Между нами море

Глава 1 Гордей

Не разглядел я её особо. Девушка оказалась за спиной прежде, чем я обратил на неё внимание. Лицо мелькнуло на секунду и спряталось за волосами. Замер, как вкопанный. В спину мне ткнулся зазевавшийся пассажир, извинился, двинул своим путем. Я все-таки обернулся – мешковатое пальто, длинные распущенные волосы… так сразу и не скажешь.

– Осади! – приказал я себе, подавляя желание догнать девушку ещё в зародыше.

Сто лет меня не посещала моя давняя подруга - паранойя. В свое время мы с ней почти сроднились, пока я не сказал себе – стоп. Хватит! Завязывай с этой херней, пока тебя не упекли за решетку. Тюрьмы или дурки, без разницы, любое заведение тогда годилось. Нахватался девок за руки, заглядывая им в лица. Иной раз мог гнаться на машине несколько километров, пока не догонял и убеждался – не она.

Незнакомка миновала раздвижные двери порта, подхватила за ручку свой чемодан, а я направился в зал прилета. Самолет уже сел, Милка, вероятно, ждёт багаж. Вообще-то она Милана и бесится, когда я её называю Милкой, пофигу, мне Милка больше нравится, как шоколадка. Только эта Милка не всегда сладкая, и клетки внутри полые.

Чемоданов оказалось два! Два гребаных чемодана и сумка через плечо! Она что, Эйфелеву башню по кускам распилила и упаковала в них? Милка трещала без умолку, долбя, отстукивали по плитке её шпильки. В голове противно гудело, кажется, в машине есть аспирин. Разве нельзя для перелета обуться как-нибудь поудобнее и не заливать себя всю с ног до головы духами? Впрочем, о чем это я, Милка даже в койку пару раз со шпильками ложилась. Убеждена, так она гораздо желаннее. Чушь, у мужика не на шпильки встает.

– Ты слышал, что я тебе сказала? – повторила она, определяя свою задницу в машину.

– Слышал.

– И что? – недоверчиво сузила Милка глаза, а я подумал: вот бы ресницы слиплись, как их только веки держат, с такой тяжестью. Хотя нет, тогда она станет визжать, как сумасшедшая, а я этого не вынесу. Я закинулся аспирином, запил таблетку водой и ответил:

– Ты привезла мне отличное бордо.

– Да, – улыбнулась она одними губами. Успокоилась, тест прошел. – Это что-то потрясающее и невероятное. А знаешь, что мне особенно понравилось? Этикетка. Утонченная, изящная, без лишней вычурности, тебе стоит взять этот пример на вооружение.

«И тебе стоит», – съязвил я мысленно. Последний пункт – два раза. Я попытался вспомнить, где я её подцепил и не смог. Удивительно, как надолго она возле меня задержалась. У Милки талант – без мыла в душу влезет, даже с матушкой умудрилась познакомиться. Раньше моим пассиям это было недозволительно и недостижимо. Я вдавил педаль газа – ехать с аэропорта без малого час, постараюсь управиться минут за сорок. Зачем мне только встретилась та девушка в порту, настроение псу под хвост. «А может дело не в девушке?» – спросил я себя. Может это ты, больной ублюдок, выдумал, что они похожи.

Да пошла она! Кажется, аспирин начинает действовать.

Лифт в Милкином доме не работал, мне пришлось переть чемоданы на третий этаж.

– Сделай мне кофе, – прошу с порога.

– Милый, давай сам, мне срочно нужно смыть с себя эту реактивную вонь.

– Это ты духи имеешь в виду? – брякнул ей, но она уже не слышала, напевая, скрылась за дверью ванной комнаты.

Я почти закемарил в кресле, когда она вышла в одном белье. Судя по тому, как прошлась, как вильнула бедрами и замерла напротив меня – новое, в Европе купила.

– Потрясающее, правда? – обхватила она руками обе груди, на секунду сжала их, и чуть спустила одну бретельку.

– Правда, – кивнул я и поднялся, заглядывая ей в глаза. Что я надеюсь в них прочесть? Я подошел так близко, что уже кроме зрачка ничего вокруг не замечал, в нем лишь отражался свет от лампы. Милка обдала меня горячим дыханием и, прикусив нижнюю губу, поцеловала:

– Я соскучилась. – Взялась за лацканы пиджака и стала пятиться к кровати, утягивая меня за собой.

Стянул только трусы, лифчик без надобности – времени нет. Я прикрыл глаза и представил Асю: хрупкую, юную, ещё мою. Такую, какой запомнилась. Захотелось быть с ней нежным и близким до крайности, погружаться в неё, сильнее прижимать к себе. Чувствовать её. Притянул теснее бедра, прижался к ней. Да, вот так. До самой глубины…

Милка всхлипнула и впилась в мои плечи когтями, спуская на грешную землю. Чертов извращенец. Я задвигался резче, стремительнее. В висках застучало, с ней было покончено. Милка откинулась, тяжело дыша – не удивлюсь, если симулировала – распласталась звездой по кровати, я отправился в душ.

– Разве мы не идем в ресторан? – удивилась подружка, когда я одевался, с намерением уйти.

– Разве я обещал?

– Я подумала, мы проведем вечер вместе, – капризно надула она губы.

– В следующий раз, мне нужно бежать, – чмокаю в щеку. – Созвонимся.

– Вино! – кричит она вдогонку. – Ты забыл вино!

У подъезда закурил, постоял, вдыхая никотин и апрельский вечер, с тоской сожалея – стемнело. Выйти бы сейчас в море… да не на моем суденышке. Завтра, прямо с утра. Плюну на всё, устрою себе выходной. Буду лежать на дощатом полу старенькой яхты и покачиваться в волнах. Вино пить, Милкой привезенное. Глянул на этикетку – у моего не хуже. Ничего менять не собираюсь, зря я что ли, в прошлом году столько бабла дизайнерам отвалил.

Глава 2 Ася.

«Я не боюсь», – сказала себе шепотом и отважно спустилась к набережной. Прохлада здесь ощущалась гораздо сильнее. И запах моря. Будоражащий, свежий, с привкусом соли. Даже на губах я почувствовала его солоноватый вкус. Волны лупили о берег, пенились, рассыпаясь на тысячи, миллионы маленьких капель, ветер подхватывал и дарил эти крохи страждущим.

Набережную освежили и удлинили. Новые фонари приветливо манили огнями, предлагая пройтись до финальной прогулочной точки. Народ и гулял. Людей немного, буквально с десяток – не сезон. Музыка не играет повально, из каждой закусочной, зазывалы не приглашают отужинать. Каких-нибудь полтора месяца и обстановка поменяется на корню. Город оживёт, стряхнет с себя дрёму и накинет флёр вечного праздника.

Колеса моего чемодана гулко отсчитывали плитку променада, немного нервируя, если честно. Я надавила на пластик ручки, спрятала её в пазах и подхватила ношу за боковую, тканевую – в руках понесу. Чем ближе я подступала, тем острее испытывала желание бросить чемодан, развернуться и бежать. Нет, чемодан не тяжелый. Тяжелы воспоминания. Давят. Скручивают внутренности тугим узлом. Я восемь лет хоронила их, запирала на самый огромный ключ…

Не уверена, что сейчас поступаю правильно, однако умники утверждают – нужно смотреть своим страхам в лицо. Глупость, по-моему. Тот, кто подобное советует, никогда не испытывал настоящий страх. До ужаса. Животного, выворачивающего нутро, когда даже выть и кричать не остается сил.

Я миновала кафе «Барракуда», осталось совсем немного, меньше километра. Восемь лет назад в этом месте мне пришлось бы спуститься к морю – «Барракудой» заканчивалась набережная – и пойти берегом, сегодня фонари горели ещё метров на триста. Я подняла воротник пальто и прибавила шагу, подстегнутая невесть откуда взявшейся решимостью. Нужно покончить с этим, раз и навсегда. Определиться сейчас – продолжать бояться или отпустить страхи. Освободиться от них. По крайне мере, попытаться. Можно сколько угодно себя обманывать, вдалбливать, шептать: «забудь, забудь, ничего не было», но я-то знаю, произошедшее со мной не сон. Не детский кошмар, который размоется с годами и сотрется из памяти.

К морю я так и не спустилась. Закончилась набережная, а с ней и моя решимость. Я стояла у ступеней, обливалась холодным потом и вглядывалась в темноту. «Она проглотит, темнота», – испугалась я. Раскроет огромную акулью пасть и проглотит. Развернулась и побежала.
Чемодан качался, бил мне по ноге, я крепче сомкнула пальцы и шепнула себе – трусиха.

Вернусь завтра. Сегодня уже темно. Слишком темно. Я помню, южные ночи – самые тёмные.
 

К дому подходила с не менее клокочущим сердцем. Глянула на часы – без пятнадцати восемь. Полтора часа как я отпустила такси. Чемодан бросила у калитки, не заботясь, о том, что добро упрут, темнота его спрячет. О-о... она многое умеет скрывать, что ей какой-то чемодан черного цвета! Сама отправилась к Гавриловне. Розалия Гавриловна тёткина соседка, у неё необходимо взять ключи от дома.

– Ася? – удивилась она, словно не сама меня сюда позавчера вызвала. – А я тебя только на завтра жду.

– Я самолетом.

– У тебя же работа или ничего, отпустили?

– Спровадили, – попыталась я улыбнуться. – Я два года в отпуске не была, да и апрель же. Вот если бы летом… там строгая очередь.

– Погоди-ка, ключ возьму. Господи, да что я, дура старая, на пороге тебя держу! – всплеснула она руками. – Ты с дороги голодная...

– Нет, нет, – выпалила я. – Меня в самолете кормили. Я только за ключами.

Гостевой дом проступал громадой, теткин, казалось, ссутулился. Гавриловна сама отпирала калитку, включала свет у беседки, сунула ключ в скважину дома, суетливо, беспрестанно болтая. Крышу гостевого дома действительно меняли два года назад, увеличивали потолки мансарды, там теперь тоже комнаты. Позавчера шёл сильный дождь, а теперь два дня сухо. Маркус, теткин пёс, издох ещё прошлой осенью, а нового заводить она отказалась – последнее, что поведала Розалия и распахнула передо мной двери дома. Я прошла, скинула сапожки и безучастно посмотрела по сторонам. Новый, светлый кухонный гарнитур – при мне был ядовито-зеленый – в бежевых тонах обои, остальная обстановка без изменений. Тот же круглый стол, даже ажурная скатерть, прикрытая сверху клеенкой, из прошлого. Берегла её тетка, прикрывала. Зачем? Пользоваться надо и радоваться красоте. Для кого берегла, для меня? Так оно мне не нужно. Ни скатерть эта, ни дом. Не хочу. Ничего не хочу. Спать только немного.

– Ключи на столе оставлю, – тихо произнесла Розалия, о существовании которой я уже успела забыть. – Холодильник пустой, я его выключила. Чай вроде был в шкафчике. А нет, так я тебе принесу.

– Не нужно. Не беспокойтесь, тёть Роз. Завтра с утра на рынок схожу.

– Постельное в шкафу, а, впрочем, ты сама знаешь, разберёшься.

Она нерешительно потопталась у входа, потом прошла к столу, села. Я вздохнула, сняла пальто и опустилась на соседний стул, свернув его у себя на коленях.

– Мне бы это письмо раньше найти, – заговорила она. – Да не до того было, крутилась, как могла. Но ты не переживай, похоронили твою тётку как положено. Могилку покажу, как соберешься, так и скажи, сразу сходим. Файка ведь молчала, откуда ж мне было знать. Когда ты пропала, она и в милицию не пошла. У неё один сказ – выросла, не нянька я ей теперь. Полы я за ней помыла, всё честь по чести. Ладно, заговорила я тебя, отдыхай, – опомнилась она. Я и тут смолчала. Протестовать, мол, что вы, сидите, даже из вежливости не могла. Она как будто понимала меня и не требовала слов, потеребила тесьму скатерти, подняла клеенку и сказала: – Вот оно, письмо то. Я его прочла, ты уж извини. А не прочла бы, не нашла тебя.

Я повернула к Розалии голову и увидела в её руке бумажный лист. Обычный, в клеточку, сложенный пополам. Соседка оставила его на столе и ушла, предупредив, что свет у беседки сама погасит. Я прошла в прихожую, определила пальто на вешалку и бросила взгляд на письмо. Позже. Сначала в душ. Меня ещё колотит от прогулки по набережной. Там, откуда я прилетела, ещё лежит снег. Настоящая зима, но, клянусь, она может согревать.
 

Глава 3 Ася

С наступлением весны, я сбегала к морю при первой возможности. Слушала шум, подолгу вглядывалась в бескрайнюю даль и наблюдала за чайками. Ждала, когда, наконец, наступит лето и я смогу в нём искупнуться. Морем мать меня в детстве не баловала, и никогда не навещала сестру. Возможно, когда я была совсем ребенком они и были дружны, но в пятнадцать я припоминала тетку едва.

В тот апрельский день я, как обычно, сидела на берегу и подставляла лицо ветру. Облюбованный мною дикий пляж дарил единение со стихией. Здесь я чувствовала себя свободной. От снисходительных взглядов, упреков, тычков.

Он подошел и сел рядом. Бросил в воду пару камней, а потом спросил:

– Чего ты тут вечно одна сидишь?

– Я – изгой, – отвечаю ему.

– Ты слишком красивая для изгоя.

– Это хорошо или плохо?

Он пожал плечами – не знаю, но все-таки ответил:

– Хорошо, наверное. Красивым легче. 

Тогда я подняла на него глаза и присмотрелась, а после подумала: кто он, этот странный парень со светлыми, по плечи волосами? Он решил восполнить пробел и протянул ладонь:  

– Гордей.

Я не спешила вкладывать свою, уверенная, это нечестно. А не подать совсем – невежливо. И тогда я предупредила:

– Руки не подам, моя мать скончалась от СПИДа. Вернее, от рака, но виной тому иммунный дефицит.

– Поэтому ты изгой? – спросил он, а я подтвердила кивком. Тогда он сам перехватил мою ладонь и пожал. – Вообще-то, я хотел узнать твоё имя.  

– Ася, – прошептала я и уставилась на него во все глаза. Симпатичный.

– Привет что ли, Ася, – улыбнулся он и тут же спрятал улыбку: – Давно?

– Что давно?

– Мать давно умерла?

– Мама в октябре, – ответила я и добавила: – Прошлом.

– Жаль. Извини, что спрашиваю, но мне действительно жаль.

– Ничего. Я уже свыклась. Почти. И изгоем привыкла, можешь не стараться.

– Я и не стараюсь, – фыркнул он. Встал, отряхнул джинсы и мотнул головой в сторону моря: – Купаться идешь?

– Сдурел? Вода холодная.

Он мелкими шажками сбежал вниз, на ходу протяжно крича – нормальная! И действительно, разделся до трусов и полез в воду. Проплыл туда-сюда несколько метров, выбрался на берег и стал подпрыгивать. Прыгал и размахивал руками, словно зарядку делал, вероятно, ему так теплее, полотенца ведь с собой нет. А может он всегда так делает – закаленный, решила я. Вскоре он напрыгался и крикнул мне:

– Отвернись, трусы выжму.  

Я отвернулась, как он велел, и не поворачивала головы до тех пор, пока Гордей не плюхнулся рядом.

– Чушь всё это, глупость полнейшая, – развалившись на спине, сказал он. Я не поняла к чему относится данная реплика и уточнила:

– Что именно?

– С чего ты взяла, что ты изгой?

– А это не я решила, это окружающие за меня решили.

– Идиоты. Нам на каждом шагу твердят…

– Я не хочу говорить об этом, – перебила я, сообразив куда он клонит. Он повернул голову и посмотрел на меня. Я почувствовала неловкость от того, что он так на меня смотрит. Пристально, пытливо. Тогда я наклонила к коленям голову и обхватила их руками, чтобы волосы прикрыли лицо, а он серьёзно так сказал:

– Мы только сегодня об этом поговорим и больше не будем.

И действительно, кроме того дня, мы никогда не говорили ни о маминой болезни, ни о изгоях, данная тема была закрыта навсегда. Но в тот момент я подумала не об этом. «Только сегодня! Он уверен, мы ещё станем общаться?» – подумала я и улыбнулась, пряча лицо под волосами.

Вскоре он спросил:

– Ты где живешь? Идем, я тебя провожу.

– Ты заболеешь, если будешь разгуливать в мокрых штанах, – озаботилась я, хотя очень хотела, чтобы он проводил меня. Тогда Гордей скорчил забавную физиономию и высунул из кармана ветровки краешек своих трусов. Стало ужасно смешно и мы засмеялись.

Мы учились в разных школах, именно поэтому не подозревали о существовании друг друга до этой встречи. Несмотря на то, что для изгоя, я была слишком популярна. Да и семью Гордея знала вся округа. Жили они в километре от города, на хуторе. Там у них стоял огромный дом, неподалеку от виноградников. В народе он звался Казаков хутор. И не потому, что там казаки поселились, а по фамилии семьи проживающей на нём – Казаковы. Отца Гордея иначе, чем Казаком никто не звал, однако, прямого отношения к казакам он не имел, лишь созвучную фамилию.

В тот день Казак-младший проводил меня, сказав на прощание: «Завтра в два, на том же месте». Так началась наша дружба.

Я достала из кармана телефон и уставилась на дату – послезавтра. Надо же... Именно в этот день, десять лет назад, я встретила странного, светловолосого парня на берегу.

– Так я пришлю их? – спросила Розалия.

– Присылайте, – ответила я, совершенно не понимая о ком идет речь. Я всё благополучно прослушала. Покупатели – подумала я, решили подсуетиться заранее. Роза обрадовалась и защебетала:

– Если договоритесь, так ты с Натальей не робей, гоняй её смело. А он работник без нареканий, на все руки мастер. Без работы остаться в наше время, считай труба, а они за сезон у Файки неплохо откладывали.

Ясно, речь о бывших сотрудниках гостевого дома. Ладно, разберемся.

  Первой пришла Наташка. Низкая, пухленькая девушка моего возраста, так и представилась – Наташка. Неунывающая хохотушка, охарактеризовала я её. Она работала горничной у тетки, с мая по октябрь, в этом сезоне рассчитывала вновь получить своё место. Я сказала – хорошо, без работы вас не оставлю, и тоже улыбнулась ей. Раньше, чем через полгода я всё равно продать наследство не смогу, чего добру пустовать. Может Наташа ещё похозяйничает в доме, когда я уеду. Присмотрюсь к ней.

Вечером того же дня к дому подъехали старенькие «Жигули», я в это время убиралась в беседке. Обещанный на все руки мастер, сообразила я. Музыка в машине притихла, из салона вышел мужчина, молодой, лет тридцать, не больше. Кудрявые копной, темные волосы, белозубая улыбка. Армянин, безошибочно определила я и оказалась права. Парень толкнул калитку, вошел на территорию и поздоровался.

Глава 4 Гордей

   Саша повторялся. Сидел напротив и мямлил. Ни одного толкового ответа я не услышал, поэтому с нажимом повторил:

– Я хочу знать, что конкретно ты сделал, для того чтобы наше вино встало на эти полки? 

Он повторил всё слово в слово. Я попробовал посчитать сколько раз за сегодня услышал от него «ценовая политика», сбился со счета и не выдержал:

– Иди, Саша, иди, но помни: я жду от тебя результатов. Положительных, отрицательных, но результатов.  

Я откинулся в кресле и уставился за окно – пригревает. А не смотаться ли мне за лаком сейчас? И сразу отвести Василичу, пусть прямо завтра начинает, погода позволяет. Я покопался в сети, нужный корабельный лак в наличии только в одном магазине. Закинул в корзину - доставка завтра. Нет, однозначно самому нужно ехать.

Мать застала меня буквально на пороге. Я нырнул в шкаф, избавиться от галстука, в этот момент она и вошла.

– Сын, нам нужно поговорить.

Я подхватил её за плечи, чмокнул в щеку и проводил до своего кресла. Усадил, сам позади встал.

– Что за спешка, мам, разве мы дома не поговорим?

– Ты прекрасно знаешь, что нет. Приходишь который день поздно, уходишь рано, а у меня режим, – повернула она шею и подняла на меня глаза: – Иногда мне кажется, ты меня избегаешь.

– Не драматизируй, пожалуйста, – помассировал я ей плечи, притупляя бдительность. Хватка у мамы бульдожья. – У меня работа. И сейчас я должен бежать.

– Нет уж, ты присядь. Присядь, присядь, – выразительно постучала она ногтем по столешнице, указывая на кресло для посетителей. Я послушно сел и упер подбородок на руку – весь внимание. Мама скривилась: – Не паясничай. Милана вернулась?

– Это всё, о чем ты хотела поговорить?

– Нет не всё. Тебе двадцать семь, Гордей, ты семью заводить собираешься?

– Именно, мама, именно. Всего двадцать семь, – поднялся я. Никакой срочности у того разговора нет. Сейчас перейдет к внукам. Только когда она их нянчить собиралась, между танцами и французским? Безусловно, я рад, что она ищет себя после ухода отца, только на мне пусть не отыгрывается. Я выразительно глянул на часы и протянул: – О-о… Всё, мам, я опаздываю, меня люди ждут.

Мать враз скисла, я послал ей воздушный поцелуй и скрылся за дверью, пока она ещё что-нибудь не выдумала.

    Банки были небольшого объема. Набрал Васильича, посоветоваться, тот не ответил. Наверняка носится по пристани, а из-за шума волн не слышит. Тогда я добавил ещё одну емкость и направился в сторону касс. Одно из колес на прихваченной тележке крутилось через раз, её постоянно заносило куда-то вправо, следовало ручную брать, пери теперь эту дуру. С трудом объехал горы ламината и свернул в главную аллею.

Я бы сто процентов преодолел эти несколько метров, оставшиеся до касс, и даже не обратил на них внимания, не зацепи я тот стенд с макулатурой. Два верхних журнала соскользнули на пол, я поднял их, вернул на законное место и увидел её. С противоположной стороны магазина она неторопливо шла навстречу. Я зажмурился и помотал головой абсолютно киношным жестом. Сто раз прокручивал нашу встречу, сто раз представлял где увижу её впервые, но не в строительном, черт, магазине, заскочив на минуту за лаком! Так буднично, что кажется – не правда. Быть не может.  

В руках держит блокнот, перелистнула страницу, закрыла его и… подняла глаза. Увидела. Резко остановилась. Точно, блядь, она! И нас разделяет несчастных метров двадцать... Я смотрел не мигая, будто, если моргну она рассеется туманным облаком. Ася вспыхнула, покрываясь румянцем, отвела глаза. Суетливо осматривается вокруг, словно защиты ищет. От меня защищаться собралась? Вцепилась руками в тележку скучающего рядом мужика. Я поначалу не обратил на него внимания, а теперь дошло – они вместе. Ася – моя Ася! – и гребаный армянин выбирают себе обои! Долбануться можно. Нет, я ничего против армян не имею, но на этом месте любой мужик – гребаный мудак.

Этого ей показалось мало – недостаточно ещё меня добила – Ася подхватила его под руку и стала разворачиваться, пытаясь одновременно пихать его и тележку. Мужик не сразу сообразил, чего от него хотят и поначалу упирался, она что-то шептала ему, а мне хотелось орать на весь зал. Перекрикивать эту дебильную мелодию, льющуюся из динамиков. Они скрылись за ближайшими стеллажами, я подхватил банки с лаком в обе руки.

   Не смог. Я так долго искал её и не смог подойти. А сейчас не могу уехать. Припарковал машину ближе к выходу и сижу, как долбанный Пинкертон, в машине. Жду. Ставить в неловкое положение не хочу. 

– Блядь, ты дебил? – спросил я себя. – Какое, на хрен, положение!

Они спустились через двадцать четыре минуты. Она осмотрелась по сторонам, я на всякий случай прижался к сиденью. Увидеть не должна, на парковке полумрак, а стекла машины затемнены. Ася, в огромных, темных очках, резво направилась к Жигулям, нетерпеливо скрылась внутри, её спутник складывал покупки в багажник. Белая «семерка» выглядело плачевно.  

– Он её выкрал, держит в заложниках… что? Что?! Что происходит, блядь! – долбанул я по рулю. Я ни черта не понимаю в этой женщине.  

Я «проводил» их. Негласно, но и не особо скрываясь. Оказывается, приехала к тетке, надо же. А потом долго стоял на углу и ждал, что армянин уедет. Поможет разгрузиться и уедет. Мне не хватило и часа, чтобы понять - человек не наемный и не случайный. Ворота и не думали открываться, а он выезжать. Я посчитал брошенные у машины окурки, захлопнул дверь и уехал.

Уехал недалеко, до ближайшего бара. Сто грамм виски и стейк, к которому даже не притронулся. Вискарь, напротив, опустошил до дна и попросил повторить. К черту! Все эти стенания и душевные муки, к чертям собачим. В топку их! Напьюсь, чтобы не думать, чтобы ни единой паршивой мысли не осталось.

Я дурак переживал, мучился, казнил себя за то опоздание, а она преспокойно обои выбирает! Не удивлюсь, если она тогда, восемь лет назад, и вовсе не пришла на эту встречу. И смыться наверняка планировала заранее. Да, пошла она! Я хлопнул второй стакан, чувствуя разливающееся тепло по жилам, заказал такси и махнул в «Пьяную устрицу», самый непотребный клуб в городе.

Глава 5 Ася

Гамлет поглядывал на меня искоса, но заговорить не решался. Я отдирала обои в третьем номере, усиленно делая вид, что не замечаю ни его, ни этих взглядов.

– Помочь? – наконец спросил он.

– Нет. У тебя своей работы полно.

– Что делать на месте сломанного душа?

Я повернулась к нему и спрыгнула с табурета:

– Детский бассейн поставим. Подводка воды есть, нужно площадку выровнять, травку вокруг посадить.

– Надувной что ли?

– А хоть бы и надувной, – ответила я. – Гостям с детьми веселее будет, в те дни, когда море штормит. Ты подумай, что для этого потребуется, запиши, а если помощь нужна, давай наймем кого-нибудь.

– Сам сделаю, – протянул он.

Я вернулась к своему занятию, посчитав, что тема исчерпана, но Гамлет не уходил. Топтался за спиной, вздыхал. После того, как я схватила его под руку в магазине, он посчитал, что имеет право задавать вопросы касаемо не только рабочих моментов: почему не навещала тетку, сколько мне лет, откуда я приехала и прочее. Любопытство это, может и извинительно, да только подобные вопросы я не люблю и подпускаю к себе людей с неохотой, закалилась с юности. Большую часть вопросов я оставила без ответа, на некоторые отшутилась, рассчитывая, Гамлет поймет – лучше не спрашивать вовсе. И вот опять.   

– Этот мужчина, кто он? – спросил он.

– Думаю, тебе следует интересоваться бассейном и как лучше организовать пространство вокруг, а не посторонними мужчинами, – заметила я.

– Я мужчинами не интересуюсь, – буркнул он, сетуя на двусмысленность моей фразы. – Просто хочу спросить, если он придет снова, не пускать?

– Когда придет, тогда и спросишь, – отрезала я, сдирая огромный пласт со стены.

Он, наконец, ушел, а я села на сдвинутую в центр комнаты кровать. Окружающие меня стены, с неприглядно торчащей местами штукатуркой, очень смахивали на то, что творилось сейчас и в моей жизни. Я старательно возводила вокруг себя «нарядные покои» и вот, износились, а теперь прошлое выглядывает наружу, напоминает – я здесь, я никуда не сбежало от тебя, не спряталось.

Нет. Прошлое на то и прошлое – минуло. Можно прикрыть его новым антуражем, создать очередную иллюзию. Хуже, когда забыть никак не выходит.

Я думала у меня получится. Надеялась расправиться с делами и уехать даже не столкнувшись. А уж на то, что встреча произойдет столь скоро, я не рассчитывала и подавно. Кто вообще придумал что она должна произойти, кто организовал её, эту встречу, уж не всевышний ли? А где же он был тогда, восемь лет назад?

Узнала стоило взглянуть. Бритого, почти лысого, такого взрослого, такого чужого… и узнала. Сбежала. Трусливо, отводя взгляд и прикрываясь Гамлетом, словно щитом, пусть думает я с ним, так лучше. Лучше для всех. У него семья, наверное.

 А когда заявился вечером – испугалась. Гамлет кинулся к воротам, вовремя остановила и велела уйти к себе. Гордей был пьян, зол, как сам чёрт, хотя сомневаюсь, что и трезвому открыла бы. Он непременно спросит, непременно поинтересуется и что я ему отвечу? Нет уж… Да и к чему они сейчас, мои жалкие объяснения?

– Прекращай. Поднялась и за дело, – приказала я себе и с двойным энтузиазмом вернулась к работе.

Вечером Гамлет покрыл грунтом стены, завтра покончим с этим номером. Я отсортировала горы постельного для Наташки: часть отбелить, часть освежить, кое-что и на выброс, тётка всё же прижимиста была. Во времена моей юности, стирка, глажка и смена белья входили в мои почетные обязанности. Брр-р… По сей день ненавижу утюг. Я стирала по поздней ночи, чтобы поутру отутюжить, максимально освободив день, и сбежать на море, к Гордею, пока тётка новых заданий не дала.

Мы купались, держась за руки, прыгали с понтона в море и гуляли по пляжам, не замечая наплыва туристов, их для нас просто не существовало. Босые, загорелые до черна, порою усталые, но такие счастливые. Иногда казалось, во всей вселенной есть только он и я. Вечерами мне, как правило, влетало от тетки, а ему от отца.

– Принесешь в подоле, как мать – за дверь выставлю! – кричала она. – Дура, на кой черт ты ему сдалась, идиотка безмозглая!

«Поматросит и бросит, а женится на ровне, вспомнишь потом мои слова», – обязательно добавляла она в конце. Иной раз и треснуть могла, подручными средствами, когда я особенно задерживалась. В ход бывало шли тапки или кухонная утварь. Только волновалась она напрасно, дальше целомудренных поцелуев мы не заходили. Что говорил Гордею отец не скажу, он не афишировал, но догадаться не трудно. Кто я? Дочь «спидоносицы», безотцовщина.

А мы верили, мы – неделимы. Верили в поджидающее не менее счастливое завтра. У меня его нет, есть ли оно у него? Уж наверняка.

К морю я отправилась утром. Бороться со страхами в ночи была плохая идея. Я прошлась по набережной, прислушиваясь к себе, пытаясь понять, насколько саднят застарелые раны. Так ли я обижена, как думаю, и на кого? На Гордея, не соизволившего прийти, на безмолвную темноту моря, на этих придурков или несправедливость жизни? На себя, в конце концов. Кого я виню больше?

В море я влюбилась гораздо раньше, чем в Гордея. А сейчас боюсь. Хотя, что оно мне, по сути, сделало? Безмолвный свидетель чужих грехов и только. Такое шумное и такое молчаливое одновременно. О, оно умеет хранить чужие секреты.

Я надвинула капюшон толстовки, прячась в него глубже, и шагнула к перилам. Солнце пригревало совсем по-летнему, градусов двадцать, никак не меньше. Волны, искрясь на нём, ослепляли бы, не надень я очки. В другое время я бы радовалась, рассматривая пустынный пляж, даже раскинула руки, приветствуя его, и бежала навстречу волнам. А сейчас робко топчусь у ограждения.

Глава 6 Гордей.

Серега приехал ближе к обеду. Я нетерпеливо поджидал его, растрачивая рабочее время вхолостую и успокаивая себя – мне только узнать. Удовлетворю любопытство, закрою гештальт и вычеркну её нафиг из своей жизни. Сергей парень толковый, с заданием справился наверняка, уверен, что-нибудь да нарыл.

Я попросил Алену сварить нам кофе, дождался пока принесет и спокойно, как можно равнодушнее, спросил:

– Чем порадуешь?

– Значит так, – незамысловато начал Сергей, потирая руки. Выглядел довольным, старался выходит. – Откуда приехала девушка узнать не удалось, со слов соседки, издалека, конкретного места она не знает. Не похоже, что обманывает, иначе так бы и заявила – не скажу, дама она прямолинейная. У девушки умерла тётка, но на похороны она не успела, соседка нашла номер её телефона лишь на девятый день.

– В смысле нашла? – перебил я.

 На протяжении двух лет я, как проклятый, таскался к Фаине Аркадьевне, Асиной тётке. До конца лета каждый день подряд, не пропустив ни единожды, уехав учиться, раз в неделю, по субботам. Поначалу мы перекидывались парой фраз, хотя я замечал: тетка разговоров о племяннице не выносила, по прошествии времени она просто встречала меня в дверях, отрицательно мотала головой, что означало – новостей нет, закрывала калитку и уходила. Молча. А однажды так и сказала: «Прекрати сюда таскаться, надоел. Неужели не понятно, не ты, ни я её больше не интересуем!» Я пообещал ей больше не приходить, но уговорил записать мои цифры. Фаина номер телефона записала, но так ни разу мне не позвонила, а сейчас выясняется телефон Аси всё же имелся…

– Там какая-то мутная история, – пустился в объяснения Серега. – Девушка эта восемь лет назад сбежала из дома. Вечером ушла на выпускной, а на следующий день её никто не видел. Вы что-нибудь слышали про эту историю? – уточнил он. Я неоднозначно покивал, ему вовсе необязательно знать, и сказал:

– Продолжай.

– В общем, девушка сбежала, от неё ни слуху, ни духу, в полицию тётка заявлять не стала, обозлилась. Девка, как я понял, деньги стащила. Пару лет назад тётке несколько раз звонят и молчат в трубку. Тетушка, не будь дура, сообразила, не иначе блудная племянница трезвонит. Перезвонила, но девица общаться не пожелала. Тётка номерочек записала и прибрала, а соседка его на девятый день и нашла, выходит.

– Номер догадался спросить?

– Какое там, не дает, старая перечница, – возмущенно протянул он и передразнил соседку: – «Хоть десять тыщ предлагай, не дам».

– Ладно, проехали. Дальше.

– Баба, та что покойница, дом гостевой держала, а родни кроме племянницы никого. Получается беглянка единственная наследница. По девушке всё.

– Армянин?

– Я номера его тачки срисовал и смотался пробить до Юрия Борисовича, на вас сослался. Из Армавира он. Разведен, детей не имеет, особо нигде не мелькал, не привлекался. Три года назад на заработки приехал. Все три года работал в гостевом у тётки этой беглянки. По словам соседки, девушка снова его наняла.

Я отблагодарил Сергея купюрами, тот подмигнул – обращайся и спрятал деньги в нагрудный карман ветровки. Мы попрощались, он, насвистывая, вышел, я переместился к окну.

 Трудяга, значит, обычный работник. Что ж, это полностью меняет дело. Я распахнул окно и глубоко вдохнул. Ясень за окном набирал цвет, но зудело внутри отнюдь не от цветения. Царапало даже. Мы всё-таки поговорим, милая. Всё-таки поговорим. Я резко захлопнул окно – чего тянуть, прямо сейчас и поеду.   

Уже в машине я решил заскочить домой, принять душ и переодеться. Бросил тачку за воротами, вбежал по лестнице и замер в прихожей, прислушиваясь. Милка и мама чаевничали в столовой. Какого дьявола она таскается сюда, как к себе домой?!

Из кухни выплыла Соня, мамина помощница, я приложил палец к губам – тсс-с… Соня закинула полотенце на округлое плечо и хитро заулыбалась. Мои знаки: отвлеки, я незаметно прошмыгну наверх, Соня истолковала правильно, ввалилась в столовую и взревела:

 – Мариночка Николавна, мрачно тут у вас, я вам шторы раздвину.

Взвизгнули кольца по штанге, я осторожно выглянул – обе уставились на окна. Я метнулся к себе и сразу отправился в душ, мысленно посылая Соньке воздушные поцелуи. Обожаю каждый её килограмм, а у неё их сто, не меньше. С Соней у нас отношения дружеские, несмотря на её шестидесятилетний возраст. В этом доме Соня мой единственный и надежный товарищ, прикрывала меня бессчётное количество раз. Сейчас уже не от кого, отец давно умер, но по старой памяти сообразила.

В этот раз наши уловки не помогли. Не знаю, как она прочухала, только когда я вышел из душа Милка лежала на моей кровати задницей вверх. Это внезапно взбесило – в комнате есть кресло, в конце концов.

 – Мила, ты чья подружка, моя или Марины Николаевны?

Милка перевернулась, потянулась и кокетливо сморщила нос:

– Котик, не ревнуй.

– И не думал, – бросил я, миндальничать недосуг. – Просто если моя, то я с тобой сегодня не договаривался встречаться, а если мамина, то беги вниз, чай ещё есть.

– Что-то случилось или котик сегодня не в духе?

– Мил, сворачивай зоопарк, знаешь ведь, не выношу. И встань ты уже с постели, чего ты вечно валяешься. Может тебе делом каким заняться?

– О-о… –  протянула она, поднялась рывком и в секунду оказалась возле меня. Опустила на моё плечо руку, ткнулась губами в ухо и шепнула: – Кажется, у кого-то был сложный день. Я знаю, что нужно делать.

– Я заскочил на минуту, переодеться, – предупредил я, удивляясь – не вставляет, как прежде. Не возбудился ничуть. Конечно, продолжи она, эффект себя ждать не заставит, но с пол оборота уже не завожусь. Или мне мешает занятая другими вещами башка? Я убрал её руку с плеча и не выпуская сразу запястье, добавил: – Бежать нужно, действительно, важная встреча.

Главное не обманул в этот момент.    

   Калитка оказалась не заперта, я толкнул её и стал осматриваться в поисках собаки, у Фаины жил смешной, добродушный пёс. Маркус, кажется. На привязи она его держала только в сезон, в остальное время пёс спокойно передвигался по территории и встречал входящих приветственным лаем. Сегодня вместо собаки навстречу мне спешил армянин. Ни малейшей приветливости на лице, скорее обеспокоенность, моё водворение ему явно не по вкусу. Он притормозил под яблоней и, раскинув руки, уцепился ими за ветви, будто вознамерился преградить мне дорогу.

Глава 7 Ася

 Если дышать глубже, набирая воздух ртом, шансы пресечь нахлынувшие слезы возрастают. А ещё запрокинуть голову и часто-часто моргать – стандартные, но действенные манипуляции, проверено не мной одной. Главное не будить обиду внутри себя, лучше о ней вовсе не думать. Сейчас они мне ни к чему, оплакано уже всё по восьмому кругу, поэтому я уставилась в небо в который раз, за последние дни, восхитившись его ясности. Там, за Уралом, оно ещё хмурое, мутно-серое, как моё сознание, и не спешит радовать обывателей.  

Скрипнула дверь беседки, я вздрогнула – вернулся! – и резко обернулась. Гамлет осторожно просочился, встал спиной у плиты, потрогал чайник.

– Чай попью, – зачем-то сообщил он и повернулся: – Тебе налить?

– Подслушивал? – спросила я, уверенная, так и было.

Этот четыре дня знакомый мне мужчина, почему-то решил, что я нуждаюсь в опеке. В добром совете, подсказке и просто в правильном курсе. Я не против, когда это касается гостевого дома, ничуть, тут некоторые советы уместны и любую помощь приму с благодарностью, но, когда эта забота распространяется конкретно на меня, увольте, здесь сама разберусь.

«Там этот пришел, который ночью орал», – вошел он в дом ранее. И не дожидаясь моего ответа, предложил: «Прогнать?» Небрежное «этот», уверенное «прогнать» … и не вопрос это был, хотя интонация вопросительная, а принятое за меня решение. Я понимаю, у тетки он выполнял, помимо прочих функции, и обязанности охранника, но и это ему не дает повода для самостоятельных выводов. Эта уверенность, что я нуждаюсь в защите, это непременное желание гнать со двора… Может я преувеличиваю, может мне чудится его вторжение в личное, а Гамлет всего лишь хочет быть полезным?

– Зачем подслушивал? – оскорбился он и нахмурился. – Этот парень так орал – слух напрягать не нужно. Только чего кричит, непонятно. Кто он такой? Он тебе муж что ли? Нет. – Сам спрашивал и сам отвечал он. Горячась, размахивая руками. – Кто он вообще такой, чтобы орать на тебя? Какое он имеет право?   

Я поднялась, вежливо отказалась от чая и сказала:

– Он имеет больше прав орать на меня, чем ты задавать мне все эти вопросы.

Ушла не разбираясь, обидела или нет, сейчас гораздо важнее вернуться к работе. И не потому что, первое заселение гостей не за горами, на майские праздники, а потому что она отвлекает от душевных терзаний.

В этот раз работа спасала не особо. Я отмывала кафель в так называемом «люксе», мысленно, то и дело, возвращаясь к встрече в беседке.  

Можно было оговорить себя, выдумать какую-то нелепую историю, пусть бы позлился сильнее, яростнее, возможно, взбесился даже, зато наконец вычеркнул меня из своей жизни и отпустил. Странно только одно – почему он до сих пор не сделал этого.

А ты сделала? Не ты ли вспоминаешь его каждым тоскливым вечером, не ты ли всякий раз фантазируешь, как бы сложилось, не задумай ты дурацкое свидание на этом чертовом пляже?

 И врать ты не захотела.

– Я не осмелилась, – шепнула вслух. Тут нужна уверенность, глаза в глаза, а я поднять их на него не в состоянии, смотрела украдкой, подобно вору, наметившему добычу и переживающему за выказанный интерес. 

Гордей зол, чертовски зол и он имеет на это право. И злиться, и требовать. В глубине темных глаз, в намеренно расслабленной позе, в каждом движении мне виделся упрек, жажда знать. Только кому они нужны, эти знания, кому от них станет легче? Никому. Будет только хуже, ничего уже не вернёшь и не исправишь. И когда он ушел, я почувствовала что-то вроде облегчения. Отмалчиваться ведь гораздо легче, чем обманывать.

Я закончила с кафелем, собрала губки и вышла в номер, осмотр занял пару минут. Можно смело заселять гостей, пришла я к выводу, осталось лишь привести в должный вид спальное место. Но тут я пас, этим завтра займется Наташка, возня с постельным бельем мне осточертела ещё в юности.

Гамлет возился с площадкой для бассейна, я незаметно прошмыгнула в теткин дом и плотнее прикрыла дверь - до самого ужина не выйду. Первый раз я накрыла стол на веранде в тот вечер, когда мы вернулись из магазина, сознательно отсекая себя от одиночества. На следующий день я накормила своего теперешнего работника обедом, зародив негласное правило совместных приемов пищи. Сегодня я впервые об этом сожалела, из-за необходимости побыть в тишине.    

Абсолютной она не была, тишина эта – разве возможно? Звук есть у всего: предметов вокруг, чувств, кипящих внутри, даже умиротворение звучит, что уж говорить о взбаламученных во мне воспоминаниях. О… у них целая палитра звуков! И все в темных тонах.

«Кш-ш-м.., кш-ш-м…», слышу я скребущие о берег волны и удивляюсь – море же не под окном, да и окно выходит в сад. Или то растревоженное сознание подсовывает мне это навязчивое шипение? Я поднялась со своей полуторки, закрыть окно, рассчитывая разом всё это прекратить, в этот момент в комнату проник огромный шмель. Облетел круг почета по комнате, жужжа, как реактивный двигатель, и забился в стекло – тунц, тунц. Я распахнула одну створку на полную мощь, авось вылетит, и направилась к выходу, осуществлять спонтанную мысль.

Розалия возилась в саду. Мы немного поболтали о насущном, если точнее о предстоящем сезоне, я посчитала, что приличия соблюдены и спросила:

– Розалия Гавриловна, вы про Гордея Казакова что-нибудь слышали?

Роза посмотрела на меня с прищуром и задумалась. Думала недолго, а потом многозначительно покачала головой:

– Что-нибудь да слышала. Делами «Казаков» разве что ленивый не интересуется.

Хитрая соседка не спешила облегчать мою участь. Признаться, я и без этого чувствовала неловкость, а ты поди ж, ведьма, добивается конкретики. Начинать издалека я уже не видела смысла.

– Он женился?

Она снисходительно улыбнулась, ясно, мол, и ответила:

– Нет. Такого не слыхала, а эту весть уж непременно не пропустила бы.

– Ну, а подружка-то у него есть? – не сдавалась я. Мне важно услышать, что она непременно имеется, так лучше. Так мне гораздо проще.

Глава 8 Ася

Их было трое. Не успела испугаться, как мужские руки толкнули меня. Я пошатнулась и уже через секунду меня приняли другие, чужие руки.

– Оп-ля! – присвистнул один из них и толкнул следующему: – Надо же, какие чайки тут водятся!

Я быстро переставляла конечности, опасаясь рухнуть под ноги одного из них и доставить тем дополнительные причины для едкой радости. Они пасовали мной, словно мячом, лениво перекидывая друг другу, постепенно сужая «круг». «Бояться нельзя», - пульсировало у меня в висках, а липкий страх подступал, сдавливая горло. Их лица мелькали, сливаясь в одну рожу, на которой с каждой секундой всё отчетливее проступало блудливое выражение.

– Попалась, птичка. Ну-ну, будь умницей, не брыкайся и дяди тебя не обидят.

Кричи! Заставь, умоли кого-нибудь прийти тебе на помощь. Я судорожно огляделась, пытаясь заглянуть за их спины, окружавшая темнота не порадовала. Набережная светилась, но даже от ближайшей, увешанной огнями «Тортуги» свет доходил слишком слабо, почти не добегал вовсе. Закричать не получалось. Я затравленно уставилась на зеленую пальму, раскинувшую ветки на белой ткани рубахи напротив, и сглотнула. Ко мне потянулись усыпанные темными волосами руки и я, наконец, закричала. Крик вышел сдавленным, каким-то нелепым до неестественного, я набрала в грудь воздуха, рассчитывая заорать громче, пронзительнее и в этот момент получила удар в голову, чушь выше правого уха.

 – Заглохни, сука, – скомандовали мне следом, в лицо ударил запах алкоголя.

Слезы, брызнувшие из глаз, как и приказ, не помешали мне закричать снова, теперь уже отчаянней, яростней. Я схлопотала две оплеухи, тыльной стороной тяжелой ладони, и, уже зная, что бесполезно, взмолилась:

– Пожалуйста.

Эти же руки, что и били, сгребли под коленями и закинули на плечо. Я визжала, брыкалась в попытке вырваться, улизнуть, почти получилось свалиться с покатого плеча, но ещё одна пара рук подхватила за голову, а другая вцепился в запястья. Меня понесли за руки, за ноги, как раненного в бою товарища, только не смотря на горящие от ударов щеки и звенящую голову, на бойца я всё же смахивала смутно, тем более раненого. Раненные так себя не ведут, раненные позволяют себя нести, лишь изредка разлепляя глаза и тихо шепча «пить». По крайней мере, в кино обычно так.

– Шевелитесь вы, не то эта дура всё побережье на уши поднимет!

Процессия во главе с командиром спустилась к пляжу. Я и тогда пыталась вырываться, извивалась, кричала, по-моему, даже звала Гордея – а вдруг? Посторонние, если они и были, если и слышали, не захотят вмешаться, люди равнодушны к чужим проблемам. Я получала рукой по губам и четкую команду – заткнись! Следом меня бросили на смесь из песка и гальки, а «командир» недругов ткнул пальцем одному из парней в живот и скомандовал ему:

– Снимай.

Парень, самый молодой из них, стянул футболку, тот, первый, рванул её, раздирая на части. Одну половину заткнул за пояс, вторую смотал в комок. Я попыталась подняться на ноги, но третий толкнул меня, я снова упала, получив увесистый пинок под зад, и заскулила. Жалобно, отчаянно. Мне стало страшно: по-настоящему, до ужаса. Захлебываясь слезами, я успела ещё раз в темноту выкрикнуть «помогите!», до того как кусок чужой футболки оказался у меня во рту. Вторую часть связали узлом на моем затылке, чтобы не выплюнула «кляп».

Тащили они меня долго, раз прерываясь на отдых, небрежно бросив ношу, но и в этот короткий перерыв, сбежать не удалось. Я чувствовала себя добычей, овцой, покачивающейся у охотников на вертеле. Причем охотники, оказались сущие дикари.

Происходящее казалось сном, неожиданно свалившимся кошмаром. И даже когда меня вновь бросили, у кромки дикого пляжа, один из них осматривался, сочтя место надежным для их темных дел, второй хрустел уставшими меня тащить пальцами, даже тогда мне верилось – спасусь. Вот сейчас, ещё минута и происходящее рассеется, как туман, или вот теперь, тот, который говорит, которого они слушают, скажет громко, что они пошутили, просто хотели попугать, и отпустит. А может примчится супергерой, который намнет им бока и раскидает их в разные стороны, накроет мои оголенные ноги плащом и скажет – вы спасены. Или море… может оно сжалится и направит такую огромную волну, что смоет нас, принимая в свои объятья и должно быть тогда я смогу нырнуть, спрятавшись в его темных водах, и уплыть, не оставляя им шансов? Я неплохо плаваю, благодаря Гордею. Господи, хоть что-нибудь.

 Под буравящим взглядом главаря, я ползком пятилась назад, считая, что делаю это незаметно, пока не уперлась в укрытый жухлой травой холм. Мужчина с пальмами на рубашке сплюнул, в два шага приблизился и резко дернул меня за ноги. В голове загудело ещё больше, но я не могла позволить себе просто лежать, справляясь с головокружением, я попыталась снова сесть, но упрямая, сильная рука толкнула в грудь.

– Не дергайся!

Ни умоляющий взгляд, ни сумбурное мычание не разжалобили, ничуть. Он скомандовал своим товарищам держать меня и потянулся к ремню. Я зажмурилась и завертела головой – нет, нет, пожалуйста – наивно полагая остановить его или надеясь, что он все-таки исчезнет, когда я вновь распахну веки.

Но когда к запястью снова прикоснулись чужие руки, я оцарапала их, а того, что тянулся к ногам, лягнула. Пальмы тряслись от ленивого смеха, а обладатель рубашки словно нарочно тряс плечами, должно быть, демонстрируя как ему весело. Мне позволили пинаться ещё немного, молотить руками в воздухе, изредка попадая в чужие части тела. Мне даже позволили вскочить на секунду ноги и сдернуть повязку с лица, лишь выплюнуть кляп не получилось, он подобно пресловутой лампочке не желал выскакивать без посторонней помощи. А помочь пальцами не успела – подсечка и я снова на земле, пытаюсь восстановить сбившееся дыхание. И саднящие лопатки не самое страшное, страшное ждало впереди. Я понимала это тогда, уже не надеясь ни на какое чудо.

А дальше была боль, огромный сгусток боли и затуманенные от слез глаза. «Ноготь, Борман и Васёк». «Ноготь, Борман и Васёк» – сколько могла, про себя повторяла я, боясь забыть их клички.

Глава 9 Ася

– А у нас постоялец! – радостно объявила Наташка, встречая нас у калитки.

– Давайте, называть их гостями, – предложила я и добавила: – Дом же у нас гостевой.

Гамлет пожал плечами, хорошо, мол, и пошел открывать ворота, чтобы загнать машину и выгрузить бассейн. Мы всё-таки купили его. Каркасный, вполне приличного размера.

– Значит у нас гость, – согласилась по-прежнему довольная горничная. – Заселила в люкс час назад, рассчитался наличными за неделю вперёд.  

– Отлично, Наташа.

Это действительно чудесно. Все мои скопленные финансы стремительно таяли, а лезть в теткин сейф я пока не готова, да и код всё равно неизвестен. О наличии в доме такового мне накануне поведала Розалия, сама я, даже не подозревала, что тетушка обзавелась подобным тайником в своей спальне. Хотя со временем нашла бы, но пока у меня что-то вроде табу на посещение будуара Фаины.

Я отправилась к себе раздумывая нужно ли посетить гостя, проявить знак внимания, так сказать. В итоге решила не докучать. Гость вселился отдыхать, вот пусть и отдыхает, а почтение можно выказать, встретившись где-нибудь на территории.

Через пол часа заглянула Наташка. Постучала, от предложения войти отказалась и, стоя на пороге, спросила:

– У меня всё готово, я пойду тогда?

– Да, конечно, иди. Хотя нет, подожди, – остановила я, сбежавшую по ступеням горничную. – Ты гостю экскурсию провела, объяснила, что и где у нас?

– Беседку показала, сад, да качели. Прачечная ему не к чему, в люксе машинка есть.

– Хорошо. Спасибо, Наташа. Всё, больше не задерживаю, беги.

Ещё с час я просидела с ноутбуком, связываясь с администрацией сайтов, на которых тетка разместила информацию о гостевом доме. Менять оставленный в контактах почтовый адрес и телефон, с теткиных на мои, техподдержка напрочь отказывалась, так как я не могла предоставить им никаких доказательств, в права наследования я ещё не вступила. Бог с ней, с почтой, решила я, пока буду исправно пополнять баланс Фаининой сим-карты, таким образом, потенциальные клиенты смогут хотя бы дозвониться.

В холле гостевого дома я оказалась ближе к вечеру. На секунду замерла у двери «люкса», прислушиваясь, но постучать так и не решилась, хоть и любопытно – какой он, первый гость? Ну, постучу я, и что я ему скажу? «Здравствуйте, рада приветствовать вас в стенах нашего заведения?» Бред. Надеюсь, чем-то подобным его приветствовала Наташка, а я, боюсь, буду уже не в тему. Прибавить к этому опасение показаться назойливой. В общем, я нерешительно потопталась в холле, заглянула в пару номеров, где Наталья должна была застелить белье и отправилась в беседку. Попью на воздухе чай, пока не стемнело.

Ещё вчера усыпанная белыми, чуть розоватыми к серединке лепестками яблоня, сегодня норовила скинуть с себя весь буйный цвет, словно уставшая невеста фату. Завтра нужно вымести с дорожки все лепестки, как бы грустно не звучало. Я обогнула яблоню, почти достигнув беседки, как услышала скрип отворяющейся калитки – вечером скажу Гамлету, пусть смажет. Калитка снабжена кодовым замком, правильный набор цифр озвучивали гостям при заселении. Раз в пару лет Фаина перекодировала замок, думаю, стоит поинтересоваться у Гамлета, когда она делала это последний раз. Я остановилась, дожидаясь, когда входящий появится в поле зрения, решив, что это выскочивший по какому-нибудь делу армянин. Мужчина вошел спиной, одной рукой прикрывая калитку, в другой высоко держал бумажный пакет из тех, что дают с собой в кафе или ресторанах.  

Сердце ухнуло вниз. Потому что, это не Гамлет и даже не посторонний, пока неведомый мне гость. Эту покрытую коротким ежиком макушку я узнаю из тысячи, хотя вблизи лицезрела лишь раз, раньше она была укрыта густыми, длинными волосами. Гордей, черт возьми! Мне казалось, я сделала всё, для того чтобы он не возвращался.

– Откуда ты знаешь код? – строго спросила я. Он повернулся, растянул губы в улыбке и двинул навстречу.

– Девушка… как её… милый такой пухляш была столь любезна и сообщила мне его. Она вообще много чего мне наговорила.

«Наказать её что ли?» – подумала я, а вслух осведомилась:

– Чего тебе ещё? Вроде бы, мы всё выяснили: я жива, здорова и безразлична.

Вышло дерзко и грубо, но не стану врать, что я этого не хотела. Именно этого и добивалась – разозлить, отвернуть от себя. Улыбка сползла с его лица, Гордей приблизился и замер в метре от меня. Переложил пакет в другую руку, держа за дно, с шумом выдохнул, раздувая ноздри.

– Зачем ты это делаешь? В кого ты играешь, а? 

Он наклонился к моему лицу, обдал горячим дыханием. От него пахло выпечкой, будто он буквально перед калиткой слопал свежеприготовленный круассан или такую вкусную слоеную плетенку, политую кленовым сиропом и посыпанную сверху ореховыми чипсами. А может это из его пакета так пахнет? «Господи, да ты, похоже, голодная», - мысленно протянула я, глядя куда-то в пол, стараясь думать о чем угодно, только не об этом мужчине в которого превратился мой Гордей. «Ага, твой. Был когда-то».

– Тебе совершенно не идёт эта маска суки, ты не такая, – пропел он полушепотом в моё ухо. Я вздернула голову и с вызовом глянула на него, собираясь с мыслью, Гордей справился с собой первый. Заулыбался вновь, выудил из кармана джинсов ключи и покачал ими перед моим лицом: – Я твой первый клиент, хочешь ты того или нет. А, впрочем, ты же равнодушная, тебе должно быть безразлично.

Пожал плечами и зашагал по дорожке, унося с собой пакет и запах съестного. Ключи были от люкса, я узнала их по брелоку. Через несколько шагов он обернулся и, словно прочитав мои мысли, сказал:

– Имей в виду, я заплатил за неделю вперёд и раньше этого срока съезжать не собираюсь.

Зачем он это делает, думала я, наливая чай. Мстит за нанесенные ему обиды? Хочет позлить, доставить неудобства? Я суетливо прошлась по беседке, едва не расплескав половину содержимого чашки, и устроилась в самом углу дивана, обхватив её двумя руками. Отчего-то мерзли ладони.

Глава 10 Гордей

 Черт! Полная лажа. Какого хрена я тут торчу?! На хрен. Съезжать, срочно съезжать! Я глянул на часы – ещё успею заскочить к Милке, вот уж где мне всегда рады. Вещи хаотично покидал в чемодан, ключи просто оставлю на тумбочке в коридоре, найдут. Я ещё раз обвел комнату взглядом – ничего не оставил? – и вместо того, чтобы двинуть к двери, плюхнулся спиной на кровать и раскинул руки.

«Вот дерьмо! Не отпускает… мёдом мне что ли тут намазано?»

Сам виноват, какого хрена заладил «друзья-бывшие», «ты счастлива», сопли жевал, как последний олень, твою мать! Ладно, к черту, попробую ещё раз. Распаковал чемодан, пока вещи не помялись, здесь Сони нет, утюжить некому. Хотя, тот милый пухляш наверняка не откажет.

С Асей столкнулся утром в коридоре, бросил «привет», шутливым тоном позвал с собой на море, особо не раскатывая губу.

– Не могу, – помотала головой, как будто даже с сожалением. – Заселение трёх номеров, жду гостей с минуты на минуту.

– Тогда удачи.

Она кивнула, а я припустил к морю, думая, какой он, её первый. Кого она к себе подпустила? Любила ли его или как у меня, случайный перепихон? Светка Ермакова была пьяна в стельку, да я и сам не лучше. Мы уехали с палатками к горной реке, примерно через месяц после выпускного, почти полным составом класса. Я сначала не хотел, но Сарган, мой приятель, задрал подначивать меня, что я совсем раскис. Ночью, в палатке, которую я должен был делить с Сарганом, всё и произошло. Хотя, чего «всё», трахнулись за несколько минут, там особо и вспоминать-то… Удивить мне барышню было нечем, опыта нулевой уровень, да она и не расстроилась. Шептала в ухо слова из лексикона портовой шлюхи, не иначе, искусала всю мочку, а только закончили, отключилась. С ней я даже не волновался. По фигу было. А когда представлял Асю, первую обещанную близость… там мандражировал. Беспокоился, не налажать бы. Подумывал даже шлюху снять, подготовиться, так сказать, но не смог. Брезгливо. И по отношению к Асе нечестно. Лучше уж лоханусь, перед ней волнительно, но… не стыдно что ли. 

Море привело в чувства, оно всегда придавало мне сил, с детства. Казалось, покорю его и много чего смогу. И я покорял. Купался до самых холодов, даже когда штормило, плавал на скорость и нырял на спор со скал. Отец всякий раз грозился «вышибить из меня дурь» и приохотить к семейному делу. Дурь, по большей части, видел во мне только он, но к делу приохотить у него получилось, хотя по молодости я всякий раз грозился покинуть родные пенаты, как только получу образование. Проблемы с сердцем у него начались, когда я ещё получал «вышку», закончил, вернулся домой, через год отца не стало. Но ещё до его ухода я значительно расширил бизнес: выкупил виноградник неподалеку, приобрел бочки, кое-какое оборудование. «Залез» со своим продуктом в две федеральных сети, не считая мелких, при этом не растеряв отцовых клиентов, в большинстве из которых числились кафе и рестораны побережья. А год назад расширил линейку и начал отправлять продукт на экспорт. Я полюбил наше дело. Несмотря на то, что в детстве казалось, ненависть к винограду и всему что с ним связано, с каждым годом лишь крепла. То, наверное, и была «дурь».

Вечером во внутреннем дворике царило оживление. Покой и уединение канули в пропасть. Ещё у калитки почувствовал дурманящий аромат шашлыка, стойко опоясавший всю округу. Хорошо, что успел поужинать, иначе пришлось бы обращаться к армянину с просьбой продать и мне порцию, чего мне, честно говоря, не хотелось. Гамлет, похоже, меня недолюбливал и это ещё мягко сказано, будь его воля, выставил меня вон немедля, невзирая на барыши, полученные из моего кармана. Впрочем, взаимно, мне этот армяшка тоже не доллар. Уж больно на Асю засматривается, особенно, когда считает, что никто не видит.

Прикрыл калитку и резко повернулся, тут же схлопотав удар по коленке. Схлопотал несильно, скорее не ожидал. Маленькое чудо в розовом костюме и с множеством такого же цвета заколок на голове, врезалась в меня, разогнавшись по дворовой плитке на – ну, конечно же! – розовом самокате. «Зефирка» замерла и растерянно захлопала глазками.

«Только бы не заревела», – успел подумать, как из беседки выглянула девушка.

– Алиса! Дочка, беги ко мне, – позвала она. Блондинка, красивая. «Зефирка» похожа на маму, кстати. Она с интересом глянула на меня и кивнула: – Здравствуйте.

– Добрый вечер, – откликнулся я и припустил по дорожке, следом за укатившей на призыв родительницы девчушкой.

– Присоединитесь к нам? – услышал за спиной, когда миновал вход в беседку. Повернулся. Девушка отправила Алису в беседку, в которой, судя по всему, планировалось застолье, а сама не спеша двинула в моем направлении. Смущалась, пытаясь замаскировать неловкость улыбкой. – Нас пятеро взрослых и двое деток, компания небольшая, но веселая. Ещё хозяин с хозяйкой обещали присоединиться. Гамлет сейчас шашлык на всех готовит, не хотите с нами поужинать? Меня Ульяна зовут.

Она улыбнулась ещё шире, кокетливо поправила волосы и сунула ладони в задние карманы тесных брюк, ожидая моей реакции. Из всего сказанного ею, зацепило только «хозяин с хозяйкой». Это, блядь, Гамлет – хозяин?! Надеюсь, девица самостоятельно надумала эту хрень, не Ася же его так позиционирует! Или Ася?

– Спасибо за приглашение, но не сегодня. Давайте, в другой раз, сегодня я слишком устал. Извините.

– Извинения приняты, – склонила она набок голову и шутя добавила: – Но вы должны срочно представиться, иначе я запишу вас в снобы.

«А ты настырная, детка!»

– Гордей я, приятного вечера, Ульяна!

В холле на стене, возле распределительной коробки, висел листок в рамке. Я заметил его сразу, как только вошел. Всевозможные пожелания приятного времяпровождения и отдыха, снизу приписка «по всем вопросам обращаться…», номер телефона и имя – Ася. Послесловие гласило, что в ночное время, звонить только в случае острой необходимости.

Спешно принял душ, вскипятил чайник, заваренный уже чай вылил в кровать и стал набирать номер. Сейчас ещё не ночь, да и необходимость у меня острая – не на сыром же спать! Надеюсь, она армянина мне не пришлет.