Механика счастья

«Арменфильм» МАНУК МНАЦАКАНЯН МЕХАНИКА СЧАСТЬЯ

Несколько человек скучали в небольшой приемной. Вошла Сона, нагруженная продовольственными сумками. Секретарша, миловидная женщина в летах, улыбнулась ей.

— Пришел? — спросила Сона.

— Пришел. Но только что вызвали в горсовет на совещание.

— Может, мне все-таки войти?

— Попробуй, — улыбнулась секретарша.

Сона уже собралась войти в кабинет, как дверь открылась, вышел мужчина лет пятидесяти и, не замечая никого в приемной, обратился к секретарше:

— Если придут из горводоканализации, скажешь, чтобы пришли часа в два. — Он шагнул к выходу.

— Здравствуйте, товарищ Даниелян!

Сона догнала его в коридоре.

— Здравствуйте, — не останавливаясь, ответил тот.

— Наш вопрос так и остался нерешенным.

— В ваших делах, Маркарян, не хватает некоторых документов.

— Каких документов? — удивилась Сона. — Я принесла все, что требовали.

— В ордере вас пять человек, — говорил Даниелян, уже спускаясь по лестнице, — а у вас в семье убыль произошла. Нужна справка из домоуправления о фактическом составе семьи, нужна справка, что вы не записаны в кооператив… Словом, там многого недостает. Я сейчас не припомню.

— Вопрос ведь упирался только в квадратные метры, — недоуменно заметила Сона.

— Да, и в это тоже.

— Вы сказали, что займетесь…

— Надо подумать. Такой вопрос трудно сразу решить.

Они вышли из здания райсовета.

— Мне уже неловко ходить к вам, — смутилась Сона.

— А ты не стесняйся, не стесняйся, — направляясь к машине, доверительно сказал Даниелян.

— Говорят, вы скоро в отпуск собираетесь…

— Что ж, теперь мне и в отпуск не идти? — Он широко улыбнулся. — Вам куда? Садитесь, подвезу.

— Спасибо, — ответила Сона. — Когда мне прийти?

— Завтра или послезавтра. Когда вам удобней. До свидания!

— До свидания, — ответила Сона и, повернувшись, побрела вдоль улицы.

Даниелян некоторое время пристально смотрел ей вслед, потом сел в машину.

В свое конструкторское бюро Сона пришла в обеденный перерыв. Краем глаза взглянула в сторону стола начальника. Шефа не было, и Сона успокоилась, подошла к своему столу, положила сумки и, наконец, села, глубоко вздохнув.

— О тебе спрашивал… — сказала Лилит, сидящая позади Соны.

— Что ему надо?

— Спрашивал, куда ушла…

— Куда, куда! К черту на рога, вот куда! — взорвалась Сона. — В райсовете ничего не получилось, решила зайти на рынок.

— Что купила? — поинтересовался сидящий за соседним столиком пожилой мужчина, жуя бутерброд. — И мне надо зайти на рынок.

— Почему не получилось? — спросила Лилит.

— Потом расскажу. Чертежи подписал?

— Подписал.

— Тархун, небось, по пятьдесят копеек брала, зелень по пятьдесят, лук тоже по пятьдесят. Так ведь? — спросил лысый мужчина.

— Так, так. А когда чертежи из копировки отдадут, узнала? — повернулась Сона к Лилит.

— Говорят, поставим на очередь…

— То есть как это — на очередь?! И вы тут так спокойно сидите? — обратилась она к лысому.

— Я спокойно не сижу, товарищ Маркарян, — продолжая жевать, ответил он. — Я ходил к главному, он их вызвал и выдал как полагается… А на рынок надо идти после работы, к концу дня все дешевле.

— Ты что-нибудь ела? — спросила Лилит.

— Когда? — пожала плечами Сона.

Лилит достала из ящика стола кусочек гаты в бумажке:

— Ешь, твоя доля…

— Схожу на копировку… — Сона поднялась и вышла из комнаты.

…Когда она вернулась, шеф уже сидел за столом. Это был худой мужчина лет пятидесяти, в очках с толстыми стеклами. Сона хотела было незаметно пройти к своему столу, но ей это не удалось.

— Маркарян! — позвал шеф, и в тишине голос его был похож на воронье карканье. — Принесли коэффициенты?

— Я была в райсовете, — сказала Сона. — И, между прочим, поставила вас в известность…

— Чтобы завтра же коэффициенты были на моем столе, — строго сказал шеф. — И я говорю не между прочим.

— Пусть кто-нибудь другой пойдет. Вы же знаете, как я занята.

— Занятой человек не станет по четыре часа рассиживаться по всяким райсоветам.

— Во-первых, не четыре часа, а три, — не уступила Сона. — Во-вторых, можете быть спокойны: я работаю дома… Пошлите кого-нибудь другого, пусть перепишет и принесет.

— Другим я не доверяю. Если спутают цифры, что станем делать, а? Снова будем рассчитывать?

— Что мне ваше доверие… — сказала Сона и, не дожидаясь ответа, повернулась и вышла в коридор.

Лилит сразу же выскользнула за ней:

— Что ему от тебя надо?

— Не знаю, — пожала плечами Сона. — Одно ясно: всю черную работу на меня валит.

— Ты работы не боишься. Разве много у него таких, как ты?

— Ладно, помолчи, — оборвала ее Сона.

Инженер по технике безопасности Рубен Бадалян крепко поспорил с одним из электриков. Тот включил сварочный аппарат и, разбрасывая вокруг снопы искр, принялся варить трубу.

— Ты же не имеешь права, — кинулся к нему Рубен. — Почему порядок нарушаешь?

— Шел бы ты отсюда… — ответил электрик.

— Послушай, раз нельзя — значит, нельзя. Если что случится, кто будет отвечать?

— И откуда ты на мою голову взялся? — Электрик вновь склонился над трубой.

— Хоть бы ведро воды рядом поставил, ведь пожар может начаться…

— Не разрешаешь?! Ну и не надо! Мне что?! — взвился электрик. Он отложил аппарат, защитную маску и побежал в кабинет к начальнику цеха.

— Ты куда это сорвался? — крикнул ему вслед Рубен. — Вот ведь люди, а? Слова им не скажи…

Вышел начальник цеха и строго сказал:

— Ты бы лучше не совал свой нос, куда не просят!

— Спокойно! — ответил Рубен. — Спокойно.

— Мы не такие бездельники, как ты, чтобы всегда быть спокойными! — повысил голос начальник цеха.

Он потянул Рубена за рукав, и они направились к главному инженеру.

— Что-то случилось? — испуганно спросил главный инженер, когда они ворвались в его кабинет.

— Ничего не случилось… — начал было Рубен, но начальник цеха перебил:

— Что может случиться?! Ничего! А вот этот путается под ногами, не дает работать!.. Саботирует!

— Электрик ведь не сдавал экзамена, он не имеет права работать на сварке, — объяснил Рубен.

— Все ясно. — Главный инженер повернулся к начальнику цеха: — Ты иди, работай. Когда монтаж кончишь?

— Скоро уже… Права не имеет… — передразнил он Рубена и, фыркнув, вышел из кабинета.

— Если что случится, кто будет отвечать? — спросил Рубен.

— Мы будем отвечать. — Главный закурил, прищурив от дыма глаза. — Ты и я.

— Но ведь нельзя так…

— Можно, можно. Запретить легко, проследил бы лучше, чтобы люди вовремя сдали экзамены…

Рубен понял, что разговор окончен.

В своей комнатке Рубен присел к столу, задумался. Снаружи послышался девичий смех и затих. Рубен очнулся, достал из ящика стола кофейник и спиртовку, принялся варить кофе.

Зазвонил телефон. Он поднял трубку:

— Ну…

— Послушай, — сказали ему, — а вдруг тебе директор позвонит, а ты нукаешь.

— Директор… — улыбнулся Рубен. — Скажи еще — министр…

— Отвечай хотя бы: «Безопасный Рубен слушает!»

— Ты лучше выкладывай, что там у тебя, а то кофе сбежит.

— Чем вечером занят?

— Приходи, в шахматы сыграем.

— Приду, но только не один.

— Брось.

— Не девушка — ангел!

— Интересно, а что ты своей жене говоришь? — усмехнулся Рубен.

— Хочу девушке показать, во что ты превратил свою квартиру. Рассказываю — не верит!

— Чему тут не верить, — не без гордости отозвался Рубен.

— Значит, договорились? Мы к тебе заглянем.

— Хорошо, — согласился Рубен. — Только потом ты не проси, чтобы я ушел.

— Не буду… Выпить принести или у тебя найдется?

— Найдется.

Для холостяка у Рубена была довольно удобная квартира: большая комната, просторная кухня. В комнате — книжный шкаф, гардероб, стол, стулья, тахта, телевизор — словом, ничего лишнего, необычного. Странно выглядели, пожалуй, только светильники в четырех углах потолка и вделанный в стену деревянный бочонок. Кухня была разделена шторами на две части. За шторами, в самом уютном уголке, стоял большой самодельный стол с множеством выдвижных ящиков и маленьким токарным станком. Прямо над станком, на стене, были аккуратно развешаны инструменты, чуть правее красовалась сложная электронная схема, испещренная пометками. Чувствовалось, что этот уголок на кухне — любимое место Рубена.

Вернувшись домой, Рубен поджарил яичницу, скорлупу завернул в бумагу, подошел к стене, нажал какую-то кнопку. В стене неожиданно отворилась дверца, оттуда показалась движущаяся резиновая лента, нечто вроде транспортера. Рубен положил мусор на ленту, и сверток уплыл к мусоропроводу.

Поев, он взял сигарету, но тут послышался звонок в дверь. Рубен усмехнулся:

— Ясно, ты должен был прийти именно сейчас, вечером жена тебя из дому не выпустит…

Рубен открыл дверь. На пороге стояли высокий, довольно симпатичный мужчина лет тридцати и молоденькая девушка.

— А вот и наш безопасный Рубен! — заявил мужчина, расплываясь в улыбке.

— Вардан… — начал было Рубен, но тот не дал ему договорить:

— Видишь, какую гостью я к тебе привел!

— Здравствуйте. Нора, — представилась девушка.

— Здравствуйте, — ответил Рубен. Девушка ему понравилась.

— Ты его не стесняйся, — сказал Вардан. — Совершенно безопасный человек. Сейчас ты увидишь чудеса.

— Какие там чудеса, обычное дело… — пробормотал Рубен.

— Когда входишь в дом с улицы, надо вымыть руки. Вот и иди, мой, — Вардан подвел девушку к ванной. — Иди, иди.

Нора растерянно взглянула на Рубена, пожала плечами и, улыбаясь, подошла к двери. Хотела толкнуть ее, но та открылась сама, одновременно в ванной зажегся свет. Девушка вскрикнула и испуганно отскочила назад.

— Ну, что я говорил! — в восторге завопил Вардан. — Нет, что я говорил!

Нора, видно, здорово испугалась. Она посмотрела на хохочущего Вардана и сдержанно улыбнувшегося Рубена, кое-как взяла себя в руки и обиженно сказала:

— Да ну вас…

— Постой, — схватил ее за руку Вардан. — Ты здесь еще не то увидишь. Со временем, — он подмигнул Рубену. — А не пропустить ли нам по одной?

Рубен нажал другую кнопку. На окна тут же упали занавески, создав в комнате уютный полумрак, бочонок в стене повернулся, превратившись в бар, уставленный бутылками, зазвучала стереомузыка, и в такт ей светильники под потолком заиграли всеми цветами радуги.

— Сказка! — не сдержалась девушка.

— Подходящих стаканов у меня нет, — сказал Рубен, — придется пить из чашек.

Пока Рубен искал на кухне чашки, Вардан придвинулся к девушке, обнял ее, стал целовать.

Вошел Рубен, девушка медленно отстранилась, пересела в кресло.

— Вам водки или шампанского?

— Шампанского, — ответил Вардан. — Не таким бы бутылкам стоять в этом баре… Все свои деньги тратит на эту вот ерунду, — продолжал он, обводя комнату рукой.

— Это не ерунда, — сказала Нора, и Рубену стало хорошо. — Это сказка.

— Сказка — это ты, — Вардан поднял чашку. — Нынче, правда, не принято говорить сентиментальных слов, но как прожить в этом мире человеку без сентиментальности? Все вокруг такие деловые, черствые… И стоит встретить светлое пятно среди окружающей тебя серости, как уже неудержимо тянешься к нему, хочешь непрерывно кружиться вокруг этого света, порхать, как мотылек… Так выпьем же за светлое пятно в моей жизни, за тебя, дорогая!

— А для меня светлое пятно — это Рубен, — ответила Нора, заглянув Рубену прямо в глаза.

— Нора! — Вардан шутливо погрозил ей пальцем.

— За ваше здоровье! — мягко улыбнулась она Рубену, отпила глоток, поднялась и направилась к двери. — Я сейчас…

Музыка стала глуше, приугасли и волны света.

— Всем говоришь одно и то же, — пробормотал Рубен.

— А что же еще говорить? — удивился Вардан. — Я ведь не поэт, чтобы для каждой новое придумывать.

— И как только они тебе верят…

— Так ведь именно такое и надо травить, чтобы они в себя прийти не могли. Учу я тебя, учу — все без толку.

Вернулась Нора, держа в руках коробку.

— Это мармелад, — сказала она Рубену. — Любите?

— Ему что ни дай — все съест, — вмешался

Вардан. — Сейчас мы выпьем за его здоровье.

— За хозяина пьют в конце, — ответил Рубен.

— Считай, что сегодня я в этом доме хозяин. — Вардан взглянул на часы. — Тебе ведь надо уходить. Ну, ничего, ты иди, а мы тут с Норой похозяйничаем.

— Ни в коем случае! — сказала Нора. — Рубен никуда не уйдет.

— Я говорю, ему надо идти.

— Если он уйдет, я тоже здесь не останусь.

— Вот тебе раз! Тебе что, здесь не понравилось?

— Наоборот, очень понравилось.

— Так в чем же дело?

— Именно в этом, — ответила Нора.

— Не беспокойтесь. Я никуда не уйду, — сказал Рубен.

Был вечер. На кухне Сона ловкими движениями нарезала овощи. Мать, надев очки, пришивала пуговицу к рубашке. Из комнаты был слышен голос Карена:

— Наш лагерь расположен в очень живописном месте…

— А он говорит: муж у тебя умер, а ордер на квартиру на его имя, — продолжала свой разговор Сона. — Мне сейчас справка нужна о фактическом составе семьи…

— Э? — Мать взглянула на нее поверх очков.

— Говорит, принесите документ о смерти мужа…

— Вот и отнеси.

— Говорит, пока не будет документа, ничего не выйдет…

— Ах, чтоб им пусто было! — покачала головой мать и вновь склонилась над рубахой.

— Вардан, Мисак и я… — читал Карен.

— Пишем «Вардан», а читаем «Вартан», — крикнула мальчику из другой комнаты Анна, старшая дочь Соны.

— Понятно, — ответил Карен.

— Мам! — позвала самая маленькая, Лилит.

— Посмотри, что она хочет, — сказала Сона матери.

Мать встала и, шлепая тапочками, пошла в туалет. Малышка сидела на горшке.

— Пусть мама придет, — сказала она, увидев бабушку.

— У мамы нет времени, — отозвалась Сона, продолжая резать капусту.

Анна вошла на кухню и протянула матери тетрадь для рисования:

— Красиво?

— Красиво, очень красиво, — взглянув, ответила Сона.

— Бадалян, тебя секретарша спрашивала, — сказал начальник охраны, когда Рубен пришел на работу.

— Доброе утро, — ответил Рубен. — Что ей нужно?

— Интересовалась, пришел ты уже или нет… А я сказал, мол, не помню.

— Правильно сказал.

Рубен прошел мимо доски почета, на которой висели выцветшие фотографии передовиков, вошел в здание канцелярии и поднялся на второй этаж.

— Тебя Арутюнян спрашивал! — сообщила молоденькая секретарша.

— Что ему надо?

Секретарша зевнула так, что на глазах выступили слезы.

— Ах, Рубен, — сказала она. — Как тебя увижу, сразу меня в сон клонит.

— Бывает… — улыбнулся он.

— Слушай, а если у тебя дома пожар случится, что будешь делать?

— Когда случится, тогда и подумаю. — Рубен кивнул в сторону кабинета. — Есть у него кто-нибудь?

— Никого. Заходи.

Главный инженер поднял голову:

— Пожалуйста.

— Звали меня?

— Тебя? — Главный напряженно пытался вспомнить, потом на его лице появилось недовольное выражение, он нажал на кнопку селектора и сказал секретарше:

— Ты что, Бадеяна от Бадаляна не отличаешь? Найди Бадеяна и пришли ко мне.

Рубен повернулся, собираясь уходить.

— Погоди, — остановил главный. — Раз ты сам пришел, дам тебе задание. — Он загадочно улыбнулся. — Что дашь за то, что познакомлю тебя с одной красавицей?

— Ничего не дам.

— Я серьезно.

— Красавица! — усмехнулся Рубен. — Опять шуточки.

— Было бы время, я бы сам ею занялся, — с сожалением сказал главный. — Значит так, пойдешь в конструкторское бюро, найдешь там красивую девушку, скажешь ей, что я тебя прислал. Ясно? Познакомишь ее с инструментальным цехом, покажешь все, пока вернется Манукян, даст ей какие-то коэффициенты. Понял?

— Ладно… — пожал плечами Рубен.

— Чего же стоишь, иди.

Рубен махнул рукой и вышел из кабинета.

…В конструкторском бюро он внимательно оглядел всех женщин, ни одна не показалась ему соответствующей указаниям главного инженера, и потому просто спросил:

— Говорят, тут у вас какая-то красавица сидит. Где же она?

Ему никто не ответил, только техник Седа фыркнула.

— А меня главный прислал…

— Наверное, это я.

Рубен обернулся и около двери увидел Сону.

— Меня послали к Манукяну, — сказала она, показывая какую-то бумагу. — Вы Манукян?

— Нет, я должен познакомить вас с инструментальным цехом. Мне главный инженер поручил.

Они успели уже побывать в инструментальном, где Рубен, не обращая внимания на двусмысленные шуточки рабочих, подробно и толково ответил на все вопросы, которые Сона задавала ему, и теперь они сидели в его каморке и пили кофе. Дверь отворилась, показался Вардан. Заметив Сону, он смешался, взглянул на Рубена и промямлил:

— Выйди-ка на минутку.

— Я занят, — ответил Рубен и вновь обратился к Соне: — А зачем вам такая точность обработки?

Вардан хлопнул дверью.

— Может, и не нужно, — ответила Сона, — но какой конструктор не хочет подстраховаться?

— Если каждый так захочет…

Вардан снова открыл дверь:

— Я жду.

Недовольно ворча, Рубен вышел к нему:

— Чего тебе?

— Не мог, что ли, вчера на пару часов нас оставить одних?

— Больше ты ко мне никого не води, — ответил Рубен и хотел было уйти, но Вардан задержал его:

— Постой… Ты это… Если жена спросит, где я был, скажешь, что мы с тобой до двенадцати в шахматы играли.

— Не впутывай ты меня в свои дрязги, как брата тебя прошу, не впутывай.

— Погоди ты… Если не скажешь, быть скандалу…

— Ладно, скажу.

— Постой, кто эта девушка?

— Тебе-то что?

— Почему она сидит у тебя?

— Значит, нужно, вот и сидит.

— Познакомь, а?

— Проваливай! — Рубен вернулся в свою комнату и закрыл дверь.

— Кофе был очень вкусный, — заметила Сона. — Спасибо.

— Вам понравился? — обрадовался Рубен.

— Хочу кое о чем вас спросить, только боюсь, обидитесь…

— Не обижусь, спрашивайте.

— Почему вы работаете инженером по технике безопасности?

Рубен на мгновение смешался:

— Кто-то ведь должен… Работа как работа…

— Неудобно как-то говорить, но вы так основательно все объяснили мне…

— Ну, уж основательно, — потупился он. — Так, разбираюсь немного…

— Не знаю, — сказала Сона, чувствуя, что ей все больше нравится смущение Рубена, — по-моему, вы могли бы найти более подходящую работу.

— Я с людьми не умею работать, — еще сильнее смутился он. — Меня не слушаются.

— А почему?

— Откуда я знаю… Я кричать не умею и не люблю.

Покачав головой, Сона оглядела каморку:

— И как вы здесь работаете, в этом закутке?..

— Привык, не обращаю внимания, — махнул Рукой Рубен.

— Вы могли бы работать конструктором.

— Я пробовал, ничего не получилось.

— Правда, пробовали?

— Не люблю я чертить. Без помарок, аккуратно… Не по мне это дело.

Помолчал.

— Можно от вас позвонить? — спросила она.

— Конечно. Если в город, наберите сперва девятку.

Сона набрала номер:

— Товарищ Саркисян, я с утра на заводе. Заведующий конструкторским бюро запер все бумаги в сейфе, а сам ушел… — Она послушала с минуту, потом не без злорадства проговорила — Ну, я не отвечаю за их порядки! — И повесила трубку.

Опять помолчали.

— Может, Манукян уже пришел…

Рубен позвонил в конструкторское бюро, но заведующего все еще не было.

— Хотите, я перепишу коэффициенты, потом позвоню и продиктую их вам, — предложил он. — Чтобы вам долго не ждать.

Сона и сама не поняла, как у нее сорвалось с языка:

— Вы хотите, чтобы я ушла?

— Нет, что вы…

— Ведь вы, наверное, заняты, а я вам мешаю…

— Занят… — усмехнулся он. — Да я только и делаю, что ищу кого-нибудь, с кем можно поговорить, чтобы день побыстрее прошел.

Сона взглянула на часы, подумала и сказала:

— Если вам нетрудно, узнайте про коэффициенты, пожалуйста, и позвоните. Вот служебный и домашний… — Она протянула Рубену листок с номерами телефонов.

— Сколько метров вы сдаете? — спросил Даниелян.

— Наша двухкомнатная — тридцать четыре и мамина однокомнатная — двадцать. Всего пятьдесят четыре метра, — объяснила Сона.

— И хотите обменять на трехкомнатную в шестьдесят пять квадратных метров, — улыбнулся Даниелян, — не так ли?

— Так, — кивнула Сона.

— Вот видите! — развел руками Даниелян.

— Но ведь обменивающиеся стороны согласны.

— Обменивающиеся стороны могут на многое согласиться, — усмехнулся он.

— Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать, что в подобной ситуации стороны нередко вступают в сговор. Тот, кто отдает большую площадь, берет взамен деньги. Это раз. Второе: обществу выгоднее, чтобы п квартире большей площади жила более многочисленная семья. В данном случае шестьдесят пять метров для пяти человек — это слишком много.

— Вы же говорили, что-нибудь придумаете. Третий месяц я к вам хожу, сил моих больше нет…

— Я ведь не один. — Даниелян указал на стенку. — И надо мной есть начальство, и я за свои решения должен отвечать…

Сона неожиданно поднялась, выбежала из кабинета Даниеляна и скользнула через приемную в дверь напротив.

— Артем Никитич! — кинулась она к столу, за которым восседал лысый человек небольшого роста. — Одна двухкомнатная и одна однокомнатная… — И Сона заплакала.

— Погодите, погодите! — поднял руку Артем Никитич, другой рукой отыскивая кнопку селектора. — Даниелян, зайди. Не надо плакать, гражданка, не надо огорчаться…

— Слушаю, Артем Никитич, — покорно сказал Даниелян, входя в кабинет.

— Возьмите эту гражданку и срочно решите ее вопрос в рамках закона.

— Хорошо, Артем Никитич. — Даниелян повернулся к Соне: — Прошу!

Они вернулись в кабинет Даниеляна.

— Что с того, что пожаловалась? В рамках закона! — сказал Даниелян.

— Но я же человек! — Сона еле сдерживалась, чтобы не крикнуть. — Троих полусирот ращу…

— Успокойтесь! Успокойтесь, я вам позвоню… Хорошая вы девушка, но вот нервы у вас никуда не годятся, — дружелюбно сказал Даниелян.

— Простите. — Сона вытерла платком глаза и вышла из кабинета.

Дети подбежали к Соне, бросились ей на шею. Она присела на корточки, прижала их к себе, застыла.

— Меня Карен побил… — сообщила младшая дочь и надула губки.

— Только не хныкать! — Сона повернулась к матери: — Они поели?

— Да. Поешь и ты, я сейчас подогрею. Ты опоздала сегодня.

— Ты же знаешь, куда я ходила…

— И что там говорят?

— Тянут…

— Не надо медлить, — мать взяла стул, присела рядом. — Ведь и мне трудно. Одна нога здесь, другая — там. И соседи могут пожаловаться, что я зря квартиру занимаю…

— У меня голова болит, я тебе потом все расскажу, — сказала Сона.

— Сегодня какой-то мужчина звонил, тебя спрашивал, — вспомнила мать.

— Какой мужчина?

— Не знаю. Просил, чтобы ты ему позвонила. Я записала номер, вон на бумажке возле телефона.

Сона подошла, взяла листок. Позвонила.

— Слушаю, — ответил низкий мужской голос.

— С кем: я говорю?

— Вы — Сона? Это Рубен. Я обещал узнать вам коэффициенты…

— А… Ну и как, узнали?

— Возьмите карандаш и бумагу, я вам продиктую. Взяли?

Сона помолчала и неожиданно спросила:

— Вы очень заняты?

— Вовсе не занят. Должен пойти играть в шахматы, но ждал вашего звонка и не пошел.

— Мы можем встретиться? Отдадите коэффициенты.

— Сейчас? — Рубен обрадовался, и Сона это почувствовала.

— Через полчаса. На улице Барекамутин, возле цветочного магазина.

Рубен пришел в роскошном костюме, модном галстуке, начищенных до блеска туфлях, и это не понравилось Соне.

— Измучила я вас. Вы, наверное, собирались куда-нибудь пойти, — оглядев его с ног до головы, сказала она.

— Нет… — смущенно покачал головой Рубен.

— А вот мне нужно идти. Возьму коэффициенты и пойду.

— Жаль. Я думал, мы немного побудем вместе.

— Конечно, — грустно вздохнула она, — если женщина сама назначает свидание, мужчина может подумать что угодно…

Рубен беспомощно улыбнулся:

— Выходит, свидание надо было назначать мне?

— Принесли коэффициенты?

Рубен достал из кармана бумаги и протянул их Соне.

— Спасибо. Я пошла…

— Уже? Поговорили бы немного…

— Все ищете, с кем можно поговорить? На работе это еще как-то можно объяснить. А здесь — о чем нам говорить?

— Не знаю, — расстроенно ответил Рубен. — Может, все-таки где-нибудь посидим?

— Хорошо, — согласилась Сона. — Посидим, подышим немного чистым воздухом, и я пойду.

Они молча пошли в скверик, сели на скамейку.

— Говорите же, я вас слушаю, — сказала она.

— О чем?

— Вот видите, вам даже говорить не о чем…

— Хотите, я уйду, — не выдержал он.

— Ребенок обижается…

Рубен подумал, взглянул на луну, красовавшуюся в небе, и сказал:

— И до луны добрались, все испортили.

— Луну?

— Ну да. Как подумаешь, что на ней побывали люди, все кажется таким обыденным.

— У вас что, внизу забот мало? О луне он думает! Разве бывают семьи без забот?

— Так у меня нет семьи, — улыбнулся Рубен.

— Вы разведены?

— Вообще никогда не был женат.

— Ну и ну!.. Я пойду.

— У вас, наверное, муж ревнивый…

— Очень ревнивый.

— А дети у вас есть?

— Есть. Трое.

— Вы шутите…

— Вот как? Тогда я вам скажу правду, которую вы желаете услышать: нет у меня ни мужа, ни детей, гуляю в свое удовольствие.

— Не похоже…

— Не похоже? — кокетливо повела она головой. — Так почему же вы не хотите, чтобы я ушла?

— Не знаю… — вздохнул Рубен.

— Вам грустно?

— Немного…

— Это пройдет, — сказала она, вставая.

— Еще немного посидели бы, — Рубен поднялся и с мольбой в голосе добавил: — Неужели обязательно нужно говорить?

— Не обязательно. До свидания.

Сона пошла по дорожке. Сперва медленно, потом ускорила шаг. Рубену захотелось догнать ее, но что-то удержало.

Дома Рубен включил телевизор, ударил по корпусу, чтобы появилось изображение. Передавали соревнования по баскетболу.

Походил по комнате, поднял трубку телефона, снова опустил на рычаг. Наконец решился и набрал номер:

— Сона…

— Да. Слушаю.

— Это Рубен.

— Почему вы звоните?

— Очень прошу вас, скажите правду… Вы действительно ие замужем?

В трубке послышался вздох:

— Я действительно не замужем.

— Вы сразу пришли домой.

— Да, я сразу пришла домой.

— Можно, я буду иногда звонить вам?

— Зачем?

— Просто так… — Рубен взмок от волнения, — по-дружески…

— Какие мы друзья… Совсем не знаем друг друга.

— Так узнаем…

— Узнать, чтобы потом пожалеть об этом? Нет, лучше пусть все останется как есть.

— Сона, знаете, мне приятно разговаривать с вами.

— А разве это не вы говорили: «Обязательно ли разговаривать?»

— Я.

— Сейчас мы с вами даже проговорили дольше, чем в саду, — сказала Сона. — Доброй ночи. — И она повесила трубку.

В конструкторском бюро царила тишина. Иногда слышался шорох скользящих по ватману линеек и скрип карандаша. Заведующий, склонившись над чертежами, время от времени недовольно покачивал головой. Сона что-то высчитывала на электронно-счетной установке. Зазвонил телефон. Не отрываясь от чертежей, заведующий поднял трубку, ответил «да», буркнул под нос «Маркарян!», н продолжал изучение чертежа.

Увлеченная расчетами Сона ничего не услышала, и Лилит стукнула ее по спине:

— Тебя к телефону.

Сона взяла трубку:

— Слушаю.

— Это Даниелян.

— Кто?

— Даниелян. Из райсовета. Быстро же вы забыли…

— Слушаю вас.

— Нам надо встретиться. Приходите ко мне завтра к концу дня.

— Хорошо, — сказала Сона.

В ресторане было много народу. Красивая певица ходила по сцене, раздаривая улыбки направо и налево.

— Хорошенькая, — заметила Сона.

— Ты лучше, — отозвался Даниелян.

Сона была буднично одета и прическа была обычной — по всему видно, что сегодня она вовсе не собиралась в столь шикарное место.

— И не помню, когда в последний раз в ресторане была, — сказала она с грустной улыбкой.

— Не станешь же одна ходить в ресторан, нужен друг. — Даниелян поднял бокал. — За нашу дружбу.

— Вы сегодня очень любезны, товарищ Даниелян, — ответила Сона.

— Можешь называть меня просто Гариком. Договорились? — Даниелян положил свою ладонь на ладонь Соны.

— Я так не привыкла. — Сона медленно убрала свою руку.

— Ничего, привыкнешь. Съешь хоть что-нибудь.

— Спасибо, я не голодна.

— Не потанцевать ли нам? — вытирая губы, спросил Даниелян.

— Я не танцевать пришла. Простите…

Даниелян поднял бокал:

— За твое здоровье.

— За ваше здоровье, — ответила Сона и отпила глоток.

— Вот, выпил я за тебя и подумал — женщина ты молодая, красивая. Трое детей… Тяжело. Кто-то нужен, чтобы заботиться о вас.

— Да, нелегко. Но давайте лучше о деле.

— Твои расчеты мне совершенно понятны, — хитро улыбнулся Даниелян.

— То есть?

— Извини, но мать твоя — женщина уже в летах, сегодня жива, а завтра… Вы обмениваете, чтобы не потерять ее квартиру, не так ли?

— Предположим.

— Потом женишь своих детей и опять разменяешь. Уже сегодня думаешь о будущем детей, молодец!

— А вы бы не стали думать?

— Стал бы.

— Так в чем дело?

— Считай, что, нарушая все порядки, я разрешил, узаконил этот обмен. И тогда мы станем друзьями…

— Как это понимать?

— Когда мужчина и женщина нравятся друг другу, они дружат, понятно? — Даниелян вновь протянул к ней руку, но она отстранилась.

— А если я не хочу дружить с вами?

— Никто не может заставить меня разрешить ваш обмен…

Сона взглянула на него снизу вверх:

— Кто только выдумал вас? Кто вложил в руки ваши сажу, чтобы вы марали наши лица?

— Не говори так. Я бы тебя как розу холил..

Сона резко поднялась и ушла.

Мать и тетя беседовали на кухне, и их голоса были слышны Соне, которая неподвижно лежала на кровати в темной комнате.

— Но что же с ней в конце концов будет? — спрашивала тетя.

— Ей-то многие оказывают внимание, — ответила мать. — Да она никого не хочет. Говорит, не по сердцу.

— Сердце! — передразнила тетя. — Можно подумать, она вчера родилась! Сколько ей уже?

— Тридцать три.

— Разве не знает, что дальше будет труднее, что годы ее ие украсят… Унесут годы красоту, еще как унесут.

— И я то же говорю. Найди, говорю, хорошего человека, выходи за него, лишь бы не был вроде твоего первого…

— Да, да, намучилась она с Айком…

— Приходил домой заполночь, кричал. Деньги швырял ей в лицо — вот, мол, ты столько в месяц зарабатываешь, а я за день больше приношу. А теперь еще и квартирный вопрос… Да и я уже не прежняя, чтобы туда-сюда бегать.

Неожиданно в дверях показалась Сона. Мать и тетка умолкли.

— И как вам не надоест?! Не о чем больше разговаривать, что ли? Каждый раз одно и то же…

— Я пошла, — обиделась тетя. — Вчерашний ребенок еще, а посмотри…

Она пошла, опираясь на палку, мать за ней.

— Завтра бери детей и приходи ко мне, — тихо сказала тетя уже на лестничной клетке. — Пусть она немного отдохнет.

— Приду, — ответила мать.

В квартире зазвонил телефон.

— Слушаю, — сказала Сона, взяв трубку.

— Я недавно позвонил, — раздался голос Рубена, — но растерялся, не знал, что сказать, и дал отбой.

— Интересно…

— Сегодня я весь день о вас думал.

— Только сегодня? — Сона вздохнула. — Я недавно вернулась с банкета в ресторане «Двин». И еще приглашена в пять мест…

— Пять?

— Да… На концерт Мендельсона, в оперу на «Евгения Онегина»… А в драме дают «Отелло».

— Шутите, — отозвался Рубен. — Уже половина девятого, какой там «Отелло».

— Правда?

— Правда, — сказал Рубен. — Прошу вас, встретимся…

— Не могу.

— Скажите правду, прошу вас, скажите правду — не можете или не хотите?

— Не могу.

В заводской столовой Вардан подошел с подносом к столику, за которым сидел Рубен.

— Не возражаете, товарищ начальник?

— Садись.

В столовой было шумно, особенно в углу, где ребята из сборочного цеха сдвинули вместе два стола и расселись за ними веселой говорливой компанией. Из рук в руки переходила бутылка из-под минеральной воды.

— Наверное, водку пьют, — покачал головой Рубен. — А ведь они на конвейере. Не дай бог, случится что…

— Какие они выпивохи… — заметил Вардан. — Минеральная вода.

— А почему бутылку прячут?

— Тебя дразнят…

Вардан, посмотрев в сторону шумной компании, проглотил кусок и сказал:

— Меня бы лучше пожалел. Понимаешь, рейс Москва — Ереван — Бейрут…

— Ишь, куда тебя занесло! — развел руками Рубен. — Прямо международный размах.

— Делом надо заниматься, а не мямлить… Не привести ли мне ее сегодня к тебе, продемонстрировать твой дом техники, а?

— Отстань.

— Хочешь скажу, чтобы подружку с собой привела?

— Не хочу.

— Ты подумай. Это ведь не обычные девочки, их специально отбирают. Туда только самые стройные и красивые попадают. Иностранными языками владеют…

— Очень интересно, зачем тебе при этом еще иностранный язык? — усмехнулся Рубен.

— Тьфу! — лицо Вардана приняло кислое выражение, но уже через минуту он спросил игриво: — Слушай, та девушка, такая светлая… С которой ты у себя в комнате кофе пил… Кто она?

— Сона? — вырвалось у Рубена. — По делу приходила… Главный сказал: проведи ее по цехам, ознакомь с заводом…

— А ты? Ознакомил — и все?

— Она не из этих твоих… Ей незачем про всяких порхающих мотыльков слушать.

— Ну, пусть… Так сказать, чтобы подружку примела?

— Нет.

— Ставишь человека в неловкое положение. Как же мне теперь быть? — Вардан забил выпить мацони, оставил его на столе и ушел.

Под вечер Сона включила утюг и принялась за глажку. Бабушки и детей не было. Тишину в доме нарушали только шорох белья и приглушенные голоса из репродуктора. Голоса сменились музыкой, а потом зазвенела песня. Сона прислушалась. Певец пел о любви. Сона отставила утюг и медленно прошла в комнату. Она достала из гардероба шаль, села перед зеркалом, причесалась, накрасила губы, завязала чалмой шаль на голове, как было у певицы в ресторане, и грустно улыбнулась.

Зазвонил телефон. Это снова был Рубен.

— Я слушаю, Рубен, — сказала Сона.

— Когда вы говорите «слушаю», я забываю все, что хотел сказать.

— Удивительный вы человек…

— Удивительный? Наша секретарша говорит, что как только меня увидит, ее сразу же клонит ко сну.

— Л почему вы позволяете говорить с собой в таком тоне? — спросила она.

— Сона…

— Что?

— Давайте встретимся. Очень вас прошу…

— Погодите-ка, в дверь звонят, — чуть помолчав, ответила Сона.

В дверь никто не звонил. Она отложила трубку, побрела на кухню, постояла и, быстро вернувшись, снова взяла трубку:

— Встретимся.

— Правда?! — воскликнул Рубен. — Когда?

— Через полчаса.

— У цветочного магазина?

— Да…

— Я раньше приду. Буду ждать, на сколько бы ты ни опоздала…

Рубен и Сона медленно шли по темной аллее. Под их ногами скрипел песок.

— Раньше, еще девушками, встречаясь с парнями и желая узнать, что они из себя представляют, мы задавали всякие вопросы. Например, кто ваш любимый писатель, любимый герой, какой фильм больше всего нравится… И представьте, многое становилось ясным.

— Хотите, пойдем слушать музыку? — спросил Рубен.

— Музыку?

— Послушаем музыку, выпьем кофе.

— Пошли, — чуть поколебавшись, сказала Сона.

…Рубен открыл дверь, пропустил вперед Сону и сам сразу же бросился в комнату. На стульях тут и там валялась одежда, он сгрёб всё в охапку, бросил в гардероб.

— Кто бы мог подумать, что вы согласитесь прийти… Извините.

— Бывает, — сказала Сона и улыбнулась.

— Я кофе приготовлю, — сказал Рубен.

— А где же музыка?

Рубен нажал кнопку на стене. Занавески упали на окна, света убавилось, бочонок превратился в бар, зазвучала музыка, и светильники залили комнату всеми цветами радуги.

— Умница моя… — прикрыв глаза, шепнула Сона…

…Его разбудило щебетание птиц. Он, не открывая глаз, протянул руку, хотел обнять Сону, но ее рядом не было.

— Сона, — тревожно позвал он.

Сона беззвучно появилась в дверях, улыбнулась.

— Как ключ, как чистый родник…

— Что — как родник? — не поняла она.

— Улыбка. Твоя улыбка, как родник…

— Ты стихи писал? — пошутила Сона.

— Нет, только читал.

Сона подошла, обняла Рубена.

— Это сон, — прошептал Рубен.

— Сон… — Она вдруг отпрянула от него. — Скоро наши домой вернутся… Я должна уйти.

— Кто — ваши?

— Мама и дети.

— Дети?

— Мои дети. Я говорила, а ты не верил. — Сона достала из сумки фотографии детей, показала — Это Карен, это Анна, а маленькая — это Лилит…

Рубен взял фотографии. На его лице появилась широкая, добрая улыбка.

— Какие хорошие…

На глазах Соны выступили слезы.

Рубен отправился в ванную и тут же вернулся растерянный:

— Ты уже постирала носки и погладила сорочку…

— За мужчиной уход нужен, — с деланной строгостью ответила Сона. — Да и вообще, никак не могла уснуть…

— Как ангел-хранитель, берегла мой сон.

— Спустись с небес на землю и ешь, — Сона поставила на стол тарелку.

— А я не хочу спускаться с небес. Нынче, правда, не принято говорить сентиментальных слов. Но как человеку прожить в этом мире без сентиментальности? Все вокруг такие деловые стали, черствые… И стоит поэтому встретить светлое пятно среди окружающей тебя серости, как уже неудержимо тянешься к нему, хочешь кружиться вокруг этого света… — Он запнулся и неуверенно закончил — Порхать, как мотылек…

Сона вернулась домой, прошла в комнату. Мать, Карен и Анна, все в ночных сорочках, сидели на своих кроватях и молча, строго смотрели на нее. Сона застыла.

— Но… — сказала она матери. — Ты же говорила, что вы на ночь останетесь у тети…

Ей никто не ответил.

— Почему они так рано проснулись? — снова спросила Сона, указывая на детей.

— Ты лучше спроси, спали ли они вообще? — обиженно сказала мать.

Сона бросилась к детям.

— Малышки мои, — шептала она, — ненаглядные…

— Где ты была? — толкнул ее Карен. — Скажи, где…

— У Лилит, — пробормотала Сона, не поднимая головы. — У подруги.

— Неправда! — жестко отрезал Карен. — Бабушка ночью туда звонила.

— Ладно, хватит! — оборвала его бабушка. — Идите в свою комнату.

— Нет, пусть она скажет, где была!..

Сона проснулась, надела халат и прошла в кухню. Мать уже приготовила кофе.

— Пей, — сказала мать, придвинув ей чашку, и сухо добавила — Мне нужно идти. Тетя вчера упала в ванной.

Соиа молча, не мигая, смотрела на мать.

— Хорошо, Анушаван дома был. Я Лилит оставила там, а Карена и Анну привела, чтобы оставить их с тобой, а тебя не было… — Мать умолкла, вопросительно глядя на Сону.

Сона отвела взгляд.

— Я была у Рубена, — опустив голову, наконец произнесла она.

— У того, что все тебе звонит? Кто он?

— Инженер.

— Если он человек серьезный, я не против, выходи за него замуж…

— Я о замужестве не думаю.

— Не понимаю! — беспокойно шевельнулась мать. — О чем же ты думаешь?

Сона неопределенно пожала плечами.

— Он был женат?

— Нет. Говорит, что нет.

— Сказать все можно. Надо проверить. — Мать отодвинула чашку, помолчала и сказала: — Если он приличный человек, почему до сих пор не женился?

— Не знаю.

— Все «не знаю» да «не знаю»… Насчет детей что говорит?

— Сказал, что хорошие у меня дети. Я фото показывала.

— Молодец, коли так… Если по сердцу он тебе — выходи за пего. Да он богу свечку должен поставить, что ему такая женщина встретилась и такие дети…

Под вечер пошел дождь. За окном моросило тихо, беззвучно. В квартире Рубена зазвонил телефон. Звонила Сона.

— С детьми все уладилось. Через час буду у тебя.

— Приходи, скорее приход»! Пятый день тебя не вижу!..

Рубен засуетился, осмотрелся по сторонам. В комнате было чисто, только в углу на стуле валялась одежда. Рубен убрал ее, нажал кнопку на стене. Бочонок повернулся, но в нем оказалась только початая бутылка водки.

…Рубен кинулся в гастроном за марочным коньяком и шоколадом.

…Потом долго стучал в дверь к соседке и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, пока она возилась с бесчисленным количеством замков.

— Тикин Назик, дайте мне, пожалуйста, две кофейные чашки, две рюмки для коньяка и еще что-нибудь, во что шоколад положить. Только чтобы красивое…

Оставив Рубена па пороге, женщина ушла и скоро вернулась, держа в руках серебристый поднос, на котором стояли кофейные чашки и рюмки.

— Не знаю, понравится ли. Венский фарфор.

— Понравятся, поправятся, — обрадовался Рубен. — Я завтра занесу.

…Он расставил чашки и рюмки, шоколад положил на поднос, придирчиво осмотрел стол. Потом включил магнитофон.

Раздался звонок в дверь. Рубен бросился открывать. Впереди стояли мальчик и девочка, за ними — Сона. Она молча и грустно смотрела на него.

— Заходите… — после некоторого замешательства проговорил Рубен.

— Вытирайте ноги, — тихо подсказала Сона детям.

Карен вдруг крикнул «бах!» и под носом у Рубена с треском раскрылся зонтик, обдав его холодными брызгами. От неожиданности Рубен отпрянул и ударился головой о стену.

— Карен! — прикрикнула Сона.

Карен швырнул зонт на пол и бросился в комнату. Сестра побежала за ним.

— Извини… — замялась Сона, — он такой шалун…

Рубен криво улыбнулся, потер затылок.

Голос певца задрожал и вдруг пропал вовсе. Рубен испуганно заглянул в комнату и увидел, что Карен лупит кулаком по клавишам магнитофона.

— Карен! — Сона схватила сына за ухо. — Что такое? Как ты себя ведешь?!

— Оставь его, — тихо сказал Рубен.

Сона сердито взглянула па него, как бы говоря: «Не вмешивайся!»

— Ты же сама говорила, что хороший дядя, — опустив голову, пробормотал Карен.

— Что с того, что хороший? Надо безобразничать?

Тем временем Рубен повозился с магнитофоном и попытался его наладить, но ничего не получилось.

— Испортил? — не успокаивалась Сона. — Испортил, да?!

— Испортил, так починим, — пробормотал Рубен, разглядывая магнитофон. — Что нам стоит…

— Спрячь ты его, ради бога, спрячь. Ты их еще не знаешь.

Рубен нажал на кнопку, и бочонок повернулся, скрыв и бар и магнитофон.

— Не захотели они остаться у подруги, — виновато прошептала Сона. — Ни за что…

— Ясно… — В голосе Рубена чувствовалась обида.

— Не надо так, — Сона, огорченная, отошла от него и села на диван.

Между тем Анна потянулась к вазочке с шоколадом и неловким движением сбросила на пол чашку. Девочка от испуга заревела и бросилась к матери.

— Что ты наделала, что наделала! — Сона встала, безнадежно опустив руки.

— Не надо, не трогай ребенка, — сказал Рубен. — Я сейчас подмету.

Рубен принес веник и совок, хотел было подмести, но Сона отобрала у него веник.

— Зажги нормальный свет, ничего не видно, — попросила она. — Включи им телевизор, пусть успокоятся.

Рубен повернул ручку, стукнул кулаком по корпусу, и на экране появилось изображение. Это понравилось Карену, он тоже изо всех сил ударил по телевизору кулачком. После этого взял стул и чинно уселся перед экраном. Рядом разместилась и сестра.

Рубен устало опустился на диван. Сона внимательно посмотрела на него и грустно сказала:

— Не захотели остаться… Видимо, чувствуют что-то…

— Видимо, — улыбнулся Рубен.

— Я подумала: пусть с детьми, а зайду на полчасика. Хоть увидимся…

— Правильно сделала, — прошептал Рубен.

— Ты говорил, хорошие у меня дети. Видишь, что они здесь натворили.

— Это ничего.

Дети у телевизора опять зашумели, загомонили, послышался визг Анны.

— Господи! — Сона вскочила. У Лины из пальца текла кровь.

— Чем это ты порезалась?!

— Вот этим, — Карен показал матери осколок чашки. — Я не виноват, она хотела отнять…

Рубен подошел к Карену, посмотрел в глаза и неожиданно закатил оплеуху. Потом принес из кухни вату и йод.

— Глубоко она порезалась?

— Нет, — сдержанно ответила Сона.

Рубен смочил вату йодом, осторожно приложил к ранке. Девочка заплакала пуще прежнего. Рубен подул ей на палец.

— Пройдет, — сказал он. — Теперь ты сама подуй. Дуй, не бойся.

Анна послушно подула.

— Молодчина! А теперь опять я подую… Вот так. Теперь снова ты… — Рубен повернулся к съежившемуся в кресле Карену: — А ты эти свои штучки брось!

Карен молча протянул ему осколок.

— Я не должна была приходить сегодня, — тихо сказала Сона. — Не надо приходить сюда с детьми…

Рубен сидел в кафе. Шум мешал сосредоточиться, остаться наедине с самим собой. В общем гвалте особенно выделялись голоса компании подростков, которые старались привлечь внимание взрослых девушек за соседним столом.

— Неужели у них нет родителей? — спросил Рубен своего соседа по столику.

— Дети, что с них взять… Мы тоже были молодыми… У вас есть дети?

— Предположим, есть. Что из того?

— Девочка, мальчик?

— Девочка и мальчик.

— Кто старше?

— Сын.

— Сколько ему?

— Восемь.

— И как ты его воспитываешь?

— Ну… Он в школу ходит… Учит уроки…

— Еще что?

— Играет…

— Ясно, — сказал незнакомец. — Но в чем же заключается твое воспитание?

— Я играю с ним в шахматы, — неуверенно проговорил Рубен.

— Да? Это другое дело! — кивнул незнакомец. — Это хорошо.

— Он еще электронные схемы собирает, — воодушевился Рубен. — Правда, не очень сложные.

— Разбирается, значит?

— Помогаю, если что…

— Это очень хорошо, — ответил мужчина. — Ты просто молодец.

От главного, инженера Рубен Бадалян получил задание помочь электрикам, и сейчас со схемой в руках он шел в электроцех.

— Пришел! Безопасный Рубен пришел! — обрадовались все в электроцехе.

— Кончайте вы! — Рубен хотел придать лицу строгое выражение, но вместо этого улыбнулся широкой, доброй улыбкой.

— Надо хоронить регулятор, — весело заметил один из рабочих. — Совсем кончился. Похороны за мой счет.

— Включите регулятор, — сказал Рубен.

— Он хочет узнать, хорошо ли пропотел покойник перед смертью!

Вошел начальник цеха, хмуро оглядел всех, и тут же наступило молчание. Начальник цеха осмотрелся, остановил взгляд на высокой богатырской фигуре дежурного и набросился на него:

— Ты почему здесь? Кто будет следить за подстанцией?

— Что с ней сделается? — проворчал тот.

— Не надо дежурить — упраздним твою должность! — Он повернулся к Рубену — Мы тут мучаемся, дисциплину наводим, а ты с ними базар разводишь!

— Надо уметь себя правильно поставить, — заметил Рубен. — Они не бояться тебя должны, а уважать.

— По-твоему, меня не уважают?

— Если сумеешь своими руками отремонтировать регулятор, будут уважать.

— Этому регулятору давно на свалку пора, — безнадежно махнул рукой начальник цеха. — Сколько лет мы его не меняли.

— Зачем же тогда позвали?

— Каприз главного. Я ему объясняю, что ничего не получится, а он все свое гнет.

— Получится, получится… Принеси-ка мне тестер, паяльник и садись рядом.

— Брось… У меня масса дел.

— А это разве не дело?

И начальник цеха принес все, что требовалось.

Рубен взял тестер и принялся за дело. Начальник цеха следил за показаниями приборов, а Рубен сравнивал их со схемой и делал новые расчеты.

— Как же я сразу не догадался! — вдруг вскинулся он. — Это надо проверить с самого начала.

— Что? — в глазах начальника цеха помнилась надежда.

— Ртутный регулятор. Новый у тебя есть? Неси!

— Ну и голова у тебя, Бадалян! — хлопнул его по плечу начальник цеха. — С такой головой я бы лично давно директором был, а может, и кем повыше.

После работы Сона и Рубен встретились возле сквера.

— Пошли, времени нет, — заторопила Сона. — Я еще должна зайти на рынок, потом взять Анну из садика, а Карена — из школы. Хорошо, что ты пришел… — улыбнулась она, не в силах сдержать гордой женской радости.

— Не беги, — попросил он. — Хочешь, я пойду на рынок, а ты — за детьми?

— Давай лучше так: за Кареном пойди ты. А рынок и садик рядом, я быстро обернусь. Знаешь школу имени Крупской?

— Знаю. Не беги.

— Скажешь нянечке: позовите Карена из второго класса продленки.

Рубен уже повернулся, чтобы идти, но Сона взяла его за руку и, поколебавшись, сказала:

— Прошу тебя, будь с ним поласковей…

— А где же мама? — спросил Карен, выходя с Рубеном со школьного двора.

— Мама пошла на рынок, оттуда зайдет в садик за Анной и придет домой.

— А мы?

— Мы тоже пойдем домой.

Карен взял Рубена за руку.

— Я сегодня в классе победил! — радостно сообщил Карен. — Вот так. — Он откинул руку и, выставив вперед плечо, заскакал на одной ноге, потом толкнул воображаемого противника. — Чей папа самый сильный — это у нас игра такая.

— Знаю.

— У меня, правда, папы нет, но я все равно всех победил. Значит, мой папа самый сильный, правда?

— Карен, — сказал Рубен, смущаясь, — ты не обиделся на меня за то, что я тебя стукнул тогда?

— А не больно было, — улыбнулся Карен. — У Артуриного папы «Волга» есть, но от все равно слабак, Я его стукнул, так он покатился, нюни распустил.

— Правильно сделал!

— Ага! — обрадовался Карен. — Это ему за то, что он однажды мне прямо в волосы плюнул. А еще у него знаешь что есть? Чем считать. Вот надо к четырем прибавить пять. Сперва нажимаешь на четверку, потом на плюс, потом на пятерку и знак равенства, и наверху сразу пишется девятка. Такая маленькая штучка. Никому не дает, жадина…

— Хочешь, я тебе такую штуку подарю, какой ни у кого нет? — спросил Рубен.

— А что? Это из магазина?

— Нет, из моего дома.

— Мама рассердится. Она сказала, что ноги нашей больше в твоем доме не будет.

— Почему?

— Потому что мы необузданные шалуны и негодники…

— Это верно, вы любите пошалить, — вздохнул Рубен. — И разве вам не жалко маму?

— Нет. Бабушку вот жалко.

— Только бабушку?

— Ага. Потому что тетя Рузан ногу сломала, я деньги собрал, купил бабушке и тете мороженое, а мама не отнесла. Мы сами съели.

…У себя в квартире Рубен погрозил Карену пальцем:

— Смотри, ничего не трогай. Хочешь, покажу тебе фокус? Подойди к этой двери…

Карен подошел к ванной. Дверь автоматически открылась, в ванной зажегся свет.

Мальчик испуганно отскочил, и дверь закрылась.

— Вот это да! Можно еще раз попробую?

— Давай.

Карен вновь подошел к двери и все повторилось.

— Дядя Рубен, сделай такое у нас! Очень прошу…

— Сделаю, — улыбнулся Рубеи. — А теперь нажми-ка на эту кнопку.

Карен подошел и нажал на кнопку конвейера мусоропровода. Конвейер заработал. Восторгу мальчика не было предела.

— Можно, я к вам часто буду приходить?

— Можно, — ответил Рубен. — А сейчас поедем домой. — Он подмигнул Карену, показывая ему две странные штуковины.

— Что это?

— Узнаешь, — загадочно улыбнулся Рубен.

В середине дня неожиданно вернулась мать с Лилит.

— Ты бы хоть позвонила… — растерялась Сона, открывая ей дверь.

— Соскучилась я… А где же малыши?

Карен и Анна были во дворе. Рубен стоял на балконе в одной майке и переговаривался с ними по радио. Казалось, он сам стал ребенком — так волновался, спорил, смеялся.

— Нет! — кричал он в аппарат. — Не бойтесь, я не подглядываю!

Карен и Анна, окруженные дворовой детворой, перебегали с места на место, прячась от него, а Рубен, наводя антенну, искал их.

Мать, увидев Рубена, застыла от удивления. Рубен не сразу заметил ее, а когда заметил, осекся на полуслове, растерянно улыбнулся и пробормотал в аппарат:

— Карен, бабушка пришла…

Карен и Анна выскочили из-за кустов и побежали домой.

…В комнате уже был накрыт маленький столик — коньяк, конфеты, кофе, сок со льдом.

— И когда только ты успела? — удивилась Сона.

Мать улыбнулась, села в кресло и принялась молча изучать Рубена. Сона только теперь заметила, что мать невесть когда успела и переодеться.

— Коньяк, между прочим, не для виду стоит, — нарушила молчание мать. — Да… Мой Айк тоже любил кофе с коньяком…

— Кто это — Айк? — спросил Рубеи.

Мать удивленно посмотрела па дочку.

— Мой муж… — потупя взор, ответила Сона.

— Хороший был человек! — вздохнула мать. — Честный, внимательный. А детей как обожал! Все старался пораньше с работы вернуться, поиграть с ними.

— Не надо! — насупилась Сона, но мать продолжала:

— Утром, бывало, вставал раньше всех, шел в магазин и на рынок, приносил все, что нужно, и только тогда шел на работу. Настоящий мужчина был Айк…

— Не надо! — повторила Сона.

— Почему же? — ответил Рубен. — Хорошее всегда запоминается.

— Верно! — подхватила мать. — А уж за Соной как смотрел! Все домашние заботы делил с ней, все мужские дела по дому на себя брал. Не то, что некоторые — только деньги домой несут…

— Мама, не надо! Давайте лучше выпьем.

— За светлую память! — сказал Рубен упавшим голосом и выпил до дна.

— И выпить он тоже не любил, нет, не любил, — заметила мать. — Разве что по большим праздникам пропустит рюмочку, да и то не всегда…

— Да, — кивнул Рубен, — выпивка до добра не доведет.

— Верно, — подхватила мать. — А ведь он умел и поставить себя. Родители это одно, а Сона, своя семья — это другое.

— Видно, сильный был человек…

— Сильный, — согласилась мать. — Но и мягким мог быть, если надо. Пять лет вместе прожили, так я от него грубого слова не слышала.

— Хороший кофе получился, — попробовала сменить тему Сона.

— Детей и пальцем никогда не трогал. Любовью их уважение завоевал, а не какими-то подарками ерундовыми… А у тебя родители есть?

— Отец па фронте погиб, а мать в позапрошлом году скончалась.

— Светлая им память! вздохнула мать. — Не женился?

Рубен отрицательно покачал головой:

— С моей матерью никто бы не ужился.

— Почему же, сынок?

— Несдержанная она была, — почесал он подбородок. — К тому же во мне души не чаяла, я для нее был, как свет в окошке…

— Это верно, — отозвалась Сона, — каждый родитель в своем ребенке души не чает.

— После смерти отца она было снова замуж вышла, да отчим на меня косился, так она сразу с ним развелась… Я-то не помню… По не рассказам.

— Правильно сделала! — обрадовалась мать. — Кому такой нужен!

Разговор, наверное, продолжался бы в том же духе, но тут в комнату ворвались Карен и Анна, а за ними — плачущая Лилит, и бабушка торопливо увела ее в ванную умываться.

— Она тут насчет Айка говорила… — нерешительно начала Сона.

— Ну?

— Он, мол, и внимательный был, и честный, и заботы все со мной делил… Выдумала она все.

— Зачем же было выдумывать?

— Сам догадайся…

Утром кто-то осторожно постучал в дверь. Мать встала, пошла открывать:

— Кто там?

— Рубен.

Что-то случилось?

— Ничего, — шепотом ответил он. — Я вам молока принес и мацони. Не звонил, чтобы детей не разбудить. Лимонада не было, я взял минеральную воду для детей.

Едва сдержав смех, мать ответила:

— Погоди, Сону разбужу.

— Не надо, дайте только сумку. Я пойду.

— Зачем же вам беспокоиться с утра пораньше?..

— Никакого беспокойства! — Рубен вытащил из кармана листок бумаги. — Это распорядок дня для Карена. Прикрепите кнопками к стене…

На кухне мать надела очки, развернула лист и начала читать.

— Подъем в семь часов. Так он и встанет… Физзарядка, умывание — с семи до семи тридцати. Как же, как же, у нас каждое утро не умывание, а целая битва. Завтрак — с семи тридцати до семи сорока пяти. Ну, это ничего. Школа — с восьми до двенадцати. Игры — с двенадцати пятнадцати до четырнадцати. Что же это, на голодный желудок играть? Чтение, электроника, обед, шахматы, уроки, сон… Боже мой, все перепутал!

Она заметила, как Сона вошла на кухню и села рядом.

— Кто это был?

— Рубен.

— Где же он?

— Ушел. Молоко принес, мацони и вот это еще, — она протянула дочери лист, перелила молоко из бутылок в кастрюлю, поставила на плиту. — Мы его от телевизора оттащить не можем, какой же распорядок без телевизора? Или вот шахматы… Кто с ним играть будет? Я, что ли? А самое главное, через педелю начнутся каникулы, тут уж не до расписания…

Сона прочла, улыбнулась:

— Детей у него нет, откуда ему знать… Ладно, мама, я опаздываю, буди детей.

— Ты хоть узнала, есть кто у него посолиднее, чтобы сватом прислать. Человек должен быть обстоятельный…

— Это меня не интересует.

— Странная ты, — вздохнула мать.

— Да не говорили мы об этом, мама, не говорили!

— Не понимаю, о чем же вы говорите? — не уступала мать. — Не говорили, а он к нам ходит, не говорили, а он стиральную машину починил, не говорили, а он молоко вон принес, распорядок какой-то…

— Оставь меня в покое! — вышла из себя Сона. — Хватит.

Вечером Рубен, насвистывая, красил оконные рамы в доме Соны. Вдруг со слезами на глазах в квартиру вбежал Карен, бросился к Рубену, стал бить его кулаками:

— Убирайся из нашего дома! Уходи, уходи!

Рубен соскочил со стремянки, схватил его за руки, но Карен стал бить его ногами.

— Уходи! Тебе говорят, убирайся!

Карен бросился к ошарашенной матери, обнял ее, зарыдал.

— Что с тобой, сынок, что случилось?

— Пусть он уходит, пусть убирается!..

— Успокойся! Успокойся и скажи, в чем дело!

— Ты должен сказать, за что ударил меня, — глухо проговорил Рубен.

Карен бросился в комнату и вернулся оттуда с радиоаппаратами, бросил их на стол:

— Пусть забирает и уходит. Не нужны мне его подарки!.. — И мальчик зарыдал.

Бабушка, растолкав всех, подошла к внуку со стаканом воды в руках. Карен глотнул воды и, всхлипывая, сказал:

— Из-за него… ребята во дворе… плохо говорят… про маму.

— Что говорят?

— Не скажу!

Рубен сжал зубы, наклонил голову и неожиданно бросился к дверям. Во дворе он догнал подростка лет четырнадцати-пятнадцати и схватил за ухо:

— Еще раз посмеешь обидеть Карена — уши оборву.

— Пустите! — заорал парень. — Это не я…

Остальные ребята робко подошли и окружили их.

— Мне не важно, кто сказал эту гадость. Я — папа Карена, так и знайте! Только попробуйте обидеть моего сына, я вам… Я и вашим отцам уши оборву за то, что не умеют вас воспитывать.

— Рубен! — позвала Сона с балкона. — Неудобно, иди домой!

— Погоди! — ответил он, обводя подростков мрачным взглядом. — Все поняли?

Дома Рубен подошел к Карену, положил ему руку па плечо:

— Помни, ты — мужчина. Не всякое слово со двора можно домой тащить. — Он закурил и вышел на балкон.

— Бадалян, — сказал главный инженер, — ты вроде бы не собирался от своей работы отказываться. В чем же дело?

— Устал я, — почесал подбородок Рубен. — От безделья устал.

— Директор сказал, что беседовал с тобой…

— Да, вызывал меня…

— И что же?

— Сами знаете.

— Нет, ты мне подробно расскажи.

— Два дня назад я подал заявление с просьбой изменить характер моей работы, — сказал Рубен и вновь умолк.

— Подал, а дальше?

— Вчера директор вызвал меня и сказал: Давай-ка назначим тебя заместителем главного инженера по новой технике. Я подумал, что справлюсь…

— Справишься! — кивнул главный. — Будешь иметь дело, в основном, с начальниками цехов, главным механиком и энергетиком. В случае чего заменишь меня.

— Ясное дело…

— Да… Ну дела! — протянул главный. — До сих пор ты был безопасный Рубен, а тут вдруг сразу стал опасным…

— Кто собирается ловить рыбу, должен понимать, что замочит ноги, — улыбнулся Рубен.

— Это верно… Ты не бойся, поможем.

— Я и не боюсь…

— Я сказал Григоряну, чтобы освободил для тебя кабинет. Пусть поставит кондиционер и занавески повесит.

— Неудобно, — пробормотал Рубен. — Я и на. старом месте как-нибудь перебьюсь.

— Э, нет! Разве тот, кто войдет в твою каморку, станет тебя уважать? И запомни: работать надо безо всяких этих «неудобно» и «стыдно», работать надо, руководствуясь интересами дела.

Рубен придвинул к себе чашку, достал сигарету.

— Кури, кури, — разрешил главный. — Но смотри, не позволяй, чтобы все набивались к тебе в кабинет и курили. Приходят, рассаживаются, дымят… Шарашкина контора…

— Понял.

— Но и кричать зря не стоит. А если надо — стукни разок кулаком, вот так. — И кулак главного инженера с грохотом упал на полированную поверхность стола.

От неожиданности Рубен вздрогнул.

Рубен вернулся в свою каморку. Капала вода из крана, жужжала, мерцая, лампа дневного света.

— Пятнадцать лет я здесь сидел, так не то что о занавесках и кондиционере — о простом окне никто не подумал, — громко сказал он и покачал головой. — Ну и дела!

Зазвонил телефон.

— Где ты пропадаешь, битый час тебе звоню… — прозвучал в трубке голос Вардана.

— Занят был… Дела.

— Я тут кое-что слышал о тебе. Эго правда?

— Правда.

— Вот тебе и безопасный Рубен! Высоко ты взлетел!

— Выбрось слово «безопасный» из головы!

— Выброшу, конечно, выброшу. Слушай, что я тебе скажу… Из Новосибирска… Понял? Двое их… Из Академгородка. Одна другой краше. Заодно и назначение обмоем…

— Ты мне по таким поводам никогда больше не звони, понял? — Рубен бросил трубку.

В один осенний день Сона и Рубен пошли в райсовет. В приемной Даниеляна никого не было — видно, день был неприемный. Сона тихо приоткрыла дверь:

— К вам можно?

Даниелян что-то писал, водрузив на нос очки. Когда он поднял голову и увидел Сону, глаза его засветились улыбкой.

— Кого я вижу! — Даниелян встал, шагнул ей навстречу, а Рубену сказал: — Подождите, товарищ, вы же видите, что я занят!

— А мы вместе, — сказала Сона, — по одному и тому же вопросу…

— Вопрос не убежит, — пожимая ей руку, сказал Даниелян. — Товарищ, выйдите из кабинета, подождите в приемной.

— Товарищ Даниелян, это мой муж…

— Что?

— Я вышла замуж.

— Вот как… Поздравляю, — помедлив, сказал Даниелян. — Так в чем же у вас дело?

— Помните, я обращалась по поводу обмена…

— Помню.

— Всему мешала разница в площади квартир.

— Возможно. Я сейчас не припомню.

— Теперь мы хотели бы обменять две комнаты и однокомнатную квартиру на ту же самую трехкомнатную квартиру. У Рубена квартира большая, так что разницы в метраже не будет…

Даниелян не слушал ее. Он внимательно изучал Рубена, очевидно, сравнивая его с собой.

— Думаю, что теперь этот вопрос легко решится, — сказала Сона.

— Что?

— Я говорю, на этот раз препятствий не предвидится. — Сона улыбнулась, достала из сумки бумаги, положила На стол. — Вот наши документы.

— Всему свое время, — ответил Даниелян. — Теперь я уже не занимаюсь этим вопросом.

— Как же быть?

— Сдайте документы в общий отдел, ждите ответа. — Даниелян надел очки, взял ручку. Это означало, что разговор окончен.

Был светлый, солнечный день. Анна, Карен и Лилит собирали опавшие листья.

— Обменяем квартиры, — сказала Сона Рубену, — выделим комнаты детям, одну возьмем себе. А балконы? Ты видел, какие там широкие балконы? Устроим тебе кабинет, занимайся своей электроникой.

— Я человек мирный, — чуть помолчав, сказал Рубен, — но я с удовольствием набил бы морду этому Даниеляну.

Подбежали дети. Сона взяла Рубена за руку, и все вместе они пошли по залитой осенним солнцем улице.

МАНУК ЯХШИБЕКОВИЧ МНАЦАКАНЯН (родился в 1934 году) окончил Ереванский политехнический институт, работал в научно-исследовательских институтах, а затем — редактором в Гостелерадио Армении. Член Союза писателей СССР. Автор шести сборников рассказов и повестей, в том числе «Шум большого города», «Сплав», «Високосный год», «Сказки для Аннушки». По литературным сценариям М. Мнацаканяна поставлены фильмы: «Здесь, на этом перекрестке», «На дороге», «Командировка в санаторий». Фильм «Здесь, на этом перекрестке» на международном кинофестивале в Мангейме (ФРГ) был удостоен приза «Золотой дукат».

Фильм по литературному сценарию М. Мнацаканяна «Механика счастья» ставит на киностудии «Арменфильм» режиссер Нерсес Оганесян.