Малиновая шарлотка

Июнь

Желто-зеленые круги, поднимавшиеся из темноты сознания, вдруг превратились в ослепительную вспышку. Валентин дернулся и проснулся. Даже, скорее, очнулся. По глазам больно резанул яркий свет. Видимо, сон все-таки свалил его, и люстра осталась невыключенной. Часы показывали половину второго ночи. Он несколько минут лежал без движений, прислушиваясь, и когда понял, что в квартире никого нет, невольно застонал. Никого. Диана еще не вернулась. Валентин вылез из-под покрывала, набросил на плечи халат и побрел на кухню. Хотелось чего-нибудь пожевать и выкурить сигарету. Вдруг поможет опять уснуть?

Яркий свет пугал. Он включил подсветку над столом и, пока чайник закипал, убрал в ящик оставшуюся с ужина посуду. Потом достал чашку для чая, с сожалением посмотрев на лежавшую на полке коробку конфет. Его любимые шоколадные трюфели. С привкусом кофе капуччино. Но шоколад было нельзя. Может быть, съесть бутерброд с ветчиной?

Кухонный нож, поблескивая широким лезвием, легко отрезал ровные красноватые ломтики пряной монтильской ветчины, которые плавно ложились друг на друга, образуя лесенку. Вдруг Валентин остановился и отложил нож. Она что, не понимает, как нестерпимо тяжело ждать? Он подошел к окну и закурил. Дым от «легкой» сигареты нехотя поднимался в духоту июньской ночи. Все-таки в «суперлайтс» слишком слабый табак. Слишком…

На небе сквозь бледно-серые занавески облаков просвечивала луна. Неясным, размытым пятном. А ведь с Земли никогда не видно ее обратной стороны, припомнил Валентин. Стороны, всегда темной и пугающей, как невидимая сторона человеческой души. Тоже никому не известная. Если вытащить на свет всё, что там спрятано, то, наверное, можно ужаснуться. Валентин сделал глубокую затяжку и усмехнулся. Интересно, если все в этом мире имеет две стороны, то что тогда творится на «обратной» стороне доброго человека? Или целомудренной женщины? Ночью. Среди искушений большого города. Он невольно посмотрел на часы. Два часа ночи! Стон вместе с дымом вырвался из его груди.

«Нет, ты не прав, – поправил он тут же себя мысленно. – Надо успокоиться. Она же предупредила, что задержится. Позвонила около восьми вечера и сказала, что если он не против, то она зайдет с девчонками в бар, обсудить кое-что “по работе”, и придет поздно. Поздно…»

Закипевший чайник отвлек его от мрачных мыслей. Валентин достал чашку, положил в нее пакетик чая и залил кипятком, понаблюдав, как прозрачная вода превращается в зеленовато-коричневую. Эту чашку им подарила ее мама. На ней кот и кошка, обнявшись хвостами, сидят на крыше и смотрят на звездное небо. «Представляешь, а если это не кошка и кот, а два кота?» – со смехом предположила однажды Диана. «Ну и пусть, лишь бы им было хорошо», – ответил он тогда.

Да, им, котам, всегда хорошо. Сидят себе на крыше и никого не ждут.

С улицы донесся звук подъехавшей машины – хорошо знакомое, хрипловатое урчание «Мазды». «Когда получу гонорар за статью, надо будет заменить глушитель», – подумал Валентин и взял нож. Рука почувствовала холод металла. Немецкая сталь «хенкельс». Нержавеющая. С тяжелой клепаной ручкой. С таким ножом сразу ощущаешь себя сильным. Он отрезал еще ломтик ветчины. Красноватой и пряной.

Входная дверь жалобно скрипнула. Послышался стук сбрасываемых босоножек, щелканье выключателя и шлепанье босых ног по паркету.

– Почему ты не спишь? – Диана стояла в проходе кухни и вопросительно смотрела на него своими большими и чуть раскосыми глазами. – И почему без света?

– Хочешь чаю?

– Нет лучше налей мне холодный сок. – Она обняла его и чмокнула в шею. – Пойду приму душ. На улице такая жарища. А у меня что-то кондиционер барахлит в машине.

Через несколько минут Диана снова появилась в кухне.

– Ой, как хорошо. Теперь и жить можно, – воскликнула на, стряхивая длинные волосы. Черные и мокрые.

Увидев ее, обернутую в полотенце, Валентин почувствовал, как откликнулись его мышцы.

– Спасибо, – Диана взяла сок, поддерживая одной рукой полотенце.

– Как провела время?

– Очень хорошо. Просто чудесно. Столько всего полезного обсудили.

– Что за девчонки? – Валентин взял тряпку и стал протирать лезвие ножа.

– Ты их не знаешь. Они только что устроились к нам работать. Молоденькие, но такие толковые. – Диана допила сок и поставила стакан в раковину. – А ты чего не спишь? Опять меня ждал?

– Да нет…

– Ждал, ждал, ждал. Сразу видно – надулся и молчишь. Перестань, Валентин. Я же тебя предупредила, что сегодня мне надо обязательно обсудить кое-какие рабочие моменты в неформальной обстановке. Ты же знаешь, как для нашей компании и для меня лично важно получить этот контракт.

– Только контракт? Тогда это действительно очень важно.

– Ты что, мне не доверяешь? – она сделала попытку его поцеловать.

– Доверяю, – резко отдернулся Валентин. – И я тебя не ждал, просто проснулся и решил выпить чай.

– Хорошо. Тогда не буду тебе мешать. Тем более что я очень-очень устала и хочу спать. Ты позволишь мне лечь?

– А разве тебе нужно мое разрешение?

– Валентин, это глупо. Когда один человек начинает давить на другого, ничего хорошего из этого не получается. Извини. Предлагаю на этом прекратить разговор. Спокойной ночи.

Диана поправила полотенце и вышла из кухни.

– Спокойной ночи… – отвернувшись, буркнул Валентин, еще раз вытер лезвие ножа и поднес ближе к глазам, чтобы убедиться, что на нем не осталось разводов.

Ее обнаженное тело лежало перед ним. Без движений. Без слов. Без суеты. Тихо и смиренно. Он смотрел на бледные очертания и думал. С чего все началось? Может быть, с того случайно подслушанного телефонного разговора в середине апреля. Всего два месяца назад. Как мало времени прошло, и как все изменилось. Сейчас даже не вспомнишь толком, что за слова уловил тогда его слух. Или даже не слова, а интонации. Ему показалось, что она с кем-то очень ласково разговаривает по телефону, смеется и что-то шепчет. Увидев, что он подошел ближе, она тут же замолчала, и на ее лице промелькнул испуг. Как у ребенка, у которого отбирают опасную игрушку, способную причинить боль.

Именно тогда у него неприятно кольнуло в груди. Показалось, что острый осколок впился в ребра, с внутренней стороны.

Ревность. Какая нелепая вещь! Какая глупость! Трудно поверить, что именно это чувство поселилось под его сердцем и пустило корни в мозгу.

Валентин снял халат и лег рядом с Дианой. Провел по ее ноге. Она всегда спала обнаженной. Вот так на боку. Он подвинулся к ней. Погладил плечо, потом спустился на талию, потом коснулся бедра. Только самыми кончиками пальцев. Именно так ей нравилось больше всего. Пальцы повторили движение несколько раз и затем добрались до соска.

– Перестань. Не надо. – Диана сквозь сон отодвинулась и завернулась в простыню. Как в неприступную хлопковую мантию.

Чтобы скрыть разочарование, он крепко сцепил зубы, тихо встал и направился в кухню. Не зажигая свет, достал бутылку кальвадоса, налил больше половины бокала и выпил. Не чувствуя ни запаха, ни вкуса. (Какая разница, чем напиваться в третьем часу ночи!) Потом отломил сигарету до половины и щелкнул зажигалкой. Пламя выхватило из темноты белый рваный обломок, вспыхнувший и тут же превратившийся в тлеющий огонек. Вкус «суперлегкого» табака стал хоть немного ощущаться, но почему-то показался противным и едким. Вкус разочарования, усмехнулся Валентин, затушил сигарету и, достав коробку трюфелей, вытащил одну конфету в серебристой обертке, похожую на свинцовую пулю. Почему нельзя делать то, что хочется? Взгляд уперся в холодный отблеск стали на столе. Немецкая. Нержавеющая. Пальцы смяли конфету и положили на край стола. Надо быть сильным.

Масло на сковородке делало плавные круги и таяло. Желтый холодный айсберг быстро превращался в прозрачное, горячее море. Пузырьки струйками поднимались от раскаленной поверхности металла и пенились гребешками волн. Как только айсберг исчез полностью, в шипящее море тут же плюхнулись два ровных куска белого хлеба, похожие на венецианские купеческие корабли, груженные зерном и мукой.

Валентину понравилось сравнение. Венецианские корабли с зерном…. Он еще минуту полюбовался бурлящим морем и перевернул «корабли». Масло фыркнуло брызгами и набросилось на хлеб.

Чтобы гренки получились с золотистой хрустящей корочкой, их надо немного подержать на среднем огне, затем, когда они пропекутся, сделать огонь сильным и несколько секунд поджаривать каждую сторону, легко надавливая лопаткой. Тогда гренки останутся сочными внутри и с корочкой снаружи. Этому его научила бабушка, которая всегда жарила гренки, когда он подростком прибегал навестить ее. Только она почему-то называла их «французскими хлебцами». Видимо, потому, что никогда не была во Франции. Валентин с грустью улыбнулся. Еще бабушка всегда давала ему мелочь. «На мороженое…» Хотя наверняка догадывалась, что на самом деле деньги тратились на пиво.

Гренки были готовы. Он взял большое блюдце и бережно переложил их на него. Потом достал ликер «Куантро» и пролил несколько капель на «палубы кораблей». Ликер тут же впитался в горячий поджаренный хлеб, оставив в воздухе аромат апельсина с ванилью. Это добавление к бабушкиному рецепту он подсмотрел в одном ресторане. «Куантро» придавал особый вкус простому утреннему блюду. Всего несколько капель, а как все менялось.

Часы показывали без четверти девять. Вот-вот прозвенит будильник и Диана проснется, а он хотел сделать сюрприз. Приготовить все для завтрака, расставить на столе, а самому уйти пораньше в библиотеку. Он открыл банку кленового сиропа и стал перекладывать его в стеклянную вазочку. Темно-золотистая струйка стекала с ложки медленно и неохотно. Валентин замер и закрыл глаза. Вот так же, медленно и неохотно, этот горьковатый засахаренный кленовый сок однажды стекал на его живот. Они завтракали, и вдруг Диана окунула палец в банку и, хитро улыбаясь, провела пальцем сначала по его губам и шее, потом распахнула ему халат и стала намазывать соски, пупок, спускаясь все ниже и ниже. А когда закончила, начала, смеясь, облизывать все это. Кленовый сироп был прохладным и терпким, а ее язык теплым и озорным… Валентин открыл глаза, прогнав от себя истому воспоминаний. Потом, не удержавшись, засунул ложку в рот и жадно облизал остатки сиропа, коснувшись зубами металлических краев. Зазвенел будильник. Валентин поправил утренний натюрморт на столе, взял портфель и вышел из квартиры, бесшумно закрыв за собой дверь.

До библиотеки было недалеко, поэтому он решил пройтись пешком. Прогуляться. Проветриться. Постараться освободиться от мыслей, которые после бессонной ночи извивались и скрючивались в голове, как корни гигантского дерева, росшего на обрыве. «Кривые и спутанные. С налипшими кусками песка и глины», – повторил про себя Валентин. Как он мог дойти до такого? Из взрослого мужчины превратиться в слабака, который каждый раз собирается заставить женщину подчиниться, но при виде ее все прощает и со всем соглашается. В ней же нет ничего особенного?! Крупная грудь, широкие и крепкие бедра, немного угловатое лицо. Валентин усмехнулся, вспомнив, что когда первый раз увидел Диану, то назвал про себя «спелой». Она даже не понравилась ему. Далеко не современный идеал красоты. Скорее, что-то в стиле Мэрилин Монро или полнотелых героинь индийских кинофильмов. И к тому же она была вызывающе одета. В яркой юбке с высоким вырезом.

Несмотря на утро, на улице было уже жарко. Разгоряченный асфальт, не успевший остыть за ночь, парил теплом и гудроном. Валентин почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он пересек улицу и пошел вдоль ограды парка. Стало легче. Листва деревьев окутывала тенью и прохладой. В глубине парка, за чугунными прутьями садовник постригал зеленые лужайки. В ровных клумбах веселились желтые и сиреневые цветочки. Затерянный рай. Вот что значит вовремя ухаживать и поливать. Валентин горько улыбнулся. Почему он должен страдать, мучиться, не спать, когда вокруг такая красота? Да… Пора перестать постоянно думать об одном и том же, пора брать себя в руки и начинать нормально работать. Закончить статью, начать книгу, доработать лекции. И надо больше улыбаться, говорят, это очень помогает. Валентин прибавил шаг.

Статью, а точнее серию статей про холодное оружие ему заказал известный научно-популярный журнал. Это была его первая работа такого рода. Раньше он писал только в составе коллектива авторов. Довольно удачно. Несколько работ вошло в исторические сборники, и ему ежегодно переводили на счет гонорары за переиздание. Хотя по образованию он был историк-педагог, но сам себя называл историк-журналист, потому что любил изучать необычные темы. Например такие, как в этот раз, про холодное оружие средневековья – мечи, ножи, топоры. Это было интересно и незатасканно. Поэтому он согласился на предложение журнала. Правда, прошла уже пара недель, а статья никак не получалась. Не было идеи, которая могла бы сделать скучный материал увлекательным и стильным.

Ограда парка уперлась в перекресток. Спасительная тень закончилась. Снова стало жарко. В затылке появилась тупая боль, и начали ломить и слезиться глаза. Валентин остановился у входа в магазинчик, где козырек над дверью давал пусть небольшую, но тень. Что такое случилось? Утром проглотил всего ложку сиропа – и опять. Совсем ничего сладкого стало нельзя? Наверное, надо посетить доктора.

Он достал капли, и, сняв солнцезащитные очки, закапал в глаза. Стало легче, но от лекарства все вокруг расплылось. Как под водой. В портфеле требовательно пикнул мобильный телефон, который пришлось поднести близко к глазам, чтобы прочитать размытые буквы.

«Ты лучший. Ты бесподобный. Я тебя люблю. И кленовый сироп тоже. До вечера. Целую». Он перечитал сообщение еще раз. «Целую»… Во рту почувствовался вкус пережженного клена. Может быть, все дело в ее загорелой талии с упругой кожей и двумя шариками пирсинга в пупке?

Положив телефон в портфель, Валентин собрался двинуться дальше, но замок никак не закрывался. Заело. Пришлось нагнуться, чтобы посмотреть, в чем дело. В этот момент дверь магазинчика открылась, и он почувствовал, что теряет равновесие от удара в бок. Портфель шлепнулся на асфальт.

– Ох. Извините, – кто-то схватил его за руку.

– Что вы, это вы извините меня.

Он попытался поднять замутненные каплями глаза, но от резкого движения вдруг закружилась голова.

Вода была холодная и газированная. Темно-синяя aqua с заснеженных пластиковых гор, уходящих белыми пирамидами в небо. Разве горы могут быть пластиковыми? А где портфель? Валентин испуганно открыл глаза. Перед ним стоял мужчина с аккуратной седой бородкой.

– С вами все в порядке? Может быть, вызвать «скорую помощь»?

– Нет-нет. Все в порядке, – поспешно ответил Валентин, обратив внимание, что сидит на стуле в магазине.

– Неудивительно, что вам стало плохо. Уже неделю стоит такая жара. Тут не то что в обморок, тут и сердечный приступ получить недолго. Вот ведь какие дела.

Через несколько минут Валентин окончательно пришел в себя. Видимо, он в самом деле чуть не упал в обморок. Сказывалась бессонная ночь.

– С вами действительно все в порядке? – еще раз озабоченно переспросил его хозяин магазина.

– Да, спасибо. А это что – книжный магазин? – Валентин вдруг осознал, где находится. Небольшое пространство вокруг было заставлено полками с книгами.

– Не просто книжный, а букинистический, – гордо ответил мужчина и хмыкнул: – Ну и времена наступили. Открытие книжного магазина уже вызывает удивление. Вот дела. Скоро люди совсем перестанут читать. А будут только смотреть телевизор и разговаривать по телефону. Вам лучше?

– Да. Спасибо. Все в порядке.

Валентин встал. Он вспомнил, что раньше здесь находился другой магазин. Продавали какую-то модную одежду.

– Хороший магазин, – произнес он вслух. – Можно, я посмотрю?

– Конечно, конечно. Вы сегодня первый посетитель. Обычно так рано никто не приходит. Только заблудившиеся туристы. Ну и времена…

Книги. Романы. Повести. Стихи. Ровные шеренги разноцветных корешков подписных изданий. Толстые, но умные справочники. Тощие, но блестящие альбомы. Стопки брошюр и журналов. И запах. Ни с чем не сравнимый запах бумаги и типографской краски. Если провести по корешкам рукой, то сразу переносишься в детство, в то беззаботное время, когда искренне веришь, что в книгах живет тайна и стоит только отрыть страницы – и ты уже далеко-далеко. И ты уже другой. Вокруг тебя начинают происходить загадочные события. Бушуют неведомые моря, которые бороздят бесстрашные корсары на быстроходных парусниках и спасают дочерей благородных лордов. Развеваются флаги рыцарских турниров, на которых прекрасные принцессы влюбляются в победителей. Обязательно влюбляются – независимо от того, красивый рыцарь или нет, бедный или богатый. Это неважно. Важно, что он победитель. Бабушка часто просила его почитать вслух, когда у нее болели глаза. «Фильм – это фантазия режиссера, а книга – это твоя собственная фантазия», – говорила она. Он достал платок и вытер продолжавшие слезиться глаза. Капли помогли, но ненадолго. Наверное, это у них семейное – проблемы с глазами.

На одной из полок он увидел подарочное издание Шекспира в тисненом кожаном переплете, оформленном вензелями. Матовая, под старину бумага. «Трагедии»: «Гамлет». «Отелло». «Ромео и Джульетта». Гениальная классика. Рядом с ними стояла невзрачная обложка другой книги. Валентин взял ее в руки. «Средневековое холодное оружие Италии».

– Это очень редкий экземпляр, изданный ограниченным тиражом, – послышался рядом голос хозяина. – У меня книга оказалась совершенно случайно, можно даже сказать, по загадочному стечению обстоятельств. Берите, не пожалеете. Вам как первому покупателю сделаю скидку, – продолжал он, видя, что Валентин с любопытством перелистывает страницы.

Расплатившись за книгу и поблагодарив хозяина, Валентин осторожно спустился по ступенькам магазинчика и направился в кафе через дорогу, чтобы позавтракать и выкурить сигарету. Примостившись за столиком у окна и заказав стакан свежевыжатого апельсинового сока, чай и сандвич с сыром, он обнаружил, что кроме него в зале только одна посетительница, сидевшая за столиком напротив. Это была молодая женщина в больших темных очках и легком платке, повязанном вокруг головы и шеи, как носят обычно мусульманки. Но она не мусульманка, – Валентин разглядел светлый цвет кожи. Просто модница. Увидев его пристальное внимание, посетительница отвернулась к окну. «Даже не улыбнется», – почему-то взыграло его мужское самолюбие. Или у меня совсем помятый вид? Официант принес сок, прокомментировав с вежливой свежеутренней улыбкой: «Ваш фреш орандж джус». Валентин поблагодарил и углубился в купленную только что книгу, открыв ее на первой попавшейся странице. «…Итальянский кинжал, или короткий меч «ЧИНКВЕДЕА», имеющий клинок с широким треугольным, конусным лезвием, обычно применялся в ближнем бою. Им также часто пользовались как священным оружием при родовой вражде или любовной мести. Основным местом изготовления был город Верона».

На вид кинжал был забавным. У рукоятки лезвие достигало в ширину пять пальцев и два пальца в толщину. Но если такой «забавный» нож вопьется в спину, в рану можно будет засунуть кулак. Валентин поежился.

«Месть – это блюдо, которое надо подавать холодным», – вспомнил он фразу, которой рекламировали фильм про женщину-убийцу. И не просто холодным, а ледяным, как этот «орандж джус», от которого стынут зубы.

Его пальцы перелистывали страницы, а глаза отмечали интересные заголовки. Изумительная книга. «Чинкведеа» – такое название ему еще не встречалось. Он допил сок из запотевшего бокала и огляделся.

Незнакомка в платке, склонив голову, изучала содержимое своего блюда – какого-то пирога. Она осторожно отрезала кусочки десертным ножичком, разглядывала, насаживая на вилку, и только потом отправляла в рот, на секунду обнажая зубки.

А ведь и правда, ножи повсеместно находятся рядом с нами. Как продолжение наших зубов (клыков) и когтей, которые укоротила природа. Валентин развеселился от пришедшей в голову неожиданной мысли. Может получиться неплохая подборка статей! Вот она, изюминка! Ножи и люди. Холодная сталь и горячие чувства. Ревность, любовь, ненависть. Каким кинжалом заколола себя Джульетта в отчаянии? Никто ведь и не задумывался. Вот сидит сейчас эта загадочная женщина в платке, отрезает ножичком пирог и не знает: может быть, и в ее судьбе это оружие будет роковым? Ему захотелось встать и поближе рассмотреть одинокую посетительницу. Надо пройтись до туалета. Но не прямо, а немного вбок, чтобы проследовать мимо ее столика. Почему она так демонстративно игнорирует его? Вставая, он заметил, что ей позвонили. Она отодвинула тарелку с пирогом и, достав из сумочки, которая лежала рядом на стуле, телефон, что-то ответила.

Проходя мимо, Валентин разглядел, что пирогом была шарлотка. Яблочная. Со взбитыми сливками и листиком мяты. На вид женщине было около тридцати.

– Ой, простите… – заглядевшись, Валентин не заметил, как задел стул. Стоявшая на нем сумочка свалилась на пол. – Простите. Я такой неуклюжий, – он нагнулся, чтобы поднять упавшую вещь, но женщина поспешно сделала то же самое. Они так и подняли сумочку, держа с двух противоположных концов.

– Простите великодушно, – продолжил извиняться Валентин, пытаясь проникнуть взглядом через темные стекла очков, но ничего не увидел, кроме отражения своей виноватой улыбки.

– Не стоит. Все в порядке… – тихим голосом ответила она и тут же повернулась в сторону окна. За стеклом припарковывался «Лексус», показавшийся Валентину большим белым кораблем, непонятно как заплывшим в этот тесный переулок.

– Отпустите, пожалуйста, сумку. Мне надо идти. До свидания.

Женщина, бросив на стол деньги, торопливо вышла из кафе. На ней были короткое платье и босоножки с веревочками вокруг голени. Как у древних гречанок. Она исчезла за бесшумной дверцей автомобиля, который медленно отчалил от тротуара и поплыл куда-то. Через затемненные стекла нельзя было разглядеть, есть в нем еще кто-нибудь или нет.

Пальцы лениво касались выцветших страниц, переворачивая их и ощущая пыльность времени. Древние рукописи. Сколько людей трогало их, пользовалось ими и бросало их? И это явно были в основном мужчины. На миг ему показалось, что в старинных книгах живет что-то развратное. Валентин попытался сосредоточиться на содержании рукописи, но мысли почему-то перетекли в другую сторону. Неужели и у людей с дорогими автомобилями бывают проблемы? – в памяти всплыл «Лексус» и босоножки с веревочками. – Хотя все люди одинаковы. Хотят есть, пить и заниматься любовью.

«Заниматься любовью…» Он вдруг почувствовал, что в зале библиотеки стало невыносимо душно. Казалось, мозги начинают свариваться, а голова наливаться свинцом. Когда что-то не получается, лучшее решение – это вернуться домой и лечь спать. Валентин, покачиваясь, встал, собрал в коробку цветные карандаши, которые всегда брал с собой, чтобы делать пометки.

Воздушные профитроли с шоколадными потеками на румяных боках, упакованные в подарочную коробку с блестящим бантом, казались рождественским подарком. Для Дианы, когда она вернется с работы, это будет сюрприз! Маленький вкусный праздник.

Покупка пирожных вернула Валентина в хорошее расположение духа, поэтому после кондитерской он заскочил в винный магазинчик за бутылкой белого эльзасского рислинга, за сыром и свежим хлебом. Все, что надо для легкого приятного ужина вдвоем.

Но ужин не получился. Когда ближе к вечеру он проснулся, то нашел сообщение от Дианы. Она не могла дозвониться, поэтому написала, что срочно должна уехать навестить маму, у которой проблемы со здоровьем. «Я тебя люблю, ты лучший. Перезвони». Ее мама жила в маленьком провинциальном городке в трех часах езды. Жила одна. Они развелись с отцом Дианы очень давно, после какой-то автомобильной аварии.

Валентин перечитал сообщение несколько раз и почувствовал, что его начинает поташнивать. Наверное, из-за короткого дневного забытья, – решил он, с трудом добравшись до кухни, где убрал в холодильник коробку профитролей с бантом и набрал номер Дианы. Связи не было. Сбросил СМС. Подождал несколько минут. Понял, что ответа не будет, и решил позвонить ее маме, чтобы узнать, что случилось. Когда мама взяла трубку, он вежливо справился о здоровье и поинтересовался, не приехала ли еще Диана. Мама ответила, что ее нет, и что она будет не раньше чем через два часа, и что, может быть, врачи зря пугают, и что у них дожди, и что-то еще, во что Валентин не вникал, а попросил, чтобы Диана сразу же перезвонила, как приедет, а то с ней почему-то нет связи. Только сразу же, повторил он.

– Не волнуйся, Валентин. Обязательно передам, – твердо пообещала мама на прощанье.

Диана перезвонила через час.

– У меня все в порядке, – услышал он ее далекий голос. – До маминого захудалого городка осталось совсем недалеко, но ехать приходится не так быстро, как хотелось бы – идет проливной дождь. Извини, пожалуйста, что долго не отвечала, но ты же знаешь, что я стараюсь не говорить по телефону за рулем. Тем более в такую погоду. Я только что остановилась, чтобы заправиться бензином. Хотя, представляешь, ничто не предвещало дождя, светило милое солнышко, и вдруг как налетит ветер, как навалится гроза. Жуткое зрелище. И полило, полило, полило. Как ты сам?

– Все в порядке, – бодро ответил он. – А ты что, поехала не одна?

– Одна. А почему ты так подозрительно спрашиваешь?

– Мне показалось, что в машине разговаривает мужчина.

– Не волнуйся, глупый. Это парень на заправочной станции. Ну все, пока. Приеду к маме – сразу перезвоню. Целую.

– Не гони быстро…

В трубке раздались короткие гудки.

Если у тебя много одежды, никогда не знаешь, что именно выбрать. И поэтому каждый раз начинаешь нервничать, кажется, что совсем нечего надеть. Натали сидела на кровати и смотрела на вещи, разбросанные по комнате. Хотя какая разница. Просто все надоело. Эта жара. Эта пыль. Эта пустая квартира. Она отбросила короткое платье в стиле Шанель. Но нет. Сегодня она не будет грустить. У нее все хорошо! Мир прекрасен и удивителен! Она наденет новые бриджи и недавно купленные босоножки. Вот эти – с тесемочками. Короткую майку. И… пойдет пить кофе. Большой бокал латте. С пенкой и корицей. В то дешевое кафе, в переулке. Пойдет пешком, через парк. Вот только повяжет голову легким шелковым платком. На манер андалузской мантильи, чтобы не возиться с прической и заодно прикрыть плечи. На таком солнце даже утром можно обгореть.

Она оделась и села перед зеркалом, чтобы только накрасить губы. Этого достаточно. Июнь. Утро. Бледно-оранжевая как раз подойдет.

«Мама! Смотри. Эта помада похожа на персиковый джем. А вот эта – на варенье из сливы!» – всплыли в голове слова дочери, восторженно сказанные однажды, когда они вместе собирались на прогулку. Сколько ей было тогда? Наверное, лет пять или шесть. Она повернулась и вгляделась в фотографию на стене. Здесь она уже гораздо старше. Первый класс. Белые банты и озорная улыбка. Слеза как-то сама собой скатилась по щеке. Ну вот… Натали резко встряхнула головой, порывисто встала, повязала платок и через минуту уже была в жарких объятьях улицы.

Медленно идти по парку было просто одно удовольствие. Дорожка петляла среди высоких коренастых деревьев и зеленых лужаек, то подбираясь к клумбам с цветами, то убегая от них. Ослепительные краски солнечного дня, преломляясь в защитных линзах очков, становились матовыми, приглушенными. Томными, нашла точное определение Натали и глубоко вздохнула. Трава. Много травы. Запах тысяч зеленых стебельков, упругий и молодой, проникал под кожу и будил желание. Неосознанное и смутное. Как у той юной девочки в короткой юбке, которая когда-то, прохаживаясь по парку, каждый раз оказывалась у скамейки, где сидели взрослые парни. Правда, парк был другой, и парни были другими. Чаще с гитарами, а не с велосипедами, как сейчас. А прошло-то всего лет пятнадцать-шестнадцать.

Дорожка повернула, и Натали оказалась перед выходом. За острыми копьями чугунной ограды бурлил другой мир – сновали автомобили, торопились люди. Там было тесно и душно.

В кафе она заказала кофе-латте и кусок шарлотки, который долго изучала, отрезая маленькими кусками и пытаясь понять, как у повара получается такая пышная и хрустящая корочка. Как безе. Она тоже вчера пыталась испечь такую же, но вышел какой-то клеклый пирог. Хотя все пропорции и ингредиенты точно соответствовали рецепту, и духовка была разогрета точно до указанной температуры, и таймер выставлен на заданное время. Но хрустящей корочки не получилось. Видимо, чего-то не хватало. Чего? Натали легко постучала десертным ножичком по краешку шарлотки. Зажаренно-воздушный. Волшебство какое-то?!

Она поправила платок, взяла чашку с латте пальцами с двух сторон и отхлебнула теплую сладкую пенку. Вкусно. Жалко, что нельзя от удовольствия громко помурлыкать. «Все-таки Нина неправа – совсем неплохое кафе. Пусть дешевенькое, но шарлотка и латте превосходные, – вспомнилось ей недавнее посещение этого заведения с подругой. – Это у нее от зависти и бедности. Ей просто не повезло. Пока», – поправила себя Натали, искренне желая счастья своей подруге детства. Она отложила ложку и с сожалением отодвинула остатки шарлотки подальше от себя, чтобы не поддаваться искушению их доесть. Что ни говори про душу и ум женщины, мужчины сначала смотрят на тело.

В чисто вымытые стекла было видно, как через дорогу у книжного магазинчика напротив остановился мини-вэн, из которого, играя, высыпали трое детей – двое мальчиков и девочка.

Совсем не смотрят на дорогу, – не успела забеспокоиться Натали, как из машины выскочил перепуганный папаша и бросился их собирать, награждая тумаками и подзатыльниками.

Хорошо, когда дети здоровы, – улыбнулась Натали и стала размешивать остатки белой пенки, которые никак не хотели тонуть в кофе. Ложка плавно двигалась по кругу, изредка стукаясь о стенки бокала. Тихо и печально.

Нет, сегодня она будет жизнерадостной и бодрой, – поправила непослушную челку Натали. – Тем более что надо еще проехать в другой район города, чтобы все-таки найти и купить специальный словарь для технических переводов.

Она допила кофе и, вздохнув, съела еще кусочек пирога. Совсем небольшой.

А такую хрустящую корочку, как у этой шарлотки, она обязательно научится готовить. Даже если десять раз придется ходить на рынок за яблоками.

Усталость и растерянность. Вот что увидел Валентин в глазах Дианы, когда она в субботу поздно вечером вернулась от матери. Он пытался разглядеть в них еще что-нибудь, но мешали паутинки красноватых прожилок, появившиеся от долгого напряжения.

Она подала ему мокрый зонт и промолвила:

– Привет. Как дела? – и, не дожидаясь ответа, оперлась о его плечо, сняла туфли. – В этих высоких каблуках так неудобно водить машину. Ноги отваливаются. Забыла переобуться в тапочки без каблука.

– Привет.

Капли дождя, извиваясь, стекали на пол.

– Ну и дорога мне сегодня выпала. Хуже не придумаешь. Диана встряхнула волосы. – Все время моросил дождь. Мелкий-мелкий, противный-противный. Ничего не видно. А уже перед самым городом вообще чуть не попала в аварию. Представляешь, какой-то бешеный грузовик так неожиданно выскочил на встречную, что я еле-еле успела увернуться.

– Будешь ужинать? Я приготовил рыбу.

– Спасибо. Ты такой чудесный. Заботливый. – Она прижалась к нему на мгновение и проскользнула мимо. – Ты простишь меня, если я выпью только бокал вина и лягу? Дорога и дождь меня так измотали… Есть совсем не хочется.

На полу остались следы от ее мокрых ног.

Валентин раскрыл зонт и поставил в угол, чтобы он до утра высох.

– Ты купил моих любимых профитролей! – донеслось до него с кухни. – Я их завтра возьму на работу. Ты не против?

– Нет, не против. Как мама?

– Ой, не спрашивай. Эти пожилые люди… Чуть что – сразу в панику. И эти доктора… – начала рассказывать Диана, потом вдруг ее голос надломился и замер.

– Диана, – ответа не последовало. – Диана… Что случилось?

– Ничего страшного, – услышал он в ответ, когда вошел в кухню. Она сидела за столом как-то прямо и неестественно. – Просто мама сильно постарела. Как летит время. Быстро-быстро-быстро…

– Да, – скомкано получилось у него.

– И незаметно. Представляешь, мне уже скоро тридцать, а ты ведь гораздо старше меня.

– На целых восемь лет.

Он сел напротив, налил в бокалы вина и взял ее руку.

– Все будет хорошо. Главное, что я тебя люблю. – Он поцеловал ее пальцы. Холодные и безжизненные.

– Я знаю. Я тоже тебя люблю. Прости еще раз, что не составлю тебе компанию. Пойду лягу. Приходи, побудь со мной, пожалуйста, пока я не усну, а то мне что-то зябко. Плохо засыпать одной.

Диана уснула, крепко сжимая под простыней его руку. Он сидел рядом, ощущая пальцами ее теплую кожу. Странно. Почему ему постоянно хочется эту женщину? Даже сейчас, когда она усталая и расстроенная, он все равно думает о ее теле. Валентин почувствовал, что напрягся и занервничал. Надо пойти выпить вина и что-нибудь съесть. Высвобождая руку, он нечаянно провел по шраму на ее правом запястье. Глубокая полоса, с неровными краями. Диана встрепенулась во сне.

– Что случилось?

– Все хорошо. Спи, спи.

Ужин остыл. Холодная рыба стала жесткой и невкусной. Сыр заветрился. На буро-желтой поверхности выступили масляные слезы-капельки. Только вино, налитое в бокалы, смягчилось и расцвело. Вот уж кому время на пользу – хорошему вину. Валентин взял бокал и сел у окна.

Ветер, обрушивая на землю гроздья дождя, набрасывался на дома и деревья. Казалось, небо хочет мокрым, порывистым языком слизать что-нибудь и поглотить. Ну и погода. Стояла такая жара, а теперь почти ураган. Валентин поежился, представив, как мерзко и сыро на улице. Да, хорошо, что Диана вернулась. На трассе сейчас, наверное, ужас что творится – одни аварии, а она всегда так гоняет на своей «Мазде». Он улыбнулся, представив, как она спит, допил вино, достал сигареты и закурил, стараясь выпускать дым в вытяжку над плитой – окна были закрыты. Диане не нравилось, когда на кухне оставался сильный запах дыма.

А ему не нравилось, когда она уезжала. Однажды, еще в самом начале их отношений, Диана неожиданно пропала на двое суток, оставив только сообщение: «Не волнуйся. Все в порядке. Вернусь через несколько дней. Целую». У матери ее тогда тоже не оказалось. Он не удержался и позвонил, чем очень взволновал пожилую женщину.

«Я улаживала кое-какие дела… Зачем тебе знать подробности. Это все уже в прошлом… Прости» – всё, что она произнесла после возвращения.

…Мальчик, в кроссовках и неимоверно широких штанах, стоял у огромной витрины кондитерской, не в силах оторвать взгляд от кусочков, кусков и даже кусманищ всевозможных тортов, разложенных на круглых серебристых подносах.

«Мокко». Кофейно-молочный. Посыпанный крошкой белого шоколада.

«Дижонский сюпрем». С желе из черной смородины. Розовый, с темно-красными веснушками ягод.

«Сент-анж». Бананово-карамельный. С причудливым вензелем, возвышающимся на бледно-желтой глазури.

Ну и, конечно, его любимый! «Яблочный флан». С золотистыми дольками запеченных яблок. Украшенный горкой взбитых сливок.

И она. Продавщица. Высокая блондинка в короткой юбке. Такой короткой, что когда она нагибалась, протягивая через прилавок покупку, были видны ее трусики. Белые, с тугой резинкой. Казалось, они весело забавлялись, то исчезая, то появляясь, как будто приглашая мальчика к какой-то неизвестной ему игре.

И бабушка, которая берет его за руку и говорит.

– Пойдем, Валентин. Тебе ничего этого пока нельзя. Вот вырастешь, тогда тебе будет можно все.

«Можно все… можно все… можно все».

Кожа. Какая она неодинаковая на разных частях человеческого тела. Шелковистая на груди и животе, крокодильчатая на костяшках рук, упруго-кожаная на локтях, ранимая под глазами и возбуждающе-целомудренная на внутренней стороне женского бедра.

Валентин растер ладонями отражающееся в зеркале лицо и потом долго плескал на него холодной водой, пытаясь разгладить распустившиеся под глазами за ночь морщины. «Резные узоры старости». Последнее время он стал сам себе не нравиться. Похудел, осунулся, как-то сдал. Раньше переживал от того, что полнел, теперь наоборот. Надо бросать курить и всерьез заняться здоровьем, – укоризненно подумал он, расчесывая волосы. – Иначе где-нибудь потеряешь сознание, как в пятницу, и попадешь, чего доброго, под машину. Грустно умереть в расцвете сил.

Простояв еще полчаса перед зеркалом и приведя себя в порядок, Валентин поехал на рынок, чтобы купить свежих фруктов и овощей.

Он быстро добрался до центра, припарковал машину и окунулся в бойкую базарную толкотню.

Помятые лица продавцов, похмельные взгляды грузчиков, бессонные глаза студентов-дворников – рынок пробуждался. Все суетились, пихались и мешались под ногами. Все таскали ящики, коробки и громыхающие тележки. Все возбужденно готовились. Воскресенье – самый торговый день.

Валентин добрался до рядов с фруктами. Сначала надо купить яблок. Диана любит на завтрак стакан свежеприготовленного морковно-яблочного сока. Прохладного и тягучего, похожего на детское пюре.

Он подошел к прилавкам и стал выбирать. Яблоки должны быть сочными, но не кислыми. Вот как эти, или лучше вот те, где стоит молодая женщина в больших очках. Очки показались Валентину очень знакомыми. Неужели это она, та женщина-призрак из кафе, похожая на гречанку? Только без платка. Валентин забыл про яблоки и стал разглядывать женщину, пытаясь угадать, ее он видел в кафе или нет.

Прямые русые волосы, зачесанные набок. Правильный овал бледного лица. Платье с оголенными плечами.

Незнакомка подняла глаза и, увидев его взгляд, тут же зашагала прочь.

Когда он вернулся домой, Диана сидела перед зеркалом в спальне и причесывалась. В легкой футболке, нога на ногу.

– Доброе утро. Куда ты пропал? – повернулась она к нему.

– Ездил на рынок. – Колыхание футболки заставило Валентина быстро проследовать на кухню. – Сейчас приготовлю тебе сок.

Ему стало неловко за вспыхнувшее желание тут же наброситься на нее. Утреннюю. Только что из душа. Еще не хватало, чтобы она заподозрила в нем сексуально-неуравновешенного типа, думал он, освобождая яблоки от кожуры, нарезая на четыре части и складывая в соковыжималку. Хотя чему удивляться? У нее такая соблазнительная грудь. Почему она ее стесняется? Таким формам позавидовала бы любая молоденькая девчонка.

Валентина очень привлекала в Диане именно какая-то непропорциональность. Как в изображениях нимф на древнегреческих амфорах. Тонкая талия и сильная округлость бедер. Женственность и воинственность. Наверное, именно такими были амазонки. Недаром она регулярно занимается шейпингом и два раза в неделю ходит в танцевальную студию. Такую фигуру надо беречь и держать в тонусе.

– Спасибо! – с восторгом воскликнула она, когда он появился в спальне, торжественно держа перед собой поднос с бокалом сока. – Ой, какая прелесть!

Откинув волосы и зажмурив глаза, Диана начала медленно пить сок, раскрываясь с каждым глотком, как цветок на встреч у солнцу. Сначала чуть запрокинула голову, потом освободила ноги, развела колени.

– Как вкусно…

Она казалась лесной богиней, случайно проснувшейся в городской квартире. Волосы, отливая черным шелком, спадали на плечи, футболка задралась, приоткрыв бархат внутренней поверхности ног. Валентин поставил поднос на столик, опустился на одно колено и поцеловал этот «бархат». Диана продолжала пить сок, не открывая глаз. Валентин поцеловал еще и еще.

– Ты мне мешаешь. – Она, хихикнув, опустила руку, пытаясь прикрыться. – Перестань.

Но пальчики дрогнули, выдавая хозяйку и ее сокровенное.

Закончилось все неожиданно быстро. Не успел Валентин почувствовать, какая она восхитительная, мягкая и податливая – там, внутри, – как вдруг тихо простонал и обмяк.

Слабак, обозвал он внутренне сам себя. Слабак и ничтожество.

Ему захотелось вскочить, сбежать, спрятаться. Но ее руки крепко обвили его, не дав сделать это.

– Тихо. Полежи просто так. Не двигайся.

Можно ли насытиться женским телом, его теплом, его запахом, его вкусом? Вряд ли, если ты, конечно, не импотент, но аллергию получить можно. Валентин, сидя перед телевизором, пытался стереть из памяти постельные события утра. Понятно, все так быстро получилось только потому, что он перевозбудился, разнервничался и никакого удовлетворения не получил. Как будто перед тобой стоял накрытый стол с изысканными яствами, а ты взял и наспех набил желудок одним хлебом. Теперь внутри тяжело и противно от сожаления и безвозвратности.

У них же было все прекрасно в постели все два года, как они знакомы. Что случилось? Появилось какое-то напряжение и нервозность.

– Я уехала в салон, – донесся до него голос Дианы из прихожей. – Как закончу, позвоню.

– Хорошо.

По телевизору начался очередной воскресный сериал, прерываемый блоками рекламы, сплошь содержавшей эротические картинки и намеки. Хорошо, что йогурт пока не начали засовывать в трусы. Валентин со злостью нажал на кнопку «Of». Почему женщинам надо обязательно в выходной на целый день уезжать в салон?

Диана практически всегда носила распущенные волосы, иногда делая несложную укладку, и объясняла это тем, что пара прошлых экспериментов с короткой стрижкой не принесли желаемых результатов. «Ты же сам говорил, что без ума от моих длинных волос, с которыми постоянно заигрывает ветер…» – с кокетливой улыбкой говорила она.

Да, ему нравились ее волосы. Особенно когда в минуты волнения она начинала заправлять их рукой за ухо. Или когда писала маме письма, почему-то делая это по старинке ручкой на бумаге, а не на компьютере. Или когда в постели они занимались любовью и она оказывалась сверху. Тогда волосы спадали вниз, закрывая ее лицо и плечи и напоминая Валентину сказку про принцессу и волшебный гребень. Улыбка тронула его губы.

Ножницы парикмахера щелкали острым металлическим клювом туда-сюда уже почти час. Даже надоело, раздраженно подумал Валентин и внимательно посмотрел на свое лицо. Зеркало. Тот, кто отражается в нем, даже не догадывается, что порой становится нашим лучшим собеседником. Молчаливым и поддакивающим. Валентин улыбнулся, отражение криво улыбнулось в ответ.

Наконец волосы были вымыты, высушены и уложены. Можно было встать и осмотреть себя с ног до головы. Льняные брюки, туфли-сандалии, рубаха навыпуск, под которой угадывались рельеф остатков мышц и загорелые руки. Все немного широковатое, но ему нравился свободный стиль. И хотя с его высоким ростом и крупным телосложением такие вещи делали его еще более бесформенным, узкие джинсы он терпеть не мог. Все натирало, потело. Как только девушки носят тесные, обтягивающие джинсы? Гораздо удобнее пуловеры, ветровки и широкие брюки клеш, как у английских моряков в эпоху королевы Виктории.

Валентин набрал номер Дианы.

Телефон не отвечал.

Еще раз улыбнувшись отражению в зеркале, Валентин вышел на улицу.

Диана тоже не любила джинсы. «Я не модель, но у меня хватает ума и денег носить одежд у, которая подчеркивает достоинства и скрывает недостатки, – шутливо доказывала она. – Мою пухленькую попку мужчина должен увидеть только в постели, а не разглядывать на улице. Для этого больше подходят платья и юбки. И потом, «под юбку» всегда кому-то хочется «залезть», а в узкие джинсы даже руку не просунешь. Только болваны думают, что мода – это когда ты одет как все. Мода – это подчеркивание своих достоинств. А не наоборот. Скажи, пожалуйста, ну какой соблазнительно кружевной чулочек можно надеть под джинсы? Никакой».

Валентин безоговорочно доверял ее профессиональному мнению в одежде и вообще перестал носить джинсы и узкие пиджаки, когда однажды она похвалила его свободный стиль.

Телефон Дианы опять не отвечал.

You reached the secret too soon,

You cried for the moon.

«Shine on You Crazy Diamond» – «Пинк Флойд», определил Валентин песню и свою любимую рок-группу. У него уже имелся в машине этот диск.

Пес стоял на задних лапах, сложив передние на животе, и смотрел на Валентина доверчиво и умоляюще. Точнее, жадно взирал на его покупку. Потом сделал несколько характерных движений одной лапой и скромно отвел взгляд в сторону, как будто стесняясь своего попрошайнического вида. Но пушистый рыжий хвост с золотистыми разводами все-таки выдавал его нестерпимое желание сожрать хот-дог, который человек держал в руке.

– На, лопай. Хитрюга.

Половина хот-дога шлепнулась на асфальт. Собака быстро схватила добычу зубами и скрылась за углом.

Валентин часто заезжал на эту заправку, которая была в стороне от проспекта, рядом с чудом уцелевшей рощицей. Здесь всегда было мало автомашин и имелась закусочная, где подавали кофе, чай и могли поджарить сандвич или хот-дог.

Из закусочной вышел мужчина с упаковкой пива. Пес из-за угла не появился. Потом вывалилась компания молодежи с пакетами. Он опять не вышел. Но когда из двери появился парень в бейсболке с сандвичем, пес тут же выскочил и, встав на задние лапы, стал забавно просить с ним поделиться, кивая то рыжей мордой, то передней лапой. Делал он это настолько вдохновенно, что казался актером на сцене. Как же он различает тех, кто покупает именно хот-дог или сандвич? Он же не может уловить запах, прячась за углом.

Валентин решил поэкспериментировать. Зашел в закусочную. Постоял для вида минуту перед прилавком, ничего не купил и вышел. Собаки у порога не было. Тогда Валентин вернулся, купил хот-дог и, как только распахнул дверь, то уперся в рыжую морду пса, который уже ждал его. Пришлось протянуть лохматому актеру «добычу».

– Пожалуйста, не кормите эту бездомную собаку, – крикнул появившийся откуда-то работник заправки, парень, похожий на несостоявшегося студента. – Хозяин очень ругает нас за это.

– Извините, я не знал, что он бездомный. У него ошейник и вид приличный, – почувствовал себя неловко Валентин. Парень, видимо, был новеньким, так как обычно дежурил толстый пузатый мужик с лысиной.

Пес, поняв, что речь идет о нем, схватил остатки бутерброда и, свесив длинные уши, засеменил прочь.

– Да, вы правы. Выглядит он прилично. Но при этом постоянно приходит сюда и клянчит у клиентов что-нибудь, особенно хот-доги. Наверное, живет неподалеку, но хозяева его совсем не кормят.

– Извините еще раз, – Валентин направился к своей машине.

– Да ничего. Если честно, я тоже его иногда кормлю, пока никто не видит, особенно мой сменщик. Пес умный, только заброшенный и голодный. Жалко его.

«Заброшенный и голодный…».

Валентин надавил на педаль акселератора, и машина послушно тронулась.

Впереди на придорожном рекламном щите в ритме танца слились красавица с веером и драгун с саблей. Красные складки вскинутого платья и темно-малиновый военный мундир. В длинных черных волосах цыганки яркий цветок, похожий на розу.

Опера «Кармен». Вечная история любви и измены. Но в рассказе цыганка дарит солдату цветок акации, а не розу, – промелькнуло в мозгу Валентина. – Хотя какая разница, это же опера. Надо обязательно сходить.

– Что случилось? – голос Дианы в трубке звучал напряженно и прерывисто.

– Ничего. Просто ты опять куда-то пропала. Я пытаюсь дозвониться до тебя уже два часа, чтобы пригласить в ресторан.

– Слава богу. А то я уже испугалась, увидев бесконечное количество твоих вызовов. Ресторан – это отличная идея. Я скоро буду, и все обсудим, только заскочу по дороге к одной знакомой за последними обзорами «Италмоды», хорошо?

– Буду ждать…

Ему еще хотелось добавить с сарказмом «Что делать?», но это означало показать раздражение. Лучше сдержаться. Он хорошо запомнил ее слова: «Ревность разрушает. Не люблю ревнивцев».

Через полчаса под окном раздался звук неисправного глушителя «Мазды». Валентин выглянул и, увидев, что Диана с трудом вытаскивает из машины стопку журналов, спустился ей на помощь.

За последние два месяца их двухкомнатная квартира превратилась в склад журналов о моде, книг по дизайну и прочей литературы, которую внимательно изучала Диана, чтобы найти (даже не найти, а откопать) новую промоушн-идею коллекции женской одежды для выставки в Милане.

– А ты стал таким привлекательным с новой стрижкой, – отметила Диана, когда они оказались в квартире. Она два раза поцеловала его. За терпение и ожидание.

– Спасибо, – смутился Валентин и рассказал ей о китайском ресторанчике.

– Давай лучше поедем не в китайский, а в итальянский ресторанчик, – предложила свой вариант она, выслушав его. – Звонил Леонид. Они с Изи будут там сегодня вечером. Или ты хотел, чтобы мы были только вдвоем?

«Конечно, вдвоем», – вздохнул про себя Валентин, но вслух ответил: – Итальянский – это тоже неплохо…

– Я знаю, тебе не очень нравится Леонид, но ты поболтаешь с Изи. Вы же с ним всегда находите тему для разговора. Мой желудок изнывает по настоящему спагетти, после маминой еды, – перебила его Диана, раскладывая на диване журналы. – Столько всего надо прочитать, просмотреть и проанализировать, просто кошмар.

– Хорошо. Я согласен.

Он обнял ее.

– Осторожно, не испорти маникюр. Смотри, какие иероглифы нарисовали на ногтях.

На перламутрово-вишневом фоне золотые иероглифы казались тонкими веточками ивы.

– Этот обозначает страсть, этот силу, этот власть. Нет, перепутала. Этот – страсть, а этот – власть. Тебе нравится?

– Очень. А где их нарисовали? Я заезжал в салон, но администратор сказала, что ты не приезжала сегодня.

– Мой мастер заболела, поэтому пришлось ехать в другое место. На площади. Помнишь, там рядом есть симпатичное бистро с фонтаном, где мы однажды ели запеченные груши с миндалем.

Груши он помнил. Особенно желто-зеленую попку с хвостиком, торчавшую из поджаренного золотистого безе, посыпанного лепестками нарезанного миндаля.

Диана снова нагнулась над диваном, перебирая журналы.

– А почему ты не отвечала?

– Я была в покрывале и руки держала в ванночке.

Она подняла голову и с укоризненной насмешкой бросила на него уничижительный взгляд.

– Там, кстати, появился новый парикмахер – интересный парень. Представляешь, у него точеная накачанная фигура, широкие плечи, и при этом почти женские руки. И пальцы такие тонкие-тонкие. – Она смешно изобразила движение, как будто играла на фортепиано. – Большая редкость для мужчин. Этот парень неплохо делает укладку. Хочешь, я тебя к нему запишу, когда ты в следующий раз соберешься в парикмахерскую, а то тебя как-то слишком простовато постригли сегодня. Шарм не чувствуется, – последние слова Диана произнесла уже из спальни, куда она перенесла несколько журналов.

– Согласен, – ответил он, одновременно восхищаясь ее способностью, как творческой натуры, подмечать художественные нотки в обычных явлениях и досадуя на ее увлечение пластикой человеческого тела, особенно мужского, которое она называла более совершенным, чем женское. Ему захотелось поцеловать ее в шею. Крепко и долго, чтобы остался след, чтобы губы почувствовали вкус косметики и кожи.

– Ты что, хочешь оставить печать собственника? Не будь эгоистом. Как я буду ходить в открытых платьях? – Ее руки легонько отпихнули его. – Все! Теперь уходи в зал и терпеливо жди, пока Золушка не превратится в красавицу. Чтобы насладиться, мужчина должен уметь ждать.

Двери спальни закрылись пред ним, как театральный занавес.

В ресторан они поехали на «Мазде». Диана любила водить машину и даже часто лихачила, умудряясь при этом непринужденно болтать. Вот и сейчас, придерживая руль одной рукой, она пересказывала Валентину всякие истории, вычитанные из журналов мод, в то время как он рассеянно слушал, пытаясь внутренне расслабиться и настроиться на предстоящий ужин с ее друзьями.

Леонид и Изи. Начальник и его работник. Они были из «прошлой жизни» – так Валентин называл все то, что было у Дианы до их встречи. Это «прошлое» вызывало в нем чувство раздражения и даже ревности. В том числе и ее детство. Она ведь явно была влюблена в кого-то другого тогда, или кто-то был влюблен в нее. Такая женщина не может оставаться ни на минуту без друзей. А где друзья, там и поклонники. Так часто происходит. Жил-был просто друг, и вдруг стал любовником.

– Валентин, как ты думаешь, когда появилось знаменитое выражение «Новая мода – это всего лишь хорошо забытая старая»? – оторвал его от раздумий вопрос Дианы.

– Не знаю. Наверное, в двадцатом веке, может быть, в девятнадцатом. Не раньше. Разве мода существовала в средние века?

– В четырнадцатом [1] . Представляешь?! Уже в четырнадцатом веке люди вовсю увлекались модой. А ты говоришь, в девятнадцатом. И кстати, наши предшественники были гораздо более экстремальными модниками, чем мы. Например, они носили остроносые ботинки длиной до шестидесяти сантиметров, – весело объясняла Диана, придерживая руль правой рукой с широким браслетом на запястье.

– Не может быть, – откликнулся Валентин, наблюдая, как она управляет машиной, наклоняя голову в сторону поворота, как ребенок, который играет в «машинки» и урчит. И как ей только удается следить за потоком транспорта на дороге и ни на секунду не забывать о внешности, пользуясь даже минутной остановкой, чтобы поправить прическу или золотые серьги с каплевидными рубинами?

– Все-таки рубины чуть великоваты, не находишь? – перехватила она его взгляд, когда тормознула на перекрестке. – Что молчишь?

– Любуюсь своим неподражаемым водителем.

– А почему такие глазки? Лукавые-лукавые…

Загорелся зеленый свет, и «Мазда» тронулась. Серьги задрожали. Казалось, еще немного и рубиновые капли упадут на сиденье, оставив на нем нестираемый кроваво-золотистый след. Это украшение прислал в подарок на день рождения отец Дианы. Он занимал пост менеджера в крупной компании и неплохо зарабатывал. Еще одним его подарком была подержанная, но шустрая «Мазда», на которой они ехали.

Диана называла его «папочка», а когда хотела уязвить – «папулик». Это был властный, крупный человек, с седеющими волосами и правильными чертами лица. Валентин виделся с ним всего несколько раз.

– Может быть, ты недолюбливаешь Леонида за то, что он богат? – неожиданно спросила Диана, когда они подкатили к ресторану и стали выходить из машины.

– Мне наплевать на его деньги.

– Я пошутила, не сердись. Леонид очень галантный и благородный человек. И ты знаешь мое отношение к деньгам. – Она прижалась к нему. – Улыбнись, пожалуйста, Валентин. Сдвинутые брови тебя старят, а улыбка молодит лет на десять.

– Изи, будь так добр, попроси, пожалуйста, чтобы нам подали еще бутылочку кьянти, – обратился Леонид к своему другу и подчиненному, когда с приветствиями было покончено и все сели за стол. В светлом летнем костюме он напоминал итальянского дона из сериала про мафию. Зачесанные назад седеющие волосы, подтянутая плотная фигура, безупречный животик – в сорок пять лет лучше выглядеть невозможно. – Мы, пока вас ждали, так увлеклись обсуждением фильма Бертолуччи «Мечтатели» [2] , что одну бутылку белого соаве почти допили. Диана, ты выглядишь, как всегда, бесподобно.

– Я бы сказал, аппетитно… – вставил Изи и громко засмеялся, потирая узкую бородку.

– И что Бертолуччи? Чем вам не угодил этот итальянец? Или это просто в тему: ресторан итальянский – кино итальянское? – сразу поймала нить разговора Диана, с улыбкой глядя на них.

– Нет, просто тема очень подходит под ужин, – ответил Изи, разливая остатки желтоватого вина в бокалы гостей. – Как по-вашему, зачем режиссер ввел сцены, когда герой, извините за подробности, писает в умывальник, живя в доме друзей, которые его приютили? Нормальный, культурный англичанин по-скотски ссыт на зубные щетки гостеприимных хозяев. Почему?

– Потому что все мужчины – невоспитанные и неблагодарные создания.

– Я понимаю, что вы шутите, милая Диана, – голос Леонида звучал добродушно-благосклонно. – По мне, так Бертолуччи хотел показать, что человек, оказавшись в сложной психологической ситуации, ищет выход своему напряжению и невольно совершает безумные вещи. Эти кадры обостряют восприятие, подчеркивая состояние героя. Первый секс, первая свобода. Вот она – жизнь.

– А мне кажется, что автор доказывает, что в каждом из нас живет большой и добрый человек, и одновременно маленький и мерзкий. И если за нами никто не смотрит, мы обязательно творим гадости.

– Браво, Валентин. Ты, как историк, всегда находишь особую глубину. Жаль, что я не биолог, а не то бы предложил версию о том, что наш молодой англичанин в фильме ведет себя как кобель и метит территорию, – сострил Изи, и после того, как все за столом громко рассмеялись, добавил: – Нет, гениальный режиссер не мог опуститься до банальностей морали и философии.

– О чем вы, господа? – возмутилась Диана. – Это же протест. Протест против обычных устоев. Внутренний бунт молодого организма.

– Точно. Бунт в туалете, – засмеялся Изи и увернулся от полетевшей в него скомканной салфетки.

Официант принес заказанные блюда и бутылку кьянти.

– Предлагаю сменить тему, – воскликнула Диана.

– Нет, позвольте, Бертолуччи – гений, давайте доберемся до истины, – запротестовал Изи, поправляя свои взъерошенные волосы и потирая лысину. – Вспомните другие эпизоды…

Все начали оживленно обсуждать фильм, кроме Валентина, который плохо помнил содержание, поэтому, съев спагетти, отошел к стойке бара, чтобы выкурить сигарету.

Изи – любовник Дианы? Этого не может быть! Это – исключено. Длинный, худой, с козлиной бородкой и круглой лысиной. Ему только пенсне не хватает, для полного аристократического набора. Валентин криво усмехнулся и зло повторил про себя слово «любовник». Он стоял у барной стойки и докуривал сигарету, наблюдая, как Изи что-то шепчет на ухо улыбающейся Диане. Изи даже старше Леонида. В нем, конечно, много энергии, задора, пошлых шуточек, но чтобы она легла с ним в постель, представить трудно. Хотя говорят, что у длинных и тощих особо крупное мужское достоинство?

Валентин вернулся к столу и, садясь на свое место, попробовал пошутить:

– Вы что, уже закончили про писсуары?

– Мы уже давно про другое, – Диана погладила его по руке.

– Изи, друг мой, ты что, отвергаешь любовь – самое прекрасное и поэтичное чувство на свете? – Леонид закурил сигару.

– Ни в коем случае. Зачем отвергать богом данное заблуждение? Нравится – любите. Я за разносторонние отношения между полами. Можно, пардон, перепихнуться, а можно сыграть в романтику, в любовь, хотя любовь – это не что иное, как разновидность эгоизма. Удовлетворение амбициозного «хочу». Хочу именно эту женщину, даже если она меня не хочет. Любой ценой, за любые деньги.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – выпуская дым, сказал Леонид.

– Что вы, босс. Нисколько. Именно от этого эгоизма, в случае неразделенной любви, люди сходят с ума. А зачем? Вокруг тысячи других женщин. А сколько жаждущих ласки одиноких сердец! Сеньорита, это к вам не относится, – Изи сделал вид, что хочет поцеловать Диану.

– Не подлизывайся, пожалуйста. Не люблю лысеющих плейбоев, – кокетливо отвернулась та, – которые все сводят только к плотскому удовольствию.

– А что плохого в лысеющих плейбоях? Да, только в мужчинах «десертного» возраста гармонично сочетается разум и страсть. У них уже есть деньги и, простите за грубость, еще стоит член.

– От десерта толстеют.

Шутка Дианы вызвала общий смех, после чего Изи утвердительно произнес.

– Сон, секс и свобода – вот три вещи, которыми можно действительно дорожить. Сон дает нам радость жизни, секс ее смысл, а свобода право выбора. Вот ради чего стоит жить…

– А как же искусство, поэзия? – вызывающе прозвучал голос единственной женщины за столом.

– Ерунда. Полная ерунда. Ну кто, скажите, кто в наше прагматичное и циничное время, в эпоху, когда мир стал похож на одноразовый пластиковый стаканчик, наполненный фастфудом и Интернетом, – кто верит в поэзию и искусство? Только глупцы.

– Диана, не слушайте, этого полупьяного скандалиста, который так дорог моему сердцу, – Леонид поцеловал ее руку. – Только любовь и поэзия делают мир совершенным. Кто этого не понимает, виноват сам. Помните Шекспира: «Быть такими или другими – зависит от нас. Каждый из нас сад, а садовник в нем – воля…» [3] .

– А деньги? – недовольно буркнул Валентин. – Как же без них?

– Мне кажется, что большинство людей преувеличивают значение денег в этой жизни, – Диана бросила на него укоризненный взгляд.

– Потому что у них их нет. А когда их нет, всегда преувеличиваешь их значение.

– Валентин, – неожиданно повернулся к нему Изи, – деньги – это скучно, расскажи лучше, над чем сейчас работаешь. Что пишешь?

Валентин смутился, но вкратце рассказал замысел про ножи и исторических персонажей, приведя в пример «Ромео и Джульетту».

– Очень интересно будет узнать, какой кинжал был в руках Джульетты перед смертью. А ты, лысеющий плейбой, говоришь, что все духовное мертво. Вот, смотри, – искусство вечно. Давайте выпьем за это, – поднял бокал Леонид.

– Давайте, – поддержал его Изи и сузил глаза. – А каким кинжалом Отелло заколол Дездемону, ты тоже напишешь?

– Он ее задушил, – утвердительно сказала Диана.

– Разве? Вы уверены в этом, милая сеньорита?

– Сейчас посмотрим, как вы знаете классиков, – торжествовал Леонид. – Итак, заколол или задушил?

– У него не было кинжала, он же был красавец мавр, – не сдавалась Диана.

– Не красавец, а ревнивец, – парировал Изи.

Над столом завязался спор, обагренный остатками красного кьянти.

Но поединок продолжался недолго. Вмешался Леонид, объяснив, что в пьесе Отелло сначала душит жену, а потом, видя, что она не умерла, закалывает ее. Его осведомленность никого не удивила, так как Леонид когда-то играл в студенческом театре одного из персонажей «Отелло» и с тех пор был неравнодушен к Шекспиру.

– Быть или не быть, любить или не любить, убить или не убить? Вот и великий Уильям говорил, что от любви одни неприятности, – с сарказмом заметил лысеющий плейбой и, подняв к глазам опустевшую бутылку, театрально вздохнул: – Пить или не пить?

Принесли кофе и чай. Страсти улеглись.

– Диана, может, погадаешь на кофе, буду я сегодня ночью спать один или нет? – размешивая ложечкой черный эспрессо, попросил Изи.

– А как хочется?

– Хочется не одному, а вдвоем, или, еще лучше, втроем.

– Тогда гадание не поможет. Здесь без привораживающего зелья не обойтись.

– А ты и это можешь?

– Моя тетка была андалузская колдунья. Попроси у официанта ручку, я тебе напишу рецепт приготовления зелья. Как приворожить сразу двоих.

Пока Диана писала что-то на салфетке, Валентин вспомнил, что во время их первой встречи на дне рождения сестры его приятеля Хосе она тоже готовила привораживающее зелье. Напиток был похож на чай с травами, но когда день рождения закончился, Валентин неожиданно для себя набрался смелости и попросил Хосе пригласить девушку-колдунью на вечеринку в ночной клуб. После этого все и началось. «Я тебя приворожила тогда, – шептала ему на ухо Диана, когда они первый раз лежали вместе в постели. – Хотя просто добавила в чай с мелиссой одну ложку абсента и две ложки коньяка».

– Рецепт готов, – объявила Диана. – Слушайте, читаю: «Чтобы затащить в постель двух молоденьких девиц, необходимо поить их шампанским “Вдова Клико” и пудрить им мозги до тех пор, пока они не упадут. Потом осторожно дотащить за длинные ноги до постели, раздеть и уложить спать».

– Ты просто чудо, милая Диана, – не вынимая сигары изо рта, похлопал в ладоши Леонид. Беззвучно и с достоинством. – Вот что значит профессионал в рекламе! Предлагаю по капле коньяка на десерт, за мой счет.

– Можно, мне лучше кальвадос?

– Для вас, сеньорита, все что захотите.

– Спасибо. Ты доведешь машину сам? – спросила Диана Валентина и, увидев его утвердительный кивок, снова повернулась к Леониду. – Я профессионал не в рекламе, а в промоушне, а ты, Леонид, всегда путаешь эти понятия. Промоушн – это прежде всего новые способы продвижения товара. Придумывание идей, образов. Это творчество, а не расклейка объявлений на заборах.

Ее глаза засверкали.

– Это тоже от тетки-колдуньи? – спросил Изи.

– Нет, это от мамы. Когда я была маленькой и непослушной девочкой, а маме надо было приучить меня переходить дорогу по пешеходному переходу, она каждый раз, когда мы подходили к проезжей части, говорила. «Дана (так она меня называла), давай найдем “зЁбру” и пойдем по ее белым полоскам». Именно «зЁбру», а не «зебру». Вы не поверите, я прекрасно понимала, что меня обманывают, но слово «зЁбра» действовало магически.

– Браво! Браво! Передайте вашей маман от меня, милая Дана, десять поцелуев. Нет, лучше двадцать, – воскликнул Изи. – Зёбра – это просто «пять»!

– Так вот, сейчас наша компания разрабатывает новый стиль для одного известного дома моды, – не обращая внимания на восклицания Изи, продолжала Диана.

Валентин понял, что его «колдунья» завелась.

– Очень любопытно. Можно в деталях и подробностях?

Лицо Леонида выражало неподдельный интерес.

– Леонид, ты же знаешь, что выдавать коммерческую тайну нельзя, даже самым близким людям. – Она поцеловала щеку Валентина. – Тем более что ты, как один из совладельцев компании, можешь все подробности узнать у высшего руководства.

Официант поставил на стол два бокала коньяка и один кальвадоса.

– Вот послушайте, что такое промоушн, – продолжала она с жаром, взяв в руки бокал. Валентин уловил аромат прелых яблок, ванили и меда. – Помните голые животы в женской моде? «Секси-животик». Это и есть суперпромоушн. Новый стиль. Большинству женщин он просто снес крышу. Даже толстопузые напяливали майки-топики. А по правде говоря, идея голого живота стара как мир. Восток. Индия. Но вся гениальность была в спущенных до бесстыдства джинсах. Подростковое секси. Вот мы и должны предложить что-то подобное, какой-то новый стиль.

– Ну и как?

– Думаем. Ищем. – Диана приложила бокал с кальвадосом к губам. – Но, как всегда, не хватает времени, чтобы довести дело до идеала. Выставка уже в конце сентября.

Чем руководствуется женщина, когда выбирает любовника? Чувством, разумом, инстинктом? Почему им иногда так хочется отдаться первому встречному? Валентин стоял у дверей ресторана и размышлял, специально уйдя пораньше, чтобы не видеть теплые расставания добрых друзей.

Ночь еще не завладела городом, но на бледно-голубом небе уже сияла первая звезда.

Может быть, и им часто не хватает такой вот блестящей звездочки? Тайного, яркого поклонника. Например, как Изи, про которого однажды Диана тонко подметила: «Изи – идеальный любовник для обремененной обстоятельствами женщины. Ни к чему не обязывающий, как легкий ужин с сухим вином. После него не остается похмелья и тяжести в организме».

– Слушай, а ты бы хотел поучаствовать в групповом сексе? – выпалила Диана, когда они отъехали от ресторана и «Мазда» влилась в поток машин на проспекте. Она повернула к нему голову и смотрела испытывающим взглядом, лукаво прищурив глаза и моргая длинными ресницами. Он молчал, не зная, что сказать, только крепче сжал руль и постарался сделать равнодушное лицо.

– А я бы, наверное, хотела, но только без тебя… – расхохоталась она. – Ты такой ревнивый и такой глупый.

Ее пальцы пробрались под его рубашку и нащупали сосок на груди.

– Глупый, но вкусный, вкусный…

Ноготки поглаживали грудь, надавливая сильнее и сильнее, превращаясь в требовательные коготки. Вдруг все резко прекратилось.

– Душно. Кондиционер совсем сломался. Давай откроем окна?

Ночной воздух ворвался в салон. Диана распустила укладку и, подставив ветру волосы и шею, мечтательно произнесла:

– Ой, как хорошо. Сейчас бы к морю.

– А почему ты спросила про групповой секс?

– Про что?

– Про групповой секс, – сделал он акцент на звуках «кс».

– Просто так. Любопытно. Представляешь, сразу несколько сплетенных в порыве страсти обнаженных тел.

– Можно купить порно и посмотреть.

– Это не то. Плоское бесчувственное кино. В натуре это совсем по-другому.

– Откуда ты знаешь? – насупился Валентин.

– Это некорректный вопрос, – она попыталась его поцеловать.

– Почему некорректный?

– Потому что я взрослая девочка. И ты что, наивно думаешь, что у меня до тебя не было мужчин? Были. И некоторые из них очень даже хороши в постели.

Валентин почувствовал, что у него задрожали руки. Слова «хороши в постели» как будто нацарапали на спине тупым предметом.

– Не хмурься, это же шутка. Ты лучший, и дело совсем не в сексе. Я же тебя люблю. – Она игриво погладила его по ноге. – Смотри, смотри на дорогу. А то мы сейчас въедем кому-нибудь в зад.

Валентин сбавил скорость. Она просто пьяна и не думает, что болтает, – нашел он оправдание ее поступкам и, чтобы сменить тему разговора, спросил:

– А Изи так и продолжает работать на Леонида консультантом по связям с общественностью?

– Да, консультантом-адъютантом, – усмехнулась Диана. – Они старые приятели. Такие давние, что даже не помнят, как и где познакомились. Но, согласись, Изи, со своими милыми пошлыми шуточками, просто незаменим в компании, поэтому Леонид и таскает его везде за собой. Где тут моя любимая радиостанция? – Диана щелкнула по каналам магнитолы.

Жесткий танцевальный ритм наполнил пространство. Диана сразу начала покачивать плечами и подпевать.

– Может, поедем на дискотеку?

Вопрос остался без ответа. Пауза повисла в воздухе, как мыльный пузырь, и казалось, вот-вот, раскачиваясь под музыку, лопнет, обрызгав все вокруг липкой дрянью. Валентин вел «Мазду», напряженно глядя на дорогу.

– Я пошутила. Поехали домой. И так был чудесный ужин, правда, только ты почему-то в конце нахмурился и ушел. – Диана убавила звук.

– Я вышел покурить.

– Да, все понятно! Тебе не очень нравятся мои друзья. Это грустно, но это так.

– Все в порядке, – ответил Валентин, хотя сам подумал: как они ему могут нравиться, если она как-то обронила, что если у нее и будет любовник, то только из хорошо знакомых людей. Но вслух сказал:

– Они прекрасные люди. Тем более один из них почти твой босс.

– Леонид не босс. Он никогда не вмешивается в управление компанией. Он просто один из акционеров. Перестань, Валентин. Это начинает надоедать.

Дома они помирились и, устроившись на диване, решили посмотреть свежую мелодраму. Он перебирал ее волосы, наблюдая, как они струятся между пальцами, в то время как Диана, положив голову ему на колени, уснула. Покорная и домашняя. Желание, бурно кипевшее до этого у него внутри, вдруг пропало, испарилось, оставив слабый аромат грусти и усталости. Валентин бережно переложил ее голову на подушку и встал.

– Можно мне поспать прямо здесь? – Диана повернулась на бок.

Он принес плед и укрыл ее до пояса.

– Я тебя люблю, – прошептали ее губы, а руки забрались под подушку.

Почему она говорит, что любит, а сама часто уходит куда-то? Нет, не уходит. Это неправильное выражение. Скорее она не приходит так часто, как ему бы хотелось. Не испытывает постоянной потребности в нем. Валентин вздохнул и направился на кухню. Понятно, что он не красавец. Крупный и неуклюжий. Но она всегда говорит, что слащавые красавчики не в ее вкусе. Или женщины врут, что им наплевать на внешность мужчины? Точно врут. Это только пока им не надо с ним заниматься сексом в постели. Интересно, как на самом деле выглядел Отелло? Шекспир описывает его как «толстогубого» и темнокожего.

Валентин зажег на кухне подсветку, включил ноутбук и сделал запрос в поисковой системе. «Мавры, от греческого mauros – темный (но не черный!). Так в средние века называли мусульманское население Северной Африки и Пиренейского полуострова, где располагается современная Испания и Португалия», – пришел ответ. То есть, если бы он существовал на самом деле, то был бы смуглым красавцем-мачо. Немудрено, что Дездемона влюбилась в него без памяти.

Валентин еще немного поразмышлял над этим вопросом и решил пока закончить главу про чинкведеа.

Итак. Чинкведеа были разной длины. От небольших – длиной в пятнадцать-двадцать сантиметров, до длинных – в пятьдесят сантиметров. Это уже почти короткий меч. Их правильная треугольная форма, с сильным расширением к рукоятке, была необходима для того, чтобы ударом сверху пробить доспехи рыцаря. Такое лезвие не ломалось, а широкое основание позволяло приложить максимум усилий одной или даже двумя руками.

Перед глазами Валентина вдруг предстало средневековое сражение. Скачущий рыцарь. Черная грива коня вьется на ветру, серебристый шлем украшен орлиной головой. За спиной развевается короткий белый плащ с гербом. В руках рыцаря длинный меч.

Вдруг конь спотыкается, рыцарь тяжело падает в грязь. И пока он беспомощно барахтается под тяжестью доспехов, на него сверху наваливается пехотинец и, высоко подняв чинкведеа, с торжествующим криком вонзает его через латы. Потом, упершись одной ногой, вытаскивает окровавленный треугольный клинок. Валентину даже показалось, что он расслышал скрежет металла о металл. Такой же звук раздается, когда открывают консервную банку тупым кухонным ножом….

Разве кому-нибудь может не нравиться рынок утром? Немногочисленные покупатели, неторопливо разглядывающие товар. Нетронутый воздух, наполненный прохладой и щебетом птиц. Нарядные фрукты, разложенные ровными горками на прилавках, с блестящими на солнце боками, которые хочется погладить. Особенно яблоки. Натали остановилась у одного из прилавков и провела по ним рукой. Упругие и наливные. С гладкой кожицей. Бледно-желтые, в еле заметную крапинку. Темно-красные, с размазанным вельветом полос. Молочно-зеленые, с огненными прожилками. Спелые и сочные. Кислые и сладкие. Разноцветные. Разные.

Она так увлеклась, что не сразу заметила мужчину, стоявшего сбоку и разглядывающего ее – пристально и одновременно нежно. Как это могут делать только мужчины, гладившие немало женских плеч. Не молодой, но симпатичный. Свеже-уложенные волосы, ровно подрезанные виски, загорелая сильная шея. Плетеная корзинка в руках. Увидев, что разоблачен, незнакомец улыбнулся, кивнул в знак приветствия головой и, надев темные очки, стал выбирать фрукты. Натали почему-то стало не по себе. Показалось, что их совсем ничего не разделяет. Что он откуда-то все знает о ней. О ее мыслях. О ее теле. О ее желаниях.

Она быстро перешла к прилавкам на другой стороне и краем глаза увидела, что он тоже перешел, но чуть дальше. Ей захотелось что-то возмущенно сказать, но он так обезоруживающе улыбнулся, словно уловив ее замешательство, что она смутилась и стала рассматривать яблоки. Но невольно то и дело поворачивала голову в его сторону. Незнакомец выбирал фрукты и складывал их в корзинку, приподнимая и опуская плетеную крышечку. Потом, весело торгуясь, расплачивался и …приближался. Ее охватила легкая паника. Мысль билась и пульсировала. А что, если он сейчас подойдет и заговорит? И если вдруг он возьмет ее за руку? Или если он окажется за спиной и начнет расстегивать пуговицы на платье, она же совсем не сможет сопротивляться, а вокруг так много народа! Ей захотелось убежать, но тело отказывалось повиноваться. Ноги словно приросли к дорожке, а руки машинально хватали яблоки, подносили к невидящим глазам и клали на место. Незнакомец был уже совсем близко! В двух шагах от нее. Загорелой рукой он аккуратно брал фрукты и бросал вопросительный взгляд на Натали. Как бы спрашивая глазами ее одобрение: вот этот ворсистый персик или лучше вон ту истекающую соком грушу? А как вам нравится этот беспечно-оранжевый апельсин?

– Сколько тебе положить, красотка? – откуда-то издалека донесся голос продавца. – Ты уже перетрогала весь мой товар.

– Извините… Извините, пожалуйста. Мне килограмм вот этих, зеленых.

Она отсчитала деньги и, не дожидаясь сдачи, пошла к выходу. Испуганно и торопливо. Не оглядываясь. И только когда садилась в такси, позволила себе повернуться.

Никто не провожал ее взглядом.

Жидкое тесто лениво растекалось между зеленобокими кусочками яблок, совсем не торопясь заполнить укромные уголки. Ну, быстрее, что ли, – Натали приподняла ребристую форму для запекания и потрясла. Ей не терпелось скорее поставить свое творение в духовой шкаф. Сегодня она положила в тесто немного соды, хотя этого не было в рецепте. Возможно, теперь корочка получится хрустящей?

Выставила таймером время, потом прибавила на всякий случай еще пять минут. Может быть, не хватает именно этих нескольких минут? Как часто и нам в этой жизни. Все. Осталось только включить любимый диск «Blackmore’s night» и ждать.

Она вышла на балкон.

День выдался не очень жаркий. Внизу толкалась, сигналила и нервничала толпа автомобилей. Иногда от этого шума не спасали даже двойные пластиковые окна, без которых невозможно жить в центре города и которые совсем не пропускают свежий воздух. Именно поэтому, как только они переехали сюда, она сначала постоянно задыхалась, особенно летом. Но потом понемногу привыкла. Человек ко всему привыкает. Только иногда непонятно – зачем?

С верхнего этажа проспект казался дорожкой, выложенной неровными цветными квадратиками автомобильных крыш, по краям которой лежали зеленые полоски газона. У дочери в детстве тоже была игра, где надо было строить деревенский домик, сажать пластмассовые деревья и выкладывать изогнутые тропинки маленькими темно-зелеными плиточками. Как в сказке про Изумрудный город.

Натали перегнулась через перила, стараясь заглянуть как можно дальше за горизонт, через крыши домов и купола соборов. Где-то там, далеко, клиника, где лечится дочь. Где-то там, слева от ослепительного солнца. На востоке.

Стало душно, но уходить с балкона не хотелось. Мужа все равно нет. Он позвонил вчера и, как обычно, без объяснения сказал, что задержится на пару дней. Дела. Бизнес. У мужчин это так называется. Но она привыкла и ответила, что постарается не скучать. Хотя раньше говорила, что будет ждать.

Натали расстегнула верхние пуговицы халата, на японском шелке которого красовались огромные ершистые птицы, и предоставила солнцу возможность преспокойненько погладить живот. Почему люди не летают? Как эти птицы на рукавах халата, с переливающимися крыльями и вздернутыми хохолками. Она опять перегнулась через перила и расправила руки. Вдруг рукава станут крыльями и можно будет, взмахнув ими, подняться к облакам и свободно парить? Не боясь никого и ничего. Кроме разве что той сгорбленной, черно-фиолетовой тучи, наползающей с востока. Но человек не умеет летать. Совсем. И если отцепиться от перил, то неизбежно упадешь и разобьешься. И перед смертью будет очень больно. Очень! А боль – это страшно. Ноги крепко сжали оказавшийся между ними один из прутьев ограждения балкона. Прохладный и твердый. Только он удерживал тело от падения и смерти. А если все-таки разжать ноги? В кухне звякнул таймер духового шкафа.

Шарлотка готова.

Пока пирог остывал, Натали прошла в спальню и, поежившись от холодного дуновения кондиционера, сняла халат, чтобы переодеться. В зеркале смущенно показалось ее отражение, с бледно-вишневыми сосками грудей. Она помяла одну из них, как будто пытаясь придать ей прежнюю, девическую форму. А если родить второго ребенка, грудь, наверное, совсем обмякнет? Почему природа так несправедлива? Вот было бы здорово, если бы с каждым следующим ребенком женщина получала в подарок от бога упругость кожи и новую молодость? А так – родишь второго и совсем перестанешь смотреть на себя в зеркало.

Ну и ладно. Поедем в августе к морю, там она загорит и не будет выглядеть так жалко. Должен же муж хоть в этом сдержать обещание. Жаль только, придется отдыхать вдвоем. Без дочери будет скучно. Странный мужчина был сегодня на рынке, – ее мысли неожиданно вернулись к утреннему приключению. Понятно, что она ему понравилась, но зачем же так глазеть? Но надо же, какой денди! Ходит на рынок с корзинкой! Большая редкость в наше время. Зря она так быстро ушла.

Их было трое. Они медленно раздевали ее, и она почти не сопротивлялась. Почему она не кричит? Почему она не бьется в истерике? Грубые руки, спотыкаясь об одежду, оплетают и сжимают тело. До боли. До синих пятен. Проникают и заползают все ниже и глубже. Почему ей не хочется плакать? Наоборот, губы со следами размазанной вишневой помады застыли в гримасе улыбки. Как можно смеяться, когда с тебя ночью, в переулке, сдирают одежду? И почему он ничего не делает? Лежит рядом, скованный объятьем чужой женщины, в то время как трое уводят Диану. Она смеется. Целует его, проводит рукой по лицу и исчезает с ними за серым углом дома. А он так и не может пошевелиться и безропотно целует и целует чужие губы. Чьи губы? Не видно. Какие-то смутные очертания. Размытые и расплывчатые.

Валентин с трудом разжал веки и увидел за окном бледный рассвет понедельника. Да. Приснится же такое! Он хотел заснуть опять, но передумал, ужаснувшись, что увидит продолжение.

Бело-желтые густые капли выступали из продолговатого отверстия и, не в силах удержаться на его краях, падали вниз. Их было так жалко, что хотелось поймать на лету ртом и проглотить. Валентин наблюдал, как Диана так аппетитно откусывала круассан, что из него с обратной стороны вытекал сливочный крем.

– Все-таки ты лучший мужчина на свете, – с набитым ртом в третий или пятый раз хвалила его она, слизывая языком убегающий крем. – Или ненормальный. Кто еще попрется с утра в такую даль, чтобы принести к завтраку только что испеченных круассанов?

Точно, ненормальный, про себя отметил он. Поэтому ему так не хочется отпускать ее на работу каждый понедельник. Безотчетно страшно. Вдруг она не вернется? Исчезнет. Тогда некому будет готовить завтрак. Некому дарить цветы.

– Я тебя люблю. – Диана допила кофе и поспешила одеваться. – Как ты думаешь, сегодня опять будет под тридцать градусов жары? – донеслось до него из спальни.

– Нет. Передавали, не выше двадцати шести.

– Тогда скажи, пожалуйста, что мне надеть? – плаксиво спросила она.

Как будто мужчина может знать, с настроением какого цвета женщина проснулась сегодня утром… Валентин уже вымыл посуду и сидел в зале, незаметно подсматривая «утренний подиум» – как однажды назвал сборы на работу кто-то из его знакомых. Это так увлекательно – украдкой наблюдать за любимой женщиной. Как она ест, как смеется, как одевается. Ему нравилось почти все, что делала Диана. Разве что бегала она не совсем эротично, но женщины вообще бегают не очень изящно. Даже девочки в школе, как только у них появляется попа и грудь, начинают стесняться заниматься спортом при мальчиках.

– У юбок есть единственный недостаток: в них не очень удобно ездить на машине, – наконец появилась в зале Диана, сделав свой выбор.

– Мне нравится. Когда вернешься?

– Наверное, поздно, – ответила она и поцеловала его. – Обещай, что ты не будешь меня ждать.

– Обещаю.

– Пока. Я побежала.

Он вышел в коридор проводить ее.

Хлопнула дверь, оставив на прощание тихий скрип.

В мире ежеминутно открывается и закрывается больше миллиона дверей. Одновременно. Бесшумно и со скрипом, мелодично и с лязгом. Дверей по количеству гораздо больше, чем людей, и они издают при движении несколько миллионов разных звуков одномоментно! Если прислушаться, то нашу планету можно назвать Планетой хлопающих дверей.

Нервы – извилистые красноватые паутинки под кожей. Совсем невидимые, но такие неуправляемые и противные! – злился Валентин, слушая по телефону объяснение Дианы про большой теннис.

– Ты же знаешь, Валентин. Среда – это святой день. Сегодня мы с Майклом играем против Леонида с каким-то его партнером по бизнесу. Пара на пару. Что-нибудь случилось?

По средам Диана ходила в спорткомплекс. Теннис. Сауна. Бассейн. К этому он уже привык, но, вопреки здравому смыслу, внутри все равно закипало раздражение. А может быть, ему надоело, что она последнее время почти всегда возвращалась поздно?

– Да нет. Просто устал и неважно себя чувствую. Все в порядке.

– Пока. Целую. Не скучай.

Валентин положил трубку и лег на диван. Полежал. Потом встал, побродил по квартире и сел за письменный стол.

Он тоже играл раньше в теннис со своим другом, который работал в строительной фирме. Но потом получил растяжение связок на ноге, и теннис пришлось забыть. Теперь они встречались иногда выпить пива. И вообще, после встречи с Дианой все друзья и знакомые куда-то потерялись. Кто-то постоянно нянчился с детьми, кто-то далеко переехал, кто-то весь растворился в бизнесе. Да и ему самому приходилось много времени проводить в библиотеке и за книгами. Так скоро вообще станешь одиноким отшельником. Да и хрен с ним, – горько усмехнулся Валентин, включил ноутбук и принялся писать.

Мозги работали вяло, но постепенно, с каждой буквой, с каждой удачной фразой, пальцы стучали по клавишам все увереннее и быстрее, иногда не успевая за мыслью. Это можно было назвать рабочим забытьем или вдохновением. Неважно. Главное, что он давно не писал с таким упорством. Обо всем забыв и на все наплевав.

Только ближе к ночи, когда на небе появились первые звезды, он удовлетворено выключил компьютер и вышел на улицу покурить и разогнуть спину.

Часы показывали начало двенадцатого.

Обычно Диана возвращается из спорткомплекса около одиннадцати. Валентин прогуливался, чувствуя, что внутри опять начинают шевелиться, извиваться и скрючиваться досада и раздражение. Липкие и грязные.

Почему она играет в теннис постоянно именно с Майклом? Потому что он друг со студенческих времен? Или потому что он красив? Недаром все называют его не иначе как Красавчик Майкл. Все-таки бог несправедлив. Почему одним он дает все, и сразу, а другим мало, да еще и редко? Майкл – сын богатых родителей. С блестящим образованием. Заместитель генерального директора и совладелец крупной рекламной фирмы. Да к тому же еще и красавчик. У него и так от поклонниц отбоя нет из-за денег и карьеры, так нет, вот тебе еще и смазливые черты лица и стройная фигура. Бог несправедлив.

Стрелки на циферблате безмолвно извещали, что через пятнадцать минут наступит полночь.

Диана не звонила.

Она не сопротивлялась. Только отвернула лицо, поморщившись от тяжелого запаха табака и виски.

Она ничего не говорила. Только напряглась, когда он коленкой раздвинул ее ноги и без всяких ласк и прелюдий вошел в нее.

Она не двигалась. Только безропотно лежала, когда его движения превратились в частые быстрые толчки.

Потом он обмяк, прошептав сухими губами «Прости».

Она завернулась в простыню и ушла в ванную.

Послышался шум воды, потом хлопанье дверцы кухонного шкафа, потом глухое звяканье бутылки о бокал, потом скрип дивана в зале, а потом … тишина.

Ему было больно. Казалось, что ободрался о кору дерева. Сухую и безжизненную. Как в детстве, когда он однажды съехал с клена, обхватив шершавый ствол голыми руками и ногами. Содранная до крови кожа болела и жгла целую неделю.

Конечно, он неправ. Конечно, Диана пыталась объяснить ему, когда он вернулся из кафе, что ей нужно его тепло, а не безумный огонь ревности, что ей нужна его поддержка в работе, понимание, а он хотел только ее тела.

Мужчина должен быть сильным, а иногда даже грубым, как животное.

И конечно, в этом он прав.

Машина стояла на парковке на другой стороне улицы от входа в офис. За редкими кустиками. Удобное место: ты видишь все, а тебя практически никто, – отметил про себя Валентин и, покачав головой в такт саксофону, который чертил в динамиках невидимый рисунок на тонком полотне блюза, набрал номер мобильного Дианы. «Телефон абонента временно отключен». Да, вот так бывает. Ты приезжаешь встретить кого-то, а он и не знает, что его ждут.

После вчерашней ночи, когда он к обеду набрался смелости позвонить Диане и извиниться, то неожиданно услышал от нее: «Все в порядке. Не извиняйся. Сама виновата. Лучше отгони «Мазду» в ремонт, а вечером приезжай встретить меня».

Все было сделано, но он уже полчаса сидел перед ее офисом и не мог сообщить, что подъехал.

Валентин откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

Почему стыд так долго держится в организме? Как прилипшая смола, пока не оботрешь о того, кому сделал плохо.

Звонок мобильного заставил его облегченно вздохнуть. Ну наконец-то!

Но звонила не Диана. Звонил его редактор, узнать, как продвигается статья. Материал необходимо сдавать уже через неделю, а он еще ничего не видел. Валентин начал путано оправдываться и объяснять, что болел, и так далее. Заговорившись, он даже не сразу заметил, что Диана садится в чужую машину и уезжает. С кем? Разглядеть он не успел. Броситься вдогонку тоже было невозможно. Пока вырулишь с парковки, пока развернешься. Поэтому он, сдерживаясь, закончил разговор с редактором и сразу же набрал номер мобильного Дианы, хотя видел, что от нее пришло два сообщения.

– Ты с кем так долго болтаешь? – Как ласковая пощечина, прозвучал ее первый вопрос, когда соединение наступило. – С подружкой?

– Я тебя около офиса жду уже почти час, почему ты уехала? И с кем?

– Я прочитала сообщение. Вышла. Тебя нет. Телефон занят. Хорошо, Элизабет была рядом и согласилась меня подбросить. Мы едем к ней в ресторан ужинать, приезжай, пожалуйста, мы будем тебя ждать.

Валентин рассмеялся. Элизабет была подругой Дианы и хозяйкой небольшого ресторанчика. Незамужняя, обеспеченная, привлекательная.

– Ты чего смеешься?

– Все в порядке. Закажи мне, пожалуйста, салат и рыбу. Я заеду на заправку.

Пес, услышав, как хлопнула дверь, вскочил на ящик, потом привстал на задние лапы и, вытянув лохматую морду, заглянул в стекло закусочной.

– Ах ты, рыжий хитрюга, – Валентин уже минут десять наблюдал за ним, пытаясь понять, как тому удается различать посетителей закусочной.

Тайна была раскрыта. Зверь подглядывал в боковое окно.

Вот и сейчас, как только дверь закрылась, впустив внутрь женщину с полной девочкой, пес быстро шмыгнул за угол и повторил свой маневр. Встал на пустой ящик у окна и стал следить за тем, что делается внутри. Прошло несколько минут. Пес вернулся к двери и сел. Тут же из закусочной вышла женщина с девочкой, у которой в руках был хот-дог. Рыжий артист завилял хвостом, сделал стойку на задних лапах, стал облизываться и мотать мордой. Девочка заулыбалась и хотела его погладить, но женщина что-то сказала ей и потянула за руку. Пес проводил их долгим взглядом, отошел от двери и лег, положив голову на передние лапы.

– Облом. Фокус не удался, – сопереживал ему Валентин, потом посмотрел на часы и, решив, что подругам в ресторанчике найдется о чем поговорить, вышел из машины и зашел в закусочную. Попросил поджарить хот-дог. Лохматая морда тут же появилась в боковом окне, но, увидев, что разоблачена, быстро пропала.

– Артист, – рассмеялся Валентин, расплатился за поджаренную сосиску в тесте и вышел. Пес сидел на своем боевом посту. Опустив голову, виновато перебирал лапами, посматривая на старого знакомого.

Валентин, помня про недовольство работников прошлый раз, поманил пса и отошел к рощице. Тот, помахивая хвостом, но держась в отдалении, двинулся за ним.

– Что, голод сильнее страха? – вслух рассуждал Валентин, наблюдая, как собака быстро съела хот-дог и облизала кетчуп с лохматой морды. – Почему же ты мне лапой не махал? Знал, что я и так тебя накормлю? Нет, в следующий раз, пожалуйста, все как положено, с танцами и так далее.

– Эй, – неожиданно послышался грубый окрик сзади, – кто вам разрешил кормить собаку? – Это был лысый сменщик. – Пошла на хрен. Будешь здесь срать везде.

Пес мгновенно исчез в кустах.

– Он же голодный, – повернулся к лысому Валентин. Тот, видимо, узнав постоянного клиента, решил не ссориться и сменил тон.

– Все мы голодные, да только нам никто не разрешает по чужим огородам шастать. Хотя этот гад, умный. Видно, породистый.

Лысый продолжал что-то бубнить гнусавым голосом, собирая обрывки бумаги и другого мусора.

– Извините, я в следующий раз отойду подальше.

– Да, вон там, за столбами, можете делать все что угодно. Это не наша территория.

– А вы не знаете, кто его хозяин? У него добротный плетеный ошейник.

– Нет. Не знаю, – грубо ответил заправщик и, переваливаясь с ноги на ногу, пошел прочь.

Ну и походка. Как будто ему ботинки жмут. Лысый кретин! – обозвал его про себя Валентин, решив, что непременно заедет в ближайшее время еще раз покормить Лохматого – так он назвал пса.

Выехав с заправки, Валентин тормознул у цветочного магазина и купил Диане розу. Как обычно, алую, с огромными колючими шипами, о которые он так сильно укололся, что чуть не забыл про Элизабет. Пришлось вернуться и приобрести еще букетик полевых цветов во французском стиле. Пестрый и разноцветный. Букетик так понравился подругам в ресторане, что Валентин получил не один, а сразу два поцелуя, кучу комплиментов и обожающий взгляд своей амазонки.

– Диана, – Элизабет говорила напористо и возбужденно, – почему бы тебе не открыть собственную фирму? Тебя же хорошо знают в модельном бизнесе. Плюнь на них на всех. У тебя же талант.

Они уже покончили с основными блюдами и ждали десерт.

– Лиза, перестань. Я уже не раз объясняла, что не хочу. Не готова. Собственная фирма – это огромное множество проблем. Работники, налоги, аренда и т. д. Не хочу. Это будет мешать работе воображения, отнимать время на суету и бытовуху. Вот как только мои творческие способности иссякнут, тогда я обязательно открою фирму.

Валентин не вмешивался в разговор подруг. Эта тема вспыхивала почти при каждой их встрече, с тех пор как однажды отец Дианы обещал ей спонсорский начальный капитал для собственного бизнеса. Но она отказалась. Она всегда старалась держаться с отцом гордо и независимо, хотя подарки принимала с искренней благодарностью.

– Ну, ладно. Дело твое, – сдалась Элизабет. – А как твоя промоушн-идея?

– Это будет «нью ампир». Представляешь, напыщенный стиль времен империи Наполеона, но представленный в новом, современном ключе.

– Но в основе ампира лежал античный стиль одежды. Древнегреческие и древнеримские платья и аксессуары. Кто в наше время будет носить длинные платья? И тем более шляпки. Это же нефункционально.

– Ты абсолютно права, – Диана раскраснелась. – Но никто и не собирается ничего копировать. Мы должны дать направление. Понимаешь? Новый образ. Мы не шьем цветастые и мудреные вещички, мы рождаем в голове женщины фантазии.

– Расскажешь поподробнее? – в карих глазах Элизабет промелькнуло любопытство.

– Нет. Пока не могу. Чуть позже. Когда будет все готово окончательно. И не проси, не проси.

Элизабет сделала еще несколько попыток, но безуспешно. Даже попыталась прибегнуть к помощи Валентина, но тот только отшутился.

– Кстати, ты так и работаешь в непосредственном подчинении у Майкла? Говорят, он пошел на повышение?

– Кто сказал? Это все происки конкурентов, а точнее, конкуренток.

Подруги рассмеялись и начали обсуждать последние новости светской жизни, даже не пытаясь втянуть единственного мужчину в разговор, поскольку знали его немногословность. Только иногда Диана наклонялась к нему, целовала в щеку, спрашивая глазами: «Не скучно?». И получив ответ, продолжала беседу.

Женщины удивительно переменчивые существа. Из тигриц, львиц и волчиц, гордо шествующих рядом с мужчиной, они вдруг превращаются в каких-то говорливых птичек, беззаботно болтающих и чирикающих друг с другом о совсем ничего не значащих вещах, – рассуждал про себя Валентин, иногда поддакивая и кивая головой, в то время как подруги пили эльзасский рислинг и оживленно обсуждали всякие мелочи. Только однажды он вмешался в разговор, когда Элизабет и Диана стали спорить, какой аромат у вина: лимона или грейпфрута?

– А мне кажется, что рислинг пахнет зеленым свеженадкусанным яблоком, – высказал свое мнение Валентин.

Подали чай и десерт – кусок шарлотки, а также отдельно соусник с жидкими сливками. Специально для Дианы.

– Мне так нравится, как здесь делают десерты, – воскликнула она, втягивая носом аромат пирога. – Вы не представляете, какое это наслаждение – взять кусочек теплой шарлотки и, обмакнув в сливки, подождать, когда он чуть-чуть пропитается. А потом… съесть. Вкусно, вкусно, вкусно…

Последние слова получились не очень понятными, так как были произнесены с набитым ртом.

– Издеваешься? – улыбнулся Валентин.

– Ага, – ответила она, продолжая демонстративно предаваться чревоугодию.

– Хочешь, для тебя приготовят какой-нибудь специальный десерт, без сахара? – Элизабет положила ладонь на руку Валентина. Как-то по-особенному мягко и по-доброму.

– Нет. Спасибо, – ответил тот, чувствуя шершавое тепло ее пальцев. – В другой раз.

– Тогда я покину вас на минутку. Мне, как хозяйке, необходимо решить одну проблему.

Элизабет достала сигарету с розово-золотистым ободком, закурила и отошла.

Чтобы не поддаться искушению и не наброситься на шарлотку, Валентин разглядывал дольки лимона, разложенные хороводом на зеленоватом блюдце, и неожиданно вспомнил, что та женщина-гречанка в кафе тоже ела шарлотку. С листиком мяты. Валентин невольно представил щекочущий аромат мяты. В детстве он обожал мятную карамель. Особенно в самолетах. Можно было взять несколько штук с подноса бортпроводницы, и родители даже не возражали. Ешь сколько хочешь! Валентин понял, что если сейчас он не съест сладкого, то будет самым несчастным человеком на свете. Он решительно взял ложку и, не обращая внимания на протест Дианы, переложил на свое блюдце половину ее пирога.

– А зря повара не украшают тарелку листиком мяты – было бы красиво, – с придыханием облизнулся он, и кусок шарлотки нырнул в белую краску сливок. – Надо будет обязательно сказать об этом Элизабет.

Когда ужин закончился и они уже прощались на улице, перед рестораном остановился белый «Лексус». Валентин почему-то вздрогнул и замешкался.

– Ты что, Валентин? – тут же спросила Диана. – С тобой все в порядке?

– Все отлично.

– Опять глаза? Может быть, оставим машину и возьмем такси?

– Все в порядке. Только выкурю сигарету и поедем.

Вечером у него опять начали болеть и слезиться глаза. Он лежал на диване с прохладными компрессами, чувствуя себя слепым и беспомощным котенком.

– Как продвигается книга? – Валентин почувствовал тепло женской руки у себя на груди.

– Понемногу. Что-то муза не часто посещает. Похоже, она такая же своенравная, как ты. – Валентин провел пальцами вверх по ноге Дианы. – О, на тебе только халат и больше ничего!

– Разве больные и слепые тоже об этом думают?

– Об этом думают все мужчины – больные, слепые, кривые и даже безногие и безрукие.

– Что, правда? Мне раздеться?

– Не искушай меня, лучше замени компрессы, – со стоном усмехнулся Валентин.

Когда Диана поменяла компрессы, он попросил ее почитать вслух «Ромео и Джульетта».

Она читала, а у него в голове вертелся вопрос: почему Ромео принял яд? Только из-за потери любимой девушки? Вряд ли… На него все навалилось: вина за смерть друга, стыд за убийство брата Джульетты, страх перед наказанием. Он явно был в отчаянии и много пил в изгнании от одиночества и тоски. И в конце концов, когда потерял единственное, что у него осталось, – женщину, то совсем помешался. От всего этого любой сойдет с ума, тем более юноша с неокрепшей психикой.

– Валентин, а ты меня любишь? – вдруг прекратила читать Диана.

Вместо ответа он привстал на диване, обнял ее и поцеловал в плечо.

– Конечно, моя амазонка.

– Поклянись, – неожиданно серьезно промолвила она.

– Клянусь. Встать на одно колено?

Ромео

Мой друг, клянусь сияющей луной,

Посеребрившей кончики деревьев…

Джульетта

О, не клянись луною, в месяц раз

Меняющейся, – это путь к изменам.

Ромео

Так чем мне клясться?

Джульетта

Не клянись ничем

Или клянись собой, как высшим благом,

Которого достаточно для клятв.

– Понял, как надо клясться?

– Я не Шекспир.

– Все равно – писатель. Ты же не только про ножи пишешь?

– Я не могу клясться луной, у меня и так что-то не в порядке в мозгах, когда она перед газами.

Он опять хотел привстать, но Диана удержала его.

– Лежи и обещай мне, что завтра же отправишься на прием к врачу. Что-то твое состояние мне не нравится.

– Хорошо. Обещаю, – согласился Валентин. – Кстати, как твоя мама?

– Вчера звонила. Говорит, что все в порядке. Ходит на обследование. Слушай дальше, – Диана продолжила чтение.

Когда она дошла до места, где Ромео принимает яд, Валентин спросил:

– Как ты думаешь, Ромео ревновал Джульетту?

– Думаю, что нет.

– Почему?

– Потому, что эта пьеса про любовь, а не про ревность. – Диана вздохнула. – Жаль…

– Что жаль?

Откуда и почему у нее вдруг проснулась страсть к выпечке, Натали не могла понять, как ни старалась. Взялась и все. Однажды утром ей безумно захотелось пирога с яблоками. Теплого, с кислинкой. Она даже сначала испугалась, решив, что беременна. Но вскоре выяснилось, что нет. (И если честно, было немного грустно от этого. Так взять – и внепланово обзавестись еще одним ребенком.)

Вообще-то она всю жизнь была равнодушна к сладкому. Ела, конечно, и конфеты, и шоколад, и мороженое, но без особого восторга, как другие дети. А тут вдруг появилось нестерпимое желание что-нибудь испечь. Своими руками. Чтобы потом, по-домашнему повязав фартук, поставить пирог на стол и, зажмурив глаза, втянуть носом запах жареного теста. С ванилью и корицей.

Натали повертела в руке яблоко. Красноватое, с желтыми пухлыми щечками. В прошлый раз яблоки были зелеными, и ей не очень понравился их излишне кислый вкус в готовой шарлотке, поэтому сегодня она купила другие. Сладкие.

Острый кончик зазубренного ножа аккуратно вырезал хвостик снизу и остатки макушки сверху. Хотя нет, призадумалась Натали. Яблоко же висит хвостиком к небу. Значит верх у него, где хвостик. А низ?.. А низа у него вообще нет. Какой у яблока низ? Она рассмеялась собственным глупым мыслям, разделила яблоко на две половинки, вычистила сердцевину с прозрачными перепонками и коричневыми семечками. Скользкими и шустрыми, так и норовившими сбежать на пол. Порезала половинки на части. Получилось много ровных долек, похожих на полумесяц с округлыми краями.

Выпечку очень любит дочь, размышляла Натали над своей неожиданной страстью, не прекращая чистить и резать яблоки. И поэтому это естественно, что она, как нормальная мать, скучающая по своему ребенку, подсознательно делает все, что ему нравится.

Натали переложила горку нарезанных сочных полумесяцев с деревянной доски в глубокую чашку.

Теперь сок лимона.

Лезвие ножа, тихо скрипнув о желтую пористую кожу, обнажила сочную пульпу. Пульпа – необычное название, отметила Натали и, решив, что обязательно найдет в Интернете объяснение этому слову, сделала в мякоти лимона надрезы. Потом сильно сжала половинки руками и невольно поморщилась, видя, как кислые капли брызнули в чашку. Осталось добавить ванили, немного корицы и на пару часов оставить фрукты и специи вместе, чтобы они пропитались, проникли друг друга. Сплелись ароматами и соками.

Натали сняла фартук, накрыла чашку тарелкой и пошла собираться. Через полчаса они должны встретиться с Ниной в кафе за послеобеденной «чашечкой кофе».

Зайдя в кафе и увидев, что подруги еще нет, Натали прошла в туалет, чтобы снять платок и вымыть руки после такси. Хотя парень за рулем был учтивый и вежливый, в салоне так давно не мыли, что она всю дорогу боялась испачкать специально надетое на встречу белое платье. Прямое и обтягивающее. В нем, правда, немного выделялись бедра, но в последнее время она стала относиться этому спокойно и считать достоинством. Не девочка уже, чтобы иметь ноги-палочки, тем более что с этим платьем хорошо смотрелись открытые туфли на высоком каблуке, с вызывающими блестящими бантами. Вульгарно, всегда говорила Нина о таких вещах. Натали усмехнулась. Ну и пусть.

Нина, как обычно, была в широкой длинной юбке, бесформенной футболке и, как всегда, озабоченно суетилась, куда-то торопясь. Подруги поцеловались и сели на улице за маленькими столиками.

– Как ты можешь носить такие высоченные босоножки? Это же неудобно. В них же быстро ходить нельзя. Упадешь. Летом лучше тапочки-лодочки.

– Я никуда не тороплюсь.

– Ах, да. Извини, я забыла, как хорошо быть замужем за богатым. Ездить на лимузинах и так далее. Это тебе не целый день в компьютер пялиться. Кстати, как дочь? Я после нашей прошлой встречи все никак не могла вспомнить, сколько же ей лет.

– В этом году исполнилось тринадцать.

– Точно. Тринадцать! Замечательный возраст. Я, правда, совсем не помню, какая была девчонкой-подростком. Кстати, что говорят врачи?

– Врачи? – Натали вспомнила последний разговор по телефону с доктором из клиники. – Говорят, что дочери уже лучше и скоро ее можно будет навещать чаще. А вот и твой салат с тунцом. Ты опять забыла сказать, чтобы не клали майонез.

– Но я ведь и не просила заправлять овощи майонезом. Почему каждый раз повторяется одно и то же! Где только этих официантов набирают? – Нина подозвала администратора и стала требовать заменить блюдо.

Себе Натали заказала только воду со льдом и кофе-эспрессо, горький вкус которого почему-то опять напомнил про клинику. Доктор обещал, что если ничего не случится, то через пару недель он разрешит свидание с дочерью. Быстрей бы пролетели эти дни.

В «майонезном» поединке победа досталась Нине. Принесли новый салат, и подруга с довольным видом, пережевывая сырые овощи, стала рассказывать про надоевшую работу в рекламном агентстве.

Нина была последней подругой Натали, сохранившейся с юности. Остальные как-то незаметно потерялись за мельканием лет. Когда-то Нина неплохо рисовала и мечтала стать художником-оформителем, но до сих пор только макетировала плакаты и этикетки на компьютере. Никак не могла выйти замуж и найти подходящую квартиру, чтобы уехать от родителей, которые, как она считала, были рабами рекламно-информационных технологий и даже назвали ее в честь парфюмерной марки Nina Ricci.

– Как твой муж? Надеюсь, бизнес процветает? – задала она традиционный вопрос, расковыривая вилкой кусок тунца.

– Не знаю. Он мне не докладывает. Но думаю, что дела идут хорошо.

Натали подозревала, что если однажды окажется, что «дела идут плохо», подруга обрадуется. Так думать, конечно, скверно, но Натали не могла отделаться от этого чувства, когда Нина при каждой встрече настойчиво расспрашивала про бизнес мужа, который занимался транспортными перевозками и складскими услугами.

– Мы редко видимся, ты же знаешь. Он занят с утра до вечера и часто пропадает по нескольку дней в командировках, – тихо добавила она, специально вкладывая в слова грустные нотки. Зачем говорить подруге, что глубоко в душе она теперь радовалась, оставаясь одна. Натянутые отношения с мужем изматывали, как ноющая зубная боль.

– Вот почему я не тороплюсь замуж. Мужчина должен любить не мою грудь и мои ноги. Он должен прежде всего любить мою душу и мою внутреннюю красоту. Не улыбайся, пожалуйста, Натали. Я знаю, что говорю банальные истины, но быть просто объектом сексуального домогательства не собираюсь. Нет, извольте. А уж если попадется такой красивый, как у тебя, то вообще…

– Слушай, Нина, перестань. Никто никому в этой жизни ничего не должен. Пока ты будешь ждать своего сказочного принца, а я своего мужа, жизнь пройдет. Давай лучше сходим в ночной клуб. Что толку тухнуть? Выпьем текилы. Зажжем. Повеселимся. Пофлиртуем с какими-нибудь молодыми парнями. У меня муж как раз опять в отъезде.

– Не знаю даже. У меня в ближайшее время так много работы. Просто уймища дел. Я подумаю и перезвоню.

Они еще поболтали за десертом, потом скомкано попрощались, и Нина, путаясь в широченной юбке, уселась в машину и укатила.

Проводив взглядом автомобиль подруги, Натали достала из сумочки книгу, пачку «Капитан Блэк» и закурила. Вставать не хотелось, да и торопиться особо было некуда. Яблоки замачиваются. Муж на работе. Сладкий дым ароматизированного табака расползался во все стороны. Дамочка за соседним столиком демонстративно громко кашлянула и замахала салфеткой. Натали рассмеялась про себя и, поймав взгляд недовольного официанта, хотела показать ему язык, но сдержалась. Ему и так досталось от Нины. Мало ли что кому не нравится, а так здорово покурить на свежем воздухе после чашечки эспрессо. Сейчас бы помурлыкать. Она редко позволяла себе сигарету. Муж не одобрял, что она курит, хотя сам не избежал этой вредной привычки. «Вредная привычка». Если глубоко копнуть, то в этой жизни все вредно. Особенно любить и вкусно есть. Натали открыла книгу и начала рассеянно читать, часто прерываясь, чтобы понаблюдать за суетой вокруг.

Рабочий день устало подходил к концу. На улице заметно прибавилось автомобилей и белых рубашек с галстуками. Она отложила книгу, даже не заложив страницу. Роман был откровенно скучным. Жизнеописание девушки с городских окраин и ее «героической борьбы» с сексом, алкоголем и скукой. С бессмысленным и однообразным существованием. «Что интересного в жизни обычных людей? Ничего», – в сотый раз заявлял автор прокуренными губами героини, которая при этом и не собиралась ничего менять. А что интересного в жизни богатых людей? – подумала Натали, но ответить не успела, так как ее внимание привлекла забавная мордочка серебристого пуделя, которого пузатый мужчина закрыл в машине, а сам зашел внутрь кафе, явно намереваясь плотно пообедать. Собака жалобно тявкнула несколько раз, затем обреченно замолчала и стала неотступно смотреть на дверь, за которой исчез человек.

Интересно, пуделю очень страшно там, в запертой машине? Наверное, очень. Вдруг что-нибудь случится с хозяином и он не вернется? Что тогда, собака – его верный друг умрет от голода и жажды, не сумев выбраться? Разве можно так поступать с близким существом – заставлять его ждать в закрытой стеклянной клетке?

Натали стало не по себе. Она заказала еще кофе и дала слово дождаться, пока хозяин пуделя не вернется.

Ей давно хотелось собаку, но муж был категорически против, даже толком не объясняя почему. Просто сказал «нет» – и все. Обидно. Было бы не так одиноко. Щенок был бы такой пушистый и теплый. С ним надо было бы гулять, варить ему еду и мыть лапы. Он бы облизывал шершавым языком руки.

Официант принес еще один эспрессо.

Обида похожа на черный кофе, вдруг поняла Натали. Такая же горькая и густая. С каждым глотком проникающая в кровь все больше и больше, иногда превращающая любовь в ненависть.

Она отложила книгу и, сняв очки, потерла переносицу. Эта новая модель от Гуччи немного натирала. Где же хозяин пуделя? Нельзя же так долго не вспоминать о тех, кого мы приручили.

Наконец мужчина вернулся и долго искал по карманам ключ, вытирая пот со лба и шеи, не обращая внимания на пуделя, который прыгал у стекла. В конце концов он нашел ключи и они уехали. Ну, вот, облегченно вздохнула Натали, теперь все в порядке, можно идти. Она, наверное, действительно глупая и легкомысленная. Муж часто одергивал и ругал ее за подобные поступки. И правильно. Нельзя же в ее возрасте сохранять по-детски восторженное восприятие жизни.

Она допила последний глоток эспрессо, надела очки и смешалась с прохожими, оставив на столе деньги и книгу.

Сегодня все должно получиться. Обязательно. Ведь она так долго возилась с яблоками и тестом, ободрила сама себя Натали, когда шарлотка спряталась в духовом шкафу.

Она еще раз проверила таймер, протерла стол и, убедившись, что вокруг порядок, прошла в зал, чтобы проверить в компьютере электронную почту. Еще вчера должен был прийти заказ на перевод технического текста, но почему-то не пришел. Голубоватый экран привычно замерцал. Пальцы ощутили клавиши, а рука серебристо-матовую «шкурку» мыши. Стрелочка. Клик. Еще стрелочка. Еще клик. Вот и заказ. Внушительный по объему текст. Почти два десятка страниц, много специальных терминов. Придется повозиться несколько дней и даже покопаться в библиотеке. Но и оплата неплохая.

Натали усмехнулась, представив реакцию мужа, если он узнает, что она втайне от него подрабатывает. Зачем? Ведь у нее на карточке всегда достаточно денег, чтобы купить новый наряд, расплатиться в ресторане или приобрести необходимое для дочери.

Где найти лекарство от ревности? От обиды? От отчаяния? Валентин брел по улице, сжимая в руке рецепт на таблетки. Надо будет спросить об этом в следующий раз у этого забавного доктора, усмехнулся он, припомнив посещение клиники.

– Аллергия на все сладкое? Даже на диабетические продукты? Интересный, необычный случай! – констатировал доктор с добродушной улыбкой, выслушав объяснения Валентина. – Но ничего страшного. В наше время каких только разновидностей аллергических реакций не встретишь. Даже бывает аллергия на секс. Люди любят друг друга, но не спят вместе. У женщины отрицательная реакция на половой акт. Ха-ха-ха!

Пожилой мужчина почему-то напоминал Валентину шекспировского аптекаря, который дал Ромео яд.

– Не волнуйтесь. Сдадите анализы, обследуетесь. Все будет в порядке. Я выписал таблетки. Они дорого стоят, но практически не дают побочных явлений. Хотя лучше воздержаться от дальних поездок за рулем. Черт его знает. В наше время…

Доктор начал объяснять причины возникновения аллергии, а Валентин пытался понять, зачем на письменном столе лежит скальпель. Это же не хирург?

– И главное, не обращайте внимания на болезнь, – закончил доктор свою речь, протягивая Валентину рецепт на лекарство. – В наше время человек начинает болеть, как только рождается. Забавно, правда? Одновременно с жизнью в нас сразу рождается смерть. Через две недели жду вас обязательно. До свидания…

Валентин еще раз усмехнулся, убрал рецепты в портфель и сел в машину. Лучи полуденного солнца так раскалили внутренности автомобиля, что, несмотря на включенный на полную мощность кондиционер, Валентин весь вспотел, пока добрался до кафе в переулке. После стерильного запаха клиники ему захотелось почувствовать запах чего-нибудь жареного, со специями, а потом зайти в знакомый букинистический магазинчик напротив, подышать ароматом кожи и типографской краски. В прошлый раз и здесь, и там он наткнулся на кое-что стоящее. Вдруг опять повезет?

Телефон зазвонил неожиданно. Мерзко и зло, разорвав тишину. Надо в следующий раз отключить его… Валентин вздрогнул и оторвался от экрана ноутбука. Только сосредоточишься и начнешь писать, обязательно кто-нибудь дернет.

– Здравствуйте, – раздался в трубке голос с акцентом. – Это Валентин?

– Да, я вас слушаю.

– Это знакомые твоего друга Хосе. Помнишь, ты с ним приезжал к нам в фирму на встречу?

– Помню. А что, собственно, случилось?

– Пока ничего. Мы ищем Хосе. Он уже неделю не выходит на связь. Ты не знаешь, что случилось?

– Нет.

– Жаль. Тогда ты должен помочь найти его. Иначе у всех будут проблемы.

– Извините, я не понял, о чем речь, – недоумевал Валентин.

– Твой друг Хосе поехал за нашим грузом и пропал. Понял?

– А при чем здесь я?

Хосе учился вместе с Валентином в школе, где и получил свое прозвище из-за кудрявых черных волос. Они были добрыми приятелями. Сейчас Хосе имел собственный большегрузный трейлер и нанимался в разные компании на дальние перевозки грузов.

Иногда он занимал у Валентина небольшие суммы денег, которые, хотя и опозданием, но всегда возвращал, и даже с процентами. После каждого удачного рейса приглашал Валентина в бар «обмыть» поездку. И вообще был веселым, компанейским, всегда готовым прийти на помощь, если не страдал с похмелья или не разводился с очередной женой. В глубине души Валентин завидовал его легкому отношению к жизни и испытывал к нему чувство благодарности за знакомство с Дианой, хотя иногда подозревал, что у них был маленький роман.

…Две недели назад Хосе попросил Валентина съездить с ним на встречу с новым клиентом.

– Понимаешь, дружище, я с ними еще не работал. Фирма крупная. Занимается международными перевозками. Они не верят бумажным рекомендациям, хотят получить подтверждение моей репутации от какого-нибудь порядочного человека. Кроме тебя, у меня других порядочных друзей нет. Одни мудаки, – он захохотал: – Дело плевое. Подтвердишь, что знаешь меня давно и что я никогда никого не подводил. Это ведь так?

– Так, – согласился Валентин. Веской причины, чтобы отказать старому приятелю, не было.

В тот же день они приехали на базу транспортной фирмы. Охраняемая территория, крытые ангары. Ровные шеренги грузовиков с черными кабинами, одетыми в серебристые латы бамперов и решеток, как рыцари перед битвой. И ослепительные на полуденном солнце белоснежные фургоны с надписями-гербами «Азия – Транс». Все такое чистое и блестящее, что режет глаза.

Хосе попросил его подождать под навесом у входа в двухэтажное здание, а сам зашел внутрь. Потом вернулся с двумя парнями.

– Вы хорошие друзья? – спросил один из них, смуглый и коренастый, после приветствия.

– Да, – кивнул Валентин, поежившись от неприятного акцента, и насторожился. Почему разговор происходит на улице?

– И ты действительно можешь подтвердить, что Хосе порядочный человек и всегда держит слово?

– Если так, значит, ему можно доверять, – повернулся смуглый к бритоголовому.

– Это точно, – утвердительно произнес тот и достал что-то из кармана. Раздался щелчок, и на солнце заблестело лезвие ножа. «Финка» с выкидным лезвием, тут же определил Валентин. Парень улыбнулся, уловив его взгляд, отрезал от яблока кусок и стал громко жевать, иногда вытирая тыльной стороной ладони капельки пота с головы.

– Люди должны друг другу доверять, иначе бизнес не сделаешь. – Смуглый взглянул на Хосе. – Мы доложим хозяину, что все в порядке. Завтра приходи подписывать бумаги.

Встреча закончилась. Все пожали друг другу руки и разошлись. Приятели сели в машину и выехали за территорию фирмы.

– Слушай, Хосе. Мне очень не понравился весь этот спектакль, – нервничал Валентин, глядя на высокий бетонный забор, мелькавший серыми кадрами над окном. На ладони неприятно ощущался липкий яблочный сок, оставшийся от рукопожатия бритоголового. – Что все это значит? И зачем они записали все мои данные? Телефон, адрес, номер паспорта…

– Да не бери в голову, дружище, – спокойно бросил в ответ Хосе. – Так часто бывает первый раз. Рекомендации, поручительства. Проверка по компьютеру. Потом два-три успешных рейса – и они поймут, что я нормальный мужик.

– Хотелось бы надеяться, – прервал объяснения приятеля Валентин. – Останови у магазина. Куплю воды – сполоснуть руки.

Через несколько минут они остановились, уступив дорогу белому «Лексусу», который выскочил из-за поворота прямо на них.

– Не переживай. Ты же меня знаешь. Своих не подставляю.

И Хосе бодро похлопал Валентина по плечу….

Валентин с сожалением взглянул на мерцающий экран компьютера. Мысли спутались, и захотелось курить. Поработать теперь уже вряд ли удастся. Он набрал номер мобильного Хосе. «Телефон абонента временно отключен». Где его искать? Он набрал номер опять. Ответ тот же. Валентин хотел швырнуть трубку телефона, но сдержался. Лег на диван, включил музыку и уставился в потолок. Надо успокоиться и улыбнуться. Он так и лежал, пока за окном не стемнело. Все попытки связаться с приятелем были безуспешны.

Ее опять нет!

Валентин воткнул ключ в замок зажигания и резко повернул. Двигатель вздрогнул и завелся. Свет фар выхватил одинокую фигуру женщины на тротуаре, испуганно прикрывшую рукой лицо.

Нога Валентина нащупала педаль сцепления, а рука шершавую закругленность ручки переключения скоростей. Разве я не могу ее встретить с работы? Тем более что она, как всегда, отключила телефон. Имею полное право.

Машина дернулась и судорожно рванула вдоль бордюра.

Диана часто отключала телефон, с тех пор как однажды он сделал почти десять звонков за вечер, ожидая ее возвращения с очередного коктейля, на котором обсуждалась очередная промоушн-идея. Попросила не обижаться и писать эсэмэски. Когда он попытался с обидой в голосе заявить, что раз она отключает телефон, то, значит, что-то скрывает, она, прищурив глаза, едко бросила в ответ: «Нет. Мне просто стыдно, что ты названиваешь, как ревнивый муж. Если не доверяешь, нечего жить вместе».

«Если не доверяешь…» Он резко припарковался у обочины, прикурил сигарету и глубоко затянулся. Доверять можно до тех пор, пока нет доказательств измены. А если вдруг доказательства будут, что тогда? Вместе с этой мыслью возник безотчетный страх. Тот же самый, что по понедельникам. Страх, что Диана исчезнет из его жизни. Навсегда.

«Если не доверяешь…» Валентин еще раз прочитал ее последнее сообщение. «У нас встреча с клиентом. Буду поздно, не жди. Целую. Майкл меня подвезет. Спи спокойно».

Ему хотелось знать о каждом ее шаге, о каждом ее движении. Где она? С кем она? И одновременно не знать ничего. Ничего. Быть слепым и глухим. Валентин бросил сигарету и сплюнул, потом развернулся и через некоторое время сидел дома перед телевизором, отпивая маленькими глотками из большого бокала кальвадос. Крепкий и ароматный.

Мужчина должен быть сильным и не показывать своих эмоций. Тот, кто ревнует, просто неуверенный в себе слабак, убеждал он сам себя. Если Диане скучно со мной, значит, чувства начали иссякать. Это естественно. Ничто не вечно. Ручьи высыхают, реки мелеют, моря превращаются в пустыню. Что пред ними хилый родник человеческий страсти? Ничто. Рано или поздно любовь превращается или в ревность, или в презрение, или в жалость.

Ему вдруг захотелось откусить кусок монтильской ветчины с хлебом. Свежим и мягким. Он пошел на кухню, достал ветчину и, вдохнув ее пряный аромат, неожиданно отчетливо представил, как Диана разламывает руками хрустящую корочку батона и, облизываясь, кладет на нее ароматную ветчину, приговаривая: «Я чувствую себя голодной и дикой…» Нестерпимое желание немедленно увидеть ее захлестнуло его. Он схватил телефон и набрал сообщение: «Ты мне нужна…».

Ответ пришел через минуту, опоздав на целую вечность.

«Потерпи немного, мы скоро заканчиваем. Целую».

«Сколько?»

«Не знаю. Час-полтора».

Почему он должен терпеть? Почему должен ждать? Это что, участь всех мужчин, влюбленных в красивых женщин? Валентин убрал ветчину, вызвал такси и отключил мобильный.

…Ее тело изгибалось. Ритмично и плавно. Как песня. Что-то латиноамериканское или испанское. Не быстрое, но очень динамичное. С томными барабанами и приглушенными басами. Гитары стонали и шептали, смеялись и плакали одновременно. И она двигалась в такт этой мелодии, то выгибаясь волной вперед, то прогибаясь назад, следуя порывам музыки и чувств. Потом вдруг замерла, как будто для того, чтобы выплеснуть накопившееся возбуждение, и начала описывать бедрами небольшие глубокие круги, скользя ладонями от груди к талии.

Валентин был заворожен. Заколдован. Она продолжала двигаться. Вправо, влево. Вперед, назад. Глаза закрыты. Черные волосы распущенны. У него перехватило дыхание. Такого он еще не испытывал никогда. Конечно, он и раньше видел, как танцуют молодые женщины. Это было красиво. Экспрессивно. Изящно. Но никогда так не возбуждало. Никогда.

Рубашка, расстегнутая и завязанная на животе. Ямочка пупка с двумя серебристыми шариками пирсинга. Белые шелковые чулки в разрезе малиновой юбки. Кто она? – подумал он тогда. Какая кровь в ней намешана? Испанская? Грузинская? Арабская? Или она просто цыганка, без роду и племени, танцующая румбу…

Прищурившись, чтобы лучше видеть, Валентин обвел взглядом колыхающуюся в ритме рэп толпу. Именно здесь, в этом ночном клубе, он по-настоящему познакомился с Дианой. Точнее, влюбился в нее. В ее движения, в ее распущенные волосы, в ее ямочку на животе. Именно тогда, во вторую встречу, он почувствовал непреодолимое желание обладать ею. Именно глядя на ее тело, изгибающееся в такт мелодии латино, он выскочил из клуба, поймал такси и через полчаса вернулся с алой розой. Для нее.

Он назвал ее тогда Кармен. И получил в ответ хлесткий вопрос: «И ты готов за меня кого-нибудь убить?» Потом они пили кальвадос. «Яблочный коньяк, но гораздо дешевле» – сострил кто-то из присутствующих. Все смеялись, веселились и заигрывали друг с другом. Диана гадала на кофейной гуще, выливая остатки темно-коричневой жижи на блюдце и давая объяснение причудливым фигурам. Таинственные предсказания судьбы – в основном про деньги и любовь.

Пока она разглядывала линии рисунка на его блюдце, Валентин не отводил взгляд от ее лица. У нее были раскосые, но чудесно вырезанные глаза; губы немного полные, но красиво очерченные, а за ними виднелись зубы, белее очищенных миндалин. А еще он обратил внимание на широкий плетеный браслет на правом запястье.

«Тебя ждет губительная страсть», – зловещим шепотом наконец произнесла «предсказательница», потом добавила: «Как в “Кармен”…» – и, смеясь, бросила ему обратно алую розу, о шипы которой он до крови уколол палец.

В тот вечер все много и долго танцевали. Все, кроме него. Ему казалось, что со своей крупной фигурой он похож на большого плюшевого медведя, перетаптывающегося под музыку с ноги на ногу. Смешно и глупо. Только один раз он решился на медленный танец с Дианой, во время которого пальцы его правой руки даже вспотели от напряжения.

Когда они прощались, он не мог отделаться от мысли, что ее губы должны быть такими же вкусными, как шоколад с миндалем. А она улыбнулась и прошептала ему на ухо: «Откуда ты узнал, что я обожаю, когда мне дарят только одну розу? И именно алую?»

Это было почти два года назад!

Валентин еще раз огляделся. Уже больше часа он сидел за столиком в углу и высматривал, не появится ли она здесь сегодня. Это ее любимый ночной клуб. Глупо, конечно, стыдно. Но он ничего не мог с собой поделать. Нервы, словно взбесившись, не подчинялись разуму. Единственным компромиссом, который он заключил сам с собой, было то, что если он увидит ее (пусть даже не одну), то ни за что не подойдет, а незаметно скроется. Не будет устраивать истерики, как глупый обманутый муж, а просто уйдет. Тем более что он ей еще и не муж.

К столику подошли две девицы – узнать, свободны ли места. В джинсах и коротких желтых футболках. Он соврал, что его друзья сейчас придут, и они растворились в грохоте и дыме. «Его друзья? Ее друзья… Друзья-предатели…»

Часы показывали половину первого ночи. Начался новый день. Еще один день. Еще одна ночь. От громкого звука музыки заболела голова. Если сейчас чего-нибудь не выпить, то сердце точно разобьется о грудную клетку. Докурив сигарету, Валентин поднялся и, протискиваясь сквозь танцующую толпу, стал пробираться к бару.

…Она взяла его руки в свои и ощутила, как неудержимо пульсирует кровь в набухших венах. Почему они такие напряженные? Почему они вздыбливаются под тонкой кожей, словно корни могучего дерева?

Они тянутся за соками земли! За природной влагой!

Ее губы коснулись этих кровеносных сосудов. В тесном помещении стало жарко. Если захочется пить, можно легко прокусить одну вену. Интересно, какая у него кровь на вкус? – вспыхнуло в мозгу, и она осторожно сжала кожу зубами. В ответ, он наклонился и поцеловал ее в шею. Не просто поцеловал, а еще и коснулся жалом языка. Там, где идет сонная артерия. Потом стал подниматься выше и выше, подбираясь к губам. Сейчас вопьется в них. Она отвернула голову, не давая ему сделать это. Он понял. Он понял! И замер, ожидая знаков. Тогда она повела его ладонь вниз. Какая непослушная, какая упрямая мужская ладонь. Зачем он хочет освободить ее из моих объятий? Она крепче сжала руку и положила туда, где она должна быть. Именно там и именно сейчас. И подтолкнула пальцы к действию.

И он опять все понял. И не торопился и не давил. А только иногда на мгновение поднимал пальцы к своим губам, чтобы облизать. И ничего не говорил. Ничего. Как будто чувствовал, что ей не хочется слышать ничего, кроме музыки.

И музыка действительно стала проникать в нее. Нет, не та, что гремела в зале. Грубая и ухающая так сильно, что сердце сбивалось с ритма. Другая. Внутри. Медленная, протяжная, с каким-то далеким голосом, похожим на молитву в пустыне.

Чувствуя, что пора, она расстегнула молнию на его брюках и неожиданно опять ощутила прожилки вен. Там, внизу. Они были похожи на ветки лианы, обвивающей ствол дерева. И в них тоже пульсировала кровь….

Натали прибавила напор воды из душа и непроизвольно сжала ноги. «…В его венах пульсировала кровь…». Раньше она не замечала этого. Совсем не обращала внимания, что у мужчин есть кровеносные прожилки. Везде.

Ну и забавная вчера была ночь!

Вода из душа, сворачиваясь в жгутики струй, хлестала по лицу и телу. Приятно вот так наказать себя прохладным омовением. Раскаяться и ни о чем не жалеть, чувствуя только легкое похмелье.

Ну и что, что вчера она выпила лишнего?! Но лучше выпить три порции текилы среди танцующей толпы в ночном клубе, чем напиться и взрезать себе вены от отчаяния и одиночества на кухне.

Натали вытерлась, сильно надавливая на махровую ткань полотенца. Потом внимательно осмотрела все закоулки тела, потрогала соски, разгладила кожу на шее. Вроде все в порядке.

А какая у нее была прическа! Такая «хиповская», что даже если бы кто-то из знакомых увидел ее, то ни за что бы не узнал. Пришлось почти час сидеть перед зеркалом, уродуя себя. Но зато как было замечательно потом.

Мечтательно вздохнув, она надела халат и прошла в зал. Через минуту ее пальцы коснулись клавиатуры.

– Давай, просыпайся скорее, – нетерпеливо приговаривала она, подгоняя курсор на экране компьютера. Сегодня надо постараться выбрать все специфические термины, чтобы найти их точный перевод в библиотеке.

Натали просидела за компьютером до вечера, делая пометки на листах и позволив себе только большую чашку кофе со сливками и кусок вчерашней шарлотки. Шарлотка получилась вкусная, и даже с корочкой, но все яблоки почему-то оказались внизу, из-за этого она была похожа на перевернутую ватрушку с яблочным повидлом. И к тому же кисловатая от излишнего лимонного сока.

Текст для перевода оказался очень сложным, поэтому, когда за окном стемнело, Натали вышла покурить на балкон и, почувствовав, что сильно утомилась, решила дать глазам отдых. Прилегла на диван в зале и не заметила, как задремала. Ее разбудил стук хлопнувшей входной двери.

– Это ты, Ахмед? – встрепенулась Натали и вскочила с дивана.

– Да, это я, дорогая. Ты где?

– Я здесь, в зале. В Интернете. Ищу что-нибудь про новые записи Блэкмора. – Натали поспешно убрала листы с пометками перевода в ящик стола и щелкнула мышью на «Поиск в сети».

– Почему ты меня не встречаешь?

– Иду, – она встала.

Слишком резко.

Раздался звон падающей посуды. Тарелка, на которой остались ложка и недоеденная шарлотка, грохнулась на пол. Глаза непроизвольно зажмурились. Сейчас разобьется? Но тарелка упала на ребро и, крутнувшись юлой, затихла. В воздухе повис только писклявый звон от удара ложки об паркет и глухой «шмяк» от пирога.

– Что случилось? – фигура Ахмеда появилась в зале. В светлых брюках с идеальной стрелкой и льняной рубашке, расстегнутой до пояса, он ястребом навис над Натали, собиравшей на полу упавшее. Ершистые птицы на японском шелке халата испуганно притихли.

– Все в порядке. Торопилась к тебе и уронила тарелку. Хочешь ужинать? Что-нибудь приготовить? Если не хочешь ждать, то есть шарлотка. Я вчера испекла. Правда, она немного подгорела. Что-то таймер не сработал, но я все горелое обрезала.

Натали распрямила спину и поправила на бок волосы.

– Нет. Шарлотку не буду. Не люблю яблоки, – ответил Ахмед.

– Я знаю, но мне хотелось попробовать. Нина дала оригинальный рецепт. Кстати, ты должен вызвать ремонтника. Таймер сломался. Я даже палец обожгла, вытаскивая пирог.

Так как в этой куче слов спряталась маленькая неправда про подругу, Натали для убедительности протянула мужу руку. Тот посмотрел на волдырь на пальце, хмыкнул и снял рубашку.

– Мне кажется, ничего страшного. Пожарь мясо, а я пока приму душ.

Золотая цепочка на мускулистой, загорелой груди Ахмеда, извиваясь, казалась блестящей змейкой. Натали отвела взгляд и пошла в столовую.

– Чем ты вчера вечером занималась? Я тебе звонил, но телефон не отвечал, – спросил Ахмед, появившись из душа, завернутый до пояса в полотенце.

– Не знаю. Просидела весь вечер дома. Читала и готовила на кухне. Наверное, не слышала звонка из-за громкой музыки, – ответила Натали, не отводя взгляда от сковороды, где, брызгая жиром, готовилась телятина.

Валентин сквозь сон почувствовал, как кто-то целует его в грудь и в живот. Чуть губами и чуть языком, как будто пробует кожу «на соль». Он постарался и дальше лежать без движений, но мышцы живота дрогнули.

– Ой, кто это тут такой упругий-упругий. Он что, встает раньше тебя? – Диана положила голову на его живот. – Вставай, соня, и иди скорей умывайся и принимай душ. Я приготовила тебе завтрак в постель, а ты все дрыхнешь. Что это с тобой?

Валентин что-то невразумительно пробурчал и, придерживая рукой оттопырившиеся трусы, поспешил в ванную.

На завтрак был омлет, который он ел, облокотившись на спинку кровати, а Диана мешала ему, целуя и поглаживая. В конце концов он оказался без трусов, с набитым ртом и тарелкой с остатками омлета в руках, в то время как ее руки, губы и зубки завладели им. Покусывая и облизывая. Когда он попытался возразить, что «сейчас только доест и…», она остановила его, сказав, что еще «никогда не завтракала свежим мужчиной» и что ей все равно сегодня уже нельзя, снова принялась ласкать его.

Омлет так и стался недоеденным…

– Ты сейчас уронишь все на постель, – Диана со смехом забрала из его рук тарелку и поставила на прикроватную тумбочку. «У меня, наверное, был такой глупый и беспомощный вид, – застыдился Валентин и, повернувшись на бок, обнял Диану.

– Только потихонечку, у меня грудь болит, – прошептала она. Он расслабил объятия.

– Ты чудо.

– Я знаю.

Он водил кончиками пальцев вдоль полоски трусиков, ощущая упругие мышцы талии. Ему нравилось путешествовать по ее телу. Изучать впадины и возвышенности, складочки и родимые пятна на этом живом произведении искусства, созданном природой за миллионы лет. С восхитительной кожей, упругой и бархатистой.

Валентин поцеловал ее плечо и глубоко вдохнул.

К ее запаху он привыкал долго. Словно к непривычному аромату духов. Яркому и сильному. Сначала дышал им как бы на расстоянии, глубоко не вбирая его. Ждал, когда запах смешается и переплетется с ее смехом, с ее капризами, с цветом ее глаз, с ее голосом, с ее руками в постели. Станет до боли родным и знакомым. И только когда это произошло, он вобрал его полной грудью, почувствовав спрятанный в нем аромат орехов и восточных пряностей, маслянистый и густой. Вот и сейчас, когда у нее начались женские проблемы, этот запах пряностей ощущался особенно ярко.

– А где ты вчера был? – вдруг встрепенулась Диана. – Я бросаю клиентов, тороплюсь домой, а моего писателя как не бывало.

– Ты что, меня ревнуешь? – Валентин оторвал голову от ее плеча.

– Не тебе же одному всех терзать подозрениями. Так где ты шатался? Телефон не отвечал.

Валентину стало неловко, что он вчера караулил ее в клубе, а она вернулась домой и, не дождавшись его, легла спать.

– Было грустно без тебя, зашел в бар, немного выпил. Там громко играла музыка, поэтому, наверное, не слышал звонков.

– Все понятно. Опять напился. А я-то думаю, почему ты так долго спал.

– Нет, выпил немного. Наверное, это таблетки, которые прописал мне доктор от аллергии, дают такой побочный эффект. Как переговоры с клиентом?

– Ты представляешь, мою идею одобрили. И главное, что она Майклу понравилась. Он ведь всегда такой привередливый и правильный. Через неделю будем защищать проект перед руководством компании. – Диана освободилась от его объятий, вытянулась рядом и начала рассказывать про встречу: как она убеждала Майкла, как технолог швейной фабрики долго терзал ее всякими подробностями и так далее.

– Но они правы, что пытаются разобраться в мелочах. Одно дело придумать идею, и совсем другое – понять, сможет ли фабрика выпустить тысячи изделий. Будут ли они продаваться в магазинах, получится ли прибыль. Знаешь, как много зависит от правильной подготовки производства!

Она продолжала рассказывать. С подробностями, с выражением. Потом неожиданно остановилась и заглянула ему глаза:

– Тебе интересно?

– Очень, – он потянулся губами к ее соску, кокетливо выглядывающему из-под сползшей простыни, но вспомнил, что сегодня его лучше не трогать.

– И главное, чтобы мы не опоздали в сезон, – Диана воинственно поправила волосы. Казалось, амазонка сейчас возьмет меч и ринется на врага. – Иначе, как только коллекция будет показана на подиуме и получит одобрение, ее тут же скопируют. Мир моды напоминает клетку с экзотическими птицами. Все важно ходят взад-вперед, красуются друг пред другом, но всегда смотрят одним глазом, как бы стащить у кого-нибудь корку хлеба. Точнее, бутерброд с икрой!

Валентин рассмеялся. Ему вдруг стало уютно и спокойно. Она рядом. Она с ним. Она никуда не уезжает.

– Остается только одна проблема, – в голосе Дианы просквозило напряжение. – Найти сценический образ коллекции. Что-то запоминающееся, а не просто ворох красивых тканей и аляпистых шляпок.

– У тебя все получится. – Он все-таки не удержался и поцеловал сосок.

Они пролежали в постели почти всю дождливую субботу. Болтая, смотря телевизор и с аппетитом уплетая гренки с сыром.

Валентин рассказал Диане, как продвигается статья про ножи, какое холодное оружие носили в средние века и как применяли.

– Слушай, – прервала она его повествование. – Я все думаю, как Джульетта могла сама себя убить ножом. Это же так больно.

– У нее был не просто нож, а кинжал. С тонким узким лезвием. Длиной примерно тридцать-сорок сантиметров. Стилет. Его специально делали таким узким, чтобы он проходил через прорези и щели в металлических и кожаных доспехах и даже проникал через кольца кольчуги. Стилеты были очень красивыми. Богатые горожане обычно украшали их рукоятки позолоченной резьбой. Их еще иногда называли «дамскими кинжалами».

– Тонкий и узкий, как длинная игла?

– Примерно, только чуть плоская. Иногда с канавкой для стока крови. Никаким другим оружием молоденькая девушка себя заколоть бы не смогла. Не хватило бы сил и мужества.

– Стилет… С позолоченной резьбой и канавкой для отвода крови… – медленно, как загипнотизированная, повторила Диана. – Не хочу крови, не хочу опять крови.

Она вдруг резко встала и вышла из спальни.

– Что случилось? – встревоженно спросил Валентин. Но она не ответила, только плотно закрыла за собой дверь.

За окном дождь почти перестал. Редкие капли глухо ударялись о металлический карниз.

– Извини, мне вчера приснился плохой сон, – поцеловала его Диана, когда вернулась в постель через некоторое время. – А у тебя вырос седой волос.

– Ну и что?

– Действительно, ну и что, – задумчиво проговорила она и добавила: – Дождь закончился. Ты отпустишь меня в салон? Сделаю укладку и новый маникюр.

– Конечно.

На заправке дежурил лысый. Он стоял под навесом у входа в закусочную и доедал хот-дог. Лохматый сидел от него на почтительном расстоянии и не сводил глаз с остатков сосиски и хлеба в руках толстяка.

– Что, жрать хочешь? Подлюга. Никто тебе сегодня ничего не подал из-за дождя. Ха-ха.

Лысый смачно откусил очередной кусок и рукавом вытер кетчуп с губ.

– Хрен тебе, а не бутерброд.

Пес приблизился ближе.

– Иди отсюда. Кому сказал? – Заправщик плюнул в его сторону.

Лохматый ловко увернулся, потом отошел на безопасное расстояние и, задрав ногу, демонстративно помочился на угол бензоколонки. Чувствовалось, что у них давняя «дружба».

– Ах ты, паршивец, – взвизгнул лысый и бросился за хулиганом. Но тот и не подумал удирать. Трусцой забежал за другую колонку. Высунул лохматую морду и залился хриплым лаем.

– Ну, сука! – закричал лысый. – Играть со мной вздумал. Убью! – и попытался быстро обежать колонку. Пес повторил маневр и опять, оказавшись на другой стороне, призывно залаял.

Валентин еле сдерживал приступ смеха, видя, как животное открыто издевается над человеком. Это напомнило детский мультик. Он уже давно сидел в закусочной у раскрытого окна, наблюдая за происходящим на улице.

Поединок между собакой и человеком продолжался недолго. Лысый быстро умаялся и, ругаясь, скрылся в помещении заправки. Лохматый подошел к закусочной и с вызывающим видом сел напротив окна.

«Ах ты, хитрая рыжая морда», – усмехнулся про себя Валентин и, почувствовав, что тоже голоден, купил два хот-дога. Затем вышел и сел под навесом на ступеньки закусочной. Пес сел рядом, виляя обвислым мокрым хвостом.

– Держи, – Валентин подал ему один бутерброд.

Стемнело. В рощице отрывисто и громко каркали вороны. На небе появилась луна. То исчезая, то опять возникая в разрывах между тучами, она казалась лимонным тортом, которым хотят полакомиться темно-серые голодные облака, торопливо подгоняемые ветром.

Валентин почувствовал, что Лохматый лизнул его в руку.

– Ты что, не наелся? – он отломил половину от оставшегося хот-дога и бросил. Пес с благодарностью лизнул его еще раз.

Июль

Порыв ночного ветра ворвался в комнату через приоткрытую дверь балкона внезапно и беззастенчиво. Легкая ткань занавески не могла его остановить. Ветер коснулся тела, погладил и прогнал остатки сна, принеся вместе с прохладой запахи цветов и мокрой скошенной травы, смешанные с парами бензина. Проказник. Он проник под смятую простыню и даже хотел сбросить ее на пол, но Натали успела схватить ее.

Попробуй усни в такую ночь, когда на тебе ничего нет, кроме накинутой на бедра тонкой простыни. Натали лежала и смотрела на движения занавески, волнуемые ветром, который, не чувствуя сопротивления ткани, совсем осмелел и заставлял ее извиваться во все стороны. Напористо и властно. Показывая свою силу и достоинство. И та безропотно подчинялась ему, зная, что он не сделает ей больно, не причинит вреда.

Попробуй усни в такую ночь! Одна, на широкой кровати. Когда сон путается с реальностью. Когда руки становятся чужими и не слушаются разума, а подчиняются только чувствам, лаская свое же тело. Натали резко сдернула простыню и подошла к окну. На небе горела неполная луна.

Можно подумать, что это бледно-желтое небесное яблоко. Точнее, огрызок от яблока, – улыбнулась она самыми кончиками губ, тут же отметив, что складочки вокруг них стали уже четко прорисованы.

«Печальная луна, скиталица небес, не потому ли ты бледна, не потому ли ты грустна, что посреди небес одна, совсем одна…» Натали попыталась вспомнить дальше выученное когда-то стихотворение, но не смога.

Она накинула халат, щелкнула пультом музыкального комплекса и, выбрав диск «Blackmore’s Night», нажала «On». Затем, подпевая музыке и шлепая босыми ногами по полу, принесла из зала бутылку «Хеннеси». Забралась на кровать, обложилась подушками и налила немного в пузатый бокал, из которого тут же вырвался горьковато-ванильный запах. Как сказочный джинн.

Разве нельзя позволить себе пару маленьких глотков в такую ночь?

Утонченный французский напиток медленно стекал по гортани и, сладко обжигая внутри, казалось, добирался до самого низа живота. Натали провела ладонью по ноге.

Ветер, раздвинув занавески, опять влетел в комнату. Легко и непринужденно. Ей вдруг захотелось отдаться этому буйному ветру и этому изысканному коньяку. Пусть один страстно гладит ее, а второй разжигает внутри. И так всю ночь, а под утро, совсем обессиленную, оставят одну, поцеловав и бережно укрыв простыней. Натали весело хмыкнула, представив все это, допила коньяк и закрыла дверь балкона.

Хватит думать об этом, а то приснится опять развратный сон про секс с чужим мужчиной, как в прошлый раз, когда она вернулась из ночного клуба.

Интересно, а кто был тот эстетствующий денди со смешной корзинкой на рынке? Почему-то больше они не встречались. Натали вздохнула и включила телевизор. Пощелкала каналами. Спорт. Музыка. Новости. Эротика. Внимание непроизвольно задержалось, но через минуту палец нажал на «Of». Наблюдать, как загорелый мускулистый парень под расслабляющую музыку крепко сжимал ядреную девичью грудь, не хотелось.

Последнее время ее стали раздражать все эти сказки про любовников-мачо с накачанными торсами и пламенными взглядами. Лучше оставить одни руки – сильные и одновременно мягкие. Жаль, что так не бывает. Она без сожаления хмыкнула и плеснула в бокал «еще капельку» коньяка.

Ахмед почти всегда брал ее в постели просто, быстро и яростно, как изголодавшийся зверь. Первые годы это безумно нравилось. Первые годы…

Натали встала и, откинув голову назад, долго ждала, когда остатки темно-янтарного напитка стекут в рот. Потом прошла в комнату дочери, присела на край кровати и включила маленький настенный фонарик. Он остался висеть там с тех пор, когда дочь еще лежала в детской кроватке. Его всегда оставляли зажженным на ночь, на случай, если она проснется и испугается темноты.

С ней все будет в порядке. В клинике ей лучше, чем дома, успокоила себя Натали, чувствуя, что еще немного – и слезы начнут капать из глаз. Она уже большая. Совсем большая. И говорит по телефону, что у нее все хорошо.

Натали резко тряхнула головой, как будто отгоняя от себя назойливых мух. Нет, она не будет грустить. Мир прекрасен и удивителен! Пока грустишь, жизнь проходит. Она выключила фонарик, вернулась к себе в спальню и легла, укрывшись простыней с головой.

Хорошо, что у них с мужем разные спальни.

– Что за погода? – подумал Валентин и застегнул ветровку. – Июль называется. Похолодание, ливни и грозы.

Он возвращался из библиотеки, быстро шагая вдоль ограды парка. Сначала было приятно, что погода резко изменилась, но потом слякоть и тучи стали раздражать. Приходилось постоянно ходить в куртке и в сырых ботинках. Радовало только то, что листва в парке вымылась, загустела и стала мокро-зеленой. Плотной и набухшей.

Анализы в больнице никаких серьезных отклонений не показали, поэтому доктор предположил, что болезнь глаз – это следствие общего ослабления организма, и выписал препарат для повышения иммунитета. Валентин уже почти целую неделю исправно принимал по две таблетки три раза в день, но глаза не стали болеть меньше. Видимо, потому, что он много работал. До обеда просиживал в библиотеке, а потом до темноты писал дома. В нем неожиданно проснулась жажда созидания. С Дианой они почти не виделись. Она пропадала с утра до вечера в офисе и у клиентов, приходила усталая, раздраженная и сразу валилась спать. Даже в среду из-за плохого самочувствия не пошла в спорткомплекс, а весь вечер лежала перед телевизором и жаловалась, что летом, из-за каникул преподавателя, нельзя ходить на занятия танцами.

Валентин остановился и посмотрел через ограду. Несмотря на пасмурный день, в парке было оживленно. Степенные парочки гуляли под руку между клумб с притихшими цветочками. Хмурый садовник подметал извилистые дорожки, убегающие в зеленую темноту кустов. Голосистые дети мелькали разноцветными куртками среди мокрых стволов деревьев. Суббота, выходной день. Может быть, им с Дианой тоже завести детей? «Завести детей» – какое нелепое словосочетание. «Завести» можно собаку, кошку, в крайнем случае черепаху, которая ест травку, а детей только рожают. И только женщины. Валентин замедлил шаг. Торопиться было некуда. Они договорились с Дианой, что, когда она вернется из офиса, они вместе что-нибудь приготовят дома и поужинают вдвоем. Но это будет еще не скоро.

Он не спеша добрел до кондитерской и, пока продавщица упаковывала миндальные профитроли, долго разглядывал витрину. Решил, что когда выздоровеет и ему «можно будет все», то обязательно сразу же придет сюда и возьмет одну, нет, две порции десерта мильфой [5] , который похож на крепость из прожаренных вафельных пластинок, утонувшую вместе с клубникой в облаке взбитых сливок. А когда он выздоровеет? Почувствовав, что внутри зашевелилось раздражение, Валентин поблагодарил продавщицу, взял профитроли и быстро покинул кондитерскую.

В супермаркете было легче. Овощи и рыба так не возбуждали, а уж выбор вина и подавно доставлял удовольствие. Да, хорошо, что хоть вино можно пить, отметил про себя Валентин, восторженно глядя на буйство пестрых бутылочных этикеток, и почему-то задался вопросом: старость – это когда почти ничего нельзя или ничего не хочется? А может быть, то и другое вместе? И не найдя ответа, купил белый эльзасский рислинг, такой же, как они пили в ресторане Элизабет. Прекрасное вино. В удлиненной бутылке-флейте. И, главное, распробованное. Экспериментировать не хотелось. Ничто не должно испортить прекрасный ужин и особенно его продолжение.

Продолговатая тарелка с высокими краями напоминала римскую галеру перед отплытием. На мягком ковре из салата, устилавшем палубу-дно, были разложены полосатые кусочки сельдерея. По бортам примостились маленькие половинки томатов с пурпурными спинками-плащами. В центре горкой возвышались тонко нарезанные колечки-канаты красного лука. Осталось положить ломтики тунца – и все будет готово к плаванью. Не хватает только паруса. Валентин выбрал самый большой салатный лист, темно-зеленый с белыми упругими прожилками, и закрепил его сверху. Вот он, парус. Но у древних римлян паруса были квадратными. Валентин подровнял края и расхохотался.

Ожидание и удивление – самые приятные мгновения любви.

Еще в супермаркете он позвонил Диане и предложил приготовить на ужин салат из тунца с сельдереем и нему соус-майонез с провансальскими травами.

– Я съем все, что будет приготовлено твоими волшебными ручками. Заскочу на минутку в салон и домой. Я так голодна, – услышал он в ответ ее голос и почувствовал легкое сердцебиение.

Валентин расставил на столе тарелки, разложил приборы и даже попытался элегантно свернуть салфетки, но, потерпев неудачу, просто положил их на край.

Хотел еще натереть до блеска бокалы, но не успел. Хлопнула входная дверь, и послышался голос Дианы:

– Ой, какой чарующий запах, даже здесь чувствуется.

Она появилась в зале в деловой тройке: блузка, пиджак и юбка.

– Ты лучший. Что может быть приятней для женщины, чем ужин, приготовленный для нее любимым мужчиной. Какой бесподобный парусник! Куда мы поплывем?

– Это не парусник, это римская галера.

Диана сбросила пиджак, обняла его и поцеловала:

– Пусть хоть шлюпка с дырявым дном, ты самый-самый-самый… – прошептали ее губы.

Они сели за стол.

– А это воины в красных плащах? – указала она на половинки томатов по краям тарелки и, не дожидаясь ответа, воткнула рядом с каждой пластмассовые шпажки для фуршета. – Вот им острые копья. Теперь они вооружены и непобедимы.

Свежее вино, легкая еда, веселая улыбка Дианы – Валентину вдруг показалось, что в комнату ворвался морской бриз, наполнивший зеленый парус жизнью. Почему это не может длиться вечно?

– Ты представляешь, – вдруг с грустью сказала Диана, когда они почти доели салат, – у меня все плохо.

– Что случилось?

– У нас неожиданно появились конкуренты. Они уже представили заказчику свою промоушн-идею и даже показали программу выступления на подиуме.

Бриз затих. Парус сник. На море наступил штиль.

– Руководство компании в шоке. Майкл получил выговор. Теперь он, естественно, давит на меня, чтобы мы скорее заканчивали сценарий для подиума. А мне сценарий не нравится.

Сухо, вяло, однообразно.

Она отложила нож с вилкой и задумалась.

– Не переживай. Я уверен, ты что-нибудь придумаешь.

Валентин погладил ее руку.

– Конечно, придумаю, – вздохнула Диана и несколько раз заправила волосы за ухо. – Извини, что я тебя нагружаю своими проблемами. Но на меня нельзя давить! Нельзя! Я сама все понимаю и чувствую всю ответственность. Зачем же еще понукать и дергать, как бестолковую клячу.

– Все в порядке.

Валентин поцеловал ее пальчики, заметив на ногтях огненно-рыжий окрас с блестками стрел.

– Осторожно, лак еще не просох. – Пальцы выскользнули из его рук. – Кстати, это ты прислал корзинку с фруктами сегодня в офис?

– Нет, – невозмутимо ответил Валентин.

– Ты, ты, ты! – Диана прищурила глаза. – Больше никто не посмел бы это сделать в субботу утром. Спасибо. Знаешь, как было приятно… А как девчонки иззавидовались!

Она рассмеялась и подняла бокал.

– За мужчин, которые умеют удивлять.

Бокалы звякнули, как склянки на корабле. Морской бриз снова подул. Зеленый парус расправил крылья.

– У меня для тебя еще сюрприз, – Валентин встал и принес коробку с профитролями.

– Все-таки ты меня не любишь и хочешь, чтобы я стала толстой, – шутливо хихикнула Диана, развязывая бант.

После ужина они разлеглись на диване в зале и стали смотреть новый фильм Бертолуччи «Осажденные» [6] – про неразделенную, всепоглощающую страсть одинокого композитора-итальянца к чернокожей девушке, у которой мужа посадили в тюрьму. Это Изи привез видеокассету и настоятельно рекомендовал посмотреть.

Диана восхищалась фильмом – музыкой, игрой артистов и особенно сценами с клавишами рояля, а Валентин вдыхал аромат пряностей ее кожи и гладил плечи.

– Смотри, – в который раз обратила она его внимание на происходящее на экране. – Черные руки женщины и белые клавиши рояля, а потом черные клавиши и руки мужчины. Тонкие, бледные. Какой контраст! Какое сочетание красок!

Она сняла юбку с блузкой и укрылась пледом.

– Знаешь, я ведь тоже в детстве училась играть на фортепиано.

– Ты мне раньше об этом не рассказывала.

– Зачем рассказывать сразу обо всем? Потом будет совсем-совсем неинтересно. – Она повернулась и дотронулась до его щеки губами. – Где-то в старых восточных книгах написано, что женщина – это книга, в которой двадцать одна страница…

– А мужчина?

– Всего семь, – засмеялась она. – Не отвлекайся, давай смотреть фильм.

Валентин снова обнял ее и продолжал гладить. Шея. Плечи. Тонкая лямочка бюстгальтера, заканчивающаяся на груди кружевным краем. Выступающие барханы ребер и проваливающаяся мягкость живота с двумя шариками пирсинга, переходящая в твердый выступ на бедре, где начиналась граница, проведенная тугой резинкой.

Пальцы беспрепятственно перешли ее и заскользили вниз по коже. Она была безупречно гладкая.

После эпиляции, догадался Валентин и затаил дыхание. Вот зачем она заезжала в салон. Пальцы вернулись к резинке трусиков и, отогнув, двинулись к центру, не встречая на своем пути ни одного волоска, пока им не преградили дорогу плотно сжатые ноги и пять пальцев – неподкупных стражников.

– Не сегодня. Завтра. Потерпи. – Пальчик с огненно-рыжим ноготком с извинениями коснулся его губ. Он поцеловал его, хотя поцеловать хотелось другое.

Фильм они не досмотрели. Зазвонил мобильный, Диана спрыгнула с дивана и закрылась на кухне, где долго и напряженно с кем-то разговаривала по телефону. Когда он, устав от ожидания, надел халат и пришел к ней, она сидела у окна, задумчиво и безучастно глядя на улицу.

– Опять работа?

– Да.

Она встала и обняла его.

– Надо сегодня пораньше лечь спать.

– Зачем?

– Завтра много дел. Надо съездить к Элизабет за чемоданом, потом заскочить в офис за документами и успеть в парикмахерскую. Я записалась к тому парню, с изящными руками, помнишь, я тебе рассказывала.

Валентин освободился из ее объятий.

– Ты куда-то уезжаешь?

– Извини, я совсем забыла тебя предупредить. У нас в понедельник начинается семинар на турбазе за городом. Все руководство компании обязано быть рано утром на учебе. Заезд – завтра вечером. Не хмурься, пожалуйста, это все из-за этих проблем с выставкой.

– То есть тебя завтра вечером не будет?

– Пока не знаю, может быть, поеду в понедельник утром.

Валентин взял чайник и налил в него воды.

– Ты обиделся?

– Нет. Все в порядке. Просто хочу заварить чай. Будешь?

Чайник неуклюже громко опустился на подставку.

– Валентин?

– Что?

– Почему ты так много думаешь о сексе?

– Не о сексе, а о тебе, а вот ты о чем?.. Или – о ком?

Дверь кухни беззвучно закрылась, оставив вопрос без ответа.

Он много думает о сексе… Да, это так. Но он не мог разделить душу и тело. Только вместе они рождали единое целое, перед которым он преклонялся. Божественное женское начало, так будоражащее кровь. Как может одно существовать без другого?

Однажды он переписывался с незнакомой женщиной по Интернету. Они обсуждали разные темы: живопись, кино, политику. Интересно. Увлекательно. А потом она сообщила, что ей за сорок, и прислала фотографию. Он больше не послал ей ни строчки. Не мог. Физически не мог. Что-то сломалось внутри, образ развалился. Она, наверное, очень обиделась.

Валентин опустил в кипяток пакетик чая и долго разгадывал, как темно-коричневые разводы, извиваясь, поднимаются кверху. Бабушка была права: наша жизнь состоит из черного и белого, сытого и голодного, «можно» и «нельзя». Из неисполнимых желаний и разочарований. Он пристально посмотрел на коробку с трюфелями, достал бутылку кальвадоса и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. Поморщился, бережно вытащил из коробки конфету, развернул и съел. Потом еще раз глотнул кальвадос и съел вторую. Если глаза все равно будут болеть, то какая разница, больше или меньше?

Алкоголь разбудил голод. Валентин достал из холодильника ветчину, но порезать не успел. Диана вошла в кухню, укоризненно бросив взгляд на бутылку и два серебристых фантика от конфет, обняла его сзади и прошептала на ухо:

– Не обижайся. Мне правда нельзя. Хочешь, пойдем, я тебя поглажу и поласкаю.

– Все в порядке, – он улыбнулся. – Ты же сказала «завтра». Мужчина должен быть сильным и уметь ждать.

– Давай я приготовлю бутерброд. – Она вынула из его руки нож. Широкое стальное лезвие «хенкельс» блеснуло в тусклом свете подсветки. – Сядь. Не мешай.

Он отошел. Диана положила ветчину на доску и стала нарезать. Валентин почувствовал прилив нежности, глядя на ее фигуру в длинном атласном халате, который ей недавно подарила мама. В нем она из амазонки превращалась в гейшу. Раздался звонок телефона.

– Какой кретин звонит так поздно? – воскликнул Валентин, узнав звук своего мобильного, но не успел встать, как Диана вскрикнула, отбросила нож и схватилась за пальцы. Порезалась, понял он, что случилось, раньше, чем она успела сказать.

Капли крови стекали по ее пальцам и, падая на разделочную доску, подкрашивали красным нарезанные куски монтильской ветчины. Телефон продолжал звонить.

– Неси скорее бинт и йод, – сквозь стон глухо промолвила Диана, присаживаясь на стул. – Ну почему так? За что? Опять кровь…

Рана оказалась неглубокой. После перевязки он помог Диане лечь в постель и, пока она засыпала, нежно гладил по правой руке, бережно обходя полоску шрама на запястье.

Когда он спросил однажды, откуда шрам, Диана отшутилась, сказав, что просто порезалась в детстве. Но Валентин не поверил. Это был не детский порез. Хосе тоже ничего толком не знал, а отделался фразой типа «классная тетка, чего тебе надо еще» и рассуждением, что не стоит интересоваться чужим прошлым. Это вредно. Может быть, из-за этой неизвестности Валентин начинал сильно тревожиться, когда она долго не отвечала по телефону или задерживалась на работе?

Диана уснула. Валентин вспомнил про злополучный звонок. Высветился незнакомый номер. Валентин машинально нажал «Перезвонить», и когда услышал голос с акцентом, понял, что это смуглый.

– Ты нашел Хосе? – спросил тот и, получив отрицательный ответ, стал объяснять, что это очень нехорошо и что они должны обязательно встретиться в ближайшее время, чтобы кое-что обсудить.

– К сожалению, я не смогу с вами встретиться в ближайшее время. У меня очень много дел, и я неважно себя чувствую. Извините, – вежливо ответил Валентин и отключил телефон.

Через приоткрытую дверь было слышно, что-то кто-то плачет. Тихо всхлипывая и что-то бормоча. Почему она не закрыта? – насторожился Валентин и, толкнув входную дверь, почувствовал, как напряженно забилось сердце и взмокли ладони. В коридоре никого не было. Звуки доносились с кухни. Он поспешил туда.

Диана, подогнув ноги по-турецки, сидела в углу и, плача, ела конфеты. Несколько смятых оберток серебристыми лоскутками лежали на кафельном полу. Расстегнутый халат практически не скрывал грудь.

– Что случилось? – Он потряс ее за плечо, устыдившись промелькнувших в голове мыслей о темных бугорках сосков, похожих на шоколадные трюфели.

– Он в больнице.

– Кто он? – поперхнулся вопросом Валентин, почувствовав, как слово «он» застряло в горле.

– Он. Тот парень. – Она всхлипнула, запахнула халат и подняла на него глаза, которые размазанная тушь превратила в огромные черные миндалины.

Валентин молча ждал.

– Тот парень из парикмахерской. Представляешь, я приехала сделать укладку, а мне сказали, что он в больнице. Его ударили ножом в спину. Вчера ночью.

Валентин взял из ее рук коробку с конфетами и сел рядом, обняв за плечи. Она уткнулась в его рубашку.

– Говорят, что кто-то из дружков его приревновал.

– Не плачь. Все будет в порядке.

– Не буду, – ответила она и снова всхлипнула. – Хорошо, что ты пришел. Мне стало сразу спокойнее.

Валентин крепче обнял ее и стал гладить по волосам.

– Все будет хорошо…

Прошло несколько минут.

– Не знаю, что на меня нашло, – успокоилась Диана и перестала всхлипывать. – Вдруг стало так тоскливо и страшно. Представляешь – был приятный человек, и вдруг узнаешь такое… Ладно. Все в порядке. – Ее голос приобрел прежнюю уверенность. – Пойду собираться, а то так все воскресенье пройдет. Убери все, пожалуйста.

Он помог ей подняться, и когда она вышла с кухни, собрал серебристые фантики, потом посмотрел в окно и горько ухмыльнулся:

Рано утром в понедельник, торопливо поцеловав его на прощанье, Диана уехала. Когда «Мазда» скрылась за поворотом, Валентин долго стоял, всматриваясь в покрытое серой дымкой небо и вдыхая прохладный воздух. В груди немного ныло. Казалось, протекторы колес автомобиля оставили на сердце глубокий след. Потом он закурил и подумал о том, что дети плачут, провожая родителей, не оттого, что им их жалко, а потому, что они сами боятся остаться одни. Ему вдруг захотелось теплых жареных «французских хлебцев» с капелькой апельсинового ликера «Куантро».

В этот день не работалось. Валентин слонялся по городу, придумывая себе разные занятия.

Съездил за билетами на оперу «Кармен», потом заскочил в торговый центр, где продавали музыкальные записи и, проболтав почти час с продавцом, купил диск Pink Floyd «T e dark side of the moon».

Несколько раз безуспешно набирал номер Хосе. В конце концов в старой записной книжке отыскал номер его сестры. Она толком тоже ничего не знала, кроме того, что брат перед самым отъездом решил поменять номер телефона и сменил место проживания. Валентин поехал по указанному адресу, но дверь никто не открыл. На обратном пути ему захотелось заскочить в то небольшое кафе в переулке, где он встретил «гречанку», но позвонила Элизабет и попросила его о встрече. В бистро на площади, у фонтана.

Девушка сидела за столиком напротив. За ее спиной на пепельном фоне затянутого облаками неба покачивались пышные, пузырчатые шапки фонтана.

Девушка была вся «в белом». Бело-глянцевые волосы, с прямой вызывающей челкой на лбу, выглядывали из-за головы загнутыми перьями. Бело-шелковая блузка, просвечивающая кружевными кудряшками бюстгальтера, спускалась с одного плеча, выставляя напоказ пластмассовую застежку. Даже ногти у нее были с наклеенными бело-прозрачными полосками. Увидев пристальный взгляд Валентина, девушка улыбнулась, отложила длинную ложку, которой ковыряла полуразрушенную пирамиду кокосового суфле, и достала сигарету.

Валентин зажмурился и отвернулся. Не хватало только, чтобы она попросила прикурить, подумал он, решив, что у нее дол жен быть вздорный характер и визгливый голос. Ему не нравился вкус кокосового суфле, липкого и жирного. Гораздо вкуснее запеченная груша с миндалем, которую они ели здесь когда-то с Дианой.

Элизабет задерживалась. Он сидел в бистро на площади уже целых полчаса.

Может быть, все оттого, что он слишком зациклен на своей женщине? – мысли вернулись к прохладному утреннему прощанию с Дианой, которое его так задело. Может быть, надо переспать с кем-нибудь?

Вот хотя бы с этой девицей. Валентин украдкой бросил взгляд на девушку в белом. Он все равно никогда не полюбит ее, но один раз переспать, наверное, можно. Выпить побольше и трахнуться. Валентин поморщился. Ему не нравилось слово «трахаться». Оно представлялось каким-то потным и грязным. Лишенным чувств. Грубо-деревянным. «Трахать» можно тяжелой палкой. Например, по голове. Но сейчас почему-то именно это слово торчало в мозгу.

Изменить – это же не значит разлюбить?

Он усмехнулся, вспомнив, как однажды бабушка сказала: «Плох тот хозяин, который чужой борозды не припахивает». Бабушка была бойкая женщина. Жизнелюбивая. Три раза замужем. Валентин провел у нее большую часть детства, так как родители постоянно пропадали в командировках. Его отец работал инженером по монтажу оборудования. Грамотный специалист, но нелюдимый и молчаливый человек. У него было редкое имя – Жорж. Мама всегда была с ним. Может быть, из-за этого у них в семье не сложилось теплых отношений?

Валентин увидел Элизабет. Высокая и стройная, она торопливо приближалась к бистро, держа за руку своего шестилетнего сына, который тут же убежал играть к фонтану, как только они поздоровались.

– Мама, не забудь, что меня сегодня зовут Неуловимый Джек, – крикнул он на прощанье, вынимая из кобуры игрушечный пистолет.

– Хорошо, Неуловимый ковбой Джек. Как только подадут мороженое, я тебя позову, – улыбнулась Элизабет, присаживаясь за отодвинутый Валентином стул. – Спасибо, Валентин, ты как всегда галантен. И не лезь в воду, – повернула она голову в сторону фонтана. – Насмотрелся вестернов, теперь целыми днями играет в ковбоев и индейцев.

– А я в детстве играл в пиратов, – ответил Валентин, – и больше любил не пистолеты, а сабли.

Они долго сидели в бистро. В основном говорила Элизабет. Диана была ее лучшей подругой, поэтому ее беспокоили их отношения с Валентином. Хотя она пыталась подбирать деликатные выражения и постоянно извинялась, что не имеет права вмешиваться в чужую жизнь, Валентину все равно не нравилась эта беседа.

– Может быть, просто Диана не моя женщина, а я не ее мужчина? – спросил он вслух, когда официант принес счет и они уже собрались расставаться. – Может быть, я ей не подхожу?

– А что ты подразумеваешь, когда говоришь, что женщина тебе подходит или нет? – Сигарета медленно тлела в пальцах Элизабет. – Как вообще может один человек подходить другому?

– Ну, знаешь, мне кажется, что это похоже на собирание пазлов: пока не сойдутся все стороны, рисунок не получается.

– И ты точно знаешь, кто тебе подходит?

– К сожалению, не знаю.

– Вот я, например, тебе подхожу?

В уголках губ Элизабет замерла еле заметная хитринка. Валентин наморщил лоб. Подруга Дианы всегда чем-то напоминала ему бабушку.

– Можешь не отвечать, – она взяла его за руку. – К сожалению, практически никто не знает в начале отношений, подходит он другому или нет, а кто знает, значит, тот не влюблен. Потому что страсть и желание ослепляют и заставляют поступать безрассудно. Это как голод или жажда. Никто не знает, каким он станет, если будет сильно хотеть есть и пить.

– Наверное, ты права. Я читал, что тот, кто испытал настоящую жажду, всегда старается находиться рядом с водой. Всю оставшуюся жизнь.

Валентин встал, поцеловал руку Элизабет и начал прощаться.

– Элизабет, а ты ничего не слышала об этом парне – парикмахере, которого ранили ножом в спину? – наткнулись его глаза на вывеску салона-парикмахерской на углу.

– Говорят, что уже нашли какие-то улики и есть подозреваемые.

– А как он сам?

– Пока в тяжелом состоянии и не приходил в сознание.

К столу подбежал маленький Неуловимый Джек, наставил на Валентина пистолет и громко крикнул:

– Бах, бах! Падай, я в тебя попал.

– Перестань, – одернула сына Элизабет и повернулась к Валентину. – Только ты не подумай, что это Диана меня попросила с тобой поговорить. Она слишком гордая для этого. Просто, когда она вчера заезжала за чемоданом, то была какая-то подавленная и безжизненная. И, пожалуйста, очень тебя прошу, не рассказывай ей о нашем разговоре. Ладно?

– Договорились.

Губы Элизабет коснулись его щеки.

– Пока. Будет грустно – приходи ко мне в гости.

Когда Валентин садился в машину, до него донеслись обиженные детские возгласы.

– Мама, но почему он не упал? Так нечестно! Я же его застрелил.

– Потому, что он очень хороший и добрый.

Валентин улыбнулся и поставил купленный утром диск. Мелодичный бой часов, смешанный с пульсирующим ритмом барабанов и разбавленный каплями низких нот гитарной струны, заполнил салон автомобиля. Без сомнения, это «Time» [7] , – определил Валентин по первым звукам песню и вырулил на площадь. Пора домой.

Когда лезвие глубоко проникает в человеческое тело, то застревает между сухожилиями, костями и плотными мышечными тканями. Поэтому вытащить широкий нож или меч обратно из жертвы порой гораздо труднее, чем вонзить его.

Именно поэтому в средние века кинжал в бою использовался прежде всего как вспомогательное оружие, для добивания врага. Мечом могли оглушить, нанести глубокую режущую рану или ударом сверху проломить голову. Меч был грозным оружием в бою против слабо вооруженных, не имеющих металлических лат пехотинцев. Но в тесной рукопашной схватке длинный меч бесполезен – не размахнешься, поэтому кинжал начинал свою смертоносную колющую работу. Он легко входил и, самое главное, вынимался из тела противника. Можно было колоть даже несколько раз. Ударил – быстро вытащил клинок. Ударил – вытащил. Кровь, не мешая, хлещет из раны через отводящие каналы на лезвии. Удобно!

Поэтому даже с появлением хорошего огнестрельного оружия – винтовок и пистолетов – на вооружении остался штык-нож для рукопашного боя. Например, в русской армии штык-нож вообще по сути был не ножом, а треугольным кинжалом, узким и длинным. Воткнул на бегу в противника, легко вытащил и бежишь дальше. Знаменитая кровавая русская штыковая атака. Враги ее боялись.

Валентин еще раз пробежал глазами распечатанный текст из Интернета и решил кое-то выделить. Он вытащил из портфеля цветные карандаши и, увидев, что они притупились, достал точилку. Кончики карандашей легко входили в конусное отверстие и после нескольких поворотов с легким надавливанием появлялись обратно, сияющие заостренными верхушками, с гладкой поверхностью светлого дерева. Как будто умытые и побритые. «После эпиляции» – улыбнулся Валентин и тут же нахмурился. У Дианы тоже сейчас кожа без единого волоска. Когда по ней проводишь рукой, кажется, что она целомудренно первозданная, только что родившаяся. И что к ней можно прикасаться только губами. Неожиданно комок подкатился к горлу и кольнуло с внутренней стороны ребер. В глазах поплыло. Валентин закрыл лицо руками и попытался глубоко дышать, потом, сцепив пальцы до боли в суставах, стал мысленно вспоминать таблицу умножения. Когда дошел до семерки, дышать стало легче. Он положил голову на руки и решил немного посидеть, а потом пойти прогуляться по коридорам.

Дневной свет еле пробивался в узкие проходы между высокими полками с книгами, похожими на неприступные крепостные стены. Валентину казалось, что он двигался в лабиринте, каждый раз поворачивая и снова оказываясь в таком же проходе. Заблудиться в библиотеке? Этого не может быть. Закричать? Но это полный стыд и позор. Запах страниц вдруг стал удушливым и вязким. Впереди мелькнуло женское платье. Белое, с оголенными плечами. Валентин ускорил шаг.

– Извините, не подскажете… – попытался спросить он, но фигура исчезла за поворотом стеллажей.

Валентин почти побежал, опасливо озираясь, чтобы не задеть одну из полок и не быть заживо погребенным книгами.

– Подождите, пожалуйста…

Женщина остановилась и повернула лицо навстречу ему.

«Гречанка»! – воскликнул Валентин и …открыв глаза, понял, что задремал, уронив голову на стол. Вокруг почти не осталось посетителей. Предзакатный солнечный свет, ниспадающий прозрачным потоком через огромные готические окна, превращал убогий зал в сказочный старинный замок.

Валентин помотал головой, откинулся на спинку стула и, достав платок, вытер от пота шею. Надо же, померещилось. Экран мобильного призывно засветился.

– Алло.

– Это Валентин?

– Алло, вас не слышно. Перезвоните.

Валентин нажал сброс, узнав голос с акцентом. Не хватало только сейчас еще разговоров с нанимателями Хосе. Экран телефона опять засветился. Валентин еще раз изобразил помехи и больше уже не отвечал. Ему хотелось пойти домой, но он заставил себя сходить в туалет, умыться и продолжить работу.

Когда он вышел из библиотеки, город уже растаял в душных сумерках. Валентин чувствовал себя усталым и разбитым, поэтому решил свернуть у букинистического магазинчика в узкий проулок и пройти через пустырь и заброшенную стройплощадку. Это сильно сокращало путь.

Проход был пыльным и грязным, с преграждавшими дорогу мусорными баками. Пройдя половину пути и очутившись на пустыре, Валентин пожалел, что пошел этой дорогой. До дома оставалось совсем близко – перейти пустырь и стройплощадку по еле заметной дорожке, петлявшей среди высокого бурьяна, пустых бочек и песчаных куч. Валентин остановился и некоторое время не двигался, прислушиваясь и всматриваясь в пустые окна-глазницы недостроенного здания. «Жутковатое место. Воняет и, наверное, крысы водятся. Сейчас бы кинжал чинкведеа в руки, тогда можно было бы ничего и никого не бояться», – пробормотал он, глядя на черные квадраты с разбитыми стеклами, сплюнул для храбрости и пошел по тропинке.

Про нож Валентин вспомнил еще раз, когда, подойдя к подъезду своего дома, наткнулся на смуглого и его бритого помощника.

Если бы на другой день Валентина спросили, о чем они говорили у подъезда, он бы не смог вспомнить и нескольких предложений. Он вообще с трудом понимал логику рассуждений подобных людей и их способ выражать свои мысли. Но одно он запомнил отчетливо: Хосе должен был перевезти груз, но попал в какую-то неприятную историю из-за аварии на трассе. Груз стоит почти тридцать тысяч евро. Если в ближайшее время Хосе не доставит его, то деньги должен будет отдать Валентин.

– Хозяин считает, раз ты подтвердил, что Хосе честный человек, значит, ты за него поручился. Ему больше хозяин не верит. Так что готовь деньги, – с ухмылкой повторил несколько раз смуглый, как будто пытаясь вдолбить это в сознание Валентина, который угрюмо молчал, глядя на толстые пальцы бритоголового, поигрывающие рукояткой финки.

– И не надо никому говорить о том, что произошло, – на прощание сказал смуглый. – Груз не простой. Зачем тебе подставлять Хосе, вдруг все образуется?

Они уехали.

Валентин достал сигарету, отломил до половины, закурил и попытался успокоиться. Его била дрожь. В памяти всплыла однажды брошенная приятелем фраза о том, что лучше всего платят за перевозку контрабандного товара. «Подставил, кретин хренов!» – Валентин выругался, сел в машину и рванул с места, пытаясь сосредоточиться на красных габаритах впередиидущих машин. Почему всегда так происходит в жизни: хочешь кому-нибудь помочь и обязательно попадешь в дерьмо? Он прибавил звук магнитолы. Металлическое, вибрирующее гитарное соло разрывало на куски гнетущую вязкость мелодии и оставляло скребущий след в мозгах. «Нет. Лучше сегодня без надрывных мелодий», – Валентин выключил музыку и открыл окно. Горячий воздух, пропитанный угарным газом, ударил в нос. Валентин показал поворот и свернул с проспекта. Ему захотелось проведать Лохматого.

– Ты грустный, потому что голодный и тебя никто не любит, – Валентин гладил лохматую рыжую голову и жевал крекер. Было поздно. Закусочная уже не работала, поэтому пришлось купить в ближайшем магазинчике пачку крекеров. Сухих и пресных.

– Что ты молчишь? – опять обратился к собаке Валентин. Пес молчал, только выгибал шею в такт поглаживаниям, вилял пушистым хвостом и иногда опускал глаза на крекеры, лежавшие нетронутыми у его лап.

– Да. Тебе хорошо. Ты никого не боишься и никому ничего не должен. Ни одной собаке, – Валентин рассмеялся, поняв игру слов, и потрепал длинное ухо. – Лохматый, ну-ка посмотри на меня: она что, правду говорит, что когда я улыбаюсь, то выгляжу моложе лет на десять?

Пес поднял глаза, моргнул и, отвернувшись, уставился на небо.

– А просто хлеб, оказывается, ты совсем не любишь.

Валентин достал из пачки очередной крекер.

– Они правда дрянные. Все зубы сломаешь.

– Хотите мягкого сыра? – молодой заправщик-студент сел на ступеньки рядом с ними. – Если его намазать на крекер, то получается довольно вкусно. Я сам всегда так делаю.

Он сходил в помещение заправки и принес коробку мягкого сыра и полукруглый столовый ножичек.

Действительно, крекеры с сыром стали гораздо вкуснее. Даже Лохматый начал их есть. Парень ушел заправлять подъехавшие машины, а Валентин так и продолжал сидеть с псом на ступеньках закусочной. Он намазывал сыр на квадратик крекера, потом разламывал на две половинки. Одну съедал сам, другую отдавал Лохматому.

– Ты думаешь, луна похожа на сыр? – опять обратился к собаке Валентин, разглядывая темные пятна на поверхности маленькой бледно-желтой планеты.

Лохматый негромко тявкнул.

– Нет, ты ошибаешься. Она похожа на пудинг. Ванильный рисовый пудинг с изюмом. Я такой однажды пробовал в Лондоне. – Валентин вспомнил, как они ужинали с Дианой в ресторане на Бейкер-стрит. – Только там, в Лондоне, готовят лучшие пудинги в мире.

Пес задрал заднюю лапу и почесал за ухом.

Вернулся парень-заправщик, принес бутылку кока-колы и стал рассказывать, как ему обычно грустно дежурить по ночам.

Крекеры закончились. Пес отошел в сторону, лег и стал внимательно разглядывать людей, устало положив голову на передние лапы.

Подушка пахла кремом. Чем-то ванильно-пряным. Валентин втянул воздух. Это был запах ее волос, ее тела. Ему нравилось ложиться и засыпать на ее стороне кровати, когда Диана куда-нибудь уезжала.

Ему показалось, что его ударили по голове. В голове поплыли желто-зеленые круги, а боль вспыхнула и переместилась в сетчатку глаз. Резкая и острая. Валентин застонал и сел на кровати, пытаясь понять, что произошло. В спальне горел свет, на полу валялась книга, которую он читал перед сном. Часы показывали половину третьего. Валентин достал с тумбочки капли, закапал в глаза, выключил свет и снова лег. Боль понемногу утихала. Чего он испугался и занервничал? Что могут сделать эти контрабандисты? Убить? Вряд ли. Но вполне могут покалечить. Валентин непроизвольно потрогал член, свернувшийся калачиком между ног. Вялый и заспанный. А если что-нибудь случится с Дианой?

Он снова включил свет, накинул халат и пошел на кухню. Покурил, выпил чаю и, вернувшись в спальню, поднял с пола книгу. Еще раз прочитав название, улыбнулся, вспомнив, как сравнил когда-то поцелуй Дианы со вкусом «черного шоколада с миндальными орехами». Какой он все-таки действительно глупый! Разве можно приручить амазонку или пантеру? Нет. Их можно только любить.

Утро было сухое и рассыпчатое, с запахом ванили, жареного миндаля и кофе. Кофе капуччино, белая шапка которого уже хотела свалиться на бок, но губы Натали успели перехватить ее. Прекрасный капуччино! Жаль, что его подала полная добрая женщина, а не черный и блестящий марокканец, – оценила она, сидя в итальянской кондитерской и раздумывая, съесть что-нибудь на завтрак или нет. Решила, что пока ничего не хочет. Жарко. И куда делась вся вода, которую вылило небо за неделю дождей в начале июля?

Часы показывали почти десять утра. Через полчаса у нее парикмахерская. Потом она еще должна побывать в библиотеке, а в пять вечера у нее встреча с профессором.

Такой молодой, а уже профессор. Наверное, ему около сорока. И такой чудак, – развеселилась она, припомнив, как он галантно и старомодно приглашал ее выпить с ним кофе. Почти как английский аристократ. Ее смех привлек внимание полной женщины, которая тут же подошла и любезно поинтересовалась, не желает ли она еще чего-нибудь. Пришлось извиниться и попросить счет.

А все-таки жаль, что такой чудесный кофе-капуччино принес не марокканец.

Натали допила последний глоток, поправила волосы, надела солнцезащитные очки и вышла.

Есть что-то необычно притягательное в мужчинах-парикмахерах. Что-то гибкое и волнистое. И от них так забавно пахнет всякими шампунями, лаками и парфюмом. Натали нравился этот парикмахер-модельер неопределенного возраста, со взбитым хохолком крашеных волос. Он не просто стриг, а еще делал при этом поглаживающие движения. По волосам, по шее и даже иногда касался ее кистей. И говорил, говорил, говорил. Чем-то постоянно восхищаясь в ее внешнем виде. Артист. Профессионал. (Правда, жутко дорогой!)

Казалось, еще немного, и он начнет целовать ее, а потом они окажутся в постели.

Даже интересно, каков он как мужчина, подумала Натали, выйдя на улицу после стрижки и разглядывая визитку салона, на обратной стороне которой модельер написал свой номер мобильного телефона. Выбросить или нет? А вдруг пригодится. Прическа же ей понравилась.

Тормознув такси, Натали назвала адрес библиотеки, и пока они ехали, она неожиданно вспомнила, как первый раз привела дочь на укладку. Та очень переживала за свои длинные черные волосы. Вся извертелась на кресле и даже пыталась сбежать. Это от Ахмеда. Его восточная кровь. Дочь вся была в него. Рослая, плотная, сбитая. И такая же яростная и независимая – что так привлекло ее в муже когда-то.

В первые годы, когда они поженились, он мог иногда не замечать ее неделями, а мог заниматься любовью несколько дней подряд. Дарить подарки и цветы. А как она переживала, когда он однажды пропал почти на полтора месяца, а потом появился весь пропахший больницей. Но это было так давно, что даже казалось – в другой жизни.

Любила ли она его тогда? Да, любила.

Такси подрулило к библиотеке. Натали рассчиталась, с удовлетворением отметив, что салон внутри чистый и новый. После того случая, когда они с дочерью попали в аварию, она сама больше не садилась за руль. Ахмед иногда посылал за ней свой роскошный лимузин, но она не любила ездить с его водителем и предпочитала пользоваться такси.

Профессор часто снимал при разговоре очки и трогал переносицу. Рассказывал всякие истории из своей преподавательской практики и жизни студентов. Натали видела, что нравится ему, и от этого чувствовала себя неловко. Рядом сидел интересный, интеллигентный человек, в чем-то даже привлекательный, но у нее внутри ничего не загоралось. Только проснулась жалость и чувство вины. Краски сразу померкли и потускнели, стали потертыми, как обивка на сиденье старого такси.

Они как-то быстро выпили бутылку белого вина, и, видимо, поэтому тема беседы неизбежно свернула к взаимоотношениям полов. Непривычная к откровенному разглядыванию, Натали разозлилась, и когда в очередной раз профессор слишком пристально посмотрел на ее просвечивающую блузку, она без предисловия поднесла к глазам часы. Извинилась, что совсем забыла про встречу с мужем, торопливо попрощалась и через пять минут снова была свободна. Как парящая в облаках птица, как снующий между домов ветер.

– Нет. Все должно быть не так, – повторяла она про себя снова и снова, шагая по улице и прячась в геометрических тенях от высотных зданий, из-за которых за ней подглядывало солнце.

Рабочий день закончился. Вокруг опять появились галстуки, белые рубашки и «деловые» платья.

Может быть, она действительно глупая и легкомысленная, и все что-то придумывает, но завтра она обязательно пойдет на рынок за яблоками. Надо же все-таки испечь эту шарлотку.

Вечером Ахмед вернулся из командировки и перед сном пришел к ней в спальню.

Валентин выложил на ладонь две таблетки и, запив их водой, проглотил. Что-то мало помогают, поморщился он, чувствуя, как они застряли в нижней части горла. Вспомнился вчерашний ночной приступ боли. Надо опять сходить к доктору. Он выпил еще воды и снова начал набирать текст на экране ноутбука. Да, замечательную книгу про холодное оружие Италии он тогда купил в букинистическом магазинчике. Она содержала много ценной информации.

Зазвонил телефон. В трубке послышался голос Дианы.

– Как ты? Почему не звонил целых два дня? Сегодня уже среда! – Ее бодрый и жизнерадостный тон раздражал.

– Извини, заработался, – говорить, что ночью напился и поэтому пролежал целый день в постели, не хотелось.

– Что-то у тебя голос усталый. Все в порядке? Таблетки пьешь?

– Все хорошо, Диана, не переживай. Таблетки пью, как прописал доктор. Работаю. Как семинар? – он старался говорить спокойно, хотя в мозгу вспыхнула надпись с визитки «…with love».

– Не очень, но зато есть возможность в обед позагорать и искупаться в бассейне. Он, правда, небольшой, наверное детский. Полукруглый. Со смешными-смешными рыбками на дне.

– Живыми рыбками?

– Да нет, глупый. Ты не понял. Рыбки выложены цветным кафелем на дне бассейна. – Она рассмеялась, а Валентина вдруг пронзило ощущение ее гладкого, без единого волоска тела. Сразу заломило глаза и кольнуло в груди. Он даже сжал зубы, чтобы не застонать.

– Еще написала письмо маме. Пусть порадуется, а то живет там одна-одинешенька, – продолжала Диана. – Ты что замолчал?

– Все в порядке. Слушаю тебя. Что еще у вас там интересного?

– Все руководство здесь, даже члены совета директоров приехали. Обсуждать стратегию развития компании.

– И Леонид тоже там?

– Да. Он же член совета директоров. Валентин, у тебя точно все хорошо?

– Да. Все отлично. Немного недоспал. Как номера на турбазе?

– Неплохие. Одноместные, со всеми условиями. Еда, правда, дрянь, но это все не главное.

– Это здорово. Ладно, работай, загорай.

Он почувствовал, что последние слова получились злыми и колючими.

– Валентин, если что-то случилось, я сейчас же все брошу и приеду, – в голосе Дианы послышались озабоченные и одновременно раздраженные нотки.

– Зачем? Для тебя же это очень важно. Там твои коллеги. Твои любимые друзья. Тебе там весело, хорошо…

– Валентин, пожалуйста, перестань. Мне… – попыталась прервать его Диана.

– Это же бизнес! – продолжал он, не обращая внимания на ее мольбу. – Тебе же нравится…

В трубке послышались короткие гудки.

Почему все называют ревность пороком и так боятся показать это чувство? Оно же нормальное. Как, например, страх – естественная реакция организма на что-то угрожающее. Мы же не стыдимся сказать «я боюсь…». Почему тогда не говорим вслух «Да, я ревную. Да, я страдаю от мысли, что моя женщина может еще кому-то нравиться»? Тот, кто говорит, что никогда не ревнует, – или врет, или никого по-настоящему не любит. Любовь не бывает без ревности.

Валентин взял телефон и набрал номер Дианы. Нет ответа. Он набрал еще раз. Опять без ответа.

Он простонал и послал эсэмэску: «Прости. Я схожу с ума от ревности, потому что очень сильно хочу тебя».

Даже напиться не с кем, злился Валентин. Он сидел в ресторане Элизабет и смотрел на стоявший перед ним бокал с виски, которое по цвету напоминало бледно-желтый больничный раствор, каким в детстве полоскают горло. Ему не хотелось пить в одиночестве, но у всех были дела. У друга-строителя, у Элизабет. Ему вообще последнее время не хотелось спиртного, но надо было чем-то заполнить пустоту вечера. Он поднял бокал и выпил бледно-желтую жидкость одним глотком. Горло перехватило от крепости в пятьдесят пять градусов, и, наверное, слезла бы кожа, если бы не вкус маринованных оливок. Маслянистый и подкопченный. Интересно, бабочки мерзнут или сразу впадают в зимнюю спячку? – размышлял Валентин, попросив официанта повторить виски и поедая одну за другой темно-зеленые оливки. Прямо перед ним на стене висела картина: окно, на стекле капли дождя, а за стеклом бабочка. На сером фоне улиц яркие, но промокшие крылья. Наверное, им не бывает холодно, у них же нет крови. Странно, почему он раньше не обращал внимания на эту картину? За соседний столик, громко двигая стульями, присели две раскрашенные девицы и потребовали у официанта меню. Валентину показалось, что он их уже где-то видел.

Массивная дверь, недолго сопротивляясь, скрипнула и впустила их в темный подъезд. Они начали целоваться, проникая нетерпеливыми руками под упрямые пуговицы и тугие резинки. Даже не целоваться, а бескровно кусать друг друга. А потом, когда чуть не упали на пол, со смехом поднялись по лестнице вверх на два этажа и оказались на широкой кровати с жестким покрывалом.

Теперь руки стали двигаться еще быстрее и требовательней, но все сдерживала молния брюк, которая никак не хотела расстегиваться. Наконец что-то разорвалось, и они набросились на него. Сразу вдвоем. Губы, руки, ноги. Поцелуи, облизывания, укусы. Все перемешалось, переплелось, как ветки и корни сросшихся деревьев. Казалось, они готовы его задушить и съесть, как две голодные тощие кошки. Их пальцы с длинными накладными ногтями держали и ласкали одновременно каждую выступающую и напряженную часть. Валентин понял, что еще немного, и все произойдет. Сдерживаться дольше было невозможно….

Он с трудом заставил себя проснуться, открыть слипшиеся глаза и пойти в ванную. Липкое пятно на трусах неприятно прилипало к телу. Почему ломит все члены, и даже «его»? Хотя «ему» вчера ничего не досталось, – попытался пошутить Валентин, стоя под душем. – Висит теперь весь грустный и сморщенный. И зачем надо было так вчера напиваться с этими девицами? Все равно ведь не хватило мужества пойти к ним в гости, когда они стали настойчиво приглашать. А почему? Разве ему не хотелось их? Разве не мечтает любой мужчина оказаться сразу с двумя женщинами в одной постели? Что же его так держит и связывает внутри, делая слабым и безвольным? Любовь, ревность или страх? Он же не мог заразиться, так как они действительно оказались знакомыми из модельного агентства.

Не глядя в зеркало, чтобы не расстраиваться лишний раз, Валентин почистил зубы, вернулся в спальню и включил телефон. Сообщений не было. Входящих звонков тоже. Диана молчала.

Это был не чинкведеа, а обычный кинжал, с прямым длинным лезвием, более широким, чем у стилета. Оружие благодаря стараниям реставраторов отлично сохранилось. Прямая рукоять цилиндрической формы, расположенная на одной оси с острым клинком, и небольшие размеры гарды указывали, что кинжал использовался в основном для нанесения глубокого проникающего удара с короткой дистанции.

Почему сталь настоящего оружия всегда такая холодная? Сидя в машине, Валентин любовался отскакивающими от лезвия солнечными бликами. Пальцы не хотели выпускать кинжал, ощущая витую поверхность рукоятки. Разглядывая узоры гарды, он даже почувствовал прилив бодрости, хотя до этого еле передвигался, измученный жаждой и вчерашним алкоголем.

А почему он, собственно, не может доехать до турбазы и встретиться с Дианой, а не унижаться разговорами по телефону и не ждать сообщений, как милостыню, неожиданно вспыхнуло у него в голове. Это что – полное равнодушие? Обида? Или она специально заставляет его помучиться? Что ж, это можно будет обсудить, когда он приедет. Неожиданно, внезапно. Застав ее врасплох. Надо только ненадолго заехать в редакцию, чтобы передать наброски материала, – и в путь. Доберусь как раз к ночи.

Валентин провел пальцем по лезвию клинка и, ощутив острую заточку, вздрогнул. Потом бережно убрал кинжал в кожаный футляр, положил его на заднее сиденье и завел двигатель.

Это не сталь оружия холодная – это смерть холодная, ухмыльнулся он и резко отпустил педаль сцепления.

Кожа на губах была жесткой, обветренной и потрескавшейся, словно пересохшее русло реки. Казалось, еще немного, и она лопнет до крови, начнет обдирать язык. Валентин посмотрел на губы в зеркало заднего вида и решил остановиться на ближайшей заправке, чтобы купить воды. Он уже гнал по трассе почти два часа. Тупо и с остервенением. Расплавленная духота жаркого дня висела над асфальтом и, перемешиваясь с выхлопными газами, колыхалась, как бесцветный лимонный мусс. Хотелось сплюнуть, но во рту, кроме кислого привкуса, не было ничего. Валентин прибавил охлаждение и прищурил глаза, чтобы разглядеть на указателе поворот на заправку.

Пока ему заливали бензин, он купил бутылку воды и сразу выпил почти половину. Потом сел в машину и, прибавив звук «Радио-рок», откинулся на спинку сидения. Тело требовало покоя, чтобы впитать живительную влагу.

«Золотая луна, цвета спелого зрелого яда… Как стрелок за окном целит мне в оловянную грудь…» – хриплым голосом выводил знаменитый музыкант. Опять про луну, к чему бы это? – начал соображать мозг, но его прервал женский голос, раздавшийся справа.

– Не подвезешь?

Девушка, чуть согнувшись, заглядывала в открытое окно.

– Что? – не расслышал Валентин и вылез из машины.

– Не подвезешь? А то автобус долго ждать. Да и стемнеет скоро.

Она улыбалась, сияя своим неотразимым животом, с татуировкой клыкастого животного, выставившего когти из-за пояса узких шорт.

Валентину не понравился ее гортанный низкий голос и стоптанные кроссовки. «И белье у нее, наверное, несвежее и дешевое», – внутренне поморщился он, пробормотал с улыбкой какие-то извинения, расплатился за бензин и постарался скорее выехать на трассу.

К хорошему можно легко и быстро привыкнуть. К ухоженному телу, к изысканному нижнему белью, к красивым вещам… И трудно отвыкнуть. Или вообще невозможно? Вздох сожаления непроизвольно вырвался у него из груди, рука потянулась за сигаретой, а нога нащупала педаль тормоза. Машина остановилась у холма, где одиноко возвышался пирамидальный тополь. Старый и высохший. Завивающийся кверху тонкими ветками и похожий на венчик для взбивания крема. Валентин сел между корней, прислонившись к шершавому стволу, и долго курил, наблюдая за закатом. Огромное красно-оранжевое яблоко солнца медленно скатывалось за горизонт, окрашивая в малиновый цвет белый пух облаков. Казалось, еще немного, и они воспламенятся.

Диана, наверное, сейчас ужинает – Валентин представил ее смеющуюся, с бокалом вина в руке. И наверняка за одним столом с Майклом и Леонидом. А потом пойдет спать…

Его начала бить дрожь при мысли, что он может застать ее в номере не одну, когда приедет.

Стемнело. Дорога стала узкой и извилистой. Свет фар встречных автомобилей, особенно грузовиков, слепил глаза, заставляя щуриться и сбавлять скорость. Зачем он только вчера напился, в очередной раз с сожалением обругал себя Валентин и закашлялся, представив, что секс с двумя раскрашенными девицами мог произойти не во сне, а в реальности.

Вокруг лежал пушистый светло-зеленый ковер травы. Мокрый и блестящий от солнца. Сверкающий и переливающийся бриллиантами росы. Валентин с трудом приподнялся и глубоко вздохнул. Пьянящий запах сырой зелени ударил в голову. Захотелось окунуться в эту прохладную гладь, чтобы освежить каждую клеточку измученного организма и стереть из памяти прошлое. Он вылез из машины и представил, как лежит на траве, как промокают рубашка и брюки. Да… Хорошо, что ему вчера не хватило сил доехать до турбазы. Особенно после того, как машина чуть не врезалась в грузовик, стоявший на обочине без габаритных огней.

К тому же он никак не мог решить, что будет делать, если, например, приедет ночью и застанет Диану в номере с другим мужчиной. Поэтому он, совсем обессиленный и подавленный, остановился на ближайшей парковке и заночевал в машине.

Какое замечательное утро! Искристое и прохладное.

И спал он на удивление крепко. Наверное, потому, что положил рядом с собой итальянский кинжал.

Валентин поежился от порыва ветра. Постоял еще минуту и, взглянув на сырые туфли, вернулся к машине. Сел, завел двигатель, но, не удержавшись, опять вышел и с размаху шлепнулся в травяное море, расплескав тысячи капелек росы. Потом вытер лицо и, довольный, вырулил на дорогу.

Если не доверяешь женщине, зачем мучить себя и ее?

Пальцы очень бережно начали раздвигать мягкие дольки. Они поддавались. Медленно, медленно. А когда открылись, между ними показалась блестящая капелька. Валентин осторожно достал ее кончиком языка и проглотил. Не кислая! Значит, он правильно выбрал мандарины на рынке. Крупные и сладкие. Именно такие нужны для десерта, который он задумал. Только эти продолговатые дольки-губки, раскрытые не до конца, вызывают столь явные эротические ассоциации. Он положил дольки на блюдце, обрамил с одной стороны листиками мяты, выложенными в треугольник, и улыбнулся, представив выражение лица Дианы, когда она увидит его творение. Фруктово-эротический десерт. Он взял блюдце, бокал с морковно-яблочным соком и пошел в спальню.

Диана еще спала. Ее длинные ресницы вздрагивали во сне, как крылья ночных бабочек. Она лежала, прикрытая лишь смявшейся простыней, которая, неосторожно съехав с талии, открыла для глаз запретную впадину. Без единого волоска. Ту, что вчера всю ночь принадлежала ему. Валентин поставил сок и десерт с фруктами на столик, поправил алую розу в вазе и вышел. Пусть амазонка отдохнет и наберется сил. Впереди еще целых два дня выходных.

… Диана вернулась в пятницу после обеда. На день раньше, чем планировалось. Позвонила с дороги и сказала, что их вызвали на срочную встречу с заказчиком. Это ненадолго. Только утвердить эскизы костюмов. А еще она сказала в конце разговора, просто и искренне: «Я соскучилась».

Одна фраза, одно слово. И не надо никаких извинений и объяснений. Как много может быть спрятано в простом сочетании букв. «Я соскучилась…» – волшебные слова, которые заставляют забыть обо всем.

Все-таки мужчины действительно такие примитивные, довольно улыбнулся про себя Валентин, настраивая яркость экрана компьютера и собираясь поработать, пока Диана не проснется, но неожиданно нахмурился. В мозгу всплыл вчерашний разговор с Хосе.

…Приятель объявился, как всегда, нежданно-негаданно. Взбудораженный и неорганизованный. Он узнал от сестры, что Валентин его разыскивал, и сразу же позвонил.

– Извини, дружище, у меня трудное положение, – услышал Валентин его ответ на свою многословную и эмоциональную речь. – Возникла одна проблема из-за аварии. Нужно еще немного времени. Пару недель, и все уладится. Ты же меня знаешь. Я не из такого выбирался. Просто, сука, черная полоса наступила какая-то. С грузом все в порядке. Так что не дрейфь.

– А что за груз? – поинтересовался Валентин.

– Зачем тебе знать. Меньше знаешь – лучше спишь. И прошу тебя, никому не говори, – перешел на угрожающий шепот Хосе. – А с этими мудаками постарайся не встречаться пока. Они сволочи. Я их просил помочь, но они ответили, что по контракту вся ответственность на мне. Они, типа, вообще не знают об этой перевозке. – Он выругался и вдруг громко засмеялся: – Что, совсем струсил? Все будет в порядке.

– Хосе, ты кретин! Мало того, что меня подставил, – Валентину было не смешно, – теперь еще и издеваешься. Как я могу с ними не встречаться? У них есть мой адрес и телефон.

– Ну так не встречайся, и все. Поменяй телефон, как я. Поезжай в отпуск. Через пару недель все будет ол-райт. И мы с тобой заработаем. С меня большие комиссионные за моральный ущерб.

– Так что же все-таки это за груз? – не унимался Валентин. – Контрабанда, что ли?

– Слушай, дружище. Я тебе сказал все, что мог. Если ты мне не доверяешь, можешь заявить куда хочешь, но предупреждаю, лучше от этого не будет. Потерпи пару недель. Поверь старому приятелю.

Диана долго смеялась, разглядывая эротический десерт, и сказала, что в нем явно пропадает творческий потенциал.

Он даже обиделся.

– Как это пропадает? Вот закончу писать, тогда посмотрим.

– Не обижайся, глупый. Я же шучу, – произнесла она, облизывая губы, на которых сок оставил яркие рыжие следы. – Предлагаю эти пухлые мандариновые дольки съесть тебе, пока я умываюсь. У меня все-таки стандартная сексуальная ориентация.

Она проскользнула мимо него и уже от двери добавила:

– Ты же сам говорил, что сходишь с ума, целуя мои губки.

Валентин сел на кровать и с удовольствием вдохнул свежий аромат цитрусовых, смешанный с пряным запахом вчерашней ночи.

– А его нет. Точнее, он есть, но, как ты знаешь, мне совсем не нравится!

– Ты справишься… – хотел поддержать ее Валентин, но она не дала ему договорить.

– Это меня мучает, гнетет, раздражает. Я чувствую, что чего-то не хватает. Но не могу понять чего. На сцене должно произойти какое-то сильное действие. Неожиданное и яркое, которое заставит зрителя содрогнуться и запомнить представление. Я даже поругалась с Майклом, хотя он тут ни при чем. С него требует начальство – он требует с нас.

– А что у конкурентов?

– У них все стандартно. Черное с красным. И черное с белым. Это всегда выглядит вызывающе броско и выигрышно. – Диана задумчиво допила кофе и улыбнулась. – Давай не будем сегодня про работу. Надоело. Скажи лучше, как твои глаза. Ходил еще раз к доктору?

– Нет. Собираюсь на следующей неделе.

– Кстати, ты у меня там вчера ничего не заметил? – неожиданно перевела тему Диана, доверительно кивнув на створки длиннополого халата.

– Нет, а что? – Валентин немного смутился.

– Ну да, понятно. Тебе вчера было не до этого, – Диана по-доброму рассмеялась, с теплотой глядя на него своими чуть раскосыми глазами. – Извини. У меня там какое-то раздражение появилось. Наверное, после салона. Придется тоже сходить к врачу. А знаешь, на турбазе был такой забавный ресторан в стиле старинного замка.

Она встала и начала убирать посуду, обрисовывая ему интерьер ресторана. «Длинные-предлинные скатерти. Длинные-предлинные спинки стульев, такие, что даже шея вытягивается. Если месяц посидишь на стуле с такой спинкой, шея точно вырастет». Валентин рассеянно слушал и думал, как, интересно, она чувствует себя среди длинноногих моделей. Его давно мучил этот нелепый вопрос, но он не задавал его, боясь оскорбить Диану. Он подошел, обнял ее сзади и взял из ее рук посудную тряпку:

– Давай я…

– Нет, мне нравится мыть посуду. Не часто, конечно. Как будто смываешь с себя проблемы, накопившиеся за день. Становишься чище, что ли? Одно плохо: потом кожа на руках сохнет и весь маникюр на ногтях портится.

Она отдала ему тряпку, а сама стала расставлять чистую посуду.

– Диана, извини, а можно кое-что спросить?

– Тебе можно все.

– А тебе комфортно среди девушек-моделей?

– Еще как, – рассмеялась она. – Во-первых, я среди них одна такая сочная. А во-вторых, мне известны сотни других способов завоевать мужское сердце, кроме длинных ног. А почему ты спросил?

– Не знаю. Может, потому, что везде рекламируют только супермоделей.

– Странно. Ты представляешь, совсем недавно мне уже задавали этот вопрос. Такое ощущение, что мысль может быть материальна и приходит в голову сразу нескольким людям одновременно.

– Кто задавал? – Валентин напрягся.

– Леонид, – без тени смущения ответила Диана, расставляя посуду в шкаф, и добавила, повернувшись: – Совсем забыла, мы же завтра едем на пикник на озеро. У Леонида там небольшая яхта.

– Надеюсь, я тоже в числе приглашенных, – сдавленно произнес Валентин, почему-то не узнав свой голос.

– Нет. Я еду одна, с чужими мужчинами, – Диана присела около него и, обняв, прошептала, целуя в ушко. – Какой же ты несносный ревнивец. Это же шутка. Куда я без тебя. Разве кто-нибудь из этих мужчин способен придумать такой десерт?

– Смотри, озеро сверху похоже на блюдце, с нарисованными барашками облаков на голубой воде, – радовалась Диана, когда они к полудню воскресенья добрались до места стоянки яхты Леонида. – А какой запах соснового леса!

Она шумно втянула воздух и засмеялась, прижавшись к плечу Валентина, который, видя ее крайнее возбуждение, почему-то насупился. Тоже мне озеро. Обычное водохранилище, в котором скоро зацветет вода.

Но, увидев паруса нескольких яхт, которые издалека казались белыми фантиками от конфет, он тоже не смог сдержать улыбку.

Они припарковали «Мазду» и прошли на площадку на высоком берегу, где располагались небольшая постройка с навесом, длинный стол со скамейками, обложенное камнями место для костра – всё, что необходимо для летнего отдыха на природе. Чтобы дойти до яхты, нужно было спуститься с обрывистого берега по узкой тропинке, которая петляла через заросли кустов и неожиданно выскакивала к длинному узкому деревянному пирсу.

Вся компания уже выпивала на палубе.

Изи, в колониальном английском шлеме похожий на Дон Кихота. Леонид, в теннисных шортах, с золотым крестом на шее и сигарой в зубах. Его жена София, полноватая и загорелая блондинка, в причудливой ажурной шляпке. Седовласый партнер Леонида – Альберт, тоже с женой, высокой женщиной с косынкой на голове. По виду она напоминала сильно повзрослевшую манекенщицу.

Увидев опоздавших, компания оживилась. Мужчины рассыпались в комплиментах Диане, грудь которой еле скрывала завязанная на поясе рубашка, а черные волосы, непослушно выбиваясь из-под ковбойской шляпы, ниспадали на шею, украшенную крупными ягодами коралловых бус. Изи тут же окрестил ее «цыганкой из прерий Дикого Запада», за что шутливо получил по своему шлему дужками от солнцезащитных очков.

Пока обсуждали дальнейшую программу отдыха, Валентин с восторгом обошел яхту. Потрогал на ощупь суровую парусину, погладил грот-мачту и даже покрутил штурвал.

Дыхание было частое и отрывистое, прерываемое поскуливанием. Валентин отрыл глаза и повернул голову. Рядом с ним лежала огромная овчарка. Темные зрачки ее глаз неотрывно следили за его движениями. Из отрытой пасти свисал лиловый язык, который иногда скрывался за частоколом зубов с двумя белыми клыками, похожими на кривые турецкие ножи. Валентин не шевелился. Кто знает, что у нее на уме? Собака, сглотнув слюну, миролюбиво прикрыла глаза и отвернулась. Ей было жарко. Она встала, чуть отошла и села в сторожевой позе, глядя то на происходящее вокруг, то на лежащего рядом человека.

Охраняет, удовлетворенно перевел дыхание Валентин. Умная. Интересно, почему она выбрала его, когда вокруг на пляже полно народа? Потому что он самый сильный или потому что он самый слабый?

Собака сидела, не меняя позы.

Какие сильные мышцы передних лап и торчащий волосатый член. Всегда торчащий, отметил Валентин про себя. Кобель. Гораздо мощнее и крупнее Лохматого. Ему захотелось погладить овчарку. Он осторожно потянулся к ее шее, но как только прикоснулся к шерсти, собака резко повернула голову и показала клыки. Рука отдернулась сама собой.

– Валентин, – раздался голос Дианы. – Леонид меня уговаривает заплести множество косичек, как у африканских девушек. Как ты думаешь, мне будет хорошо?

– Не знаю.

Покататься на яхте по озеру не удалось. Легкий ветерок превратился в сильный ветер, который, разогнав белые барашки облаков с неба и фантики парусов с озера, притащил огромную темно-лиловую тучу. Собирался ливень.

Компания вернулась на берег и, разместившись под навесом, с удовольствием пила горячий грог, который варил на костре матрос с яхты – загорелый худощавый парень с волосатой грудью и длинными руками, больше прохожий на индейца-ирокеза, чем на моряка, из-за фенечек на руках, татуировки на плече и короткой прически ежиком.

Дождь закончился быстро, но все не торопились выходить из-под навеса. Диана нарисовала на листке наброски платьев для подиума и стала рассказывать про коллекцию.

– Мне понравился стиль ампир, – комментировала она свои рисунки, – прежде всего вот этими сорочками под корсетом и легкой гофрированной тканью. Если сделать кофточки короткими, то можно оставить оголенным живот. Тогда пригодятся те самые спущенные джинсы, которые еще два-три года будут донашивать. А это очень важно для объема продаж. Еще сюда можно добавить короткую или длинную юбку с разрезом. Получается универсально! Хочешь секси – пожалуйста. Хочешь классику – пожалуйста. Вот как на этом рисунке.

– Хочешь ходить без трусиков – пожалуйста! – оскалился Изи, поглаживая узкую бородку.

– Изи, прекрати глумиться над женскими слабостями, – строго одернула его София, – и вообще не мешай. Обсуждайте лучше свой скучный бизнес.

– Диана, – вступил в разговор Леонид. – Так что за трудности со сценарием показа, про которые ты говорила в прошлый раз?

– Трудность только одна. Это я, – встряхнула волосами та. – Мне не нравится сценарий. И есть еще пара нерешенных вопросов.

– Все вопросы решаются или в постели, или в банке, – заметил Изи.

Диана, стрельнув глазами в его сторону, хотела что-то ответить, но передумала и стала горячо спорить с бывшей манекенщицей, которая начала критиковать наброски.

После дождя стало прохладнее. Валентин набросил на плечи Дианы куртку и обнял за талию. Он не участвовал в разговоре, так как уже знал все это, а разглядывал, как матрос-ирокез разделывает около костра кусок телятины змеевидным длинным ножом с двойным изгибом, больше похожим на ятаган, чем на кухонный нож. Когда парень надавливал на рукоятку, чтобы отделить очередное ребро от позвоночника, то на его руке проступали все мышцы и сухожилия, а в движении ощущалось что-то дикое и цепкое.

– Ты заметил, какие у него руки – жилистые-жилистые… – неожиданно почувствовал он шепот Дианы у своего уха.

– Угу, – кивнул он и хотел добавить про тонкие пальцы, испачканные остатками крови, но Диана уже отвернулась, опять увлеченная общим разговором.

Валентин встал, подошел к парню, попросил дать ему нож и стал помогать нарезать мясо, пока тот замачивал его в соусе и раскладывал на решетку над углями. Вместе с ним подошла к костру и бывшая манекенщица, которая, взяв парня за руку, попросила налить ей еще грога. Ее немного покачивало.

Хребет теленка был очень твердым, и Валентину приходилось сильно нажимать на нож сразу двумя руками – одной держать рукоятку, а другой давить на лезвие посередине. Зачем на яхте держать такой неудобный нож? – думал он, опасаясь, что рука может соскользнуть вперед и пораниться о загнутое вверх острие.

Наконец все было готово. Мясо на углях зашипело. Над озером поплыли ручейки дыма, пахнущие ароматными специями и сосновой смолой.

Валентин вернулся к столу.

– Понимаешь, Леонид, – услышал он взволнованный голос Дианы, – выступление на подиуме задумано очень красочно и красиво. Стройные модели в длинных платьях эпохи Наполеона. Высокие солдаты в сапогах, обнаженные по пояс. Шляпки, сабли, кивера – все блестящее, яркое и одновременно – такое скучное. Нет жизненной энергии…

– Может быть, добавить крови? – усмехнулся Валентин. – Например, что-нибудь зарезать или отрезать?..

– Точно, – с восторженным придыханием посмотрела на него Диана. – Точно! Платья надо будет в конце выступления коротко отрезать. Откромсать! Прямо на сцене. Валентин, ты чудо!

Она вскочила и так резко обняла его, что они вместе упали на землю. Ее губы со смехом впились в его. Во рту почувствовался вкус грога – чай, коньяк и лимон.

– Представляете, длинные шлейфы юбок берут сильные руки солдат и, резко отрезая саблями, делают их короткими. Потом срывают шляпки, разрывают кофточки. Долой старое – да здравствует новое! Нью-ампир! Революция секси! – Диана вскочила и, схватив карандаш и бумагу, тут же начала придумывать изменения в сценарии выступления, громко комментируя свои мысли вслух.

Она так вошла в образ, что, включив музыку, попыталась изобразить, как это будет выглядеть. Попросила блондинку-манекенщицу обернуться длинным полотенцем, а матроса-ирокеза взять нож вместо сабли и изобразить солдата Французской революции. Получилось довольно вызывающе, особенно когда бывшая манекенщица очень натурально упала в объятия парня.

Раздались аплодисменты.

Глаза Дианы победоносно блестели. Она выглядела амазонкой-победительницей, держа в руке кривой нож-ятаган и поправляя волосы, в которых отражалось пламя костра. Компания оживилась. Всем сразу захотелось еще выпить. Изи произнес восторженный тост и попросил опять передать поклон маме. Леонид галантно поцеловал ее руку. София промолвила, что хочет обязательно купить что-нибудь после подиума. Только Альберт, как заметил Валентин, что-то буркнул и бросил недовольный взгляд на жену.

Матрос принес с углей огромное блюдо с еще шипящим мясом и поставил на середину стола. Изи открыл несколько бутылок вина. Все с аппетитом начали есть.

Диана резвилась как девчонка. Что-то радостно болтала, хохотала и даже грубо шутила. Ее волосы растрепались, а губы, казалось, налились и пылали.

«Ведет себя как неразумный подросток, – нахмурился Валентин, одновременно восхищаясь ее способностью так искренне отдаваться маленьким и глупым радостям жизни. – Наверное, природа специально наделила женщин такими качествами, что бы он и могли не думать о боли, которая им уготована, – философствовал он про себя. – Иначе, если женщины вдруг станут разумными и перестанут, влюбляясь, терять голову и отдаваться первому встречному, то род человеческий прекратится. Слишком умные и рассудительные явно обречены на вымирание!» Эта мысль так развеселила его, что он неожиданно громко рассмеялся.

– Ага, а вот и наш историк оживился, – тут же обратил на него внимание Леонид. – Валентин, ты обещал, что обязательно нам расскажешь, чем же Джульетта покончила с собой.

– Это был стилет, – вместо него вскрикнула Диана. – Узкий, как игла, и тонкий-тонкий-тонкий…

– Да, – поддакнул Валентин, – и, скорее всего, Джульетта воткнула его себе в горло.

– В горло? – округлил глаза Изи.

– Фу, какие страхи. Прекратите, – запротестовала София. – Разве нет другой темы для разговора? Вокруг и так уже стало темно.

Над лесом и озером незаметно сгустились сумерки, окружив компанию невидимой плотной стеной.

– А почему именно в горло? – переспросил Альберт.

– Потому, что такая хрупкая девушка, как Джульетта, не смогла бы распороть себе живот, как это делали самураи. А горло легко. И самое главное, надежно. Точно не выживешь.

Над столом повисла неожиданная пауза. Был слышен только смех бывшей манекенщицы, которая стояла у костра, курила и о чем-то беседовала с худощавым матросом.

– Леонид, прекратите, я тебя прошу, – голос Софии стал требовательным и капризным.

– Дорогая, отстань. Это же крайне любопытно.

– Это же о литературе, – поддержал Изи своего босса. – Предлагаю тост: за неразгаданные тайны искусства. Валентин, тебе срочно надо написать книгу – «Оружие убийства в мировой литературе».

– Подожди Изи, не отвлекай, – Леонид достал сигару. – Итак, а что же с Отелло и Дездемоной? В прошлый раз мы так и не закончили.

– Здесь сложнее, – ответил Валентин. – Отелло был мавр. И возможно, даже мусульманин.

– Не может быть! – удивился седовласый партнер Леонида. – Как же он женился на христианке?

– Друг мой. Это же театр. Не смешивайте вымысел и реальность. Если не приукрашивать жизнь, то можно умереть со скуки, – не дал ему дорассуждать Изи.

– Так вот, – продолжал Валентин. – Отелло специально пригласили в Венецию, так как он проходил обучение у турок и, вероятно, хорошо знал способы ведения ими войны. А если так, то он просто обязан был владеть основным оружием турецких янычар – ятаганом. Коротким, два раза изогнутым, похожим на берцовую кость. Поэтому Дездемона могла быть пронзена именно ятаганом. Сейчас я вам покажу, на что он был похож.

Валентин встал и принес лежавший у костра нож.

– Вот.

Он хотел ловко перехватить его из одной руки в другую, но не удержал и уронил на стол. Послышался звон падающих бокалов и бутылок.

Все засмеялись и вскочили, чтобы не облиться.

– Извините, – Валентин схватил салфетки и начал вытирать красную лужу вина на столе, но Леонид его остановил:

– Перестань. Пойдемте к костру, здесь все уберут без нас.

София громко позвала парня-матроса. Тот не спеша подошел к столу и начал собирать грязную посуду. Валентин заметил, что делал он это очень неохотно.

Диана с Софией ушли на яхту, а остальная компания переместилась к огню, где на раскладном стульчике уже сидела бывшая манекенщица, рядом с которой стояла бутылка вина.

– Давно этот парень у тебя работает? – спросил седовласый, обращаясь к Леониду.

– Несколько дней.

– Что-то он не больно расторопный. И какой-то дистрофик, – громко сказал Альберт, в упор глядя на свою жену. Та криво усмехнулась и сделала глоток вина прямо из горлышка.

– Что делать. Летом всегда проблема найти матроса на временную работу, – ответил Леонид, выпуская кольца дыма.

– А откуда у тебя этот странный нож? – Альберт внимательно рассматривал искривленное лезвие и рукоятку.

– Это не мой. Это как раз его. – Леонид кивнул в сторону матроса, который подошел к костру и доложил, что все убрано.

– Спорим, я его брошу и воткну в дерево, – сказал неожиданно Альберт, обращаясь непонятно к кому.

– Не надо. У него рукоятка может сломаться, – послышался голос парня-матроса.

– Я тебе тогда новый куплю.

– Прошу вас, не надо. Мне нравится этот нож.

– Вон в то дерево. – Седовласый, казалось, не слышал просьбы. Он встал и показал на толстый ствол сосны, мачтой уходившей в ночное небо.

– Перестань, Альберт, – одернула его манекенщица.

– О, у нас будет состязание, – вынырнул из темноты Изи. – Я готов держать пари.

– Перестань, – блондинка встала и взяла мужа за руку.

– Не встревай. Это мужская забава, – оттолкнул он ее руку. Его крупное лицо стало багрово-красным в отблесках костра. – Почему я не могу сделать то, что хочу?

Он сделал несколько шагов по направлению к дереву. Валентину показалось, что нож-ятаган превратился в огненную змею.

Матрос встал между деревом и Альбертом. В свете костра он еще больше напоминал индейца-ирокеза.

– Отдайте, пожалуйста, нож.

– Я же сказал, если сломаю, заплачу.

Из темноты показались Диана и София, которые что-то оживленно обсуждали, но, увидев сцену у костра, остановились и замолчали. Валентин заметил, как вздрогнуло лицо Дианы при виде извилистого клинка.

– Альберт, – вдруг послышался спокойный голос хозяина яхты. – Положи нож. Изи, принеси всем вина.

– А мне виски, – Альберт ухмыльнулся, бросил нож к ногам парня-матроса и вернулся на свое место.

– Убери все на яхту, – подошел к тому Леонид и положил руку на плечо. – Проверь каюты и принеси фрукты и обычный нож.

Тот молча кивнул, поднял нож-ятаган и исчез в темноте.

– Что здесь произошло? – послышался голос Софии.

– Уже ничего, – язвительно заметил Изи, появившийся с бутылками в руках. – Намечался рыцарский турнир, но босс все испортил. Отобрал оружие и разогнал благородных рыцарей.

– Ты, Дон Кихот… попридержи язык, – огрызнулся полушутя седовласый партнер Валентина. – А то я вызову тебя на рукопашный бой.

Все засмеялись, кроме жены Альберта, которая извинилась и сказала, что ей надо ненадолго отойти.

– Зачем на кулаках. Ты вон какой здоровый. Лучше на мечах, – ответил Изи, поправляя свой колониальный шлем и разливая вино. – А вы знаете, что я недавно вычитал? Что слово «влагалище» происходит от латинского слова «ножны». Именно в них римский легионер влагал свой меч, как считали медики древности.

– Сходство действительно есть, – громко расхохотался Альберт.

– Слушайте, мужчины, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Что вы все про ножи, убийства или секс. Смотрите, какая ночь! – воскликнула София.

– И какая луна, – поддержала ее Диана и обняла Валентина.

– Помните, «Большим ломтем чарджоуской желтой дыни лежит луна на краешке окна», – мечтательно произнесла София.

– А мне кажется, что она сегодня больше похожа на половинку персика, прикрытую вуалью облаков, – в тон ей негромко сказала Диана.

– Так нельзя говорить, – послышался голос Альберта. – Луна желтая, а не персиковая по цвету.

– Но если разрезать, то внутри персик темно-желтый.

– Все равно – так не говорят. Есть точное определение персикового цвета, – Альберт не унимался. – Вот про дыню я согласен, а про персик – нет.

Они заспорили.

«А мне больше нравится – сыр» – усмехнулся про себя Валентин, вспомнив Лохматого, и вытер платком глаза, которые начали слезиться от яркого пламени костра.

Вернувшийся парень-матрос принес блюдо с фруктами. Яблоки, апельсины, клубника. Изи, спросив одобрения у хозяйки, начал готовить десерт «яблоки Шателен». Валентину стало любопытно.

– Сначала разрезаете яблоки пополам и вырезаете сердцевину. Потом кладете их в кипящую сладкую воду и варите минут десять. Именно на костре, чтобы дым проник в спелую плоть и наполнил ее особым, диким ароматом. Лучше брать половину красных яблок и половину желтых, чтобы получился на вид разноцветный орнамент. Это как женщины с разной кожей. Потом добавьте сок лимона и, когда мякоть станет вязкой, но еще не потеряет упругость, скорее берите ее. Иначе главный момент будет упущен. Положите аккуратно на тарелку и добавьте ванильный сахар и корицу. И ешьте, пока не остыла.

Изи поднял блюдо с красно-желтыми половинками, истекающими сладким сиропом, и, ставя на стол, с лукавой улыбкой добавил:

– Только обязательно одной ложкой на двоих.

– Почему это? – удивилась София.

– Это гораздо эротичней, – по слогам произнес Изи и самодовольно рассмеялся. – Это же «яблоки Шателен».

Все принялись за десерт, кроме Дианы, которая стояла с Леонидом в стороне и что-то доказывала, то и дело поднося к губам бокал с вином.

Валентин вдруг с сожалением осознал, что сегодня у них вечером ничего не будет. Она будет усталая и, когда они вернутся домой, сразу ляжет спать. Он вздохнул и посмотрел вокруг.

Ветер почти стих, и воздух наполнился густыми ароматами леса. Таинственными и притягивающими. Зеркало озера, украшенное блестками звезд и разводами серебристых облаков, казалось шелковым восточным покрывалом на нетронутой кровати.

– А вот и я… – неожиданно появилась у костра жена Альберта, который тут же повернулся к ней.

– Где ты была?

– Гуляла у озера, – не глядя в его сторону, ответила она. – Знаете, какая там вода? Предлагаю пойти искупаться.

– И правда, – поддержала ее София. – Ветер совсем прекратился. А когда вернемся, Изи нас угостит десертом.

– Я согласен, но только при одном условии. Будем купаться обнаженными, – воскликнул Изи, демонстративно сбрасывая свой шлем.

– Мальчики справа от пирса, девочки слева, – хихикнула София.

Все стали собирать полотенца и надевать шлепанцы.

– Ты пойдешь? – спросила Диана у Валентина.

– Наверное, нет, – ответил тот.

– Может, все-таки пойдешь? Представляешь, какая сейчас теплая вода. Как парное молоко. Только черное-черное…

Валентин отрицательно покачал головой.

– Хорошо. Тогда не скучай. – Она заделала волосы в хвостик и повернулась к Леониду, который проходил мимо, обвязанный полотенцем вокруг талии. – Леонид, ты поможешь мне найти тропинку к пирсу?

– Если Валентин не возражает, то с огромным удовольствием, – ответил тот, театрально беря руку Дианы и бросив взгляд на Валентина. – «Ревности остерегайтесь, зеленоглазой ведьмы, генерал…»

– Леонид, а вы взяли на озеро что-нибудь выпить? – не дала ему закончить Диана.

– Конечно, милая сеньорита. Изи прихватил целую бутылку старого доброго «Хеннеси».

Валентин отвернулся, прикусил губу и выругался про себя: «Пижон! Выучил когда-то Шекспира и теперь выделывается».

Через некоторое время с берега послышалось плескание и задорный женский смех. «Да пошло все …» – еще раз выругался Валентин и стал спускаться по тропинке к пирсу. Он тоже решил искупаться.

Вода действительно оказалась как черное теплое молоко. Голоса и смех раздавались уже довольно далеко от берега. Он сбросил одежду, минуту поколебался и, сняв плавки, нырнул.

Как-то нелепо и глупо все получилось. Почему он сам всегда все портит? Валентин брел по узкой тропинке, с трудом различая направление и постоянно спотыкаясь о выступавшие из земли корни. В темноте невидимые ветки кустов и деревьев, казалось, пытались ухватить за голые руки и поцарапать. Неожиданно сбоку раздался негромкий треск сломанного сучка.

Куда это он забрел? Валентин остановился и прислушался. Треск повторился. Только теперь тихий. По коже пробежал озноб. Тело, поддавшись природному инстинкту, замерло в ожидании. Неприятный звук не повторялся. Только справа далеко позади натружено гудел город и раздавались редкие автомобильные сигналы. Значит, проспект там! Валентин развернулся и быстро зашагал в сторону огней, продираясь прямо сквозь кусты.

Надо же было так задуматься и, как последнему идиоту, забраться в самый глухой угол парка, раздраженно обругал он себя, когда наконец выбрался на широкую освещенную дорожку. Еще в какое-нибудь собачье дерьмо вляпаешься. Он внимательно осмотрел обувь и, удостоверившись, что все в порядке, взглянул на часы. Почти двенадцать ночи! Прогулка по парку заняла больше двух часов. Пора было возвращаться домой. Он двинулся по аллее, опять мысленно вернувшись к событиям последних дней, которые не давали ему покоя.

Сегодня среда. Они не разговаривают с Дианой три дня. С того момента, как приехали поздно ночью в воскресенье с озера. Такого еще никогда не было.

А все из-за этого пикника на природе!

…Когда он в ту ночь, устав и продрогнув, стал подплывать обратно к берегу, то увидел Диану и Леонида, сидящих рядом на пирсе. Точнее, услышал их невнятную беседу и смех Дианы. И хотя тень от яхты давала возможность подплыть незамеченным довольно близко, он все равно не смог разобрать, о чем говорили. Потом появился Изи с бокалами и коньяком. Глупая ситуация. Твоя женщина веселится с двумя мужчинами, а ты плаваешь рядом, ощущая, что у тебя между ног все съежилось и сморщилось. Возможно, именно поэтому он что-то грубо ответил на шутку Леонида, когда, надев плавки, подошел к ним на пирс. Голый и мокрый.

А дальше вообще все произошло как в кино.

Все собрались у костра. Отсутствовала только бывшая манекенщица. Ее стали искать. Альберт занервничал и даже предложил плыть на яхте по озеру. Но оказалось, что парня-матроса тоже нигде не было. Может быть, поэтому никто не удивился, когда он появился обнаженный по пояс, а за ним жена Альберта, одетая в мужскую рубаху. Она, смеясь, заявила, что выплыла не на то место, и если бы не «этот милый юноша», который случайно оказался рядом, то она бы точно «попала в лапы к медведям».

Валентин видел, как по мере объяснений наливаются кровью глаза ее мужа, который вдруг вскочил и ударил парня кулаком в лицо. Матрос упал. Послышались крики женщин. Альберт попытался ударить парня ногой, но ему помешали жена и Изи. Они пытались удержать его за руки. Валентин поспешил им на помощь, но неуклюже споткнулся и, сбив котелок с десертом, упал на них троих. Получилась свалка. Пока они барахтались на земле в сладкой, липкой массе, матрос схватил со стола нож и стал кричать, что убьет обидчика.

Непонятно, чем бы все закончилось, если бы не вмешался хозяин яхты. Он ловким приемом выбил у парня нож, сильно ударил по ноге и, когда тот упал, заломил ему руку.

Валентин остановился и огляделся вокруг. В парке практически никого не было. Деревья безмятежно шелестели листвой, казавшейся серебристо-зеленой в беловатом свете фонарей. Цветочки, укрывшись лепестками, спали на клумбах. В раю даже ночью красиво! Он достал сигарету и закурил. Глаза, ослепленные пламенем зажигалки, долго привыкали к темноте. Как же трудно порой понять женщину. Даже очень близкую, даже очень любимую. Его мысли опять вернулись на три дня назад.

… Они возвращались в город по ночному шоссе. Он сидел за рулем, прилагая все силы, чтобы вести «Мазду» спокойно и осторожно.

Диана сидела рядом, глядя на темные силуэты за окном. Молчаливая и напряженная.

– Как ты думаешь, он действительно мог – как это правильно сказать: ударить или пырнуть ножом? – неожиданно спросила она.

– Вряд ли, – Валентин догадался, что речь идет о матросе. – Хотя кто его знает?

– А ты бы смог, как Леонид?..

Валентин не ответил, а попытался представить свои действия.

– Наверное, нет.

Диана опять замолчала и отвернулась.

– Зачем ты поссорился с Леонидом? – услышал он через некоторое время ее голос, наполненный какими-то чужими нотами. – Он нас, между прочим, пригласил к себе в гости, в Испанию. В начале августа.

– В Испанию?

– Да. Его фирма приобрела там небольшой отель на берегу моря.

– Почему он это делает?

«Мазда» резко повернула на повороте, скрипнув тормозами.

– Он мой друг…

– Друг?

Когда ревность одна, ее можно обуздать, но когда она смешана с раздражением, разочарованием, обидой и еще бог знает с чем, то любое слово становится каплей яда.

– Отстань, Валентин, – сверкнула глазами Диана. – Почему ты постоянно ревнуешь и бесишься? Ты что, мне не доверяешь?

Машина резко тормознула перед красным сигналом светофора. Они въехали в город.

«Ты мне не доверяешь…» Опять эта фраза. Валентин крепко сжал руль, чтобы не сорваться на крик.

В груди что-то ухнуло и кольнуло справа.

So you think you can tell Heaven from Hell,

blue skies from pain…

– Поставь что-нибудь другое.

– Это же «Пинк Флойд». «Wish You Were Here».

– Ну и что. Выключи, пожалуйста. Нудная и скучная музыка.

– Может, и я скучный? …И старый?

– Если ты сам так считаешь, то пожалуйста.

Докурив сигарету, Валентин выбросил окурок в траву и быстро зашагал вперед. Показалась медная ограда парка, а за ней огни домов и машин. Перед выходом он вдруг остановился и обернулся. По дорожке, убегающей в глубину парка, удалялся силуэт женщины в платке. «Гречанка»? После света улицы глаза плохо различали детали фигуры в темноте. Валентин зажмурился, а когда снова посмотрел, то женщины не было. Показалось. Вернувшись домой, он обнаружил, что Диана уже спит. Значит, она не ходила сегодня в спорткомплекс. Он тихо прошел на кухню и увидел, что на столе стоит бутылка вина и тарелка с нарезанным сыром.

Ему опять захотелось курить. Почему Диана не курит? Валентину иногда хотелось, чтобы она курила. Это, конечно, глупо, но, возможно, тогда у них появилось бы еще что-то общее. А что у них есть вообще общего? Смотреть фильмы известных режиссеров. Пить хорошее вино с сыром. Ездить зимой на горные лыжи и… обоюдная страсть к сладкому!

Валентин усмехнулся и задумался. Много это или мало? Достаточно ли этого, чтобы не просто хотеть тела друг друга, а чтобы еще испытывать некую душевную страсть? Танцевать он не умел и не любил, рисовать тоже. Хотя в детстве ему очень нравилось раскрашивать картинки. Бабушка часто покупала книжки-раскраски и новые карандаши. Откроешь коробку, а там больше десятка цветов. Все карандаши ровно и остро подточены, как солдаты на параде. Он даже специально иногда ломал их или терял, чтобы получить новую коробку. Валентин улыбнулся. Ему до сих пор нравилось работать именно с карандашом. Что-то помечать, подчеркивать, ставить восклицательные знаки. Бабушка хорошо его знала и любила.

Надо будет сходить на кладбище и навестить ее. Жаль, что мы начинаем ценить кого-то, только когда его уже нет рядом или он очень далеко.

Валентин вздохнул, пристально посмотрел на шоколадные трюфели в шкафу, но достал только чашку с котами и заварил чай. Вода почему-то никак не хотела окрашиваться в коричневый цвет, и поэтому пришлось долго дергать за хвостик пакетика.

Интересно, Диана слышала, как он пришел, или нет? Показалось, что она ворочалась. Может быть, пойти лечь к ней на кровать или опять спать на диване в зале, где он провел последние три ночи? Нет, мужчина должен быть сильным. Валентин достал успокаивающее средство. Продолговатые капсулы из бело-синей упаковки, которые прописал доктор при последнем посещении. «Это совсем легкие транквилизаторы, – добродушно объяснил аптекарь, затачивая скальпелем карандаш. – Похоже, ваша аллергия началась из-за длительного стресса».

Выпив лекарство, он написал Диане записку о том, что извиняется за свое поведение на озере и что приглашает ее в оперу. Потом лег на диван и накрыл голову подушкой, чтобы не слышать собачий лай за окном. Глухой и прерывистый.

«А каким ножом убили Кармен?» – мелькнула в сознании уплывающая мысль и исчезла в оранжево-зеленых кругах.

«Одиночество – это когда ты не просто один, это когда ты никому не нужен». Где же она это прочитала? Натали лежала в постели. Вставать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Второй день подряд. Ее взгляд рассеянно остановился на висевшем на спинке стула платье. Красное с разрезом, строго-вызывающим. Купленное специально для вчерашней вечеринки. Увидев его, Ахмед долго кривил губы, но придраться ни к чему не смог. К тому же она повязалась белым шелковым платком и надела большие темные очки. И на вечеринке то и другое долго не снимала, делая по залу приветственный круг с мужем и учтиво со всеми здороваясь. Женщина-покорность. Женщина-рабыня. Разве не этого хотят многие мужчины?

Вокруг разговаривали о бизнесе и политике, а те, кто этим не занимался, – жены-домохозяйки – сплетничали, кто, где и как отдыхал. Натали знала, что следующей темой будут дети, поэтому, отделавшись общими замечаниями, остаток вечера бродила по залу. Она не скучала. Она просто считала шаги, всматриваясь в лица гостей и слушая, как каблучки отстукивают время.

Зазвонил телефон. Это была Нина, которая путано извинилась, что не сможет сегодня встретиться за послеобеденной «чашечкой кофе». Неотложные проблемы на работе.

– Хорошо, – коротко ответила Натали и, услышав в трубке нервные «пик-пик», немного пожалела, что не удастся показать сегодня подруге красное платье. Ее язвительные замечания быстро бы разогнали двухдневную хандру.

Натали закрыла глаза и несколько раз произнесла вслух: «У меня все хорошо. Мир прекрасен и удивителен», – а когда поняла, что это не помогает, то резко сбросила покрывало, включила громко музыку и стала торопливо одеваться.

Как они сворачивали шеи, а глазами так и раздевали, – язвительно хихикала Натали, припомнив взгляды мужчин на рынке, когда вернулась домой с полными пакетами овощей и фруктов.

Поход на рынок неожиданно взбодрил ее. Мир опять заискрился.

Натали прошла в спальню, сбросила платье и, оценив себя в зеркале, полюбовалась темно-вишневым комплектом белья, состоящим практически из одних кружев и совсем ничего не скрывавшим. Жаль, что эти продавцы с рынка не видели ее такой. У них тогда кроме свернутых шей были бы еще и отвисшие челюсти. Она еще раз рассмеялась, поправила непослушную челку и, набросив халат, пошла на кухню разбирать пакеты. Легкомысленность – это совсем не плохо. Иногда необходимо воспринимать действительность легко и просто, чтобы не сойти с ума.

– Тесто должно быть более густым, – командовала сама себе Натали, добавляя еще муки в чашку. – Иначе яблоки опять утонут. А лимона совсем одна капля.

Все это было результатом прошлых проб и ошибок.

Когда тесто было готово, она принялась за яблоки. Твердые, с красными прожилками на зеленоватой кожице.

Чуть-чуть неспелые. Именно такими они и должны быть, чтобы не превратились в повидло при запекании.

Когда оставалось порезать последнее яблоко, зазвонил телефон.

– Мама, привет, – в голосе дочери было столько радостных ноток, что Натали даже не сразу узнала ее.

Новостей набралось достаточно, чтобы проболтать целый час. Но самой главной новостью было то, что врачи разрешили навещать дочь каждый день.

После того, как в трубке раздались печальные гудки, Натали взяла нож и в задумчивости уставилась на последнее яблоко, рассматривая пурпурные полоски. Похожи на следы крови, не до конца стертой с поверхности зеленоватой «Тойоты», на которой они с дочерью возвращались из загородного дома и на перекрестке врезались в затормозивший грузовик. Виновата была Натали. Она вела машину и не выдержала дистанцию. Больше всего пострадала дочь. Ее с многочисленными порезами на лице и руках доставили в больницу.

А потом …

Натали впилась в яблоко ногтями так сильно, что выступил сок. …А потом врачи сделали неудачную пластическую операцию. Неудивительно, что при виде своего нового лица у девочки-подростка случился глубокий нервный срыв. Дальше клиника. Режим покоя. Никаких родителей и друзей. Никаких воспоминаний о внешнем мире.

Ахмед тоже переживал. Он любил дочь, видя в ней частичку своей восточной крови. Натали почувствовала, что сейчас начнет плакать, поэтому начала быстро чистить зеленоватую кожицу. Как будто хотела стереть в памяти то, что вызывало боль.

«У меня все хорошо. Мир прекрасен и удивителен», – второй раз за день начала повторять она, заливая нарезанные дольки яблок тестом. Потом аккуратно потрясла рифленую форму, чтобы оно равномерно растеклось, и поставила в духовку.

Вечером, когда вернулся муж, шарлотка стояла на столе, источая аромат ванили и яблок и красуясь зарумяненной хрустящей корочкой.

Натали как раз отправляла только что законченный перевод «интернет-заказчикам», когда раздался звук хлопнувшей двери и послышались быстрые шаги Ахмеда.

– Где ты была три дня назад ближе к вечеру? – спросил он, ворвавшись в зал.

– Не помню, – привстала Натали, даже не сразу сообразив, о чем идет речь. – Может быть, пила кофе с Ниной?

– Врешь, ты пила с мужчиной вино. На виду у всего города.

Звук пощечины прозвучал как выстрел. Коротко и резко. Натали вскрикнула и, упав на стул от неожиданности, закрылась полами халата, как будто хотела, чтобы ершистые шелковые птицы защитили ее.

– Дрянь. Если еще раз повторится, изобью до полусмерти и выгоню на улицу.

Слезы капали и капали. На стол, на клавиатуру, на японский шелк. Боли не было, чувствовалась только ноющая пустота. Глубоко внутри. Под самым сердцем.

Уйти. Убежать. Уехать. Куда угодно. Пока его нет. Натали наспех оделась в джинсы и футболку, повязалась платком и выскочила из дома. Последнее, что сохранилось у нее в памяти, это коллекция восточных кинжалов на стене с обнаженными клинками, похожими на клювы хищных птиц.

Ограда парка, ощетинившись длинными копьями, казалась бесконечной. А может быть, время остановилось? Или ночь стала бескрайней? Натали шла и шла, прикрывая горящую щеку краем платка. Доходила до перекрестка, поворачивала обратно и опять – шла и шла. Потом снова поворачивала.

Неожиданно ей навстречу попались двое поздних прохожих. Пожилые мужчина и женщина. Они брели вместе и в то же время как будто отдельно. Серые. Безликие. Казалось, измученные друг другом и жизнью. Зачем?

Удары были сильными и глухими. С объемным ухающим звуком, заполняющим все внутренности. Казалось, еще немного – и начнут ломаться ребра и разрываться легкие.

Валентин простонал и протянул руку к телефонной трубке. Кто и зачем позвонил так рано, что даже в грудной клетке заметалось сердце? Тревожно и испуганно.

Это был смуглый.

– Доброе утро, историк. Что-то ты долго спишь. Небось, трахал свою телку всю ночь.

– Пошел ты… – разозлился Валентин и бросил трубку.

Телефон на минуту замолк, а затем зазвонил снова.

Валентин накрыл голову подушкой, с радостью заметив, что уже почти десять утра и Диана давно ушла на работу. Через несколько минут телефон замолк. Да. Хорошо, что он сменил номер мобильного, как посоветовал Хосе, зло ухмыльнулся он про себя, обозвав звонивших скотами и контрабандистами.

За завтраком злость сменилась унынием. Тосты с сыром, смоченные несладким чаем, еле пропихивались в горло. В библиотеку идти расхотелось, а захотелось куда-нибудь спрятаться. Уехать. Исчезнуть.

Надо действительно принять приглашение Леонида и улететь в Испанию. На три недели. Вдруг все уладится? Иногда вещи решаются сами собой лучше, чем когда в них вмешиваешься. Валентин допил чай и еще раз перечитал записку Дианы: «Ты все-таки самый добрый и глупый мужчина на свете. Даже амазонки иногда мечтают о ласковом изнасиловании во сне».

По дороге в библиотеку Валентин заглянул в кафе, но там никого не было. Он перешел улицу и хотел зайти в букинистический магазинчик, но наткнулся на вывеску, что магазин временно закрыт.

Ничего не оставалось, как идти дальше по жаре и упорно работать в душном зале, не обращая ни на что внимания. Сроки поджимали.

Ближе к обеду Валентин неожиданно вспомнил про сумму стоимости груза, о которой говорил смуглый, – тридцать тысяч евро. Не очень большая сумма, но если Хосе не объявится в ближайшее время, то ее придется где-то искать? Где – непонятно.

Валентин всегда сторонился денег. Даже немного побаивался. Бизнесменом надо родиться. А ему нравилась история. И пока на жизнь хватало, зачем было думать, как заработать денег больше и больше? (И для чего?) Поэтому он был очень благодарен Диане за то, что она не требовала от него дорогих покупок и легко относилась к вещам. Не комплексуя и не капризничая по поводу своего внешнего вида. Только нижнее белье на ней всегда было безупречно.

«Зачем делать из мужчины рабочего осла? – однажды сказала она. – Ослы ведь тупые и неинтересные животные, даже если у них много денег. Никогда не дари мне дорогих вещей. Книги, безделушки, цветы – пожалуйста. Иначе деньги встанут между нами. Между мужчиной и женщиной и так стоит слишком много противоречий, чтобы добавлять еще одно. Любовь приносит радость, когда человек не напряжен и чувствует себя свободно».

У Дианы была только одна страсть: таскаться по всяким антикварным лавкам и рынкам, чтобы покупать недорогие безделушки.

Валентин вспомнил утреннюю записку и обозвал себя глупым ослом. Она его ночью ждала, а он?

Он набрал ее телефон.

– Ты чего так долго не звонил? – послышался ее голос.

– Да так… Кое-какие утренние проблемы.

– Что делаешь?

Валентину было приятно слышать ее голос, хотя он подозревал, что она одновременно что-то рисует или пишет на компьютере.

– Работаю в библиотеке над статьей.

– А идею книги не бросил? Не бросай ни в коем случае.

Она начала рассуждать о творческом процессе, о важности некоторых вещей в этой жизни, а он поддакивал, наслаждаясь оттенками ее голоса и боясь только одного: что сейчас она скажет «до свидания», и он не услышит ее опять несколько дней. Но разговор получился длинный. И добрый.

– Все, Валентин, пока, – наконец сказала он. – Меня вызывает Майкл. Увидимся вечером.

– За тобой заехать?

– Не знаю. Мы с девчонками будем на выставке. Кстати, ты, если хочешь, можешь присоединиться.

– Вряд ли. У меня вечером встреча с редактором. Надо обсудить кое-какие детали.

– Тогда целую. Увидимся дома.

На саму выставку Валентин не попал. Деловая встреча в редакции затянулась. Но около выставочного центра все-таки оказался.

Выйдя из редакции, он направился домой, но на одном из перекрестков увидел, как в «Лексус», похожий на большой белый корабль, садится молодая женщина в платке и красном платье. Ему показалось, что он узнал «гречанку», поэтому безотчетно поехал за «Лексусом», стараясь не отстать в плотном потоке вечернего транспорта.

Так он оказался у выставочного центра, куда в конце концов подкатил «белый корабль», из которого вышел мужчина и, подав руку женщине в платке, повел ее в выставочный центр. Разглядеть их Валентин не успел.

«У меня были мужчины до тебя» – пульсировала по кругу мысль в мозгу. Воспаленная и набухшая, как нарыв. Могла бы сказать точнее: есть и сейчас. Валентин отломил половину сигареты и закурил вторую подряд. Все-таки эти «суперлайтс» – слишком слабые!

Безветренная июльская ночь удушала. Дым еле-еле выходил в открытое окно машины и, казалось, попав на свободу, зависал в нерешительности. Да… Надо что-то делать. Если просто сидеть и думать, то будет еще хуже. Он стряхнул рукой попавший на брюки пепел, завел двигатель и через полчаса катаний по загруженным улицам оказался на знакомой заправке.

Купил хот-дог, и когда Лохматый исполнил свой ритуальный танец, отдал ему угощение. Сам сел рядом и стал гладить пса по голове.

– Ты прав, в любви главное, чтобы тебя вовремя погладили и приласкали. Все остальное такая ерунда.

Когда он приехал домой, Диана сидела перед зеркалом в спальне и снимала украшения. Серьги с рубинами лежали перед ней, как две темно-красные капли.

– Где ты был?

Валентин, не отвечая, прошел на кухню.

– Валентин, где ты был? Мы же договорились, что ты будешь ждать меня дома, – опять донесся вопрос из спальни.

Он поставил кипятиться чайник, достал разделочную доску и стал резать хлеб и колбасу для бутерброда.

Диана появилась на кухне, расстегивая на ходу пуговицы блузки.

– Так где ты был?

– Ездил за сигаретами, – почему-то соврал он, покосившись на белые краешки бюстгальтера.

– За сигаретами? – Она бросила взгляд на две открытые пачки, лежавшие за стеклянной дверцей кухонного шкафа, и вышла. Без слов. Без объяснений. Без вопросов. Валентин со злостью отшвырнул хлеб, и через минуту бросился за ней. Как она может? Вот так молча. Как ни в чем не бывало. После того, как только что рассталась с чужим мужчиной!

Он распахнул дверь спальни. Она сидела в халате перед зеркалом, смывая с лица макияж. Комочек стрингов валялся на покрывале кровати.

– А с кем ты ходила на выставку?

– Одна. Девчонки не смогли пойти.

– Одна? – Валентин задрожал. – Я видел, как ты выходила не одна.

– Ты что, следил? – ее глаза сузились. – Это был Леонид. Я случайно встретила его уже там, и он любезно согласился довезти меня до дома. И… все.

Слова падали четко и ровно. Как тяжелые стрелы из осадного арбалета. Выстраивая непреодолимый, невидимый частокол между телами. Обычные слова. Даже если это была ложь, сейчас она была сильнее и спасительнее правды.

– Валентин, ты мне не доверяешь. Поэтому тебе сегодня лучше лечь на диване в зале. Видимо, тебе там понравилось. Спокойной ночи, дорогой. Желаю тебе приятных снов. Сладких, сладких, сладких… И убери нож. А то можешь нечаянно порезаться. – Она захлопнула дверь, потом вдруг опять открыла. – И постарайся, пожалуйста, не курить на кухне.

«Красивая, стройная, молодая. Одета в длинное платье с вырезом на спине. Кто она? Явно какая-нибудь фотомодель». Натали стояла у окна итальянской кондитерской, куда она случайно забрела, гуляя по магазинам, и, кусая губы, наблюдала, как Ахмед сажает в свой лимузин чужую женщину. «Подлец», – со злостью подумала Натали и отошла к столику.

– Кофе, пожалуйста.

– Эспрессо? Капуччино? Ристретто?

– Ристретто. (Давно она его не пила.) И кусок шарлотки.

Она повернулась и снова посмотрела в окно. Лимузина уже не было.

«Хотя это понятно. И банально. Богатый, красивый мужчина не может без любовницы. Так не бывает».

Полная женщина принесла чашку дымящегося черного напитка, кусок пирога на тарелке и отдельно соусник со сливками. Белыми и густыми.

Ахмед был красив. Она вспомнила его рельефное тело, его сильные руки. И даже почувствовала давно забытую истому. Но неожиданно резко вздрогнула, как от недавней пощечины. Странно устроен организм: сильные эмоции живут независимо от времени. И положительные, и, к сожалению, отрицательные. Где-то на подкорке мозга. На обратной стороне. Первые объятия, первый поцелуй, первый оргазм… первая пощечина.

Почему она должна сидеть и ждать, пока он там, в многолюдной, яркой жизни с любовницами и развлечениями, а она постоянно одна в дорого обставленной квартире…

Сливки из соусника нехотя капали на черно-лакированную поверхность кофе, оставляя на ней белые разводы. Зачем люди торопятся выйти замуж?

Натали отломила ложкой кусочек шарлотки и попробовала. Невкусно! У нее вчера получилось лучше. Это обрадовало. Все-таки добилась своего!

Она допила кофе, расплатилась и вышла.

Ванна быстро наполнилась пеной. Шампанское запенилось пузырьками в бокале. Нет. Она не будет грустить. Сожаление и горечь надо смывать теплой водой и дорогим шампанским. Это было давно опробованное средство.

Когда бутылка опустела наполовину, Натали припомнила свой первый сексуальный опыт. Тоже связанный с шампанским. И с парнем из соседнего дома, на год старше ее. Хотя в прямом смысле настоящего секса не было. Они пили шампанское и ласкали друг друга руками, даже не раздеваясь, на скамейке в парке.

Натали провела пальцами между ног. Да, вот так он и держал свою руку, а другой неумело тискал ее грудь, больно сдавливая сосок. При этом лямка бюстгальтера неприятно резала кожу. Подруги спокойно занимались «настоящей» любовью, но она хотела, чтоб если уж «по-настоящему», то только когда выйдет замуж. Глупая была. Вот и вышла замуж…

Налив шампанское до краев, Натали выпила и решила поехать к дочери прямо сейчас. Ахмед, конечно, очень обидится, но это только его проблемы. Она поедет одна!

Пальцы не слушались. Буквы получались кривыми и вялыми. Как с похмелья. Валентин покрутил головой, пытаясь разогнать туман в голове. Зачем он только вчера напился, теперь стало еще хуже.

Он взял бутылку темно-синей aqua c заснеженных пластиковых гор и сделал несколько больших глотков. Потом вытер пот со лба и продолжал делать пометки на распечатанном листе:

«Ятаган имел двойной изгиб, чтобы удобнее было наносить противнику не просто рубящий удар, а удар «с оттяжкой», и первым, и вторым изгибом, поскольку в тесной рукопашной схватке или толпе восставших крестьян янычар не мог делать удары с размаху. Он мог только как бы «распиливать», распарывать натянутую кожу тел противников вокруг себя и наносить короткие проникающие, но неглубокие удары, чтобы клинок не застрял в жертве. Противник и так обречен. Через десять-пятнадцать минут он просто истечет кровью».

Да, действительно… Какие металлические доспехи можно носить на жаре в степи или в пустыне? Практически никаких. Валентин снова вытер пот, отложил карандаш и представил янычара, делающего боевые движения по кругу. С кривым блестящим лезвием ятагана, мелькающим блестящим жалом в толпе. Кровавый танец. Танец смерти.

Валентин взял красный карандаш и жирно подчеркнул: «Распиливать, распарывать», потом почувствовал, что ему не хватает воздуха, откинулся на спинку стула. Скоро семь часов. Библиотека закрывается в восемь. Пятница – короткий день. Еще час, и можно идти домой. Но там никого не будет. Никого. Диана уехала навестить маму, даже не став слушать его извинения. Бессердечная! Валентин сильно надавил карандашом на палец, чуть не вскрикнув от боли. Это помогло. Отчаяние притупилось, и он снова вцепился утомленными глазами в текст.

В восемь часов вечера библиотека закрылась. Валентин медленно плелся по тротуару среди прохожих, которые торопились на выходные. Довольные, улыбающиеся, не одинокие. Чтобы не видеть эту радостную толпу, а быстрее добраться до дивана, Валентин свернул в переулок.

«Может быть, действительно любовь живет только три года? – подумал он, вспомнив, что прочитал однажды об этом в какой-то гадкой книге. – А мы с Дианой уже вместе почти два года…» Он не успел закончить мысль, как почувствовал, что его кто-то крепко взял под локоть. Так неожиданно, что пальцы непроизвольно разжались и портфель шлепнулся на пыльный тротуар.

В этот раз их было трое. Цепкие, грубые руки впились в тело и подтолкнули вперед.

– Ты что растерялся, историк? – Голос с акцентом перепутать было невозможно.

Смуглый громко засмеялся.

– Подними портфель и топай вперед, – Валентин почувствовал, как в бок ему уперлось острое лезвие. Напарник смуглого взял Валентина за вторую руку. Третьего, похожего на боксера-тяжеловеса, с разбитым носом, он раньше не видел. Сопротивляться было бесполезно. Поднимая портфель, Валентин заметил, как невдалеке промелькнул силуэт белого «Лексуса».

– И без глупостей, а то будет только хуже. Мы тебе ничего не сделаем, только поговорим. А то ты совсем пропал, – сказал смуглый, и они повели его по переулку. Валентин чувствовал идиотизм ситуации, но не мог сообразить, что делать. Кричать и звать на помощь? Глупо. Вырваться и убежать? Еще глупее. Во-первых, вырваться вряд ли удастся, а во-вторых, могут пырнуть финкой.

Впереди показался пустырь заброшенной стройплощадки. Завоняло. Они, спотыкаясь, быстро пересекли его и оказались еще в одном узком проходе между домами. Вокруг стояли мусорные баки, валялись обрывки газет и пустые коробки.

Бритоголовый поставил Валентина спиной к стене, придерживая за руку. Несмотря на тень, в переулке было еще жарче. Футболка сразу пропиталась потом.

– Ну и вонь. Ты что, не мог найти место почище? – выругался смуглый, недовольно посмотрев на бритоголового, и уперся взглядом в глаза Валентина. – Ну, что, историк, добегался? Твой приятель Хосе пропал, и ты туда же. Тоже решил нас кинуть.

Валентин начал что-то объяснять про сломанный телефон, про то, что Хосе обещал все уладить через пару недель, про занятость на работе и болезнь. Его не перебивали. Только иногда негромко с издевкой смеялись. Наконец Валентин замолчал. Аргументы закончились. Оставалось только заскулить о прощении, но вместо этого его охватила злоба.

– Все? – переспросил смуглый, продолжая выворачивать его взглядом.

– Все, – насупился Валентин.

– Хозяин больше не верит обещаниям твоего приятеля Хосе и не хочет больше ждать. Деньги вернешь ты. Понял?

Валентин кивнул и тихо ответил:

– Хорошо. Только у меня их пока нет.

– Это не наша проблема. – Смуглый начал что-то объяснять про доверие в бизнесе.

– Вы тут продолжайте беседовать, а я сейчас. – Бритоголовый отпустил руку Валентина и отошел в сторону. – А ты, историк, без глупостей. Не дергайся.

Раздалось журчание. В нос ударил запах мочи. Кисловатый и резкий.

– Ну, ты даешь, – сплюнул смуглый. – Не мог отойти подальше, что ли?

– Иди на хрен. Какая разница. Я же не на тебя ссу, – заржал бритоголовый. В тон ему заржал и третий парень, до этого постоянно молчавший и поглядывающий по сторонам.

– Да пошел ты сам.

Валентину казалось, что брызги мочи попадают на брючину. Его замутило. Рот наполнился горькой слюной, с привкусом ацетона. Он отодвинулся и сплюнул дрожащими губами.

– Что, не нравится? Это тебе не книжки писать. Историк хренов, – опять заржал бритоголовый, застегивая ширинку.

– Не нравится, – пробормотал Валентин, глядя под ноги.

– Ты что как разговариваешь, сука? Ну-ка, смотри в глаза.

Смуглый неожиданно влепил Валентину пощечину. Сильно и хлестко. А «бывший боксер» профессионально ударил в живот. Боль отдалась в позвоночник и сложила пополам. Валентин упал. Кто-то пнул его ногой.

– Может, порезать его немного? Мой друг всегда при мне. – Бритоголовый вытащил финку.

– Убери нож, – бросил в его сторону смуглый. – Хозяин приказал не портить должника.

– Ладно. В следующий раз.

– Пока, историк. Надеюсь, ты все понял. У тебя есть неделя, – нагнувшись, прошипел ему на ухо смуглый. – И лучше не болтай никому, а то мы и твою темноволосую телку затащим в этот переулок.

Бывший боксер в это время шарил в портфеле и, видимо, не обнаружив ничего ценного, швырнул его на землю.

Они несильно пнули его еще по разу и ушли.

Футболка и брюки были перепачканы строительной грязью. В животе неприятно ныло. Ему захотелось раздеться прямо здесь, выбросить одежду и вымыть лицо и руки. С мылом. Несколько раз.

Он так и сделал, когда такси привезло его домой. Со злостью смял одежду и запихал в стиральную машину. Потом минут двадцать стоял под душем, намыливая мочалкой тело и трогая горящую щеку. Давно его так не унижали. С самого детства. Тогда это были старшие пацаны из соседнего двора. Они поймали и избили. Просто так, ради забавы. Он не в силах был дать им сдачи и долго плакал в кустах от боли и обиды. А потом у бабушки на коленях. Она как будто все понимала. Ни о чем не спрашивала, а только гладила по голове, приговаривая. «Все пройдет. Ты жив, здоров. Это главное. Остальное все пройдет». Все пройдет….

Но не проходит. А иногда возвращается.

Полбокала «яблочного коньяка» вселили в душу Валентина пофигизм. Он так называл это состояние. Захотелось напиться. «В жопу». Это, конечно грубо, но верно. Он набрал номер своего друга-строителя, но тот уезжал с семьей за город на уикенд и не мог составить ему компанию. Еще пара приятелей тоже были заняты, кто спортом, кто бизнесом. Может быть, принять приглашение Элизабет и пойти к ней домой в гости? Но оказалось, что она с сыном отдыхает на даче у каких-то знакомых. Жаль, у нее такие теплые руки.

Провести вечер было не с кем.

Мутно-белая густая капля, похожая на взбитый яичный белок, из которого выпекают безе, застыла в отверстии и не хотела падать. Интересно, какая она на вкус? Мизинец аккуратно оторвал ее от маленьких «рыбьих» губок члена и поднес к языку. Она оказалась чуть солоновато-кисленькая и совсем не противная. За каплей тянулась вязкая, прозрачная паутинка.

Говорят, сперма омолаживает женский организм. А мужской? Валентин пьяно усмехнулся, сплюнул и, ухватившись за край умывальника, с трудом открыл воду. Вымыл еще не обмякший член и опять усмехнулся: раскраснелся! Наверное, от удовольствия.

Потом тщательно вымыл руки ароматным мылом, несколько раз поднося их к носу. Въедливый запах презерватива никак не хотел оттираться.

Когда наконец он выбрался из ванной, то сначала, не поднимая глаз, сделал несколько глотков виски из горлышка, и только потом заставил себя улыбнуться и повернуться к кровати.

Нина, его давняя подруга, лежала с закрытыми глазами, прикрыв простыней бесформенность груди.

– Все в порядке? – спросил озабоченно он.

– Все хорошо. Ты же знаешь. Мне с тобой всегда хорошо. Это тебе со мной не очень.

– Нина, – слова давались Валентину с трудом. – Нина… ты же мне дорога прежде всего как друг. И я тебе очень благодарен.

Он не договорил, а лег рядом. Она стала расчесывать его волосы, слушая полупьяный разговор о сложности отношений между мужчиной и женщиной, о верности и т. д.

Валентин говорил и говорил, иногда сам не понимая что и для чего. Нет, он не жаловался, не рассказывал про Диану, он просто выдавливал из себя горечь. Бесцветную и вязкую, как гной.

В какой-то момент он задремал, но тут же вскочил, чувствуя, что у него начинает кружиться голова, поспешно оделся и, прощаясь, неуклюже обнял ее.

«Все изменяют друг другу. Женщины мужчинам, мужчины женщинам. Так устроен этот мир, и не нам его изменить… И надо ли его менять? Изменить можно только себя.… И то вряд ли. Менять, изменить, отменить…» Валентин, пошатываясь, брел по улице, пытаясь собраться с мыслями, которые разбегались от него в разные стороны, как стайка испуганных птиц. «Счастлив лишь тот, кто никого не любит. Никого. Он сам не страдает, а его все почему-то любят. Почему?..» Огромная витрина кондитерской возникла перед ним, как сказочное видение. Украшенная блестящими лентами и персонажами детских сказок. Несмотря на поздний час, ее двери были еще приветливо распахнуты. Валентин зашел и зажмурился. Конфеты, кофе, шоколад… От запаха даже закружилась голова. И торт. Белоснежный, с остроконечными маковками безе, как куполами минаретов. Он обязательно должен съесть большой кусок этого торта. Несмотря ни на что.

Пожилая продавщица, чем-то напоминающая его бабушку, сказала, что остался только «Кокосовый безе», с черносливом. Ну и пусть. Хоть какой. Сладкого хотелось невыносимо.

Ночью его начало мутить. Организм долго сопротивлялся, но потом сдался и стал изрыгать из себя все содержимое – кальвадос, виски, жирное кокосовое суфле с черными ошметками чернослива и какую-то ядовитую жидкость с запахом ацетона.

Валентин не помнил, сколько раз он засыпал, просыпался и оказывался в туалете в согнутом состоянии. Окончательно он пришел в себя только утром. Глаза ломило, желудок ныл, болела голова. Не помогало ничего. Ни горячий чай, ни свежий воздух. Едкий привкус во рту, казалось, разъедал слизистую, а стыд разъедал мозг. Хотелось встать на колени, заплакать и раскаяться, чтобы избавить свою совесть от мучений. Переложить страдание на кого-то другого. Близкого. Тому, при виде кого совесть мучает.

Валентин взял телефон.

Надо просто набрать номер. Ее номер. Позвонить и сказать: «Зачем ты уехала? Бросила одного, больного. Поэтому все и случилось. Но я люблю только тебя. Прости меня».

И сразу станет легче.

Он начал набирать знакомые цифры.

Диана его любит. Она простит. Она сильная.

Но кто знает, как будет при этом страдать и рваться в груди ее сердце? И даже если она его простит, им будет очень трудно вместе. Такие раны долго затягиваются, а иногда кровоточат до самой смерти.

В трубке раздались длинные гудки.

Валентин вдруг отчетливо представил, как от его слов вздрогнут ресницы-бабочки чуть раскосых глаз, как в них заблестит слеза, а когда высохнет, в них навеки затаится острый хрусталик печали.

Он нажал «Оf» и вообще отключил телефон.

Потом поставил диск «Пинк Флойд», лег на диван и стал смотреть в потолок. Оставалось одно – ждать, когда время своим неудержимым потоком начнет растворять в памяти черно-коричневые сгустки воспоминаний, как куски чернослива в кокосовом суфле.

«…T e time is gone the song is over… – незримо отмеряли минуты гитарные аккорды – …thought I’d something more to say» [9] .

К вечеру им завладело одиночество. Оно незаметно подкралось и вползло внутрь. Он стал прятаться от него, но оно не уходило, а только в разных концах квартиры чувствовалось по-разному. Сильнее всего в спальне на кровати, а меньше – на полу в зале. Поэтому он так и лежал, подтянув колени к подбородку, бессмысленно наблюдая за мельканием фигур на экране телевизора.

Почему создатель наградил его такой чувствительной натурой? Тысячи, миллионы людей преспокойно делают это и даже не задумываются, а он страдает. Ведь ничего особенного не произошло. Обычный половой акт. Секс. Но вся проблема в том, что, видимо, он не мог оторвать одно от другого. Не мог. Душа – это же часть тела, как глаза, кончики пальцев, губы, соски…

Из оцепенения его вывел друг-строитель, неожиданно заскочивший, чтобы забрать дрель, которую Валентин когда-то брал и, естественно, забыл отдать. Друг куда-то торопился, но все-таки поинтересовался, как дела, как здоровье, и, пожелав удачи, уехал. Валентин еле сдержался, чтобы не излить ему душу, но вспомнил бабушку. «Никогда не исповедуйся друзьям, иначе можешь их потом возненавидеть», – говорила она. Мудрая она была, бабушка, и добрая.

Он достал бело-синюю коробочку, выпил одну капсулу и пошел спать.

Диана вернулась от мамы рано утром в воскресенье. Он даже испугался, услышав, как открывается входная дверь. Она долго упрекала его за то, что ни один телефон не отвечал. Когда Валентин объяснил, что очень плохо себя чувствовал и хотел просто выспаться, она прямо в одежде забралась к нему в постель и стала гладить и целовать, как маленького ребенка. Потом, приказав ему лежать, съездила в супермаркет и приготовила завтрак. Тосты, омлет и фруктовый салат.

Во время завтрака Валентин глупо улыбался, еще не совсем придя в себя, и даже обрадовался, когда она уехала в салон, попросив его привести себя в порядок. Сегодня должна была состояться предварительная репетиция показа коллекции, и Диана пригласила Валентина в студию.

Репетиция ему понравилась. Режиссер действительно сказал в его адрес несколько лестных слов. А главное, рядом с Дианой, с ее улыбкой, и события пятницы и субботы стали казаться дурным сном. Вечером они пошли ужинать вдвоем в итальянский ресторанчик. Пили кьянти и ели спагетти, а когда ехали на такси домой, Диана заснула прямо в такси у него на плече, крепко сжимая его руку.

В понедельник Леонид подтвердил свое приглашение, сказав, что через неделю ждет их в Испании. Они взяли билеты на самолет и начали готовиться к отпуску.

Валентин дописал и сдал в редакцию еще одну статью, поэтому мог абсолютно спокойно работать над книгой.

Диана тоже практически закончила свои дела на работе и теперь приходила рано. Они ужинали, гуляли в парке и смотрели телевизор. Валентин старался совсем не думать о сексе. Перед сном он просто обнимал Диану и ждал, пока не услышит ее ровное дыхание. После этого осторожно высвобождался из ее объятий, шел на кухню, заваривал чай и пару часов писал, пока глаза не уставали от экрана ноутбука.

Единственное, что отравляло настроение, – мысль о «контрабандистах», как их стал называть про себя Валентин. Несмотря на то что Хосе сам позвонил в понедельник и заверил, что проблема «практически решена» и что ему «вот-вот должны отремонтировать грузовик и даже выплатить солидную страховку», сомнение не покидало Валентина. А когда Хосе позвонил в среду к обеду и попросил на всякий случай найти ему эти «хреновы тридцать тысяч» евро, на пару недель в долг («Чтобы хозяин не беспокоился и тебя не трогали, мало ли чего», – объяснил он свою просьбу), сомнение превратилось в страх.

«Хреновы тридцать тысяч»! – после разговора с приятелем несколько раз повторил про себя Валентин, поняв, что все очень плохо. Где бы их еще взять? Он стал размышлять, кто может дать деньги в долг. Единственным вариантом оставался Леонид. Но к нему идти не хотелось.

Пена в бледно-голубой ванне, заполненной наполовину водой, была розовая. Даже не розовая, а розовато-красная. Как пенка, когда варят малиновое или вишневое варенье. А тело, которое лежало в этой пене, неестественно белое. И все без единого волоска. А по всему полу разбросаны осколки зеркала. Острые и изогнутые. Много, много. Так, что босой ногой страшно вступить.

Валентин содрогнулся и схватил Диану за руку.

– Ты что, испугался?

– Конечно, испугался. Ты так красочно передала свой сон, что у меня вся картинка отчетливо стоит перед глазами. – Валентин сжал ее пальцы, чтобы чувствовать пульсирующую в венах кровь. Живую и теплую.

– Ты такой глупый, – Диана сбросила плед и потянулась. – Тебе совсем ничего нельзя рассказать. У тебя сразу просыпается воображение. Тебе бы не книги писать, а дизайнером работать. Был бы знаменитым и богатым-богатым…

Она рассмеялась и еще раз потянулась. Ее тело изогнулось, а по мышцам пробежала волна удовольствия. Валентин уловил знакомый аромат восточных пряностей.

Они лежали на диване и досматривали фильм Бертолуччи про девушку-негритянку и музыканта-итальянца. Рядом на столике стояла почти пустая бутылка вина и тарелка с сыром.

– Это просто связано с моими женскими проблемами. Вот и все.

Диана плеснула в бокалы вина и протянула один Валентину.

– Непривычно так лежать в среду вечером дома, пить с тобой вино и смотреть телевизор.

Он взял бокал и заметил на пальцах новый маникюр. На каждом ноготке три маленьких цветочка с блесткой внутри. Как лилии на королевском гербе. «Интересно, она ездила в салон на площади?» – подумал он, и хотел спросить про раненого парня-парикмахера, но не успел.

– А ты бы хотел переспать с негритянкой? – неожиданно спросила Диана, вглядываясь в экран. – Говорят, у них сильный мускусный запах.

– Я не знаю, что такое мускусный запах, – признался Валентин, тоже обратив внимание на экран, где негритянка покусывала от избытка чувств полные губы.

– Я тоже не знаю, но мне кажется, он должен быть перечно-жгучий.

– А ты бы хотела? Черного мужчину?

– Черного – нет. Ты же знаешь мою мечту. Смуглый араб. Или лучше мулат, – шутливо произнесла Диана.

У Валентина перехватило дыхание, и он поспешил сделать глоток вина. Терпкий вкус обжег горло.

– Или мавр, как Отелло, – продолжала шутить Диана. – Я, кстати, знаю, почему Дездемона полюбила его.

– И почему? – выдавил Валентин.

– Ей очень нравился шоколад!

– Этого у Шекспира нет.

– Ну и что, что нет. Он просто забыл об этом написать.

– Тогда вообще шоколада еще не было.

– Подожди, – перебила его Диана, показывая пальцем на экран. – Смотри, как темные руки гладят белую кожу. Красиво, правда? – Она повернула к нему голову, прищурив глаза. – Ты мне так и не ответил: хотел бы ты иметь вот такую – черную женщину?

– Нет. Я люблю только тебя.

– Я же не сказала, что хочу полюбить смуглого парня, я только хотела бы почувствовать эти пальчики на своей коже.

– Диана, перестань, – Валентин насупился.

– …Только пальчики должны быть послушными. Очень послушными и не делать того, что им не велят. – Она изобразила возбуждающие поглаживания рук по талии и бедрам. – И не черными, а цвета молочного шоколада или, лучше кофе со сливками.

– Ты что, серьезно?..

Она сжала его ладони.

– Валентин, ты же любишь меня?

– Да.

– Сильно-сильно?

– Да.

– Почему же ты тогда хочешь, чтобы я умерла несчастной, так и не попробовав смуглого мачо?

Он молчал.

– У тебя же тоже есть какая-нибудь сексуальная мечта? – Она обняла его и стала, шепча, игриво покусывать ушко. – Признавайся, признавайся быстро. Наверное, как пишут в журналах, мечтаешь о сексе с двумя женщинами сразу?

Валентин почувствовал стыд, вспомнив свой сон.

Диана легла головой ему на колени:

– Представляешь, море, ночь, шуршащий прибой и два тела – шоколадное и белое. Ты лежишь с закрытыми глазами. Волшебная сказка. Как реклама про «баунти». Но не переживай! Этого никогда не произойдет.

– Почему?

– Ты такой у меня все-таки наивный. Потому что – я тебя люблю, – Диана весело рассмеялась, сделала глоток вина и откусила сыр. – И потом, ну какая женщина расскажет своему мужчине о маленькой глупости на стороне. Я что, похожа на дуру? Мало ли что было и что будет! – шутя добавила она и отвернулась к экрану телевизора.

Валентин что-то пробурчал и начал старательно гладить ее длинные волосы, пытаясь унять тревожно забившееся сердце и думая о том, что после таких слов женщина обязательно должна тут же отдаться мужчине, чтобы тот ни на секунду не сомневался в ее чувствах к нему.

Но ничего было нельзя. Только гладить шелковистые пряди, ускользающие черными ручейками между пальцев.

Фильм закончился. В одной из последних сцен музыкант продал рояль, с грустью расставаясь с черно-белыми клавишами. Потом у них была единственная ночь любви, после чего утром приехал муж девушки-негритянки.

– Как ты думаешь, зачем мужчина, безумно жаждущий женщины, помогает ее мужу выйти из тюрьмы? – задумчиво произнесла Диана, когда на экране пошли титры. – При этом даже продает самое дорогое, единственно ценное для него в этой жизни?

Мысли Валентина были далеко, поэтому он только пожал плечами.

– Потому что для него, – Диана повернула к нему лицо, – любовь – это прежде всего отдача всего себя ради этой любви, а не захват женского тела в собственность.

Она порывисто встала и вытащила кассету из видеомагнитофона.

– Может быть… Но, как ты заметила, режиссер не поставил окончательную точку.

– Разве? А мне показалось наоборот. Даже слишком явную точку. Вспомни прощальный взгляд девушки. Она никогда больше не придет к музыканту! – ответила Диана, садясь рядом и держа в руках кассету. – Хотя – надежда умирает последней, а иногда живет даже дольше нас.

– А какая в фильме необычно трогательная музыка, – решил переменить тему Валентин и вдруг почувствовал, как Диана всхлипнула.

– Почему ты плачешь? – испуганно спросил он, увидев, что ее глаза вдруг наполнились слезами, а длинные ресницы стали похожими на мокрые крылья бабочки.

– Мама опять болеет.

Валентин почему-то вспомнил рассказ про «зЁбру».

– Помнишь, я тебе говорила, что она очень хотела, чтобы я выучилась играть на фортепьяно. А я, глупая и настырная, упиралась, капризничала. Не хотела учиться ни за что. Тогда она хитростью привела меня в магазин музыкальных инструментов. И ты представляешь, мне так понравились клавиши фортепиано. Ровные и блестящие. Черные и белые. И еще мне ужасно понравился крутящийся стул. Даже, наверное, больше, чем клавиши. Это все решило. Через два дня пианино стояло у нас дома, и я с удовольствием вертелась на стуле, нажимая на клавиши. Упругие и звонкие.

Диана вздохнула и тихо прошептала:

– Обними меня, пожалуйста, и никогда не бросай. Обещаешь?

– Обещаю.

Она положила ему голову на плечо. Он гладил ее руки, стараясь не проводить по запястью.

– Но я ведь так и не окончила музыкальную школу. Меня потянуло рисовать. Я была девочка увлекающаяся. Любопытная. Все хотелось попробовать. Хотя я и сейчас осталась такой же увлекающейся.

– А что будет, если ты сама захочешь от меня уйти? – постарался очень спокойно спросить Валентин, думая о ее «никогда не бросай».

– Зачем ты об этом, глупый. Я же тебя люблю.

– Но все же?

– Я сделаю все, чтобы тебе было не больно. Пойдем пить чай, а то совсем грустно стало.

За чаем Валентин рассказал ей про Лохматого. Она долго смеялась, особенно над лысым толстым заправщиком и рассказом про тосты с сыром. А потом он не удержался и проговорился о своих проблемах с Хосе, сразу же пожалев об этом. Диана расстроилась и разнервничалась.

– Ты вляпался… – Она ходила по кухне из угла в угол, постоянно заправляя рукой волосы за ухо. – Хосе отчаянный и бесшабашный парень. Чтобы заработать деньги, он иногда возит запрещенные грузы.

– Наркотики? – Валентину стало плохо.

– Нет. Скорее, что-то типа контрабанды или краденых вещей.

– И что теперь делать?

– Не знаю. Может быть, действительно на всякий случай поискать денег? Или, знаешь, у меня есть один знакомый следователь, давай позвоним ему.

– Нет, – решительно отказался Валентин. – Может быть, все обойдется, а так мы точно подставим Хосе.

– Как знаешь. Но у меня очень тревожно на душе. Помнишь, я говорила про того парня-парикмахера, которого ударили ножом в спину? Так вот, говорят, он как раз был связан с какими-то контрабандными поставками.

– Он умер?

– Нет, к счастью, выжил. Только останется калекой.

– Откуда ты все знаешь?

– Рассказали в салоне.

Когда они легли спать, Валентин долго ворочался. Мысли извивались и скрючивались в голове, прогоняя сон.

– Ты куда? – спросила испуганно Диана, когда в конце концов он вылез из кровати, измучившись и решив пойти прогуляться.

– Только покурить… Спи.

Рядом с ее ногой, с самым краем короткой юбки, легла мужская рука. Загорелая, с выступающими прожилками вен. Машина неслась по пустынной дороге, среди нескошенных лугов и симпатичных рощиц. В окно то и дело врывался пышными клубами аромат цветов и трав. Таксист – приятный парень, похожий чем-то на мексиканца, без конца рассказывал смешные истории и делал комплименты, причем так ненавязчиво и искренне, что они как-то совсем незаметно проникали в душу Натали.

Она возвращалась от дочери. Посещение клиники ей очень понравилась. Следов от аварии на лице дочери практически не осталось, а вот в глазах появилось жизнелюбие, которое до этого, казалось, исчезло навсегда. Они два дня провели вместе. Много гуляли, болтая обо всем на свете. Съели с восторгом шарлотку, а перед отъездом даже отобедали в ресторане отеля, где ночевала Натали. Напоследок дочь по секрету сообщила, что она познакомилась с парнем на год старше ее, и тот даже принес ей почитать роман Виктора Гюго.

Натали поправила непослушные волосы и попыталась воскресить в памяти название книги, но не смогла. «Наверное, зря выпила так много красного вина за обедом», – посетовала она про себя, а вслух рассмеялась очередной шутке таксиста, почувствовав, что его рука лежит уже у нее на коленке, а машина замедлила скорость. За окном безбрежным зеленым покрывалом расстилались луга. Мягкие и волнистые.

Что остановило Натали, чтобы не упасть вместе с парнем в высокую траву, она не могла потом себе объяснить. То ли он слишком быстро добрался до трусиков, то ли их грубо обогнал грузовик, но опьяняющее головокружение вдруг испарилось. Исчезло без следа. И когда его пальцы пробрались под резинку, она, сняв очки и сделав строгие глаза, твердо убрала их оттуда. Потом достала телефон и чуть не вскрикнула, увидев бессчетное количество «неотвеченных» звонков от мужа. Она тут же сбросила сообщение, что возвращается от дочери и «уже почти дома», и опять отключила звук. Зачем думать о проблемах раньше времени, если их все равно не избежать?

Такси доставило ее до парикмахерской. Она решила перед возвращением домой привести волосы, а заодно и мысли, в порядок. Парень на прощание неумело поцеловал ей руку, смущенно извинился и протянул визитку. Вдруг потребуется «особая» поездка? Натали улыбнулась ему в ответ: «Возможно» – и они расстались. Без сожаления, без обид, без обязательств. Почему вся жизнь не устроена так же легкомысленно?

Мастера-модельера с артистическими манерами, который делал ей стрижку в прошлый раз, в парикмахерской не оказалось. Ей никто не рассказал, где он, а она постеснялась спросить. Нет так нет. Может, у человека какие-то проблемы? От прически пришлось отказаться. Не хотелось отдаваться новым рукам.

Через час Натали сидела дома перед компьютером.

In the shadow of the moon

She danced in the starlight

Whispering a haunting tune

To the night…

Она вспомнила таксиста, тихо рассмеялась и, захватив бутылку сладкого виски-крем, вышла на балкон. Сделала пару глотков прямо из горлышка, достала «Капитан Морган», закурила и, растянувшись на солнышке, весело помурлыкала. Как хорошо! Все равно чему быть, того не миновать. «Shadow of the Moon… Shadow of the Moon…» – выводила растянуто «Девушка-ночь». Голубое прозрачное небо было похоже на перевернутое море, по которому скользило единственное белое облако-парусник.

Когда поздно вечером вернулся Ахмед, она резала на кухне колбасу. После выпитого сладкого ликера очень захотелось мяса.

– Где ты была? – он медленно надвигался на нее. Все такой же красивый, в брюках с безупречной стрелкой и цепью на шее.

– Ты же знаешь. Ездила к дочери, – коротко ответила Натали, не поднимая головы. Рука сжала рукоятку ножа.

– Почему без меня?

– Извини. Так получилось. Мне не хотелось с тобой видеться.

Он приближался. Она продолжала резать.

– У дочери все в порядке. Врачи разрешили навещать ее каждый день. Она передавала привет и ждет тебя в субботу.

Ахмед подошел совсем близко.

«Сейчас опять ударит, – Натали отложила нож и подняла глаза на мужа. Его взгляд был холодным и беспощадным. – Если он это сделает, то я ночью возьму кинжал и перережу ему горло».

Ахмед не ударил. Может быть, он прочитал ее мысли. Или, может, у него проснулась совесть, но он процедил сквозь зубы:

– Хорошо. Я съезжу один… – повернулся и, тихо выругавшись, ушел к себе в кабинет.

Натали облегченно вздохнула и, взяв трясущейся рукой тарелку с колбасой, направилась на балкон, где ее ждала недопитая бутылка виски-крем. А еще оказалось, что ее ждала там очаровательная мохнатая ночная бабочка, которая испуганно хлопала крыльями, прилипнув лапками к разлитому на подносе ликеру.

Вот было бы здорово сейчас вспорхнуть крыльями и, как эта бабочка, улететь к разноцветным фонарям спящего города! Кружиться вокруг них вместе с быстрокрылой толпой таких же беззаботных ночных красавиц! Натали осторожно помогла бабочке освободить лапки, и та улетела, помахав на прощанье золотистыми крылышками.

А ведь среди бабочек бывают не только самки, но и самцы? – улыбнулась Натали и сделала большой глоток сладкого виски-крем. Это окончательно уняло дрожь в руках.

Завтра надо будет обязательно устроить шопинг и купить новый халат. С большими разноцветными бабочками.

Но поход по магазинам не получился.

Утром она обнаружила записку от мужа, что он извиняется за то, что произошло, и что они сегодня вечерним рейсом улетают отдыхать в Испанию. Она срочно должна собрать вещи и ждать его.

Его руки обхватили ее талию. Порывисто и резко. Она выпрямилась и, прогнувшись, как дикая кошка, сделала поворот и ускользнула, смеясь. Он снова сделал выпад, чтобы поймать ее, но она, взмахнув черными кружевами юбки и вскинув руки полукругом вверх, опять отпрянула от него. Сверкнули браслеты, и Кармен, подхваченная музыкой, закружилась на сцене. Свободная и непокорная. Прекрасная и бессердечная. Порочная и желанная.

Диана была в восторге. Они смотрели оперу «Кармен». Танцы, музыка, костюмы. Ее глаза сияли. Казалась, что она сама там, на сцене, испытывает великую страсть, боль и ненависть.

Перед окончанием третьего акта Валентин заметил, как пикнул ее телефон. Пришло сообщение. Она прочитала его и быстро спрятала телефон в сумку.

– Ерунда, – шепнула она и снова погрузилась в оперу. Когда начался антракт, Диана попросила заказать кальвадос и подождать ее в баре, а сама ушла в туалет.

Он так и сделал, но, видя, что она задерживается, забеспокоился и пошел поискать ее по театру.

Они стояли в дальнем крыле у окна, о чем-то разговаривая. Диана и Майкл. Майкл держал ее за руки.

Его они не видели. Ему показалось, что еще мгновение, и они начнут целоваться. Он развернулся и, прикусив губу, незаметно вернулся в бар. Сел за столик и уставился в люстру.

За что? Был такой чудный вечер.

Диана появилась через минуту, выпила кальвадос и потащила его в зал.

– Пошли скорее, сейчас начнется.

Он послушно встал и молча двинулся за ней. Ему вдруг захотелось, чтобы все закончилось. Вообще все. Казалось, что ноги сейчас откажут и он упадет. Но он шел, стараясь не смотреть на Диану. Боялся, что не сдержится. Легче стало, лишь когда выключили свет и вспыхнули огни рампы.

Опера закончилась нетрадиционно. В трагической развязке Кармен и ее кавалер начинают танцевать танго. Мелькает красная юбка, стучат кастаньеты, развеваются черные длинные волосы, стучат каблучки – и вдруг все замолкает. Нож вонзается в грудь цыганки прямо во время танца, и она падает.

Валентина это потрясло. Было бы здорово умереть вот так, в танце, свободным и непокоренным. Пронзенным красивой женщиной в порыве безумной ревности и страсти.

Жаль, что нельзя было рассмотреть нож, которым была убита Кармен, устало размышлял про себя Валентин, когда они ехали обратно домой. Диана молчала, теребя серьгу с рубином на ухе, потом предложила пойти в ресторан. Но он хмуро отказался, сославшись на боль в глазах.

– Валентин, что произошло? – наконец не выдержало женское сердце.

– Ничего. Я просто плохо себя чувствую.

– Нет. Почему ты решил испортить вечер? Мне было так хорошо.

– А почему ты не сказала, что Майкл тоже будет в зале?

– Так вот в чем дело.

Она резко повернулась к нему.

– Ты следил. Я так не хотела, чтобы ты видел Майкла, и даже специально просила его к нам не подходить, а ты все-таки нашел нас. Все понятно.

Валентину стало стыдно.

– Прости, это вышло случайно. Я забеспокоился, что тебя долго нет…

– Не хотела, чтобы ты ревновал, а ты сам все испортил.

Она отвернулась к окну и больше не произнесла ни слова, несмотря на его несвязные оправдания.

– Почему люди, когда влюбляются, то сначала принимают второго как личность, а потом начинают переделывать под себя? – неожиданно сказала Диана вслух, когда они подъехали к дому.

– Не знаю, – других слов у Валентина не было.

– Почему так глупо устроен человек, что не может никогда удовлетвориться тем, что имеет?

Голос Дианы затвердел и зазвенел.

– Ты хочешь все знать про Майкла? Хорошо. Знай.

Валентин почувствовал себя безоружным воином, на которого направлен меч амазонки. Убегать или прятаться было поздно.

– Я тебе говорила, что мы просто друзья. И это правда. Но Майкл когда-то давно был моим любовником. Даже не любовником, а… – Она замолчала, подбирая слова, – маленькой благодарностью душой и телом. Однажды мне было очень, очень плохо. Еще до тебя. И он меня тогда поддержал. Как мужчина, как друг. Это очень важно для женщины. Ты это понимаешь?

Она говорила тихо и твердо.

– Понимаю, – почти простонал Валентин.

– Ничего ты не понимаешь. Ты только бесишься и ревнуешь. Сейчас между мной и Майклом ничего нет. Ничего. Только остатки старой дружбы и чисто деловые отношения.

Она открыла дверцу машины и вышла.

– Но, возможно, он и сейчас меня любит или, по крайней мере, хочет как женщину.

Дверца громко и резко захлопнулась. Так резко, что Валентину показалось, что у него на сердце осталась кровоточащая рана, как от удара мечом.

Зачем она сказала про Майкла? Зачем? Теперь больно.

Мир держится на вранье. Потому что по своей сути он грубый и бессердечный. Некрасивый и развратный. Только ложь – эта благочестивая иллюзия – удерживает мир в равновесии. Только она заставляет нас верить в призрачное счастье и добро. Честность, искренность – кому она нужна? Кто станет счастливее, если ему скажут, что он неуклюжий глупец? Вот ты узнал правду про ее прошлое. Это тебе помогло? Ты стал больше любить ее? Нет. Ты стал больше доверять ей? Нет. Тогда зачем? Зачем знать, что творится на обратной стороне Луны?

Пес смотрел на него блестящими круглыми глазами, иногда отводя их в сторону, как будто извиняясь. Валентин купил специально для него в супермаркете нарезку из свежего бекона, а тот даже не притронулся к подарку.

– Да пошел ты, неблагодарный, – заорал Валентин на пса и швырнул в него пакетом. – Для него специально старались, а он не ест.

Лохматый отбежал и снова сел. Валентин разозлился.

– Ну-ка, быстро ешь. Сволочь лохматая.

Он поднял пакет и двинулся на собаку. Пес поджал рыжий хвост и стал медленно пятиться назад, непонимающе глядя на человека и хлопая глазами.

– Жри, тебе говорят.

Валентин продолжал наступать на пса, а тот пятился и пятился, пока неожиданно не наткнулся на строительный хлам, лежавший на обочине. От неожиданности он резко дернулся вбок, задел доски и одна из них упала на него. Лохматый взвизгнул и скрылся в кустах.

Бросив ему вдогонку пакет, Валентин вернулся на заправку. Ему стало так жалко самого себя, что он сел и заплакал. Даже не заплакал, а тихо завыл.

Вокруг застыла неподвижная июльская ночь. Такая душная, что воздух казался липким и потным.

Почему все так мерзко? Ведь он уверен, что Диана любит его. И даже если у нее еще кто-то есть или был, имеет ли это значение для их отношений? Он же тоже не безгрешен, но это не мешает ему любить ее еще больше.

В кармане пикнул телефон. Пришло сообщение. Валентин достал платок и осторожно протер глаза. «Прости. Я не хотела сделать тебе больно. Ты мой самый любимый мужчина, но не лишай меня воздуха. Не дави на меня. Это трудно, но постарайся это понять. Научись любить меня такую, какая я есть. Не переделывай меня. Иначе я буду несчастлива. Приезжай скорее, пожалуйста, мне плохо без тебя. Я жду…»

Он несколько раз перечитал «я жду…» и, почувствовав, как теплая волна омывает его изнутри, даже закрыл глаза, боясь потерять это ощущение. Что может быть лучше? Тебя ждет женщина!

Он встал и увидел рядом Лохматого. Тот сидел и виновато вилял пушистым хвостом, поднимая пыль с асфальта.

Валентин подошел и потрепал его по голове.

– Извини, приятель. Надо ехать. Меня ждут. Прости, что нагрубил. Всем иногда бывает хреново.

Пес понимающе опустил голову и захромал за человеком.

Все-таки утро, после хорошего секса и здорового сна, светится как-то особенно. Переливается, что ли.

Валентин лежал в постели и слушал, как Диана громыхает дверками шкафов, выдвигает ящики и разбрасывает коробки. Готовится к завтрашнему полету. Она даже отпросилась с работы до обеда, чтобы произвести ревизию вещей и в случае надобности вечером заехать за необходимыми покупками. «Как девчонка, – улыбнулся он и тут же нахмурился, вспомнив вчерашнее известие о Майкле. – Ну ладно. Это пройдет. Надо пару дней потерпеть, и память спрячет это в дальний ящик. Зато как вчера ночью было хорошо…» Валентин опять улыбнулся и решил, что тоже надо бы просмотреть вещи.

День выдался солнечный, но прохладный ветер гнал с северо-запада россыпи облаков и заставлял ежиться. В парке распустились кусты роз. Сквозь ограду были видны их роскошные разноцветные прически. Огненно-красные, темно-бордовые, нежно-белые и ярко-желтые. Вокруг них, что-то подрезая, подвязывая и подстригая, как парикмахер-модельер, заботливо суетился садовник.

Надо будет обязательно подарить сегодня Диане цветы, решил Валентин и прибавил шаг. Завтра они будут далеко, в Испании. И она будет принадлежать только ему. Море, солнце и ее загорелая кожа. Можно будет даже заняться любовью где-нибудь в укромном месте на природе. Среди кустов диких роз и акаций.

Он свернул в переулок и вскоре оказался около букинистического магазинчика. Продавец с бородкой приветствовал его как старого знакомого.

– Что-то вас давно не было видно? – спросил он, лукаво прищурив глаза.

– Немного приболел, – ответил Валентин, обратив внимание, что книжные полки стояли наполовину пустые, а на полу находились упакованные ящики.

– Вы закрываетесь?

– Да, – грустно ответил мужчина. – Здесь откроют аптеку. Но не расстраивайтесь, я вам пришлю новый адрес.

– Жаль, – Валентин еще раз огляделся. – А я хотел поискать у вас книгу про старинные испанские ножи. Например, про альбацету. Небольшой раскладной нож.

– Испанские ножи? – Продавец задумался. – Такой книги у меня не было. Но если вас это сильно интересует, я подумаю, где найти стоящий экземпляр, и позвоню. Редкая вещь. Вот если бы вас интересовала не книга, а сами ножи – настоящие, старинные, – то я мог бы дать вам адрес одного моего знакомого. Он, правда, живет в Испании.

– В Испании?..

– Да. В Толедо. Это старинный город, недалеко от Мадрида. Там когда-то делали лучшее холодное оружие в Европе. Мечи, шпаги, ножи. Мой знакомый держит там небольшой антикварный магазинчик.

– Я как раз собираюсь на отдых в Испанию.

– Когда?

– Завтра вылетаем, – ответил Валентин и добавил: – С женой.

– Здорово. Прямо как в сказке. Ну и дела. Я вам сейчас напишу адрес. Вдруг захотите что-нибудь посмотреть и купить.

Мужчина достал лист бумаги и написал адрес.

– Спасибо, – Валентин убрал адрес в карман, попрощался с хозяином букинистического магазинчика и вышел на улицу.

У кафе напротив стоял «Лексус». Валентин замер и надел очки. Глаза заломило от неправдоподобной белизны.

Дверь кафе открылась, и оттуда показалась женщина. Она была без платка, и Валентин смог разглядеть прямые русые волосы, зачесанные набок. Это, без сомнения, была она – женщина-призрак, «гречанка». В больших темных очках, блузке-тунике и в юбке с разрезом. Такой короткой, что невольно лезла в голову мысль: а вдруг под ней больше ничего нет? Незнакомка повернула голову в его сторону, улыбнулась, тут же пропала за дверцей машины. «Лексус» неспешно проплыл мимо, покачиваясь на больших черных колесах, и скрылся за поворотом.

Значит, это она тогда покупала фрукты на рынке, вспомнил он о происшествии почти месяц назад. Необычно стройная и привлекательная – как гетера. Нет, не гетера. А, скорее, Афродита! Богиня, родившаяся из морской пены. В кончиках пальцев возникло неудержимое желание коснуться ее губ, шеи и сосков.

Валентин замотал головой, чтобы прогнать наваждение, потом усмехнулся, припомнив, как опрокинул тогда на рынке прилавок с яблоками, и зашагал в торговый центр. Близилось время ланча, а покупок к путешествию еще не сделано никаких.

«Альбацета – испанский складной нож с длинным черенком, загнутым на конце, и прямым клинком. Использовался в уличных драках и грабежах. Любимое оружие наемных убийц, контрабандистов и разбойников. Удобно прятался в складках камзола или плаща, поэтому был просто незаменим в схватках, часто происходящих в узких переулках испанских и каталонских городов, а также на палубах и в тесных проходах кораблей». Да, будет здорово купить один такой образец в Испании, – размышлял Валентин, стоя в отделе торгового центра, где он покупал пляжные тапочки и крем от солнца.

Зазвонил мобильный. Валентин посмотрел на незнакомый номер, немного напрягся, но все-таки ответил.

Это был отец Дианы. Он справился о здоровье, о работе и заговорил про деньги. Валентин даже не сразу понял, о чем идет речь, и переспросил:

– Какие деньги?

– Как какие?! Диана просила для вас тридцать тысяч евро. Взаймы.

– Ах, да. Точно. Вылетело из головы, – пробормотал Валентин.

– Я могу дать их в долг. И даже без процентов. Но только в сентябре. Сейчас уже время отпусков, и мне не хотелось бы нарушать финансовые планы.

Они еще немного поговорили о деталях будущего займа и стали прощаться. Отец Дианы, как всегда, был очень занят.

– До свидания, – проговорил он на прощание. – Удачного вам отдыха. И, кстати, забыл спросить. Диана на меня сильно обиделась, что я ей ничего не прислал на день рождения в апреле?

– Ничего не прислали? – недоуменно переспросил Валентин. – А серьги с руби…

Он осекся, озаренной неприятной догадкой.

– Серьги?

– Нет. Все в порядке, – быстро заговорил Валентин, чувствуя, что у него перехватывает горло. – Она совсем не обиделась. Она вас очень любит.

– Это хорошо. Тогда прощай и поцелуй ее за меня. Созвонимся в начале сентября.

Валентин нажал кнопку «Of» и медленно вышел из отдела.

– Мужчина, – догнала его продавщица, – вы забыли покупки.

– Почему красивые женщины так часто мучают мужчин и делают им больно?

– Они мстят.

– Мстят?

– Да. Мстят. За те обиды, которые нанесут им мужчины, когда они станут некрасивыми…

– Странно…

– А еще за несбывшиеся мечты…

Элизабет замолчала и поднесла бокал с виски к губам.

Какие у нее сочные губы, как у той негритянки в фильме, отметил про себя Валентин. Раньше он этого не замечал.

– А что может значить, если мужчина дарит женщине дорогое украшение?

– Если муж, – то для того, чтобы еще больше восхищаться ее красотой или… чтобы загладить вину.

– А если не муж?

– Тогда только одно. Мужчина так страстно желает ее, что готов даже заплатить.

– Да?..

– Хотя, может, и наоборот. Она так ему понравилась в постели, что он не против повторить. В любом случае это плата – или аванс, или расчет… – Элизабет рассмеялась: – Своеобразный любовный бизнес.

Валентин неуклюже улыбнулся и достал сигарету.

Он уже час сидел в ее ресторанчике в каком-то размазанном состоянии. Известия о деньгах и о серьгах настолько взволновали его, что он не знал, что делать. Ему хотелось возненавидеть Диану за ложь и одновременно встать перед ней на колени в благодарность за то, что гордая амазонка попросила отца о деньгах.

Элизабет тоже закурила и стала рассуждать о том, что для подавляющего большинства мужчин даже легкий флирт его женщины на стороне воспринимается крайне болезненно, не говоря уж о настоящем приключении. Это женщина умеет искренне прощать и забывать обиду, а мужчина устроен по-другому. Он, конечно, прощает, но не забывает. Практически никогда. Поэтому женщина, если дорожит мужчиной, должна беречь его больное самолюбие.

Валентин молчал, разглядывая висящую на стене картину, где за оконным стеклом билась в сером дожде бабочка с яркими крыльями. «Она, наверное, тоже возвращалась с веселого приключения…»

– Может быть, он не может забыть, потому что у него на сердце навсегда остается шрам? – тихо произнес он.

– Шрам? – переспросила Элизабет.

– Это образно, – ухмыльнулся Валентин и достал сигарету.

– Может быть… – как-то неуверенно согласилась подруга Дианы, разглядывая янтарный цвет виски в бокале. – Но на самом деле, если сильно любишь и не хочешь терять, можно жить и со шрамом. Люди же живут с больной печенью. Пьют таблетки, иногда мучаются приступами, но все равно счастливы. Печень же не выбросишь. Такова жизнь, и не в наших силах ее изменить. Все совершают ошибки и глупости.

– Наверное …

– А знаешь, Валентин, – в глазах Элизабет вдруг промелькнула искорка. – Если честно, то, чтобы сводить мужчин ума, женщина должна быть капельку порочна.

– Как Кармен? – переспросил он.

– Ну да, как свободная цыганка.

– Или невинна… – усмехнулся Валентин.

– Невинна?

– Ну да, как Дездемона….

– Действительно! – Элизабет рассмеялась.

– … Но и в том и в другом случае все закончилось печально.

– Только потому, что в первом случае мужчина оказался слишком слабым и не смог вынести порочности, а во втором – не поверил в невинность.

(Слишком слабым или слишком любящим?)

Они замолчали, думая каждый о своем. Только их сигареты встречались в пепельнице. Одна тонкая с розово-золотистым ободком, другая обычная с двумя полосками, серебристой и голубой. Элизабет допила виски.

– А знаешь, откуда шрам у Дианы на руке?

Валентин вздрогнул.

– В молодости у нее был бурный роман с одним странным юношей, про которого все говорили, что «он немного не в себе». И однажды тот, застав ее в компании с другим парнем, в порыве ревности набросился на них с ножницами.

– С чем?

– С обычными ножницами. Никто, конечно, не умер, но шрамы остались у всех.

– А где застал? В постели? – переспросил Валентин, почувствовав, как забилось сердце.

– Может быть…

Валентин поймал на себе усмешливый взгляд собеседницы.

– Подробностей я не знаю. Правда не знаю. Только, пожалуйста, Валентин, я тебя очень прошу, не проболтайся Диане, что я тебе рассказала. Ладно? У меня как-то случайно это получилось.

Он кивнул, ощущая комок в горле.

– Диана – чудесная, самобытная натура, с бушующим огнем в душе. А твоя ревность – это гнилое болото, которое засасывает тем глубже, чем больше нервничаешь и дергаешься. Извини, если сказала резко, но вы мне оба очень дороги. Хотя, знаешь, может, ты был прав в прошлый раз, когда утверждал, что тебе нужна другая женщина – более мягкая, что ли. «Не жгучая». Или ты не боишься рано или поздно обжечься?

Валентин смутился, увидев в карих глазах напротив выражение, которое часто видел у своей бабушки.

– Но в любом случае, – продолжала она, – мужчина должен быть сильным и не обращать внимания на всякие глупости или найти в себе силы уйти.

– Куда уйти?

– К другой женщине, например, – от души расхохоталась Элизабет.

– Тебе легко рассуждать. Ты красивая. А мир вокруг красивых женщин отличается от мира остальных людей…

– Перестань, Валентин, – не дала ему закончить мысль Элизабет. – Ты тоже не урод, а привлекательный и очень интересный мужчина. У всех свои проблемы. Думаешь, у меня полно ухажеров?

– Думаю, что да.

– Тогда почему я до сих пор одна?

– Не знаю, – Валентин с глупой улыбкой замотал головой.

– Да потому, что я тоже не подарок. Например, никогда не прошу мужчин прийти ко мне, как бы мне этого ни хотелось.

– Почему?

– Боюсь отказа. Боюсь панически, вдруг он скажет «нет»? Что мне тогда делать?

Валентин ощутил некоторую неловкость от откровенных слов и опустил глаза, следя, как искривляется, поднимаясь вверх, дым от сигареты.

– Или я не могу терпеть, когда мужчина от меня уходит после того, как мы позанимались любовью, – грустно усмехнулась Элизабет. – Меня охватывает такое чувство, как будто мной попользовались и бросили. Знаешь, как это неприятно. Особенно если попадется «крутой», сексапильный мачо. – Она вдруг засмеялась. – Хотя, если посмотреть со стороны, мои слова – это полный бред! Банальные цитаты из феминистических книжек. Мы все чего-то ищем, кого-то ждем, хотя часто сами не знаем, чего и кого. Я недавно вычитала очень верную фразу: «Пытаясь догнать бесконечность далекого, не успеешь увидеть совершенство близкого…»

Элизабет замолчала. Ее пальцы осторожно потушили о край пепельницы недокуренную сигарету с розово-золотистым ободком.

В зале ресторана слышался голодный стук приборов о тарелки, игривое звяканье бокалов и аппетитный шум голосов многочисленных посетителей.

Официант принес сок, кофе и десерт. Фисташковое бланманже в хрустальной креманке, украшенное блестящей вишенкой в карамели и круглой засахаренной долькой апельсина. Оранжевой и почти прозрачной, похожей в центре на краешек ажурного женского белья.

– Предлагаю бросить этот дурацкий разговор. – Лицо Элизабет неожиданно посветлело, как будто сбросило грустную маску. – Вы с Дианой взрослые люди, и не мне вам советовать, как жить. Ты еще не пробовал новый десерт?

– Ты же знаешь, мне пока нельзя.

– Извини, забыла. Но когда выздоровеешь, обязательно попробуй. Его у нас подают только весной и летом, потому что фисташковое бланманже обязательно должно быть украшено какими-нибудь белыми цветами, например веточкой жасмина.

Хозяйка ресторана сделала глоток кофе, достала за хвостик карамельную вишенку и, запрокинув голову, положила в рот.

Валентин увидел кончик ее языка и отвернулся. Ему вспомнилась черешня. Крупная, темно-красного, почти черного цвета. С косточкой внутри, которую бережет сочная мякоть-пульпа. Черешня. Упругая и гладкая, то появляющаяся, то исчезающая между бледно-розовыми губками. Однажды они купили с Дианой целый килограмм. Прохладные, только что вымытые ягоды было так удобно держать за веселые хвостики и кормить друг друга. Или разложив на голом животе, водить кругами, опуская то вверх, то вниз…

– Кстати, у тебя все в порядке? – вдруг спросила Элизабет и взяла его за руку. – Я почему-то так переживала за тебя, когда ты позвонил, а мы с сыном были за городом.

– Да. Все в порядке.

– Извини, что ничем не могла помочь.

– Я, пожалуй, поеду, – Валентину захотелось скорее увидеть Диану.

– Удачи, – поцеловала его на прощание хозяйка ресторана.

Ночью пошел дождь. Капли мирно отстукивали по подоконнику спокойный, незатейливый мотив. Валентин проснулся очень рано. Долго ворочался, потом тихо встал и, проходя мимо туалетного столика, заметил серьги с рубинами, похожие на две маленькие вишенки в золотой обертке. Интересно, сколько они стоят?

На кухне, пока грелся чайник, он долго смотрел на мокрый асфальт за окном, почему-то представляя, как Лохматый сидит под навесом закусочной. Озябший и голодный. Нужно было заехать и дать денег парню-студенту, чтобы подкармливал пса. Завтра утром уже не успеть. Самолет ждать не будет. Он припомнил, что где-то в портфеле был флаер с координатами заправки. Можно будет позвонить.

Чайник вскипел. Валентин повернулся, чтобы достать пакетики с чаем, и неожиданно задел чашку с котами, которая стояла на краю стола. Раздался глухой звук. Нарисованные коты, не в силах противостоять природе вещей, разлетелись на несколько частей.

К чему бьется посуда – к счастью или к несчастью? Валентин собрал осколки, и, выбрасывая их в мусорное ведро, с грустью подумал, что завтра Диана расстроится, узнав про это. Потом пошел в зал, лег на диван и закрыл глаза.

В детстве он был уверен – откуда, правда, непонятно, но точно был уверен, на сто процентов, – что на Луне живут веселые человечки и каждую ночь они зажигают тысячи фонариков, чтобы осветить свою маленькую планету. И они никогда не забывают протирать стекла этих фонариков, чтобы те лучше сияли.

Август

Пес, прихрамывая, брел вдоль насыпи шоссе, часто останавливаясь и принюхиваясь. Начинало смеркаться. Плотный туман размывал очертания предметов и приглушал запахи. Путь до заправки, который обычно занимал всего несколько минут, теперь из-за пораненной лапы растянулся надолго. Особенно больно было вставать на острые края крупного гравия. Лохматый взобрался на насыпь и замер у белого придорожного столбика. Прислушался. Потом втянул носом воздух и, почуяв подгорелую корочку хот-дога, намазанного кетчупом, облизнулся. До закусочной оставалось совсем недалеко. Перейти дорогу и затем немного по тропинке, через рощицу. Мимо с ревом проехала грузовая машина с огромными колесами. Лохматый на всякий случай присел и поджал рыжий хвост. Через минуту пронеслась еще одна, ослепив его светом низких противотуманок. Стало тихо. Пес лизнул лапу и осторожно ступил на асфальт. Еще раз прислушался. Шоссе, притаившееся за пеленой тумана, гудело далекими моторами. В рощице привычно каркали вороны. Лохматый медленно двинулся вперед. Он уже доковылял до широких белых полос на середине, когда увидел вынырнувшие из-за поворота два ярко-желтых глаза быстро приближающейся легковушки. Лохматый замер. Добежать до края дороги он явно не успевал. Через мгновение глаза-фары превратились в ослепительные солнца. Раздался визг тормозов. Резкий и пронзительный. Казалось, что резину заживо сдирают с колес.

Валентин открыл глаза и покачал головой, чтобы разогнать обрывки кошмарного сна. На улице послышался звук тормозов. Шипящий и лязгающий. Свет полоснул по зашторенным окнам мотеля, которые спасали от пыли, но совсем не спасали от доносящегося гула автострады. Лязг и шипение повторились. Видимо, очередной грузовик заезжал на парковку. Валентин с трудом оторвал голову от подушки и посмотрел на часы. Половина второго ночи! Да, все скверно. Он специально выпил вечером две капсулы, чтобы снять напряжение и забыться во сне, но при таком шуме это не помогло. Надо будет утром позвонить, узнать, как там Лохматый, вспомнил он жуткое видение и, накрыв голову подушкой, плотно сжал веки. Почему все так произошло? Перед глазами отчетливо, как кадры в кино, начали всплывать события последних дней.

…Каталония! Не успели они с Дианой сойти с трапа самолета в Барселоне, как уже почувствовали ее горячее и влажное дыхание.

В аэропорту их встретил микроавтобус и доставил в маленький городок севернее по побережью, где располагался отель, принадлежащий фирме Леонида.

Небольшое трехэтажное здание, окруженное кустами роз и акаций, стояло почти у самой воды. С широкой террасой, утыканной зонтиками, и с небольшим бассейном.

«А здесь можно загорать без всего», – восторженно шепнула ему Диана, когда они обнаружили позади отеля укромную лужайку с ровно подстриженной травой, которая, казалось, стесняется своей наготы.

Но больше всего ее поразила огромная бледно-голубая ванна в их номере. Изогнутая, с медными ручками и кранами «под старину». Диана даже попыталась тут же затащить в нее Валентина, но он был измученный и небритый после перелета, поэтому ничего не хотел.

Первые два дня пролетели, как в жарком тумане. Всегда требуется время, чтобы настроить организм на отдых. А на третий день, ближе к обеду, вся компания – Изи, Валентин с Дианой и Леонид с Софией – отправились на соседний утес. «Завтракать на траве», как выразилась жена Леонида.

Им пришлось обогнуть старые крепостные стены и потом долго подниматься вверх по узким ступенькам, иногда совсем близко подбиравшимся к скалистому краю, на котором тут и там торчали изогнутые ветром сосны. На вершине утеса стояла разрушенная часовня, рядом – смотровая площадка.

– Какая красота, – воскликнула Диана, глядя на безбрежную синеву моря. – И какая жуть!

Внизу, у подножья утеса, море беспокойно билось о скалы. Не уставая и не выдыхаясь. Облизывая рокочущими волнами замшелые камни.

– Согласно преданиям, здесь когда-то приводили в исполнение смертные приговоры, – пояснил Леонид. – Труп падал вниз, и найти его через полчаса было уже невозможно – прибой и сильное течение сразу уносили тело в глубину.

– Чудесное местечко, – сострил Изи. – Прямо разжигает аппетит.

Все засмеялись, располагаясь на зеленой лужайке.

Гул автострады не утихал. Валентин перевернулся на другой бок и скинул подушку. В номере стало невыносимо душно. Рот терзала сухость, а в груди металось сердце. Проклятый дешевый мотель! Рано утром надо за руль, а спал всего часа два. Он скинул покрывало, взял сигареты и вышел на улицу.

На черном небе, как на стене, красовался изогнуто-острый серп луны. «Месяц взвился в небо ятаганом, – как его клинок остер!» – всплыли в памяти вычитанные где-то строки. Автор был неправ, усмехнулся Валентин, прикуривая сигарету. Месяц похож на кривую саблю, а не на ятаган, который напоминает скорее вздернутую волну или змею, а не просто полукруг.

В темноте вспыхнул огонек зажигалки.

Вернувшись в номер, Валентин взял в руки лежавший на прикроватной тумбочке складной нож. Альбацета. Вот чем была убита Кармен! Он сразу понял это, как только увидел этот кривой нож, с грубой изогнутой рукояткой и прямым лезвием, непропорциональным и уродливым, оставляющим при ударе рваную рану.

…Пляж …и ее восхитительное тело, покрытое загаром и чуть соленое от морской воды. Как ему хотелось облизать его! Тут же на пляже. Каждую складочку, каждый уголок. Хотелось прикоснуться языком к ямочке на животе и двум сердечкам пирсинга, которые теперь украшали ее живот вместо шариков. А потом развязать шнурочки плавок, как бантики на подарочной коробке, и впиться губами в содержимое под оберткой. Гладкое-гладкое. Украшенное лишь небольшим хохолком, оставленным сверху. И как женщинам это только удается? Неожиданно преобразившись, становиться безумно желанными. Казалось бы, что особенного в многочисленных косичках, которые Диана заплела на манер негритянских женщин через неделю пребывания на отдыхе? Но она стала так эротично выглядеть, что, когда они загорали на пляже, Валентину иногда приходилось специально залезать в морскую воду, чтобы остудить желание, бессовестно выпирающее через плавки.

За окном раздался рокот взревевшего двигателя. Желто-черные круги вспыхнули внутри сознания и погасли.

Валентин понял, что окончательно проснулся. Уже рассвело. Тяжелые машины на улице громко урчали, с удовольствием пожирая дизельное топливо. Еще один день, еще одна ночь. Ему не хотелось вставать. Руки и ноги не слушались. Как было бы здорово накрыть голову одеялом и ничего не слышать, ничего не видеть и ничего не помнить.

Из глубины сознания всплыло утро и бирюзовое море, которое, казалось, просыпается, выгибаясь волнами-плечами, на которых покачивается белоснежная яхта. Сколько может стоить такая красота? Несколько десятков миллионов долларов, не меньше! Ему всей жизни не хватит, чтобы заработать даже на одну палубу. Французы правы: в мире нет ничего изящней, чем скачущая лошадь, танцующая женщина и плывущая каравелла.

В тот день он рано утром один поднялся на утес и долго любовался парусником.

А еще в тот день, когда ночью ему не спалось, он неслышно встал с кровати, укрыл Диану и пошел прогуляться на берег.

Волны тихо перебирали мелкие камешки прибрежной гальки, пересчитывая и разглаживая. Под это неторопливое шуршание было приятно идти и идти, вдыхая ночную прохладу и ни о чем не думая, глядя только на тонущее в море звездное небо. Именно поэтому он не сразу сообразил, что увидел живую женщину, а не призрак, который появился из воды. В лунном свете ее обнаженное тело казалось неестественно белым, почти серебристым. Как у Афродиты, выходящей на берег из морской пены.

Она тоже сначала не заметила его. Несколько минут стояла спиной, вытираясь полотенцем, потом повернулась, быстро накинула платье и поспешила к соседнему отелю.

Надо ехать. За рулем сразу станет легче.

Валентин протер глаза, встал и пошел в ванную. Почистил зубы и долго разглядывал свое лицо в зеркале. Вид не радовал.

Зеркало – обыкновенный кусок стекла, правдиво отображающий реальность и показывающий людям их собственную старость и боль. Люди дураки. Вот собаки – умные, они никогда не смотрят на свою морду в зеркало по утрам, поэтому всегда счастливы. Сделав усилие, Валентин попытался улыбнуться. Получилось мерзко.

…Коррида! Это было как раз в тот день, когда утром позвонил Майкл и сообщил, что их сценарий показа коллекции окончательно утвержден и они поедут в Милан на выставку. Почти на целый месяц. Диана радовалась и скакала по номеру, как ребенок. А он лежал на кровати, молча наблюдая за ней и стараясь улыбкой на лице погасить вспыхнувшее разочарование. Она будет на международном показе мод – одна?! Среди столпотворения мужчин и женщин с идеальной внешностью, одетых в самые роскошные одежды и пьющих самое дорогое шампанское. Она будет без него! Почти целый месяц. В груди начало неприятно покалывать.

Раздражение не покидало Валентина до тех пор, пока они не оказались в самой Барселоне, где вид города и поцелуи Дианы вернули его в нормальное состояние.

Красавица Барселона! Она всегда ему нравилась. Уже с развязки автострады открывался великолепный вид на город, который зелено-серыми волнами взбирался на холмы и уходил вдаль, проткнув небо мачтами-шпилями «Саграда фамилии».

Коротая время до корриды, они отделились от Изи с Леонидом и бродили по центру вдвоем, заглядывая в сувенирные лавки и антикварные магазины. Накупив целую гору каких-то ненужных, но «очень изящных и стильных», по выражению Дианы, вещичек, пили прохладное вино в кафе на площади перед собором «Саграда фамилии», где Диана успела написать открытку маме и позвонить два раза в офис компании, чтобы уточнить детали выставки.

Корриду надо смотреть только с первых рядов. Наверху это просто зрелище, внизу это настоящее убийство. С запахом крови и пота, с брызгами слюны и облаками пыли. Со вкусом песка на зубах, который вылетает из-под копыт разъяренного животного. С хорошо слышимым тяжелым хрипом, который вырывается из глотки раненого быка, когда он останавливается перед трибуной и смотрит в твои глаза.

И конечно, с блеском острой стали в руках тореро, исполняющего танец смерти. Безжалостно и грациозно.

«Он из древнего дворянского рода», – пояснил Леонид, указывая на тореро, одетого в темно-малиновый камзол, расшитый серебром и украшенный гербом на спине. Валентин пристально посмотрел на Диану. Ее глаза блестели и, не отрываясь, следили за происходящим, как будто она сама сражалась на арене. Увидев его взгляд, она ласково улыбнулась, взяла за руку и склонила голову на плечо. Посидела так минуту и опять растворилась в представлении.

В конце корриды последний, шестой бык, самый злой и самый огромный, оказался прямо перед ними. Так близко, что можно было разглядеть, как по его темно-коричневой шкуре, с воткнутыми и болтающимися во все стороны разноцветными бандерильями, стекала кровь. Густая, почти черная. Она пенилась в ранах, когда он шумно вдыхал.

Конец боя был близок.

Тореро, медленно пританцовывая, приблизился к быку. Тот промычал и опустил голову с изогнутыми рогами.

«Торо, торо…», – крикнул тореро и замер. Обвел взглядом ряды притихших зрителей и остановился на Диане. Улыбнулся, снял свою шапочку и бросил в ее сторону. Раздались аплодисменты.

Валентин открыл кран и долго умывался холодной водой, пытаясь прогнать из головы яркие образы прошлого. Потом вытер жестким полотенцем лицо, достал капли и закапал в воспаленные глаза, которые тут же закрылись от резкой боли. Все расплылось.

…Тореро. Это был среднего роста, широкоплечий молодой мужчина со смуглой обветренной кожей и волосами, стянутыми в пучок сзади. Совсем не красавчик, а скорее наоборот – с грубоватым лицом, горящими глазами и серьгой в ухе, он напоминал некрасивого, дикого воина степей, в котором лишь тонкие пальцы и правильный английский выдавали благородное происхождение.

Леонид преподнес всем сюрприз. Он оказался хорошим другом семьи тореро и заранее пригласил того после корриды провести пару дней с ними у моря, поэтому они возвращались в отель на двух машинах. У тореро был двухместный серебристый «Ауди ТТ» с открытым верхом. Диана поехала с ним. Валентин не устоял перед ее умоляющим взглядом и кивнул головой в знак одобрения. За что получил прощальный поцелуй, такой нежный и искренний, что потом, сидя на заднем сиденье «Мерседеса» Леонида, всю обратную дорогу обзывал себя «полным идиотом», совершившим самый глупый поступок в своей жизни.

За ужином, устроенным в честь приезда гостя, было шумно и весело. Леонид приказал достать из погреба лучшее, выдержанное вино. Темно-красное, почти фиолетовое, с запахом ванили и пряностей. А повар отеля прямо на открытой террасе приготовил на гриле мясо того самого «последнего» быка, убитого тореро на глазах у всех.

Валентин много пил. Он не мог спокойно находиться рядом с Дианой. Он безумно хотел ее. В этой короткой пляжной юбке с разрезом. Вот такую: с цветами акации, вплетенными в африканские косички, и возбужденную корридой, вином и чернотой южного неба. Чужого и неизвестного.

В конце вечера Диана предложила пойти на дискотеку.

– Но с одним условием, – поддержал ее Изи. – Ты должна приготовить привораживающее зелье, чтобы я в такую безумную ночь не остался в одиночестве. Там ведь будет много одиноких молоденьких девушек, которые не смогут сразу оценить всех прелестей «лысеющего плейбоя», тем более когда рядом с ним появится благородный длинноволосый идальго, – он указал на тореро.

– И мне, пожалуйста, тоже двойную порцию, – рассмеялся тот.

– Тогда уж для всех, – потребовал Валентин.

Когда все было готово и Диана принесла из бара поднос с бокалами зеленовато-коричневого напитка с ароматом мяты, Изи встал и произнес тост. Валентин очень хорошо запомнил его.

– Жил-был принц. Шел он однажды вечером по городу и услышал, как кто-то играет на рояле красивую мелодию. Легкую, как ветер, и трогательную, как первый поцелуй, – Изи говорил медленно и с расстановкой. – И увидел принц девушку, прекрасную и нежную. И полюбили они друг друга. И когда предложил принц девушке руку и сердце, то согласилась она.

– А полцарства? – перебил его Леонид.

– Извините, босс, совсем забыл про деньги… И, естественно, полцарства. Но перед свадьбой девушка попросила, чтобы принц пообещал, что никогда не зайдет к ней в спальню в полнолуние. И поклялся он, встав на одно колено и поцеловав край ее платья.

– Изи, прекратите тревожить слабые женские сердца. Таких мужчин не бывает, – сказала Софья.

– Он был принц, – не смутился Изи и продолжил: – И страстно любила его девушка каждый день, а потом играла для него волшебную музыку. И сидел принц рядом с принцессой, и любовался, как легко и нежно касались ее пальцы черно-белых клавиш. И был бы принц самым счастливым мужчиной на свете, если бы не терзала его постоянно одна мысль: что же происходит в спальне принцессы в полнолуние? И вот однажды он все-таки не выдержал и нарушил данное слово. Дождался, когда на небе появится полная луна, тихо прокрался к покоям принцессы и незаметно вошел…

Изи сделал многозначительную паузу.

– Ну и что он увидел? – не выдержала первой Диана.

– Этого в сказке нет.

– Так неинтересно. Это обязательно должно быть, – укоризненно взглянула на него София.

– А разве это так важно?

– Конечно. Надо же знать, что происходило в спальне.

– Зачем? – искренне удивился Изи. – Разве не важнее знать, чем все закончилось?

– И чем? – встрял в разговор Леонид.

– Браво, Изи. Оказывается, ты можешь быть не только пошлым, но и поэтичным, – воскликнула Диана, повернулась к Валентину и поцеловала его. – Правда, красиво и очень верно?

– Правда…

Что такое правда? Валентин протер закапанные глаза платком и вышел из ванной. Наступило утро нового дня. С улицы доносился нарастающий гул автострады. Солнечный луч, пробравшись сквозь щель между шторами, лежал на смятой кровати, как сытый кот. Лениво и томно.

Да, счастлив тот, кто может просыпаться и безмятежно радоваться новому дню, вздохнул Валентин и, взяв альбацету, еще раз внимательно осмотрел нож. Старик говорил, что иногда на рукоятках владельцы ставили кресты, если ножом кого-то убивали, – вспомнил он владельца антикварной лавки в Толедо, где купил этот старинный экземпляр. Но на деревянной изогнутой рукоятке не было видно ничего, кроме потертых в некоторых местах остатков лака.

Побросав в сумку вещи и упаковав нож в коробку, Валентин вышел из номера мотеля и через несколько минут уже влился в еще редкий, но уже быстрый поток автомобилей. Дорога вела на восток, поэтому солнце слепило глаза даже через темные стекла очков. В мозгах по кругу вертелись слова: «Еverything under the sun is in tune, but the sun is eclipsed by the moon» [10] . Впереди показался синий указатель. Валентин прищурился и с трудом успел разобрать, что до Мадрида уже совсем недалеко.

Яхта покачивалась на волнах, успокаивая и убаюкивая, как детская колыбель. Натали лежала на палубе и загорала. Рядом стоял пустой бокал коктейля «Пино колада» и валялась недочитанная книга.

Они у же больше недели отдыхали где-то севернее Барселоны. Пятизвездочный отель, зафрахтованная яхта. Теплое море. Что еще можно пожелать? Разве только один бокальчик «Пино колада», который принесет молодой матрос-испанец. С татуировкой дракона на правом плече. Натали приподнялась с лежака, сняла очки «от Диора» и попросила его приготовить коктейль. «Си, сеньора», – опустил он глаза, немного смущенный оттого, что она загорала топлесс, и пропал за дверью служебного помещения.

Ахмед был бы в ярости, увидев ее полуобнаженной. Натали представила его разъяренные глаза. Но он уже третий день пропадал по делам в Барселоне, оставив ее на попечение капитана яхты и молодого матроса, который одновременно исполнял роль прислуги. «Он, конечно, не красавчик, но по-своему привлекателен. Южная кровь», – подумала она, когда матрос вернулся с готовым коктейлем. «Грациес», – расплылись ее губы в благодарственной улыбке, и она улеглась к нему спиной, отметив, что сейчас он выглядел менее смущенно.

Нет, если, конечно, выпить граммов сто пятьдесят текилы, то между ними может произойти все что угодно. Только не на кровати, а в том тесном проходе внутри яхты, где они постоянно сталкиваются. Он неожиданно прижмет ее к стене, припадет губами к шее, приподнимет на руках и… Стоп, стоп. Это последний бокал коктейля на сегодня. Не хватало только банального секса с первым попавшимся матросом, остановила себя Натали, почувствовав, как мысли беспокойно роились в ее голове. А вдруг все окажется грубо и бесчувственно? Нет. Пусть уж лучше останется приятная иллюзия, чем неприятные ощущения.

Она закрыла глаза и потянулась на солнышке. Только оно любило и ласкало ее бескорыстно. И еще ветерок, растрепавший волосы и забиравшийся в складочку между грудей.

К закату, когда они уже возвращались на берег, позвонила дочь. Доложила, что у нее все в порядке, что она очень скучает по ней и папе, и тут же поправилась, видимо услышав беспокойные нотки в голосе матери: «Совсем немного, не волнуйся, мама». Потом стала рассказывать, что они очень подружились с тем парнем, который дал ей роман. Часто гуляют вместе на прогулках, и она читает ему отрывки из книги, потому что у него вечерами иногда совсем пропадает зрение. «Он, правда, немного странный, но такой преданный. Когда приедешь ко мне после отпуска, я вас обязательно познакомлю!» – восторженно закончила дочь.

Так вот, может быть, в чем секрет их дружбы, грустно отметила Натали, узнав об этом. Ну и пусть. Главное, что дочери хорошо. А это самое главное. Если мужчина слепой, он способен любить женщину не глазами, а душой. И никогда не увидит ее старость. Как же называется роман Гюго? Кажется, «Мужчина, который смеется»… [11]

После разговора с дочерью на нее напала необъяснимая тоска. Внезапно, как стая голодных собак. Она пыталась применить испытанное средство, повторив заветные слова: «У меня все хорошо. Мир прекрасен и удивителен», но они не помогли. Тогда она попросила бокал бренди и, выйдя на палубу, стала разглядывать прибрежные скалы.

Ветер переменился. Стало прохладнее.

Не успела Натали подумать, что нужно бы одеться, как ощутила, что кто-то бережно укрывает ее плечи тонким пледом. Парень-матрос, догадалась она, сразу почувствовав тепло и уют. Кто-то думал о ней, заботился о ней. Пусть без любви. Пусть даже за деньги.

Ей безумно захотелось поцеловать его, но когда она повернулась, то увидела в протянутой руке подзорную трубу. «Вот, возьмите, – проговорил он, с трудом подбирая нужные английские слова. – Сейчас будем проплывать мимо знаменитого утеса, где остались развалины крепости и часовни. Это есть очень прекрасно и сурово».

Она сняла очки, поправила растрепанную челку и приложила трубу к глазам. Линзы настолько приближали берег, что Натали смогла в деталях рассмотреть и кривые сосны, с каким-то упорством цеплявшиеся за каменное тело утеса, и древнюю кладку крепостных стен, и обшарпанный крест над разрушенной часовней, и мужчину, который стоял в распахнутой рубашке, подставив ветру лицо и грудь. Она вдруг узнала в нем того самого денди, которого встретила дома на рынке с корзинкой.

Он смотрел в сторону яхты, и Натали показалось, что их взгляды встретились. Она убрала подзорную трубу и тут же рассмеялась: он не мог ее узнать. Слишком далеко. Он просто любуется яхтой.

Ей показалось, что плед стал мягче и теплее, а ветер принес запах смолы и водорослей. Захотелось вздохнуть полной грудью. Глубоко-глубоко. Она еще раз подняла к глазам подзорную трубу. Мужчины уже не было. Только стая альбатросов кружила над берегом, иногда приземляясь на неприступные скалы.

Как было бы здорово вот так же расправить крылья этого пледа и, прыгнув с вершины утеса, парить над морем. Долго и величественно.

Надвигался шторм. Яхту начало сильно кренить и иногда захлестывать волной. «Обязательно поднимусь на этот утес», – твердо решила Натали, когда они приплыли к берегу и поехали в отель.

Шторм утих ближе к полуночи. На небе показались звезды. Натали вдруг захотелось пойти искупаться. Она надела купальник, взяла полотенце и спустилась к морю. Долго стояла на самом краешке воды, наблюдая, как волны с остатками водорослей то накатывались, то отступали от ног. Как будто пытаясь уговорить на что-то. Она сняла платье, потом огляделась и разделась совсем, положив купальник на полукруглый валун, похожий на водную черепаху.

Море приняло ее в свои соленые и чуть прохладные объятия неслышно и безропотно, как будто давно соскучилось. Рядом с ней покачивались на волнах отблески звезд, которые, казалось, за день так устали от жары, что ночью тихонечко спустились с неба искупаться голышом. Натали плыла и чувствовала, что она часть этого огромного, черно-блестящего царства. Королева далеких планет и морской воды, которая бережно поддерживала ее и касалась только кончиков волос. Зачем королеве возвращаться в мир, где ее хотят сделать рабыней и наложницей?

Когда она вышла на берег и неторопливо оделась, то неожиданно увидела силуэт удаляющегося мужчины. Вероятно, он незаметно подсматривал, улыбнулась она, почему-то совсем не почувствовав страха. Ну и пусть. Ей хорошо. Она сейчас вернется в номер, выпьет глоточек виски-крем, выкурит сигарету «Капитан Блэк» и ляжет спать.

Часы показывали без четверти восемь. Как странно и нелепо устроен этот мир, в котором ничего нельзя вернуть. Особенно радость вчерашнего дня. Валентин достал из сумки мобильный, но, подумав, что звонить еще рано, убрал его обратно. Парень в бейсболке знаком показал, что все готово – машина заправлена. Валентин протянул ему мелочь и, сказав «грациес», отъехал от бензоколонки. Достал карту и сверил направление. Все правильно. Толедо – Мадрид – Барселона. Можно выкурить сигарету, и снова в путь. Надо обязательно успеть вернуться к ужину.

Становилось жарко. Мимо машины, ковыляя, пробежала местная дворняга, куцая и худая. Увидев ее, Валентин снова достал мобильный, затем, порывшись в сумке, нашел флаер заправочной станции, где обитал Лохматый, и набрал номер.

Трубку взял парень-студент. Он сбивчиво объяснил, что пса видел последний раз три дня назад. Тот сильно хромал и совсем не клянчил у клиентов хот-доги, а только лежал в тени. Больше парень ничего не знал, так как в эти дни не работал.

– Позвоните после обеда, придет сменщик. Может быть, он что-нибудь знает? – сказал он на прощание.

– Спасибо. Обязательно перезвоню, – пообещал Валентин, мысленно ругая себя, что не побеспокоился о собаке раньше.

Дороги, автострады, шоссе. Черные ленты с белыми полосами. Они опутывают землю, как нервные окончания опутывают человеческое тело. И чем важнее орган, например столица, тем больше нервных прожилок прикреплено к нему. Всего важнее у человека сердце, а всего чувственнее? Рот или половые органы? От чего человек получает больше наслаждения?

Валентин уже два часа гнал машину по автостраде. Дорога всегда приводила его в хорошее расположение духа. Отвлекала и помогала переоценивать происходящее. Через две-три сотни километров, проведенных за рулем, многое вдруг становится неважным, нестоящим и пустым. Далеким-далеким. А другое, наоборот, четко проявляется и обостряется. И ты вдруг понимаешь, зачем должен вернуться, или наоборот, что возвращаться незачем .

«Зачем и незачем» – Валентин улыбнулся. Диане это бы понравилось. Он покрутил настройку магнитолы, но, не найдя местную рок-волну, остановился на каких-то испанских мелодиях. Отрывистые звуки гитары помогали не дремать.

Дорога пошла по приземистым холмам Ла Манчи, которые напоминали безжизненные барханы, покрытые серо-коричневой выцветшей травой, похожей на грязную собачью шерсть. Только остовы старинных ветряных мельниц и редкие виноградники напоминали о людях. Так вот по каким местам путешествовал когда-то Дон Кихот! Валентину неожиданно понравились эти унылые краски, обостряющие до боли в глазах яркую голубизну неба, разрезанную пополам перистым клинком облака. Казалось, еще мгновение – и нижняя половина не удержится и упадет на землю.

Дорога нырнула вниз с холма. Голубые оттенки сменились коричневыми.

…Она стала медленно расстегивать его льняные брюки. Потом бережно высвободила напряженную плоть. Машина сбросила скорость и стала двигаться мягко и плавно. Перед глазами до горизонта раскинулось голубое покрывало моря. Оно скользило вверх-вниз, то появляясь, то пропадая за изгибами шоссе, по обочинам которого стояли упругие стволы сосен. Рука Валентина, не удержавшись, опустилась под платье и, ощутив теплую кожу между ног, уже стала пробираться под резинку трусиков, когда пальчики с ноготками убрали ее оттуда, как расшалившегося котенка.

– Веди машину, глупый, – сказала Диана. – А то мы разобьемся. И отодвинь немного кресло, а то мне неудобно.

Она нагнулась. Он хотел что-то возразить, но не успел. Из-за поворота с ревом вынырнул грузовик. Пришлось впиться в руль обеими руками и сосредоточиться только на дороге. Но это было невозможно, и, проехав еще немного, Валентин свернул на аварийную парковку, расположенную прямо на обрыве. Остановился и, закрыв глаза, стал гладить ее волосы и шею.

А потом в маленьком ресторанчике, который попался им дальше по пути, они ели оладьи. С кленовым сиропом! Увидев его в меню, они так выразительно посмотрели друг на друга и так искренне рассмеялись, что смутили пожилую официантку. Они ели оладьи руками, из одной тарелки. Круглые, теплые, с зажаренными краешками. Валентин съел двойную порцию, обильно намазывая горьковатым сиропом и совсем забыв про свою аллергию.

– Представляешь, я так обожаю всякие десерты, что точно стану толстая и некрасивая. Ты меня будешь любить тогда или сразу бросишь? – вдруг с совершенно серьезным видом спросила Диана.

Он перегнулся через стол, поцеловал сладкие губы и ответил, жуя:

«Вечно». Какое радостное и одновременно страшное слово. Любить вечно или навечно расстаться. Валентин глубоко вздохнул, ощутив, как к горлу подкатил комок сожаления, и стал доставать из сумки сигарету, стараясь не упускать из виду дорогу. Спидометр показывал почти двести километров в час. Главное не задремать! На такой скорости при резком торможении машина сразу идет на юз, как при гололеде. На синем указателе появилась надпись «Барселона 400 км». Впереди по правой стороне шла колонна грузовиков. Валентин обогнал первый. Черная кабина, белый фургон и надпись-герб на борту. «Азия – Транс». Сигарета чуть не выпала у него из пальцев. Откуда они здесь? Он бросил сигарету, так и не прикурив, и вцепился в руль. Впереди справа, выставив вбок блестящие изгибы остроугольных бамперов, неслись еще два бело-черных грузовика. Яростно и тяжело.

Они что, специально выслеживали его? Но зачем? Ведь неделю назад позвонил Хосе и сказал, что все уладил и уже возвращается с грузом.

Надо прибавить скорости и быстрее завершить обгон. Стрелка спидометра медленно ползла вверх. Машине не хватало мощности.

Второй грузовик остался позади. Оставался еще один, последний, и можно будет успокоиться.

Руки онемели. Напряжение, переросшее в неосознанный страх, не давало нормально оценивать обстановку. В голове, как на экране монитора, высветились буквы сообщения, которое он прочитал в почте на второй день отпуска. «Ты куда пропал, историк? Если найдем – ты труп». Кто его послал, было понятно без объяснений.

Валентин вытер пот со лба и, скосив глаза в зеркало заднего вида, увидел, что самый последний грузовик перестроился на его полосу. Два черных монстра полностью отрезали путь назад. «Этого не может быть!» – повторял он как заклинание, нажимая ногой на педаль газа так сильно, как будто хотел задушить кого-то, давя на кадык в горле. Этого не может быть! Даже тот белый «Лексус», который он видел при выезде из городка, – это тоже простое совпадение!

Когда машина поравнялась с крайним грузовиком, Валентин даже не заметил, а почувствовал всем телом, как бело-черная махина с гербом на борту начинает сдвигаться влево, выталкивая его на ограждение.

– Кретин! – заорал Валентин и стал непрерывно сигналить, видя приближающийся угол блестящего бампера. Пронзительный звук клаксона утонул в грохоте бешено крутящихся справа колес. Стрелка спидометра судорожно дергалась у отметки «220». Двигатель работал на пределе. Грузовик не уступал, но и не прижимал, оставив узкую полоску асфальта для легковушки. Валентин продолжал сигналить и что-то орать, пока неожиданно не зажмурился от ярко-голубого света, вынырнув на свободную трассу. Черно-белая махина осталась справа позади. Пронесло. Он выдохнул воздух и посмотрел в зеркало. Водитель грузовика с веселой улыбкой приветливо махал ему рукой из открытого окна.

Он остановил машину у придорожного кафе. Попросил стакан апельсинового сока, взял меню и, совсем обессиленный, растянулся в пластиковом кресле снаружи, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Да, как хорошо быть просто живым!

Он набрал номер мобильного Хосе.

– Привет, Хосе. Как дела?

– О, привет! Рад слышать тебя, дружище. Все ол-райт, только не хватает бокала виски и веселой подружки!

– Ты привез этот злополучный груз?

– Не поверишь. Еще нет. Эти сволочи из-за аварии изменили место доставки. Теперь я должен неделю гнать по Европе, чтобы выгрузиться в порту Валенсии.

– Валенсия? Это же Испания!

– Да какая, на хрен, разница. Жарища кругом, – выругался Хосе. – Все, пока, а то тут у меня столпотворение на дороге. Одни туристы.

– Пока… – задумчиво ответил Валентин.

Шум автострады гулко отдавался в сердце. Сухой ветер с примесью гари и пыли лениво терся вокруг пропотевшей рубашки. Голова была тяжелой и пустой. Казалось, что раскаленный воздух окончательно иссушил остатки мыслей. «Кривых и спутанных, с налипшей красно-коричневой глиной Ла Манчи», – усмехнулся Валентин, обратив внимание, что за соседний столик присела молодая пара, подъехавшая на серебристом «Фольксвагене». Высокий, наголо выбритый мулат и светлая девушка. Как только они сели, она сразу же взяла его руки в свои. Ее пальцы, тонкие и белые, проникли в его пальцы. Но не просто проникли, они обнимали, переплетались и гладили его темную кожу, как будто что-то вспоминая. Совсем не смущаясь посторонних взоров. Валентин опустил глаза, делая вид, что всецело поглощен меню.

Но на самом деле не мог оторваться от движения рук на соседнем столике, до тех пор пока рядом услужливо не появился официант.

– Что будете заказывать?

– Чай и десерт. Тирамиссу. (Ну и пусть у него будут болеть глаза. Какая теперь разница – больше или меньше.)

– Больше ничего?

– Нет, спасибо. Этого достаточно.

– Си, сеньор.

Через несколько минут перед ним стояли чай и тирамиссу. Шоколадно-сливочный. Почти черные слои теста с нежными прослойками крема цвета топленого молока. На большой белой тарелке. Как на широкой кровати. С вызывающе блестящей ложкой. Валентин не удержался и опять бросил украдкой взгляд на соседний столик. Теперь ладони мулата лежали сверху на незагорелых ладошках, бережно подмяв их под себя. Как будто защищая и оберегая от чего-то.

…Их тела изгибались. Их бедра касались друг друга. Ее ноги были разведены и чуть согнуты в коленях, а его тело то и дело, пружиня, касалось нижней части ее живота, где еще оставалась полоска ткани, испуганно вздернутая кверху. Потом он обхватил ее талию и сильно согнул. Она вскрикнула, запрокинула на него одну ногу и тут же оттолкнула, схватив за руку. В свете прожекторов дискотеки сверкнули два золотистых сердечка в ее пупке и кольцо-серьга в его ухе. Они снова сомкнулись, только теперь он был сзади, двигая бедрами и спиной в такт с ней. Музыка ускорялась и неистовствовала. Казалось, что еще несколько аккордов – и кожа на барабанах лопнет от напряжения.

Раздалось громкое «олла».

Валентин скрипнул зубами, открыл глаза и, отвернувшись от влюбленной парочки, уставился на автостраду, которая черной стрелой уходила вдаль до горизонта и, казалось, вот-вот проткнет небо. «Почему еда практически никогда не бывает голубого цвета? Может быть, специально для того, чтобы в голодный год не сойти с ума, глядя на небо?» – подумал Валентин и, быстро покончив с остатками пирожного, направился в туалет. Долго мыл руки, шею и лицо, разглядывая в зеркале опухшие глаза с красными паутинками капилляров на белках. Да, скорее бы приехать, а то от усталости можно рехнуться! Он вытащил из кармана платок, чтобы вытереть лицо, и услышал, как что-то ударилось о кафель на полу. Серьга с рубином лежала на сером квадрате, как кроваво-золотистая капля.

… В тот злополучный вечер на дискотеке он не просто ушел, а сбежал. Не оглядываясь. Ему было на все наплевать. Он плохо помнил, что и где еще пил, как добрался до отеля, а очнулся только в номере от стука закрываемой двери, когда Диана вернулась. Уже начинало светать.

Сквозь серую пелену утра он видел, как она сбрасывает с себя одежду, слышал, как она принимает душ, и чувствовал, как она ложится рядом. Все, что произошло дальше, было похоже на жуткий сон.

Молча, скрипя зубами, он набросился на ее тело. Горячее и пахнущее гелем для душа. Неподатливое и сильное. Его губы шептали какой-то бред, а ее были плотно сжаты. Он схватил ее за руки и, подмяв под себя, попытался раздвинуть коленом ноги, но тут же отпустил, как будто обжегся, почувствовав шрам на правом запястье. Диана сильно оттолкнула его, и они оказались на полу. Что-то разбилось. Раздался тихий вскрик, и он увидел, что по ее руке течет кровь.

– Не надо, пожалуйста, не надо… – вдруг заплакала она, прислонившись к стене и прикрываясь простынкой, как смятым щитом, и стараясь, чтобы на ткань не попали красные капли. Африканские косички безжизненно свисали на обнаженные плечи и грудь. – Опять кровь. Не хочу крови.

Он упал перед ней на колени, чувствуя, как слезы бегут у него из глаз, и осторожно взял за руку. Она не сопротивлялась. Порез был незначительный.

– Прости, любимая. Прости меня. Я сейчас позвоню на ресепшн.

– Не надо. Возьми пластырь в чемодане. Рана совсем небольшая. Не надо никого звать. Ничего не надо.

Валентин достал пластырь и принес из ванной полотенце. Вытер дрожащей рукой кровь и заклеил рану, повторяя все это время, как заклинание, только одно слово: «Прости… Прости…»

Валентин собрал с пола осколки разбитого бокала, потом набросил рубашку и вышел на балкон. Ветер гнал по темно-синей глади моря смятые гребни волн, а по бледно-голубому небу – обрывки разорванных облаков. «Разве ее совсем-совсем нельзя было склеить?» – вспомнил он слова Дианы, когда она узнала о разбившейся чашке с котами. «Совсем-совсем», – ответил он тогда.

Да, жаль, что не все можно вернуть и склеить заново.

Тоска и отчаяние так сильно сжали его сердце, что перехватило дыхание. За спиной в номере послышался какой-то шум. Он повернулся и сквозь шторы увидел, что Диана одевается.

– Ты куда? – испугался он, открыв дверь балкона.

– Мне надо уехать. Прости.

– Куда уехать?

– Нам надо некоторое время побыть далеко друг от друга. Иначе я не выдержу. – Голос Дианы звучал твердо и уверенно. – Чемодан не беру. Если я не вернусь до конца отпуска, забери его домой, пожалуйста.

Она застегнула сумку и стала вдевать серьги.

У Валентина потемнело в глазах.

– Твой отец сказал, что не дарил тебе эти серьги на день рождения.

Ее руки замерли, потом медленно вынули из ушей золотисто-рубиновые капли.

– Надеюсь, теперь у тебя будет меньше поводов меня ревновать, – Диана повернулась и резко бросила серьги в открытую балконную дверь, затем подхватила сумку и быстро вышла из номера.

Резкое шипение тормозов вернуло Валентина в реальность и заставило вздрогнуть. Опять грузовики. Он обтер серьгу платком и положил в карман. Кто же все-таки их подарил?

У кафе парковался грузовик. Но не черно-белый, а совсем другой. Это успокаивало. Валентин сел в машину, завел двигатель, чтобы заработал кондиционер, и достал из сумки телефон. Надо позвонить Диане. Он вчера вечером получил от нее сообщение – первое после их ссоры и ее отъезда. В нем она писала, что ездила навещать маму, которая немного приболела. Что сегодня возвращается в Испанию. «Я тебя очень сильно люблю», – заканчивалось сообщение. Он ей сбросил в ответ: «И прощаешь?» – «Конечно, глупый!»

Валентин, улыбнувшись воспоминаниям, набрал знакомые цифры на панели телефона и с волнением стал ждать ответа.

– Ты еще в Толедо? – радостно спросила Диана после приветствия. Она была уже в аэропорту в Барселоне.

– Да, – соврал Валентин. Он хотел сделать ей сюрприз и приехать к ужину, хотя еще вчера собирался заночевать в Толедо, чтобы не гнать целый день. – Приеду, наверное, завтра к обеду. Заночую в дороге.

– Приезжай скорее, я буду тебя ждать. Нам надо о многом поговорить. И не гони, пожалуйста. Обещаешь?

– Обещаю. А как ты доберешься от аэропорта?

– Меня встретят. Я тебя люблю. Береги себя.

– Я тебя тоже.

– Пока, увидимся. Элизабет передавала тебе привет.

– Спасибо.

Связь прервалась.

Элизабет, вдруг усмехнулся Валентин. Как она говорила? Что украшение – это плата за любовь. Прошлую или будущую.

Плата за любовь… Все как в бизнесе!

Подозрение, давно прятавшееся в мозгу, вдруг стало очевидной догадкой. Понятно, кто подарил серьги! Он устало ухмыльнулся, минуту просидел без движения, а потом набрал номер заправки.

В трубке послышался гнусавый голос лысого заправщика.

– Что надо?

Валентин объяснил, что хотел бы узнать что-нибудь про пса.

– Он приходил пару дней назад. Похоже, сильно болеет, зверюга хренова. Отощал весь и еле ходит, – ответил с усмешкой заправщик.

– Вызовите ему врача и накормите, пожалуйста, – сдерживая ярость, вежливо попросил Валентин. – Я через неделю вернусь из отпуска и все оплачу.

– Это же бездомный пес. Зачем ему врач? Все равно подохнет, – заржал на том конце связи гнусавый голос.

– Это мой пес, – заорал Валентин. – Понял, ты… Если с ним что-нибудь случится, я вернусь и взорву всю вашу заправку.

– Да не ори ты, – вдруг сменил тон заправщик. – Пошутить нельзя. Позавчера приезжала красивая девушка, похожая на актрису с испанской фамилией. Как ее там, забыл… Ну, которая еще поет? Она покормила эту зверюгу крекерами с сыром, и когда уезжала, оставила денег на еду и лечение. Так что ты опоздал. Твоего пса уже прибрали к рукам. Гуд бай. Мне пора работать, клиентов полная заправка.

Что-то пробормотав, Валентин откинулся на кресло. Почему с ним сегодня все пытаются неудачно пошутить, когда он еле держится на ногах и ему совсем не до смеха?

Девушка, похожая на испанскую певицу-актрису [12] . Это же Диана! Теплая волна заполнила его сердце. Захотелось тут же обнять ее и поцеловать. Он даже шутливо взвыл от приступа желания. Какая она все-таки молодец! А он болван. Ревнивый и слабый кретин.

Валентин убавил кондиционер, включил скорость и выехал со стоянки придорожного кафе.

«Когда доеду до Барселоны, куплю три белые розы. Не одну алую, как она любит, а три именно белые. Пусть все будет по-новому. Мир не меняется. Можно изменить только себя», – решил он, когда машина вырулила на автостраду и нырнула в горячий воздух над асфальтом. Черным и блестящим, как раскаленная тефлоновая сковорода.

Начались предгорья. Дорога сузилась.

– Мама, ты знаешь, мы дочитали роман и вместе плакали над печальным концом. Он (она назвала имя парня) такой хороший и добрый, и так меня понимает. И тоже любит слушать Ричи Блэкмора. Только раннего, когда тот еще играл в группе «Дипп Пёрпл». Ты представляешь? – дочь говорила так громко, что Натали даже отодвинула трубку телефона подальше от уха.

– Я рада, что у тебя появился настоящий друг, – успокаивающе ответила она.

– А еще, – продолжала дочь, – пришла посылка от папы. Джинсы, куча всяких футболок и платье. Джинсы, правда, мне великоваты. Ты же видела, что я похудела.

Натали разговаривала с дочерью, а внутри нее родилось ожидание какой-то потери. Неизбежной и безвозвратной. Как будто часть ее жизни, со всеми радостями и печалями, вкусами и ощущениями, вот-вот станет не ее, а чей-то чужой.

– Мама, а еще я поняла, что человек сам строит свою судьбу. Только сам! Каким бы он ни был и как бы он ни выглядел.

Эти слова, сказанные девочкой-подростком, эти банальные слова, написанные в сотнях книг и произносимые до нее миллионами людей, вдруг глубоко тронули душу Натали. «Сам строит свою судьбу…» – повторила она про себя. Конечно сам, жаль вот только, строители из некоторых совсем никудышные…

В это день Ахмед после ужина опять уехал по делам в Барселону, коротко бросив на прощанье, что вернется завтра или послезавтра. Они мало разговаривали все эти дни, и он ни разу не притронулся к ней. (Что ее вполне устраивало.)

Натали отрыла балкон и разлеглась на широкой кровати. Морской бриз сразу же оказался рядом. Беспокойно качая занавески, он принес гудки далеких кораблей и бесцеремонно проник под складки одежды.

Когда она после купания вышла из воды и увидела незнакомца совсем рядом, то почему-то даже не удивилась. Она быстро вытерлась, надела платье и поспешила к огням отеля, отчетливо слыша его шаги сзади. Не приближающиеся, но и не отступающие. В бар, решила она, сначала взять бокал коньяка, а потом уже решать, что будет дальше.

Мужчина сел на другом конце стойки и заказал виски. Он даже не смотрел в ее сторону, но она чувствовала, что их совсем ничего не разделяет. Как тогда – на рынке. Что он откуда-то все знает о ней. О ее мыслях. О ее желаниях.

Она выпила коньяк несколькими жадными глотками, почувствовав, как он, обжигая, опускается где-то глубоко внутри. Все ниже и ниже.

Узкая тропинка, петлявшая к вершине утеса, в лунном свете была похожа на выложенную белой мозаикой дорожку, окруженную причудливо изогнутыми стволами серебристых сосен. Натали обернулась. Незнакомец поднимался за ней. Его светлый костюм в бледном лунном потоке, казалось, отливал металлическим блеском, как рыцарские доспехи. Верный оруженосец королевы – усмехнулась она, ощутив нарастающее волнение.

Неожиданно он догнал ее и попросил разрешения взять под руку.

– Дальше тропинка идет у самого края обрыва. Это опасно.

У него была сильная и мягкая рука.

Натали молча кивнула в знак согласия, пожалев почему-то, что на ней сегодня не те кружевные стринги, которые она купила недавно.

Остальную часть подъема они так и преодолели. Рядом.

– Смотрите, какая печальная и одинокая сегодня луна, – тихо произнес он, когда они поднялись на смотровую площадку. – Как будто ждет кого-то.

Проклятое колесо, проклятая жара, – ругался Валентин, истаптывая кругами дворик мастерской, где уже несколько часов подряд два испанца-механика не торопясь ремонтировали машину. Обычный прокол камеры, но при замене колеса сорвали какую-то шпильку с барабана и никак не могли устранить поломку.

Все случилось уже на выезде из Барселоны, куда он заезжал, чтобы купить цветы. Три белые розы стояли теперь в обрезке пластиковой бутылки с водой, вялые и безжизненные. Придется выбросить. А новые купить негде – поздно.

Он с досады пнул пыль под ногами и еще раз попытался объяснить механикам, что очень торопится, но те только улыбались и говорили. «Си, си…»

Видимо, это судьба. Валентин сел на раскладной стульчик в тени забора и достал купленный в Толедо складной нож. Настоящая альбацета! Сколько он всего видел? Сколько ладоней с дрожью сжимали его? Он вспомнил, как в детстве они с друзьями во дворе втыкали в землю ножички. Играли на счет. Кто проиграет, покупает пиво на всех. Однажды даже сломали бабушкин кухонный нож. Ему было очень стыдно перед ней, но она не ругалась, а только погладила его по голове и промолвила: «Ты выиграл, а это самое главное. Мужчина обязательно должен чувствовать себя победителем». Хорошая она была, бабушка, добрая, а он так и не сходил перед отпуском на ее могилу.

Открывая альбацету, Валентин ощутил упругость пружины и прочность стали. Полюбовался лезвием и начал, как в детстве, бросать нож в землю. Сухую и темневшую пятнами от масла и бензина. Сначала получалось плохо, но через некоторое время рука приспособилась, и лезвие стало входить в землю все глубже и глубже. Все точнее и точнее. Это доставляло удовольствие. Увлекшись, он не заметил, как приложил слишком много усилия и нож, сменив траекторию, попал рукояткой в железную балку, валявшуюся рядом. Раздался неприятный звук. Часть лака с ручки откололась. Валентин раздосадованно поднял нож с земли и, протирая от пыли, вдруг увидел на отколотом месте крест – две неровные, глубоко процарапанные полосы. Темные и кривые. От времени и, возможно, от чьей-то смерти.

Старик лукавил. Он знал про это. Только специально оставил в тайне. Валентин вспомнил, как тот долго искал нож, перекладывая с места на место стопки ветхих книг и рукописей, передвигая какие-то коробки и что-то бормоча себе под нос.

Когда колесо было на месте и он двинулся в путь, уже начался закат. Небо заволокло низкими облаками, похожими на свисающие портьеры, с малиновыми прожилками. К ужину Валентин не успевал, поэтому решил не торопиться. Устало крутил руль, вписываясь в изгибы узкой прибрежной дороги, и даже не ругался на медленно плетущиеся впереди автомобили.

На одном из поворотов в машину ударилась большая, красивая бабочка, оставив на стекле желтые брызги и ожерелье пыльцы. Валентин затормозил на обочине, нашел насекомое и загрустил, разглядывая сломанные тонкие крылья. Черные и шелковистые, с твердыми прожилками и бархатными ворсинками. Она было похожа на бабочку с картины в ресторанчике Элизабет.

Как призрачна красота и как мимолетна жизнь. Стоит ли быть целомудренным?

Прежде чем добраться до отеля, Валентин заехал в центр городка и, объехав несколько ресторанчиков, все-таки нашел профитроли. Немного не такие, как те, что они обычно ели дома, но тоже вкусные. Воздушные, с молочным шоколадом и кусочками жареного миндаля внутри. Диане они обязательно понравятся!

На стоянке перед отелем Валентин припарковал свою машину рядом с «Мерседесом» Леонида и, выйдя на улицу, с удовольствием разогнул спину. Влажная темнота окутала его запахом акаций и прелых морских водорослей. Какая дивная ночь! Тихо. Не жарко. Какое небо, увешанное гирляндами звезд и уходящее в пугающую неизвестность!

Направляясь к двери отеля и обходя «Мерседес», Валентин наткнулся на прятавшийся за ним серебристый родстер. «Ауди ТТ». Без сомнения, это была машина тореро. Валентин в нерешительности остановился, потом устало опустился на бордюр, достал из сумки сигареты и, прикуривая, подумал, что Диана не любит целоваться, когда от него пахнет табаком. Не любит…

В номере ее не было.

Валентин положил коробку с профитролями рядом с ее подушкой, распаковал сумку и, немного помедлив, достал альбацету. Несколько раз открыл и закрыл складной механизм ножа, потом положил в карман брюк, решив пойти прогуляться и заодно поискать Диану. Вдруг она ждет его у моря. Действительно, нельзя же сидеть в номере в такую прекрасную погоду?

Он брел вдоль кромки воды, не замечая ни набегавших на сандалии волн, ни беспокойного крика чаек. Его глаза видели только возвышающуюся впереди бесформенную громаду утеса, позади которой острым клинком висел полумесяц.

Бывает же так в жизни – как в сказке! – подумала Натали, вспомнив мягкую кожу вчерашних мужских рук. – Даже не верится.

Она стояла в номере перед кроватью, на которой была разбросана ее одежда. Ночь подкралась так быстро и незаметно, что она немного нервничала, не успев окончательно решить, какое платье и какие трусики надеть, чтобы пойти искупаться. Чувство свободы переполняло ее. Казалось, за спиной выросли крылья и, взмахнув ими, можно улететь.

Все было хорошо! Мир прекрасен и удивителен!

Ахмед позвонил в обед и сказал, что, скорее всего, задержится в Барселоне до завтра, так что она «может его не ждать».

А она его и не ждала! Тем более сегодня ночью. Она ждала другого. Хотя они не договаривались. Мало того. Они почти и не разговаривали тогда, но он, без сомнения, обязательно придет.

А губы у него были обветренными и шершавыми, вспомнился ей прощальный поцелуй. И целуется он необычно. Долго и как-то глубоко. «Смачно» – подобралось точное слово. Она улыбнулась своим мыслям и остановила выбор на светло-бежевом платье с тесемочками, похожем на древнегреческие короткие туники. Оно будет смешно смотреться со шлепками, но хотелось выглядеть празднично и соблазнительно.

Натали оделась, оглядела себя со всех сторон в зеркале, провела рукой по кружевным стрингам под платьем. Весело подмигнула отражению в зеркале и, взяв полотенце, вышла из номера, плотно закрыв дверь.

– Почему ты убил ее?

– Я больше не мог выносить это.

– Что это?

– Боль в душе.

– Выражайся точнее.

(– Как можно сказать точнее? Боль – она и есть боль.)

Валентин посмотрел за окно, где сквозь облака, похожие на густые взбитые сливки, показался обнаженный кусочек неба.

– Почему ты замолчал? Она что, тебя мучила?

– Нет, не мучила.

– А что она делала?

– Она просто жила.

– Что значит «просто жила»?

– Радовалась солнцу, утру, обычной чашечке кофе и кусочку шарлотки.

– Тогда зачем ты это сделал?

– Я не мог радоваться.

– ?..

– Я постоянно думал: как она может так поступать?

– Как?..

Валентин опять замолчал.

– Но ты же не хотел убивать ее?

– Не хотел. Но ничего не смог с собой поделать.

Валентин повернулся от окна и, посмотрев на Диану, развалившуюся на кровати, игриво нахмурился:

– Прекрати меня допрашивать, как следователь. Диана рассмеялась.

– Сам виноват. Не надо было убивать Натали.

– А я и не убивал. Это сделал Ахмед.

– Нет, ты, как автор. Хотя сам обещал, что книга закончится хорошо. Это же женский роман. В нем обязательно должен быть счастливый конец. И Натали мне очень нравилась – такая жизнерадостная и веселая. Научилась готовить шарлотку с хрустящей корочкой, переживала за дочь и вообще…

– Прости, счастливого конца не получилось.

– Ладно. Как хочешь – ты же писатель. Но все-таки мне до конца так и непонятен твой внутренний мотив убийства. Извини, конечно, что я такая бестолковая.

– Она изменяла мужу.

– Ну и что?! Ахмед ее не любил, и она собиралась все равно уйти от него.

– Но я тоже полюбил ее.

– Полюбил?

– Да, как автор, как мужчина-незнакомец.

– Тогда я ничего не понимаю! Зачем убивать женщину, если ты ее полюбил. Пусть даже героиню романа.

– Потому что я как автор лучше всех знал, какое она получает наслаждение, и не мог допустить, чтобы она стала порочна.

– Порочна? – Диана в недоумении уставилась на него.

– Именно порочна. Один раз получив удовольствие от измены, трудно удержаться, чтобы не испытать этого снова. Это как наркотик. Организм начинает требовать выброса адреналина в кровь.

Диана на секунду задумалась.

– Ты не прав, но я не буду с тобой спорить. Мне кажется, измена – это прежде всего расплата за нелюбовь. За неуважение и за недоверие. И что такое – измена? Если люди по-настоящему любят друг друга… – Она вдруг порывисто встала и, надевая халат, направилась в ванную. – А вообще, Валентин, ты меня удивляешь. Если ты даже героиню романа убил из-за ревности – ты законченный эгоист и безумец!

– Разве не все люди в любви эгоисты? И разве это плохо – любить до безумия?

Она остановилась, повернулась к нему и, сказав с улыбкой: – Любить до безумия можно, ревновать нельзя, – скрылась в ванной. – Но убивать Натали… – донеслось до него из-за двери, – это было чересчур жестоко. Мне кажется, тебе следует переписать конец книги, иначе…

Последние слова поглотила зашумевшая вода.

– Возможно. Но в этом романе все равно кто-то обязательно должен был умереть, – ответил Валентин сам себе, поднялся с кровати и вышел на балкон. Свежий утренний бриз приятно обдувал его торс, обернутый только полотенцем. Вдалеке, среди блестящей чешуи морских волн, белела парусами яхта. Он вдруг с грустью осознал, что ему будет тоже очень не хватать его героини. Послышалось шлепанье босых ног, и руки Дианы обняли его сзади.

– Ты все-таки такой глупый у меня, но я тебя люблю…

Шея загорелась от шепота поцелуя.

«Только тебя…»

Халат и полотенце упали вниз одновременно.

Он почувствовал упругость прижавшейся груди с бугорками сосков и жесткий хохолок волос у основания живота. Ее губы нежно покусывали его плечи и шею, а руки гладили, опускаясь все ниже и ниже.

– Какой он у тебя твердый, твердый. Хотя мы еще даже не завтракали, – шепнула она, и прежде чем он придумал, что ответить, добавила: – Давай поменяемся местами, чтобы ты был сзади.

– Подожди, слышишь, соседи вышли на балкон.

– Ну и пусть, так даже интересней.

– А тебе разве можно?

– Молчи, глупый, у меня задержка. Так иногда бывает из-за перелетов и смены климата.

Потом они завтракали, лежа в кровати.

– Я, честно говоря, не ожидала, что ты так поступишь с главной героиней, – засовывая в рот румяные профитроли, рассуждала вслух Диана.

– А как должен был закончиться роман, по-твоему?

– Ну, например,… – ответила она, облизывая пальцы, – Ахмед застал Натали в объятьях незнакомца и хотел убить, но незнакомец защитил ее… У них происходит дуэль на ножах, а потом … – Диана вдруг остановилась и рассмеялась: – Ну и глупость я выдумала. Такая банальность. Нет. Нужно что-то другое.

– Какое?

– Ну, знаешь, как бывает – кажется, что все закончилось, а оказывается, все только начинается!

– Не знаю… – неуверенно промолвил Валентин. – Все шло к тому, что кто-то должен был умереть! Я должен был кого-то убить!

– Но, Валентин, – обняла его Диана. – ты же добрый. Ты никого не можешь убить, хотя иногда бываешь вспыльчивым. Вот я смогу.

– Почему?

– Потому что я – амазонка. И если вдруг застану тебя с другой женщиной, схвачу кривой нож. Как он называется? Ятаган?

– Нет, – рассмеялся Валентин, любуясь цветом ее загорелой кожи, блестящей в утренних лучах солнца, – альбацета.

– Возьму альбацету, – ее глаза превратились в узкие прорези, как на шлемах у рыцарей, – и проткну твое сердце!

И она изобразила это в действии, опрокинув его на кровать и слегка вонзив в грудь ноготки, с маникюром в виде сиренево-серебристых волн.

Вечером, когда они собирались на званый ужин в честь дня рождения Леонида, Валентин стоял на балконе и украдкой подглядывал, как Диана одевается. Примеряет то одно, то другое платье. Надевает украшения и расчесывает волосы, которые опять стали прежними, без африканских косичек.

Да, такую женщину-амазонку, как Диана, можно любить только как дикую розу, не боясь до крови уколоться острыми шипами. Любить и ждать, когда она расправит нежные лепестки, чтобы вдохнуть ее волшебный аромат.

Он улыбнулся, вспомнив, как позавчера ночью чуть не подпрыгнул от радости, когда нашел Диану в баре соседнего отеля в компании тореро и Леонида, пьющих за стойкой коктейль и мило беседующих.

– Ты представляешь, а я чувствовала, что ты именно сегодня приедешь, – увидев его тогда, воскликнула она, широко раскрыв большие, чуть раскосые глаза. Быстро спрыгнула со стула, обняла и поцеловала. Искренне и нежно. Потом отстранилась и сморщила губы. – А какой ты прокуренный!..

Через щель между шторами было видно, как Диана, стоя перед зеркалом, поправляет длинное черное платье с глубоким разрезом, подпоясанное красно-белым платком на цыганский манер. Крупные бусы цвета коралла украшали ее шею, а руки – браслеты из перламутровых ниточек жемчуга, которые они купили в антикварной лавочке в Барселоне. Валентин залюбовался.

Или ее можно любить, как… удивительную бабочку, изнывая сердцем каждый раз, когда она улетает по вечерам пить сладкий нектар. Страдать и ждать, когда она вернется, чтобы хоть на миг прикоснуться к бархатным крыльям. А когда она однажды исчезнет в ночи навсегда, благодарить судьбу за короткое счастье любви.

Но… возможно ли это?

– Что ты тут бормочешь? – Диана закончила «вечерний подиум» (как он назвал это про себя) и вышла к нему на балкон.

– О, жестокая и неотразимая Кармен, – Валентин попробовал изобразить сцену из оперы, но, видимо, слишком неуклюже, что вызвало искренний смех у Дианы:

– Тебе правда нравится?

– Ты такая соблазнительная… особенно когда застегиваешь молнию, – Валентин облизнулся.

– Так ты подглядывал?

– Практически нет.

– Подглядывал, подглядывал….

Его губы не дали ей договорить. Запах моря и запах пряностей смешались.

– Перестань, глупый. Опять придется краситься. Пошли. Нас уже давно ждут на террасе.

– Да, кстати, – сказала Диана, когда они спускались по лестнице, – Когда вернемся из отпуска, можно взять Лохматого к себе. Может, приживется. Он мне понравился.

– Надо подумать, – с улыбкой ответил Валентин, представив у себя на кухне рыжую хитрую морду, бессовестно клянчащую хот-дог.

Они вышли на террасу, где находилось уже большинство гостей. Поздоровались с Альбертом и его женой, специально прилетевшими на торжество, раскланялись с тореро, одиноко стоящим с бокалом красного вина, познакомились с несколькими неизвестными парами и подошли к столу.

– Ух ты, – радостно воскликнула Диана от удивления, увидев празднично украшенный стол, в центре которого, между двумя пирамидами из льда и устриц, красовался трехмачтовый галеон, окруженный почетным караулом бутылок с белым вином. Палуба парусника была завалена тигровыми креветками, крабами и половинками омаров, с коричневато-желтыми клешнями, свисавшими с бортов, как якоря.

– Что это? – не удержался Валентин.

– Это копия знаменитого пиратского галеона «Голден Хаейнд», милая сеньорита, – пояснил Изи, тут же взявший Диану под руку. – На нем знаменитый Френсис Дрейк привез из Америки столько золота королеве Елизавете, что тут же, на палубе, прикосновением меча был произведен в рыцари.

Валентин был настолько поражен парусником, что попросил себе двойную порцию виски на аперитив. (Кальвадос ему что-то надоел последнее время.)

– Восхитительно!

– Особенно если учесть, что это подарок от женщины.

– От женщины?

– Да, – Изи погладил с гордостью узкую бородку. – От одной бизнес-леди – Натали. Давней знакомой Леонида. Она с приятелем отдыхает на соседней вилле. Вон, кстати, их лимузин.

– Как ее зовут? – переспросил Валентин.

– Натали, а что?

– Да нет, ничего.

– Она совладелец фирмы, которая занимается транспортными перевозками. Может быть, ты видел на трассе черно-белые грузовики с надписью «Азия – Транс».

– Видел… – тихо произнес Валентин, глядя, как перед террасой остановился белый «Лексус», из которого вышла стройная женщина в коротком белом платье и платке, прикрывающем голову и шею. Ее сопровождал молодой мужчина – смуглокожий и черноволосый, как настоящий араб.

– Натали! Ну наконец-то, – поспешил ей навстречу Леонид.

Женщина отбросила платок, поправила прямые русые волосы, зачесанные набок, и приветливо расцеловалась с именинником.

– «Гречанка»! – узнал Валентин и залпом допил виски в бокале.

– А кто этот молодой араб? Ее приятель? – обернулся он снова к Изи, который ждал своей очереди, чтобы подойти к новым гостям.

– Нет. Это управляющий делами и одновременно исполнительный директор транспортной фирмы. Пойдем, я тебя познакомлю.

– Подожди минуту…

Когда в конце вечера подали десерт и все разбрелись кто куда, новая гостья подошла к Валентину, держа в руках тарелку с куском яблочной шарлотки, украшенной белыми зубчиками сливок и темно-зеленым листиком мяты. Она улыбнулось ему, как старому знакомому, и спросила:

– Говорят, вы пишете удивительные рассказы про ножи?

– Это сильно преувеличено. Просто коротенькие исторические очерки.

– У моего приятеля есть очень необычный нож. Маленький и острый, как жало. Он вставляется в пряжку ремня. Даже не заметишь. Вот здесь, – и она провела рукой по рубашке Валентина.

– Да? – удивился тот, чувствуя, как напряглись мышцы живота. – Это редкий нож. В Италии его называли «валлет» и действительно маскировали под декоративную пряжку широкого ремня. Из-за этого его нельзя было держать за рукоятку, а можно было только вложить в ладонь, выставив лезвие между пальцами.

– Вот видите, вы и это знаете, а скромничаете! – искренне восхитилась гостья и, съев кусочек шарлотки, неожиданно спросила: – А вы пробовали когда-нибудь малиновую шарлотку?

– Малиновую шарлотку?.. Нет, не пробовал.

– По сравнению с яблочной она гораздо сочнее и мягче. Я ее очень люблю и даже иногда готовлю сама. Хотите, сделаю специально для вас?

– Даже не знаю… – смутился Валентин и, бросив украдкой взгляд в сторону, увидел, как спутник Натали, рассказывая что-то смеющейся Диане, вдруг достал зазвонивший телефон. Потом, недолго поговорив, отпустил локоть Дианы и направился в их сторону.

– Извините, – тоже обратив на это внимание, поспешила навстречу своему управляющему Натали.

«Грузовик, который направлялся в Валенсию, арестовала местная полиция…» – услышал Валентин обрывки их разговора и отвернулся к столу. Так не бывает в реальной жизни, усмехнулся он про себя, припомнив, что именно этот город называл Хосе. Это бред! Такие совпадения происходят только в сериалах и в детективных романах.

Пиратский галеон все так же гордо возвышался посредине пиршества, правда, уже с пустой палубой, с оборванными якорями и одной сломанной мачтой, как будто выдержал сильный шторм.

– Жаль, что мне надо срочно откланяться, – услышал он голос Натали и почувствовал ее пальцы у себя на руке. – Очень приятно было наконец-то с вами познакомиться, Валентин. Давайте встретимся в ближайшее время. Я думаю, нам с вами есть о чем поговорить.

– С удовольствием, – повернулся он в ее сторону.

– До встречи.

– До свидания.

Через минуту белый «Лексус», сделав плавный разворот, пропал в темноте.

Валентин допил виски, вздохнул и поднял глаза. На безупречно-разглаженном покрывале ночного неба блестел острый полумесяц, пряча лукавую усмешку в бледно-желтых уголках губ.

23 марта 2005 г.

Примечания

1

Эта фраза приписывается Джеффри Чосеру (1340–1400), автору «Кентерберийских рассказов»

2

The Dreamer.

3

Шекспир У. Трагедии. Пьесы. – М. Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. с. 216

4

Candice Night

5

В переводе с французского означает «тысяча листочков». Так называют изделия, состоящие из нескольких слоеных коржей с легким масляным кремом или же «трехэтажные» слоеные пирожные с начинкой из кэстарда, фруктов или крема.

6

Besieged.

7

Песня группы «Пинк Флойд».

8

«Chokolat», Joanne Haris

9

Слова из песни «Пинк Флойд».

10

«Все под этим солнцем, но солнце затмевается луной…» («Pink Floyd» – Eclipsed).

11

Имеется в виду роман В. Гюго «Человек, который смеется».

12

Дженнифер Лопес