Мечта для мага

1. Лиззи Ларчинская

Косой луч света, в котором медленно кружились пылинки, ложился на стол князя, как раз на большой  лист бумаги. Лист норовил свернуться в рулон, и князю приходилось придерживать его локтями. Он смотрел на чертеж и в отчаянии кусал губу. И точно так же крепко, как держал бумагу, его пальцы дёргали на голове седые волосы. Отчаяние оно такое, да...

   Гранд-мэтр Техномагических Мастерских, князь Делегардов поднял на нас глаза, покрасневшие, влажные. Хотел что-то сказать, приоткрыл рот — отпечаток крупных зубов остался на нижней губе - но промолчал. Моргнул. Бросил быстрый взгляд вниз, на рисунок, и снова тоскливо уставился на отца.

- Я. Не. Могу! - скривился.

Трудно поверить, но это, кажется, было... страдание? В немолодых усталых глазах блеснула слеза. Да не может быть! Показалось. Точно, показалось.

Князь снова опустил жадный взгляд в бумаги, наклонился над ними, навис, как злой колдун над сокровищами, и забормотал, нервно шевеля пальцами, позабытыми в седой шевелюре:

- Это гениально, господин Ларчинский. Знаменитый мост...  Разводной мост Ларчинского! Невероятно! Вот он - у меня в руках... Это… Это волшебно! - и снова поднял взгляд на отца, тоскливый, умоляющий взгляд больной собаки. И голос сорванный, хриплый, тоже больной: - Будь она мужчиной... парнем, господин Ларчинский... я бы забрал... Забрал её без разговоров! И даже... Даже сам оплачивал бы учёбу. У нас есть возможность...

Я слабо улыбнулась. Ну а как же? Приятно - меня называли гением. Видеть восхищение своей работой ещё приятнее. А знать, что твой гений признаёт другой гений... Это не просто приятно, это даже приятнее, чем бесплатная учёба!

 И я бы улыбнулась. Прямо широко-широко. Радостно. Улыбнулась бы от души замечательному человеку, грандиозному учёному и не менее грандиозному техномагу, князю Делегардову, гранд-мэтру Техномагических Мастерских. Обязательно улыбнулась бы!

Если бы не одно но. Если бы не эти его слова: «Будь она парнем»…

Кулаки сжались, а крылья носа дрогнули и раздулись. Если бы я была парнем. Парнем!

Мужчина, значит, человек, а девушка нет? Ну и страна! Ну и времена! Ну и жизнь! Женщина, девушка  —  не человек, и учиться техномагии права не имеет!

Когда горячий, удушающий водоворот гнева сжал горло, мешая дышать, только лёгкое прикосновение к  руке остановило катастрофу. С трудом подняла тяжёлые веки и скосила глаза - это отец держал меня за мизинец и улыбался.

Знакомое с детства доброе, родное лицо! Он всегда, когда смотрел на меня, улыбался. Сейчас на высоком круглом лбу, плавно переходящем в лысину, ещё и забавно двинулись брови: сначала правая, потом левая, и обе вверх. Я знала, что это значит. С самого детства знала. Такой взгляд, эти брови говорили: «Не расстраивайся, дочь, у нас всё получится!»

Папочка, родненький, как я тебя люблю!

И спазм отступил, красная пелена  с шумом отлила. Шум, конечно, и не шум волны был, это я выдохнула, отпустила гнев. Отпустила и порадовалась, что магии во мне нет ни капли. А то было бы тут гранд-мэтру, грандиозному учёному и техномагу, не менее грандиозное поле деятельности по восстановлению разрушенных Техномагических Мастерских.

Я запрокинула голову, глянула в высокое окно, словила пальцами тёплый солнечный луч, падающий на стол. В полосе света всё кружились и кружились пылинки. И я тоже хочу так же светиться в луче, беззаботно лететь и кружиться, быть спокойной, жизнерадостной, порхающей. Успокоиться... Надо успокоиться. Ну вот, уже лучше.

А ещё... Ещё мне снова захотелось признаться в любви. Не кому-нибудь, а своему папеньке, своему любимому пирожочку, своему лучшему в мире отцу! Какой же он у меня замечательный, и как же я его люблю!

Иногда я задумываюсь: смогла бы я любить маму так же, как и отца? Если бы она была жива, конечно, моя маменька. Но маменьки нет, и иногда, как сейчас, я думаю - хорошо, что я у папеньки одна. Это эгоистично, да, и я в свои восемнадцать это понимаю. Но всё равно я рада, что ни с кем не приходится его делить. Самым лучшим не хочется делиться, а он - самое лучшее в моей жизни!

 И хоть в папеньке, как и во мне, нет ни капли магии, он самый настоящий волшебник! Он всегда чувствует моё настроение, и поддержит, и утешит, и развеселит. Именно он помогает воплощать мои самые сумасшедшие идеи. Я бы без него... Не знаю, я бы не была собой без него! Именно  благодаря ему я ещё не возненавидела всех этих замшелых, отсталых патриахальных чудовищ - мужчин. Всех этих надменных, высокомерных снобов!

Я бросила на отца ещё один благодарный взгляд, а он улыбнулся немного виновато и прошептал беззвучно, одними губами:

- Мы что-нибудь придумаем.

И подмигнул мне ободряюще.
Я его обожаю именно за эту его веру. За веру в то, что всё преодолимо, за веру в меня, за веру в то, что невозможное возможно.

Я сделала над собой усилие и сдержала слёзы. Никакого отчаяния! Раз папенька говорит, что придумаем, значит, придумаем!

Гранд-мэтр ТехноМагических Мастерских, князь Делегардов, смотрел на нас с мукой во взгляде. И та же мука слышалась в его голосе:

- В уставе наших Мастерских прописано: только молодые мужчины!

Мне чуть не стало его жалко, до того тоскливое было у него выражение лица. Князь даже вздохнул, протяжно и грустно. Хоть обними и плачь, как говорила наша кухарка.

- И этот пункт выделен особо ещё моим дедом. Выделен как неизменный. Я здесь бессилен. Разве только что-то в этом мире перевернётся…

Князь развёл руками, будто показывая своё бессилие в вопросе переворачивания мира. От этого движения чертёж, почувствовав свободу, тут же свернулся в рулон. Но ладони старого мага ловко и благоговейно, как святыню, расправили бумагу Расправили, снова прижали локтями, а потом едва заметным движением пальцев... погладили. Любовно и ласково погладили мой технический рисунок. 

- Премного жаль, - проворчал папенька и решительно вытащил из-под локтей князя мои чертежи и расчёты. Он, видимо, тоже заметил этот жест нежности, столь нехарактерной для мужчины. Нежности по отношению к чертежам. Забавно...

2. Лиззи Ларчинская

Через день мы снова входили в кабинет князя Делегардова, гранд-мэтра Техномагических Мастерских. Снова луч солнца перерезал кабинет, пронзая его от окна до стола, словно тонкий светящийся стилет. Я старалась не выдать своего волнения, оправляла непривычную одежду, стараясь двигаться медленно и плавно, чтобы не издать лишнего звука. 

Князь переводил удивлённый взгляд с отца на меня и обратно. А папенька выпятил свой немалый животик, и важно проговорил:

- Здравствуйте, ваше сиятельство. Позвольте представить вам моего сына, Лизза Ларчи, он любит мастерить кое-что безо всякой магии. Для примера у нас с собой есть чертежи придуманного им разводного моста, - и батюшка развернул знакомый уже князю рулон технической бумаги.

Ещё каких-то пару мгновений князь переводил недоуменный взгляд с меня на папеньку, с папеньки - на рисунки, наконец понимание озарило его лицо. Князь вскочил и крепко приложил кулаком по столешнице, да так, что магические искры сыпанули фейерверком, грозя поджечь мои наработки, и радостно гаркнул:

- Ваш сын, господин Арчинский, принят на учёбу в ТехноМагические Мастерские! Обучение на моём личном финансировании! - и жадно потянул на себя бумагу, что привычно стала закручиваться в рулон. 

  ***

- Ну как тут наш Ларчи? - сияя предвкушающей улыбкой, спросил князь Делегардов.

Он зашёл в лабораторию как раз в тот момент, когда я с помощью Степана закручивала последнюю гайку на своей кривобокой конструкции. Все остальные, что собрали мои товарищи, были красивые, стройные. Некоторые даже изящные. Но только моя работала. Одна на всю лабораторию. А остальные, красивые и изящные, - нет.

Мне захотелось закрыть лицо руками. Нет, отвернуться. Нет! Мне хотелось спрятаться под верстак. Потому что два десятка глаз -  все товарищи по курсу - смотрели на меня с ненавистью.

Ещё бы! Мелкий выскочка, любимчик гранд-мэтра, зазнайка, который ни с кем не разговаривает, снова обогнал их на корпус. Или даже на два.

Не то, чтобы я не пыталась разговаривать с одногодками. Пыталась и заговорить, и подружиться. Но, видимо, неудачно. Всему есть причина.

И причина не столько в моей природной замкнутости. Скорее в отсутствии нужных знаний или может опыта обещния. Нет, папенька не держал меня взаперти, в доме. Более того, когда я повзрослела, выписал мне учителя из столицы.

Это оказалась дама преклонных лет, которая с осени до лета прожила в нашем доме, и преодолела таки моё нежелание учить ненужный, на мой взгляд, этикет. Поэтому, когда папенька стал вывозить меня в гости, «к людям», как он говорил, я вполне сносно вела себя, и по мнению нашего круга, была даже воспитана аристократически .

Вот только сам круг был неширок да и не очень благороден: соседские купеческие семьи, а их немного было в округе, обедневшее дворянство, тоже немногочисленное и не самое аристократическое, разночинцы, мещане. А другое общество, сами понимаете, в нашей провинции, кроме как проездом, не бывало. Да, провинция... Что там может быть изысканного и аристократичного?

Разве что соседи, господа Героны, которые приезжали на лето в своё имение. Да и то, наносили мы визиты к ним скорее из вежливости, выражали почтение и соседское дружелюбие. И с кем из их семьи я подружилась, так это с Ираклом, и то, скорее случайно увлекла его своими проделками.

Однако игры двух сорванцов, хоть и прекрасны сами по себе, но не смогли дать мне опыта общения в кругу равных, в кругу мужчин-аристократов.     

Старые девы, отставные офицеры из бедных родов, мамаши-клуши в кружевных чепцах. У меня даже подруг не было: все девицы, близкие по возрасту, были сушёными рыбинами если не внешне, то уж в своих интересах -  кружева, вышивка, драгоценности, платья и в самом лучшем случае - умные рассуждения о рациональном ведении домашнего хозяйства.

Настоящая радость общения была с папенькой, со Степаном, ну и с чертежами и инструментами. Не знаю, можно ли к этому кругу отнести ещё и горничную, с которой я всё время спорила о том, что мне одевать и как заплетать волосы?

Как ведут себя друг с другом молодые аристократы, о чём толкуют, я вовсе никогда не видела и не знала. А в ТехноМагических мастерских учились большей частью именно аристократы. Были, конечно, и парни из других сословий, но они всегда держались особняком, вели себя тихо и были почти незаметны.  

Я попробовала как-то в общежитии, а потом на занятиях, задать пару вопросов свои однокурсникам, и поняла, что лучше молчать: лица несостоявшихся собеседников стали очень красноречивы - я явно делала что-то не так.

На выручку ко мне никто не поспешил, и я больше не пыталась строить приятельских отношений. Да и самой мне неинтересно было разгадывать сложные загадки поведения ровесников, не говоря уж о том, что меньше болтовни - меньше шанса, что обнаружат мой обман. И я успокоилась, отгородилась ото всех стеной молчания и прекрасно жила в своём мире, наполненном счастливым процессом познания, радости творчества, новых открытий. И лишь изредка пересекалась с окружающими.

Иногда я испытывала то же самое чувство по отношению к гранд-мэтру, что и мои однокурсники ко мне - в глазах загорался злобный огонёк, а руки скручивало желание ухватить кое-кого за морщинистую старческую шейку.

Эти нехорошие чувства всегда рождались именно вот в такие моменты, когда я слышала «Ну как тут наш Ларчи?», где перед «Ларчи» хоть и было слово «наш», но  совершенно отчётливо звучало «мой». Из той же серии были другие фразы князя. Например, «Что у нас новенького?» и «Какие у нас сегодня новиночки?»

Хотелось сказать, что новиночкой у нас скоро будет растерзаный Ларчи, которого просто сгрызут однокурсники, разорвав сначала на кусочки, а из новенького - размеры зависти и ненависти тех же самых однокурсников. В том смысле, что зависть и ненависть постоянно росли и увеличивались. Всех бесили эти визиты и эти вопросы его сиятельства, и только сам князь не замечал, что выделяя меня, он углубляет ту пропасть, что уже давно пролегла между мной и парнями, моими ровесниками.

3. Лиззи Ларчинская

Но на лекциях, где нам объясняли механику, конструкционные материалы, химию или магию технических процессов, я сидела одна. Чтобы не видеть недружелюбных лиц, я садилась за первую парту, а парни всегда размещались так, чтобы меня от них отделяло свободное пространство - и сзади, и с боков. И я делала вид, что не замечаю своего одиночества.

В лаборатории, если работа была для двоих, я опять же оставалась одна. Я снова делала вид, что ничего не замечаю. Это было легко, ведь у меня был Степан. И личным разрешением гранд-мэтра я имела право звать его на помощь. И пользовалась этим правом беззастенчиво. Это бросало ещё одну гирьку на ту чашу весов, на которой копилось  недовольство мною.

В столовой я тоже ела одна. Степану сюда хода не было. Он либо стряпал себе сам, либо получал питание на кухне, где и все наёмные работники мастерских и слуги. Но и в столовой легко было сделать вид, что я ничего не замечаю. Большим подспорьем в этом становилась интересная книга или учебник: кладёшь перед собой, читаешь и работаешь ложкой.

На полигонах, где мужская часть студентов тренировала свои физические кондиции, я тоже была на особом положении. «Ларчи слаб здоровьем, у него предписание от лекарей - заниматься без существенных нагрузок», - во всеуслышание заявил гранд-мэтр, лично явившись на первое же занятие по физической подготовке.

У меня пылали уши и лицо от стыда. А ещё - от взглядов, которыми меня жалили одногодки. Но я молчала и делала вид, что всё нормально, что так и надо. Да, Ларчи слаб здоровьем, ой, как слаб! 
И поэтому отдельно ото всех занималась бегом по кругу, прыжками через верёвочку и лазаньем по лесенкам, таким невысоким, больше подходящим для детей.  

Даже в общежитии я выделялась: у меня была комната с ванной и передней - небольшим отгороженным помещением, где жил Степан. Таких особых комнат было немного, и занимали их студенты из самых богатых семейств. А тут я - выскочка, из купеческого рода, да ещё и на казённый счёт учусь. Где это видано, чтобы такие, как я, занимали особые покои?  

Рано или поздно всё наладилось. По крайней мере, я так думаю. И парни смирились бы со мной, моей неуклюжей фигурой и постоянными успехами в учёбе,  с вниманием ко мне гранд-мэтра и немного особым положением.

В Мастерских витал дух восхищения техническим гением, высоко ценились умение находить решения сложных задач, изобретательность и смелость мышления. И бывало, в глазах парней, что рассматривали мои конструкции или чертежи, мелькало уважение. Пусть недолго, какое-нибудь мгновенье, пусть оно быстро сменялось привычной ненавистью, но надежда на добрососедские отношения была. И был шанс, что мне простят все мои сложности и особенности.

Вернее, шанс этот был бы, если бы не... Если бы не один из учеников.

Он почему-то невзлюбил меня, то есть беднягу Ларчи, с первого взгляда. Ещё тогда, когда в столовой, в один из первых обедов гранд-мэтр, его сиятельство князь Делегардов, поднял меня с лавки и за плечи повернул вправо и влево, словно куклу. Чтобы все меня увидели, значит.

- Друзья мои! - торжественно, радостно, сверкая улыбкой победителя, отхватившего на охоте самый лучший трофей, провозгласил князь. И сам повернулся вправо-влево, чтобы убедиться, что все его воспитанники внимают: - Позвольте представить вам этого замечательного... юношу! Лизз Ларчи! Это талантливейший изобретатель и механик! Равняйтесь на него, берите пример и учитесь у него. Это большой талант! Вы ещё будете гордиться тем, что учились с ним на одном курсе или даже в одном учебном заведении!

Я подняла взгляд на князя, едва сдерживаясь, чтобы не прикусить досадливо губу - разве так можно? Разве он не понимает, что такими «рекомендациями» просто топит меня на веки вечные в глазах этих мальчишек?  

Будь я на их месте, невзлюбила бы такого однокурсника, которого гранд-мэтр расхваливает на все лады.

Я глянула в сторону учеников: угадала или нет? И тут же наткнулась на угрожающий взгляд чёрных глаз. Огромный парень за одним из центральных столов сидел набычась, смотрел хмуро, исподлобья. И встретив мой взгляд, приподнял бровь и искривил губы. Чуть-чуть, едва заметно. Но так надменно и вызывающе, что я поняла - жизни мне здесь не будет. Этот взгляд, это выражение лица - всё это было едва прикрытой, тихой, но несомненно угрозой, обещанием войны, вызовом.

«Ржавую канистру тебе в печёнку!» - пожелала я гранд-мэтру в сердцах, чувствуя, как ледяной крошкой нехорошее предчувствие ссыпается по спине вниз. И опустила глаза в тарелку, где остывал и так не самый горячий и не самый вкусный овощной суп-пюре. Рассматривая густую массу в редкими оранжевыми вкраплениями моркови, порадовалась, что магии у меня нет - было бы неприятно, если печени пожилого мага всё же досталось от меня.
Но раз меня при всех представили, кивнула. По сторонам глядеть не стала, мол,  да, это я тот гений, о котором вещает ваш наставник, привет, давно не виделись.

Князь ласково улыбаясь, одобрительно, но осторожно похлопал меня по плечу, и разрешил садиться.

Вот с тех пор студент Зуртамский, а это был он - тот чёрный верзила - и невзлюбил меня. Подозреваю, что моё происхождение было тому виной. Я значилась сыном купца. Этот пункт моей биографии мы с папенькой решили не менять: чем меньше лжи, тем правдоподобнее выглядит история Ларчи. А этот чернявый парень  очень родовит, по слухам - даже в дальнем родстве с самим императором. Конечно, какие уж тут любезности со мной, безродным выскочкой?

А у Зуртамского даже внешность была опасной. Когда он, такой высоченный и широкоплечий, заходил в просторную столовую, то сразу света в помещение становилось меньше. Как и места. И воздуха.

Двигался он плавно и тихо, будто зверь на охоте. Мог подойти абсолютно неслышно, стать за спиной и только по шипящему: «И как тебя сюда занесло, щенок?» я узнавала, что сзади, совсем близко от меня, кто-то стоит.

В такие моменты сердце от неожиданности и ужаса падало к коленям, потом взлетало к голове и бешено пульсировало где-то между ушей, сбивая дыхание и отрубая способность говорить. А когда я, преодолев панический ступор, поворачивала голову к говорившему, каждый раз видела неизменно презрительную ухмылку: чуть искривлённые, крупные, чётко очерченные губы, смуглое лицо и холодную брезгливость в карих глазах. Зуртамский, едва завидев моё лицо, разворачивался и уходил, а я глядела в удаляющуюся спину, борясь с дрожью в руках и преодолевая немоту. 

 

4. Лиззи Ларчинская

Такие «милые» беседы бывали нечасто. И каждый раз я долго приходила в себя. Мысленно кляла этого дуболома, желая ему всяких гадостей и ржавчину в самые труднодоступные места. Но молчала.

 Я очень, очень-очень надеялась, что этого здоровенного парня, затесавшегося в наши ряды, скорее всего, по ошибке, вскоре переведут в другое, более подобающее место. Более подобающее его магии и происхождению учебное заведение.

 Например, в Военную Академию.

Думаю, там, на факультете боевиков, он бы отлично смотрелся. Что он делает здесь, где магия вовсе не нужна, я не понимала. И ничем, кроме как ошибкой, объяснить не могла. А значит, он тут не задержится. Хотя... Доучился же он как-то до третьего года?

И ладно бы только эти сбивающие с толку выходки. Не так уж часто они бывали, можно и потерпеть. Можно даже перетерпеть его мерзкое отношение - переживу как-нибудь.  

Но Зуртамский имел огромное влияние на студентов, какое-то нереальное, просто таки магнетическое. Его любили ровесники, он был среди них заводилой. И не только среди ровесников, но и вообще был кумиром всех,  абсолютно всех учеников!

 Практически любой заворожённо смотрел ему в рот, впитывал каждое его слово будто откровения святого, а потом благоговейно передавал другим. Я то и дело слышала в аудиториях или столовой: «Слышали, что Зуртамский вчера сказал?..», «Знаете, что Зуртамский ответил мэтру?..», «Ты бы у Зуртамского спросил сначала...».

 Парни даже жесты его копировали.

 Я не однажды видела в коридорах Мастерских учеников, что стояли, абсолютно одинаково сложив на груди руки, расставив ноги и расправив плечи, и о чём-то разговаривали с  выражениями лиц, очень похожими на кое-кого. Не знаю, понимали они или нет, но их позы и движения полностью копировали моего недруга.

И конечно, то нетерпимое, презрительное отношение, какое показывал ко мне он, демонстрировали и все остальные. Ну или почти все. Те, кто не копировал, всё равно не общались со мной.

Я уговаривала себя, постоянно объясняя, что студенческая дружба - это чепуха, без которой легко можно прожить, что я приехала сюда впитывать новое, а не заводить себе друзей и приятелей. Да и что это за дружба?

 Но в душе всё равно возилась кошка с острыми когтями и время от времени царапалась. И царапалась больно - я не привыкла, когда ко мне проявляли такую нелюбовь, когда показывали так явно, что я нежелательная персона.   

 Утешение находилось в одном - в учёбе. Здесь, в Мастерских, было интересно учиться: я слушала мэтров, постоянно открывала новое, много думала и много делала руками. А ещё было познавательно, увлекательно, захватывающе! 

Да и случайно получилось поладить почти со всеми преподавателями. Оказалось, что, оставаясь после лекции, задавая вопросы мэтрам, стараясь понять непонятное или узнать что-то, о чём на лекции не говорилось, я сильно льщу самолюбию преподавателей.

 Может, я и ошибалась.

Да только после моих вопросов многие приосанивались и улыбались, многие   выделяли: лично мне объясняли что-то прямо на лекции, были более благосклонны при оценивании знаний, а то и просто закрывали глаза на мои странности.

И наконец, я много читала. В ТехноМагических Мастерских была прекрасная библиотека. И тут было что почитать! Не только редкие учебники, но и научные труды. Удержаться было сложно, и я читала везде, где только могла - и в самой библиотеке, и в аудитории, и в своей комнате общежития, и да, про столовую я уже говорила.  

Кузнец Степан, мой нянька, мой первый учитель и верный помощник, служил при мне денщиком, а заодно и хранителем моей тайны. Хотя чаще, конечно, нянькой: не однажды силой выталкивал меня из-за стола, отрывая от учебников и свитков, загоняя в кровать или за обед. Иногда за руку, а бывало и за шкирку, тащил из мастерских или лабораторий. И всякий раз при этом грозился отписать батюшке, что я не берегу себя, мало сплю и порчу зрение чтением в темноте.

Грозился, но не писал. Он, вообще-то, не умел писать.

Но молчал Степан не поэтому . Просто он видел, как мне интересно, да и сам с интересом участвовал в моих работах и увлекался не меньше меня. Именно Степан высказал мнение, что нужно доработать ту махину, что я носила на плечах и делала меня похожей на парня. Тогда, после первого визита в Техномагические мастерские и отказа гранд-мэтра, мы склепали её за несколько часов, на скорую руку и многого не учли.

В тот день, когда мне пришла идея о переодевании в парня, отец договорился арендовать кузню при постоялом дворе, где мы остановились.

Любой знает, что хозяйки ревниво относятся к своим чугунам и сковородкам, так и кузнецы - к своим инструментам, горну и наковальне. И пустить в своё царство огня и металла чужого у них считается если не святотатством, то крамолой - точно!

Но отцу удалось невозможное - он договорился.

 И вечером нас со Степаном пустили к горну и наковальне. Пустили за немалые, надо сказать, деньги. Мы до глубокой ночи возились с нашей новой конструкцией, собирая её едва ли не из вилок, купленных у того же владельца постоялого двора, да из обрезков металла. Их за отдельную плату нам предложил кузнец.

Он, кстати, не ушёл из своих владений, и во все глаза смотрел на меня, подвязанную кожаным фартуком, в огромных рукавицах, орудующую молотком у наковальни.

5. Лиззи Ларчинская

 Для первого случая - похода к гранд-мэтру - пользы в этом несуразном металлическом нагромождении было много. Оно превратило меня из юной тоненькой девушки в низкорослого плечистого парня. Это потом уже оказалось, что оно плохо непродумано.

Во-первых, парень из меня получался неуклюжий: слишком крупная грудная клетка, ноги - тонкие и короткие. Гном не гном, но персонаж однозначно комический. А это тоже не добавляло мне симпатии однокурсников.

Во-вторых, мы со Степаном в спешке ошиблись не только с пропорциями. Мы не учли веса моего громоздкого спасения. А весило оно изрядно...

Вечерами, когда Степан закрывал на ночь  дверь, подпирал своей лавкой (на всякий случай), я могла снять с себя мужскую одежду и «плечи». И вот тогда сил удержаться от мучительного стона, разминая мышцы и крутя головой, не было.

Как же я уставала! Как же была натёрта кожа!

В какой-то момент, когда мои знания в алхимии оказались достаточными, а стенания сердобольного Степана о тяжкой доле переодетых девчонок надоели, я поразмыслила, похимичила и конструкцию доработала.

Первой мыслью было магией уменьшить вес. Но во-первых, магии у меня не было, а тратить накопители было жалко, а во-вторых, мало ли у кого и какие могут возникнуть вопросы, если от меня будет постоянно фонить?

Пришлось попотеть над котелком и горелкой. Но результат оправдал мои ожидания - пенный упругий материал смягчил части, раньше впивавшиеся в тело и немилосердно натиравшие. Заодно все сочленения, которые могли звякнуть, теперь тоже были залиты пеной и не требовали маскировки.

Да, было неудобно маскировать тихое позвякивание. Из-за этого приходилось всё время носить гайки в карманах. Иногда я вынимала их, высыпала на стол и с задумчивым видом перебирала. Выглядело это, вероятно, странно. Но все прочие мои странности с лихвой перекрывали эти гайки и тихий звон, который я издавала, и на это никто уже не обращал внимания.

И всё это было преодолимо: неприязнь одногодок можно пережить, конструкцию на плечах  - улучшить, звяканье - замаскировать. Труднее было с привычками Степана. Они легко могли выдать меня с головой.

Он, сколько я себя помню, называл меня «хозяйка». И я к этому привыкла, и он сам. И это казалось обычным и нормальным. Там, дома, где я была барышней, девицей и в самом деле хозяйкой.

В первый же день нашего со Степаном пребывания в Мастерских, когда мы как раз заселялись в общежитие и разбирали вещи, это его «хозяйка», брошенное между делом, как обычно, резануло слух. Я похолодела и резко обернулась. Посреди комнаты стояли короба, сундуки и чемоданы, и обе двери - в переднюю и саму комнату - были распахнуты настежь.  

Степан ничего не понял. А я прокралась к выходу. Сердце колотилось, ладони вспотели. Нет ли кого поблизости, не услышал ли кто, не раскрыл ли мою тайну?

Выглянула. Коридор был пуст и тих, затаившихся злопыхателей не наблюдалось. От сердца отлегло.

 - Степан, ты понимаешь, так нельзя, - проникновенно проговорила я, прикрывая дверь и поворачиваясь к нему. - Посмотри на меня. Я же не барышня нынче, я мужчина. Называй ну хоть хозяин, хоть господин. Да как угодно! Главное, чтобы было непонятно, что я девица!

Степан кивнул, мол, понял, согласен, будет сделано. Но ровно на второй минуте выдал своё «хозяйка»: куда поставить это, хозяйка? куда положить то, хозяйка? А я раз за разом замирала, холодела и оборачивалась, хоть дверь уже и была закрыта.

- Степан! Последний раз тебя прошу! - со слезами в голосе взмолилась я. - Не называй ты меня так!

Он посмотрел растерянно и жалобно, что я поняла - не сможет. Слишком уж привык, слишком въелось в него это слово. И хоть проси, хоть умоляй, всё будет попусту.

6. Лиззи Ларчинская

 В тот день я до самого вечера запретила ему выходить из комнаты - вдруг где-то опять обронит «хозяйка»? А сама напряжённо размышляла над проблемой. Новое, непривычное место не то, чтобы тревожило... но к размышлениям не располагало.

Потом ещё полночи вертелась на непривычной узкой и жёсткой кровати, прислушиваясь к всхрапыванию Степана за тонкой стенкой, в передней. Решение было где-то недалеко, но, как всегда, ждало того мгновенья, когда сознание хоть слегка погрузится в сон.

Мне привиделся Степан, который открывал рот, чтобы сказать своё «хозяйка», к чему-то прислушивался и рот закрывал. Точно! Магический свисток! Я даже подпрыгнула на тощем тюфячке, вскочила и стала рыться в сундуке с учебными принадлежностями. Где там мой алхимический котелок?

Я сварила зелье памяти - оно  было простенькое, мало-мальски образованный человек мог такое сделать. Добавила заклинание свистка, настроив его на слово «хозяйка». Пришлось, правда, потратить один заряженный амулет, но это ничего, для пользы всё-таки.

Останется только утром напоить Степана, и дело готово.

Я улеглась, облегчённо вздохнула и наконец уснула: не всё так плохо, как казалось ещё пару часов назад. Моё новое изобретение должно было отучить моего денщика от ненужного слова. Принцип был прост: на первых звуках свисток издаст сигнал, слышимый только Степану, и тот просто не станет говорить.

Утром я протянуда ему склянку, и уговаривать кузнеца не пришлось, выпил, вытер губы рукавом и взялся за работу. Даже немного похолодела спина - до чего же он мне доверял! Ни единого вопроса не задал, не понюхал, не скривился. Выпил, и всё.

А едва мы вышли из комнаты, я благословила небеса за то, что вечером не могла уснуть. Степан в коридоре, полном студентов, спешивших кто умыться, кто воспользоваться общими удобствами, а кто и на занятия, брякнул своё привычное «Хозяйка!».

И свисток, видимо, сработал.

Потому что мой нянька выговорил только «хозяй», удивлённо округлил глаза и замолк. Обернулся и глянул на меня. Я удивилась не меньше - какое «хозяй»? Откуда? Не так всё должно было быть!

Задумчиво глядя на Степана, я быстро перебрала в голове состав зелья, заклинание и магическую составляющую. С сожалением вздохнула - изменить ничего нельзя. Значит, будет так как есть. Увы.

Степан попробовал ещё раз:

- Хозяй!..

- Степан, это то зелье, что я дала тебе утром, - прошептала, кладя руку ему на плечо и увлекая на лестницу. - Ты помнишь про слово, что ну... не надо говорить? - и я выразительно округлила глаза.

Кузнец улыбнулся и сокрушённо покачал головой. Он всегда так делал, когда я что-нибудь ломала. И я виновато вздохнула, приподняла брови домиком, прости, мол, меня, Степан!

Он только махнул рукой - чепуха. Это да, действительно, мелочь - всего-то одно слово не говрит. Я ведь и не такое отчебучивала. 

Как-то люстру уронила. На двадцать восемь свечей, между прочим. Кованную. Из-под потолка. А потолок у нас в приёмной зале был высотой этажа в два . Да... Паркет пришлось менять полностью. Папенька прятался тогда от меня целую неделю - боялся не сдержаться и отругать.

А Степан ничего, только махнул вот так же рукой и принялся за починку.

Ещё был взрыв в кузнице. Это я испытывала новый взрывчатый состав. И если вот по-крупному, в целом, то и состав, и испытания - всё прошло удачно.

Только кузница пострадала... Сильно. Совсем сильно.

Папенька, конечно, отстроил новую. И даже лучше прежней - мы там вытяжку получше сложили и горн поудобнее. Да и инструменты все купили новые, не то, что раньше были. Но это потом было.

А сначала... Сначала Степан рассердился. Раскричался даже, бросился искать виновницу, чтобы «выпороть! выпороть негодницу, чтобы знала, с чем играть нельзя! не девчонка растёт, а погибель!». А когда нашёл на сеннике зарёванную, закопчённую, с обгоревшими бровями и ресницами меня, замолчал, сморщился весь, будто это ему больно, не мне, взял на руки и понёс умываться.

Так что сейчас урон был мал, а я выглядела достаточно расстроенной.

Мы оба - и он, и я - приняли случившееся. И даже перестали бы обращать внимание, забыли. Да только студенты забыть не дали. Услышав это "Хозяй!", они долго смеялись, подковыривали и дразнили Степана. Чувствовали его  бесправие и пользовались этим, идёвками доставая моего слугу.

Может, кто-то и хотел поиздеваться, называя его этой кличкой, словно собаку. Да только моему няньке все эти насмешки были без разницы. Главное, чтобы не мешали его маленькой хозяйке, а ему не мешали поддерживать меня.

Степан! Ты как мой папенька!

И конечно это Хозяй закрепилось за моим денщиком намертво.

Первое время я замирала, услышав его. Не насмешка меня тревожила, не явная издёвка, нет. Я постоянно ждала, что кто-то догадается что именно  означает это слово. Ведь здесь неглупые, очень неглупые молодые люди учатся, и сложить два плюс два им ума хватит. Должно хватить.

Но не хватило.

И чем больше проходило времени, тем спокойней становилось. Я хорошо знала, что привычное редко анализируют. И всё больше уверялась в том, что никому в голову не придёт разгадывать, от какого слова слуга отломил кусок, превратив в странное "хозяй".

7. Лиззи Ларчинская

Степан... Не знаю, как это объяснить. Это трудно... Он стал мне вторым отцом. Нет, скорее заменил мать. Я никогда и ни с кем это не обсуждала, да и не буду обсуждать, но думала над этим часто.

Наверное, не имея матери, я невольно тянулась к людям, искала любви. И не потому, что мне её не хватало, нет. Господин Ларчинский - образец отцовской заботы и любви, и я не хотела бы себе другого родителя.   

Но каждой девочке нужна мама, которая бы её нянчила, восхищалась, рассказывала на ночь сказки, выбирала и заказывала у мастера кукол с льняными локонами и небесно-голубыми глазами.

 К которой ребёнок бежит, разбив коленку или... сердце. Которая с ласковой и доброй улыбкой расскажет, какой длины должно быть платье, когда девочке десять лет, а какой - когда уже шестнадцать. Тот человек, кто научить правильно выбирать украшения к наряду, правильно разговаривать с кавалером и вежливо говорить жёсткое «нет». В общем, мама — тот взрослый человек, кто может дать девочке то, что не сможет дать папа.

Всё это - сказки на ночь, игрушки, разбитые коленки, украшения и умение говорить жёстко - я брала у Степана. Всё это, понятное дело, носило странные оттенки. Особенно, с точки зрения общества.

Например, сказки были совсем простые, те, что когда-то самому Степану рассказывала его мать-крестьянка или позже жена - его детям. Игрушки предложить мне Степан мог тоже необычные - проволока, глина, песок, а ещё клещи, гайки, поковки... Самыми красивыми украшениями мне казались капли застывшего олова, но папенька всегда в этом вопросе умело формировал мои вкусы в сторону драгоценных металлов и камней. А с нарядами вопрос решали модистка и горничная.

Уже лет в десять я понимала если не разумом, то каким-то чутьём, что не стоит рассказывать посторонним людям о своих увлечениях кузней и механикой. Потому что чувствовала - расскажу и потеряю родного и близкого человека. И этот человек потеряет меня. Ведь я для Степана тоже стала родной и близкой. Единственной родной и близкой.

Я помню нашу первую встречу.

Я была совсем маленькой, лет пять или шесть, и привлечённая грохотом, каким-то отчаянным стуком в кузнице на заднем дворе нашего дома, возле самых конюшен, сделала шаг внутрь.

Там было темно, жарко, стоял незнакомый горелый запах, пылал ярко алым зев печи, а рядом с ней бил огромным молотом по красному пылающему куску мохнатый потный человек в чёрном фартуке. И столько боли было в его движениях, столько отчаяния в каждом ударе!..

Он бил так, будто хотел убить тот раскалённый кусок, что держал огромными щипцами. Когда он ударил в последний раз и безвольно опустил руку с молотком, я спросила:

- Тебе больно, да?

Лохматая голова медленно повернулась. Глаз на его лице было почти не видно в темени кузни, но пустоту и боль я бы почувствовала в них, будь они и вовсе закрыты.

- Что? – спросил он хрипло.

- Ты так бьёшь… Тебе больно, да?

Чёрная всклокоченная борода вдруг затряслась, сначала едва заметно, а потом всё сильнее.

А потом человек с грохотом отшвырнул инструменты, сел под стену прямо на землю и, закрыв лицо руками, затрясся. Затрясся и завыл. Я поняла, что ему очень больно, а ещё очень и очень плохо. Совсем плохо.

Стало так его жалко!..

8. Лиззи Ларчинская

Я подошла и стала гладить его по мокрым от пота, слипшимся волосам, по плечу, по руке:

- Ты хороший, хороший! Ты поплачь, когда больно всегда надо плакать, - я это знала точно, потому что только на той неделе свалилась с дерева, на котором хотела построить себе гнездо, и пребольно ушиблась. Никому не сказала, ведь няня ругалась бы, а папенька расстроился. И я спряталась, чтобы прореветься. А хорошенько проревевшись, почувствовала, что боль стихла.

 Память о неприятных минутах была свежа, поэтому и советовала сейчас со знанием дела. Потом вспомнила, как мне папенька всегда говорил, если я больно расшибала коленку или локоть: «Ну, ну, маленькая, ты не виновата! Ты ни в чём не виновата!» и стала приговаривать:

- Ну, ну, ты хороший человек, ты ни в чём не виноват, не виноват!

Это чёрный лохматый человек ещё долго плакал, так долго, что я даже устала его гладить. А когда наконец утих, я вытащила из ближайшей бочки с водой ковшик и подала ему:

- Умойся, попей.

 Он принял ковш, плеснул водой себе прямо в лицо, стёр капли чёрной, закопчённой рукой, оставляя грязный потёк на щеке.

- Нельзя это пить… - хрипло прокаркал.

- Почему? Заколдовано? – удивилась я.

Он качнул головой:

- Нет, это вода для закалки металла. Она… невкусная.

- Для закалки? Это как?

И человек, взяв в свои огромные жёсткие и чумазые руки мою маленькую и белу, начал рассказывать о том, как такие, как он, кузнецы куют горячее, раскалённое железо…

С того момента не было и дня, чтобы я не приходила в кузню посмотреть на его работу, послушать рассказы, принести кувшин холодной воды из родничка, что бил в лесу, недалеко от нашего поместья... 

Человека звали Степан, был он кузнецом и одиноким, убитым горем человеком.

Уже потом, много лет спустя, я узнала, что очень вовремя встретилась Степану.

Он сильно горевал, потеряв семью, хотел туда, к ним. Звал смерть, искал её и жить смысла не видел.

Он злился и ненавидел себя, чувствуя вину: не задержись он на ярмарке, его семья – жена и двое малых детей - не угорели бы в доме, а он не остался бы один на свете.

Но вот пришла в тёмную кузню маленькая девочка, такая же маленькая, как его дочь, и сказала «Твоей вины нет!». И сказала так, будто это его маленькая Маняшка сказала, и он поверил. Поверил и, надеюсь, простил себя. 

После этого я стала его хозяйкой. И думаю, что не той хозяйкой, как бывает зовут господ, а той, которой отдают душу. Вот только я никогда не относилась к кузнецу, как к слуге. Он всегда был мне как нянька. Как старший брат. Как приятель, который больше в жизни видел, больше умеет, но всегда с интересом слушает мои выдумки, многие шалости поддерживает, и с любопытством вместе со мной исследует мир.

А я была той ещё придумщицей в детстве. Наверное, именно благодаря папеньке и Степану, которые с вниманием относились к моим выдумкам, пресекая опасные и развивая полезные.   

Вот так и вышло, что я выросла между кабинетом и лавками отца, наковальней  Степана, выполнявшим любые мои капризы. Если мне хотелось сделать из железных образков человечка – вот, держи, маленькая хозяйка. Мне хотелось, чтобы жестяная лягушка прыгала – вот, играй, маленькая хозяйка. Мне хотелось вот такую шкатулочку с потайным замочком, чтобы не заметен был, - у папеньки возьмём деньги, купим подходящую шкатулочку, нещадно торгуясь, и сделаем вместе, маленькая хозяйка.

Конечно, я знала названия всех инструментов, для чего и как их используют, многими даже сама умела пользоваться. Но чаще мне давали поручения что-то придумать и нарисовать. И это было так же увлекательно, потому что я оказывалась более умной, чем такой большой и умный Степан, более сообразительной, чем такой хитрый и ловкий папенька!

И когда однажды папенька за обедом рассказал, что у него беда с речкой, по которой нужно возить грузы на лодках, и через неё же нужно проложить мост, который будет мешать судам, я кое-что придумала. Я сообразила сделать мост, какие бывают в замках, надо рвом, только из раскладным, из двух половинок.

- Нарисуй, молодая хозяйка, и сделаем, - выслушав моё предложение, сказал Степан.

- Ну-ка, ну-ка, - вытащил из моих рук рисунки отец, выслушав нашу со Степаном просьбу о покупке материалов.

И мы его сделали, этот мост. И отец увеличил доход не столько от сохраненного судоходства к нашим торговым лабазам, сколько от количества любопытных, всегда собиравшихся поглазеть на то, как разводится мост.


 

Увидевший это чудо безмагической техники какой-то заезжий столичный человек поинтересовался, кто автор и есть ли ещё какие интересные вещи вроде этого моста.

Отец показал выполненные Степаном, но мною придуманные замок, дверную защелку, ручную мельницу для кофе. Да только не признался, что придумала всё это девчонка, его дочь. А внимательно осмотревший чудные игрушки человек посоветовал папеньке запатентовать, пока никто не додумался до такого, а умельца отправить на учёбу в ТехноМагические Мастерские в Делегардово. Оказывается, в этом маленьком городочке под столицей, полно техников и магов, которые пытаются создавать интересные вещи без магии. Там очень ценят подобные штуки  и учат мастеровых для безмагических зон.

9. Эрих Зуртамский

Я стукнул кулаком по столу, чернильница подпрыгнула, и несколько маленьких клякс упало на листы с техническими рисунками.
- Ах, ты же щенок!.. Ах ты же… ларррчик со знаниями!
Злость переполняла меня просто выше ватерлинии. Мальчишка! Недоделок! Как у него всё это получается?!
Промокашкой постарался аккуратно собрать чернильные пятна и влил чуть-чуть магии, чтобы стереть следы разлившихся чернил.

 «Тренируйтесь работать без магии! Потом, в безмагических зонах, будет легче!» - твердили наставники. Всё верно, там будет легче, но сейчас я всё же магии не пожалею - нужно скрыть свидетельства своей несдержанности, и применить магию для этого совсем не стыдно. Стыдно будет, если кто-нибудь поймёт, почему на этих листах с подписью Л. Арчи разбрызганы чернила...

О моей нелюбви к малолетнему выскочке знали все. И что от одного его вида меня скручивало, тоже знали все. 

А сегодня все видели, как щенок передал мне этот свиток, и слышали, как сказал: «Я кое-что придумал, это к Императорскому балу». Впихнул в руки и быстренько свернул в сторону.

Там парней было человек двенадцать, и все из нашей команды. И все это слышали. Зная моё отношению к этому щенку, многие найдут возможность заглянуть в чертежи и полюбопытствовать. А если увидят следы моей несдержанности - кляксы, например - посудачат о моей выдержке и прочих достоинствах.  Хорошо, если не станут задавать вопросы с чего это я его не переношу. Сплетни среди мужчин ещё хуже, чем среди женщин.  И допустить этого я никак не могу. Поэтому чернила с листов долой! И магии не жалеть!

Этот маленький умник ловко уворачивался от моего внимания. Всегда находил возможность увильнуть от прямого контакта. Почему? Кто знает, его не поймёшь: всегда на лице одно выражение — надменность.

Как же меня это выводит из себя! Этот нос, вечно торчащий в потолок, этот взгляд сквозь тебя! Прямо руки чешутся парня проучить, показать как надо общаться со старостой.

Всякий раз, как на него смотрел, чувствовал себя, словно на охоте: сердце учащало бег, нос улавливал самые тонкие запахи, руки начинали мелко подрагивать,  готовые схватить - все признаки адреналиновой гонки.  

 Оно и понятно – я не скрывал своего отношения. А обращаться щенку приходилось. Я был старостой всего вновь созданного университета. Ко мне шли и с личными просьбами, и если нужно обратиться к мэтрам или гранд-мэтру, если были сложности в учёбе, проблемы общежития, ссоры. Да мало ли что ещё может беспокоить студентов?  Во всём, буквально во всём приходилось участвовать лично.  

 Но мальчишка избегал меня. Я мог по пальцам пересчитать разы, когда он сам подходил ко мне. Чаще либо своего слугу присылал, либо вот так, при большом количестве свидетелей, чтобы я не мог ни подкрасться, ни подойти.

А как тут не подкрасться, если во мне просыпается зверь, охотник? Он же всем своим свим видом, поведением, даже запахом провоцировал во мне охотника. Стоило мне его только увидеть, заслышать его шаги, как всё прямо вибрировало внутри и звало: «Подползи! Слови! Держи!»

Но мальчишка будто чувствовал, и всегда ловко уклонялся. Боялся? Скорее всего.

Может, и это было другое чувство, но я был бы рад, если бы он именно боялся. Это было бы правильно - жертва всегда должна бояться своего охотника.

Злорадная усмешка при этой мысли наползала на лицо. Ну хоть какая-то радость.

Я-то заметил его сразу, при первом же появлении в Академии, а тогда ещё в Мастерских. Ещё на пороге кабинета мэтра Делегардова. Мальчишка вышел первым, за ним - низкий толстяк. Оба выглядели радостными и счастливыми.

Я сидел в приёмной, и меня не заметили. А я заметил.  Всё заметил. И то, как папаша сжал руку мальчишке, и как тот сиял. И как отец проговорил, уже выходя в кабинет:

- Я же сказал, что ты будешь здесь учиться! Я знал! - и хлопнул сына по плечу.

 Тот раз был единственным, когда этот щенок улыбался. Я запомнил эту улыбку, у него ямочка была на правой щеке. Потом - ни разу, ни единого разу не видел улыбки. Щенок! Зазнайка, надменный зазнайка. С чего он решил, что самый умный?

А потом то представление гения в столовой. Да это же просто цирк! «Вы ещё гордиться будете, что учились с ним в одном учебном заведении!» Град-мэтр, конечно, бесконечно уважаем мною, великий  маг и самый сильный техник в империи, но вот такое сказать про мальчишку?..  Что я и буду гордиться местом, в котором учился какой-то щенок? Не наоборот? Да это насмешка, плевок в лицо всему моему роду и каждому его представителю!

А этот мальчишка глаза поднял и сразу на меня уставился, и так он посмотрел, таким взглядом меня окинул, будто я ему что-то должен, будто неприятно ему видеть меня. Щенок! И тут же прикрыл глаза, будто царская дочь на выданье - все перед ней склониться должны, все лбы расшибить. А мне его разорвать захотелось, вотсхватить, свалить и прижать, чтобы дрожала его спина от страха, и чтобы когтями в мягкую плоть. Рррр !

10. Эрих Зуртамский

Взгляд уперся в стол, на котором был развёрнут чертёж, и я разозлился ещё сильнее. Тонкие, чёткие линии, изящная композиция. Да как так можно вообще чертить? Я бы заподозрил применение магии, если бы сам, и не один раз, проверял его работы на предмет магического воздейсвтия.

Но там пустота. Те крохи, что теплятся в этом хилом создании, даже магией назвать сложно, а уж применить их, чтобы сотворить такое на бумаге... Нет, это дар другого толка.   

Недавно статус наших мастерских изменился. Мы теперь Академия ТехноМагии, а не Мастерские, но девиз остался прежним: «Техника без магии!»  Применение техники - пожалуйста! Но не магии. 

И хоть руки чешутся влить хоть немного магии в чертжные инструменты, но нельзя. И чертежи у меня получаются так себе, как ни старайся.

 А щенок чертит красиво. И с лёгкостью. И о применении магии даже не задумывается. И это если смотреть только на оформление. А сама конструкция?

Какая идея, какая замечательная идея! Хотел бы я знать, как можно было додуматься до такого. Как?!

Мы вместе с мэтрами разрабатывали эту конструкцию. Проведённые испытания опытного образца показали её несостоятельность, и наставники ставил вопрос: как сделать взрыв внутри оружейного ствола направленным? 

И как ни думали, как ни бились, никто, даже наставники, эту идею не увидели.

Хотя сейчас, когда я смотрю на чертёж, на эти линии, понимаю - решение лежало на поверхности! Оно было очевидным. Как можно было его не заметить?! 

Но тем не менее никто не заметил. Никто не увидел и не додумался. Никто не подал ни единой здравой идеи. Ни тогда, ни позже. А эта вот мелочь полупрозрачная додумалась. В одиночку. И главное, как же просто!

Почему я сам не смог до этого дойти, почему не увидел такого простого решения? Я, лучший студент?

От злости я опять стукнул кулаком по столу.Хотелось зарычать и  порвать что-нибудь. Или кого-нибудь.  Кого-то очень конкретного.

Мальчишка младенец против меня, и - смог. А ведь я лучший не только на своём третьем курсе. За последние пять лет я самый сильный студент Академии ТехноМагии, и этого мне не сказал, наверное, только сторож на воротах. А этот молокосос, первогодок, малолетка, выскочка подал такую идею!

 Ррррр! Как же мне хочется его придушить! Прямо до ломоты в пальцах, до сцепленных от напряжения зубов.

А ещё гранд-мэтр... Он будто ему подыгрывает. Носится с этим малолеткой, сморит ему в рот с восторгом ребёнка, которому пообещали фокус. Да он вообще  называет Ларчи гением прямо в глаза.

Это вообще невыносимо! Он бы ещё записывать за ним начал прямо на ходу. Какое-то ненормальное раболепие!

Князь... Он совершенно неподобающе ведёт себя, и явно предвзят. 

Чем ещё объяснить, что гранд-мэтр разрешил этому заморышу заниматься физической подготовкой вполсилы? А ведь это вопиющее нарушение устава нашей академии. В безмагических зонах вся надежда только на себя и на технику. Потому и «Техника без магии!», потому и тренируемся выбираться из любой сложности, не используя свой магический потенциал.

Там, в Зонах, ни один артефакт, ни одно заклинание не работает. Там просто нет магии, и мы, магически одарённые, чувствуем себя, как без рук. Поэтому хорошая физическая форма – наш ключ к выживанию, то, без чего нельзя.  

Но нет, Ларчи не занимается на полигоне долгим бегом и прыжками, не преодолевает полосу препятствий, не подтягивается на перекладине. Нет, он скачет через верёвочку. Оказаывается, у него слабое здоровье. Это же просто смешно!

Глядя на гранд-мэтра, каждый раз расплывающегося в глупой улыбке при виде Ларчи, у меня зрело желание серьёзно обсудить с отцом и дядей вопрос о том, не пора ли менять династию, развивающих техномагию в Делегардово.

Неприятный звук оторвал от размышлений - мои почерневшие и заострившиеся от трансформации ногти скребли по столешнице. Я выдохнул. Ну что меня вечно раздраконивает этот мальчишка?

Его даже рядом нет, а я уже в бешенстве. Надо успокоиться. Спокойствие – главное оружие мага. Короткое медитативное погружение в источник силы, несколько дыхательных упражнений, простой пас руками. Всё хорошо. Я спокоен. Можно возвращаться к чертежам.

«А рисует он всё же отлично», - снова отметил про себя, рассматривая чёткие линии. Для контроля всё же провёл рукой над бумагой. Нет, магии не было и следа. Как и всегда, впрочем.

 В изящных линиях, пока только на чертеже, передо мной лежало наше новое техническое чудо. Да, нам есть чем удивить его величество на Императорском балу. И не только его величество…    

11. Эрих Зуртамский

У нашего Императора серьёзные запросы к магам - он хочет и развивает страну в разных направлениях, и много сил и средств тратит на это.

Отец, и дядя, да и все в нашей семье поддерживают Императора. Таковы наши традиции. Да и просто здравый смысл - нас, наш род, это тоже развивает, а значит, делает сильнее, могущественнее. Даже если нам приходится идти на кое-какие жертвы.

Мне, например, пришлось отказаться от развития своего дара.

С самого раннего детства я работал над усилением мощи своей магии, усиливал боевые качества, осваивал все виды оружия, которые только можно было освоить. Ничего удивительного - наш род славится множеством сильнейших боевых магов, тактиков и стратегов. Можно сказать, что война - это наша стихия, она у нас в крови.

Но когда Его императорское величество провозгласил курс на освоение безмагических зон, на развитие техномагии, мой отец первым в Империи добавил в подготовку своего сына и наследника, то есть меня, освоение таких знаний, которые раньше было бы зазорно изучать.

Раньше. Но не теперь.

Владение арканом, как верёвочным, так и магическим, отошло на второй план. Как и силовые щиты, и магические удары, и командные боевые действия - штурм, контратака, защита и прочее. Теперь главным в моём домашнем обучении стали математика, механика и алхимия, черчение, логика и философия.

Физическая подготовка теперь в большей мере касалась выносливости и способности выживать, чем побеждать, и я даже порой скучал по тем дням, когда приходилось сражаться на мечах, отрабатывать магические удары, а после до тошноты плавать в грязной воде рва, что окружал родовой замок.

Конечно, после такой подготовки учиться в ТехноМагических Мастерских было не то что просто, но... не так сложно, как многим другим. 

А потом был исторический приказ Императора.

Нас всех, учащихся Мастерских, собрали и построили в центральном дворе, счастливый князь Делегардов, торжественно зачитал, что отныне мы становимся студентами Академии ТехноМагии. И  на наших глазах  старое название учебного заведения над центральными воротами торжественно изменилось на новое.

Уронив скупую слезу, гранд-мэтр сказал, что теперь в этих стенах не просто учат редких и отлично подготовленных специалистов, но и будут выдавать диплом, такой же как и в магических академиях. Парни взорвались аплодисментами и восторженными воплями, ринулись качать князя Делагардова, а мэтры, что стояли в сторонке, сияли один другого ярче.

Ещё бы!

Признаться, я, хоть и не побежал вместе со всеми качать гранд-мэтра, тоже был невероятно счастлив. Всё же быть выпускником мастерских для наследника рода, непростого рода, а рода Зуртамских, это было... скажем деликатно, как опуститься до уровня ремесленника. А вот когда император проявил такую милость и уравнял нас с выпускниками магических академий, престиж, как диплом, Делегардовской школы техномагов пойдёт в гору.

Однако, новое звание накладывало на учебное заведение и новые обязательства. Теперь представители нашей Академии ТехноМагии, должны, просто обязаны, участвовать в ежегодной показухе – императорском балу, где лучшие студенты демонстрировали своё мастерство и подготовку.

Отец утверждал, что это очень полезное и нужное дело - ежегодный Императорский бал, что это как смотр войск, парад нашей мощи. На такой бал обязательно приглашались посольства всех соседних держав, чтобы они потом могли лично рассказать своим владыкам об увиденном, поделиться впечатлениями и передать мнение о наше мощи.

Я в целом и не возражал - отличная идея на самом деле.

Сила магов - это сила державы. Да вот только от каждой Академии должны были присутствовать два студента. И сложность нашего положения заключалась в том, что на бал должны прибыть не просто два лучших студента, а лучшие студент и студентка. То есть пара. Ведь бал - это прежде всего танцы, музыка, наряды.

Вот только где взять студентку в Академии, где учатся только мужчины? И эту проблему, судя по всему, решать придётся мне. Я всё же староста, да и ехать придётся мне. Это сомнений не вызывало. Раз так, то и барышню искать тоже мне.

Лучше бы нас на практику закинули в Зоны, правда.

Но для подготовки к Императорскому балу гранд-мэтр вызвал к себе меня и, как ни странно, Ларчи.

12. Эрих Зуртамский

- Студенты! Вам выпала честь представлять нашу Академию на балу! От вас требуется показать что-нибудь из наших новинок и протанцевать тур вальса. И всё, вы свободны, - улыбаясь, ректор сжал кулак и метнул небольшой сноп искр, как это всегда у него бывало от волнения. Затем длинно выдохнул - волнуется.

Но и меня кое-что взволновало. Только совсем другое, и я даже наклонился к графу поближе.

- Протанцевать тур вальса? С кем?

Он дружески похлопал меня по плечу и продолжил совсем о другом:

 - Представлять будете ручную пушку, её как раз пора показать свету, и да и с темой бала она очень хорошо гармонирует.

И ехидно усмехнулся.

Потом наклонился над столом.

Наш ректор напоминал сейчас генерала над картой сражения – навис над столом, где были разложены чертежи, оперся на кулаки, взор орлиный, полон решимости. И голос такой, командирский.

- Значит, так. План подготовки следующий. Дорабатываем снаряды, планируем речь, проводим испытания, записываем их на кристаллы, готовимся к выступлению.

В меня упёрся тонкий длинный палец, в морщинах и с перстнем.

- На вас, Зуртамский, магическое сопровождение, запись на кристаллы памяти, на вас, Ларчи, - доклад. И тщательно продумайте гардероб – всё же это императорский бал, а не какая-нибудь провинциальная выставка. Танцевать умеете?

Я только фыркнул. Ещё бы, я – и танцевать не умел? Даже смешно от нелепости этого вопроса. Это у щенка спрашивать надо.

А тот исподлобья смотрел на князя и молчал. Как-то он странно молчал и очень выразительно смотрел. А потом не утерпел и спросил ещё более загадочно.

- Гранд-мэтр?..

 Я даже поморщился – мальчишка пустил петуха, взвизгнув на последних звуках.

- О да, конечно! – просиял князь Делегардов и обратился ко мне: - Зуртамский, вы свободны. Нам с Ларчи надо кое-что обсудить.

Ну конечно! С кем ему что-то и обсуждать, так это с Ларчи! Щенок учится первый год, и с ним выступление перед Императором гранд-мэтр обсуждает, я же уже осваиваю науки за третий год и «Зуртамский, вы свободны!». Да что же это такое?

Я шёл по Академии и злился.

Попасть  на императорский бал вместе с этим Ларчи… Если бы не прямой указ Императора и  не возможность свести важные знакомства, как это бывает на таких балах, кто бы меня заставил?.. Да и пушка ещё требовала существенной доработки.

Я, конечно, смогу найти барышень, и быстро.  Любая из тех, что строила мне глазки на балах в отцовском именьи, и из тех, кто был более настойчив и пошёл дальше игры глазами, за счастье воспримет приглашение на императорский бал. Но даже если вопрос поиска барышень мы как-то решим, то как их пропустит артефакт переноса?!

Пф... От волнения меня стало потряхивать, и только мысли о работе успокаивали. 

 Вот пусть   гранд-мэтра и трясёт, и голова об этом пусть болит у него же. Он у нас тут главный? Вот пусть он и решает! А я буду дальше заниматься полевыми испытаниями пушки и новых снарядов.

13. Эрих Зуртамский

***                                           

Я нервно ходил по новенькому портальному залу - к Императорскому балу его построили и в нашей академии. И теперь, на невысоком постаменте, в самой середине зала покоился артефакт перемещения, присланный вместе с императорским указом. Кубик, покрытый диковинными рунами, был мал - поместился бы в ладони - но голубое свечение изнутри и сильный магический фон говорили: это мощный артефакт.

Я ходил по портальному залу и нервничал. Нервничал всё сильнее и сильнее. Время подходило к критическому – ещё несколько минут, и мы опоздаем – а этого щенка всё не было.

Я ведь не выдержал и после разговора снова пошёл к нашему мэтру.

- Как мы решим вопрос с барышнями, ваше сиятельство?

А он с ехидной усмешечкой:

- Не переживайте, господин Зуртамский, с барышнями я всё решу сам. Занимайтесь пушкой и кристаллами памяти.

Не хлопнуть дверью мэтровского кабинета стоило мне немалых усилий.

Я шёл в канцелярию, чтобы написать прошение о двухдневном отпуске - давно пора было обсудить с отцом манеры старого гранд-мэтра. Звук моих шагов громыхал по пустым, будто вымершим, коридорам Академии, отражался от стен и потолка, и без сомненья выдавал высшую степень моего бешенства.

Возможно, именно это стало причиной безлюдья и полной тишины. Даже сверчков, что давно жили в этих стенах, не было слышно. Канцелярия тоже будто вымерла — оказалась совершенно пустой, ни единого служащего. Столы, хоть и из векового дуба, показались мне слишком хрупкими для того гнева, что бушевал внутри. Но каменная стена вполне могла выдержать мой удар.

И выдержала.

Даже не треснула. И второй удар тоже выдержала. Не треснула. А жаль.

Но на пути в общежитие мне встретились два крепких дерева. Надеюсь, мне зачтётся, что выломал я их голыми руками,  а не магией.

А на завтра занялся тем, чем рекомендовал гранд-мэтр. Сначала оснастку делали для изготовления снарядов нового образца. Потом снаряды. Потом проводили испытания.

Тут наш Ларчик-со-знаниями расстарался: ни единого ствола не разорвало, ни единого снаряда не пришлось выбросить. Правда, дым глотали, копотью покрывались с ног до головы, а дальний полигон потерял свой первозданный вид в тот же день, как мы сделали первый выстрел...

К испытаниям пришлось привлекать едва не половину моего курса, чтобы справиться со всей работой. Особенно, конечно, стрельбы заставили попотеть. Приходилось сделать множество выстрелов, меняя по одному параметру.  Потом все данные сводили  и обсчитывали.

Для парней - отличная практика, конечно. Ларчик всё больше с цифрами возился, а я фиксировал всё на кристаллы. Тут были свои сложности: то кристалл со штатива упадёт, то запишется не тот ракурс. Потом ещё раз пересмотреть все записи, выбрать нужные, из них - лучшие, а потом собрать воедино, чтобы получилось красиво и впечатляюще.

Самым мучительным была отработка речи с Ларчи. Он выводил из себя монотонным голосом, взглядом исподлобья, нескрываемым желанием держаться от меня подальше.

Иногда хотелось его придушить.

И, конечно, про барышень я вовсе не думал.

Но вот, наконец, вся подготовка позади, всё готово, и мы в портальном зале ждём Ларчи. С минуты на минуту нужно переходить во дворец Императора, а щенка нет как нет!

- Где он? - я метался взад и вперёд по залу, фалды смокинга развевались, как знамя задиристого полка. - Ваше сиятельство, вы понимаете какая ответственность? Это же Императорский бал! Где Ларчи? Где наши барышни?

Меня опять потряхивало, а граф Делегардов только улыбался. Дружелюбно и загадочно. Опираясь на свою модную трость, украшенную шестерёнками из золота и платины, утешал:

- Чш, тише, тише, Эрих. Спокойнее. Не переживайте, всё уладится. Вы удивитесь тому, какое изящное решение у этой проблемы.

 У меня дёрнулась щека. Сейчас, когда время поджимало, а Ларчи не было (про девушек я уже молчу), я понял, что напрасно доверял гранд-мэтру. И, пожалуй, не стоит откладывать решение вопроса с его пребывание на таком важном посту. Зачем мне с кем-то советоваться, если я сам могу всё решить?! Я размял пальцы.

Вдруг за спиной послышался мелодичный голос:
- Ваше сиятельство, прошу прощения за задержку! Я уже здесь.

Обернулся. Сказать, что был удивлён – ничего не сказать. Это был не Ларчи, а… девушка. И девушка сюда явно спешила, отчего её декольте представляло волнующее зрелище. Я просто не мог отвести взгляд от этого великолепия.

14. Эрих Зуртамский

Всё было настолько не прикрыто легкой воздушно тканью, что перевести взгляд на лицо было ну очень трудно.  Слова гранд-мэтра оторвали меня от мыслей о том, какое же заклинание удерживает платье на этой чудной фигурке.
- Студент Зуртамский, позвольте представить вам студентку нашей Академии Лизию Арчинскую. Именно она будет сопровождать вас на Императорский бал.

- А Ларчи? – я с усилием  перевёл взгляд за спину незнакомки, в тёмный коридор, откуда должен был появиться щенок.

- Был Ларчи, стала Лиззи Арчинская, - неприятным квохчущим смехом рассмеялся князь Делегардов. - От Академии на балу ждут студентку и студента, господин Зуртамский. Лиззи поможет вам на приёме, станцует с вами вальс, и вы, исполнив, что должно, сможете отбыть в Академию с чувством выполненного долга.
- Значит, Лиззи… - я тяжело смотрел на гранд-мэтра. Откуда он выкопал эту студентку, из какого университета, из какой академии взял в аренду? То, где барышень готовят вести хозяйство?

Он вообще хоть понимает, его сиятельство князь Делегардов, что мне придётся и за Ларчи, и за себя отдуваться? Мне не только надо будет его императорскому величеству улыбаться и кланяться, мне придётся и кристаллами памяти управлять, и доклад делать. Старый хрыч! Ну я тебе устрою!

А гранд-мэтр, не скрывая легкомыслия, смеялся. Сходство с кудахтаньем становилось всё сильнее.
- Студент Зуртамский! Я знаю, что вас тревожит. Но напрасно. Не переживайте! Лиззи справится с задачей Ларчи! Неправда ли, студентка Арчинская?

- Без всякого сомненья, ваше сиятельство! – и такой холодный и злой голос оказался у неземного создания из пуха и кружев, что я снова с интересом обернулся к этой птичке.

Ой-ой, а она очень даже сердита. Желваки вон на скулах заиграли. Ну надо же!

Но в остальном птенец птенцом - дунешь и улетит. И вот это эфемерное, лёгкое, кружевное будет говорить слова доклада вместо нашего Ларчика-со-знаниями? А как, простите, пустоголовая девчонка на вопросы Императора ответит, если тот вздумает поинтересоваться новым оружием?

Меня рвало на части от любопытсва и злости. Я открыл было рот, чтобы выяснить наконец, что за безобразие здесь происходит, но не успел – веселье с князя будто смело порывом ветра.
- Время, господа студенты! Вот ваши свитки, вот - ваше изобретение, и помните, как возвращаться.

Мне в руки ткнулись рулоны чертежей и довольно тяжёлый футляр с ручной пушкой. Кристалл памяти с записью испытаний нашего изобретения я носил на шее не снимая. Такая огромная работа проделана, что  было бы нелепо его потерять. 

И пока гранд-мэтр брал в руки диковинный артефакт с голубым сиянием внутри, а мы с неизвестной барышней делали шаг друг к другу, чтобы быть ближе при прохождении портала, снова пригляделся к аппетитным формам блондинки.

Пригляделся и задумался, размышляя над словами ректора «был Ларчи, стала Арчинская». Может, переодели Ларчика?

Девчонка была щуплая, тонкая, но её главное богатство… Оно всё ещё вздымалось, хоть и не так бурно, как сразу после появления, но всё ещё  притягивало мой взгляд. Да не может быть - подделать такое невозможно.

Наш гений-выскочка был куда шире в плечах и без подобного женского… гм… украшения. Да, рост примерно одинаковый, ещё цвет волос близкий. Лицо... Не сказать, что похожи, но что-то родственное в чертах найти можно. Если присмотреться, конечно, очень пристально присмотреться, и это родственное захотеть найти.

 Может, родственница? Или вовсе сестра?

Но тут полыхнуло синим, и нас втянуло в портал. В этом сиянии я понял, что уже неважно, кто она такая. Главное, чтобы она не заробела перед императором и смогла просто улыбалась. Всё остальное придётся делать мне самому.

В следующее мгновенье мы уже стояли на портальной площадке в парке, окружавшем Императорский дворец. Перед нами моментально появился слуга, принял наши чертежи и ящик с пушкой, а я положил руку девушки  себе на локоть, и мы проследовали за провожатым в бальный зал.

Было слышно, что приём начался - из окон на высоком белом фасаде лилась музыка. Но моим вниманием снова завладела девушка, вернее, её запах.

 От неё восхитительно пахло. Я на какое-то мгновенье просто отключился.

Этот тонкий горячий, едва уловимый запах женщины будил что-то томительное в душе. В памяти всплыли мечты юности, полупрозрачные, бесплотные - тонкие женские руки у меня на шее, мягкие губы тянутся к моим за поцелуем. И мне захотелось распробовать этот волнующий запах, прочувствовать его тоньше, уткнуться носом в изящное плечико, провести носом вверх по тоненькой шее и зарыться в эти светлые завитки на затылке, вдыхая и вдыхая его, этот нежный аромат.

Я не отводил взгляда от гордой посадки головы и всё принюхивался и принюхивался. И кажется, увлёкся — пропустил представление предыдущей пары.

Эта барышня взволновала меня, вызвав шквал вопросов. Кто она? Откуда?

15. Лиззи Арчинская

Опять Зуртамский...

Как же он меня замучил своими придирками ещё во время подготовки к Императорскому балу! То считаю медленно и неточно, то работаю не так, как хочется старосте всея Академии, то говорю слишком сухо. Теперь вот, стоя на пороге портала, показывает себя дуб дубом – пялится, будто никогда не видел бальных платьев.

Хотя... Есть в этом и хорошее. Например, молчит. Отвлёкся и позабыл слова.

 Декольте оно для того и нужно, чтобы отвлекать вот таких зазнавшихся, как Зуртамский, мужчин. Может, следя за моими... дыхательными движениями он не заметит меня? Только так и можно отвлечь мужчину от женского ума.

Это наша женская стратегия: что ты о себе что-то возомнил? Умный очень? Раз - и декольте. И слюни потекли, и глаз выше моего подбородка не поднимает. Как мальчишка, даже неловко как-то за наследника древнего рода.

Ха.

Ладно, пусть смотрит, главное, что молчит, ненужные вопросы не задаёт. Был Ларчи, стала Арчинская. И всё. Замечательно! Человек принял, как аксиому. Смотрит почти в одну точку - спокойный мальчик. Надеюсь, мы так же легко преодолеем и сам бал.

 Я, признаться, сильно боялась, что, увидев меня, эта орясина начнёт умничать или, не дай всемогущая механика, говорить свои привычные гадости. Маленький гадёныш, щенок, ларчик со знаниями. Что там у него ещё в запасе?

Потому, наверное, я так долго собиралась. Ожидала неприятности. И хотела их оттянуть. 

 Вдруг оказалось, что шпилек для волос слишком мало, пришлось искать новую коробочку. То вспотевшие нервные пальцы всё соскальзывали и соскальзывали с замочка колье, и он никак не мог застегнуться. То уже выходя из комнаты заметила, что туфли забыла переодеть, и пришлось возвращаться. 

А ещё и встреча с Мараей перед самым портальным залом... Я еле сдержала вздох - ох уж эти балованные детки богатых родителей! Неприятная муть после разговора всё ещё кружилась в душе, и это не добавляло мне ни спокойствия, ни радости.

Тут ещё и дубина Зуртамский, как перегретый самовар, пыхтит и булькает. Так и хотелось ему посоветовать не распаяться, но он, к счастью, отвлёкся: ребёнок увидел игрушечку, то есть мальчик - девичьи прелести, и всё сложилось более, чем удачно, мы избежали ненужных разговоров и лишних вопросов.

Вообще-то Зуртамский толковый механик, легко усваивает науки, грамотный, с ним было бы интересно поспорить, поработать вместе над каким-нибудь проектом. Возможно, его технические решения не слишком изящны, чересчур прямолинейны, однако это перекрывалось его способностью искать простые пути и не морочить себе голову сложными построениями.

Но вот эта его надменность, это превосходство… Мать моя механика! Отвратительно. Хотелось врезать ему в нос.

 И опять же, как плотоядно глядит в моё декольте. Для благородного господина быть таким несдержанным просто фу. То есть фи.

Да, полгода проучившись среди парней и мужчин, я здорово подрастеряла светский лоск и манеры. Они, возможно, были провинциальны и не так уж изысканы, как у столичных леди, но папенька оплачивал наставнице уроки этикета, чтобы мне не стыдно было показаться в доме благородных господ.

Однако все усилия госпожи Дюмон прошли прахом в том обществе, что составляло студенчество. Юноши и молодые мужчины между собой не особенно церемонились и раскланивались. Особенно если увлекались какой-то интересной или сложной проблемой.

Наблюдение за такой манерой поведения изо дня в день расслабило меня. Это было хорошо потому, что так я меньше выделялась в среде, в которой приходилось сейчас жить, и мне легче было сойти за парня. Но, с другой стороны, это же было и плохо: женские манеры всё больше стирались из моего поведения.

Но не ехать же мне на бал мужланом? Да, именно так мне и сказали:

- Милочка, но не ехать же тебе на бал с манерами мужлана?

16. Лиззи Арчинская

 Это были слова графини Делегардовой, которую пришлось посвятить в мою тайну. Она с удивительным рвением взяла на себя заботу о моей подготовке.

- Вот твоя комната, дитя моё, - Ольга Леоновна словно маленькую держала меня за руку, ведя по коридорам особняка Делегардовых к гостевым покоям. Специально для меня выделенным. - У тебя есть ещё дамские туалеты, кроме этого платья?

Эти вопросы и пристальный взгляд мне не понравились. Я глянула на неё с вызовом. Во мне зрело желание хлопнуть дверью. Сама затея появиться на императорском балу мне не нравилась.

Требовалось оторваться от интересных опытов, план которых я как раз расписала и уже получила у кастеляна необходимые материалы. И ради чего? Ради танцев во дворце. Не хочу!

 Но кроме простого нежелания, был и страх. И я честно в нём призналась себе: я никогда не бывала на балах, тем более императорских. Я всё забыла, чему меня учили. А ещё больше и вовсе не знала.

- Ларчи! То есть Лиззи! - убеждал меня гранд-мэтр в своём рабочем кабинете в Академии. - Всего один танец! Доклад и один танец! Ничего больше!

Я отрицательно качала головой. Смотрела исподлобья. Молча. А как тут говорить, если глаза и нос распухают от сдерживаемых слёз?

- Лиззи, дорогая, - князь бережно взял в руки мою ладонь. - Не бойтесь! Моя жена поможет вам. Я попрошу её и она не откажет.

Я молча стояла, смотрела на привычный яркий луч, разделявший кабинет гранд-мэтра и глотала комок в горле. Проглатывала и проглатывала, а он всё стоял на мете и не хотел уходить.

- Ольга Леоновна надёжный человек! Я ей верю, как себе. Даже больше! И она всё-всё знает про моды и балы. Соглашайтесь.

Я подняла глаза к потолку и упрямо сжала губы, сдерживая их предательскую дрожь.

- Все расходы - за мой счёт, Лиззи. Платье, туфли, булавки, шпильки! - его сиятельство умоляюще сложил перед собой ладони. Выглядело это совсем ужасно - престарелый князь у ног безродной девчонки.

Я отрицательно шмыгнула подтекающим, не смотря на мои усилия, носом.

- Хотите, и украшения за мой счёт? -

 Я глянула в глаза князя и покачала головой. Рыдания были вот совсем на тонкой ниточке. Дунь и прольются слезами.

- Что? - не понял он.

- Украшения не нужны, - прогудела я сквозь слёзный насморк. - У меня своих достаточно.

Князь Делегардов просиял и потёр ладони.

- Прекрасно, дитя моё! Прекрасно! Сегодня с княгиней ждём вас к себе на ужин!

- Ааа... - я раскрыла глаза и рот, чтобы отказаться наотрез.

Но князь приобнял меня за мои ненастоящие плечи и доверительно наклонился к самому уху.

- Лиззи, это важно не только для меня. Для меня это просто дело всей жизни. Но для страны это важнее. Техномагия - наше будущее. И выступая перед императором, вы не только покажете свои личные достижения! Мы покажем тёмным, что будут на балу, нашу мощь. Мы покажем, куда может идти общество. Понимаете?! А вы? Вы, дитя моё, сами по себе уникум, понимаете?

Я мелко трясла головой - нет, не понимаю, не уникум, не дитя, не хочу, не пойду!

Но князь погладил меня по руке.

- Соглашайтесь, Лиззи! Если мы, Академия, покажем себя во всей красе, император выделит финансы на нашу разработку.

Я шмыгнула вопросительно и уставилась главе Академии в глаза. Он чуточку расплывался, и приходилось сильно моргать. Он радостно расширил глаза и мелко закивал - да, обязательно! А потом подвигал бровями, мол, соглашайся, а?

Я прерывисто вздохнула и кивнула.

- Ладно, - сложила на груди руки и отвернула лицо в сторону, пряча слезинки, что всё же выкатились из глаз.

- А манерами всё же стоит заняться, Лиззи. Жду вас сегодня. Переоденетесь к столу у нас. Есть у вас женское платье?

Я кивнула, вытирая слёзы рукавом.

- Присылайте его со Степаном, а я предупрежу Ольгу Леоновну, чтобы встретила вас и помогла, - он снова похлопал меня по ладони, подвёл к столику с графином, налил воды и протянул стакан.

- Успокойтесь, дитя моё. Всё у нас получится. Вы же редкая умница!

Я осушила стакан, шмыгнула носом и вновь пустила в дело рукав. Князь только покачал неодобрительно головой, но продолжал тепло улыбаться.

- Жду вас!

17. Лиззи Арчинская

И вот графиня задаёт мне такие вопросы про количество моих платьев. Будто я нищая или самозванка.

- Других нет. Но у меня есть деньги. Я могу их купить! И даже много купить!

Это был вызов. Потому что мне хотелось развернуться и хлопнуть дверью. Но Ольга Леоновна жестом, похожим на жест гранд-мэтра, обняла меня за плечи, сказала:

- Девочка моя, среди мужчин проще, особенно если ты мужчина. Но оставаться женщиной среди них, делая вид, что ты  мужчина, намного сложнее. Если ты любишь вызовы, подумай об этом.

Княгиня кивнула и чуть приподняла бровь. Мол, как? Принимаешь вызов? Я всё ещё глядела на неё исподлобья, но не удержалась и улыбнулась.

- Нет, сударыня, - сказала, - я не ищу борьбы или преодоления, мне просто интересно делать то, что я делаю: учиться, перенимать знания и опыт у мэтров. Изобретать. Мастерить. А на бал я не хочу. Совсем.

Графиня улыбнулась.

- Поздно, моя хорошая. Тебя и Зуртамского Юлий Иммануил заявил как студентов от Академии Техномагии.

Я глянула на неё с непониманием. Кто такой Юлий Иммануил? Она чуть наклонила голову набок. И я треснула себя ладонью по лбу. Оказывается, у гранд-мэтра есть имя. И это для нас он гранд, и князь, и сиятельство. А есть люди, для кого он просто Юлий Иммануил.

И я рассмеялась.

Я смеялась долго и истерично, повизгивая и охая. Но княгиня с лёгкой улыбкой наблюдала за мной, не прерывая моего нелепого поведения. Она позволила выплеснуть всё переполнявшее меня напряжение, успокоиться и только потом продолжила говорить:

- Я помогу тебе. Всё расскажу, покажу, научу. Нам надо очаровать Императора, и всё в твоей жизни в академии может измениться.

Я от удивления некрасиво открыла рот.

- Что?!

- Чшшш, - проговорила княгиня и приложила палец к губам, на которых таилась улыбка. - Я ничего не знаю, только догадываюсь. С тех пор как ты появилась в академии, его сиятельство сам не свой. А после получения мастерскими статуса Академии!..

Она прикрыла глаза и сложила губы  так, будто пробует сладкое вино.

- Надеюсь на перемены, девочка моя. И не только я. Поэтому наша с тобой задача - помочь гранд-мэтру.

Я до дрожи в руках хотела вызнать подробности о переменах, мне до звёздочек в глазах было любопытно. Но затаила свои надежды, заставила любопытство пойти прочь - не время. Да и знала ли что-то толком жена гранд-мэтра?

И я перешла сразу к делу:

- Как помочь, сударыня?

18. Лиззи Арчинская

Она весело рассмеялась:

- Я уже говорила. Надо очаровать императора. Изобретения это хорошо, но нужно наточить и наше оружие - женское обаяние. И стрелять сразу из двух ружей! -

Смех у её сиятельства был заливистый, словно у юной девочки. И такой же заразительный. Пожалуй, я ошиблась, увидев в ней недруга.

И две последующих недели по два вечерних часа я, переодевшись в женское платье, проводила в гостиной гранд-мэтра. Пришлось вспоминать и вживаться в слегка подзабытую роль приятной молодой девицы, радостно чирикающей на балу.

На помощь графине пришла дочь Марая.

 Её привёз из пансиона старший брат, молодой князь Делегардов, Вольдемар, к концу первой недели моих посещений. И если девушка спускалась к каждому следующему ужину, то Вольдемар присутствовал только дважды - в день нашего знакомства и на последнем ужине перед балом.

Мне было немного жаль времени, что приходилось тратить на эти вечера.

Но познакомясь с семейством князя Делегардова, я окунулась в те семейные отношения которых у меня никогда не было. Я наблюдала, как Ольга Леоновна общается с мужем, как сам князь относится с безграничной любовью и уважением к своей жене, как они при всей церемонности манер, нежны друг к другу.

Это было умилительно.

И даже иногда завидно. И думалось: хорошо бы и мне когда-нибудь иметь такие отношения в своей семье.

Для меня это был очень серьёзный и очень сложный вопрос.

Какой нормальный мужчина будет потерпеть в доме жену, которая пропадает в кузне или мастерской, громыхает железками или возится с чертежами и расчётами? И как мне быть? Неужели придётся чем-то жертвовать: семейным счастьем или своими интересами?

И почему я не родилась мальчишкой?

Графиня большую часть вечеров уделяла моему «образованию» - плавности движений, осанке, повороту головы, улыбке, походке, этикету и поведению за столом, то князь с энтузиазмом рассказывал о безмагических зонах и их исследовании.

Оказалось, что Вольдемар Делегардов занимается именно их изучением, и богатый практический материал прямиком идёт в нашу Академию, служит тем знанием, на которое мы и наши мэтры опираемся, изучая науки. Гранд-мэтр был польщен, и не скрыл этого, когда я показал знание нескольких трудов молодого князя.

Потом, на последнем ужине, он заставил меня краснеть и бордоветь, с восторгом пересказывая мои впечатления о книгах наследника рода Делегардовых, сомнения и теории о влиянии первичной магической обработки материалов, затем подвергающихся механическим переделам.

И поэтому, кроме правил поведения за столом, я узнала много важного о Вальдемаре Делегардове, о том, что отец возлагает на него надежды, что он очень увлечён своим делом, но не сильно рвётся в родные стены сменить отца на должности гранд-мэтра. О последнем говорилось с сожалением.

Были ещё пространные и довольно отвлечённые рассуждения о том, что семейная жизнь его остепенит. И поскольку графиня всегда с немного недовольным видом прерывала эти разговоры, мне было неловко от того, что становлюсь невольным свидетелем семейных сцен. И старалась не слушать слова старого графа.

Марая, младшая дочь графа, тоже проявляла нетерпимость, но была изящно-сдержана, как её мать, а сердито, не скрывая эмоций, выговаривала отцу, что за столом можно поговорить и о чём-то более интересном, чем всякая немагическая дребедень.

Признаться, меня удивило такое отношение дочери к отцу. Я по-другому разговаривала со своим папенькой. И слушала всегда с интересом, и старалась разобраться во всём, что увлекало его. Ведь он так же интересовался тем, что волновало и увлекало меня.

19. Лиззи Ларчинская

Уж не знаю, что там про меня рассказали ей её папенька и маменька, но она не задала ни единого вопроса о том, что я делаю в их доме и для чего. Надеюсь, что для юной княжны не было сделано исключения, как для княгини, и ей никто не рассказал слишком уж много.

Всё же она иногда появлялась на территории Академии. По крайней мере, я не была знакома ранее, но иногда видела, как она в качестве гостя, идёт к центральному корпусу, видимо, к отцу, где был расположен его кабинет. Многие парни старших лет обучения были с ней знакомы и останавливались, вспоминая о галантности, раскланивались, приветствуя и выражая почтение.

Я, право, редко видела такие картины, но когда видела, то замечала, что Марая с удовольствием, хоть и сдержанным, общается со студентами. Она была очень юна, вероятно, младше меня на пару лет, но держала себя с большим достоинством. Мужское внимание ей очень нравилось, и вела себя она очень естественно и мило. Кое-что из этих её манер я переняла.

Присутствие княжны как образца юной девушки сильно облегчило мне получение опыта. Я поняла, что не нужно быть идеальной. Намного лучше быть естественной, лишь помнить о некоторых правилах.

В разговорах за столом она была скучна и напоминала мне всё то же общество, которое осталось в маленьком провинциальном городке, где я жила с моим папенькой. Марая обычно пересказывала слухи и сплетни о каких-то девицах и дамах, которых я не знала. Иногда рассказывала смешные истории. Я вежливо улыбалась в нужных местах, но часто не понимала шуток, хот на всякий случай запоминала их.

После еды девушка любила походить по столовой туда и обратно. «Для моциона», - поясняла, мило улыбаясь. Обычно на таких моционах князь уже уходил в курительную комнату, а княгиня сидела с книгой на диване, в углу гостиной.

Марая шагал своей лёгкой пружинистой походкой и весело болтала о разном. Несколько раз заводила разговоры о наших студентах. Я старалась отвечать на её вопросы расплывчато и общо - как знать, какую цель она преследовала такими вопросами?

Княгиня посматривала на нас с лёгкой, едва заметной улыбкой и довольно покачивала головой. Это, видимо, было поощрение. Неужели на балу барышни могут вот так прогуливаться и беседовать?

- А кто вам больше всего нравится из парней, что учатся в отцовской Академии? - она смотрела широко открытыми глазами и от улыбки на её левой щеке показывалась ямка.

Я растерянно улыбнулась. Что ответить? Сказала честно:

- Боюсь, я знаю немногих. Да и то только в лицо. Никому не была представлена и почти ни с кем не общалась, - и так же мило улыбнулась. Постаралась улыбнуться.

 Наверное, если бы я могла выбирать подругу и у нас совпадали интересы, я была рада именно такой, как Марая. Живая, общительная, жизнерадостная, милая, и глядя на неё, мне хотелось улыбнуться не деланно, как учила княгиня, а искренне. А что не любит разговоров о техномагии и делах отца... Ну не все и должны, вероятно. А иногда бывает так приятно поболтать с кем-то хоть о пустом, о пустяках!

- Папенька говорит, что вы с Эрихом Зуртамским пойдёте на бал, - сказала она и вопросительно приподняла брови.

Я постаралась сдержать раздражение при упоминании своего недруга, выдохнула неслышно и чуть пожала плечами:

- Да.

И Марая, улыбаясь ещё милее, сказала:

- Он вам нравится? Он красивый, правда? - и хлопнула ресницами.

Я задумалась. Если отбросить эмоции и неприязнь, то стоило согласиться: внешне Зуртамский был в самом деле красив той броской мужской красотой, что привлекает женские взгляды - высок, с крупными мужественными чертами лица, энергичными движениями уверенного в себе человека. И если бы не его надменность, то я сказала, что да, он мне симпатичен.

- Не знаю, ваше сиятельство, пожалуй, что да, красив.

Марая склонила голову чуть набок и улыбка немного увяла.

- Милая, я тебе вот что скажу, - мы шагали в дальний угол гостиной и она неожиданно перешла на ты, - он мой! Если будешь с ним кокетничать, глазки ему строить или ещё что, предупреждаю: я сильный маг.

20. Лиззи Ларчинская

Она, всё так же улыбаясь, ласково похлопала меня по руке, будто сообщила что-то забавное. И понизила голос ещё больше, не переставая улыбаться. От этого казалась чем-то чудовищно неприятным:

- Я знаю заклинания, способные изуродовать твою внешность. И если ты не потеряешь к нему интереса, я сдержу слово, обещаю.

Прищур глаз, холодная улыбка, что-то змеиное во всём облике убедило - сдержит.

Мы повернул обратно и зашагали к диванчику, на котором сидела княгиня. Я смотрела перед собой и чувство было такое, будто меня облили кислотой. Больно, унизительно и... да просто очень больно!

«Если не потеряешь интереса, изуродую»... И это - милая девочка, младшая дочь князя? И я хотела, чтобы она была моей подругой? Пресветлая механика, так ошибиться в человеке!...

 Ноги плохо слушались, казалось, что платье промокло в грязной жиже, мешает  идти и смердит, а рука Мараи, что всё ещё по дружески лежала на сгибе моего локтя, - раскалённый металл и печёт огнём. Но я старалась улыбаться, держать лицо, хотя меня откровенно тошнило и от ситуации, и от девушки, что всё так же мило улыбалась.   

Княгиня пригласила присесть рядом с собой. И я вежливо уточнила у княжны, держась изо всех сил и улыбаясь:

- Я присяду?

- Да, конечно, - ответила змея, глядя ласково и благосклонно.

Я опустилась на диван, а Марая вышла из гостиной. Стало легче. Нет, не хочу я никаких подруг. Ни с общими интересами, ни с различными, ни о пустом поболтать, ни по душам поговорить. Вообще никаких подруг не хочу. Никогда!

- Ты хорошо держишься, девочка моя, - с похожей на дочкину ласковой улыбкой проговорила княгиня. Она сидела рядом, на диванчике, с совершенно ровной спиной. - Вот так всё время и улыбайся!

Я вгляделась в лицо графини. Неужели это спланированный разговор? И для чего? Чтобы я тренировалась держать лицо? Нет, не похоже. Не стоит того. Да и взгляд , как и тон, старшей Делегардовой не отдавал змеиным шипением.

Но что я знаю об этой семье? Ничего!

Не стоит доверять всем и каждому, спасибо Марае, напомнила. И принимать желаемое за действительное тоже не стоит. Это ведь не княжна притворялась подругой, это я неправильно расценила её дружелюбие.

Я перевела дыхание. Всё хорошо. Она сделала мне одолжение - предупредила о своих планах и намерениях заранее, очертила границы и объявила о мерах. Спасибо ей. Предупреждён, значит, вооружён.

Приходить в дом Делегардовых стало невыносимо. Спасало только то, что оставшиеся вечера Мараи не было - отправилась в столицу.

- У неё в пансионе испытание, - объяснила княгиня на следующий день, увидев мой вопросительный взгляд.

«Да и прекрасно», - подумала, вежливо кивая и улыбаясь заученной милой улыбкой.  

И лишь на последнем ужине перед балом Марая появилась вместе с Вольдемаром. Он снова привёз сестру в отчий дом, а увидев меня улыбнулся, как родной. Меня встряхнуло - эти улыбки что-то означают? Или это просто запуганное моё сознание шалит и подсказывает неверные выводы?

Однако, великие боги огня и механики ко мне благоволили в тот вечер - младшее поколение Делегардовых прибыло к концу вечера, и я не стала задерживаться в их доме, быстро удрала.

- Нужно отдохнуть перед завтрашним днём, - улыбалась я, раскланиваясь с хозяевами. Князь был явно огорчён, а княгиня кивала - всё правильно, хороший сон перед балом необходим, ведь это влияет на цвет лица. Марая сверлила меня тяжёлым взглядом, и даже улыбаться не пыталась. Да только её милая улыбка уже не смогла бы спрятать то неприятное злобное существо, что она однажды уже показала мне.

21. Лиззи Ларчинская

Бальное платье вышло отменным - нежное, воздушное, идеальное!

Княгиня специально для меня приглашала модистку, помогла выбрать фасон и ткань . И когда я наконец увидела результат, была покорена. В их доме я и переодевалась перед балом, мысленно благодаря её сиятельство за эту возможность — служанка сделала мне причёску, помогла надеть наряд и даже принесла полчашки чаю, чтобы я выпила горячего, чтобы согреться  перед выходом и перестала сражаться.

Одна мысль, что мне пришлось бы в бальном платье идти из общежития к портальному залу, вызывала дрожь.  Княгиня ждала меня в гостиной, пожелала на прощанье удачи и благословила.

Я перебежала через двор, в главный корпус. На дворе было не очень холодно - погода была тихая, без ветра, а я куталась в заячий полушубок и всё равно тряслась — волновалась. Дрожали руки и колени. Это было очень неприятно, и чтобы отвлечься, я вспоминала речь, которую готовила для выступления перед императором. Уже в коридоре академии, ведущем к портальному залу, меня окликнули.

- Лиззи!

Я оглянулась, и только потом поняла, что напрасно. Если бы голова не была занята волнением, я бы сообразила, что в нашей академии окликнуть меня женским голоском и этим именем никто не мог.

Никто, кроме Мараи.

А значит, стоило ускорить шаг, а не задерживаться.

Она вышла из колонны, сияя своей фальшивой улыбкой. Подошла совсем близко, схватила меня за руку чуть выше локтя. Схватила сильно, будто клещами, я это почувствовала даже через мех шубки.

- Помни, что я тебе сказала! - показалось, что прищуренный взгляд её глаз может физически изрезать моё лицо.  

Но я не маленькая девочка. Я состроила физиономию жалкую и непонимающую.

- А что ты сказала?

- Про мои магические способности, - и на  пальцах её протянутой ко мне руки заплясал синий огонёк. - Изуродую или прокляну! Эрих - мой! Помни об этом, когда будешь прижиматься к нему в танце. Понятно?

- Что ж тут непонятного? Вот только... Эрих это кто?  

Выдернула свою руку из её хватки и поспешила в портальный зал - я и так непозволительно задержалась.

- Извини, я очень спешу на бал, - бросила через плечо.

- С Вольдемаром крути романы, как папенька мечтает! - услышала я вслед, и тотчас же почувствовала толчок в спину, едва не сваливший меня с ног. Ай да благородная кровь - хоть магией, но пнула.  Пнула того, кто не может ответить. В спину. Эх, а ещё дочь князя, аристократа до кончиков пальцев!

Учту. Обязательно!

В портальный зал я вбежала в последнюю минуту, на ходу сбрасывая полушубок. Гранд-мэтр уже держал в руках артефакт переноса, и медный куб вспыхивал из глубины голубым магическим светом, готовый перенести их. И теперь, когда нас затягивал портал, стоило сосредоточиться на предстоящей встрече с Императором и отбросить всё постороннее: любопытство Зуртамского, угрозы Мараи, неожиданные известия о Вольдемаре и собственное волнение.

22. Лиззи Ларчинская

***

Дворец встретил нас теплом, какое бывает под магическим куполом. Пока молчаливый слуга провожал нас по великолепному парку от портальной площадки, мы глазели, открыв рты, на величественный императорский дворец и парк - такой зелёный и яркий в свете магических фонарей.

 А когда мы вошли в бальный зал, там пара адептов уже демонстрировала свои уменья. Я услышала, как высокий юноша, стоящий напротив императора, с запинками произнёс:

- Сейчас любой желающий… может наслать на меня заклятие, и оно…  отразится, не причинив мне ни малейшего вреда.

Я немного нервничала - Зуртамский возвышался за моим плечом и, казалось, что половина потолка, та, что за спиной, затянута чёрными низкими тучами - я ощущала его настолько как опасность, сильную, грозную. Мне даже чудилось, что я слышу его дыхание. Хотя это было невозможно. Разве что он что-то магичил. Но здесь императорская резиденция, возможно ли это?

Точно я знала одно: этому человеком нельзя показывать слабость или страх, тревогу и волненье. И потому я, держа спину идеально ровной, не поворачивалась, смотрела только вперёд и делала вид, что никакой опасности не замечаю, что её просто нет.

Это мне однако сильно мешало - сосредоточившись на том, что было у меня за спиной,  я не разобрала, что сказал выступавший молодой человек. Показалось, что ослышалась: как можно отразить любое заклятье?  Разве это возможно?

Откуда-то сбоку раздался голос: 

- Я готов попробовать! 

И эти слова разрезали напряжённую тишину, зазвенели под высоким потолком дворца, а в той стороне, где стоял император и гости послышались тихие голоса. И я отвлеклась от своего вечного преследователя, забыла о том, что он в опасной близости, прямо за моей спиной. А может, просто он тоже увлёкся зрелищем, забыл, что меня нужно подёргать, пошпынять.

И причина тому была!

Смельчак вышел на середину зала, адепт после коротких препирательств о безопасности выпустил в него заклинание, светящееся, малиново-пурпурное. Даже на вид оно было горячим и ядовитым одновременно. Все замерли, не смея дышать - опасно! страшно! Малиновый магический туман, густой, вязкий, медленно будто обтёк недрогнувшего юношу и ярким киселём цвета гаснущих углей сполз на пол, к ногам, и постепенно, медленно растворился. 

Лёгким ветерком по бальной зале прокатился облегчённый выдох. Сначала раздались робкие хлопки, затем восторженная публика их подхватила и захлопала с улыбками и восторженными криками.

 Император милостиво склонил голову, признавая, что работа выполнена великолепно.

В ту же секунду оживился слуга, что привёл нас в бальную залу от портальной площадки, жестом показал, чтобы мы прошли ближе к трону и, когда предыдущая пара адептов отошла в сторону, усиленным магией голосом торжественно представил:

- Эрих и Лизия! Академия ТехноМагии!

Волноваться было не о чем – всё было столько раз отрепетировано и с гранд-мэтром, и с напарником, что даже если бы мне отказала сообразительность, язык рассказал бы всё сам, без моего сознательного участия. Но я всё равно волновалась, и почти не видела, куда иду.

Хоть бы не оступиться!

23. Эрих Зуртамский

  Я нервничал, словно мальчишка перед первым свиданием.

И это было странно. Императорский дворец был мне знаком. Не так, как усадьба рода, но я там бывал раньше, и удивить чем-либо во дворце меня было сложно. Но... Я нервничал. Меня что-то беспокоило. Что-то неясное, неявное, тревожное. И от того, что не было ясности, а времени разобраться в причинах не хватало, внутренняя дрожь только усиливалась.

Но на удивление всё прошло гладко. И даже более того...

Император смотрел на Лиззи с лёгкой поощрительной улыбкой. И это взгляд мне не нравился. Наш император мудрый и очень дальновидный человек. Но вот так смотреть на молоденьких девушек не в его привычках. Это сильно беспокоило меня. Даже нервировало.

Да, Лиззи была хороша!

Она говорила речь, которую мы учили с Ларчи, и я понимал, что у него так не получалось.

Как бы я его ни дрессировал, у него не получалось. Хотя я, конечно, совсем другого добивался - хоть и больше чувств вложить в слова, но всё же сделать это серьёзно. А девица так бойко протараторила доклад, и при этом так играла глазами и голосом, что я в какое-то мгновенье засмотрелся и чуть не забыл вовремя поменять кристалл памяти.

Где только ректор выкопал эту девчонку? А когда она успела так хорошо подготовиться? 

У них с Ларчи было много общего. Иногда проскакивали такие знакомые интонации, что казалось  - это он и есть. А потом она чуть-чуть наклоняла голову к плечу, улыбалась, на щеке появлялась ямочка, а глаза сияли таким ярким голубым цветом, что я понимал - нет, она совсем другой человек.

Щенок тусклый, пресный, какой-то никакой, и как его не пинай, таким и оставался, просто до зубовного скрежета, а эта девчонка - просто взрыв, огненный ураган, бездна обаяния. Да и потом.. Тема доклада настолько не вязалась с её внешностью, что невозможно было оторвать от неё взгляда: такая вот фея, изящная, лёгкая, воздушная, только крылышек не хватает, со знанием дела рассказывает об особенностях зарядки и стрельбы из ручной пушки, о новых сплавах и их свойствах, что только диву даёшься.

И судя по тому, что в зале стояла звенящая тишина, а император и гости, кого я видел, не сводили с Лиззи глаз, такое впечатление было не только у меня .

Её рассказ была феерией! Думаю, мы произвели огромное впечатление как нашей разработкой, так и самим выступлением. 

Император даже попросил подержать пушку в руках. Я с волнением передал её в руки нашего самодержца. Тот взвесил, приподнял, будто прицеливаясь, и весело заметил:  

  - А ведь тяжёлая!  

  - О да, ваше императорское величество! – Лиззи снова обворожительно улыбнулась, свернув ямочкой на нежной щеке. – Кроме того, для её зарядки и выстрела требуются усилия двух человек. И это требует доработки.

  - А как далеко бьёт? - император заглянул в дуло.   

  - Двести шагов, ваше императорское величество! - Лиззи кокетливо двинула плечиком, будто не о пушке говорила, а отвечала на комплименты о своих драгоценностях.  

  - А как попадает? - улыбался император ей в ответ. 

   Лиззи скромно потупилась, будто похвалили вышивку, над которой она работала не менее года.   

 - Семь из десяти, если ловкий стрелок, ваше величество. Это не самый лучший вариант. Поэтому мы работаем над тем, чтобы уменьшить вес, облегчить зарядку, увеличить дальность стрельбы и поражающую мощность нашей пушечки. 

 Святые гайки, как же восхитительно смотрелась эта миниатюрная девушка, рассказывая императору о новом оружии! И ещё это кокетливое «пушечка»! Хотелось её схватить и уволочь куда-нибудь за колонну - узнать, где гранд-мэтр раздобыл этакое чудо.  

  - Студентка! Так каковы же перспективы нового оружия для немагических зон? – император смотрел на девушку с улыбкой, которая становилась только шире. 

  Лиззи потупилась, а потом вскинула на императора свои чудесные глаза и улыбнулась.   

  - О, ваше императорское величество! Оружие можно будет носить за плечом, легко перезаряжать одной парой рук и попадать в цель размером не более монеты с расстояния менее пятисот шагов.  

  Восторг на лицах императора и придворных был неподдельным - они переглядывались и кивали друг другу. А вот от гостей раздался вздох потрясения. Да, мудр наш император, что уж говорить. Ведь наша ручная пушка вполне может применяться не только в безмагических зонах. А с теми перспективами, что описала Лиззи, даже если это и преувеличение, любым более-менее подготовленным стрелком и вообще без ограничений, вообще повсюду.  А о том, что это преувеличение, никто не узнает.

   - И сколько же времени потребуется, чтобы пушка стала такой, как вы говорите, студентка? – полюбопытствовал император, передавая оружие мне в руки.   

- О, всё зависит от того, сколько талантливых техномагов будут заниматься этим вопросом! – Лиззи приподняла брови и сдержала рвущуюся улыбку. От этого стало казаться, что она если не флиртует, то точно кокетничает. Подумать только! Кокетничает с самим императором!

И прежде, чем сделать вежливый книксен, в знак окончания нашего выступления, Лиззи сказала:

 - Но меньше полугода, ваше величество!

Сумасшедшая девчонка! Полгода!

Я первым поклонился императору и его свите, гостям, и Лиззи не осталось ничего другого, как повторить за мной поклон. Вот и славно, а то мы ещё договоримся, что и женщины смогут стрелять из нашей сверхлёгкой пушки, которую один человек сможет заряжать и стрелять невероятно далеко и метко.

Мы отошли в сторону, и я перевёл дыхание. Девчонка молодец! Хоть и нагородила чепухи, но выкрутилась! Я бы не поставил и медяка на утверждение о сроках и характеристиках, которые стоит улучшать, а ведь я разбираюсь в таких вещах. Но эта информация должна произвела на гостей должное впечатление - побледнели, серьёзные все как один. 

24. Лиззи Ларчинская

 Император произвёл на меня неизгладимое впечатление - невероятно мудрый и дальновидный человек.

Когда мы уже стояли в стороне после беседы, сердце перестало заполошно биться, я с восхищением поняла, что в моих словах он сумел выделить главное, и уточнил самое важное.  И да, это вдохновляло! Хотелось бежать в лабораторию и пробовать новый сплав, о котором я только что рассказывала. И для которого я уже сделала кое-какие заготовки компонентов.   

  Когда мы с гранд-мэтром готовили мою речь, перспектив развития оружия коснулись вскользь. И по поводу полугода работы я немного преувеличила.

 На самом деле такие работы займут несколько лет - два-три, возможно, пять. Но для гостей императора - тёмных магов, с которыми у нас шаткое перемирие, - это почти ничего, а для нашего королевства каждый год мира, как глоток свежего воздуха задыхающемуся. Поэтому я и позволила себе слегка приукрасить действительность. Надеюсь, что всё сделала правильно, и меня не осудят за некоторое преувеличение.

  Я была счастлива - ещё бы император одобрительно отзывался о нашем оружии. И с довольной улыбкой я взглянула на спутника. Зуртамский цвёл как майская роза и мне даже захотелось повредничать и предложить ему лимон - не стоит быть таким счастливым. Но радость от успеха гасила желание поссориться. По крайней мере, до окончания нашего визита в императорский дворец.  

 Я увидела среди гостей спину удалявшегося гранд-мэтра, и даже по этой спине, по осанке поняла – он доволен. Ещё бы! Тут были поводы порадоваться. Теперь на него посыплется множество приятных предложений. И денежных тоже. А уж об императорской милости и говорить не стоит.  

Я нередко наблюдала подобное развитие дел у отца: попасть с нужным товаром в нужное место, сделать так, чтобы его увидели заинтересованные люди, дать немного сведений и... И дело в шляпе! Поднявшаяся волна интереса подхватывает товар и несёт на вершину, знай только управляй, чтобы с гребня не сбило.   

Слуга указал нам с напарником место в ряду, где уже стояли все пары, закончившие представление императору. Скоро должны были начаться танцы. А значит, я откружусь один тур вальса, которым традиционно начинался любой Императорский бал, и всё, свободна - обратно в Академию. Меня ждали новые сплавы для снарядов и опыты по алхимии.

А пока - бал. Как же давно я не была на балу!

Уже и забыла, как слепит яркий свет, как смешиваются запахи духов, одежды и магических светильников, какой тихий гул получается от шепотков, шелеста пышных женских платьев, поскрипывания мужских сапог и бряцания шпор по паркету, как тихо позвякивают струнами музыканты, настраивая свои инструменты.

Всё вместе создавало ту самую атмосферу праздника, ожидания чуда и волшебства, что бывает только на балу. Даже если этот бал проходит в самом захудалом провинциальном городишке, а что уж говорить про императорский дворец!..

Я прерывисто вздохнула, предчувствуя хоть и короткие, но прекрасные впечатления, и обвела взглядом людей, что стояли вдоль стен.        

 - О, Лиззи! – приглушённый голос Зуртамского будто к земле прижал каменной плитой. Меня, парящую под облаками. Я чуть обернулась и глянула на кавалера, что стоял за моим плечом. Он откровенно пялился в вырез моего платья. Я попыталась понять, что же так растревожило нашего дубинушку и...  

  - Едкая ржавчина!

Я вспомнила, что чуть раньше вздохнула. А мальчик вот распереживался. Как же я разозлилась! И, конечно, не смогла сдержать ругательства.    

  Взгляд парня моментально переместился на моё лицо и из мечтательно-дурноватого превратился в подозрительный, жёсткий и властный.

Что я наделала?!

25. Эрих Зуртамский

  Похоже, мы утёрли нос остальным Академиям. По моим ощущениям, а они редко обманывают, император беседовал с нами дольше всех. А эта Лиззи - бойкая девица, отлично вела беседу, в меру кокетлива, в меру рассудительна - просто идеальное сочетание. Пожалуй, с Ларчи мы выглядели бы хуже.  

Хотя...

Хотелось бы взглянуть на Лиззи незамутнённым взглядом, отвлечённо. Но  мне сильно мешал запах — отвлекал, будоражил, будил что-то глубинное. 

А как от неё пахло! Я, оказываясь к ней слишком близко, застывал каждый раз. Стоял, как чурбан, и всё принюхивался и принюхивался, пытаясь различить едва заметный среди других и её собственных духов запах. Она пахла хвоей в летнем лесу, разгорячённым, сильным... женским телом, совсем чуть-чуть - потом, тем нежным женским потом, который выступает мелкими капельками, когда... 

Эрих, стоп!

 Я перевёл дыхание и сглотнул - во рту пересохло. Только не сейчас!

Где там мой источник? Сосредоточился, погрузился, выдохнул.

Отпустило.

Я справился, но стоило нам отойти и стать тем, кто уже показал императору свои таланты, как Лиззи опять оказалась близко и, едва прикрыв глаза, я почувствовал её горячий женский запах. И мне привиделось запрокинутое лицо в полумраке, растрепавшиеся светлые волосы, мелкие капли пота над приоткрытыми губами, чуть слышным эхом послышалось её прерывистое дыхание, потом едва различимый стон... Глаза смотрят и не видят - она погружена в себя, свои чувства и ощущения, и ей хорошо. Хорошо со мной!

О, нет!

 Только не сейчас - мы на балу! Прогнать эти мысли, отвлечься! Меня совсем не интересуют женщины! Тем более сейчас...

 Медленный, острожный выдох.

Кроме как наваждением это не назовёшь. Я, как зелёный юнец, реагирую на первую попавшуюся барышню. Это никуда не годится, и это начинает меня злить. Нужно отвлечься, осмотреться вокруг, увидеть кого-то знакомого, найти тех, с кем хотелось бы завязать знакомство. Надо подумать о будущем, о карьере...

Открыл глаза и первое, на что упал мой взгляд...

Она стояла впереди и чуть сбоку, и мои глаза будто магнитом притянуло к её декольте. На него открывался отменный вид. А когда эта девица вздохнула, я не выдержал и простонал через прикушенную губу её имя.          

  - Едкая ржавчина! – услышал в ответ и чуть не подавился.                    

  Что? Меня словно водой из полыньи окатили - никаких лишних чувств.  Всего два слова, а как полегчало!  Эта девица ругается, как Ларчи? На всю академию он один делает это так по-дурацки… Я всмотрелся в лицо, что быстро повернулось ко мне. Взгляд растерянный, расстроенный. Но женский. Это девушка, никаких сомнений. Окинул взглядом фигуру: может ли это быть он или нет?                   

  Да, эта Лиззи так же бледна, как и мальчишка, и волосы у неё похожего цвета. Только у щенка они белесые, короткие, вечно выбиваются из короткого хвоста и свисают неаккуратными патлами. Но ничего общего с этими кудряшками над ушами и светлой блестящей волной ото лба те волосы не имели.

И глаза у мальчишки светлые, но вот вряд ли такие же яркие, как те, в которые я сейчас смотрел… Плечи и гм… богатство. Вот уж что невозможно подделать. Может, личина?                    

  Но это императорский дворец, и он защищён, здесь никакие личины не держатся! На входе стоит мощнейшее заклинание нейтрализации чужих обликов, и я хорошо помню это ощущение от заклинания, когда мы проходили через входную дверь  - тёплая волна с мятным ароматом. И она ничуть не изменила мою спутницу. Значит, это всё же подставная девица.

 Я вспомнил её речь. Болтала, как болтал бы Ларчи, только улыбалась и кокетничала. Может, всё же переодетый щенок?                           

  Я всматривался снова и снова. Лицо девичье – густые тёмные ресницы, выщипанные брови. Овал лица…  Да разве я обращал внимание на овал и брови?! Но вот взгляд... Да и дальнейшие слова...    

  - Что? – зло спросила девица. Явно очень злая девица.             

  - Не понял… - протянул я приглядываясь. – Ты Лиззи?  

  Она вдруг смягчила взгляд, опустила на ресницы и собрала губы в бантик. Потом снова распахнула свои голубые глазищи и кокетливо и немного смущённо улыбнулась, даже чуть порозовела. Ну точно девчонка! Миленькая, глуповатая кокетка.  

Может всё-таки сестра? Пока наш Ларчик её учил, набралась от него? Пожалуй, это единственное логичное объяснение.             

  Заиграла музыка, и мне пришлось пригласить спутницу на танец — тот самый вальс, что открывал бал.

Танец развеял сомнения  –  тонкий, тёплый стан под моей рукой, нежный пушок на щёчке, не знавшей бритвы, мягкое богатство, что иногда касалось меня через шикарное платье, -  всё однозначно говорило, что это девушка. Я даже засмотрелся на неё, до того она была хороша. И её аромат, эта горячая смесь запаха разогретого соснового леса и женского тела… 

Я понял, что теперь не успокоюсь, пока не познакомлюсь с ней поближе.                     

 Оторвал взгляд от её притягательного декольте. Из миленького и глуповатого лицо девушки мгновенно превратилось в сосредоточенное, напряжённо думающее. Опять кольнуло – сходство с Ларчи стало ошеломительным. Острые скулы, желваки, едва заметно, совсем чуть-чуть проступившие на короткое мгновенье, нахмуренные брови. Она за кем-то наблюдала, и столько было в этом взгляде!..

У меня шея заболела - я пытался не обернуться: не стоило вертеть головой во время танца, лучше дождаться удобного момента и рассмотреть, кто же так заинтересовал мою спутницу...

26. Лиззи Арчинская

Вальс.

Мы танцевали. Зуртамский на удивление прекрасно вёл. 

Хотя чему я удивляюсь? Его «присвоила» себе дочь гранд-мэтра, молодая княжна, а это говорит вовсе не о её склонности к точным наукам. Скорее о том, что девочка умеет соотнести происхождение, воспитание, магический дар, богатство и внешность кавалера.

Хотя соотнести столько параметров - тоже математика. Я вот ею не владею, к примеру.

Зуртамский из семьи тех аристократов, которые в нашей империи наперечёт. Они состоят с императором в родстве, пусть и дальнем, они богаты, и магией одарены все, и даже порой с избытком. Не то что некоторые.

Некоторые, которые я, например.

И такие аристократы они не простые. Они аристократы среди аристократов. И таких особенных, выборку из выборки, конечно же, с раннего детства учат правильно вести себя, танцевать, держаться на лошади и владеть оружием. Учат едва ли не сразу, как вынут из шёлковых пелёнок. Так что нечему тут удивляться - танцевать плохо он просто не умеет. Надо пользоваться моментом и запомнить впечатления, ведь я танцую с отборным аристократом. Доведётся ли ещё раз?

И я отрешилась от всего, прикрыв на несколько мгновений глаза, вновь стала юной девочкой, которую на первом балу кружил в вальсе отец, и у которой от радости перехватывало дыхание, хотелось петь громко и весело, и беззаботно смеяться.  

  Но едва приоткрыла глаза, уловила что-то до боли знакомое - среди кружащихся пар мелькнул и исчез родной и любимый профиль. Сердце подпрыгнуло, забилось, а дышать стало трудно - в груди поднялась детская радость, восторг. Неужели Ир?! Мой Иракл?! О, какое счастье! Откуда он здесь взялся?

Мать моя механика! Встретить самого замечательного человека здесь, на императорском балу?! Только с нами могло такое случиться!

 Мысли о танцах, Зуртамском, императоре и пушке тут же испарились, а всё внимание сосредоточилось на паре, что кружилась всё ближе к нам. Иракл, как же прекрасно увидеть его! Как я соскучилась! Пожалуй, я задержусь после вальса, чтобы поздороваться, поговорить. Ну и пусть Степан завтра утром отнесёт непрочитанные книги в библиотеку. Зато я вновь увижусь с Иром!

Но весь мой восторг осыпался ледяной пылью. Мгновенно был смыт обжигающе холодной волной. А всего-то я увидела его пару, девушку, которую кружил мой Иракл.

Мало ли кого может кружить в танце молодой человек? Да конечно, но... Девушка... Высокая, темноволосая, с капризными губами, она смотрела на моего Иракла так, будто...

Будто имеет на него право.

Так смотрят только на своё, на то, что, точно известно, принадлежит тебе. А этого не может быть!

Надежда ещё кричала в сердце: подумаешь взгляд. Взгляд - это ничто. Мало ли бывает взглядов! Разум вопил, что не всё и не всегда при первом соприкосновении такое, каким кажется. Что всё это глупости. Просто случайная девушка, просто лицо у неё такое, просто мне показалось.

Но при очередном повороте в танце и прогибе тонкого девичьего стана я заметила, как на её руке сверкнуло колечко.

Расстояние слишком большое, я могу ошибиться. Да и мало ли колец носят как капризные барышни, так и прочие другие? Вот только колечко блеснуло не просто так, а магической помолвочной меткой.

Нужно отвернуться, отвести взгляд, сделать вид, что не заметила.

Но я не смогла.

Боль и здравый смысл говорили, что надежды тщетны, мой Иракл уже не мой, а сердце плакало и из последних сил держалось за глупую надежду, за её осколки. Ах, Ир, душа моя...       

 Танец окончился быстро, и мой партнёр отвёл меня к тому месту, где мы начали наш вальс. Он всё ещё косился мне туда, куда и прежде - в декольте. Только мне  это уже было неважно. Пусть хоть провалится сквозь землю!

И я снова посмотрела на бальный зал.

И замерла: Иракл вместе с брюнеткой шёл прямо на нас. Заметил меня во время танца? И теперь спешил выразить своё почтение... Как на него похоже! 

 Не хочу! Нет! Только не это!

Середина зала стремительно пустела - кавалеры вели дам по местам, будто специально освобождая дорогу для Иракла Герона. А он спешил, на лице цвела улыбка и в глазах - радость встречи. Значит, заметил, узнал.

Рад...

Вот только я не рада.

Я окинула зал последним безнадёжным взглядом - спрятаться негде, даже завалящей колонны поблизости нет. Ни одной. А развернуться к Ираклу спиной и уйти прямо сейчас было бы слишком красноречиво. Я тихо ругнулась. 

Сейчас были совершенно лишними и его радость, и улыбка эта, и уж тем более лишней была встреча. А ещё кое-кто - нежеланные свидетели, ровно два человека, - тоже были лишними: длинная девица с капризными губами и Зуртамский.

- Студент, мне жарко. Принесите стакан воды, будьте добры, - бросила я на Зуртамского взгляд из-под ресниц.

Именно так Марая делала, рассказывая о бале, который посещала последним, и о том, как заставила какого-то молодого человека сделать то, что ей хотелось.

Иракл под руку вёл длинную брюнетку. Дубина Зуртамский застыл, как столб, будто и не слышал моей просьбы.

Как же больно!

Сколько детских мечтаний, наивных иллюзий рушилось в эту минуту. Множество планов и ожиданий осыпались, словно ржавчина со старой арматуры, словно обветшавшие стены под напором тарана. Хоть бы не раздавили меня эти обломки...

А ещё надо скрыть то, что творится внутри, ведь рядом посторонние. И эти посторонние не желают покинуть поле предстоящего сражения.

Аристократ из аристократов, не скрывая своего любопытства, стоял рядом и не делал ни единого движения, чтобы исчезнуть хоть на минуту. Дуболом! При его-то воспитании можно было почувствовать, что он тут лишний, проявить такт и убраться. А он даже мою просьбу по поводу воды  проигнорировал.

Мало того, что пришлось показать ему своё естественное обличье. Теперь придётся ещё и знакомить с человеком, который... которого я...

27. Эрих Зуртамский

  К нам направлялась пара студентов. Хотя может и не студентов? Высокий парень вел под руку высокую, гибкую девушку, и оба были без знаков своих учебных заведений. Оба улыбались - парень жизнерадостно, девушка - осторожно. Мы точно не были знакомы и, значит, Лиззи из-за них так нервничала.

Я сощурился, присматриваясь к подходившим. Подруга? Соперница? Я глянул на Лиззи. Она очень сейчас была похожа на Ларчи. Это его сестра, точно сестра! Теперь никаких сомнений.

 - Ржавый болт!

  Или всё же Ларчи?.. А ведь она сильно нервничает! Побледнела, глаза сузились, пытается осторожно осмотреться вокруг.

- Студент, мне жарко. Принесите стакан воды, будьте добры, - и голос такой капризный.

Ага, прямо побежал. Обойдёмся без воды, тут кое-что поинтереснее назревает. А всё, что связано с моей милой напарницей, нынче сильно меня занимает.

- Лиззи! Это ты! Здравствуй! – высокий парень раскланялся с моей партнёршей. И так улыбался... Как родной.  

 Странно, я думал, что знакома с Лиззи барышня. Бывает же у барышень такое - похвастать кавалером? А этот стоил того, чтобы им похвастать - я аристократа только по посадке головы могу определю. Но студент - студент ли? - меня удивил: к Лиззи обращается по имени, на ты. Близкое знакомство? Насколько близко?

Присев в положенном книксене, моя спутница снова продемонстрировал великолепное декольте. Высокая брюнетка была немного растеряна, хоть и держала лицо. 

   - Позволь представить тебе, дорогая, - обратился к ней красавчик, - это Лизия Арчинская, моя соседка и можно сказать подруга детства. Ах, я до сих пор помню наш корабль в ветвях старого клёна, что по твоим указаниям нам построил ваш кузнец Степан! 

Какой корабль в ветвях, какой кузнец Степан? Кузнец? Но парень продолжал вещать, скалясь во все зубы: 

 - Лиззи, это моя невеста, Адель Незгодзина, – обе девицы вежливо кивнули друг другу. - Мы помолвлены уже полгода! Я так счастлив!

И после небольшой паузы, изрядно приправленной улыбками, сказал с искренним восторгом:

- А ты сегодня так замечательно выступала! Я ужасно горжусь тобой, Лиззи! Учиться техномагии - это замечательно! Я всегда знал, что большая умница.

  Лиззи натянуто улыбнулась и покосилась на меня.  А я смотрел, смотрел на неё, причём в упор. Лизия Арчинская. Значит так, да?

Она улыбалась так, будто мгновенье назад закаменела. Полагалось представить меня своим знакомым, но моя партнёрша будто не замечала, что я стою тут рядом и смотрела только на красавчика. И взглядом этим можно было кого-нибудь пришибить.

Что вообще происходит?    

Лиззи сейчас была так похожа на этого щенка Ларчи, что мысль оформилась сама по себе: это не девица фальшивая, это щенок, бледный, мелкий щенок с ломким, девчачьим голосом фальшивый. И он посмел пробраться в нашу Академию обманом! 

Совсем маленький кусь получился. Добавила ещё.

Лиззи Арчинская

Хоть бы Зуртамский догадался отойти! Или ослеп, или оглох… Или сразу всё одновременно. Но, сдерживая боль, пришлось поддерживать беседу: 

  - Да, Ир, я учусь в Академии ТехноМагии. 

  - Лиззи, такой талант, как ты, достоин самого лучшего! Я всегда и всем говорю, что знаком с редким самородком, девушкой-механиком, - Адель Незгодзина покивала головой, видимо, ей про меня тоже говорили. И говорили часто - вон как сразу напряглись её пальцы, что лежали на сгибе локтя Иракла, уже уже не моего Иракла... Даже костяшки побелели. - И мне никто не верит, представляешь?

Представляю. Чего уж. Я сама себе порой не верила. А вот представлять теперь ещё и страшно, только другое - что будет в Академии, когда мы вернёмся. Я старалась не смотреть на одного студента, а он, эта дубина Зуртамский, застыл столбом, и что там за мысли бродили в этой благородной голове, было не ясно. Но зная старосту, можно было предположить, что в мыслях не было ничего хорошего.

А Иракл будто не замечал моего нежелания говорить, продолжил оживленно расспрашивать:

- Так ты там оказалась?! Туда же не брали девиц! 

Он был удивлён, потрясён, восхищён.

Как же я любила каждую его чёрточку! И эту улыбку, такую искреннюю и заразительную, и эти брови, что поднимаются домиком, делая лицо таким милым, что хочтелось обнять и расцеловать, и эту чуть крупноватую нижнюю губу, что придавала его облику задор и обаяние... Но хоть чуточку сочувствия, Ир, хоть каплю понимания прояви, а?

  - У меня всё получилось, раз я там учусь, - развела я руки в стороны, фальшиво улыбаясь.

Конфуз был знатный. И как нельзя кстати пришлись уроки её сиятельства графини Делегардовой: я почти справлялась с желанием испепелить Зуртамского, ставшего свидетелем этого разговора, а фальшивая улыбка едва держалась на лице. Но я продолжала настойчиво «не замечать» своего стоеросового кавалера.

Что там говорила дочь гранд-мэтра, юная княжна Делегардова? Он мой? Где ты, Марая? Забери этого Зуртамского, нечуткого, глупого, надменного истукана, забери, чтобы взамен я могла хоть изредка видеться с Иром.

Отвечать улыбкой на его улыбку...

Слушать его рассказы...

Смеяться его шуткам...

Видеть. Просто видеть, хотя бы изредка...

Ах, как больно!

28. Лиззи Ларчинская

***

Героны были нашими соседями.

Не в полном смысле этого слова, а лишь частично — их имение соседствовало с нашим через небольшой сосновый пролесок. Покупка этого участка земли, что стал нашим совсем недавно, запомнилась мне, хотя я была совсем маленькой именно этим лесом - неширокой полоской высоких хвойных деревьев, в чьих иголках так восхитительно, как в парусах, гудел ветер, и чьи верхушки было так увлекательно рассматривать, задрав кверху голову.

Именно этим я и занималась, размышляя, хватит ли высоты сосны для мачты корабля, когда меня окликнул незнакомый детскийй голос:

- Девочка, эй, девочка! Ты чья?

Я обернулась - недалеко стоял мальчишка и задорно улыбался. Он был чистенький, аккуратно одетый, в ботинках, в отличие от деревенской ребятни, которая едва не до восьми-десяти лет бегала в нижних рубашках,  без порток и босиком.

- Я папенькина, - ответ был очевиден, и я пожала плечами, удивляясь недогадливости незнакомца.

Мальчишка рассмеялся.

- Да и я не сирота! Я про другое спрашиваю. Кто твои родители?

- Я же сказала, что я папенькина. Нет у меня родителей.

- Так не бывает, - замотал мальчишка головой. Он довольно непривычно растягивал слова, и я с интересом прислушивалась к новым интонациям. Они мне очень нравились. - Всегда есть родители. Вот ты же говоришь, что папенька есть. Кто он, твой папенька?

- Арчинский, Власий Егорыч.

- А, знаю! Наш сосед. Купец?

- Да, - я важно кивнула.

Папа частенько рассказывал мне о своих делах. Правда, я ничего в этом не смыслила, но всегда с интересом слушала, что-то спрашивала. И отцу это почему-то было важно: чтобы я его слушала и чтобы задавала свои смешные детские вопросы. И конечно, я знала, что мой отец купец. А ещё - что он богат, и у него «фарт».

Так про него говорил кузнец Степан - мой друг и старший товарищ.

И я, конечно, гордилась своим отцом, и тем, что он купец, и тем, что он «фартовый».

- А маменька твоя какого рода будет?

- А маменьки у меня нет.

- Как нет? - ахнул задорный мальчишка, и даже присел от неожиданности.

Я пожала плечами:

- Она умерла. Давно. 

Мальчишка посерел лицом и смотрел на меня глазами, полными потрясения и сочувствия. Не жалости, этого я в своём возрасте уже навидалась и крепко не любила, а именно сочувствия.

- А моя болеет, - протянул задумчво и сглотнул, как сглатывают слёзы. - Мы потому и приезжаем сюда, чтобы она поправлялась. Говорят, здесь воздух целебный.

Про воздух я, к сожалению, ничего не могла сказать, а вот про деревья...

- Как тебя звать? - спросила я деловито.

- Иракл.

- Я Лиззи. Ты мне, Иракл, вот что скажи. Ты умеешь делать мачты? - и опять задрала голову к вершине сосны.

Мальчишка тоже посмотрел вверх, а потом сказал, переведя взгляд на меня:

- Для большого корабля?

- Да, кончно. Для самого большого.

- А где он будет плавать?

Этот простой вопрос поставил меня в тупик.

Я очень чётко представляла, какой у меня будет корабль - с круглыми бортами, белыми парусами, длинным форштевнем, и как он будет плыть по волнам, покачиваясь и скрипя. Вот только сейчас я задумалась о том, что волн-то как раз у нас тут и нет. Кроме неглубокой речки, по которой ходили отцовские баржи с товаром, большой воды, такой, чтобы прошёл парусник, не было.

От обиды у меня вмиг задрожал подбородок и намокли ресницы.

- Эй, Лиззи! Ты чего?

- Я корабль хотела! - я перестала сдерживаться и всё-таки разревелась при постороннем человеке. А всё потому, что из глаз его так и не исчезло сочувствие.

Мальчишка тяжело вздохнул и сказал печально:

- Я тоже хочу, только летающий... Только где же его взять?

- Летающий? - мои слёзы вмиг просохли. И всё потому, что новая идея овладела моими мыслями. - Летающий... Это, кажется, вполне можно сделать... Побежали со мной! У меня есть Степан, он всё может! И летающий корабль, наверное, тоже.

Да, Степан, выслушав мою просьбу, только хмыкнул в свою нестриженую бороду и сказал:

- А что? Можно и летающий.

И я даже завизжала от восторга. Моя няня пришла бы в ужас от такого поступка, но Степан только улыбнулся и сказал:

- Завтра примусь. Как работу закончу, досок поищу. А ты, хозяйка, выбери дерево поудобнее.

- Здорово! - визжала я и приплясывала вокруг Степана, а он улыбался. - Кораблик на дереве!

Мой новый знакомый улыбался робко. То ли мой громкий голос его потряс, то ли идея сделать летающий кораблик на дереве, то ли скорость, с которой его мечта стала осуществляться. Я схватила его за руку и потащила искать удобное дерево.

Тот кораблик стал нашим местом, где мы долгими летними днями играли в путешествия, пиратов и новые земли, где мы сдружились, и где я решила, что если и выйду когда-нибудь замуж, то только за чудесного мальчика Иракла Герона.

Я начинала ждать лета едва заканчивался сезон, ранеей осенью, сразу же после отъезда Геронов из их имения. А стоило только солнцу начать топить снег и удлинять сосульки, как я составляла планы, чем обязательно  займёмся с Ираклом после его приезда.

Он был самым красивым из виденных мной мальчиков, самым весёлым и общительным. Самым лучшим другом, после Степана и отца, конечно. И когда однажды летом приехал не тот мальчишка, которого я помнила по прошлому году, а взрослый, с тонкими и редкими, но уже усами, молодой человек, я влюбилась в него без памяти.
Тем более, что решение выйти за него замуж уже давно было принято, а изменился Иракл только внешне. Он всё так же бегал со мной по полям, прыгал со стогов, испытывая парашют, внимательно слушал мои рассказы о строении колеса и составе сплавов. На кораблик, правда, мы уже не залазили - слишком велики стали для маленького судёнышка. Но проведывали его, приходя к дереву, которое помнило наши игры в пиратов и императорские морские войска.

29. Эрих Зуртамский

Парень разливался соловьём, с его лица не сходила улыбка, а Лиззи (или всё же Ларчи?) с каждой новой фразой красавчика становилась всё напряжённее. Зато я, казалось, справился с эмоциями, хотя в мыслях и чувствах всё ещё  бушевал ураган.

Девица? Этот щенок был переодетой девицей? 

Голова кружилась, но я усилием воли держал себя в руках. Если Ларчи девица, то… То всё теперь стало на свои места: тонкий голос, нежелание вступать в драки, слабые руки, на помощь которым всегда приходил верный слуга, кажется, тот самый кузнец Степан, а для нас Хозяй.

На этой мысли просто ударило осознание – даже это «Хозяй!..» от слуги приобрело новый смысл: деревенщина так и не смог научился называть хозяйку хозяином и просто обрывал себя на полуслове! 

  И перчатки… Как же я едко высмеивал это барство, перчатки эти, что последние две недели Ларчи носил не снимая. А его вечерние отсутствия в лаборатории? Бегала, наверное, барышня по портнихам и по ювелирным лавкам!..

Девчонка!

Отрезы, кружева, притиранья для лица, выщипанные брови, болтовня о всякой ерунде!.. Да, в тайную службу к дяде мне не стоит соваться - просмотреть переодетую девчонку у себя под носом. Позорище,  а не Зуртамский.

Вот ведь скандал - в стенах мужской Академии девица!

Ну, допустим (хоть это и не лезет ни в какие ворота), Ларчи это барышня. Тогда кто этот щебечущий хлыщ? Её тайная любовь? Не может быть. Он слишком уж аристократ для такой простушки из купеческого рода. И почему же она не представила ему меня? Стесняется? Боится? Или он тайный любовник, предавший её?

О, пресвятая алхимия! Получается, девица обманывала нас, мужчин, а мужчина обманул её?! А что? Очень  похоже. Эти гуляющие желваки при слове «помолвка», эти взгляды-молнии на брюнетку - ревность как она есть.

Значит, Ларчи на самом деле Лиззи. И эта Лиззи пробралась в Академию незаконно и морочит всем голову.

Что-то тяжёлое, злобное разрасталось в душе, давя на горло желанием бешено расхохотаться.  

Ларчи - это девица. Никак не укладывалось в голове. К этой мысли надо было привыкнуть. И обдумывая, я находил всё новые и новые подтверждения этому. Например, физическая подготовка. Если Ларчи - девица, то гранд-мэтр и снизил нагрузки личным вмешательством, барышня как-никак. Вот тебе верёвочка, скачи, как все девчонки. 

Кто же тогда изобретал все те новинки? Неужели Хозяй, деньщик Ларчи? Я даже застыл на какое-то мгновенье, пытаясь осознать всю глубину оскорбления, что эта безродная девица Арчинская нанесла Академии! Делать вид, что учится, а сама прикрывалась работами своего слуги?!

Барышня-техномаг - это нонсенс, быть такого не может. Всем известно, что у женщин мозги, что у куриц, какая уж тут техномагия? Тут не всякий мужчина справится, а что уж про девчонку говорить. Папенька, видно, хорошо заплатил гранд-мэтру. Вот только зачем купчишке давать образование дочери? Какой ему в этом толк?

Но в причинах мы ещё разберёмся. А вот роль гранд-мэтра непонятна... Понятно токо одно - это заговор, господа. Это позор! Тень на всю Академию! Бесталанная девица в мужском заведении!  

Мыли мешались, гнев и возмущение бурлили вкрови, всё усиливающийся запах будоражил кровь, злил и даже приводил ярость. Да ещё и болтовня хлыща с довольно редким именем Ир...

Ладно, обдумаю всё после.

Главное, что я нашёл повод избавить нашу академию от сосунка, вернее, девчонки, притворяющейся мужчиной! И я этим займусь. О да, это будет мой триумф!

Ещё несколько вежливых фраз, и помолвленная парочка, радостно улыбаясь, отошла от нас.

  - Ну что, студент Ларчи, - издевательски выделил самое потрясающее открытие сегодняшнего дня, – гранд-мэтру признаемся?

Ощущение власти над этой нежной, но кусачей феей, пьянило сильнее, чем её запах, туманило разум, заставляло рычать, а  предвкушение триумфа вспенивало кровь.

 Она повернула ко мне лицо. И на меня глянул тот самый взгляд, такой знакомый, так радующий моё сердце – тяжелый и злой взгляд щенка Ларчи, взгляд, которым он всегда меня наделял, если удавалось достать его до печёнок. 

Внутри что-то перевернулось, и в злобном хохоте, что я давил в себе, промелькнули ноты слёз...

30. Лиззи Арчинская

 - Ну что, студент Ларчи, гранд-мэтру признаемся? 

 Я не сразу поняла, что означала эта фраза, мне было не до того. Я уловила лишь её подоплёку - жгучую ненависть.

 Мне сейчас было слишком больно. Мой замечательный друг Иракл Герон, моя первая любовь, мой идеал, уже никогда не будет моим. Ни моим женихом, ни тем паче мужем.

А ведь тайком ото всех я мечтала о том, как он будет держать мою руку в своей, когда мы будем стоять с ним у алтаря, как будет всматриваться в моё лицо через белую, полупрозрачную брачную накидку, как будет светиться любовью и восхищением его взгляд, слышать отдающиеся эхом от стен сумрачного храма слова священнослужителя, и знать – мы вместе навсегда!   

Я мечтала... Вопреки всему! И нашему с отцом положению в обществе, и вопреки отсутствию каких-либо намёков с его стороны, и нашим редким встречам. Я же умная... Я даже могу кофе смолоть, не прикладывая особых усилий, я на разломе определю состав металла, а по цвету разогретой заготовки могу сказать, как она будет коваться, а здесь... так ошиблась!

Герон видел во мне лишь отличного друга, соседа, товарища детских игр, но никак не девушку, не невесту, не будущую жену.

Ещё бы, он аристократ, а я – дочь купца. И не важно, что мой отец может купить всё состояние Геронов без ущерба для себя, как он купил тот участок с полоской соснового леса.

Он - купец, а я купеческая дочь, и не чета аристок, рату.

В груди печёт, в сухих глазах резь, как от долгого чтения, а руки сцепились вместе намертво, не разорвать.

Но надо найти и хорошее. Например...

Что же может быть хорошего в том, что твои мечты рассыпались прахом, мать моя механика?! Хорошее, хорошее... Вот в механике и найду!

Да! Например, решился вопрос, что так долго мучил меня: как совмещать жизнь и работу техномага и роль жены. Никак. Никак не совмещать. Никакой свадьбы и семьи. У меня есть есть отец, есть Степан, есть техномагия. И больше мне ничего не нужно!

Только в груди болит, будто раскаленный металл кто-то в сердце ворочает… Мне бы спрятаться сейчас, поплакать, пожалеть себя, погоревать о своей утрате, а больше – об утрате иллюзий, конечно, но и об утрате любви - тоже. Но рядом и чуть за спиной нависает всей огромной фигурой мой недруг, мой вечный преследователь, староста Зуртамский, и снова пытается меня уязвить. 

Я обернулась к нему через плечо. Стоит, скалится довольно во весь свой крупный рот, и что-то говорит. Что-то такое мерзкое, как всегда неприятное... Я усилием воли притушила эмоции – поплачу потом – и попыталась осознать его слова. Что-то про гранд-мэтра и признание? 

Я всмотрелась в донельзя счастливого напарника и поняла – только грозящая мне неприятность могла так его порадовать. Гранд-мэтр? Эта дубина Зуртамский думает, что князь не в курсе моих переодеваний? Да он дурак, что ли? Посмеялась бы даже. Да как-то не до смеха.

Не стану его переубеждать, пусть сам разбирается. Новая волна боли нахлынула, раздирая сердце, и я не сдержала злого сарказма: 

- Ну пойди, пожалуйся князю. А лучше – своему папеньке. Папенька тебя пожалеет, даст тебе леденец или пряничек! 

Весь яд, адресованный Ираклу, всю боль от разочарования, от крушения надежд я вылила не на придуманного жениха, а на Зуртамского. И не важно, сейчас это совершенно не важно! Этот тоже заслужил, а мне так больно!.. Нечего под руку подворачиваться, когда мне так больно.

Мне даже стало легче, когда увидела, как он взвился, услышав намёк на то, что он папенькин сынок. Ах, как хорошо, любо дорого смотреть, просто целебная мазь для моей души! Что, Зуратамский, думаешь, ты один насмехаться умеешь, орясина ты аристократическая? Получи и утрись!

И пока он надувался и багровел, чтобы ответить достойным образом недостойной девчонке, я развернулась и пошла. Вышла из бального зала, где снова кружились пары, быстро прошла к портальной площадке. Ни прекрасные сады, ни белокаменные фонтаны - мне ничто теперь было не интересно. Спрятаться, убежать ото всех, закрыться в своей комнате, свернуться клубочком на узкой постели и поплакать, плакать, плакать. Нареветься всласть, похоронить наконец свои погибшие мечты, обломки которых так больно ранят, всё ещё ранят меня, и распрощаться с ними, и жить дальше.

Возвратиться в Академию можно и по одиночке - артефакт переноса срабатывал и в обратную сторону. А мне здесь больше делать нечего.

31. Эрих Зуртамский

К огромному сожалению, гранд-мэтра увидеть ни на балу, ни после не довелось - казалось, что он испарился вслед за Ларчи.

На следующее утро я проснулся, когда солнце только-только выбиралось из-за горизонта, - нервное возбуждение, жажда деятельности, злость не давали спать. Его сиятельство появился, когда я уже который час прохаживался вперёд-назад перед входом в главный корпус.

Разминка с утра была бы не лишней, конечно, даже необходимой в таком состоянии, но я боялся пропустить князя. И вот, протаптывал новую колею в не новой уже дорожке. И оттачивал я совершенно несущественный навык - сдерживать шаг, чтобы казаться спокойным, не срываться на бег и метания.

А это было непросто. Ещё бы: в Академии - переодетая парнем девица. Какой позор!

Конфуз!

Меня распирало и рвало на части, потребность что-то сделать, куда-то бежать нарастала, и сдерживаться становилось всё сложнее. Но наконец появился гранд-мэтр. Он, сияя улыбкой, шёл ко мне, неловко раскинув руки - правая в широком жесте, а левая - прижата к боку. Ею князь держал подмышкой футляр, в каких обычно хранят рулоны бумаги.

- Ваше сиятельство! - я вытянулся и чётко поклонился, но гранд-мэтр по-свойски обнял меня и похлопал по спине.

- Как я рад тебя видеть, Эрих! Какое выступление! Просто взрыв! Вы отлично выступили! Просто отлично!

Я не разделял радости мэтра, и поспешил сообщить ему о своём деле:

- Ваше сиятельство, позвольте обратиться к вам по серьёзному вопросу.

Мэтр чуть прищурил один глаз и, наконец, перестал так радоваться.

- Что-то случилось, Зуртамский?

- Да, ваше сиятельство. Случилось.

- Тогда пройдёмте в кабинет.

 Лестницы и коридоры тихого корпуса эхом отражали звук наших шагов - рано было даже по меркам клерков, которые в главном корпусе, казалось, работали круглые сутки. Но нет, сейчас было пусто - ни человечка.

Пока шли, молчали. Я был благодарен мэтру - я бы не смог разговаривать на ходу о важных вещах.

В кабинете, расположившись против князя, я изложил своё открытие относительно Ларчи, рассказал, что это девушка, что она скрывается в нашей Академии и тем самым нарушает Устав. И вообще, девицам не место в таких учебных заведениях, как наша Академия, а то, что она обманывает, возмутительно вдвойне.

Как я ни сдерживался, как ни пытался, но моя горячность к концу речи прорвалась, и я потребовал выставить нахалку из стен нашего учебного заведения. На что услышал потрясший меня ответ:

 - Господин Зуртамский! Вы меня удивляете! Вы так ничего и не поняли?А ещё лучший студент!

Я подавился воздухом. Что? Упрёки? Но гранд-мэтр, от души веселясь,  продолжил:

- Дорогой мой!Для меня это не секрет. Вспомните, ведь я же намекнул вам о том, что Ларчи это и не Ларчи вовсе, а Лиззи. Но есть ещё кое-что: Лиззи имеет полное право находиться в нашей академии!

Князь выглядел не просто довольным, а прямо таки лучился счастьем.

- Как?! - это всё, что я смог выдавить из себя.

Счастливая эта улыбка князя стала вдруг какой-то змеиной - коварной и тонкой.

- Как вы могли забыть? Мы уже не Мастерские, куда допускались только парни, дорогой мой! Мы - Академия, и потому имели право переписать Устав, - а в голосе такое торжество, будто не просто устав переписали, а прямо революцию совершили! - И новый документ уже давно лежал у его императорского величества. И лишь ваше с Лиззи выступление стало той последней каплей, которая убедила нашего императора в необходимости изменений! Вчера, прямо во время бала, он подписал новый Устав, в котором пункт об ограничениях для дам снимаются!

- Что?! - я потерял дар речи.

32. Эрих Зуртамский

- Да, - старик покивал головой, и седые волосы растрепались, делая старого князя похожим на седого ребёнка. - Для меня это огромное достижение!

Я на секунду прикрыл глаза, пытаясь привести мысли в порядок. Наконец ухватил то, что ускользало:

- Но раньше, до того, как император подписал новый Устав, эта барышня находилась на обучении незаконно. Она обманом проникла сюда, и вы ещё платили за её учёбу из собственного кармана! Это недопустимо! Её нужно выгнать!

Князь отвёл взгляд в сторону, пробежал им по корешкам книг на полках, побарабанил пальцами по блестящему столу и всё-таки посмотрел мне в глаза.

- Господин Зуртамский, - сказал он строго, даже сурово, и сдвинул брови, - я не могу выгнать студентку Арчинскую.

- Но она нарушала Устав! Ей здесь не место!

- Нет, студент. Ей здесь самое место, - гранд-мэтр перестал улыбаться. - Я готов половину своего состояния отдать за то, чтобы она училась у меня. Я готов оплачивать не только её учёбу, но и содержание, если бы это было необходимо. Но её отец настолько богат, что подобные предложения для него оскорбительны. А барышня - гений. И то, что она девица, делает ситуацию лишь ещё более напряженной.

- То есть, вы хотите сказать, что все эти вещи, вроде разводного моста и ручной мельницы для кофе, в самом деле придумала барышня?! Эта Лиззи?

- Да, - просто ответил князь Делегардов и кивнул. - Это придумала именно она.  

Это невозможно! Она женщина! Какие изобретения? Какие мосты и мельницы? Дети, муж, хозяйство - вот её удел.

Я вспомнил тонкие пальцы, перемазанные, ловкие, как они тяжёлым инструментом начисто отделывали поверхность отливки, вспомнил чертежи - изящные, воздушные, будто летящие линии, подпись таким же стремительным, аккуратным (но явно женским!) почерком внизу «Л. Арчи». Ларчи, Л.Арчи, то есть Лиззи Арчинская...

- Так что же? Она теперь со всем своим женским очарованием будет крутиться среди юношами и дурить нашему брату мозги? - на мои слова, полные потрясения, гранд-мэтр только ухмыльнулся.

 - То, в каком виде Лиззи решит продолжать учёбу, зависит только от неё. И я бы советовал ей пока сохранить свою тайну, изображая парня. Хотя бы до конца учебного года, пока все, и студенты, и преподаватели, не смирятся с мыслью, что учиться техномагии могут и барышни. Ну и до следующего набора, в котором, полагаю, хоть пара прогрессивных девиц, но всё же появится и составит компанию Лиззи.

Я сидел, уставившись в блестящую поверхность стола, и не мог поверить услышанному. Я точно не сплю? Мне это не мерещится?

А гранд-мэтр заговорил тихо и проникновенно, как говорят, когда доверяют важную тайну.

- Если я упущу эту жемчужину, Эрих, я не прощу себе этого никогда... Такие дарования рождаются редко, а ещё реже могут пробиться. А она пробилась. И то, что она попала сюда, смогла здесь обосноваться и справляется - заметь, лучше многих первогодок - невзирая на все сложности и препоны, просто бесценно!

Я смотрел на гранд-мэтра потрясённо, не верил услышанному и только качал головой. Наверное, это сон, потому что быть на самом деле такого не может. Но его сиятельство сделал контрольный выстрел

- Нельзя её потерять, нельзя... И если придётся выбирать, - пауза позволила мне самому продолжить фразу между кем и кем выбирать, и Делегардов продолжил, - я выберу Лиззи. И только её.

Он улыбнулся устало и откинулся на спинку кресла. И стало понятно - да, вопрос кого выбрать, у него не стоит. На лице было ощущение оплеухи - щёки горели, а в груди теснило от недостатка воздуха. Я встряхнул головой раз, другой, но справился с собой, встал и откланялся.

- Позвольте идти, ваше сиятельство?

- Можно, Зуртамский, можно. Идите, - проговорил гранд-мэтр добродушно. - Ещё одно. Сегодня в узком кругу празднуем нашу победу - успешное выступление на императорском балу, подписание нового Устава. Жду вас у себя, к ужину. Прошу не опаздывать. 

33. Эрих Зуртамский

Весь день меня раздирали противоречия. Хотелось заставить старого князя изменить своё мнение, выгнать наглую девчонку из Академии и наконец наслаждаться спокойствием. Но, взглянув на ситуацию с другой стороны, я вдруг понял, что если выгнать подлеца Ларчи, то останется... пустота?

Это и мучило: выгонят щенка, станет пусто.

Кого дразнить? Кого пугать? К кому подкрадываться? А кто будет мне зло смотреть вслед? Кто будет шарахаться, даря мне чувство превосходства?

Это приятно, это согревает. Но это мелочи, мальчишество. Глупые эмоции.

Куда важнее другое. Если поверить в то, что придумывает все эти замечательные штуки - новые снаряды, сплавы, алхимические формулы - девчонка (хоть это и трудно, и всё ещё не помещается в моей голове), то кто же тогда будет всем этим заниматься?

И вот этот тоненький голосок разума, который почему-то казался мне подлым и нечестным, оказывался сильнее голоса справедливости, требовавшего негодную лгунью выставить прочь из Академии.

И мне уже не хотелось, чтобы её выгоняли.

Выплеснуть ненависть на саму маленькую дрянь? На эту обманщицу, переодетую в мужское платье? Да. Наговорить ей гадостей, запугать, внушить ужас? Да! Хотелось видеть её страх, почтение, раболепие, её просящий взгляд, униженно согнутую спину, слёзы обиды в глазах. Но вышвырнуть, используя свою власть и связи, или вынудить её уйти по доброй воле уже не хотелось.

А вынудить легко. Я бы с лёгкостью мог это организовать. Всеобщая травля, например. Это совсем несложно.

Намекнуть парням, чтобы облили её лавку в столовой сладким сиропом, опрокинули её тарелки.

Или мышь.

Барышни боятся мышей, это всем известно. Мышь в тарелке. Дохлая. Повизжит наш Ларчи своим ломким голоском!..

Я даже улыбнулся, представляя эту картину.

А можно и по-другому.

Можно запереть её в аудитории на время обеденного перерыва. Можно незаметно похитить её денщика и увезти далеко за пределы столичного округа. Да просто подстеречь её в тёмном углу и поставить перед фактом: или она убирается, или... что?

Мой азарт с шипением сдулся: я опять осознал - без Ларчи, без той злости, что он будил во мне, будет скучно, пресно, неинтересно.

Внутри что-то гудело, зудело, царапалось и толкало идти. Идти и искать эту наглую девчонку, заглянуть ей в глаза. Что-то сказать, громкое, сильное, может быть злое. Или гневное.

Заорать на неё.

Зарычать. Зашипеть...

И я весь день рыскал по Академии, подгоняемый этим чувством. Вокруг было тихо и безлюдно - выходной день.

Но переодетую девчонку так и не встретил.
 

Вечером, едва я вошёл в гостиную графа Делегардова и успел раскланялся с его домочадцами, нас пригласили к столу.

 Лиззи уже была здесь. Да, в доме князя она была Лиззи Арчинской. В простом платье, с причёской, из которой выбилась завитая короткая прядь, с глазами, устремлёнными в пол. Она сидела на диванчике рядом с княгиней, пока гранд-мэтр и Вальдемар о чем-то беседовали. Показалось, что моё появление радости не вызвало.

Зато юная княжна встретила меня сияющим взглядом и мгновенно расцветшей улыбкой. И только воспитание не позволило ей броситься навстречу, хотя по глазам было видно - очень хочет.

Мы разделились по парам и прошли в столовую.

Его светлость вёл Лиззи. Её платье сегодня было скромнее, чем на балу, но она в нём казалась такой же нежной и воздушной. И я ловил себя на мысли, что хочу убедиться: она живая и настоящая или кажется,  видится во сне?

Я даже пожалел, что мне выпала честь вести к столу не её, а Мараю Делегардову. Княжна очень мило смущалась, опускала глаза, двигала плечами так, что драгоценности сверкали и переливались в свете магических светильников. Снова поднимала на меня взгляд, заглядывала в глаза, улыбалась и чересчур сильно опиралась на мою руку, едва не повисая на ней.

Она расспрашивала меня о вчерашнем бале, распахивая свои большие глаза, словно ребёнок, но не ожидая ответов, задавала вопросы. Всё новые и новые вопросы. Уже в маленькой семейной столовой гранд-мэтр строго сказал:

- Марая, дай спокойно поужинать. Успеется поговорить о нарядах.

Девушка замолчала и надулась, но продолжила сверкать глазами в мою сторону. Обычно такое поведение девушек мне льстило. Я глянул на Лиззи, что сидела напротив, рядом с Вольдемаром. Тот что-то тихо спрашивал у неё, а она с совершенно прямой спиной смотрела на свои сложенные на коленях руки и говорила, едва двигая губами.

34. Эрих Зуртамский

Прислушался к себе и удивился - внимание княжны не льстило, как бывало, когда девицы вертелись вокруг меня. А вот то, что маленькая интриганка прятала от меня глаза, задевало.

Князь привлёк наше внимание, поднявшись с бокалом шампанского.

- Друзья мои! Я рад сообщить, что наша Академия наконец окончательно признана высшим магическим учебным заведением, и это для нас огромный шаг вперёд, - бокал качнулся в мою сторону, затем в сторону Лиззи. - В этом ваша заслуга, дорогие мои! Благодарю вас! Надеюсь, впереди ещё не одно новое свершение, друзья мои!

Глаза град-мэтра мечтательно поднялись к потолку, он улыбнулся. Да уж, для старика это верно огромный шаг вперёд. Приятно, что я приложил к нему руку.

Я почувствовал прикосновение. Это Марая накрыла своей ладошкой моё предплечье. Обернулся - она сияла улыбкой, заглядывая мне в глаза. А ей-то какое дело до успехов Академии?

А вот Лиззи, - если верить словам мэтра, наша главная героиня - сидела, всё так же не поднимая глаз, только сейчас вниманием её завладела тарелка, куда бесшумные слуги накладывали еду. Князь щелчком зажёг свечи в канделябрах по всей столовой, и капельки усиленного магией света заплясали на хрустале и в драгоценностях дам, добавляя торжественности словам.

- И тебе, сын мой, - бокал качнулся в сторону Вольдемара, что сидел рядом с Лиззи и слегка улыбался, - я передам обновлённую Академию. Такую, в которой откроются новые возможности. Более современную. Процветающую. Ставшую лучше. И я счастлив, что мне удалось сделать её такой!

Мне не нравилось, как молодой князь заботливо подвинул Лиззи стул, когда усаживал её за стол, не нравилась его улыбка и то,что он сидел слишком близко к Арчинской. И хоть смотрел он не на неё, а на гранд-мэтра, мне это всё равно казалось неправильным. Князь улыбнулся хитро и отсалютовал бокалом своей жене.

- И тебе, Ольга Леоновна, свет мой, моя благодарность! Ты моё благословение и вдохновенье, моя муза! - и князь обратился сразу ко всем. - Давайте же отпразднуем наш успех!

Шампанское оказалось отличным. И уже принявшись за трапезу, Вольдемар, спросил:

- Отец, я, право, не понимаю, почему ты такое значение придаёшь статусу Академии? - и продолжил ненавязчиво ухаживать за Лиззи, предлагая ей то соус, то маленький слоёный пирожок.

Моя недавняя спутница всё так же ни на кого не смотрела. Приборы в её руках медленно двигались, не издавая ни звука, кусочек за кусочком она подносила ко рту, аккуратно клала в рот, жевала.

Но глаз так и не подняла.

А ведь я сидел прямо напротив.

Тихие слова «Эрих, передайте соус, будьте любезны!» со стороны Мараи отвлекли меня и вернули к словам князя.

- Вольдемар, условности возводят барьеры между людьми. Ты вспомни наш девиз: «Для таланта нет преград!» И эти преграды мы возводим сами.

Тихое позвякивание столового серебра и хрусталя фоном сопровождали слова гранд-мэтра. Его глаза сияли, и воодушевление плескалось как шампанское в его полуопустевшем бокале.

- В прошлый набор я отказал одному отцу. У него талантливое чадо, большая умница, самородок. А я отказал в приёме. Как же я сожалел тогда! - поднося вилку ко рту, князь бросил мимолётный взгляд на Лиззи. Прожевал, промокнул губы салфеткой и продолжил, снова обращаясь к сыну: - Теперь же мы можем без ограничений принимать всю талантливую молодёжь. Это большой шаг вперёд, сын мой! Так мы можем собрать все светлые головы нашей империи у себя!

Лиззи молчала, ела и, казалось, не очень интересовалась беседой. А я наблюдал каждое её движение и не мог поверить: я же каждый день видел в столовой, как она ест, как подносит ко рту ложку или вилку, но ни разу мне не пришло в голову, что все движения щенка Ларчи женственные. Как я мог быть таким невнимательным?

- Ты про снятие сословных ограничений? Или про женщин? Но почему ты уверен, что это большое достижение? Разве много черни или барышень, которые разбирались бы в механике? - Вольдемар взмахнул вилкой, и я чуть не дёрнулся - прибор мелькнул слишком близко к Лиззи.  

- Их мало потому, сын мой, что никто не предлагает им такого. А мы предложим! Ещё твой дед собирал по всей империи редкие таланты, но он не смог и помыслить, что среди обычных плотников или кузнецов можно найти самородки.  

Кузнецов... Я вспомнил Хозяя. Да уж...

Рядом раздалось короткое хмыканье, и я обернулся к Марае. Она сидела с недовольно приподнятыми бровями и косилась на матушку.