Майские страсти

Часть Первая. Глава 1. Мальчишник. Акт Первый. Пока без девушек

Молодой человек в белых кроссовках, чёрных джинсах и красной футболке о чём-то бормотал, проходя мимо церкви. Кто-то из зевак поглядывал на него с удивлением, кто-то – с безучастностью.

Тёплый орловский вечер медленно падал к ногам прохожих. Был четверг, 8 мая 2014 года. Многие спешили домой в этот знаменательный, переломный для некоторых персонажей будний день.

Дойдя до светофора, парень остановился, не переставая бормотать. Он перешёл дорогу, добрался до пятиэтажки недалеко от Комсомольской площади и свернул во двор. На лбу юноши появились две морщинки, глаза прищурились.

В его беспокойном уме блеснула идея о неминуемом испытании, которое для него выдумала будущность. Тут ему показалось, что он вполне уверовал в ещё неясную необходимость мучения. Грядущее ему представлялось туманом боли. Однако, слышался голос адреналина в душе молодого человека.

Ему невзначай вспомнилось одно недавнее впечатление, тёплое и сладкое. Оно ласкало его сердце языком правды, возможно, не до конца обоснованной.

Через пару мгновений парень поразился: так быстро испарилась свежесть этого впечатления. Он снова погрузился во мрак страданий. Юноша чуть не заплакал; человек устроен удивительно: самое сильное страдание ощущается сильнее самой сильной радости.

Парень остановился у подъезда и взглянул наверх, на окно третьего этажа. Он сам не мог понять, хотелось ли ему попасть в квартиру друга или нет. С затаившейся болью девятнадцатилетний студент глубоко вдохнул городские сумерки и открыл дверь подъезда.

На лестничной площадке его встретили три товарища: двое – ровесники, а один – на пять лет старше.

Раздались приветствия.

– Сейчас докурим и пойдём,– сказал ровесник, хозяин квартиры.– Ты, Андрей зря задержался, ха-ха… Ну, ладно. Всё равно не пожалеешь.

Трое переглянулись и хихикнули, очевидно, не в первый раз за вечер. Старший из них, чуть выше ростом, чем остальные, но такой же худощавый, с наибольшим интересом наблюдал за реакцией Андрея. Тот молчал, но не конфузился из-за беспробудной задумчивости.

Когда докурили, вслед за хозяином все вошли в прихожую, затем в зал, где на большом деревянном столе виднелись бутылки шампанского и коньяка. Так же были и закуски. Хозяин усадил друзей и, якобы с сожалением, выдохнул.

– Да-а,– протянул хозяин,– грустновато. А что делать? Рано или поздно надо. Всех коснётся, до всех достучится. Вы думаете я это для красного словца?.. Нет. Не обижайте так меня. Обидели уж однажды, ха-ха!.. Когда родили. Да-а. А что делать? Рано или поздно всех коснётся.

– И тебе не страшно?.. Жениться-то не боязно? А то испугаешься ещё, под венцом я имею в виду. Вот потеха будет. И свадьба, и похороны,– разом и с удовольствием выпил бокал шампанского Дмитрий, тот который старше всех.

– А что делать? Грустновато. И будет грустновато. Вспоминать буду себя, вас… молодость мою. Напившуюся юность, себя напившегося, и ностальгия… Ностальгировать буду точно.

– Обещаю тебе.

– Да я и сам себе обещаю.

Дмитрий по-прежнему с любопытством глядел на Андрея, пасмурного и доведённого до необъяснимой боязливости.

После довольно длительного молчания друзья чокнулись бокалами. Кто-то смотрел на коньяк. Это был сосед хозяина. Он вертелся в кресле.

– А Алиночка твоя что?– воскликнул Дмитрий с явным намерением не позволить жениху уйти в мнимые мечтания и беспамятство.

– А? Кто? Ах, эта… Эта да-а. Хороша, конечно.

– Не об это я.

– А о чём?

– Как вести себя станет?

– И ты спрашиваешь!

– Ну да…

– Как я буду себя вести, так и она. То есть, я не хотел это сказать. Я говорю, что… Ну ты понимаешь…

– Нет,– Дмитрий, улыбаясь, пожал плечами.

– Как тебе объяснить! То есть ты мне должен объяснять, но я не о том… В общем…

– Под игом будет.

– Точно.

– Под колпаком.

– Верно… Как это ты слова прямые подбираешь!

Жених выключил телевизор, Андрей тяжело вздохнул. Напряжение вечера возросло и ему как-то вдруг стало легче. Дмитрий уловил это движение его души и опять повернулся к хозяину.

– А девчонки будут, а?

– Ах, ты негодник! Ха-ха!

– Я про сегодняшний вечер,– Дмитрий сладко и словно загадочно подмигнул ему.

– Вот ты язва! Ха-ха! Не скажу.

– Жаль. Очень жаль. А то вот Андрюша грустит.

Дмитрий протяжно зевнул, прикрыв рот рукой.

Большие, серо-зелёные глаза Андрея посмотрели на него так, как будто только они знали истину происходящего.

– Измаялся весь,– продолжил Дмитрий,– до тла. Сейчас умрёт.

– Да, да, да,– вскочил с места Андрей и тут же вновь присел на кресло.– Мне очень мучительно сейчас, и я, честно, не знаю почему. Может, кто-нибудь, знает… Хотя вряд ли. Не думаю, что кто-то понимает, но знаете, друзья, вещь вам одну скажу. Страдание – это самая сильная и… вредная страсть. От неё нужно избавляться. Обязательно, настаиваю. Из-за неё появляются и все остальные страсти… Да, обязательно избавляться.

– Он уже настаивает,– Дмитрий глотнул из бутылки немного коньяка.

– Да. И от этой страсти я, может, маюсь.

– Ага. Грустишь. Не знаешь, почему? Нет? Наверное, чтобы тебя не застали врасплох?

Андрей кинулся в угол зала и встал ко всем спиной.

– Я считаю, не поэтому,– прошипел хозяин.

– Нет, нет, не поэтому.

Андрей бросился к Мелюкову, соседу жениха, думаю, что это он сказал. Хозяин и Дмитрий засмеялись, но довольно скупо.

Андрей по-доброму улыбнулся и заговорил:

– Это хорошо, что вы так всё воспринимаете. Мы воспринимаем, точнее. Поверьте, я очень откровенен с вами и всегда был, но сейчас я не могу вам обо всём поведать, и это не из-за того, что я в чём-то подозреваю вас. Даже не начинайте так мыслить…

– Ну ладно… Уж лучше выпей. Возьми вот бокальчик. Извини, что перебил, конечно. Выпей,– жених, брезгливо закусывая, подал шампанского, зная, что Андрею не до этого.

– Ничего страшного, что перебил. Что здесь такого?– лицо его засияло радость, точно он был счастлив от того, что перед ним извинились после того, как неучтиво прервали. – Потом. Обязательно выпью потом.

– Вот! Даже пить не хочет.

Андрей начал было произносить длинную речь, но остановился: слишком глубоким взглядом по нему прошёлся Дмитрий.

– Так, что же Алиночка? Какова?– спросил он жениха, а сам продолжал с сатанинским лукавством и участием смотреть на Андрея.

– Ох, хороша!– жених хмелел и от шампанского, и от её имени.– Да разве этого достаточно.

– Ну-ну. Давай дальше.

– Так вот слушай. Я даже уже и разлюбил её, наверное. Что за послушание! Что за слуга какая-то! Ей дай ручку поцеловать, так она в верности поклянётся, представляешь? Клялась. И будет клясться. Заскучаю, точно я заскучаю. А что делать? Куда мне деваться!

– И что же, тихая, наверное, как монашенка?

– Не то слово. С другими – дьявол. Я ей говорю, Алин, будь помягче, потоньше с людьми. Так нет же, ад подавай. А тут, со мной… Даже говорить не хочется. Смущаюсь. Как слуга, правда, слуга настоящая.

Его сосед уже выпил полбутылки коньяка и усердно закусывал. Он сладко разомлел и продолжал надменно и принципиально молчать, когда все вокруг беседовали, – почти высшая степень вульгарности.

– Мы с ней, как… Не знаю даже как… Но очень вместе. Я – царь, она – императрица. Императрица, как слуга, у царя, ха-ха! Ручки целовать она умеет!

Он поднялся и подошёл к столу. Махнув рукой сначала на тарелки с колбасой, потом на салаты и фрукты, выпил рюмку коньяка, с наслаждением охнув то ли от спиртного, то ли от воспоминаний о поцелуях.

– Ты присядь. Давай дальше. Растравил душу, так и дальше рассказывай,– подмигнул ему Дмитрий.

– Значит, про ручки… Сидим в парке на лавочке, а напротив двое: влюблённый и… какая-то возлюбленная и полувлюблённая. Молчат, только изредка друг на друга как-то, знаешь, воровато поглядывают. А умник тот ещё и на нас смотрит. Видно, что что-то у него не выходит. Так он на нас глядит, как будто обвиняет Алину и меня, что у него не ладится, понимаешь? Вроде того, что помешали мы ему. Вдруг как закраснел!.. И к ней: «Как же мне доказать? Как объяснить, что люблю? Как? Хочешь ручку твою поцелую?» И ближе подвинулся. Ручку он собрался целовать… Главное, сам предложил. Взял ручку и чмокнул. Тут, чувствую, Алинка как-то резко приближается ко мне. Перекрестилась и поцеловала сначала мою руку, а потом и в губы…

– Там? На лавке?

– Там.

– Красавчик!.. У этих на виду.

– Именно…

– Красавчик!… Дай пять.

Они страстно пожали друг другу руки.

– Это ещё что… Вот когда в «Оз-баре» были, это да! Комедия. То есть серьёзная комедия, понимаешь? Даже взрослая.

Андрей дважды кивнул и сделал вид, будто напрягся. Хозяин опять выпил и продолжил разливаться уже довольно по-хмельному:

– Пьяный я тогда был, еле на ногах стоял. А она возле меня. Сторожила, значит. И тут подходит девица, я уж не помню… Блондинка, наверное, вся жёлтая какая-то. С бокалом в руке была. А Алина уже наготове, чувствовала, что с намерением та подкатывалась, и вырвала у той бокал. А жёлтая и моргнуть не успела, ну, Алиночка ей на голову всё шампанское и вылила. Вот так! Я даже устал рассказывать.

– А жёлтенькая что? Ответила?

– Кто? Она ? Успокойся… Алина её ещё в придачу сумкой по голове.

– Хороша!

– Хороша. Ещё как!

Тут пауза затянулась, и Андрей, словно обрадовался этому, хотя вид имел по-прежнему мрачноватый и страдальчески-монашеский.

– Разве можно бить человека?– пробормотал он и вздрогнул, поняв, что сказано было вслух.

– Ладно, ты знаешь, что… не начинай,– хозяин раздражённо поспешил его перебить.

В комнате как-то вдруг потемнело. В ней и до этого было не особенно светло. Обои ярко-зелёные, песочно-коричневая мебель, белые шторы, лимонного цвета ковёр, а в связке всё давало оттенок ненастья или, скорее, пасмурности, как будто солнце боялась туда заглядывать.

– А то сейчас начнёт опять…– кашлянул хозяин.– Богу учить начнёт, правде.

Желая пошутить, он отыскал взглядом Мелюкова, а тот этого не заметил и очень философски смотрел на закуску. Казалось, включи ему любую музыку и, бедняга, либо тотчас же уснул бы, либо пошёл бы танцевать и прыгать.

Его решили не отвлекать. Он так и сидел в безнадёжном забвении.

– А пусть скажет, про Бога-то. Не мешай Андрюше. Ну,– кивнул Дмитрий.

– Что ты хочешь от меня?

– Ты же про Него хотел что-то сказать?

– Может, и про него. Хотя… Нет, это вам так кажется. Я сейчас не хотел этого.

– А всё-таки… Скажешь? Давай. А то посрамим тебя.

– Тебя не изменить, Ты же это сам знаешь.

– А ты какой-то не такой, как я?

– Я? Я просто верю и всё… Мне этого достаточно. Даже чересчур.

– А я разве сказал, что я не верю?

– Нет, но подразумевал. Обмануть хотел меня,– Андрей серьёзно и, прищурившись, посмотрел на друга, точно зазывая его куда-то.

– Ха, врёшь,– тот, тоже с серьёзным выражением лица, наклонился вперёд.

– Это секрет.

– Я как-то сказал что не верю в Бога. Ну и пусть, ладно… Но это не значит, что я верю в то, что его не существует.

– В Него не верить гораздо легче, чем верить… Он не даёт нам понять, что Он есть, чтобы мы не почувствовали безнаказанность за грехи… Вот на это обрати внимание.

– Укоряешь?

– Ни в коем случае. Просто у тебя всё от ненависти.

Жених решил встать и громко выговорил:

– Вы куда пришли?

Дмитрий жестом указал ему на кресло, и он снова сел, точно этим жестом его толкнули.

– Для меня обвинение в ненависти – не обвинение, Андрей. Потому что я знаю, что такое моя ненависть.

– Только меня в ответ не упрекай.– чем-то одновременно и обидным, и насмешливым была полна слабая улыбка Андрея.

– Хорошо,– Дмитрий неожиданно вскочил с места и почти закричал.– Кто не ненавидит, тот и не любит. И того тоже не любят. И чем сильнее мы с тобой ненавидим, тем сильнее любим.

– Может быть, всё это и так…

Дмитрий подбежал к товарищу и, нагнувшись, шепнул:

– Потом, всё потом…

Они сумеречно посмотрели друг другу в глаза. Оба ощутили неприятный холок в душе.

Когда эти двое находились вместе, то создавалось очень странное впечатление. Окружающими овладевало чувство беспричинного страха, самого грязного и неприятного именно от того, что у него не имелось истока. Хотя Дмитрий и Андрей были разного роста, в их внешности проскальзывало что-то общее. И даже, вероятно, не в наружности, а в манере поведения в стрессовых ситуация. А это, и придавало их внешнему виду сходство.

И Андрей, и Дмитрий были настоящими красавцами, причём давно это знавшими и переставшими ценить свою привлекательность. Но если присмотреться, и во взглядах, и в улыбка, и в жестах сквозила некая противоположность, а, быть может, противопоставленность, вынужденная и надоевшая.

Цвет кожи у обоих – бледный, глаза – большие, волосы – тёмно-русые. На лицо издалека были похожи невероятно. А всё-таки, когда к одному чувствовалась симпатия, то к другому, обязательно – неприязнь; когда одного уважали, другого обязательно оскорбляли.

Есть в похожих друг на друга людях пусть даже одна черта, но которая до невероятности идёт одному и не идёт другому. Появляется удивительная особенность: за эту одну черту можно либо влюбиться в одного, либо возненавидеть другого. Если посмотреть на таких людей, очень похожих, говорящих одно и то же, имеющих общие принципы и интересы, то кажется, что они непременно должны друг друга ненавидеть и быть самыми жестокими врагами.

После того, как Дмитрий шепнул на ухо Андрею, стало понятно, что разговор этот на время пресёкся.

– Что вы в самом деле? На похоронах, что ли?– вскинулся жених.– Будет ещё повод так поговорить. Садитесь, не тревожьте душу.

Последовали те пустые разговорчики, которые нужны для того, чтобы хотя формально забыть о предыдущих толках. Беседовали о футболе, об общих знакомых, о том, что и о них самих кто-то в тот момент беседовал…

То и дело, как-то невзначай, повторялось следующее:

– Хороша!– подкатывал глаза Дмитрий.

– Да, хороша!– поспешно кивал жених.

Всё это выглядело наиграно, точно было заготовлено заранее, потому что и тот, и другой после таких слов якобы терялись и неосторожно перебивали друг друга.

Очень скоро они спали смотреть на Андрея с той неловкостью, с которой взирают на человека, испытывающего самое неприятное смущение. Начинались шутки, а затем опять:

– Хороша!

– Да, хороша!

Жених совсем был хмельной, без повода смеялся и серьёзнел попеременно. Скука начиналась содомская и липкая. К тому же Мелюков всё так же утомлённо моргал и смотрел на угощения. Картина вечера рисовалась тошная, бездарная и заразная. Но произошло то, чего, вряд ли кто-либо из гостей ожидал. Позвонили в дверь.