Между дураком и подлецом

Глава 1

Единственной дорогой из Горноморска в Долину было Приморское шоссе, которое пролегало через Скалистый перевал. Когда-то желтая, а ныне коричнево-ржавая скрипучая маршрутка нырнула по ухабистой двухполоске вниз, заложила лихой вираж на крутом повороте и… вместо набора скорости, как на американских горках, водитель резко дал по тормозам. Мы остановились на обочине в облаке пыли. Прямо впереди стояли бок о бок микроавтобус дорожной службы, побитый и ржавый, и блестящий полицейский «мерседес», а проезжая часть была перекрыта металлическим заграждением с желтыми мигающими фонариками, за которым мощные бульдозеры, медленно передвигаясь на шипастых гусеницах, расчищали обвал. Я тоскливо посмотрел направо. Внизу, как на ладони, раскинулся поселок Долина с разнокалиберными домами, от роскошных многоэтажных особняков ближе к въезду, до скромных лачуг вдалеке, а за лесополосой по синеве моря скользили крошечные парусники местного яхт-клуба «Дикий альбатрос». Мы не доехали совсем немного.

Привлеченный нашим внезапным появлением, к маршрутке подошел упитанный полицейский и буквально в двух словах объяснил водителю сложившуюся ситуацию. Водитель умудрился понять его вообще с полуслова. Если перевести их короткий диалог на цензурный язык, то звучал он примерно так: гибэдэдэшник сообщил, что накануне ночью случился оползень и проезд теперь закрыт на неопределенное время, на что водила ответил односложно, выразив безмерное чувство «радости» по этому поводу. Двое пассажиров, чертыхаясь, вышли из маршрутки и отправились в Долину пешком по едва заметной каменистой тропинке, круто спускавшейся вниз через заросли терна и боярышника. Я не был аборигеном здешних мест, да и не хотелось свернуть себе шею на этих утесах, поэтому остался сидеть в салоне автомобиля.

Опустевшая маршрутка развернулась на широкой обочине и, тарахтя, медленно поползла по западному склону Холодных скал обратно в город. До обеда нечего было даже мечтать попасть в Долину этим путем. К счастью, имелся еще один способ добраться до места – на теплоходе. Я сказал водителю, что выйду на «Морвокзале», откинулся на спинку сиденья и повернулся к окну, не замечая, однако, мелькающих за ним потрясающих видов курортного Горноморска – я полностью погрузился в свои мысли.

Несомненно, в работе независимого журналиста есть свои недостатки, например финансовая нестабильность, но все остальное, в том числе полнейшая свобода действий, перевешивает меркантильные чувства. Вот и на этот раз я сам себе, а если выражаться точнее, то на свою голову нашел задание, которое никогда бы не поручили ни в одной городской газете, да что там говорить, в целом мире.

Началось все с того, что в один прекрасный солнечный день, в самый разгар бархатного сезона, а именно: в прошлый понедельник, седьмого сентября, на рынке «Сухогруз» разгорелся нешуточный скандал между двумя предпринимателями – шашлычником и, простите, но скажу как есть, сортирщиком. Поскольку я каждый день обедал на рынке в закусочной «Додер кебаб Хаус», то был посвящен во все подробности их жесточайшего противоборства.

Владелец и одновременно повар додерной, мой старый знакомый Давид Поросяни, с кем меня свела судьба, когда я расследовал махинации в универсаме, выйдя на пенсию несколько лет тому назад, открыл собственное кафе на «Сухогрузе». С тех пор дядя Додик, как он просил себя называть, был просто поглощен этим рынком, буквально растворился в нем, поэтому знал самые мельчайшие детали и незначительнейшие подробности из жизни каждого рыночника. Благодаря общительному характеру, дядя Додик охотно держал в курсе самых последних событий всех своих постоянных клиентов, разумеется, и меня в их числе. А событий за последние две недели произошло немало.

Когда конкурент дяди Додика, шашлычник Бабик Бабосян, решил, что упускает выгоду, то оборудовал свою забегаловку крошечной кабинкой с биотуалетом и стал взимать плату за ее посещение. Это новаторство крайне негативно воспринял взрывной Злослав Недоумченко, арендатор большого и комфортабельного общественного туалета, расположенного в цоколе рынка. Пока Недоумченко каждый день ходил в шашлычную с угрозами и скандалами, тихий и интеллигентный с виду Бабосян не отставал от вспыльчивого грубияна, но мстил ему по-своему – изощренно и исподтишка.

Бабосян договорился со своим земляком, который работал на рынке охранником, и тот стал впускать его по ночам. Никем не замеченный, Бабик расклеивал по всему рынку объявления о том, что общественный туалет закрыт на ремонт, но это, дескать, не беда. Поскольку многие арендаторы, надо заметить, по веской причине давно уже не пользовались рыночным туалетом, а посещали туалет соседнего кафе «Медвежья берлога», то эта информация относилась лишь к посетителям рынка. И когда те узнавали, что имелась альтернатива, то и тянулись со своими энурезами или чем-то еще похуже к Бабику.

Взбешенный Злослав бегал по всему рынку и срывал эти лживые листки, намертво приклеенные к стенам суперклеем, а вместе с ними срывал в кровь ногти, но ничего не мог поделать с ночным злоумышленником и, соответственно, с финансовыми потерями. Ему приходилось заказывать объявления-опровержения по внутреннему радио, на чем он дополнительно терял немалые деньги. Но тем самым он еще и наносил ущерб имиджу рынка: каково было посетителям, которые и не помышляли ни о чем подобном, слышать по громкой связи чуть ли не каждый час о том, что внизу работает-таки общественный туалет? Короче, бизнес Недоумченко прогорал, и он понимал, что виной этому был шашлычник Бабосян.

Но ничто не длится вечно, в том числе и торжество Бабика не затянулось надолго. Злослав быстро смекнул ситуацию и нашел простое решение: он выставил перед рынком «ночной патруль» в виде своей мамаши, толстой, неряшливой и крайне агрессивной старухи, которую испугался бы даже сам леший, выйдя ей навстречу из дремучей чащобы. Бабик тоже был не дурак. Когда он увидел, что ночную вахту на скамейке перед входом в рынок несет старуха, подозрительно похожая на Злослава, то быстро ретировался, так и оставшись инкогнито. Наутро новых объявлений не появилось, и Злослав отпраздновал свою первую, хоть и незначительную, но все-таки победу. Такой расклад сохранился до конца второй недели конфликта. Постепенно, после открытых и острых стычек, их грызня поутихла, но раздор не погас совсем. Оба предпринимателя-неприятеля по-прежнему испытывали друг к другу лютую ненависть, но на время затаились, ожидая подходящего момента, чтобы сделать очередной выпад.

И вот, выслушивая от дяди Додика очередные «сводки с фронтов», после пятой бутылки пива какого-то черта я решил, что смогу погасить этот пожар. План был простой: провести частное расследование их нелепого конфликта и опубликовать статью в газете «Горноморсквуд», дескать, Бабосяну с Недоумченко сразу станет стыдно и они, конечно же, помирятся, о чем я взял да и ляпнул дяде Додику.

Слух по рынку пошел быстро. Уже к вечеру каждый рыночник знал, что в «склоку мангальщика с сортирщиком» – так это событие окрестили местные – вмешался скандально известный журналист Семён Киппен, то есть я. На следующий день все и завертелось. В воскресенье утром мне позвонил неизвестный и, представившись Бухгалтером, пригласил к себе в офис в Долину для обсуждения конфиденциального дела, и я, борясь с похмельем после вчерашнего возлияния у хлебосольного дяди Додика, ноги в руки и вперед.

Глава 2

«Морвокзал» была конечной остановка на этом маршруте. Я расплатился с водителем и вышел на мощеную плиткой площадь перед двухэтажным белым зданием с плоской овальной крышей – это и был Горноморский Морской вокзал. В просторном кассовом зале было прохладно. Под каждой пальмой, высаженной здесь же в деревянной кадке, вдоль зеркальных окон и у кассовых окошек толпились небольшими группами курортники. Все они были в почти одинаковых солнцезащитных очках, цветастых шортах, пестрых майках и резиновых сланцах, обутых на босу ногу.

Я заприметил свободное окошко и направился к нему по мозаичному бетонному полу. Сдержанная работница морвокзала без лишних нервов объяснила, что на «Турбазе» обычно никто не сходит и такой тариф не предусмотрен – слишком дорогой выходила бы морская поездка в Долину по сравнению с маршрутным такси, – там «Комета» лишь добирает пассажиров. Но у меня не было другого выбора, поэтому пришлось потратиться и взять билет до соседнего Водногорска, но выйти все же на «Турбазе».

Повезло хоть в одном: бело-синий теплоход уже стоял на приколе у пристани и принимал к себе на борт пассажиров. Едва ли был хоть один шанс протиснуться сквозь толпу и первым подняться на борт, но я в этом и не находил никакого смысла, поэтому отошел к металлическому ограждению и взглянул вниз на море. Вода была мутно-зеленого цвета, пенилась, и от нее неприятно разило болотной тиной. Вдобавок на поверхности плавал какой-то совсем пошлый мусор: пакеты, пластиковые бутылки, искореженные пивные банки, одноразовые стаканчики, блестящие обертки от конфет и мороженного, даже чьи-то трусы бежево-крапчатой медузой плавали среди обрывков газет, окурков, огрызков фруктов, объедков и черт знает чего еще, что уносило ветром и морским прибоем у зазевавшихся курортников с Центрального городского пляжа. Все это разнообразие сбивалось волнами в большие плавучие островки, безостановочно перемешивалось ими и передвигалось с места на место.

Наконец по громкой связи жизнерадостный женский голос сообщил, что прогулочный катер «Комета» отправляется на морскую экскурсию по маршруту: «Горноморск – Водногорск – Апсинск» и пожелал уважаемым отдыхающим приятного отдыха и хорошего настроения. Я вежливо пропустил вперед себя спешащих пассажиров, последним поднялся на палубу и устроился на деревянной скамейке возле свободного иллюминатора. Точно по расписанию раздался раскатистый гудок, и мы малым ходом вышли из акватории пассажирского порта и отправились в морское путешествие.

Быстроходная «Комета» набирала полную скорость и вставала на крылья только после «Турбазы». А пока она враскачку тихо шла мимо скалистого мыса, отделяющего город от Долины, ее сопровождала стайка дельфинов. Грациозные животные резво выпрыгивали из воды, и на солнце блестели их мокрые спины. Но вот показался высокий белый флагшток с развивающимся знаменем, и следом за ним из-за леса вынырнуло здание бывшей администрации турбазы «Альбатрос», а ныне управления яхт-клуба «Дикий альбатрос». Трудно сказать, зачем его руководству потребовалось добавлять первое слово к прежнему названию? Мне думается, это было сделано, чтобы хоть как-то отличаться от предшественника, но при этом соблюсти традицию и не особо тратиться на новую вывеску.

Дизельные двигатели взревели, под винтами вскипела вода, и мы, погасив скорость, плавно причалили к пристани. На узкой и длинной бетонной платформе толпились люди с сумками и чемоданами на колесиках – это были местные жители. Кто-то из них отправлялся в гости – навестить тетушку с дядюшкой, а кто-то, наоборот – домой из гостей. Никто из новых пассажиров не ожидал, что, когда скинут мостки, кому-то вздумается сойти с «Кометы».

Контролер уже пропустил меня, когда на коротенький трап заперлась толстая баба с объемной клетчатой сумкой наперевес. Я с разгона протиснулся между ней и металлическим поручнем, который оказался еще более невежливым, чем тетка и вдобавок более твердым, и поскорее сбежал на причал, потирая ушибленный локоть и прихрамывая на отдавленную ногу.

Необыкновенное все-таки чувство испытываешь, сходя на твердую землю с морского судна: пол под тобой больше не качается, небо не пляшет, голова не кружится, в желудке не мутит – одним словом, благодать. Ну не приспособлен человек природой к тому, чтобы жить на море, мы же не дельфины. Привыкая к новым условиям гравитации, я зигзагами дошел до конца причала. Только тогда походка стала более твердой, и я переслал бояться свалиться в море.

Куда идти дальше я понятия не имел: у меня имелся только адрес, который я намеревался показать водителю маршрутки и выяснить, как туда добраться. Впереди, за зарослями разросшегося кустарника, виднелось приземистое здание яхт-клуба, и я наудачу направился к нему. Кирпичный фасад был выкрашен в два цвета: голубой – символизирующий морскую волну и белый – символизирующий небо. На двери висело объявление, наспех сочиненное и написанное коряво от руки. В нем сообщалось, что сегодня управление яхт-клуба не работает по причине обвала на Приморском шоссе. Дельная информация, ничего не скажешь.

Я озадаченно огляделся вокруг. Здание с двух сторон окружали густые хвойные заросли, а прямо за ним, на вырубленной просеке, проглядывала асфальтированная автомобильная стоянка. Подойдя ближе, я увидел на ней одну единственную машину с наклейками по бортам – это было местное такси. Я обрадовался такой удаче и поспешил к белоснежной «Гаде-Приморе», так как заметил и самого водителя, который копошился под открытым капотом.

Перепачканный отработанным моторным маслом чернявый парень лет двадцати пяти пространно объяснил мне, что привез на «Комету» двух пассажиров и тут у него заглох, как он сказал… Нет, лучше не повторять, что он сказал. Короче, заглох движок. А еще я от него узнал, что Долина начинается сразу за лесополосой, и что нужный мне адрес налево за вторым перекрестком Третьей «авеню» – фирма «Бух-бух».

Сообщая последнее, он подозрительно оглядел меня с ног до головы, как будто стараясь получше запомнить. Я поблагодарил горемыку, пожелал ему искры в движок и по прорубленной сквозь густую лесополосу дороге, как по зеленому тоннелю, пошел к южной границе поселка.

Глава 3

Я вышел из густых зарослей, и взору открылся захватывающий вид. Справа, почти на самом Перевале, я разглядел копошение тяжелой техники и людей: завал до сих пор так и не устранили. Сам поселок располагался на пологом склоне и поражал несуразной архитектурой. Если бы здесь были только одноэтажные дачные домики, как было во времена садово-дачного товарищества «Долина», то на всем протяжении построек, с того места, где я сейчас находился, видны были бы только серые шиферные крыши, да кое-где выглядывали бы треугольные чердаки. Но времена изменились, и другие люди заселили этот райский уголок.

Поскольку новые жители Долины всеми правдами и неправдами хотели иметь «чистый» вид на море, то есть не оскверненный потной спиной соседа снизу, то каждый новый уровень домов становился выше низлежащего. Владельцам недвижимости на самых первых ярусах, почти вплотную примыкающих к лесополосе, можно сказать, повезло, поскольку вид на море надежно загораживал лесной массив, и их не мучил бес вожделения. Жителям вышестоящих домиков тоже сравнительно повезло, что называется, отделаться малой кровью, так как им вполне хватало смотровой площадки на плоской крыше, с расставленными там плетеными креслами для вечерних релаксационных возлияний, глядя на синюю ниточку над зелеными верхушками деревьев, в общем, дешево и сердито. Домовладельцы следующих ярусов уже достраивали на крышах высокую мансарду с просторным балконом, чтобы потные макушки соседей не маячили перед глазами в закатном сиянии солнца. Четвертые просто были вынуждены вкладываться финансово и надстраивать второй этаж с мансардой, и так далее, вплоть до самой северной окраины Долины, где стояли монументальные коттеджи, высотой в несколько этажей – это были самые элитные постройки, и их обеспеченные владельцы созерцали широкую панораму моря и взирали сверху вниз на остальных «простолюдинов».

Вообще, в Долине жили особенные люди. Там ни на один день не утихали самые настоящие войны, с криками, руганью, рукоприкладством, диверсиями и вредительством, что часто приводило к самым драматичным последствиям. Причина же всегда была одна: когда более зажиточный сосед с нижнего яруса, желая себе «еще больше моря», достраивал новый этаж, то, естественно, загораживал вид на море соседу позади, и тем самым вынуждал того либо воевать, либо разоряться на постройку дополнительного этажа. Понятно, что такое строительство вызывало цепную реакцию. Живя в Долине, никто не хотел иметь домик с видом на серые стены бетонных коробок, но и вкладываться особо не хотел, да и, если честно, не имел на то возможности. По этой же причине жителей Долины прозвали «трущобными миллионерами». Горожане их терпеть не могли и сторонились как опасных психопатов с нарушенной нервной системой.

Я дошел до перекрестка Третьего Дачного проезда и Грушевой улицы и свернул за угол белого кирпичного дома с ухоженным палисадником и двумя пальмами, торчащими из клумб, как гигантские морковки, по обе стороны от кованых ворот.

Как и говорил невезучий таксист, на противоположной стороне был продуктовый магазин под названием:

«ПЕППЕР-ЯН».

Магазин расположился в застекленной веранде частного жилого дома. На пороге сидел упитанный, бородатый южанин в белой майке без рукавов, спортивных штанах и резиновых тапочках. Щурясь на солнце, он стал разглядывать меня с ног до головы, стоило мне только появиться из-за угла. Поравнявшись с любопытствующим субъектом, на всякий случай я вежливо кивнул. Вполне возможно, что он меня узнал, ведь я был известный журналист. Иначе стал бы он так пристально пялиться на незнакомого человека?

В ответ бородач ухмыльнулся, приветственно поднял ладонь и, как будто угадав мое состояние, предложил:

– Попей кваску, братан. Холодный квас в такую жару – самое то.

– Да? Ну давай, – охотно согласился я, и полез в карман за мелочью.

Продавец, он же и владелец магазина, подошел к охлаждающему кулеру и наполнил большой пластиковый стакан. Я выложил на прилавок две монеты по десять рублей и взял запотевший стакан. Квас был местного пивзавода, их напиток ни за что не спутаешь ни с каким другим на свете: ароматный, шипучий, чуть с горчинкой.

– Погулять вышел или по делу к нам? – между тем ненавязчиво поинтересовался он, почесывая густую черную бороду.

– По делу, – подтвердил я.

– Слушай, а как ты сюда добрался, шоссе ведь закрыто? – кивнул он в сторону перевала.

– Морем, – коротко ответил я, показав большим пальцем через плечо.

– Ого, – удивленно отозвался он. – Видно, важное дело?

– Похоже, да, – задумчиво произнес я. – Думаю, Бухгалтер по пустякам приглашать не станет.

Я внимательно следил за реакцией собеседника: он ничего не ответил, лишь понимающе закивал головой, чуть выпятив нижнюю губу.

Я допил квас и бросил пустой стакан в высокий пластиковый бак.

– Спасибо, освежился немного, и вправду как будто легче жить стало, – поблагодарил я продавца.

– На здоровье, братан, заходи еще, всегда рад, – пылко отозвался он – типичное южное гостеприимство.

Я махнул ему рукой на прощанье и направился к аккуратному бежевому особнячку с высокой мансардой и любопытной вывеской над входом. Вывеска представляла собой композицию из объемных элементов, светящихся в темное время суток: пистолетика с вырывающимся снопом искр вперемешку с маленькими циферками, множеством нулей и значков иностранных валют, а так же больших букв, составляющих два слова:

«БУХ-БУХ».

Ни о какой бухгалтерии на вывеске не упоминалось.

Рядом с металлической дверью блестела золотом кнопка домофона. Я нажал на нее и приготовился ждать ответа. Почти сразу щелкнул замок, и дверь автоматически открылась, приглашая войти в просторную приемную с мягким, неярким освещением. У дальней стены стоял модерновый офисный стол, какие встречаются только в отделениях иностранных банков, а за ним сидела античная богиня в черной обтягивающей юбке и открытой бежевой блузке с декоративными золотыми пуговицами на груди и улыбалась – подумать только! – персонально мне. Дверь за спиной так же плавно закрылась, и чуть слышно клацнула щеколда.

Офисная «Афродита» поднялась из-за стола во весь свой, как мне показалось, двухметровый рост и чарующим голосом поинтересовалась:

– Семён Давидович, надо полагать?

– Э-э-э… да, – подтвердил я, смутившись от волнения.

– Позвольте вашу визитку? – Она была самим воплощением вежливости в нашем грубом мире.

– Пожалуйста, – я протянул ей карточку, и она приняла ее тонкими пальчиками с тщательно наманикюренными ноготками.

Роста божественная особа была действительно немалого, но не выше моего, к тому же, как я успел заметить, разглядывая ее стройные ножки, когда она грациозно выходила из-за стола, на ней были туфли на высоких каблуках. Богиня стояла так близко, что я чувствовал исходящий от нее едва уловимый опьяняющий аромат волшебных розанчиков, растущих на восточном – не слишком жарком – склоне Эдемского сада. Огненно-рыжие волосы струились сияющим водопадом и рассыпались крупными локонами по ее открытым плечам. Длинные ресницы, как крылья влюбленных мотыльков, порхали в такт каждому прочитанному на визитке слову, а пухлые губки беззвучно шевелились, обнажая зубы, белоснежные, как жемчужины.

Не позволив мне налюбоваться собой всласть, хотя, сколько бы времени на это не было отведено, все было бы мало, она указала рукой на дверь справа от меня и буквально пропела мелодичным голосом:

– Проходите, пожалуйста, Семён Давидович, вас ждут.

Глава 4

В соседней комнате за массивным письменным столом из какой-то ценной древесины восседал пожилой господин. Это был колоритный южанин: смуглый, очень упитанный и богато укомплектованный аксессуарами, свидетельствующими об исключительной значимости и успешности данной персоны. Из-под расстегнутого ворота белой рубашки выбивались густые волосы, в которых тонул массивный золотой крест, висящий на «якорной» золотой цепи. На волосатом запястье левой руки болтались часы всемирно известной торговой марки в золотом корпусе и на золотом браслете. А на средний палец была нанизана золотая «гайка» с прозрачным «булыжником», ослепительно сияющим тысячами граней.

Обстановка в кабинете была соответствующая. Золотом блестели абсолютно все металлические поверхности, какие только попадались в поле зрения: от ободков многочисленных светильников на зеркальном потолке и в декоративных нишах стен, до колесиков на кресле хозяина этого «золотого дворца».

Сидящий в черном кожаном кресле господин поднялся и радостно поприветствовал меня:

– Добрый день, Семён Давидович, не стойте на пороге, прошу вас, проходите.

«Несомненно, голос этого человека – глубокий и с легкой хрипотцой – тот же самый, что сегодня утром назначал мне встречу», – решил я и прошел вглубь кабинета, неловко ступая по белому ковру запылившимися туфлями.

Я пожал его пухлую ладонь. Затем он жестом показал на стул возле стола – не такой роскошный, но все же с золотом на подлокотниках – и сел сам в свое президентское кресло.

Устроившись поудобнее, хозяин кабинета сказал:

– Семён Давидович, я знаю, что на Перевале произошел обвал. Так что, несмотря на ваше опоздание, я все равно рад, что вы вообще смогли сюда добраться. Ваша обязательность делает вам честь.

– Спасибо. Я был бы очень огорчен, если бы мое разгильдяйство как-то нарушило ваши планы, – вежливо ответил я.

Он искренне рассмеялся, после чего принялся разглагольствовать:

– Мои планы зависят только от меня самого. Все, что я задумываю, я делаю вне зависимости от какого-то там времени и всяких обстоятельств. Всюду спешат и гадают по звездам только дилетанты, а я – профессионал. Так что не стоит беспокоиться по этому поводу.

Собственно, я и не беспокоился.

Он перехватил мой скучающий взгляд и продолжил:

– Уважаемый Семён Давидович, я вам не представился… – он выдержал небольшую паузу, – и не собираюсь этого делать. Достаточно того, что вы знаете, что я – Бухгалтер, можете меня так и называть, собственно, меня все так и называют. Но зато я прекрасно наслышан о вас. Вы – известный в городе журналист, и даже здесь, на краю Земли, читают «Горноморсквуд», а уж ваши-то публикации вызывают у людей самый настоящий восторг, а иногда и трепет. Я до сих пор вспоминаю репортажи со «свинской» выставки, которую вы освещали много лет тому назад, я тогда чуть не надорвался от смеха. А чего стоит серия разоблачений в универсаме. Что тут скажешь, Абраму Саркисовичу несказанно повезло с таким талантливым журналистом. Поверьте, я искренне восхищаюсь вашим мастерством, и именно по этой причине пригласил вас к себе.

– Благодарю, конечно, но вообще-то, я больше не работаю на Русинова, я независимый журналист, – поправил я его.

Бухгалтер, а он разрешил мне так себя называть, никак не отреагировал на мое замечание. Вместо этого он как бы ненароком посмотрел влево от себя, и я чисто автоматически проследил за его взглядом: в углу комнаты был оборудован мини-бар с небольшой уютной стойкой и несколькими зеркальными полками за ней, заставленными разнообразными бутылками.

Бухгалтер перехватил мой взгляд и, лукаво улыбаясь, спросил:

– Желаете что-нибудь выпить?

– С удовольствием выпил бы «Морского» холодненького, – честно признался я.

Гостеприимный хозяин озабоченно хмыкнул, и улыбка в один миг исчезла с его добродушного лица, которое превратилось в хмурую и обрюзгшую физиономию:

– Хм, а что это такое? У меня такого нет.

Мне стало неудобно за свою привередливость, и я спас Бухгалтера от неожиданного конфуза.

– Ну тогда «Вандер Лайфсонс», – попросил я.

– Прекрасный вкус, – одобрил он мой выбор. – Ну а я предпочитаю американский «Блэк Энималс»: люблю чистый виски, одного сорта, а все эти купажи-шмупажи, признаюсь, не для меня. Так, знаете ли, держу ассортимент для гостей, – сообщая все это, он грузно поднялся с места и отправился готовить коктейли.

Позвенев стеклом, он вернулся с двумя невысокими, но очень широкими бокалами с толстым дном. Хрустальные «тазики» были на две трети наполнены янтарной жидкостью, омывающей квадратные «айсберги» льда. В центре каждого бокала сияла золотом изящная монограмма из трех «с», а по краю шел золотой ободок. Снова улыбка хозяина излучала верх доброжелательности.

Бухгалтер протянул мне один из бокалов и заговорил:

– Семён Давидович, дело вот в чем: ко мне обратился один мой клиент, индивидуальный предприниматель. Он работает на рынке «Сухогруз». Вы бывали на этом рынке?

После того как я молча кивнул, Бухгалтер продолжил:

– Он очень любит шашлык, но серьезно страдает от некоего Бабика Бабосяна, единственного шашлычника на этом рынке.

Я молча пил коктейль, не выдавая своего волнения.

Бухгалтер тоже отхлебнул солидный глоток и продолжил посвящать меня в суть дела:

– Мой клиент – крайне взрывной человек. Он боится потерять контроль над собой в открытом конфликте. Понимаете? Поэтому я предлагаю, чтобы вы деликатно провели частное расследование и черкнули бы пару слов о бесчинствах Бабосяна, а их хватает: это и обвешивание клиентов, и антисанитария, и просто хамское обслуживание. Бабосян – позор этого рынка. Он прочтет вашу статью, осознает свою неправоту и остепенится, а если нет, то этому поспособствует общественность. После вашей-то публикации… – на этом Бухгалтер многозначительно замолчал.

Я понял, что теперь пришла моя очередь высказаться:

– Имя Бабика Бабосяна мне знакомо, а у вашего клиента есть имя?

– Есть, но только для меня, – дипломатично ответил он. – Если вам что-то непонятно в задании, спрашивайте, я отвечу.

– Нет, с заданием как раз все предельно понятно, но пока что как-то туманно насчет оплаты.

– Давайте обсудим, – обрадовался Бухгалтер. – Сколько вы берете за вашу работу?

– Десять рублей слово и двести в день на транспорт и прочие расходы.

Он хмыкнул и спросил:

– И во сколько слов вы обычно укладываетесь?

Я ответил предельно уклончиво:

– Можно дать общую, коротенькую заметку слов на двести, но лучше с деталями – от пятисот до тысячи. Однако решать эту непростую дилемму я всегда предоставляю заказчику.

– Мой клиент несколько прижимист, – задумчиво произнес он.

Тогда я отважился на грубость:

– Вероятно, вашему клиенту дешевле обходятся услуги Бухгалтера в «золотом дворце», служащим ему кабинетом, и с фотомоделью в приемной, служащей ему секретаршей, чем скромного журналиста, но только это единственный мой источник дохода, и, к сожалению, я не могу себе позволить работать совсем бесплатно.

Бухгалтер вновь добродушно улыбнулся – повеселился он сегодня от души, – а потом вздохнул и даже немного опечалился.

– Жаль, могли бы, конечно, поработать на свой имидж, – как бы размышляя, вполголоса произнес он. Выдержав паузу, он снова тяжело вздохнул, а потом заключил: – Ну что же, в таком случае не смею вас больше задерживать. – Бухгалтер поднялся с кресла и протянул мне на прощание пятерню.

– Всего хорошего, – попрощался я с ним и поставил на стол бокал с недопитым виски, – и спасибо за коктейль.

Я поскорее вышел из кабинета, лелея тайную мечту: еще хоть разок, хоть на один миг, хоть одним глазком взглянуть на офисную Афродиту-референта.

На улице по-прежнему светило нежаркое осеннее солнце, но, по-моему, оно было немного бледнее золотого блеска в кабинете Бухгалтера, а в небе радостно щебетали птички, но все-таки они уступали в мелодичности его секретарше. Я с надеждой посмотрел в сторону Перевала. На контрастном фоне синего неба было четко видно, что работы по расчистке завершились: техника неподвижно стояла по краям обочин, а вниз уже катила целая вереница машин, среди которых было и две маршрутки. Я огляделся, выбрал нужное направление и поспешил к Первому Дачному проезду, где была конечная остановка городского общественного транспорта. Бородач по-прежнему сидел перед входом в магазин, но теперь он уважительно привстал с порожка и первым кивнул мне головой, еще бы, ведь я пробыл у Бухгалтера целых двадцать минут.

«Это был очень странный разговор, – размышлял я на обратном пути в переполненной, душной маршрутке. – Обычно люди стараются скрывать пороки, и узнаешь о них лишь по поступкам, а тут, наоборот, прямо заявляется о жадности клиента. Допустим, я верю каждому слову Бухгалтера: на "Сухогрузе" имеется некий вспыльчивый и хитрый скряга, который хочет забесплатно разделаться с шашлычником с моей помощью. При этом всем известно, что шашлычник находится в состоянии конфликта со скандальным сортирщиком. Не следует ли из этого, что заказчик, это и есть сортирщик? Однако если тот действительно настолько жаден, что жмется оплатить копеечную публикацию, как он умудрился нанять для посредничества респектабельного Бухгалтера? Что-то тут не вяжется. В любом случае рано строить догадки, пока не встречусь с Бабосяном и Недоумченко и не разведаю сам, что к чему. Да, похоже, этому мерзавцу, кем бы он ни оказался на самом деле, все-таки удалось меня зацепить. Ну ничего, разберемся».

Глава 5

Я с трудом выбрался из переполненной маршрутки на пересечении Центрального проспекта и Каштанового бульвара, откуда было ближе всего добираться до «Сухогруза», и, не заходя в свой офис в деловом центре «Бизнестаун», двинул прямиком на рынок. Как раз было обеденное время, и я намеревался перекусить шашлычком, надеясь, что дядя Додик не очень огорчится из-за того, что я сегодня променяю его знаменитый «Додер кебаб» на «бабиковские угольки». А если и огорчится, то он все равно простит меня, когда узнает, что я пожертвовал желудком только ради работы, а не ради удовольствия. Пока я придумывал себе оправдание, из-за треугольных крон каштанов уже показался модерновый фасад рынка.

«Сухогруз» был тем прекрасным образцом архитектуры второй половины прошлого столетия, что до сих пор радует глаз и остается функциональным в применении настолько, что его совершенно не требуется каким-либо образом перестраивать или, упаси боже, разрушать и строить что-то новое. Здание в длину уходило вглубь квартала, а с улицы были видны лишь небольшой стеклянный фасад да часть крыши, козырьком выступающей над входом. С первого взгляда даже не подумаешь, что это один из крупнейших торговых центров Горноморска.

Внутри было светло и просторно. Длинный ряд первого этажа уходил вдаль, где ему не было видно ни конца ни края. Здесь преимущественно продавали фрукты, овощи и пищевые продукты, но не обходилось и без неожиданностей. Например, прямо посреди прохода стоял стеклянный куб, с расставленными в нем флакончиками духов и торчащей посередине «тыквой» продавца.

Второй этаж представлял собой достаточно широкую пешеходную террасу, опоясывающую весь периметр торгового центра. Здесь продавали одежду и бытовые товары вплоть до автозапчастей. Также на втором этаже размещались закусочные точки: шашлычная, чебуречная, пельменная, блинная, пончичная, додерная, пиццерия и, естественно, самая популярная еда в Горноморске – суши. Благодаря конструкции террасы, сверху нижний этаж выглядел как атриум, а венчала здание куполообразная стеклянная крыша. Когда-то абсолютно прозрачная, со временем она покрылась крапинами – это постарались чайки, – и теперь тени от них покрывали все поверхности причудливым горохом.

Я миновал небольшой стеклянный холл, с сувенирной лавкой и отделом печатной продукции, разместившихся по сторонам, и за сухофруктами принял влево, чтобы не мелькать перед витриной додерной. За цветочным павильоном я свернул к лестнице и быстро взбежал на второй этаж. Потолкавшись с праздными курортниками на террасе, которая сегодня почему-то показалась мне узковатой, я подошел к шашлычной. На двери висела табличка с режимом работы, внизу которой мелким шрифтом указывались реквизиты:

«ИП Бабосян Светлана Владимировна».

«Семейный подряд, – подумал я, заходя внутрь. – Очень удобно: пока муж жарит шашлык, жена дома стряпает бухгалтерскую отчетность».

В закусочной было тесновато, но зато в воздухе аппетитно пахло жареным на углях мясом. Стены и потолок, в строгом соблюдении норм противопожарной безопасности, а на такие вещи глаз у меня наметан, были украшены гипсокартоном, стилизованным под деревянные панели и балки, и оклеены покрытием, имитирующим каменную кладку. Что называется, дешево и сердито. Вдоль стен стояли четыре пары двухместных диванчиков красного цвета с круглыми столиками посередине. Два дальних от меня дивана занимали крепкие молодые ребята, одетые в почти одинаковые короткие и обтягивающие кожаные куртки черного цвета.

За короткой деревянной стойкой стоял улыбчивый повар. Всю нижнюю часть его лица скрывала густая черная борода, а миндалевидные глаза были чуть прищурены. На вид ему можно было дать не больше сорока лет. Он был крепко сбит и упитан сверх всякой меры. Его комплекция красноречиво свидетельствовала, что это был настоящий ценитель мяса, с хорошим аппетитом и здоровым желудком. На нем была белоснежная двубортная поварская куртка с черными пуговицами-шариками, а на голове высокий колпак, из-под которого выбивались мелкие черные кудри.

«Колпак, наверное, для того был таким высоким, чтобы самому казаться выше», – догадался я, так как повар был низковат ростом для своей комплекции.

Пока я, стоя на пороге, изучал обстановку в кафе и его посетителей, повар заметил мое замешательство, улыбнулся еще шире и поманил меня рукой.

– Заходи, уважаемый, – как-то совсем по-свойски обратился он ко мне. – Покушай шашлык, это мое фирменное блюдо, не пожалеешь.

Я прошел между диванчиками к стойке.

– Ну ладно, – согласился я. – Только немного, а вот лучка можно побольше.

Повар моментально скрылся за перегородкой, откуда тянуло дымком и ароматами кухни. Справа в перегородке действительно имелась дверь с несуразно крупной табличкой:

«WC».

Не заметить ее мог разве что только слепой. Буквально через минуту он вернулся с порцией шашлыка на коротким деревянным шампуре. Он ловко, как цирковой жонглер, бросил на электронные весы бумажную тарелку, положил на нее шашлык – потянуло где-то на двести граммов, – обильно посыпал его полукольцами лука, сверху полил уксусной заправкой и уложил сбоку два куска лаваша.

– Сто пятьдесят. Приятного аппетита, – сообщил он цену и подал мне тарелку.

– Не дешево? – как честный, поинтересовался я и полез в карман за деньгами.

– Ты у меня в первый раз, кушай на здоровье, мне не в убыток, – заулыбался щедрый шашлычник.

– Ну тогда хватит еще и на бутылку «Морского», – сказал я и положил перед ним пятисотку.

– «Морского» у меня нет, – огорчился он, но тут же нашелся: – Возьми «Дункельгрюнд», оно сегодня как раз по акции.

– Вот так удача, – обрадовался я. – У вас просто замечательный сервис.

– Я сам радуюсь, когда мои посетители довольны, – ответил польщенный повар, достал из холодильника запотевшую бутылку пива, поставил ее на стойку и рядом выложил сдачу, а мою пятисотку сгреб куда-то под прилавок.

Я наглядно пересчитал три сотенные купюры, убедился, что дорогущее импортное пиво мне действительно продали по дешевке – чуть ли в три раза ниже его реальной стоимости, – взял со стойки шашлык с пивом и расположился за свободным столиком, ближе к окну.

«Так значит, это и есть Бабик Бабосян, – задумался я, с аппетитом пережевывая прекрасно прожаренную баранину и запивая пивом, славящимся на весь мир изысканной горчинкой. – Что-то непохоже, чтобы он был хамом и бессовестным хапугой, как нарисовал его портрет Бухгалтер. Бабосян, если, конечно, это был он, но сомнений в этом почему-то не возникало, не нагрубил мне ни разу, даже когда я недоверчиво пересчитал сдачу прямо у него перед носом, что, я знаю, не любит ни один работник торговли».

Я незаметно поводил глазами по залу. Потом, делая вид, что поднимаю с пола случайно выпавшую из кармана бумажку, заглянул во все уголки: ни крыс, ни тараканов по полу не бегало, везде было чисто, ни соринки. Все это было крайне подозрительно, на Бабосяна явно злостно клеветали. Чтобы решить эту загадку, надо было действовать в открытую.

Шашлычник о чем-то негромко переговаривался со своими посетителями.

Расправившись с едой, я поставил на стойку пустую посуду.

– Спасибо, все было очень вкусно, – поблагодарил я его.

– Приходи еще, буду рад, – приветливо отозвался он.

Бабосян настойчиво обращался ко мне на «ты», и я последовал его примеру:

– Слушай, Бабик, мне не хотелось бы просто так уйти, не предупредив тебя о грозящих неприятностях: тебе желают недоброго и хотят с моей помощью навредить.

Шашлычник резко напрягся и перестал улыбаться.

– Ведь ты – Бабик, верно? – переспросил я.

– Да, – коротко подтвердил он.

– Не подумай ничего плохого, Бабик, я вовсе не шантажист, а журналист. Меня зовут Семён Киппен, – представившись, я протянул ему свою визитку. – Мне поручили написать критическую статью о твоем кафе. Я и без того заинтересовался этим делом, но сперва хочу во всем разобраться. Тебя обвиняют в грубости с клиентами, жульничестве, нечистоплотности…

Услышав это, Бабосян от возмущения округлил глаза, вытянул губы дудочкой и быстро затараторил:

– Какая еще плотность? Вот ребята могут подтвердить обратное, это мои постоянные клиенты, – он показал рукой на парней, которые все это время пили пиво и закусывали фисташками.

«Да». – «Да». – «Да», – забубнили они все хором и закивали черными от щетины подбородками.

– Я хоть раз кого-то обвесил? – продолжал возмущаться Бабосян.

«Нет». – «Нет». – «Нет», – замотали они короткостриженными затылками.

– Да, я и сам убедился в обратном, – перебил я их и пошел ва-банк: – Однако, Бабик, сегодня утром я был в Долине и встречался с Бухгалтером, как представился этот человек. У него есть клиент, по его словам, прижимистый клиент, предприниматель с «Сухогруза», который питает к тебе неприязнь. На кого-нибудь это похоже, кто может желать тебе плохого и так подло осуществить это?

– Я слышал про Бухгалтера, – задумчиво произнес Бабосян, почесывая бороду, и глянул в сторону чернокурточников.

Те молча уважительно закивали головами, как будто подтверждая, что тоже имели честь слышать.

И «вдруг» Бабика словно осенило, и он с жаром заговорил:

– К Бухгалтеру ездил сортирщик, точно! Я сам живу в Долине, и вчера вечером видел там его колымагу. Я проследил его, он был в «Бух-бухе». Вот же сволочь, – это Бабосян уже обращался к компании. – Так вот зачем он ездил к Бухгалтеру.

Бабик не был похож на склеротика, это был молодой, крепкий, пышущий здоровьем уроженец юга, но как-то слишком долго он «вспоминал» о конфликте с сортирщиком, когда я сказал про недоброжелателя с «Сухогруза». Или мне это только показалось?

– Кто такой сортирщик? – спросил я, изображая полное неведение.

– Злослав Недоумченко, он держит здесь сортир. – Он большим пальцем показал вниз.

– Хорошо, я поговорю с ним. А пока что тебе не о чем беспокоиться.