Мир богов

Глава 12

День был в самом разгаре. Звонко пели птицы, ярко светило солнце. Двое юных сатиров, маясь от безделья, сидели в тени громадного дерева и с глубокомысленным видом созерцали собственные пупки. Когда их утомило это философское занятие, и они совсем уж было решили отправиться на поиски подруг, с просёлочной дороги донёсся частый перестук копыт.

— Как думаешь, кто это? — спросил один мохнатый бездельник другого.

— Думаю, это наш прекрасный принц с ледяным сердцем. Только его скотина способна носиться по дорогам с такой сумасшедшей скоростью, — лениво отозвался его дружок.

— И то верно!.. О гляди! Какая-то девчонка устроила на него засаду. Вот дурочка! Думает, что её не увидят, если она спрячется за занавесом невидимости.

— Хорошенькая хоть девчонка? — поинтересовался второй сатир, тот, что был повыше ростом.

— Персик! — причмокнул первый сатир. — Так бы и съел! Жаль, что богиня.

— Да? — оживился второй, тот что повыше. — Ну-ка, давай подберёмся поближе и послушаем, о чём они будут говорить.

Сатиры встали и, бесшумно ступая козлиными копытами, подкрались к девушке, стоящей на дороге. Она действительно была необычайно красива.

Поскольку из одежды на красотке были только короткий кожаный лиф и юбка в виде пояса с бахромой, то сатиры при виде её прелестей с неслышным стоном заткнули друг другу рты ладонями. Но их терпение было вознаграждено.

***

Василевс мчался во весь опор, как вдруг он встал на дыбы и с ржанием замолотил воздух копытами. Чтобы не свалиться, Лотико ухватился за поводья и конь, ощутив железные удила, замотал головой. Когда он опустился на все четыре копыта, упряжь и седло вновь исчезли. «Спокойно, Василевс! Не нужно так бурно реагировать!» — Лотико успокаивающе похлопал жеребца по шее и, не глядя по сторонам, спокойно проговорил:

— Выходи! Считаю до трёх. Дальше пеняй на себя.

— Гляди, какие мы все из себя грозные! — язвительно отозвался женский голос и перед мордой Василевса возникла светловолосая амазонка.

На мгновение Лотико замер, приняв её за другую, но тут же понял свою ошибку и с холодным терпением глянул на ту, что как две капли воды походила на Сирин, которая почему-то называла себя Ириной.

Девушка подняла лук и, натянув тетиву, нацелила стрелу ему в грудь. «Паф!» — выдохнула она, и Лотико подумалось, что у неё глаза такие же синие, как у сестры, а ещё он подумал, что они уже давно знакомы, но он заметил это только сейчас. Вот только их взгляд ничего не будил в его сердце.

Бог любви соскочил с коня и слегка поклонился.

— Ваше высочество! Вот уж не ожидал встретить вас в такой глуши.

— А ты, рогатый, не слишком-то вежлив, — процедила девушка и нацелила стрелу ему в пах. — Наверное, думаешь, что переспать с этой смертной дрянью, то же самое, что переспать со мной?

— Ну что вы, ваше высочество! Даже в мыслях не было, — Лотико холодно глянул на богиню из дома могущественного Золотого императора. — У вас ко мне дело или вы остановили меня, чтобы поболтать о вашей сестре?

— Да, как ты смеешь называть это ничтожество моей сестрой?! — прошипела Алконост.

— Почему нет? По факту Сирин вам сестра.

— Ты смеешь мне возражать? — окончательно разозлилась девушка, и Лотико поймал пущенную в него стрелу.

— Что-то вы чересчур вспыльчивы для светлой богини, — заметил он небрежным тоном. Он стиснул пальцы, и стрела рассыпалась прахом. — Если это всё, что вы хотели сказать, то я с вашего разрешения, пожалуй, поеду.

— Стой, ничтожный сатир! Как смел ты ей помогать? — с яростью выкрикнула Алконост, схватив его за руку. — Что такого есть в этой дряни, что вы все идёте у неё на поводу? Ты, Шива и даже мой отец? Отвечай, мерзавец!

— Вам всё равно не понять, — по-прежнему спокойно сказал Лотико и взлетел на спину коня. — Прощайте, ваше высочество, и постарайтесь впредь не прибегать к моим услугам.

— Я призову, и ты явишься! — выкрикнула Алконост, и её глаза злобно сверкнули, что, в общем-то, не сулило ничего хорошего.

— Что ж, попытайтесь, — последовал хладнокровный ответ.

— Только попробуй не явиться на мой зов, и я прибью твою шкуру на воротах моего дворца!.. Повешу вместе со шкурой твоего козлоногого папеньки и твоей шлюшки-маменьки!

Лотико было сложно вывести из себя, тем не менее Алконост это удалось. В тот же миг бог любви, преобразившийся в Антероса, оказался рядом с ней и взял её за горло.

— Ваше высочество, я многое спускал вам с рук, но вы, похоже, не цените моей доброты, — произнёс он чарующе-ласковым голосом.

— Лотико!.. Я сказала со злости!.. Прости, я не хотела тебя обидеть! — выдавила задыхающаяся Алконост, и бог любви отшвырнул её от себя.

Когда он, смерив её презрительным взглядом, хлестнул коня и исчез, несчастная богиня-амазонка отшвырнула лук и, упав ничком на землю, бурно разрыдалась.

Двое сатиров, что прятались в кустах, шкодно переглянулись и оскалили в улыбке острые зубы. «Развлечёмся?» — тихо спросил тот, что был повыше, и другой согласно кивнул. Они исчезли, чтобы вновь появиться на дороге, по которой ускакал Лотико. Один из сатиров превратился в коня, а другой в бога любви и вскочил товарищу на спину.

Алконост, заслышав топот копыт, перестала плакать и с радостной надеждой живо вскочила на ноги. При виде Лотико, несущегося к ней во весь опор, она горделиво выпрямилась. «То-то же! Как будто смертное ничтожество может сравниться с настоящей дочерью Золотого императора», — торжествующе подумала она и без тени сомнений запрыгнула на коня, когда Лотико протянул к ней руку.

Сатиры привезли принцессу в лесную чащу, и поддельный бог любви так заморочил ей голову, что она, упиваясь его льстивыми речами, была уже готова отдаться обманщику.

Случись сатиру овладеть ею и над заносчивой богиней смеялись бы все, кому не лень. Но тут, на счастье Алконост, появилась девушка-дракон и передала ей требование Золотого императора срочно явиться пред его светлые очи. Правда, за спасение чести принцессы Лижен вместо благодарности заработала увесистую пощёчину.

Замешкавшись, девушка-дракон не сразу отправилась вслед за своей госпожой и тут сатиры явили ей себя в истинном облике. Давясь смехом, Лижен смотрела, как они в лицах изображают ухаживания мнимого Лотико и ужимки влюблённой в него Алконост, а затем, спохватившись, понеслась во дворец Золотого императора.

Конечно, как паладин принцессы, девушка-дракон была обязана наказать дерзких сатиров, но, как говорится, кто не пойман, тот не вор; поэтому она лишь пожалела о том, что появилась слишком рано и не дала проказникам довести дело до конца.

***

В отличие от девушки-дракона, сам бог любви после встречи с Алконост пребывал не в столь радужном настроении. Всю дорогу его не оставляли навязчивые мысли о собственной ущербности и оттого он хандрил больше обычного.

По возвращении домой Лотико не передал коня на попечение конюха, а сам повёл его к реке, желая этим оттянуть встречу с матерью. Но ему не повезло. Когда он спустился к реке, выяснилось, что она гуляет по берегу Расомки.

Миссис Фьюстер бросила взгляд на лицо сына, замкнутое больше обычного, и постаралась скрыть огорчение. «Бедный мой мальчик! Ты даришь смертным и богам прекраснейшее из чувств и при этом сам не знаешь, что такое любовь. Всё же несправедливо устроено мироздание!» — посетовала она.

Подойдя к сыну, она с нежностью коснулась его бледной щеки.

— Не устаю любоваться тобой, душа моя! Ведь ты у меня самый красивый из богов.

— Спасибо, мама, но ты преувеличиваешь, — усмехнулся Лотико. — Кое-кто находит, что я лишь немногим лучше сатиров.

— Наверное, тебя снова мучила эта глупая девчонка Алконост? — догадалась миссис Фьюстер. — Как жаль, что бессмертие досталось ей, а не той чудесной девочке, что была у нас. Знаешь, милый, почему-то мне кажется, что Сирин способна совершить невозможное.

— Тогда это было бы чудо из чудес, — с мягкой улыбкой отозвался Лотико, но материнское сердце было не обмануть.

— Дорогой мой! Вот только не нужно отчаиваться! В конце концов, кто сказал, что бог любви не имеет права на любовь?

— Нет, мама, оставь надежду. Твой сын всегда будет либо наивным мальчишкой, который никогда не вырастет, либо взрослым расчётливым подлецом, у которого кусок льда вместо сердца.

— О нет! — в порыве жалости миссис Фьюстер крепко обняла сына. — Я верю, что однажды всё изменится и тот светлый мальчик, что живёт в твоей душе, принесёт тебе счастье.

— Не нужно, мама! — Лотико осторожно высвободился из материнских объятий. — А то я тоже начну себя жалеть, что будет совсем уж глупо. Если подумать, то не так уж мне плохо. Ведь ни одна женщина не может устоять передо мной, будь она богиня или смертная, — улыбнулся бог любви. — Разве не об этом мечтают все мужчины?

«Так-то оно так, да разве количество заменит ту единственную, что предназначена тебе судьбой?» — вздохнула миссис Фьюстер и взяла сына под руку.

— Понимаю, ты хотел побыть один, но что-то мне не хочется обедать в одиночестве. Может, Василевс подождёт, и ты составишь мне компанию за столом?

— Конечно, родная. Разве я могу хоть в чём-то тебе отказать? Ведь вы с отцом дарите мне единственно доступную любовь — сыновью любовь. Кстати, чего-то я давно его не видел. Надеюсь, вы не поругались?

— Ну что ты! Разве с Паном можно поругаться? — воскликнула мисс Фьюстер и её лицо осветилось счастливой улыбкой. — Под предлогом поиска новых мелодий этот непоседа снова бродит по миру и ищет приключений на свой мохнатый зад. Ты же знаешь, как он любит подшучивать над смертными и богами.

— О да! — откликнулся Лотико и с иронией покосился на мать. — Насколько я припоминаю, он подшутил даже над Золотым императором. Правда, довольно неудачно, и ты три дня простояла на коленях у его дворца, вымаливая прощение для отца.

— Что было, то было, — вздохнула миссис Фьюстер. — Кто же знал, что Золотой император попадётся на такую простенькую уловку?

— Действительно, кто же не знает, что Пан обожает вино и групповую любовь? И всё же отцу не стоило спаивать их величество, а затем подсовывать ему поддельных красоток. Представляю, какое было лицо у Золотого императора, когда он обнаружил, что переспал не с нимфами, а с мохноногими сатирами.

— Да уж! — сказала миссис Фьюстер и, не выдержав, засмеялась. — Жаль, что я не видела его лица. Во время аудиенции Золотой император не снимал маску, но рычал аки лев, жаждущий крови, и метался по залу как Аполлон, заполучивший от тебя ту роковую стрелу.

Лотико опустил ресницы, пряча весело заблестевшие глаза.

— Аполлон до сих пор бесится и не может мне простить, что стрела угодила ему не в грудь, а в зад, причём на глазах у всех. В общем-то, я могу понять его расстройство. С той поры он окончательно погряз в мужеложстве и всё по моей вине.

— Да нет в том твоей вины! — запротестовала миссис Фьюстер. — В то время ты был совсем несмышлёнышем, так какой с тебя спрос? — она усмехнулась. — Если честно, то Аполлону досталось за дело. Он хотел твоими руками убрать соперника и заодно посмеяться над Бореем, заставив его, как и Зефира, влюбиться в этого неженку Гиацинта.

— К счастью для дядюшки, Немезида не дремала, и лучезарный получил скорое возмездие, — Лотико улыбнулся. — А может, это была случайность. В детстве я часто мазал по цели. Знаешь, я почти уверен, что в Аполлона моя стрела угодила совершенно случайно.

— Возможно, что так, — согласилась миссис Фьюстер.

Свой скепсис она оставила при себе. Борей приходился ей двоюродным братом и очень баловал племянника. Когда суровый северянин появлялся у них в гостях, он обязательно привозил Лотико какой-нибудь удивительный подарок и рассказывал ему массу занимательных историй. Естественно, что восторженный ребёнок, живущий в её сыне и поныне, очень любил дядю и с нетерпением ждал его появления у них дома. Вот почему миссис Фьюстер была уверена, что Аполлон совершенно не случайно схлопотал стрелу, заставившую его отвернуться от женщин.

Мать и сын уже почти подошли к воротам поместья, и тут перед ними возник небесный посланник. Держа древко императорского штандарта, крылатый воин возвестил, чтобы Лотико жаждет видеть сам Золотой император, причём немедленно.

Миссис Фьюстер с беспокойством посмотрела на сына.

— Что-то мне не нравится этот вызов.

— Не переживай, родная! Всё будет хорошо.

Лотико обнял мать, но она не успокоилась. Волосы на её голове приподнялись и пришли в движение. Небо заметно потемнело и покрылось тучами, вслед за тем задул холодный ветер, постепенно набирающий скорость и мощь. Прежде некрасивое, но обаятельное лицо миссис Фьюстер заострилось и потемнело, а ноги начали превращаться в жуткие птичьи лапы.

Крылатый воин испуганно покосился на неё и на лбу у него выступил пот. Он судорожно сглотнул и намертво вцепился в древко штандарта. При этом пальцы его левой руки сами собой сложились в охранный жест.

На счастье посланника, Лотико хлопнул в ладони и металлические накладки на его перчатках издали протяжный звук, очень похожий на рёв медных труб. Заслышав его, миссис Фьюстер слабо вскрикнула и отпрянула от сына.

— Поросёнок! — проворчала она и с озабоченным видом дотронулась ладонями до лица. — Перья нигде не торчат? — осведомилась она.

— Нет, всё в порядке, — сказал Лотико, и чтобы успокоить её снял перчатки и засунул их за пояс.

— Совершенно незачем было меня пугать, — выговорила ему миссис Фьюстер.

— Прости! — смиренно проговорил он, без малейшего признака раскаяния на лице, и добавил: — Думаю, Золотой император точно не обрадуется, когда узнает, что его посланника разорвали на мелкие кусочки.

Принюхавшись, миссис Фьюстер насмешливо посмотрела на воина, застывшего как изваяние, и тот густо покраснел.

— Вот чего ты пугаешь беднягу? — проговорила она, укоризненно глядя на сына. — А потом говорят, что это мы распространяем зловоние.

— Ну знаешь! Не будь ты моей матерью, я бы тоже тебя боялся, — улыбнулся Лотико, и на лице посланника промелькнуло облегчение.

Взлетев на спину Василевса, бог любви послал матери воздушный поцелуй, а затем повелительно махнул сопровождающему.

— В путь! — приказал он, и крылатый воин сорвался с места с такой скоростью, будто за ним гнались все фурии ада.

Когда оба исчезли в небесной вышине, к миссис Фьюстер подъехал мужчина, восседающий на вороном красавце, который был копией Василевса. Да и сам он, светловолосый и черноглазый, очень походил на Лотико — разве что у него не было рожек на голове.

— Куда это он? — поинтересовался вновь прибывший.

Миссис Фьюстер слегка поморщилась, но больше ничем не выдала своего неудовольствия несвоевременным визитом.

— Прибыл посланник Золотого императора, он зовёт Лотико к себе, — ответила она и, выразительно глянув на мужчину, добавила: — Здравствуй, папа! Давно не виделись.

— Здравствуй, Аэлла! — усмехнулся Хаос и спрыгнул на землю. — В дом пригласишь или как?

— При условии, что ты пообедаешь со мной.

— Ладно, только у меня встречное условие…

— Хорошо, я не буду третировать тебя расспросами. Поедим в мирной семейной обстановке.

— Договорились, — кивнул Хаос.

Он позволил дочери взять его под руку, и она в безмолвном удивлении приподняла бровь.

— Ладно, ладно! Не такой уж я недотрога. Не веришь, спроси у матери, — проворчал Хаос. — Лучше расскажи, как вы тут живёте.

— Что ты имеешь в виду?

— Слухи утверждают, что у тебя гостила Сирин, смертная дочь Золотого императора.

— Я приютила девочку, когда она потеряла сознание от подарка феникса.

Миссис Фьюстер с любопытством покосилась на лицо отца, хранящее непроницаемо-спокойное выражение. Попутно у неё мелькнула мысль, что она уже подзабыла, как много Лотико унаследовал от деда, в том числе его красоту и досадную невосприимчивость к любви.

— Вижу, тебе это не нравится, — забросила она удочку.

— Да, — не стал отрицать Хаос. — Вам не стоило вмешиваться в семейные дела императора.

— Мы и не вмешивались! — запротестовала было миссис Фьюстер и тяжко вздохнула: — Но ты же знаешь Алконост. Дрянная девчонка не даёт Лотико прохода. Не знаю, как ей удалось, но она заставила его поймать Сирин в ловушку Антероса.

Хаос внимательно глянул на лицо дочери и неодобрительно поджал губы.

— Так-так! Неужели смертная девчонка сумела подобрать ключик к его сердцу? — проскрипел он. В отличие от внука у него был невыразительный монотонный голос.

— Вот не знаю… — заколебалась миссис Фьюстер. — Временами кажется что да, но мальчик всё отрицает и говорит, что ничего не изменилось.

— Знаю, ты желаешь сыну только добра. Поверь, Аэлла, будет гораздо лучше, если ты не будешь толкать его на глупости. Лотико ни к чему все эти любовные терзания. Они лишь замутят ему разум, а он и так ступает по тонкому льду. Как мой внук он слишком силён, а Золотой император злопамятен и до сих пор не простил нам, олимпийцам, борьбы за власть. Он только и ждёт, чтобы кто-нибудь из нас оступился, чтобы добить тех, кто ещё остался.

— Сама этого боюсь! — чуть не до слёз расстроилась миссис Фьюстер. — Вдруг император что-то злоумышляет, и наш мальчик попал в беду? — с отчаянием вопросила она и её волосы вновь начали подниматься, а глаза обзавелись внутренним веком.

— Ерунда! Аэлла, перестань нервничать, ничего с ним не случится, — сказал Хаос, опасаясь, что дочь снова впадёт в панику и улетит, довершив своё превращение. — Так ты говоришь, что феникс благоволит к смертной? — спросил он с оттенком любопытства, что случалось с ним крайне редко.

— Это не удивительно, ведь это он поспособствовал появлению на свет Алконост и Сирин, — сказала миссис Фьюстер.

Хаос хмыкнул.

— Ну да, если бы не напиток из пепла феникса, то Золотому императору было бы не видать потомства от смертной наложницы. Такие дети редкость и, главное, они не наследуют бессмертие, а смертные наследники императору ни к чему, они унижают его достоинство.

— Я одного не пойму, почему Сирин отправили в мир без магии?

— Думаю, у императора были на то веские причины.

— Интересно, какие? — с любопытством вопросила миссис Фьюстер.

Стоило ей успокоиться и жёсткие чёрные перья, появившиеся было на её голове, вновь улеглись мягкими светлыми локонами, а потемневшие глаза обрели прежнюю небесную голубизну.

— Мне-то откуда знать? Так спрашиваешь, будто я приближённый императора.

Видя, что отец больше не хочет говорить о Золотом императоре, миссис Фьюстер перевела разговор на другие темы. Правда, к тому времени они совсем близко подошли к водопаду, который шумел с такой силой, что она скорей догадывалась, чем слышала ответные реплики.

Скоро она заметила, что взгляд Хаоса то и дело обращается к высокой скале. Когда-то она обрушилась на дорогу, ведущую к левобережной части Расомского поместья, из-за чего теперь приходилось делать большой крюк. Скалу не трогали из-за Пана. В свои краткие визиты домой он постоянно пропадал на её куполообразной макушке, украшенной живописно изогнутыми соснами, и своей волшебной игрой на свирели заставлял часами грустить и радоваться окрестных крестьян.

— Нет, папа! Ты этого не сделаешь! — выкрикнула миссис Фьюстер, стараясь перекричать шум водопада.

— Вот зачем тебе эта морока? Напрямую здесь всего ничего, а из-за твоей дурацкой привязанности к мужу приходится давать здоровенного крюка, — проворчал демиург и, пряча насмешку, опустил руку. — Ладно, оставлю, всё как есть. В надежде, что она служит Пану предостережением. Ведь эту горную вершину ты пыталась обрушить ему на голову. Жаль, что не попала. Прыткий оказался подлец!

— Ну, зачем ты так? — вздохнула миссис Фьюстер. — Просто в то время я ещё не понимала, что любимых нужно принимать такими, какие они есть.

— Я бы с тобой поспорил, но тебя не переубедишь. У больных любовью одна общая черта: они слепы и глухи к доводам разума…

И тут, будто отстаивая своё право на любовь, запела свирель, да так нежно и страстно, что дрогнуло даже чёрствое сердце Хаоса.

— Никак твоё козлоногое счастье явилось, — заметил он и покачал головой, видя, какой радостью осветилось лицо дочери. — До сих пор не понимаю, что ты нашла в этом шуте. Конечно, ты у меня не красавица, но за тобой бегали далеко не последние из богов.

— Ну а мне нужен только Пан, — улыбнулась миссис Фостер. — Папа, давай не будем ссориться! У меня сегодня праздник: вы оба наконец-то вернулись. Будь ещё Лотико дома, моё счастье было бы полным.

— Я же сказал: не переживай! Во-первых, Золотой император не такой дурак, чтобы настраивать меня против себя. Во-вторых, Лотико — умный мальчик, он сумеет постоять за себя…

Льющаяся мелодия, серебряная и чистая, была настолько чудесна, что заставила умолкнуть не только Хаоса. Чтобы послушать божественного музыканта зачарованная наяда остановила бег воды и вышла на берег. Закрыв глаза, она взмахнула полупрозрачными руками и плавно закружилась, а волшебная свирель всё пела и пела, любя и тоскуя по той единственной, что дорога сердцу музыканта. Жалуясь, она пела о том, насколько он измучен долгой разлукой и одиночеством, но не смеет явиться любимой на глаза, боясь, что ему откажут в прощении.

Мелодия, рвущая сердце, всё не кончалась и миссис Фьюстер украдкой смахнула слёзы. Лишь тогда Пан рискнул появиться перед ней.

Бог дикой природы и плодородия действительно имел козлиные ноги и рога, но, вопреки досужей молве, он не был уродом. Красивое лицо скульптурной лепки обрамляли кудрявые светлые волосы, которые ниспадали на не менее скульптурный торс.

Козлоногий красавец, которого в миру звали мистером Фьюстером, опустился на одно колено, а затем с мольбой и ожиданием на лице, протянул жене алую розу и с чувством продекламировал:

Любимая!

Я в смятении! От волненья чуть жив.

Онемели уста. О прощении не смею просить.

Лишь сердце робко надеется, что я ещё не забыт.

Ну а если напрасно надеется, значит, незачем больше жить.

Да, душа моя, да! Я хочу умереть.

Пан бездельник и пьяница. Да, похотлив.

Прогони, я уйду без обид. Но чем жить без тебя

И танталовы муки терпеть, лучше вечность в аду мне гореть!

— Это самое лучшее, что ты мог бы сделать для Аэллы, — усмехнулся Хаос.

Сатиры, прячущиеся за пышным кустом сирени, огорчённо переглянулись.

— Стихоплёт, а рифма никакая! — укоризненно шепнул один из почитателей талантов своего прародителя.

— Это я от волнения, — оправдываясь, шепнул Пан в ответ и также тихо, но грозно добавил: — А ну кыш, пострелята, пока я вам рога не пообломал!

Сатиры мгновенно исчезли, и он с признательностью прижал руку к груди, когда миссис Фьюстер забрала у него розу.

— Родная, ты не сердишься? — смиренно вопросил он.

— Хватит ломать комедию! Когда это случится, ты сразу заметишь. Конечно, если на этот раз успеешь удрать, — вмешался Хаос и бросил на дочь выразительный взгляд. — Аэлла, ты иди вперед, и позаботиться об обеде, а мы тем временем немного поболтаем. Нам с твоим мужем нужно кое-что обсудить.

Миссис Фьюстер обеспокоенно посмотрела на мужчин, но, как послушная дочь, последовала отцовскому приказу.

Пан обменялся рукопожатием с тестем и, когда жена ушла далеко вперёд и не могла их услышать, с беспокойством посмотрел на него.

— Отец, вы знаете, зачем Золотой император вызвал Лотико?

Хаос ответил утвердительно.

— Надёжные источники сообщили, что он злится на мальчишку из-за любовной привязки, которую он применил к Сирин. Но куда сильней его взбесило сегодняшнее происшествие. Один из твоих оболтусов сатиров, прикинулся Лотико и чуть было не изнасиловал Алконост.

— Плохо дело! — резюмировал Пан. — Нужно выручать малыша, пока не поздно, — добавил он с озабоченным видом.

— Верно мыслишь. Золотой император, скорей всего, обвинит его в преступлениях против дочерей. Вопрос в том, какое наказание он ему вынесет.

Пан повернул голову, и на его лице появилось не верящее выражение.

— Вы думаете?.. Нет, он не посмеет!

Хаос с сомнением покачал головой.

— Ничего нельзя исключать. Вполне возможно, что под этим предлогом Золотой император захочет окончательно расправиться с нами. Зная его характер, он не успокоится, пока мы все не окажемся в Тартаре[11].

Заметив, что в серо-зелёных глазах зятя засверкали крошечные молнии, предвестники гнева, Хаос подумал, что не зря ходили слухи, что он на самом деле сын Зевса и Гибрис. Мол, таким образом ему аукнулись заносчивость матери и кормилица-коза, которая выходила его отца. К тому же Хаос, как изначальное божество-прародитель всех богов, сам чувствовал, что Пан близок к нему по крови, что говорило о том, что он из высшего эшелона олимпийцев. Так что он выговаривал дочери за якобы неравный брак исключительно из вредности. Всё обстояло с точностью наоборот, это Аэлла по своему положению стояла ниже мужа. В отличие от Пана, она даже не числилась в пантеоне греко-римских богов, поскольку её мать была гарпией, то есть обычном чудовищем. Правда, Аэлла относилась к новому поколению и по отцу, всесильному Хаосу, могла рассчитывать на повышение статуса, но она была не честолюбива и предпочитала оставаться тем, кто она есть, то есть гарпией.

— Отец, только Аэлле ничего не говорите! — озабоченно проговорил Пан и Хаос фыркнул.

— Сам не проговорись! — сказал он с неодобрением.

— Ни в коем случае! А то я не знаю, какую бучу она подымет. Тогда нам точно придётся объявить войну Золотому императору.

Хаос выжидающе глянул на зятя.

— Что ты думаешь по поводу наших шансов?

— Они невелики. Если судить по тому, что я видел, — быстро ответил Пан. — Нас осталось слишком мало. Как правило, это всё дети второстепенных божков, которые и раньше не рвались в бой. Ну а главное, что Огненная стража по-прежнему начеку. Она охраняет Тартар так, что нет никакой возможности освободить пленников.

— Я так и думал, — рассеяно отозвался Хаос и вскочил на спину коня. — Передай Аэлле, что я загляну к вам попозже. И вот ещё что: что бы ни случилось, ни в коем случае не пускай её к Золотому императору. Постарайся её убедить, что своим вмешательством она погубит не только сына, но и всех нас.

***

Родные Лотико опасались не зря. Золотой император действительно был в ярости. Сатиров, что посмели покуситься на честь принцессы, не только поймали, но даже успели обезглавить. Тела бедолаг сожгли, а их головы украсили въездные ворота императорского дворца, и теперь они печально взирали на бога любви, которого вели к тому же могущественному судье.

Лотико бросил беглый взгляд на головы злосчастных сатиров и с сожалением подумал, что вряд ли ему удастся сдержать обещание, данное матери, и вернуться домой. Как правило, высочайшего суда удостаивались лишь те из богов, кому уже заочно вынесли приговор.

Стража привела его в одно из помещений, примыкающих к залу, где заседал Золотой император, и старший конвоя велел ему ждать вызова.

Поначалу Лотико сел на скамью, но затем, донимаемый тревогой, встал и подошёл к окну. Он был сыном своего отца, и вид зелёного приволья обычно возвращал ему присутствие духа. Но только не в этот раз. Из окна, где он стоял, хорошо просматривалась парадная лестница, ведущая к дворцу, и первое, что он там увидел это Ирину или Сирин, как звали на самом деле смертную дочь Золотого императора.

Облачённая в роскошнейший наряд она вместе с паладинами поднималась по ступенькам, застеленным златотканым ковром. К его удивлению, её сопровождал князь Фонг Лин Гуан, глава дома фениксов, и две дамы из его ближайшего окружения. Но куда больше Лотико удивило собственное тёмное чувство, охватившее его при виде того, что девушка держит спутника под руку и с потаённой улыбкой на губах внимает его словам.

«Нет, не может быть! Ревность — это признак любви! К тому же я и смертная? — со скепсисом подумал он и пригрозил могущественным пряхам: — Берегитесь, мойры! Если это ваши шуточки, то я отплачу вам той же монетой!» После дерзкого вызова, брошенного богиням судьбы, ему послышались невнятные женские голоса, шуршание руна мироздания, и ритмичное постукивание веретён. Но этим дело не ограничилось. «Договорились, малыш! Не знаю, как Клото и Антропос, а лично я очень жду твоей мести», — сказала одна из мойр и засмеялась.

В изумлении Лотико потряс головой. «Не зря говорят, не желай невозможного, а то однажды допросишься, на свою же голову», — с грустью подумал он. Уж кому другому, а ему было доподлинно известно, на какие глупости способны влюблённые. Он придирчиво оглядел ту, что ему подсунули мойры, и вновь прислушался к себе — сердце молчало, и он облегчённо перевёл дух.

«Вот ведь шутницы! А я чуть было не поверил, что это правда», — с улыбкой подумал он и, откликнувшись на зов распорядителя, бодро зашагал к распахнутой двери судилища.

Императорский дворец был великолепен, поэтому даже зал заседаний блистал золотом, драгоценными камнями и яркими красками. Вот только при виде Золотого императора, восседающего на сияющем троне, настроение бога любви основательно потускнело. Как обычно, лицо самодержца полностью закрывала золотая драконья маска, но о том, что он не в духе, можно было судить по излучаемой им ауре, которая была вполне зримой для богов его уровня.

Только Лотико опустился на колени и приготовился произнести приветственную речь, как в зале пронёсся изумлённый шёпоток.

Это вошла Ирина, причём без приглашения, что было неслыханной дерзостью, за которую любой другой поплатился бы головой. Ну а так распорядитель, явно по знаку Золотого императора, возник рядом с его смертной дочерью.

Расфуфыренный в пух и прах шарообразный коротышка с длинным клювом вместо носа велел девушке следовать за ним и направился к боковому приделу, предназначенному для скромных просителей, где, по его мнению, смертной было самое место. Не двинувшись с места, она смерила его ироническим взглядом, а затем, невзирая на уговоры, быстрой походкой приблизилась к трону и опустилась на колени рядом с Лотико.

— Ваше величество, мне сказали, что я ваша дочь, — заявила Ирина во всеуслышание.

Когда шум в зале усилился, приобретя нотки сдержанного негодования, девушка подняла голову и с открытым любопытством посмотрела на фигуру на троне, которая из-за маски и полной недвижности казалась не живым существом, а золотой статуей.

— Возможно, это ничем не обоснованные слухи. В таком случае, я уйду и больше никогда вас не потревожу. Клянусь честью! — мягко добавила она, когда молчание слишком уж затянулось.

— Какая-то смертная потаскушка смеет говорить о чести? — выкрикнул возмущённый голос.

Двери распахнулись, и в зал судилища влетела разгневанная Алконост. Следом за ней бежали две растерянные придворные дамы и, чуть не плача, уговаривали её сохранять приличия. Последней в их процессии шла высокая женщина, с каменным выражением на лице. Правую, согнутую в локте руку она держала у груди, а в левой у неё была плётка, рукоятью которой она ритмично постукивала себя по бедру.

Не слушая фрейлин, Алконост с видом фурии подлетела к Ирине и попыталась влепить ей пощёчину, но та перехватила её руку и со словами: «Гляди, как всё запущено!» с такой силой оттолкнула принцессу от себя, что та упала.

Не вставая, Алконост живо обернулась к женщине с плёткой.

— Эй, ты! Сейчас же накажи эту тварь, что посмела поднять на меня руку! — выкрикнула она.

— Да, ваше высочество, — монотонно проговорила женщина.

В тот же миг за её спиной распустились крылья и она, спланировав рядом с Ириной, взмахнула плетью.

На счастье девушки у неё нашлись бессмертные защитники. Лотико вскочил, готовый прийти ей на помощь, но князь Фонг опередил его и перехватил жало плети богини Немезиды. При виде гримасы боли, которую он не сумел скрыть, Ирина сочувственно поморщилась, но когда его рука, удерживающая плеть, почернела и отвалилась, она гневно вскрикнула и бросилась к Алконост, но ей опять повезло. На этот раз на её пути встал бог любви и, чтобы удержать от поступка, чреватого наказанием, крепко сжал в объятиях.