Мечников. Том 5. Избранник бога

Глава 1

— Нет, я против, чтобы он здесь находился! — кричал Илья Синицын, тыкая пальцем в Сеченова. — Он пришёл мешать нашему производству!

— Даже в уме такого не было! — принялся оправдываться Иван Михайлович.

— Всё равно, господин Сеченов, я бы попросил вас… — встрял в общий шум-гам Щеблетов.

— Так, всем тихо! — прокричал я.

Наступила тишина, которую нарушало только эхо моего голоса.

— Илья Андреевич, Александр Анатольевич, — обратился я к коллегам. — Займитесь сортировкой вещества и ждите моих дальнейших указаний. Хотя, думаю, вы и сами догадываетесь, что нужно будет делать дальше. А мы пока с Иваном Михайловичем поговорим наедине.

Я жестом позвал за собой Сеченова, мы прошли в другой конец завода, где он не мог обнаружить каких-либо наших тайн. Там располагался небольшой кабинет, в котором раньше, судя по всему, обитал бывший директор завода.

Как только Сеченов прошёл за мной, я тут же запер дверь и рухнул на свободный стул.

— Не стойте, — сказал я. — Садитесь, Иван Михайлович. Разговор явно будет непростой.

— Ещё бы! — тяжело вздохнув, ответил он и присел напротив меня. — Мы ведь шлифовали формулу несколько недель. Честно скажу, я так увлёкся созданием этого антидепрессанта, что и вовсе забыл об остальной работе.

— Понимаю, я тоже раздосадован, — ответил я. — Но сдаваться мы не можем. Особенно, если учесть, что Павлов…

Я выдержал паузу. А стоит ли раскрывать Сеченову, что я тоже — один из избранников богов медицины? Мы оба дали клятву лекаря, но оба об этом молчим. Хотя, думаю, что скрывать это не имеет смысла. Особенно если учесть, что появился третий игрок, который разом пресёк нашу с Сеченовым общую работу.

— Послушайте, Алексей Александрович, — перебил меня Сеченов. — Считаю необходимым это сказать. Понимаете, меня ведь этот антидепрессант особо и не волнует, если уж на то пошло. Да, обидно. Но обидно мне больше по другой причине. Не потому, что я потерял патент.

— А из-за чего же тогда? — поинтересовался я.

— Если честно, я расстроен, что прервалась единственная наша совместная работа, — произнёс он. — Я ведь… Ох… Поймите, я ведь во все эти новаторские гонки ввязался из-за вас.

Вот это откровение! Да у меня скоро все «рецепторы удивления» в мозге сгорят от перегрузки. Сначала два антибиотика, потом статья про Павлова, а теперь ещё и Сеченов решил признаться в том, что всё это время скрывал.

— Я спокойно занимался лекарским делом у себя в Санкт-Петербурге. Пока вы не запатентовали свои первые изобретения. Как только я узнал об этом, сразу же понял — вот! Вот — человек, на которого я должен равняться. Признаться, мне было жутко скучно. Но вся эта «игра» с нашей конкуренцией сильно меня завлекла. Я сам от себя не ожидал, что способен на такие свершения. Мы с вами за какие-то два месяца уже перевернули весь лекарский мир. Вернее, начали его переворачивать… Простите мою многословность. Я лишь хотел сказать, что приехал сюда, потому что восхищался вами.

До чего же иронично вышло… А ведь я сам восхищался Сеченовым как исторической фигурой. И поэтому я подсознательно верил, что он не станет вставлять мне палки в колёса. Может, он и не является точной копией великого врача из моего мира, но всё же честь ему не чужда.

— Что ж, Иван, — произнёс я. — Не станете возражать, если мы перейдём на «ты», раз уж у нас завязался столько откровенный разговор?

— Не против, Алексей, — помотал головой он. — Так будет удобнее.

— Полагаю, раз уж все карты раскрыты, не имеет смысла скрывать друг от друга и самую главную тайну? — произнёс я.

— Это ты о чём? — не понял Сеченов. Или притворился, что не понял.

— Я знаю, что ты тоже дал клятву лекаря. И я знаю, кто из троицы богов тебя избрал, — прямо сказал я. — Подалирий. Я ведь прав?

Сеченов побледнел.

— Откуда… Как ты узнал? И что значит — «тоже» дал клятву лекаря? У тебя имеется трактат Асклепия? Такой же, как у меня? — принялся тараторить Сеченов.

Та-а-ак. А он, оказывается, обо мне ничего не знал. Ну да ладно, если я хочу осуществить созревший в моей голове план, мне в любом случае придётся признаться ему. Так что я всё сделал правильно.

Интересно только, почему ему ничего обо мне не известно? Неужто Подалирий ему ничего не рассказал? Мне-то Гигея всё про всех растрепала!

— Что ж, очевидно, я тебе сейчас раскрыл глаза, — усмехнулся я. — Так, значит, Подалирий тебе вообще ничего не сообщал?

— Да он общается со мной не языком, а… Какими-то видениями! — воскликнул Сеченов. — Я и думать не мог, что где-то рядом со мной есть ещё один такой же лекарь!

Либо Подалирий ленится, либо Гигея слишком часто лезет в мои дела. Одно из двух.

— До чего же ты удивишься, если я скажу, что этот Павлов — такой же, как и мы, — сказал я. — Его покровителем является Махаон — последний из троицы богов.

Сеченов шумно выдохнул, откинулся на спинку кресла и задрал голову назад. Видимо, хотел, чтобы туда прилило побольше крови.

— Погоди-ка… — нахмурился он, чуть не уронив свои очки. — А почему ты всё время называешь их троицей? Их ведь гораздо больше.

— Я понимаю, что богов много, но речь сейчас идёт именно о лекарских владыках, — уточнил я.

— Ну? — кивнул Сеченов. — Я о том и говорю. Их ведь семеро. Семь детей Асклепия.

Приехали… А вот об этом Гигея умолчала. Хотя, возможно, это я её неправильно понял. Она говорила, что лекарские боги избрали трёх человек. Возможно, остальные четверо просто не смогли пока найти достойных. Или достойные пока что не решились дать клятву.

— Ладно, о богах побеседуем в другой раз, — перевёл тему я. — Раз уж судьба свела нас здесь, в Хопёрске, предлагаю не заканчивать на этом совместную работу. Мы столько сил вложили в создание этого антидепрессанта, а Владимир Харитонович Павлов помножил все наши труды на ноль. Надо бы дать ему достойный ответ!

Кстати… Если это тот Павлов, о котором я думаю, странно, что у него другие имя и отчество. Наш-то был Иван Петрович. Хотя… Чему я удивляюсь? Я ведь тоже не Илья Ильич Мечников. Видимо, фамилии те же, стремление к развитию медицины схоже, но отличия всё же имеются.

С другой стороны, чем тут удивляться? Мир-то другой. Тут магия половину истории перелопатила. И это я ещё даже не изучал местные книги, описывающие прошлое Российской Империи и мира в целом. Не удивлюсь, если выяснится, что Романовы отобрали престол у Рюриковичей в какой-нибудь магической войне.

— А какой ответ мы ему можем дать? Написать жалобу? — поинтересовался Сеченов. — Но всё ведь честно. Оспорить его изобретение мы не сможем. Он просто нас опередил.

— Я не о том. Ответ в виде новых изобретений. Объединимся и сможем сделать больше, — заключил я. — Что думаешь? Готов показать Павлову, на что мы на самом деле способны?

— Ну… А почему бы и нет? — пожал плечами Сеченов. — Заставим Махаона поднапрячься!

Кстати, верно он подметил. Боги почему-то ОЧЕНЬ беспокоятся, когда их избранников опережает другой конкурентный лекарь. Будто у них между собой тоже имеются какие-то разногласия. Или даже война. Надо бы поговорить с Гигеей по душам. Может, она прольёт свет на этот вопрос.

— Только предлагаю выждать неделю, — сказал Сеченов. — Давай закончим то, что уже начали в одиночку. А потом поговорим об общих проектах.

— Само собой, — кивнул я.

Ещё бы! У меня там за стеной два антибиотика ждут часа, чтобы заслужить свой патент. Конечно, мы закончим свои проекты. Заодно и покажу Сеченову, что в нашем союзе главный — я. Так будет проще. И я смогу подкидывать идеи из своей прошлой жизни. Он-то такого сделать не может.

На том мы наш разговор с Сеченовым и закончили. Признаться честно, я остался доволен тем, что мы наконец объединились. Вдвоём мы сможем сделать гораздо больше. Пока что у меня всего один союзник-лекарь. И это — Синицын. Он парень не глупый. Но всё же в финансах и законах почему-то разбирается куда больше, чем в лекарском деле.

Ещё не знаю, как Сеченов отреагирует на то, что я опережу его аж на два антибиотика… Но, думаю, его реакция точно будет забавной!

Сеченов покинул завод, а я вернулся в главный химический цех, откуда уже начали потихоньку уходить домой вымотанный рабочие. Синицын с важным видом сидел за столом и выдавал каждому из уходящих зарплату и премиальные, которые они несомненно заслужили, поработав в другом мире целых две недели.

— Ну что? Надеюсь, прогнал в шею этого наглеца? — спросил меня Синицын, внимательно отсчитывая деньги.

— Да как тебе сказать? — усмехнулся я. — Вообще-то, мы договорились объединиться.

— Что⁈ — хором воскликнули Щеблетов и Синицын. Последний аж деньги рассыпал. Но тут же бросился их собирать.

— Алексей, ты точно умом не тронулся? — послышалось ворчание Синицына из-под стола. — Он ведь наш враг. Конкурент.

— Да, — кивнул я. — И будет им ещё неделю. Как только запатентуем антибиотики, он примкнёт к нам.

— И зачем тебе это? Ты ведь и так неплохо справлялся, — сказал Синицын.

— Правда, Алексей Александрович, — вмешался Щеблетов. — Если вам хочется ещё сильнее поделить свой доход, так просто повысьте процент моей доли! В чём проблема?

— С Сеченовым мы сможем заработать гораздо больше денег. Он не сильно отстаёт от меня в вопросах создания новых изобретений и препаратов, — сказал я. — Это решение больше не обсуждается. Вам придётся с ним смириться.

— Ну, если Алексей упёрся, — сказал Синицын Щеблетову, — его уже никто не переубедит.

— И, справедливости ради, моё решение ещё никогда никому из нас не вредило, — напомнил я. — Но не будем об этом. Меня больше волнует другой вопрос. Как автоматизировать производство. Не можем же мы бесконечно эксплуатировать способности Игоря и Александра Анатольевича.

— Уж мои-то точно, — сказал Щеблетов. — Я в Хопёрске прописаться не могу.

— Уже есть идеи, как это можно сделать? — поинтересовался пришедший в себя Игорь. — Ты же знаешь, Алексей, на меня всегда можно рассчитывать. Но ты сам видел. Мои каналы дурно реагируют на такой поток магии.

— Очевидно, нам не маги нужны, а магические кристаллы. Стихийные. Ледяные и огненные, — сказал я. — В соотношение один к двум. Ледяные пойдут на кристаллизатор, а огненные — на химический реактор и центрифугу с выпаривателем.

— В таком случае нам понадобятся очень дорогие магические кристаллы, — подметил Щеблетов. — Стабильные, с регулировкой температуры. Таких очень мало. Их в основном только военные производят.

Щёлк! В голове будто зажглась лампочка.

Мне пришла гениальная идея. Сам не ожидал, что смогу за пару секунд найти такое решение.

— Ты чего так улыбаешься? — удивился Синицын, взглянув на меня.

— Пока не можем наладить массовое производство сульфаниламида, первую партию после регистрации патента отдадим военным. Бесплатно, — заявил я.

— Бесплатно⁈ — вновь возмутился Синицын. — Ты же знаешь, что у меня лихорадка начинается от слова «бесплатно!»

— Зачем? — спокойно спросил Щеблетов.

— Нужно договориться с кем-то из их представителей, — начал объяснять свой план я. — Поставим им пробную партию, а взамен получим от них стабильные кристаллы. Бартер. Деньги поначалу мелькать в этом деле не будут. Если они оценят его действие… А они оценят! На фронте антибиотики спасут тысячи раненых людей. Так вот, когда они его оценят, мы заключим более сложную сделку. Увеличим поставку антибиотиков, а с них затребуем кристаллы. За это время наше производство уже взлетит до небес.

— Это ты хорошо придумал, Алексей, — согласился Синицын. — Беру свои слова назад. Идея отличная.

— Да, только вы не учли кое-что ещё, Алексей Александрович, — подметил Щеблетов. — Если мы будем отдавать весь сульфаниламид бесплатно, то нам не на что будет закупать технический спирт, краситель и остальное сырьё. Производство, наоборот, встанет.

— Не встанет, — улыбнулся я. — Вы забыли про пенициллин. Если стрептоцид, он же сульфаниламид, пойдёт к военным за кристаллы, то пенициллин пойдёт в массы за деньги. Для пенициллина нам, кроме сахара и ещё нескольких химических веществ, больше ничего не нужно. Достаточно только расширять наши «плантации». Начнём производить его в промышленных масштабах.

— Всё, вопросы отпали, — поднял руки Щеблетов. — Сдаюсь. План действительно просто изумительный. Вот только в нём остаётся ещё один ма-а-аленький недочёт.

— Какой? — спросил я.

— Если вы рассчитываете, что с военными буду договариваться я — спешу вас разочаровать. У меня нет знакомых в военной системе. И знакомых, которые знают знакомых военных тоже нет. Понимаете? Тут — тупик.

Щеблетов прав. В этом кроется весомая загвоздка. Хотя… Двух военных я всё же знаю. Вот только один из них вряд ли имеет большой вес в своей стезе, а второй… А второй не захочет со мной сотрудничать, если не получит то, что хочет. То, что я ему не дам.

Речь об аэроманте Андрее Бахмутове и моём брате полевом лекаре Кирилле Мечникове. Бахмутов связей, скорее всего, не имеет.

Зато у Кирилла они есть — это стопроцентно. Но взамен ему потребуется обратный виток. Он ведь так и не успокоился после нашей с ним встречи.

— Есть у меня два человека, — сказал я соратникам. — Свяжусь с ними. Правда, велика вероятность, что оба сейчас на фронте. Так что ответ придёт нескоро.

— Господа, а вы про меня не забыли? — спросил Синицын.

— А что, у вас имеются связи с военной сферой? — с сомнением в голосе спросил Щеблетов.

— Имеются, — ответил он. — Я ведь уже говорил тебе, Алексей. Помнишь? Мой отец был боевым магом. Он — ветеран. Половина военных, которые сейчас занимают высокие посты в Саратовской губернии, когда-то были обычными рядовыми, которые многим ему обязаны.

— А вот это — уже очень интересная идея! Кстати… — глаза Щеблетова округлились. — Илья Андреевич! А ведь вы же Синицын, да?

— Ага, здравствуйте, рад знакомству, — накручивая ус на палец, съязвил он.

— Нет, поймите правильно, до меня только сейчас дошло. А вы случайно не родственник Андрея Константиновича Синицына?

— О нём и речь. Барон, которому земли Аткарска принадлежат, — кивнул Синицын.

— Так я тоже о нём наслышан! — воскликнул Щеблетов. — Он ведь — легенда! Если попросить о помощи его, то наши вопросы точно будут решены.

— Сможешь, Илья? — прямо спросил я.

Чувствовалась в нём какая-то неуверенность. И, кажется, я понимал, откуда она взялась.

— Могу, если переступлю через свою гордость, — вздохнул Илья. — Мы с ним немного не в ладах. Он хотел, чтобы я пошёл по его стопам и стал полевым медиком. Но я отказался и уехал самостоятельно добиваться своего счастья. Год в Саратове поработал, потом переехал в Хопёрск. А с отцом с того самого скандала так ни разу и не увиделся. Мы даже письма друг другу не шлём. Хотя живём в ста километрах друг от друга.

— Ну, может быть, он всё-таки уже простил вас, Илья Андреевич? — пожал плечами Щеблетов. — Мне кажется, что попробовать точно стоит.

— Стоит. Вот только взамен он потребует, чтобы я отправился на фронт. И вы лишитесь своего финансового советника, — хмыкнул Синицын.

— Вынужден сказать, что у меня тоже есть возможность связаться с военными, — встрял в наш разговор Игорь Лебедев. — Но… Об этом я могу поговорить только с Алексеем наедине.

Я понял, что имеет в виду Игорь. Он говорил, что услугами гильдии, в которой он состоял, часто пользовались даже военные. Но мы не для того инсценировали его смерть и меняли документы, чтобы Игорь вновь заявился к наёмным убийцам.

— Нет, Игорь, я понял, о чём ты говоришь, — сказал я. — Даже разговора об этом не будет. Мы найдём иной способ. Итак… — я решил подытожить. — Предлагаю следующий план. Я напишу своим знакомым. Попробую узнать, что они скажут на эту тему. А потом, Илья, мы скатаем с тобой в Аткарск. Вдвоём. Я попробую поговорить с твоим отцом. Возможно, он послушает другого лекаря.

— Сильно в этом сомневаюсь, — помотал головой Синицын.

— Но всё же мы попробуем, — настоял я. — А вы, Александр Анатольевич, на всякий случай поспрашивайте в Саратове. Может, через кого-нибудь всё же выйдете на военных.

На этом наше маленькое заседание подошло к концу. Остаток дня мы упаковывали пенициллин и сульфаниламид в ампулы. И лишь две из них отправили вместе с Щеблетовым в Саратов.

Оставалось только ждать весточки из ордена. Ведь для начала им нужно проверить действие этого препарата. Вот только я уверен, что они сделают это быстро, поскольку совсем недавно прошумела статья про микроскоп и мир бактерий, которую выпустили мы с Ярославом от лица Санкт-Петербургской лекарской академии.

Возможность убивать бактерий заставит Саратов как можно скорее проверить работоспособность антибиотика.

Я впервые вышел на работу после недолгого «отпуска», взятого для отъезда в Санкт-Петербург. В ожидании ответа от Саратовского ордена лекарей я и не заметил, как пролетела целая неделя. Писать Бахмутову и своему старшему брату пока не стал. Для начала должны подтвердить регистрацию патента, а уже после этого можно будет и решать вопрос со следующим этапом производства.

Кроме того, за эту неделю я обсудил вопрос с кузнецом на тему регистрации патента ещё и на его изобретения. Всё-таки химический реактор, кристаллизатор и остальные элементы системы пока что никто не создал. Как только появятся кристаллы, мы сразу же вызовем сюда членов бюро регистрации интеллектуальной собственности в области химии и производства. Они — более сговорчивые, чем те же лекари, поэтому готовы выезжать в отдалённые уголки губернии самостоятельно. А доход мы с Петровичем поделим пополам.

Всё-таки концепцию ему объяснил я, но всё остальное он делал и додумывал сам. Кузнец заслужил свои деньги.

За неделю до конца февраля нам пришла весточка из ордена. Препарат предварительно одобрили. Синицын сразу же поехал вместо меня представлять формулу и регистрировать патент, а я в этот день провёл собрание школы среднего лекарского персонала, а после отправился в госпиталь на ночное дежурство.

И тут началось…

— Господин лекарь, пожалуйста, помогите! У него же нога скоро отвалится! — молила крупная громоздкая женщина, которая буквально на своих плечах дотащила до госпиталя своего мужа.

А нога у того распухла так, что, казалось, может лопнуть в любой момент. Гноя внутри скопилось немало. Судя по всему, это — флегмона. Разлитое гнойное воспаление кожи и подкожной жировой клетчатки. Если этот процесс не остановить, гной может расплавить нижележащие ткани — мышцы и даже кости.

— Что случилось? — принялся опрашивать пациента я. — Поранился?

— Да порезался две недели назад, — простонал он. — О какую-то железку. Не думал, что так худо станет. Всё терпел, терпел…

И дотерпелся. Теперь это состояние получится вылечить только обратным витком. Мы затащили больного в главный зал госпиталя, уложили на кушетку. Я принялся обрабатывать рану своими антисептическими растворами. Антибиотиков с собой у меня не было. Да и пользоваться ими я пока что не рисковал. Пусть сначала орден подтвердит их работоспособность.

Поэтому пришлось вжарить по бактериям приличной дозой своей антилекарской магии. После этой процедуры я ещё раз прошёлся прямым витком по сосудам, нормализовал их тонус, стабилизировал кровообращение, а затем дал больному обезболивающее и ушёл в свой кабинет.

Это был уже четвёртый пациент за ночь, которому мне пришлось истреблять бактерии обратным витком. Это дежурство сильно меня вымотало. Поскорее бы уже начать использовать пенициллин или тот же стрептоцид.

На этом мои мысли прервались. Я споткнулся и чуть не ударился виском о свой письменный стол. Повезло, что вовремя успел схватиться рукой за ручку двери.

Сердце жгло. Жутко жгло! Пульс подскочил так, будто я выпил десять кружек кофе.

А это ещё что такое? С утра же всё было нормально. Неужто меня проклял кто-то?

Как только сердечный ритм принялся выдавать нестабильную пляску, я понял, в чём на самом деле проблема. Отец ведь меня предупреждал…

Похоже, я сегодня переборщил с обратным витком, и он нанёс ущерб своему же организму. Я принялся стабилизировать ритм лекарской магией, но сердце отказывалось слушаться. Будто вокруг него образовалась стена, которая не пускала другое колдовство. Вот это я попал…

Стиснув зубы, я потянулся к своей сумке с лекарственными препаратами. Там у меня было несколько веществ, которые могли привести моё здоровье в порядок.

И ведь сходу и не скажешь, что там у меня в груди творится? То ли экстрасистолия, то ли фибрилляция — чёрт его знает!

Я проглотил пульсурежающий раствор, и мне стало чуть лучше.

— Всё, Мечников, — сказал сам себе я. — Завтра же берёмся за создание электрокардиографа.

И стоило мне об этом подумать, как сердце вновь вышло из-под контроля и заколотилось с удвоенной силой.