Медь в драгоценной шкатулке

Глава 25

Дни шли за днями. С юга приходили противоречивые вести. Если на севере война, пусть и замедлившись слегка после отъезда Тайрена, но всё же явственно близилась к завершению, то справиться с Южной империей оказалось не так-то просто. Новую армию набирали наспех, больше половины в ней были новобранцами, и пусть князь Гюэ сам спустился со своих перевалов, да и Тайрен показал себя неплохим военачальником, одним ударом разбить врага у них не получилось. Путники говорили разное, пересказывая прошедшие через десятки рук слухи. Наши гонят врага к границам. Нет, на самом деле наши проиграли, и это враги гонят их. Было дано большое сражение. Северяне его выиграли. Нет, проиграли. И теперь укрепились на самом-самом последнем рубеже обороны.

Я прокляла отсутствие нормальных коммуникаций, гадая, чем вызван такой разнобой и почему раньше все, хотя бы в общих чертах, говорили одно и то же, а теперь не способны договориться хотя бы об исходе генерального сражения. Утешало хотя бы то, что Тайрен точно был жив. Жив и всё ещё сражался. И к празднику дня Зимнего солнцестояния стало ясно, что в центральные районы страны южан удалось не пустить. Все ободрились и стали ждать реванша, но обнадёживающих новостей не было. Пугающих, впрочем, тоже. Похоже, война застопорилась: зима выдалась хоть и не особо холодная, но мокрая, дороги раскисли, одинаково мешая обеим сторонам. Гун Вэй, вышибив наконец кочевников в степи и оставив половину своих войск стеречь границу, с оставшейся половиной двинулся на помощь, но распутица и ему диктовала свои условия. Я настроилась на долгое ожидание и впервые в жизни искренне молилась Небу и здешним богам. Не знаю, есть ли они, не знаю, слышат ли, но если всё же есть и слышат, то пусть помогут тем, кто воюет не за деньги и не за славу, а за правое дело, защищая свою родину.

А потом война закончилась. Как-то вдруг. Известия о соединении гуна Вэня с императором, новом сражении объединённой армии с южанами, победе в этом сражении и заключении мира привёз один гонец. И это был не беженец, а именно гонец, развозивший официальный императорский указ по городам и весям. Можно ли было считать войну выигранной? Да, если вспомнить, что само существование Северной империи совсем недавно висело на волоске. Нет, если посмотреть на итоги беспристрастно. Южной империи всё-таки удалось оттяпать у нас кусок территории, две области отошли нашим соседям, и граница сдвинулась на север, проходя теперь по Хэалльскому хребту и Парчовой реке. Цзяран оказался почти отрезан от империи — почти, но, к счастью, всё же не совсем. Видно, дорого обошлось Тайрену последнее сражение, если он согласился на такие условия.

Так или иначе, война кончилась. Можно было перевести дух и начать снова думать о будущем. Теперь, когда молодой император вернётся в столицу, оно должно было определиться, так или иначе. Но в любом случае, я не ждала вестей быстро — Тайрену и без меня должно хватать забот. И если я думаю о нём куда чаще, чем положено добродетельной мачехе — или, как тут говорят о не доводящихся матерью жёнах отца, «тётушке» — так то сугубо мои личные проблемы. Хорошо, что заботы о подрастающем Шэйрене занимали львиную долю времени, не давая всяким глупым мыслям разгуляться в моей голове. Ещё я тревожилась за Лиутар, которую не видела уже больше полугода. Теперь, когда Тань Мэйли должна была отправиться в монастырь вместе со всеми остальными бездетными жёнами императора, кто заботится о моей дочке? Скорее всего, её отправили обратно в Таюнь, как только это стало безопасно, но что с ней, здорова ли она? Я вдруг поняла, что даже не знаю, кому можно написать, чтобы узнать о положении дел во Внутреннем дворце. Вся знакомая мне прислуга выехала из него вместе со своими хозяйками, и я понятия не имела, что сейчас хотя бы с моим штатом. И даже не попыталась это выяснить, хотя времени прошло предостаточно. Да, госпожа из меня вышла так себе. И я-то ещё возмущалась, что остальные хозяева смотрят на слуг как на мебель, а сама забыла о них, как об оставленных в моих покоях столиках и шкафах. С глаз долой — из сердца вон.

В конце концов я всё-таки написала старшей из нянь, и отдала письмо тому из соседей, кто собирался ехать к месту своего проживания через Таюнь. Нашедшие приют в монастыре беженцы потихоньку разъезжались: кое-кто уехал ещё зимой, но и самые медлительные не могли больше откладывать — как-никак, люди находились на службе и были обязаны вернуться к своей работе. Разъехались и торговцы. Признаться, я всё-таки свела знакомство с женой одного из них и даже пригласила к себе на чай, но женщина очень смущалась и твердила, что негоже это — так ронять себя такой особе, как я. Тем не менее она забежала ко мне перед отъездом и подарила мне стрелу из персикового дерева для отпугивания злых духов от ребёнка. Я с благодарностью взяла, служанки промолчали, но всем своим видом выразили неодобрение. Когда речь зашла о том, чтобы вернуть их отъезжающим хозяевам, то хозяева лишь замахали руками, а сами девушки повалились мне в ноги, голося, чем они прогневали госпожу, что она отсылает их прочь. Мне оставалось лишь махнуть рукой. Если девицы мечтают о дворцах, то пусть их.

Так я осталась в одиночестве, если не считать монахов, прислуги и охраны. Новый год — первый Новый год нового правления — уже минул, и в монастыре потихоньку готовились ко дню рождения нового императора и к следующему за ним Дню Поминовения усопших. Я опять поднималась на стены и смотрела на дорогу — это стало моим единственным развлечением, кроме чтения, хотя Тайрен по пути в столицу мог выбрать любой путь. И всё равно прибывший одним весенним днём гость застал меня врасплох. Он, должно быть, приказал ничего мне не говорить, или, быть может, бежал так быстро, что опередил тех, кто мог бы меня предупредить. Я как раз в одиночестве стояла у колыбели, когда дверь в мою келью рывком распахнулась, и я в первый момент не узнала выросшего на пороге высокого воина в доспехах. Но потом он сорвал с головы шлем, и я лишь тихо ахнула.

Секунду мы с Тайреном молча смотрели друг на друга, а потом он стремительно сделал два шага вперёд и сгрёб меня в объятия. Его губы горчили, и от доспехов пахло пылью и конским потом. Не знаю, не помню, сколько длился этот поцелуй, помню только, что у меня закружилась голова, и в ногах появилась странная слабость, так что, не держи меня Тайрен, я могла бы упасть. Но потом Шэйрен, словно встревоженный маминым невниманием, подал голос, и сделал это достаточно громко, чтобы его крик дошёл до моих затуманившихся мозгов. Император не стал меня удерживать, когда я дёрнулась к сыну, а вместо этого и сам шагнул к колыбели и заглянул внутрь.

— Значит, это и есть мой брат? — с улыбкой спросил он, и у меня отлегло от сердца.

— Да. Познакомься, его зовут Шэйрен. Ну… так его хотел назвать прежний император.

— Здравствуй, Шэйрен, — с забавной серьёзностью сказал старший брат. Младший швырнул в него погремушкой и издал ещё один пронзительный крик. Пришлось взять его на руки и начать укачивать.

— Он не привык к чужим, — сказала я Тайрену, и тот кивнул. Казалось, он почти не изменился за те два с половиной года, что мы не виделись. Только взгляд стал жёстче, да глаза запали чуть глубже, хотя это могло бы следствием обычной усталости.

— Как же я по тебе скучал… — жарким шёпотом произнёс он. — Соньши…

Колыбель, конечно, преградой не была, он обогнул её, и мужские руки опять сжали мои плечи, а твёрдая чешуя доспеха вжалась в спину. Чужие губы скользнули по волосам, по виску…

— Тайрен… — начала я, но слова как-то сразу кончились. И даже недовольный сын на руках не спасал. Да, наивно с моей стороны было думать, что Тайрен вот так возьмёт и оставит меня в покое. Возможно, когда-нибудь о нас напишут роман. О порочной любви императора к супруге его отца. И выведут меня в нём роковой соблазнительницей, пьющей душу и силу лисой-оборотнем. Или, быть может, Тайрена — распутным и развратным, поправшим ради похоти добродетель и приличия. Хотя первое вероятнее.

Все же знают, что всё зло от баб.

Однако прямо тут секса у нас не случилось, хотя видно было, каких трудов Тайрену стоило удержаться. И, ей-богу, я не стала бы возражать. Правду говорят, что разлука обостряет чувства, не помню, чтобы раньше я отвечала на его поцелуи с такой пылкостью. Однако он глубоко вздохнул и отодвинулся первым.

— Собирайся, — сказал он, — мы едем в Таюнь.

— Ага, — кивнула я, пытаясь прийти в себя. — Мои слуги…

— Я велел никого не пускать, — он снова вздохнул и посмотрел на распахнутую дверь. — Их сейчас позовут.

— Ага, — опять кивнула я, но ни один из нас не тронулся с места. Даже Шэйрен, как ни странно, притих, и я положила его обратно в колыбельку.

— Ты оставишь мне дворец Успокоения Души?

— Оставлю. Мой отец был щедр, да?

— Да, был, — я поколебалась. — Он любил меня, Тайрен.

— И я его понимаю. Одна из немногих вещей, в которой я его понимаю и разделяю. Но как в империи может быть только один император, так у женщины только один муж. И теперь настало моё время. Собирайся, мы возвращаемся во дворец.

— Подожди… Что ты имеешь в виду?

— Я беру тебя в жёны, Соньши. И пусть хоть кто-то попробует мне помешать.

М-да, когда-то он говаривал, что я не устаю его удивлять. Сегодня он, похоже, решил взять реванш за всё разом. Я была готова к продолжению отношений, я ничего не имела против, я, скорее, была очень даже за… Но я-то думала, что нам предстоит тайный роман! А вот так, в открытую…

— Ты хочешь… Но постой, так же нельзя! Это же…

— Можно. Я не собираюсь отказываться от тебя. Ты была моей, и он отнял тебя у меня, но сейчас я верну своё. Назло всему миру!

— Но постой!..

— Нет. Тебя послало мне Небо. Это его воля, и кто я такой, чтобы ей противиться? А если вздумает кто-то другой, то пожалеет.

На мгновение мелькнула неприятная мысль, что если бы я сама была против его чувств, то и моё «против» он отмёл бы с такой же лёгкостью, как и все остальные. Но я прогнала её. Какой смысл размышлять, что если бы да кабы?..

— Тайрен… — я слегка запнулась, сообразив, что впервые в жизни обращаюсь к нему просто по имени. — Послушай. Ты только-только взошёл на трон. Тебе нужна поддержка двора и народа. Разумно ли начинать царствование с такого противопоставления себя вековым обычаям и приличиям?

— Двор сделает то, что я ему скажу, — с железной уверенностью отрезал Тайрен. — А если кто-то вздумает возражать, то моя армия быстро объяснит ему, как он не прав. Солдаты и офицеры преданы мне. Что до народа… Я спас его от варваров и южан, не дал превратить их в мертвецов и рабов. Думаю, я имею право на некоторую благодарность с их стороны.

— Прости, но значение имеет не то, что думаешь ты, а то, что думает народ. Да, да, вспомни пословицу насчёт воды и лодки. И при чём тут вообще благодарность? Разве она заключается в разрешении воровать, убивать или ещё как-то нарушать закон? Ты отлично знаешь, что взять себе женщину отца — это вопиющее попрание закона, — он открыл рот, и я поторопилась добавить: — Пойми, я не отказываюсь от тебя. Я тебя люблю. Но зачем так открыто? Меня и так-то не слишком обожают, и твоё доброе имя я тоже испорчу.

— А при чём здесь ты? — Тайрен вдруг усмехнулся. — По империи будет объявлено, что Луй Соньши осталась в монастыре по примеру своего супруга. Или умерла родами, не важно. Я нашёл человека, готового тебя удочерить. Входящий в новую семью порывает с прежней, былые узы больше не имеют над ним власти. Я возьму в жёны не супругу своего отца, а скромную и добродетельную дочь рода Фэй.

— Тайрен, — я совершила жест, в моём мире именуемый «фейспалм». — Кого ты надеешься обмануть? Да достаточно просто посмотреть на меня, чтобы всем всё стало ясно!

— Да пусть будет хоть трижды ясно. Ты тревожилась о нарушении закона? Так вот, я поступлю в полном соответствии с законом. Я говорил со знатоками. После принятия в новую семью все обязательства в старой перестают иметь значение.

— Думаю, это только потому, что никому до сих пор не приходило в голову удочерять мужних жён!

— Но ведь не приходило же, — Тайрен пожал плечами. — Как ты сама говорила — что не запрещено законом, то дозволено.

Я открыла рот — и закрыла. Нужно будет самой поинтересоваться этим пресловутым законом. Неужели он действительно столь… категоричен? Вошёл в другую семью, и с прежними родичами уже чужие? Впрочем… должно быть, согласие прежней семьи обязательно, но в моём случае возражать некому. У меня родных нет, муж со всем мирским порвал, уж не знаю, по своей воле, или любящий сын пригрозил чем-то (и знать не хочу, если честно). Единственный, кто подходит на роль моего родственника и, следовательно, опекуна, это Тайрен, а уж он-то сам себе разрешит всё, что захочет. Мнением женщины закон, разумеется, не интересуется. Впрочем, справедливости ради, и мнением мужчины тоже, пока над ним есть отец или дед.

Оставался последний аргумент.

— Знаешь, Мекси-Цу… Я не хочу создавать тебе проблем в твоей собственной семье, а мы с ней едва ли уживёмся.

— Мекси-Цу… — Тайрен скривился, словно в рот ему попал прокисший лимон. — Вот уж не думал, что кто-то может опротиветь до такой степени. Квёлая плакса и доносчица, хватит с неё и звания супруги. Большего не заслужила.

— Э? А кто тогда будет императрицей?

— Ты.

— Я?!

— Ты, — Тайрен кивнул, и в его глазах заплясали знакомые искры.

— Ты шутишь?

— Нисколько.

— Но я не могу быть императрицей!

— Почему?

— Но я же… никто!

— Для «никого» ты возмущаешься слишком громко.

— Уа-а! Ва! Ва-ва-ва! — подтвердил Шэйрен.

— Тайрен, не строй из себя дурака! У меня нет ни влиятельной родни, ни любви народа и придворных, ни родословной, ни… ничего, что должно быть у императрицы.

— У императрицы Од их тоже не было, а она — одна из величайших женщин в истории, пусть и южной.

— Это было давно и неправда, — буркнула я, наклоняясь над ребёнком.

— Почему неправда? — удивился Тайрен. — И трёхсот лет не прошло.

— Тайрен, брак императора — решение политическое. Оно должно нести какие-то выгоды. А что ты выиграешь, сделав меня старшей женой?

— Тебя, — очень серьёзно ответил он, — и себя. Ты — мой лучший друг, ты понимаешь меня, как никто. Ты одна стоишь кучи советников и друзей. Я просто хочу воздать тебе по заслугам.

— Мне очень приятно это слышать, но я буду у тебя, и став просто одной из жен.

— Так значит, против того, чтобы войти в мой гарем, ты больше не возражаешь? — коварно спросил Тайрен. Я поморщилась, махнула рукой и дала сыну костяную уточку, которую он тут же сунул в рот. Вспомнился анекдот про покраску стен Кремля в синий цвет: «Так и знал, что по первому пункту вопросов не будет…»

— Что до выгод, — добавил император, — то от брака с Мекси-Цу их тоже нет. Матушка выбрала её лишь потому, что сочла самой удобной. А так императрицами становились кто угодно. Даже уличная певичка однажды.

— Тайрен, — я вздохнула, — дело даже не в этом. Я просто не хочу становиться императрицей. Я в жизни не управляла даже маленьким поместьем, где уж мне управиться с целым Внутренним дворцом.

— Да ну? А твой управляющий говорит, что ты очень даже неплохо взялась за дела подаренных тебе отцом владений.

— Шэн Мий? Ты его видел?

— Ага, видел и говорил. Ещё в монастыре Цветущего Леса.

— Я всего лишь проверяла бумаги.

— Так императрица именно этим и занимается. Не думаешь же ты, что она сама ходит по кухням и кладовым?

— А ещё она занимается целой кучей обрядов и церемоний, в которых я мало что смыслю, и словечка не может сказать без того, чтобы оно не было услышано, десять раз перетолковано и принято как руководство к действию. Да что там словечко, каждый жест, каждый взгляд. Я уже устала от дворца и от того, что живу в нём под неусыпным надзором, а у императрицы этого надзора в десять раз больше. Когда я узнала об отречении его величества, у меня первая мысль была: ну наконец-то я от всего этого отдохну. А ты опять хочешь швырнуть меня в самую пучину.

Тайрен помолчал, внимательно глядя на меня. Я тоже молчала, машинально покачивая колыбель.

— Так значит, ты отказываешься, — наконец сказал он.

— Да. Не от тебя — от трона.

— И ты хочешь, чтобы императрицей всё же стала Мекси-Цу?

— Она или другая, если она тебе так противна. У тебя полтора десятка наложниц, а скоро будет ещё больше. Неужели не найдётся ни одной достойной?

— Но хотя бы вернуться со мной в столицу ты не откажешься?

Я тяжело вздохнула. Здесь было так тихо и мирно… Да, тоскливо, то сейчас и тоска не пугала по сравнению с тем, что предлагал мне Тайрен. А ведь он не отступится. Слишком он упорный человек… и слишком меня любит.

Может, и правда подумать об уходе в монастырь? А как же тогда дети?

— Принц должен расти при дворе, — словно угадав мои мысли, Тайрен снова посмотрел на брата. — Едешь ты или остаёшься, его я в любом случае забираю с собой. Представлю его двору, будет жить в Полночи с Лиутар.

— А если я поеду с тобой, ты позволишь мне взять их к себе?

— Конечно, любимая, — он улыбнулся. — Если ты поедешь со мной, я дам тебе всё, что ты захочешь.

В обратный путь мы тронулись на следующий день. Я впервые за последние полтора года, если не считать ночного бегства, ехала верхом, подставляя лицо солнцу и ветру. Монастырские сады закрывало бело-розово-сиреневое облако цветущих абрикосов и вишен, а дальше, в лесу, уже набухали бутоны магнолии, обещая скоро напитать воздух ароматом цветения. Дружная тёплая весна словно решила вознаградить людей за перенесённые ими испытания. Новое царствование, новый отсчёт лет — и новая весна. И хотелось думать, что она предвещает только хорошее. И империи, и мне, и молодому императору, которого я, теперь можно было честно признаться самой себе, успела как-то полюбить в разлуке. И сколь бы пугающим ни было будущее, эта поездка вот так — рука в руке, стремя в стремя — наполняла меня теплом и верой в то, что для меня ещё возможно такое простое женское счастье.