Аннотация: Короткие и очень короткие рассказы, изречения и фразы. Время от времени обновляется. На текущий момент — 48 миниатюр. Дата последнего обновления — 31 июля 2008.
Поздний вечер. Я смотрю телевизор. Дети играют в своей комнате. Жена тоже занимается своими делами. Вдруг слышу следующий шум — кто-то нагло вставляет ключ в замочную скважину и пытается открыть дверь. По спине непроизвольно забегали мурашки — ключей от нашей квартиры у родственников нет. Да и позвонили бы они — видно же что свет горит.
Почему-то осторожно подхожу к двери. Жена и дети испуганно выглядывают из детской комнаты. Заглядываю в глазок — что-то темное перекрывает весь обзор.
— Кто там? — спрашиваю.
Тихо.
Снова заглядываю в глазок — коридор пуст. Топчусь еще какое-то время у двери. Снова заглядываю — пусто.
— Наверное ошиблись, — говорю я своим.
Потихоньку жизнь в квартире нормализуется, все возвращаются ко своим делам, я снова ложусь на диван перед телевизором, как вдруг снова слышу знакомый шум.
Я подхожу к двери но открыть ее все же не рискую.
— В чем дело? — решительно спрашиваю я через дверь.
Тишина. Смотрю в глазок — пусто.
В полном недоумении подхожу к своим, пожимаю плечами, подхожу к окну в надежде посмотреть кто будет выходить из подъезда.
Вышел мужик в белой рубашке (лето) и скрылся в темноте. Я еще постоял у окна и вижу что мужик в белой рубашке решительно возвращается к подъезду. Я подошел к глазку. Жду. И точно — поднимается лифт (8 этаж) и мужик в белой рубашке решительно направляется к нашей двери. Слышу звук ключей.
— Мужик, ты меня достал, — говорю я и иду на кухню, беру большой кухонный нож для разделки мяса, открываю дверь — пусто. Прислушиваюсь — лифт не движется, значит таинственный мужик где-то спрятался поблизости. Потихоньку поднимаюсь наверх к мусоропроводу держа нож наизготовке — нет никого. Стал спускаться вниз. Вижу — мужик сидит на ступеньках.
Убрал нож — неудобно как-то. Подошел. Стою у него за спиной.
— Мужик, — говорю я. — Какого… тебе надо? Какого… ты ломишься в мою дверь?
Молчит.
Вижу — пьяный, действует на автопилоте.
— Еще раз ткнешься — руки пообломаю, — на всякий случай говорю я ему в спину.
Молчит. Не шевелится.
Я еще постоял и ушел.
Но больше он не ломился.
Мне приснился сон. Абсолютно реальный для меня в тот момент. И еще он примечателен тем что персонаж сна очень настойчиво рекомендовал мне запомнить несколько фамилий. И я их запомнил. И помню до сих пор. В тексте я привожу их добуквенно — т. к. именно так и запоминал, чтобы не дай бог не ошибиться.
Итак, собственно сон — дословно и без каких-либо изменений (хотя вполне допускаю, что что-то я мог упустить, какие-то мелкие детали или события).
Я приехал в командировку в свою бывшую воинскую часть (Западная Украина, Карпаты). С огромным любопытством прошел по улочкам военного городка, с удивлением отмечая большое количество новых, тесно расположенных домов. В мое время дома были раскиданы друг от друга, прячась в густых деревьях. Пришел в техническое здание — лет 20 уже здесь не был. Встретился с каким-то полковником, рабочее место которого располагалось совсем неподалеку от моего родного подразделения, сделал все, что надо было по командировке.
— И еще будет одно задание, — напоследок сказал он.
— Ну, хорошо, — согласился, еще не понимая о чем идет речь. — Я только зайду к своим, посмотрю на места, где я провел два года.
Он согласился, и я прошел по коридорчику от его кабинета, подошел к дверям, за которыми раньше сидели женщины-машинистки. С волнением открыл дверь, вошел. Зал был тот же самый, просторный, с плотно зашторенными окнами. Только никого здесь не было. И столы другие — черные, и оборудование на них мне было незнакомо — отсутствовали старые телетайпы, на которых женщины корректировали шифрограммы, причем, на уровне перфоленты — склеивали ее, прокалывали необходимые отверстия, что-то заклеивали; и «ресы» на которые женщины выводили окончательный вариант своей работы. Эти рулоны они потом отдавали прапорам спецсвязи, которые и передавали их в Москву.
Я посмотрел направо в самый дальний угол — на дверь купейного типа. За ней в мое время располагалась узкая тесная каморка, плотно набитая вычислительной техникой и оборудованием связи — мое бывшее место службы. Оттуда ко мне шел человек в штатском.
— Я раньше служил здесь, — постарался я объяснить свое появление, не дожидаясь, когда он вызовет охрану — посторонним нельзя.
Он приблизился. Внимательно посмотрел на меня.
— Замечательно, — сказал он и полез в карман куртки.
Достал оттуда четыре охотничьих патрона 12 калибра. Все — зеленого цвета. Подал мне. Я зачем-то их взял.
— Ну пойдем, — сказал он. — Передам тебе все остальное.
И я пошел с ним.
Мы вышли из здания, прошли КПП-3, спустились с горы, прошли мимо казарм и штаба, прошли КПП-2, выйдя в военный городок. И тут он повел меня какими-то совершенно незнакомыми мне улочками, завел в современное здание замысловатой конфигурации (в мое время дома были в основном сталинской постройки — высокие потолки и газовые колонки вместо горячей воды).
Поднялись по лестнице. В дверях я столкнулся с женщиной, которую уже видел по приезду в воинскую часть. Она оттаскивала в сторону какие-то большие прозрачные пластины, давая нам возможность пройти — здесь явно шел ремонт.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался я, ожидая, когда она закончит свою работу. Мой спутник принялся ей активно помогать.
— Здравствуйте! — почему-то весело посмотрела она на меня. — Кстати, какие у вас планы на сегодняшний вечер? Мы могли бы зайти ко мне в гости. Я, знаете, одна живу.
Я смутился и замялся, а она только рассмеялась. Ушла.
Мой таинственный спутник открыл передо мной стеклянную дверь, и я очутился в узком длинном помещении. Как я понял — это была его жилая комната. Шириной она была метра полтора. В длину — метров семь. Слева — сплошной ряд стекла. Справа — голая стена. И там и там — батареи отопления. А между ними почему-то стояли переносные обогреватели. Больше никакой мебели здесь не было.
— Холодно здесь, — пояснил мужчина, заметив мой взгляд. — Пришлось включить. Правда предохранители часто выбивает.
— Ну да, — согласился я, трогая еле теплые батареи. — Такой ток течет.
Я посмотрел в окно. Уже темнело. Это здание представляло собой два, стоявших друг напротив друга и соединенных перемычками. За окном располагалась одна такая перемычка — в два этажа. На первом — ряд окон, точно такие же, как и в этой квартире. Второй этаж представлял собой переход между двумя зданиями.
— Вам надо будет зайти в одно место, — между тем сказал мне мужчина, копаясь в дальнем углу квартиры вокруг невесть откуда появившегося стола. — В 15 метрах от КПП-1.
— И что там? — поинтересовался я.
— Заберете оттуда одного человека.
Я только пожал плечами.
Зашли какие-то гости. Мужчины, женщины. Расселись за столом. Знакомая мне женщина тоже была среди них.
Выпили. Хозяин этой странной квартиры захмелел. Отвел меня в сторонку.
— Ты как зайдешь к ним, сначала построжься, голос подай, чтобы засуетились, — по-отечески посоветовал он. — Тогда меньше вопросов будут задавать.
— А что там? — наконец спросил я, так как ничего не понимал.
Но он только хитро посмотрел на меня, покачав указательным пальцем.
Снова выпили.
— Так туда, поди, не всем можно? — наконец стало доходить до меня.
— Конечно! — искренне удивился он моей несообразительности.
— И есть список доступа?
— Само собой!
— Так меня же не пустят! — воскликнул я, впрочем, совершенно не перекрывая шум от гостей.
— А ты назовешь специальное имя! — радостно сообщил мне мужчина.
— Какое? — спросил я, соображая, что это имя есть в списке, а как выглядит его обладатель, там явно никто не знает.
— Щербаненко Сергей Андреевич. Запомнил? Я напряг память, понимая, что если забуду — в том маленьком здании мне придет конец. Несколько раз повторил про себя.
— Ну, я пошел, — сказал я, вставая и думая про себя, как же мне найти своего полковника — ведь у него дело еще было ко мне, а уже поздно и его наверняка нет в техническом здании. Спрошу его адрес в штабе, наконец сообразил я.
Стал одеваться. Мужчина стоял рядом. Знакомая женщина сидела совсем неподалеку, спокойная, серьезная, совсем не смеялась в этой шумной компании.
— А в каком виде туда идти? — спохватившись, спросил я у мужчины, вспоминая, что у меня от службы остались шинель, хромовые сапоги и фуражка. — В форме?
— Ты что? Только в штатском! — пьяно вспыхнул он. — Не вздумай!
Я понимающе кивнул. И мне так проще.
Застегнул куртку. Посмотрел в окно. Неподалеку виднелась дорога, плотно забитая медленно двигающимися куда-то влево автомобилями. Пробка.
— Где мы находимся? — спросил я, стараясь сообразить, в какую сторону мне идти, чтобы попасть на КПП-1. Данное место военного городка мне было совершенно незнакомо.
— Это объездная дорога, — ответил мужчина и махнул рукой в направлении движения транспорта. — Иди в ту сторону.
Я кивнул, удивляясь застроенности. При мне в городке была только одна дорога — центральная, которая проходила через все три контрольно-пропускных пункта. Посмотрел на женщину.
— Пойдемте, — зачем-то сказал я ей. И она тут же молча встала и без всякой улыбки спокойно оделась.
— Да и еще, — у самой двери поймал меня за руку хозяин странной квартиры. — А начальник у них знаешь кто?
— Кто? — переспросил я, понимая, что это мне знать тоже необходимо — вдруг они там спросят?
— Майор из твоего подразделения, — хитро улыбаясь, сказал мужчина. — Командир переводчиц. Диетов Джахгар Рахманович.
Он протянул мне кусок деревяшки, на котором химическим карандашом был нарисован портрет властного мужчины, а под ним — написано это имя. Наверное, чтобы я не запутался в буквах и мог правильно произнести его.
Я повторил про себя несколько раз. Вроде запомнил. Но тут я с ужасом вдруг понял, что стал подзабывать предыдущую фамилию. Тут же напрягся, вспотев от волнения, кое-как вспомнил, с явным облегчением повторил несколько раз, вбивая себе в голову ничего не значащие для меня имя и фамилию.
И так, идя за женщиной и глядя ей в спину, я повторял и повторял эти две фамилии, пока не проснулся. Последней моей сонной мыслью было — а куда мне отвести этого человека? Полковнику? Может, это и было его последнее задание? И как все-таки зовут это женщину? И кто она?
Но ответа на эти вопросы я уже не получил.
Такая вот сонная история произошла со мной накануне Нового Года.
27 декабря 2007.
1) Сентябрь 2001. Решил поставить коронки, т. к. впереди отсутствуют два зуба — наследие советской стоматологии, когда проще было зуб вырвать, чем его полечить (очереди с 5 утра занимали), а тем более — протезировать. Пришел в Карат-Сервис. Мастер предложил поставить металло-керамику — мол, и красиво т. к. ближе к натуральному (металло-пластмасса мол все-таки заметна что не свои).
— А как насчет прочности? — с сомнением спросил я. — Все-таки керамика, материал не очень то прочный. Будешь щелкать орехи, она и посыплется.
— Прочность очень хорошая, — уверенно заявил мастер. — Сейчас такие материалы делают… проволоку можно грызть.
Этот довод меня убедил, и я согласился. Мастер осмотрел зубы.
— Итак, — подвел он итог. — Чтобы мост держался хорошо, надо цеплять его на крайние зубы. У вас два пустых места, значит надо у четырех зубов удалить нерв.
Я согласился.
— Следующее, — заметил мастер. — У вас получаются передние два свои (дырки были по краям). И они будут выделяться среди коронок, т. к. сами понимаете — подобрать цвет керамики под свои зубы нереально — все равно какие-то расхождения будут.
И с этим я согласился.
— Убираем эти два?
— Убираем.
Итого: мастер снял мои старые золотые коронки, прослужившие мне около двадцати лет (на первом курсе мать нашла знакомых и на дому мне поставили золото), сточил мне почти до основания шесть живых зубов (естественно, предварительно убив в них нервы).
Сделали коронку. Вроде ничего — симпатичнее, чем ходил с золотом и дырками. Окончательно приклеили в день атаки самолетов с террористами на американские небоскребы. По крайней мере возвращаясь домой я в автобусе слышал передачу об этом событии.
2) весна, 2002. Произошел скол. Т. е. впереди кусок керамики отвалился, обнажив черноту железа. Рот открывать стало опасно — уж больно жуткое зрелище.
Сорвали коронку. Зубы при этом немного покрошились. Их поправили. За бесплатно — по гарантии.
3) осень 2002. Коронка вдруг сама слетела и чуть не свалилась в тарелку с супом.
4) зима 2003. Снова скол. Снова сорвали коронку. Снова подправили зубы, вставив в один из них — который вообще перестал торчать над десной — железный штырек.
5) 2003. Очередной скол. Поставили железный штырек еще в один зуб.
6) 2005. Скол.
7) 2007. Коронка свалилась. Выяснилось, что треснул зуб. Все-таки на какой стороне моста не жуй (кусай) — нагрузка ложится на все зубы, а на какой-то из них, исходя из особенностей конструкции — больше всего.
— Ну что ж, — с сомнением сказал мастер. — Корень у этого зуба очень тонкий. Я конечно поставлю железную скобку, но будет ли она держаться? Да и соседний зуб тоже плоховат.
Потом выяснилось, что и на коронке есть трещина, и что очень скоро снова будет скол.
Такой вот неожиданный финал.
Итого: Пришел к врачам со здоровыми зубами, и через семь лет получил полное отсутствие оных во рту.
Такая вот забавная история.
Декабрь 2007.
Таня — на дипломе. С дочкой (два годика и три месяца) возится ей проблематично — совсем нет времени на диплом. Поэтому решено было отправить ее к теще. Что тоже большая проблема, т. к. Маша ни на шаг не отходит от мамы, и если что — в рев — мол, мама ее бросила.
И вот Таня с тещей придумали следующее — сказали Маше, что дедушка заболел и что надо срочно ехать его лечить.
Я прихожу с работы и Маша серьезным-серьезным тоном мне начинает говорить: Папа, деда боеи, наа с-оно еить! И смотрит на меня такими глазами, проникшимися глубокой важностью момента, и даже — как-то расстроено. И от этого детского взгляда, явно искренне переживающего за дедушку, мне вдруг стало очень стыдно перед дочкой за этот обман. И я отвел глаза.
14 дек 2007.
Год 1981 или 1982, студенчество, производственная практика в городе Фрунзе, на каком-то заводе, выпускающем бортовые компьютеры для истребителей.
Нам, естественно дают работу что попроще. Приставили нас вдвоем с другом Пашей к какому-то мастеру.
Задание 1: делать соединительные кабели. Мастер объясняет (здесь я его слова заменил на эквивалентные) — Вот эту херовину прихерачиваешь к этой херовине, а эту херовину херачиш вот в эту херовину.
Поняли. Сделали.
Задание 2: делать корзины, в которые будут напаиваться радиоэлементы. Обьяснение, как надо их делать, ничем не отличалось от предыдущего.
Но тоже поняли. Сделали.
И все остальные задания объяснялись этим мастером точно так же. И как это ни странно — было в общем-то понятно.
Жизненный вывод: Вот так, фактически пользуясь всего лишь одним словом русского языка, в России выпускались достаточно сложные многофункциональные приборы.
1973 год. Крым, Судак. Мне — 12 лет. Сосед — главный механик Толмачевского аэропорта. Его многочисленные рассказы по вечерам о гибелях Ту-104 (в те времена не писалось об этом в газетах), и что это очень плохой самолет, и какие конкретно в нем недостатки. Мол, Ил-18 — получше все-таки, может летать на двух двигателях, планировать и садится на воду в конце-концов. Но обратно нам лететь на Ту-104. Восемь часов полета. Большего ужаса я в своей жизни не испытывал. Да и к самолетам с тех пор стал относиться довольно плохо.
Часто от бездетных семей слышу один аргумент — а зачем? И так все хорошо. Зачем лишние проблемы?
Ответов на это два:
1) Тебе дали жизнь, взвалив на себя проблемы — будь добр, дай жизнь другому.
2) Когда-то в будущем у одного найдется кто-то, кто скажет — «А вот мой дедушка…». А у другого такого уже никогда не будет.
13 ноября 2007.
Суббота, 10 ноября 2007 года. Ко мне пришли друзья — попить пива. Включили телевизор — ничего интересного нет. Тогда решили посмотреть DVD. Сверху, на телевизоре лежала стопка дисков. В основном — мультфильмы для двухлетней дочери. Из взрослых — сборник с Одри Хепберн и немецкая порнуха «Дикая Джина». Парни, естественно, захотели посмотреть порнуху. Поставил. Обыкновенная тоска. Однообразные постельные сцены вскоре надоели и Паша включил просмотр в ускоренном режиме. Звук пропал (что, конечно же улучшило просмотр), да и динамики прибавилось. А потом я ушел на кухню за очередной бутылкой пива, а когда вернулся — мужики уже смотрели мультфильм — Трое из Простоквашино. Такой вот неожиданный поворот.
1982 год. Конец 4-го курса. Офицерские сборы. Войсковая часть охраны аэропорта г Барнаула.
Свободного времени много и мы либо болтаемся по лесам, играем в футбол, в покер на спички (в связи с чем раскупили все спички в военном магазине) и в шахматы.
Как-то раз подходит ко мне Лыков. Предлагает сыграть. Я знаю, что у него 2-й разряд. Мои же достижения — в 12 лет решал задачки, публикуемые в журнале Костер, решил все и получил какую-то бумажку с каким-то разрядом. Все на этом.
Сели играть. Я быстро проиграл и ушел. Слоняюсь по территории. Вижу, Лыков с другим крутым шахматистом, перворазрядником Тарасовым, склонились над шахматами. Подошел. С трудом сообразил, что они разбирают мою партию. Лыков запомнил все ходы, показывает, звучат фразы типа — а здесь слабые черные поля, и т. д., они рассматривают варианты на много ходов вперед, потом безошибочно возвращая положение фигур к первоначальному варианту. И так — фактически по каждому ходу партии.
Тут-то я и осознал, что же все-таки такое — шахматы высокого уровня.
Конечно, круглосуточно находится вместе с двухлетним энергичным подвижным ребенком очень тяжело. Несмотря на несомненную радость. Устаешь от капризов, требований, постоянного внимания за ним. Все-таки требуется время от времени отдыхать. На то и бабушки с дедушками существуют.
Вот и мы, набравшись смелости, отвезли дочку к родителям. Но как уйти, когда она постоянно держит маму за руку и не отпускает? Попробовали уговорить остаться погостить, чтобы уйти без обмана — не получилось — дочка в рев. Тогда родители повели внучку на другую половину частного дома — показать мышеловки. И пока они там ходили, мы быстро убежали.
Через десять минут Маня радостная вбежала в комнату с криком — Мама, мама! — желая поделиться увиденным. И потухла — нет никого.
— Мама ушла в магазин, скоро придет, — сказала бабушка, желая успокоить поникшего ребенка.
— Неть, — печально, но твердо ответила двухлетняя Маша. — Мамы нетю.
13 окт 2007.
Дочка (год и восемь) проснулась совсем рано — в семь утра. Громко расплакалась, никак не желая успокаиваться. Да и как ее понять, в ее неполных два года, чем она недовольна?
Пришлось вставать, одеваться, умывать ребенка.
— Теперь намучимся мы с ее усыплением, — сказала жена.
В дверь постучали. Соседка. Попросила помочь. Я прошел к ним. Оказалось — скорая помощь. И надо будет соседа отнести на носилках в машину.
Сосед между тем совершенно спокойно сидел в кресле. Деловито отдавал распоряжения жене, типа, достань мой паспорт из верхнего ящика, дай мне носовой платок, бритву… Жена, вытирая слезы, покорно все выполняла.
Вошел двухметровый санитар с мягкими носилками, сделанными из пленки. Расстелил их на кровати.
— Ложитесь.
Сосед спокойно встал, подошел к кровати, неуклюже лег, не зная, как надо правильно.
— Мне укол поставят. Я отлежусь, и поеду принимать экзамены, — сказал он плачущей жене.
Сосед что-то преподавал у кадетов.
Санитар взялся за ручки носилок. Я — тоже.
Как нести — непонятно. По идее — головой вперед. Но — квартира тесная, коридоры — узкие. Пока выбрались на лестничную площадку, приходилось и так и эдак, нещадно тряся несчастного соседа, который с какой-то обреченностью смотрел на нас снизу.
Остановились у лифта.
— Мы разве войдем? — осторожно спросил я.
— Да, — кивнул немногословный санитар.
Дверь открылась. Вошли.
— Подожмите ноги, — скомандовал санитар.
Сосед покорно поджал, оставаясь фактически в сидячем положении.
Дверь закрылась. Поехали.
На улице уложили его на выдвинутые из машины носилки. Санитар схватился было их запихнуть, но что-то не получалось.
— Колесики не входят, — сказала женщина в белом халате.
Санитар кивнул, откатил носилки немного назад и снова с разгона с силой пихнул их в машину. Снова не получилось. Санитар снова откатил носилки.
Голова соседа энергично болталась, но он молчал.
С третьей или четвертой попытки наконец-то носилки вкатились внутрь.
Санитар залез в салон, хлопнув дверцей, и я остался один.
Скорая уехала.
Я поднялся. Сказал соседке, что все будет хорошо, сосед, мол, совершенно бодр, поправится. Вернулся домой.
Жена собралась и уехала в институт — сессия.
От недосыпания дочка капризничала. Я ее кое как покормил, одел на улицу, сходил в автогородок, где в такую рань (10 часов утра) никого еще не было. Пусто. Погуляли, походили по лужам, поковырялись лопаткой в мокром после дождя песке. Через два часа вернулись домой. Дочка отчаянно зевала.
Я ее снова покормил. Попытался уложить на дневной сон. Но спать она категорически отказалась. Никак не удавалось ее уложить. И на руках носил по комнате, качал, и уговаривал, что велосипедик ей купим — ничего не помогало.
Снова постучали в дверь. Оказалось — сосед умер в больнице.
Я закрыл дверь.
Дочка радостно играла в куклы, требуя и от меня того же. Я включился в ее игру, стараясь тоже радостно лепетать, и за кукол, и за собачек с зайками.
Не выдержав, сходил на кухню, налил себе сто грамм водки. Выпил. Поднял ребенка на руки.
— Солнышко, надо спать, — сказал я дочке. — Проснешься, и мы с тобой пойдем в зоопарк, — добавил я. — На тигров смотреть, на лисичек, на агути.
И дочка вдруг спокойно уснула.
Жизнь продолжалась.
А я выпил еще одну рюмку водки.
11 июня 2007.
Соседу посвящается.
С фэнтези, с их вечной идеей битвы сил добра и зла мне не повезло. Первой же книгой на эту тему оказалась какая-то из книг Майкла Муркока. Казалось бы обыкновенный сюжет. Главному герою, чтобы достичь какой-то своей цели, необходимо помочь силам Добра. Выполнить несколько их желаний. Он болтался по миру, выполняя одно за другим. Предпоследним было — найти глаз какого-то древнего божества. И вот главный герой бродит по болоту, находит потерянный глаз. Но встречает это божество. Естественно, глаз наш герой возвращать не собирается — мол, самому нужен. Невольно разговорились. Наш герой все рассказал. А дальше в книге говорилось примерно следующее: «Задумалось божество. Взяло, да и уничтожило все силы Зла. А потом еще немного подумало, да и уничтожило все силы Добра. Мол, для равновесия в мире.»
Вот такая оказалась неожиданная концовка.
С тех пор все подобные истории я невольно рассматриваю через эту призму.
1 апр 2007.
Плохо, когда сон воспринимается разумом как настоящая реальность.
То приснится сказочная страна со странными людьми, сказочным лесом, городом, небом. И нашествие неизвестных сил. По крайней мере где-то вдали на окраине города купола и черепичные крыши в дыму и огне. Враг приближается, отмечая огнем движение своего войска. Проснешься и, обалдевший, никак не можешь понять кто ты и где ты…
То вообще — школа. И почему-то — немецкие танки и мотоциклы под окнами. И слышна немецкая речь на первых этажах, автоматные очереди. А потом немцы входят в класс, спокойно смотрят на нас, школьников, испуганно сбившихся в кучку. Подходят, неторопливо выхватывают ребятишек по одному, отводят в сторону, расстреливают. И вот очередь доходит уже до меня. Они приближаются. Сердце останавливается. Я вжимаюсь в кучку пацанов, стараясь стать незаметным. Только бы не меня! — кричит что-то внутри. Но жесткие руки с засученными рукавами хватают именно меня. Ноги сами собой подкашиваются, становясь ватными. Дикий ужас от того, что вот сейчас тебя убьют… Ты просто умрешь… И боль от множества пуль, бьющих в грудь… И жар, вдруг охвативший тело. А потом — просыпаешься и долго ничего понять не можешь. Тупо смотришь в потолок. Потом — в зеркало, не появились ли седые волосы. И целый день ходишь сам не свой.
29 марта 2007.
35. Туризм. Посадка на Як-40.
Лето. Возвращаюсь из командировки из солнечного города Нефтеюганск. Лечу на Як-40. Подлетаю к городу. Садится должны на полосу городского аэропорта, а не в Толмачево.
Спокойно смотрю в иллюминатор на крыши домов и дач внизу, и вдруг с удивлением замечаю, что мы собираемся садиться на земляное поле, на грунт. Никакого бетона и аэропортных построек внизу и в помине нет. Сразу же — адреналин в больших количествах, и мысли — шасси не вышли, садимся на землю, так как она мягче. Вот, думаю, и слетал в командировку. Искренне жалею, что не взял с собой в дорогу спирт — выдавался на обслуживание компьютеров. Почему-то начинаю вспоминать, какое сегодня число, с дурацкой мыслью — сколько раз я проживал этот день, и не знал, что именно он станет моим последним…
Сели совершенно спокойно. Так же спокойно, на колесах, вырулили куда-то. Вышли из самолета.
Оказалось, что пока я отсутствовал, полосу закрыли на ремонт, и все самолеты городского аэропорта садятся на запасную — грунтовую, благо их вес позволяет.
Но ощущения от стремительно приближающейся обыкновенной земли, больше похожей на колхозное поле, остались на всю жизнь.
На лето отправили четырехлетнего сынишку к бабушке в Бийск. В сентябре забрали обратно.
И вот идем мы втроем по новосибирской улице Объединения. Тепло, солнце. Я в футболке, жена — в короткой юбке. Нам с ней по 26 лет. Ведем сынишку за руки. День выходной, народу на улице много, особенно в районе местной площади — кинотеатр «Современник» и почта. Возраст у сына — ему все интересно. То и дело вертит головой по сторонам.
И вдруг сын дергает меня за руку и громко так, чуть ли не на всю улицу, спрашивает:
— Деда, а что это такое?
Близнаходящийся народ с легким удивлением посмотрел на нас. Особенно на меня.
Но тут сын их добил, все так же громко обратившись к своей двадцатишестилетней маме.
— Баба, а это что такое?
Депрессия. Он шел по родному Новосибирску и город казался ему серым и грязным. Впрочем, так оно, наверное, и было на самом деле.
Переходил улицу. Навстречу — мама с маленькой девочкой. Девочка с бантиками, с цветами и портфелем. Явно — в школу. Радостная такая. Подумалось, что бессмысленно все это — и учеба в школе, и радость девочки, да и сам переход этой улицы.
22 марта 2007.
Декабрь 2006. Вечер. Иду домой по темной улице.
Впереди — компания из четырех человек — трое парней и девушка. Парни — этакие бугаи, не ниже 190 см, все — в спортивных костюмах, черных вязанных шапочках. В фильмах — именно такие собирают дань на рынках. Их спутница — маленькая худенькая, в короткой норковой шубке.
Они идут медленно и я их обгоняю. И невольно слышу их разговор. Совершенно не удивляюсь тому что девушка говорит исключительно нецензурными словами. Причем, это не речь начальницы и подчиненных, как можно было подумать в первый момент. Это речь друзей. Она о чем-то им рассказывает, постороннем. Именно таким вот образом. Ну, думаю, наверное парни по уровню своему такие — понимают исключительно нецензурную речь. Но каково же было мое удивление, когда я услышал ответную речь парней — фактически ни одного нецензурного слова. Вполне человеческий разговор.
Новосибирск, январь 2007, улица Дуси Ковальчук, 19 часов, вечер.
Гуляю с дочкой (1 год 4 месяца) по автогородку. Это такая огороженная детская площадка с асфальтовыми дорожками, светофорами, знаками, разметкой. Летом здесь детишки катаются на велосипедных и электро- машинках, по мере возможности стараясь соблюдать правила движения. Ну а зимой — это просто очищенное большое пространство, где можно погулять с ребенком.
Итак, вожу дочку на санках — ходить ножками она отказалась. Прохожу мимо компании молодых людей школьного возраста — лет 13–14. Мальчики и девочки, все аккуратно одеты, девочки — без шапок. (зима выдалась теплой, поэтому женская половина города предпочитает ходить без головных уборов).
Длинная девочка в короткой белой шубке берет снежок и, проходя мимо мальчика, радостно кидает снег ему за шиворот. Смеясь, убегает.
— Ах ты сучка! — весело восклицает он, гонясь за девочкой.
Сидящие на лавочках тоже весело смеются.
Мальчик догоняет девочку, слегка забрасывает ее снегом.
— Пид. с! — радостно смеется она.
Веселье у сидящих на лавочках возрастает.
— Да х. ли вы там еб-сь?! — замечает маленькая пигалица. — Оттащи ее за сугроб и трахни там в ж. у!
Все смеются. И те, кто это говорит, и те, к кому это обращается.
Им весело и радостно от общения друг с другом.
30. О Европе и женщинах.
Я работал в Новосибирском филиале одной немецкой фирмы.
Как-то раз, в начале осени, когда дни еще по летнему жаркие, к нам в командировку приехали ее представители.
Они приехали на метро и шли пешком. Их в общем-то совсем короткий путь проходил мимо таких учреждений как Новосибирский ЭлектроТехнический институт (на 20000 студентов), кулинарный техникум и Торговый институт.
К нам немцы пришли совершенно обалдевшие от такого обилия красивых девушек.
Мы. Конечно. Посмеялись над этим. Мол, совсем оскуднела Европа.
Но по-настоящему их ощущения я понял только тогда когда сам приехал в командировку в Германию. Пожив три месяца в Дюссельдорфе, поездив в турпоездках в Париж, Амстердам, Люксембург и т. д. я с огромным удивлением заметил, что мне вообще не попадаются симпатичные женщины. Попались одни. На Монмарте, да и то оказались русскими туристками.
А у нас, в Новосибирске, за те 300 метров ходьбы, глазам немцев предстало наверное несколько сотен.
В конторе есть сотрудница — Голова Наталья.
Слышу разговор по телефону одного из сотрудников.
— А вы запишите это на голову наталье борисовне.
(Специально убрал прописные буквы).
Я сразу и не сообразил. Сначала подумал что это такая шутка. Мол, напротив того, кому говорят по телефону, сидит женщина, и ей следует записать на голову, чтобы не забыть — надпись всегда будет перед глазами.
Этапы человеческой жизни состоят из двух частей: а) Когда он точно знает, что все у него еще впереди. И когда он точно знает, что конкретно ожидает его впереди. б) Когда день рождения — радостный день, и когда он — грустный. в) Когда твои дети поздравляют тебя с днем рождения и когда — уже нет.
27. О поколениях. Проблемы отцов и детей (точнее, матерей и дочерей).
Дочке уже 11 месяцев. Начала ходить. Но еще неуверенно. Правда из зала через длинный коридор в поисках матери она доходит до кухни. Под моим присмотром, естественно, чтобы она не шмякнулась и не ударилась затылком об угол какой-нибудь тумбочки. Особенно, на поворотах.
Итак, август, воскресенье. Накануне, в субботу, я забрал их от тещи с тестем — они жила там две недели, благо, свой дом, баня, фактически, деревня в черте города. Родители жены уже пожилые, сильно устали от внучки. Да и жена со своей матерью часто стали ссориться по разным пустякам.
Итак, дома, вечер. Жена уложила дочку на арсенальный столик, чтобы перед сном надеть ей памперо.
Дочка лежать спокойно не хочет, выгибается, пытается перевернуться на животик. Силой держать ее бесполезно — начинает обижаться и кричать.
Я подошел на помощь, пытаясь отвлечь ребенка игрушками.
— Вот вредна! — не на шутку начинает злиться жена, которой никак не удается надеть памперо. — Вырастит, пошлет нас с тобой за ненадобностью.
— Конечно, — зачем-то говорю я, вспомнив совсем свежие ссоры жены и тещи. — Вырастит и начнет тебе выговаривать, что ж ты, мол, мать, посуду так плохо моешь, совсем ведь грязная остается. Да и в квартире грязь — смотреть уже невмоготу, — не останавливаюсь я, наверное, от того, что ярко вдруг представилось наше с женой будущее и самому стало грустно. — А тебе и возразить будет нечего. Уйдешь в свою комнату, закроешься там в одиночестве, достанешь ее детские фотографии, будешь смотреть и горько плакать.
И тут жена вдруг как разрыдается…
P.S.
Я испугался, кое-как успокоил их обоих (дочка тоже заплакала). Сам же прекрасно понимал — когда мы были детьми, мы не видели, чего мы стоили своим родителям, каких мучений, как они переживали за нас, на какие жертвы шли, воспринимая все это как само собой разумеющеюся. И сейчас, став родителями, глупо, да и нельзя, ждать или требовать какой-то благодарности от детей. На мой взгляд, раз уж тебе дали жизнь, пожертвовав лучшими годами, то и ты, будь добр, дай жизнь другому.
13 ваг 2006
Первая жена. Ее отец. Мой тесть. Окончил Томский универ. Воевал в звании лейтенанта. Артиллерист. После войны преподавал физику в технику в городе Бийске. По старой военной привычке в обед всегда выпивал сто грамм водки. Спокойный. Интеллигентный, честный. 76 лет. К этому возрасту он даже к зубному никогда не ходил. Прекрасное здоровье. И вдруг в один миг — желудок. Раз к врачу, два. И диагноз — рак желудка в последней стадии. И, раз появившись, боли уже не проходили. Он мужественно держался. Своим близким (жене и дочери, моей первой жене) старался не показывать что ему плохо. Их близкая родственница, медсестра по образованию, часто навещала их. Но от обезболивающих уколов отказывался.
И как-то раз.
— Павел Петрович, — сказала эта женщина. — Вы воевали, преподавали, прожили такую долгую и интересную жизнь. Вам и умирать сейчас, поди, не страшно.
— Страшно, — ответил он.
P.S. Два месяца он не позволял делать себе укола. Два месяца он сопротивлялся болезни. Но потом устал. И согласился на укол. Эта женщина сделала ему укол. Он, впервые за все эти дни, спокойно уснул. Но уже не проснулся.
— Главный герой — молчун, напарник — болтун.
— Главный герой, бродит по лабиринтам заброшенных зданий или заводов, с оружием в руках. И только в самом конце, когда он находит главного злодея, приставляет ему ствол к голове и грозным щелчком снимает с предохранителя. Т. е. получается, что все это время он ходил с незаряженным оружием. И зачем-то, выскакивая из-за угла, он наводил его на мнимую цель, ведь оно, оружие то есть — не взведено, и толку от него нет никакого.
— Кол-во выстрелов не соответствует содержимому магазина.
— При стрельбе из автомата с близкого расстояния умудряются не попасть. Т. е. — автомат держат в руках впервые, получается. Да и то — сложновато не попасть. — Главных героев упрашивают совершить подвиг, даже если это относится к его работе, а тем более — спасти мир. Почему-то до героя не доходит — что если это работа — он просто молча обязан ее выполнить, а если это угроза миру, то и ему жить останется недолго — как и всему миру.
— Обычно жертвы умоляют своих врагов — Пожалуйста, не убивайте! — Причем слово ваг — обязательно.
— Перестрелки. Каждый из стреляющих почему-то по-очереди сначала прячутся, потом быстро выглядывают, стреляют куда-то, а потом зачем-то прячутся, вместо того, чтобы подождать, когда противник высунется, тут-то в него и выстрелить. И непонятно, как они определяют очередность высовывания — по паузе после серии выстрелов что ли?
— Герой и враг, встав напротив другу друга, упорно наводят на противника пистолет — как правило, метров с двух, трех. Но почему-то никто не стреляет, хотя любому, хоть раз держащему в руках пистолет, понятно, что уловить глазом нажатие на спусковой крючок противником невозможно — свободный ход крючка — миллиметра четыре (у меня в армии на Макаров такой был), и поэтому, кто первый быстрее нажмет на курок, тот и выиграл, т. к. с такого расстояния промахнуться просто невозможно, а противник не поймет что ты выстрелил — не успеет просто. Суть такого стояния не ясна.
— Главные герои, по роли являющиеся сугубо штатскими, тем не менее, почему-то после выстрелов в них, спустя какое-то время вполне нормально себя ведут, словно ничего и не случилось, обнимаются, целуются и т. д. Я помнится, в армии, когда одинокая пуля случайно свистнула рядышком — дня два ходил под впечатлением.
— Опять же сугубо штатские герои, найдя в комнате покойника и подсуетившись какое-то время, потом совершенно спокойно болтают о посторонних делах, и даже целуются. Помнится, зимой, на занятиях в лыжной секции, мы в лесу обнаружили двух убитых пареньков, так я не менее трех дней ходил сам не свой — окружающий мир оказался словно по ту сторону стекла, воспринимался словно сквозь какую-то паутину. Я думаю, что если на съемочную площадку из морга привезут настоящего покойника, то и режиссер, и оператор, и актеры будут вести себя несколько иначе.
— Драки. Нападают, например, 10 человек на одного. Но они почему-то нападают не как у нас в России, все сразу, а поодиночке, в лучшем случае — по двое. И в этой ситуации меня всегда интересовало, что все это время делал десятый, пока не подойдет его очередь? Наверное, выпивает чашечку кофе, полистает журнал, вздремнет в конце-концов. Если бы операторы драку показывали панорамное, захватывая сразу всех участников, то было бы довольно смешно.
В воскресенье, 18 июня 2006 года, рано утром жена уехала на лекцию в ЭТИ. Сессия все-таки. Я остался с Машей. Дочке 16-ЭТИчисла исполнилось ровно девять месяцев. Покормил, поносил на руках. Дочка уснула. Я осторожно, чтобы не разбудить (иначе потом будут проблемы, она будет плакать, а засыпать, скорее всего, не удастся) положил ее на нашу кровать, а сам ушел готовить себе завтрак. Ну и прислушивался, чтобы Маша с кровати не упала.
И тут — телефон. Забыл я его отключить. Отец позвонил, чтобы узнать, во сколько поедем на кладбище к матери.
Звонок, естественно, Машу разбудил. Она проснулась такая вся несчастная, встала на четвереньки, голову опустила низко-низко и горько-горько заплакала. Я к ней подбежал, стал успокаивать, а она на меня смотрит так жалобно, с нескрываемой обидой. Что же вы, мол, так то… От жалости к маленькому ребенку сердце защемило. Я взял ее на руки, прижал к себе, стараясь успокоить. Дочка легла головкой мне на плечо, притихла, но уже не засыпала.
Отпуск номер один. Май месяц.
Я только что женился. С удивлением узнал, что жена вообще ни разу не была на море, и не видела его. Только по телевизору. Естественно, я решил, что в отпуск обязательно поедем куда-нибудь на Кавказское побережье (там я тоже не был, только в Крыму). Написал заявление. Кое-как мне дали три недели (обычно — два раза по две недели). И тут ко мне подходит Саня Черенков. Мол, недельный сплав организуется, по Аргону. В конце мая, по большой воде. Поедешь? Честно говоря, на сплав мне тоже сильно хотелось. Но… На это требуется две недели (дорога, все-таки), которых у меня не было. И я с сожалением отказал. Саня ушел уговаривать Мишу Захаров, программиста из своего отдела. Миша почему-то не хотел, но кое-как уговорился. Через какое-то время, прихожу я на работу, а на входе — большой портрет Сани, в траурной рамке. Оказывается, в последний день, когда все уже причалили, двойка девчонок перевернулась. Саня с Мишей бросились их спасать. И неудачно. Обоих вынесло на рифы. Саню еще достали. Несмотря на спас жилет и каску, он был сильно поврежден. Особенно голова. Тело Миши нашли только через месяц. Опознали исключительно по каске. Из девчонок — одна смогла как-то выбраться на берег (повезло). А вторую затянуло в омут. Спасатели уже доставали. Течение такой силы, что и спас жилет не поможет. Прижатый к камням катамаран иногда можно оторвать только бульдозером. Такие вот дела. На море я уезжал в подавленном настроении. Тогда же и написал миниатюру спас жилет.
Отпуск номер два.
Следующее лето. Парни на работе собрались в пещеры куда-то под Абаканом. В пещерах я был всего лишь один раз, да и то — студентом (на Алтае, недалеко от спортлагеря Глагол). Но жене эта идея не понравилась — не нравятся ей пещеры. К тому же компания из ее институтской группы собралась в горы — Саяны, хребет Бергамский. В Саянах я тоже не был. Так что выбор был предрешен. Вернулись из отпуска. Прихожу в отдел, а на соседнем столе — фотография в траурной рамке. А осенью я уволился.
22. О детских смертях. (Давайте учиться на чужих ошибках, чтобы ни в коем случае их не повторить). У тещиных соседей умер 5-Бергамский ребенок. Ночью во сне. Просто перестал дышать. И родители вроде быстро это заметили, но поделать ничего не смогли. Зимой 2006-Бергамский сказали что в нашей детской поликлинике траур. Врач оставила годовалого ребенка со своей матерью. Та отвлеклась на телефонный звонок и в это время ребенок опрокинул на себя кастрюлю со свежесваренным супом. Умер. Май 2006. Дом напротив. Молодые мамы на улице сказали, что одна женщина из этого дома ребенка положила на балкон в коляске спать. К ней поднимаются — у вас мол ребенок выпал. Да он спит, отвечает она. Вышли на балкон, а там пусто. Сам видел. База отдыха Березка. Детский городок. Я стою — жду когда жена соберется чтобы пойти на пляж. Метрах в 4 от меня — качели. Две молодых мамаши болтают рядом. Девочка одной качается на качелях, ребенок второй, — еле ходит на ножках, стоит рядом с мамой. Вот он неуверенно пошел в сторону, мама — ноль внимания. Я даже сообразить ничего не успел, как малыш шагнул точно под качели и на обратном ходе деревяшка с тупым звуком ударила его в голову. Он рухнул как подкошенный. Опять же… Дальний родственник. Жена, маленькая девочка лет трех. Его отправили в командировку в Чечню. В его отсутствие дочка как-то сильно ударилась в детсадовские. Как — неизвестно. Но к врачам мама почему-то не стала обращаться, решила, что и так пройдет. И дочка через три дня умерла. Что-то там внутри у нее нарушилось, порвалось. Вот так-вот бывает. Какой-то из майских праздников. Родной Новосибирск. Соседняя с моей автобусная остановка «Макаренко». Семья. Мама дома готовила праздничный стол, а папа с двумя маленькими детишками куда-то поехал в гости — к бабушке с дедушкой, наверное. Стоят на остановке. А тут — грузовик. И пьяный водитель за рулем. Дорога вроде прямая, но он почему-то вылетел на остановку и задавил всех троих насмерть. Такой вот праздник получился. Года два, а то и три, на этой остановке, проезжая мимо, время от времени я видел свежие цветы, лежащие у края дороги. Из личного опыта. Дочка моя уже начала ходить, но преимущественно держась за мебель. А так — больше ползала. Как-то оставили ее у моей матери — решили с женой наконец-то выбраться в люди, сходить в театр. Вернулись — мать бледная, дочка — заплаканная, толстый слой бинтов на обеих руках. Мать пекла в духовке пироги и не доглядела как внучка встала и прижалась руками к стеклу (интерес но ей, наверное, было — лампочка внутри светится, урчит что-то там). Мать говорит — так кожа с обеих ладоней к стеклу и прилипла. Ребенок маленький, кожа-то со временем наросла, а вот нелады с сердцем остались. Врач рассказала, предостерегая нас об осторожности при купании ребенка. Особенно зимой. Был, мол, такой случай. Купали младенца. А так как вода в ванне быстро остывала, то ему в ноги подливали горячую, кипяток фактически. Ну и само собой, тельце, выступающее из воды, обливали теплой водой, чтобы не замерзал. И в какой-то момент перепутали ковшики и малышке на грудку ливанули кипяток. Мы с женой уж не стали выяснять, что же случилось с ребенком, потрясенные подобной сценой. Жене рассказали — молодые мамы гуляют фактически в одно и то же время, так что, если дети примерно одинакового возраста, то и кучкуются по интересам. Такая история. Молодые совсем родители. Зима. Не всегда удается погулять с ребенком на улице. Как-то вынесли малышку, девочку двух месяцев, на балкон, в коляске. И забыли про нее. А когда спохватились — кроха уже окоченела. О случайности бытия.
Случай из собственной жизни. Мне — семь лет. Я из школы домой прихожу в 12 часов. Мать с работы — в 8 или 9 вечера. Дома делать нечего, естественно я иду на улицу. Северная окраина города Новосибирска. Улица Объединения. Так называемый «четвертый участок». Деревянные бараки сносят, панельные дома строят. Опять же — заборы с колючей проволокой — зеки строят какие-то промышленные здания. Т. е. есть где побегать и погулять. И мы мальчишки слоняемся по развалинам бараков, и по новостройкам — податься-то больше некуда. Находим строительные патроны, взрываем их, лазаем по крышам недоразваленных домов. Играем в войнушку.
В тот день была одна из таких игр. На большом пустыре, усыпанном разбитыми панелями, мы построили две крепости (Сейчас на этом месте расположен рынок — на улице Объединения). Обстреливаем друг друга пульками. Кто из рогаток, а кто и специально выпиленными из дерева пулечными ружьями (как у меня), где спусковым крючком служит прищепка. Кто-то правда пытается разрушить крепость противника кидая кирпичи. Напоминаю, мне семь лет. Дома никого нет. У меня закончились пульки и я отошел за нашу крепость в поисках пулек противника. Нагнулся, ища их в траве. И в этот момент вдруг почувствовал удар по голове, словно тяжелым футбольным мячом. Ничего не понимая, я выпрямился, и увидел, как от меня в сторону отлетает половинка кирпича. И в этот момент почувствовал мокроту на голове. Прикоснулся рукой, посмотрел — кровь. И тут же стало больно. И страшно. Да и кровь, обильно стекая по волосам, быстро залила глаза. Я, естественно, заплакал. Ребенок маленький, все что я знал в жизни про борьбу с ранами — это прикладывать подорожник. Сквозь слезы нашел один листик побольше, приложил его к голове. Но кровь все равно течет, скатываясь на спину и плечи. И довольно сильно. И я, плача, пошел домой. Да и где еще маленькому ребенку укрыться от опасности?
Повзрослев, и обдумывая ту ситуацию, я прихожу к выводу, что скорее всего, я бы поднялся к себе в квартиру и сидел бы там на диване, ожидая свою маму и стараясь посильнее прижимать подорожник к голове, к ране (на которую потом наложили семь швов), медленно истекая кровью. Я не силен в медицине и не знаю, большая это рана или не очень, но мне кажется, что за семь часов до прихода матери, скорее всего, было бы уже поздно.
Итак, час дня. Все взрослые — на работе. На улице — одна ребятня. Помочь мне никто ничем не может. Я вошел в пустой подъезд родной пятиэтажки. Я живу на пятом этаже. Лифта нет. Поднимаюсь по лестнице, пачкая ступеньки кровью. Дошел только до второго этажа. Только я поднялся на лестничную площадку, как дверь сто восьмой квартиры открылась и на лестничную клетку вышла тетя Валя. К счастью, она работала не так, как моя мама, а посменно. И именно в этот день ей выпало отдыхать. И опять же к моему счастью, она именно в этот момент куда-то собиралась. Только взглянув на меня, тетя Валя охнула, схватила меня и молча потащила в больницу.
Как я уже говорил, врачи наложили семь швов — это все что я запомнил об этом повреждении. Вот такая была история.
— Войди в меня. — Предложение зайти на расшаренную директорию. — Отдайся. — Предложение отдать файл, залоченный в CVS (чтобы потом не мержить). — Сиди, косая. — Я не косая! — Подсказка девушке о команде, по которой в Юниксе можно вернуться в корневую директорию. И ее реакция на эту подсказку. — Убей юзера. — Сисадмин предлагает другому сисадмину удалить пользователя из системы. Разговор по телефону: А какой гуевой программой вы пользуетесь? Поди — ибатис?
14 июня 2007.
P.S. GUI — графический интерфейс пользователя; iBatis.
20. Некоторые мысли об Иисусе Христе.
Мысль первая: Жена Филиппа Македонского долго не могла завести детей, и ради этого поехала на какой-то остров в какой-то храм к какому-то египетскому божеству. И оттуда вернулась уже беременной. Этакое непорочное зачатие.
Мысль вторая: В те времена никто (ну или большинство) не сомневался в божественном происхождении Александра. Для всех он был богом — как реальный сын бога. И в Египте он воцарился без проблем — там тоже никто не сомневался в его божественной сущности.
Мысль третья: Он, Александр то есть, повел за собой огромную массу народа. Его слушались, ему верили.
Мысль четвертая и последняя: Александр Македонский умер в 33 года.
Вот, собственно говоря, и все мысли об Иисусе Христе.
Новосибирск. Обское водохранилище. Летний лагерь имени Олега Кошевого.
Мне десять лет.
Лагерь утопает в зелени, густые деревья, густая трава, глубокие овраги, море земляники.
Этот дождь начался внезапно и лил двое или трое суток. Младшие группы из корпусов вообще не выходили, с грустью смотря через окно на улицу. На широкие потоки воды, носящиеся по лагерным тропинкам, собирающиеся в бурные ручьи и стремительно уносящиеся по оврагам. Было тоскливо. Наконец выглянуло солнышко. Дождавшись команды, малыши высыпали на долгожданную улицу.
И вскоре лагерь заполонился человеческими костями. Буро-темно коричневые черепа, кости рук и ног, плоские лопаточные с узкими дырками (ножом, — говорили старшие пацаны).
Ребятня дружно потянулась в овраг расположенный сразу за столовой. Размытый, он на всем своем протяжении до Оби был усыпан темными костями. Поражало обилие камней с нанесенными на них зелеными точками.
К вечеру приехали серьезные дядьки. Овраг оцепили…
То ли сталинские репрессии, то ли гражданская война…
Жизнь, однако.
19 ваг 2005.
Середина восьмидесятых. Я работаю в атомной промышленности — ставим компьютеры на реакторы и другое оборудование, работающее по обогащению радиоактивных веществ и прочее. Соответственно — получаю вполне неплохо. Порядка 230 рублей. Плюс — обещают квартиру через четыре года.
Итак, я пришел с работы. Дома молодая жена, сын грудного возраста.
Поужинал, погулял часик с сыном.
Поздним вечером всплыл вопрос о предполагаемой крупной покупке. Не помню уже о какой, но это и не важно. А главное то, что я недавно получил получку, отдал ее всю жене. И она к этим деньгам приплюсовала всю нашу заначку. Итого получилось порядка 600 рублей. Жена еще днем собиралась произвести эту покупку, сложила все деньги в кошелек. Но что-то у нее не получилось.
Итак, зашел разговор, жена достала сумочку, чтобы пересчитать деньги и знать точную сумму. Кошелька нет. Она в экстазе. Я пока не волнуюсь — женщины, они такие растеряши.
Полчаса поисков ничего не дали.
Стала вспоминать. Вспомнила, что скорее всего она деньги оставила в детской поликлинике, в которую ходила с сыном.
Более детальные воспоминания только укрепили эту мысль — при выходе из поликлиники она положила сына на арсенальный столик, взяла в регистратуре свою одежду, оделась, запеленала сына в одеялко. И вот здесь она по какой-то причине (какие-то справки положила в кошелек), оставила кошелек на пеленальном столике.
Настроение — подавленное. Ведь прошло уже порядком 4–5 часов, а холл детской поликлиники, это такое место, через которое снуют сотни людей — от мамаш с детьми до собственно детей школьного возраста. Да и арсенальный столик пользуется постоянным спросом.
Посмотрели на часы — 15 минут до закрытия поликлиники. Подумали — а стоит ли вообще туда идти? Но все-таки решили сходить — так, на всякий случай. Надежда, конечно, очень маленькая, но вдруг кто-нибудь, например, сдал кошелек в гардероб женщине? Мало ли что.
Грустные оделись — шутка ли, столько денег потерять, да и на что жить до следующей получки? Не говоря уже о том празднике, который мы хотели себе устроить этой покупкой (на которую откладывали так долго деньги).
Итак, неторопливо идем по темноте к поликлинике — благо она рядом.
Поднимаемся по лестнице, открываем дверь…
В пустом и ярко освещенном холле притихшей перед закрытием поликлиники, совсем рядом с дверью, на ярко-белом пеленальном столике, лежал туго набитый кошелек с деньгами.
Сначала факты: Платон пишет о неизвестной всем цивилизации, причем — достаточно подробно о ее строе, укладе, плане столицы и т. д. Якобы эту информацию он узнал от какого-то египетского жреца (тоже никому неизвестного).
Версий две.
1. Атлантида существовала. За: Во-первых: Время гибели от небесного тела совпадет со временем вымирания мамонтов, которые тоже погибли в результате космической катастрофы (вроде бы пеплом покрыло небо на долгие дни, а потом и землю, и растительность, которой питались мамонты — исчезла). Во-вторых: древние цивилизации развивались по обе стороны Атлантики — Америка, Средиземноморье, причем, много схожего прослеживается в них — пирамиды и т. д. В-третьих: Загадочная цивилизация этрусков, которая, вполне возможно, сформировалась из оставшихся в живых атлантов (туристы, купцы, дипломаты и т. д. — т. е. те, кто был вдали от своей родины во время катастрофы).
2. Атлантида — вымысел. За: Платон жил в довольно смутное время Греческой истории. Плюс — осуждение его учителя Сократа, в которой вольно или невольно поучаствовал он сам (Сократ мне друг, но истина дороже). В общем, есть сведения, что он был недоволен тем общественным строем, который царил в Греции. И в этом случае Платон просто выдумал Атлантиды, чтобы рассказать грекам, как должно выглядеть идеальное государство. Отсюда и такая подробность. К тому же у Атлантов — был всего один город, согласно тогдашнему греческому укладу — один город — одна страна.
Наблюдение: если хочешь потерять интерес к художественному фильму — купи его видеокассету.
Это же справедливо и в отношении к женщине.
20 июня 2005 г.
15. Некоторые мысли об иммиграции, возникшие после проживания и работы в Германии.
Иммиграция сродни следующей ситуации. Например, ты приходишь к кому-нибудь в гости, осмотрелся и говоришь: Слушай, у тебя и квартира побольше моей, и ремонт ты сделал получше, и паркет ты ровненько настелил, а у меня на полу линолеум потрескался, и чище у тебя здесь, и пыли совсем нет, и кондиционер у тебя, и собственная отопительная система — значит нет перебоев с горячей водой. Молодец. И воздух у тебя вроде как посвежее. Да и денег у тебя побольше. Перееду-ка я к тебе жить. Выписывай гражданство.
20 июня 2005 г.
Рабочий день только начался и он только что включил свой компьютер, ожидая утомительной загрузки операционной системы, а ему уже сильно хотелось домой. Ведь его там ждала женщина. Пусть и резиновая. Но все же… Самая прекрасная из всех. Молчаливая, доступная, и безотказная… Что еще надо мужчине? Ложи ее в любую позу, делай с ней все, что только захочешь, на что у тебя хватит фантазии. Никогда не скажет — нет. Наоборот — всегда готова, всегда на все согласна. Короче, работа в голову не шла. Нетерпение с каждой минутой нарастало.
10 июня 2005 г.
Кругом только и слышно — НЛО, НЛО… Посещения Земли то там, то тут, то здесь. Масса свидетелей… Не говоря уже про США, где каждый второй житель является очевидцем подобного явления, либо лично беседовал с инопланетянами.
Я тоже хочу внести небольшую лепту в эту историю.
Год 1970-й или 1971-й. Новосибирск. Зима. Декабрь. Около восьми часов вечера. Уже темно, но небо звездное.
Я, ученик второго или, соответственно, третьего класса, играю возле своего подъезда (8-й в доме 31 по только что проложенной улице Объединения) в снежки и снежную горку с такими же пацанами. Тут же стоят взрослые. Помню, в то время по радио и телевидению еще шли разговоры о какой-то комете.
Неожиданно горизонт на западе засветился красным, словно там вдруг решило подняться Солнце. А, надо сказать, наша пятиэтажка в то время была, фактически, последним домом города Новосибирска и, соответственно, ни деревья, ни другие дома, которых просто еще не было, не мешали лицезреть линию горизонта, которая очень хорошо просматривалась.
Мы замерли, наблюдая это явление и думая, что именно так и выглядит настоящая комета.
Между тем свет все усиливался, но вместо солнца из за горизонта выползла расплывчатая светящаяся девятка. Размером — если все небо разделить на 10–15 частей, то как раз это явление займет одну часть.
Эта странная девятка довольно быстро стала перемещаться по небу, к тому же еще и вращаясь вокруг своей оси (не помню уже в какую сторону), и по-моему, дойдя до другого края горизонта она успела перевернуться на 180 градусов.
Скрылась на востоке.
Снова стало темно.
Мы тут же бросились к взрослым с расспросами. И они нам объяснили, что это была совсем не комета — та должна была висеть на небе почти на одном месте несколько дней, к тому же в наших краях ее не должно быть видно. А это скорее всего был запуск какой-нибудь ракеты.
Удовлетворенные этим объяснением, хотя и с легкими сомнениями — ведь каждый мальчишка знает, что пламя из сопла ракеты представляет собой вытянутую каплю, а ни как не девятку, мы продолжили свою игру, ожидая, что ракета, сделав круг вокруг Земли, снова появится над нами. Но так ничего и не дождались. А потом родители загнали нас домой — поздно уже.
А потом было еще много разных запусков ракет, но ничего подобного в небе я уже не видел.
Так я до сих пор и не знаю — что же это такое было на самом деле.
30 июня 2005 г.
Лето 2000-го года. Суббота. На удивление (как сказали сами немцы) выдался абсолютно солнечный денек и все местные тут же подались в старый город — набережная, пиво, сосиски. Именно так местное население и проводит каждый выходной. Такая тоска, на мой взгляд!
Но на этот раз я тоже поддался общему настроению — 50 марок в карманах не было на какую-нибудь турпоездку в Амстердам, Брюссель или Люксембург. Да и был я там — надоело. К тому же день выдался на удивление солнечным — как правило, независимо от того, что говорят о погоде, обязательно надо выходить из дома с зонтиком, даже в моем случае, когда квартира расположена на Гумбольт-штрассе 26, совсем рядом с офисом. Итак суббота. Магазины не работают. Только многочисленные бары, расположенные в пешеходной зоне старого города. Куда я и направился. Пешком (ходьбы от дома — минут 20–25).
Сначала, следуя устоявшейся традиции, заглянул в ирландский паб. Выпил кружку гиннеса за 6 марок. В очередной раз убедившись, что он совсем не похож на тот, который продается у нас в Новосибирске. Потом, пробираясь через толпу стоящих и сидящих на ступеньках и бордюрах немцев (которым места не досталось за уличными столиками) вышел к набережной. Трава, солнце, хорошо.
Сел прямо на траву между стайкой западногерманских немок — совершено некрасивых на лица, хотя и при хороших фигурах. Местные немки как правило одеты все одинаково — темная юбка, светлая футболка. Волосы у всех длинные, светлые и распущенные. Полное отсутствие какой-либо косметики. Лбы выпуклые, глаза выпученные как у амфибий. Говорят — именно таков тип настоящих западных немцев — истинных арийцев. Как правило, идешь по улице и видишь впереди какое-нибудь стройное молодое создание. Приятно посмотреть. Но стоит ей только обернуться, как все обламывается и настроение существенно портится. Хотя сами немцы и немки — существа довольно добрые. Помнится, одна старушка, которая во время войны явно была уже взрослой девушкой, держала трамвай, закрыв зонтиком светофильтр на двери, видя, что я тороплюсь. Да и в офисе на 9-мая немцы радостно меня приветствовали, когда я вышел на работу (хотя по договору я имел право отдыхать как в свои праздники, так и в местные, немецкие).
С другой стороны от меня расположилось семейство турок. Турки после немцев — наиболее распространенная нация в Германия. Говорят, после Второй мировой войны, когда Германия оказалась в изоляции, только Турция согласилась им помочь. Турки получили какое-то преимущество для въезда и работы в Германии. Чем они и пользуются до сих пор.
Открыл бутылку пива, используя вместо открывашки вторую бутылку. Сделал небольшой глоток, глядя на Рейн и думая про себя в очередной раз: Вот она, могучая и легендарная река. О ней упоминалось в римских хрониках. Ее форсировал Цезарь. Она останавливала римлян, служа естественно границей. Но… Как житель Сибири я видел перед собой совершенно небольшую речушку. Это, кончено же, не Обь, не Енисей, и даже не Иртыш. Там где я сижу Рейн в ширину составляет порядка трех барж (если их поставить поперек), плывущих сейчас мимо.
Никто не купается. Как мне рассказали местные, в семидесятые годы Рейн был настолько загрязнен, что в нем не только не водилась какая-либо рыба, но, якобы, можно было проявлять фотопленку — по крайней мере был такой телевизионный ролик. Но сейчас, с усилением влияния зеленых, в Дюссельдорфе не дымят трубы, карьеры не разрабатываются, обилие рельсовых путей ржавеет, а блокгаузы отданы под местные ярмарки. Но в речке так никто купаться и не стал. Говорят, по привычке, предпочитая выезжать в Голландию на ее пляжи (2–3 часа езды).
Одинокий комар вяло пролетел передо мной, задержавшись на какое-то время. За три месяца жизни это второе или третье насекомое, которое я здесь увидел. До этого мне как-то на глаза попалась одинокая муха. И все. И даже возле черешни, что лежит в открытых лотках на улице перед магазином «Кайзер» на нашей Графенбергер-аллее, и то не крутится ни одна муха, не говоря уже про ос или пчел. Второе, что меня здесь удивило — это полное отсутствие пыли. За три месяца моего существования я ни разу даже не протирал ботинок — ни грязи, ни пыли, ничего, даже как-то странно.
Комар вяло покрутился передо мной. С трудом сел на мою руку. Я с интересом посмотрел на него. Но он посидел, совершенно не делая никаких попыток укусить, скорее всего — просто отдыхал, поднялся и так же вяло полетел куда-то дальше.
Было скучно.
Я встал. Ключ от офиса лежал у меня в кармане. На работа, в принципе, мне было чем заняться. Обещал немцам выполнить одну задачу к определенному сроку. В общем- то я и так успевал. Но — все же. На всякий случай лучше подстраховаться и закончить раньше. А то неудобно как-то.
И я, пройдя по набережному бульвару мимо игроков, усердно кидающих железные шары, направился к себе на работу. Что, в общем-то, было не в первые. Я работал и поздними вечерами, и ночами, и в выходные. И не потому что так было надо. Просто дома сидеть было скучно, а на работе — интернет, весь мир перед тобой, можно поговорить с друзьями, познакомится с девчонками из Новосибирска (ведь я туда вернусь), ну и так далее. А в европейские окрестности — Париж (6 часов езды), Амстердам (3 часа), Трир, Люксембург (3 часа), Кельн (40 минут), Дуйсбург (кстати, туда вообще можно добраться на метро, правда, по верху, но и все же…) — я уже побывал, несколько раз. Больше не захотелось. Да и Дюссельдорф я уже почти весь излазил — замок Бенрат, крепость Фридриха Барбароссы, еще что-то там, не говоря уже о местной телебашне высотой в 240 метров. Кстати, верх ее, где расположены бары, имеет вид юлы, причем — стеклянной. И там, внутри я наблюдал, как мальчишки ложились на стеклянные стенки, идущие прямо от пола. До этого я только вставал на самый край. И уже было жутко — где- то внизу, прямо под ногами, летят птицы, по набережной бродят маленькие фигурки человечков, по речке плывут маленькие кораблики. Поддавшись, я тоже лег на стекло. Такого адреналина я не получал ни на сплаве по алтайским речкам, ни на скальных горах Саян. Словно навис над миром, сверху, и смотришь на него, а внизу — так все мелко. И причем — для тебя нет никакой видимой опоры — все прозрачно. И собственные ноги тоже фактически висят в воздухе. Такой кайф!
На трамвай я не пошел, хотя до офиса три остановки. Житель северной окраины Новосибирска, для меня 20 минут ходьбы — это рядом, рукой подать. За одним только хлебом столько ходим у себя на «Родниках». Поэтому, выйдя из пешеходной зоны я проигнорировал трамвайные остановки (2 марки за 3 минуты поездки — при компостировании отмечается время, 3 марки — 6 минут поездки, и там дальше еще какие- то расценки, например, если один билет на четверых то дешевле, чем четверым по отдельности, человек с велосипедом — уже другая цена — это я вспоминаю изображение на кнопках на аппаратах по продаже билетов, с ребенком — третья, и т. д.). И на трамвае я ездил только когда возвращался из русского магазинчика «Nostalgia» (харьковчане его ведут), с тяжелыми авоськами, наполненными гречкой (которая больше нигде не продается), рыбой вяленой и копченой (которой тоже здесь нет — немцы почему-то не любят рыбы). А русская водка есть в любом магазине. «Горбачев» в основном, произведена русской колонией в Берлине, как написано на этикетке.
Обогнал пожилую парочку, говорящую по-русски. Это и не удивительно. По официальным данным, в Дюссельдорфе проживает 700 тысяч человек, из которых 120 тысяч составляют русские. Причем, русские, приехавшие на постоянку, а не временно, как я, почему-то перестают быть русскими и общаться с ним становится неинтересно. Поэтому, наверное, я и не хожу на русскую дискотеку «Распутин».
Уже пройдя под мостом и пересекая небольшую улицу, я вдруг услышал за своей спиной торопливый немецкий говор. Не сразу понял, что обращаются ко мне. Такого еще не было. Остановился. Удивленно обернулся. Меня торопливо догоняла очень красивая (что уже само по себе удивительно), стройная, худая, высокая немка. С тяжелым чемоданом. Явно чем-то взволнована. На ходу она быстро тараторит по-немецки, обращаясь ко мне. Я ничего не понимаю. Из немецкого знаю только «швайн» (свинья или, относительно югославского гриль-бара к которому я привык — свинина), «айн-цвай-драй» (когда заказываешь количество пива), и конечно же — «бир» — пиво. А еще лучше — альт- бир (4 марки за кружку, тогда как бутылка пива — 1 марка) — пиво, сваренное по старинным рецептам, коричневого цвета, по вкусу совершенно ни на что не похожее в сравнении с тем пивом, которое продается в России. Но местные официанты, как правило — югославы, или еще какие-то словаки (сербы, хорваты и т. д.), обязательно переспрашивают, произнося это слово (бир) как-то по другому (то ли биер, то ли вообще бие). И мне в таких случаях приходилось тыкать в меню пальцем — для понятливости — вот это, альт-бир, мол.
— Сорри, — говорю я девушке. Да и зачем мне, помимо английского, знать еще и немецкий, когда в нашей группе два американца, четверо русских и только один немец, да и тот совершенно свободно, причем гораздо лучше меня, говорит по-английски, что, кстати, существенно затрудняет наше с ним общение — уж больно быстро говорит, ничего не успеваешь уловить, сказывается малая разговорная практика. — Онли спик инглиш, — добавил я, ожидая, что она сейчас также быстро затараторит по-английски и мне придется напрячься, чтобы понять ее.
— Инглиш, — с огромным разочарованием произносит блондинка, ставя чемодан на булыжную мостовую. А глаза у нее такие — вот-вот готова расплакаться.
Видя, что я стою (удивленный тем, что ко мне здесь вообще обратились), она снова что-то быстро лопочет по-немецки. Наконец я в этом неразборчивом потоке улавливаю знакомое мне немецкое слова — хауфбанхоф — вокзал то есть.
— Хауфбанхоф? — переспрашиваю я на всякий случай.
— Я, я, — говорит она почти радостно, энергично кивая головой и снова что-то тараторя на своем.
Поняв, что ей действительно нужен вокзал, а не что-то еще, и зная, как до него дойти пешком (15 минут отсюда) и совершенно не представляя, как проехать на трамвае, который является основным видом транспорта, и ходит строго по расписанию, и к тому же на каждой остановке вывешен план движения маршрутов по всему городу, плюс — временной график движения маршрутов по данной остановки, я разворачиваюсь в сторону его предполагаемого местонахождения, вокзала то есть.
— О-кей, — уверенно говорю я. — Форвард, — показываю я рукой направление вдоль улицы. — Зен лефт, энд форвард онсе мо. Уан хандред мите. Энд уанс мо лефт.
Девушка с тоской покрутила головой. Явно совсем ничего не поняла. А по лицу видно, что очень расстроена. Вот-вот заплачет. Она снова что-то жалобно затараторила по- немецки.
Я грустно улыбнулся, снова включил английский, пытаясь объяснить ей (в том числе помогая и жестами — для наглядности), как дойти до вокзала.
Бесполезно.
Так мы мучались с ней минут десять-пятнадцать.
— Ну я не знаю больше как еще объяснить! — наконец в сердцах восклицаю я по- русски.
— Русский!? — тут же вырывается у нее. Руки ее бессильно опускаются. И вся она становится какой-то беззащитной.
Немая сцена (почти по Гоголю).
Оказалось — бывшая учительница немецкого языка, устроилась на работу по уходу за детьми. Время такое, был массовый отток наших девчонок, именно нянечками. Я даже переписывался по интернету с одной девушкой, победительницей какого-то конкурса красоты, которая усиленно учила немецкий, и в конце концов получила вызов в Германию. В Бремен, если я не ошибаюсь.
Дорогу бывшей учительнице немцы (к которым она сейчас и едет) оплатили. С собой — денег не было вообще никаких (что меня не удивило, т. к. я сам приехал в Германию вообще без каких-то денег — кроме российских на обратную дорогу — и до сих пор помню глаза паренька в штатском, остановившем меня на питерской таможне с вопросом — сколько я везу с собой валюты).
Итак, учительница. На вокзале ее должны были встречать и отвезти на электричке в Дуйсбург, или еще куда-то. Но почему-то автобус, на котором она ехала, по каким-то причинам, высадил пассажиров раньше, не доехав до вокзала. А денег у нее, как я сказал, нет. А электричка должна уже скоро уйти. И что ей делать — совершенно непонятно.
Я молча взял ее чемодан.
— Пошли, — только кивнул я ей.
И мы отправились на вокзал, двое русских, затерянных в Европе.
10 июня 2005 г.
Творчество — это единственная возможность побыть богом. Самому создать мир, застроить его городами, заселить разными людьми. Наделить этих людей положением и характерами. И посмотреть — как у них там все закрутится? Что из этого выйдет? Ведь не секрет, что зачастую персонажи писателей вдруг начинают жить своей собственной жизнью.
Наверное, так возникло и христианство. Какой-то писатель древности, уставший создавать свои собственные миры, вдруг подумал, что и он сам, и мир, который его окружает — возможно, тоже был кем-то уже придуман на самом деле? И он — простой персонаж, заживший своей жизнью?
Но человечество приняло этот первый фантастический роман как всегда по своему…
6 февраля 2005.
10. О разных восприятиях.
Он долго стоял у старого шкафа, не решаясь его открыть. Прикасаться к вещам матери, которую недавно похоронил, было невыносимо тяжело. И все же открыть его было необходимо — мать завещала золотую цепочку и старую серебряную брошь своей внучке, его дочери, которая сейчас жила в Америке, училась в колледже.
Борясь с упрямо наворачивающимися слезами, он кое-как нашел эти предметы завернутыми от воров в какие-то старые тряпки.
Два года он копил деньги на поездку, экономя во всем.
Наконец билет был куплен.
И вот уже остались позади и долгая возня с визами, и пересадки и утомительный полет над Атлантикой.
Статуя Свободы и небоскребы не оставили у него никакого впечатления — он думал о другом.
— О, папа, привет?! — удивленно встретила его уже изрядно повзрослевшая за эти годы дочь. — Как там жизнь в Новосибирске?
Он замялся, растерявшись. Обниматься уже было почему-то неловко. Его дочь тоже старалась избегать его взгляда.
Он передал ей коробочку.
— Бабушка тебе завещала, — с трудом произнес он, чувствуя, что все еще не может произносить этих слов — бабушка или мама.
Она открыла крышечку, без интереса посмотрела на цепочку, на брошь.
— Спасибо, — сказала она, убирая коробочку в шкаф. Потом посмотрела на часы.
— Ты тут посиди пока, — сказала она. — Телек посмотри. Каналов здесь много. Тебе понравиться. А то у меня сейчас встреча.
И она ушла.
Он остался один. Наедине со своими мыслями.
22 ноября 2004.
Стоя на коленках на разбитой кухонной табуретке, в старых трусах и поношенной майке, писатель Н. тупо смотрел на чистый лист бумаги. По плану надо было реализовать пятую главу детективного романа «Один против всех», в которой главный герой встречается с очередным персонажем, для того, чтобы получить необходимые ему сведения.
Голова со вчерашнего болела.
Итак, рассуждал писатель, надо вжиться в образ, поместить его в известную мне обстановку и описывать то, что видишь.
Писатель поправил листок. Для начала нарисовал в верхнем углу маленького человечка.
Итак, я частный детектив, принялся внедрять он свой план. Например, в джинсах — он покосился на диван — и в светлой футболке, добавил он. Выхожу из автобуса, например, на остановке «Макаренко». Хотя нет, вываливаюсь, с трудом пробираясь в давке между двух каких-то толстых теток с необъятными дачными авоськами, при этом громко крича кондуктору и водителю, чтобы открыли заднюю дверь, я мол, только что передал за проезд.
Нахожу дом — например, длинная десятиэтажка. Ищу квартиру, например, 173. На подъездах номеров не написано, пересчитывать по 4 квартиры на этаже мне лень, и я спрашиваю у дворовых пацанов, открыто курящих «беломор» и запивающих его пивом. Они вяло кивают — по их глазам видно что одним пивом здесь не обошлось.
Поднимаюсь по изрядно замусоренной, обшарпанной, вонючей лестнице — лифт как всегда не работает. Нажимаю на кнопку потрескавшегося звонка. Звонок противный и дребезжащий. Дверь открывает ребенок. Например, маленькая девочка, с детскими косичками, но с уже взрослыми глазами. Молча кивает мне в сторону кухни. Прохожу. Кухонный стол весь покрыт старыми газетами, заваленными рыбьей чешуей, плавниками и головами. За столом сидит этакий бугай в тельняшке. Делает очередной глоток пива из здоровой кружки. Смотрит на меня мутным взглядом, доставая из полиэтиленового мешка воблу и решительно отламывая ей голову. Потом лезет куда-то в покосившиеся шкафчики, достает другую, изрядно засаленную кружку. Ставит мне. Наливает. Также молча пододвигает мешок с рыбой. Я беру кружку. Протираю пальцами питьевой край, ощущая холод напитка через стекло. Подношу кружку ко рту…
Оторвавшись от творчества, писатель Н. с удивлением посмотрел на исписанный листок. Лист почти закончился, а к сути дела они так и не добрались. Слишком прозаично, подумал Н, комкая бумагу и кидая ее в угол, заваленный остатками предыдущих глав.
Итак, я — частный детектив. Этакий преуспевающий, элегантный. В черном костюме, галстук — бабочка. Подъезжаю к офису на «бмв». Поднимаюсь. Небрежно ловлю восхищенный взгляд длинноногой секретарши. Директор фирмы меня уже ждет. Коньячок на прозрачном столике. Тонко порезанный лимончик. Конфеты. Делаем по маленькому глотку.
— Конфеты, — это женская закуска, — тонко замечает директор с видом знатока. — Я предпочитаю лимон. А вы?
— А по мне лучше вообще не закусывать, — небрежно говорю я. — Теряется аромат коньяка. А если его еще налить в подогретые бокалы…
Мой собеседник понимающе кивает. Тут же появляется секретарша. На подносе — два бокала с горячей водой. Девушка элегантно наклоняется, ставя поднос на столик и демонстрируя гибкость своего манящего тела. Кидает на меня быстрый взгляд. Уходит, медленно покачивая бедрами.
Некоторое время мы смотрим ей вслед.
— Пора менять ее, — небрежно замечает мой собеседник, выливая горячую воду в вазу с искусственными цветами. — Постоянным клиентам она уже примелькалась. Пропал элемент новизны.
Я понимающе киваю.
Директор наливает коньяк. Мы неторопливо берем теплые бокалы, любуемся игрой света в напитке…
Не дописав фразы писатель Н решительно скомкал и этот листок.
Кто его знает, как там пьют коньяк, и как выглядят и ведут себя секретарши крупных директоров? недовольно подумал он, профессиональным движением кидая комок в угол. Как-то не доводилось мне сиживать с ними. Только по телевизору и видел. Да и в новых «бмв» не ездил. Надо все- таки что-то поближе к жизни. Например, встреча в каком-нибудь баре. О, в «Стопке», что у нас здесь на углу.
Писатель Н. решительно пододвинул к себе новый лист бумаги.
Итак, я снова в джинсах, в очередной раз принялся он вживаться в образ и атмосферу главы. Толкнув скрипучую дверь, захожу в плохо освещенное помещение бара. Постояльцев я всех знаю, поэтому быстро замечаю новые лица. В данном случае меня интересует вон тот, с неуверенными движениями, не выпускающим портфель из рук.
— Ты сегодня рановато, — замечает крупнотелая официантка Люба. — Как обычно?
— Давай-ка лучше винца, — киваю я, направляясь к мужчине с портфелем. — Мускат полусладкий. И ананас к нему. Посвежее…
Писатель Н с шумом швырнул ручку на стол. Минуту он тупо смотрел на исчерканный листок. Потом он быстро натянул джинсы, футболку, запихнулся в кроссовки на босу ногу, с грустью пересчитал оставшиеся деньги и решительно направился в соседний бар, твердо решив про себя вообще исключить эту главу из романа в виду ее труднореализуемости.
Работа над детективным романом была приостановлена по объективным причинам.
10 сентября 2004.
Самые красивые девушки всегда ходят по другой стороне улицы. Причем, чем улица шире, тем красивых девушек больше.
10 сентября 2004.
Возвращаясь с работы в душном автобусе он вдруг за окном увидел девушку поразительной красоты. Она стояла возле пешеходного перехода. Ждала зеленый свет светофора. Размышления его были недолгими. На ближайшей остановке он выскочил из автобуса. Ему удалось догнать незнакомку. Девушка с холодным удивлением и неприязнью посмотрела на него своими невероятно голубыми глазами, узнав в нем того, кто глупо пялился на нее сквозь автобусное стекло. Он заговорил, с жаром и пылом. Она не обращала на него внимания, идя своей дорогой. Он не отставал, не умолкал и не сдавался. И вскоре она чуть улыбнулась какому-то его высказыванию. Потом что-то ответила сама. Вскоре разговор худо-бедно завязался. Дальше — больше. И вот, наконец, она — мечта — уют белоснежных простыней, волнующий полумрак спальни!..
— Ну что, теперь тебе легче стало? — наклонилась она к нему после всего случившегося. Ее голубые глаза были полны житейской мудрости, внимательны и серьезны. — Успокоился? — Она усмехнулась, молча оделась и также молча ушла.
Он ее не удерживал.
29 июня 2004
«У меня сгорел монитор. Прощайте!»
12:20 11 июля 2003
5. Трактат о крупных проблемах и не очень.
Все началось с самого безобидного.
Хотя он давно уже стал замечать, что любые проблемы, большие они или маленькие, начинаются как правило с пустяков. И чем больше проблема — тем мельче пустяк.
Так и в этот раз — сидели себе небольшой компанией, тихо, спокойно. И ничего казалось бы не предвещало трагедии.
— Эй, мудило! — вдруг весело сказал лысый, по-дружески ткнув его в плечо.
За что так же беззлобно получил в ответ в ухо.
Потом, видно не удовлетворившись этим, он добавил лысому по ребрам. Потом пнул два раза согнутую фигуру, роняя ее на землю. Ну а тут уж как-то само собой и понеслось…
20 февраля 2003
Он был настолько психопатом, что в драке пытался разбить о бордюр пластиковую бутыль, чтобы сделать из нее «розочку».
11 июля 2002
Чем больше общаешься с женщинами — тем меньше остается оптимизма (и тем больше настраиваешься на пессимистический лад).
10:55 10 июня 2002
Мысли накануне отпускной поездки к морю.
Пассажирский самолет падал. В переднем салоне в полной темноте сидели двое — он и она. Они совсем недавно поженились и летели в первый свой отпуск к морю. К тому же в свои 25 лет она еще никогда не видела настоящего моря. И теперь ей было страшно. Ему тоже. Он обнял ее за дрожащие плечи, прижал к себе.
— Не бойся дорогая, — сказал он. — Я с тобой.
И ей стало полегче. Она благодарно пожала ему руку. И это было последним жестом в их недолгой совместной жизни.
13:17 09 июня 2002
Ребенок заплакал. У него болела грудка. Уже давно. Ему было больно и страшно. Он чувствовал своим неоперившимся детским сознанием, что надвигается что-то ужасное.
— Что, маленький? — Над ним склонилось ласковое лицо мамы.
— Что случилось? — спросил из кухни отец.
— Капризничает, наверное, — ответила мать, и повернулась к сыну, облокотившись на высокую спинку детской кроватки. — Ну что, хорошенький, что ты, успокойся. — Она стала поглаживать его маленькие пухлые ручки и голову.
Малыш жалобно посмотрел на нее и, скривив губы, несильно захныкал. Мать не поняла, продолжая успокаивать. Ее движения были уверенны и сильны, и от теплых и нежных прикосновений он перестал плакать и все страхи отступили. Эти руки не могли обмануть. И раз они рядом, значит нет ничего страшного и можно спать спокойно — они защитят, отведут беду.
И он закрыл глаза и уснул, тихий, беззащитный и спокойный, полностью доверившись ласковым рукам и голосу. Постепенно дыхание его успокоилось, глазки высохли.
Затих.
Он лежал в кроватке, еще не зная, что с ним произошло. На лице его осталось выражение какой-то доброй недетской серьезности и уверенности в своем завтрашнем дне.
Он умер.
октябрь 1997