Малиновая шаль

Сумочку-котомочку за плечи повесил

И айда дороги колесить.

Не узнаешь из уютных кресел –

Чем живут, чем дышат на Руси.

В путь иду, пути не выбираю.

Поклонился на четыре стороны.

Ой, вы нивы без конца и краю!

Ой, леса дремучие темны!

Утром косы начинают тренькать.

Бедный странник под кустом проснется.

Там и сям присела деревенька

С журавлем высоким у колодца.

Под карнизами резные ставни,

На платках узор мордовский вышит.

И хранят обычай стародавний

Кони деревянные на крыше.

Вот возки накрытые рогожей,

Мужики на пегой и на карей.

Елки-палки! да ведь это то же,

Что видал когда-то Олеарий.

Лишь кой-где сквозь солнечное сито

Дым от поезда колечком голубым.

Уж не зря ль ты выдумал, пиита,

Будто б вздернута Россия на дыбы!

Говори со мной как можно проще,

Я от книжной мудрости устал.

Мне теперь ручей поет за рощей,

У костра сияет береста.

Каждый вечер лишь вздохнет осинник –

Словно хочет страшное сказать –

Каждый вечер из туманов синих

Синие русалочьи глаза.

Пахнут волосы гвоздиками и воском

И как яблоко упруга грудь.

Платье в розовую полоску

Развевается на ветру.

Ни лесник, ни леший мне не страшен.

Разговоры коротки. Поймешь.

У меня не раз в багрец окрашен нож.

Все-то ночи, все-то дни в истоме,

Поцелуи что полынь горьки.

Мне пора построить тихий домик

У забытой, у лесной реки.

Стройные сосны на десятерик,

Смолы потекут с топора.

Будет биться в окна по утрам

Золото червонное зари.

И до вечерней голубизны

Будут шептаться под окнами клены.

Будут поблескивать ставни резные

Розовым, синим, зеленым.

Будет ветер упруг и пахуч

(Счастие возможно ль описать!)

На пуховики сквозь тонкий лунный луч

Упадет дремучая девичья коса.

Душные асфальты надоели,

Докучают ласки любви.

Есть у нас с тобой иные цели,

Неизменный друг мой дробовик!

Дороги по ухабам закачают,

Затомит дремотная лень.

Хорошо июльскими ночами.

Ехать мимо тихих деревень.

Копны сена словно пятна сажи.

Олово речное не шелохнет.

У опушки сосны как на страже

Темными шатрами встанут в мох.

Изогнула береза спину.

– Запыленный путник, отдохни.

Плат зеленый над тобой раскину,

Дышат одуванчики в тени.

Ты должно тоскуешь по любимой,

Шепчет ветви тонкие воздев, –

Иль в мечтах встают неодолимо

Лица милых и продажных дев.

– О лесная дикая сестрица,

Я любить и странствовать устал.

Жизнь проходит, жизнь не повтор

Догорели жадные уста.

Ничего не надо в этом мире,

Нет ни обид, ни утрат.

Ясно все как дважды два четыре,

И никто, никто не виноват.

Смуглы плечи. Взор сверкает карий.

Снится мне папирусный Египет.

Не заметил я, склонясь к гитаре,

Что давно бокал последний выпит.

Над песками над зыбучими в пустыне

Ты, звезда ль моя, в малиновом тумане.

У костра зола седая стынет.

Солнце выпито. Звезда моя увянет.

Жизнь, сдаюсь, как пленник, по неволе!

Пусть проходит молодость, пусть вечер

На колени падает и молит

Как пред казнью о последней встрече.

Ты не замечаешь рокового,

По глазам моим гадая до зари.

Ах, цыганка, о любви ни слова

И о славе мне не говори!

Всю-то ночку, ноченьку не спится.

Встал с зарею, из окошка глянул.

Улетают розовые птицы,

Падают пушинки на поляну.

Запою ль – калитка подпевает,

Крикну – лесик станет откликаться.

Ах, водица ль моя ключевая,

Ах, сестрица ль моя лет в семнадцать!

И хотел бы присушить, да нечем –

Я тебе, понятно, не ровесник.

Ой, как жизнь оттягивает плечи!

Не красой заманиваю, песней.

Не снега ли серебрятся в поле.

Едем что ли первою порошей?

Я любить тебя не приневолю,

Хоть признай, что издали хороший!

Кто мне откроет калитку?

  Сад вечереющий пуст.

Сумрак холодный и липкий,

  Шорох неясный и хруст.

Милая, милая, ты ли

  Фартучком белым блестишь?

Ветви березы застыли.

  Давит осенняя тишь.

Вот и тесовая крыша

  И с занавеской окно.

Я бы позвал, не услышишь.

  Так суждено, суждено.

Мне бы хотелось проститься,

  Молча о всем рассказать.

Также ль златятся ресницы?

  Также ль пугливы глаза?

Понял, теперь я все понял –

  Счастьем владеет другой.

Мчались горячие кони,

  Пел бубенец под дугой.

Пара ручных канареек

  Будет вам петь о любви,

Кони, летите скорее!

  Целься верней, дробовик!

Ржавое темное дуло.

  Пересыхают уста.

Жизнь, ты меня обманула!

  Жить не пора ль перестать!

Что ты значишь голос издалека?

Ты о чем поешь? куда зовешь меня?

Это шелестит прибрежная осока?

Это шепчутся ночные зеленя?

Иль шушукаются сельские ракиты

Под раскосым ветерком вечеровым?

Или сетуете вы,

Тени мной любимых и забытых?

Скоро осень. Наглая синица

Прозвенит у светлого окна

Песенку насмешливую. Засребрится

Словно первый иней седина.

Что мне сны, обманчивые зовы!

Жизнь моя, нам некуда бежать!

В этом мире скудном и суровом

Я учусь бесстрастью у ножа.

Есть пределы, времена и сроки,

Каждый шаг расчислен у судьбы.

Лягушонку в голубой осоке

Суждено родиться голубым.

И ходить не надо далеко,

И не стоит об ином гадать.

Светится небесная слюда

В тонких крыльях полевых стрекоз.

Ах, пока в крови цветет голубизна,

Сердце, примирись и все прими.

Ведь я знаю, знаю, знаю –

Петь и дышать дано лишь краткий миг.

Я бы мог как мальчик Бонапарте

Бросить в бой мильоны и мильоны.

На военной потемневшей карте,

Там, где точкой вражия столица,

Мог бы крестиком отметить – умерла.

И в сияньи слав, самовлюбленный,

В треуголке, с прорванной петлицей

В бой лететь скрутивши удила

Я бы мог. Но разве это нужно?

Я люблю – повеет ветер южный,

Затрубит весна в рожок зеленый,

Речка вспенится у леска,

Жилки сизые расправят клены,

Серебром начнет плотва плескать.

Я хочу немногого, не так ли?

Мне стрекозы шелковинками шуршат,

Мне сияют дождевые капли,

Розовеет бархат лягушат.

Я вышел поздно. Полдень синий.

В полях прозрачность. Тишь такая,

Что шелковинками полыни

Едва колышет паука.

Огнем оранжевым по склону

Жнивья сбегает полоса.

И листопадом еле тронут

Лесок соседний, дикий сад.

И под листом желтозеленым

Созревший плод склонен к долинам.

И ветви шепчут: тяжело нам,

И ветви просят: помоги нам.

И я пою в листве осенней,

Тружусь с садовниками в ряд, –

Пока придут ночные тени,

Пока в лицо блеснет заря.

И звери мне покорны – властвуй!

И птицы близостью горды,

Когда несу златые явства,

Несу румяные плоды.

Соседней рощи не узнать,

Там тени резки и пугливы.

От позабытой дальней нивы

Густым потоком желтизна.

И листопад проносит мимо

Листок иссохший и сквозной.

Последний свет, последний зной

Как у чахоточной любимой.

И веткам в зареве румяном

Уж снится иней, снится тишь.

Не улетишь, не улетишь

За журавлиным караваном.

Немолчный ропот по долинам.

Прозрачней воска вечера.

С прощальным криком журавлиным

И мне отчаливать пора.

Дрожат увядшие ракиты,

Соседней рощи не узнать.

Бежит от нивы позабытой

Густым потоком желтизна.

И восковою желтизной

Листва томит неодолимо.

Последний свет, последний зной

Как у чахоточной любимой.

И сосны дремлют за овином,

Им снится гробовая тишь.

Куда ж, мечта моя, летишь

За караваном журавлиным?

Лети. Я здесь перезимую.

Уж я не в силах променять

Зимы серебряную сбрую

И азиатского коня.

Пусть другой глядит в грядущие века,

Я хочу сегодня жить.

Ах, дорога ли моя, дорога далека!

Ах, поля бегут без краю и межи!

Непроезжий, непрохожий путь я сам наметил,

Сам правлю тройкою седой.

Встречным звездам, кочевой комете

Коренник сияет кованной уздой.

Песня утренняя леденит мои уста,

За туманами мигает в полусне

Азиатская раскосая верста.

Я ль пою? поют полозья в первый снег?

Реют тонкие пушинки сквозь луча,

На ресницах тает иней голубой.

Не оставь меня, судьба моя, отдай мне этот час!

Мчатся кони. Прах серебряный. Копыт неровный бой.

Хорошо, что тройку дикую нельзя остановить,

Хорошо, что рвут пристяжки повода,

Хорошо, что есть звериное в крови!

Будь, что будет. Пропадать, так пропадать.

Все проходит. Все. И не вернуть.

Да и возвращать бы не хотел.

Все равно – куда бежит мой путь,

Все равно – какой мне дан удел.

Понял я – пути иного нету,

Все, что есть, что было – суждено

И давно сказал себе – не сетуй,

Что песчинкой упадешь на дно.

Из страны блаженных не ответят,

Жажду росами не утолят.

Потому – то и люблю вот эти

Солнцем напоенные поля.

Потому – то непреодолимо

И томит и мучает меня

Луч, что светит из очей любимой,

Знак земного тленного огня.

Потому – то знаю, что обману

В час последний дань вручив сполна,

Славословить никого не стану,

Никого не стану проклинать.

В тумане кони потонули.

В лесу безлиственном темно.

Грустить и петь не потому ли

О невозвратном суждено.

Я говорю: ведь это было. –

Костер. Истома первых встреч.

Как одуванчик легкокрылый

Взлетала шаль с девичьих плеч.

И колокольчика набаты,

И храп и топот вороных.

И месяц тонкий и горбатый

Летел к нам с правой стороны.

Уж поздно, поздно. Трудно ехать.

Лесная тишь. Ночная мгла.

Напрасно, сердце, ставишь вехи

К тому, что выжжено до тла!

Сотни лет пройдут, а я останусь,

Чтобы тлеть в тиши могильной книг.

Прикоснись ко мне, далекому, устами,

Голову златистую склони.

Я напрасно ждал желанной встречи,

Ты была лишь смутная мечта.

И, целуя волосы и плечи

Женщин, говорил: не та, не та, не та.

Каждую увядшую страницу

Воскресишь дыханием весны.

Неживое сердце станет биться

Диким колокольчиком лесным.

Осень. Глушь. Шагаю наугад.

Вечереет. Скоро догорит

Желтая закатная дуга.

За оврагом стынут пустыри.

Дальше пашни. Земляное тело

Чревом порыжевшим колыхает.

Шелестит листвой посоловелой

Ветхая, забытая ольха.

Запах смол. Лопаты мерный стук.

Упаду, затягивая петлю.

Мать-земля! зерном не прорасту.

Звездочку над полем не затеплю.

Что мне те, идущие за мною!

Им – свое, для них не стоит жить.

Вот один я с ношею земною

У последней роковой межи.

Как сбираться стал в чужие страны, –

Стал грустить, о прошлом вспоминать.

Лица милых вышли из тумана,

Полустертые воскресли имена.

С кем проститься мне? Прощаться не с кем.

Те далече, тех на свете нет.

Передать бы поцелуй невесте,

Да узнает ли – кто шлет привет.

Лишь весенние ранние росы

Будут плакать о моей судьбе.

Океанский вал седоволосый,

Слышу шум твой, вижу буйный бег!

Все равно мне. Я теперь как птица.

Холод сердца изживу едва ль.

Только ты везде мне будешь сниться,

Русь моя, малиновая шаль!

Только лодки в утреннем тумане.

Ой, какая горечь да истома!

Путь далекий мне да незнакомый,

Неужель и он меня обманет?

Только зонтик, что цветок заморский,

Розовеет над косой девичьей.

На прощанье, как велит обычай,

Взял землицы маленькую горстку.

Только крестик в облаках да шпицы.

Сизый дым кружит над моряками.

Всколыхнулся бел горючий камень.

Не вернуться, не остановиться.

Будет ждать березка у колодца –

Суженый с крылечка не сойдет ли?

Загрустят по мне родные ветлы.

Будет ждать березка, не дождется.