Меч Тамерлана

Глава 20 Огненный прорыв

Червень (июнь) 1382 года от Рождества Христова. Елец. Рассвет третьего дня осады.

…- Братцы, вы все итак знаете и понимаете. Отсиживаться, покуда ордынцы подготовят осадные пороки и начнут штурм, смысла нет. Татары, рано или поздно, войдут в Елец… Но сейчас же, с Божьей помощью, мы прорвемся — и продолжим борьбу с ворогом!

Слушающие меня «природные» ушкуйники и ротники-стрельцы угрюмо молчат. Далеко не всем воям нравится моя затея — а повольники Дмитрия Шуя так и вовсе затаили глубокую, пусть и иррациональную обиду за большие потери в бою на бродах. Потери ведь действительно огромные, почитай, пятьдесят процентов их личного состава…

И хотя обида иррациональная — я за собой вину все же ощущаю. Ведь читал же, читал когда-то, что в армии Тамерлана были метатели «греческого огня»! Не уверен, конечно, что ромеи поделились формулой с Тамерланом, хотя… В 1402 году Тимур поможет грекам против османов Баязида «Молниеносного», наголову разбив того в Ангорской битве — это отсрочит падение Константинополя на полсотни лет. Может, византийцы вели переговоры сильно загодя и подкупили Тамерлана в том числе и рецептом горючей смеси?

Бред воспаленного мозга… Хотя кто знает? Впрочем, в горшках «огнеметчиков» Тимура может быть нефть или какая-то местная восточная смесь, разработанная на основе китайских «зажигалок». А может, Алексей Ангел в свое время действительно поделился рецептом с турками конийского султана…

Важно то, что в сумятице и тревогах последних дней я не вспомнил о наличии зажигательных смесей у гулямов Тамерлана — хотя и не мог наверняка знать, что Тимур «поделится» столь ценными «военными специалистами» с Тохтамышем. Как и не мог даже предположить, что хан и его полководцы догадаются так хитро применить горючку против ушкуев повольников…

Но ведь я знал способ противостоять греческому огню на воде! По крайней мере, в теории знаком с ним — следовательно, немые упреки ротников, потерявших стольких товарищей на воде, имеют под собой реальные основания. И многие из них абсолютно убежденны в том, что лучше бы им было отправиться на полуночь с Косым…

Но ведь не я же убил их товарищей! И именно об этом поспешил напомнить ушкуйникам:

— Братцы — за павших от греческого огня соратников мы отомстим сполна, обещаю! Смерть их стала возможна из-за гулямов Темир-Аксака — но вскоре настанет час их возмездия, час расплаты! Я лично поведу вас в бой — как в Азаке, у Казани или в Порто-Пизано! И разделю с вами все опасности грядущей сечи, разделю с вами одну на всех ратную стезю… С Богом, братцы — за Русь!

— За Русь…

Негромко отвечают повольники — «природные» и набранные из числа освобожденных из полона мужей. Понимают, что единым криком можем переполошить татар в лагере… Но глаза ротников горят свирепым огнем! Князь ведет их в бой, князь, не привыкший прятаться за спинами воев — и многим это действительно придает сил.

Так что и выбора у меня нет никакого — ушкуйники просто отказались бы идти в гибельную сечу под началом Шуя. Скорее уж рискнули бы податься к волоку, вслед за Косым… Ну или довольно скоро проиграли бы грядущую битву с подорванным боевым духом.

А ведь от ее хода теперь зависит вся история вторжения Тохтамыша на Русь…

Последние пару дней мы усиленно готовили готовились к штурму. Ополченцы поднимали на «земляную стену» (обращенную фронтом к лагерю противника) валуны, бревна, чаны под кипяток, запасы арбалетных болтов и вязанки стрел. Да, у меня осталось не более двух тысяч воев — чуть более пяти сотен ушкуйников Дмитрия Шуя, примерно столько же мобилизованных мной ополченцев с составными татарскими, да и просто охотничьими луками… А также солидным запасом сулиц, кои мужики неплохо так наловчились метать за прошедшую зиму. Остальные же ратники — чуть менее тысячи новоиспеченных повольников.

Вряд ли у князя Федора из известной мне истории было больше воинов — полторы, две тысячи дружинников, казаков и ополченцев от силы. Но он держался с ними десять дней, если мне память не изменяет — а город пал только после того, как гулямы турана прорубили просеки в «лучковском» лесу, примыкающем к слабому частоколу… То есть в непроходимой на момент чаще, надежно прикрывающей город с запада — и частично с севера.

Конечно, предок защищал куда меньший по размерам Елец, занимающий лишь территорию современного крома — но и штурм города возможен пока только с востока. Иными словами, под удар попадает лишь острог на Каменной горе (где я разместил сотни три ополченцев с составными луками), и «земляная стена» бастионного типа, мое ноу-хау. Теоретически, еще возможен отчаянный рывок через брод — но гарнизон обеих «сестер» составляет пять десятков арбалетчиков и два пушкарских «наряда». Ну, то есть расчета… А оставшиеся воев должно хватить удержать «земляную стену». Даже без учета готовящихся к вылазке ушкуйников… Все-таки мы и ров запрудили, и единственный мост через него пропитали березовым дегтем — и пусть у нас нет греческого огня, когда вои разобьют десяток другой горшков с льняным маслом под ногами штурмующих, да обстреляют мостик зажженными стрелами, полыхнуть должно неслабо… И по идее мост загорится вместе с теми гулями, кто потащит к воротам таран.

В общем, мы неплохо подготовились, надеясь продать свои жизни подороже… Но, выставив на суше осадный тын (кое-где частокол, кое-где надолбы), враг ограничился лишь банальным созерцанием крепости — хотя туранские умельцы не спеша так, основательно и со вкусом возводят осадные пороки. Все те же щиты-туры, обязательный таран с крышей и колесами, полноценную осадную башню — а так же штурмовые лестницы, поставленные на прочные возы и укрепленные подпорками. Очень похоже на телескопические лестницы пожарных машин на рубеже так двадцатого-двадцать первого столетий…

Небольшая высота и толщина земляных стен, в общем-то, исключает успешное применение врагом катапульт и требушетов. Особенно если вспомнить, что все деревянные постройки в тылу, до самого Ельчика, мы уже разобрали! Но сам «земляной город» поганые смогут штурмовать, подтащив получившиеся штурмовые лестницы прямо ко рву. Я уже прикинул, что их длины как раз хватит, чтобы перебраться на стену, минуя водное препятствие… И ведь откинуть их в сторону уже никак не получится!

Разве что перерубить последние перекладины, ведущие к вершине штурмовой лестницы…

Тем не менее, враг не спешит — но и зачем ордынца спешить? Осадный тын и не менее, чем трехкратное численное превосходство гарантируют поганым безопасность на случай нашей вылазки… Пусть и «безопасность» эта весьма относительна. Тем не менее, Тохтамыш оставил осаждать город целых шесть тысяч нукеров (явно не меньше!), рискнув разделить поредевшую на бродах орду.

И, как кажется, хан действует вполне обдуманно.

…Когда я увидел в степи еще такие далекие, сигнальные дымные столбы — я тотчас отправил к Донскому первого гонца. Еще в прошлом году мы возродили систему татарских «ямов» (что-то вроде почтовых станций с дежурными лошадьми для гонцов) на территории Елецкого, Рязанского и Московского княжеств — но цепочка ямов по итогу протянулась только от Ельца до Москвы. И если до Коломны мой гонец должен добраться как минимум втрое быстрее татарской рати (учитывая примерное время ее движения от Ельца до Оки), то от Коломны до Нижнего Новгорода ямов уже нет… А путь сей километров так на семьдесят-восемьдесят длиннее, если мне память не изменяет.

Второй гонец отправился к великому князю, как только я получил результаты «поиска» моей сторожи в степи. То есть первый должен был лишь насторожить Дмитрия Иоанновича, объяснить, почему я не тороплюсь выйти со своими ушкуйниками на соединение с московским войском, вставшим до поры в Нижнем… Ну, и подготовить великого князя к принятию верного решения. Сам-то я уже был уверен, что следующая к Булгару татарская рать есть лишь отвлекающий маневр Тохтамыша — но вряд ли Донской снимется с лагеря и двинется к Коломне прежде, чем до него доберется второй гонец.

Но по всему видать, что этот гонец доберется до Дмитрия Иоанновича… Дай Бог, на пару-тройку дней раньше, чем Тохтамыш до Коломны! Есть, конечно, малый шанс, что город и брод успеет прежде занять литовская рать, следующая на помощь Донскому — да также запаздывающая. Но если чудо и случится — сколько воев соберут литовские русичи после кровопролитной междоусобной брани, после боев с ляхами, тевтонцами и литвинами Скиргайло? Тысячу, полторы от силы кованной дружинной рати.

А вот Пронская и Рязанская рати, что могли бы всерьез помочь мне еще на Сосновских бродах, уже успели уйти на соединение с великим князем.

Так что все очень сложно, все очень страшно… Мы выиграли шесть, от силы семь дней для того, чтобы обоз с ельчанами добрался именно до Коломны. Смотря насколько Твердило Михайлович задержит татар в засаде у Черного леса… Но мы-то обсуждали с воеводой, что он свяжет боем (а то и разобьет!) пару-тройку летучих отрядов степняков — брошенных как в преследование, так и просто пограбить в окрестностях, собирая провиант и фураж. Однако следом за передовыми отрядами всадников на Москву двинула и вся орда Тохтамыша…

И это страшит меня более всего.

В известном мне варианте истории, когда Тамерлан явился к стенам Ельца, он не стал дробить войско — а захватил-таки стольный град удельного княжества, прождав под его стенами целых десять дней. Честно? Я был уверен, что хан поступит также — но он принял куда более мудрое решение применительно к данным обстоятельствам… Более того — даже с разделением сил и потерями на бродах у него осталось по меньшей мере два полноценных тумена. Уверен, Твердило Михайлович и Тимофей Болдырь попьют ворогу крови, и дружинники с казаками задорого продадут свои жизни… Ну пусть потери татар в сече с моей дружиной будут даже три к одному (в лучшем случае!) — все одно на выходе у Тохтамыша сил как минимум вдвое больше, чем сейчас у Дмитрия Иоанновича. Великий князь еще сумел бы задержать татар на бродах через Оку — или хотя бы защитил Москву, переждав осаду за белокаменными стенами кремля… Но ордынцы практически наверняка опередят его дружину.

И что тогда⁈

Думать об этом как-то не хочется… В лучшем случае повторение сценария 1382 года — восстановление ленной зависимости от Орды и обязательная дань при сохранение великокняжеского ярлыка за Донским и его потомками.

При тотальном разграблении Москвы и истреблении ее жителей, а также подрывом производственных мощностей уже сформировавшегося ремесленного центра…

В худшем же… Дмитрий и семья его погибнут — а Русь ждет объединение под властью Литвы. И пусть сейчас в ней правит православный, прорусски настроенный князь Андрей Ольгердович, в чьих венах течет также русская кровь. Но кто может гарантировать, что поколение другое спустя к власти не придет прокатолическая партия с государем-католиком во главе?

Да и кровь потомков даже Андрея Полоцкого решающего значения не имеет. Ягайло вон тоже можно назвать наполовину русичем по матери, хотя гад тот еще…

В общем… В общем, крепко подумав, я пришел к выводу, что повлиять на развитие событий измененной мной же истории, у меня теперь есть только один шанс. И тем важнее им воспользоваться, коли все происходит наяву — в реальном мире, в реальной истории моего народа и моей земли…

— По ладьям!

Ушкуйники и стрельцы-ротники принялись без особой суеты, но и без промедления занимать места на судах. Эх, было бы ушкуев и стругов побольше, можно было взять с собой хоть весь гарнизон, а так… Я шагнул к новоиспеченному воеводе — и крепко обнял Михаила, рискнувшего остаться во главе обороны города:

— Брат… Ты не представляешь, как мне жаль расставаться с тобой!

— И мне княже… И мне.

Мы соприкоснулись лбами, сцепив объятья…

Мишина семья вместе с моей, и семьями прочих моих дружинников отбыли в Нижний Новгород под конвоем ушкуйников Федора Косого. Вот только кружной путь по Прони, а затем и Оке (да еще и против течения!) не столь и быстр… Так что Михаил кровно заинтересован в том, чтобы нам удалось еще хоть ненадолго задержать врага. И он с радостью пошел бы с нами, с великой радостью!

Но после того, как Федор убыл с вятскими повольниками, после ухода Твердило и Тимофея, в городе осталось совсем немного авторитетных вождей, способных возглавить эффективную оборону. И тем самым приковать к себе те значительные силы татар, что осаждают ныне Елец… В сущности это был я, Дмитрий Шуй — и сам Михаил, постепенно выросший из старшего дружинника в человека, способного вести за собой людей и принимать решения. Плюс близость к князю, как никак… Дмитрия я не мог оставить в городе — по той простой причине, что он непосредственный командир ушкуйников и их истинный вождь, душа отряда. Кроме того, его авторитет максимален именно среди повольников.

Я также не мог остаться — ибо отрядам ушкуйников и новоиспеченных ротников нужен единый лидер… К тому же вряд ли кто-то, кроме меня, сумеет реализовать мою задумку в полном соответствии со свежеиспеченным планом — родившимся в голове после целого дня тяжелых раздумий…

Вот и вышло, что оставить во главе обороны я могу только Мишу — причем, несмотря на все риски, положение новоиспеченного Елецкого воеводы не столь и отчаянно. Да, после нашего ухода у врага будет уже шестикратное превосходство. И да, у меня нет никакой веры в то, что земляную стену в конечном итоге удастся удержать, тем более без пушек — ибо пять последних бомбард мы забираем с собой, оставив артиллерийский наряд лишь в «Сестрах»… Но, по крайней мере, защитникам «земляного города» есть куда отступить — а в остроге Каменной горы и уже в самом кроме имеются подземные ходы, ведущие в Лучковский лес. И, когда оборона «земляного города» падет, уцелевшие ратники смогут спастись в тайном лагере в лесу; ход же можно будет обвалить, как только последние защитники Ельца покинут крепость.

А вот следующие за мной вои… Я никому не говорю прямо, что мы есть обреченные смертники, глупо это. К тому же, может, и случится какое чудо… Но по факту так ведь оно и есть. Ибо я надеюсь во чтобы то ни стало затормозить Тохтамыша, раззадорить его, отвлечь внимание ворога на себя, подарив великому князю еще хоть сколько-то времени! А заодно и жене, и сыну — и всем русичам Елецким, уходящим как по Оке, так и через Коломну в Москву…

Давид против Голиафа. Но, если задуманное мной и удастся, уцелеть будет ой как сложно… Так что прощаемся мы с Михаил насовсем — да я бы и Алексея с ним бы оставил! Но прыткий, легкий на подъем дружинный наотрез отказался покидать своего князя…

— Прощай брат!

— Прощай…

Обнялись и Миша с Лехой. Я же, подождав мгновение, легонько коснулся плеча верного друга и соратника — и негромко произнес:

— Пора Леша и нам на ладье княжеской занять свое место.

Дружинный молча кивнул, резко отвернувшись от побратима — Миша же широко перекрестил нас на дорогу:

— Непременно читайте «Живый в помощи» и «Господь просвещение мое» — так, глядишь еще и свидимся!

— Даст Бог, друг мой! Даст Бог!

Алексей молча поднялся по сходням, сцепив губы и не проронив ни слова — только молча смахнул одинокую слезу с уголка глаз. Я же замер на мгновение, рассматривая родной город в стремительно светлеющих сумерках, никак не желая поверить в то, что навсегда его покидаю… После чего истово перекрестился на виднеющийся вдали купола церкви — и взошел на ушкуй.

— Отчаливаем! Весла на воду, поднять паруса!

…Мы вышли из устья Ельчика, один за другим проходя углубленным каналом, ведущим на стремя реки. Всего тридцать с лишним стругов и ушкуев, стремительно набирающих ход — и двинувшихся по течению реки в сторону павшего Талицкого острога.

Конечно, ордынцы не могли не заметить выхода моей флотилии — благо, что по горизонту на востоке уже пролегла полоска света, предвещающая скорый восход. Отчаянно горланя, гулямы турана ринулись к берегу, надеясь засыпать нас ливнем стрел — но прежде, чем они подобрались бы к кромке воды, я гулко протрубил в рог.

И сотни арбалетчиков, уже изготовивших самострелы к бою, выпустили во врага сотни болтов! А следом басовито бахнули две бомбарды, установленные на вертлюжные станки — и исторгшие в сторону поганых каменные ядра…

Гулямы тотчас откатились от берега, понеся существенные потери — но это не остановило ордынцев, решившихся во чтобы то ни стало помешать прорыву русов по реке! Так что вскоре к Сосне бросились десятки гулямов с горшками в руках, издали метая их в воду. И, несмотря на второй и третий залпы арбалетчиков, выбивших не менее половины «огнеметчиков», содержимое горшков с горючей смесью вскоре подхватило течение реки…

И медленно растущее темное, маслянистое пятно понесло к ушкуям. А уж там и первые зажигательные стрелы запалили «греческий огонь» Тамерлана…

— Весла убрать! Щиты с планширя снять! Идем под парусами, от бортов отодвинуться!

Вот сейчас и узнаем, как все пройдет…

Да, ромеи (а конкретно мастер Калинник) были авторами греческого огня — и они же догадались, как защитить от него свои корабли. Воловьи шкуры, пропитанные уксусом — или же вязанки вымоченных в воде веток, густо облепивших ныне борта наших ушкуев. Вчера ротники весь день готовили их выходу…

А вот теперь мне и самому довелось столкнуться с действием греческого огня — да еще и на воде, в неестественных для пламени условиях! В общем, стало действительно страшно… Вот что делать, если эти самые вязанки прогорят быстрее, чем мы успеем уйти от огня под опавшими покуда парусами?

Страшно…

Слава Богу, большая часть кораблей миновали татарскую стояку прежде, чем греческий огонь растекся по водной глади. Но так уж вышло, что наша ладья идет в самом хвосте, и встречи с горючей смесью нам не избежать. Да собственно, она уже ощутимо обдает жаром — к тому же явственно пахнуло гарью и неестественными примесями полыхающей химической смеси… Аж волосы на бороде затрещали!

— Господи, помилуй нас грешных…

Вои молятся, не веря, что мы сумеем спастись — и все же вязанки вымоченных в речной воде веток (ну где мне было взять столько уксуса⁈) занялись не сразу. Хорошо хоть, греческий огонь горит над водой не столбом в несколько метров! Нет, пламя ровно стелется по воде чуть ниже уровня бортов ушкуя.

И все же на ладье очень жарко…

— Взять щиты и прикрыть парус с обеих сторон! Если огонь перекинется на него, мы обречены!

— Давай, братцы!

Иван Шемяка первым подхватил щит, распрямившись — и закрыл парус собственным щитом. Его примеру последовали еще несколько ротников княжей судовой дружины, встав вкруг мачты — в то время как Алексей, молча подхватив чекан, выжидательно посмотрел в мою сторону:

— Княже, зачлись вязанки, горят. Еще чуть-чуть и…

Но я только отрицательно мотнул головой:

— Ждем, друже. Иначе, скинув их сейчас, мы не успеем уйти от этой огненной лужи!

Дружинник вымученно улыбнулся — но общее напряжение не покидает воев; вязанки действительно начали разгораться все быстрее так, что пламя поднялось выше бортов! Ругнулся один из ушкуйников, прикрывающих парус — огонь уже лизнул его щит… Но не иначе как Господь услышал наши молитвы: вдруг ощутимо дунул попутный ветер, мигом воздев парус — и ушкуй одним рывком вырвался за пределы «пятна» горючки! Кстати, понемногу затухающей…

— Все братцы, руби!

Несколько дружных, энергичных ударов топорами — и все веревки, держащие «противопожарные» связки вдоль бортов, лопнули; плюхнулись в воду горящие ветви… А наш ушкуй продолжил свой бег по речной глади как ни в чем не бывало!

Все, теперь только вперед, к слиянию Сосны с Доном… А уж там, развернувшись против течения «Батюшки», мы поднимемся наверх — спеша к Лебедянскому броду, обязательному на пути татар.

Должны, должны мы успеть перехватить хотя бы хвост ордынского обоза прежде, чем поганые его минуют!