Мертвая Невеста

Глава первая

Если вы не хотите платить карточные

долги, то положите фотографию кредитора

в гроб к покойнику, должно помочь.

«Энциклопедия юного картежника».

Текутьевский некрополь – единственное в Тюмени «правильное» кладбище. Тут православных христиан хоронят в освященной земле, а проклятых самоубийц – отдельно, за оградкой, чтоб другим неповадно было.

Невдалеке от центрального входа стоит маленькая церквушка, деревянная и облезлая, да только на других кладбищах и такой нет. Внутри бедненько, тесно, на полу постелены домотканые половички, а священник глуховат и любит выпить.

Погосту уже третье столетие. Когда-то он по всем правилам был за околицей, однако прошло время, город расширился, и неожиданно кладбище оказалось чуть ли не в центре города. Прямо перед ним – Республика, главная улица города, сбоку – Дворец культуры «Геолог», напротив – башня Газпрома, банки, свадебный салон. А посреди бурлящей жизни – древний погост. Его обнесли красивой чугунной оградой, повесили табличку «Текутьевский некрополь, Памятник архитектуры». Тут больше не хоронят. Ну, почти не хоронят, только что по специальному разрешению.

Я дремала, пока меня несли к могиле. Гроб пах сосновой стружкой и новой тканью. Пока несли по освященной кладбищенской земле – гроб ощутимо нагрелся, мысли заволокло туманом, руки-ноги стали чугунными, я аж забоялась, что днище не выдержит такой тяжести и проломится. Вынесли за оградку – наваждение спало.

Как сквозь плотный ватный кокон до меня доносились рыдания, да такие громкие да искренние, что даже приятно было. «Сколько раз говорила – вот умру, и вы тогда поплачете, все не верили», – с удовлетворением думала я.

– Покойся с миром, Алёна, – донеслось до меня окончание надгробной речи.

«Не дождетесь!», – твердо подумала я.

Днище гроба сильно ударилось об землю, мое мертвое тельце подпрыгнуло внутри. От возмущения я даже слегка проснулась. «Не дрова везете, – злобно думала я. – Где вас учили – разве можно так с дамами обращаться?»

– Витек, – донесся хриплый голос. – Вроде криво гроб лег? Чё, поправить?

– Да мертвячке не все ль равно?

«Меня зовут Алёной!», – холодно подумала я, все больше злясь.

Тонкий Олеськин вскрик, что-то глухо стукнулось об крышку гроба, и мужской голос, от которого у живых девчонок наверняка подгибаются коленки:

– Девушка, осторожнее. Что ж вы прямо на край подошли, а если б упали?

– Кто-нибудь помог бы выбраться, – всхлипнула сестра.

– Примета нехорошая.

– Да неужто мне Алёнка что худого сделает?

«Напрасно ты так уверена», – пакостно усмехнулась я.

– Она мертвая. А значит, все привязанности к живым в ней умерли.

«И ты напрасно такое говоришь», – фотография Андрея ровно холодила мой затылок.

Лежа в кромешной тьме, я с беспокойством вслушивалась, как на крышку гроба с глухим стуком падает земля. Как же я выйду? Ну Олеська, не могла сообразить, что мне такая глубокая могила совсем не нужна! Ведь понимала, что делает, когда засовывала самоубийце в гроб фотографию. И не зря она не дала обрядить меня в дешевую покойницкую одежду – нет, я была одета словно на бал. Черный кружевной лиф платья облегал как вторая кожа, плавно изгибаясь над грудью, а от талии спадали водопады шифона.

Пошевелив пальцами, я сердцем угадала – Олеська не пожалела для меня свои лучшие туфли от Jimmi Choo. Ошибиться было сложно – я их сама подарила сестре, мне они были малы на пару размеров.

Вскоре толстый слой земли надежно укрыл меня от мира живых. Пропали звуки и запахи, и я равнодушно подумала: «Вот и все».

Меня похоронили.

Я вслушалась в могильную тишину, и с неким удивлением осознала – тут уютно и безопасно. Комфортно. Пришло ощущение, что эта могила – мой дом, мой надежный союзник, который не предаст.

Поплотнее закрыв глаза, я уснула, пережидая день. Могила обернула меня земляным пуховым одеялом, качала и баюкала, словно нежная мать. Я чувствовала, как червячки осторожно тычутся в крепкие доски, сокрушенно качают головой и отползают прочь. Да, милые, не с вашим счастьем полакомиться моим юным телом.

А лишь только на небо выкатилась луна и коснулась серебряным лучом моей могилы, я поняла: «Пора». Фотография любимого как-то особенно сильно сковывала затылок льдом, требуя от меня действий.

«Пора», – согласилась тьма, и я встала из могилы. Крышка гроба легко откинулась, земля вытолкнула меня снова в мир живых. Немного поколебавшись, я первый раз в смерти открыла глаза и посмотрела вокруг.

Тихо шуршали в траве букашки, в углу кладбища спал на лавочке какой-то пьянчужка. Вдали тускло светились окна церкви.

«Ну что ж, поиграем», – пакостно улыбнулась я.

В теле чувствовался смертельный холод и вялость. Сейчас бы в теплую могилку, укутаться землей и замереть в блаженном сне. Вот только образ Андрея не давал мне покоя, обжигал льдом и заставлял действовать.

Внезапно вспомнилось, что Олеська что-то уронила на гроб перед тем, как меня закопали. Ну-ка, посмотрим, что там сестричка мне подарила. И я, неловко встав на колени, опустила руку в могильную землю. Пошарилась в ней – и в ладошку легла какая-то коробочка. При лунном свете оказалось, что мобильник.

Отлично. Сестра у меня большая умница.

И тогда я набрала номер телефона, услышала родной голос и тепло сказала непослушными губами:

– П-поздравляю, любимый.

– Это кто? – настороженно спросил он, отказываясь верить в то, что это мой голос говорит с ним.

Что это я.

Которую сегодня похоронили.

Слышно было, что у него шумно. Музыка, нетрезвые выкрики. У моего любимого парня сегодня свадьба, знаменательное событие.

А у меня похороны.

– Как кто? Алёна это, н-не узнал, что ли?

На миг у него явственно пропал дар речи, наступила гнетущая тишина. Я чувствовала его ужас, чувствовала, как на миг его сердце дало сбой – и бессознательно прижала трубку сильнее к уху, впитывая его страх.

– К-козленочек мой, ку-ку, – ласково позвала я.

– Ну и шуточки у вас, – выдохнул он и бросил трубку.

Я удовлетворенно улыбнулась.

Узнал ты меня, милый, ох как узнал… Хоть и косноязычна теперь моя речь, но голос все тот же.

Отряхнув платье и вычесав руками из волос комочки земли, я направилась ко входу на кладбище. С неудовольствием отметила, что у меня походка как у пьяного матроса. И туфли немилосердно жали, и ноги сгибались с трудом.

Едва я сунулась в ворота, как кожу тут же ожгло огнем, я отскочила и зашипела разъяренной кошкой. Села на корточки, тщательно облизнула раздвоенным язычком обожженную руку, кляня себя за забывчивость: на кладбище земля освященная, и мне туда ходу нет.

Я самоубийца.

Следовательно – я проклята пред Богом.

Крадучись, я добралась вдоль ограды до того угла, где спал пьянчужка. Посмотрела на него, и внезапно ноздри мои затрепетали, уловив чудесный и теплый аромат жизни. С горьким привкусом постоянных проблем и мелких незаметных радостей, с биением пульса и кожей, напоенной солнечным светом.

То, чего я теперь напрочь лишена.

– Иди сюд-да.

Ветер отнес мой шепот к нему, влил в его уши, и он встрепенулся, с трудом поднял кудлатую голову.

– Ид-ди сюда, – снова прошептала я, досадуя на то, как трудно мне дается речь.

– Зачем? – хрипло отозвался он, недоуменно смотря на меня.

Нежно улыбаясь, я слегка приспустила чашечки корсажа. Потом еще…

И еще.

– Ид-ди-и сюд-да…

– Слышь, девка, замерзнешь ведь,– забеспокоился бомж. – Вон уж, заикаться начала.

– А т-ты под-дойди и согрей, – ласково предложила я, сдвигая ткань к талии.

– Да что я, баб не видел? – отозвался он, равнодушно глядя на меня. – Ты б мне бутылку показала – мигом бы прибежал.

– Вот т-так Россия и вырождается, – горько сказала я, натягивая корсаж обратно.

Бомж уронил голову на лавочку и блаженно захрапел, не зная, что только что чудом остался жив.

На миг я прикрыла глаза, лелея свою злобу к нему. Никчемный человечишко, да будь я жива – я бы на тебя и не посмотрела. И пусть он меня интересовал исключительно с гастрономической целью – все равно было неприятно чувствовать себя отвергнутой.

«Еще встретимся», – мысленно пообещала я ему и пошла прочь от кладбища.

Ноги все так же шли с некоторым трудом, трупное окоченение давало о себе знать, но я не беспокоилась – ночь длинна. До рассвета я успею навестить любимого, ведь не могу же я пропустить такое событие – его свадьбу. Такое у большинства людей бывает всего раз в жизни.

Как и похороны.

Фотография Андрея в моем гробу даже на расстоянии питала горечью и болью, придавая силы.

Мне не надо было смотреть на нее, чтобы вспомнить, как он выглядел. Ничего особенного на первый взгляд – русые волосы, правильные, но какие-то незапоминающиеся черты лица. Средний рост, намечающееся брюшко, старше меня на три года.

Однако в нашем банке все девицы вздыхали по нему.

«Андрей Крылов – это нечто», – задумчиво поведала мне Светка-бухгалтерша в первый же мой рабочий день.

Я лишь скептично хмыкнула. У меня за плечами – титул «Мисс Университет» и «Мисс Тюмень», поклонников столько, что глаза разбегаются. Разумеется, власть и богатство манят, и только потому Андрей Крылов в банке своего отца – первый парень на деревне. Так я думала тогда, потому что никогда не любила мажориков.

А через неделю он заглянул в наш филиал. Я помню, как подняла голову от монитора и натолкнулась на его изумленный взгляд. Я сразу поняла – это и есть Андрей Крылов. Такая от него харизма исходила, что сразу вспомнилась Светкина характеристика. Да, он действительно был особенным.

Он влюбился в меня с первого взгляда, он оплел меня собой, словно корнями – ну разве я могла сопротивляться такому напору? Мое самолюбие купалось в лучах его обожания, и это было чертовски приятно, что меня настолько любят и добиваются.

Идиллия длилась полгода, и этого хватило, чтобы он пророс в моем сердце, заполнил мои мысли и стал не то что любимым – бесконечно родным. Он стал даже поговаривать о свадьбе, но я и так понимала, что это неизбежно, что я его невеста и будущая жена.

Все было настолько стабильно, что я не поверила ушам, когда он однажды пришел с работы, взял мои руки в свои и сказал: «Алёна, я полюбил другую. Извини».

Я не заплакала – я рассмеялась, настолько это нелепо звучало. Я еще не знала, что с этого момента моя жизнь превратится в ад.

Сердце-оно глупое. Андрей меня разлюбил, а я не смогла. И я звонила ему, унижалась, ждала около работы. Все понимала, но выбора у меня не было – без него мне просто жизнь была не мила.

Олеська злилась. Кричала, что у меня таких Андреев куча будет – только пальчиком помани. А я лишь печально улыбалась – что она понимает? Любовь – она в жизни одна…

Три дня назад она пришла и злорадно сообщила, что женится мой ненаглядный, свадьба в пятницу. Я недоверчиво посмотрела на нее и позвонила Андрею.

«Что ты ко мне привязалась?» – как обычно орал он.

«Я тебя люблю», – спокойно отвечала я.

«Так разлюби, черт бы тебя побрал!!!»

«Андрей… Мне тут сказали, что ты женишься. Это правда?»

«Да», – сухо ответил он, и у меня в сердце что-то оборвалось.

«Андрюшенька, любимый, не делай этого, пожалуйста, я ведь без тебя жить не могу…», – забыв о достоинстве, я скулила как побитая собачонка, обезумев от боли.

Свадьба – это все, конец всем надеждам. Это приговор.

«Знаешь, это твои проблемы», – грубо ответил он и бросил трубку.

«Надеюсь, теперь ты одумаешься», – зло сказала мне Олеська, попрощалась и пошла к себе домой.

Я закрыла за ней дверь, подошла к зеркалу и внимательно всмотрелась в отражение. Отстраненным взглядом я глядела на точеные черты лица, перебирала руками длиннющие бледно-золотые волосы – красиво, как же красиво… Мне часто говорили, что я похожа на сказочную принцессу. Это был не приступ нарциссизма – всего лишь практические сожаления о том, что такая красота – и никому не достанется.

Наверняка есть на свете кто-то, кто меня бы любил всю жизнь и лелеял, только вот проблема – у меня сердце истекает кровью. У меня травмы, несовместимые с жизнью.

Помню, я тогда внимательно всмотрелась в свои глаза, отраженные зеркалом, и в прохладной серой радужке увидела такую усталость, что не смогла этого перенести. Оторвавшись от зеркала, я порылась в бабулиной аптечке, Царствие ей небесное. Она у меня сердечница была, и потому я надеялась найти нечто подходящее и для моего бедного сердца. Клофелин, нозепам – отличный выбор! Посмотрела на свет – пузырьки темно-коричневого стекла были наполовину полны. Мне хватит.

Я делала это не по глупости. Мой ум не затмевала истерика и обида. Было очень четкое осознание, что из моего сердца вырвали с мясом что-то очень важное, приросшее, родное. И что с такими травмами – не живут. Потому что боль, разлившуюся тогда в моей душе – перенести было невозможно.

«За твою свадебку, любимый», – нежно улыбнулась я и выпила горсть таблеток. Запила прямо из-под крана, расчесала волосы и легла спать.

А когда я слегка проснулась – Олеська с опухшими от слез глазами засовывала мне в гроб фотографию Андрея.

Спасибо, сестра, ты всегда у меня была умницей, вот только с туфельками на размер ошиблась.

Кованые ворота, что окружали особняк Андреева отца, были по случаю свадьбы раскрыты настежь. Я внимательно огляделась – народа во дворе было достаточно много, чтобы на меня не обращали внимания. Да и в доме, судя по теням на шторах, было не протолкнуться.

Занавесив лицо волосами и низко наклонив голову, я прошла через двор и, немного помедлив, шагнула в дом.

Огромные часы в холле показывали два ночи. Гости были основательно пьяны. Отлично – моя речь и походка тут не вызовут вопросов.

– Нев-веста с женихом еще т-тут? – спросила я у какой-то девицы.

– Чего? – вытаращилась она на меня бессмысленные глаза, в которых явственно плескался коньяк пополам с шампанским.

– Под-дарок хочу вручить, – терпеливо разъяснила я, кляня неповоротливый язык. – Брачная ночь у них как, еще н-не началась?

– Не, там еще, – махнула она в сторону зала.

Я подошла к огромным дубовым створкам, приподнялась на цыпочки и увидела его. Любимый мой как ни в чем ни бывало сидел во главе стола, целовал невесту, улыбался, и нисколько не печалился по мне.

Видать, он уже отошел от шока после моего звонка, решив, что это была всего лишь чья-то глупая шутка.

Зря.

– Хотите что-нибудь выпить? – раздалось у меня за спиной.

Я резко обернулась – но то была всего лишь официантка, милая девушка в белом накрахмаленном фартучке. В руке у нее был поднос с бокалами.

– Коньяк, водка, мартини, – улыбалась она.

Я наклонилась, понюхала бокалы и отшатнулась. Мерзость-то какая.

– Горячий ч-чай, – буркнула я. – С сахаром и лим-моном.

– Минутку, – кивнула она и исчезла, чтобы вскоре появиться с чашкой чая.

Я осторожно приняла у нее изящную расписную чашечку, обхватила ладошками, грея об нее безжизненные руки – и осторожно пошла сквозь толпу. Было очень забавно, то что я, мертвая, нахожусь среди живых – а они и не подозревают об этом. Что в любой другой ситуации мое лицо вызвало бы внимание – а тут меня просто считают нетрезвой, и я нисколько не выделяюсь среди перепившихся гостей.

Усевшись на стул позади жениха и невесты, я принялась пить обжигающий чай и прислушиваться.

– Андрей, – шептала невеста, – слушай, я уже спать хочу так, что просто ноги не держат.

– Так какие проблемы? Пошли в спальню.

– Ну конечно, мы двух шагов не пройдем, как тут же начнутся пошлые шуточки.

– Нормальная традиция на свадьбах, Ларис, ты чего?

– Не, давай лучше по-другому. Я сейчас выйду, а ты приходи минут через двадцать, никто и не поймет.

– Глупенькая ты у меня, – вздохнул он. – Ладно, иди.

Вот это собственническое «у меня» здорово резануло мое мертвое сердце.

Невеста ушла, я было привстала, чтобы идти за ней, но потом решила – куда торопиться? Есть дела поважнее. Например, допить этот восхитительный чай, который так славно согревает застывшую кровь.

На стул невесты нагло шмякнулась Светка-бухгалтерша и мрачно заявила:

– Андрей, какой же ты подлец…

«Тонко подмечено», – согласилась я, блаженно попивая чай.

– Света, ну давай не сейчас, гости же могут услышать, – поморщился любимый.

– Да кто? Все уж перепились, не до того. Впрочем, знаешь что? Меня всю свадебку подмывает встать и все всем рассказать.

– Дура! – резко бросил он. – Только попробуй!

– А что ты мне сделаешь? – усмехнулась она. – Ну, потом может быть и ударишь, с тебя не заржавеет. Папашка твой уволит. Только Лариска-то точно от тебя сбежит, когда узнает про меня. Такой удар – и прямо на свадьбе!

– Светка, тише, – зашептал Андрей. – Ну как ты не поймешь – тут интересы семьи, у Лариски отец – шишка из Газпрома, не маленькая, должна понимать. А между нами все будет как прежде, поняла?

– Знаешь что… Надоели мне твои выверты. То ты с этой Алёной спутался, то и вовсе жениться решил. А я что, в вечных любовницах на вторых ролях должна ходить?

–Да какие вторые, коль они уходят и приходят, а ты всегда при мне?

– Потому что скандалов не устраиваю, – усмехнулась она. – Знаешь, ты меня конечно извини, но я все же испорчу тебе свадебку. Душа требует.

– Светочка, – панически зашептал Андрей. – Котеночек, ты чего? Я ж одну тебя люблю! Ты ж у меня вся такая сладкая, так бы и откусил. Весь вечер на тебя смотрю, любуюсь.

– Да что вы говорите? – ехидно улыбнулась Светка, но в голосе ее явственно слышались довольные нотки.

– А ты разве не знала, что я по тебе с ума схожу?

«Гад», – мрачно подумала я. Хоть бы репертуар менял, мне он примерно то же самое говорил.

Светка помолчала, после чего холодно спросила:

– Слушай, Андрей, а тебе самого-то не коробит? Ты мне говоришь такое, а потом пойдешь в спальню, чтобы заниматься любовью с другой женщиной. Ей тоже будешь говорить, что любишь-с ума сходишь?

Я одобрительно покивала. Умная Светка баба, что и говорить. Не дала себя лестью опутать.

– Хочешь, докажу, что ты мне важнее ее? – зашептал любимый.

– И как же?

Он пошарился в карманах, в ярком свете блеснул металл.

– Вот тебе ключ от моей комнаты. Иди туда, только осторожно, чтобы никто не видел. Этой ночью ты будешь на первых ролях, ясно?

– Интересное предложение, – протянула она, вставая.

– Я буду минут через пять, поторопись, – шепнул ей Андрей напоследок.

«Чем больше я узнаю о живых, тем больше мне хочется сделать их мертвыми», – меланхолично подумала я, поставила пустую чашечку прямо на пол и пошла к невесте. На этот раз я шла легко, чай разогрел мое окоченевшее тело.

Совсем недавно я жила в этом доме и потому знала, куда идти. Наверняка молодым отдали под первую брачную ночь летний домик – крошечный, но изящный особнячок слева от основного корпуса. Никаких соседей, прислушивающихся за стеной. Идеальное место для новобрачных.

Крадучись, я добралась до домика – так и есть, окна в спальне горели. Прошла сквозь незапертые входные двери, подошла к опочивальне, и только подняла ногу, чтобы пнуть тяжелые створки, как меня обуял приступ воспитанности.

На мой деликатный стук в дверь невеста тут же отозвалась:

– Кто там?

Ах, сколько же было в ее голосе надежды и нежности… Что войдет сейчас любимый, обнимет, поцелует, сказку на ночь расскажет. А это всего лишь свежевыкопавшаяся покойница.

– Алёна, – глумливо усмехнулась я и вошла в спальню.

О, как она задохнулась от ужаса, увидев меня. Как же отхлынула кровь с ее лица, перекосившегося в гримасе…

– А нам сказали, что ты умерла, – выдавила она, еще пытаясь своим умишком опровергнуть факт, что я – и вдруг тут. – Соврали, смотри-ка.

– Умерла, – кивнула я, и горечь затопила меня. – А знаешь почему я умерла, ты, тварь ползучая?! Потому что ты у меня его украла! Это я должна была выходить сегодня замуж, понимаешь – я!

– Он сам выбрал, – пискнула она.

– Да мне без разницы, – я уже дошла до кровати, на которой она лежала в ожидании моего любимого, и склонилась над ней. – Это несправедливо, понимаешь? Я буду гнить в земле, а вы будете жить-поживать да детей наживать.

– Что ты от меня хочешь? – прошептала она.

Я заглянула в ее глаза, в которых плескался смертельный ужас, и ласково сказала:

– Всего лишь послушать, как бьется твое сердце, – и я отодвинула тонкую ткань ее сорочки, скользя мертвой рукой ниже, к сердцу. Живому сердцу.

Я чувствовала, как стекает с ладони могильный холод на ее кожу. Видела, как вскипает безумие в ее глазах, слышала, как она пыталась закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип.

О, как же мне нравился этот ее ужас, я впитывала его и наслаждалась им, словно изысканным лакомством. Медленно облизнувшись, я приблизила к ней свое лицо, грея кожу ее дыханием, и она не выдержала. Последний всплеск ужаса – и глаза ее закатились, остекленели, напряженное тело резко обмякло.

Всего лишь обморок. Конечно, я бы предпочла ее задушить своими руками. Чтобы она умерла, глядя мне в глаза, хотелось до последней капли выпить весь ее страх, однако я, даже умерев, не стала идиоткой. Мне ни к чему явно насильственная смерть. Милиция, разбирательства, еще не дай бог до эксгумации дело дойдет. Нет, я хотела тихо всем отомстить и после этого спокойно и комфортно почивать в своей могилке.

В ванной меня поджидала неудача. Аптечка была полна, да только лекарства в ней были слишком безобидны. Нахмурившись, я сунула руку под раковину, ощупала – так и есть! – полиэтиленовый пакетик был приклеен на своем обычном месте. Еще когда я тут жила, то обнаружила, что именно так прячет героин Костя, беспутный брат Андрея.

О своем открытии я никому не сказала, посчитав глупым ссориться с будущим родственником. Порошка оказалось много, примерно с пару столовых ложек. Неторопливо приготовила раствор, набрала в шприц с парой кубов воздуха и спокойно впрыснула его невесте в вену.

– Все, покойся с миром, – пробормотала я и небрежно спихнула так и не очнувшуюся девицу с кровати.

Потушив ночник и сняв платье, я залезла под одеяло. Андрей задерживался. Текли минуты, в полуметре умирала невеста, а я равнодушно глядела в темноту и ждала.

Он явился минут через сорок, может, чуть больше – видать, Светка оторвалась вволю.

– Котеночек мой, ты тут? – игриво пробасил он с порога.

– Я уже в постели, – прошептала я, скрывая свой голос.

– Умная у меня жена! – похвалил он и принялся лениво раздеваться.

– Свет не включай и быстрей ко мне, – снова шепнула я.

– Сейчас, – невнятно пробормотал он, борясь с застежками. Наконец он молодецки ухнул, запрыгнул ко мне в кровать и руки его жадно зашарили по телу, губы принялись целовать: – Ларуська, ты чего такая холодная? Ну да мы тебя сейчас согреем, сейчас-сейчас… Слушай, а чем это от тебя пахнет?

– Могилой, – сказала я своим обычным голосом.

– А, могилой, – деловито отозвался он. – Ну и шуточки у тебя, Ларуська.

– А я не Ларуська, – прошипела я. – Забыл Алёну?

Он замер. Нетрезвый ум никак не мог сообразить, что случилось. Рука его провела по спине, наткнулась на длинные волосы, и он раздумчиво согласился:

– Точно не Ларуська, у той волосы покороче. А где жена моя?

– Там, – я небрежно спихнула его прямо на девичье безжизненное тело и, протянув руку, включила свет.

Он мигом протрезвел и тонко, по-бабьи завизжал. О, сколько ж в этом крике было неизбывной муки, сколько ж было страдания и ужаса. Изысканнейшее блюдо, которое следовало смаковать, но пришлось концерт прервать – могли услышать.

– Заткнись! – рявкнула я и метнула в него вазу с фруктами.

Он замолчал, но ненадолго. Принялся отплевываться и жалко скулить:

– Господи, и я это целовал, Господи-и… То-то я сразу почуял – мертвечиной пахнет…

Я встала с кровати – и он задохнулся от ужаса.

– Нравится цвет кожи? – горделиво спросила я. – Готичненько, не находишь?

– Какой кошм… – начал он, но тут же спохватился. – Алёнка, ну не при жене, не при ней, она ж только спит, хоть и нетрезвая, а вдруг проснется?

Дрожащей рукой он впился в руку Ларисы, выставил ее перед собой, словно это могло меня остановить. Я коснулась ее, ощутила знакомый могильный холод и равнодушно произнесла:

– Она уже мертва, и ей совершенно без разницы.

Он мгновенно отбросил безжизненную кисть, вытер руку об ковер и внезапно как-то криво улыбнулся.

– Алёна, ты похудела, стала такой утонченной, просто красавица.

– Правда? – подняла я бровь, вспоминая, что после того, как он меня бросил, я забыла про еду. Олеська ходила ко мне и насильно кормила обедами, чтобы я не умерла с голоду. Напрасна была ее забота, я все равно без Андрея не выжила.

– Алёночка, котеночек ты мой, – вдруг горячо заговорил он, клацая зубами от ужаса. – Я ж тебя одну любил, как ты не поймешь? На Лариске мне пришлось жениться в интересах семьи, у нее папаша из Газпрома. Но я же тебя бы не бросил. Да ты сама посмотри – ну как ты можешь с ней сравниться? К тому же мне никогда брюнетки не нравились.

Я внимательно посмотрела на девочку, которую я только что убила. Высокая, с потрясающей фигурой и силиконовой грудью, тонкие черты лица, темные волосы до плеч. Молоденькая, лет восемнадцать, совсем ребенок.

– Конечно я лучше, – самодовольно тряхнула я золотистыми локонами.

– А я тебе про что? – обрадовался он, решив, что его тактика опять возымела успех. – Алёночка, ты беги обратно, рассвет уж скоро, а уж я позабочусь, чтобы и семья твоя ни в чем не нуждалась, и на могилку к тебе буду ходить каждый день…

– Светке так, значит, секс, а мне так – визиты на могилку…, – задумчиво посмотрела я на него.

– Какая Светка? – прошептал он, взглянул мне в глаза и понял, что я все знаю…

– Козленочек мой, я уйду, – ласково шепнула я, – Только для начала займись со мной любовью. Ты же помнишь, как нам было хорошо, а, милый?

Я надвигалась на него, он весьма шустро отползал в сторону, в ужасе глядя на мертвое синевато-серое тело, которое его когда-то так восхищало.

– Ну куда же ты? – снисходительно шептала я. – Ты ж одну меня любишь… Наврал, что ли?

– А? Нет, что ты, – лепетал он. – Я понимаю, что такой шикарный шанс снова увидеть тебя и восхититься твоей красотой… Просто я слегка растерян и не в форме, давай ты завтра придешь, а? Или лучше через месяцок?

Он с разбега врезался в стену спиной, затравленно оглянулся по сторонам – бежать было некуда.

– Козленочек мой, я тебя люблю, – нежно шепнула я и страстно его поцеловала.

Его выгнуло от прикосновения мертвых губ, словно в судороге, он попытался закричать, сбросить меня, избавиться, только я вцепилась в него, словно клещ. Проникла в него, разливая могильный холод, и вскоре он обмяк и затих. Глубокий обморок, только и всего. Убивать этого подонка – слишком слабое наказание. Нет, пусть живет, и как можно дольше. А уж я позабочусь, чтобы он никогда не забыл ту, что умерла из-за него.

– Я буду тебя навещать, милый, – шепнула я и не удержалась, царапнула острым когтем кожу, вскрывая его, словно тетрапак с законсервированным соком. Лизнула, с восторгом ощущая, как перетекла в меня капелька настоящей жизни. Я не потеряла голову, я отпила совсем немного Андрея, только чтобы потекла в моих венах тонкая струйка крови, только чтобы чуть – чуть согреться.

А потом я тщательно зализала рану и направилась в ванную. С наслаждением приняла душ, сделала макияж и немного помародерничала, скидав в пластиковый пакет зеркало, расческу, духи и косметику. А что делать? Сестра у меня хоть и умная, а не сообразила, что не могу я появляться в обществе с синей покойницкой кожей и соответствующим запахом.

Уже перед уходом я обернулась, посмотрела на любимого и злорадно улыбнулась: он был совершенно седой.

Ночь удалась.