Маяк надежды

Глава 1

Обратите внимание, это пятая книга цикла «Артефактор».

Первая тут: https://author.today/work/352056

Летние ночи наделены своим видом магии. Время длится долго и вместе с этим пролетает очень быстро, но насыщенно.

Вот и мы вроде только сели за стол, как уже стемнело, городской шум стих, а на небо выплыла огромная луна. Но успели наесться, напиться чаю со сладостями, наговориться и насмеяться вдоволь.

Гордей отправился спать, призрак предка отправился в обход, а княжна давно ушла в свой сказочный павильон, чтобы не лишать дворовую ребятню привычных им сказок. Дух ординарца тоже удалился.

Засобирались и гости.

С целителем я поговорил перед его отъездом. Сварил нам кофе и проводил старика к пруду. Бажен Владиславович по достоинству оценил оранжерею и землю, напитанную силой жизни. Задал несколько уточняющих вопросов, как именно я действовал. И лишь после этого перешел к делу.

— Как вы знаете, Александр Лукич, у меня много было пациентов, — начал он, с удовольствием пригубив горячий напиток. — Как высочайших чинов, так и простых людей. Жизнь моя наполнена чужими историями. Обычными и удивительными. И речь пойдет об одном из них.

Рассказывал мастер жизни завораживающе. Его голос погружал в яркие образы и я словно проживал часть чужой жизни. Прекрасное владение голосом.

Недавно в лечебнице оказался отставной адмирал. С угасанием дара и крайним нервным истощением. Человек интереснейшей судьбы.

Морская карьера графа Волкова была завершена уже давно. Но Григорий Иванович до сих при дворе имел особый статус и уважение. Он написал немало трудов по тактике и маневрам, изобрел какую-то хитрую штуку и выиграл несколько серьезных морских сражений.

Ушел в отставку он неожиданно для всех, ещё большим сюрпризом стала его просьба к императору. Адмирал желал стать смотрителем маяка.

Пожалуй, это был единственный случай в истории, когда за заслуги пожаловали не высший титул, от которого граф отказался, а маяк. Очень важный маяк, стоящий на мысе Кронштадта, морском аванпосте империи.

Волков обустроился там, построил небольшой дом и жил себе спокойно, занимаясь тем, чтобы корабли в любую непогоду могли увидеть путь домой.

Дар при этом у адмирала был необычным для мужчины и для его профессии. Григорий Иванович был природником. Но выбрал военную карьеру, где добился колоссального успеха.

На пенсии же он занялся садом и небольшим огородом, отчего быстро заметил наступающую болезнь.

Но довело его до нервного срыва не это. С маяком начались проблемы.

Задача смотрителя была довольно простой. Проверять стихийные накопители и следить за их исправной работой. Огонь отвечал за свет, воздух за защиту строения, а вода уравновешивала возможные бури. Подробности целитель не знал, ну да это сейчас было неважно.

Маяк периодически переставал работать. При этом всё при проверке было в порядке. Адмирал вызывал столичных магов, но те разводили руками и грешили на возраст как здания, так и его хозяина.

Волков обращался ко всем, кого смог найти. Даже шамана известного пригласил, но и тот не смог ничего сказать. Побывал на мысе и князь Левандовский, как единственный уважаемый представитель артефакторики. Патриарх в то время занимался моими поисками и не отозвался. Тоже без толку.

И вроде бед от сбоев маяка не было. Но Григорий Иванович извелся, ответственно относясь к своему делу. А тут ещё и угасание началось…

Бывший адмирал был уверен, что эта поломка может стать угрозой всей столице. Но, так как никто ничего не обнаружил, его опасения перестали слушать. Да и маяк был больше подстраховкой и данью старым традициям, с современными способами магической навигации надобность в путеводном огне возникала очень редко.

Целитель помог графу с болезнью и снял часть тревог. Они сдружились, объединенные воспоминаниями о далеких странах и опасных путешествиях. И Бажен Владиславович переживал за друга, ведь проблема не была решена.

— Григорий Иванович человек весьма обеспеченный, — напоследок сказал эскулап. — Состояние он заработал немалое, родни у него нет, а живет он скромно, так что потратить свой капитал ему просто некуда. И, если вы сумеете ему помочь, не сомневайтесь, что ваша работа будет достойно оплачена.

По правде говоря, меня так заинтересовала история столь необычного смотрителя маяка, что о деньгах я и не подумал. Внутри шевельнулось предчувствие любопытной задачки. Не такой простой, как казалась с виду.

Так что я был готов согласится помочь и просто так. Но за достойные деньги, конечно же, приятнее. Тем более мне ещё флигель строить, лабораторию, и деревню развивать.

— Я съезжу к нему и поговорю, — быстро решил я.

— Благодарю, — с облегчением выдохнул целитель. — Душа за него болит, как бы снова не случился приступ. Ну что же, спасибо вам за гостеприимство, ваше сиятельство, — старик поднялся. — Чудесный вечер вы мне подарили. Я уже и забыл, каково это, забыть про время в прекрасной компании.

— Вы заезжайте как-нибудь отужинать, Бажен Владиславович. Мы всегда вам будем рады.

— Пожалуй, я всерьез подумаю над вашим предложением, — целитель огляделся и улыбнулся: — Хорошо у вас.

Я проводил его до ворот и отправился в кровать. Заботы, которыми были наполнены последние дни, отпустили и наступил момент приятной усталости. Я был готов крепко проспать несколько дней.

Не знаю, сколько я спал на самом деле, но проснулся я бодрым. И от шума, стоящего в доме. Громкий голос деда прорывался через стены моего крыла. О чем конкретно он говорил, я расслышать не мог, но тон был весьма возмущенный.

Сначала я сварил себе кофе, а лишь потом пошел в гостиную, откуда и доносились крики.

— Нет, ну какая наглость! — патриарх сотрясал газетой.

Гадая, чем его снова зацепили журналисты, я присел за стол и сделал глоток. Скандал скандалом, а чашка кофе — священный утренний ритуал.

Лука Иванович яростно прихлопнул муху, имевшую неосторожность влететь в открытое окно, после чего сокрушенно вздохнул и уселся в кресло. Я машинально проверил контур, отпугивающий насекомых. Так и есть, слегка разрядился. Подпитал его и поинтересовался:

— Что-то случилось?

— Беда, Александр. Настоящее бедствие по имени Авдотья Павловна…

Пришлось напрячь память молодого графа. Смутные воспоминания об объёмной крикливой тетке возникли в недрах детских впечатлений. Вроде это была как раз дальняя родственница. Та самая ветвь Вознесенских, что отделилась и жила себе в Новгородском уезде.

Когда граф почил, тетушка взяла на себя узды правления, отказавшись снова выходить замуж. В управлении родом она не то чтобы не преуспела, но хотя бы не потеряла состояние, сумев его немного увеличить.

В последний раз, когда они они приезжали в столицу, останавливались, естественно, в нашем особняке. Иное было неприлично, да и вредило общей репутации. Сор из избы не было принято выносить, какие бы отношения на самом деле не связывали родню.

— Её сиятельство собирается нас навестить? — довольно спокойно уточнил я.

— Навестить! — снова возмутился дед и вскочил. — Карга припрется сюда со всем выводком и нахлебниками!

— По поводу? — изумился я.

— Императорский бал, чтоб его… Храни бог нашего императора, добрейшей души человека. Помимо чести, которую он оказал нам, его величество не обделил вниманием и нашу родню. Вероятно, желал приятный знак подать. Знал бы он…

Графиня Вознесенская, несомненно, вызывала отнюдь не теплые чувства. Одного того, что она отвернулась от Луки Ивановича в момент острой нужды, было достаточно.

— Так можем их просто не пускать.

— Ты в своем уме, Саша? — воскликнул патриарх, но заметил мою хитрую улыбку и отмахнулся. — Шутишь всё. Я бы рад послать её к чертям. Но тогда, увы, даже приглашение императора не спасет нашу репутацию. Да и кто захочет связываться с теми, кто родню за порог выставляет…

Понимая, как много для него это значит, я не стал спорить. Репутация дело сложное, особенно при дворе, где особенно строго относились к дворянской чести. Да, некоторые поблажки делали, но род Вознесенских пока в число исключений не попадал.

В конце концов, чтобы дед был спокоен, можно немного перетерпеть набег родственников. Что может случиться страшного?

— Справимся, — уверенно заявил я.

Патриарх взглянул на меня как-то сочувственно. Так умудренные жизнью старики глядят на совсем юных и наивных. Но говорить по этому поводу ничего не стал.

Мой оптимизм был отнюдь не наивен. В худшем случае, применю магию, чтобы угомонить буйный нрав тетки и всех остальных. В любом случае, я точно придумаю что сделать.

— Подай настойки, — обреченно велел дед Прохору, встревоженно внимающему его горячей речи.

— Так время-то ранее, барин, — попытался вразумить его слуга.

— И то верно, оставь лучше до приезда. И ещё закажи, побольше. Чувствую, мне понадобится…

Я же выбросил из головы эту новость, переключившись на наслаждение кофе. Щебетали птички в саду, настырный солнечный луч слепил глаза, а впереди меня ждал новый интересный заказ. И вкусный завтрак.

Прохор, вероятно, встал засветло, чтобы испробовать чудо-аппарат. Потому что подал он свеже-копченые ребрышки с каким-то умопомрачительным соусом. В компании с зеленью и ранним урожаем овощей, мясо стало прекрасным началом нового дня.

Пусть дед хмурился, никак не отпуская мысли о грядущем, но и он чуть оттаял от такого пиршества. А потом его и вовсе умело отвлек Тимофей, попросив сыграть с ним партию в шахматы.

Гордей умчался с местной ребятней ловить лето, призраки тренировались управлять своими иллюзиями, а я отправился к смотрителю маяка, пока стояла такая отличная погода.

К тому же мне не терпелось выгулять свой «Лесснер». Машина полностью соответствовала всем ожиданиям. Удобная, мощная и чуткая до управления. Всё же молодец Густав Арнольдович, такую отличную вещь придумал. А его потомки не подвели и многократно улучшали свою продукцию.

Слышал, автомобили исправно занимали призовые места на зарубежных выставках. И неудивительно, чудо как хороши!

Я опустил стекла и позволил ветру трепать прическу, пока мчался по кольцевой дороге. Залив сверкал, вопили чайки, соленый воздух будоражил, а сама дорога казалась ведущей прямо в море.

В какой-то момент водная гладь оказалась повсюду.

Я вспомнил, как увидел эту бескрайнюю ширь впервые. Погода тогда была совсем другой. Залив казался черным, над ним нависали свинцовые тучи, а ледяной ветер лютовал, срывая головные уборы.

Царская свита ежилась от холода и роптала, а Петр улыбался, смотря невидящим взором далеко за горизонт. Он словно видел тогда всё, что я видел сейчас. Потом повернулся ко мне и сказал лишь одно. «Приступим». И началась одна из моих жизней.

Вызов, достойный великого человека. И у нас получилось.

Панцирь Кронштадта, усыпанный домами и исчерченный улицами, выдавался на запад мысом, где и находился маяк.

Место это было тут изначально. Скалы, возвышающиеся над водой, острые и неприступные. Маленький кусочек сопротивления мощи моря. Ставший чем-то вроде якоря для острова-артефакта.

И за границей невысокого обрыва казалось не было ничего, кроме воды. Линия горизонта была нечеткой, сливаясь с небом. Словно стоишь перед лазурным космосом. Я мог представить, сколько времени адмирал проводил на берегу, поражаясь и наслаждаясь этой картиной. Было что-то в этом пленительное.

Я остановился неподалеку и прогулялся до края морского аванпоста по тропинке.

Территория возле маяка и пристроенного к нему домика однозначно демонстрировала работу хорошего природника. В таком месте вырастить сад мог только маг. И весьма упорный, надо признать.

Помимо яблонь, вишен и какой-то экзотики вроде персиков, нашелся и огород с махровыми листьями помидоров и плетьми огурцов. Был тут и хлев. Невысокий сарай стоял под прикрытием скалы и оттуда доносилось требовательное блеяние коз. Из будки выскочила огромная лохматая собака и с приветственным лаем подбежала ко мне.

Я погладил улыбчивого пса и поднялся по ступеням, высеченным в камне.

Задрал голову, осматривая маяк. Монументальное строение, хоть следы времени были заметны по трещинам, но выглядело здание надежно. Узкие окошки спиралью уходили наверх, обозначая изгибы лестницы. И там, в высоте, сиял вечный путеводный свет.

Уже не вечный, но с этим я разберусь.

Дом смотрителя встретил меня распахнутыми дверьми и грохотом. Хозяин был внутри и что-то готовил, негромко ругаясь на непослушную посуду.

— Морского черта тебе в задницу! — прозвучал внушительный баритон, за ним жалобный звон и удовлетворенное: — Вот тот-то же.

Я постучал в дверной косяк и тут же услышал: «Входите, ну не заперто же».

О моем визите пообещал предупредить целитель. Объяснив, что связаться с Волковым очень непросто, граф постоянно забывал телефон где придется.

— Это граф Александр Вознесенский, — назвался я и вошел внутрь.

Адмирал и сам выглядел как тот морской черт, которого он упомянул. Невысокий, крепкий и смуглый от несмываемого загара. Белоснежная борода была коротко подстрижена, как и волосы. Только одежда на нем была скорее фермерская — просторная рубашка, плотные штаны и кожаный фартук, перепачканный мукой и ещё чем-то.

Он подошел ко мне вразвалочку, эта морская привычка у него сохранилась до сих пор. Протянул руку и широко улыбнулся:

— Бажен рекомендовал вас, да-да. Как вы вовремя, я только с пирожками закончил, — он махнул в сторону печи. — С яблочным повидлом. Сейчас чайник поставлю, а там и они подойдут.

Убранство было простым, деревенским и очень уютным. Видно было, что всё сделано по воле хозяина и от души. Возможно, его собственными руками.

Волков схватил полотенце и смахнул со скамейки несуществующую пыль, приглашая меня присесть. Вообще в доме было чисто, несмотря на открытые двери и близость моря, и связанный с этим мелкий мусор.

Я устроился и передо мной появилось блюдо с конфетами, сушками и крендельками. А следом увесистая чашка с чаем.

— Благодарю, ваше высокопревосходительство, — сказал я.

— Ой, бросьте вы это, граф, — усмехнулся адмирал. — Давайте по-простому. Отвык я расшаркиваться, сами видите где живу. С козами вон вожусь, ну какие превосходительства? О, а желаете молока испробовать? Только утром надоил.

Отказываться я не стал и получил стакан козьего молока. Специфическое, но очень вкусное. Угостил меня Григорий Иванович и сыром собственного производства. Вот он оказался исключительно хорошим.

Вид из большого окна кухни-гостиной открывался потрясающий. Сразу за рамой начиналось сверкающее море. Благодаря тому, что дом стоял на возвышенности, было ощущение, что он парил над заливом.

— Красота, правда? — с гордостью спросил адмирал.

— Невероятная, — подтвердил я.

— Будто я остался там навсегда, — мечтательно произнес Волков, сев напротив. — Я теперь одновременно и в море, и на суше. О чем еще мечтать…

Лохматый пес тоже присоединился к нам, улегшись у ног хозяина. Под его негромкое похрапывание мы пили чай и любовались стихией.

О делах говорить в таком месте совершенно не хотелось. Но я преодолел порыв отбросить их в сторону и поинтересовался:

— Бажен Владиславович сказал, что у вас возникли некоторые трудности?

— Трудности! — криво усмехнулся адмирал. — Эка вы, граф, ловко обходите острые углы. Полундра. Полная. Это если смягчить, вот как вы сейчас.

Он отвел взгляд от окна и пристально посмотрел мне в глаза, сосредотачиваясь на разговоре.

— Ходили когда-нибудь в море, Александр Лукич?

— Приходилось, — уклончиво ответил я.

Молодой граф Вознесенский разве что на катере недалеко от берега выходил. Но что это такое по сравнению с настоящей большой водой! Где стихия может быть такой непреодолимой, что высокоранговые водники не справляются. Только опытная команда под руководством истинных морских волков. Как, например, сидящий передо мной бывший адмирал.

— Я считай всю жизнь там провел, — Волков мотнул головой в сторону залива. — Повидал такого, о чем не учат и не говорят даже. Поэтому я уверен — маяк не просто барахлит, как моя печень, спасибо флоту. Его намеренно хотят сломать.