Мертвые не умеют смеяться

Глава 9

— Открывай, давай, – по-хозяйски проорал высунувшийся из люка по пояс человек.

— А вы кто будете? – охранник с некоторым недоумением взирал на явившийся перед воротами из снежной полумглы, как чертик из табакерки, БТР.

— Охранять тебя будем, — съязвил военный. — Открой, говорю – нас охранять ваше хозяйство прислали.

Прямо перед охранником на занесенный снегом асфальт выпрыгнули три человека в боевой экипировке и с автоматами наизготовку. Аргументы у них были гораздо весомее потертого «вохровского» нагана, невесть из каких запасов, висящего в кобуре у него на поясе, и стрелок охраны Тимирязевской подстанции ЗАО «Мосэнерго» Кирилл Подгурский счел за благо нажать кнопку. Выкрашенные традиционной зеленью ворота рывками повинуясь разболтанной за долгие годы механике и старому электромотору – они тут были как и все оборудование уже пожилые – шестьдесят-лохматых годов прошлого века — отъехали в сторону.

Лишь потом он, спохватившись, включил рацию – но новенький, в отличие от всего остального, «Сименс» лишь громко захрипел в ответ.

— Чертовы помехи! – буркнул двадцатипятилетний парень, и со вздохом нырнул в будку, чтобы по обычному дисковому еще телефону – дряхлому, как и все здесь — доложить по начальству.

БТР медленно проехал мимо окна, лишь в мертвенном свете ртутной лампы, укрепленной над воротами, проплыл перед глазами Кирилла бортовой номер на болотно-зеленой, присыпанной снежком броне – 6606.

Бронетранспортер этот сошел с конвейера глубокой осенью 1991 года – когда еще работали на полную мощность заводы тогда единой как будто бы страны, а люди, в большинстве своем, еще не понимали, что живут в некотором роде уже после конца света. Машину приняла еще советская госприемка и военная приемка, после чего она была отправлена в эту воинскую часть по разнарядке, утвержденной еще за год до того Министерством обороны СССР. Именно тогда он и получил свой инфернальный номер.

С этим номером бронетранспортер пережил самые тяжелые годы смуты и безвременья, когда по нескольку месяцев, бывало, он не выезжал из ангара, а караулы из-за тотального отсутствия солдат несли офицеры, до майора включительно. Миновал и его, и полк позорный кровавый октябрь 1993 года и не менее стыдный провал декабря 1994. Потом жизнь «стального коня» не то чтобы наладилась, но вошла в некую колею средней паршивости в превратившемся по новой моде в бригаду полке.

Будь по нынешней моде в той части собственный батюшка, он определенно обратил бы внимание на неблаголепный номер. Но священника в части так и не завели, а приведенный прежним комбригом ветхий попик из соседней церквушки просто освятил все помещения и технику в боксах, не вдаваясь в детали. Окропил святой водой, подымил кадилом, пробормотал скороговоркой нечто, напоминающее цитаты из «Устава внутренней службы» на церковнославянском и отбыл восвояси. На этом дело и завершилось.

А потом к номеру просто привыкли. Тем более, что вопреки суевериям и голливудским блокбастерам, машина эта ничуть не стремилась устроить своим экипажам подлянку, свернуть в кювет на немногочисленных учениях, или придавить ремонтников в боксе во время техосмотра. Наоборот – в начале Второй Чеченской она, можно сказать, спасла экипажу жизнь – единственная в роте не была отправлена на юг, из-за внезапной дурацкой поломки топливного насоса. Вместо нее из разведвзвода спешно выдернули другую машину, а всего через месяц, когда рота была атакована боевиками во время ночного марша, и на отходе влезла на собственное минное поле, из пяти БТРов погибло три. В том числе и тот – от разведки. Со всем экипажем...

Так или иначе, БТР с тремя шестерками на броне проходил службу в Вооруженных Силах Российской Федерации, сменив со дня постановки «на довольствие» уже дюжину призывов и пережив четырех командиров полка и уже двух комбригов.

Это была хорошая машина – до сих пор считающийся в войсках новым БТР-80 с 30 миллиметровой пушкой, пулеметом калибра 7,62. хорошей защитой от противотанковых снарядов, по-русски живучая и неприхотливая. По меркам западных армий, она уже успела устареть, но еще могла вполне потягаться с иными новомодными штучками вроде турецкой «Армы» или немецкого «Боксера». А уж в до полного «дембеля» ей было еще трубить и трубить -тем более что смены пока не предвиделось.

И вот сейчас в судьбе машины, по милости ее нового командира произошел крутой перелом.

...Старшина Полухин Андрей Павлинович имел все основания считать себя невезучим человеком.

Всего три года назад он, тридцатипятилетний старший сержант патрульно-постовой службы в славном городе Архангельске не имел оснований жаловаться на судьбу.

Со второй Чеченской его «трехсотым» увезли через месяц, с легкой раной в ногу. Вернувшись на гражданку – без проблем устроился в полицию в родном городе – в одно из самых хлебных территориальных управлений. Работа хотя и небезопасная, но и непыльная – сутки через трое, помимо зарплаты, которую платили регулярно и регулярно повышали, были еще и побочные доходы.

На что лучшее может претендовать в провинциальном Архангельске парнишка, у которого всего образования – районное ПТУ и месяц войны? Деньги, девки, почтение обывателей, пусть и замешанное на легком страхе – чего еще надо?

А потом все кончилось. И дело-то, в общем, было простое и верное...

У них в районе какие-то залетные отморозки раздербанили фуру с мобильными телефонами, положив и водителей, и двух охранников – даром что те были дагестанцами из какого-то крутой охранной фирмы, и двух случайно оказавшихся там «плечевых». Что успели из товара – перекидали в грузовик, но что-то их спугнуло, и остальное они бросили. И начальник Полухина, деловой и ушлый капитан Синигин, решил провернуть нехитрую афёру – просто-напросто половину из брошенного убийцами добра без шума и пыли с места преступления увез грузовик его племянника. Операцию прикрывали еще пятеро сослуживцев – среди них и сам старший сержант. Куш был обещан хороший – по пять тысяч американских тугриков на брата. Да вот только не сошлось что-то у Синигина, даром, что не раз уже проворачивали они что-то подобное. Расчет был на то, что хотя бы короткое время будет у них в запасе — сколько у нас чикаются со всякими там планами перехватов обычно? Ан нет – не выгорело: отморозков прижали спустя какой-то час после того как, возомнив себя умнее всех, менты прихватизировали бесхозное добро.

И взяли их прямо на трассе, коллеги из ГАИ, ибо те еще и к правилам дорожного движения относились так же легкомысленно, как к чужой собственности. В завязавшейся перестрелке трое из бандитов были убиты, трое полицейских ранены. И вновь не было бы большой беды, но один из залетных остался жив, получив пулю в легкое. Он-то и рассказал уже в тюремной больнице, между дежурными стенаниями, что никого самолично не убивал, и вообще попал в это дело случайно, что после грабежа трейлера никуда они не заезжали, даже коробки груза не сбросили, а, следовательно, и весь груз должен быть у них в кузове.

И закрутились жернова служебного расследования, мелющие, как водится, медленно, но верно. Синигин, было, встал в позу: дескать, бандюку какому-то верите, а мне — заслуженному и проверенному... Но спустить все на тормозах уже не получилось: хозяева товара нажали на нужные кнопки...

Начальство не то чтоб стояло грудью за подчиненных, но скандала не хотело, да и фирмачи упирали на то, что их куда больше интересует возвращение утерянного груза, нежели тур на зону каких-то там оборзевших до невозможности ментярополицаев... В итоге, капитан, как организатор и вдохновитель, к тому же — старший по званию — отделался условным сроком, а им – всем пятерым из лучшей в городе роты ППС предложили написать заявления «по собственному». Но на этом все Андреево везение и кончилось.

Полухин Андрей Михайлович, тридцати трех лет, бывший сержант полиции, оказался у разбитого корыта.

Нормальной работы в его родном городе давно не было – процветали или бандиты, или те, кто присосался к давно уже схваченным выгодным промыслам, вроде лесного экспорта. Все остальные выживали как могли – Полухин отлично помнил как ездил арестовывать врача скорой помощи, у которого умер пациент: «лепила» сообщил родным что за шесть тысяч которые ему платят он не обязан ехать ночью через полгорода. Деваться было некуда – даже на лесоповал хозяева комбинатов предпочитали нанимать неприхотливых карпатских гуцулов.

Он даже подумывал над идеей: сколотить свою бригаду, и так сказать, заняться смежным с его прежним занятием ремеслом. Но быстро отказался от этой идеи. В этой сфере деятельности все было давным-давно схвачено, да и не чувствовал в себе Полухин должной ловкости. А без ловкости в криминале одна дорога – на зону, куда бывшему менту попадать было нельзя ни коем случае. Опасно для здоровья.

Неудивительно, что объявление о наборе контрактников стало той соломинкой, за которую хватается утопающий. Чеченский опыт сильно помог, и уже спустя два месяца новоиспеченный командир отделения гонял по подмосковном плацу вверенных ему бедолаг-срочников. Конечно, деньги были смешные после ментовских золотых времен, но семьей он себя так и не обременил, да и вариантов особых для выбора не было.

И вот сегодня удача вновь повернулась к нему задом.

Полк его был вне сети раскинутой заговорщиками -и когда началось (о чем они узнали из безумных ТВ репортажей и по радио) должен был стоять себе спокойно ожидая когда все закончится. Но вот была одна деталь - И.О. командира его бригады – полковник Корольков, был завзятым демократом. Такие, как ни удивительно, еще встречаются – даже в армии. Даже в Российской Армии, в которой большинство офицеров «слыша слово демократия хватаются за пистолет».

Корольков совершенно искренне верил во все эти «права человека», «законность», «европейский путь России» – одним словом во все то, что племяш Полухина, любитель новомодного «падонковского» интернет-сленга именовал, глумливо кривляясь, «свабода и димакратия». Демократ Корольков даже посадил под арест на полные десять суток двух солдат-ингушей, вздумавших отметить годовщину смерти Ельцина веселой попойкой с песнями.

И вот сегодня «этот либераст» поднял часть по тревоге среди ночи, выгнал на плац, провизжал фальцетом что-то насчет угрозы для страны, переворота, наступающего тотализма... тьфу ты, тоталитаризма (и не выговоришь без стакана!) необходимости «сберечь Россию» и сообщил что они идут на Москву. Умнее всех поступил командир второго батальона капитан Авдошин. Он просто-напросто увел своих подчиненных прямо с развода, забаррикадировался в казарме, ощетинился стволами (благо, что боекомплект успели выдать до объявления причины ночного шухера), и заявил, что Корольков, то-то и то-то ему во все специфические места, может делать что хочет, а он своих солдат за эту сраную демократию против законных властей под пули не поведет. И под трибунал — тоже. И посоветовал остальным офицерам последовать его примеру.

И нашел единомышленников, кстати. Примеру мятежного комбата, например, последовала четвертая рота родного батальона Полухина – там просто взбунтовались солдаты. Роту эту недаром называли «мусульманской»: именно туда демократ Корольков с какого-то бодуна умудрился собрать большую часть призывников-кавказцев и татар. Вот и объявили представители «неправославной конфессии» во главе с капитаном Гизятдиновым вооруженный нейтралитет.

Но, увы – непосредственны начальник Полухина, командир третьей роты, капитан Елизаров, несмотря на свой антидемократизм, придерживался старого военного правила: «Приказ вышестоящего начальства, будь он трижды идиотским, сначала выполняется, а уже потом обсуждается». И без размышлений повел своих подчиненных за командиром, прорычав в ответ на робкие возражения одного из взводных, что пристрелит всякого, кто вздумает не исполнить приказ. А слюнтяю предложил сорвать погоны или застрелиться самому. Крут был капитан Елизаров. Не слишком далек умом, но крут...

Полухин не стал нарываться, а пошел по-ленински — другим путем.

Он, при выезде из расположения части, сознательно пристроился в хвост колонне – благо его водитель Степка Чикин и без того вырулил из парка почти последним. А на очередном повороте, когда батальон уже втянулся в окраинные улицы, щелчком тумблера вырубил рацию, согнал Степку с места и резко вывернул руль, направляя машину в неприметный переулок.

— Всё уразумели, голуби мои сизокрылые? – хмуро осведомился старшина у молчаливо следящих за его действиями бойцов.

Никто из солдат не пикнул: подчиненных своих Полухин не обижал, даже совсем наоборот – защищал и от начальства, и от дедов. Да и один из посаженных на губу Корольковым ингушей – ефрейтор Хакназар Гантимуров был именно из его отделения.

Довольно долго они петляли между домами, пока не Полухин не решил что видать, их бегство прошло незамеченным, и погони опасаться не следует. Да и на случай прокола у него был готов ответ: заблудились, мол, в незнакомом месте, прощенья просим, дураки мы деревенские.

— Ну что – вопросы будут? – повторил вопрос старшина.

— Никак нет, товарищ командир! – молодцевато отрапортовал за всех скопом ефрейтор Багдасарян.

— Ну, вот и отлично, голубки... – улыбнулся Полухин. — Слушайтесь дядю Михалыча, и будет все железно!

Вопросы, однако, были – у самого Полухина. И возникли они где-то на полпути сюда, когда ему пришла в голову одна довольно-таки неприятная мысль: кто и зачем затеял переворот, на подавление которого Корольков без раздумий кинул вверенных ему солдат, он представления не имел. А это ведь могло касаться его напрямую.

Предположим, что будет так, как он и думал, и военные возьмут власть. Тогда и говорить не о чем. Наоборот, проявившего смекалку старшину даже похвалят за то, что отказался стрелять в народ. Медальку, смотришь, какую дадут. А если это все же подстава, и хитро разыгранный для лохов спектакль, а того же демократа Королькова и ему подобных завтра будут показывать по всем телеканалам как спасителей демократической России? На его памяти, на Руси-матушке и не такое было. Что тогда будет с ним, старшиной? Ладно, если отбрешется, спихнув все на испортившуюся рацию и незнание местности. А если нет?

Опять же, кататься по городу на БТРе тоже не слишком удобно – в такой обстановке вполне можно схлопотать выстрел из гранатомета в борт от кого-то из бывших коллег, не разобравшихся в ситуации. Или от повстанцев каких-нибудь. Но не делится же сомнениями с этими пацанами? Закон известен: если в армии солдаты начнут рассуждать да сомневаться – пиши пропало. Как это и происходит в России, кстати.

Чтобы не показать своих сомнений, старшина распахнул люк и огляделся – хотя мог бы сделать это через триплекс.

Лицо обжег морозный воздух декабрьской ночи.

Вокруг был самый обычный городской пейзаж Московской окраины, старых спальных районов. Обычный квартал типовой застройки середины восьмидесятых, через дорогу — лес, вроде бы какая-то зона отдыха. А слева, за оградой – решетчатые фермы ЛЭП.

И тут в голову старшине пришла мысль, как выпутаться из неловкого положения. С милицейских-полицейских годов он помнил всякие спецправила на случай всевозможных чрезвычайных ситуаций -в том числе рекомендовавшие быстрее брать под охрану объекты жизнеобеспечения -вроде этой подстанции.

Нужно сейчас же заехать на эту подстанцию, и заявить что он прислан для их охраны. Вряд ли тамошние сторожа что-то заподозрят, да и никакая шальная маневренная группа или патруль не сунуться туда, где много электричества. Там он и пересидит два-три дня, пока все решится — сухой паек тоже выдали с боекомплектом. А кончится — вон, супермаркет какой-то через дорогу. Единственное что может испортить ситуацию – если там уже выставлена армейская или эмвэдэшная охрана, но и тогда в худшем случае его просто пошлют.

Если победят переворотчики – он скажет, что не стал поддерживать защитников прогнившего режима, и заступил по своей инициативе на охрану важного объекта. Если вдруг все же выиграют нынешние хозяева — он скажет что отстал от защитников демократии случайно, но заступил на охрану важного объекта, во избежание диверсий. В любом случае – худшее что может с ним случиться – опять выкинут вон со службы. Невесело, но тут уж выбирать не приходится.

— Значит так, хлопцы, – сообщил он вскинувшимся подчиненным. — Чтоб у нас не было неприятностей, будем делать так... Объясняю только один раз!.. Э! Клейменов! — прикрикнул он на взводного радиста, крутившего верньеры своей «шарманки». — Приказа лезть в эфир не было!

— А нет эфира, товарищ старшина, — поднял тот от рации бледное лицо, страшновато подсвеченное снизу синеватым светом. — Шум один по всем диапазонам... на длинных волнах еще проскакивает что-то, а на коротких и УКВ — глухо. Шуршит только, да воет.

— А ну, дай! — отобрал Полухин у пацана наушник и пару минут вслушивался в какофонию, царящую в эфире.

«Что за черт! — думал он, шаря по диапазонам. — Полчаса назад все нормально было...»

Он щелкнул тумблер стационарной радиостанции, но и там ничего нового не нашел.

«А ведь это мне только на руку... — подумал он. — И врать не придется...»

— В общем, бойцы, слушайте сюда...

И вот сейчас, пока №66-06 катил по заснеженной аллее, тускло освещенной синеватыми фонарями, он был убежден, что все прошло как нельзя лучше.

«Броник» затормозил возле двухэтажного беленого здания старообразной архитектуры – ровесника подстанции, расположенного на ее территории.

Полухин выбрался из люка, а к машине уже бежали люди в черной добротной униформе, вызвавшей мимолетную зависть Полухина. Правда, он не преминул отметить, что бронежилеты на них дерьмовые, тонкий кевлар – от осколка или даже от пули стандартного АК-74 толком не защитит. Да и оружие в руках, несмотря на грозный вид, они имели жиденькое — всего лишь пара мелкокалиберных карабинов «Сайга», да обычные «помповухи» у остальных.

— Заместитель начальника смены Кулаков, – доложил один из стражей.

— Старшина Полухин, — отрапортовал он в ответ. — Прибыл со вверенным мне отделением на охрану вашей подстанции. Во избежание диверсий и порчи имущества объекта особой важности.

— Простите... Нас не предупредили... – в голосе охранника звучало искреннее недоумение.

— Сам полчаса назад приказ получил, шеф, — развязно, как и следовало в разговоре со штатским, сообщил сержант.

— А посмотреть приказ можно?

— Посмотреть?!! — Полухин свесился из люка и, поймав охранника за меховой воротник, как щенка подтащил к себе. Ты что, сбрендил? Послушай, что в городе творится! Приказ оперативный, передан по рации.

Словно подтверждая его слова, над далекими крышами Щукина вспыхнула яркая точка, расточая вокруг мертвенное сияние.

«Осветительная – машинально отметил Полухин. — Начались дела веселые…»

— Мне приказали – выступить и заступить, а мы люди военные – приказ есть приказ, – играя туповатого вояку заявил он. — Хочешь, сам запроси своих — они подтвердят.

Ход был рискованный, но по тому, как отвел глаза штатский было понятно — и у них со связью нелады.

«Заварилась каша... — подумал Полухин. — Значит я молодец...»

— Есть у вас где отогреться? — сменил он тон, отпуская ворот охранника и даже стряхивая с него снежок. — И куда лучше нашу броню поставить заодно? – та же ладонь похлопала по заиндевевшему борту БТРа.

— Ладно, располагайтесь, – бросил Кулаков, расправляя воротник. — А машина пусть тут стоит. Напротив ворот. Только развернитесь, э-э-э... носом к воротам.

— Молоток, — одобрил старшина. — Понимаешь...

Спустя пятнадцать минут пятеро солдат уже расположились в любезно открытой дворницкой в цоколе административного корпуса, и прикорнули на лежках, подстелив под голову бушлаты. А сам Полухин вместе с оставшимися шестью устроился в БТР. Он был доволен – внедрение прошло весьма успешно, и теперь что бы там не случилось, а он, по крайней мере, остается не в проигрыше. Он даже подумал, что надо бы чуть вздремнуть...

Если бы он слышал, что за разговор сейчас идет в прокуренной дежурке охраны!