Мир запретных ласк

Соблазн — Harlequin — 437

Глава 1

Кастильо де Сантос, пригород Мадрида

Несмотря на теплый ясный сентябрьский день, Ева Флорес дрожала. Ей следовало испытывать облегчение. Возможно, даже счастье. Но она не знала, что это такое, потому что никогда не чувствовала себя счастливой. Пока она не начала над этим размышлять, сказала себе, что определенно испытывает облегчение. После того как она целый год тщетно пыталась продать дворец, в котором выросла, наконец появился потенциальный покупатель. Он должен был прийти через полчаса.

— Он очень заинтересован в покупке, — сказал ее поверенный, когда она начала беспокоиться. — Он из тех людей, кто не стал бы выкраивать время из своего напряженного рабочего графика, если бы не принял твердое решение. Его визит во дворец — это простая формальность.

Все же Ева не могла до конца расслабиться. Пока потенциальный покупатель не подписал договор купли-продажи, этот обветшалый дворец, с которым у нее было связано столько гнетущих воспоминаний, принадлежал ей. Дворец, который она унаследовала от своей матери вместе с огромными долгами, был для нее тюрьмой, и она не могла дождаться, когда избавится от него.

Ева шла по заросшему саду, за которым никто не ухаживал с тех пор, как вслед за остальным персоналом уволился садовник.

У Евы засосало под ложечкой. Она не хотела вспоминать прошлое. Ей следовало сосредоточиться на том, что скоро она начнет новую жизнь, оставив призраки прошлого в этом месте.

Месте, которое отняло у нее слишком много времени по вине ее матери.

При мысли о матери ее, как обычно, охватила печаль, к которой тут же добавился гнев. Мать контролировала каждый шаг Евы, и только после ее смерти Ева обрела свободу принятия решений.

Ева подошла к ржавой кованой калитке, ведущей в маленький огороженный садик с фонтаном в центре. Шагнув внутрь, она вдохнула головокружительный аромат осенних цветов.

В трещинах в дорожках и осыпающейся кладке кирпичных стен росли сорняки. Наверное, ей следовало испытывать угрызения совести за то, что сады пришли в такое запустение, но она ничего не чувствовала.

Повернувшись, Ева посмотрела на замысловато украшенную беседку в углу, которая утопала в листве. Ее установил кто-то из ее предков. Он определенно был романтиком. В отличие от ее родителей, которые не любили друг друга. Отец ушел из семьи, когда Еве было восемь лет.

После этого ее мать погрузилась в омут горечи и отчаяния и стала совершенно невыносимой. Она оградила Еву от любых контактов с внешним миром, чтобы защитить ее от боли и предательства, которые испытала сама.

Старания матери не пропали даром. Еву никто не обидел и не предал. Впрочем, кто мог ее обидеть, если она ни с кем не общалась?

Разве что…

Она запретила себе вспоминать этого человека. Всякий раз, когда она о нем думала, ее подхватывал вихрь эмоций, которые она не хотела анализировать. Так было всегда с тех самых пор, когда впервые его увидела, будучи подростком. Он был высоким и очень красивым. Ее тянуло к нему. Она не понимала, в чем было дело, и это ее пугало.

А ее мать все понимала. Однажды она заметила, как Ева наблюдала за ним в окно, когда тот работал в саду. На нем не было рубашки. Его сильные мышцы напрягались и расслаблялись, а оливковая кожа блестела на солнце.

— Грубыми парнями вроде него управляют низменные желания. Ты достойна гораздо большего, Ева. Но это вовсе не означает, что ты не можешь ему об этом напомнить.

Тогда Ева не знала, что имела в виду ее мать, но с годами это стало очевидным. Мать хотела, чтобы она пробудила в нем низменные желания, возвысилась над ним и посмеялась. Указала ему на его место и дала ему понять, что она для него недосягаема.

Но он вовсе не был грубым. Скорее, напротив. Он был вежливым, серьезным и трудолюбивым. И очень сексуальным. Еву все сильнее к нему тянуло, и к тому лету, когда ей исполнилось восемнадцать, уже чувствовала, что вот-вот взорвется от переполнявших ее эмоций и желаний, с которыми она не могла совладать.

В последний раз она видела его здесь, в этом садике, тогда еще красивом и ухоженном.

Она до сих пор его помнила. Высокого и сильного, с короткими темными волосами и серьезным выражением лица. Смотревшего на нее с осторожностью, гневом и жалостью. Это сочетание разожгло внутри ее огонь. Ей захотелось его спровоцировать, и она это сделала.

При воспоминании об этом ее кожу начало покалывать. Она помнила гнев и потрясение, которые испытала, когда осознала, что чуть было не сделала. Помнила, с каким отвращением он смотрел на нее тогда. Она никогда не чувствовала себя такой ранимой и потерянной.

Ева мысленно отругала себя за то, что позволила своему воображению унести ее в прошлое. Сегодня она должна думать о будущем.

Внезапно она поняла, что в старой футболке, вылинявших джинсах и стоптанных кроссовках она совсем не похожа на владелицу дворца. Впрочем, можно ли называть ее владелицей, когда дворец фактически принадлежит банку?

Ева была последним потомком прославленного рода, к которому принадлежала ее мать. Она не собиралась иметь детей. После того, что она испытала в детские и юношеские годы, из нее вряд ли могла бы получиться хорошая мать.

Достаточно. Ей пора идти переодеваться. Скоро приедет покупатель.

Она повернулась, чтобы покинуть садик, но застыла на месте как вкопанная. Когда увидела высокого, широкоплечего мужчину, стоящего в проеме калитки, солнце светило ей в глаза, и она не смогла разглядеть черты его лица.

Должно быть, он и есть потенциальный покупатель. Но как он нашел этот садик? В этих зарослях можно было заблудиться.

Почему-то он показался ей знакомым.

— Здравствуйте. Чем я могу вам помочь? — спросила Ева, приставив ладонь козырьком ко лбу.

Мужчина выступил вперед, и Ева поняла, что он даже выше, чем ей показалось сначала. Его рост превышал шесть футов.

Затем она увидела его лицо, и кровь застыла в ее жилах.

Нет, это невозможно.

Он снял солнцезащитные очки, и она увидела глубоко посаженные сине-зеленые глаза, цвет которых всегда напоминал ей о море.

— Привет, Ева. Вот мы и встретились снова.

Еву бросило в дрожь. Она вызвала его силой мысли?

Сшитый на заказ костюм безупречно сидел на его атлетической фигуре. Ева никогда прежде не видела его в костюме. Раньше он носил джинсы и футболки. Сейчас она была в джинсах и футболке. Мать запрещала ей носить подобную одежду. После ее смерти Ева редко надевала что-то другое. Это был своего рода запоздалый протест.

— Видаль Суарес, — пробормотала она.

— Значит, ты меня тоже помнишь.

«Я никогда тебя и не забывала», — чуть было не сказала Ева. Правда, она помнила худощавого юношу, а сейчас перед ней был мужчина в полном расцвете сил.

— Я… Что ты здесь делаешь?

Он подошел ближе, огляделся по сторонам и произнес обыденным тоном:

— Мне всегда нравился этот сад. Жаль, что он так зарос. — Видаль посмотрел на Еву: — Впрочем, вам с матерью всегда было наплевать на состояние дворца и сада.

Его слова задели Еву. Разрушение дворца доставляло странное удовольствие ее матери. Возможно, она думала, что, увидев, в каком плачевном состоянии находится их дом, отец Евы поймет, какую большую ошибку совершил, и из страха общественного порицания вернется, чтобы ее исправить. Разумеется, он не вернулся, и дворец продолжил разрушаться, несмотря на все старания персонала по поддержанию порядка.

— Что ты здесь делаешь? — повторила Ева.

— Разве ты меня не ждала?

— Я жду кого-то из «Сол энтерпрайзис».

— «Сол энтерпрайзис» моя компания.

Ева покачала головой:

— Но… как? Почему?

Внезапно ей пришли на память слова, которые сказал ей этот человек семь лет назад: «Одни люди пользуются привилегиями по праву рождения, другие зарабатывают их честным трудом. Полагаю, второе приносит большее удовлетворение. Несмотря на все твои привилегии, Ева, ты не выглядишь счастливой».

Он был прав. Она действительно не чувствовала себя счастливой.

— Нам лучше пойти в дом, — сказала Ева.

— Да, мне бы этого хотелось.

Шагая по потрескавшимся садовым дорожкам, Ева глубоко дышала, чтобы снять нервное напряжение.

Она не думала, что когда-нибудь снова увидит Видаля Суареса.

К тому времени, когда он в возрасте двадцати лет поселился во дворце вместе со своим отцом-садовником, он уже был известен на весь район как талантливый юноша, который получил грант на обучение в одном из лучших колледжей Испании, а затем гранты на обучение в лучших мировых университетах. Возможно, именно по этой причине мать Евы позволила Видалю жить во дворце вместе с его отцом. Разумеется, при условии, что во время каникул он должен был помогать ему в саду. Разумеется, бесплатно.

И вот теперь Видаль Суарес миллиардер, владелец крупной технологической компании с главным офисом в Сан-Франциско, всемирном центре инноваций в сфере информационных технологий.

Мать Евы получала удовольствие, заставляя Видаля выполнять черную работу. Таким образом она напоминала ему, где его место. В то лето, когда Ева видела его в последний раз, его жизнь изменилась. Он заработал свой первый миллион.

Через много лет после того, как Суаресы покинули дворец, а финансовое положение семьи Флорес ухудшилось, мать Евы, следившая за успехами Видаля, сказала ей:

— Тебе следует пойти к нему и попросить помощи. Он у нас в долгу.

— Он ничего нам не должен, мама, — ответила Ева, с трудом сдерживая ярость.

«Это мы ему должны», — подумала она тогда, но не сказала этого вслух, чтобы избежать ненужного спора с матерью.

Ева видела, с каким сожалением и осуждением Видаль смотрел на заросший сад, и испытывала угрызения совести. Она чувствовала себя виноватой, хотя ничего не могла поделать. Она работала не покладая рук, но ее зарплаты едва хватало на самое необходимое, не говоря уже о возвращении долгов и оплате услуг садовника.

Ее мать наотрез отказывалась продавать дворец. Она не могла допустить, чтобы все увидели, что после того как от нее ушел муж, у нее возникли финансовые трудности. Она предпочитала отрицать, что у нее серьезные проблемы, и ничего не делать.

Ева понятия не имела, почему Видаль Суарес решил купить дворец. Или, может, она все понимала, но не хотела признавать, что он не забыл и не простил, как она и ее мать с ним обращались.

Они подошли к большой круглой площадке перед дворцом, в центре которой находился фонтан без воды.

Дворец представлял собой внушительное здание, в архитектуре которого сочетались элементы классического и мавританского стилей. Арка парадного входа вела в открытый внутренний двор с колоннадой по периметру.

Дорогой спортивный автомобиль, на котором, очевидно, приехал Видаль, смотрелся нелепо на фоне стен с осыпающейся штукатуркой.

Ева неожиданно вспомнила, как ее мать однажды пригласила Видаля поужинать вместе с ними. В тот день Ева с нетерпением ждала, когда наступит вечер. Ей тогда было шестнадцать лет, и ее тянуло к Видалю.

Он пришел в слаксах и рубашке. Его волосы были зачесаны назад. Ева никогда не видела его таким красивым.

На протяжении всего ужина мать говорила Еве о Видале, словно тот не присутствовал за столом. Словно он был предметом, а не человеком. Словно разговаривать с ним было ниже ее достоинства.

Еву переполняли гнев и чувство стыда, но ей не хватило смелости противостоять матери. Она окружила свой внутренний мир невидимой броней, за которой спрятала свои чувства и желания.

За ужином Видаль держался с достоинством и был вежлив, но после этого больше никогда не садился с ними за стол.

И вот спустя много лет он вернулся во дворец с намерением его купить. Неудивительно, что он решил воспользоваться возможностью отомстить Еве за свои унижения.

Они вошли в главный зал для приемов, и Ева внутренне содрогнулась при виде выцветших обоев с пятнами сырости, протертых ковров и требующих реставрации портретов предков. Большая часть мебели была в чехлах от пыли, и это придавало интерьеру еще более жалкий вид.

Набравшись смелости, Ева повернулась и посмотрела на Видаля. В саду ее слепило солнце, но сейчас ничто не мешало ей разглядеть его лицо с выразительными сине-зелеными глазами, прямым носом и волевым подбородком. От его мужественной красоты у нее захватило дух. Коротко подстриженная темная бородка привлекала внимание к его чувственным губам, и она вспомнила, какими жестокими могут быть эти губы.

Сердце Евы подпрыгнуло в груди.

«Не думай об этом. Только не сейчас», — приказал ей здравый смысл.

— Ты смотришь на меня так, будто никогда не видела раньше, — сказал Видаль.

Еву бросило в жар.

— Ты выглядишь… по-другому.

— Я другой, — произнес он уверенным тоном человека, который, вопреки скромному происхождению, поднялся на самый верх социальной лестницы. Стоимость его бизнеса оценивалась в миллиарды долларов. Очевидно, он владел недвижимостью в каждом крупном городе.

Ева спросила себя, изменилась ли она сама. По ее ощущениям, она изменилась. Если раньше мать говорила ей, что думать и как себя вести, то теперь ей приходилось самой принимать решения. Она чувствовала себя свободной и одновременно с этим ранимой.

Перемены касались и ее стиля одежды. Вспомнив о своем затрапезном виде, она ужаснулась и начала бормотать:

— Я… я собиралась переодеться перед твоим приходом, но не успела…

Взгляд Видаля скользнул сначала вниз, затем вверх по ее телу, и в глубине ее женского естества все затрепетало, словно пробудившись от долгого сна.

— Это не твой обычный наряд? Как я могу это знать? С нашей последней встречи прошло столько времени. Очевидно, изменения затронули не только дворец.

— Да. Все не так, как прежде.

Видаль отвел взгляд, засунул руки в карманы брюк, затем снова посмотрел на Еву:

— Не буду лгать, что мне нравилась твоя мать, но я сожалею о твоей утрате.

— Спасибо, — отрезала она.

Он покачал головой:

— Вижу, ты такая же холодная, как раньше. Даже упоминание о матери не заставило тебя проявить эмоции. Я думал, вы были очень близки.

Как он мог такое подумать? Неужели он не видел, что ее мать ею манипулировала?

— Как дела у твоего отца? — спросила она, желая поскорее сменить тему.

Он вытащил руки из карманов. Выражение его лица стало суровым.

— Ты хочешь сказать, что ты ничего не знаешь?

Ева нахмурилась:

— Не знаю чего?

— Что он умер, — отрезал Видаль.

На мгновение она потеряла дар речи.

— Но как? Когда?

— Как будто тебе не все равно.

— Мне всегда нравился твой отец. Он был добр ко мне.

— Он был к тебе добрее, чем ты того заслуживала.

Еву охватило чувство стыда. Она вспомнила, как однажды передала отцу Видаля распоряжение своей матери, которая никогда не позволяла ей разговаривать с работниками как с равными. На обратном пути она столкнулась с Видалем. Тот смерил ее гневным взглядом и произнес:

— Кто тебе позволил так разговаривать со старшими?

Ева испытала смущение, чувство стыда и еще что-то непонятное, что ее напугало. Тогда она спряталась за маской ледяного безразличия и, гордо подняв подбородок, как всегда делала ее мать, ответила:

— Кто ты такой, чтобы так со мной разговаривать? Ты здесь даже не работаешь. Ты живешь здесь только из милости моей матери.

Ева знала, что Видаль не заслуживал этих резких слов, но ей было проще спрятаться за ними, нежели позволить ему увидеть, какой ураган эмоций бушует внутри ее.

Видаль покачал головой:

— Ну и самомнение. Ты знаешь, что у тебя нет ничего, кроме имени и этого дворца, который вот-вот развалится? Ты глупая и жалкая. Больше не смей разговаривать с моим отцом таким тоном.

На мгновение глаза Евы зажгло от слез, и она, собрав воедино остатки самообладания, ответила:

— Ты не имеешь никакого права указывать мне, что я должна делать.

После этого она тут же ушла, испугавшись, что, если Видаль скажет ей что-то еще, ее эмоции вырвутся наружу.

Прогнав неприятное воспоминание, Ева сглотнула:

— Когда он умер?

— Вскоре после того, как уволился из дворца.

— Но это было почти пять лет назад. Он был болен?

— Он продолжал работать из гордости, хотя я постоянно говорил ему о том, что могу его содержать. Но он почему-то продолжал быть преданным твоей матери. Когда он все-таки уволился, она не выплатила ему выходное пособие. Я тогда жил в Соединенных Штатах. Я уговаривал его переехать ко мне, но он не захотел быть обузой. Это его слова, не мои. У него был рак поджелудочной железы. Когда ему поставили диагноз, болезнь уже так сильно прогрессировала, что ничего нельзя было поделать. Он умер через несколько месяцев.

— Мне так жаль. Я не знала.

— Как ты могла узнать? Для тебя и твоей матери он был всего лишь одним из безликих работников. Когда он работал во дворце, у него уже были симптомы болезни, но твоя мать почти не давала ему выходных, и ему было некогда обследоваться. Он не говорил ей о своем плохом самочувствии, потому что не хотел ее беспокоить.

Ева помнила тот день, когда отец Видаля уволился. Он показался ей подавленным и внезапно постаревшим. Должно быть, причина была в том, что он узнал о своем смертельном диагнозе. Ева предложила ему помощь, но он сказал, что с ним все в порядке. Мать велела ей оставить его в покое, и она подчинилась.

Ева надеялась, что, продав дворец, она сможет избавиться от болезненных воспоминаний и начать новую жизнь.

Она сложила руки на груди:

— Видаль, что на самом деле тебя сюда привело?

«Что на самом деле тебя сюда привело?» Действительно, почему он сейчас здесь?

«Потому что ты не смог ее забыть», — тут же промелькнуло у него в голове.

Он сказал себе, что это безумие. Что у него есть планы на этот дворец, и Ева Флорес не имеет к ним никакого отношения.

«Ты в этом уверен?» — услышал он свой внутренний голос.

Он не мог игнорировать тот факт, что в присутствии этой женщины кровь в его жилах закипала, а каждый нерв в его теле звенел от сексуального напряжения. Это безумно его раздражало.

Как такое возможно? Он не думал об этой женщине годами.

«Это ложь».

Видаль внутренне содрогнулся. По правде говоря, время от времени она завладевала его мыслями. Обычно это случалось в самые неподходящие моменты. Например, находясь в постели с женщиной, он мог внезапно вспомнить холодную красоту и надменность Евы и начать гадать, где она и похожа ли до сих пор на Снежную королеву, не способную подарить кому-то хоть каплю тепла.

Интересно, найдется ли такой мужчина, который будет настолько очарован Евой, что захочет попытаться растопить лед в ее сердце. Ему не хотелось это признавать, но было время, когда он думал, как это можно сделать.

И вот сейчас они встретились снова. Она была такая, какую он ожидал увидеть, и в то же время другая. Но он не мог понять, в чем состояло различие. Она по-прежнему была красива. Ее формы стали более женственными.

Возможно, дело было в ее одежде. Раньше Ева всегда была безупречно одета. Она редко покидала дворец и выходила из него только в сопровождении своей матери.

Ева была на домашнем обучении. Видаль сочувствовал ей, потому что она была лишена общения со сверстниками. Она походила на редкий цветок, росший в оранжерее и отгороженный от остального мира. Но если бы Видаль сказал ей хоть одно слово сочувствия, она с ледяным высокомерием указала бы ему на его место. И все это только из-за того, что он посмел предположить, что она такая же, как остальные смертные.

Конечно же, Ева отличалась от большинства людей. У нее было безупречное происхождение. Такие женщины, как она, были созданы для династических браков. Она напоминала ему при каждом удобном случае, что он ей не ровня.

Его отец часто говорил ему:

— Не обращай на нее внимания, сынок. Она не знает, что делает.

Но Видаль всегда думал иначе. И он был прав, если судить по тому, что произошло между ними в ее восемнадцатый день рождения. Ева не имела жизненного опыта, но она знала, как действует на Видаля. Она сделала все, что было в ее силах, чтобы заставить его обратить на нее внимание и наказать его за это.

Он помнил, как ее стройное тело прижалось к его телу и задрожало. Как ее тонкие руки обвили его шею, и пухлые розовые губы прижались к его губам. Это проявление страсти, не сочетавшееся с ее характером Снежной королевы, так потрясло Видаля, что он чуть не потерял самообладание. Что он чуть не забыл о том, кем она была и как она ему досаждала.

К счастью, ему хватило здравого смысла оттолкнуть ее. Не ожидав этого, она уставилась на него широко распахнутыми золотисто-карими глазами. На ее аристократических скулах проступил румянец, шелковистые пряди темных волос выбились из конского хвоста.

Он увидел в ней ранимость, которой не видел раньше, и это взволновало его.

— Что ты делаешь, черт побери?!

«Ты медленно сводишь меня с ума», — хотел добавить он, но, к счастью, удержался от этого.

Ее мягкость и ранимость быстро сменились ледяным высокомерием, которое было так хорошо ему знакомо.

Она небрежно пожала плечом:

— Я знаю, что ты меня хочешь, Види, и мне скучно смотреть на то, как ты пытаешься сопротивляться.

Види. Она называла его уменьшительным именем, как если бы у них были романтические отношения.

Он покачал головой, не понимая, как он мог подумать, что Ева Флорес ранима. На самом деле она неуязвима, как танк.

— Ты еще ребенок.

В ее глазах вспыхнул огонь.

— Мне сегодня исполнилось восемнадцать.

Будь на ее месте любая другая девушка, он поздравил бы ее с днем рождения и пожелал ей всего наилучшего. Но с Евой Флорес он не мог вести себя рационально, и поэтому ему следовало быть с ней осторожным.

— Найди себе парня твоего возраста и мучай его. Я не собираюсь быть твоей игрушкой.

Ева подняла руку, чтобы дать ему пощечину, но он успел среагировать и схватил ее за запястье.

— Как я уже сказал, Ева, иди найди ровесника и соблазняй его. Ты последняя женщина на Земле, к которой я прикоснулся бы.

Отпустив ее руку, он повернулся и быстро ушел.

И вот сейчас она стоит перед ним и пробуждает воспоминания и ощущения, с которыми так отчаянно боролся.

«Ты пришел сюда, потому что ты слаб, — услышал он свой внутренний голос. — Потому что ты не смог справиться с искушением посмотреть, изменилась она за прошедшие годы или осталась прежней».

Ее потрепанная одежда не обманула его. Под ней скрывалась та же самая высокомерная принцесса.

Его взгляд скользнул по знакомым чертам: четко очерченным темным бровям, широко расставленным золотисто-карим глазам, высоким скулам, прямому носу и полным губам. Ее кожа была смуглой и безупречно гладкой. Чтобы справиться с искушением и не прикоснуться к ней, он сжал пальцы в кулаки.

— Ты хочешь узнать, что я здесь делаю, Ева? Я приехал, чтобы исполнить последнюю волю отца и удовлетворить свое любопытство.

Глава 2

— Любопытство по отношению к чему? — спросила Ева.

Ее голос прозвучал хрипловато. Визит Видаля Суареса застал ее врасплох, и она чувствовала себя уязвимой.

Снова засунув руки в карманы, он обвел взглядом зал. Его лицо и поза выражали безразличие.

Он был незнатного происхождения, но сейчас выглядел более уместным во дворце, нежели она.

Он этого хотел? Позлорадствовать над тем, что они поменялись местами?

Ева вдруг поняла, что задала этот вопрос вслух.

— Ты правда думаешь, что я настолько мелочный или что у меня есть время лишь для того, чтобы показать тебе, чего я добился?

Ева пришла в замешательство. Неужели она ошиблась и он приехал сюда не для этого?

— Тогда зачем ты приехал?

Видаль долго молчал. Когда Ева подумала, что он не собирается отвечать на ее вопрос, он неожиданно произнес:

— Мой отец всегда любил этот дворец и эти сады. Не спрашивай меня почему. Я не разделял его любовь.

«Я тоже», — подумала Ева.

— Незадолго до своей смерти он сказал мне, что ему всегда было жаль, что моя мать не могла видеть эти сады. Он попросил меня ради него спасти это место от разрушения. Он знал, что после его ухода никто не будет ухаживать за садами.

Ева покачала головой:

— Поверить не могу, что это место так много для него значило.

— Потому что оно ничего не значит для тебя? Несмотря на то, что этот дворец построили твои предки и ты живешь в нем с рождения.

— То, что я с рождения живу во дворце, не означает, что я должна его любить. Неужели я не имею права жить так, как я хочу? Что в этом плохого? — сказала Ева в свою защиту.

Видаль посмотрел на нее, прищурившись:

— Ничего. Я понимаю, что тебе скучно торчать в этом обветшалом дворце, полном старых вещей, в то время как молодежь из твоего круга ведет роскошный образ жизни. Не сомневаюсь, что за тобой выстроилась очередь из состоятельных претендентов, готовых предложить тебе свою руку и сердце.

Ева с трудом сдержала истерический смех. Затем она поняла, что Видаль понятия не имеет, как она живет. Он предполагал, что знатное происхождение автоматически давало ей пропуск в мир богатства и роскоши и что она хотела туда попасть. Это было далеко от правды.

Таким видела будущее Евы ее мать. Она хотела, чтобы ее дочь заключила выгодный брак. Хотела показать отцу Евы, что, хотя он их бросил, она способна позаботиться о том, чтобы их дочь приняли в высшем обществе. Но у нее ничего не получилось. Когда Ева вышла в свет после многолетнего отсутствия, ее там не приняли. Она не имела ни навыков светского общения, ни знаний, необходимых для того, чтобы чувствовать себя в высшем обществе как рыба в воде.

Она с содроганием вспомнила единственное мероприятие, приглашение на которое ее матери каким-то образом удалось получить. Это была вечеринка по случаю восемнадцатилетия наследника одной из самых уважаемых семей Испании.

Ева, которой тоже совсем недавно исполнилось восемнадцать, вся дрожала от волнения, когда входила в бальный зал эксклюзивного отеля. Первое, что она, к ужасу своему, поняла, было то, что она отстала от моды лет на десять. Ее наряд был слишком сложным, и на фоне стильного элегантного минимализма выглядел неуместно. Когда она вошла, все замолчали и уставились на нее, как на какую-то диковинку. Кто-то из ее ровесников не сдержался и захихикал.

Тогда Ева пошла искать ближайшее место, где могла бы уединиться. Найдя дамскую комнату, она спряталась в туалетной кабинке и через некоторое время услышала разговор двух девушек. Они обсуждали ее.

— Это действительно Ева Флорес? — удивленно произнесла одна. — Я думала, что она городская легенда. Как можно было столько лет держать взаперти девушку вроде нас?

— Оказывается, очень просто, — ответила ей вторая. — Ты ее видела? Она словно заблудилась во времени. Она напомнила мне тех людей, которые жили в лесу и воспитывались волками. Она даже не красится.

Через пару минут после того, как девушки покинули дамскую комнату, Ева вышла оттуда. Вместо того чтобы вернуться в бальный зал, она выскользнула из отеля через боковую дверь и поклялась себе, что больше никогда не будет посещать подобные мероприятия. И сдержала свою клятву.

Ева прогнала неприятные воспоминания и разозлилась на Видаля за то, что он их вызвал.

— Мои планы на будущее тебя не касаются. Если ты не собираешься покупать дворец, можешь быть свободен. У меня дела.

Она работала горничной в одном из фешенебельных отелей Мадрида. Если опоздает на работу, она тут же ее лишится. Об этом ее предупредила начальница в первый день.

Но она скорее умрет, чем скажет об этом Видалю. Он не должен знать, насколько плохо у нее идут дела. Она унаследовала от матери желание во что бы то ни стало сохранить лицо.

Видаль сложил руки на груди:

— Я всерьез намерен купить дворец.

Он всегда был серьезным. Ева вспомнила, как однажды читала книгу, спрятавшись от матери в своем любимом тайном месте, и увидела идущего в ее сторону Видаля с садовым инвентарем. На нем были шорты и потрепанная майка. Даже сейчас, много лет спустя, она помнила, как ее сердце бешено застучало, а по телу пробежала волна расплавленного огня.

Заметив ее, он бросил на нее взгляд поверх солнцезащитных очков, и его губы слегка дернулись.

— Неужели ты никогда не общаешься с другими людьми?

Он попал в точку. У нее действительно не было друзей.

— Мне не нужны другие люди, — ответила она в свою защиту.

— Каждому нужен кто-то.

— Ты прочитал это на упаковке хлопьев? — съязвила она.

Видаль сочувственно покачал головой:

— Ты могла бы улыбнуться пару раз. Возможно, тогда кто-нибудь захочет с тобой познакомиться.

Он ушел, и грудь Евы словно сдавил железный обруч. Сколько себя помнила, она чувствовала себя одинокой. Она хотела бы, чтобы у нее был друг или подруга. Наверное, она могла бы подружиться с Видалем, но у нее не получалось нормально с ним общаться. В этом была виновата ее мать, которая говорила ей: «Ты лучше, чем остальные. Никогда не позволяй мужчине думать, что он тебя интересует. Помни о том, что ты сокровище, и мужчины должны тебя добиваться, а не ты их. Тебе никто не нужен, кроме тебя самой».

Еве казалось, что Видаль Суарес обладал способностью читать ее словно открытую книгу. Он будто видел ее насквозь, и это делало ее уязвимой перед ним.

Только после смерти своей матери она избавилась от ложных убеждений, но даже ей было трудно доверять своим инстинктам.

Она напомнила себе, что Видаль Суарес всего лишь человек. Что он не обладает магическими способностями, и она не должна перед ним трепетать.

Направляясь к двери, Ева сказала ему:

— У меня правда дела. Если ты действительно решил купить дворец, свяжись с моим поверенным. Мне нужно идти.

— Куда, если не секрет?

Ева остановилась и повернулась:

— В кафе на встречу с подружками.

Солгать ему было проще, чем сказать правду. Последнее, что ей было нужно, — это увидеть жалость на его лице. Она видела ее там раньше, и это причиняло ей боль.

— Рад слышать, что ты нашла себе друзей.

Сердце Евы болезненно сжалось. У нее по-прежнему не было друзей. Одна девушка, работающая в отеле, была с ней приветлива, но Ева боялась сближаться. Она не хотела, чтобы ее коллега узнала, что она та самая Ева Флорес, которая получила в наследство долги и обветшалый дворец, поэтому общалась с ней только на работе. Наблюдая за тем, как ее коллегу встречает после работы ее бойфренд на мотоцикле, Ева завидовала ее свободе.

Еве было необходимо поскорее отделаться от Видаля, который напоминал ей обо всем, что она хотела оставить в прошлом.

— Мне нужно переодеться. Ты можешь остаться здесь после моего ухода и осмотреть дворец.

— Ты не запираешь дверь? Ты не беспокоишься о том, что сюда могут забраться грабители?

Ева напряженно улыбнулась. Ее мать продала все, что имело какую-то ценность.

— Нет, — ответила она и, повернувшись, продолжила идти к двери.

Она физически ощущала на себе взгляд Видаля. Ей не верилось, что он явился сюда спустя столько лет и собрался купить этот дворец ради памяти своего отца.

Наверное, она не должна была продавать дом, который принадлежал ее семье на протяжении многих поколений, но у нее не было выбора.

«Ты могла бы пойти к своему отцу», — сказал ей внутренний голос, и она тут же заставила его замолчать.

Перед смертью матери она сходила к отцу и попросила у него помощи. Своим циничным обращением с ней он ясно дал ей понять, что она не может на него рассчитывать.

Впрочем, она никогда на него и не рассчитывала. После смерти матери она осталась совсем одна и могла полагаться только на себя. Если Видаль Суарес поможет ей освободиться от прошлого, купив у нее этот дворец, ей придется ему его продать. Когда дело будет сделано, она начнет новую жизнь и забудет о том, что сын садовника одержал над ней победу.

Видаль смотрел вслед удаляющейся Еве. Она двигалась с грацией примы-балерины. Даже в потрепанной одежде она производила впечатление знатной особы, имеющей привилегии по праву рождения.

Он испытывал странное чувство, которое не мог точно определить. Это было разочарование? Ощущение, будто что-то выскользнуло из его рук? Страх того, что больше никогда не увидит Еву?

Нет, это невозможно. Ева Флорес ничего для него не значит. Он приехал сюда лично только из любопытства, и оно было удовлетворено. Состояние дворца оказалось даже хуже, чем он ожидал. На мгновение его охватило беспокойство за Еву, но он сразу его подавил. Чтобы выжить, ей придется продать дворец, который она унаследовала от своей матери. Он не сомневался, что она выживет, покинув свою башню из слоновой кости. Она нашла себе друзей и, вполне вероятно, найдет подходящего мужа.

Видаль обвел взглядом зал для приемов. Ему не нужно было осматривать остальные комнаты, чтоб понять, что они находятся в таком же ужасном состоянии. И он определенно не собирался заходить в тесную каморку в задней части дворца, где когда-то жил вместе со своим отцом.

Видаль приехал сюда только для того, чтобы исполнить последнюю волю отца. Он подозревал, что тот всегда питал слабость к Еве и ее матери, несмотря на то, что они относились к ним с Видалем как к людям второго сорта. Видаль этого не понимал, но это уже не имело значения. Он купит дворец и больше никогда не увидит Еву Флорес.

Ева катила тележку по роскошному ковру в тихом коридоре ВИП-секции одного из самых эксклюзивных отелей Мадрида. Декор интерьера в этой части отеля был достоин королевского дворца.

Ей осталось обслужить последний номер. Все ее тело болело после того, как она целый день стелила постели и наводила порядок в ванных комнатах. Это помогло ей на время перестать думать о своей неожиданной встрече с Видалем Суаресом. Но сейчас, когда ее рабочий день подходил к концу, она снова о нем вспомнила. Ему действительно был нужен ее дворец или он просто появился, чтобы продемонстрировать ей свое превосходство, отомстить ей за то, что она плохо с ним обращалась в прошлом?

Почему-то Ева сомневалась в том, что Видаль Суарес был столь мелочен. Он сказал, что у него много важных дел, и не стал бы сюда приезжать, не будь твердо намерен купить дворец. Наверное, он на самом деле решил это сделать, чтобы исполнить последнюю волю своего отца. Похоже, тот действительно был очень привязан к месту, в котором проработал много лет. Ева, напротив, хотела избавиться от дворца, потому что он привязывал ее к прошлому.

Прогнав свои мысли, она тихонько постучала в дверь самого большого номера в отеле. Она не думала, что внутри кто-то есть. Большинство гостей в это время ужинали в ресторанах. Не дожидаясь ответа, она отперла дверь своим ключом и отчетливо произнесла: «Добрый вечер. Обслуживание номеров».

Когда обнаружила, что к двери направляется мужчина, разговаривающий по мобильному телефону, она замерла на пороге. Когда тот поднял на нее глаза и они узнали друг друга, они одновременно произнесли с удивлением:

— Ты?

— Я перезвоню тебе позже, Ричард. Ко мне пришли, — произнес Видаль Суарес в трубку.

Ева не могла поверить своим глазам. Видаль был здесь, в этом номере, и ошеломленно смотрел на нее. Пиджака и галстука на нем не было. Верхняя пуговица его рубашки была расстегнута.

— Вечернее обслуживание номеров, — произнесла она, когда к ней вернулся дар речи.

— Ты этим занимаешься до или после встреч в кафе с подружками?

— Я солгала.

— Зачем?

Ева вскинула подбородок.

Из дальнего конца коридора донесся женский смех.

— Войди, — сказал Видаль, и Еве не осталось ничего другого, кроме как проследовать за ним вглубь роскошного номера.

Освещение в гостиной было приглушенным. За окнами горели огни вечернего Мадрида.

— Почему ты не пошел ужинать? — спросила она.

— У меня была важная онлайн-конференция. Я решил провести ее здесь. Почему ты солгала?

Ева сглотнула:

— Потому что я не хотела, чтобы ты узнал, насколько плохо у меня идут дела. Еще она не хотела, чтобы он узнал, что у нее по-прежнему не было друзей.

Видаль нахмурился:

— Я понял, что у тебя нет средств на содержание дворца. Неужели все еще хуже?

Ева кивнула. Видаль окинул взглядом ее строгую униформу, состоящую из черного платья, белого передника и туфель на плоской подошве.

— Как долго ты здесь работаешь? — спросил он.

— Примерно год.

— С тех пор как умерла твоя мать. — Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

Ева кивнула:

— У нас… у меня огромные долги. Мама заложила дворец, чтобы мы могли платить жалованье домашнему персоналу. В конце концов эти деньги у нас тоже закончились.

— Ты не могла обратиться за помощью к своему отцу?

Отец Евы принадлежал к одному из старейших испанских родов. После того как он ушел от ее матери, та потеряла свое место в высших кругах испанского общества, но прожила много лет в розовых очках.

Еве было наплевать на положение в обществе и привилегии — вещи, которые в течение долгого времени отделяли ее от остального мира. Она хотела узнать, кто она на самом деле.

Она покачала головой:

— Мы с ним не общаемся.

— В прессе все выглядело не так. Я тоже находился в Лондоне, когда ты появилась рядом с ним на том мероприятии.

Ева испытала знакомое чувство досады.

— На самом деле все было совсем не так, как выглядело со стороны, — ответила она, не собираясь объяснять Видалю, как собственный отец унизил ее в тот вечер.

Видаль издал звук, который означал, что он не поверил ее словам, и отвернулся. Что, если он передумал покупать дворец?

Ее охватила паника.

— Ты будешь покупать дворец?

Видаль, стоя у бара, повернулся:

— Тебе налить чего-нибудь?

— Воды, пожалуйста.

Он напряженно улыбнулся:

— Какая вежливая.

Налив воды, он протянул Еве стакан, и она, сделав несколько глотков, вернула стакан и сказала:

— Мне пора возвращаться к работе.

— Ты не хочешь узнать мой ответ на твой вопрос, касающийся покупки дворца?

Ева застыла на месте. Он с ней играл. Как она сразу не догадалась? Она почувствовала знакомое желание спрятаться за маской высокомерия.

— Мне все равно, Видаль. Если ты не купишь замок, это сделает кто-то другой.

Неожиданно он взял ее руки в свои, поднял их, перевернул ладонями вверх, затем ладонями вниз. Он наверняка обратил внимание на то, что кожа на ее руках была сухой, а ногти короткими и ненакрашенными.

— Думаю, тебе не все равно. Ты не создана для этой работы.

Отдернув руки, Ева спрятала их за спиной.

— Однако я здесь работаю.

Он посмотрел на нее:

— Даже за этой униформой ты не можешь спрятать свое аристократическое происхождение.

Под его пристальным взглядом Ева почувствовала себя беззащитной.

— Ты убедился, что справедливость восторжествовала, Видаль? Мне пора идти.

Она повернулась и сделала несколько шагов в сторону двери, но Видаль ее остановил:

— Подожди.

Ева неохотно повернулась. На его лицо падала тень, и она не видела его выражения, но по какой-то причине ее кожу начало покалывать.

— У меня есть к тебе предложение, — сказал Видаль. — Оно может решить как твои краткосрочные, так и долгосрочные проблемы.

Ева нахмурилась:

— Краткосрочные и долгосрочные проблемы?

— Я говорю о ветшающем дворце и твоих долгах.

Он вышел из тени, и она увидела его лицо. Оно было непроницаемым.

— Я уже упоминал, что мой отец перед смертью попросил меня реконструировать дворец и привести в порядок сады.

— Да, я помню.

— Я любил своего отца, но я не настолько сентиментален, чтобы вложить целое состояние в ремонт здания, от которого почти не будет пользы. Поэтому я придумал, как сделать так, чтобы дворец приносил мне прибыль в течение многих лет.

— И как это можно сделать? — спросила она, заинтригованная его словами.

— Превратив дворец в роскошный отель. Место для проведения эксклюзивных мероприятий. Одни лишь сады будут привлекать туда множество людей. Дворец находится на небольшом расстоянии от Мадрида. Люди смогут приезжать туда на такси, чтобы наслаждаться красотой садов и тишиной.

Ева даже представить себе не могла, что с дворцом можно сотворить подобное.

— Тебя не беспокоит мой план? — спросил Видаль, внимательно глядя на нее.

Она покачала головой:

— Почему он должен меня беспокоить?

— Большинство людей привязаны к дому, где прошло их детство.

Ева не входила в их число.

— Мне все равно, что будет с дворцом. Я хочу от него избавиться.

— Это возможно при одном условии.

— Каком условии?

— Если ты сделаешь кое-что для меня, я заплачу все твои долги, куплю дворец и превращу его в прибыльное предприятие. Если ты захочешь, я подарю тебе долю этого бизнеса.

Слова Видаля не укладывались у Евы в голове. Он собирался не только купить у нее дворец, но и заплатить ее долги и даже предложить ей долю бизнеса! Здесь явно должен быть какой-то подвох.

— Что ты хочешь взамен? — спросила она.

Видаль сложил руки на груди:

— Чтобы ты согласилась публично объявить о помолвке со мной.

Видаль был потрясен, когда увидел Еву Флорес в униформе горничной. Он даже не подозревал, что она так сильно нуждалась в деньгах. Однако девушка ни на секунду не сняла маску высокомерия.

— Объявить о помолвке? — ошеломленно пробормотала она, побледнев. — Ты хочешь на мне жениться?

— Конечно нет, — ответил он. — Ты последняя женщина на Земле, на которой я захотел бы жениться.

Ее щеки вспыхнули.

— Тогда зачем тебе эта публичная помолвка?

— Она сделала бы мою репутацию более надежной.

— Каким образом?

— Мне нужны инвестиции для нового проекта. Чем выше ставки, тем более консервативны инвесторы. Они не уверены, что могут мне доверять, хотя я много раз доказывал на деле свою надежность. Я слишком быстро разбогател, и это их тревожит. Помимо этого, им не нравится мое происхождение. В тех деловых кругах, где я сейчас вращаюсь, важны стабильность и статус.

— Как я могу быть тебе полезна?

— Ты принадлежишь к одному из самых старых и знатных родов Испании. Вы дальние родственники королевской семьи. Помолвка с тобой сделала бы мою репутацию более весомой.

— Это моя единственная ценность, — пробормотала она.

Видаль услышал в ее реплике не жалость к самой себе, а гнев.

— Твоя блестящая светская жизнь остановилась после смерти твоей матери.

Ева поняла, что Видаль, должно быть, говорил о ее фотографиях, которые были сделаны в Лондоне, куда она отправилась, чтобы поговорить со своим отцом. Очевидно, Видаль предположил, что они отражали всю ее прежнюю жизнь. Это было очень далеко от правды, но она не собиралась ему в этом признаваться.

Она недоуменно покачала головой:

— Почему тебе нужна именно я?

— Как я уже сказал, по праву рождения у тебя есть статус, которого я никогда не смогу достичь. Но помолвка с тобой…

— Ты уверен, что хочешь быть помолвленным с женщиной, которая утратила уважение общества?

— Как ты могла его утратить, когда давно не была в свете?

— Дело не во мне, а в моих родителях. Уход моего отца из семьи вызвал скандал.

— Он не развелся с твоей матерью, так что все, что о вас с ней говорили, — это досужие сплетни.

Эти «досужие сплетни» ранили ее мать сильнее всего. Было бы лучше, если бы отец Евы с ней развелся, но он отказался, поскольку не желал терять деньги. Ее мать была слишком гордой, чтобы настаивать на официальном разводе и требовать денег. Ева всегда подозревала, что мать хотела, чтобы отец вернулся, несмотря на то, что они постоянно ссорились.

Видаля не волновало, что говорили о матери и дочери Флорес другие. Ева была ему нужна для достижения его целей. Точнее, ее имя.

— Даже если ты не купишь дворец, я все равно в конце концов его продам.

— Ты не продала его за год. Ты готова ждать еще год?

Мысль о том, что ей придется жить еще год в разваливающемся дворце, привела Еву в ужас, но она не подала виду.

— Надо будет, подожду.

Видаль покачал головой:

— Даже сейчас, когда у тебя ничего нет, твоя гордость не может тебе позволить появиться на публике с кем-то, кого ты считаешь ниже себя. Надо отдать тебе должное, ты весьма последовательна. Твоя мать гордилась бы тобой.

Пусть он думает, что она считает его ниже ее. Так для нее будет безопаснее.

— И как долго должна продлиться наша фиктивная помолвка? — спросила она его из любопытства.

Видаль пожал плечами:

— Месяц. Может, два. Этого времени мне будет вполне достаточно, чтобы получить необходимые инвестиции.

— Если ты разорвешь помолвку через такое короткое время, не отразится ли это негативно на твоей репутации?

Он снова пожал плечами:

— Когда я получаю инвестиции, меня перестает волновать мнение других людей.

— Раньше ты не был таким циничным.

Его черты посуровели.

— Жизнь сделала меня циничным. Точнее, конкретные люди, которых я встретил на своем жизненном пути.

— Ты имеешь в виду меня?

— Скажем, ты первая преподнесла мне урок.

Его слова не должны были ее задеть, но они ее задели. Ирония заключалась в том, что жизнь и ее сделала циничной.

Ей стало ясно, что Видаль хотел ей отомстить за то, что она и ее мать никогда не давали ему забыть, что он был ниже их. За то, что Ева безжалостно его дразнила. За то, что наказала его, когда он ее отверг и унизил. Потому что когда он ушел от нее в тот день, она поняла, что она хуже его во всех смыслах.

Ева сложила руки на груди:

— Разве ты не жалок? Ты намерен купить дом, где когда-то работал твой отец, а затем продемонстрировать всем хозяйку этого дома в качестве своего трофея.

— Я не более жалок, чем ты была в тот момент, когда попыталась меня соблазнить. Щеки Евы вспыхнули.

— Мне было скучно.

— Ты хотела меня, и ты по-прежнему меня хочешь.

Его слова потрясли ее, потому что он сказал правду.

— Не будь смешным. — Испугавшись, что он ее разоблачит, она сказала: — У меня нет времени на пустую болтовню. Мне нужно продолжать работать.

Как долго она здесь пробыла? Ей казалось, что прошла целая вечность.

— Подумай над моим предложением. Я уезжаю завтра в обед. Надеюсь, тебе хватит времени, чтобы понять, что мое предложение — это твой единственный шанс.

Ничего не сказав, Ева повернулась и направилась к выходу.

— Ты ничего не забыла? — донеслось ей вслед.

Она остановилась, обернулась и увидела на его лице еле заметную улыбку.

— Ты сам приготовишь постель ко сну, — сказала она и вышла в коридор.

Ее сердце бешено колотилось. Как могла она позволить этому человеку вывести ее из душевного равновесия? Впрочем, ему всегда это удавалось. В тот момент, когда он впервые встретился с ней взглядом много лет назад, у нее возникло такое чувство, будто он заглянул вглубь ее души. Туда, где она спрятала свои самые нежные чувства, боясь, что ее мать их растопчет.

Хотя она прекрасно понимала, что заслужила это своим поведением, ее задевало отношение Видаля к ней. Она словно надеялась, что он сможет разглядеть за фасадом ледяного высокомерия ранимую девушку. Одинокую и потерянную. Полную желаний, которые сбивали ее с толку.

Схватившись за тележку, Ева продолжила ее толкать дальше по коридору. Она ни за что не примет шокирующее предложение Видаля. Она не смогла бы находиться рядом с ним два месяца, потому что он заставляет ее чувствовать себя уязвимой и пробуждает в ней желания, которые никуда не исчезли с годами.

Ей нужно убежать от прошлого, а не вернуться к нему.

Глава 3

Несмотря на все попытки заверить себя в том, что прошлое осталось в прошлом, Ева долго не могла сомкнуть глаз из-за нахлынувших на нее воспоминаний. Она вспомнила обо всех своих стычках с Видалем. Одни были безобидными, после других, напротив, остался неприятный осадок. Особенно тяжело ей было вспоминать тот инцидент, когда он готовился к экзамену, лежа на лужайке в одних шортах, а Ева пришла к нему с запиской от своей матери.

— Мама говорит, что ты не должен здесь валяться, словно какой-то бродяга, — произнесла она формальным тоном, стараясь не глазеть на его мускулистый торс. — Это не твой дом, и ты не можешь делать здесь все, что тебе вздумается.

— А ты сама что можешь сказать по этому поводу, Ева? — спросил он, подняв на нее глаза. — В твоей голове есть хоть одна собственная мысль?

Щеки Евы вспыхнули от смущения. Она понимала, что он намекал на безграничное влияние ее матери на нее.

— Как насчет твоей матери? — выпалила она. — Она бросила вас с отцом, потому что вам было нечего ей предложить?

Видаль так резко вскочил, что Ева попятилась назад. Его лицо было бледным, глаза сверкали от ярости. Она никогда не видела его таким разгневанным.

— Больше никогда не упоминай мою мать!

Чтобы он не понял, что ему удалось ее напугать, Ева небрежно пожала плечами:

— Мой отец тоже от нас ушел. Что в этом такого?

— Моя мать нас не бросала, — процедил сквозь зубы Видаль. — Она умерла.

Затем он собрал свои книги и конспекты и ушел. После этого инцидента Ева больше никогда не видела, чтобы он занимался на улице.

Ева ударила кулаком подушку и перевернулась на бок. Когда ей наконец удалось уснуть, ее сны были не менее мучительными, чем воспоминания. Проснувшись утром от звонка будильника, она поняла, что возврат к прошлому — это ее единственный шанс обрести желанную свободу.

Стоя у окна, Видаль смотрел на спящий Мадрид, над которым забрезжили золотисто-розовые лучи рассвета, и с грустью думал о своих родителях, которые умерли преждевременно, не успев насладиться плодами его труда.

Он часто думал о том, какой дом купил бы для них. Как они смогли бы наслаждаться там легкой беззаботной жизнью после долгих лет тяжелого труда.

Мать Видаля была портнихой, и стук швейной машинки был одним из самых ранних его воспоминаний. Этот стук, который продолжался день и ночь, успокаивал его. Он прекратился только после ее смерти, которая все изменила.

Отец Видаля искал высокооплачиваемую работу, потому что пообещал жене, что сделает все от него зависящее, чтобы их сын учился в хорошей школе. Она знала, что у их сына уникальные математические способности.

Видаль до сих пор не купил себе дом в родном городе, потому что все равно не смог бы там жить без своих родителей. Они очень любили друг друга и своего сына.

В юности Видаль надеялся, что однажды встретит такую же добрую, преданную и бескорыстную женщину, как его мать. С годами он перестал быть наивным идеалистом и понял, что таких женщин не существует, но, вопреки всему, продолжал надеяться, что когда-нибудь найдет настоящую любовь.

«Почему ты приехал к Еве Флорес?» — услышал он свой внутренний голос.

Потому, что Ева Флорес была тем самым человеком, который познакомил его с цинизмом. Возможно, она станет тем человеком, который поможет ему избавиться от цинизма.

Когда они только познакомились, он увидел сходство между ними. Он потерял мать, а ее отец ушел из семьи. У них обоих не было ни братьев, ни сестер. Видаль думал, что они с Евой могли бы стать друзьями, но, всякий раз, когда он пытался наладить с ней контакт, Ева говорила или делала что-то, чтобы напомнить ему о его месте.

Даже его значительные успехи в области технологических разработок, которых он достиг по окончании университета, не произвели на Еву никакого впечатления. Унизительнее всего ему было вспоминать о том, что, даже когда ему больше не нужно было помогать отцу в каникулы, он хотел вернуться во дворец и увидеть Еву. Вопреки своей воле он был очарован ею.

Ему было интересно узнать, изменилась ли Ева за прошедшие годы. Он обнаружил, что она осталась прежней. Разве что стала более женственной.

Ее ледяное высокомерие никуда не делось. Остатки сочувствия, которое он когда-то испытывал к ней, улетучились. Она получила множество привилегий при рождении, но вместо того, чтобы использовать их с выгодой для себя, работала горничной в отеле.

Она была слишком гордой и не хотела, чтобы кто-то из ее круга увидел, как сильно она нуждается. Несомненно, когда продаст дворец, она снова присоединится к высшему обществу, от которого сейчас пряталась.

Он предложил ей быстрый способ вернуться в высшее общество. Почему она не ухватилась за эту возможность?

Потому, что предложение исходило от него. Даже несмотря на то, что он теперь владел миллиардами, для нее он оставался сыном садовника.

Его раздражало то, что он все еще ее хотел, но боялся, что это желание никуда не денется, пока он не сделает ее своей.

«Ты хочешь ее соблазнить», — сказал внутренний голос.

«Нет», — возразил ему Видаль.

Приехав сюда, он пошел на поводу у своего любопытства. Это было проявлением слабости. Ева Флорес осталась в прошлом. Она над ним не властна. Она полная противоположность женщины его мечты. Он потратил на нее достаточно времени, и ему больше не следует с ней видеться.

— Боюсь, что мистер Суарес уже выписался.

Еву внезапно охватила паника.

— Но сейчас только десять утра. Он сказал, что пробудет здесь до обеда.

Новый менеджер по работе с постояльцами не знал, что Ева работала в отеле горничной, и, должно быть, принял ее за посетительницу.

— Он выписался рано утром. К сожалению, я не располагаю более детальной информацией.

Отойдя от стойки регистрации, Ева прислонилась к колонне и стала думать, что ей делать дальше.

Внезапно она услышала разговор двух женщин неподалеку от нее.

— Ты ее видела? Я уверена, что это была Ева Флорес.

— Этого не может быть. Ее никто не видел много лет. Она словно призрак. Ее не существует. Знаешь, ее называли «девочкой из параллельной реальности», потому что мать разрешала ей покидать дворец три раза в год.

— Этот мрачный дворец сейчас в ужасном состоянии. Она никогда его не продаст. Она состарится там в одиночестве и сойдет с ума так же, как ее мать.

У Евы перехватило дыхание. Больше всего на свете она боялась озлобиться, как ее мать, и состариться в одиночестве во дворце. Именно поэтому она решила рискнуть и, переступив через свою гордость, принять предложение Видаля.

Она пришла к нему в отель, а он уехал раньше времени, несмотря на то, что сказал ей, что будет ждать ее ответа до обеда. Ему уже наскучило с ней играть?

Обойдя место, где болтали две сплетницы, Ева покинула отель и позвонила своему поверенному. Он сообщил ей то, чего она боялась. С ним связался поверенный Видаля и сообщил ему, что тот передумал покупать дворец.

Еве стало нехорошо. У нее остался единственный выход. Она должна найти Видаля и попросить его купить у нее дворец. Только это сможет спасти ее от участи, которой она так боялась.

Неделю спустя Видаль стоял в центре толпы на крыше одного из эксклюзивных лондонских отелей. Город внизу был похож на ковер из ярких огней.

Компанию ему составляли влиятельные люди: крупные предприниматели вроде него, магнаты, политики, актеры и топ-модели. Даже члены королевских семей.

Сейчас ему было комфортно среди всех этих людей, но иногда он чувствовал себя самозванцем. Разве могло быть иначе, когда большинство из них пользовались привилегиями по праву рождения и считали их чем-то само собой разумеющимся? Они принимали Видаля в свой круг, но лишь до определенной степени. Некоторые люди до сих пор смотрели на него настороженно.

Такие люди, как Ева Флорес.

Видаль стиснул зубы. Он не мог выкинуть Еву из головы с тех пор, как покинул Испанию. Он испытывал чувство вины, когда думал о том, что оставил Еву на произвол судьбы. Это было нелепо, потому что он не был ничего ей должен. Она ясно дала ему понять, что не собиралась принимать его предложение. Он был расстроен и злился на себя из-за этого. Желание обладать этой женщиной делало его уязвимым.

Чтобы отвлечься, он сделал вид, будто его заинтересовала болтовня женщины, которая отчаянно пыталась привлечь его внимание. Но мысли его были далеко.

Заметив краем глаза какое-то движение, он повернулся влево и подумал, что у него начались галлюцинации. В нескольких футах от него стояла Ева Флорес. Пепельно-розовое платье с одним рукавом великолепно смотрелось на ее тонкой, как тростинка, фигуре. Ее волосы были зачесаны назад, макияж был легким. Впрочем, у нее были такие выразительные черты, что она не нуждалась в макияже.

Видаль услышал, как кто-то произнес:

— Кто это?

Видаль закрыл глаза и тут же снова их открыл. Нет, Ева Флорес не была видением, порожденным его разыгравшимся воображением. Он не хотел это признавать, но он был рад ее видеть.

Он встретился с ней взглядом, и она слегка вскинула подбородок, словно напоминая ему о том, что выше его. Но раз приехала сюда, значит, она в нем нуждалась. Потому что тоже была уязвимой.

Видаль ее заметил, прежде чем она успела осмотреться. Только она поднялась на открытую веранду на крыше отеля, как он сразу повернул голову в ее сторону, словно хищник, почуявший жертву.

Прятаться было поздно, и она, набравшись смелости, пошла к нему. На нем был темный костюм и светлая рубашка без галстука.

Ева остановилась в паре футов от него, и женщина, которая что-то ему рассказывала, обиженно вздохнула и отошла в сторону.

— Так странно встретить тебя здесь, — сказал он вместо приветствия.

Ева прочитала на его лице что-то похожее на удовлетворение, и ее щеки вспыхнули. Сказав себе, что у нее нет другого выбора, она произнесла спокойным тоном:

— На следующее утро после нашей встречи я пришла в отель, но ты уехал, не дожидаясь моего ответа.

— Я понял, что потерял слишком много времени в Мадриде.

Еву охватила паника. Похоже, она опоздала.

Она сглотнула.

— Я хотела с тобой поговорить.

— Я тебя слушаю.

Оглядевшись по сторонам, Ева заметила, что люди, находящиеся неподалеку от них, явно их подслушивают.

— Мы не могли бы поговорить в уединенном месте? — спросила она Видаля.

— Если ты не хочешь, чтобы тебя увидели со мной в публичном месте, тебе не следовало сюда приходить.

Видаль был богатым и влиятельным человеком, и пресса писала о его светской жизни. Из нее Ева и узнала о его планах посетить сегодняшнее мероприятие.

Она нахмурилась:

— Я… Нет… То есть я не знала, где еще могла тебя найти. Просто мне неловко обсуждать здесь вопросы личного характера.

В следующий момент к ним подошел официант с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским. Взяв два бокала, Видаль протянул один Еве:

— Тебе следует расслабиться. Ты выглядишь напряженной.

Ева действительно была напряжена. После той ужасной вечеринки в Мадриде, которую она посетила в восемнадцать лет, она ненавидела подобные мероприятия. Придя сюда сегодня, она облегченно вздохнула, обнаружив, что ее платье, взятое напрокат в одном из лондонских бутиков, соответствует модным тенденциям. Но ей все равно было некомфортно среди большого числа людей.

— Когда ты прилетела? — спросил Видаль.

— Сегодня утром, — ответила она, сделав глоток шампанского.

— Где ты остановилась?

— Э-э-э… в отеле рядом с Пикадилли, — солгала она.

Ей не хотелось признаваться ему в том, что она остановилась в хостеле рядом с железнодорожным вокзалом. Перед поездкой сюда она переоделась в туалете, и, когда она вышла оттуда, туристы с рюкзаками глядели на нее как на диковинку.

— Ты хорошо смотришься здесь, — сказала она, пытаясь избежать новых вопросов. Видаль насмешливо поднял бровь:

— Комплимент от Евы Флорес — это высочайшая похвала.

— Я имела в виду, что ты прекрасно вписываешься в компанию этих людей. Ты многого добился.

Он тут же посерьезнел.

— Для выходца из семьи работников физического труда, родившегося в пригороде?

— Это правда, не так ли? Тебе стоит этим гордиться. Твои достижения достойны восхищения.

Почему ее комплимент вызвал у него раздражение? Почему он напрягся?

Потому что он увидел внутренним взором усталые лица своих родителей, их мозолистые руки.

Внезапно он почувствовал себя самозванцем на этой шикарной вечеринке. Наверное, появление Евы вызвало у него это чувство. Оно словно напомнило ему о том, что он сейчас находится здесь лишь благодаря своему высокому интеллекту и трудолюбию.

Его раздражало, что эта женщина все еще была способна с такой легкостью оказывать на него воздействие одним лишь своим присутствием.

Он ошибался, думая, что фиктивная помолвка с ней окажет положительное влияние на его социальный статус.

Но когда Видаль открыл рот, собираясь сказать Еве, что ей больше нечего делать на этой вечеринке, он неожиданно для самого себя произнес:

— Хорошо. Давай продолжим наш разговор там, где нам никто не будет мешать.

— Тебе нет необходимости покидать вечеринку. Я могу подождать, — сказала Ева, когда они стояли у лифта.

Видаль не ответил. Она отчаянно пыталась сохранять спокойствие, но у нее это получалось с трудом, потому что он держал ее под локоть.

Когда они вошли в лифт и двери закрылись, она произнесла голосом, который был чуть выше ее привычного:

— Ты можешь меня отпустить.

Видаль посмотрел на свою руку, лежащую на ее локте, так, словно его удивило, что он по-прежнему ее держит. Только когда ее отпустил, она смогла нормально дышать.

На улице их ждал внедорожник с тонированными стеклами. Из него вышел шофер и открыл заднюю дверцу. Видаль подал Еве руку, чтобы помочь ей забраться в салон, но она не сдвинулась с места.

— Куда мы поедем?

— В мою квартиру. Она находится неподалеку отсюда.

При мысли о том, что они окажутся наедине, Ева занервничала.

— Мы не можем поговорить в каком-нибудь тихом баре?

Черты Видаля напряглись.

— Ты хочешь поговорить или нет?

Конечно, она этого хотела. Для этого она и прилетела в Лондон.

Во время короткой поездки они не разговаривали. В частном лифте, который поднял их на верхний этаж современного высотного здания, тоже.

Квартира Видаля произвела на нее большое впечатление. Она никогда раньше не бывала в подобных местах.

За огромными окнами от пола до потолка простиралась панорама Лондона. По всему помещению с открытой планировкой были со вкусом расставлены удобные диваны и кресла. На кофейных столиках лежали толстые книги по фотографии и искусству. На стенах висели картины.

— Выпьешь чего-нибудь? — спросил Видаль, направляясь к бару.

Ева подумала, что, возможно, алкоголь поможет ей расслабиться. Шампанское на вечеринке она едва пригубила.

— Немного белого вина, если можно.

Через минуту он подошел к ней. В одной руке у него был стакан виски, в другой — бокал вина для нее. Взяв у него бокал, она сделала глоток. Вино оказалось холодным и приятным на вкус.

— Располагайся! Будь как дома, — сказал он.

Подойдя к одному из окон, Ева стала смотреть на огни вечернего Лондона. Чувствуя на себе взгляд Видаля, который, очевидно, ждал, когда она начнет просить у него помощи, Ева повернулась:

— Я так понимаю, Видаль, ты передумал насчет покупки дворца и… — Она осеклась.

— Фиктивной помолвки? — закончил за нее он.

— Почему? — спросила она, надеясь, что он не услышал в ее голосе нотки отчаяния. Подойдя к окну, он встал неподалеку от нее и ответил:

— Мое желание снова тебя увидеть было проявлением минутной слабости. Мне захотелось узнать, изменилась ли ты. — Он посмотрел на нее: — Обычно я не потакаю своим слабостям, но ты всегда задевала меня за живое, Ева.

Внутри у нее все оборвалось.

— Я была молода.

— Однако ты уже в юном возрасте относилась свысока к людям, которые тебя окружали.

Ева не стала защищаться. Она не была готова говорить с ним о негативном влиянии своей матери на ее жизнь.

— Ты сказал, что твой отец перед смертью пожелал, чтобы ты реставрировал дворец.

— Я также сказал, что я не был сентиментален. Мой отец бредил, находясь под воздействием больших доз обезболивающего. Иногда он видел за моей спиной мою покойную мать.

— Твой отец жалел меня.

— Я знаю.

— Он часто говорил мне, что за стенами дворца находился огромный мир, и я должна его познать и найти собственный путь в жизни.

— Почему ты этого не сделала?

— Все было не так просто. Моя мать болела, и я должна была о ней заботиться.

— А сейчас ты тратишь драгоценное время на поиски достойного жениха, потому что никого не интересует наследница, у которой нет ничего, кроме груды средневековых кирпичей?

Ева натянуто улыбнулась:

— Все-то ты знаешь!

— Давай признаем, что ты годишься только для замужества.

Ева поставила бокал на ближайший столик:

— Думаю, нам следует заканчивать этот бессмысленный разговор. Возвращайся на вечеринку, Видаль. Была рада тебя повидать.

— Правда, Ева? Ты не выглядишь радостной.

— У меня все хорошо, Видаль. Спасибо за беспокойство. Мне пора идти.

Повернувшись, она направилась к двери.

— Чтобы успеть завтра на работу в отеле?

Разозлившись, Ева остановилась и повернулась:

— Как долго еще ты собираешься меня мучить, Видаль? Тебе мало было предложить мне решение всех моих проблем и передумать в последний момент? Ты ясно дал мне понять, что тебе плохо жилось во дворце, и теперь ты мне за это мстишь.

Выйдя из тени, Видаль поставил свой стакан на столик и покачал головой:

— Нельзя сказать, что я чувствовал себя несчастным во дворце. Моему отцу нравилось работать в саду, а мне нравилось ему помогать. Единственное, что омрачало нашу жизнь во дворце, — то, что мы были вынуждены общаться с твоей матерью. Но самым тяжелым испытанием для меня стал тот день, когда ты решила подвергнуть меня маленькой пытке.

Сердце Евы учащенно забилось. Она не знала, что так на него действовала.

— Пытке? Ты не преувеличиваешь?

— Для меня было настоящей пыткой находиться рядом с тобой, желать тебя и знать, что ты для меня запретный плод. Но твой юный возраст и высокий социальный статус не мешали тебе при любой возможности попадаться мне на глаза, искать моего внимания.

Еве хотелось защитить себя. Сказать ему, что не знала, что делала. Вместо этого она произнесла обвинительным тоном:

— Я могла бы сказать то же самое о тебе.

Видаль нахмурился:

— О чем ты говоришь?

— О твоих ночных купаниях. Ты знал, что окна моей комнаты выходили на бассейн. Знал, что я все слышала.

Вопреки своему желанию, она вспомнила, как он плавал в бассейне при полной луне. Как играли мышцы его спины и плеч при движении. Как струи воды стекали по его загорелой мускулистой спине. Как он внезапно поднял глаза на окно ее комнаты и обнаружил, что она за ним наблюдала.

— Позволь тебе напомнить, что ночь была единственным временем, когда я мог плавать. Твоя мать запрещала работникам и их семьям пользоваться бассейном, хотя сама никогда им не пользовалась. В отличие от тебя.

Она вскинула подбородок:

— Видаль, мы можем продолжать ходить кругами, но это никуда нас не приведет.

— Ты знаешь, как это на меня действует.

— О чем ты?

— О том, как ты вскидываешь подбородок. Думаю, что у тебя это получается самопроизвольно.

— И как это на тебя действует?

— Это сводит меня с ума.

— В смысле?

— Ты правда этого не чувствуешь или только делаешь вид?

Ее пульс снова участился.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Видаль издал отрывистый смешок:

— Потому что я по-прежнему последний мужчина на Земле, которому ты призналась бы в своем влечении к нему?

Он снова намекал ей на то, что произошло между ними в день ее восемнадцатилетия.

— Зачем вспоминать этот глупый инцидент?

— Он не был глупым. Все было серьезно. Я помню до сих пор, как ты дрожала, прижавшись ко мне.

— Перестань.

Ему мало было того, что он передумал покупать у нее дворец, теперь еще он ее унижает.

— Ты знаешь, почему я это помню?

— Мне все равно.

— Потому что я не смог выбросить из головы ни тот момент, ни другие моменты, когда ты пыталась привлечь мое внимание. Горькая правда состоит в том, что я все еще тебя хочу, Ева Флорес.

Глава 4

Признание Видаля не укладывалось у Евы в голове.

— Это неправда, — пробормотала она.

— Правда. И ты тоже меня хочешь.

Неужели это так очевидно? Щеки Евы вспыхнули от смущения.

— Ты последний мужчина на свете, которого я захотела бы.

Он приблизился к ней на шаг, и она почувствовала смесь паники и чего-то более опасного.

— Ты хотела меня с того момента, как впервые увидела. Несмотря на мой статус.

Разве она могла ему лгать, когда он так пристально на нее смотрел?

— Возможно, когда-то я тебя хотела. Ты был моим юношеским увлечением.

— Довольно серьезным увлечением, раз ты меня поцеловала. Когда я не ответил на твой поцелуй, ты наговорила мне такого…

— Ты не хотел меня тогда, — перебила его Ева, не желая, чтобы он произносил вслух ужасные слова, которые она бросила ему от обиды.

Глаза Видаля потемнели.

— Я хотел тебя, но ты не была готова.

— А сейчас я готова?

— Ты взрослая женщина, не так ли?

Он предполагал, что она так же невинна, как и тогда?

— Конечно, — ответила Ева с уверенностью, которой не чувствовала. — Но какое отношение имеет это к происходящему?

— Я решил, что мое предложение все еще в силе. Я готов купить дворец, заплатить твои долги и даже подарить тебе долю в новом бизнесе.

— В обмен на?…

— В обмен на то, что ты притворишься любящей невестой, когда я объявлю о нашей помолвке.

— Фиктивной помолвке.

— Разумеется, я не имею ни малейшего намерения на тебе жениться.

— Но ты собираешься жениться в будущем?

— Конечно. Когда-нибудь я встречу женщину, заслуживающую любви и уважения, и женюсь на ней.

Он намекает на то, что она не заслуживает любви и уважения?

— Если ты считаешь меня противоположностью такой женщины, почему ты имеешь дело со мной?

— Потому что я тебя хочу. И потому, что я знаю, что не смогу выбросить тебя из головы, пока не сделаю тебя своей.

Его грубость и прямота одновременно напугали ее и привели в восторг.

— Ты хочешь сказать, что мне придется с тобой спать?

Ева была рада, что ее слова прозвучали возмущенно, когда внутри у нее горел огонь желания.

— Нет. Я не говорил, что тебе придется со мной спать. Я лишь сказал, что хочу тебя. Я не имею привычки принуждать женщин к интимной связи со мной.

— То есть, если я не буду с тобой спать, наша договоренность останется в силе?

— Ты будешь со мной спать, но ты будешь это делать по собственной воле.

Ее сердце учащенно забилось.

— Ты слишком уверен в себе.

Видаль ничего не ответил, лишь пожал плечами. Ему не было необходимости ничего говорить. Желание витало в воздухе между ними.

«Этого не случится. Ты не отдашься ему», — пообещала себе Ева. Она знала, что Видаль не станет ее принуждать, потому что он слишком гордый.

Видаль посмотрел на нее:

— Ну что, Ева? Ты остаешься здесь или уходишь? Предупреждаю: если ты сейчас уйдешь, мы больше никогда не увидимся.

Ева чувствовала себя так, словно собиралась совершить прыжок в бездну, но у нее не было выбора.

— Я… Хорошо, я останусь.

За этим последовала напряженная пауза, и Ева на мгновение с ужасом подумала, что Видаль собирается сказать ей, что он пошутил и никакой сделки не будет. Но ее опасения оказались напрасными.

— Я принесу ручку и бумагу. Ты напишешь название своего отеля, и я распоряжусь, чтобы мой шофер съездил за твоими вещами. Я покажу тебе твою комнату, и ты сможешь отдохнуть. Утром мы обсудим наши дальнейшие планы.

Ева не знала, что на это ответить, поэтому просто взяла бумагу и ручку и написала название и адрес хостела. Затем Видаль быстро показал ей квартиру с двумя гостиными, несколькими спальнями, столовой и кухней, оборудованной самой современной техникой.

Ее «комната» представляла собой апартаменты, состоящие из гостиной, спальни, гардеробной и ванной. Ева была ошеломлена. От быстроты, с которой менялись события, у нее кружилась голова.

— Теперь ты знаешь, где что находится, — сказал ей Видаль, стоя в дверях. — Пожалуйста, располагайся и пользуйся всем, что тебе понадобится. В холодильнике полно еды.

После этого он ушел, закрыв за собой дверь.

Ева опустилась на край кровати. Несмотря на то что она оказалась в незнакомой обстановке, она испытывала некоторое облегчение. Если ей удастся побороть свое влечение к Видалю и выдержать пристальное внимание к ней общественности, то через пару месяцев она сможет освободиться от груза прошлого и начать новую жизнь.

«Что, черт побери, ты творишь, парень?!» — спрашивал себя Видаль, стоя у окна в своем кабинете и глядя на город. Его шофер только что привез вещи Евы — маленький чемодан известного бренда, который когда-то стоил очень дорого, но сейчас выглядел так, словно вот-вот развалится.

Ева солгала ему. На самом деле она остановилась не в отеле рядом с Пикадилли, а в хостеле у железнодорожного вокзала. Должно быть, она не хотела, чтобы он знал, как сильно она нуждается.

Ранее Видаль сказал себе, что ничего ей не должен и не желает иметь с ней ничего общего, но все-таки пригласил ее сюда и оставил свое предложение в силе. Правда состояла в том, что он не мог ее отпустить. Увидев ее на вечеринке в сексуальном платье цвета пепельной розы, он понял, что его желание обладать ею никуда не исчезло.

Ее реакция на его квартиру оказалась неожиданной для него. Ева выглядела ошеломленной, когда стояла у окна и смотрела на панораму города так, будто раньше не видела ничего подобного.

Видаль решил, что она притворяется. Что она, несомненно, не раз бывала в роскошных пентхаусах вроде этого. Он видел ее фото с лондонской вечеринки, на котором она была в платье, едва прикрывающем ягодицы. Ее окружали молодые женщины в таких же фривольных нарядах и мужчины, бросавшие на них похотливые взгляды.

Должно быть, она перестала вести подобный образ жизни, когда на ее плечи легла обуза в виде разрушающегося дворца, и ей хотелось назад в привычную для нее среду.

Она просто играет с ним. Притворяется, будто ей здесь некомфортно, чтобы при удобном случае напомнить ему о том, что она выше его.

Почему это его беспокоит? На него больше не действуют игры Евы Флорес. На этот раз ход развития событий полностью под его контролем.

Он использует по максимуму присутствие Евы рядом, чтобы общество приняло его так, как не принимало до сих пор.

Пресса часто писала о нем как о выходце из низов, добившемся успеха. Но как бы люди ни любили подобные истории, они все равно относятся к такому человеку с настороженностью.

После смерти отца Видаль пережил своего рода кризис. Чтобы заглушить душевную боль, он предался мимолетным наслаждениям и быстро снискал репутацию плейбоя.

«Это неудивительно, учитывая его корни, — начали шептаться люди. — Он не может всерьез относиться к своему успеху».

Подобные сплетни плохо отражались на его деловой репутации. Но он слишком долго трудился, чтобы сдаться перед последним препятствием. Сколько бы денег ни заработал, ему нужно было доказать, что он достоин своего богатства и успеха.

Ева Флорес станет его эксклюзивным пропуском в мир привилегий, даже несмотря на развод родителей и ее плачевное финансовое положение.

Безусловно, их сделка принесет пользу и ей. Она не только избавится от долгов и ветшающего дворца, но и вернется к светской жизни. Возможно, даже найдет себе мужа.

Внезапно перед его внутренним взором возник образ Евы Флорес с темноволосым ребенком на руках. Она смотрела на него с умилением и улыбалась.

Видаль тут же прогнал этот образ и мысленно отругал себя. Ева Флорес не была создана для материнства. Он никогда не видел, чтобы она проявила доброту или сострадание. Она воплощала собой все, что он не желал видеть в своей будущей жене. Она была холодной, отчужденной, язвительной и высокомерной. Одним словом, она была последней женщиной на свете, которую он мог бы полюбить.

Но в данный момент она была единственной женщиной, которую он хотел, и желание обладать ею жгло его изнутри. Он должен поскорее от него избавиться, если не хочет стать его рабом.

Ева проснулась, когда лучи восходящего солнца упали на ее лицо. Прошлым вечером она не только не задернула шторы, но и заснула в банном халате, не разобрав постель. К своему удивлению, она крепко спала всю ночь.

Встав с кровати, умылась и, надев джинсы, белую рубашку и кроссовки, которые достала из своего чемодана, вышла из комнаты.

Как она и предполагала, Видаль, который всегда был ранней пташкой, уже проснулся. Она нашла его в столовой. В темных брюках и светло-голубой рубашке с расстегнутым воротом он выглядел сексуально. Не успели они друг друга поприветствовать, как из кухни вышла женщина средних лет в униформе. В руках она несла кофейник.

— Я только что сварила кофе, мисс Флорес, — сказала она. — Мне приготовить вам что-нибудь на завтрак?

Ева окинула взглядом стол, на котором были йогурты, мюсли и выпечка.

— Нет, спасибо. Здесь достаточно всего, — сказала она, садясь справа от Видаля. Домработница налила ей кофе, после чего ушла обратно на кухню, оставив их наедине.

— Ты хорошо спала? — спросил Видаль у Евы.

— Да, спасибо. Спальня очень удобная.

— Я живу в этой квартире, когда приезжаю в Лондон.

— Она принадлежит тебе?

— Мне принадлежит все здание. Несколькими этажами ниже находится мой лондонский офис.

Ева не стала в очередной раз обращать внимание на то, как он преуспел. Он подумал бы, что она относится к нему покровительственно.

В столовую снова заглянула домработница:

— Я пошла домой, мистер Суарес. Или, может, вам нужно что-то еще?

Видаль очаровательно улыбнулся, и у Евы захватило дух. Его улыбка напомнила ей о тех временах, когда он был открытым и непосредственным.

— Нет, спасибо, миссис Картер. Сегодня мы улетаем в Америку. Моя личная помощница сообщит вам, когда мы должны будем вернуться. Нас не будет, по меньшей мере, две недели.

Пожилая женщина кивнула и улыбнулась Еве:

— До свидания, мисс Флорес. Надеюсь, вы получите удовольствие от поездки.

У Евы голова шла кругом.

— Что значит «мы»? «В Америку» означает «в США»? — спросила она Видаля после ухода домработницы.

— Мы — это ты и я. И да, мы летим в Соединенные Штаты. В Сан-Франциско находится главный офис моей компании. Я считаю этот город своим домом.

— Ты собирался сообщить мне о предстоящей поездке? И почему ты не представил меня своей домработнице?! — возмутилась Ева.

— Да, я собирался тебе сообщить. Я не представил тебя миссис Картер, так как не посчитал это нужным. Раньше тебя не интересовал персонал.

Внутри у Евы все кипело от негодования, но она понимала, что Видаль прав. Ее матери не нравилось, когда она общалась с людьми, работавшими во дворце, и Ева обращалась к ним лишь в случае крайней необходимости.

— Было бы желательно, чтобы в дальнейшем ты представлял меня людям, которые на тебя работают.

— Вижу, уборка в гостиничных номерах на тебя подействовала, — сухо заметил Видаль.

Она едва удержалась от того, чтобы не показать ему язык.

Он поднялся из-за стола:

— Мне нужно сделать пару звонков. Зайди ко мне в кабинет через пятнадцать минут, и я посвящу тебя в свои дальнейшие планы.

После его ухода Ева позавтракала и ровно через пятнадцать минут постучалась в дверь его кабинета.

— Входи.

Открыв дверь, Ева шагнула через порог и очутилась в светлом просторном помещении с большим окном и книжными стеллажами от пола до потолка. Видаль сидел за огромным столом, на котором было три монитора и ноутбук.

— Садись.

У Евы создалось ощущение, будто она пришла на собеседование.

Она села в кресло напротив Видаля, и он захлопнул ноутбук.

— Мы сегодня отправляемся в Сан-Франциско, потому что инвесторы, с которыми я хочу сотрудничать, планируют посетить там ряд мероприятий в течение следующих нескольких недель. Было бы глупо с моей стороны упустить эту возможность. Изначально я собирался слетать с тобой в Испанию за твоими вещами, но планы немного изменились, и у нас нет на это времени.

— Я и не думала, что мы полетим в Испанию. В отель я могу позвонить отсюда. В замке нет вещей, которые могли бы мне понадобиться.

— А как же одежда? Твой чемодан слишком мал, чтобы туда поместилось все необходимое.

Ева подумала о винтажных дизайнерских платьях, принадлежавших ее матери. Позже она их продаст, чтобы выручить за них немного денег. Ее собственный гардероб был весьма скудным. После унижения на злополучной вечеринке она не доверяла своему вкусу и покупала только практичные вещи вроде джинсов и футболок. В любом случае на остальное у нее не было денег.

— Мне нечего оттуда забирать, — ответила она, затем кое-что вспомнила. — Платье, в котором была вчера, я взяла напрокат, и мне нужно его вернуть.

— Ты взяла напрокат платье? — удивился он.

— Я не могу себе позволить купить такую дорогую вещь.

— Можешь оставить его себе. Я распоряжусь, чтобы моя личная помощница за него заплатила. Тебе понадобится больше одежды. Когда мы прилетим в Сан-Франциско, я найму для тебя стилиста, и он подберет тебе гардероб. Мы с тобой объявим о помолвке как можно скорее.

— Что это за инвесторы? Почему они так тебе нужны?

— Это очень влиятельные люди в своей сфере. У них есть доступ к таким финансам, каких больше нет ни у кого. Для проекта, над которым я сейчас работаю, нужно именно такое финансирование.

— Почему они отказываются инвестировать средства в твой проект? Твои достижения определенно должны были доказать им, что ты человек надежный.

Он поднялся и встал у окна.

— Потому что эти люди весьма консервативны. Они считают, что мой бизнес надежен и стабилен, в то время как мое личное… э-э-э… непостоянство может навредить их репутации.

— Но это же нелепо. Твоя работа говорит сама за себя.

Губы Видаля дернулись.

— Как благородно. Такое может сказать только человек, принадлежащий к миру, где тебе доверяют лишь потому, что ты носишь определенное имя.

Ева вскинула подбородок:

— Не ожидала, что ты такой обидчивый.

— Я не был таким, пока не осознал, что происхождение всегда было и остается одним из ключевых факторов влияния. Наряду с репутацией. Особенно когда речь идет о миллионах долларов.

Ева прикусила губу.

— Ты правда думаешь, что мое присутствие рядом с тобой поможет тебе получить нужные инвестиции? Большинство людей за океаном никогда обо мне не слышали.

— Они выяснят, кто ты.

— И тут же выяснят, что мои родители разошлись много лет назад.

Видаль махнул рукой:

— Это пустяки. Гораздо важнее то, что ты принадлежишь к потомственной денежной аристократии.

— У меня нет денег, — пробормотала Ева.

— Они есть у твоего отца.

Она посмотрела на него, пытаясь скрыть свою застарелую боль.

— Правда? Я не в курсе.

— Очевидно, он совсем тебе не помогает.

— С тех пор как он покинул дворец, мы с матерью ни получили от него ни цента. Если бы моя мать не унаследовала дворец от своих родителей, возможно, он попытался бы его у нас отобрать.

— Если он такой негодяй, что ты делала с ним в Лондоне?

Взволнованная, Ева встала из-за стола.

— Не думаю, что это как-то относится к тому, что происходит здесь и сейчас.

— До этого ты сказала, что все выглядело не так, как было на самом деле. Что ты имела в виду?

— Тебе не все равно?

— Просто любопытно.

Она скрестила руки на груди:

— Неужели тебе нечем заняться перед отъездом?

— Нам некуда спешить. У меня свой самолет.

«Ну разумеется».

Ева сердито посмотрела на Видаля. Она не могла сказать ему правду. Это было бы слишком унизительно.

Придав своему лицу бесстрастное выражение, она пожала плечами:

— Это была обычная вечеринка. Своего отца я встретила там случайно. В Лондоне я несколько дней развлекалась, ходила по магазинам, а затем вернулась домой.

Видаль посмотрел на нее с недоверием, но, к ее облегчению, не стал задавать ей новых вопросов.

— Мне нужно на час-полтора сходить в офис и отдать распоряжения сотрудникам. Напиши адрес магазина, где ты взяла платье напрокат, и твои размеры одежды и обуви.

Ева сделала, как он велел, и протянула ему листок бумаги.

— Хорошо, — сказал он и удалился.

Ева мысленно поздравила себя с тем, что ей удалось сохранить самообладание. Она нисколько не сомневалась в том, что следующие два месяца будут для нее непростыми.

Глава 5

— Неужели ты никогда раньше не летала на частном самолете? Мне с трудом в это верится.

Ева мрачно посмотрела на Видаля:

— У меня нет денег. Только долги.

— Да, но я подумал, что тебя мог пригласить в поездку кто-то из твоих друзей. Например, в ту поездку в Лондон. Ты вряд ли могла лететь коммерческим рейсом со всеми своими покупками.

Он рассмеялся бы, если бы узнал, что она не только ничего не купила в Лондоне, но и летела в оба конца лоукостером.

Шофер Видаля привез их на частный аэродром, где их уже ждал его самолет.

Мебель в салоне была обтянута кремовой кожей, ковер был таким толстым и мягким, что ноги утопали в нем.

— Думаю, нам есть что отметить, — сказал Видаль.

Он нажал на кнопку, и к ним тут же подошел молодой мужчина в униформе.

— Что я могу вам принести, сэр?

— Два бокала шампанского, пожалуйста, Том. — Только стюард начал поворачиваться, чтобы уйти, как Видаль добавил: — Том, позволь мне представить тебе Еву Флорес. Ева, это Том.

— Рада с вами познакомиться, Том, — приветливо улыбнулась Ева.

— Взаимно, мисс Флорес. Я сейчас вернусь.

Она улыбнулась Видалю:

— Спасибо за это.

Он так пристально на нее посмотрел, что улыбка исчезла с ее лица.

— Что я опять сделала не так?

Он покачал головой:

— Ты знаешь, что ты редко улыбаешься?

— Моя мать говорила мне, что от улыбки появляются морщины.

Том вернулся с двумя бокалами на подносе и протянул один ей. Она снова улыбнулась и поблагодарила его.

— За успешное сотрудничество, — произнес Видаль, подняв бокал.

— Не знала, что ты такой романтичный, — съязвила Ева.

— Я могу быть романтичным, когда хочу.

Сделав глоток шампанского, она поставила бокал на столик.

— Я тебе не нравлюсь, но ты хотел бы со мной переспать. Как такое возможно?

— Тебе никто не говорил, что мужчины не всегда испытывают чувства к женщинам, с которыми занимаются сексом? Секс и чувства — это две разные вещи. Но я обычно сплю с женщинами, которые мне нравятся. Я никогда не говорил, что ты мне не нравишься, Ева. Эмоции, которые ты у меня вызываешь, сложно охарактеризовать, но нам с тобой нет необходимости беспокоиться об эмоциях. Нам вполне достаточно сексуального влечения, которое существует между нами со дня нашей первой встречи.

У Евы перехватило дыхание. Неужели Видаль знал с самого начала, что ее к нему влекло?

— Неужели тебе безразлично, что я могу к тебе испытывать?

Видаль пожал плечами:

— Мне не нужно, чтобы ты относилась ко мне с симпатией. Мне просто нужно, чтобы ты меня хотела. И ты меня хочешь, но пока не готова мне в этом признаться.

Ева не знала, что она испытывала к Видалю. Ей не хотелось сейчас анализировать свои чувства к нему.

— Я не буду с тобой спать, — сказала она.

— Замечу, ты не сказала: «Я не хочу с тобой спать». По крайней мере, ты не лжешь себе на этот счет.

Лицо Евы вспыхнуло, и она отвела взгляд.

— Возможно, ты даже в меня влюбишься незаметно для себя.

Его слова шокировали ее, и она пронзила его взглядом:

— Влюблюсь в тебя? Зачем тебе это?

Видаль пожал плечами:

— Это позабавило бы меня после того, как ты столько лет сидела у меня в печенках. Ева поняла, что он ее дразнил.

— Ты слишком легко говоришь о любви.

— Потому что любить легко.

— Откуда ты знаешь?

— Я видел, как мои родители любили друг друга. Они уважали и поддерживали друг друга. Были добры друг к другу. Как много пар могут этим похвастать?

Ева ответила не сразу. Ее родители постоянно выясняли отношения, когда жили вместе. В тот день, когда отец ушел от матери, он наговорил ей много ужасных вещей. Они определенно не были добры друг к другу.

— Немного, — сказала она.

— Мне нужна такая же любовь, какая была у моих родителей. На меньшее я не согласен. Даже после смерти моей матери мой отец не утратил радости жизни. Мама была жива в его воспоминаниях.

— Сколько лет тебе было, когда она умерла?

— Двенадцать.

— Мне жаль.

На этот раз Видаль отвел глаза:

— Это было давно.

— Я не влюблюсь в тебя, Видаль. Я видела противоположное тому, что видел ты. Отсутствие любви. Я не верю в то, что она существует.

Видаль сделал глоток шампанского.

— Не надо себя недооценивать, Ева. Ты живой человек.

Она закатила глаза:

— Что ты сделал бы, если бы я в тебя влюбилась? Если бы я стала чересчур эмоциональной и не захотела тебя отпускать?

— Я умею с легкостью выпутываться из отношений, которые мне больше не нужны. Ева в этом не сомневалась.

— Ты уже разговаривал с моим поверенным о покупке дворца?

— Мой поверенный сегодня встречается с ним в Мадриде. Когда мы прилетим в Сан-Франциско, ты подпишешь документы.

Она ничего на это не ответила. Все происходило так быстро, что у нее голова шла кругом.

Видаль насмешливо посмотрел на нее:

— Ты мне не доверяешь, Ева?

— Я бы доверилась тебе прежнему. Но ты теперь другой.

— Ты тоже другая. Сначала я просто предположил, но теперь в этом уверен.

Ева не стала спрашивать, изменилась она в худшую или в лучшую сторону.

— Если хочешь отдохнуть, в конце салона есть спальня. Мы с тобой объявим о помолвке на пресс-конференции в аэропорту Сан-Франциско. Я подумал, что нам лучше сделать это сразу, чтобы пресечь на корню сплетни и домыслы.

Ева резко выпрямилась:

— Прямо в аэропорту? Но мне нечего надеть. Я не могу появиться на пресс-конференции в джинсах.

Видаль махнул рукой:

— Об этом не беспокойся. Я распорядился, чтобы моя помощница привезла сюда кое-что из одежды твоего размера. Эти вещи находятся в спальне. Ты можешь выбрать и надеть то, что сочтешь подходящим.

Еву охватила паника.

— Но я не знаю, что подойдет для этого случая. Я не могу полагаться на свой вкус, когда дело касается одежды.

— Почему ты так говоришь?

— В восемнадцать лет у меня был негативный опыт. Я пришла на эксклюзивную вечеринку в платье, которое давно вышло из моды, и меня подняли на смех. С тех пор я не доверяю собственному вкусу.

— Возможно, ты права, — задумчиво произнес Видаль.

— Почему ты так говоришь?

— Платье, которое на тебе было на лондонской вечеринке, показалось мне довольно вульгарным.

Ева прикусила губу. То мини-платье, состоявшее из двух прямоугольников серебристого шелка, скрепленных по бокам колечками, и державшееся на теле лишь за счет тоненьких бретелек, было ужасным, но ей пришлось его надеть, потому что у нее не было другого выбора.

Видаль нахмурился:

— Но платье, которое ты надела вчера, было вполне уместным.

— Это потому, что мне помогла его выбрать девушка-консультант из магазина.

Неожиданно он поднялся и протянул ей руку.

Ева уставилась на него в нерешительности. Она боялась к нему прикоснуться, когда чувствовала себя уязвимой.

— Пойдем, — сказал он.

Ева знала, что ведет себя глупо. Если она будет медлить, Видаль поймет, как сильно он на нее действует.

С этой мыслью она взяла его за руку… и тут же об этом пожалела, потому что по ее коже пробежали электрические разряды, а в глубине ее женского естества вспыхнул огонь. Она была довольно высокой, но рядом с Видалем почувствовала себя маленькой.

Пройдя с ней в конец салона, он открыл дверь, и Ева ахнула, увидев роскошную спальню с ванной.

Отпустив ее руку, Видаль подошел к вешалке с одеждой, взял темно-синий брючный костюм и подержал его перед Евой. Поморщившись, он повесил его на место, затем взял кожаную юбку до колен и кашемировый топ.

— Мне нравится, — сказала Ева, протянув руку, чтобы потрогать топ, но Видаль уже вернул его на место, пробормотав, что в подобных вещах ходят на работу.

После этого он взял пестрое платье с короткими рукавами. Оно было ярким, но не крикливым.

— Примерь это, — сказал Видаль, протягивая его Еве, затем снял с вешалки и передал ей короткий жакет. — И это.

К комплекту одежды он добавил яркие туфли на каблуке, подходящие по цвету к платью.

— Иди в ванную. Я буду ждать тебя здесь.

Войдя в ванную, Ева быстро разделась до нижнего белья и надела платье, но не смогла застегнуть молнию на спине и раздраженно вздохнула.

— Тебе нужна помощь? — спросил Видаль.

— Да.

— Выйди.

Вырез платья был довольно скромным, но оно доходило ей лишь до середины бедра. Ева чувствовала себя неловко, но все же вышла из ванной, она не могла прятаться вечно.

— Я не могу застегнуть молнию.

— Повернись.

Она повернулась к нему спиной и почувствовала, как пальцы Видаля легли ей на поясницу. Затем он медленно потянул вверх замочек молнии. Ева смутилась, подумав о своем простом белом бюстгальтере. Несомненно, он привык видеть на женщинах красивое дорогое белье. У нее не было денег на подобные излишества.

Чтобы застегнуть молнию до конца, Видаль перебросил ее волосы вперед через плечо. У Евы на миг перехватило дыхание, но затем он убрал руку и отстранился.

— Повернись.

Ева сделала, как он велел, и его взгляд скользнул сначала вниз, затем вверх по ее фигуре.

— Ты отлично выглядишь.

— Это платье подходит для пресс-конференции?

— С жакетом подойдет, — ответил он. — Тебе понадобится еще кое-что.

Повернувшись, он открыл шкафчик и достал с верхней полки коробочку с логотипом одного из известных на весь мир ювелирных домов.

Видаль открыл коробочку, и лицо Евы вытянулось при виде кольца с желтым камнем квадратной формы, по обеим сторонам которого были прозрачные бриллианты.

— Что это за камень? — поинтересовалась она.

— Желтый бриллиант.

— Он очень красивый.

Видаль достал кольцо из коробочки, собираясь надеть ей на палец.

— Не надо. Я могу сделать это сама.

— Я хочу это сделать.

Ева сердито посмотрела на Видаля, но все же протянула руку. Взяв ее ладонь в свою, Видаль надел кольцо ей на безымянный палец. Оно выглядело неуместно на руке с суховатой кожей и короткими ногтями, но пришлось ей впору. Как в романтической сказке. Только это была не сказка, а спектакль, рассчитанный на публику.

Ева попыталась отдернуть свою руку, но Видаль ее не отпустил. Подняв на него взгляд, она обнаружила, что он смотрит на ее губы.

— Знаешь, я кое-что тебе должен, — сказал он.

— Ты ничего мне не должен.

— Должен. — Он придвинулся ближе, и у Евы перехватило дыхание. — Я должен тебе поцелуй.

— Нет, ты правда ничего мне не должен.

— Но ты так разозлилась в тот день, когда я не ответил на твой поцелуй.

— Я неправильно истолковала ситуацию.

— Это не так. Ты просто застала меня врасплох. Знаешь, почему я не ответил на твой поцелуй?

— Я… — только и смогла вымолвить Ева, глядя на его четко очерченные губы.

— Потому, что я хотел слишком многого, а ты не была к этому готова. Ты испытывала на прочность мое самообладание, и в тот день я чуть не потерял над собой контроль. Но сейчас ты готова.

«Готова ли я?» — подумала Ева.

Видаль еще приблизился и запустил одну руку ей в волосы, а другую положил на талию. Их взгляды встретились, и она утонула в его бирюзовых, как море, глазах. Слегка наклонив назад ее голову, Видаль прижался губами к ее губам, и внизу ее живота вспыхнул огонь. Но он отстранился, и все закончилось.

«Ты не была готова, но сейчас ты готова».

Его губы были всего в дюйме от ее губ. Ее тело выгнулось дугой ему навстречу. Каждая ее клеточка жаждала его прикосновений.

Она так хотела, чтобы он ее поцеловал! Мечтала об этом, даже несмотря на то, что когда-то он ее отверг. Но если она сейчас начнет просить его о поцелуе, он победит, а она проиграет. Чувство собственного достоинства — это единственное, что у нее осталось.

С этой мыслью Ева резко отстранилась и произнесла:

— Я говорила, что не буду с тобой спать.

— Будешь, — уверенно ответил Видаль, окидывая ее взглядом. — Кстати, это платье прекрасно тебе подходит. Думаю, тебе следует причесаться.

Он вышел из спальни и закрыл дверь, прежде чем Ева смогла что-то сказать в ответ. Раздраженная его спокойствием и реакцией своего тела на его близость, она взяла туфлю и швырнула ее в дверь. Из салона до нее донесся смех Видаля.

Пройдя в ванную, она посмотрела на себя в зеркало и застонала: ее волосы выглядели так, будто она продиралась сквозь заросли. Ее щеки разрумянились, а глаза блестели.

Ева хотела Видаля, но она скорее умрет, чем пойдет на поводу у этого желания. Потому что знала, что если она ему поддастся, то защитные барьеры, которыми много лет окружала свое сердце, рухнут. К этому она не была готова.

Вернувшись в салон, Видаль сел на свое место. Кровь бурлила в его жилах, все тело было напряжено из-за неудовлетворенного желания.

Ева играла с ним. Иначе и быть не могло. Она уже не пылкая девочка-подросток, а зрелая женщина.

При этой мысли внутри у него что-то перевернулось. В чем дело? Он жалел о том, что не был тем мужчиной, который лишил ее невинности?

«Нет», — твердо сказал он себе. Потому что он точно знал, как все было бы, если бы он сделал ее своей, когда ей было восемнадцать. Наверное, после этого она отреагировала бы как обычно: сделала бы язвительное замечание и ушла, приняв все как должное.

Должно быть, тогда она думала, что, если получит опыт интимных отношений, это поможет ей соблазнить подходящего мужчину и стать его женой. Но ее семья разорилась до того, как она успела найти себе мужа. Жалел ли ее Видаль? Нет, нисколько. У нее оставались крыша над головой и имя, которое могло открыть многие двери.

«И ты не преминул этим воспользоваться», — раздался его внутренний голос.

Видаль сделал глоток шампанского, но оно показалось ему горьким.

К его удивлению, Ева нисколько не стыдилась того, что работала горничной. Она с этим примирилась, что было странно для человека высокого происхождения.

Дверь в конце салона открылась, и Видаль, подняв глаза, увидел Еву. В платье, жакете и туфлях, которые он для нее выбрал, и зачесанными назад волосами она выглядела безупречно.

— Теперь я выгляжу подобающим образом? — спросила она, указав ему жестом на свой наряд.

— Да.

— Спасибо, что подобрал мне одежду.

Она его поблагодарила? Он не ослышался?

Видаль ждал, что Ева скажет какую-нибудь колкость, но, к его удивлению, она промолчала.

— Пожалуйста. Это меньшее, что я могу сделать, чтобы ты чувствовала себя комфортно на публике.

— Если я тебе пока не нужна, я пойду прилягу.

— Чувствуй себя как дома.

Когда она шла назад в спальню, Видаль в замешательстве смотрел ей вслед. Она то вела себя как прежняя Ева Флорес, то как совершенно другой человек.

Но он не собирался анализировать ее поведение. Для него было важно лишь, чтобы она выполнила свои условия их взаимовыгодного соглашения, а затем, когда настанет время, отдалась ему и удовлетворила его желание.

Еву шокировало огромное число репортеров, которые ждали их в аэропорту Сан-Франциско. Все эти люди столпились у трапа, и ладони Евы вспотели от волнения.

В самолете ей так и не удалось уснуть. Она была слишком напряжена после несостоявшегося поцелуя с Видалем. Ева завидовала его самоконтролю. Он действительно хотел ее поцеловать или ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как Ева мучается?

— Готова? — спросил Видаль, протянув ей руку.

Кивнув, она вложила в нее свою ладонь и запретила себе реагировать на электрический разряд, пробежавший по ее коже.

Когда Ева ступила на трап, ее ослепили вспышки фотокамер. Видаль помог ей спуститься, после чего стал отвечать на вопросы журналистов, которым давал слово его пиар-менеджер. Он сказал, что познакомился с Евой, когда жил у нее во дворце вместе со своим отцом.

— Это была многолетняя дружба, которая недавно переросла в нечто большее. Ева оказала мне большую честь, когда согласилась стать моей женой.

— Когда вы планируете пожениться?

Ева почувствовала, как Видаль слегка напрягся, но его тон был спокойным, когда он произнес:

— У нас еще много времени впереди. Мы хотим насладиться нашей помолвкой.

Ответы Видаля прозвучали так искренне, что Ева на мгновение представила себе, что они на самом деле были друзьями.

Затем он повернулся к ней лицом и, приподняв ее подбородок, еле слышно спросил:

— Ты готова?

Ева чувствовала необходимость возразить, но было уже слишком поздно. Губы Видаля прижались к ее губам, и ее разум тут же отключился.

Видаль быстро отстранился, но Еве понадобилась пара секунд, чтобы открыть глаза. Когда она это сделала, ее снова ослепили вспышки фотокамер. Пиар-менеджер сказал репортерам, что интервью окончено и влюбленных следует оставить наедине. Видаль повел Еву к внедорожнику с тонированными стеклами. Шофер открыл дверцу, и Видаль помог ей забраться в салон.

Автомобиль покинул территорию, и впереди показались высотные здания.

— Ты в порядке? — спросил Видаль у Евы, взяв ее за руку.

— Я не привыкла ко всему этому, — ответила она, еще не отойдя от его поцелуя, который пробудил в ней что-то более серьезное, нежели сексуальное желание.

— Прости. Наверное, мне следовало лучше тебя подготовить.

Ева покачала головой.

— Я в порядке, — ответила она, отдернув свою руку. Она давно научилась не ждать ничьей поддержки и полагаться только на себя.

В Сан-Франциско только начало темнеть, и Ева повернулась лицом к окну и стала любоваться городом, чтобы отвлечься от своих переживаний. Они проехали центральный район Хайт-Эшбери, который стал известен в шестидесятых годах прошлого века как место сборищ хиппи, и вскоре оказались в тихом районе города с частными домами. Автомобиль остановился перед неброскими воротами. Через несколько секунд они открылись, и из них вышел мужчина в темных брюках и такой же рубашке поло. Видаль тепло его поприветствовал, затем помог Еве выбраться из машины и представил их друг другу.

— Это Майкл, мой управляющий.

Мужчина наклонил голову и улыбнулся:

— Мисс Флорес, рад видеть вас здесь. Позвольте поздравить вас с помолвкой.

Ева приветливо улыбнулась в ответ и пожала ему руку.

Пока Майкл доставал их багаж, Видаль и Ева вошли в ворота. У Евы перехватило дыхание, когда она обнаружила, что за забором и высокими деревьями скрывается красивый дом из камня, стали и стекла и безупречно ухоженный сад с каменистыми террасами.

Они прямиком направились в дом. Огромный холл высотой в два этажа был оформлен в минималистском стиле, но совсем не казался холодным и неуютным.

Мебель на вид была мягкой и комфортной. На тех стенах, которые были не из стекла, висели картины. Пройдя дом насквозь, они оказались на открытой веранде с дощатым настилом. Уровнем ниже располагался длинный плавательный бассейн.

— Теперь пойдем наверх, — сказал Видаль.

Ева сняла туфли на высоком каблуке и пожалела об этом, когда он бросил взгляд на ее босые ступни.

— Надеюсь, ты не против? — смущенно произнесла она. — Я не привыкла к таким высоким каблукам. И еще мне не хотелось бы испортить тебе полы.

Видаль немного удивленно покачал головой:

— Нет, я не против, что ты разулась. Этот дом станет твоим на ближайшие несколько недель.

Они поднялись на второй этаж, где располагалась уютная комната для отдыха с огромным телевизором и стереосистемой, затем пересекли столовую в формальном стиле и оказались на террасе с видом на решетку из пересекающихся улиц и мост Золотые Ворота вдалеке.

— Теперь я понимаю, почему Америку называют Новым Светом. Здесь чувствуешь себя словно в другом мире.

Дом Видаля был полной противоположностью ее дворца в Испании. Именно поэтому он так ей понравился.

— Ты меня удивляешь, — сказал он.

— Почему? Ты думал, что я чувствую себя комфортно только в тех домах, которым несколько сотен лет? — Она небрежно пожала плечами: — Нет. Я готова хоть каждый день открывать для себя что-то новое.

За спиной у них раздались шаги, и Ева, повернувшись, увидела Майкла.

— Простите, что помешал вам, босс, но машина уже ждет вас.

Выругавшись себе под нос, Видаль посмотрел сначала на часы, затем на Еву.

— Дорогая, мне нужно ехать на заседание совета директоров. Майкл покажет тебе твою комнату и распорядится, чтобы наш шеф-повар приготовил для тебя ужин. Увидимся завтра утром.

С этими словами Видаль повернулся и ушел, приведя Еву в замешательство.

— Мисс Флорес, — улыбнулся ей Майкл. — Пойдемте сначала в вашу комнату, а затем вы мне расскажете о ваших пищевых предпочтениях.

Изобразив на лице улыбку, Ева кивнула и последовала за Майклом, мысленно говоря себе, что она уже давно не ребенок и сможет справиться со всеми трудностями.

Глава 6

Следующим утром Видаль все еще испытывал угрызения совести из-за того, что так внезапно уехал, оставив Еву одну. Она выглядела удивленной и немного потерянной. Его так поразила ее реакция на его дом, что он чуть не забыл о заседании совета директоров.

Он думал, что она бывала в похожих домах и будет критиковать интерьер, но, похоже, она была очарована его домом.

Она была для него загадкой. То она казалась ему холодной надменной Евой Флорес, которую когда-то знал, то совершенно другим человеком. Это сбивало его с толку.

Услышав шаги, Видаль, сидящий за столиком на открытой веранде с видом на бассейн, поднял глаза и увидел направляющуюся к нему Еву. На ней были джинсы и белая футболка, но даже в такой простой одежде она выглядела как королева.

Она села напротив него.

— Доброе утро, — сказал Видаль, когда шеф-повар принес им свежую выпечку. — Санто, это Ева.

— Рада с вами познакомиться, Санто, — улыбнулась она.

— Взаимно, — вежливо ответил повар и удалился.

— Ты хорошо спала? — спросил Видаль у Евы.

— Да. Моя комната очень комфортная. Я не привыкла к таким современным удобствам.

Видаль подумал, что дворец Евы выглядел внушительно, но его нельзя было назвать комфортабельным.

— Тебе нет необходимости возвращаться к прежнему образу жизни. Кстати, мои юристы уже составили документ, в котором детально расписали условия нашего соглашения. Твой поверенный нанял юриста из местной фирмы, чтобы он представлял здесь твои интересы. После завтрака мы поедем в мой офис.

— Хорошо, — ответила она после небольшой паузы.

— Ты не передумала?

Ева покачала головой и сделала глоток кофе.

— Нет. Мне просто не верится, что все происходит так быстро и легко, учитывая мои огромные долги. — Она посмотрела на него: — А ты не передумаешь, Видаль? Я все еще не понимаю, как мое присутствие рядом с тобой может быть настолько полезным для тебя.

Видаль сказал себе, что ее самоуничижение — это ложный маневр. Что, возможно, она рассчитывает на что-то большее.

Он покачал головой:

— Я не передумаю. Я твердо намерен исполнить последнюю волю моего отца. Эта сделка выгодна для нас обоих, даже не сомневайся. Твое присутствие рядом со мной докажет моим потенциальным инвесторам, что я благонадежен.

— Это все? Рядом с тобой? Не в твоей постели?

— Как я уже сказал, я никогда не затаскивал женщину в постель против ее воли. Все они отдавались мне добровольно. И с большим энтузиазмом.

На ее щеках вспыхнул румянец.

— Это отвратительно!

Ее чопорность заинтриговала Видаля.

— Вовсе нет. Я забочусь о том, чтобы все мои партнерши…

Увидев Санто, который нес им кофе, Видаль резко замолчал и с трудом сдержал смех, когда Ева смерила его испепеляющим взглядом. Несомненно, он получит огромное удовлетворение, когда она сдастся и начнет умолять его заняться с ней любовью.

Когда Санто снова ушел, Видаль подался вперед и сказал:

— Не забывай о том, что я был свидетелем проявления твоей страстной натуры, Ева Флорес. Возможно, твой вид оскорбленной невинности и одурачит кого-то, но не меня.

Рука Евы с булочкой замерла возле рта.

— Ты имеешь в виду тот инцидент, когда я тебя поцеловала?

К ее удивлению, Видаль покачал головой.

— Тогда что ты?…

Внезапно она осеклась, вспомнив свой самый большой секрет. При мысли о том, что Видаль его знал, внутри у нее все оборвалось.

Она встретилась с ним взглядом, и он кивнул. Его глаза блестели.

— Я наблюдал за тобой.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты все еще это делаешь?

Нет, но ей часто это снилось.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Кто тебя научил танцевать, Ева? Ты делала это так увлеченно.

— Меня научила наша первая домработница Мария, — ответила она с большой неохотой. — К тому времени, когда вы с отцом появились во дворце, ее там уже не было. Однажды я увидела, как она танцевала на кухне. Еще она пела. Это были очень грустные песни. Я попросила ее научить меня танцевать.

— Сколько лет тебе тогда было?

— Около восьми.

Это произошло вскоре после того, как отец Евы ушел из семьи и ее мать стала запираться в спальне на долгие часы. Мария была единственной, кто в то время заботился о Еве. Она научила ее не только танцевать, но и готовить. Их дружба продолжалась до тех пор, пока однажды мать Евы не пришла на кухню и не увидела, как она помогала Марии готовить. «Кухня неподходящее место для дочери. Я ее мать, и только мне решать, что она должна делать, а что нет. Ты уволена, Мария», — сказала тогда мать.

Ева расплакалась. Мать дала ей пощечину, и она больше никогда не плакала. Она спрятала свои эмоции глубоко внутри себя, чтобы больше не злить свою мать.

— Знаешь, у тебя очень хорошо получалось, — сказал Видаль.

— Я… Спасибо. Никто не знал, что я танцевала. Я не хотела, чтобы кто-то знал.

— Почему?

Она издала резкий смешок:

— Ты представляешь, что было бы, если бы моя мать увидела, как ее дочь танцует фламенко? Она вышвырнула бы меня из дворца вслед за Марией.

— Она уволила Марию?

Ева кивнула:

— Ей не понравилось, что та оказывала на меня влияние.

— Ты была ребенком.

— Мне было десять, когда она уволила Марию. Те два года, что Мария проработала у нас во дворце, были для меня счастливыми. Без нее дворец казался пустым и унылым.

Только когда во дворце поселились Видаль и его отец, мир заиграл для нее новыми красками.

Тогда она стала заниматься танцами, просматривая уроки в Интернете. Она никому об этом не рассказывала, и то, что Видаль за ней наблюдал, шокировало ее. Но, танцуя фламенко, она зачастую представляла себе, что делала это для него.

— Я больше этим не занимаюсь, — отрезала Ева, прогнав усилием воли нахлынувшие на нее воспоминания.

— Жаль. Возможно, когда-нибудь ты захочешь станцевать для меня.

При этой мысли внутри у нее все сжалось.

— Даже и не мечтай, — ответила она.

— Вам нужно только поставить здесь подпись, мисс Флорес.

Юрист, нанятый ее поверенным, протянул ей ручку, и она, помедлив лишь пару секунд, продала собственность, которой владела семья ее матери на протяжении многих поколений. Она не испытала ни чувства вины, ни сожаления. Лишь некоторое опустошение.

Учитывая тот факт, что их с Видалем ничего не связывало, его предложение было весьма щедрым. Он не только заплатил все ее долги, но и предложил ей долю в своем новом бизнесе.

Сейчас она чувствовала себя так, словно с ее плеч свалился тяжелый груз. Чувствовала себя свободной впервые в жизни. В этом и была причина опустошенности.

Раздался стук в дверь, и в кабинет вошел Видаль. Сразу после завтрака они с Евой поехали в его офис, находящийся в оживленном районе Мишен.

Юрист поднялся и закрыл папку с документами:

— Все готово. Я свяжусь с поверенным мисс Флорес и дам ему знать, что сделка состоялась.

— Спасибо, — ответил Видаль и закрыл за ним дверь.

— Как гора с плеч, — сказала Ева, чувствуя всю важность того, что только что произошло.

— Ты не жалеешь о том, что отказалась от многовекового наследия своих предков?

Поднявшись, Ева подошла к окну, из которого открывался вид на зеленый двор в центре делового комплекса. Сейчас было время ланча, и многие сотрудники отдыхали и ели там, сидя на траве. Она может стать такой же, как эти люди. Для этого ей лишь нужно еще несколько недель противостоять своему влечению к Видалю Суаресу.

Ева повернулась к нему лицом:

— Нисколько. Дворец всегда казался мне похожим на тюрьму. Думаю, твой отец прав, и ты сможешь найти ему лучшее применение.

Видаль прислонился к столу и сложил руки на груди:

— Мне всегда казалось, что ты довольна своей ролью наследницы знатного рода, живущей во дворце. Неужели ты действительно не была там счастлива?

Это был провокационный вопрос.

— Я никогда не знала другого дома. Дворец был для меня целым миром. Мне не с чем его сравнить. Я не знаю, была я там счастлива или нет.

И все же это не совсем так. Она чувствовала себя счастливой, когда училась у Марии готовить и когда танцевала фламенко.

— Итак, что у нас дальше по плану? — спросила Ева, не желая обсуждать свое прошлое.

— На следующую неделю у меня запланирован ряд светских мероприятий, так что ты сейчас отправишься за покупками.

Еву тут же охватила паника.

— Видаль, я не…

— Тебя будет сопровождать стилист.

— О.

Наверное, ей следовало обидеться на него за то, что он не доверял ее вкусу, но вместо этого она почувствовала облегчение.

— Как я узнаю?…

— Я отправил ей список мероприятий, которые мы с тобой посетим. Доверься ей. Встретимся за обедом.

— В этом нет необходимости. Уверена, у тебя есть дела поважнее, нежели проводить время со мной.

— Для меня важно, чтобы нас с тобой видели вместе как можно чаще, так что я забронировал для нас номер в популярном ресторане.

— Ясно.

— Почему тебя так волнует то, в чем ты появляешься на публике? — спросил Видаль у Евы, когда они сидели за столиком на террасе эксклюзивного ресторана, расположенного на берегу океана.

Ева заметила папарацци, дежуривших неподалеку от входа. Ей стало не по себе, хотя на ней были широкие брюки и свободный шелковый топ, выбранные стилистом.

— Я говорила тебе, что все дело в вечеринке, которую посетила, когда мне было восемнадцать. Я думала, что надела подходящее платье. Моя мать его одобрила. Только придя на вечеринку, я поняла, что мой наряд устарел лет на десять. До этого я последний раз была в обществе в подростковом возрасте.

— Ты обучалась дома, и у тебя не было друзей.

— Спасибо за напоминание, — съязвила Ева.

Видаль пожал плечами:

— Я пытался тебе сочувствовать, но ты всегда говорила мне колкости и давала понять, что не нуждалась ни в чьей жалости.

Она научилась хорошо скрывать свои чувства, потому что не хотела быть уязвимой.

Потому что боялась, что, если она попытается сблизиться с Видалем, ее мать снова его унизит, как тогда, за ужином. Всякий раз, когда Ева вспоминала тот вечер, она испытывала угрызения совести.

— Помнишь тот вечер, когда моя мать пригласила тебя поужинать с нами?

— Да.

Ева заставила себя встретиться с ним взглядом:

— Я всегда хотела извиниться перед тобой за тот ужин. Я понятия не имела, что она будет так себя вести. Что она будет говорить о тебе, игнорируя твое присутствие за столом.

— Я помню, что ты сидела и смотрела куда угодно, только не на меня. Почему ты ничего не сказала?

— Мне было шестнадцать, и я не знала, как сделать так, чтобы моя мать перестала тебя унижать. Я боялась ее гнева.

— Ты хочешь сказать, что ты не была с ней заодно?

— Мои чувства к матери были сложными. У меня не было никого, кроме нее. Я ей доверяла. Она объяснила мне, как я должна себя вести.

— Мой отец говорил мне, что в твоем поведении не было твоей вины. Я был готов в это поверить, но ты не давала мне такой возможности.

Ева поежилась:

— Я не понимала, что делала. У меня не было перед глазами других примеров.

Видаль подался вперед:

— А я думаю, что ты прекрасно знала, что делала. В какой-то момент ты приняла решение, что дразнить и мучить меня и смотреть на меня сверху вниз гораздо веселее, нежели пытаться быть со мной дружелюбной.

Ева почувствовала себя так, словно он нанес ей удар под дых. Она только что призналась ему, почему так вела себя с ним в прошлом, но он, очевидно, не хотел менять свою точку зрения.

Тогда она напомнила себе, что она для него всего лишь средство для достижения цели, и, придав своему лицу скучающее выражение, бросила взгляд на экран своего мобильного телефона:

— У меня запланирована еще одна встреча со стилистом. Мне нужно идти.

Прежде чем она успела подняться, Видаль подался вперед и взял ее за руку.

— Что?…

Она не смогла договорить. Видаль положил другую руку ей на затылок, притянул Еву к себе и накрыл ее губы своими. Поцелуй продлился всего несколько секунд, но он был таким крепким и страстным, что у Евы закружилась голова.

Отстранившись, Видаль самодовольно улыбнулся и, не отпуская ее руки, поднялся. Еве тоже пришлось встать.

К ним подошел официант:

— Вам принести счет, мистер Суарес?

— Да, пожалуйста, — ответил Видаль, не сводя глаз с Евы. Она сказала себе, что он просто играет на публике роль влюбленного жениха. — У моей невесты сегодня много дел, и мы, к сожалению, пропустим десерт.

— Никаких проблем, сэр.

Когда Ева и Видаль направлялись к выходу, другие посетители ресторана провожали их взглядом.

Как только они оказались на улице, Ева отдернула свою руку и сказала:

— Это было низко.

— Я просто воспользовался возможностью показать всем, что наш союз настоящий.

— Пожалуйста, больше не делай так, не предупредив меня. Мне не нравится, когда мной манипулируют.

Губы Видаля дрогнули в улыбке.

— Когда я тебя поцеловал, ты не возражала.

Она действительно не возражала. В этом и была вся проблема.

— Вообще-то в подобных случаях спрашивают разрешения.

— Хорошо. Я могу взять твою руку?

— Зачем?

— На той стороне улицы находятся папарацци. Они нас снимают.

— Что ты собираешься делать с моей рукой?

— Поднести ее к губам и поцеловать.

Ева протянула ему руку:

— Хорошо. Но больше никаких поцелуев в губы.

Прикоснувшись губами к ее ладони, Видаль тихо сказал:

— Это не проблема. Помимо губ существует множество мест для поцелуев. — Он снова прижался губами к ее ладони, после чего отпустил ее: — Увидимся позже.

Ева все еще злилась на Видаля, когда ждала его в гостиной. После его слов в ресторане она весь день представляла себе, как он покрывает поцелуями разные части ее тела.

Когда стилист отвела ее в бутик нижнего белья, воображение разыгралось еще сильнее. Поскольку она не могла объяснить стилисту, почему ей не нужно сексуальное белье, пришлось смотреть на все эти шедевры из кусочков шелка и кружева. Понимая, что всю эту красоту не увидит на ней никто, кроме нее самой, она испытывала чувство вины, когда к покупкам добавлялась очередная сумка или коробка.

Она знала, что за ее гневом на Видаля скрывается сильное волнение перед их совместным появлением на публике сегодня вечером. Это будет ежегодный благотворительный бал, приглашение на который получают только избранные.

Еще она скрывала боль, вызванную тем, что после всего, что она рассказала Видалю, его мнение о ней оставалось невысоким. Она упорно говорила себе, что так лучше, потому что они не смогут сблизиться. Зачем ей с ним сближаться, когда они расстанутся после того, как его цель будет достигнута?

За спиной у нее раздались шаги, и Ева, повернувшись, увидела Видаля. В черном смокинге безупречного покроя он был так великолепен, что у нее перехватило дыхание и все разумные мысли вылетели из ее головы.

Его взгляд скользнул по ее телу, и она почувствовала себя неуверенно, несмотря на то, что к балу ее готовили стилист и визажист.

— Ты потрясающе выглядишь, Ева, — наконец сказал он. — Правда.

— Я… Спасибо.

Еве казалось, что ее красное платье с облегающим корсажем без бретелек и двухслойным подолом до пола слишком бросается в глаза.

— Я предпочла бы держаться в тени, — сказала она стилисту, когда они выбирали ей наряд для сегодняшнего вечера.

Та рассмеялась в ответ:

— Рядом с Видалем Суаресом? Боюсь, это невозможно. Немногие женщины могут себе позволить подобное платье. Оно идеально подходит вашему цветотипу.

— Нам пора идти. Мой шофер уже ждет нас, — сказал ей Видаль, и Ева услышала в его тоне нотки гордости.

Это вызвало у нее чувства, которые она не захотела анализировать. С каждым днем ей становилось все труднее держать под контролем свои эмоции.

— Я так сожалею о вашей утрате. Ваша мать была самой красивой дебютанткой своего года. Я хорошо ее помню.

Когда пожилая женщина, сказавшая это Еве, отошла в сторону, Ева обратилась к Видалю:

— Понятия не имею, кто это.

— Она знает тебя, и это главное.

Это лишь подтвердило то, что Видаль поступил правильно, предложив Еве стать его фиктивной невестой.

После обеда он не мог сосредоточиться на работе, потому что его мысли витали далеко. Он не ожидал, что Ева извинится перед ним за тот ужин, на который его пригласила ее мать. Для него было унизительно сидеть за столом и слушать, как миссис Флорес говорила о нем так, словно он был невидимым. Это так сильно его задело, что во время званых ужинов у него до сих пор возникало чувство, будто он был там лишним. Он боялся, что люди могут начать говорить друг с другом, не замечая его.

Ева всегда умела давить на его чувствительные места. Видаль много раз проявлял слабость по отношению к ней, и она его за это наказывала, поэтому он не собирался начинать смотреть на прошлое другими глазами. Но сегодня она показалась ему ранимой, и он подумал, что, возможно, был слишком категоричен по отношению к ней.

Его раздражало то, как Ева пыталась оправдать свое поведение. Он никак не отреагировал на ее извинение, и она сделала вид, будто ей безразлична его реакция. Он поцеловал Еву, чтобы наказать ее за это.

Сейчас, когда они шли сквозь толпу, Ева крепко вцепилась в его руку. Она была напугана. Она сказала ему, что все эти годы не вела светскую жизнь. Это противоречило его представлениям о ней.

Подавив угрызения совести, Видаль сказал ей:

— Ты можешь улыбнуться.

Она посмотрела на него с удивлением:

— Разве я не улыбаюсь?

— Ты редко это делаешь.

— Наверное, тебе следовало бы выбрать менее серьезную женщину в качестве фиктивной невесты, — тихо сказала она.

— Тебе не идет жалеть себя, Ева. Ты единственная женщина, которую я хочу.

Ее щеки вспыхнули, и она процедила сквозь зубы:

— Я не собираюсь с тобой спать, Видаль.

Он покачал головой:

— Тебе не следует так сопротивляться, если не хочешь, чтобы я получил большее удовлетворение, когда ты признаешь свое поражение.

Глава 7

Оставшуюся часть недели Ева привыкала к новой жизни, которая была нисколько не похожа на ее прежнюю жизнь.

Ей были по душе пейзажи Сан-Франциско и дружелюбные люди, которых она встречала во время своих ежедневных прогулок. Когда с ней впервые поздоровался на улице незнакомый человек, она не сразу нашлась что ответить, поскольку не привыкла к подобному.

Рядом с домом Видаля был парк, и ей нравилось покупать латте в ближайшей кофейне, пить его, сидя на скамейке, и наблюдать за людьми. Когда жила в замке, у нее не было такой возможности.

Она наблюдала за мамами и нянями с детьми на игровой площадке. Малыши резвились и весело кричали.

Детство Евы нельзя было назвать обычным. Этим она была обязана своему привилегированному положению. Сейчас, когда она смотрела на этих счастливых детей, у нее щемило сердце при мысли о простых удовольствиях, которых была лишена, когда была ребенком.

Видаль сказал, что ей не идет жалеть себя, и она прогнала эти мысли.

К ней подошла большая лохматая собака, похожая на колли, и Ева улыбнулась, протянула к ней руку и начала ее гладить. Когда пес ткнулся носом ей в ладонь, требуя больше ласки, к ним подбежала его хозяйка.

— Олли, не приставай к девушке. — Схватив собаку за ошейник, она начала ее оттаскивать.

— Я не возражаю, — ответила Ева, но женщина и собака уже ушли.

— Не знал, что ты любишь собак.

Ева чуть не уронила кофе. Подняв глаза, она увидела Видаля, стоящего рядом со скамейкой. На нем были брюки и рубашка с закатанными рукавами. В руке он держал стаканчик с кофе.

— Я думала, ты работаешь, — сказала она.

— Я работал. Затем начал тебя искать, и Санто сказал мне, что ты отправилась на прогулку, — ответил он, сев рядом с ней.

— Здесь здорово. Люди такие дружелюбные. Бариста в кофейне знает, как меня зовут, хотя я была там всего несколько раз. Я проработала в отеле в Мадриде почти год, и мое начальство никак не могло запомнить, как меня зовут. Я всегда хотела иметь собаку, — добавила она.

— Во дворце можно было содержать сотню собак.

— Мой отец терпеть их не мог, а моя мать после его ухода не могла думать о такой ерунде, как домашние животные. — Ева посмотрела на Видаля: — Для чего ты меня искал? Я думала, что свободна до вечера.

— Ничего не изменилось. Я просто наткнулся кое на что в Интернете. Тебе следует это увидеть.

Он протянул ей свой мобильный телефон. Посмотрев на экран, Ева вся похолодела при виде фотографии, сделанной на вечеринке в Лондоне несколько лет назад. На снимке она выглядела как олень, которого застиг врасплох свет фар.

— Ты заинтересовала местных щелкоперов, и они стали искать информацию о тебе, — сказал он. — Это фото — все, что им пока удалось найти. Ева, посмотри на меня.

Ева неохотно повернула голову.

— Мне нужно знать, есть ли в твоем прошлом еще что-то, что они могут раскопать.

Она отдала ему телефон:

— Не слишком ли поздно для этого?

Видаль ничего не ответил.

— Можешь быть спокоен, они больше ничего не найдут. Мой опыт светской жизни ограничивается той вечеринкой.

— Тебе придется мне это объяснить.

Ева снова отвернулась:

— Не боишься, что мой рассказ не совпадет с той картиной, которую ты себе нарисовал?

Видаль вздохнул:

— Это фото довольно красноречиво, так что неудивительно, что у меня в голове сложилась определенная картина.

— Я видела несколько твоих фото, которые дали мне понять, что ты тоже не был святым все эти годы, — отрезала она.

Видаль кивнул:

— Признаюсь, было время, когда я тоже вел себя ненадлежащим образом. Именно поэтому сейчас я так забочусь о своей репутации.

— Почему ты плохо себя вел? Деньги и слава вскружили тебе голову?

Видаль поморщился:

— Все не так просто. Это началось после смерти моего отца. Я чувствовал себя одиноким и потерянным. В целом мире не осталось ни одного человека, которого заботило бы мое благополучие. — Его губы дернулись. — Это был мой период жалости к самому себе.

— Я тебя понимаю, — искренне ответила Ева, которой было хорошо знакомо чувство пустоты и одиночества.

Они долго молчали, а затем слова сами полились рекой.

— Вскоре после того, как твой отец уволился, я отправилась к своему отцу в Лондон, чтобы просить его помочь нам с матерью. Она не знала, что я полетела к нему. Мать запретила бы мне это делать, если бы я ей сказала, куда собралась. Отец принял меня в своем офисе. Он даже не пригласил к себе домой. — Ева тяжело сглотнула: — Когда он увидел, в каком я была отчаянии, сказал, что поможет мне, если я окажу ему услугу. Он хотел, чтобы я пошла с ним на вечеринку. Он снял для меня номер в одном из лучших отелей и прислал ко мне курьера с платьем. Тем самым платьем, в котором я на фото.

— Продолжай.

— Оно было таким коротким, что я отказалась выходить в нем из номера. Затем приехал отец и сказал, что я поднимаю шум из-за пустяков. Что, если я хочу, чтобы он мне помог, придется надеть это платье. Итак, я поехала с ним на вечеринку. Сначала все было нормально. Я подумала, что слишком остро отреагировала, хотя мне по-прежнему было ужасно некомфортно в том платье. Через некоторое время я обратила внимание на то, что на вечеринке присутствовали главным образом мужчины. Что женщины, которые там были, совсем не походили на их жен и невест.

— Это были эскортницы, — мрачно заметил Видаль.

— Откуда ты знаешь?

— Я бывал на подобных вечеринках, но никогда на них не задерживался.

— Я не понимала, что происходит, пока мой отец не представил меня одному из мужчин и не велел мне пойти с ним в ВИП-кабину. Тот тип начал меня лапать. Когда он засунул руку мне под платье, я выплеснула вино из своего бокала ему в лицо. Я нашла отца, рассказала ему о произошедшем и расплакалась, но он сказал в ответ, что, если я не смогла развлечь его друга, он не сможет мне помочь.

— Что ты сделала?

Вопрос Видаля возмутил Еву.

— Разумеется, я тут же покинула вечеринку. Переодевшись в отеле, я прямиком отправилась в аэропорт. С тех пор я больше не видела своего отца и не говорила с ним.

Лицо Видаля было мрачнее тучи.

— Твой отец пытался подложить тебя под своего приятеля?

— Да.

— Прости, что неправильно истолковал ситуацию. Я думал, что ты тусовалась со своими друзьями.

Еву удивило, что он наконец ей поверил. На душе у нее потеплело.

— Я никогда никому об этом не рассказывала и пришла в ужас, когда увидела в Интернете это фото.

— Твоя мать ничего не знала?

Ева покачала головой:

— Вскоре после этого ее ментальное здоровье начало ухудшаться, и мне пришлось заботиться о ней день и ночь, пока она не умерла.

— А я думал, что ты наверстывала упущенное за долгие годы, проведенные в четырех стенах, — произнес Видаль после долгой паузы.

Ева молча отвернулась.

— Значит, ты действительно не вела светскую жизнь?

— Нет. — Она заставила себя посмотреть на него: — Это как-то повлияет на условия нашего соглашения?

— Я выходец из рабочего класса, и твое присутствие рядом со мной принесет мне пользу, даже несмотря на твою неопытность.

— Даже несмотря на грязные похождения моего отца?

— К сожалению, он не отличается от множества мужчин, которые вращаются в высших кругах.

— Это отвратительно.

— Должно быть, тебе было тяжело, когда ты поняла, на что способен твой отец.

— Мне не следовало ждать от него ничего хорошего.

Видаль кивком указал ей на площадку, где все еще резвились и кричали дети.

— Неужели они тебе не мешают? Ты не похожа на человека, который любит детей.

Ева снова сглотнула:

— Я не собираюсь иметь детей. Я вряд ли смогла бы хорошо воспитать ребенка. Мне не с кого брать пример.

— Однако ты сидишь здесь и смотришь на играющих детей.

Похоже, он видел ее насквозь и понял, что она боится стать матерью, потому что ее собственная мать была далеко не идеальной.

— А ты, Видаль, хочешь иметь детей? — спросила Ева.

Он кивнул:

— Я всегда мечтал о большой семье. Я был единственным ребенком. Моя мать не смогла родить больше детей.

— Мне жаль.

— Я хотел бы иметь, по меньшей мере, двух или трех детей.

«Потому что он верит в то, что однажды встретит женщину, достойную его любви. Потому что он верит в любовь».

Телефон Видаля издал сигнал, и он, бросив взгляд на экран, поднялся.

— Мне нужно вернуться домой и сделать несколько звонков. Санто готовит обед.

— Я скоро приду, — ответила Ева.

Ей нужно было время, чтобы переварить этот разговор. Видаль был прав. Ей доставляло удовольствие находиться рядом с детской площадкой, потому что она хотела иметь детей, но боялась, что не справится с материнскими обязанностями.

Он видел ее насквозь, и это было опасно.

С этой мыслью она встала со скамейки и пошла в противоположную от дома Видаля сторону. Ничего страшного не случится, если она немного опоздает к обеду.

— Это мероприятие устраивает посол Испании в Соединенных Штатах с целью прославления испанского искусства и культуры, — объяснил Видаль Еве, которая сидела рядом с ним в салоне автомобиля. На ней было черное бальное платье с коротким шлейфом. Ее волосы были собраны в высокий узел, на шее рубиновое ожерелье и серьги в тон.

За прошедшие десять дней Ева часто говорила себе, что сможет противостоять магнетизму Видаля, но с каждым днем ей приходилось прикладывать все больше усилий.

Он работал по большей части дома, и она постоянно ощущала его присутствие.

Ева посмотрела на свои руки, лежащие на подоле платья. Кожа была мягкой и гладкой, а ногти были аккуратно подпилены и покрыты красными лаком.

Видаль сделал ей сюрприз, пригласив к ней мастера по маникюру и педикюру. Она знала, что он просто хотел, чтобы она выглядела безупречно, но все равно была ему благодарна за столь милый жест.

Приподняв руки, она посмотрела на него и сказала:

— Спасибо тебе. Я не смогла бы сама сделать себе такой красивый маникюр.

— Не за что. Как я уже говорил, твои руки не предназначены для физического труда, Ева.

— Думаю, я доказала тебе, что я ничего не имею против физического труда, — сердито произнесла она.

— Надо отдать тебе должное: я ни за что не подумал бы, что ты станешь горничной.

Прежде чем Ева смогла придумать остроумный ответ, их автомобиль остановился перед величественным зданием музея, вход в который был освещен фонарями цветов испанского флага.

Когда они вошли внутрь, Видаль взял у одного из официантов бокал шампанского для Евы и повел ее сквозь толпу.

Вскоре Видаль заговорил с одной парой. Женщина улыбнулась Еве, и та улыбнулась в ответ. Они были примерно одного возраста. Женщина не заговорила с ней, и Ева не поняла, следует ли ей тоже молчать. Затем Ева заметила у нее слуховой аппарат и, поставив на ближайший столик свой бокал, коснулась ее руки и показала ей несколько жестов. На лице женщины появилась широкая улыбка, и она ответила ей на языке жестов.

«Вы знаете язык жестов? Это удивительно!»

«Совсем немного».

Благодаря тому что Ева знала основные жесты и немного умела читать по губам, им удалось пообщаться. Женщину звали София, и она прилетела сюда по делам вместе со своим мужем. Они жили в Нью-Йорке, и София пригласила ее в гости.

Когда мужа Софии кто-то позвал, они с Евой помахали друг другу на прощание.

Повернувшись лицом к Видалю, Ева обнаружила, что он смотрит на нее так, словно у нее выросла вторая голова.

— Почему ты так на меня уставился?

— С каких пор ты умеешь изъясняться на языке жестов?

— Одна моя коллега в отеле была глухой. Мы с ней были в приятельских отношениях. Она научила меня основным жестам. Запомнить их не так уж и сложно.

— Ты знаешь, что это были за люди? — спросил Видаль.

— Конечно нет. Я только знаю, что ее зовут София и что они с мужем живут в Нью-Йорке. Кто они?

— Он один из младших партнеров в компании, от которой я надеюсь получить инвестиции.

Внутри у Евы все оборвалось.

— Я что-то сделала не так?

Видаль покачал головой. Он все еще выглядел слегка ошеломленным.

— Наоборот. Он сказал, что ты первая, кто попытался пообщаться с его женой. У тебя есть еще какие-нибудь навыки, о которых я не знаю?

Еве хотелось посмеяться над выражением лица Видаля, но она сдержалась и покачала головой:

— Думаю, нет.

Весь оставшийся вечер Видаль смотрел на нее с осторожностью, словно ждал еще какого-то сюрприза. Ей было все равно. Она начала получать удовольствие от приема.

Он был не таким скучным, как те несколько, на которых она когда-то бывала вместе со своей матерью.

Затем она услышала знакомый ритм, и ее пульс участился. В соседнем зале проходило музыкальное представление. Словно ребенок, следующий за дудочкой Крысолова, она пошла на звуки музыки и, остановившись в дверях, стала наблюдать за танцорами.

Видаль взял ее за руку и повел в соседний зал, и они заняли свободные места.

Ева не знала, как долго они там сидели. Она смотрела на танцующих, словно зачарованная, и вспоминала Марию и ее уроки.

Когда Ева обнаружила, что Видаль, откинувшись на спинку стула, наблюдает за ней, ее бросило в жар. Она вспомнила, как он признался, что подглядывал за ней, когда она танцевала фламенко.

— Прости. Тебе, наверное, нужно поговорить с мужем Софии и другими влиятельными людьми. Нам следует вернуться на прием.

— Ты уверена, что не возражаешь?

Ева могла бы просидеть здесь до конца вечера, но она встала и ответила с улыбкой:

— Конечно нет.

Поднявшись, Видаль положил руку ей на поясницу и повел назад на прием. Его пальцы обжигали ее кожу даже через два слоя ткани.

Когда они ехали домой, у Евы слегка кружилась голова от шампанского. Она чувствовала себя непринужденно. Она нисколько не устала. Напротив, ее переполняла энергия, которая нуждалась в выходе. У нее было такое чувство, будто внутри ее рухнул защитный барьер, который помогал ей сопротивляться сексуальному влечению к Видалю.

Всю дорогу он напряженно молчал, но, как только они вошли в дом, сказал:

— Я собираюсь выпить стаканчик перед сном в гостиной на верхнем этаже. Не хочешь составить мне компанию?

— Нет. Я… Нет, спасибо. Я устала и пойду спать, — поспешно ответила она.

«Трусиха», — прошептал ее внутренний голос.

Нет, это была не трусость, а самосохранение.

— Как хочешь. Спокойной ночи, Ева.

Направляясь в свою спальню, она спрашивала себя, почему продолжает сопротивляться своему либидо. Неужели было бы так плохо отдаться Видалю и дать выход энергии, бурлящей внутри ее? Неужели она настолько гордая?

Когда она вошла в спальню, ее внимание привлекло что-то, лежащее на кровати. Подойдя ближе, она увидела платье для фламенко. Классическое белое с черными пятнышками и многослойными оборками внизу подола. Такое, о каком она раньше мечтала.

Ее охватил гнев. Видаль с ней играл, смеялся над ней. Давал ей понять, что он настолько могуществен, что может достать что угодно в кратчайшие сроки.

Разувшись, она схватила платье и пошла в гостиную.

Видаль стоял к ней спиной. Он уже снял смокинг, и на нем были только рубашка и брюки.

Когда он повернулся, она вытянула перед собой руку с платьем:

— Что это?

— Платье для фламенко.

— Я это вижу.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Почему оно было в моей комнате?

— Я думал, что оно тебе понравится.

— Зачем ты его купил? Надеялся, что я для тебя станцую?

Видаль небрежно пожал плечами:

— Это просто подарок. Можешь делать с ним что захочешь.

— Ты хочешь приватное шоу, Видаль? Ты его получишь, а затем сможешь надо мной посмеяться. Ты ведь этого хочешь, не так ли?

Не дожидаясь его ответа, Ева вернулась в свою спальню, сняла украшения и переоделась.

Когда она посмотрела на свое отражение в зеркале, выпрямила спину и приподняла рукой тяжелый подол, ее гнев уступил место ностальгии.

— Оно тебе идет.

Вздрогнув, Ева повернулась и увидела Видаля, стоящего в дверном проеме.

— Надень туфли, — сказал он.

— Здесь есть еще и туфли?

Обнаружив их на полу возле кровати, она их надела. Они прекрасно ей подошли.

— Мария купила мне туфли и принесла в замок. Я выросла из них через год, но сохранила их на память.

— У меня правда не было задних мыслей, когда я заказывал для тебя это платье. Я купил его тебе в подарок, когда ты рассказала мне о Марии и ее уроках. Очевидно, его доставили, пока мы были на приеме. Это простое совпадение, — сказал он. — Ты станцуешь для меня?

Несмотря на то что она сама ему это предложила, Ева пошла на попятную.

— Сейчас?

— Почему нет?

— Но я не делала этого много лет.

— Уверен, что ты все вспомнишь.

— Хорошо, я попробую, — уступила она и проследовала за ним на открытую веранду с дощатым настилом.

Она ходила по доскам, привыкая к туфлям. Пятка, носок… носок… пятка. Она делала это, пока где-то глубоко внутри ее не возник знакомый ритм. Она не нуждалась в музыкальном сопровождении. Музыка была в ее крови. В ее душе.

Ева подняла подол платья, и ее ноги задвигались в ритме фламенко. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Отпустив оборки подола, она вся отдалась танцу, так же, как делала это много лет назад.

Видаль смотрел на Еву словно завороженный. Она всегда была изящной, но сейчас двигалась так грациозно, что у него захватило дух.

У нее был природный талант. Она много лет не танцевала, но ее тело прекрасно помнило ритм, и ее движения были отточены.

Низкий вырез корсажа открывал верхнюю часть ее груди, которая соблазнительно колыхалась. Но целью этого танца было не соблазнение. Он был демонстрацией женской власти над мужчиной, насмешкой над его желанием и потому прекрасно подходил Еве. Танцуя для Видаля, она будто снова смеялась над ним, и на этот раз он не мог ее винить, потому что сам подарил ей платье и попросил ее станцевать для него.

С каждым отрывистым движением ее ног его контроль над либидо становился все слабее.

Остановившись, Ева тяжело задышала. Словно выходя из транса, она увидела Видаля, стоящего в нескольких футах от нее. Его руки были сложены на груди. Он выглядел напряженным.

Она была возбуждена. Энергия танца все еще бурлила в ее крови. Она чувствовала собственную силу, но ей было нужно больше.

Ей был нужен Видаль. Она хотела его.

«Нет, — сказала Ева себе. — Это опасно. Ты должна себя защитить».

Но бояться было уже поздно. Она переступила ту черту, за которой осталась осторожность.

Словно почувствовав это, Видаль сократил расстояние между ними, и она прочитала по его лицу, что его самоконтроль тоже на исходе.

— Я не прикоснусь к тебе, пока ты сама меня об этом не попросишь, Ева.

Ей хотелось расстегнуть его рубашку и провести ладонями по его широкой груди, но внезапно ее посетило неприятное воспоминание и заставило сделать шаг назад.

— Что, если ты просто хочешь снова меня унизить? Возбудить до предела, а затем отвергнуть?

На его щеке дернулся мускул.

— Ты была слишком молода для того, чего я хотел.

Сама того не понимая, она сделала шаг вперед.

— Чего ты хотел тогда?

Его глаза потемнели.

— Я хотел крепко тебя поцеловать, чтобы ты больше не смогла произнести ни одного оскорбительного слова. Я хотел целовать тебя до тех пор, пока мы оба не начали задыхаться. Я хотел избавить от одежды твое тело, которое дразнило меня все лето. Хотел накрыть ладонями и сжать твою грудь, прикусить соски. Запустить руку между твоих бедер и узнать, как сильно ты меня хотела.

От его слов остатки ее здравого смысла улетучились.

— Я… — Внезапно она занервничала и остановилась. Она действительно готова так легко сдаться? Позволить ему наслаждаться триумфом?

Да. Потому что она всегда хотела, чтобы именно он стал ее первым мужчиной. Именно поэтому она до сих пор оставалась девственницей.

— Ева, если ты не…

Она покачала головой:

— Нет, Видаль. Я хочу этого. Хочу тебя.

Он посмотрел на нее с осторожностью:

— Ты уверена?

Ева надменно подняла подбородок:

— Может, это ты не уверен в своем желании, Види?

На его щеках вспыхнул румянец, губы сжались в тонкую линию.

— Не называй меня так.

— Займись со мной любовью, и я не буду.

— Ведьма, — прорычал он, резко притянул ее к себе за талию и запустил руку в ее густые шелковистые волосы.

— Видаль… пожалуйста…

— Ты меня умоляешь. Это неслыханно.

Прежде чем она смогла возразить, он так крепко ее поцеловал, что ее ноги стали ватными. Обвив руками его шею, она ответила на его поцелуй и позволила его языку ворваться вглубь ее рта.

Не отрываясь от ее губ, он накрыл ладонью ее грудь и слегка сжал. Затем его рука спустилась ниже, задрала ей платье и проскользнула между ее бедер.

Внезапно ей стало нечем дышать, и она прервала поцелуй. Его глаза горели от страсти, и она не могла отвести взгляда.

Отодвинув край ее трусиков, он принялся ласкать складки у входа в ее заветное местечко. Затем начал погружать в нее палец. Ее дыхание стало частым и шумным, но ей было уже все равно. Сейчас для Евы не имело значения ничего, кроме приятного напряжения, которое нарастало внутри ее. Когда оно достигло предела, она вскрикнула и затряслась в руках Видаля.

Не дав ей отдышаться, он подхватил ее на руки, отнес в свою спальню и опустил на кровать.

Его спальня была огромной. В ее интерьере преобладали коричневатые тона. В углу стояло кожаное кресло, с которого свисала одежда. В ванной на полу валялось полотенце.

Затем Ева снова переключила свое внимание на Видаля и увидела, что он расстегивает рубашку.

— Подожди. Позволь мне это сделать, — сказала она, вставая с кровати.

Глава 8

Видаль не знал, как ему хватило самообладания не овладеть Евой прямо на террасе. Ее тело отзывалось на каждое его прикосновение, как если бы она…

Когда ее ловкие пальцы добрались до низа его рубашки, он схватил ее за запястья. Она подняла на него взгляд. Ее глаза блестели, волосы рассыпались по плечам, розовые губы припухли от поцелуев.

— Ева, подожди, — сказал он. — Ты сказала, что почти не выходила в свет. Означает ли это, что у тебя… не было мужчины?

Она напряглась, отвела взгляд, и Видаль все понял без слов. Приподняв ее подбородок, он прочитал в ее глазах ранимость, но она тут же ее спрятала и произнесла с вызовом:

— Моя неопытность имеет значение? Ты меня снова отвергнешь?

Видаль покачал головой:

— Ни в коем случае. Ты уже не ребенок. Продолжай, — сказал он, отпустив ее запястья.

Немного помедлив, она расстегнула последнюю пуговицу на его рубашке и сняла ее с него.

Окинув взглядом его грудь, Ева принялась водить по ней ладонями. Сначала осторожно, затем все смелее и смелее, возбуждая его своими прикосновениями. Еще немного, и он взорвется от желания.

— Я мечтала об этом, — тихо сказала она. — Я наблюдала за тобой.

— Я знаю.

— Мне хотелось разговаривать с тобой по-другому… не так, как я привыкла. Но я не знала как. Я пыталась, но всякий раз где-то неподалеку была моя мать, и я вспоминала, что не должна… — Ее голос прервался.

— Относиться ко мне как к равному?

— Что-то в этом роде.

— Теперь мы равны.

— Правда?

Видаль услышал дрожь в ее голосе, и внутри у него все сжалось. Он не хотел разговаривать с этой женщиной, поэтому накрыл ее губы своими и медленно расстегнул молнию на ее платье. Затем оторвался от ее губ, но только для того, чтобы избавить ее от одежды. Под платьем на ней оказались бюстгальтер без бретелек и крошечные трусики. Окинув взглядом ее гибкую стройную фигуру, он возбудился до боли в паху и принялся расстегивать свои брюки. Ее взгляд спустился ниже, и он быстро снял брюки вместе с трусами.

При виде его восставшей плоти ее глаза расширились, а на щеках проступил румянец. Ее грудь вздымалась и опускалась при дыхании. Развернув Еву к себе спиной, он расстегнул бюстгальтер, а затем стянул с нее трусики.

Видаль сделал шаг назад, чтобы полюбоваться ею. Он так долго ждал этого момента! Ева Флорес стояла перед ним полностью обнаженная, готовая ему отдаться. Готовая позволить ему почувствовать превосходство над ней.

— Повернись, — сказал он.

Ева подчинилась, но стыдливо сложила руки на груди.

Он был опытным в любовных делах, но не чувствовал превосходства над ней, потому что она неожиданно для него оказалась девственницей. Ее невинность покорила его, заставила его смотреть на нее с благоговением. Ева Флорес была готова доверить свою невинность именно ему, и это дорогого стоило.

Потянувшись к ней, он опустил ее руки. Она прикусила губу, но не отвернулась.

— Ты красивая, — сказал он, — но ты сама прекрасно это знаешь.

— Не уверена.

— Ты правда красивая. И утонченная. Ложись на кровать.

Она послушно опустилась на матрас. Видаль лег рядом с ней и принялся ласкать руками и губами каждый участочек ее тела, пока она не взмолилась о пощаде.

Пока его здравый смысл не отключился полностью, он быстро предохранился и лег поверх ее.

— Тебе сначала будет больно, но не пугайся, это быстро пройдет. Потом тебе станет намного лучше. Я обещаю.

Ева кивнула, и тогда он раздвинул ей бедра и начал осторожно в нее погружаться. Когда она напряглась, он остановился и, немного подождав, почувствовал, как ее внутренние мышцы расслабляются и медленно принимают его.

— Все хорошо? — спросил он.

Она снова кивнула. Ее глаза были широко распахнуты. Он погрузился чуть глубже, затем снова остановился. Ева заерзала под ним, и он выругался себе под нос.

— Я правда в порядке, Видаль.

Он сдержал смешок. В отличие от нее он не был в порядке. Он чувствовал себя как девственник перед первой близостью, который боялся сделать что-то не так.

Видаль вышел из нее, затем снова вошел. Он сделал так несколько раз, чтобы она привыкла к нему. Тогда он задвигался быстрее, и она, обхватив ногами его бедра, подхватила его ритм. Ее пальцы вцепились ему в спину, ее кожу покрывали капельки пота.

В какой-то момент она замерла под ним, затем выгнулась дугой и затряслась. Его самого тут же захлестнула мощная волна, и они вместе унеслись к вершинам эротического наслаждения.

Затем Видаль устало рухнул поверх Евы. Она тяжело дышала. Ее внутренние мышцы по-прежнему пульсировали, не отпуская его. Ее затвердевшие соски прижимались к его груди.

— Ты в порядке? — спросил он, подняв голову.

Ее глаза были полуприкрыты, щеки порозовели, пряди темных волос прилипли к потному лбу.

Она встретилась с ним взглядом и произнесла хриплым голосом:

— Так бывает всегда?

— Нет, — признался он. — Крайне редко.

Ева не знала, как долго она спала. Сутки? Неделю? Месяц? Она проснулась в своей кровати. Шторы были открыты, и комната была наполнена ярким солнечным светом. Должно быть, Видаль принес ее сюда, пока она спала.

Ева не была сейчас готова анализировать, почему он не захотел проснуться утром рядом с ней. Она понимала лишь то, что отдала Видалю свою невинность и получила огромное удовольствие от их близости. Ее внутренние мышцы все еще болели после его проникновения, но это была приятная боль. Они занимались любовью всю ночь. Неудивительно, что она так поздно проснулась.

Встав с кровати, Ева приняла душ, оделась и пошла на кухню. Она пока не была готова к встрече с Видалем и надеялась, что он работает в своем кабинете или уехал в офис. Увидев его в столовой рядом с кухней, она пришла в смятение. Неужели уже настало время ланча? Боже, как стыдно.

Ева села за стол, и Санто принес ей салат. Не глядя на него, она сказала ему спасибо. Зрительного контакта с Видалем она тоже избегала, но заметила, что он одет в рубашку поло с коротким рукавом и выглядит полностью отдохнувшим.

— Как ты? — спросил он, и Ева чуть не уронила вилку.

Сделав глубокий вдох, она заставила себя посмотреть на Видаля. Он протянул руку и легонько коснулся ее подбородка:

— У тебя царапинка. Мне придется побриться.

Щеки Евы вспыхнули. Когда принимала душ, она заметила подобные царапинки и на других участках тела.

— Не надо. Все нормально.

— Я не поехал сегодня в офис. Я хотел убедиться, что ты в порядке. Прошлая ночь сильно на меня подействовала.

— Правда?

— Да, Ева. Мне хотелось бы солгать, но я не могу.

Еве было приятно это слышать.

У нее не было аппетита, но она заставила себя съесть немного салата. Перед ее внутренним взором проносились волнующие образы прошлой ночи, и она уронила нож. Видаль тут же его поднял и взял ее за руку:

— Вижу, она подействовала на тебя так же сильно, как и на меня.

Его слова наполнили ее энергией. Она уставилась в тарелку с почти нетронутым салатом.

— Мы можем?…

Он переплел свои пальцы с ее:

— Мы можем делать все, что захотим.

Он помог ей подняться и вывел ее из столовой.

— Но как же ланч…салаты?…

— Мы можем поесть позже.

— Разве нам сегодня вечером не нужно ехать на мероприятие?

— Мы можем его пропустить.

Постель в комнате Видаля была разобрана. Платье Евы лежало на кресле. Ее нижнего белья нигде не было видно.

— Тебе все еще больно? — спросил он, стоя за ее спиной.

Повернувшись, она покачала головой:

— Есть лишь небольшая чувствительность в некоторых местах.

Подойдя ближе, он взял прядь ее волос и намотал себе на палец:

— Помнишь, как я сказал тебе, что есть много мест помимо губ, которые можно целовать?

У Евы перехватило дыхание. Она кивнула.

— Снимай одежду и ложись на кровать. Я собираюсь показать тебе, что я имел в виду.

Прошла еще неделя. Или две? Ева не была уверена. Дни были похожи друг на друга, и она потеряла им счет. Она поздно вставала, ела, читала, плавала в бассейне или гуляла в парке. Затем Видаль возвращался домой из офиса, и они отправлялись на какое-нибудь мероприятие. Проведя там достаточно времени, они ехали домой и…

Ева вспомнила вчерашнюю ночь, и ее бросило в жар.

Сидя в шезлонге на открытой террасе, она притянула колени к подбородку.

Вчера они с Видалем не добрались до спальни. Они занимались любовью в холле, разбросав одежду. Им едва хватило терпения не начать прямо в машине.

Еве пришлось на рассвете спуститься в холл и собрать вещи, пока на них не наткнулись Майкл или Санто. Персонал не жил в доме, но приходил довольно рано каждый день.

В любом случае ей приходилось подниматься и идти к себе после близости, потому что Видаль ясно давал ей понять, что не хочет, чтобы она спала в его постели всю ночь. Она сказала себе, что это нормально. Что им нужно сохранять дистанцию, потому что их отношения носят фиктивный характер.

Ева зарылась лицом в колени. Видалю больше не нужно было говорить ей, чтобы она улыбалась. Теперь она часто это делала. Она чувствовала себя молодой и свободной и знала, что впереди у нее вся жизнь.

«Жизнь без Видаля, — напомнила она себе. — Не забывай, почему ты здесь».

Улыбка Евы поблекла. Она не забыла о том, что Видаль предложил ей эту сделку отчасти из мести. Что он хотел наказать ее за прошлые обиды. Но в последние дни ей казалось, будто они сдвинулись с этой точки. Будто…

Будто что? Будто их отношения настоящие, хотя он ясно дал ей понять, что она последняя женщина, на которой он женился бы.

Ева нахмурилась. Она не забыла об этом. Но сейчас они с Видалем наконец-то общались как равные.

Услышав шум шагов, Ева повернулась и увидела Видаля, выходящего на террасу. Воротник его рубашки был расстегнут, рукава закатаны. В руке он держал стакан с виски.

— Привет, — сказала она, поднявшись.

— Привет. Ты хорошо провела день?

— Да, спасибо. — Она сходила в парк, выпила кофе, затем вернулась и почитала книгу, которую взяла в библиотеке Видаля. — Я приготовила ужин.

Проигнорировав удивленное выражение лица Видаля, она пошла на кухню. Он последовал за ней. Вспомнив, что на ней тренировочные брюки и рубашка, она остановилась, повернулась и указала ему на свою одежду:

— Я в таком виде, потому что нам сегодня не нужно никуда идти. Надеюсь, ты не против?

— Нисколько. Это также и твой дом, пока ты здесь находишься.

«Пока ты здесь находишься».

У Евы перехватило дыхание. Он снова обозначил границы между ними.

Придя в кухню, она нажала кнопку на панели суперсовременной духовки.

— Она разогреется через минуту.

Видаль поставил стакан на стойку.

— Она — это что?

— Куриная запеканка. К ней я приготовила хариссу[1] и…

— Я уже поел.

— Ты не предупредил меня.

— А должен был?

— Нет, но я предположила, что, раз мы сегодня вечером никуда не идем, ты захочешь поесть дома.

— И ты приготовила ужин?

В его голосе слышалось раздражение. Почему он реагирует так, будто она сделала что-то достойное порицания?

— Да. Я умею готовить, и мне это нравится.

— С каких это пор ты стала сама готовить?

— Если бы я не готовила, нам с матерью пришлось бы голодать. Мария научила меня печь, когда я была ребенком.

— Где Санто?

— Я его отпустила. Сегодня день рождения его жены.

— Я уже поел, так что тебе придется ужинать одной. Мне нужно сделать несколько звонков.

Когда он взял стакан и начал поворачиваться, чтобы уйти, Ева под влиянием внутреннего порыва запустила в него куском хлеба. Он угодил ему в плечо.

— За что? — спросил он, посмотрев на нее.

Она вскинула подбородок:

— За грубость. Ты мог бы из вежливости предупредить меня, что поужинаешь вне дома. Я каждый вечер таскаюсь с тобой на разные мероприятия. Сегодня у нас единственный свободный вечер, и я подумала, что было бы здорово наконец поесть на ужин горячей домашней еды.

— Я не поклонник горячей домашней еды.

Ева сложила руки на груди:

— Возможно, ты им станешь, когда женишься.

— О, я уверен, что буду получать удовольствие от домашней еды.

— Но не в моей компании?

— Нет. Потому что наши отношения имеют совсем другой характер.

— Я переступила невидимую границу в наших отношениях?

— У меня есть шеф-повар. Ты здесь не для того, чтобы готовить мне еду.

— Ты хочешь сказать, что я не интересую тебя как личность? Что я нужна тебе лишь в качестве трофейной невесты, которую ты можешь показывать потенциальным инвесторам и с которой ты можешь заниматься сексом?

Хотя Видаль не скрывал с самого начала, для чего она была ему нужна, ей было больно. Как она только могла подумать, что их отношения переросли во что-то большее?

— Ты обвинил меня в том, что я не очень приятный человек, но ты сам ведешь себя сейчас как полный…

Она не успела договорить, потому что Видаль резко притянул ее к себе и накрыл ее губы своими. Она ответила на его поцелуй, но затем нашла в себе силы отстраниться.

— Что ты делаешь?

Его глаза неистово блестели.

— Напоминаю тебе, почему мы оба сейчас здесь.

— Потому что нас связывает деловое соглашение. Тебе нет необходимости мне об этом напоминать, — произнесла она с горечью.

— Черт побери, Ева! Мы заключили наше соглашение не для того, чтобы играть в семью. Я буду это делать со своей женой.

Ева фыркнула, чтобы спрятать свою боль.

— Что, если ты влюбишься в женщину, которая не захочет встречать тебя с работы и готовить тебе ужин?

— Если я буду ее любить, это не будет иметь значения, — процедил сквозь зубы Видаль. — В конце концов, я могу себе позволить нанять домашний персонал.

— Прямо сейчас ты мне совсем не нравишься.

— Мне не нужно тебе нравиться.

Воздух между ними звенел от электрического напряжения. Еще некоторое время назад Ева была голодна и с нетерпением ждала ужина. Сейчас она испытывала совсем другой голод. И гнев. И желание наказать Видаля за грубость.

Выключив духовку, она начала расстегивать свою рубашку. Точнее, это была рубашка Видаля. Она надела рубашку своего бойфренда, словно героиня третьесортной мелодрамы. Разозлившись на себя за глупость, она сорвала с себя рубашку и швырнула ее на пол.

Когда Видаль увидел, что на ней нет бюстгальтера, его глаза загорелись.

— Наконец-то мы достигли соглашения…

Подойдя к Еве, он поднял ее и посадил на кухонную стойку. Встав между ее ног, он наклонился и накрыл ртом ее сосок. Ну что ж, она будет получать удовольствие хотя бы от этого и от своего воздействия на Видаля.

Ей нужно лишь помнить о том, что она нужна ему либо при полном параде, либо обнаженная.

Когда Видаль проснулся следующим утром, солнце было уже высоко в небе. Обычно он вставал намного раньше. Он чувствовал удовлетворение и одновременно с этим желание. Такое он испытывал только с Евой.

Постель рядом с ним была пуста. Так было всегда, когда Видаль просыпался. Должно быть, Ева поняла его намек, когда он после их первой близости отнес ее в ее спальню. Он должен был радоваться, но это, напротив, расстраивало его, что было нелепо.

Неужели в глубине души он хотел просыпаться по утрам в ее объятиях? «Возможно, — сказал он себе, — но только для того, чтобы снова заняться с ней любовью».

Поднявшись с кровати, Видаль пошел в душ. Стоя под струями горячей воды, он старался не думать о событиях вчерашнего вечера, но у него это плохо получалось. Ева была права. Он действительно был с ней груб.

В течение многих лет он думал о том, как отчитает Еву за ее грубость по отношению к нему, но вчера вечером сам ей нагрубил. Потому что, когда он вчера шел по дому, впервые обратил внимание на следы ее присутствия в нем. Ее сандалии у двери. Цветы на столике в холле. Шаль на спинке дивана в гостиной. Открытая книга на кофейном столике.

Все это ему не понравилось. Он считал, что подобные вещи могла оставлять жена, но не фиктивная невеста и не временная любовница. Поэтому, когда он увидел на террасе Еву, такую сексуальную в тренировочных брюках и его рубашке, он принял это за провокацию.

Когда она сказала, что приготовила ужин, он отреагировал на это как грубый, невоспитанный человек. Потому что не знал, как обращаться с такой Евой. С той Евой, которая постоянно его удивляла и сбивала с толку. С той Евой, которая постоянно демонстрировала ему свою ранимость. С той Евой, которая подарила ему свою невинность, но каждое утро уходила из его спальни в свою.

Выругавшись, Видаль выключил душ.

К этому времени он уже должен был меньше хотеть Еву. Обычно он терял интерес к женщине гораздо быстрее. Но с Евой он позволил себе поверить в то, что их общее прошлое делало их отношения особенными, не похожими на его привычные отношения с женщинами.

Надев джинсы и рубашку, Видаль вышел в коридор. Проходя мимо спальни Евы, он заглянул внутрь. Ее там не было, постель была аккуратно заправлена.

Он нашел ее в кухне. На ней было длинное платье-рубашка. Простое, но сексуальное. Ее волосы были заплетены в слабую косу.

Словно почувствовав его присутствие, она напряглась.

— Я должен перед тобой извиниться, — сказал он.

Она переключила внимание с пластикового контейнера, в который что-то накладывала, на него.

— За что?

— Ты приготовила ужин, а я тебе нагрубил.

Ева отвернулась и пожала плечами:

— Все нормально. Мне следовало отправить тебе сообщение. Мне не следовало предполагать, что ты захочешь поужинать дома. У тебя свой собственный распорядок.

— Что ты делаешь?

Ева накрыла контейнер крышкой:

— Собираю вчерашний ужин. Санто отвезет его в благотворительную организацию, которая помогает бездомным.

— Хм… Хорошо.

Ева Флорес в очередной раз сбила его с толку. Почему он не знал, что Санто помогает бездомным? С каких пор она начала интересоваться благотворительностью?

Видаль понял, что его отношения с Евой стали развиваться не по плану и он должен что-то предпринять, если не хочет, чтобы она завладела его сердцем.

Глава 9

— Куда ты хочешь полететь? — спросила Ева, с недоверием посмотрев на Видаля.

— В мой дом на Гавайях. Если быть точным, на острове Мауи.

Она все еще никак не могла переварить то, что он извинился перед ней за свою вчерашнюю грубость.

— Разве посещение тропического острова может быть частью фиктивной помолвки?

Одна лишь мысль о том, что она проведет время с Видалем в тропическом раю, опьяняла.

— Мы полетим туда всего на несколько дней. Я обещал своим друзьям, которые там живут, что буду присутствовать на их празднике. Заодно решу кое-какие хозяйственные вопросы.

— У меня есть выбор?

— У тебя всегда есть выбор, Ева.

Она знала, что это не так. Если она сейчас скажет «нет», ей вряд ли когда-нибудь посчастливится посетить такой отдаленный уголок, как Гавайи.

— Звучит здорово. Когда мы вылетаем?

— В течение часа.

— В течение часа? — пропищала Ева, которая все еще не могла привыкнуть к тому, как быстро все происходит в мире богатых и успешных.

Они прилетели на Мауи, когда было еще светло. Разница во времени между Гавайями и Сан-Франциско составляла три часа. Это был зеленый рай, который до сих пор Ева видела только по телевизору.

В аэропорту их встретил шофер и отвез в дом Видаля в горах. Выйдя из машины, Ева какое-то время стояла на месте и любовалась потрясающим видом на океан.

— Это просто невероятно, — вздохнула она.

Видаль взял ее за руку:

— Пойдем.

Он повел ее в красивый белый деревянный дом, стоящий на вершине холма. Окна были открыты, и легкий бриз колыхал занавески. Мебель была простой и грубой, но оказалась весьма удобной. Кухонный гарнитур был массивным, а через окна до пола можно было попасть на открытую террасу. Внизу был бассейн, окруженный цветущими кустами.

Сквозь дом пролетела яркая птичка, и Ева вскрикнула от неожиданности.

— Ты привыкнешь к этому, — сказал Видаль. — Дикие животные здесь везде чувствуют себя как дома.

Затем он отвел ее наверх и показал ей спальни с огромными кроватями, темными полами и яркими коврами.

Внезапно Ева поняла, что она всегда мечтала оказаться в подобном месте, и на ее глаза навернулись слезы.

К ее ужасу, Видаль это заметил.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да, — ответила она, отдернув свою руку. — Мне просто соринка в глаз попала.

Видаль сжал руку в кулак. Наверное, их приезд сюда был ошибкой. Он был уверен, что Ева плакала. Ему была понятна ее реакция. Он тоже расчувствовался, когда впервые сюда попал.

Его план состоял в том, чтобы привезти Еву в этот дом и заниматься с ней сексом до тех пор, пока он не пресытится ею и не сможет выбросить ее из головы.

Но сразу, как только они прибыли сюда, он понял, что теряет контроль над ситуацией.

— Это твоя комната, — сказал он. — Моя дальше по коридору.

Избегая зрительного контакта, Ева направилась к балконной двери.

— Комната очень красивая. Спасибо.

Ее голос слегка дрожал, и внутри у него все сжалось. Он хотел снова спросить, в порядке ли она, но в следующий момент снизу донеслось:

— Эй! Есть кто-нибудь дома?

Ева отошла от балконной двери. Что с ней творится? Неужели на нее так подействовали великолепные виды и умиротворенность места?

В двери спальни появилась женщина с широкой улыбкой на лице. Она тепло поприветствовала Видаля, заключила его в объятия и поцеловала в щеку.

— Шелли, познакомься с Евой Флорес, — сказал он. — Ева, это Шелли, моя подруга, по совместительству домработница и шеф-повар, а также назойливая женщина, которая при любой удобной возможности норовит преподать урок жизни.

Наблюдая за их непринужденным общением, Ева чувствовала себя неловко. Она протянула женщине руку и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась натянутой.

— Рада с вами познакомиться, Шелли, — произнесла она.

Женщина энергично пожала ей руку. Ее темные глаза смотрели на Еву с такой добротой, что она снова чуть не расплакалась.

Отпустив руку Евы, Шелли сказала:

— Я оставила в холодильнике закуски. Ближе к вечеру я вернусь, чтобы приготовить ужин. Хэл придет сюда завтра утром, чтобы заняться садом. Хэл — это мой муж, — пояснила она, посмотрев на Еву.

— И они недавно произвели на свет третьего ребенка, — улыбнулся Видаль.

— Поздравляю, — искренне произнесла Ева. — У вас мальчик или девочка?

— Девочка, — улыбнулась Шелли. — Мы назвали ее Люси.

— Ты увидишь их всех на вечеринке, — заметил Видаль Еве.

Она посмотрела на него:

— На вечеринке?

— Хэлу в эти выходные исполнится сорок лет. Это та самая вечеринка, о которой я упоминал.

— Да, конечно.

Ева предполагала, что речь идет об очередном светском мероприятии, а не о дружеской вечеринке. Это казалось ей пугающим. Только она научилась ориентироваться в одном мире, как ее поместили в другой. Для светского общения, по крайней мере, существовали шаблоны, но как себя вести на неформальной вечеринке с обычными людьми, Ева понятия не имела.

— Очень вкусно, — похвалила Ева.

Она не покривила душой. Шелли сказала, что оставила в холодильнике закуски, на самом деле она приготовила для них целый пир.

Они с Видалем ели, сидя за кухонной стойкой. Теплый бриз, проникающий в открытое окно, приносил с собой ароматы цветов из сада.

— Почему ты купил здесь дом? — спросила Ева.

— Моя мать всегда хотела побывать на Гавайях. Она мечтала отправиться в кругосветное путешествие, когда они с отцом выйдут на пенсию.

— Они когда-нибудь ездили в отпуск за границу?

— Нет, они никогда не покидали пределов Испании. Именно поэтому моя мать так настаивала на том, чтобы я получил хорошее образование. Она знала, что я очень способный и смогу многого добиться.

— Похоже, она была грозной женщиной.

— Да.

— Ты поэтому назвал этот дом «Каса Инес»? В честь своей матери?

— Да, — кивнул Видаль.

— Мне жаль, что она не смогла увидеть это место.

— Мне тоже.

— Не могу себе представить, чтобы я могла захотеть что-то назвать в честь моей матери.

Видаль пронзил ее взглядом:

— Тебе не жаль, что она умерла?

Ева ошеломленно посмотрела на него:

— Конечно, жаль. Я любила ее. — Она прикусила губу. — Но, по правде говоря, ее смерть принесла мне чувство освобождения. Наши отношения были сложными. У нас не было никого, кроме друг друга. Я видела, как несчастна она была и как это отражалось на ее ментальном здоровье. Ближе к концу жизни у нее началась агорафобия. Она не выходила из замка ни при каких условиях. Даже когда у нее заболело сердце и ей понадобилась медицинская помощь. Я вызвала скорую, но было уже поздно. У нее случился сердечный приступ, и она умерла.

— Я всего этого не знал. Должно быть, ее смерть стала для тебя ударом.

Еве не хотелось думать о том, какую сильную панику она тогда испытала.

— Да. После ее смерти я прошла курс сердечно-легочной реанимации, потому что не хотела больше никогда испытать чувство беспомощности. Меня не покидает мысль о том, что, если бы прошла этот курс раньше, я, возможно, смогла бы ее спасти.

К ее удивлению, Видаль взял ее за руку:

— Я знаю, что чувствуешь, когда близкий человек умирает на твоих глазах и ты ничем не можешь ему помочь.

— Спасибо за поддержку.

Их взгляды встретились, и в этот момент между ними установилась связь, которая не имела никакого отношения к сексуальному влечению. Затем Видаль отдернул свою руку и сказал:

— Мне нужно сделать несколько звонков. Ты можешь отдохнуть у бассейна.

— Звучит заманчиво, — улыбнулась Ева.

Когда Видаль спустился к бассейну, солнце уже клонилось к западной стороне небосвода. Ева лежала на шезлонге лицом вниз. На ней был закрытый купальник. Ее кожа блестела от солнцезащитного крема, а волосы собраны в узел.

Постелив полотенце на соседний шезлонг, Видаль сел на него. Ева зашевелилась, повернулась к нему лицом и открыла глаза.

— Который час? — спросила она, приподнявшись на локте.

— Около шести. Шелли вернется через час, чтобы приготовить ужин.

Ева приняла сидячее положение:

— Хорошо. Я пошла одеваться.

— Не сейчас. — Схватив ее, Видаль перетащил ее на свой шезлонг, и она завизжала от неожиданности. — У меня планы на следующий час.

— Правда?

— Да, — ответил он, спуская с ее плеч бретельки купальника. Обнажив ее грудь, он накрыл ее ладонями, затем принялся ласкать соски.

Застонав, Ева выгнулась дугой и, запустив руку под пояс его шорт, обхватила пальцами его мужское достоинство.

Поднявшись вместе с ней, Видаль ловко избавил их обоих от одежды. Ева захихикала, и этот звук удивил Видаля. Он никогда не слышал, как она хихикает. Похоже, она и сама удивилась, потому что накрыла рот ладонью.

— Знаешь, как много фантазий у меня возникало, когда я наблюдал за тем, как ты плавала в бассейне в замке?

Ева покачала головой. Тогда Видаль взял ее за руку и повел к спуску в бассейн.

Оказавшись в прохладной воде, Ева окончательно проснулась. Небо начало темнеть, вокруг пели птицы. Она подумала, что они с Видалем как Адам и Ева в раю. Что вокруг них нет ничего, кроме первозданной природы.

Видаль заводил ее все глубже в воду, пока ее ноги не перестали доставать до дна. Тогда она обхватила ими бедра Видаля и предалась фантазии. Фантазии, в которой они любили друг друга и их отношения были настоящими.

Когда позднее Ева вернулась в свою комнату, в голове у нее пронеслось, что она любит Видаля.

Она тут же прогнала эту безумную мысль. Ведь она даже не знает, что такое любовь. Конечно, ее мать по-своему любила ее, но это чувство нельзя было назвать здоровым.

Нет, она не могла влюбиться в Видаля. Она просто увлеклась человеком, которому отдала свою невинность.

И Видаль, конечно же, ее не любит. Он рассмеялся бы ей в лицо, если бы она сказала ему, что влюбилась в него.

Выбросив эти мысли из головы, Ева окинула взглядом свое отражение в зеркале. На ней было длинное красное платье и босоножки. Ее волосы были распущены, на лице не было ни следа макияжа.

Когда Ева заглянула в кухню, Видаля там не оказалось. Шелли заметила ее, и Ева неловко извинилась.

— Вам не за что извиняться, — улыбнулась Шелли. — Лучше зайдите и помогите мне. Нужно порезать грибы.

— Хорошо, — робко улыбнулась в ответ Ева.

Шелли была такой открытой и дружелюбной, что было невозможно не вступить с ней в разговор. Ева рассказала ей о своей покойной матери и о дворце.

— Наверное, жить во дворце необычно, — предположила Шелли.

Ева пожала плечами:

— Да, необычно. У меня было множество привилегий.

Шелли легонько сжала ее руку:

— Дворец, конечно, удивительное жилище, но, похоже, не слишком уютное.

Ева рассмеялась, затем, удивившись этому, прижала ладонь ко рту и покачала головой:

— Совсем не уютное. Скорее наоборот.

Они так увлеченно разговаривали, что Ева не заметила стоящего в дверях Видаля, пока он не произнес:

— Шелли, ты, наверное, уже утомила Еву своей болтовней.

Подняв на него взгляд, Шелли бросила в Видаля кусочек сладкого перца. Он его поймал и съел.

— Не беспокойся! Благодаря помощнику шеф-повара все уже готово, и я сейчас уйду.

Помахав им обоим рукой, Шелли удалилась.

Ева уже накрыла стол на террасе. Она отнесла туда тарелки с едой и вино и зажгла свечи.

— Тебе не было необходимости помогать Шелли готовить ужин, — заметил Видаль, когда они сели за стол. Он выглядел сексуально в белой рубашке и вылинявших джинсах.

— Я говорила тебе, что мне нравится готовить. Хотя, конечно, до профессионализма Шелли мне очень далеко.

— Она дипломированный шеф-повар.

— Да, она мне об этом сказала. — Ева съела немного ризотто с морепродуктами и выпила глоток вина. — Ты вообще не готовишь?

— У меня никогда не было в этом необходимости. Сначала я жил в школе-интернате, затем в общежитии университета. Потом перебрался к вам во дворец вместе со своим отцом. В общежитии я, как и все студенты, питался ужасно.

— А затем ты заработал миллионы и смог себе позволить нанять шеф-повара.

— Точно.

Какое-то время они ели молча, затем Ева положила вилку и сказала:

— Знаешь, я тебе завидую.

Видаль прижал ладонь к своей груди:

— Ты, принцесса, выросшая во дворце, завидуешь мне?

— Пожалуйста, не называй меня принцессой.

— Хорошо, — уступил он, подняв бокал.

Ева чокнулась с ним:

— Спасибо.

— Итак, скажи, почему ты мне завидуешь.

— Потому что у тебя была возможность поступить в университет. Я всегда этого хотела.

— Ты тоже могла бы туда поступить.

Ева покачала головой:

— В отличие от тебя я не семи пядей во лбу. Я не получила бы грант на обучение, а самой мне было бы нечем платить за образование. В двенадцать лет я перестала посещать обычную школу и перешла на домашнее обучение. Мой учитель давал мне недостаточно знаний, и я не смогла бы сдать даже основные экзамены.

— Какую специальность ты выбрала бы?

— Я хотела бы изучать экономику и управление бизнесом.

— Теперь тебе ничто не мешает получить образование. Я дам тебе денег.

Она возмущенно посмотрела на него:

— Я рассказала тебе о своем желании не для этого. Ты не должен ничего мне давать. Ты и так достаточно для меня сделал.

— Прости, Ева. Я не хотел тебя обидеть. Но твоя мечта вполне достижима.

— Прости. Мне не следовало так остро реагировать. Я просто не хочу, чтобы ты считал меня корыстной.

Видаль покачал головой:

— Поверь мне, ты наименее корыстная женщина, из тех, кого я когда-либо знал.

Ева улыбнулась и подняла указательный палец:

— Вот видишь, у меня есть хотя бы одно положительное качество.

Глаза Видаля блестели как два аквамарина — Не беспокойся, у тебя их намного больше.

Щеки Евы вспыхнули, и она мысленно отругала себя за такую реакцию. Ее возмущало то, что она так отчаянно жаждала его одобрения.

Видаль смотрел на Еву в мерцающем свете свечей. Он никогда не видел более красивой женщины. Он видел ее внутренний свет, которого не было раньше. Этот свет делал ее неотразимой. Её высокомерие куда-то пропало, уступив место скромности.

— Кто ты, Ева? — спросил он.

Она посмотрела на него с удивлением:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты мало похожа на ту девчонку, которая когда-то в порыве гнева залепила мне пощечину.

— Неужели тебе так трудно поверить в то, что я изменилась? — произнесла она после паузы.

— Ты так сильно изменилась, что я гадаю, не является ли это тщательно продуманной уловкой.

Ее пальцы крепче сжали бокал.

— Уловкой, нацеленной на что, Видаль?

— На то, чтобы внушить мне ложное ощущение безопасности.

— Для чего? Чтобы тебя соблазнить? Не слишком ли поздно сейчас об этом думать? К тому же разве не ты намеревался меня соблазнить?

— Мне не понадобилось этого делать.

Взволнованная, Ева подошла к ограждению террасы и встала спиной к Видалю. Он не до конца понимал, что делал, но чувствовал необходимость давить на нее, провоцировать ее на новые откровения.

Наконец она повернулась и посмотрела на него. Ее лицо было непроницаемым.

— Почему ты это делаешь? — спросила она.

— Потому что я давно понял, что в моменты, когда ты кажешься мягкой и ранимой, тебе нельзя верить. Потому что в следующий момент ты обязательно отпустишь колкость или оскорбишь.

— Возможно, у меня закончились колкости и оскорбления.

Видаль заметил, что ее глаза блестят. От эмоций? Это было слишком. Кого она пыталась обмануть?

Она стояла, прислонившись спиной к ограждению. Поднявшись, он подошел к ней.

— В чем твоя проблема, Видаль?

Вот. Теперь перед ним была та самая Ева, которую он знал.

— Моя проблема в том, что я не понимаю, почему ты думаешь, что тебе нужно разыгрывать этот спектакль. Совсем скоро мы с тобой разойдемся в разные стороны. Никакого долговременного соглашения между нами не будет.

Ева скривила губы:

— Долговременного соглашения? С каких пор ты стал таким самодовольным? Ты мне сказал, что я последняя женщина на Земле, на которой ты женился бы. Можешь не беспокоиться, Видаль. Ты последний мужчина на свете, за которого я вышла бы замуж.

Положив ладонь ему на грудь, она попыталась его оттолкнуть, но он накрыл ее ладонь своей.

— Это все, что я хотел тебе сказать, Ева. Что тебе не нужно прилагать усилия и притворяться той, кем ты не являешься.

Она посмотрела ему в глаза:

— Что, если сейчас я настоящая? Что, если это девчонка, которую ты когда-то знал, притворялась другим человеком, чтобы выжить? Это тебе не приходило в голову?

Высвободив свою руку, она пошла назад в дом. Видаль в замешательстве смотрел ей вслед. Что, если она сказала правду?

— Прости.

Ева не отвела взгляда от книги, которую пыталась читать. Она была так обижена и зла на Видаля, что внутри у нее все кипело.

Взяв у нее книгу, Видаль посмотрел на обложку и отложил ее в сторону.

— «Техническая революция». Я не рекомендовал бы тебе эту книгу. Она слишком скучная.

Он опустился перед Евой на корточки.

— Ева, посмотри на меня. Я правда сожалею о своих словах.

Она заставила себя посмотреть на него:

— Я не могу постоянно извиняться за прошлое, Видаль. Я знаю, что ты не можешь этого понять, но я всегда знала, что вела себя неправильно. Я просто не знала, как вести себя по-другому. Моя мать оказывала на меня слишком сильное влияние. Разумеется, это не может послужить оправданием моему ужасному поведению. Я просто пытаюсь все тебе объяснить.

— Это не имеет значения. Мне не следовало затрагивать эту тему. Потому что мы здесь не для того, чтобы обсуждать прошлое. Наше время вместе ограниченно. Чем скорее мы пресытимся друг другом, тем скорее каждый из нас вернется к своей жизни.

Даже несмотря на то, что он причинил ей боль, сказав, что ему безразлично, какая она на самом деле, Ева почувствовала необходимость донести до него с помощью своего тела, какая она в действительности.

Она приняла решение за долю секунды. Если он может быть таким холодным, то и она сможет.

Она встала, и Видаль тоже поднялся. Направляясь к двери, она услышала:

— Куда ты?

Она бросила на него взгляд через плечо:

— Хочешь сказать, что ты этого не знаешь? Похоже, все остальное ты знаешь. — Она спустила одну бретельку платья. — Это влечение не пройдет само. Не так ли?

Она вышла из комнаты, спуская другую бретельку. К тому моменту, когда она была у лестницы, корсаж платья уже был спущен. Видаль сначала был в замешательстве, но быстро собрался с духом и заключил Еву в объятия.

Это доставило ей удовольствие, потому что Видаль глубоко запал ей в душу. Она с ужасом думала о том дне, когда он будет на нее смотреть без интереса и ей придется иметь дело со своими истинными чувствами к нему.

— Но я никогда не держала младенца!

— Ничего страшного, — сказала Шелли, передавая ей свою новорожденную малышку.

Еве не осталось ничего другого, кроме как прижать ее к себе, потому что Шелли ушла. Она сидела на месте с извивающимся свертком в руках и боялась вздохнуть.

Вечеринка проходила на пляже. Там царила непринужденная атмосфера. Горели фонари, из колонок доносилась музыка, столики ломились от еды и напитков.

Все были веселыми и дружелюбными, и страхи Евы тут же улетучились. Ей не было необходимости беспокоиться о том, как себя вести и что говорить.

Они с Видалем пришли поздно. После разговора на террасе они больше не выясняли отношения. Они просто смотрели друг на друга и через считаные минуты уже были в постели.

Когда этим утром Ева проснулась в постели Видаля и собралась встать и уйти в свою комнату, он притянул ее к себе, уткнулся лицом в ее шею и сонно пробормотал:

— Не уходи.

Она пролежала под его тяжелой рукой, наверное, целую вечность. Она знала, что на самом деле он не хотел, чтобы она осталась, поэтому в конце концов выбралась из-под его руки и пошла к себе.

Хэл, муж Шелли, приходил к ним последние пару дней, и они с Видалем вместе работали в саду. Глядя на Видаля, на котором были только шорты, Ева вспоминала, как наблюдала за ним тайком, когда он помогал своему отцу.

Малышка Люси у нее на руках издала громкий звук. Ева огляделась по сторонам, но рядом никого не было. Тогда она начала ее покачивать, как делала Шелли. Девочка перестала извиваться и открыла глаза — большие, карие, с длинными ресницами. Несмотря на волнение и страх, Ева была очарована. Освободив одну руку, она провела пальцем по щечке ребенка. Она оказалась нежной и мягкой.

— Разве ты не красавица, Люси? Конечно, красавица…

Говоря малышке ласковые слова, Ева сама не заметила, как расслабилась. Сейчас она испытывала то же самое щемящее чувство, которое охватывало ее всякий раз, когда она видела маленьких детей. В этот раз она не могла его контролировать. Возможно, причиной тому была красота этого места или ее откровенный разговор с Видалем в первый вечер.

Держа на руках красивую малышку, она больше не могла бороться с правдой. Она хотела семью. Ребенка. Она хотела быть с Видалем. Она любила его.

— Ты так естественно смотришься с ребенком.

Бросив взгляд в сторону, Ева увидела садящегося рядом с ней Видаля. Он словно почувствовал, что сейчас она особенно ранима, и появился рядом с ней для того, чтобы ранить ее еще сильнее.

Он нахмурился:

— Ты плачешь.

— Да? — Ева издала не то смешок, не то всхлип, но ей было все равно. Крошечные пальчики малышки обхватили ее палец, и Ева сказала не столько Видалю, сколько самой себе: — Я всегда думала, что не хочу этого… что, наверное, у меня не может этого быть. Но я хочу этого.

Люси снова захныкала. Ева снова ее покачала, но она заплакала еще громче.

Еву охватила паника.

— Я не знаю, что делать.

Видаль ловко взял у нее малышку, повернул ее вертикально и прижал ее к себе так, чтобы ее голова оказалась над его плечом. Он гладил ее по спинке до тех пор, пока она не отрыгнула.

— Она просто наглоталась воздуха, — пояснил он.

Его действия произвели большое впечатление на Еву.

— С каких пор ты знаешь, как обращаться с детьми?

— Всякий раз, когда Хэл приходил сюда работать, он брал с собой кого-то из своих детей.

Шелли вернулась за ребенком.

— Пойдемте есть десерт, — сказала она.

Весь оставшийся вечер Ева думала о своих открытиях. Она любила Видаля и хотела иметь семью. Она инстинктивно знала, что только любовь семьи исцелит ее душу.

Видаль до конца вечера задумчиво молчал. Несомненно, он был шокирован ее проявлением эмоций и признанием.

Когда они вернулись в его дом, он сказал:

— Мне нужно поработать. Завтра утром мы улетаем.

— Назад в Сан-Франциско?

— Нет, в Мадрид. Нам нужно посетить там одно мероприятие. Если, конечно, ты не против.

При упоминании о Мадриде Ева внутренне содрогнулась. Разве ее еще что-то связывает с этим городом? Но если ее место больше не там, то где оно?

— Разумеется, не против, — ответила она, подавив жалость к самой себе.

В самолете Ева спала, откинувшись на спинку сиденья. Видаль предложил ей воспользоваться спальней в конце салона, но она отказалась.

Когда на вчерашней вечеринке он увидел Еву с младенцем на руках, то застыл на месте.

Сначала он прочитал на ее лице ужас, и это нисколько его не удивило, но его выражение быстро смягчилось. На смену ужасу пришли нежность и умиление. Она заплакала.

Затем она сказала, что хочет иметь ребенка. Это не было кокетством. Было очевидно, что в тот момент она призналась себе, что хочет стать матерью.

Тогда он понял, что все зашло слишком далеко. Что Ева изменилась. Что раньше она была высокомерной и язвительной из-за влияния ее матери.

Шелли быстрее разглядела истинную натуру Евы. Когда Ева разговаривала с кем-то из гостей, Шелли отвела Видаля в сторону и сказала:

— Это особенная девушка, но жизнь нанесла ей тяжелые раны. Смотри не сделай ей еще больнее.

Видаль был ошеломлен тем, что его близкая подруга защищает Еву. Затем он понял, что больше не может продолжать разыгрывать этот спектакль с помолвкой. Что он реализовал все свои фантазии, связанные с ней. Что он испытывает к ней лишь сексуальное влечение, и оно скоро пройдет. Ему нужно расстаться с ней и найти женщину, с которой сможет создать семью.

Глава 10

Осенний Мадрид был великолепен. Город купался в ярком солнечном свете. Кроны деревьев приобрели оттенки золота и меди.

Ева поняла, что плохо знает город. Возможно, когда-нибудь она приедет сюда в качестве туриста.

Она вернулась в отель вовремя. На этот раз Видаль забронировал люкс в другом отеле, чтобы ее не узнал никто из персонала.

Прогулка доставила Еве удовольствие. Она посетила картинную галерею и выпила кофе.

Ее не покидало чувство одиночества, но она к нему привыкла. Скоро они с Видалем расстанутся, и это чувство снова станет ее главным спутником.

Она пришла в номер одновременно со стилистом и визажистом, и женщины начали работать над ее образом.

Когда Ева увидела платье, у нее перехватило дыхание. Девочкой она мечтала о платье принцессы, и ее мечта сбылась. Подол из тонкого белого тюля был расшит кристаллами Сваровски, талию подчеркивал золотой пояс. Волосы ей оставили распущенными и уложили их гладкими волнами, макияж сделали ярче, чем обычно.

В какой-то момент Ева заметила, как обе женщины напряглись и одна из них покраснела. Повернувшись, она увидела Видаля, стоящего в дверях. На этот раз на нем был белый смокинг, контрастирующий с его загорелой кожей и черными волосами. Ева с удовольствием отметила про себя, что его глаза потемнели от желания. Возможно, еще не все потеряно.

— Ты выглядишь ослепительно, Ева. Правда.

Теперь настала ее очередь краснеть.

— Спасибо.

Стилист и визажист собрали свои вещи, попрощались и ушли.

— Я хочу кое о чем с тобой поговорить до того, как мы поедем на прием, — сказал Видаль Еве, когда они остались наедине. — Может, выпьем аперитив?

Кивнув, Ева проследовала за ним в гостиную. Там он налил ей бокал белого вина, а себе небольшую порцию виски.

Солнце начало садиться, и создавалось ощущение, что осенний Мадрид объят огнем.

Ева инстинктивно вскинула подбородок:

— О чем ты хочешь со мной поговорить?

Его черты напряглись, и она все поняла без слов.

— У меня хорошие новости. Я получил инвестиции, которые мне нужны для нового проекта. Завтра я лечу в Нью-Йорк, чтобы встретиться с инвесторами и подписать контракты. Этому поспособствовала ты, и я хочу от всей души тебя поблагодарить.

— Но я ничего не сделала.

Он покачал головой:

— Ты сделала больше, чем ты можешь себе представить. Ты очаровала людей. Особенно Софию Брентвуд и ее супруга.

Щеки Евы вспыхнули.

— Но я даже не знала, кто они.

— Тем не менее ты их очаровала.

— Я не знала, что способна на такое.

— Ты обаятельна и коммуникабельна от природы. Поверь мне, Ева. Твоя мать не смогла подавить твою личность.

— Спасибо. Мне очень приятно это слышать. — Вспомнив, что он сказал вначале, она посмотрела на него и произнесла: — Ты сказал, что летишь в Нью-Йорк. Я буду тебя сопровождать?

Видаль покачал головой:

— Нет. Я лечу туда один. После сегодняшнего приема наше соглашение закончится.

Ева почувствовала себя так, словно он ее ударил.

— Зачем я нужна тебе сегодня вечером?

— Это очень важное мероприятие. Через несколько дней я публично заявлю, что мы с тобой расстались друзьями после короткой помолвки.

— Полагаю, ты сделаешь это после подписания контрактов на инвестиции?

— Разумеется.

От его ледяной безжалостности у нее перехватило дыхание.

— То есть ты собираешься просто оставить меня здесь словно вещь, которая перестала быть тебе нужна?

— Ты заслуживаешь снова стать хозяйкой своей жизни. Жизни, свободной от долгов и обязательств.

— Что, если я откажусь сопровождать тебя сегодня?

Видаль пожал плечами:

— Это будет полностью твое решение. Я предпочел бы, чтобы ты пошла со мной, но твое присутствие не будет играть особой роли.

— Почему ты сообщаешь мне об окончании нашего соглашения сейчас? Если бы ты этого не сделал, ты мог бы быть абсолютно уверен в том, что я пойду с тобой.

— Потому что я не хотел, чтобы ты подумала, что я тобой манипулирую.

— Как благородно с твоей стороны, — усмехнулась Ева.

— Мы оба знали с самого начала, когда и как все закончится. Не вижу смысла продлевать наше соглашение.

Сердце Евы разрывалось на части, но она приложила все усилия, чтобы изобразить на лице спокойствие.

— Разумеется. — Сделав глоток вина, она поставила бокал на столик: — Я готова. Пойдем.

Видаль пристально посмотрел на нее, и ей оставалось лишь надеяться, что он не увидел ее боль.

Выпив залпом виски, он ответил:

— Да, нам пора идти.

Еве удалось каким-то образом продержаться до конца вечера. Это был ее первый выход в свет в Мадриде за долгие годы. Те самые люди, которые когда-то посмеялись над ней и ее нарядом, предлагали ей свою дружбу, приглашали ее на ланч, ужин, чашку кофе…

Она давала всем неопределенные ответы. Изображать дружелюбие было для нее пыткой. Мимические мышцы болели от натянутой улыбки.

У нее было такое ощущение, будто стены зала сдвигаются и вот-вот ее раздавят. Ей хотелось перенестись в дом Видаля в Сан-Франциско или в его дом на острове Мауи, где она чувствовала себя свободной. Но она понимала, что больше никогда не побывает ни там ни там.

Видаль прикасался к ней во время мероприятия, но все его прикосновения были легкими и незначительными. Он держался с ней отстраненно. Возможно, его сексуальное влечение к ней уже ослабело, и поэтому он не видел смысла продолжать их отношения.

Что ж, он прав. Ей пора уходить, и она сделает это с высоко поднятой головой.

Сняв смокинг и бабочку, Видаль ходил взад-вперед по гостиной.

Несколькими часами ранее он отпустил Еву, сообщив ей об окончании их соглашения, потому что хотел оказать ей добрую услугу, вернуть ей контроль над ее собственной жизнью.

В таком случае почему он чувствует себя так, словно поступил неправильно? Почему он не может найти себе места?

Потому, что он видел ее лицо в тот момент, когда сообщил ей, что больше в ней не нуждается. Оно выражало потрясение и еще что-то, что он не смог определить.

Конечно, для его репутации было бы лучше, если бы они оставались вместе, по меньшей мере, еще месяц. За это время новость о заключенной сделке распространилась бы и, возможно, привлекла бы больше инвесторов.

Кроме того, он все еще хотел Еву. Хотел ее так сильно, что боялся лишний раз к ней прикоснуться и выдать свое желание. Тонкий аромат ее духов щекотал ему ноздри. Весь вечер он представлял себе, как медленно, дюйм за дюймом, снимает с нее роскошное платье и ласкает ее тело.

Но он знал, что не может продолжать этот спектакль. Ева заслуживала большего.

Она появилась в дверях у него за спиной. Он увидел ее отражение в зеркале. На ней были джинсы и топ, в руке она держала небольшой чемодан.

— Куда ты собралась на ночь глядя? — спросил он, повернувшись.

— Я не вижу смысла задерживаться здесь. Я возвращаюсь во дворец. По условиям договора, у меня есть две недели на сбор вещей, не так ли?

У Видаля возникло такое чувство, будто мир перевернулся с ног на голову.

— Я забронировал для тебя этот номер на месяц. Если тебе понадобится больше времени для того, чтобы решить, что делать дальше, позвони мне, и я продлю бронь.

Ева покачала головой:

— В этом нет необходимости, но все равно спасибо. — Она слабо улыбнулась: — Спасибо тебе за то, что ты освободил меня от бремени моего наследства. За то, что ты показал мне мир. И за…

Внезапно она осеклась, и внутри у Видаля все сжалось. Ему стало стыдно.

— Ты не должна меня благодарить. Я заставил тебя согласиться на этот фарс путем шантажа.

Она покачала головой:

— У меня был выбор. В том, что я не могла продать дворец, не было твоей вины. Я уверена, что рано или поздно продала бы его. Наслаждаться роскошью и комфортом мне было совсем не трудно. И ты не затаскивал меня в свою постель посредством шантажа. Я хотела там оказаться.

Видаль не знал, что на это ответить. Он был в полной растерянности.

— Я желаю тебе всего наилучшего, Видаль. Я говорю искренне, — продолжила она. — Ты заслуживаешь встретить женщину, достойную твоей любви, и создать с ней семью.

Ему даже думать не хотелось о других женщинах.

— Ты тоже заслуживаешь найти свою вторую половинку и стать матерью.

Ева грустно улыбнулась:

— Я уверена, что смогу окружить себя людьми, с которыми мне будет хорошо. Здесь, в высшем обществе Мадрида, их нет. Ты помог мне это увидеть.

Боже, как же он недооценивал эту женщину!

— Позволь моему шоферу отвезти тебя во дворец.

— Хорошо, спасибо, — ответила она, повернулась и ушла.

Видаль направился в спальню, где на двери висело в защитном чехле вечернее платье. Краем глаза он заметил что-то лежащее на комоде, подошел ближе и обнаружил, что это было кольцо, которое он надел ей на палец перед тем, как они публично объявили о помолвке.

Взяв кольцо, он с такой силой сжал его в кулаке, что камень больно впился в кожу.

Он не имел права требовать от Евы Флорес чего-то еще. Он должен был ее отпустить. У него останутся только хорошие воспоминания о ней. Высокомерная, капризная девчонка осталась в далеком прошлом.

Примерно неделю спустя Ева в обрезанных джинсах, рубашке без рукавов, завязанной под грудью, бейсболке и стоптанных кроссовках чистила бассейн. Было жарко не по сезону, и ей захотелось искупаться, но сначала нужно было выловить из бассейна листья и поменять воду.

Она потянулась вперед, чтобы захватить сачком больше листьев, как вдруг у нее за спиной раздался голос:

— Осторожнее.

Ева вздрогнула и лишь чудом сохранила равновесие и не упала в бассейн. У нее начались слуховые галлюцинации? Она сходит с ума?

Выпрямившись, она повернулась. Солнце слепило ее, и она смогла различить лишь высокую широкоплечую фигуру.

Фигура приблизилась, и она обнаружила, что это действительно Видаль, одетый в элегантный костюм-тройку.

— Кажется, у меня дежавю, — пробормотала Ева, вспомнив, что они были одеты похожим образом в день первого появления Видаля во дворце спустя много лет.

— Ни старая одежда, ни черная работа не могут скрыть аристократического происхождения.

Положив сачок на бортик бассейна, Ева сняла перчатки.

— Зачем ты сюда приехал, Видаль?

— Мне понадобилась неделя, чтобы понять, какую чудовищную ошибку я совершил.

Сердце Евы затрепетало.

— И в чем заключается эта ошибка?

— Мне не следовало тебя отпускать. По крайней мере, мне следовало тебя спросить, чего ты хочешь.

— Чего я хочу?… — пробормотала она.

— Да. Чего ты хочешь, Ева? — спросил он, подойдя еще ближе.

Он снова с ней играет?

Охваченная гневом, Ева уперлась руками в бока.

— Тебе недостаточно того, что ты мне отомстил? Ты вернулся, чтобы продолжить меня мучить?

— Чего ты хочешь, Ева? — повторил он.

К ее гневу добавились другие эмоции. До сих пор ее никто никогда не спрашивал о ее желаниях. Сначала ею манипулировала мать, затем этот человек.

Впрочем, в случае с Видалем это было не совсем так. Он не заставлял ее продавать ему дворец — просто предложил ей взаимовыгодное сотрудничество. И в свою постель он ее тоже не затаскивал. Она сама в нее легла и добровольно отдала ему свою девичью честь и свое сердце.

— Ты спрашиваешь, чего я хочу, Видаль? Я хочу, чтобы ты меня простил. Я хочу оказаться подальше от этого места. Я не могу здесь дышать. Я могу дышать только там, где ты, — призналась она.

Выражение его лица не изменилось, сине-зеленые глаза горели.

— Мне нечего тебе прощать. Правда состоит в том, что я люблю тебя, Ева. Думаю, я всегда тебя любил. Даже когда ты доводила меня до белого каления.

— Я не хотела этого делать.

Он подошел еще ближе:

— Но ты делала, и я не променял бы это ни на что.

— Как ты можешь так говорить? Я вела себя, как плохо воспитанная девчонка.

— Красивая девчонка, которая ждала превращения в красивую женщину. Замечательную женщину.

Глаза Евы зажгло от слез.

— Ты не можешь говорить серьезно. Ты не мог перелететь океан для того, чтобы мне это сказать.

Протянув руку, он нежно погладил Еву по щеке тыльной стороной ладони.

— Почему нет? Ты та самая женщина, которая мне нужна. Ты всегда была для меня единственной. Воспоминания о тебе преследовали меня много лет. Я всегда собирался вернуться сюда. Я не мог не вернуться. Думаю, мой отец видел, что между нами что-то происходило. Именно поэтому он попросил меня перед смертью приехать сюда и привести в порядок дворец. Он хотел, чтобы мы с тобой снова встретились и были вместе.

Ева вскинула подбородок.

— Ты сказал, что я последняя женщина на свете, на которой ты женился бы. — Она покачала головой. Она слишком долго была одна. Ее никто никогда не любил по-настоящему, поэтому слова Видаля пугали ее. — Это невозможно, Видаль. Со мной что-то не так. Именно поэтому мои родители не смогли меня полюбить. Ты увидишь…

Он снял с нее бейсболку, и ее волосы рассыпались по плечам и спине.

— Нет, любовь моя, — сказал он, взяв в ладони ее лицо. — Это с ними было что-то не так. Они были плохими родителями.

Еву охватил страх.

— Что, если я тоже не смогу стать хорошей матерью, Видаль? Ты заслушиваешь иметь рядом с собой женщину, с которой ты сможешь создать крепкую, счастливую семью. Я не знаю, способна ли я…

Он не дал ей договорить, накрыв ее губы своими.

— А я знаю, — сказал он, отстранившись. — Ты тоже заслуживаешь быть счастливой, Ева. Если у нас тобой будет семья, мы будем счастливы. Без тебя я не смогу стать счастливым. Потому что ты единственная женщина, которая мне нужна.

— Мне все это не снится?

— Нет. И я никуда не уеду без тебя.

Ева позволила себе поверить в то, что это происходит в реальности, и ее охватила безудержная радость.

— Я так хочу быть с тобой, что это меня пугает.

— У нас все получится. Верь мне. У меня есть кое-что для тебя. — Отпустив ее, он достал из кармана кольцо, которое она оставила в номере отеля, и надел его ей на палец.

— Что будет дальше? — спросила она.

— Мы оставим это место в прошлом и начнем строить будущее, — улыбнулся он. — Как тебе такая идея?

Ева весело рассмеялась:

— Она хорошая. Слишком хорошая, чтобы быть реальной. Я боюсь, Видаль. Боюсь пробудиться и понять, что все это мне приснилось. Знаешь, в юности мне много раз снилось, как ты забираешь меня отсюда.

Его глаза озорно заблестели.

— Я знаю, как убедить тебя в том, что все это реально.

Ева не успела его спросить, как он собирается это делать, потому что в следующий момент он схватил ее за руку и прыгнул в бассейн, потянув ее за собой.

Вынырнув из воды, Ева отбросила с лица мокрые волосы и рассмеялась. Видаль вынырнул следом за ней, взял ее за талию и притянул к себе.

Она обвила руками его шею и обхватила ногами его бедра.

— Ты спятил!

— Теперь ты веришь, что все это реально? — улыбнулся он.

— Да, верю, — произнесла она с ответной улыбкой.

Тогда Видаль потащил ее к бортику, прижал спиной к стенке бассейна и, расстегнув ее рубашку и бюстгальтер, обнажил ее грудь. Вода была довольно холодной, но все тело Евы горело от страсти.

— Я говорил тебе, что раньше представлял себе, как я занимаюсь с тобой любовью в этом бассейне?

— Не помню. Может быть. — Положив ладонь ему на щеку, она произнесла с чувством: — Только ты мог меня спасти, Видаль. Ты, и никто больше.

Он поцеловал ее в губы.

— Ты не нуждаешься в спасении — ты нуждаешься в любви. И я намерен всю оставшуюся жизнь доказывать тебе, что ты достойна любви. Но мне нужно, чтобы ты тоже меня любила. Это все, чего я хочу.

— Для меня нет ничего проще, чем любить тебя, — улыбнулась она.

Эпилог

Сан-Франциско

Год спустя

Видаль шел по их с Евой дому в Сан-Франциско. Из огромных окон открывался красивый вид на мост Золотые Ворота в лучах заката, но он остановился в дверях своего кабинета, чтобы полюбоваться еще более великолепным зрелищем.

Сидя в кресле, Ева читала учебник по экономике. На ней были обрезанные джинсы и мешковатый топ. Ее ноги были босы, а волосы собраны в небрежный узел. В простой домашней одежде она выглядела еще более сексуально, чем в нарядах, которые надевала на официальные мероприятия.

Она всем сердцем полюбила Калифорнию и даже научилась серфингу на Мауи, куда они довольно часто летали.

Видаль нашел для нее отличного психотерапевта, который помог ей примириться с прошлым и простить ее родителей за ее несчастное детство.

Он уже минуту стоял в дверях, но она до сих пор его не заметила. Еще немного, и он начнет ревновать ее к учебе.

Видаль прокашлялся, и Ева наконец подняла на него глаза.

— Привет, муженек, — поздоровалась она с улыбкой.

— Привет, любовь всей моей жизни.

Ева закатила глаза, но ее губы продолжили улыбаться.

— Фу, какая сентиментальность.

— Вы мне за это заплатите, миссис Суарес, — пошутил он, войдя в кабинет.

Поднявшись, она обвила руками его шею и, поцеловав его в губы, промурлыкала:

— «Миссис Суарес» нравится мне намного больше, чем «мисс Флорес».

Чувствуя, как ее грудь прижимается к его груди, Видаль так сильно возбудился, что чуть не забыл о своей цели.

— У меня для тебя сюрприз.

— Э-э-э… я хотела кое-что тебе сказать.

Она выглядела радостной и немного напряженной.

— Это может подождать несколько минут?

— Да, конечно, — кивнула она после небольшой заминки.

Тогда Видаль взял ее за руку и вывел на террасу. Там, на низком столике стояло ведерко с бутылкой шампанского и два бокала. На полу рядом с одним из стульев была коробка с бантом.

Усадив Еву на стул, Видаль опустился на корточки рядом с коробкой.

— Ничего не понимаю. Я о чем-то забыла? Годовщина нашей свадьбы будет только в следующем месяце, а день моего рождения в апреле.

— Почему я не могу сделать моей любимой жене подарок без повода?

— Что там, Видаль?

— Наберись терпения, дорогая.

Развязав бант, Видаль открыл коробку, опустил в нее руки и достал извивающийся пушистый комочек.

— Щенок! — завизжала Ева, протягивая к нему руки.

Щенок золотистого ретривера, которому надоело сидеть в коробке, пописал ей на одежду, а затем начал энергично лизать ей лицо.

Ева рассмеялась, а затем начала плакать.

— Я не хочу, чтобы ты плакала, — сказал Видаль, вытирая ее щеки большими пальцами.

Она покачала головой и улыбнулась:

— Это слезы радости. Я всегда мечтала о собаке.

Он достал из ведерка бутылку:

— Давай выпьем за осуществление этой мечты.

Ева посмотрела на шампанское, затем на Видаля и произнесла с робкой улыбкой:

— Боюсь, я не смогу поддержать твой тост. Мне долго нельзя будет употреблять алкоголь.

Видалю понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это означало.

— Ты беременна? Ты это хотела мне сказать?

Она кивнула и взяла его за руку. Щенок спрыгнул с ее коленей и начал обнюхивать террасу.

— Ты уверена? Какой у тебя срок? — ошеломленно пробормотал он.

Рассмеявшись, она положила его ладонь на свой все еще плоский живот.

— Примерно шесть недель. У меня была задержка, но я не стала говорить тебе о своих подозрениях. Сегодня я была у доктора, и он подтвердил, что я беременна.

Видаль взял в ладони ее лицо. Его переполняла радость, и он не понимал, как до сих пор не лопнул.

— Ты будешь удивительной матерью, Ева. Ты подаришь нашему ребенку всю ту любовь, которой ты была лишена в детстве.

— Я знаю, что с твоей помощью обязательно справлюсь со всеми трудностями, — ответила она.

— Я сделаю все для того, чтобы ты и наш ребенок были счастливы, — сказал Видаль и скрепил это обещание поцелуем.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.