Мир Гаора. 4 книга. Фрегор Ардин

«Каждый выбирает по себе…

Каждый выбирает для себя…»

Юрий Левитанский

«И в крепкой, ледяной обиде,

Сухой пургой ослеплены,

Мы видели, уже не видя,

Глаза зеленые весны.»

Илья Эренбург

«Свобода – это возможность выбора варианта поведения.

Выбор неизбежен и обязателен.

Количество доступных вариантов определяет степень свободы.

Таким образом, одинаково невозможны как абсолютная свобода,

так и абсолютная несвобода.

Выбор есть всегда.

И он всегда ограничен.»

Варн Арм,

действительный академик,

профессор философии и истории.

Из лекции.

Фрегор Ардин

СОН СЕДЬМОЙ

…не дай мне, Бог, сойти с ума, уж лучше…

* * *

Аргат

Ведомство Учёта Несамостоятельного Контингента

Центральный накопитель

571 год

Зима

4 декада

И снова храпящая и сопящая тишина ночной казармы или рабской камеры. Он лежит, завернувшись с головой в жёсткое, пахнущее дезинфекцией одеяло, рядом, в таком же коконе, Лутошка, и он чувствует, как малец всхлипывает во сне. Ничего, пацан, это ещё не самое страшное. Камера им досталась хорошая, без блатяг, и не везли их в «сером коршуне» со скованными руками, а ехали в своём фургоне, сменяя друг друга за рулём. Один ведёт, другой лежит на койке-рундуке или сидит рядом, а на рундуке тогда лежит хозяин. Только перед самым Аргатом хозяин сам сел за руль, а им велел идти в фургон и переодеться. Они перелезли в фургон, задёрнув за собой обе занавески, всё сняли с себя и надели рубашки и порты поплоше, заплатанные, зашитые. Лутошка показал ему рукав своей рубашки с красной заплатой, хотел что-то сказать и заплакал.

Гаор осторожно повернулся внутри кокона. Вот и всё, пятый год его рабства и третий по счёту хозяин. Жаловаться ему не на что. У этого, уже бывшего, было не так уж плохо. И даже о своей продаже узнал всё-таки заранее, успел подготовиться. Срочно докрутил браслетики, колечки и мечики и, как и тогда у Сторрама, раздал их подарками на Новый Год. Когда вернулись с проздравления в свою кухню и свалили полученные от хозяев пачки сигарет и кульки с конфетами в общую кучу у ёлки, он и достал свой узелок. Охи, ахи, взвизги… Как и тогда, его хлопали по плечам и спине, целовали и даже тискали, ну, и он в долгу не оставался. А потом гуляли, опять вкусно ели, пили вишнёвку, смородиновку и водку, пели, плясали, мерились силой и ухватками… Только он уже знал, что это в последний раз, что никого из сидящих за столом он больше не увидит. И молчал. Пел, шутил, плясал, дурачился и молчал. Только и хватило его, чтобы подсесть к Джадду и сказать тому.

– Везучий ты, Джадд.

Джадд удивлённо посмотрел на него.

– Я нет понять.

– Жена, сын… все с тобой, люби да любуйся, пока не продали.

Взгляд Джадда стал другим, но тут к нему подбежала и потянула в плясовой круг Милуша. И праздник пошёл своим чередом.

И на следующий день с утра он не пошёл на общие работы, а повёл Лутошку в гараж и снова показывал ему, заставляя повторять, приёмы, позволяющие быстро и без шума отбиться от приставалы или ещё чего. А когда пошли на общий праздник – как и в прошлый год, хозяева уехали по своим делам – он опять смотрел и запоминал. Не будет ведь больше у него такого. Если бы его на местных торгах продали, ещё был бы хоть какой-то, хоть малюсенький шанс попасть к кому-то из капитанских соседей и тогда хоть раз в год повидаться, а из Аргата… увезут на другой конец страны и всё… кранты. А даже в Аргате если… Хозяев всё не было, и он опять в гараже жучил Лутошку. Тот ничего не понимал, но всё делал. Да и бою учиться – это не про вулканы читать.

Гаор невольно улыбнулся воспоминанию…

…В существование моря Лутошка с трудом, но поверил после объяснений, что берега у моря есть, просто с одного берега другого не видно. А вот вулкан – огнедышащая гора, гора с огнём внутри и выливающейся лавой – в это Лутошка поверить не мог. Вот домовой, банник, кикиморы – девки болотные – это понятно, коли сам не видел, то другие, и матка про это сказывала, а вулканы… да мало ли что голозадые выдумают, так и верить всему, что ли ча? И оскорблённый недоверием к учебнику Гард решил устроить Лутошке наглядное пособие из старых покрышек, песка и земли за гаражом. А чтоб резина горела, послал Лутошку за бензином или соляркой. Он лежал под легковушкой, что-то у него не ладилось и, когда Лутошка проныл, что надоть ненадолго и недалеко, послал мальца по-фронтовому, а что этот дурак прихватил с собой маленькую канистру с бензином, не заметил. Да и в голову ему прийти не могло, что пацаны такое устроят. На счастье Лутошки, да и Гарда, он успел прибежать на запах горящей резины первым. И когда туда влетел хозяин, он уже добивал пламя, Гард растерянно что-то лепетал, а Лутошка успел удрать. Потому что хозяин с ходу всё просёк и начал раздачу положенного. Сам он тоже огрёб по морде за то, что не следит за мальчишками. Получили все. Даже Красава, и за то же, что и он. Что коли сын дурак, так следи за ним. Он про себя посоветовал хозяину применить это к себе. Но вот Лутошка как не попал под горячую руку, так и с концами. У мальчишки хватило ума прятаться до ужина и приползти в кухню, когда Красава, а за ней уже и остальные стали беспокоиться, не рванул ли дурачок от страха в бега. И куда ж он денется, ведь напорется на патруль, и тогда не порка, а смерть. Красава даже выть начала. Тут малец и объявился, и Красава кинулась его обнимать и кормить, будто он и впрямь из-за смертной черты вернулся. И нашёл же малец, где прятаться. В сарайчике у Джадда. Джадд же со всеми на дым и крики прибежал. Так что дневной переполох закончился вечерним смехом…

…Хорошо, когда есть и такие воспоминания. А то ведь совсем погано, когда и вспомнить нечего. Нет, жил он эти полтора года неплохо, а что дальше будет? Что будет, то и будет. Загад не бывает богат. Сидели они все в первый день четвёртой декады, а по-нашенски в первый день сеченя за ужином, отдыхая от праздника, когда вошёл в кухню хозяин, и он понял: вот и оно, не передумал. Хозяин оглядел их и распорядился:

– Рыжий, приготовь фургон.

Он привычно вскочил.

– Да, хозяин.

– Завтра с утра поедете со мной оба, и ты, и Лутошка. В Аргат.

Остальные ещё не поняли и смотрели с интересом. Но следующая фраза поставила всё на свои места.

– Большуха, дашь им каждому рубашку и штаны, какие похуже.

– Да, хозяин, – ответила сразу побледневшая Большуха.

Охнув, схватилась обеими руками за рот Красава. Замолчали остальные.

– Прямо в этом и поедут? – сурово спросила Нянька.

Хозяин усмехнулся.

– Боишься, поморозятся? Нет, поедут в обычном, а перед отстойником переоденутся.

Еще раз оглядел всех и вышел…

…И опять же, сказал накануне, дал им возможность собраться и проститься. Не как у Сторрама, когда его прямо с работы выдернули. И в дороге… выпускал на оправку и не торопил, кормил досыта и горячим из термоса, ночевали в фургоне каждый в своём спальном мешке с тёплым вкладышем. И самое главное – не лез с разговорами. То ли понимал, что им уже не до него, то ли… да хрен с ним, бывший он уже, капитан Ридург Коррант. И последние метки до Аргата они ехали в фургоне, Лутошка испуганно жался к нему, как новобранец под бомбёжкой.

– Сколько тебе лет, Лутошка? – тихо спросил он. – Шестнадцать?

– В цветень семнадцать будет, – всхлипнул Лутошка.

– Вот ты сколько с матерью был. Везучий ты, Лутошка. Мне вот не повезло.

– Ага, – Лутошка шмыгнул носом, – ага, я помню, ты говорил. Рыжий, а что теперь с нами будет?

– В отстойнике? Отведут в камеру, потом врач посмотрит, здоровье проверит, потом сортировка, а там и торги.

– Ага, ага, – кивал Лутошка. – Рыжий, а бить нас не будут?

– Не знаю, – он усмехнулся. – Это у меня третьи торги будут. Пока не били…

…Пока их не били. Выпустили из фургона в подземном гараже. Он успел шепнуть Лутошке, чтоб молчал и не рыпался. Хозяин, видно, всё оформил заранее, потому что сразу уехал, а их погнали по обычному конвейеру. Сверка номеров, распределение по камерам. Он боялся, что их отправят в разные камеры, но, похоже, хозяин сдержал слово и оформил их бригадой, потому и не разлучили. В камере приняли хорошо, удивившись только, что их аж из Дамхара привезли. Родственников у Лутошки не нашлось, земель тоже, а вот у него неожиданно оказался свойственник по брату – братанич. И после мгновенной перетасовки на нарах они так и расположились наверху уже втроём. И распорядок был обычный. Правда, привезли их рано, так что они даже обед получили. Лутошка держался рядом, как приклеенный, и всё делал, как он. Нет, всё хорошо. Пока. И настолько, насколько вообще бывает хорошо на торгах. Лутошка уже успокоился и заснул, надо и тебе спать, сержант. Что мог, ты сделал, а остальное от тебя не зависит.

Гаор осторожно повернулся, напряг и распустил мышцы. «Отбой!» – приказал он сам себе. И усмехнулся: «вот привык жить по приказу, барабанная шкура». А ведь и верно, бьют по тебе, как по барабану. А кричать нельзя…

…Дни в отстойнике длинные, но не тягостные. Потрепался, пожрал, поспал, потрепался, а там и отбой. Работать не надо, но и паёк… Только и хватает, чтобы не загнуться с голодухи, и приварка взять неоткуда. Но зато и трепаться никто не мешает, хоть в этом душу отвести. Гаор с удивлением услышал свои же рассказы про зоопарк. Надо же, сколько лет прошло, а гуляет. И про драку на дамбе, когда блатягам голозадым вмазали от души. Смотри-ка, тоже помнят.

Лутошку за его рассказы про вулканы подняли было на смех, но Гаор подтвердил, сказав, что сам не видел, но читал и работал вместе с одним мужиком из Кроймарна, так тот аж жил рядом с вулканом. Подивились, покрутили головами, что надо же каково быват, а там верь – не верь, а слушать не мешай.

– Рыжий, про фронт поври, а?

– Ага, шибко страшно тама?

– Когда как, мужики. Только или бояться, или выживать.

– Это ты точно, Рыжий. Бояться бойся, не лезь сдуру да нахрапом, а головы не теряй.

– И себя не роняй.

Лутошка проигрался в чёт-нечет. Сдуру не остановился вовремя, довёл счёт до сотни, а там… либо лоб подставляй, либо пайком отдавай. Ну и… мало того, что ввалили почти до синяков, так ещё и Рыжий его за волосы и ухо оттрепал, приговаривая под общий смех.

– Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался!

Было и больно, и обидно.

Оттрепав Лутошку, Гаор снял рубашку, намочил в раковине рукав и сделал Лутошке мокрый компресс на лоб, чтоб синяка не было, а то придерутся ещё у врача или на сортировке и снизят категорию.

Уложив Лутошку, Гаор насмешливо подумал, что если бы вовремя так оттрепали Гарвингжайгла, то он бы сейчас свободным был. Но… что сделано, не воротишь, а не сделанного не поправишь.

Привели новеньких, и среди них обращённый, к тому же новик. Прирождённые поздоровались, и им сразу отвели место на нарах, а обращённого окружили. Парень совсем недавно получил клеймо, лоб был ещё красный, ничего не знал и пытался сопротивляться осмотру, чем сразу напомнил Гаору, как сам попал в свою первую камеру. Парень оказался с трёхлучевой звездой, и его только слегка попинали и попугали, Гаору даже заступаться особо не пришлось. Но по праву водилы он сразу перешёл к делу.

– Что за авария?

– На грузовике легковушку подмял, – объяснил парень, – а там шишка какая-то была, мне и насчитали… – парень всхлипнул, со страхом и надеждой глядя на Гаора.

– Пьян, что ли, был?

– Да я всего-то пару взял…

– С прицепом, – закончил за него Гаор. – Ясно. Дурак ты. Кто ж на грузовике по Аргату гоняет, да ещё после такого.

– Рыжий, – сразу заинтересовались остальные, – а это чо такое?

– Пара с прицепом, – объяснил Гаор, – это две кружки пива со стаканом водки.

– Рыжий, – предложил Старший по камере, – раз тож водила, пригляди за ним, чтоб сдуру не залетел и не подставил.

– Пригляжу, – согласился Гаор. – Давай, лезь сюда.

Сев рядом с Гаором, парень огляделся с плохо скрытым ужасом. Гаор усмехнулся.

– Не трусь, пацан, это ещё не самое страшное.

Лутошка, многократно слышавший это от Рыжего в поездках и уже убедившийся в правоте изречения, согласно хмыкнул, глядя на парня с чувством явного превосходства. Тот покосился на него, снова огляделся, побледнел и стал падать, закатив глаза. Гаор подхватил его, не дав упасть вниз, и уложил.

– Лутошка, рубашку дай.

– Это он чо, сомлел? – спросил Лутошка, снимая рубашку.

– Ну да, – Гаор свернул Лутошкину рубашку и подложил под голову лежавшему навзничь парню. – Со мной в первый день такое же было. Пусть полежит.

Его не так удивила, как насторожила одна деталь: при осмотре парня, как и его тогда, поставили на колени и, ухватив за волосы, открыли лоб, но руки не завели за спину, а наоборот вытянули вперёд и повернули ладонями вверх. Это наводило на размышления, и Гаор сразу решил выяснить.

– Старший, а чего ладони ему смотрели?

Старший даже ответить не успел, столько нашлось желающих просветить дамхарского провинциала.

– А ты не знашь, паря?

– Да откуль ему? В Дамхаре таких навовсе и нетути.

– Понимашь, Рыжий, голозадые, они все сволочи, а есть промеж них на особицу, их сами голозадые метят.

– Клеймо им на ладонь ставят.

– Ну да, как глаз открытый.

– Пока он держит чего, или там кулак сжал, так и не видно.

– Спецура называются.

– Они, грят, страшное творят.

– Посёлки выжигают.

– Ну, мы и смотрим теперя.

– Как обращённый, так прежде клейма ладошки проверяем.

– А они…

– Знаю про спецуру, – кивнул Гаор.

– Откуль?

– По фронту, – усмехнулся Гаор. – У меня с ними свои счёты.

Остальные переглянулись.

– Эй, паря, – осторожно сказал один, – а ты-то обращённый…

– Смотри, – Гаор показал свои ладони. – Ну как?

– Ты того…

– Ну, навроде-то ты свой, а ведь всяко быват…

– Кажин знат, что всяко быват, – насмешливо согласился Гаор.

На этом инцидент был исчерпан, но надо же, как разошлось то, давнишнее. А что, тоже неплохо.

Парень зашевелился, вздохнул.

– Рыжий, очунелся он, – позвал Лутошка.

– Вижу, – кивнул Гаор. – Пусть ещё полежит. Не замёрзнешь?

– Не-а, – хмыкнул Лутошка. – Рыжий, я играть пойду, а?

– Лоб не болит уже? – спросил Гаор, и Лутошка немедленно густо покраснел.

Парень ещё раз вздохнул, открыл глаза и сел.

– Рубашку отдай, раз очунелся, – сказал ему Лутошка.

– На, – парень каким-то неуверенным замедленным движением взял и протянул ему рубашку, – спасибо.

– Не за что, – ухмыльнулся Лутошка, с не меньшим интересом разглядывая парня.

На Лутошкиной памяти это был всего третий обращённый. Сначала Джадд, потом Рыжий, теперь вот этот, и тоже водила.

– А ты чо водил?

– Большегруз, – парень сглотнул, – дюжинку.

Лутошка озадаченно посмотрел на Гаора.

– Шесть наших нагруженных фургонов, – объяснил Гаор.

– Ух ты-и, – потрясённо выдохнул Лутошка. – У него ж ежели по тормозам вдарить, то сколько ж лететь будешь?

– Долго, – усмехнулся Гаор.

– Я и пролетел, – прошептал парень и посмотрел на Гаора. – А… вы…

– Стоп, пацан, – остановил его Гаор. – Запомни. Здесь только на ты говорят. А вот как звали тебя, забудь. Я Рыжий, понял?

Парень кивнул. «Интересно, – подумал Гаор – я тогда тоже таким перепуганным был?» Он послал парня умыться, но чтоб лоб не мочил, а когда тот вернулся, стал рассказывать пацану про азы рабской жизни. Чего можно, чего нельзя, что означают клейма, показал ему Лутошкино и своё, и ещё многое необходимое. И, как и тогда, остальные слушали его с таким интересом, будто и им это было внове. И вслед за ним парня так и прозвали Пацаном. В общем, он оказался безобидным. А может, слишком напуганным обрушившимся на него рабством.

…Видно, и впрямь по всем документам они проходили парой. Потому что и к врачу, и на сортировку их парой и вызывали. Лутошка, подготовленный рассказами Гаора, держался хорошо и ни разу от санитара и надзирателей не огрёб.

У врача их одного за другим осмотрели, ощупали, измерили рост и вес. Пока смотрели одного, другой ждал, стоя на коленях с руками за спиной. Гаора смотрели первым, и, встав по приказу врача, Лутошка изо всех сил старался держаться с такой же невозмутимостью. Он сразу понял, что Рыжий выполняет все приказы, не давая повода себя ударить, но так, будто эти голозадые вовсе не существуют, даже не глядит на них. Лутошка почти всё выдержал, но, когда его стали лапать, покраснел и чуть не заплакал. И тут встретил жёсткий взгляд Рыжего, который, стоя, как и приказано, на коленях, смотрел на него. «Молчи, не позорься!» – понял мысленный приказ Лутошка и смог удержаться, не заплакать.

– Здоров, – буркнул, заполняя карточку, врач. – Забирай обоих.

– Марш, волосатики! – рявкнул санитар.

Обратный путь до камеры прошёл в молчании, и только когда за ними лязгнула, задвигаясь, решётка, Гаор слегка взъерошил Лутошке волосы на затылке.

– Хорошо держался, молодец.

И Лутошка сразу и улыбнулся, и всхлипнул.

– Рыжий, а пошто они так с нами?

Гаор кивнул.

– Они нас за людей не считают, понял? – Лутошка кивнул. – – Ну, так, если я им не человек, то и они мне нелюди.

– Это ты, паря, здорово загнул, – одобрили слушатели.

– Верно.

– Голозадые, они лягвы лягвами.

– Сволочи они.

– Ну а ты будь человеком, – подытожил Гаор, залезая на нары.

А когда Лутошка уселся рядом, уже тихо продолжил, не столько даже для Лутошки, как для слушавшего их Пацана.

– Когда враг что с тобой делает, тебе это не в стыд и не в укор.

– А… лапают если? – тихо, почти шёпотом спросил Пацан.

– Плюнь и разотри, – жёстко ответил Гаор. – Это он сволочь, он у Огня и ответит за всё.

И догадываясь, о чём, на самом деле, спрашивает Пацан, продолжил:

– Есть край, за него отступать нельзя, дожали тебя до края, тогда все, стой насмерть, отбивайся до последнего, сдохни, а не отступай. Только, – Гаор зло усмехнулся, – только по сторонам сначала посмотри, чтоб никого за собой не потянуть.

Пацан кивнул.

– А где он, край этот?

– Сам решай. Ты ж человек, вот и реши, до которого ты человек. Там и держи оборону. А до черты… Ну, я шофёрил, меня то на блокпосте, то на въезде-выезде тормознут, обыщут, обшарят, мне что, психовать из-за этого? Мне на них… – Гаор выругался так затейливо и крепко, что от него немедленно потребовали повторить, а то с одного раза не запоминается.

Когда фронтовой загиб был усвоен всеми желающими, Гаор посмотрел на Пацана и усмехнулся.

– К врачу не дёргали еще?

Тот мотнул головой.

– Ну, значит, завтра дёрнут. Держись, Пацан, ничего страшного там нет. Бить тебя не били. Раньше как, болел?

– Да нет, – Пацан с надеждой смотрел на него, будто от слов Гаора зависела его судьба.

– Ну, значит, пройдёшь. Сортировка покруче, конечно, там солоно будет. Но выдержать можно.

Лутошка вздохнул…

…Как ни храбрись, а на сортировке всего от страха протрясёт. Ведь иди знай, что этой сволочи в лейтенантских погонах скакнёт в голову, или от какой фирмы лежит заявка на «материал».

В отличие от врачебного кабинета, на сортировке их смотрели одновременно и разные, так что на время Гаор потерял Лутошку из виду. Сам он опять приседал, отжимался, отвечал на вопросы об образовании, фронте, шофёрской работе, опять получил два укола – в спину и в ягодицу – и услышал вердикт: «Первая полная, на аукцион по максимуму». Конечно, говорил это лейтенант не ему, а как бы самому себе, занося данные в его карточку. Так что обошлось. Джадд был мастером и нигде кожу ему не порвал, хоть покатался он на «кобыле» за эти полтора года достаточно, так что рубцов и шрамов не прибавилось, а в своём возрасте, здоровье и умениях он был уверен. Немного встревожило, что его уже осмотрели, укололи, выгнали в тамбур, велели одеться и повели в камеру, а Лутошки и видно не было. Как бы не разделили их. Мальцу тогда хреново придётся.

В камере он, кратко ответив на вопрос братанича, что получил полную первую, лёг на своё место навзничь и закрыл глаза. Как ни держись, а после сортировки тебе и хреново, и дерьмово, и надо отлежаться. Кто-то рядом сказал Пацану.

– Не трог его. Апосля сортировки человек не в себе.

Узнать говорящего Гаор не успел, проваливаясь в черноту забытья.

И почти тут же, как ему показалось, пришёл в себя от лязга решётки. Точно, привели Лутошку. Зарёванного, как после порки.

Гаор сразу спрыгнул вниз, обнял его, прижав на мгновение к себе, и тут же погнал умываться.

– Голову облей и рот прополощи.

– Точно, – одобрили остальные.

– Слушай что говорят, малец.

– Хоть и не материна вода, а всё вода.

Лутошка послушно умылся, прополоскал рот и вылил две пригоршни себе на голову, бормоча заклинания. И вроде, отошёл немного.

Когда они опять разместились на нарах, Гаор спросил.

– Ну, что получил?

– Два один один, – ответил Лутошка, – Рыжий, это чо?

– Вторая у тебя по возрасту, семнадцати-то тебе ещё нет, цветень – это конец весны, а сейчас зима в середине. А по здоровью и использованию первая. Это хорошо.

– Рыжий, а у тебя?

– Полная первая. Ещё что сказали?

– Мне? – удивился Лутошка.

– Да нет, о тебе, слышал ещё что?

– Это… ау…акци…

– Аукцион, – подсказал Гаор.

– Ага, – обрадовался Лутошка и стал рассказывать, как его смотрели, заставляли приседать, проверяли, как он читает и считает, и даже про правила, ну, дорожные, спрашивали, и про моторы, и что делать, если тормозная педаль западает.

Гаор кивнул.

– Значит, у тебя в карте написано, что грамотный и автомобиль знаешь. Про максимум говорили?

– Да. Это чо такое, Рыжий?

– Максимум, значит, наибольший, больше всего. Значит, цена у тебя высокая. Это хорошо. А теперь ложись и спи, или ещё что, а меня не трогай.

Лутошка хоть и успокоился вроде, но лег рядом с ним и тут же заснул, вздрагивая и всхлипывая во сне. И значение категорий Пацану объясняли без них.

От врача Пацан пришёл хоть и малость обалдевший, с намазанными мазью лбом и шеей, но всё же человеком. А с сортировки… белый с голубыми губами, войти-то вошёл и рухнул без сознания.

– Быват, – с лёгким сочувствием сказали в камере, помогая Гаору поднять и уложить Пацана на нары.

Придя в себя, Пацан сказал, что получил полную первую.

– Про аукцион говорили?

– Да.

– Это хорошо.

– Да, нас вместе теперь?

Гаор пожал плечами. Он тоже уже думал, что их – трёх шоферов – могут выставить на один аукцион, а вот попадут ли они к одному хозяину… Он так и сказал Пацану, и тот тоскливо вздохнул.

– Я с тобой хотел…

– Х-ха! – фыркнул Гаор. – Да такого, чтоб по желанию было, такого и в армии нет. Забудь, Пацан, хотеть или не хотеть – это ты раньше мог, а теперь к кому попадёшь, там и будешь. Не трусь, ты грамотный, шофёр, зазря тебя уродовать не будут.

А в целом, жизнь шла спокойно. Блатяг к ним не подсаживали, шума и драк не было. На прогулку, правда, тоже не водили, но это, как объяснили Гаору, и к лучшему: холодно сейчас, а прогулочный двор сверху только сеткой прикрыт. А ну как поморозишься, тады чо? На утилизацию сразу, здесь тебе не то что трёх дней, ночи на лёжку не дадут.

Зима

5 декада

1 день

И наступил день, когда сразу после утреннего пайка надзиратель пришёл со списком и стал вызывать. Вызвал десятерых и Гаора с Лутошкой в том числе. Пацан проводил их тоскливыми, полными слёз глазами.

Накануне, будто предчувствуя, Гаор, как и ему самому когда-то Седой, уже ночью шёпотом передал заповеди: не подличай, не предавай, помоги слабому, и главную – выживи, но не за счёт других. За прошедшую декаду Пацан оброс короткой тёмной, но очень густой щетиной, на голове волосы уже не топорщились ёжиком, а ложились на лоб, отойдя от первого страха, сам сообразил, что надо подстраиваться под новый говор, оказался памятливым и с ходу перенимал словечки и ухватки. «Так что не пропадёт Пацан», – успел подумать Гаор, выходя из камеры.

И снова марш по лестницам и коридорам. Отделили троих и добавили пятерых, ещё добавили, снова отделили…

Комната, где они сбросили в ящики одежду, расставшись с последним из прошлой жизни… остановка перед душевой… ни его, ни Лутошку стричь не стали…

И опять мучительное ожидание под душевыми рожками. Что пустят: воду или газ? Лутошка мелко дрожал, уткнувшись лбом в его плечо. Да и сам он с трудом удерживал рвущийся наружу страх.

Но пустили воду. И они, гогоча и горланя, мылись, отскрёбывая себя и других от налипшей за эти дни грязи.

– Живем, браты!

– Как есть живем!

– Ох, и хорошо-о!

– Баньку бы!

– Да ещё бабу, чтоб попарила!

Смех, необидные звучные шлепки мокрой мочалкой по голому телу… приступ безудержного истерического – всплыло вдруг определение – веселья. Гаор помнил это состояние ещё по фронту, как они, выжившие в атаке или под обстрелом, чудесили после, вытворяя такое, что в обычное время в голову бы не пришло.

Заверещал под потолком звонок, и сразу выключили душ. Отфыркиваясь, мотая головами, чтобы стряхнуть с волос воду, они выстроились у выхода. Гаор посмотрел на Лутошку и подмигнул ему.

– Ничего, малец, будем жить.

– Ага, – кивнул Лутошка, с надеждой глядя на него.

Сбросили в коробки мочалки и обмылки, вытерлись, сбросили полотенца, достали и повязали по бёдрам белые маленькие полотенца.

– Так и будем стоять? – шёпотом спросил Лутошка.

– Узел не затягивай, – ответил ему Гаор. – Вот так, чтоб по-быстрому заголяться. Концы подтяни, а волосы раздвинь, чтоб клеймо видно было.

Надзиратель, поигрывая дубинкой у двери, перешёптываться не мешал и, казалось, думал о чём-то своём. «А может, и впрямь так, – подумал Гаор, – он на работе, мы для него не люди, а так… вроде мебели или груза. Я коробки возил, меня ж не волновало, что они там обо мне и своей судьбе думают, и думают ли вообще. Так и мы ему. А он нам? А также».

Надзиратель оглядел их, не нашёл упущений и выпустил дальше. Сверка номеров на ошейниках, раздача номерков на шнурках… У Гаора сорок пятый, у Лутошки сорок шестой… и опять ожидание…

– В зале стой спокойно, – негромко говорил Гаор. – Лапать полезут, не дёргайся. Главное, молчи и делай, что велят. А смотри не на них, а поверху, так легче.

Остальные кивали, соглашаясь с его советами. Ожидалка постепенно наполнялась. И в очередной группе оказался… Пацан. Он сразу пробился к Гаору и встал рядом. И Гаор повторил всё, что говорил Лутошке, и для Пацана. И добавил:

– Не дёргайся. Это не твой стыд, а их.

– А позор? – тихо спросил Пацан.

– Тоже не твой, – твёрдо ответил Гаор.

Выкрикнули сорок пятый и сорок шестой номера, и Гаор с Лутошкой шагнули к двери.

Тот же, а может, и другой, но такой же, как и тогда, зал предпродажного осмотра. Их поставили рядом, почти напротив входной двери. Гаор встал по стойке «вольно» и приготовился к долгому ожиданию. Покосившись на него, и Лутошка встал так же. «Выправки, конечно, у мальца никакой, но она здесь и ни к чему», – усмехнулся про себя Гаор, сохраняя подчёркнуто спокойное выражение лица. А то запсихует малец, мало ли тогда что…

Привели и поставили рядом, сразу за Лутошкой Пацана. А с другой стороны от Гаора поставили бородача из их камеры, о котором Гаор знал, что мужик на заводе с мальца работает, инструментальщик и чертежи читать умеет. Так что, для заводов аукцион? И шевельнулась вдруг дикая, ничем не оправданная надежда: а ну как купят его на тот же завод, где и Седой. Это ж такая везуха! «В жизни такой не бывает», – остановил он сам себя.

Мелодично прозвенел сигнал, совсем не похожий на предназначенное для рабов дребезжание, открылась дверь, и в зал вошли покупатели. Большинство в возрасте, в хороших костюмах. «Ну да, – мысленно усмехнулся Гаор, – раб – удовольствие дорогое, не каждому чистокровному по кошельку». Все гладко выбриты, у некоторых на пиджаках орденские колодки. «Защитники, герои отечества», – снова усмехнулся Гаор. Лутошке он советовал смотреть поверху и сам старался не смотреть на них, но всё же…

Перед ним остановился немолодой, морщинистый, но с хорошей выправкой, осмотрел, небрежно пощупал его плечо, сделал отметку в книжечке каталога и пошёл дальше. Двое молодых мужчин, лицо одного из них показалось Гаору смутно знакомым, расхаживают вдоль помоста, о чём-то болтая друг с другом и не глядя на выставленных рабов. Высокий крепкий мужчина с обветренным грубым лицом капрала долго рассматривал Лутошку, заставил повернуться, присесть, снять повязку, но щупать не стал и отошёл, небрежно бросив:

– Прикройся.

Лутошка, весь красный, со слезами на глазах, завязал полотенце, покосился на Гаора и снова встал, как он, изображая стойку «вольно».

И вдруг в общем шуме негромких разговоров и приказов Гаор услышал, нет, не слова, а голос. Спутать его он не мог. И вот тут на мгновение ему стало страшно. Жук! Он-то что здесь делает?!

Жук, гладко выбритый, на голове топорщится чёрный ёжик, очки блестят и сверкают, с неизменным «адвокатским» портфелем сопровождал немолодого мужчину. Тот, мимоходом разглядывая рабов, что-то рассказывал и объяснял Жуку. Жук внимательно слушал, вставлял вежливые замечания и на рабов не смотрел.

Когда они прошли мимо него, не останавливаясь, Гаор перевёл дыхание. Каких трудов ему стоило удержаться и не выдать себя… И тут он ощутил на себе чей-то внимательный, очень внимательный взгляд. Но определить, кто это смотрит, не успел. Перед ним остановился высокий молодой, вряд ли старше него, мужчина с капризным пухлогубым ртом и стал его разглядывать.

– Ты, ты и ты, – мужчина небрежно указал пальцем на него, Пацана и Лутошку. – Уберите тряпки.

«Ах ты сволочь, пошел бы ты…» – мысленно ругался Гаор, с неподвижным лицом развязывая и зажимая в левом кулаке полотенце.

– Кругом, – томно промурлыкал паскудник.

Они молча выполнили приказ. Мягкая, как бескостная, прохладная ладонь вкрадчиво погладила Гаора по ягодицам. Сцепив зубы, он заставил себя остаться неподвижным. Потом так же погладили Лутошку и Пацана. Лутошка удержался, а Пацан дёрнулся, и его помяли дополнительно.

Наконец, им разрешили повернуться и прикрыться. И сволочь убралась дальше.

Потом ещё один, пожилой, с дорогими перстнями смотрел у Лутошки мускулы и щупал тому плечи. И еще… и снова чей-то внимательный, не враждебный, но… оценивающий взгляд. И снова Гаор не успел понять, кто это.

Наконец, прозвенел сигнал, покупатели ушли, а их перегнали в другой зал.

Здесь можно было пошептаться.

– Молодцы, парни, – сразу сказал он Лутошке и Пацану. – Хорошо держались.

Лутошка постарался улыбнуться, а Пацан судорожно вздохнул, как всхлипнул.

– Рыжий, а энтот, что лапать полез, – спросил вдруг Лутошка, – а ежли он купит?

– Я повешусь, – тихо, но очень убеждённо сказал Пацан.

– Сначала его пришиби, – усмехнулся Гаор.

– И тебе всё сделают, – кивнул слышавший их кряжистый светлобородый мужчина, – хоть петлю, хоть пулю, хоть всё вместе.

– Не помирай раньше смерти, Пацан, – уже серьезно сказал Гаор. – Бывает, мне говорили, лапать лапает, а не покупает.

– Быват, – согласились с ним.

– А может, мы и не понравились ему, – с надеждой в голосе сказал Лутошка.

Пришёл аукционист, и тоже… то ли тот же самый, то ли все они такие.

Вызывали не по порядку номеров, а по каким-то соображениям аукциониста.

Пацана вызвали раньше них, и, выходя, тот оглянулся. Гаор незаметно для надзирателя сделал ободряющий жест, но, когда за Пацаном закрылась дверь, перевёл дыхание с невольным облегчением: хватит с него и Лутошки, двух новобранцев тащить на себе да прикрывать тяжело. Что он мог для Пацана сделать, то сделал. Авось не пропадёт. Как бы им самим не пропасть. Ведь, в самом деле, купит их этот поганец, и что тогда? Ну, о нём-то речи нет, он для себя всё решил, а смерти давно не боится, а вот Лутошку жаль, ведь жить и жить бы мальцу. Ладно, ещё не купил, вот купит, тогда и будем думать.

Уходили вызванные, в приоткрывающуюся дверь врывался жизнерадостный гогот аукциониста, а они всё ждали. Уже хотелось, чтобы всё это кончилось. И наконец…

– Бригада люкс! Номера по каталогу сорок пятый и сорок шестой!

Надзиратель махнул им дубинкой, и они пошли.

Зал тот же, или такой же. Гаор встал на помост рядом с аукционистом, Лутошка попытался встать за ним, но аукционист очень ловким подзатыльником поставил его рядом с Гаором.

– Внимание! Уникумы!

Из первого ряда послышалось хихиканье, и Гаор, к своему изумлению, увидел тех самых двух старичков-поганцев. Надо же, ну, ни хрена им не делается, до чего сволочи живучие. Так, а ещё кто здесь? Вдруг Сторрам?

Рабский аукцион оказался неожиданно интересным и даже в определенной степени перспективным местом. Венн Арм даже на миг пожалел, что раньше не бывал на таких мероприятиях. Интересная публика собирается, можно и встретиться, и знакомство завязать, и человека с новой стороны увидеть. Надо будет иметь в виду. Но сейчас нельзя отвлекаться. Фрегор может в любую даже не долю, а в любой миг передумать, отвлечься, просто перепутать и купить не того раба. К сожалению, когда операция не его, и тем более, если он о ней не знает, то Фрегор делается крайне рассеянным и небрежным, в своём деле он педант, педантичен до садизма, а вне дела… Ладно, пока всё идет по плану. Капитан «захотел» продать своего раба и продать именно в Аргате, в Дамхар бы Фрегор не поехал, а устраивать перекупку – это терять время. Правда, зачем-то капитан выставил на продажу бригаду – шофёра со сменщиком, но это даже интересно.

Рыжего раба Венн узнал сразу, едва войдя в просмотровый зал. Каталог он изучил заранее, но искать нужный лот по номеру не пришлось: сочетание армейской выправки с тёмно-рыжими волосами делало парня уникальным и сразу заметным. Лохматый тощий мальчишка-абориген… не нужен, попробуем его убрать уже в процессе аукциона. Однако держится как рыжий раб… что ж, с таким можно поиграть, будет весьма интересно. Ишь как зал рассматривает, прямо читает глазами ряды. Морда каменная, а глаза движутся. Стоп, кого-то узнал: споткнулись глаза. Кого? Почему? Совсем интересно.

Сторрама в зале не было, и Гаор даже на мгновение пожалел об этом: он был бы совсем не против оказаться вместе с Лутошкой опять в той же казарме. А если Махотку за эти полтора года не продали, бригада бы гаражная получилась… что надо!

Но что в зале оказался Жук… На мгновение Гаор чуть не потерял самообладание, когда увидел знакомо блестящие очки и внимательную физиономию. Жук что, рехнулся? Ведь выкупать его никаких гемов не хватит.

– Начальная цена десять тысяч!

– Одиннадцать.

– Одиннадцать пятьсот!

– Да вы что?! За боевого сержанта и грамотного аборигена?! Это даже не смешно!

– Двенадцать пятьсот!

Не будем спешить, дадим разогреться остальным.

– Как тебе эти, Венн? – с небрежной заинтересованностью спросил Фрегор.

Смотри-ка, помнит, зачем мы тут. Венн благодарно улыбнулся и вступил в игру.

– Интересное сочетание. Обращённый и прирождённый.

– Да, и ты посмотри на его мускулы. Мне нравится, – тоном капризного ребенка сказал Фрегор и выкрикнул: – Тринадцать пятьсот!

Венн облегчённо перевёл дыхание: теперь Фрегор купит понравившуюся ему игрушку за любые гемы. Только поможем отсечь мальчишку и извинимся перед капитаном получившейся суммой. Но кого узнал Рыжий в зале?

Друг, как всегда, прав. Великий Огонь, какая же это подлая штука – рабство. А ведь если бы не его статьи, я бы так и думал, что это норма, ну, отдельные эксцессы, но в целом… Друг прав, что ткнул нас носом в наше же дерьмо, в котором мы топчемся пятьсот лет, и считаем, что так и надо. Разозлился, что я здесь. Друг, а как иначе я бы узнал, где ты будешь? Раб номер триста двадцать один дробь ноль ноль семнадцать шестьдесят три поступил к продаже, грамотный, шофёр, автомеханик, возможны другие варианты использования… Оказывается, рекламно-информационные бюллетени Рабского Ведомства тоже полезны и весьма, а если их читать регулярно и произвести кое-какой анализ… Спасибо, Друг, без тебя я бы до этого источника не докопался, да просто в голову бы не пришло читать, как не читаю я каталоги, скажем, женской косметики. И железное, да что там, бронебойное прикрытие: интересы клиента, и юридический казус – раб является движимым или недвижимым имуществом? Я не посягаю на Рабское Ведомство, ни-ни, я решаю проблемы собственности. Но какая же это страшная штука – аукционы, и я могу только догадываться о том, что творится, что делают там, за закрытыми дверями, с подобными тебе, если живые люди стоят как вещи, и неужели вы ощущаете себя… вещами? Чьим-то имуществом?

– Четырнадцать!

– Четырнадцать пятьсот!

– Пятнадцать!

– Пятнадцать пятьсот!

Спор вели уже только двое. Фрегор и солидный, плотный, но не рыхлый мужчина в дорогом костюме с розеткой Почётного Ордена. Финансовый воротила? Заводчик? Венн быстро прикидывал перспективы. Мальчишку пора отсекать. А если так? Но пусть ещё поднимут цену. Хотя бы до двадцати тысяч.

– Шестнадцать!

– Шестнадцать пятьсот!

Аукционист уже не вмешивался, расхваливая товар, а услышав очередной возглас, просто показывал своим молотком на второго. Старички в первом ряду рассматривали Лутошку, обмениваясь тихими замечаниями, от которых покрасневший Лутошка уже с трудом сдерживал слёзы. Сказать ему, чтобы не обращал внимания: гемов на его покупку у поганцев нет, а что там лягвы старые квакают, так человеку это по хрену – Гаор не мог. Тумана первых торгов, когда весь зал сливался в единую массу, у него не было, и он нашёл взглядом тех двоих, что и вели сейчас спор из-за него и Лутошки. Молодой хлыщ, похожий на тылового сидельца – генеральского сынка, ему не понравился, а второй… чем-то похож на Сторрама. Хотя кто знает, кто лучше, кто хуже. «Сено хвали в стогу, а хозяина в гробу». Слышал в посёлке от одной бывальщицы, точно ведь сказано. Но чего Жука сюда занесло? В торгах он и не пытался участвовать, значит, не из-за него. Может, и впрямь, как он всегда говорил: «интересы клиента». Тогда ничего, лишь бы не сорвался по глупости. А ничего Жук, хорошо держится, никак не показывает, что узнал, молодец, научился держать лицо. А рядом с хлыщом кто? Где-то я эту морду, бритую улыбчивую, уже видел. Где? До – эту дату не забудешь и не спутаешь – пятьсот шестьдесят шестой год, пятый день девятой декады осени. Или уже после?

«А ведь он узнал меня», – понял Венн, в очередной раз столкнувшись с неожиданно цепким и внимательным взглядом рыжего раба. Узнал, но не до конца. Интересно, вспомнит или нет. Но ты смотри, какой парень. Его продают, а он зал рассматривает, ни малейшей приниженности, желания угодить, понравиться. Прямо жаль отдавать тебя Фрегору, с тобой бы можно было в хорошие игры поиграть, а Фрегор сломает тебя просто так, как надоевшую игрушку. Но хоть на полгода тебя, парень, хватит, а там я что-нибудь придумаю. И кого-то ты ещё в этом зале узнал, с кем-то ты переглядываешься. Прежнего хозяина? Нет, ни капитана, ни Сторрама в зале нет. Значит, это твой знакомец по прошлой, до рабской жизни, и ты его не стесняешься и не стыдишься. Это уже совсем интересно. И вообще ты парень хоть куда, хоть и смотришься аборигеном, но что-то от ургора просматривается. И даже лохмы и прочие волосяные заросли тебя не очень портят, есть в тебе нечто, звериное обаяние, женщины такое любят, будь ты свободным, какую игру можно было бы провести, но… но ты раб, к тому же не мой. Что в определённой степени даже хорошо – иметь тебя врагом, учитывая твою наследственность, весьма накладно и даже опасно. Но пора и мне вступать.

– Двадцать одна пятьсот!

– А не слишком столько за мальчишку?

Фрегор растерянно посмотрел на него.

–Но мне не нужен мальчишка. Мне нужен второй.

– Двадцать две, – уже не выкрикнул, а спокойно сказал уверенный в победе заводчик.

Венн все-таки вспомнил его. Рол, Арронг Рол, из бастардов семьи Ролангайнг, крупный предприниматель, владелец ключевого звена оборонной промышленности. Знакомство весьма полезное, ему нужен шофёр, попробуем примирить все стороны.

– Двадцать три! – выкрикнул Фрегор.

И Венн одобрительно кивнул.

– Двадцать три пятьсот! – попробовал отстоять ускользающую победу Арронг Рол.

Венн улыбнулся ему, и ободряюще хлопнув по плечу Фрегора, легко встал и направился к Арронгу, тот удивлённо и чуть настороженно посмотрел на него.

– Двадцать четыре! – победно выкрикнул Фрегор.

– Вам очень нужен шофер? – тихо спросил Венн.

– Да, – кивнул Арронг, выжидающе глядя на него.

– Моему другу пара не нужна. Вас устроит мальчишка?

– В принципе, да, но не за такую цену.

– Сейчас мы разобьем пару, – Венн весело улыбнулся и пошел вниз, к отбивающему своим молотком окончательную цену аукционисту.

– Двадцать четыре тысячи три…

– Пара разбита! – вмешался Венн, не давая аукционисту произнести последнее слово и взглядом подзывая Фрегора и Арронга. – Шестнадцать тысяч за рыжего и восемь тысяч за мальчишку.

Аукционист кивнул, указал своим молотком поочерёдно на Фрегора и Арронга, увидел их кивки и провозгласил.

– Продано!

Всё-таки хлыщ, погано… что?! Их разбили, Лутошку отдельно?! На мгновение Гаор перестал следить за лицом и посмотрел на Стига, словно прося помощи. И этот взгляд поймал и проследил Венн.

Гаор этого не заметил, потому что повелительный жест аукциониста согнал его и Лутошку с помоста в соседнюю комнату, где у них отобрали полотенца, а потом перегнали в ожидалку. Гаор нашёл свободное место у стены и сел на пол, скрестив ноги, чтобы телом греть ступни, посмотрел в полные ужаса и слёз глаза сидящего рядом Лутошки и грустно кивнул.

– Всё, Лутошка, разбили нас.

Лутошка всхлипнул, но, перекосив лицо, удержался от плача.

– Держись, парень, – тихо говорил ему Гаор. – У первой категории торги последними не бывают, может, и встретимся. Восемь тысяч за тебя отдали, так что поберегут тебя, а так-то ты грамотный, машину знаешь и водишь, в карте всё это у тебя записано. Будешь жить, парень.

Разговаривая с Лутошкой, успокаивая не так его, как себя – Красава плакала, молила его приглядеть за сынком, ну так, что он мог, то сделал – Гаор оглядывал ожидавших вызова рабов. Пацана не было, значит, уже забрали, знакомых не видно, жаль, но ничего тут не поделаешь.

– Сорок шестой! – выкрикнули от двери.

Надзиратель взмахнул дубинкой. Гаор быстрым толчком взъерошил Лутошке волосы на затылке и подтолкнул.

– Иди. Удачи тебе.

Лутошка встал и пошёл к двери. Уже выходя, он попытался оглянуться, но надзиратель пинком выбил его за дверь.

Гаор перевёл дыхание и полуприкрыл глаза. Вот и всё, теперь он опять только за себя. «Опереться не на кого, но и прикрывать никого не надо», – утешил он сам себя. Каждый сам за себя, только Огонь для всех. «Мать-Вода, пронеси меня, Мать-Земля, поддержи меня, Мать-Луна, заступись за меня, Солнце – Золотой Князь – Огонь Небесный, ты Мать-Земле муж, Мать-Луне брат, помоги мне, Ветер – Сила Летучая, не дай в жар сгореть, в стужу замёрзнуть…» Он мысленно молился по-склавински, предчувствуя, что вслух ему теперь этого сказать не позволят, и успокаивая себя. Нельзя ему сейчас психовать. Каким бы ни был новый хозяин, надо держаться. Ох, как бы и этот хлыщ поганцем не оказался. Но кто же второй с ним? Где он эту морду видел?

– Сорок пятый!

Гаор легко оттолкнулся от пола, встал и пошёл к двери.

Снова комната с прилавком и стеллажом. Лейтенант с зелёными петлицами сверяет номерок, номер на ошейнике… За прилавком… двое. Хлыщ и второй. Кто же его купил? Или у него два хозяина будет? Интересно, но вряд ли хорошо: когда двое сразу командуют, то хреново.

– Комплект, размер три, – командует лейтенант.

Полный – не сказали, так чего он не получит?

Не получил он шапки и куртки. Только ботинки, носки, бельё, правда, армейское зимнее, брюки и рубашку. Зима в середине и без верхнего – хреново. Какой смысл морозить раба, купленного за шестнадцать тысяч? Или это ему вместо оплеухи? В ведомости расписывается хлыщ. Значит, хозяин всё-таки он?

И в подтверждение этого Гаор тут же получил хлёсткую и очень умелую пощёчину.

– Я твой хозяин, ты понял?

– Да, хозяин, – несколько удивлённо ответил Гаор.

Удивился он, разумеется, не оплеухе, а тому, что его начали бить сразу, так сказать, не отходя от кассы. Удивился, как он заметил краем глаза, и лейтенант, но второго это, похоже, только позабавило. И по этой улыбке Гаор узнал его. Тогда, в гараже у Сторрама, он чинил этому «коробочку», тогда тот был в офицерской полевой форме без знаков различия, сейчас оба в штатском, выправка заметна, но…

– Иди за мной.

– Да, хозяин.

Недолгий марш по коридору, стоянка перед Рабским Ведомством, забитая машинами…

Гаору сразу прихватило морозом уши и руки. Был бы он один и знал бы, какая машина, бегом бежал бы, а так иди сзади, а они, хоть и тоже в одних костюмах, но идут не спеша, вот сволочи, морды бритые.

К счастью, идти пришлось недалеко. Машина оказалась шикарным «мужским» лимузином, вполне достойным генеральского сынка, как назвал про себя Гаор нового хозяина. Просторный багажник обещал вполне комфортную для раба поездку до нового дома, но… Хлыщ на ходу небрежно достал из кармана и швырнул назад ключи. Гаор еле успел поймать их на лету.

– Садись за руль! Венн, ты как?

– Конечно.

Гаор открыл машину и сел за руль. Включить на прогрев мотор, дверцы не заперты, чего они ждут?

Венн рассмеялся и сам открыл заднюю дверцу.

– Садись, Фрегор, адъютантом парень не был. Этому его придётся учить. Скажешь Мажордому?

– Я знаю, кому сказать, – кивнул Фрегор, усаживаясь в машину.

Так, значит, хозяина зовут Фрегором, второго Венном, а кто такой мажордом?

– Вперёд, рыжий, – скомандовал Венн. – Посмотрим, какой ты шофёр.

– Да, – обрадовался Фрегор, – я так и буду его звать, Рыжим. Ты хорошо придумал, Венн. Ты понял?

Гаор сообразил, что последнее высказывание относится к нему, и ответил.

– Да, хозяин.

Так, по морде он получил, но ни пожрать, ни покурить не дали, власть показали, а с милостью, значит, не спешат. И ещё какой-то мажордом, который будет его чему-то учить. И это имя или звание? И раз говорили об адъютантстве, то что, его для этого купили? Так, придётся вспомнить отцовских адъютантов, чем те занимались. Аггел палёный, этого он совсем не знает. Хреново.

– На проспект Основателей.

– Да, хозяин, на проспект Основателей.

Машина в хорошем состоянии, но не этот же хлыщ за ней смотрит, так что… кому в гараже работать, видно, и без него было, а ему, скорее всего, личным шофёром придётся. Хорошо это или плохо? А это по хозяйскому норову глядя. А норов здесь… как бы под вторым Братцем не оказаться. Тогда совсем хреново.

Глядя в верхнее зеркальце на внимательные глаза шофёра, Венн не сдержал довольной улыбки. Приятно, когда такая операция даёт такие результаты. Мастерски ведёт парень. Фрегор доволен, правда, забыл покормить новокупленного раба, но это даже к лучшему: любовь и преданность Рыжего хозяину могут и помешать. Так что напоминать не будем.

– В «Парадиз».

– Да, хозяин. В «Парадиз».

«Парадиз» – самый шикарный и дорогой ресторан в Аргате, Гарвингжайгл туда ходил, но редко, только после выигрыша. Интересно, выложить шестнадцать тысяч за раба и отправиться обмывать покупку в «Парадиз» – это ж уже не средства, а финансы надо иметь? А на дешёвую булку с сосиской для новокупки и полный комплект одежды поскупился. Опять же хреново.

Гаор остановил машину точно у дверей, и мгновенно, как из-под земли, появившийся швейцар в ливрее с галунами распахнул заднюю дверцу. Хозяин и Венн – интересно, кем он приходится хозяину – вышли.

– Жди на стоянке, – небрежно бросил через плечо Фрегор.

– Да, хозяин, – сказал Гаор ему в спину.

А стоянка тут где? Но швейцар махнул ему рукой, показывая направление, и Гаор послушно стронул машину, усмехнувшись: опять он новобранец. Ну что ж, не в первый раз, приспособимся.

На стоянке были, в основном, лимузины, и даже один кабриолет. Это что же за дурак зимой на кабриолете? Летом ещё туда-сюда, а зимой – чистый выпендрёж. Гаор вспомнил давнюю, слышанную ещё в училище песенку, про то, как, завидя кабриолет, червяки в лужах виляют хвостами от уважения, и улыбнулся. Несколько шофёров курило, стоя тесным кружком в центре площадки, все в хороших шофёрских куртках из настоящей кожи и форменных фуражках, все бритые, так что… поболтать не с кем. Ладно, сидишь в тёплом салоне, а не лежишь связанным в холодном багажнике. Цени, волосатик. Гаор откинулся на спинку сиденья и расслабил мышцы. Отдохнём, пока есть такая возможность. Хорошо бы ещё поесть и покурить, но на нет… вот именно.

Шофёры, разумеется, обратили внимание на въехавший на стоянку лимузин, но разглядев, кто за рулём, демонстративно проигнорировали присутствие раба. Гаора это не обидело и даже устроило. Пошли они все… далеко и ещё подальше. Хотелось пошарить в бардачке, по его содержимому можно многое узнать о хозяине, но пока приказа не было, лучше не рисковать. Мало ли что. Вляпаться легко, а вылезать намного сложнее. Так что поразмыслим на досуге, раз он появился. Первое… Жук, конечно. За каким хреном того занесло на рабский аукцион? Интересы клиента? Возможно, но что из этого? Жук знает теперь, где ты, и, наверняка, знает, кто тебя купил. И если захочет с тобой связаться… ох, и влипнет Жук, парочка эта далеко не проста. С чего-то же Сторрам тогда пустил этого… Венна в свой гараж. Такие услуги оказываются либо родичу, либо сослуживцу, либо… тому, кого боятся, с кем невыгодно ссориться. Судя по имени, Венн – бастард, интересно, чей. И это второе – кем Венн приходится твоему хозяину Фрегору? И третье – кто твой хозяин? Не беден, шестнадцать тысяч за раба, лимузин и обмывание покупки в «Парадизе» – вполне достаточно. А откуда такие не средства, а финансы? ? Имя тебе хозяин дал, а представиться забыл. Правда, он ещё забыл тебя накормить и дать тёплую одежду. Интересно, у него только с памятью проблемы или ещё с чем?

Гаор старательно язвил и насмехался, стараясь забить этим сосущее под ложечкой чувство голода и тоску по сигаретному дыму. О прошлом он совсем не думал. Возврата нет и не будет. Новый полк – новый Устав.

Зимние дни коротки. Воздух заметно поголубел, а тут ещё повалил мелкий, но частый снег. Зажглись фонари, болтавшие шоферы разошлись по своим машинам. Гаор включил подфарники и дворники. Смотри-ка, опрыскиватель залит, стёкла обработаны под мороз, да, машину неплохой мастер готовил. Всё есть, и всё действует. А как его вызовут, когда он понадобится? А! Вон мальчишка-рассыльный в форменной курточке с галунами, как у швейцара, бежит. За кем? Кабриолет? Н-да, каково в кабриолете под снегом? Он даже посочувствовал шоферу. Хоть и голозадый, а всё ж тоже… водила.

– Дрыхнешь, дикарь?! К подъезду!

Гаор посмотрел на подбежавшего к машине мальчишку в курточке и спокойно стронул лимузин.

Оба, Фрегор и Венн, раскрасневшиеся и очень чем-то довольные, стояли на крыльце, и, как только Гаор остановил перед ними лимузин, бросившийся вперёд швейцар распахнул перед ними дверцу и ловко, прямо-таки одним движением, помог господам сесть, принял чаевые, захлопнул дверцу и взял под козырёк.

– Домой, – распорядился Фрегор.

И удивлённо поднял брови, так как раб остался неподвижным. Венн расхохотался.

– Он же не знает, где это.

Помедлив с мгновение, рассмеялся и Фрегор.

– Верно, я и забыл, что это новокупка. В Королевскую Долину… Рыжий.

– Да, хозяин, – откликнулся Гаор. – В Королевскую Долину.

Однако, ни хрена себе! В Королевской Долине загородные виллы, ставшие родовыми гнёздами самых старинных и богатых родов. У Юрденалов там виллы не было. Кстати, он вообще не знает, были ли у отца дома, помимо Орртена. Сержант, во всяком случае, ничего ему об этом не говорил.

– Венн, ты сейчас куда? Подвезти?

– Нет, высади меня у поворота на автодром.

– И что там?

– Я там оставил свою машину. Хочу размяться.

– Рыжий, понял?

– Да, хозяин, у поворота на автодром.

Значит, Венн не родич или живёт отдельно. Запомним. Может, когда-нибудь и пригодится. Гаором всё сильнее овладевало чувство безотчётной тревоги, знакомое по разведке. Когда вроде всё спокойно, но ты знаешь, что совсем рядом враги. В разведке главное – увидеть врага первым, до того, как он увидит тебя.

У поворота на автодром Гаор мягко притёр лимузин к обочине. Наверное, он должен выйти и открыть заднюю дверцу, но пока думал об этом, Венн сам вылез из машины и побежал на стоянку. И, уже отъезжая, Гаор успел заметить, как охранник козырнул, впуская Венна. Это наводило на весьма интересные размышления. Просто за чаевые так не тянутся.

– Рыжий, – позвал его сзади хозяин.

Тон его был совсем другим, не похожим на прежний, как у капризного избалованного ребенка.

– Да, хозяин, – откликнулся Гаор.

– Останови.

Ничего не понимая, Гаор выполнил приказание, по интонации больше похожее на просьбу.

– Держи, – хозяин, перегнувшись через спинку переднего сиденья, протянул ему свёрток. – Поешь. Я не хотел тебя кормить при нём.

– Спасибо, хозяин.

Гаор взял свёрток и развернул. Там оказались бутерброды с копчёной рыбой и ветчиной. Однако… и когда он их сажал у «Парадиза», никакого свёртка у хозяина не было, так что, еда для него так и лежала где-то сзади? Интересно.

– В бардачке сигареты, можешь курить.

– Спасибо, хозяин.

В поместительном бардачке ничего не было, кроме карты Аргата, пачки не самых дорогих, но лучше обычных пайковых сигарет и зажигалки. Гаор скомкал и сунул в специальный ящичек для мусора обёртку от бутербродов и закурил. Пачку и зажигалку положил обратно.

– Ехать можешь?

– Да, хозяин.

– Тогда вперёд.

– Да, хозяин, вперёд.

Дорогу в Королевскую Долину Гаор представлял себе достаточно смутно и потому, не дожидаясь приказа, достал из бардачка и привычно развернул у себя на колене карту. Однако… карта штабная, очень подробная. Становилось совсем интересно и даже слишком. Это во что он вляпался?

– Определился?

– Да, хозяин.

– Тогда быстрее. «Орлиное Гнездо».

С каждым мигом не легче. «Орлиное Гнездо» – родовая собственность… Ардинайлов. Его хозяин из рода Ардинайл?! Ну, ни хрена себе! А ведь об этой семье всякие слухи ходили. И… И та фирма, что тогда поставляла энергоблоки Сторраму, тоже Ардинайлов. Кем его хозяин приходится тому избившему его чмырю? Сыном или младшим братом?

Но думая об этом и привычно сохраняя невозмутимое выражение на лице, Гаор уверенно гнал лимузин сквозь снегопад по отличному, так не похожему на дамхарские дороги, шоссе. Впереди показался блокпост, и он начал было сбавлять скорость, но выскочивший наружу сержант уже издали вытянулся в стойку и взял под козырёк. Гаор понял, что может ехать, не останавливаясь. В каких же чинах Фрегор Ардинайл? Или Ардин? Наследник или младший?

К шоссе вплотную подступал лес, знаменитый лес Королевской Долины, в котором когда-то охотились короли ургоров и где до сих пор живут большерогие олени. Самая престижная и дорогая дичь, а про других зверей и птиц и говорить нечего. Поворот на «Орлиное Гнездо», судя по карте, пятый направо, почти в самом сердце Долины. Указателей нет, местные шофёры, надо думать, в них не нуждаются, а никого другого не пропустит блокпост. Придётся считать… Два он уже проехал… Третий… Есть четвёртый поворот… Приготовиться… Не снижая скорости, Гаор плавно вписал лимузин в поворот.

Теперь прямо до ворот, раз они отмечены на карте… ага, вот они, кованые, старинные или под старину, вместо вывески огромный орёл, обхватывающий крыльями свод. Ворота при их приближении не раскрылись, и Фрегор недовольно сказал.

– Спят, что ли? Посигналь им.

Гаор дал короткий сигнал. Он ещё не снял руку с кнопки, а ворота раскрылись, и охранник с автоматом, приняв церемониальную стойку, взял «на караул».

– Прямо.

– Да, хозяин, прямо.

От ворот до подъезда было не меньше четырёх меток (4,608 км) по прямой. А с поворотами… н-да, такого он ещё не видел. И дом под стать воротам и подъезду. Орртен куда беднее и невзрачнее. У широких белых от тонкого слоя снега ступеней Гаор остановил лимузин.

– Иди за мной, – бросил ему хозяин, сам открывая дверцу и вылезая из машины.

– Да, хозяин.

Фрегор быстро взбежал по ступеням и толкнул тёмную, украшенную резьбой дверь. Гаор еле успел проскочить следом, так стремительно захлопнула дверь тугая пружина.

Просторный зал-холл, узорчатый блестящий паркет, напротив двери плавно вздымающаяся лестница белого мрамора, раздваивающаяся перед огромным зеркалом, по бокам которого возвышались два сделанных под старинные светильники торшера… «Как в музее», – потрясённо подумал Гаор.

– С приездом, хозяин.

Гаор вздрогнул и повернулся на голос. Высокий худощавый мужчина в отлично пошитом чёрном костюме и белой рубашке склонил голову в сдержанном полупоклоне. Чёрные глаза, короткие, чуть длиннее солдатского «ёжика» чёрные волосы, короткая и редкая щетина вокруг рта и на подбородке. Чистокровный ургор. Но на лбу синий кружок клейма, а в расстёгнутом вороте белоснежной рубашки сверкает заклёпка рабского ошейника. Гаор мгновенно вспомнил слова Ворона: «Хозяин может одевать тебя в шёлк и бархат, но морда должна быть небрита, а ошейник виден».

– Спасибо, Старина.

Старина? Старший над рабами? Похоже на то.

– Я купил раба.

– Поздравляю с покупкой, хозяин, – и новый полупоклон.

– Я назвал его Рыжим. Он будет моим личным шофёром и… там посмотрим. Сейчас определи его на место, накорми и прочее. Да, и дай ему планы дома и карту усадьбы. Он должен всё знать.

– Такова ваша воля, хозяин…

В голосе Старины прозвучало недовольство, и Фрегор повторил уже жёстче.

– Да, такова моя воля. Рыжий!

– Да, хозяин.

– Завтра ты мне не нужен. Работай в гараже, проверь все мои машины, механик тебе покажет. И учи карты. Понял?

– Да, хозяин. Проверить в гараже машины, которые покажет механик, и учить карты.

Фрегор удовлетворённо кивнул и пошёл к лестнице.

Проводив его полупоклоном, Старина повернулся к Гаору и оглядел его с головы до ног. Взгляд был неприязненным, вернее, неодобрительным. И Гаор приготовился. Как себя сразу поставишь, так дальше и пойдёшь.

– Где только тебя откопали, образина?

Однако… укорот надо сразу давать, но попробуем мирно, без членовредительства. Нарываться тоже неохота. С начальством, каким бы оно ни было, лучше жить мирно.

– Я Рыжий, Старина. А купили меня в Большом Отстойнике с аукциона, – спокойно ответил Гаор.

И тут же получил пощечину.

– Не смей меня так называть! Для тебя я Мажордом. И я главный, я слежу за порядком в доме. Хозяин назвал тебя Рыжим. Воля хозяина священна. Но ты шофёр господина Фрегора. Понял?

– Понял… Мажордом.

Придраться к ответу Мажордом не смог. Или не захотел.

– Иди за мной и запоминай дорогу.

– А машина? – решил уточнить Гаор.

– Выполняй приказы и не задавай вопросов, – изрёк Мажордом и, резко повернувшись, пошёл к маленькой и совершенно незаметной издали двери под лестницей.

«Однако, и порядочки тут», – мысленно усмехнулся Гаор, идя за Мажордомом. Значит, это он должен меня учить. Интересно, чему? Полученная пощёчина не обидела его: Старший в своем праве, но… ладно, посмотрим, что дальше будет.

Коридор с тёмно-красной дорожкой во всю ширину, белыми стенами, множеством дверей и выходов на лестницы и в другие коридоры, был пуст и безукоризненно чист. Прямо-таки по-госпитальному. И, несмотря на чистоту, ковровую дорожку и натёртый до блеска паркет, почему-то неприятно напомнил Гаору окопы и ходы сообщений в Алзоне. Спустились на один пролёт. Здесь коридор был уже без дорожки, но тоже пуст, чист и с множеством ответвлений. Мажордом шёл быстро и молча. Гаор следовал за ним, не задавая вопросов. Видимо, его молчание понравилось, и, открывая дверь, которой закончился коридор, Мажордом сказал уже спокойно.

– Это рабская половина.

– Понял, Мажордом.

За дверью новая лестница, опять вниз на один пролёт, и коридор продолжился, но пол уже покрыт линолеумом. А впереди слышался гул голосов.

– Иди сюда, – Мажордом толкнул одну из дверей. – Это третья мужская спальня. Ты шофёр, но твоё место здесь.

В отличие от сторрамовской казармы вместо двухъярусных армейских коек хорошие кровати, между ними узкие двухстворчатые платяные шкафы, слева от изголовья маленькие тумбочки, на кроватях белоснежное, чуть ли не накрахмаленное белье. И заправлены… почти по-армейски. Гаор невольно присвистнул от удивления. Вот это да! Мажордом насмешливо улыбнулся.

– Учись, дикарь. Плохо заправишь – выпорю.

У Гаора зачесался язык объяснить этому… ладно, Мажордому, что, как заправлять кровать, он сам многих здесь поучить может. Но тут распахнулась дверь, в спальню вбежал высокий темнобородый и черноглазый мужчина в тёмно-серой рубашке и таких же брюках и… вытянулся перед Мажордомом, бросив руки по швам.

– Старший третьей спальни, Мажордом!

– Определи новокупку, Старший. Он личный раб и шофёр господина Фрегора. Хозяин назвал его Рыжим. Пусть поест, к Кастелянше я его сам отведу. И к порядку его приучи, а то он дикарь дикарём.

– Всё сделаю, Мажордом, – гаркнул Старший, выдерживая почти правильную стойку.

Мажордом милостиво кивнул и вышел. Гаор несколько озадаченно посмотрел ему вслед – он никак не ожидал таких порядков – и перевёл взгляд на Старшего.

– Эта твоя будет, – показал ему Старший на одну из кроватей. – Запоминай, тринадцатая от входа и слева. И ужинать пошли, всё остальное потом.

Гаор обрадовано кивнул.

Вслед за Старшим он вышел в коридор и мимо дверей – ещё спальни? Многовато что-то – вошёл в просторную, заставленную столами комнату. За столами сидели вперемешку мужчины, женщины, мальцы и девчонки. Все в тёмно-сером. Гаора несколько удивило сосредоточенное молчание, с которым все ели, так не похожее на весёлый шум у Сторрама или Корранта, и он поздоровался с порога.

– Мир дому и всем в доме!

К нему обернулись не так удивлённые, как испуганные лица. И Гаор понял, что допустил промашку. Но в чём?

Это ему тут же объяснил возникший перед ним разгневанный Мажордом.

– Ты это что?! По-дикарски болботать вздумал?!

Хлёсткая и по-настоящему сильная пощёчина подкрепила внушение. Этого Гаор никак не ожидал и растерялся. И тут же вторая пощёчина.

– Я из тебя поселковую дурь выбью! – бушевал Мажордом. – Ты у меня болботанье своё забудешь. Не смей, понял, не смей!

Но это он уже слышал. Тогда его бил… Ардинайл, глава фирмы, мухлевавшей с энергоблоками, и с теми же словами. Но то был свободный, а этот – раб, пусть и старший. Но устраивать драку со старшим в первый же вечер, когда ещё ничего и никого не знаешь… неразумно. Ну ладно, сочтёмся.

Его молчание и неподвижность несколько успокоили Мажордома.

– Ладно, хватит с тебя, – прекратил, наконец, избиение Мажордом. – Но запомни, ещё раз услышу, что ты болбочешь, выпорю. Понял… Рыжий?

– Да, Мажордом, – ответил Гаор.

– Старшая по кухне, – позвал Мажордом. – Покорми его.

К ним подошла высокая женщина в белом глухом фартуке поверх тёмного платья.

– Идём, – просто сказала она.

Она подвела к одному из столов на десять человек и указала ему место.

– Здесь будешь сидеть. Запоминай.

– Спасибо, – ответил Гаор и совсем тихо почти беззвучно закончил: – Мать.

Она словно невзначай погладила его по плечу и отошла со словами.

– Сейчас дадут тебе.

И почти сразу две девочки, лет по тринадцати, тоже в белых фартуках и тёмных платьях, принесли ему глубокую тарелку каши, ложку, маленькую тарелочку с двумя аккуратными ломтями хлеба и кружку с горячим чаем. Вся посуда была из дешёвого, но фарфора. Сидевшие за столом ели молча, не глядя на него, и, казалось, даже не заметили его появления: настолько были заняты едой. Было это игрой или, в самом деле, так, Гаор не стал проверять, а углубился в еду. Каша была овсяной, из хлопьев, хорошо сваренной, даже чуть подмасленной, хлеба можно было бы и побольше, зато чай сладкий. И ел он если не с удовольствием, то с аппетитом.

Сидящий напротив него светлобородый мужчина вдруг негромко почти шёпотом спросил его.

– Тебя откуда привезли?

– Из Дамхара, – так же тихо ответил Гаор.

– И родом оттуда? – спросил ещё один.

– Нет, из Аргата.

Судя по всему, говорить здесь о том, что он принятой криушанин, не стоило.

– А в Дамхар как попал?

Гаор даже пожал плечами, настолько вопрос показался ему глупым.

– Продали.

Соседи по столу кивнули.

– Я Беляк, – сказал светлобородый, – в садовой бригаде.

– Рыжий, – ответно представился Гаор, – шофёр.

Молчание все-таки не было полным, переговаривались, но тихо и только с ближайшими соседями. Это не очень приятно напомнило Гаору училищную столовую, особенно в дни дежурства особо придирчивых капралов, но… ладно, бывало и хуже, и капралов водили за нос, и другое начальство. Хреново, что Мажордом – раб, а значит, как бы свой, но это тоже вполне поправимо. Нарываться не стоит, а укорот, если надо, дадим.

Ужин заканчивался, по столовой бегали девчонки в уже клеёнчатых длинных, почти до пола, фартуках, собирая грязную посуду и протирая столы. Гаор, памятуя, что он здесь пока новобранец, делал всё, как соседи. Составил опустевшую посуду в ряд, вытер губы бумажной салфеткой, положил её на тарелку из-под хлеба и встал из-за стола вместе с ними.

– Рыжий! – пробился сквозь усилившийся шум голос Мажордома.

Гаор шёпотом выругался и пошёл на зов.

– Да, Мажордом.

– Иди за мной, – распорядился Мажордом.

«Интересно, куда?» – хмыкнул про себя Гаор, следуя за Мажордомом. Первая растерянность уже прошла, и он чувствовал себя готовым к любым неожиданностям. Кажин знат, что всяко быват.

Кастелянша с двумя помощницами молча – как понял Гаор, из-за стоящего рядом Мажордома – выдали ему две смены белья, совсем нового зимнего армейского, тёмный комбинезон для работы в гараже, непромокаемую куртку на подстёжке с капюшоном для двора, две тёмно-серые рубашки, две пары грубых носков, две белые рубашки, хорошие брюки, хорошие кожаные ботинки, к ним две пары тёмных уже тонких носков и кожаную шофёрскую куртку, – для выездов с хозяином – догадался Гаор. Его догадку тут же подтвердил Мажордом.

– Не вздумай в гараж надевать, понял, дикарь? Это для хозяйского выезда.

«Ещё раз назовёт дикарем, поправлю», – мысленно решил Гаор, укладывая полученные вещи в аккуратную стопку.

– Отнеси и в шкаф повесь, – разжала губы Кастелянша. – За остальным потом придёшь.

Мажордом был рядом, поэтому Гаор только молча кивнул ей и вышел из вещевой. Но в спальню за ним не пошли. И потому, когда Гаор вошёл с вещами один, его встретили негромким, но достаточно дружелюбным градом расспросов. Кто, да откуда, да кем работаешь. Гаор заметил, что расспрашивающие достаточно умело и привычно располагаются вокруг него так, чтобы случайно заглянувший не догадался, что беседа общая, а двое мальцов торчат перед самой дверью, будто по своим делам, но так, что вошедший непременно наткнётся на них. Однако порядочки тут… Но в каком полку служишь, по тому Уставу и живёшь. И потому отвечал на вопросы негромко, развешивая и раскладывая вещи в шкафу и тумбочке, будто сам с собой разговаривает. Открыто подошёл к нему только Старший по спальне. Но ему, как сразу догадался Гаор, и положено, и поручено.

– Иди за остальным, – не криком, но достаточно громко распорядился Старший. – Потом разложишь.

– Мелочёвка там же? – так же спросил Гаор, выпрямляясь и оборачиваясь к нему.

– В соседней справа. Не заблудишься?

Гаор улыбнулся.

– Нет, Старший. Бывало и хуже.

Ему ответили понимающими улыбками и кивками.

Гаор вышел в коридор и отправился за остальными вещами, внимательно разглядывая окружающее. Народу немного, не слышно памятного по сторрамовской казарме весёлого вечернего шума, все проходят быстро и явно по своим делам. В заставленной стеллажами комнате рядом с вещевой он получил мыло в мыльнице, мочалку, два полотенца – маленькое для рук и лица и большое для душа, резиновые шлёпки, чтобы было во что переобуться после работы, щётки для одежды и обуви, баночку гуталина, коробочку с маленькими складными ножницами, нитками и иголкой для мелкой починки, моток меток, чтобы нашить на бельё, рубашки и полотенца… Мажордома рядом не было, и ему негромко и только ихними словами рассказали о правилах и порядках. Что для чистки и глажки есть отдельная комната, что бельё надо менять каждый день, потому и три смены. Одна на тебе, одна в стирке, одна в тумбочке, а постельное меняют каждую декаду. Заходить в чужую спальню под любым предлогом запрещено, а если сговорился с кем, то просись у Мажордома на ночёвку в специальную отдельную спальню, четыре таких клетушки, и он, если разрешит, даст тебе ключ и скажет, на ночь или только до отбоя можно. А если в другое время или ещё где застукают, то порка обеспечена.

– Порядка он требует, – светловолосая женщина поставила перед Гаором коробку с гребнями, большими и маленькими. – Выбирай себе.

– Мне два, мать.

– Тихо ты, – она сердито через его плечо посмотрела на дверь в коридор, – услышит – по новой тебе влепит. Не любит он, когда по-поселковому.

– Мать – ургорское слово, – спокойно возразил ей Гаор, выбирая себе гребень для волос и поменьше для усов и бороды. – Я ж не по-нашенски говорю.

Она вздохнула.

– Ты его не зли. Он культуры требует. И этой… – она запнулась.

– Цивилизованности? – догадался Гаор.

– Во-во, говорил уже тебе?

– Нет, сам догадался, – усмехнулся Гаор. – Вот эти возьму, спасибо, мать.

– Ох, и упрямый ты, – покачала она головой, с тревогой глядя на него.

– А если по-другому, как же мне звать тебя?

– Вторая Кастелянша. А так-то… – она снова запнулась, прислушалась и громко сказала: – Ступай, тебе до отбоя ещё с одеждой управиться надо. И в душ не забудь сходить, не ложись грязным.

Гаор понял, что под дверью кто-то подслушивает, и потому попрощался молчаливым кивком и благодарной улыбкой.

Выйдя в коридор, он едва не споткнулся о черноволосую девчонку лет тринадцати, но сделал вид, что не заметил её, и молча прошёл в свою спальню. Просто любопытная, как все девчонки, или стукачка… ему это сейчас по хрену. Но скажи, какие порядки здесь. У Сторрама и впрямь санаторий был, а уж у Корранта, вообще, как скажи, одной семьей жили. Но как эта сволочь в одиночку так всех зашугала?

В спальне его встретили теми же внимательными взглядами и опять как невзначай собрались вокруг него. Подошёл и Старший.

– Старший, – спокойно, не повышая голоса, но и не шепотом спросил Гаор. – А душевая, уборная, где всё?

Выслушав ответы, что в конце коридора, и курилка там же, кивнул и уточнил:

– А если ночью приспичит?

– Спальня не запирается, – ответил Старший, – но больше раза за ночь выходить запрещено. И ненадолго.

У Гаора сразу зачесался язык спросить, откуда Мажордом знает, кто и сколько раз в уборную бегал, но тут же всё разъяснилось.

– Ночные дежурные там, – сказал Беляк, с которым Гаор сидел за одним столом. – Утром они и докладывают ему.

– А то и Сам ночью с проверкой ходит, – сказал круглолицый парень с лёгким светлым пухом на щеках. – Если застукает на чём таком, то… – и, не договорив, зябко передёрнул плечами.

– Про метки сказали тебе? – спросил Старший. – Тогда прям сейчас хоть на одну пару пришей, чтоб завтра было во что переодеться. И в душ иди.

Но тут, стукнув, распахнулась дверь, и в спальню влетел черноволосый остроносый мальчишка.

– Рыжий где? – заорал он с порога.

– Ну, – выпрямился и обернулся Гаор.

По тому, как все мгновенно сделали вид, что они в стороне, Гаор понял, что это или наушник, или… посмотрим.

– Иди, тебя Сам требует. Сейчас он тебе, – мальчишка хихикнул, – всё объяснит. Сразу поймёшь.

Гаор посмотрел на Старшего. Тот кивнул, еле слышно сказав.

– Шестёрка его.

Гаор кивнул и спокойно ответил.

– Иду.

Его провожали, как он заметил, сочувственными взглядами.

У Мажордома была своя отдельная спальня, в которой стояли большая кровать, большой платяной шкаф и ещё один, похожий на книжный, но с глухими дверцами, комод, стол, несколько стульев и кресло-качалка. На стенах висело несколько картин, кровать застелена узорчатым покрывалом, на тумбочке у изголовья лампа-ночник, ещё одна лампа с зелёным абажуром на столе, на комоде ларец-шкатулка – похожий был у Сержанта – и несколько фотографий в рамках. Сам Мажордом сидел у стола, уже без пиджака, в тоже узорчатом, похоже, шёлковом халате поверх рубашки. На ногах не резиновые шлёпки, а ковровые шлепанцы. «Ах ты сволочь, – удивился Гаор, – ты смотри, с какими удобствами устроился».

– Вот он, Мажордом, – ухмыльнулся мальчишка.

– Вижу, ступай.

Мальчишка хихикнул и исчез, плотно закрыв за собой дверь.

– Почему в ботинках? – строго спросил Мажордом.

– Не успел переобуться, – очень спокойным, даже скучающим тоном ответил Гаор.

Мажордом встал и шагнул к нему. Гаор ответил не вызывающим, но достаточно твёрдым взглядом. Бить себя за просто так он не даст. Ишь, хозяина из себя корчит, мразь клеймёная.

– Ты должен ценить, что тебя купили в род Ардинайлов, – внушительно сказал Мажордом, остановившись перед Гаором.

«И что мне с этого?» – мысленно спросил Гаор, ожидая продолжения.

– Ты должен вести себя не как дикарь, а цивилизованно. Это тебе не посёлок, – Мажордом насмешливо поглядел на него. – Ты понимаешь, о чём я говорю?

– Понимаю, – с еле намеченной насмешкой ответил Гаор. – Хозяин велел тебе карту мне дать. И план дома.

Мажордом молча смотрел на него, и Гаор добавил.

– Поэтажный.

– Ты грамотен? – помедлив, спросил Мажордом.

– Да, – кратко ответил Гаор.

Похоже, Мажордом принимает его за прирождённого. Ну, так не будем все козыри сразу раскрывать.

– Тебя привезли из Дамхара, там ты кем был?

Так, про Дамхар уже доложили, значит, стукач не один. Примем к сведению.

– Рабом, – насмешливо пожал Гаор плечами. – А работал шофёром-экспедитором, – и пояснил «учительским» тоном. – Развозил продукты и одежду по посёлкам.

Мажордом поморщился.

– Говори правильно. Работал. Нет такого слова «работать», понял? И чтоб я от тебя больше поселковых глупостей не слышал. Привыкли валяться в общей свалке, так все ему матери да братья с сёстрами. Родственников у тебя тут нет, запомни.

«Это точно, – мысленно усмехнулся Гаор, – особенно ты мне не родня, ну-ка ещё что скажешь?».

– В спальне не шуметь, громко не разговаривать, выть по-поселковому не вздумай, выпорю. Голым не ходить, в одежде на кровати не лежать.

– А от душа до спальни как? – не выдержал Гаор. – Полотенцем прикрываться или грязное надевать?

Лицо Мажордома дёрнула гримаса бешенства.

– Не серди меня, Рыжий, – угрожающе сказал он.

– А ты что, не знаешь, как ответить? – невинно спросил Гаор.

Мажордом молча смотрел на него, явно решая: ударить или посчитать за дурака. «Ну-ка, сволочь, – почти весело подумал Гаор – попробуешь подраться или струсишь?»

– Мелочи тебе объяснит Старший по спальне, – брюзгливо сказал Мажордом.

«Вывернулся», – одобрил Гаор. Но следующая фраза заставила его нахмуриться.

– На случке ты уже, наверняка, был, – рассуждая, заговорил Мажордом, – ездил по посёлкам… так что с мальчиками ты не умеешь, там этого не знают. Надо будет тебе пару подобрать… Я подумаю. Когда тебе понадобится женщина, подойдёшь ко мне.

– Когда мне понадобится женщина, – медленно заговорил Гаор, – я сам выберу и договорюсь. Тут мне советчики давно не нужны. Категория у меня полная первая, и покупали меня как шофёра, а не на расплод. А насчёт мальчиков… не меряй всех по себе, Мажордом. Валяйся сам в этой грязи.

Он говорил негромко и очень спокойно. Но Мажордом понял скрытую угрозу и отступил. Правда, сохраняя лицо.

– Дурак, если бы тебя купили на расплод, то поместили бы в питомник, там совсем другие порядки. Для совокупления есть специальные помещения. Будуары. Запомни. Это дикари трахаются, как животные, где попало и когда захочется. Ты должен вести себя цивилизованно. Разврата я не потерплю.

«Много ты в нём понимаешь», – мысленно ответил Гаор.

– Завтра с утра работаешь в гараже, это…

– Дай мне карты, – перебил его Гаор, – я сам разберусь.

Мажордом задохнулся на мгновение, бешено глядя на него. Гаор твёрдо смотрел ему в глаза. «Ну, получи, гадина».

– Хозяин велел тебе дать мне карты, забыл?

– Не смей мне указывать, ты… або!

«Надо же, он что, более сильного не знает? Или считает самым сильным? Ну ладно, получи».

– Да, я абориген. Ты мне карты дашь?

Внешне миролюбивый тон Гаора, казалось, остудил пыл Мажордома. Он отошёл к шкафу и открыл его. Гаор увидел заполненные коробками и коробочками, папками и пакетами полки. Да, шкаф книжный, но книг в нём нет. К сожалению. А может, и к счастью, а то пришлось бы ради книг налаживать отношения, а так у него руки свободны.

Мажордом взял с одной из полок большой конверт из плотной коричневой бумаги и протянул его Гаору.

– Держи.

– Спасибо, Мажордом, – очень вежливо сказал Гаор, беря толстый, плотно набитый конверт. – Стол в курилке есть?

Мажордом удивлённо посмотрел на него, и Гаор пояснил:

– Не в спальне же на кровати карты раскладывать.

– Где хочешь, – сердито, явно от растерянности, сказал Мажордом. – Повторяю, завтра с утра в гараже, а после обеда учи карты. Понял?

Гаор невольно улыбнулся: эк сволочь из кожи лезет, чтоб его слово последним было. Ладно, лёгкий укорот даден, если понадобится, повторим, а пока отойдём на уже освоенные позиции и закрепимся на них.

– Всё у тебя? – деловито спросил Гаор и, не дожидаясь ответа, повернулся к двери.

Мажордом молча дал ему выйти.

В спальне Гаора встретили сочувственно удивлёнными взглядами.

– Надо же, – вслух сказал кто-то, – чистеньким вернулся.

– Я ж не уголь грузил, – спокойно ответил Гаор, закладывая конверт на свободную полку в своем шкафу. – С чего мне пачкаться?

Раздался негромкий смех, и ему объяснили:

– По первости от него с фингалом выходят.

– А то и сразу на порку отправляются.

Гаор кивнул.

– Обошлось, – ответил он кратко.

Рассказывать, как он давал укорот Мажордому, не хотелось: мало ли, вдруг стукач слушает, и такой рассказ тогда плохо обернётся и для рассказчика, и для слушателей. И потому Гаор сразу перешёл к выяснению всяких житейских мелочей. Старший по спальне и остальные охотно просвещали его. Что от душа до спальни и в самом деле приходится в полотенце заворачиваться, но если Самого нет, то и голышом проскочишь. Что сигареты выдаёт Сам, пачка на две декады, а если тебе хозяин что дал, то пронести можно, но надо предупредить и показать, а уж Сам решит: можно или нет. Что для чистки обуви и одежды, мелкого ремонта и глажки есть специальная комната, а там и утюги, и столы с лампами, и прочее. Можешь, конечно, попросить кого из баб, но это… как попросишь да на кого нарвёшься. А то и Сам даёт мальчишку или девчонку в прислуги. Но это только тем, кто в господских комнатах работает, ну, или подлизнётся удачно.

– Ну, я и сам не безрукий, – хмыкнул на это Гаор, быстро пришивая метку на нижнюю рубашку.

За разговором он разделся догола, надел опять штаны и рубашку и сел пришивать метки, чтобы скинуть бельё в грязное.

– А порет кто?

– Есть такие.

– По-разному.

– Бывает, из охраны.

– А бывает, Сам назначит.

– Это как? – насторожился Гаор.

– А просто.

– Построит всех, и выдернет двоих. Ты, дескать, пори этого.

– А бывает, – немолодой русобородый мужчина хмуро улыбнулся, – бывает, и сами вызываются. За пачку сигарет, за конфеты, да мало ли за что.

Гаор обвёл окружающих таким искренне изумлённым взглядом, что многие рассмеялись. Смех, правда, был невесёлым.

– Ладно, – Старший по спальне тряхнул головой. – Ладно, парень, как тебя, Рыжий? Всё сам увидишь, а сейчас в душ иди. Наш справа, понял?

– Понял, – встал Гаор. – Спасибо, мужики. Чего ещё не понял, потом спрошу. До отбоя сколько ещё?

– А как Сам крикнет, так и отбой.

– Услышишь.

В душ отправились многие, и Гаор пошёл в общей компании. Как все, сбросил грязное бельё в высокий ящик у двери в душевую, привычно захватил с собой носки, чтобы самому их выстирать, пока моешься.

– А сушить где?

– А в умывалке трубу видел?

«Ну, хоть в этом как у Сторрама», – решил было Гаор, и тут его ждало новое потрясение. Душевая была разгорожена на кабинки, а скамьи и шаек не было! Так что баньки ни под каким видом не устроишь. «Видно, так и задумано», – тут же подумал он. Перегородки, правда, не доходили до потолка, дверей не было, и зайти к соседу потереть спину вполне возможно, но…

– Это он нас того… цивилизует, – объяснил Гаору мывшийся рядом Беляк.

– Понятно, – хмыкнул Гаор, подумав, что если бы он попал сюда не после Сторрама и Дамхара, а сразу в свой первый рабский год, то… то даже бы и не понял, чего в душе не так.

Наоборот, мешало бы отсутствие двери и необходимость вытираться при всех. Да, а чего ж раздевалка общая? Уж цивилизация – так до конца, там тоже тогда кабинки нужны. Но об этом пока промолчим. А так-то понятно. Раз всё поселковое – дикарство, то всё понятно. Но откуда такая злоба к своему у прирождённого? Был бы Мажордом обращённым, тогда понятно. А так? «Галчонок»? Нет, здесь что-то не то. И, как её, да, Горна, личная хозяйская управляюшего в том посёлке, не хотела, чтобы он называл ее «по-поселковому» матерью. Так что это? Ладно, всё это потом. Поживём – увидим.

В спальне вернувшиеся из душа ходили голыми, только в шлёпках. Полотенца развешивали в изножье кровати.

– К утру большое высохнет, – объяснил ему сосед слева – звали его Зимняком и работал он во дворе, – в шкаф уберёшь, а личное, ну, маленькое, как умоешься, сохнуть оставишь.

– Понял, спасибо, – кивнул Гаор.

Он проверил на завтра одежду – с утра ему в гараж – и достал конверт с картами. Пока не погасили свет, надо, в самом деле, посмотреть, где гараж, чтобы с утра не плутать.

– Ты это чего? – заинтересовался Зимняк.

– Где гараж, смотрю, – ответил Гаор, разворачивая большой лист карты-плана «Орлиного Гнезда», дом поэтажно он посмотрит завтра, сейчас ему службы нужны.

– А чо водишь?

– Хозяйскую машину.

– А чью?

Гаор недоумённо поднял голову, придерживая пальцем найденные квадратики гаражей.

– Хозяев-то много, – пояснил Зимняк. – Ты личный или на всех?

– Меня Фрегор купил, – настороженно ответил Гаор.

Дело принимало совсем новый оборот.

– А, это Второй Молодой, – отозвался Старший со своего места. Он уже лежал, но ещё не спал, разглядывая потолок.

– Тогда это третий въезд, паря, – сказал ещё кто-то. – Они там свои тарахтелки держат.

– Понятно.

Гаор вернулся к карте. Да, вот, даже надписано. Правда, не полностью, только заглавная буква «Ф». Ну-ка, проверим.

– А сколько их всего?

– Хозяев-то?

– А считай. Старый хозяин.

– Ага. Первый Старый. Кто ему служит, те в бордовом.

– Это личные. Лакеи, горничные, подстилки разные.

– У каждого свой цвет.

– Да двое сыновья его.

– Ага, наследник и младший.

– У Первого Молодого синий цвет. У Второго – зелёный.

– Да ещё брат хозяйский.

– Ага, Второй Старый. Он в северном крыле живёт. Его цвет – жёлтый.

– Да жены ихние. У Первого Старого и Первого Молодого.

– Они не в счёт, только своими командовают.

– Командуют, обалдуй, сколько учить тебя.

– Да пока ему Сам не влепит, не научится.

– Ну, и малец ихний.

Выяснить, чей малец и имена хозяев, Гаор не успел. Возле двери раздался щелчок, и, подняв голову, Гаор увидел, как на железной коробке у косяка загорелась красная лампочка. Селектор? Голос Мажордома подтвердил догадку.

– Старшие по спальням, включить ночной свет. Полная тишина. Всем спать, – отчеканил Мажордом.

Снова щелчок, и лампочка погасла. Старший встал и подошёл к двери, щёлкнул переключателем. Погасли лампы-плафоны под потолком, и зажглась маленькая синяя лампочка над дверью.

«Надо же», – усмехнулся про себя Гаор, складывая карту и убирая её в конверт. Ни тебе «отбой» не приказали, ни «спокойной ночи» не пожелали. Ни дисциплины, ни культуры. Где ж цивилизованность? Ладно, это тоже прибережём. Он уложил конверт в шкаф, разобрал постель – ему для этого свет не нужен – и лёг. Спальня потихоньку заполнялась сонным дыханием и храпом множества мужчин. Ну, всё, первый день кончен. Посмотрим, каким второй будет. И все последующие. Вляпался он, конечно, капитально, но… это ещё не самое страшное. Спи, сержант, перед боем надо выспаться.

* * *

Аргат

Универсальный Оружейный Завод

Арронга Рола

Зима

6 декада

Каждый день похож на другой, и каждый день особенный. Ничего не меняется, и одновременно всё другое. Став рабом, он понял, что будущего у него нет, а прошлое невозвратно, и старался жить сегодняшним днём. С одной единственной целью – выжить человеком. Иногда внешние условия мешали, иногда помогали. Но каждый день жизни – это его победа. Но эта газета… да, она помогла. Дала возможность учить парней, наполнила жизнь в определённой степени смыслом. Но и осложнила. То, что он считал похороненным, сгоревшим в Огне, вдруг ожило и вернулось. И что делать с этим воскресшим прошлым?

Седой, как это часто бывало с ним, лежал без сна, закинув руки за голову и разглядывая испод верхней койки, откуда доносилось по-детски уютное посапывание Зимы. Справа спят внизу Чеграш, а над ним Гиря, а слева Чалый, похрапывающий совсем по-мужски, а над ним Лутошка, смешной тощий длинноногий парнишка из далёкого Дамхара. Вот тоже… невероятное стечение обстоятельств. В кино бы увидел, в книге прочитал… сказал бы: «Враньё, заврались, такого не бывает!» А в жизни, оказывается, бывает. Кажин знат, что всяко быват…

…Завод большой, почти каждый день кого-то увозят, кого-то привозят, и Старшие начинают озабоченно размещать новокупок, объясняя им правила и нормы поведения. Хорошо, если новокупка до этого на заводе работал, такие уже сами всё знают, порядки-то всюду одинакие, а если вот такого… Прямо из посёлка, да из самого Дамхара. Ну, чуня чуней. И малец совсем, по второй категории ещё.

Парнишка затравленно озирался, не зная, кому отвечать первому: уж больно насели на него со всех сторон.

– И куды тебя поставили? – спросил Старший, прекратив разговоры о родне и свойственниках.

Уж больно издалека малец, ни земель, ни родни не сыщешь, значит, надо рядом с его бригадой разместить, и пусть уж те к порядку приучают.

– В гараж, – шмыгнул носом малец.

– Куды-ы?! – изумился старший гаражной бригады. – Да на хрена ты нам нужен?

– Я машину знаю, – неожиданно ответил малец, – и чинить, и водить умею.

– Чо?!

– Ты, малец, ври, да не завирайся.

– Ежели ты пол в гараже раз в жизни помыл…

– Может, ты и грамотный? – насмешливо спросил Чеграш.

– Ага, – кивнул малец и вздохнул, – мы уже карты разбирать стали, да хозяина с деньгами припёрло, он нас и продал.

– И много вас было? – спросил Чалый.

– Двое, – малец снова вздохнул, явно сдерживая слезы. – Мы бригадой шли, нас на этом… акци…

– Аукционе, – пришёл он на помощь.

– Ну да, уже всё, уже последняя цена, и тут… разбили. Его за шестнадцать тысяч, меня за восемь.

– Он шофёр, а ты при нём автомехаником, так? – догадался Зима. – Так шли?

– Ага, Рыжий – он водила сильный, он меня и выучил.

– Рыжий? – переспросил он…

…Словом, Лутошку, как, оказывается, звали мальца, разместили рядом с ними. Раз уж у них хоть знакомец общий есть. Рыжий-то тот самый оказался. Второго рыжего сержанта-фронтовика с пятилучевой звездой быть не может. Теория вероятностей не допускает.

Знал Лутошка неожиданно много, видно, занимались с ним всерьёз, и оказался неплохим рассказчиком и собеседником. Охотно слушал и запоминал. Парни за этот год – да, правильно, Главный конструктор принёс ту папку в конце зимы, да, как раз в седьмую декаду, а сейчас снова зима, шестая декада, так что прошло… да, практически полный год, чуть больше стандартного учебного – освоили школьный трёхлетний курс и теперь учили Лутошку, пересказывая ему прочитанное в учебниках и услышанное по радио. С письмом оказалось сложнее. Но ладно, что-нибудь придумаем.

Лутошка много и охотно рассказывал им о Рыжем. Какой Рыжий был сильный, весёлый, а когда злился, то как бешеный становился, даже страшно. Как в рейсах Рыжий, чтобы не заснуть за рулём, пел и читал стихи. Или заставлял его петь. И в посёлках везде, куда ни приедешь, Рыжий – желанный дорогой гость.

Седой слушал Лутошку, а потом, лёжа ночью на своей койке, не мог отделаться от назойливо стоящей перед глазами картины. Как Рыжий, остановив фургон на улице какого-то маленького городка, идёт на почту, покупает конверт с маркой и несколько листов писчей бумаги, садится к окну и пишет, макая ручку с заржавевшим пером в чернильницу, полную утопившихся от тоски мух, вкладывает исписанные листы в конверт, заклеивает его и пишет адрес: «Аргат, редакция…». И сдаёт письмо на отправку. Как письмо взвешивают и требуют доплаты за лишний вес, и Рыжий выгребает из карманов мелочь. Конечно, всё не так, это невозможно. Раба никто не пустит на почту и ничего ему не продаст. На почте давным-давно не держат на столах чернильниц и ручек. И такое письмо-статью никогда не пропустила бы цензура, введённая в позапрошлом веке для охраны военных тайн – с кем-то мы тогда из-за чего-то воевали – да так не отменённая до сих пор и потому исправно перлюстрирующая всю почту независимо от адресата и отправителя. Разумеется, было отправлено как-то иначе. Но отделаться от этой картины Седой не мог.

И от горького чувства неоплатного долга. Он в долгу перед Рыжим. Если бы не его подвиг… То, что парни получили возможность учиться не по его отрывочным рассказам, а пройти полноценный школьный курс и продолжить учебу – вчера они получили новый комплект по составленному им списку. Уже институтские учебники по математике и физике, а заодно большую пятитомную энциклопедию, политехнический словарь и «историю стрелкового оружия». Это он в список не вносил, это Главный от себя им положил. И новый запас кофе, сахара и сливок, и пять баночек поливитаминов. И новые условия работы. Всё, если честно, благодаря Рыжему. И прошлое лето тоже…

…Они все-таки довели до ума «изделие». Согайнского образца им так и не дали, только не слишком вразумительное и явно неквалифицированное описание, из которого они выжали всё возможное. И только на третьем варианте, отбросив всё, что мешало важнейшему – надёжности, и совсем немного потеряв на остальных параметрах, но сделали. Сначала модель, потом было обсуждение, в котором участвовали помимо Главного конструктора ещё главный инженер и главный технолог. Парни не оробели, держались уверенно и докладывали вполне грамотно. Спорить, правда, не рисковали, это он брал на себя, заодно и показал парням, как это делается. Сделали и образец, разработали технологические карты, здесь уже к ним чаще заходили Инженер и Технолог. Чтобы не путаться, они в разговорах между собой так и называли всех троих, отбросив слово Главный. Потом им опять сказали: «занимайтесь теорией», что было весьма кстати, так как из-за гонки с «изделием» учеба застопорилась.

И, наконец, наступил, совершенно неожиданно, тот день.

Утро прошло как обычно. Подъём, завтрак, обыск, путь в мастерскую, обыск, запуск…

– Что сегодня? – спросил Чалый, когда за ними захлопнулась дверь.

Он пожал плечами.

– Занимаемся теорией.

Парни стали доставать учебники и тетради, Зима включил радио.

– Седой, кофе поставить?

– Потом.

– Ну да, только-только полопали.

– А мне, может, для мозгов нужно.

– Меньше с девками барахтайся, от этого мозги трясутся.

– У него трястись нечему.

– Ага, он другим трясёт.

– А у тебя…

– Цыц, – прервал он сквозь смех их перепалку, – надзиратель услышит.

Зима доделывал свой чертеж, Гиря читал хрестоматию по литературе, Чеграш взял химию, Чалый…

– Чалый, историю ты мне вчера не ответил.

Чалый, вздохнув, отложил алгебру за выпускной класс и взял учебник истории.

– Седой, да на хрена нам, когда и с кем голозадые воевали?

Он улыбнулся.

– Читай, знания лишними не бывают.

И только утихомирились, и втянулись в работу, а сам он взялся перечитать биологию – совсем перезабыл всё, а парням для кругозора нужно обязательно – как надзиратель загремел замком. Особо прятаться не нужно: всё же им велели «заниматься теорией», но Зима сразу метнулся выключить радио, а он встал и шагнул к двери, чтобы, как и положено Старшему, встретить вошедшего и, если надо, заслонить парней. Но никто не вошёл, а надзиратель рявкнул им.

– На выход, волосатики. Живо!

Зачем? Почему? Вопросов задавать не полагается, они и не задавали. А молча, оставив всё как есть, вышли в коридор и встали на обыск. Их обыскали, закрыли и опечатали дверь их мастерской. И последовал новый приказ.

– Руки за спину! Вперёд марш!

Впервые они шли по коридору в рабочее время. И удивлённые лица встречных и выглядывающих из открытых дверей людей сказали ему, что те, свободные, и не подозревали о работающих рядом с ними рабах. Их провели к ведущей в рабскую казарму лестнице.

– Вниз, волосатики. Бегом!

Бегом так бегом, но спешить нечего, тем более что гул чугунных ступенек под подошвами грубых рабских ботинок забивает голоса.

– Седой, не на торги нас? – встревожено спросил Чалый.

– Тады бы в казарме оставили, – возразил Зима.

– А ну как… – Чеграш не договорил, видно, пришедшая ему в голову мысль показалась слишком страшной.

Внизу, в холле, их уже ждал надзиратель и, не слушая доклада, дубинкой показал им на дверь во двор. Это что ещё за новости?! Раз в декаду им давали выходной. Работали до обеда, потом обед, выдача фишек и сигарет и до ужина свободный выход во двор. Для работающих в цехах и мастерских – единственная возможность увидеть небо и подышать свежим, насколько он свеж среди заводских корпусов, воздухом, а заодно размяться, побегать, потолкаться и даже, если надзиратель попадётся хороший, погорланить и поиграть. Но сейчас, с утра и всего через два дня после выходного… Или и впрямь их сейчас посадят в машину и на торги, и вот она, вся цена обещания Конструктора, что их больше продавать не будут.

Их и в самом деле ждала машина. Но не «серый коршун», а маленький автобус, который в дни его молодости называли «рафиком» по названию выпускавшей их и давным-давно разорившейся фирмы. Но переоборудованный: окна затемнены, салон отделён от водителя глухой перегородкой, а дверь снабжена дополнительным внешним запором. Это была первая странность. Вторая – им не надели наручников. А третья – стекло оказалось с зеркальной тонировкой! Их загнали в машину, закрыли за ними дверцу и повезли. Но они видели – куда! Кто сел рядом с водителем, они не видели: переборка была глухая металлическая. Парни наскоро её ощупали в поисках мембраны, ничего не нашли, но рисковать не стали и молчали всю дорогу вмёртвую. Да и не до разговоров им было: ведь за окнами такое… Парни впервые в жизни, а он впервые за столько рабских лет могли сидеть у окон, смотреть и видеть… городские кварталы, ограду какого-то парка, едущие рядом, обгоняющие их и отстающие машины… Седой почувствовал, как на глаза набегают слёзы, и сердито смахнул их. Тут такая возможность, а он плакать вздумал. Парни азартно толкали друг друга, молча тыкая пальцами в самое, на их взгляд, интересное. Кивком он согласился с ними, что обсудят увиденное потом.

Город быстро остался позади, и теперь их везли среди неправдоподобно яркой зелени лугов и рощ. Теперь зашмыгали носами и парни. Все они были поселковыми, и столько уже годов заводские цеха, казармы в подвалах, бетонные и асфальтовые заводские дворы да отстойники… Он тоже тосковал по небу, зелени, земле, но он – потомственный горожанин, ему это переносить легче.

Рафик резко повернул, мелькнула будочка часового и поднятый шлагбаум, дорога сразу стала пустынной, и к ней вплотную подступил лес. И он начал догадываться, куда их везут. Неужели полигон? Высказать свою догадку вслух он не рискнул, побоялся ошибиться.

Рафик сильно затрясло, дорога стала совсем узкой, ветви деревьев царапали стекла, парни даже испугались в первый момент, а потом стали смеяться над своим страхом. Они ещё смеялись, когда рафик остановился, лязгнул запор и им скомандовали:

– Выходите.

Он первым, а за ним парни, сразу ставшие серьёзными, вышли из машины.

Рафик стоял на опушке леса. Рядом две большие легковые машины, тоже с тонированными стёклами, зелёный армейский автобус, два глухих армейских фургона, ещё какие-то машины. Между машинами бегали и суетились военные. И почти все, увидев их, как бы спотыкались на мгновение, но тут же продолжали бежать по каким-то своим делам. Он глубоко, так, что даже заболело в груди, вдохнул наполненный лесными запахами воздух. Рядом так же жадно и быстро, торопясь успеть, дышали парни.

– Приехали? Отлично!

Главный конструктор коротким кивком одновременно приветствовал их и отправил обратно в машину вытянувшегося для рапорта надзирателя, который, оказывается, ехал с ними.

– Идите за мной, – распорядился Конструктор…

…Седой улыбнулся воспоминанию. Их появление на полигоне оказалось шоком для многих. И в первую очередь для военной комиссии. Кто-то из этих погонников попытался пошутить, что, дескать, мишени доставлены, можно начинать. Но остальные шутку не поддержали, а парни… парни – молодцы. Если и испугались, то вида не показали. Им указали место, с которого они могли наблюдать испытания своего «изделия», и даже дали бинокли.

Наверху вздохнул и повернулся на другой бок Зима. Чего-то он сегодня не пошёл к своей, а от Гири его девчонка уже убежала, и Гиря спит, похрапывая совсем по-мужски. А хорошо тогда было. И что «изделие» вполне впечатлило комиссию, и что парни увидели всё нужное и наглядно поняли, чем же они занимаются, и как проверяют «изделия», и что на обсуждении держались уверенно, не робели, и что потом на банкет-фуршете, который накрыли прямо там, им тоже, правда, отдельно и без вина, накрыли маленький столик. Так что они и выпили сладкой газировки, и поели хороших бутербродов. А Конструктор подвёл к ним начальника приёмной комиссии, и тот выражал удовлетворение. И столик их был возле леса, и парни смогли отойти в лес будто по нужде, прикоснуться к деревьям, подышать лесным воздухом. Да всё это хорошо и здорово, но главное… главным было, что к ним подошёл сержант из команды стрелков и поблагодарил их за то, что защита от песка и пыли с умом сделана и кучность хорошая. Руки не подал, понятное дело, но как говорил и как слушали его парни… Вот это главное.

Седой снова улыбнулся и, потянувшись под одеялом, закрыл глаза. Ну что ж, завтра им уже должны дать что-то новенькое, свой узел они ещё декаду назад сдали. А нет, значит, «теория». У Чалого математика хорошо идёт, учится, как воду в жажду пьёт, взахлёб, скоро ему уже институтский учебник мал станет. И что же с Лутошкой делать? Надо что-то придумать, чтобы мальчишка смог учиться дальше, чтобы сделанное Рыжим не пропало.

Описав круг, мысли вернулись к Рыжему, и, уже засыпая, Седой снова увидел. Тесную провинциальную почту, запылённое стекло и у окна быстро пишущего Рыжего.

* * *

Аргат

Королевская Долина

«Орлиное Гнездо»

Зима – весна – лето

Жизнь у нового хозяина оказалась и проще, и сложнее предыдущих. Но сложностей гораздо больше.

Надзирателей не было. Вернее, не было тех, кому бы за это платили. Зато был Мажордом. Гаор искренне считал, что большей сволочи, чем Гархем, нет и не бывает. Оказалось, что ещё как бывает. И самое поганое, что сволочей было много, и далеко не каждому из них он мог дать укорот. Опять же Мажордом. И хозяева. Ещё его счастье, что он «личный раб Второго молодого хозяина», а значит, подчиняется только Фрегору в основной своей работе. Порядки в рабской казарме тоже оказались… как нигде. Во всяком случае, Гаор с таким ещё не сталкивался. Сытный и, скажем так, достаточно вкусный паёк, казарма прямо-таки роскошная, в армии такой не было, а тошно. Каждый сам за себя. Говори, ходи, дыши с оглядкой на Мажордома и его наушников.

Само по себе «Орлиное Гнездо» оказалось весьма интересным. Гаор даже думал, что не будь он рабом, ему бы в жизни сюда не попасть и такого не увидеть. Система внутренних ходов, лестниц и лифтов позволяла подойти к любой парадной и даже жилой комнате, не встретив никого из хозяев или их гостей. А не знающий безнадёжно бы заблудился в этом лабиринте. Только сверни не туда, и тебя с собаками будут отыскивать, а сам так и будешь до смерти блуждать по коридорам и переходам. На этажах коридоры были устланы дорожками, чтобы, как догадался Гаор, рабы своей беготней господ не беспокоили.

А рабов было много. Потому что, кроме четырёх хозяев, были ещё охранники, свободные механики, главный садовник и ещё какие-то типы, о которых Гаор даже не знал, догадываясь об их существовании, и которым тоже прислуживали рабы и рабыни.

Не сразу, по обмолвкам и неохотным кратким объяснениям, сопоставляя и анализируя, Гаор разобрался в системе рабской половины «Орлиного гнезда». Все рабы делились по работе на три категории или сорта с соответствующим отношением и распределением по спальням. Первый сорт – прислуживающие господам горничные и лакеи, личная обслуга и услада. Второй сорт – повара, уборщики, полотёры, прачки, гладильщицы, слесари, краснодеревщики, швеи и мало ли кто ещё в доме понадобится. И третий сорт – работающие во дворе, парке, теплицах, гаражах и ещё разных службах, а с ними и те, кто обслуживал, варил, стирал и гладил на рабов, убирал спальни, чинил им одежду и прочее. У Сторрама этим ведали матери, и Гаор помнил, каким уважением те пользовались. У Корранта Нянька и Большуха вели всё хозяйство, и главными были они, а не работавшие на хозяйской половине Милуша, Белёна и Куконя. А здесь… И ещё все рабы делились на «родовых» и «купленных». Родовые – рождённые в личном питомнике Ардинайлов и потому носившие ошейники без номеров. И все черноволосые, черноглазые – настоящие чистокровные ургоры. Личными были только они и жили в первых – мужской и женской – спальнях. Во вторых спальнях тоже родовые, тоже ургоры, но с примесью, работающие в доме, но поварами, уборщиками и прочей обслугой. А уже в третьих спальнях – «купленные» полукровки, светловолосые и светлоглазые, дворовая и рабская обслуга. Вот и Гаора, хоть и личного, но купленного, а значит, в номерном ошейнике, да ещё и рыжего, отправили в третью спальню. Чему он, всё больше узнавая о порядках в «Орлином Гнезде», радовался.

И вся эта махина крутилась и вертелась ради…

Нет, к «своему» хозяину, Фрегору Ардину, у Гаора как у шофёра и раба особых претензий не было. Да, на нём три машины. Лимузин, «коробочка» и разъезжая легковушка. Но в гараже есть механик, правда, свободный, но не придира и не особая сволочь, и двое довольно толковых подсобников. Весенник и Летняк машину, в общем, знают и помогут всегда с толком. Оба тоже из третьей спальни, но из дальнего конца, молодые, молчаливые, но Гаор быстро заметил, что особо говорливых сторонятся, подозревая в них наушников. Нет, с ними он поладил быстро.

Утром он тогда после завтрака пришёл в гараж в рабочем комбинезоне. Механик был уже на месте, а парни вошли в гараж вслед за ним и выжидающе смотрели не на механика, а на него.

– Шофёр господина Фрегора? – спросил механик, так же выжидающе оглядывая его.

– Да, господин механик, – ответил Гаор.

Механик кивнул и молча показал ему на три стоящие в ряд машины.

Не зная, какая машина понадобится, Гаор проверил все подряд. Машины были в хорошем состоянии, а к обеду у него уже с парнями сладилось, как будто они всю жизнь вместе работали. Механик издали поглядывал на него, но не вмешивался и замечаний не делал.

– С обеда на которой поедешь? – спросил его Летняк.

– Ни на какой, – мотнул он головой и объяснил. – Велено карты учить.

Парни переглянулись.

– А ты того, разбираешься? – спросил Весенник.

– Разбираюсь, – кивнул Гаор.

Парни снова переглянулись, но, где он этому научился, не спросили. А Гаор, приспосабливаясь к новому для него Уставу, сам уже ничего не говорил, а только отвечал на вопросы.

К обеду всё с машинами было сделано, и он, повесив комбинезон в шкаф и переобувшись, после обеда взял конверт с картами и пошёл в «ремонтную», где и занял один из гладильных столов, на котором разложил карты. И здесь на него косились с явным интересом, но ни о чём не спросили. За соседними столами девчонки и женщины гладили, шили, пороли, пришивали пуговицы, изредка тихо переговариваясь и опасливо поглядывая на дверь и на него. На мгновение Гаору даже обидно стало: за кого они его держат, что опасаются, но тут же сообразил, что как он их, так и они его не знают, и подумал, что ничего, обвыкнется со временем.

Обвыкалось. О выезде хозяин всегда говорил ему накануне, и он успевал подготовить машину и подготовиться сам. И даже разрешалось курить в машине. Правда, шило в хозяйской заднице сидело крепко. Никогда не знаешь, куда придётся ехать и сколько прождать. Несколько раз Гаор так оставался без обеда и ужина, возвращаясь в казарму, когда все уже спали. А здесь не у Сторрама, где матери тебя всегда накормят, и тем более не у Корранта, где, когда ни вернись, тебе хоть яичницу поджарят быстренько и молока, а то и сливок нальют, и хлеб всегда есть. Тут, понимаешь, порядок и цивилизованность, аггел бы их побрал. Еда в положенное время, а потом ни-ни. А хозяин, как покормил его бутербродами тогда в первый день, так больше себя этим не утруждал. И Гаор не сразу понял, что не от злобы, а от бездумья. Фрегор просто ни о ком, кроме себя, любимого, не думал, не мог и не хотел думать.

Карты так и лежали у него в шкафу: приказа вернуть их Мажордому не было, и Гаор каждый вечер снова и снова брался за них, разбираясь с поэтажными планами. Когда его всё-таки спросили, чего это он, ответил кратко.

– Велено учить карты.

И на этом вопросы прекратились.

Нет, в спальне, за столом, даже за работой, разговаривали. Но обиняком, отрывочными короткими фразами, и обязательно с оглядкой. Это злило и утомляло. Всегда, даже в училище, были «мы» и «они», и между своими – доверие. Конечно, «доверяй, но проверяй» давно сказано, но все же… а здесь… И всё эта сволочь Мажордом. Каким-то образом он выныривал как из-под земли, вернее, пола, сыпал замечаниями, оплеухами и угрозами. А больше всего Гаора злил запрет на язык. Нет, нарываться он не нарывался. Велено говорить только по-ихнему, аггел с тобой, тем более что уж ургорским он владел, можно сказать, с детства, ну, с господами ладно, это понятно, но между своими, в спальне… Ах ты, аггел, сволочь…

Будь Гаор в одной спальне с «личными», работавшими в хозяйских комнатах, он бы раньше узнал о других хозяевах, но его как отправили к дворовым подсобным, так и пошло. А те о хозяевах знали мало, да и о чём знали, говорили неохотно. Потому это и оказалось такой неожиданностью для него.

Нет, о семье Ардинайл, что они либо дураки, либо психи, он и раньше слышал. Но так говорили о многих семьях. А что там на самом деле? … По планам Гаор разобрался, кто где живёт. Что ему это надо твердо знать, он уяснил быстро. А вот степень их родства и отношения… Гаор искренне считал, что это его – «личного раба» – не касается, забыв тоже древнюю истину, что военачальники выясняют свои отношения, но гибнут при этом простые воины.

Зима, 6 декада

Где-то через декаду его жизни в «Орлином Гнезде» после отбоя, когда Гаор уже спал, вдруг щёлкнула коробка селектора. Что господа ночью через селектор могут потребовать кого-то из слуг, он уже знал, но так требовали личных, из первой спальни, а их спальня третья – дворовые, их ночью, как правило, не дёргали. Щелчок, молчание… ошиблись, что ли? Он уже опустил голову на подушку, когда селектор рявкнул голосом хозяина.

– Рыжий!

Одним прыжком сорвавшись с кровати и подбежав к селектору, Гаор нажал кнопку ответа.

– Да, хозяин!

– «Коробочку» на выезд и ко мне!

– Да, хозяин, «коробочку» на выезд и к вам.

Он ещё договаривал, когда селектор отключился. Гаор метнулся к шкафу за выездной одеждой, и тут в дверях появился в явно наспех накинутом халате Мажордом.

– Рыжий, в чём дело?

Он не ответил, одеваясь в нормативе боевой тревоги. Проснулись, конечно, многие, если не все, но никто, даже Старший, головы не поднял, глаз не открыл. Оттолкнув Мажордома, Гаор выбежал из спальни, на ходу соображая, как ему побыстрее от гаража добраться до хозяйской спальни.

Подогнав «коробочку» к нужному крыльцу – хорошо, все машины всегда наготове – Гаор метнулся по рабским переходам в комнаты Фрегора. Их он нашёл на плане и заучил сразу. Три комнаты: спальня, кабинет и гостиная одним комплексом, третий этаж, западное крыло. Ага, вот они, и, вроде, голоса из-за двери… это должна быть гостиная. Гаор нажал на ручку и влетел в ярко освещённую люстрой, всеми торшерами и бра, да ещё и камином гостиную. На ковре навзничь лежала, раскинув руки и ноги обнажённая женщина. По виду ургорка, но в ошейнике и с кружком клейма на лбу, а над ней ожесточённо уже не спорили, а ругались двое. Его хозяин и… и тот самый, избивший его тогда у Сторрама, глава той напортатившей с энергоблоками фирмы, а на плане он нашёл и его имя – Фордангайр, наследник рода, будущий глава, а для рабов – Первый Молодой. Появления Гаора оба не заметили, поливая друг друга весьма крепкой, но неизобретательной, как сразу оценил Гаор, руганью.

– Не смей! – кричал Фордангайр. – Ты…

Фрегор отвечал столь же крепкой руганью, так же перемежая её криками «не смей!».

Из-за чего они спорили, понять было невозможно, да Гаор особо и не старался. Стоя по стойке «смирно», он ждал, когда на него обратят внимание, твёрдо помня уроки армейской субординации: разговора старших по званию не прерывать. Если, конечно, это не диктуется крайними обстоятельствами, например, танковой атакой айгринов. Сейчас атаки не было, женщина лежала спокойно, равнодушно рассматривая потолок. Так что и ему трепыхаться незачем.

Наконец, переводя дыхание, Фрегор посмотрел в его сторону.

– Рыжий здесь, хозяин! – тут же гаркнул Гаор.

Ответить ему Фрегор не успел.

– Вот! – заорал Фордангайр. – Ты расточитель! На что ты тратишься?!

– Это моё нажитое! – заорал Фрегор и ударом ноги откатил женщину к Фордангайру. – Забирай её и плоди ещё одного ублюдка. И не лезь в мои дела!

Женщина вскрикнула, и Гаор невероятным усилием удержался от вмешательства.

– Ты разоряешь род!

– А ты нет?! Сколько ты потерял на последней афере?

– Не смей делать мне замечания! Я наследник…!

– Пока!

Спор становился интересным. Но тут Фрегор, считая его оконченным, повернулся к Гаору.

– Машина готова?

– Да, хозяин.

– Выезжаем.

В гостиную вбежали два раба в зелёных рубашках и быстро переодели Фрегора, заменив пижаму на костюм, а сверху даже тёплую куртку на меху. Быстрота и ловкость, с которой те работали, не смогла не удивить и не восхитить Гаора. Надо же, даже в «тревожный» норматив уложились.