Майорша

ЯВЛЕНІЕ I Авдотья Ивановна

Авдотья Ивановна [съ черепушкой въ рукахъ, изъ которой бросаетъ за окно кормъ]. Цыпъ-цыпъ-цыпъ!.. Ш-шу, Проклятая! Аксютка, отгони Камагорку-то! хорошенько ее, хорошенько!.. Всѣхъ цыплятъ распугала, хохлатая… У-у ты!.. Цыпинька — цыпъ-цыпъ! Клюйте, батюшки, клюйте… Опять! [Схватываетъ палочку и машетъ ею въ окно]. Ш-шши! пропасти на тебя нѣтъ, шши!.. Ну, И курица! [Выбрасываетъ изъ черепка остатки корма]. Гляди же, Аксютка, чтобъ куры не забижали, да пересчитай цыплятъ-то. Коршунъ, смотри, не унесъ бы, не зѣвай, дѣвка, по намеднишнему! [Отходитъ отъ окна]. Изъ-подъ носа цыпленка уволокъ.

ЯВЛЕНІЕ II Авдотья Ивановна и Карягина

Карягина. Маменька, какъ же Феня-то наша?

Авдотья Ивановна. А что?

Карягина. Да какъ же… Прежде, бывало, изъ шалости къ маіору бѣгала, а теперь вотъ ужъ третьи сутки живетъ у него. Развѣ такъ можно? Слышно, хозяйничать остается.

Авдотья Ивановна. Пускай себѣ.

Карягина. Прилично ли дѣвушкѣ ко вдовому въ домъ? Губитъ она себя.

Авдотья Ивановна. Ишь вѣдь что! Себя береги лучше, Паша. Ой, гляди въ оба, мать моя, въ оба гляди! Какъ бы Федосья Игнатьевна тебѣ поперекъ горла не стала!

Карягина. И что Андрей Филатычъ скажетъ, какъ вернется, а ея нѣтъ?

Авдотья Ивановна. Вотъ что! Да я ему въ безстыжіе глаза за нее плюну, посмѣй что сказать! О женѣ думай, жену жалѣй…

Карягина. Развѣ-жъ онъ меня не любитъ, маменька? Богъ съ вами! Онъ и ласковъ со мною, и не таитъ отъ меня ничего…

Авдотья Ивановна. Разсказывай!

Карягина. И не за что ему обижать меня… Никто его больше моего любить не будетъ. Нельзя больше… Какъ уѣзжалъ онъ на прошлой недѣлѣ, обнялъ меня и говоритъ: «Ну, Паша, деньковъ на десять я изъ дому, по помѣщикамъ хлѣбъ буду скупать. Не скучай и чтобы у васъ безъ меня ладно да мирно было. Съ Феней не вздорьте»…

Авдотья Ивановна. Вотъ это пуще всего!

Карягина. «Помни: сирота она, а сироту грѣхъ обижать»…

Авдотья Ивановна. Безъ него забыли!

Карягина. «Пустяковъ въ голову не забирай. Я тебя, люба моя, ни на кого не промѣняю». И поцѣловалъ онъ меня, въ губы и глаза поцѣловалъ. И еще говорилъ, маменька, такъ хорошо! Когда ласковъ, что у него за голосъ! и взглядъ какой ясный да хорошій тогда! Потомъ снялъ картузъ, перекрестился, кудрями встряхнулъ… Волосы у него, что шелкъ, золотомъ отливаютъ. Пошелъ. Статный да сильный… Любо глядѣть, какъ ходитъ онъ, маменька. Я его шаги издали признаю. Вороной у сарая его дожидался. И конь къ хозяину подобранъ — картина! По шеѣ его потрепалъ, сѣлъ въ телѣжку, кивнулъ мнѣ, ударилъ возжей и покатилъ, — только пыль взвилась.

Авдотья Ивановна. Покатилъ, на недалече отъѣхалъ. За амбаромъ ракиту на плотинѣ знаешь? Отсюда ея не видать.

Карягина. Ну?

Авдотья Ивановна. Подъ ракитой другое у Андрея Филатыча прощанье-то было.

Карягина. Что вы, маменька… Богъ съ вами! Ну, зачѣмъ!..

Авдотья Ивановна. Правду зачѣмъ говорить? А хоть-бы затѣмъ, мать моя, чтобъ ты не въ конецъ одурѣла. Подъ ракитою Фенька его дожидалась, да. Ту-то онъ вотъ какъ обнялъ… отъ земли приподнялъ, съ-лету!

Карягина. Перестаньте маменька…

Авдотья Ивановна. Какъ завидѣлъ ее, изъ телѣжки, словно ошпаренный, выскочилъ; а она вскинула руки-то, да какъ обовьетъ, какъ вопьется!

Карягина. Маменька, полно же вамъ… [Плачетъ]. Вѣдь мука!

Авдотья Ивановна. Ага, вотъ-те и не промѣнялъ ни на кого! Лукавилъ онъ, Паша, глаза тебѣ отводилъ, какъ прощался, да цѣловалъ-то въ нихъ.

Карягина [рыдаетъ]. За что же такъ? Зачѣмъ?.. Лучше-бъ не то, что ласкать, а ругалъ, да билъ бы меня… Такъ бы и знать, что постыла я стала… Ну, горе, такъ горе, съ нимъ и вѣкъ коротать, одно-бы… А такъ-то надвое… хуже такъ, маменька, тяжко!

Авдотья Ивановна. Перестань, Прасковья, не плачь. Береги слезы-то. Плачь, когда нужно, въ цѣну слезы ставь, не-то больно дешевы станутъ. Слеза во-время — сила, а безъ времени — докука, мать моя. Особенно при мужѣ этого не забудь. Тебѣ бы все спроста: на, молъ, какова есть — вся тутъ. Въ дурахъ и свѣкуешь.

Авдотья Ивановна. Полно вамъ… по-пустому. [Фенѣ]. Прасковья ничего тебѣ не сказала; если сама ты про «дѣла» говорить начала, тебѣ про нихъ и знать, а намъ не требуется.

Паша [раздражительно]. На ворѣ шапка горитъ.

Феня. Что-о?

Авдотья Ивановна. Прасковья!

Феня. Ну, теперь совсѣмъ поняла.

Авдотья Ивановна [въ замѣшательствѣ]. Говорю — пустое.

Феня. Нѣтъ ужъ, пожалуйста… дуру-то изъ меня не стройте! [Взглянувъ на Пашу]. И безъ меня ихъ довольно. Такъ вотъ что! «Маіорша»-то выходитъ — отводъ, зацѣпка одна, а на самомъ дѣлѣ вся штука въ Андреѣ Филатычѣ! Ха, ха, ха! такъ бы и сказали! Зачѣмъ, мать, хитрить? Вѣдь я тебя насквозь вижу. Какъ вошла, да взглянула на васъ, сразу поняла, за что мнѣ привѣтъ такой ласковый. Къ маіору-то вы давно меня сбыть хотѣли и обѣими крестились, что ушла я отъ васъ. Ты, мать, сама мнѣ въ этомъ потакала, потому что опасна я здѣсь, душу мутить стала. А теперь говоришь, что всякъ на меня пальцемъ указываетъ и сама за это гонишь меня! Такую-то причину тебѣ и Андрею Филатычу выставить можно; а вотъ про наши съ нимъ дѣла, какъ Прасковья Павловна выболтнула, попробуй, скажи! Такъ я-жъ теперь сама ему про это скажу. Пока не дождусь, не уйду отсюда!

Авдотья Ивановна. Полно, кто тебя гонитъ!

Феня. Нѣтъ, матушка, теперь на попятный зачѣмъ же? Я дѣло начистоту поведу. Если у маіора я трое сутокъ была, такъ дурного въ этомъ нѣтъ ничего. Я за нимъ за больнымъ ходила. А всталъ онъ, я — вотъ она. Да съ маіоромъ у меня свои счеты. И вправду еслибъ «маіоршею» стала, Прасковьѣ Павловнѣ обо мнѣ ни печаль, ни забота. Мнѣ ли за себя заступки да береженья просить! За нее ты вотъ выступила, да промахнулась. Примѣтила ты, что Андрея Филатыча тянетъ ко мнѣ, а того понять не хотѣла, что берегла я твою Прасковью Павловну.

Паша. Эхъ, Феня, зачѣмъ обманывать! Не ты ли съ нимъ подъ ракитою цѣловалась?

Феня. Обманывать? Зачѣмъ бы я стала обманывать, еслибъ мужа твоего любить хотѣла? Съ чего ты взяла! Да я-бъ тебя въ прахъ стерла, я-бъ ему при тебѣ ноги велѣла свои цѣловать, и цѣловалъ бы, и ты бы пикнуть не смѣла. Обманывать! Такимъ вотъ, какъ ты, обманывать нужно, а мнѣ… Суди, ряди меня, какъ знаешь, да если я такъ хочу, такъ мнѣ толки-то эти, что пузырь водяной. Обманывать! Я его подъ ракитою, можетъ, за то цѣловала, что съ тобою онъ ласковъ сталъ, послушалъ меня, въ награду его цѣловала…

Паша. Не красна любовь мужа за такіе выкупы.

Феня. Ну, такъ добудь же ее ты безъ нихъ. Я посмотрю! [Уходитъ вправо].

ЯВЛЕНІЕ IV Тѣ же безъ Фени

Авдотья Ивановна. Эхъ, напрасно, Паша, задѣла ее! Остерегала вѣдь… Не говорить бы мнѣ лучше… Дура я, дура!

Паша. Пусть ее, маменька! Въ ногахъ у нея валяться не стану. Пускай они съ Андреемъ Филатычемъ… какъ хотятъ. Пусть смѣются надо мною, коли любо имъ это. Я отойду, горе въ себѣ схороню.

Авдотья Ивановна. Не дури, Прасковья! Ни вѣсть какой твой Андрей-отъ Филатычъ, и къ нему подойти умѣючи можно. Простоту брось, меня слушай.

Паша. Гдѣ ужъ мнѣ! По-моему, лучше горю въ глаза смотрѣть, чѣмъ въ прятки играть съ нимъ. Такъ-то, маменька. (Уходитъ въ заднюю дверь].

Авдотья Ивановна. Ишь, вѣдь! Ну, мать моя, поддаваться — бѣду накликать. — Сердита Федосья теперь, приступу нѣтъ. [Подходитъ къ правой двери]. Потолковать развѣ съ нею? [Отходить]. Нѣтъ, пусть-ка остынетъ.

ЯВЛЕНІЕ V Авдотья Ивановна и Архипъ

Архипъ [входя]. Гдѣ она у васъ тутъ?

Авдотья Ивановна. Кого тебѣ, батюшка?

Архипъ. Да эта гдѣ, умница ваша?

Авдотья Ивановна. Умница? Какой ты нынче сердитый, Ѳомичъ! Вошелъ, хоть-бы здравствуй сказалъ.

Архипъ. Да ужъ нечего, нечего! Гдѣ? говорю.

Авдотья Ивановна. Да кто? Въ толкъ не возьму.

Архипъ [съ удареніемъ]. Маіорша. Кого-жъ намъ еще? Теперь окромя намъ никого не требуется. Всѣ худы стали, въ дураки всѣ попали, н-да! Погибель намъ безъ маіорши пришла. Ни дать, ни взять, какъ въ домѣ умалишенныхъ бываетъ, видали? Ходятъ тамъ такіе-то, да блажатъ.

Авдотья Ивановна. Кто же блажитъ-то, баринъ твой что-ли?

Архипъ. Стыдно, Авдотья Ивановна, срамъ! Всякаго понятія о себѣ рѣшится надо и субординацію всякую позабыть. Поймите вы это! Что, скажутъ, такое на старости лѣтъ съ Максимомъ Гаврилычемъ приключилось? Ну-ка, Ѳомичъ, отлепортуй. А мнѣ что сказать? Зудъ, молъ, други милые, его обуялъ, зудъ. Тьфу!

Авдотья Ивановна. Какой же такой зудъ, Архипъ Ѳомичъ? растолкуй ты мнѣ, батюшка.

Архипъ. А вотъ какой: мѣста себѣ человѣкъ не находитъ, пить, ѣсть пересталъ; по ночамъ зудъ этотъ ворочаотъ, ворочаеть его съ боку-то на бокъ, ажъ злость возьметъ. На глазахъ она — ничего; чуть отвернулась: «Архипъ! гдѣ Феня?»… «Архипъ, куда Фенюшка ушла?»… Тьфу! Хворалъ вотъ, три дня въ постели вылежалъ. Отчего? Думаете, правдашная болѣзнь прикрутила? Ни Боже мой! Тотъ же все зудъ: ссора вышла — цѣловаться вздумалъ.

Авдотья Ивановна. Правда?

Архипъ. А какъ бы вы думали! За то и взбучили-жъ его!

Авдотья Ивановна. Федосья?

Архипъ. О-о! Выскочилъ ко мнѣ красный, точно изъ бани съ полка. — Что, молъ, сударь, попробовалъ?.. Тьфу!

Авдотья Ивановна. Вотъ дѣла-то какія!.. Никакъ Федосья идетъ. [Уходитъ въ заднюю дверь].

ЯВЛЕНІЕ VI Архипъ и Феня

Феня. Тебѣ что?

Архипъ. Максимъ Гаврилычъ прислалъ.

Феня. Зачѣмъ?

Архипъ. Извѣстно — за вами. Мало ругали его, еще хочется.

Феня. Точно что мало. Такъ ты своему Максиму Гаврилычу и скажи.

Архипъ. Н-да!

Феня. Я думала, путный онъ человѣкъ. Живетъ, вижу, въ грязи, ѣстъ Богъ знаетъ какъ, во всемъ у васъ безпорядокъ…

Архипъ. Тьфу!

Феня. Ты чего?

Архипъ. Непорядокъ. А дальше-то что?

Феня. Да все тоже. Одинокій. Отчего, думаю, не помочь старику? Сжалилась, отскребла, отчистила васъ съ нимъ, а онъ чортъ знаетъ что вздумалъ…

Архипъ. За вами присламши. Вѣрно. Слушайте-ка. Въ сорокъ девятомъ году мы съ Максимомъ Гаврилычемъ въ Венгерскую компанію ходили. Было страженіе. Вотъ одинъ черномазый возьми да и всади ему саблю въ это самое мѣсто [указываетъ выше лопатки]. Ну, не вынеси я Максима Гаврилыча на себѣ, тамъ бы ему и косточки сложить. Анъ вынесъ, и святыя Анны съ бантомъ ему повѣсили.

Феня. Такъ что же?

Архипъ. А то же, что никакой при насъ женщины въ то время не состояло, одни управлялись, и по сю пору — слава те Господи — живы. Грязь у насъ точно завелась, когда чистить стали, и безпорядокъ пошелъ, когда порядки вводить начали. Только всего. А вы пожалуйте, потому Максимъ Гаврилычъ приказалъ привести.

Феня. Пошелъ вонъ!

Архипъ [опѣшелъ]. То есть какъ же такъ?

Феня. Значитъ, уходить. Ступай!

Архипъ. Что же я ему скажу? Эдакъ придешь, неравно чубукомъ отгладитъ. Нѣтъ ужъ вы, Федосья Игнатьевна…

Феня. Работниковъ кликнуть, чтобъ вытолкали тебя? Пошелъ!

Архимъ [пятится къ двери]. Хмъ, командеръ какой! А вы вотъ что…

Феня [топаетъ]. Вонъ!

Архипъ. Тьфу! [Быстро вывертывается на дверь].

ЯВЛЕНІЕ VII Феня и Авдотья Ивановна

Феня. Придете еще, накланяетесь!

Авдотья Ивановна [входитъ]. Никакъ ты выгнала Ѳомича-то?

Феня. Выгнала.

Авдотья Ивановна. Звать что ли приходилъ?

Феня. За мною.

Авдотья Ивановна. Рехнулись они съ маіоромъ, право!

Феня. Мать, не лукавь. «Маіорша» я — къ маіору мнѣ и уйти.

Авдотья Ивановна. Ну вотъ!.. Зачѣмъ не дѣло говорить, Феня?

Феня. Не лукавь, говорю. Сказаннаго не воротишь и къ маіору я уйду. Не потому уйду я, что вы съ Пашею этого хотѣли. Лебеду выполоть, да выбросить легко, а объ меня руки, пожалуй, поколешь. Такъ не поэтому; а помню я, мать, ласку и заботу твою, помню, что ты меня, подкидыша, въ дочери къ себѣ приняла…

Авдотья Ивановна [подходитъ съ ласками]. Фенюшка, милая моя, развѣ-жъ я тебя не люблю!…

Феня [отстраняется]. Нѣтъ, оставь это, теперь оставь. Я все помню и что нынче вышло у насъ — не забуду. Слушай же. Ради добра твоего, я уйду. Какъ устроюсь — не ваша забота. Но Андрея Филатыча попрежнему гнать отъ себя не стану; стыдить его, жену ему выхвалять тоже не стану. Это ужъ теперь ваше дѣло будетъ. Такъ ты и Прасковьѣ Павловнѣ отъ меня скажи. [Идетъ къ задней двери, но встрѣчается съ Териховымъ].

ЯВЛЕНІЕ VIII Феня, Авдотья Ивановна и Териховъ

Феня. Вы зачѣмъ?

Териховъ. Я?.. [Осмотрѣлся]. Авдотья Ивановна, здравствуй!

Авдотья Ивановна [съ поклономъ], Здравствуйте, батюшка.

Териховъ. Я-то?

Феня. Ну да, вы-то.

Териховъ. Архипа посылалъ…

Феня. Съ чѣмъ ушелъ вашъ Архипъ, съ тѣмъ и вамъ отправляться. [Заглянула въ окно]. Мать, тебя Провъ на крыльцѣ дожидается.

Авдотья Ивановна. Пойду, матушка, пойду. [Уходитъ]. Феня. Ну?

Териховъ. За тобою я, Феня.

Феня. За мною? Въ умѣ вы, иль нѣтъ?.. Поцѣловщикъ, ха-ха-ха!

Териховъ. Опять свое!

Феня. Конечно. Съ чего-жъ это взяли-то? Иль старина вспомнилась, когда любовь силою бралась, да прихотью барскою? Слышали про васъ разсказы хорошіе, ха-ха! А я-то вамъ въ какія-жъ далась?

Териховъ. Позволь, Феня…

Феня. А то можетъ прельстить меня вздумали?

Териховъ. Довольно тебѣ, довольно!.. Вѣдь было… Что сызнова начинать! Ну, впередъ… не того… не стану. Ты вотъ такая хорошая, что какъ и бранить-то меня?

Феня. Хорошая?

Териховъ. Говорилъ, знаешь…

Феня. Какъ же, какъ же! Такая хорошая, что вамъ дурить позволительно? Резонъ. А потомъ что?

Териховъ. А ты меня пожалѣй, хоть крошечку пожалѣй!.. Какъ же тутъ быть, если я… вотъ не могу безъ тебя, не могу — и баста. Нѣтъ тебя — все не такъ, ну, не глядѣлъ бы… Да что толковать! [Садится].

Феня [лукаво гладитъ его по головѣ]. Бѣдненькій! не можетъ!

Териховъ [схватываетъ ея руку]. Голубушка!

Феня [бьетъ по рукѣ]. Опять! [Отходитъ]. Вотъ бѣдненькій-то! Какъ же, значитъ, Феня отовсюду глядитъ на васъ, куда ни посмотрите? Закрылъ глаза — опять Феня. Заснулъ — Феня-же… ластится, нѣжитъ, голубитъ, дышетъ какъ слышно, а?!

Териховъ. Ахъ, не говори! лучше не говори!

Феня. Ха-ха-ха!.. Хорошо! дрожь пробираетъ, душ-шно! А проснулся, глядь: въ ногахъ лежитъ старый песъ, трубка возлѣ валяется, бабушка съ портрета глядитъ, какъ яблочко печеное сморщилась! Только всего. Вотъ-те и Феня!

Териховъ. Слушай, Феня. Я одинокій. Иди ко мнѣ, все твое будетъ.

Феня [сдвинула брови]. Посулы!

Териховъ. Не посулы… а все же годится. Человѣкъ я не бѣдный… Хорошо тому и оставить, кого любишь. Иди, Феня. Госпожа, хозяйка будешь полная.

Феня. Какая-жъ я у васъ буду хозяйка? Родня я вамъ что ли? Хозяйка-то въ домѣ — жена. А за васъ кто пойдетъ? Ишь сидитъ какой, хорошъ!

Териховъ. Жена… Жена-то хороша, когда мужа любитъ.

Феня [серьезно]. Если выйдетъ, такъ будетъ любить. [Лукаво на него смотритъ]. Ха-ха-ха!

Териховъ. Ну вотъ, тебѣ все смѣшно!

Феня. Конечно! Вдругъ такой-то мужъ, да ластится. Мѣсяцъ взойдетъ [треплетъ его по лысинѣ] — макушка свѣтится; займется заря — жену румянить, у мужа — морщины считать, ха-ха-ха! [Рѣшительно]. Ну, Максимъ Гаврилычъ, вставай, пойдемъ!

Териховъ. Со мной?!

Феня. Я вѣдь… жалостлива! Такъ ужъ и быть!

Териховъ. Голубушка, пойдемъ! Вотъ утѣшила!

Феня. Стой, стой! Мы вотъ какъ пойдемъ [проворно надѣваетъ ему на голову платокъ косыночкой], вотъ какъ. Не смѣть трогать, ни-ни!

Териховъ. Что за дурачество! [Сдергиваетъ платокъ]

Феня [отходить, сухо]. Идите.

Териховъ. А ты?!

Феня. И не подумаю.

Териховъ. Какъ! ты же хотѣла?..

Феня. А теперь не хочу. Отправляйтесь.

Териховъ. Полно, Феня!

Феня. Не хочу.

Териховъ. Э-э, упрямство! Нехорошо. То — иду, то вдругъ…

Феня. Я иди, няньчайся съ вами — пріятно! А вамъ въ пустякахъ трудно по-моему сдѣлать?

Териховъ. Но вѣдь это же капризъ, смѣшно, наконецъ.

Феня. Смѣшно, и ступайте.

Териховъ. Изъ-за глупаго платка… Ребячество. [Оглядывается]. Ну, на… [подаетъ ей платокъ], если тебѣ такъ ужъ хочется… на надѣвай!

Феня. Теперь сами надѣньте.

Териховъ. Фу ты! сами!.. Очень это будетъ красиво! сами!… [Оглядывается]. Глупо! [Въ нерѣшительности, надѣть или нѣтъ]. Маскарадъ какой выдумала!.. Ну! [Надѣваетъ платокъ. Феня хохочетъ].

Авдотья Ивановна [вошла изъ задней двери, всплеснула руками, въ сторону]. Мать моя!

Феня. Гляди, мать: не маіоръ, а баба, ха-ха! [Сдергиваетъ съ него платокъ]. За то я къ нему и пойду. [Беретъ его подъ руку].

Авдотья Ивановна. Федосья, ты это куда?!

Феня. Прощайте, лихомъ не поминайте и къ намъ съ Максимомъ Гаврилычемъ милости просимъ въ гости. А Андрей Филатычъ и безъ зова придетъ. [Уходитъ съ маіоромъ въ заднюю дверь].

ЯВЛЕНІЕ IX Авдотья Ивановна, Паша и Иванъ Хохуля

Авдотья Ивановна. Ну, дѣвка! Не шутя, знать, дѣло задумала.

Паша [входить]. Маіоръ былъ?

Авдотья Ивановна. Какъ же, Федосья бабою его обрядила. Вмѣстѣ ушли. На новоселье звала.

Паша. Неужели, маменька, она въ самомъ дѣлѣ жить у него останется?

Авдотья Ивановна. Того натворитъ, что всѣхъ удивитъ. Какъ вздумается ей, такъ и свертитъ Максима Гаврилыча.

Хохуля [входитъ]. Хозяинъ ѣдетъ!

Авдотья Ивановна. Правда?

Паша. Видѣлъ? Откуда?

Хохуля. Отъ Виногробья, надо быть. Только изъ Дѣвкина яра выѣзжать сталъ, я и примѣтилъ.

Паша [въ волненіи]. Ѣдетъ!.. Маменька!..

Авдотья Ивановна [торопливо достаетъ изъ шкафа чайную посуду]. Нечего попусту метаться, постой! [Хохулѣ]. Самоваръ, чай, поспѣлъ? Тащи-ка, Иванъ, поживѣе! [Хохуля уходитъ]. А ты, Паша, бѣги, сливки неси.

Паша. Сливки?.. Сейчасъ… Нѣтъ ужъ, маменька, я лучше встрѣчать побѣгу. Вы тутъ сами…

Авдотья Ивановна. Да постой, ошалѣлая, куда? Онъ еще за версту.

Хохуля [вноситъ самоваръ]. Еще далече.

Паша. Шибко ѣдетъ?

Хохуля. Такъ и валитъ!

Паша. Нѣтъ, ужъ я побѣгу. За плотиною встрѣчу. [Порывается къ двери].

Авдотья Ивановна. Помни, Прасковья, на плотинѣ ракита стоитъ. [Паша медленно притворяетъ распахнутую ею дверь и тихо отходитъ]. Иванъ, возьми ключъ! [подаетъ ключъ]. На погребѣ сливки въ желтомъ кувшинѣ собраны; принеси. [Хохуля уходитъ]. Что призадумалась? Ну, лети на встрѣчу-то, висни на шею! Чего же? Ты его цѣловать, а онъ по сторонамъ глядѣть: не видать ли гдѣ Фени, не ждетъ ли, какъ намедни, опять подъ ракитою.

Паша. Маменька, лучше ли вы дѣлаете, или хуже? Ужъ и не знаю. Все я забыла, какъ услыхала, что ѣдетъ онъ, все забыла, сердце забилось, въ глазахъ онъ, какъ живой, стоитъ, а вы однимъ словомъ все вышибли. Лучше развѣ? Увидалъ бы, какъ рада ему, какъ ждала, и стыдно бы стало, что не моя ему встрѣча желанна. Онъ добрый, и ласка моя сердечная, да хорошая, въ душу ему вошла бы. А вы… подъ корень рѣжете… [Замѣтивъ мужа въ окно, вспыхнула, встрепенулась]. Вотъ онъ! Во дворъ въѣзжаетъ! Андрюша! [Бросается навстрѣчу въ заднюю дверь].

Авдотья Ивановна. Полетѣла! Не жалѣй себя, въ грошъ и онъ не поставитъ. [Сумрачно смотритъ въ окно. Хохуля вноситъ сливки и уходитъ]. Ишь повисла!.. [Отходитъ]. Эхъ, простота!

ЯВЛЕНІЕ X Авдотъя Ивановна, Андрей Карягинъ и Паша [за нимъ]

Андрей. Ну, какъ васъ тутъ Богъ милуетъ? Здравствуй, матушка! [Подаетъ ей свертокъ]. Вотъ тебѣ изъ города гостинецъ. А это, Паша, тебѣ. [Даетъ свертокъ женѣ. Въ рукахъ у него еще свертокъ. Оглядѣлся и молча кладетъ его на стулъ].

Паша [цѣлуя Андрея]. Спасибо тебѣ, милый! Вспомнилъ.

Авдотья Ивановна. И меня, старую, не забылъ. Благодаримъ покорно. Обѣдать станешь, или чайку?

Андрей [садится]. Нѣтъ, чаю давайте. Обѣдалъ. [Оглядѣлся еще разъ. Жена проворно наливаетъ и подаетъ ему чай]. Такъ все благополучно?

Авдотья Ивановна. Слава Богу!

Андрей. И на мельницѣ?

Паша. Дожди были. Воды прибыло, всѣ поставы работаютъ. — Завозу много.

Андрей [пьетъ чай съ молокомъ въ прикуску]. Ну, и ладно. А я дѣлишки обдѣлалъ — ничего. Денегъ въ банкѣ дали. Пшеницу закупилъ выгодно, по восьми съ полтиною, а то и дешевле. Съ Баландинымъ по семи съ полтиною кончилъ. Жена у него модница; какъ ни какъ, только денегъ давай — наряды шить, а въ земельный платить подойдутъ сроки — не забота. Продадутъ землишку, какъ Богъ святъ. На нѣтъ съѣдутъ, какъ другіе прочіе господа. Кривогузовъ въ городѣ на ихній хуторъ недаромъ нацѣливается. Нацапалъ онъ этой дворянской земли страсть сколько. — Ну-ка, Паша, стаканчикъ еще… Да. Къ Сладневу Сергѣю Дмитричу заѣзжалъ. Маіору нашему пріятель. [Оглядывается опять. Молчитъ. Нахмурился].

Авдотья Ивановна. У Сладнева тоже пшеничку купилъ?

Андрей [уже недовольнымъ тономъ]. Какая у него пшеница! Ширъ одинъ, и тотъ скотина повытолкла. Господинъ Сладневъ не нынче-завтра совсѣмъ пропадетъ. Лѣсъ проѣлъ, земли добрую половину проѣлъ, крохи теперь доѣдаетъ. Не нашему маіору чета. Ужъ сколько я къ этому изъ-за мельницы подъѣзжалъ и деньги давалъ хорошія — уперся. Кряжистъ, шутъ его возьми! [Озирается]. А что же Фени не видать?.. Чего молчите?

Авдотья Ивановна [отходя зачѣмъ-то къ шкафу]. Къ маіору ушла.

Андрей. Къ маіору?!.. Какъ такъ ушла?!

Авдотья Ивановна. Совсѣмъ ушла, жить.

Андрей. А-а! [Встаетъ и сверкающими глазами обводитъ жену и тещу]. Спроворили?!

Авдотья Ивановна. Не маленька она, свой разумъ есть.

Андрей [гнѣвно ударяетъ по столу]. Спроворили, говорю! [Молчаніе]. Знаю, въ чемъ дѣло! Склыки бабьи, сплетни, раздоръ — вотъ это что! [Женѣ]. Не говорилъ я, какъ уѣзжалъ, чтобы ссоръ безъ меня не заводить? Не приказывалъ, чтобы смирно было у васъ? Ну?

Паша [робко]. Мы не ссорились… сама она…

Андрей. Лжешь! Ступай, вороти. Чтобы сейчасъ съ тобою домой шла. Иди!

Паша. Не посылай ты меня, Андрей Филатычъ, ради Господа! Пошли другого кого.

Андрей [схватываетъ ее за руку и ведетъ къ двери]. Нѣтъ, ты!! Сейчасъ идти! Ну!

Авдотья Ивановна. Иди, Паша. Пусть люди скажутъ, что мужъ жену за любовницей посылаетъ.,

Андрей [на старуху]. Молчать!.. О-о, такъ-то вы! [Паша плачегъ]. Хорошо! [Зоветъ въ окно]. Иванъ, подь-ка сюда! [Ходитъ большими шагами]. Хо-ро-шо!

Авдотья Ивановна. На что лучше!

Паша [подбѣгаетъ къ матери]. Маменька, перестаньте! Что вы?

Авдотья Ивановна [отстраняясь]. Твое дѣло ревѣть.

ЯВЛЕНІЕ XI Тѣ же и Иванъ

Андрей. Иванъ! Сходишь сейчасъ къ маіору, къ Федосьѣ Игнатьевнѣ… Скажи, молъ, пріѣхалъ Андрей Филатычъ и приказываетъ ей домой идти. Приказываетъ, такъ и скажи! Противиться будетъ, волокомъ тащи. Безъ нея ворочаться не смѣй.

Иванъ. Слушаю.

Андрей. Скажи — сраму на свой домъ я не потерплю и безчестить себя не дамъ, потому изъ моей она семьи, а не чортъ-вѣсть откуда.

Авдотья Ивановна. Полно, о томъ ли забота, Андрей Филатычъ?

Андрей. Ка-акъ?!

Паша. Маменька, да молчите вы, ради Бога!

Андрей [Ивану]. Иди! Исполнить въ точности! Не то, скажи, я маіорское гнѣздо въ пухъ разнесу. Такъ и скажи. Коли самъ за нею приду, маіору дюжины реберъ не досчитаться. Слышалъ? Противиться будетъ, тащи волокомъ. Ну, живо! [Иванъ уходитъ.]. А васъ, васъ за эту штуку проберу посвоему!

Авдотья Ивановна. Въ томъ вся наша вина, что насъ же ты обидѣлъ.

Андрей. Смутницы вы, выдумщицы! На срамъ дѣвку толкнули… чтобъ васъ!.. [Женѣ]. Худое что видала за нами, что приревновала-то къ ней? Говори! [Старухѣ]. Какая-жъ она мнѣ любовница! Кто что знаетъ?.. Ну, докажи! А я клеветнику ротъ зажму, такъ зажму, что онъ своими-жъ зубами языкъ свой откуситъ поганый. Знаешь ты это?

Авдотья Ивановна. Твоя воля срамиться, Андрей Филатычъ. Пожалуй, бей меня и жену заодно. И маіору ребра пересчитай. Ужъ бить, такъ бить, чтобъ по всему околотку гремѣло, да вой шелъ. За что? скажутъ люди. — Чего расходился такъ Андрей-отъ Филатычъ? А вотъ за что: жена, по дурости, его любитъ, а Федосья, отъ ума, любить не желаетъ, къ маіору ушла. На что лучше причина!

Андрей. Брешешь ты, старая! Не выжили вы ея, ну?

Авдотья Ивановна. И, Андрей Филатычъ! Кто ее выживалъ! Прежде она къ маіору не бѣгала, что ли, при тебѣ-то? Ты, вотъ кипишь, а дѣло уразумѣть не желаешь. А просто оно. Вѣрь мнѣ — не вѣрь, какъ угодно, а мѣтитъ Федосья Игнатьевна тебѣ въ хозяйки, въ заправскія маіорши попасть. По уши въ нее маіоръ-то. А она ему развѣ такъ волю дастъ? Женись… И женитъ, скорешенько. А ты, на что ей нуженъ, чужой мужъ?..

Андрей. Ну, ну, ну! Говори, да не заговаривайся! [Женѣ]. Прасковья, по волѣ Федосья къ маіору ушла? Правду говори, не то…

Паша. Она у него три дня кряду жила… Я маменькѣ говорила… Потомъ пришла, хотѣла тебя дожидаться.

Андрей. Ну?

Авдотья Ивановна [въ сторону]. Прорвется, того и гляди! [Карягину]. За нею маіоръ гонца, а слѣдомъ и самъ припожаловалъ.

Андрей. Самъ!.. Ну?

Авдотья Ивановна. Вмѣстѣ и ушли, только всего.

Андрей [вспыхнувъ опять]. А чего-жъ вы не удержали ея? Зачѣмъ пустили?

Авдотья Ивановна. Теперь въ этомъ виновны. Эхъ, Господи! А самъ бы ты удержалъ? Ну-ка! Не знаешь развѣ, какова Федосья въ хотѣньи своемъ? Чудно!

Андрей [Ивану]. Что-жъ ты!.. Одинъ?.. Да входи!

Иванъ [входитъ]. Ничего не подѣлаешь съ нею, Андрей Филатычъ. Сталъ ей все это говорить, какъ приказывали, а она, знай, хохочетъ-те, заливается…

Андрей. Чертъ! Сказано силою привести!

Иванъ. Я было того… ухватилъ, значитъ, ее, а она ляскъ меня [показываетъ на щеку], вывернулась, да бѣчь… Стала на крыльцѣ, да кричитъ мнѣ: «скажи поди, Андрею Филатычу»…

Андрей. Ну?

Иванъ. Да я не смѣю.

Андрей. Говори, не то!..

Иванъ. «Скажи, молъ ему, что онъ меня»…

Андрей. Что «меня», что?

Иванъ. Хмъ! да… «прозѣвалъ».