Глава 17

Каково ощущать себя не главнокомандующим, а, скорее, главинтендантом?

Под моим началом около двух тысяч человечьих желудков, желающих жрать не менее двух раз в сутки. Кхаров даже избыток. Осталась сотня отличных каросских после наёмников. Тех забрал себе лично, до единого. Что перемножил их хозяев на ноль, привлекая антов, исключительно моя заслуга. Жаба загрызёт меня изнутри, если поделюсь.

Приказал бросить баллисты. Мясо тянувших их кхаров — моя первая нычка. Но даже если зарезать всех коров и быков, кроме совершенно необходимых (Бурёнка, не бойся!), калорий двухтысячному войску хватит всего на несколько дней.

Собрав всех командиров отрядов на первый военно-хозяйственный совет, первым делом приказал провести инвентаризацию продуктов и серебра.

— Серебро несъедобное, — попытался схохмить один из брентов.

— Карух приказал содержать и кормить свои отряды. Серебро и золото поменяем на зерно и муку.

— На разорённых землях?

— Лучше думай как прокормить своих, а не зубоскаль, — я обратился ко всем: — Хочу знать, сколько у нас походных мельниц, муки и зерна. Добыча продовольствия становится нашей основной задачей. Сообщаю всем, в походной кассе короля осталось лишь двенадцать динов — серебром и мелким золотом. Мёртвых кароссцев обшмонали чьи-то солдаты, у взятых в плен всё подчистую выгребли анты Тейфарра.

— У меня совсем ничего не осталось, — заныл другой брент. — Карух обещал щедрую добычу! Я не оставил на обратную дорогу.

— Занимай. Например — у меня. За каждые десять дуков отдашь тринадцать в Мульде. Или придётся заложить имение, — он округлил глаза от моей ростовщической ставки. — Создаём фуражные команды по двадцать воинов. Верховые мечники и арбалетчики. Две повозки. Один старший, у него медь, золото или даже одна серебряная монета. Никаких грабежей, мы не в том положении. Уезжают далеко — на день пути. Предлагать справедливую цену. Основная часть ждёт.

Выяснилась трудность, о которой не задумался. Бренты и глеи умеют читать-писать, большинство плохо, но хоть как-то. Простолюдинам не дано. То есть старшие в командах траты не запишут. Не сумеют.

— Сделаем проще. Каждый из старших потом поклянётся на Камне Правды, что ничего не положил себе в карман или не прое… Не потерял. По прибытии фуражиров основную часть закупленного оставляем в их отряде, сверх минимально необходимого — в другие отряды. За оплату.

Многие главнокомандующие мечтают быть Наполеоном. Я стал. Причём сразу проскочил Аустерлиц и Маренго, теперь получил армию, отступающую из Москвы по Смоленской дороге, вокруг которой летом грабили всласть. Грёбаный Париж далеко…

Из первой волны фуражиров две команды не вернулись вообще. Половина — с пустыми телегами. Привезённого остальными хватило. На четвёртый день тронулись дальше.

По поводу пропавших, итого сорок семь человек и кхары… Наверно, на них могли напасть. Но, думаю, они могли набрести на богатое село, не тронутое войной, увидеть сочных хрымских бабёнок, услышать, что здешний брент — не зверь. Смысл возвращаться и терпеть лишения долгого пути?

Мои фуражиры вернулись и в первый, и во второй раз, потому что с ними скакал Нираг. Его ждёт Сая. От супружеского долга не откосит — перед Моуи клялся. А в качестве дополнительного клыкастого аргумента придавал ему Бобика как тяжёлый танк для усиления роты средних.

Третья остановка пришлась на распотрошённый замок. Его уже начали заселять. Я как мог успокаивал хрымов, норовивших разбежаться со страху при виде «освободителей». Внушал, что мы вдруг ни с того ни с сего стали хорошими и даже дадим денег, если принесут пожрать. Разбежались. Не принесли.

Здесь задержались дольше. По праву Наполеона я занял брентские апартаменты, где прошлый раз ночевал королёныш. Не шатёр, лучше, но так себе. К тому же стекло из окон уже спёрли, пришлось приказать натянуть ткань. Когда вернулся Нираг и привёз муки, солонины, овощей, а также половину телеги дичи, притянутой Бобиком, мы закатили пир. Тем более мой сотник добыл пива и вина.

Стало не то чтобы уютно и по-домашнему. Совсем нет. Но когда уже столько месяцев в походе, начавшемся в июне, а сейчас уже листья жёлтые, надо ценить редкие радости.

Подкинув в огонь камина сухих поленьев, радостно затрещавших, я глотнул ещё вина и почувствовал, что могу расслабиться. Впервые с того дня, как пришли на чужую землю. И особенно впервые с момента, как получил титул кухонного генерала.

Компанию мне как обычно составляли Нираг и Фирух. Ант вполне поправился и даже шевелил пальцами руки, не кривясь от боли. Сотник последнее время был задумчивым. Причину он мне высказал лишь сейчас.

— Всё боюсь, глей. Идём медленно. А если анты вздумают преследовать? Захотят отомстить? Наша армия сейчас от воровской шайки не отобьётся.

— Чем дальше мы от столицы, тем меньше шанс. Накинулись бы раньше. Тем более, когда у нас есть какой-никакой замок. И боевое охранение выставлено. Сонными на боку нас не застанут.

— Верно говоришь, глей. Да только нехорошо на душе. Спел бы? Про возвращение домой, на Родину.

Я усмехнулся. Согласен, давно не пел. Не из вредности — просто не пелось.

— Мульд мне не Родина. Но сейчас — дом. Фактически вторая Родина. Ладно. Слушай.

Я сел поудобнее и начал, постукивая ладонью в такт.

Мне говорят, что я родился дважды,

И что теперь это — моя страна.

Здесь рай земной, и это скажет каждый,

Кто что хотел, тот получил сполна.

И все балдеют от заграницы,

И на Бродвее родные лица,

А я, тупица, скучаю,

А я, тупица, скучаю по Москве.

И все балдеют от заграницы,

И на Бродвее родные лица,

А я, тупица, скучаю по Москве,

И мне не спится, и дырка в голове[11].

— Бродвей, Москва, Лондон и Арбат — это такие брентства в очень далёкой стране, — пояснил я слушателям по окончании пения, очередной раз удивляясь таланту автопереводчика. В песне некоторые строки заканчиваются словами «по Москве» и «в Ниццу», непонятная мне магия Веруна умудрилась найти к ним рифмы в рычащем местном наречии… Круто!

Захотелось помучить переводчика. Напрягшись, я вспомнил начало знаменитой песни Фрэнка Синатры. Ритм отбивал щелчками пальцев.

Start spreading the news,

I'm leaving today.

I want to be a part of it,

New York, New York[12].

И обнаружил, что пою не на местном языке, а на английском! На ломаном, конечно. Синатра в гробу не то что перевернётся — не удивлюсь, если крутится как пропеллер.

Переводчику не понравилось моё произношение? Горячо с ним согласен. Но, наверно, дело в другом. Я практически не понимаю английского. Из этих четырёх строк — только Нью-Йорк. Остальное воспроизвожу как просто запомнившиеся звуки. Значит, Яндекс Веруна улавливает смысл сказанного и того, что ещё будет сказано.

К тому же… Вернуться в Москву отсюда, тем более в город детства Брянск — реально греет. А в Нью-Йорк? Разве чтобы увидеть сто раз надоевшие в боевиках улицы Бронкса, Манхеттена и Центральный парк, подземку с обкуренными афробомжами, граффити где только возможно, груды мусора под ногами. Ей богу, Дымки мне симпатичнее.

— А ещё? — подтолкнул ант.

— Хватит. В Кирахе мне хорошо поётся. Вот Нираг не даст соврать. Приезжай. Да и напитки вкуснее, жаль — всзятые с собой кончились.

— Хоть одну спой!

Он с трудом справлялся с икотой.

Через какое-то время, усугубив примерно ещё литр вина, я почувствовал, что созрел для песни, исполняемой только в хорошо поддатом виде. Не под столом, но когда путь туда обозначен.

— Хорошо. Как раз на ум пришла — «Застольная лягушачья». Трезвым противопоказана.

Фирух тоже набрал достаточный градус. Если набухаться, жуткая примитивность слов воспринимается как надо. Нирага споить невозможно, но он душевно поддерживает пьяную компанию.

Я затянул:

Хорошо нам жить на свете,

Потому что солнце светит,

И растёт вокруг трава…

Ква-ква-ква, ква-ква-ква, ква-ква-ква!

Дальнейшие звуки может воспроизвести адекватно, наверно, только один человек в обоих мирах — автор песни Эдуард Ханок[13]. Я спел приблизительно: буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль…

Кваканье получилось офигенно! И под «буль-буль» подобрался очень смешной местный звук. Оба моих слушателя покатились от хохота и после третьего куплета радостно булькали хором, пытаясь попасть в мотив.

Так коротали время, пока другие занимались делом. Мне доже показалось: хорошо быть главнокомандующим. Когда нет войны.

Наконец, через несколько дней у стен замка собралось достаточное число подвод, груженных провиантом. Нехитрые рецепты приготовления похлёбки из муки и кусочков мяса, впервые принесённые мной в этот мир ещё до осады замка Коруна, принадлежавшего тестю, освоили во всех отрядах. Очень не хватало полевых хлебопекарен. Замковая трудилась не переставая, выдавая хлебы, до нашего отъезда. Но хлеб пористый, занимает куда больше места, чем мука.

В общем, я рассчитывал дойти до Мульда без проблем и без длинных остановок. Наивный! В этом мире ничто не случается как задумано.

Нам ударили в тыл через сутки после пересечения границы нашего королевства. Запасы пищи подошли к концу. Кхары были пущены пастись на осенних лугах. И уже ничто не предвещало беду. Я оставлял арьергард и боевое охранение скорее по привычке, чем для перестраховки. Люди расслабились.

Нападавшие явно посылали лазутчиков. Дождались ухода фуражиров, отчего нас стало на четверть меньше.

Было утро. Закончился завтрак. Собранные командиры отрядов отчитались за прошедшие сутки: разбив лагерь, воины занимались текучкой. Отбирали кхаров, приговорённых на убой во время этой остановки.

Дремотное состояние моей души разорвали крики с той стороны, откуда мы пришли днём раньше. Я бегом кинулся к своему отряду, поминая себя матерным словом за то, что отпустил Нирага.

Превратить расположение в доморощенную крепость невозможно: нет достаточного количества телег, чтоб замкнуть круг. Отряды строились сами по себе.

С отчаянием я понял, что единое командование не наладить. Нет вестовых на быстрых кхарах. Нет даже продуманного плана боя в привязке к этой местности. Только общие намётки обороны и контрудара на случай преследования.

Дрались пешие. Мы подпёрли отступавших. Потом я приказал пропустить их за наш строй — уставших, многие раненые. Мне нужно было выиграть время, пока за нашей спиной развернутся и двинут остальные. Хватит ли людей? Они у меня всё же не относятся к расходному материалу.

Ровно так же, как и в ночной драке у Тейфарра, действовал смело — за спинами моих парней. Стрелял, просовывая ствол ППС между ними, из-под локтей. При быстром нажатии и отпускании вылетает одна-две пули.

Биб обрушился на второй ряд. Два десятка здоровых мужиков принялись ползать по земле, дуть в штаны и пускать слюни. И отключился, занявшись перевариваем проглоченной души. До оружия массового поражения мой невидимый киллер пока не прокачался.

Схватка, начавшаяся на краю поля, где дорога выходила из леса, стала растекаться вширь. Нас начали охватывать с обеих сторон и одновременно теснить. Справа в пеших отчаянно врубился отряд Фируха, левый проваливался. Я метнулся туда и как мог исправил положение. Патроны 7.62 кончились, у меня остался последний резерв — один магазин к ПМ.

— Биб! Пока не готов работать, узнай, кто и где у них главный.

Я понимал, атаковавших меньше, чем наших. Две-три сотни максимум. Ну, или четыреста. Их сила во внезапном и организованном нападении. Долгий бой не выдержат.

В него вступали всё новые воины Мульда. Они уже чаяли — всё, поход закончился. Никто их не мотивировал на «священный бой», на «защиту родной земли». Думаю, даже серебра не успели посулить. Для наших это был Берлин — очень хочется дожить до конца войны, финиш близок, но надо как-то биться. Не все в полную силу, но шли, напирали, рубили, кололи…

Над головами понеслись арбалетные болты. С нашей стороны, а не в нас. Кто-то правильно сориентировался. А меня сориентировал Биб:

— Хозяин, их король здесь. Впереди, шагов пятьдесят.

— Пей его!

Ответ знал заранее: весь в амулетах, для верьи неприступен.

— Хорошо. Можешь проложить мне коридор? Вогнать в детство его личную гвардию?

— Дай ещё пару минут…

Я их использовал с толком. Сомкнул ряды и вытащил назад пятерых опытных мечников. Один — ещё из дружины Клая, перешедший ко мне за Нирагом. Остальные знали меня по степи.

— Воины! Мы сейчас вырвем победу. Их король — прямо впереди. Моуи с нами, он поможет сразить десять-пятнадцать гвардейцев. Прорубайте проход для меня. Вперёд!

Вообще-то это было безумством. Когда знакомая властная морда, не особо желавшая меня слушать во дворце, нарисовалась впереди, все пятеро моих пали — мёртвые или раненые. По правилам кино я должен был произнести спич минуты на полторы-две экранного времени о том, что король пришёл сюда зря, а мой кун-фу круче его кун-фу.

Пусть Голливуду будет стыдно за меня. Пальнул из «Макарова», как только клыкастый нарисовался. Промазал, пуля досталась кому-то позади. А вот вторая чпокнула ровно в глаз.

Убегаю назад. Без малейшего стыда и боязни упрёков в трусости. А с их стороны звучит как музыка: короля убили, короля убили…

Не знаю, сколько он значил как боевая единица. Меня, например, если грохнули бы, так кроме взятых из Кираха мало бы кто заметил. А анты растерялись. Начали пятиться. В мечемахательном бою это — смерть.

Наш правый фланг резко рванул вперёд. Кхары топтали копытами убегавших. Что-то отчаянно вопил Фирух, размахивая железякой в левой руке. Парень здоровый, крупный, и железяка смачно впечатывалась в тела отступавших, кто не попал под боевую корову.

Скоро всё закончилось. Я потерял половину людей из Кирраха и Фирраха. Это — только убитыми, из раненых выживут не все.

Оставшиеся на ногах без раздумий закололи впавших в детство и раненых. До последнего. Без малейшей жалости. Я был выжат до предела и даже не попытался их остановить.

Когда пришёл в себя, поплёлся к месту гибели короля, переступая через тела. Позор его подданным! Никто не утащил венценосного, чтоб достойно похоронить в каком-то аляповато-торжественном фамильном склепе. Он лежал на спине, уставившись в небо единственным глазом, второй вынесла пуля. Клыки топорщились в посмертном оскале.

По большому счёту, он погиб из-за меня. Моего оригинального способа закончить войну. В ночь смерти Каруха король совершенно не был готов к подобному развитию событий. Кто знал, что подступившая к городу неприятельская армия вдруг предаст своего полководца и каросских наёмников? Потом сама отступит домой — без единой попытки штурмовать столицу.

Дальше — понятно. Через день улёгся восторг, что головорезы из Мульда убрались восвояси. Встал вопрос: а что сделал ты, августейшее величество и отец народа, чтоб защитить наши земли и подданных от южных варваров? Почему не потребовал компенсацию? Не отомстил за разграбленное и вырезанное брентство? Ежу понятно, там лютовали не только кароссцы, но и армия Каруха.

Надо сохранить лицо. Ему потребовалась вылазка. Один показательный удар — и хватит. Честь спасена. Он не учёл, что среди отступавших есть очень необычный самогонщик с тремя товарищами — призраком-людоедом, Макаровым и Судаевым. А ведь должен был. Знал же, что я при нужде легко проник в его охраняемый дворец. Затем организовал расправу над собственным королём. Перебил кароссцев руками его подданных.

Пусть я сам — не бог весть какой боевой ресурс. Но — неожиданный фактор, который трудно просчитать. Расист по-прежнему игнорировал меня. Что может какой-то хрым? Может. Например — вышибить ему глаз и мозги. Это и произошло.

Вернулся Фирух, преследовавший бежавших. Морда радостная, глаза горят, клыки торчат, не скрываясь. Ждал поздравлений. Дождался совета.

— Парень! Хочешь совет? Побрей башку и усы. Новые волосы у тебя уже рыжие лезут. Больше нехрен стыдиться, что ты — ант.

Он слез с кхара.

— Думал, поблагодаришь меня за удачные действия.

— Ты спас правый фланг. А кто спас тебя? Началось бы заражение, аккурат вчера и закопали бы.

— Ну а из-за кого я получил болт в руку? Гош! Мы так и будем стоять, меряться счетами за прошлое?

Мы обнялись. Правую руку он держал на отлёте, чтоб не задеть. Всё равно — объятия получились мощные.

— Фирух! Слушай меня. Это — военная победа, а не просто сбор провианта. Ты на виду. Запад ослаблен. Я не котируюсь, не ант и вообще чужак.

— О выборах короля? — мгновенно сориентировался молодой честолюбец. Видно, много об том думал. — Годами не вышел. А вот мой отец… Тогда я унаследую его титул.

— Тоже вариант. Ладно. Нужно прибраться. Наших похоронить с честью. Короля Монкурха отдельно. Всё же, блин, король. А с другими нападавшими?

Фирух вздохнул.

— Будь там одни хрымы, велел бы обобрать и потом оттащить тела в лес на съедение пырхам. Но среди них сплошь анты и полукровки.

Мне стало интересно.

— То есть рассортируешь, антов в костёр, хрымов — на прокорм зверью?

— Тоже нехорошо. Перед местными хрымами не очень. Тем более будущее королевства — антское. Зачем провоцировать подданных загодя?

Вот! Он рубит фишку. Его отца знаю слабо. Фируху бы присягнул. Он — человек чести, хотя порой это доставляет неудобства.

Зато при нём точно не пришлось бы примерять шкуру Курта Книспеля.

В результате мы зависли в пограничье до октября. Рубили деревья для погребальных костров. Вызвали священника, служителя Моуи, из одной окрестной деревни. Очень слабого, по мнению Биба. Но уважение к мёртвым выразили.

Умерло ещё более двух десятков человек. Я пытался врачевать Бибом, что-то смог, но не преуспел. Запрещал ему плотный контакт. Если повторится как с Фирухом — сдохну. Не железный всё же.

Была бы моя мама… Наверняка она прокачала своего призрака именно на излечение. Этот вот Биб способен уже три души выпивать за пару минут. Как говорится, с кем поведёшься.

Через неделю после боя отправил Нирага в сопровождении пары воинов на трофейных каросских бычках в Кирах. Не удержался, написал письмо. По-местному не стал, плохо ещё знаю. Лучше — по-русски, мама прочтёт вслух, яндекс-переводчик озвучит, чтоб Мюи поняла часть, адресованную ей.

«Душа моя рвется к вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в небо. Однако случилась у нас небольшая заминка…»

Мама поняла бы шутку юмора. Мюи — нет. Но ма способна со своей непробиваемой прямотой объяснить, что сын стебается и просто пародирует письмо красноармейца Сухова из «Белого солнца пустыни». А потом оправдаться, что не хотела никаких недомолвок. Всё из лучших побуждений… Ма неисправима. И как там папа с вечно обожжёнными бровями из-за его стеклянных штучек? Как же я по ним по всем соскучился!

Задумавшись о делах семейных, я не замечал, что усиленно завертелись колёса большой политики. Большой по меркам Мульда.

Армия поредела. Не спрашивая временного Наполеона (то бишь меня), практически все глеи, бренты или их сыночки отправили гонцов. Трон свободен и трон манит. У Каруха не осталось детей, младший брат — малолетка. Не претендент.

Поэтому когда полуторатысячное войско вернулось к столице и было распущено, разбившись на десятки ручейков-отрядов, там уже во всю разворачивалась новая битва. Зримая и подковёрная одновременно. Пока без крови. Сколачивались и распадались союзы. Отец Фируха, широкоплечий ант лет сорока пяти — пятидесяти, возглавил вторую по численности фракцию, объединившую юг и несколько прилегающих территорий.

Я его видел всюду в окружении каких-то людей, большей частью ранее мне незнакомых. Ант высоко держал голову и тряс рыжей бородой-лопатой, агитируя за что-то. Один раз вытянул руку вперёд и стал похож на персонажа с картины «Ленин на броневике».

Пока я разглядывал отца, ко мне поспешил сын. Фирух сообщил: тебя хотят убить. Как оригинально… Ну да, за того наглого архиглейского отпрыска, вздумавшего мне пенять за измену королю.

В его взгляде читалось: ударишь первым?

Технически возможно. Биб полон энтузиазма. В «Макарове» ещё шесть патронов. Бобик задорно щёлкал акульей пастью. Но мне вдруг до смерти расхотелось кого-то в очередной раз пускать в расход.

От убийств тоже надо отдыхать. Тем более не люблю убивать, хоть и приходится достаточно часто. И мы покинули столицу.

Оставив в замке Нимирха пяток своих людей и собаку на их попечение (или их на попечение Бобика), я пошагал в рощу Веруна. Выросла она капитально. Верью-стражника приветствовал как старого знакомого. И очутился в Кирахе. Магический телепорт не знает отказов. Благодаря ему — я дома!

Загрузка...