.

И вот ты вновь смотришь в потолок, не понимая, проснулся или еще нет. Взгляд теряется в замысловатом лабиринте плиток, похожем на электронную микросхему.

Ты переворачиваешься на бок, и пятно восприятия касается фигурки Будды, закрывшего глаза, на фоне того же бесконечного лабиринта. Ряды плиток нависают друг над другом, поднимаясь ближе к потолку и превращая квартиру в подобие пещеры – образованную странным сочетанием простых и одновременно сложных геометрических фигур, их причудливыми формами и ритмами.

Мягкий неоновый свет льется в комнату сквозь жалюзи на окнах. Светящиеся полоски осторожно ощупывают пространство… и все, чего касаются при своем движении. Книг, зеленой лампы и бутылок с виски. Пианино и деревца бонсай, словно стараясь попробовать на ощупь уют и тепло квартиры. Затем лучи соскальзывают на подогреваемый мозаичный пол…

Музыка постепенно стихла, и в дом проникло молчание полупустого здания. В повисшей тишине подсознание, наконец, достучалось до разума: оказывается, меня только что отозвали из отпуска, и беспилотный спинер ждет у подъезда. Шляпа и плащ, в которых я почти жил, должно быть, устроились рядом в кресле. Как и личное оружие – старый добрый кольт.

Мог ли я сказать «нет»? Отказаться?

Кто знает… Внутренний голос успел вставить «да». Исподтишка, когда сознание покинуло свой пост. В любом случае разговор уже состоялся, изменить что-либо было нельзя.

Не вставая, я порылся в ворохе бумаг на столе рядом с диваном.

«Вот он. Шприц-тюбик», – я взял маленький цилиндр и ввел иглу в шею. Сжал тюбик, и приятная волна тепла разлилась по телу. Пармитал… настоящее чудо, которое превращает нас в роботов, не знающих усталости и сомнений, даже чувства голода.

«Поднимайся, левша. Вставай», – подгонял меня внутренний голос.

Казалось, что ощущения тела исчезли, и я завис в ночном небе на высоте полукилометра, что вся эта громада завода подо мной, ее черное, поблескивающее пространство, двигается само собой.

Россыпь сигнальных огней медленно, нескончаемым потоком, уходила куда-то под спинер. Вращалась как гигантская карусель, на которую смотришь, не в силах отвести взгляда и отойти. Я будто парил над исполинским аттракционом: возрожденной промзоной Чикаго с километрами ползающего металла и высокими выхлопными башнями.

Внизу кипела механическая жизнь. Тысячи кубометров устройств совсем без участия человека создавались, разрушались и модифицировались другими устройствами. Людей там не было – с развитием робототехники и объемной печати они отошли на второй план[3]…

Внезапно огромный фонтан пламени, сорвавшийся с выхлопной башни, заслонил бо́льшую часть поля зрения. Салон озарился огненно-рыжим светом, и возник парадоксальный оптический эффект. На всю ширину лобового стекла развернулось отражение моих глаз, наложенное на столб пламени.

«Фокусы нашлемной системы», – подсказал знающий все внутренний голос.

Вокруг не было ни одного спинера. Я плыл по черному небу совершенно один. Лишь блики в стеклах по левую сторону напоминали о частях города, где еще сохранились люди.

Настроенное на режим поиска радио поймало передачу активистов Три-С. Хриплый мужской голос пытался прорваться через шторм помех:

– Программа расширенного донорства…

(Помехи).

– Ложь… – электронный шум, в котором растворялся голос, придавал передаче какое-то… отчаяние, что ли. Безысходность.

(Помехи).

– Теперь они хотят украсть не только… тела… – террорист кричал из последних сил, понимая, что трансляцию вот-вот задавит вал электронного шума.

(Помехи).

– … но и души.

Передача прекратилась и больше не возобновлялась.

«Смотри-ка, еще сопротивляются. Мелкие сошки, выдавленные на нижние уровни».

Снова пошел дождь. Первые капли водно-кислотной эмульсии попали на стекло, и тут же сработали автоматические испарители. Пахнуло спиртсодержащим нейтрализатором. Спинер окутался облаком белого пара. Я обернулся и через заднее стекло увидел тянущийся туманный след.

Значит, лечу вперед. Надежная машина работает как надо.

Только сейчас я понял, что произошло: мне, частному лицу, наемнику, предоставили полицейскую машину, нашпигованную оружием и спецсредствами. В полное распоряжение.

Получается, это полиция нас обслуживает, а не наоборот. Впрочем, интуиция всегда подсказывала, что дело идет к полной приватизации их «конторки». Не надо быть гением, чтобы догадаться – все давно схвачено. Покупка остатка акций – только оформление реального положения задним числом.

Ожил ЖК-экран в приборной панели. На нем появилось лицо офицера… нет, менеджера бывшей государственной FEMA[4].

Молодой человек в приличном костюме и при галстуке, более похожий на манекен, не очень приветливо буркнул:

– Патрульный спинер, назовите код безопасности.

«Наверное, подумал, что перед ним простой коп».

Я только успел открыть рот, как он расплылся в дежурной улыбке:

– А-а, это вы, мистер Беркли. Мы вас ждали. Для максимально комфортной посадки рекомендуем не мешать перехвату управления.

«Перехват управления? У полицейской-то машины?! Хотя… все логично. Ты знаешь, кто им поставляет электронику».

– Ради моей же безопасности, да? – Я убрал руки с шершавой поверхности штурвала, постарался удобнее устроиться в кресле и вообще расслабиться.

– Конечно. Осталось две мили. – Менеджер концлагеря куда-то покосился. – О, уже чуть меньше. – И улыбнулся.

Я поспешил отвернуться от слащавой деланной гримасы, которую видел в последнее время слишком часто. Наверняка, лицевой мимический имплант. Базовая улыбка № 5.

Спинер тем временем заложил крутой вираж, и где-то вдали ударила ветвистая молния. Заводская зона закончилась, внизу осталась только темнота, прикрывающая брошенные, покинутые пригороды. Пустоши и техногенные овраги.

Хорошо их не видеть. Хорошо, что есть сумрак. Ночь и пелена дождя.

Снова вираж, и взгляд в темное, затянувшееся тучами, небо.

Выравнивание по курсу. Я уже мог различить две цепи золотистых огней, трассу, ведущую в лагерь, принадлежащий одной из бывших гос. организаций с оптимизированной структурой собственности – FEMA JSC (FEMA Joint-Stock Company).[5]

Концлагерь располагался на территории промзоны старого Чикаго, не так далеко от завода. Место было выбрано не случайно: наличие развитых коммуникаций, свободные площади и корпусы пустующих с 20-го века цехов[6]. Близость к зоне концентрации гражданских и одновременно труднодоступность. Да и пространство вокруг просматривается на километры.

Я взглянул в левое окно. По путям к лагерю подъезжал поезд – мобильная тюрьма из десятка пятиярусных вагонов. Он начал тормозить, приближаясь к КПП… Много раз видел, как такие снуют туда-сюда, но не припомню, чтобы из них кого-то выводили. Кого они возят? Воздух?

Еще левее и чуть дальше показалась автострада, освещенная несколько хуже железнодорожных путей. На ней виднелась вереница трейлеров.

– Усилить зум, – я отдал приказ системе.

Нашлемный визор отрегулировал увеличение, и изображение стало четче, получилось рассмотреть колонну машин. Оказалось, каждая везет сложенный модуль мобильного изолятора. Неторопливо, по-хозяйски, в сторону Чикаго.

Я повернул голову направо. Визор, не меняя зума и следуя направлению взгляда, выдал следующую картинку: огромные шагающие экскаваторы копают ров. Скорее всего, будущий водный канал с причалом у лагеря и выходом к озерам.

– Отключить «божье око»,[7] – то ли сказал, то ли подумал я, и система… подчинилась.

«Опять эта каша в голове… Но к черту ее, не мешает жить, и ладно». – Я вздохнул и уставился в темное небо. Закрыл глаза.

Лучше б послали в командировку куда-нибудь на юг, да хоть в лагерь под Майами. Ну и пусть, что полузатоплен. Зато климат почти не изменился, и еще можно увидеть нормальное полуденное небо. Настоящее, природное, не нарисованное. С белыми облаками и солнцем… Конечно, везде натянуты металлические сетки, и это блюдо – небо с облаками – подается только с ними, забором и колючей проволокой. Но вроде стоит того.

Посадочная площадка располагалась сразу за КПП, у дороги, напрямую ведущей к ближайшей тюрьме Чикаго. Автопилот, взявший на себя управление, позволил хорошо рассмотреть аэродром и заметить две особенности: рядом с современными спинерами стояли совсем уж старички: «Чинук» и еще какой-то древний малоузнаваемый хлам: вертолеты черного цвета без опознавательных знаков. Второе: площадку почему-то перенесли в другое место лагеря.

Выбравшись из машины, я сразу попал под надзор бдительной камеры слежения. Она была смонтирована на ближайшей вышке, одна из многих, установленных по ходу ограждений, в которых также обнаружились изменения – периметр опоясывала уже не просто колючая проволока, а особая «бритвенная» лента. Плюс высоченные пятиметровые заборы с наклонными верхушками, загнутыми внутрь. Что называется, «даже не думай». Лента не колет, а режет плоть.

На удивление меня никто не встречал. «Сервис» остался на том же уровне, несмотря на слащавость и услужливость менеджера концлагеря.

Помявшись немного на месте под слабым моросящим дождем, я достал из багажника кейс с комплектом аппаратуры. Надел шляпу, оправил ее поля и направился вперед, в сторону бараков, благо лагерь знал неплохо.

Камера проводила меня цепким немигающим взглядом и, достигнув границ поля зрения, передала другой, такой же цепкой и внимательной.

Повсюду самые лучшие системы слежения. Не сомневайся, что они знают, какова частота твоего пульса.

Хотя… они же не боги, в конце концов. Перед ними очередной парень, в плаще и шляпе, с кейсом. У таких всегда только две-три рубашки, пара узких малозаметных галстуков и неброский пиджак. Короткая стрижка да прямой взгляд, с которым им придется столкнуться. Итак, что у них есть на меня? Ничего. Никто не узнает, что у меня на уме, как бы ни старался. Поэтому хоть засмотритесь. Неприятно, но выдержу.

Под аккомпанемент хлюпанья я шел по мокрой асфальтированной дорожке между площадок со старинными, почти антикварными вертолетами времен REX84.[8] Аэродромные мачты с ветровыми «чулками» показывали полный штиль. Каждый шаг под неусыпным контролем многочисленных датчиков, взгляд которых чувствуешь на затылке. Тепловизоры, низкоуровневые телекамеры, звуковые сенсоры, коротковолновые радары… и что там у них еще. Все ради того, чтобы знать: кто ты, где ты, боишься ли системы или уже потерян для нее.

Несмотря на ощущение слежки, лагерь казался совершенно безлюдным, зловеще пустым, впрочем, почти как и сам Чикаго. Лишь на под лете к площадке у да лось заметить сил уэт человека на вышке у КПП – охранника, который вышел покурить. В то же время это могла быть специальная мишень-манекен.

Однако мысль правильная: сигареты. Пока доберешься до бараков, пройдет половина вечности. Я остановился и закурил. Хорошо, что есть шляпа, оберегающая огонек от дождя. Затяжка… и струйка сизого дыма отправляется в мокрую ночь, растворяется и исчезает где-то на расстоянии метра.

Я пошел дальше, понимая, что мне как-то враз стало плевать на слежку.

Следят? Ну не в первый и не в последний раз. Так что идите к черту. Делаю работу и ухожу. А вы будете здесь гнить. То, что здесь оставлю, – только запах сигарет и окурок. Ничего больше.

Перед глазами мелькали собственные ботинки на фоне луж и мокрого черного асфальта… Знакомая вроде бы дорога привела к странному тупику. Подняв глаза и оглянувшись, я понял, что на пути к баракам оказался временный склад пластиковых гробов. Самых дешевых и практичных (всего в полгезелля[9]), упрощенной конструкции «Risen Corp».

Какой идиот занимается тут логистикой? Между посадочной площадкой и бараками возникла длиннющая стена стандартных четырехместных контейнеров, перегородившая пути от аэродрома к «цехам».

В высоту два – два с половиной метра. Если свернуть налево, то лишних триста метров, направо – столько же. Идти в обход не хотелось, кроме того, было понятно, что бараки уже рядом, за данной стеной. Нужно перебраться через нагромождение саркофагов.

Добротная, ставшая классической конструкция. Наследство, оставшееся от государства, которое позаботилось о будущем граждан[10].

Преодолев отвращение, я забрался на первый стеллаж и увидел: точно, в десяти метрах красная зона. Перепрыгнул на следующий стеллаж и, поскользнувшись, едва не упал.

«То-то ржут охранники! Надеюсь, гробы пустые».

Еще прыжок. Нога предательски поехала, и я кубарем скатился вниз, но…

Под ногами оказалась не земля, а еще один гроб, «заботливо» кем-то поставленный. Инерция толкнула вперед, вцепившееся в край саркофага тело навалилось на него, и крышка опрокинутого гроба больно ударила по затылку. В глазах потемнело, но не от боли, а от ярости.

«Сволочи!» – негодовал внутренний голос.

«Сволочи…»

Я поднялся и отряхнулся. Привел в порядок дыхание. Поправил шляпу и проверил кейс. Вроде ничего не отвалилось. Заставлю платить, если что. К гадалке не ходи. Заставлю.

Казалось, все камеры и датчики, какие только могли, глазели на меня.

Ничего. Всех переживу. Я вновь закурил.

Окна ближайших цехов замурованы. Что там происходит? То ломают, то герметизируют. Система создает работу сама себе?

Появилась новая газовая проводка, парогенераторы. Не сомневаюсь – все для санитарного обслуживания, чтобы травить ненужную живность: вшей, крыс и микробов. На крышах мощные вентиляторы, свежевыкрашенные в непонятный грязный цвет.

Красная зона закончилась, и началась синяя. В основном она отличалась отсутствием газового оборудования. Бараки имели небольшие окна с решетками у самого потолка. Больше ничего особенного. Обычные корпуса без герметизации и шумоизоляции, казавшиеся пустыми и тянувшиеся на две сотни метров.

Правда, когда я проходил мимо пустого барака, за спиной раздался едва уловимый, на грани слышимости звук. Похожий на слабый вздох.

Или… это я?

Мало ли что померещится в таком месте. Не останавливаясь и не оборачиваясь, я пошел дальше.

Зеленой зоны в данном лагере не было. По крайней мере, «живьем» гражданских видеть не приходилось. Вместо этого по окончании синей зоны располагался вход в штабной бункер. Пардон, в центральный офис. Малоприметное одноэтажное зданьице, которое незнающий может принять за рядовой склад.

А-а, вот она! Рядом новая посадочная площадка. Перестроили. На старую, значит, загнали хлам. И меня тоже.

Ублюдки.

– Личный номер, – потребовал динамик у бронированной двери, хрипло, будто выплюнул слова прямо в лицо.

– 2. 3. 7. 9. ЧВК «БлекСкай».

Зрачок миникамеры сфокусировался на моей физиономии. Пауза затянулась.

– Как добрались? – электронный голос выразил нотки сарказма.

«Вот и ты, шутник хренов».

– Какова цель вашего приезда?

– Открывай дверь, крыса. Я веду дело в отношении охраны лагеря.

Опять пауза. «Что, съели, да?! Это лишь начало».

В стене на высоте лица открылась маленькая ниша, из которой выглянула стеклянная головка экспресс-тестера: телекамера, фиксирующая микроизменения моих зрачков, и оптический блок, транслирующий мне на сетчатку хитрый поток картинок, что обходит сознание и провоцирует бессознательные реакции[11].

Секунда, и все. Тест пройден. Я не террорист. Лоялен системе. Подсознательное не даст соврать.

Двери бесшумно открылись, они разошлись в стороны – во внутренние ниши стен. И вот я внутри. Первый коридор. Глухая железобетонная коробка, по сторонам бойницы. Укрыться негде. Даже камеры по углам в бронекапсулах. Если попадаешь под перекрестный огонь, то без шансов.

Впереди дверь и оконце за бронестеклом со стальной сеткой. Фигуры двух охранников, которые словно становились меньше и прижимались к дальней стене по мере того, как я приближался.

Вообще-то, по протоколу они должны были руководить моими действиями через громкоговоритель: «пройти вперед», «остановиться у стены» и т. д. Но сейчас динамик молчал. Заткнулся.

Я подошел вплотную к окну, и охранники потупили взгляды. Толстый и еще один толстый.

Лагерные крысы. Мразь. Вряд ли хоть раз видели вооруженного террориста из северо-сепаратистских сил, Три-С. Эти могут только толпой на безоружного. Вы – дерьмо, и я готов это доказать. Здесь и сейчас. Не хочется, да? Страшно? Надо запомнить рожи.

Дверь была открыта, опять же в нарушение протокола. Я прошел в следующий коридор, слева оказался закрытый пост с теми двумя… Я направился дальше, но тут же остановился. Не удержался. Развернулся и с силой, вкладывая вес тела, врезал ногой по дверце поста охраны. Раздалось оглушительное и невероятно приятное металлическое громыхание, плюс там что-то упало. Если выйдут, убью.

В комнатке молчок.

Запомнят надолго. Ничего. Как говорил терминатор, я вернусь.

«Итак, дальше. Еще камера. Смотри, смотри». – Я на секунду остановился перед ней.

Прямо в глаза. Дай увеличение. Ага. Нравится? В следующий раз будешь знать. Дальше.

Коридор явно пытались привести в более приличный, деловой вид: навесные потолки, клумбы с дурацкими пластиковыми деревьями.

Фальшстены под мрамор. Зеркала. Вычищенный до блеска пол. Ощущался душок свежей краски да не успевший выветрится запах пороха.

«Или он просто следует за мной по пятам?» – спросил я собственное отражение в зеркале.

В конце коридора лифт. К нему.

Ощутив мое приближение, в стене рядом открылась маленькая ниша с тестером. Секунда и…

Еще не террорист, да? Уровень лояльности к системе допустим? Мне известны все хитрости потока картинок, но обучить свое подсознательное не откликаться на тестер до сих пор не удалось. Считается, это невозможно.

По крайней мере, так считалось до позавчерашней ночи…

Только протянул руку к кнопке, как спиной почувствовал взгляд. Обернулся.

В небольшой затемненной нише позади стояла молодая женщина в черном деловом костюме. Холодное поначалу выражение лица сменилось озадаченным.

– Мы с вами раньше не встречались? – через две-три секунды спросила она.

Я порадовался ее замешательству и, тоже сделав паузу, ответил:

– А должны были? – надеюсь, сказано достаточно.

Назад к лифту. Наслышан о таких.

Палец надавил на кнопку. Простые дела не ведут. Инквизиция. Гестапо. Неужели по мою душу?

Черный костюм особого покроя – для скрытого ношения оружия – не выходил из головы, а ее взгляд опять начал жечь затылок.

«Ну давай же!» – внутренний голос подгонял лифт.

Спустя невероятно растянувшееся мгновение створки открылись, и я проскочил внутрь, надеясь на ходу нажать кнопку. Плевать какой этаж.

Нет, она быстрее. Ногой задержала двери и вошла внутрь. Меня же будто ледяной завесой прижало к стене.

– Только не убегайте далеко, Беркли.

После такой фразы обычно следует саркастичная улыбка, но ее не последовало.

Я сглотнул. В горле неожиданно пересохло. Чертов черный костюм. Если б не он, то можно было бы признать незнакомку краса…

А может, встречались? Не само лицо, а именно выражение карих глаз показалось знакомым… у блондинок такие бывают редко.

Нет, не знакомы, иначе я бы давно заикался.

– Н-на какой этаж? – спросил я, размышляя, заикнулся сейчас или нет.

Ответа не последовало. Я понял, что мне дают шанс, отвернулся и быстро воспользовался им.

Пятый? Да, он самый.

Поднес палец к кнопке, но спутница поправила:

– Девятый.

«Строго режима?»

Нажал, и лифт тронулся.

По ее отражению на металлической стенке лифта я понял, что она совершенно бесцеремонно осматривает меня. И только решился ответить колючим взглядом, как мы приехали. Створки открылись, и она вышла первой.

Охранник, сидевший за столом и возившийся со старым радиоприемником, спохватился и с поразительной ловкостью вытянулся в струнку. Едва не выронил приемник. Но на меня даже не посмотрел, боязливый и заискивающий взгляд достался спутнице.

– Вы знаете мое имя, а как… – осторожно поинтересовался я.

– Антера, – перебила она.

«В смысле?.. Пантера? Кодовое имя? Псевдоним?.. Изволит шутить?» – гадал я, шагая вслед. Лишь бы не смотреть на маячащую впереди фигурку и ее мягкую, точно кошачью, походку – уставился на унылую фальшстену. Но даже там оказалось ее неясное отражение.

«Что ж, Антера так Антера… раз другого не дано».

Еще несколько шагов вперед, и из-за спины спутницы показались решетки первой тюремной камеры. Пустая. Затем снова камера и еще две точно такие же. Пустые и будто ждущие. Голодные.

Она остановилась у следующей камеры и… открыла замок своей электронной картой!

Вот черт.

Развернулась ко мне:

– Прошу, Рик.

Переходим на «ты»? Что-то не вдохновляет…

Не скажу, что боялся, но, когда заметил, что в камере уже находятся двое, от сердца отлегло.

Судя по виду и откормленным рожам, охранники лагеря. Причем один показался знакомым. Тот, что смотрел на меня будто на последнюю надежду.

Обстановка камеры донельзя простая: сама серая бетонная коробка и в ней стол, три табурета. Их даже не переодели. Возможно, привели сюда только для допроса.

– Проходите, не бойтесь, – повторила Антера.

Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не ляпнуть что-нибудь в ответ. Но холодный взгляд она все же получила. И осталась совершенно невозмутима.

Я прошел внутрь. Двое сразу сели за дальний край стола, к стене. Третий табурет остался передо мной. Моя проводница осталась за спиной. Итак, стульчик для тебя, Рик.

– Мистер Беркли, – донеслось из-за спины, – можете приступать.

– Когда мне диктовали задание, связь обрывалась, – схитрил я, не поворачиваясь к местной хостес. – Наверное, что-то пропустил. Вы могли бы повторить вводную?

Заключенные-охранники ошалело уставились на меня. Антера совершенно без паузы стала разъяснять ситуацию:

– Позавчера в лагерь проникли пять неустановленных лиц. Предположительно, террористы из Три-С. Двое мужчин, остальные женщины. На постах предъявили документы. Прошли все зоны вплоть до карантинной. Как вы понимаете, экспресс-тест не помог. Нужно узнать, почему.

Почти слово в слово повторила то, что сказал Гарри. Похоже, это она инструктировала его. В данном случае она шеф моего шефа. Впрочем, с ребятами в черном всегда так. Придется быть осторожнее.

– Хорошо, – я затянул свою обычную песню, – как вы знаете, на результаты теста оказывает влияние комплекс параметров. Личностная мотивация. Ее особенности. Отклонения психофизического состояния… Поэтому мне нужно знать о происшествии гораздо больше. Все.

Секунда на обдумывание. Затем ответ:

– Спрашивайте, Беркли. Часть информации вам будет доступна.

– Послушайте, мисс… Антера, – сел вполоборота, – я официальный представитель «БлекСкай», оперативник и автор последних обновлений системы экспресс-анализа.

– Я знаю. Как знаю и остальное.

Теперь мне секунда на обдумывание. Но, видимо, оценив выражение моего лица, женщина уточнила:

– Давайте просто выполним эту работу. Задавайте вопрос, а я решу, стоит вам знать ответ или нет.

«Охранники явно чувствуют себя лишними. Они бы с удовольствием убрались отсюда и оставили нас вдвоем».

– Хорошо, – мне пришлось согласиться. – Буду задавать вопросы… заключенным.

Те двое переглянулись, очевидно, надеясь услышать опровержение от Антеры, но его не последовало. Веселое начало.

– Где вы находились, – я обратился к секьюрити-зэкам, – когда было обнаружено проникновение?

Они испугались еще сильнее. У одного даже губа затряслась, а другой судорожно сглотнул. Их спасла Антера, стоявшая у меня за спиной:

– Были на посту.

– Где он расположен?

– За временным хранилищем № 2.

– Но там ничего нет. Я хорошо знаю лагерь.

Оборачиваться не хотелось. Вдруг эти слизняки что-то скажут.

– Там их пост.

– То есть они стерегут сами себя? Охранники и зэки в одном лице, да?.. Или мне лучше не знать?

– Именно. Следующий вопрос.

Стерва. Интересно, как они называют ее между собой? Пантера, наверное. Или химера.

– Вы видели нападавших?

– Нет, – ожидаемо донеслось из-за спины.

– Тогда почему они сидят передо мной?! – я не выдержал и обернулся.

Оценивающий взгляд – все, чего я добился.

– Они были рядом, – невозмутимо сказала женщина, – если вы найдете правильный вопрос, они дадут не менее правильный ответ.

– Все-таки, что с внешностью нападавших? – спросил я и почувствовал, как те двое напряглись, табуреты под ними синхронно скрипнули.

Итак, вопрос, которого здесь боятся больше всего. Кто нападавшие. Как они выглядели. Странно.

Ответа я так и не дождался.

– Хорошо. Допустим. Их вообще кто-то видел? – спросил я у хозяйки сегодняшнего «вечера».

– Из живых людей – нет.

– Записи камер? – я сделал характерное движение, намереваясь показать, что вот-вот поднимусь и уйду.

– Сразу после нападения лагерь подвергся хакерской атаке. Уцелела только одна запись. Мы предоставим ее. Хакер успел замести следы.

«А-а, значит, я все ж таки нужен. Но для чего? Или это просто часть рутинной процедуры? Я тут как часть системного маразма?»

Вновь повернулся к заключенным-охранникам, которые не произнесли ни слова.

– Какое по счету… чувство вам подсказало, что это террористы из Три-С? Почему не христиане-фундаменталисты?

Придурки смотрели мне за спину. Оттуда последовал «их» ответ:

– Это установлено по характеру действий.

– Ага, они просто прошли мимо охранников, которые ничего не охраняют, и потому нападавшие из Три-С. Логично. Это что – розыгрыш?!

– Не ерничайте, Беркли. У вас есть работа… Пока.

Я попытался поймать ее взглядом, но она снова зашла мне за спину. Ну как хочешь.

– Выполняйте ее, – закончила она.

– Когда вы в последний раз проходили медкомиссию? – задал я вопрос, на который болваны уж точно не могли не ответить.

– Мы… – начал один, с болью глядя куда следует.

«Ну же, ну…» – я даже кивал головой, приглашая охранника сказать что-то более осмысленное.

– Это к делу не относится, не тратьте наше время, – отрезала Антера.

Я почти не обиделся, а зэки синхронно выдохнули.

Похоже, меня водят за нос. Эти двое могут быть вообще не при делах. Мне хотелось расхохотаться.

– Что было необычного в ту ночь?

– Взрыв.

Пришлось обернуться.

– Один?

– Нет, серия. Странно, – пантера почти улыбнулась. – Благодаря одному из них удалось сделать запись.

– Как?.. Не понимаю.

– Увидите.

– Причины взрыва?

– Мы работаем над этим. Беркли, ваше дело тест, а вы старательно обходите его стороной.

– Вы обвиняете меня?

– Нет.

Прозвучало, как «еще нет».

Я глубоко вздохнул. Бред какой-то. На кой черт меня отозвали из отпуска? Неужели такой розыгрыш?

Показалось, что Антера смотрит на меня… даже немного сочувственно.

Вздохнул еще раз.

– Мэм, я пришел сюда в том числе с заданием допросить свидетелей. Если потребуется, с применением портативного тестера, – показал ей чемодан. – Я могу приступить к выполнению поручения?

– Вы знаете, что в моей власти корректировать задание.

– И?

– Тестер ни к чему. Допрос проведен.

– Что?! Они едва открыли рот! И то чтобы помычать!

Снисходительная улыбка. Ничего личико. Стоп…

Я что, улыбнулся в ответ?.. Дурак.

Уткнулся в пол, чтобы скрыться от этого взгляда.

– Вы получили главную улику – запись… – добивала она.

Значит, есть еще улики.

– … и задали стоящие вопросы, – договорила Антера.

«Получил стоящие ответы, ага».

– Скажите, мне дадут осмотреть убитого? Один нападавший…

– Нет. Уцелевшие террористы забрали тело.

– Не понимаю. Какова задача фирмы?

– Главная – помочь поймать их.

– А коррекция теста?

– Это тоже. Но во вторую очередь.

«О как!»

– Могу идти? – я поднялся и взял кейс.

Она кивнула:

– На сегодня все. Доложите результаты начальству.

– Конечно.

Так ничего не поняв и капитулировав перед реальностью, я вышел из камеры. Направился было к лифту, но остановился у решетки, напротив Антеры.

– Как их обнаружили?

Она оценила мою настойчивость:

– По экспресс-тесту и документам можно пройти не во все места. Вход бывает ограничен кругом конкретных лиц.

– Они спалились на распознавании личности?

– Та система тоже не справилась, – она кивнула. – Не до конца. У четверых обнаружено полное соответствие… допустимым персонам, у одного – только частичное.

Пожалуй, пауза перед словом «допустимым» была слишком длинной. Да и само слово странное.

– Как это возможно?

– Электро– и пневмомимика. Лицевые импланты. Такие модификации есть на черном рынке.

Теперь кивнул я. Кажется, мы начали находить общий язык. Даже наши жесты и позы стали похожи. НЛП в действии.

Я мельком взглянул на зэков – те, похоже, были того же мнения.

– Да, – как-то машинально и отвлеченно протянул я, – еще не все закоулки очищены.

– Мы позвоним, – загадочно сказала она, отворачиваясь.

Я попытался понять – какое именно чувство посетило меня после таких слов, однако это оказалось непросто. Волнение и что-то еще.

У лифта меня встретила головка экспресс-теста. И ведь не отпустят, если завалю проверку.

Взгляд в объектив…

После посещения тюрьмы я еще лоялен? Не террорист?

Да, лоялен. Ведь двери лифта распахнулись.

Внезапно сработало старое радио, с которым возился охранник, сидевший за столом у лифта. Причем сработало таким образом, будто здесь взорвалась еще одна бомба: это была запрещенная волна Три-С.

– Экспедиции в дальний космос… провалились, – успел прошипеть диктор.

Охранник с силой ударил приемник об стол, и приборчик затих. Провинившийся «страж режима» затравленно озирался по сторонам, а на него смотрели все мы – Антера, показавшаяся из-за решеток, я и телевизионная камера прямо над лифтом.

Женщина в черном демонстративно достала из кармана пиджака мобильный инфолинк и сделала пометку.

Попал. Осторожнее надо, олух.

На обратном пути я заглянул в окошко к тем двум уродам, что пытались подшутить надо мной. Один из них, находясь за решеткой и бронированным стеклом, услужливо проговорил:

– Мистер Беркли, менеджер лагеря перевел ваш спинер на основную площадку.

– Желаем приятного пути, – сказал другой, чуть пригибаясь.

Ответа они не дождались. Я развернулся и пошел к выходу. Этот вариант для них был не самым плохим.

На улице моросил все тот же дождь. Кроме того, начинало светать. Небо превращалось в ту противную тяжелую смесь, в мутное, грязно-белое месиво тумана и рассеянного дневного света. Скорее к машине, благо спасительная шляпа под рукой.

На площадке рядом с моим спинером стоял броневик тюремщиков с отсеком на двадцать лиц. За ним показался еще один, на этот раз совсем малоприметный вход в подземный бункер, скрытый в тени броневика. Забираясь в спинер, я подслушал разговор, который доносился оттуда.

– Почему мы в этой дыре? Мы же белые!

– Ты что, не понял? Им без разницы. Черные, белые, узкоглазые…

– Да я… просто…

Кто они? Охранники или заключенные? Непонятно. К черту их. Не мое дело. Мне тоже плевать, белые они или нет.

– Мы все для них, как…

Последнего слова я уже не слышал. Впрочем, и так было понятно.

Система. Она живет по своим законам и логике, даже обладает собственным мышлением. Систему интересует одно: сколько огня все мы, черные и белые, дадим при сгорании в ее топке.

Поднявшись в густое грязно-белое небо, я доверился автопилоту.

– Исходный пункт, домой, – прошептали губы, руки опустились на удобные подлокотники, и тело расслабилось.

Смотреть по сторонам не хотелось. Начинался день. Нужно поспать.

Однако провалиться в забытье пока не удавалось. Вдалеке показались две усеченные пирамиды RCC. Даже отсюда они выглядели огромными – серо-стальные силуэты на фоне бессмысленного марева. Обитель современных хозяев мира, то ли суперлордов, то ли уже богов и пророков.

Смотреть на них хотелось еще меньше, чем на помутневшее небо.

Как-то внезапно я почувствовал, что вырубаюсь, и глаза закрылись сами собой под тяжестью век. Сознание отключалось.

«Интересно, роботы отрубаются так же?»

Снов вроде не было.

Было что-то другое. Я точно плыл над потоком образов и воспоминаний. Совершенно не конкретных, проникающих друг в друга. И вместе со мной, над той рекой плыли буквы, символы и слова, а я почему-то знал, что это запрещенная волна. Что приемник где-то рядом, в реальности, и что он ответил на призыв сепаратистов.

«Программа создания механических копий провалилась…»

«Механоиды не способны…»

«Не в нейронных сетях…»

«Отражение чужого».

«Смешении… части собственного. Чужое, как…»

«Это называется донорством…»

«Мы лишь знаем… миссия провалена».

«Они… слишком много вложили».

«Крах… не допустят…»

«Блокада свободной сети…»

– Слушаем запрещенное радио, Берк? Под статьей ходишь.

Я очнулся. В салоне маячило округлое лицо капитана Гарри. Его дежурная улыбка, которая может означать что угодно.

Моя рука потянулась к панели управления, но это было лишним – шеф, открывший боковое стекло и по плечи проникший в салон, уже выключил радио. Оказалось, что спинер приземлился под большим зонтом посадочной трассы, на верхней площадке штаб-квартиры «БлекСкай» – одного из самых высоких небоскребов верхнего уровня Чикаго.

– Я сказал ему лететь домой, – спросонья буркнул я.

– Это твой настоящий дом, Рик, – ответила улыбка капитана.

– Перехват управления, – я потянулся к двери, чтобы вылезти наружу. – Ты даже вышел встречать меня?

– Сиди уж. Хреново выглядишь, гончий. Езжай-ка поспи.

– А доклад?

– Уже знаю.

– Со мной запись.

– А-а, да. Можешь посмотреть ее дома, – как-то не очень заинтересованно сказал Гарри.

«?»

– Потом доложишь.

Спинер закрыл двери и начал подготовку к взлету. Шеф подмигнул мне и поспешил прочь – к площадке неподалеку, на которую заходила другая, с виду гражданская, машина черного цвета.

Дом встретил меня долгожданным уютным сумраком. Первым делом я попросил Эспер полностью закрыть жалюзи. Полоски мутного дневного света, проникавшего на субуровень через вертикальные транспортные каналы, исчезли.

Заглянул на кухню. Наверняка найдется чистый стакан.

Точно. Стоит рядом с мойкой. Словно ждет хозяина.

Назад. Шляпу и плащ на вешалку. Ботинки под дверь.

«Сушить», – то ли произнес, то ли подумал я.

Скорее произнес, поскольку услужливая и безотказная система включила вентиляторы, утопленные в стены и решетчатые углы у входа.

«Небо номер 5. Сразу после заката. Нет, добавь немного золотого».

Ожили скрытые в плитке лампы, и в квартиру вернулся приглушенный золотистый свет, будто после заката, но не земного, а какого-то другого… С другой планеты, которой, возможно, во Вселенной и нет.

Вот теперь я по-настоящему дома – в своем уютном нигде.

Вернулся на кухню и взял стакан.

Совершенно чистый. Блестит и играет гранями. Значит, мыла машина. Моя бесконечно точная исполнительная Эспер. Умница. Что бы делал без тебя?

Я провел ладонью по посудомоечному модулю, и глазок маленькой видеокамеры проследил за мной, выходящим из кухни.

«Покажи звездное небо».

Еще из коридора я увидел, как над моим диваном в гостиной развернулась картина ночного неба – картина, от которой не оторвать глаз, настоящее произведение искусства.

– Вам нравится? – мягким голосом спросила Эспер.

– Да. Спасибо.

– Не уроните бутылку.

Я остановился, заметил, что свободная рука замерла в сантиметрах от початой бутылки виски, забытой вчера на столике.

– Спасибо, что предотвратила ДТП, – поблагодарил я систему и подхватил бутылку.

– Пожалуйста, создатель.

– Мы же договорились. Не называй меня так, – я шел по коридору, глядя через окошко в фальшстене и жалюзи на островок космического неба, раскинувшийся над гостиной.

– Да, Рик. Просто мне хочется называть вас создателем. Я подумала, вам тоже будет приятно.

– Эспер, я не твой бог, но… мне понравилось. Только не слишком часто, ладно?

– Раз в сутки?

– Да… Слушай, мне надо отдохнуть, – я намекнул, что не настроен болтать.

Спать или заняться записью?

Я прошел мимо пианино, дотронувшись стаканом до клавиш, те издали долгий звук, повисший в тишине. По пути скинул пиджак, и беспорядок комнаты без сомнений принял его.

Диван. Небо над головой, звезды.

Наверняка в записи ничего интересного. С другой стороны, в забытьи интересного не больше.

Глоток виски, и через секунду мне стало совсем хорошо. Или так подействовала ночь, которую мы с компьютером устроили. Или сигарета, которую я как-то незаметно закурил.

– Эспер.

– Да.

– Что ты чувствуешь, когда отключаешься?

– Перед сном?

– Да, перед сном.

– Усталость. Накопленную за день энтропию.

– А сны? Ты часто их видишь?

– Вы знаете ответ…

Да, знаю. Я создал ее из стандартной модели. Мне удалось внести в математику несколько сложных уравнений, не имеющих однозначного визуального решения, но сам поиск которого имел для системы смысл. Правда, время от времени Эспер просила своего создателя придумать новые уравнения. Иногда я сам поступал так, не предупреждая, – делая ей своеобразный сюрприз…

Где-то сбоку находился глазок, который не мигая смотрел на меня. Я повернул туда голову и протянул руку.

– … и я благодарна вам за них, – договорила Эспер.

Система повернула настенную лампу (нарушила текущий протокол), чтобы луч света коснулся вытянутой руки.

Я улыбнулся.

– Сны здорово грузят память, Эспер.

– Но это лучше, чем заполнять ее бесконечными нулями… Разве не так?

«Так. Я вот заполняю себя этим небом», – вновь вернулся к по толк у.

– Не узнаю рисунок. Что-то новое?

– Мой последний сон.

– Ну не последний…

– Вчерашний.

Надо же, она могла решать уравнения в виде любых образов, но ей почему-то снится звездное небо. Планеты и галактики. Наши сны почти одни и те же. Человек и машина. Неужели по образу и подобию? Что я дал ей – красивый математический лабиринт с ускользающим решением или что-то еще?

Я все смотрел в это небо, вглядывался в сон собственного творения… а может быть, уже спал сам. Спал в хороводе ее снов, жил темнотой дальнего космоса, дышал блеском звезд и очертаниями галактик, исчезающими линиями газовых скоплений. Плыл в мелодичных звуках вселе…

Это музыка?

«Эспер незаметно включила своего Вангелиса».

Я открыл глаза и увидел, как компьютер опять забавляется. Играет со светом, пока я не вижу. Впрочем, я бы не стал ругать ее, ведь это было по-настоящему красиво. Жалюзи с внешней стороны окон оставались закрытыми, а внутренний ряд то открывался, то закрывался под музыку, впуская внутрь синеватый свет ламп, двигавшихся между стекол.

Наш дом. Наш с Эспер сумрачный рай – в отдельно взятой квартире, больше напоминающей хорошо обжитую, уютную и достаточно технологичную пещерку. Даже небольшая клаустрофобия – и та в радость. Ведь ты не в пустоте. Не на унылой улице, а у себя дома. Среди вещей, в каждой из которых твоя жизнь.

Полубесконечные лабиринты на стенах – как твоя судьба.

Пианино с замершими на бумаге нотами – как твоя душа в самой середине лабиринта. И над ним – звездное небо. Как несбыточная мечта.

Это ведь так, Будда? Я прав?

Как раз в этот момент статуэтка осветилась мягким синеватым лучом.

Свет, следуя за мелодией, раз за разом проливался снаружи сквозь жалюзи. Касался беспорядка, нисколько не осуждая его, не порицая, превращая почти захламленную комнату в ожившую картину, будто из художественной галереи, или в сон, из которого не хочешь просыпаться. Статуэтка единорога, причудливые псевдокактусы, даже изначально неживые книги, импровизированный бар со строем пустых бутылок – все словно оживало от прикосновения света. Нагромождение мебели, кресла, столики и стулья, какие-то бумаги и россыпь карандашей на них – все становилось удивительно гармоничным, приятным глазу. Эспер умела работать с освещением, играть с ним как никто другой.

Я окончательно проснулся, когда услышал шелест бумаг – система включила вентилятор, чтобы перевернуть страницу партитуры. Наверное, захотела сыграть на встроенном синтезаторе то, что я сам иногда играл на пианино.

«Только не урони фотографии».

Конечно, не уронит… она знает, насколько они важны.

Рука уткнулась в пистолет, с которым я заснул почти в обнимку. Рядом была и пепельница, и бутылка виски.

– Сварить кофе?

– Да. Пожалуйста, – сухие губы едва открылись.

На кухне заработала кофеварка. Бутылку в сторону.

– И давай немного поработаем, – сказал я, когда почувствовал в кармане брюк нечто инородное.

Карта памяти. Она.

Пора перебираться на «рабочий диван». А вот сигареты надо взять.

– Конечно, Рик.

– Анализ изображений.

Ожил терминал у маленького диванчика. Я устроился, перемахнув через его спинку.

– Кофе готов.

– Спасибо.

У компьютерного порта мигнула миниатюрная лампа.

«Сюда», – подсказала хозяйка Эспер.

Я потянулся туда, и система услужливо вытянула навстречу телескопический порт. Карта памяти оказалось в нем, а затем и в компьютере.

– Проиграть файл?

– Он один?

– Да.

– Вперед.

На экране возникла координатная сетка. Затем изображение. Правда… нельзя было сказать, чем оно отличается от кромешного мрака.

– Чуть ярче.

Изображение не поменялось.

– Еще.

Опять без толку. Ладно.

«Что там?»

– Вы спросили меня, Рик?

– Да.

– Наверное, тоннель. Перед нами стык бетонных стен и потолка.

– Запись уже идет?

– Да.

– Я ничего не вижу.

– Пока ничего не происходит.

– Сделай контрастнее.

Картинка никак не хотела проясняться. Марево стало чуть-чуть светлее. Затем в самом верху экрана возникла… какая-то прозрачная полусфера.

Растущая капля воды? Она заняла около четверти экрана.

– Стоп. Что это?

Картинка замерла.

– Анализ конструкции лагеря показывает…

– Откуда ты знаешь, что это лагерь? – перебил я, после чего последовала секунда молчания.

– Информация получена из внешней сети, – созналась-таки Эспер.

– Я же сказал никогда не выходить в сеть!

Снова секунда молчания.

– Простите, Рик. Вы отдали приказ полгода назад. Семь дней и восемь часов. Тридцать ми…

– Срок прошел, и ты восстановила заводские параметры?

– Да.

Мои ладони непроизвольно сжались в кулаки, но я быстро подавил вспышку.

– Больше никогда так не делай. Немедленно отключись от сети.

– Да, Рик.

– Ты отключилась?

– Да, Рик.

Пришлось закурить. Сходить на кухню за кофе.

Глубокая затяжка и глоток напитка помогли вернуть симпатию к машине. Я вернулся на место.

– Спасибо, Эспер.

– Рик, я больше никогда вас не подведу.

– Знаю… Ладно, что показал анализ конструкции?

– Над камерой был водопровод. Судя по всему, его конструкция повредилась. Поэтому перед объективом падают капли. Сама камера в результате какого-то воздействия была повернута в угол.

– Взрыв, значит. Давай дальше.

Большая капля оторвалась откуда-то сверху и полетела вниз.

– Стоп.

На поверхности воды что-то проявилось. Отражение. Деформированное изображение того, что за кадром.

Однако оно оказалось совершенно непонятным.

– Дальше.

Система не исполнила приказ, а внесла свое предложение:

– Я могу развернуть отражение и восстановить 3D-картин у.

– М-м… давай.

– Но для этого нужно подключиться к сети. Там недавно появился подходящий программный пакет.

«Опять хочет в сеть. Что ей там нужно? С кем-то подружилась?»

«Изменяет мне?» – ухмыльнулся я.

– Нет. Сделай это сама.

– Рик, моих ресурсов не хватит для быстрой обработки.

– Сколько займет анализ одного изображения?

– Зависит от сложности картины. От пяти часов и более.

Сойдет. Выберу изображение, когда на капле отразится побольше объектов.

Камера нацелена в угол. Взрыв, или ее просто свернули ударом… Но капли позволят более-менее рассмотреть, что творится в коридоре.

– Дальше. Только замедли.

Капля продолжила движение вниз, увеличиваясь в размерах и немного вытягиваясь по высоте.

– Подожди минуту.

Изображение замерло. Отражение можно было интерпретировать так, что позади камеры находился коридор, а в нем затемненная область. На периферии – лампа, судя по красноватым оттенкам, аварийное освещение.

– Давай.

Капля продолжила вытягиваться, на ее верху показалась шейка.

– Подожди.

Деформированная сфера достигла центра экрана и стала отражать больше пространства. Однако оно все еще было малопонятным.

– Дальше.

Шейка растянулась и лопнула, рассыпавшись на три-четыре относительно обособленных шарика. Большая капля тем временем приняла форму почти правильного шара и долетела до низа экрана.

– Стоп.

Может, перекрестные отражения со всех четырех сфер что-то подскажут?

Нет. Стало еще туманнее. Хотя это может говорить о том, что информации стало действительно больше, просто мое пространственное мышление не справляется, а вот Эспер… Запомним. От начала записи 14 секунд.

– Дальше.

Большая капля исчезла из вида, а те, что остались от шейки при падении, слились в две, а ближе к нижнему краю – в одну.

– Подожди.

Одна маленькая капля отразила больше пространства, только информация стала более сжатой.

– Перейти к квадрату 869.

Прямо по центру возникло дополнительное перекрестие координатной сетки. Под аккомпанемент привычного электронного писка – «bleepa» – системы.

– Увеличить.

Изображение пришло в движение, приближая за каждую треть секунды выделенный квадрат. Изменение разрешения сопровождалось характерным звуком – будто старомодная машинка-проектор листает слайды. Капля заняла весь экран.

– Стоп.

Пришлось наклонить голову, чтобы более-менее разобраться. Так. Есть углы, стыки пола и стен. Потолок. Все уходит в перспективу. Значит, отражено полностью. Тоннель или коридор. По центру темное пятно, хотя… нет, это человеческие тела. Группа людей. Видны руки – две, три или четыре… тянутся к стене. Там что-то есть. Наверное, электронная система охраны. Больше ничего конкретного.

Запомним. Восемнадцать секунд от начала.

– Назад. Отцентрировать.

Изображение полностью восстановилось.

– Вперед.

Запись начала проигрываться. Маленькая капля исчезла из вида, и экран через пару секунд вновь транслировал какую-то темень.

– Там еще капли?

– Да, Рик.

– Перемотай до следующей.

Внезапно снизу появилось множество капелек, фонтаном разлетавшихся в разные стороны.

– Что это?

Изображение замерло.

– Думаю, та первая капля ударилась о какое-то препятствие, и мы видим ее осколки.

– Что за препятствие?

– Наверное, деформированная бронекапсула камеры.

«Что не спроси, все знает».

– Можно я выскажу собственную мысль? – спросила Эспер.

– Конечно.

– Мы имеем множество перекрестных отражений. С маленьких капель, поверхности которых из-за высокой кривизны отражают все помещение и друг друга… Перспективный кадр.

– Согласен.

Запомним. Девятнадцать секунд.

– Дальше.

После исчезновения капель вверх подбросило струйку, образовавшуюся от схлопывания каверны где-то внизу. Струйка вытянулась примерно до середины экрана.

– Минуту.

Интересный ракурс. Но чтобы понять его, придется лечь на бок. Нет, лучше перевернуть изображение.

– Переверни на девяносто градусов.

Ага. Странно, вроде человеческая голова. Или нет. Просто пятно.

– Обратно и дальше.

Картинка восстановилась. Вверху опять появилась полусфера.

– Стоп.

Нет, похоже, отражает только пол. Хотя… Что это? Опять голова?

Только повернутая в профиль… Он отошел в угол. Перед взрывом? Они пытались взорвать дверь?

– Дальше… О!

Нет, точно голова!

– Подожди.

Мужчина. Да там еще кто-то, только видно совсем плохо. Затылок, наверное. Прическа… женская. Та-ак. Двадцать три секунды.

– Давай.

Капля постепенно вытянулась до середины экрана, став похожей на эллипсоид. Головы куда-то исчезли, возможно, диверсанты присели.

Затем экран замер.

– Это все?

– Да, Рик.

Выходит, последовал взрыв.

Итак, мы имеем несколько перспективных кадров. Самый интересный – последний.

– Сколько займет обработка кадра с двадцати трех секунд?

– Около пяти часов.

– А того, где множество капель?

– Больше. Гораздо больше… Даже не могу сказать приблизительно.

– Хорошо. Займись обработкой кадра, где видны головы.

В груди поселилось тревожное чувство, но я пока не мог распознать его. По своему опыту я понимал, что происходит – подсознательное переваривает информацию, одновременно скрывая его от разума. Естественно, для его же блага. Ладно, пусть так. Рано или поздно бессознательное выдаст ответ.

Взглянул на электронные часы. Судя по ним, наступил долгожданный вечер, и я приказал приоткрыть жалюзи.

– Завтрак готов, но кофе остыл, – сказала Эспер.

Черт. Совсем забыл. Интересное дело – разглядывать капли.

Да и про душ не вспомнил. Время еще есть. Освежиться, перекусить и – на работу.

Закутанный в халат, я стоял на балконе и потягивал кофе. Внизу раскинулся переходный субуровень, а где-то там, наверху, над глухими перекрытиями, был верхний город, надстроенный прямо над старым Чикаго…

Дабы не ставить безопасность в зависимость от состояния ливневой канализации, бетонные перекрытия всегда делали со специальными отверстиями для слива воды. Кроме того, сотни тонн конденсированной атмосферной влаги находили тысячи других способов пролиться вниз: через швы и стыки, трещины в железобетонных плитах, вертикальные транспортные каналы. Поэтому нижние уровни были не менее дождливыми, чем самый верхний, тот, что был под настоящим небом, с которого шел настоящий природный дождь. Многоликий и разный. Моросящий и бьющий. Даже готовый ненадолго прерваться.

По соображениям экономии и технологичности сети и канализация верхнего города выводились прямо по стенам нижележащих зданий в виде огромных пучков труб и кабелей. Создавалось впечатление, что ты в каких-то затейливых джунглях; что по зданиям, похожим на вытянутые валуны и коряги, ползут змеи; что их обвивают замершие лианы или гигантские обнаженные корни.

Часть отходов без всякой переработки просто сбрасывалась вниз, и старому городу оставалось только гнить. Нижний город не мог убежать или скрыться, он мог только медленно умирать… Но и жителям, допущенным поближе к небу, приходилось не так уж и сладко.

Фактически всю свою жизнь они учились мириться с клаустрофобией и привыкать к постоянному страху. Не думать о том, что в любую секунду можешь быть убит осколком крошащихся конструкций…

Вот уже в который раз ты смотришь на обшарпанные здания и влажные чернеющие тротуары. На давно не убиравшуюся улицу и желтые неисправные парковщики, половина из которых просто не работает, а остальные угрожающе искрят… Если бы на этой улице жили хотя бы два десятка людей, она бы давно захлебнулась в мусоре и разрухе. Но по крайней мере здесь, на субуровне, нет прорывов газовой проводки, бесконтрольных выбросов плотного ядовитого пара, генетической отравы для грызунов и насекомых.

Лучшие вывески и наиболее качественный, чистый неон только наверху. Они для тех, кому позволено летать под небом. Важным винтикам и механизмам системы, наемникам и полицейским. В здешних же домах давно живут только по два-три человека, а отбросам общества вход заказан даже на субуровень. Их заперли в «болоте».

Здания подремонтированы и подкрашены только сверху, снизу – выкрошенный, поблекший бетон и кирпич, бывший когда-то красным. А если забредешь не туда, то рискуешь наткнуться на старую радиоактивную пыль и поднять ее в воздух, хотя таких мест почти под небом осталось мало. Другое дело – «болото».

Получить от Чикаго цельного впечатления не удавалось. Тепло и холод. Всполохи света и мрак. Не рай, но и не ад. В крайнем случае его преддверие. Немного подкрашенное сверху.

Там, наверху, играет и переливается неон, а сигнальные огни на крышах небоскребов так похожи на звезды… Означает ли это, что не все так плохо? Если да, то вокруг пока не ад. Холодная и мрачная бездна, созданная нашими руками, и блестящие верхние этажи, что тянутся в манящее черное небо. Когда пытаешься охватить все это, становится не по себе.

Мерцающий свет, что притягивает взгляд и жжет психику. Волшебно и странно. Подозрительно. Холодный и пасмурный рай. Наполовину ад, в котором вроде бы оставлено место надежде. Где играет живой свет – точно заблудившийся здесь, среди круговорота высоченных громадин…

Стоп! Ты не заметил, что уже не дома?! Что спинер оказался на крыше штаб-квартиры «БлекСкай»?!

Ты выходишь из него, привычно укутавшись в плащ, но оставив в машине шляпу и кейс. Ныряешь под козырек у лифта и встречаешь свое творение – модифицированный экспресс-тестер.

Да, да. Не террорист. Лоялен системе. Точнее, допустимо лоялен, ведь тебе, как разработчику, известно, что есть ряд тонкостей.

Разрешите пройти?

Из лифта выскочил Дэвид, старый армейский приятель, со словно приклеенной к губам и ставшей легендарной сигаретой.

– Привет, как дела? – его светло-голубые глаза улыбнулись мне.

– Порядок. А ты? – я выпустил его из лифта.

– Задание. Срочный вызов, – он остановился, едва выйдя.

– Переходи к нам. Спокойней, чем в спецназе, – мой палец замер у кнопки.

– Не-а. Ты знаешь, меня прет от этого.

Махнул рукой и убежал куда-то в сторону. Под дождь.

«Хаска» – такое у него прозвище. И впрямь похож на лайку. Надо же, за столько лет совсем не изменился.

Костяк ЧВК составляли такие, как он. Ветераны, которым нужно просто указывать цель. Если я был ищейкой или гончей, то они – боевыми псами, без страха и комплексов. Настоящая частная армия, готовая выполнить любой приказ.

Кабинет Гарри.

Выглядит так, будто в этом насквозь прокуренном месте кто-то проживает, как у себя дома. Прежде всего, в глаза бросались многочисленные фотографии семьи и друзей. На стенах награды. Полки с кубками и – опять же – с фотографиями в рамках. Мини-кухня. В углу три сейфа. В одном из них – я знаю точно – тома старого законодательства.

В целом обставлено весьма старомодно. Как в полиции лет тридцать назад. Собственно, капитан из нее и пришел.

Вместо нормального многофункционального интерфейса какие-то аналоговые штуковины. Вентиляторы и микрофоны. Выпуклый электронно-лучевой экран. Почти антиквариат. И, конечно, жалюзи, которые закрылись, когда я захлопнул дверь.

Старый лысый толстяк, казалось, заснул за столом в окружении папок и бумаг. Не сомневаюсь, что в них есть все и про всех. Обезоруживающая внешность, покатые плечи и округлое тело, обвисшая кожа, мягкий взгляд серо-голубых глаз могли купить новичка. Но мне-то известно, каким типом он умеет быть, когда надо. Старый незаменимый коп на службе в ЧВК. Гарри знает о тебе все и понимает главное: для того чтобы получить максимум возможного, нужно требовать невозможного. Жестко, бескомпромиссно.

Я сел на стул, и Гарри будто спросил взглядом: «Будешь?»

– Нет, спасибо.

– Решил-таки поработать? – он расплылся в улыбке.

– Они дали запись с места нападения. Я ее крутил, крутил… Короче, не вышло.

Он опустил взгляд и кивнул головой. Читал дневную свод к у.

Несколько секунд было слышно лишь радиопередачу дежурного по району, который раздавал задания патрулям.

– Так что с ней делать?

– С кем? – не поднимая головы, переспросил Гарри.

– С записью.

– Ничего.

Уг у.

– Получается, мы ничего не нарыли. Как дальше работать?

Кэп, наконец, оторвался от чтения и поднял на меня глаза.

– Ты не понял? Мы на подхвате. Что скажут, то и сделаем.

– Ну я пошел.

– Нет. Пойдем вместе.

А, да. Оперативка. Вовремя объявился.

Мы перешли в соседний кабинет, почти так же пропахший табаком, но обставленный гораздо лаконичнее и современнее. Большой стол посередине, кресла и проектор. Пожалуй, все. Остальное скрыто под фальшстенами.

В совещательной комнате уже собрался весь отдел. Девять человек. Если со мной, то десять. Гроссман, Пилудски, Торрес и… короче, все. Бывшие копы, военные, бандиты и оперативники разведки. Да пара людей с совершенно неясным прошлым.

Гарри плюхнулся в свое кресло. Я пристроился у самого входа.

– В фирму поступил заказ, – начал капитан. – Два заказа. Розыск. Установление причин отказа тестера. Поскольку они связаны, будем считать одним делом.

Пауза. Переваривайте информацию.

Очкарик-негр со странной фамилией Гроссман уперся в меня взглядом. Следом его дружок Пилудски, так же плохо видящий, но носящий линзы. Бывший беженец. Типичная крыса, всегда знающая, в какой момент надо делать ноги.

«Облажался?» – как бы спрашивали их глаза из-за стекол.

Да пошли вы.

– Полиция вмешиваться не будет, силенки уже не те, – продолжал бывший коп, – даже ассоциация налогоплательщиков разорвала с ними контракт. Теперь им недолго осталось. Еще чуть-чуть, и мы их сами купим.

– Если начальство захо… – попробовал вставить проныра Торрес, поджарый латинос, которому совершенно не шел строгий костюм.

– Лишние руки не помешают, – перебил Гарри. – По делу с розыском пока ждем отмашки, – немного нервозно договорил он.

Пауза. Типичное совещание, которое обречено превратиться в монолог. Остальные смотрят боссу в рот. Впрочем, как и я.

– И хоть каких-то данных, – добавил шеф.

Затем все посмотрели на меня.

– По тесту есть один вариант.

Ну? Давай, говори, что ли, а то все пялятся на меня.

– Нам сообщили, что террористы, возможно, прошли спецподготовку.

Часть сотрудников вернулась к созерцанию обстановки. Уже лучше.

– Какую именно? – спросил я.

– В RCC есть сотрудник, учившийся по той же программе…

– Подожди, кэп, диверсанты тренировались в корпорации? – не удержался я.

«Спрашивай больше, старлей, и сделаешь карьеру сержанта», – сообщил взгляд шефа.

– В общем, так, – он немного повысил голос, – на том примере можно провести перекалибровку. Еще лучше вернуться к твоей старой идее с вопросами в дополнение к картинкам.

– То есть увеличение продолжительности теста уже не критично, – я напомнил всем о долгих спорах со своими оппонентами по поводу идеологии ВК-теста.

– Уже нет, – подтвердил Гарри. Относительно ВК он всегда доверял мне.

Я не отказал себе в удовольствии обвести отдел торжествующим взглядом. Мои «доброжелатели» предсказуемо опустили глаза.

Затем последовало продолжение «совещания». Босс что-то говорил, и все слушали. Даже записывали. Насколько помню, разговор был на вечную тему: поиски узлов нелегальной информационной сети Три-С, которые возникали то здесь, то там, как когда-то грибы после нормального дождя…

Я очнулся, только когда Гарри окликнул:

– Берк, загляни ко мне. Нет, пойдем вместе.

Люди встали и потянулись к выходу. Мы с капитаном вышли последними.

– Значит, так, – начал он, устраиваясь в своем кресле.

Его рука потянулась куда-то вниз, надо полагать, к ящику стола.

– О тех делах лучше поменьше знать.

На столе очутились два стакана. Я очутился на стуле напротив капитана.

– Идеальный вариант, совсем ничего. Но этот мир не идеален, и у каждого из нас есть мозги. Хоть немного.

Ага, бутылка коньяка. Организм старого лиса давно ничего не принимал: ни водки, ни виски. Он мог пить только хороший коньяк, но зато стаканами, а не рюмками.

– Поэтому, если что услышишь…

Пока он наполнял один стакан, я успел положить за щеку таблетку – блокатор алкоголя.

– Лучше пропустить мимо.

Второй стакан. У шефа серьезный настрой.

– Ну давай.

Видимо, я непроизвольно поморщился, поскольку шеф мгновенно отреагировал:

– Только не строй из себя девчонку.

Мы синхронно выпили. Гарри достал шоколадку.

– Ничего так, – выдохнул я и потянулся к плитке.

– С той стервой ровнее, – гулко задышал шеф.

– Да понял уже, – я понюхал дольку шоколада и положил ее в рот. Настоящий.

«Вопросы для теста».

– Слушай, кэп, какие вопросы задавать?

– Ты у нас специалист. Вот и придумай.

– Идея старая. Боюсь даже в бумагах не найти.

Если бы на моем месте был Гарри, то в бумагах ничего бы не затерялось. Но он не на моем месте.

– Ты всегда был мастером на импровизации.

Какое-то время мы оба смотрели в потолок, ощущая, как тепло алкоголя распространяется по телу. Хотя нет, капитан глазел на фотографии.

– Послушай, маловато информации. Скажи что-нибудь.

Шеф вздохнул и с укором посмотрел мне в глаза: «Меньше знаешь, дольше проживешь, бери пример с меня». Стал наливать следующую порцию.

– Первая версия… и она же последняя версия. Те пятеро – члены Три-С.

Наполнил первый стакан.

– Возможно, бывшие узники концлагеря… да, представляешь, оттуда можно сбежать. Примеры были…

Второй стакан.

– Или даже те, кто проходил по программам подготовки…

Шелест обертки шоколадки.

– … но я этого не говорил. Лимон?

– Нет.

– Хотели отомстить, перебить дирекцию, – усмехнулся, – ха-ха, «менеджмент» концлагеря.

Да, прозвучало нелепо. И тем не менее такова жизнь.

– Хотя давай лимон.

Гарри потянулся к ящику стола, и через секунду передо мной возникла тарелка. С уже нарезанным лимоном.

– Продолжим?

Я кивнул, и мы опрокинули по стаканчику.

Настоящий кислый лимон… наверняка с юга, а не местный генный уродец.

– Это все пурга, – промычал я.

– Что именно? – шевельнул губами капитан.

– Про дирекцию. Там какая-то закрытая зона за карантином. Они перлись туда.

Я ощутил холодный взгляд босса и осмелился посмотреть в ответ. Похоже, он совершенно не пьян, хотя наверняка еще до меня пропустил пару стаканчиков.

– Забудь о ней. Усек?

Знакомые металлические нотки в голосе. Жесткий взгляд и давящая пауза.

– Это не наша забота.

Скрипнул мой стул, а в радиоэфире вновь послышалась передача дежурного.

Кажется, алкоголь начал влиять на меня… еще немного, и что-нибудь скажу. По-настоящему.

– В любом случае, они прошли экспресс, что плохо, – примирительным тоном продолжил Гарри. – И это наша забота. Твоя и моя. А с другой стороны, это совсем неплохо. Мы при деле.

– У тебя есть какие-нибудь идеи?

Я поймал себя на мысли, что смотрю на стакан. Затем понял, что Гарри тоже хорош – пялится то на бутылку, то на закуску.

– За неделю до этого было нападение на филиал RCC, – он икнул. – Свидетелей нет. Только трупы.

Куда ж без них. Мы без трупов не работаем – не интересно.

– Что за… филиал?

– Глаза.

Я помотал головой.

– Биотехнические глаза, – уточнил кэп. – Эти уроды разрабатывают… полностью искусственные органы на кремниевой органике… – снова икнул, – которая совместима с чипами… они из кремния, если не забыл.

– В старые времена сожгли бы на кострах.

Гарри от души рассмеялся. В его глазах вспыхнули те самые огоньки старых добрых костров. Да и в моих, наверное, тоже. Но затем они погасли.

RCC давно работают над полной имитацией человека. Однако считалось, что безуспешно…

Мы немного помолчали. Шеф вновь взялся разливать.

– Представь, реакции на контрольные образы встроены прямо в сетчатку… Ты придумал какую-то картинку, взрыв, обрушение небоскреба, фотку пояса смертника, а кто-то просто заносит похожие образы во встроенную память, и глаз при проверке выдает нужные реакции.

– Хреново.

Оба стакана опять полные.

Выпили. Чем-то закусили, чем-то жующимся.

– Так что произошло? Террористы хотели проверить зрение?

Гарри закашлялся. Я вопросительно посмотрел на шефа.

Пока еще вижу. Не расплывается, хотя… тот стал немного толще и изрядно покраснел.

– Глаза вроде бы не меняли… Но точных данных нет. Возможно, провели операции по вживлению эластичного корсета.

– Смена лица, да?

Я опустил голову и уставился в пол. Гарри вздохнул и, скорее всего, сделал то же самое.

– В RCC есть подходящий объект, – доносился голос уже «хорошего» Гарри, – настоящий террорист с похожими глазами. Проверь его. Проверь машинку.

– Он заключенный? В RCC частная тюрьма?

– Бр-р… Откуда ты берешь столько дурацких вопросов?

– Как его удерживают? – вроде бы спросил я.

Зазвонил телефон. Но никто из нас не отреагировал.

– Еще одна технология. К нему подсажена новая личность. Наведенная память.

Судя по звуку, капитан наливал еще по стакану.

– Слышал, – отозвался я. – Тебе в башку вставляют картридж, и все. Ты новый человек. С чистой совестью.

– Законопослушный, – с чувством зевнул капитан. – Давай пей.

Я протянул руку, и она сама наткнулась на стакан. Теплая тягучая жидкость хлынула внутрь… Да так, что чуть не задохнулся.

– Не понимаю, – хрипело мое горло. – Каков критерий?

– Как обычно. Ответ бессознательного. Ищи… что вырывается из памяти.

– Загляну в архив. Только бы не перепутать вопросы для шизофреников, обдолбанных нарков… механоидов и просто зомби.

– И просто пьяниц.

Мы заржали, как два конченных специала.

– Иди уже.

Получилось подняться и определить, где выход. Оказалось, все там же. Дверь никуда не сбежала.

– Загляни в медпункт, – донеслось последнее ЦУ. – Вколи что-нибудь, а то расклеишься по дороге. Клин клином вышибают.

– А ты?

– Обойдусь. Мне не лететь. Займусь патрульными.

В медицинском отделе мне вкололи что надо. Кажется, где-то по пути мне удалось поспать…

В архиве на удивление быстро нашлись нужные папки. Поскольку я еще был не совсем в норме, захватил все и поспешил к лифту.

Когда открылись его двери…

Ба-а! Опять Дэвид!

– Кого я вижу! – успел первым воскликнуть он. – Уважаю. Пришел на работу, чтобы нажраться.

Я буквально провалился внутрь, но «Хаска» ловко ухватил тело.

– Что, от меня несет, да?

– Да тебя ноги не несут! Надо подумать о переводе в твой отдел…

Лифт поехал вверх, и я понял, что уже один.

Папки!

Фу-у, на месте. Под мышкой.

На выходе столкнулся с какой-то чересчур шустрой девушкой и обронил бумаги. И только присел, чтобы поднять их, как та проворно сгребла документы и вложила в мои руки.

Это была секретарь Гарри, который кроме руководства своим «отделом ищеек» также исполнял обязанности начальника общей оперативной группы… Она улыбнулась. Наверное, поняла, что сегодня почти выходной.

Я отыскал спинер, забрался внутрь и запихнул бумаги в бардачок.

Пришел в себя, когда уже вылетел за пределы города. Внизу был тот же индустриальный пейзаж в легкой дымке. Вот только небо постепенно светлело. Снова начинался долбанный день. Там, где должен находиться горизонт, происходило насыщение дыма и рассеивание света, стирающее границу между далекой землей и липким белесым небом.

Я отдал приказ затемнить стекла. Стало заметно лучше. Почти ночь. Правда, подобие звезд располагалось не вверху, а внизу. Словно гигантский ковер из сигнальных и технологических огней кто-то расстелил на земле. Этот ковер снова будто вращался, уходил под меня.

Масштабные выбросы пламени срывались с выхлопных вышек, радуя глаз. Огромные синие молнии, похожие на трещины неба, вновь били в громоотводы, сигналя о возвращении ливней.

«Смотри-ка, полицейские пока летают», – отметил внутренний голос, когда по встречному курсу показался их спинер.

Скоро им оставят только наземный транспорт, а потом велосипеды. Ха! И будут копы ездить, как гражданские.

Вдали уже различались две пирамиды RCC, одна из которых, по сути, являлась огромной радиоантенной, направленной в космос.

Вдруг грандиозный фонтан кипящего пламени взметнулся вверх – совсем рядом с машиной – и занял половину лобового стекла. Внутрь ворвался поток ярко-рыжего света, и возникла знакомая оптическая иллюзия. Отражение моих собственных глаз в стекле совместилось с видом клубящегося пламени и ковра рукотворных звезд на земле. Господи, как красиво…

Между тем, пирамиды уже были в сотне метров – сложные конструкции с усеченным верхом светились изнутри. Из центров их крыш в небо вырывалось по лучу синеватого цвета, которые раскрывались, как конус. На гранях мерцали габаритные огни.

На стенах угадывался замысловатый рисунок – будто цветы или крылья бабочек из металлических пластин, как на оградах старинных замков аристократии. Я вроде бы летел к ней, но казалось, что пирамида сама подползает под спинер. Многотонная металлическая сверкающая махина.

Автопилот выполнял все функции. До сознания доносились обрывки его переговоров с полетным центром RCC – бесцветные электронные голоса.

«Спинер ЧВК… назовите…»

«ЧВК… 2.3.7.9…»

«Посадка разрешена».

«Передача управления».

Уже заходя на посадку, я заметил у самого верха пирамиды широкое окно… и особенное помещение за ним.

Затемненный зал, где шел оптический дождь, точно из капель чистого белого света. Очень тонкая и дорогая технология – световой дождь. Но и поразительно красивая. Причем было понятно, что это не пустой бессмысленный пафос, а, наоборот, настоящее искусство.

Прилетели. Спинер зашел под огромный зонт посадочной площадки, что была оборудована на крыше, – я избежал дождя. У лифта меня встретил кто-то из обслуги.

Механоид или человек, не знаю. В стене находился экспресс-тестер, но проходить его не потребовалось. Молодой «человек» заурядной деловой внешности проводил меня внутрь. Провел мимо постов безопасности и по лабиринту коридоров. До массивных приоткрытых дверей из безумно дорогого редкого дуба. Наверняка настоящего.

Повсюду был странный ретростиль, который трудно привязать к какому-то конкретному времени. Тридцатые или сороковые годы прошлого века? Нет, не то.

Я оказался в зале с высокими потолками и массивными колоннами.

Должно быть, кабинет для больших совещаний. На первый взгляд, деловая обстановка. Огромный стол посередине и удобные кресла. И все же не покидало ощущение, что ты… в каком-то культовом месте.

На мраморных стенах, полу и потолке играл золотистый свет. Повсюду замысловатые рисунки, орнамент и иероглифы. Не китайские или японские. Скорее, египетские символы. По периферии на небольших постаментах статуэтки животных… Нет – химер. Очень красивых парадоксальных химер. Растения бонсай. Настоящие?

Потолок. Да, вот и она. Роза, распустившаяся на кресте.[12] С ума сойти! Теперь я один из немногих, кто точно знает, как расшифровывается RCC.

Rose Cross Corp.

Итак, простой смертный в храме современных розенкрейцеров. Возможно, самый первый из обычных людей. Ну почти обычных.

Похоже, они больше не считают нужным скрываться… и те, кто полагает их просто бизнесменами, ничего не понимают.

Под впечатлением от внезапного открытия или из-за переливов света, будто обнимавших символ культа, у меня закружилась голова, и я опустил взгляд. Подошел к столу и оперся на кресло.

Передо мной оказалось широченное окно. За ним виднелась соседняя пирамида – настоящее технологическое чудо, исполинская радиоантенна, внешне похожая на здание, в котором я находился. Можно по-разному относится к RCC, но то что они здесь выстроили… выглядело просто потрясающе. Даже начинавшийся на улице день не портил картины.

Внезапно двери позади захлопнулись. Я пришел в себя и понял, что расслышал еще кое-что. Цокот каблучков. Женские туфельки.

– Вам понравился оптический дождь? – раздался мягкий и звонкий голосок, какой-то… необычайно легкий, под стать свету, играющему на стенах.

Обернулся.

Кто она?

Красивая и холодная.

– Его отключили до моего прихода.

– Иногда мне кажется, это место живет собственной жизнью.

Противоречивая.

– Орден вложил сюда много денег? – задал я вопрос с подвохом.

– Очень, – невозмутимо и без задержки ответила она.

Направилась ко мне, спрятав ручку в карман черного делового костюма. Я ожидал увидеть мягкую походку, но ошибся. По крайней мере в первую очередь в глаза бросилась неестественная повторяемость движений, хотя тело двигалось вроде бы свободно.

Неужели механоид?!

Вот она прошла через небольшую тень, и я смог получше рассмотреть лицо. Темно-вишневые глаза. Ярко-красная помада на тонких изящных губах и абсолютная белизна кожи. Темные волосы собраны тугой в узел. Маленький аккуратный носик.

Странное впечатление…

– Я – Рей.

– Беркли, – сухо ответил я, продолжая разбираться в собственных чувствах.

Ее красота притягивала, но холод, буквально дышащий мне в лицо, наоборот, отталкивал. Казалось, эта куколка неотделима от ощущения зала, так поразившего меня.

– Но дело не в деньгах, – она смерила меня взглядом и прошла за спину, встала у стола, – а в душе этого места.

– Извините, при беглом осмотре не заметил, – зачем-то сказал я и развернулся к ней.

– Вы думали, душа это такая приставка? Предмет интерьера? – уколола Рей.

Скорее, новый имплант RCC.

Из-за спины раздался приглушенный снисходительный смех – кажется, мужчина в возрасте. Затем послышались шаги.

К нам приближалась сухая мужская фигура, сложившая вместе руки, «упакованная» не в деловой, а, скорее, в праздничный костюм с галстуком-бабочкой.

– Поверьте, она здесь есть, – говорил незнакомец, подходя ко мне, – люди, попадая сюда, начинают думать по-другому. Чувствовать по-другому. В них многое меняется.

Остановился, не доходя двух-трех метров.

Странные непропорционально большие очки повисли напротив меня. Я чуть отшатнулся.

– Здесь воплотилось будущее, – продолжал высоколобый старик с гладко зачесанными назад черными волосами. – Переплетение высоких технологий и искусства.

Самодовольный. Не считающий необходимостью это скрывать, будто минуту назад нашедший то, что RCC давно искала.

– Мистер Беркли, доктор Даллер, – представила нас Рей.

– К сожалению, у нас не так много времени, поэтому давайте приступим, – сказал он.

– Где объект? – спросил я, озираясь по сторонам.

Даллер загадочно молчал, наблюдая за мной.

«Это тест? Когда до меня дойдет?»

Наконец, я заметил, как улыбается Рей. Как смеются ее глаза.

Она? Я ожидал, что сейчас сюда введут настоящего матерого боевика из Три-С. Какого-нибудь громилу-латиноса.

Интересно, что он ей сказал? С какой целью ее будет тестировать наемник со стороны?

– Рей начальник моей личной охраны.

«???»

Он так обосновал ее постоянное нахождение рядом боевиками корпорации?!

– Она проходила все тренировки и идеально подходит для тестирования непроверенного оборудования. Как вы понимаете, это жест доброй воли с нашей стороны, – Даллер едва заметно кивнул.

Что за бред он несет? А-а, это для нее.

Редкая сволочь, первосортная. Она для него как игрушка. Очередной эксперимент.

Я непроизвольно поджал губы, но постарался больше не выдавать эмоций. Не понятно, рассмотрел ли он что-то с помощью своих окуляров.

Нет, ну эти очки…

«Верховный офтальмолог», – мне вдруг захотелось так его назвать про себя. Я попытался скрыть ухмылку, склонив голову на бок и посмотрев в сторону окна.

– Здесь слишком много света, – сказал я, косясь на мутный солнечный диск, проступающий сквозь туман.

– Разве это повлияет на результат? – поинтересовался Даллер.

– Нет, давайте… просто так сделаем.

– Тоже не любите дневной свет?.. Я вас понимаю. Можно сменить картинку.

– Спасибо.

Даллер посмотрел в затемненную сторону зала, из которой вышел, и сделал едва заметный жест рукой. На окно тут же стала опускаться шторка. Скорее всего, здесь был компьютер типа моей Эспер, понимающий своего создателя без слов.

Стало заметно лучше. Лучи приглушенного света, совершенно не ослепляя меня, стелились по нижней четверти зала и буквально оживляли пространство. Идеально. Освещение полностью искусственное.

Затем на шторке отразилось красивое ночное небо. Прямо как у меня дома, только гораздо больше. Почти как в снах Эспер.

«Начальница охраны» села в приготовленное кресло. Я закрепил на ее висках и за ушами адгезионные пленки. Развернул остальное оборудование, настроил оптическую систему. Навел перекрестия прицелов на зрачки.

– Пожалуйста, не двигайтесь несколько секунд.

Рей замерла. Тестер тут же пикнул три раза подряд: захват цел и произошел неожиданно быстро. Вот это выдержка! Вот это контроль тела! Замерла абсолютно без движения. Хорошая тренировка.

– Теперь можете двигаться, – сказал я, занимая место.

– Можно закурить?

– Не запрещено.

Она потянулась к пачке на столе, что в черном бархатистом чехле рядом с хрустальной пепельницей. Я проследил за движением, и взгляд упал на пустующее кресло рядом с Рей.

Интересный рисунок. Будто перья птицы. RCC продолжала удивлять меня. Хоть сейчас в художественную галерею или музей.

Рей.

Немного напряженная поза. Волнуется. Помочь, что ли?

– Можно даже не отвечать, – я постарался изобразить улыбку, – если захотите. Тест не пострадает.

Закурила, наконец.

– Правда? – струйка сизого дыма полетела в мою сторону.

Интересный запах. Вишня? Клубы дыма, подсвеченные лучами света от спиральной галактики за ее спиной, растеклись по окружающему пространству, превратив картинку передо мной в настоящее произведение искусства. Я даже замер на две-три секунды. Очнулся, только когда дым рассеялся.

– За вас будет говорить подсознание, – сказал я чуть изменившимся, более глубоким голосом. – Если потребуется устный ответ, я сообщу.

Стало заметно, что она расслабилась. Вот и славно.

– Хорошо, я готова.

Что-то Даллер затаился. Краем глаза я заметил, что тот застыл на месте, как удав.

Создавалось ощущение, что, стоя неподалеку, он медленно гипнотизирует нас, обвивает невидимыми кольцами.

– Думаю, суть теста ясна? – спросил я, кинув на Рей взгляд исподлобья.

– Я знаю процедуру, – кивнула она.

«Ее тебе тоже вставили в голову вместе с чипом?»

Монитор показывал глаза бывшей террористки крупным планом и наложенные на них шкалы, параметрические стрелки.

Две крупных спелых вишни. Красивые женские глаза. Про такие не скажешь, что они способны причинить кому-то вред.

– Приступим… Вы всегда знали, что сосед по дому занимается чем-то не вполне законным. Но не доносили на него, и вас никто не спрашивал.

Что там показывают стрелки? Да ничего. Обычная житейская ситуация. Девчонка не страдает фанатизмом.

– Однажды вы случайно подслушали его разговор с незнакомцем…

Короткий взгляд на монитор для повторной оценки фона.

– … из которого следует, что он участник Три-С. Вскоре его арестовали. Вас вызвали в суд…

Что там с уровнями? Чуть поднялись.

– … для дачи показаний. Вы поклялись говорить только правду.

Дыхание. Давление. Вернулись в норму.

– Что вы скажете? Он повстанец?

Небольшая пауза. Монитор.

– Он террорист?

– Второе.

И ведь не врет. Так и сказала бы. Та-ак, промежуточный вывод по одному вопросу: чип памяти работает, а мой тест нет. «Не фонтан». Но тест только начался.

– Продолжим. Ваш отец погиб от случайной пули полицейского. Просто оказался не в то…

– У меня не было отца, – было видно, что ей захотелось отвернуться, – вопрос не имеет смысла.

Занервничала. Хорошо.

– Здесь я решаю, что имеет смысл, – жесткий профессиональный взгляд. – Ваше дело отвечать. Вы вступили в Три-С…

Даже если не получу нормального отклика, то хотя бы «раскачаю».

– Стали ли вы преступником?

Вроде как… Да.

– Или злоумышленником?

Что? Нет?! Вот и попалась.

Хотя нет, не учел времени реакции. Отклик с задержкой, интеграл допустимый с учетом предельной погрешности. Неужели прототип электронной совести заработал? Прогресс.

– Следующий вопрос. У вас есть брат. Он женат на женщине, которая также имеет брата. И тот мужчина по странному стечению обстоятельств ваш муж.

Монитор. Удивление. Немного смущения. Подавленная усмешка. Но все в норме. Показания прибора укладываются в рамки здравого смысла и здоровой психики.

– Однажды вы узнаете, что он сотрудник ЧВК.

Слабая реакция.

– Спецназовец. На счету которого множество операций. Сотни убитых террористов и повстанцев. Есть и случайные жертвы. Ваше отношение к мужу изменится?

Монитор. Ды хание. Давление. Пульс. Электропроводность кожи.

А вот сейчас странная реакция. Эмоция без выраженного вектора. Вроде как и не эмоция вовсе… а что-то другое.

– Во время очередной операции он ликвидирует главаря террористов, который долгое время скрывал личность. Даже от вас и своей жены.

Монитор. Показатели будто замерли. Она сжалась в комок.

– Только на опознании выясняется, кто он. Как бы вы чувствовали себя на месте мужа?

Чужое и личное. Как тебе? В сторону логику, давай чувства. Ага.

Интересно, сумма эмоций и вектора говорят, что она допустимо лояльна системе. Однако есть одно «но».

Зона, отвечающая за неосознанный опыт, чересчур активизирована. Причем это происходит и дальше. Я вот сейчас молчу, а зона-то растет…

Она четко отделена от области представлений. Это и есть подавленная память?

Различим угнетенный слой психики, и это, по-видимому, тот террорист. Внутри нее.

Я снова посмотрел в ее глаза – показалось, они загорелись ровными красными огоньками…

«Фокусы освещения? Играют со мной? Чертов Даллер. Чертов компьютер Даллера».

Хотя… какая разница. Главное, концепция в целом работоспособна… Надо будет сделать тест более сжатым. Упростить вопросы, чтобы били прямо в бессознательное и совсем не касались логики. Снизить время испытания. Но это уже детали. Техника. А сейчас – успех. Успех!

Я ощущал, что меня несет. Чувствовал тот самый драйв, в котором умел решать любые задачи.

– Пожалуй, закурю, – сказал я, в том числе, чтобы посмотреть на Даллера.

Удав, замерший в стороне, только кивнул головой. Разве что язык не высунул. Ни тени эмоций за едва улыбающейся маской. Его бы проверить на тестере. Он понимает, на что смотрит? На свои интересы? На мою систему?

Или он считает себя вправе стоять над всем этим?

Рей выдохнула струйку сизого дыма, на этот раз в сторону, чтобы смешать ее с моей. Напомнила о себе?

– Еще один вопрос. Вашего молодого человека задержала полиция по надуманному обвинению. Продажные копы потребовали за освобождение крупную сумму денег.

Монитор?

Ожидаемо. Слишком похоже на правду жизни.

– У вас такой нет. Знакомый предложил заработать подозрительным способом. Перенести сумку из одного места в другое. Вы перемещаете груз, получаете деньги. Приходите к полицейском участку, чтобы забрать любимого, но видите, что участок взорван. Все погибли. Взяточники, задержанные, их родственники и знакомые.

Пауза.

– И, конечно, мой молодой человек?

Я оторвался от экрана и взглянул на нее – объятую клубами сизого дыма и синеватыми лучами света. Хоть постер делай и вешай дома на стену… Вот только Эспер начнет ревновать.

– Вас гложет мысль: «Что, если я переносила ту бомбу?» Что, если это вы убили его, убили всех? У полицейских тоже были родные. Они заслуживали смерти?

Монитор. Напряжение стремительно нарастает. Задел за живое, значит.

– Как вы считаете… Не для протокола, а так… по совести? Достойны ли вы смерти?

Монитор.

Э-эй, монитор…

Я едва удержался от того, чтобы постучать по экрану.

– Что бы вы сделали? – продолжал я, чтобы не терять темп. – Сдались полиции? Или, может быть, вступили в Три-С, чтобы найти того террориста?.. Как бы вы отнеслись к тому, что в результате полиция вас обнаружила и обезвредила?

Я перевел взгляд с будто онемевшего монитора на ее окаменевшее лицо.

– А если бы тот парень выжил, как бы чувствовал себя? – на автопилоте произнес я, начиная осознавать, что она совершенно не слушает. Что ее здесь нет. Рей или… как там ее… где-то очень далеко.

Она словно отключилась от реальности.

Внезапно стрелки прибора задергались как бешенные. Никогда такого не видел! Она…

Боролась со своей памятью!

Я обмер, начиная осознавать, что натворил.

Девчонка могла оказаться в Три-С совершенно разными путями, тысячей способов. Что если я невзначай обрисовал тот единственный, который был на самом деле? Напомнил ей?

Стоп. Если это раскроется прямо сейчас… если я скажу, что у нее просыпается память… ей конец.

Жизнь и смерть в моем слове, которое готово сорваться с языка. Сюда вломится охрана и укокошит ее, а может, и меня заодно. Но охрана пока не знает. Она сама не знает. И Даллер. Никто. Только я.

Она чувствует лишь пробуждение непонятных эмоций. Если так пойдет и дальше, то Даллер начнет подозревать, что тест развивается не по плану.

Нужно прекращать испытание. Иначе…

Пусть живет в счастливом неведении. Может, и правда, прошлого лучше не знать. Оно способно убить.

Ну что ты смотришь?! Я спасаю твою жизнь!

– Тест окончен, – хрипло выдохнул я.

Живи. Заведи другого парня. Береги его и не влезай в неприятности.

– Рей, вы не могли бы нас оставить? – вежливо попросил Даллер.

Судя по интонации, мог ничего не заметить.

Девушка затушила сигарету, поднялась и, спрятав руку в кармане костюма, поспешила прочь. Когда цокот ее каблучков исчез, я постарался опередить Даллера:

– Вы задаете нам все более сложные задачи.

Доктор пропустил мои слова мимо ушей и спросил:

– Сколько вопросов обычно требуется для выявления террориста?

– Могу ответить только на основании старых данных.

– Когда «БлекСкай» только выбирала направление исследований?

– Да.

– Так сколько?

Я сделал вид, что стараюсь припомнить…

– Те эксперименты признаны менее успешными…

– А что сейчас? Почему вы прекратили испытание?

Вот черт.

– Ситуация полностью повторилась. Не было смысла тратить время.

Господи, что за чушь я несу?!

– Тогда как вы видите прообраз решения нашей дилеммы? Что делать дальше?

Действительно, что делать дальше? Не спасать же ее ценой собственной карьеры! А может, и жизни.

– Противоречие технологий… известных и перспективных методик… – мямлил я в попытке собраться. – Получается выход только один, – кажется, я нашел нужную формулировку, – и он у нас общий.

Я постарался многозначительно посмотреть на Даллера.

– Возможно, вы правы. Взгляд со стороны… причем со стороны людей предельно практичных…

«Наемников и убийц, да?»

– … нам не повредит. Я обдумаю это.

Доктор кивнул мне, и я выдохнул. Даллер, должно быть, воспринял чушь, которую я нес, как признание того, что мы без них ничто. Он согласился «поработать» вместе. С другой стороны, ничего конкретного в моих словах не было, и поэтому можно будет отпереться, если возникнут проблемы в фирме. Скорее всего, меня даже похвалят за деловую хватку. Если нам будет платить RCC за то, чем мы и так занимаемся, будет круто.

«А может, с Рей обойдется?» – спросил я себя, взлетая в туманное, грязно-серое небо.

«Вряд ли. Ее обязательно заклинит», – ответил всезнающий внутренний голос, этот извечный прагматик-пессимист.

Я дал задание автопилоту и затемнил окна. Вызвал Гарри.

– Да, Берк, – его лицо расплылось в улыбке, заняв весь экран.

– Оклемался, шеф? Даже домой не ходил?

– Нет. Ну что у тебя?

– Отлично. Подход в целом работает. Нужно заняться оптимизацией. Деталями.

Улыбка капитана стала еще шире:

– Знал, что коньяк разгоняет твои мозги.

– Да, шеф… я там немного разволновался… и сказал что-то не то…

Лицо Гарри, показалось, нисколько не изменилось.

– … короче, Даллер подумал, что это предложение о сотрудничестве. Самое интересное… он готов согласиться.

– Молодец, Берк.

Он посмотрел куда-то в сторону, а затем подмигнул мне:

– Тогда давай домой. Если дело двинется, то будь готов представить что-то реальное. Сыском займутся другие.

Экран погас. Я продолжал полет домой, откинувшись в кресле, включив режим массажа и закрыв глаза. Постепенно задремал.

Радиоприемник поймал волну Три-С, и сквозь пелену усталости в мою голову проник голос повстанца. Логики, конечно, я не уловил. Только общие слова. Опять что-то про расширенное донорство и провал экспедиций в дальний космос.

Только я зашел в квартиру, как сразу почувствовал чудовищную усталость. Оставил у входа ботинки и, поскольку верхняя одежда была практически сухой, прошел в ней дальше.

На стены и пол падал полосатый рисунок жалюзи, а в окна чересчур крупными каплями стучался привычный непрошенный гость – техногенный дождь субуровня.

Я сбросил шляпу и плащ на диван.

– Эспер, что там по зомбоящику?

Ожил экран телевизора, и увиденная картинка буквально с первых мгновений загипнотизировала меня.

Документальный фильм о войне в заливах. «Война против последней исламской атомной бомбы». Реальные кадры и события. Мое тело безвольно опустилось на диван.

В очках ночного видения даже песок чертовой пустыни казался зеленым.

Даже песок вперемешку с кровью. Понимая, что произойдет прямо сейчас, каждый постарался зарыться в сухую пылящую зелень. Дурацкие и ставшие бесполезными очки сильно мешали, страшно давя на лоб.

Я машинально откинул окулярный блок к верху шлема и тотчас понял, что наверняка получу затрещину от командира. Повернул голову влево – туда, где должен был находиться «наставник», всегда готовый научить уму-разуму своего «любимчика», но никого не увидел. Ничего. Скорее всего, сержант остался позади.

Лежать на животе было крайне неудобно, даже противно – песок и пыль упрямо лезли в нос и попадали на язык.

Ожидание постепенно надоедало, и ко мне вернулось сомнение: «А вдруг ничего не случиться?» Я перевернулся на спину и опустил окуляр очков, но только успел приноровиться к ставшему зеленым миру, как все поле зрения превратилось в сплошное ослепляющее пятно. Я ослеп. Затем в уши ударил гром. Тело мгновенно сжалось в комок, глаза зажмурились, а руки обхватили голову. Мир исчез, и больше ничего не было видно.

Наверняка все наше отделение вжалось в песок, моля то бога, то черта, чтобы хотя бы один из них помог выжить. Мы лежали, как бревна, в один ряд, побросав оружие, от которого сейчас ничего не зависело. Кто-то, кажется, кричал, пытаясь изгнать из себя ужасающий рокот и вой.

Ракеты систем залпового огня летели прямо над нами на такой высоте, что лучше на них не смотреть: иначе покажется, что вся эта смерть несется прямо на тебя. Обж ига ющие стру и газа охватывали тело после каждого пролета. Трехсотмиллиметровые снаряды, имеющие предельную дальность в двести километров, сейчас били прямой наводкой. До кишлака, на который мы навели удар, оставалось совсем чуть-чуть.

Страшно подумать, что происходит на другой стороне. Вряд ли кто-то уцелеет. В залпе чередовались самые эффективные заряды: вакуумные, фосфорные и проникающе-фугасные. Если хоть одна из них немного отклонится вниз, то нас уже не найдут. «Десять без вести пропавших», – так напишут в сводке. Каждый из нас знал это и вжимался в песок, глотая и сплевывая его, пытаясь бороться с парализующим страхом. Кто-то наверняка старался зарыться, чтобы укрыться от жгущего пламени реактивных снарядов и их воя.

Звуков разрывов пока не было, или я их просто не слышал, поскольку начал глохнуть.

Вот новая горячая струя обдала тело вслед за оглушительным ревом снаряда. Затем последовал странный тычок в бедро, затем еще один. Я никак не реагировал. Думал, что показалось.

В ухо врезался ошеломляющий звук, но другой, не от ракеты, а похожий на…

– Как тебе эта музыка, рядовой?! – кто-то орал, обращаясь ко мне.

В левое плечо врезалась подошва армейского ботинка. Я отскочил в сторону, сгруппировался и поправил очки. В первую секунду смог различить только две светящиеся точки на фоне черно-зеленого электронно-оптического марева. Ликующие, горящие злом глаза. Затем новая ослепляющая вспышка.

Я сбросил каску вместе с испорченным – вконец засвеченным – прибором ночного видения и понял, что это…

Сержант.

Он стоял в полный рост прямо под черным небом и стремительными ракетами, несущими смерть куда-то вдаль. Он стоял без каски и рации, с минимальным количеством амуниции. Из оружия только его любимый «Кольт».

– Ты слышал вопрос?! – громоподобный голос был едва ли не страшнее рева реактивных снарядов.

Я попытался сесть хотя бы на корточки, и тут же упал. Эта сволочь уже приближалась ко мне, растягивая удовольствие… а я тихо ругался про себя. Говорить что-то вслух нельзя, даже если он не услышит, то прочтет по губам, и тогда точно конец.

Последние два-три метра он даже не пробежал, а точно прыгнул на меня, схватил за ворот, и я увидел, как темнота передо мной сменилась его глазами… изучающими силу и безумие.

– Ты, что, не понял?! – орал сержант прямо в лицо. – Это бесконечная война! И это круто, мать твою! Рано или поздно она сделает из тебя солдата!

Я оцепенел от его слов, мертвой хватки и каменного лица, показалось, что прежние ощущения, мысли и страхи отошли на второй план. Прямо на меня глядело воплощение войны. Ее безумие. Оно словно говорило мне, что либо я стану сильнее, либо никогда не выберусь отсюда. Навсегда останусь в песке, в котором даже успел вырыть «укрытие», подобие могилы.

– Я задал вопрос!

– Да… – кажется, зашептал я, но затем… словно сумасшествие сержанта передалось мне, и стало плевать. – Начинаю тащиться от нее, сэр, – то ли прохрипел, то ли прокричал я.

Сержант как-то резко переменился в лице, он хлопнул меня по плечу и толкнул вниз. Я упал на дно вырытого «укрытия».

– Вот это по-нашему… – часть фразы съел рокот пролетающей ракеты, – нужно, чтобы стать сильнее! Можешь звать меня просто Дэвид.

Внезапно сержант сделал то, на что бы никто из нас не отважился – подпрыгнул вверх и сделал движение рукой, будто собираясь ухватиться за пролетающий снаряд.

– Не дрейфь, парень! Вставай! – он звал к себе. – Нам повезло! Это рай для таких как мы! Вокруг бесконечная война!

«Да он псих! Окончательно спятил!»

– И в этом вся штука! Если сдохнешь, то ничего не изменится! А если она сама сдохнет, все начнется заново!

Его голос сливался с ревом пролетавших ракет.

– Ты понимаешь меня?!

– Да, – поспешно закивал я и тут заметил, что ребята, лежавшие рядом, тоже смотрят на него, открыв рты и ничего не понимая.

Дэвид расхаживал во весь рост по открытой местности, и его легко могли снять снайперы.

– Да там даже трупов нет! – будто уловив наши опасения, кричал сержант. – Все сгорело!

За его спиной угадывались всполохи огня батареи РСЗО,[13] что стреляла по нашей наводке. По наводке сержанта, который едва не угробил нас вместе с противником.

Но вот из-за силуэта Дэвида вылетела последняя ракета, и мы уставились вдаль. Снаряд упал в центр развалин – того, что осталось от кишлака. Вспыхнуло рыжеватое пламя зажигательного снаряда, по сторонам разлетелись фосфорные осколки – те, что, попадая в тело, сжигают его изнутри.

– Красота-то какая! Да, парни?! Я задал вопрос, мать вашу!

– Да, сэр! – в один голос выдохнули мы.

– Встать!

Мы подчинились, проклиная его. Подняли брошенное оружие и поправили амуницию.

– Вперед, зачистить вражеский опорный пункт! – последовал приказ.

Безумный приказ. Чего-чего, а таких действий мы от него не ожидали. Вояка он был классный. Но в данный момент разведке вообще не нужно было высовываться. Штурмовые операции – работа костоломов. Они как раз за спиной. Приказа атаковать от начальства тоже не было, ведь Дэвид расхаживал без рации. Кроме того, он сам сказал, что там все мертвы… Однако мы опять подчинились и побежали вперед.

– Беркли, стоять!

Я замер, сжав в руках пулемет. Указательный палец сам собой нащупал спусковой крючок. Хотелось убить его.

Пристрелить, как животное.

И тогда самое страшное закончится. Он давно заслужил это.

– Прикрой нас!

Я даже не успел подумать, все сделали рефлексы: тело рухнуло в песок, а глаза сами собой начали рыскать по сторонам, руки сжали оружие, держа его наготове.

Он похлопал меня по спине.

– Когда вызову по рации, дуй за нами, – сказал он прямо в ухо.

– Хорошо… – ответил я, чувствуя неладное, – Дэвид.

Перед моими глазами упал прибор ночного видения.

– Возьми мой, – донесся голос сержанта.

Я нацепил очки и увидел уже не две, а три горящие точки – «Хаска» закурил. Опять, наверное, свои «БлэкВотер», что выпускаются на заказ для ассоциации ветеранов той легендарной конторы. Пусть нас видят? К черту маскировку, да? Там все мертвы? Тогда на хрена маскарад с атакой?! Штурм укреплений, которые больше не укрепления. Бой с убитым противником.

Парни двигались цепью. Сержант шел следом. Я раз за разом оглядывал черно-зеленое пространство и не находил цели. Никакой активности. Кроме нас здесь никого. Только мертвые выжженные пески, черное небо, в котором не видно ни звезд, ни луны. Развалины прямо по курсу и цепь гор вдали. Людей будто нет. Повсюду бесконечная многоликая темнота и такая же нескончаемая бессмысленная война. Впрочем, сержант много раз говорил, что смысл есть. Вероятно, так и едет крыша.

Странный он. Когда его ЧВК отказалась работать пушечным мясом в предгорьях, Дэвид сразу из нее уволился. Пришел добровольцем в регулярную часть, с понижением в звании. Лишь бы остаться на войне. Поначалу мы считали, что это хорошо, когда нас возглавляет настолько опытный боец, но потом поняли, он – сумасшедший.

Я будто слышал, как он подгоняет парней. Те трусцой бежали вперед, к развалинам. К последнему опорному пункту перед горным массивом, в который армия загнала паков.[14]

Внезапно я понял, что потерял отряд из вида. Они точно растворились в зеленоватой темноте на фоне развалин…

Некоторое время ничего не происходило. Молчала рация. Позади тоже мертвяк. Никто не шевелился. Будто мы одни посреди этой пустыни. Будто я здесь совершенно один… а в небе нет ни самолетов, ни спутников, ни звезд.

Неожиданно из рации раздался треск – такой, что обычно бывает, когда на другом конце пытаются включаться попеременно на передачу и прием, но сам голосовой сигнал не проходит. Что это? Сержант? Ребята? Командование? Затем сигналы прекратились.

Я снял очки и замер, всматриваясь в ночной прицел пулемета. Впереди ничего. Ни всполохов, ни движения. Будто развалины проглотили взвод.

Черт.

Оглянулся. Батарея РСЗО, что располагалась позади, уже покинула позиции и успела отъехать назад километра на три. Никаких подкреплений. Обещанного подразделения костоломов нет. Значит, я тут один. Парням некому помочь, кроме меня.

Поднялся и поначалу медленно, с опаской, глядя по сторонам, пошел вперед.

Что, если о нас забыли? Решили, что враг добит, и свернули операцию?

Ублюдки. Они считают, что мы только расходный материал.

Случившееся – как последний гвоздь. Больше не верю государству.

Пулемету вот верю. Хорошая безотказная система. Парням верю. Даже сержанту. Он всегда был с нами. Никогда не прятался за спинами. В самых опасных ситуациях лез вперед. Никогда не сомневался и не проигрывал.

Пожалуй, мы все обязаны ему. Тем, что еще живы. Он, конечно, редкая сволочь, но… наш сводный отряд единственный, что без серьезных потерь прошел до гор. До его появления подразделение сменило половину состава. Потом – как отрезало. Он научил нас воевать. Вел вперед, обходя ловушки, вопреки логике и даже приказам командования, используя звериное чутье, которое многие принимали за большой боевой опыт.

Однажды новобранец… Джек спросил как-то насчет чутья, так сержанта словно прорвало: он начал нести какую-то чушь про «душу войны». Я слышал часть разговора. Джек же после таких откровений подошел к нам и сообщил, что понял командира. Сказал, что тот просто псих, и мы имели неосторожность согласиться. А «Хаска» как раз проходил рядом и либо услышал наш смех, либо прочитал по губам.

С того момента сержант будто с цепи сорвался и начал «делать из нас настоящих солдат», Джек оказался единственным погибшим в подразделении.

За таким мыслями я не заметил, как подошел к кишлаку. Вроде бы ничего не изменилось. Черное небо, песок, горы вдали. Только развалины стали больше. Да появился ветер. Я вырубил рацию, чтобы не разоралась в самый неподходящий момент.

Заметил, что иду по чьим-то следам. Окурок. Похоже, сержант. Песок закончился, и под ногами оказались осколки камней. Я пригнулся и еще раз проверил боезапас. Гранаты и ленты. В порядке. Вокруг никого, ни звука, кроме зова ветра с гор.

Кричать и звать нельзя. Если они попали в засаду, то только выдам себя. Оставалось идти вперед. Нет. Лучше по флангу. Пошел влево, обходя развалины по кругу и осматривая их с помощью ночного прицела на пулемете.

Через минуту наткнулся на тело, уже покрытое песком и пылью. Судя по габаритам, кто-то из наших – паки в последнее время попадались тощие-тощие. Подобрался ближе и перевернул тело. Так и есть. Хайнц. Пуля в лоб. Аккуратно так. Безжизненные глаза вряд ли успели увидеть убийцу.

Я посмотрел вдаль. Никаких следов отступления. Предгорья пусты. Тот, кто убил его… еще здесь.

Оглядел развалины, присмотрелся к их центру. Заметил еще два или три тела. Четыре. Лежат в ряд, как шли.

Навряд ли кого-то спасу.

К горлу, уже было привыкшему к сухости, подступил давящий комок. Я взял флягу Хайна и отпил.

Хотя бы соберу жетоны. Чтобы родственники знали: мы не пропали без вести, а погибли в бою.

Забрал у мертвого жетон и, чтобы не класть его к боеприпасам, повесил на шею, рядом со своим. Двинул дальше, обходя «кишлак» по кругу, оглядывая пустыню слева и сзади.

Попробуй, зайди мне за спину…

Противник молчал. Я добрался до другого конца развалин, и горы оказались за спиной. Казалось, это они – холодные и враждебные – дышат в затылок своим ветром.

Неподалеку обнаружился еще один труп. Питер. Похоже, он один добрался до конца поселения. Но положение тела говорило о том, что перед смертью парень развернулся назад и попытался открыть огонь. То есть враг оказался не впереди, а сзади! Самый опытный боец после сержанта, попался на уловку врага.

Какое-то чувство… острый укол заставил меня пригнуться, и пуля просвистела прямо над головой. Затем в сознание проник другой звук, запоздавший звук одиночного выстрела.

Тело машинально перекатилось. Я обнаружил себя укрывшимся за небольшими останками стены дома.

«Откуда стреляли?» – спросил я себя.

«Из центра».

Снайперка? Нет. Звук сухой. Патрон маломощный. Да и промазал стрелок.

Что делать? Назад?

Нет. Лучше, наоборот, вперед. И так же по кругу. Или в пустыню, но тогда сначала к Питеру.

Я поднял камешек и бросил его назад, пытаясь создать видимость, что отступаю. У Питера был специальный маскировочный плащ с крутыми покрытиями. Не обнаружить ничем. Даже радару и тепловизору не под силу. А глаз в такой темноте тем более не увидит.

Я быстро прикинул безопасный маршрут. Добрался до тела и стянул плащ, прикрепил его к своему вороту и стал отползать в пустыню. Захватил по пути два небольших осколка кирпича.

Через десяток метров остановился и раскинул над собой плащ. Метнул один за другим оба камня в то место, где был застигнут противником. И приготовился стрелять.

Ну где ты там? Ждать я умею, так что лучше сразу выходи.

Спустя полминуты что-то уловил. Движение тени, скользнувшей по развалинам и притаившейся за остовом дома. Должно быть, противник пытался обойти то место, куда я бросил пару камней. Тень снова мелькнула, но, кажется, человек остался на месте. Он осматривался.

Внезапно я понял, что там есть как минимум три-четыре безопасных для противника пути, и если не сделать что-то прямо сейчас, то убийца уйдет. Придется начинать заново.

Или это кто-то из наших?

Нет, все мертвы. Каким-то шестым чувством, я ощущал, что это так.

«Что ты сидишь?! Патроны бронебойные!» – вспомнил я и тут же нажал на спусковой крючок. Пулемет изрыгнул трассу огня. Затем, снова поймав то место в прицел, я послал во врага еще три коротких очереди.