Милая Шарлотта

Глава 5. ШАТО-Д'ЭФФЕЛЬ

День бала стал триумфом для Шарлотты д'Эффель - очаровала и покорила всех в памятный вечер в Шато-де-Граммон именно она, а не именинница. Зеленые глаза блестели в свете свечей и обращены, казалось, к каждому и никому из присутствующим одновременно. Черные кудри чуть выбивались из прически, но Шарлотту это только красило, а на разгоряченных танцами щеках горел румянец. Она с такой легкостью и врожденной грацией парила по бальной зале, что юноши считали за честь коснуться руки молодой красавицы.

У юной Шарлотты был только один недостаток - ее отец не имел ничего, кроме небольшого поместья, которое едва ли могло прокормить его, и старинного замка в этом поместье, давно нуждающегося в ремонте. В замке всегда была полутьма, потому как жечь свечи понапрасну старый д’Эффель не позволял. Топилась только одна комната - та, что принадлежала Шарлотте. Сам же хозяин хорохорился, что «в их провинции в домах можно и вовсе не топить» и ходил вечно простуженным. В особенно холодные дни он кутался в старые камзолы и шали или же вовсе шел греться на кухню, бок о бок с дворней.

Старый д’Эффель был беден.

Шарлотта знала, что так было не всегда: когда-то, еще до ее рождения, отец носил титул графа де Рандан, имел обширные и богатые земли в провинции Анжу и был вполне счастлив со своей семьей, которая тогда включала его самого, его жену - наследницу старинного рода - ставшую впоследствии матерью Шарлотты, семнадцатилетнего Анри и двух маленьких дочерей. Но графу хотелось большего, хотелось быть ближе к власти…

…Это был 1651 год - разгар событий, которые в последствие назовут французской Фрондой. Граф понимал, что это было время, когда каждый мог вытянуть счастливый билет, достаточно лишь правильно выбрать сторону - кардинал Мазарини или принц Конде? И тот, и другой в случае победы осыпал бы сторонников всевозможными благами. Пока тогда еще молодой граф решал, к какой из сторон присоединиться, его сын Анри, горячий и своевольный, поддержал Конде - человека королевских кровей умного и жесткого, в отличие от пронырливого казнокрада итальянца Мазарини, который никогда не был особенно популярен. Того, что за Мазарини стоял малолетний король Людовик XIV никто во внимание не принимал - мальчику было всего восемь лет.

Кто бы мог подумать, что уже на следующий год Фронда потерпит грандиозный провал, а всех сторонников мятежного принца отдалят от Двора, лишат титулов и привилегий. Под раздачу попал и граф де Рандан: титул, как и земли в Анжу, были отобраны. Осталось лишь матушкино приданое - Шато-д'Эффель - некогда богатое поместье, но разграбленное и пришедшее в запустение за время Фронды.

На голову семьи д'Эффель посыпались и другие несчастья: отец жестко поссорился с Анри, после чего юноша навсегда ушел из дома. Матушке, без ума любившей сына, это серьезно подорвало здоровье. Очередная вспышка оспы унесла ее жизнь и жизни двух ее старших дочерей, пощадив лишь годовалую Шарлотту.

Мать Шарлотте заменила ее кормилица - толстая и громогласная итальянка Сильва. Это при Дворе итальянцы были теперь не в почете, а в захолустном д'Эффеле до дворцовых нравов никогда никому не было дела.

Отец так больше и не женился, мечтая лишь об одном - вернуть утерянные титул и земли. Будь у него второй сын, мальчик мог бы вступить в армию короля и доказать свою преданность трону, но Шарлотта была девушкой, что временами расстраивало отца. Но по мере взросления его красавицы-дочери д'Эффель все больше укоренялся в мысли, что Шарлотта должна попасть ко Двору - ей с ее красотой и обаянием там самое место!

Шарлотта о мыслях отца знала и вполне их поддерживала. А порой шла и еще дальше: ей как-то довелось увидеть портрет Дианы де Пуатье, возлюбленной короля Генриха II, и она со всей серьезностью подумала тогда, что ничем не хуже этой фаворитки короля. А, пожалуй, даже и лучше. Шарлотта не сомневалась: стоит ей лишь улыбнуться Его Величеству, тот простит батюшку и вернет вожделенные титул и земли.

Именно такие мысли посещали голову Шарлотты - и довольно часто - до памятного бала. Сейчас больше всех на свете титулов ей хотелось получить послание от мсье де Руана, от Шарля. Любое - пусть даже записка, состоящая из двух слов, лишь бы знать, что он к ней неравнодушен. Что после их встречи в графском лесу он думал о ней хотя бы минуту.

Проснувшись по обыкновению с рассветом, Шарлотта оглядела стены и потолок из неровного серого камня, покрытые гобеленами, на которых, впрочем, все равно нельзя было разобрать орнамента - настолько они были старыми и пыльными. Узкая комната - не от недостатка места в замке, а, чтобы меньше топить; старая кровать, пара сундуков в углу, стол с письменными принадлежностям да зеркало, у которого Шарлотта причесывалась.

Барышня с грустью посмотрела на роман, который читала ночью - в нем прекрасную героиню каждое утро будила горничная в залитой солнцем спальне, потом приносила ей ароматных булочек на завтрак и ежеминутно говорила, какой же красавицей уродилась ее госпожа.

Вздохнув и в который раз пообещав себе выгнать Брижит, Шарлотта откинула одеяло и сама подошла к окну, раздвинула занавески. Солнце давно встало, но во дворе были тишь да покой - слуги в этом доме вставали, похоже, позже господ.

- Брижит! - крикнула, как могла громко Шарлотта во двор. Ответом ей было лишь кудахтанье кур из птичника. - Ох, и достанется же когда-нибудь этой девчонке!

Ворча в адрес горничной, Шарлотта сама принялась стягивать на себе корсет, влезать в домашнее платье и заплетать в простую косу волосы.

- Сильва, - влетая в кухню, все еще кипела она, - верно, во всей деревне нет более ленивой крестьянки, чем моя Брижит! Хоть бы раз она разбудила меня, как полагается будить барышню… Полей мне, кормилица, умыться хочу.

- Батюшка ваш тысячу раз предлагал взять другую девчонку. - Сильва нехотя обтерла руки о передник и лила воду из кувшина на руки девушки. - Вон управляющего дочка уж такая умелица растет…

- Она и двух слов сказать не может - скучно с ней.

- Люсиль можно взять, птичницу, она вашего возраста как раз.

- Эта страшная как смертный грех, ночью увижу - испугаюсь.

- Ну а Николь, племянница моя, чем не угодила? - уже со смехом спрашивала Сильва.

- Племянница твоя просто глупа: что на уме, то и на языке - разве такой должна быть горничная?

- Тогда и мучайтесь с этой неумехой: какие господа, такова и прислуга.

- Что?! - возмутилась было Шарлотта, но быстро стихла - кормилица позволяла себе и не такие вольности.

К тому же появилась, наконец, Брижит - невысокая чернявая девушка в розовом, некогда господском платье. Она, кокетливо покачивая бедрами, прошлась по кухне и с лукавой улыбкой смотрела на хозяйку.

- Где ты пропадала все утро?! Ни платья мне не приготовила, ни воды для умывания, и я уже молчу о ванной!… И, кроме того, ты должна помочь мне истолковать сон!

- Сон? Вам приснилось что-то о мсье…

- Не здесь, я тебя умоляю, пойдем, - барышня вскочила из-за стола и, бросив сердитый взгляд на Сильву - не дай Бог расскажет папеньке - повела горничную в свои покои.

Лучшими подругами Шарлотты считались мадемуазель де Бриенн и мадемуазель де Жув. При встрече они радостно бросались на шею друг дружке, целовались в щечки и, тепло пожимая руки, начинали говорить о моде и провинциальных сплетнях. Однако свои сердечные тайны и мечты о будущем Шарлотта поверяла лишь своей горничной, которую и в мыслях не могла назвать своей подругой, и была полностью уверена, что та ее тайн никому не выдаст - просто потому, что Шарлотта в равной степени владела и сердечными тайнами своей служанки…

Заперев поплотнее дверь спальни, Брижит села на кровать подле госпожи и со всей серьезностью принялась толковать давешний ее сон. По словам служанки выходило, что со дня на день Шарлотту ждет встреча, которая изменит всю ее жизнь.

- Кроме того, сегодня вас ждет письмо! - радостно объявила Брижит.

- Письмо? Да нет, ты что-то путаешь - сон мой совсем не об этом.

- Сон, может быть, и не об этом, но… - Недоговорив, девушка извлекла из-за корсажа запечатанный конверт. - Письмо вам, барышня. Крестьянка из соседней деревни сегодня передала, сказала, что вашей госпоже - вам, то есть - лично в руки. Ну же, открывайте, что там?

Шарлотта медлила. Неужто мечта ее сбылась, да так скоро? Чуть подрагивающими пальцами она сломала печать и развернула послание:

«Любезная мадемуазель д’Эффель, я, как Ваша старшая подруга, чрезвычайно обеспокоена тем, что намедни в воскресенье Вы пропустили церковную службу. Все мы грешны, моя дорогая Шарлотта, и соблазны подстерегают нас на каждом шагу, потому прошу Вас быть завтра в церкви Святой Елены на утренней проповеди отца Иоанна.

За сим прощаюсь, Ваша подруга, Жоржетта де Мирабо»

Перечитав письмо трижды, Шарлотта отложила послание, не в силах разобраться. С чего это Жоржетте, которая и здоровается-то с нею сквозь зубы, вдруг называть себя подругой Шарлотты? И когда та успела стать столь набожной? Шарлотта действительно пропустила вчерашнюю службу, потому что папенька в единственной коляске уехал по делам - не являться же в церковь на телеге или верхом?

С чего бы вообще Жоржетте печалиться о грехах Шарлотты? Или же… ведь та говорила, что с детства знакома с мсье де Руаном, должно быть, они сохранили дружбу и сейчас. Что, если Жоржетта пригласила ее по просьбе Шарля?!

Осененная этой мыслью, Шарлотта подхватила юбки и со всех ног понеслась к папеньке - ей нужно быть на завтрашней службе во что бы то ни стало!

Без стука она вбежала в батюшкин кабинет, где тот, как всегда перед обедом, разбирал счета:

- Папенька, моя подруга, Жоржетта де Мирабо, писала мне - она просит меня быть завтра на утренней службе! Умоляю вас, можно мне взять коляску?

Батюшка тяжело смотрел из-под бровей и, казалось, дословно знал, о чем думает его дочь:

- В церковь, говорите? А с каких это пор дочь герцога числится в ваших подругах?

- Ах, папенька, на этом балу в замке де Граммон я так сдружилась с мадемуазель де Мирабо, что теперь считаю дни до следующей нашей встречи… Вы же знаете, мы, провинциальные девушки, живем от бала до бала, а в остальное время только и перебираем в памяти наши разговоры, тоскуя за пяльцами о приличном обществе…

- Помню-помню я тот бал, - папенька, кряхтя, пересел на софу с побитой молью обивкой и ладонью похлопал по месту рядом, приглашая сесть дочку. Шарлотта не замедлила присесть: она с ногами забралась на софу и положила голову на плечо папеньки.

Девушка вспомнила, как любила сидеть точно так же на этой софе в детстве: папенька читал бумаги и, бывало, даже «советовался» с ней по вопросам ведения хозяйства. Сейчас Шарлотта понимала, что батюшка играл с ней, но тогда полагала свои советы очень важными и правильными. Нет, хотя и было ее детство бедным, но Шарлотта всегда была счастлива.

- Бал-то я помню, - продолжал папенька, - да только вы не с барышнями, а молодыми дворянами все больше разговоры водили. Эх, была бы мать жива, никогда бы такого не позволила…

- Да что вы, батюшка, рано мне еще о молодых дворянах думать! - горячо возразила девушка.

- В самый раз вам о них думать, в самый раз, - вздохнул отец. - Уже семнадцатый годок пошел, давно невеста.

- Восемнадцатый, - поправила Шарлотта.

- Тем более! Ну да ладно, ваш брак - моя забота. А дочку герцога уважьте, раз сама в подруги набивается. Возьмите коляску, я Жану сам велю, чтоб отвез вас завтра в церковь.

- Спасибо, папенька! - Шарлотта звонко чмокнула отца в лоб, вскочила на ноги и понеслась к себе: еще ведь надобно обсудить с Брижит наряд для завтрашней встречи.