Миры Уильяма Моррисона. Том 6

УНИВЕРСИТЕТСКИЙ ФУТБОЛ

Наш правый гард и такл проделали брешь между двумя пятиметровыми тета гигантами из вражеской команды. Прежде чем те успели ее закрыть, я промчался мимо них, как ракета, и побежал в очковую зону. Затем услышал свисток.

— Можешь уходить с поля! — крикнул мне тренер Морли. — С этого момента ты в университетской команде.

Сняв шлем, я ухмыльнулся. В семье меня всегда считали недомерком. Мой отец был почти четыре метра ростом, мать — три с половиной, а я — едва ли три. Среди капп это делало меня карликом. Вот почему меня охватил трепет, когда я узнал, что смогу получить место в команде «Пацифика» и соревноваться с игроками нормального роста.

В то время, о котором я пишу, существовало только четырнадцать различных рас людей, не считая различных подрас. Они все отличались по росту, весу и силе. Возможно, если бы меня классифицировали по новым стандартам, я стал бы высоким эпсилоном, а не низкой каппой. Но раз уж вся моя семья и родственники являлись каппами, было вполне естественно, что меня причисляли к ним. Во всяком случае, я знал, как играть против более высоких соперников.

Кто-то похлопал меня по спине, чуть пониже лопатки. Я посмотрел вниз. Это был университетский квотербек Дональд Майерс, двухметровая альфа.

— Отличная работа, Джефф, — поздравил он. — Я рад, что у тебя все получилось.

Я знал, что он говорит искренне, и это порадовало меня.

— А… разве это важно? — спросил другой альфа, стоящий рядом с Дональдом.

Это был профессор Хорас Майерс, отец Дональда. Он преподавал парахимию в Полярном Техническом Университете, поэтому знал о мире, в котором жил, не больше других профессоров, а, возможно, даже меньше. То, что он работал в самом крупном земном университете, казалось, никак не исправляло эту ситуацию.

— Конечно, важно, профессор Майерс, — ответил я. — Членство в команде позволит мне учиться бесплатно. Кроме того, я смогу свободно принимать таблетки, улучшающие память, позволяющие сидеть на лекциях и впитывать знания, просто слушая преподавателя. Еще университет будет оплачивать мне пищевые таблетки в расчете на шесть тысяч калорий в день, что достаточно для любого человека, как бы усердно он ни работал.

— А как насчет устройств, помогающих в учебе?

— Теперь мне нельзя учить химию или физику во сне, — сообщил я. — Это помешало бы моему отдыху и оказало бы негативное влияние на игру.

— Звучит разумно, — согласился профессор. — Обучение во сне всегда казалось мне методом для лентяев. Такие знания быстро улетучиваются.

С трибун спустилась девушка альфа, Дональд Майерс извинился и отошел. Мы с профессором Майерсом улыбнулись друг другу. Это была Лана Брайс, одна из наших самых красивых чирлидерш. Если определенное препятствие исчезнет с ее пути, она скоро станет миссис Майерс. Препятствием, разумеется, являлся Уиллис Крэйн.

— Я смутно помню, что мой прадедушка как-то рассказывал об игре под названием футбол, — рассеянно сообщил профессор Майерс. — Он никогда не видел ни одного матча, но слышал о них. Однако, тогда я был ребенком, а он — уже стариком. Походило ли это древнее развлечение на то, во что вы играете сейчас?

— Наша нынешняя игра произошла от той, что была популярна в вашем детстве, — ответил я. — Когда появились разные виды людей, пришлось изменить правила. Для игроков линии, в основном, важна сила, поэтому выбирают тет. Они едят то, что стимулирует гипофиз и выработку определенных гормонов, это делает их немного выше обычных тет, рост которых, обычно немного превышает четыре метра. Наши лайнмены — пятиметровые гиганты. Больше они вырасти не могут, дальнейшее стимулирование гипофиза приведет лишь к потере сил.

— Я и сам это знаю, я же все-таки профессор парахимии, — обиженно сказал Хорас Майерс.

— Ну, беки — это обычные каппы, — поспешно добавил я. — Не такие крупные, но сильные и способные выдерживать мощный прессинг. Но вот квотербек — это всегда альфа, потому что он должен быть ловким и быстрым.

— А игровое поле?

— Триста на сто метров. Пластиковый мяч достигает шестидесяти сантиметров по длинной оси. Старая система устных сигналов стала совершенно непригодной — их невозможно передать в свалке. Поэтому в шлемах у нас есть радиоприемники, настроенные на частоту квотербека.

— Как интересно, — пробормотал профессор, словно уже забыл, о чем идет речь.

Довольно скоро Дональд закончил беседовать с Ланой Брайс и вернулся.

— Она назначила дату, Дональд? — спросил я.

Он как-то странно посмотрел на меня.

— Зависит от тебя.

— От меня? Да я с ней и словом ни разу не перекинулся!

— От тебя и остальной команды. Зависит от того, как мы проведем будущие игры.

Я присвистнул. Мне показалось, что это возносит спортивный дух слишком уж на далекую высоту.

— И что, если команда Уиллиса Крэйна из Экваториального университета покажет себя лучше нас, она выйдет за него?

— Полагаю, что так.

Мне, как и остальным игрокам, когда они узнали последние новости, это показалось забавным. Но мы решили, что, если это будет зависеть от нас, то Дональд женится на Лане. Мы будем играть до потери сознания, до последней капли сил.

Наша первая игра против «Нижнего Мехико» обещала быть легкой. Но прежде чем мы вышли на поле, я вспомнил, что спорил с одним из наших тета лайнменов о том, какой будет счет. Тренеры напичкали его таблетками, повышающими работоспособность мозга, чтобы он не перепутал сигналы во время игры. С умом у него было туговато, это знали все. Затем ему дали таблетки силы и выносливости, что не являлось таким уже необходимым.

— Мы победим их так, что у нас будет еще шестьдесят очков в запасе, — сказал этот лайнмен, лежа в свете инфра-нейтринной машины, закаляющей мышцы.

— Я бы сказал, что сорок, — возразил я.

— Шестьдесят, — стоял на своем лайнмен, а затем начал рассказывать, в какой мы отличной форме, и какие слабые у нас противники.

Когда мы вышли на поле, представления обеих команд уже закончились. Символом «Нижнего Мехико» был детеныш марсианского огненного медведя, и, увидев его, все девушки издали умильные звуки. Когда животное, наконец, увели с поля, матч, начался.

Команда «Нижнего Мехико» ввела мяч в игру. Наш левый бек поймал его на отскоке и побежал назад. Он тоже был каппой, как и я, хотя ростом превосходил меня больше, чем на полметра и обладал силой венерианской земляного кита. Тем не менее, он должен был понимать, что не стоит позволять вражеским тетам сбить себя с ног. Они упали на него, как атомные бомбы, материализовавшиеся в стратосфере, и он с глухим стуком рухнул на траву.

Рефери дунул в ультразвуковой свисток, воем отозвавшийся у нас в шлемах, но наш левый бек не шевелился.

На поле выбежал доктор, и каппа застонал.

— Зачем ты сделал такую глупость? — спросил Дональд Майерс. — Ты же знал, что у тебя не получиться убежать от них.

— Кажется, я не подумал об этом, — покраснел каппа. — Кажется, я… я проглотил таблетку ума, не разжевав ее.

Игрокам университетских команд не разрешалось ругаться, но я могу представить, что вертелось у Дона на языке. Доктор быстро осмотрел каппу.

— Правая нога не сломана, но несколько мышц сильно растянуты, — объявил он вердикт. — Сильный ушиб левого бедра. Растянутые сухожилия…

Доктор продолжал еще несколько секунд. На лице Дона появилось опасение, что травмированному каппе придется пропустить несколько игр.

— Только не говори мне, что ты забыл закалить мышцы в инфра-нейтринной машине, — мрачно сказал Доп. — Ты должен был легко выдержать такой удар.

— Кажется, я торопился и не прошел полный курс подготовки.

Через минуту наш тренер вывел на поле замену, и игра продолжилась. Но теперь вам, наверное, стало ясно, что было не так с нашей командной — излишняя самоуверенность. Игра шла дальше, мы не вели по очкам и начали паниковать, что не сумеем победить даже такую слабую команду. Но все закончилось не так плохо, потому что нам удалось заработать один тачдаун.

После игры профессор Майерс подошел к сыну. С ним был еще один пожилой человек.

— Профессор Альфред Крэйн, преподаватель радиологии в Полярном Техническом Университете, — представил его отец Дональда.

Профессор Крэйн знал об игре гораздо больше профессора Майерса. Я понял это по одному взгляду на него. У него в глазах был коварный блеск, напомнивший мне о кобре-кошке, собирающейся вонзить в кого-то клыки.

Он откашлялся.

— «Экватор», насколько я знаю, только что закончил матч против Полинезии. Мой сын Уиллис — квотербек, кажется, вам это и так известно, поэтому меня интересует счет. Гм… вы не возражаете?

Никто не возражал, и профессор Крэйн включил телевизор. «Экватор» обыграл соперника со счет семьдесят три — ноль, и от этого нам стало еще хуже. На экране появилась чрезмерно смазливая рожа Уиллиса Крэйна.

— Привет, Уиллис, — поздоровался с ним отец. — Ты в порядке?

— Конечно, папа. Все прошло, как нельзя лучше. В третьем и четвертом периодах мы играли вторым составом. — Он ухмыльнулся. — Вся команда ждет не дождется возможности потоптаться по меркаптаиовой форме «Пацифика», в особенности по их квотербеку Дону Майерсу. Когда мы закончим с ними, от них останется не больше, чем от термофильного земляного червя при абсолютном нуле.

Дон стиснул зубы.

— Эй, ты, грязная экваторианская крыса! — воскликнул он. — Получив шанс, которого вы так ждете, ты будешь сожалеть об этом так, словно случайно отрезал себе руку протонным лучом.

— Мальчики, мальчики! — скромно вмешался профессор Майерс.

— Думаешь, ты женишься в этом году? — ухмыльнулся Уиллис. — Не смеши меня. Да когда мы закончим подтираться вашей формой, на тебя не взглянет ни одна девушка. С чего ты вообще взял, что Лана выйдет за тебя?

— Тащи сюда свой зад, трус! — закричал Дои. — Если у тебя есть хотя бы смелость марсианского растительного жука…

Профессор Крэйн нажал на кнопку, и Уиллис исчез с экрана.

— Прошу прощения, — извинился Крэйн. — Профессор Майерс, я не знал, что у Дональда с Уиллисом такие плохие отношения. Кажется, дело усугубляет какая-то девушка, не так ли?

— Еще как усугубляет, — заметил я.

— Ох, уж эта неуравновешенность юности, — вздохнул Майерс. — А я-то думал, что современные подростки стали намного благоразумнее. Возможно, мы преувеличиваем значение физики и химии. Насколько мир был бы счастливее, если бы всех молодых людей в возрасте от пятнадцати до семнадцати заставляли бы проходить получасовой курс успокаивающих лучей, способствующих улучшению настроения! Тогда бы не было никаких волнений, неприятных споров и нарушений порядка.

— Как и жизни, — добавил я.

Дональд не обращал на нас никакого внимания. Наверное, размышлял о том, что хочет сделать с Уиллисом Крэйном.

— К счастью, профессор Крэйн, мы с вами можем рассуждать обо всем на трезвую голову, — сказал отец нашего квотербека. — Пусть девушка достанется победителю.

— Разумеется. Только так и никак иначе.

Профессор Крэйн улыбнулся, будучи уверенным, что его сын по всем параметрам лучше Дональда.

Теперь у вас есть представление о проблемах нашей команды. В следующем матче — против Лунного Сельскохозяйственного Колледжа — небольшого учебного заведения, не воспринимающего футбол всерьез, — нам удалось добиться лучшего счета. Но даже сейчас мы совсем не блистали. В середине игры, один их наших тайт-эндов стоял у линии ворот, пробежав двести сорок метров. Ожидая паса в протянутые руки, он вдруг рухнул на землю. Казалось, будто кто-то направил на него электронный луч.

Но произошло вовсе не это. Врач установил, что у тайт-энда всего лишь перенапряжение.

Дон растерялся.

— Это не имеет никакого смысла, — жаловался он. — Он потреблял нужное количество калорий и спал ровно столько, сколько нужно. Учился он в меру, регулярно принимал таблетки ума и закалял мышцы в лучевой камере. Ничего не понимаю.

Затем истина все-таки всплыла наружу. Этот тета был обжорой, проводившим всю ночь за едой. Не настоящей едой, дающей калории или откладывающейся в виде жира. Он поедал новые бескалорийные синтетические смеси, содержащие большое количество ароматизаторов, имитирующих когда-то популярные вкусы. Оказалось, что у нашего тайт-энда была необычная любовь к лунным стейкам и мороженому с марсианской ягодой.

Мне тоже нравятся стейки и мороженое, но я не представляю, как их можно есть часами, особенно, не забывая и про обычную пищу. И ни один из этих синтетических продуктов не мог принести спортсмену пользу.

Это открытие несколько деморализовало команду. В следующей игре случилось кое-что еще. На этот раз был виноват я.

До середины матча мы играли гораздо лучше обычного. Я выставлял правого лайнмена соперника обезьяной почти каждый розыгрыш. Спустя некоторое время ему надоело, что какая-то каппа делает из него посмешище, и он решил ударить меня.

Он был на полтора метра выше, но меня это не остановило. Я ответил ему прямым в живот. На этом драка и закончилась. Рефери понял, что происходит, и выдал нам по дозе парализующих лучей.

Я, наверное, получил больше, чем должен был, поскольку, когда игра возобновилась, все еще чувствовал онемение во всем теле. Надо было бежать с мячом, но я двигался слишком медленно. Меня сбили с ног, прежде чем я успел понять, в чем дело. Мяч вылетел у меня из рук, и его быстро подобрала вражеская команда. Так они заработали первый тачдаун, обрели уверенность и ввели нас в ступор.

Нам опять повезло, и мы выиграли матч с перевесом в одно очко, вместо тридцати, на что рассчитывали до начала игры.

Так продолжалось весь сезон. Мы были хорошей командой, намного превосходящей наших противников, но вечно казалось, что победа дается нам только благодаря удаче. Тем временем, «Экватор» с легкостью продвигался дальше, сокрушая всех оппонентов с разгромным счетом и хвастаясь, что они с нами сделают, когда, мы, наконец, сойдемся на поле.

Забавным было то, что я все это время не сомневался в перевесе нашей команды. Другие игроки, казалось, ощущали то же самое, к тому же, свою роль играло то, что «Экватор» и «Пацифик» традиционно считались главными претендентами на кубок. Неважно, как легко эти две команды побеждали остальных, решалось все в непосредственной встрече. И если что-то могло заставить нас показать все, на что мы способны, то это Лана Брайс.

Я увидел ее перед игрой. Как Дон Майерс, так и Уиллис Крэйн, вероятно, хотели поговорить с ней наедине, но ни один, ни другой не давали сопернику такой возможности. О чем бы ни был разговор, говорить им приходилось в присутствии третьего лишнего. Так или иначе, по их взглядам на нее можно было сказать, что каждый рассчитывал на то, что после матча она будет с ним.

В помещение вошел тренер Морли.

— Дон, ты будешь нам нужен через пять минут, — сказал он.

— Скоро приду, тренер, — пообещал Дон.

— Не забудь принять таблетки для мозгов и закалить мышцы, — ухмыльнулся Уиллис Крэйн. — Тебе это понадобиться, когда наши лайнмены втопчут тебя в землю.

— Пожалуйста, мальчики, не ругайтесь хотя бы сейчас, — взмолилась Лана. — Ради меня.

Дон стиснул зубы.

— Хорошо, что ты попросила об этом, Лана, а не то я бы разукрасил этого хвастуна так, что все подумали бы, будто его исклевала лунная птица-мясник.

— Скорее, это был бы ты и армия тет, — парировал Уиллис.

Я увидел, что Дон вот-вот потеряет над собой власть.

— А мне кажется, — вмешался я, — что вам обоим нужно денек пролежать под успокаивающими лучами. Остыньте и оставьте энергию для игры.

— Если устроите драку прямо сейчас, — сказала Лана, — то я больше не взгляну ни на одного из вас.

Сначала она пожала руку Уиллису, а потом Дону. Когда девушка ушла, соперники поспешно вернулись к своим командам.

Профессор Майерс был у нас в раздевалке и с интересом наблюдал за приготовлениями.

— Возможно, вы и не представляли, профессор, — сказал тренер Морли, — что парни проходят столько различных процедур. Мы не жалеем времени на то, чтобы привести команду в форму.

Профессор Майерс покачал головой.

— Меня больше удивляет то, что не включает в себя подготовка, — ответил он.

Выражение лица тренера Морли подсказывало, что у него нет ни малейшего понятия, о чем говорит профессор Майерс. Но тот уже забыл о своих словах и принялся деловито рассматривать один из шлемов. Тренер Морли улыбнулся, пожал плечами и взялся проверять, все ли игроки прошли предматчевую подготовку.

На трибунах сидело полмиллиона человека, а еще десятки миллионов собрались у экранов телевизоров. Множество выпускников, как «Пацифика», так и «Экватора», жили на других планетах, в основном, на Марсе и Венере, поэтому телевидение было межпланетным. Но, что бы кто ни говорил, ничто не сравнится с непосредственным присутствием на игре.

Ряды сидений были отделены от поля, и зрители могли видеть игру, но не слышать ее. Однако, поскольку квотербек передавал сигналы по радио, это особо ничего не меняло.

Новая система увеличительных слоев воздуха предлагала отличное зрелище. Между полем и трибунами находились разделенные слоями пласпшкса слои различных газов с разным давлением и температурой. Эти параметры настраивали специалисты, и коэффициенты рефракции гигантской системы газовых линз менялись так, что зрителям казалось, будто игроки бегают прямо перед ними.

Устройство действовало безотказно. Кроме того, оно было недорогим, что особенно нравилось начальнику стадиона.

Даже с космоскопом тут нельзя было найти ни одного профессионального игрока на ставках. Парни с азартом в крови обходили университетский футбол, как только им становилось ясно, что на ход матча нельзя никак повлиять.

Когда-то, довольно давно, можно было контролировать полет мяча при помощи мощного источника излучения, установленного за пределами стадиона. Но спустя некоторое время об этом узнали устроители игр, и ценность трюка опустилась ниже нуля. Игроки на ставках пробовали и другие уловки, но руководство нашего университета всегда оказывалось на шаг впереди. Со временем они поняли, что на стадионе им делать нечего. Пари на результат игры теперь заключали только любители.

Игра началась. Первым по мячу ударил игрок команды соперников. Дул привычный искусственный ветер со скоростью пятнадцать метров в секунду, меняющий направление каждую четверть матча. Сейчас он играл нам на руку, поэтому мяч улетел совсем недалеко. Я поймал его на отскоке, подождал играющего против меня тета, затем по диагонали помчался вперед.

Пара капп «Экватора» обогнали тета и вдвоем бросились на меня. Я увернулся от одного, но второй вцепился мне в правую лодыжку. Это сильно замедлило меня, и тетам удалось повалить меня на землю. На мне оказалась практически вся команда Экваториального университета.

Я знал, что это будет грубая игра. Впрочем, сезон начался давно, и наши мышцы уже тщательно закалились к этому времени. Если соперники хотят играть жестко, мы не останемся в долгу.

Мы выстроились перед первым розыгрышем, и я услышал уверенные команды Дона. Его голос был резким и напряженным. Это придал хафбеку сил, которых не могли обеспечить даже таблетки.

Мы начали перемещаться. Две теты ушли с линии. Мы со второй каппой встали за ними и немного сдвинулись влево. Дон и фуллбек пристроились за нами. Через стену тет команда «Экватора» не видела, что происходит, и могла только гадать. Мы снова сменили позиции, Дон получил мяч и побежал вдоль левого края.

Через двадцать метров его сбил вражеский каппа, и мы выстроились для следующего розыгрыша, уверенные в своих силах. Мы добрались до последней четверти поля, а затем потеряли мяч. Но почувствовали, что играем лучше соперников. Мы поняли, что докажем это еще до конца матча.

У «Экватора» был целый набор скрытых розыгрышей. Но наши парни добросовестно приняли таблетки для ума и стали для врага непреодолимой преградой. К концу первой половины игры мяч был в пятнадцати метра от линии ворот «Экватора», и они отчаянно не давали нам открыть счет.

Тренер Морли не стал тратить время, объясняя, что именно мы делаем не так, поскольку все парни играли свою лучшую игру. Те несколько минут отдыха, что у нас были, мы провели под закаляющими лучами с крошечной долей успокаивающих. Слишком большая доза последних может убить все амбиции, но маленькая порция отлично улучшает самочувствие.

Мы выбежали на поле после перерыва, убежденные, что способны победить все девять миров. Я заметил, что профессор Майерс, казалось, очень заинтересовался игрой. Он сидел рядом с тренером Морли на скамейке запасных.

Через пять минут после начала третьего периода случилось непредвиденное. Мы подхватили мяч у нашей линии ворот и убежали с ним на пятьдесят метров, решив, что опасности больше нет. Дон приказал перестроиться. Но внезапно мы перестали его слышать!

Что-то испортило нашу связь. Вместо команд Дона мы слышали лишь раздражающий треск. Я увидел, как лайнмен передо мной оглянулся со встревоженным видом, не понимая, в чем дело. Но прежде, чем мы решили, что делать дальше, я отчетливо услышал одно слово.

— Мяч!

Центровой автоматически схватил мяч. Но остальная команда, не зная, куда им встать, растерялась. «Экватор» бросился вперед. Меня одновременно сбила пара капп.

С трудом встав на ноги, я горестно простонал. Ухмыляющийся тета «Экватора» стоял с мячом за линией наших ворот.

Дон взял тайм-аут, чтобы разобраться в случившемся. Поначалу мы были так взбешены, что он не мог заставить нас перестать говорить одновременно.

Мы попытались объяснить главному и боковому судьям, что у нас проблемы со связью. Но они недоверчиво посмотрели на нас и сказали, что ничем не могут помочь. Рефери знали, что против игроков на ставках приняты всевозможные меры, а шлемы имели защиту от помех. Думаю, у них была причина нам не поверить.

Сидя на скамейке запасных, тренер Морли с профессором Майерсом поняли, что что-то случилось. Они подбежали к краю поля.

Выслушав нашу историю, тренер словно потерял дар речи, но профессор Майерс отреагировал вполне спокойно.

— А, да, — сказал он.

Затем потребовал дополнительный тайм-аут. Получив его, он начал копаться в наших шлемах. На то, чтобы настроить все шлемы, у него ушла пара минут. Затем он дал всем нам по коричневой пилюле.

— Для улучшения слуха, — объяснил профессор.

Мы поверили ему на слово и сразу проглотили пилюли.

— Надеюсь, теперь у вас не будет проблем с переговорами, — широко улыбнувшись, сказал он.

Профессор вернулся на скамейку запасных. Видимо, это было то, про что он говорил перед игрой, упоминая о каких-то несделанных процедурах.

Игра возобновилась, мы отставали на один тачдаун. Несмотря на то, что сказал профессор Майерс, большинство из нас сильно волновалось. Если помехи вернутся, мы окажемся в незавидном положении.

Но когда мы получили мяч перед следующим розыгрышем, то поняли, что никаких проблем не будет. Голос Дона доходил до нас с ясностью и силой, которых мы никогда не знали раньше. Указания он разбавлял зажигательными фразами, что очень удивило нас.

— Схема один, каппы назад. Давайте парни, в темпе. Мы должны выиграть этот матч. Проигрывать нельзя. Схема два, теты налево. Во имя Марса и высокой воды, я женюсь на Лане. Если мы не победим, я застрелюсь. Схема три — мяч!

Мы врезались в команду «Экватор» с такой яростью, что они испугались. Мяч оказался у меня. Прежде чем меня сшибли с ног, я пробежал пятьдесят метров. Я увидел, как беки «Экватора» недоуменно переглянулись, пытаясь понять, что с нами такое.

— Игра семьдесят три, построение «космический корабль». Они заработали тачдаун благодаря подлому трюку, но мы вернем должок с процентами. Боже — я не знаю, что буду делать, если потеряю Лану. Схема один. Наверное, сначала застрелю Крэйна, а потом себя. Схема два — мяч!

Это зарядило нашу команду такой энергией, что мы не останавливались, пока не заработали тачдаун. Легкость, с которой мы сравняли счет, поразила зрителей. Команда «Экватора» стала тихой и обескураженной, и я подумал, что небольшая порция успокаивающих лучей им бы даже помогла.

— Останавливаться еще рано, — пролаял Дон. — Я должен жениться на Лане! Еще один тачдаун, быстро. Не подведите, парни! Схема один…

Мы заработали для него второй тачдаун, а потом еще два! «Экватор» разваливался на части. Они упорно продолжали сопротивляться, но не могли удержать счет и уже не надеялись победить. Когда раздался финальный свисток, мы мчались к пятому тачдауну.

Мы побежали с поля, но профессор Майерс остановил нас.

— На этот раз у вас не было проблем с коммуникацией, не так ли, джентльмены?

— Проблем? — выпалил я. — Да голос Дона звучал словно колокол! Вам определенно удалось починить шлемы, профессор Майерс. А эти пилюли…

— Конечно, пилюли, — улыбнулся он. — Я еще до игры понял, что профессор Крэйн примет надежду своего сына на победу слишком близко к сердцу и, возможно, опустится до неспортивных методов помощи. Поэтому внезапные помехи не сильно удивили меня. Профессор Крэйн специализируется на радиологии. В последнее время он экспериментировал с эка-мезо-торием, расщепляющимся и испускающим излучение, эффектов которого практически невозможно избежать обычными способами.

— Ваши пилюли явно сработали, — с чувством сказал я. — Я никогда ничего не слышал так ясно, как голос Дона.

— Эти таблетки, — тихо сказал профессор Майерс, — представляют собой смесь псифана и метафпсифана. Как ты знаешь, я профессор парахимии. Эта наука имеет дело с химическими эффектами, участвующими в передаче и приеме мысленных волн. Смесь псифана усилила способность Дона передавать волны, и вашу способность принимать их. Как ты можешь догадаться, рации в шлемах были вам уже не нужны.

— Значит, Дон передавал нам сигналы при помощи телепатии?

— Можно сказать и так.

Так вот откуда появилось эта огромная энергия и желание победить во что бы то ни стало. Кроме сигналов, сверхчувствительность позволила нам улавливать скрытые мысли Дона, созданные отчаянным стремлением одолеть «Экватор»!

Я ушел с профессором Майерсом и остановился перед Доном и Ланой. Вокруг них собралась толпа, но, похоже, им казалось, что они одни.

— Дон, разве ты не понимаешь, что я вышла бы за тебя замуж, даже если бы вы проиграли, — сказала Лана. — Я не выношу Уиллиса Крэйна. Я просто пыталась дать тебе хороший стимул, чтобы ты, действительно, показал на поле все, на что способен.

Вечером я наглотался таблеток, улучшающих память, пилюль, стимулирующих мозговую деятельность, и всего остального, что могла предложить современная наука. Я понял, что, если буду усердно учиться, то, может быть, когда стану столетним стариком, сумею хоть немного понять женщин.

ПЕРЕКРЕСТКИ ВСЕЛЕННОЙ

Перед тем, как девушка исчезла, Макгаверн увидел ее в главном марсианском павильоне. Он мельком заметил ее светлые волосы, красивое овальное личико и, кажется, улыбку на нем, а также стройную фигурку. Затем она скрылась за углом и словно перестала существовать. Когда Макгаверн зашел за тот угол и осмотрелся в поисках ее, то не увидел ничего, кроме пристально глядящих на него меркуриан и медленно бредущую толпу, прибывшую с Юпитера.

Он нахмурился. Макгаверн был высоким и обладал ирландской восприимчивостью к женской красоте. Более того, ему понравилась эта девушка. Он окинул помещение взглядом, пытаясь понять, куда она делась.

В марсианском павильоне было на что посмотреть, но Макгаверна экспонаты уже не интересовали.

На то, чтобы подготовить Вторую Межпланетную Выставку ушло почти десять лет. Впрочем, результаты стоили затраченных усилий. В свете напряженного соперничества между главными планетами за почетное право проведения Выставки, ее устроили на новой искусственной планете Неонии. Чтобы ее создать, пришлось слепить вместе необитаемые планетоиды, бесполезный спутник Нептуна и пару десятков кубических километров породы, отобранных у Урана с Юпитером. Экспонаты покрывали всю поверхность Неонии.

Макгаверн безразлично отвернулся от марсианских растений, дышащих диоксидом серы, и снова начал всматриваться в коридор.

Прошло секунд десять между тем, как девушка зашла за угол, и моментом, когда он обнаружил, что ее там нет. Шла она медленно, поэтому не успела бы дойти до конца коридора. Возможно, она зашла в одну из боковых дверей, но на них были крупные таблички: «Только для марсиан».

У Макгаверна перехватило дух. Возможно, она исчезла не по своей воле. Вдруг ее похитили!

Меркуриан и толпу с Юпитера очень интересовали экспонаты. В коридоре могло случиться все, что угодно, практически прямо у них на глазах, и они бы ничего не заметили.

Макгаверн принял решение.

Он открыл ближайшую к углу дверь и вошел в запретный проход. Затем секунду постоял, не зная, идти ли ему дальше, а еще через секунду его ноздри затрепетали.

В воздухе странно пахло. Кажется, это был тяжелый кошачий запах марсиан вида чаумук. По внешнему виду они походили на землян, но были ниже ростом и имели грубую, покрытую чешуей кожу и плоские лица без надбровных дуг. Эти марсиане не отличались умом, зато обладали большой силой и отличной реакцией. Раз их запах в коридоре был таким отчетливым, значит, они наверняка торчали тут несколько минут.

Макгаверн беззвучно пошел по коридору. На углу он остановился и заметил на полу кусок ткани. Было очевидно, что он оторвался от чьей-то одежды, когда на нее по неаккуратности наступили ногой. Ткань была сделана из растительного волокна. Только на Земле люди из-за своей сентиментальности еще не перешли на пластик. Девушку явно увели в этом направлении.

Мимо Макгаверна прошел чаумук, безразлично посмотрел на него и исчез за углом. Землянам запрещалось сюда заходить, но в данный момент ум чаумука не позволил ему об этом вспомнить, или он просто не обратил на это внимания. Но если Макгаверн прервет их религиозную церемонию…

Макгаверн пожал плечами. Тогда его разорвут на части. На самом деле, ему нельзя было ходить там, куда он так храбро зашел, из-за его же собственной безопасности.

Еще один чаумук прошел в том же направлении, что и первый, и пристально посмотрел на Макгаверна. Казалось, он уже собирался что-то сказать, но затем передумал.

Макгаверн направился к двери, из которой вышел второй чаумук. Тот свирепо поглядел ему вслед и что-то резко прокричал, судя по всему, нечто, похожее на: «Проваливай отсюда!». В этот момент Макгаверн услышал вопли девушки!

Он распахнул дверь и оказался в огромном сводчатом зале. Прямо перед ним стояло шестеро чаумуков, они уставились на него, словно парализованные. Один из них занимался тем, что засовывал девушке в рот кляп, откуда он выпал, дав ей возможность закричать.

Макгаверну хватило одного взгляда, чтобы понять, что девушка туго связана и практически не может двигаться. Но не это приковало его внимание. Он глядел на джурна, холодные, немигающие глаза которого принялись злобно сверлить незваного гостя.

С одной стороны небольшого, мягкого, горизонтального тела находилась большая круглая голова. Джурн перемещался на многочисленных тонких ножках, напоминающих, скорее, жгутики одноклеточных, чем лапки позвоночных. За головой крепились четыре пары рук. В голове был огромный мозг, опасный, хитрый и безжалостный. Настоящими правителями Марса являлись джурны, а чаумуки были всего лишь их слугами.

Макгаверн отвел глаза от уродливого существа. Он не был вооружен, поэтому слишком долго смотреть на джурна было небезопасно. Чаумуки уже вышли из секундного транса и направились к нему.

Макгаверн схватил со стола справа украшенную вазу. Размахнулся и бросил ее. Ваза попала джурну прямо в голову и со звоном разбилась.

Джурн издал ужасный стон и упал на пол, а его лицо залила кровь. Чаумуки бросились к нему, забыв о своей первоначальной цели. Их с детства учили исполнять желания хозяев. Когда они увидели его рану, то закричали от горя.

Макгаверн подскочил к девушке и подхватил ее на руки. Потом побежал туда, откуда пришел, к главному залу марсианской выставки, по через пару секунд услышал позади крик. Джурн пришел в себя после приступа боли и страха и начал бешено отдавать приказы чаумукам. Те оставили его и помчались за Макгавсрном.

С девушкой на руках он не мог быстро бежать, но вид несущихся чаумуков придавал дополнительные силы. Макгаверн мчался огромными шагами. Он почти добрался до входа в главный зал.

Но тут яростный бросок ближайшего чаумука выбил девушку у него из рук. А сам Макгаверн вылетел в зал, с трудом устояв на ногах. Изумленный венерианин, рассматривающий растение, питающееся диоксидом серы, поспешно отошел. Второй чаумук поймал девушку еще до того, как она упала, и понес ее обратно.

Руки Макгаверна освободились, он прислонился к стене, чтобы вернуть себе равновесие, и приготовился драться с остальными. Но джурн, неуверенно следовавший за слугами на своих жгутиках, резко выкрикнул какой-то приказ. Все чаумуки развернулись и бесшумно вошли в запретный проход. Последний закрыл за собой дверь.

Макгаверн попробовал ее открыть, но обнаружил, что она заперта. Он громко выругался. Группа юпитериан все еще стояла неподалеку. Грубые, неукротимые силачи, они могли бы повернуть ход драки, но были слишком тугодумными, чтобы понять, что происходит. Появился неонийский полицейский, уроженец Венеры.

— Что тут происходит? — резко спросил он.

— Я показывал юпитерианам, как надо вылетать из двери, — пробурчал Макгаверн. — И мне бы хотелось увидеть начальника межпланетной полиции, отвечающего за поддержание порядка на Выставке.

— Он занят, — с сомнением ответил полицейский.

— Он всегда занят, но мне нужно передать ему кое-что важное. Может, вы вызовете полицейский самолет?

— Почему бы и нет, — пожал плечами полицейский.

Он дунул в ультразвуковой свисток, который носил с собой. Человек не мог услышать высокочастотный звук, но штаб-квартира ответила незамедлительно. Перед ними появился компактный шестиместный самолет. Макгаверн быстро забрался внутрь.

Самолет работал на электричестве, как и весь транспорт на Межпланетной Выставке, получая энергию из тонкого кабеля, прикрепленного к направляющей. Самолет полетел на высоте несколько десятков метров по такому отчетливому пути, словно в воздухе были проложены рельсы. Скорость была ограничена ста шестьюдесятью километрами в час. Через десять минут Макгаверн вместе с полицейским добрались до штаб-квартиры.

Начальник полиции Выставки оказался меркурианином, высоким, жестким и хитрым на вид. Он выслушал рассказ Макгаверна, даже не моргнув глазом.

— Это не первое похищение на Выставке, — признал начальник. — В прошлом месяце исчезали по два-три человека в день. Впрочем, в Марсианском Павильоне это произошло впервые.

— И как вы с этим боретесь? — настойчиво спросил Макгаверн.

— Мы мало что можем сделать. — Начальника явно рассердил этот вопрос. — Почти все, кого похитили, прилетели сюда в одиночку. Обычно мы узнаем о случившемся только спустя два-три дня после исчезновения, когда нам звонит управляющий гостиницы. Вы даже не представляете, какое это отличное место для банды похитителей. До сего дня мы никогда не узнавали о пропаже людей так быстро.

— Вы определенно уже потеряли кучу времени, — с горечью сказал Макгаверн.

Начальник полиции покачал головой и улыбнулся.

— Не так много, как вы думаете. Пара детективов, находящихся рядом с марсианским павильоном, слушают наш разговор с самого начала. Они уже идут в главный зал. Эти двое — земляне, одни из моих лучших людей. Но вряд ли это поможет. Джурн с чаумуками уже, наверное, слишком далеко.

— Они все равно никуда не денутся! — возразил Макгаверн.

— А вот тут вы ошибаетесь. Люди пропадают по всей Неонии. Это первый случай похищения из Марсианского павильона. Как вы знаете, экспонаты возят по всей территории. Людей можно с легкостью прятать в ящиках.

— Да, это вполне возможно. Но какова цель похищений? Получить выкуп?

Начальник перестал улыбаться.

— Боюсь, что нет. Большая часть исчезнувших вовсе не были хорошо обеспеченными. Нет. Думаю, дело гораздо серьезнее.

Макгаверн почувствовал, как на лбу выступил пот.

— Вы хотите сказать…

— Да, эксперименты. Все жертвы земляне, в основном, женщины. У нас есть информация, что одна банда использует людей для незаконных экспериментов на Марсе, но мы так и не узнали, кто ее возглавляет. Позже нам стало известно, что они начали орудовать на какой-то другой планете. Юпитер большой, а юпитериане медлительные и не очень умные. Возможно, банда сейчас именно там, но точно мы не знаем.

— И что вы собираетесь делать?

— Ну, не можем же мы обыскивать все корабли, садящиеся на Неонию. Их слишком много. Но мы проверяем те, что летят на Юпитер. Пока безуспешно.

— Значит, если преступники еще не вывезли людей…

— То похищенные все еще на этой планете.

На столе мигнула лампочка. Начальник полиции кивнул.

— Мы обыскали главный зал Марсианского павильона и соседние помещения, — проскрипел чей-то голос. — Ни следа девушки.

— Слышали? — спросил начальник. — Мы продолжим поиски, но дело это не быстрое.

Макгаверн ушел. Подумав о девушке, оказавшейся в лапах джурна и чаумуков, он почувствовал тошноту. Он не был с ней знаком и не знал, прилетела ли она с Земли или с колоний на других планетах. Его отношение к ней все равно бы не изменилось.

Но Макгаверн не мог выкинуть образ девушки из головы. Чтобы помочь себе обо всем забыть, он начал бродить среди экспонатов, окружающих Планетную Лагуну. Сутки на Неонии длились сорок девять часов, и до темноты было еще долго. Он осмотрел корабли, скафандры для подземных работ при высоком давлении и прозрачных животных. Наконец, дошел до секции, выделенной для Юпитера.

Когда Макгаверн зашел в Юпитерианский Зал Науки, тут проходила демонстрация действия гравитации гигантской планеты. Ее целью было показать жителям меньших планет то, как мощное притяжение влияет на повседневную жизнь.

В зале была установлена огромная гравитационная машина и в данный момент она работала. Все зрители ощущали такое притяжение, словно попали на Юпитер. Они двигались медленно и тяжело, а также испытывали трудности с дыханием. Только сами юпитериане чувствовали себя, как дома.

Большинство людей могли выдержать эту пытку не больше пяти минут. Так что, по истечении этого времени, лектор дал сигнал помощнику в противоположном конце зала. Тот дернул рычаг и вернул привычную гравитацию. Почти все облегченно вздохнули. Макгаверн вышел из зала.

Он понял, что джурны были далеко не дураками. Они наверняка знали, что космические корабли, отправляющиеся на Юпитер, подвергались досмотру. Поэтому вряд ли пытались отвезти пленников туда. С другой стороны, большая часть меньших планет были слишком населена, чтобы спокойно проводить незаконные эксперименты.

Мимо Макгаверна пролетел грузовой корабль с едва видимыми на табличке буквами «КТБ». Космический терминал «Б». Какой-то экспонат упаковали и повезли обратно. Безразлично проводив самолет взглядом, он услышал за собой сердитое фырканье.

Макгаверн повернулся и увидел, что на него пристально глядят двое чаумуков. Он бы никогда их не узнал, но они вспомнили его и по глупости выдали это. Эти двое являлись членами банды похитителей!

Один из них шагнул к Макгаверну. Второй чаумук удержал порывистого товарища. Через пару секунд они украдкой дошли до боковой двери и оказались в Зале Науки, откуда Макгаверн только что вышел.

Он очень обрадовался. Затем заколебался, пытаясь решить, следовать за ними в одиночку или связаться с начальником полиции и ждать подмоги. Но нельзя было терять ни секунды. Макгаверн решил, что у него есть шанс, хотя, вероятно, ему предстояло столкнуться со всей бандой.

Он открыл боковую дверь и вернулся в Зал Науки. Эта часть здания была освещена тускло, и поначалу ему мало что удалось разглядеть. Макгаверн медленно пошел вперед. Внезапно помещение озарилось ярким светом.

— Добро пожаловать, — раздался грубый голос, от которого он вздрогнул. — Мы надеялись встретиться с тобой еще раз.

В трех метрах перед ним стоял джурн с прозрачной повязкой на уродливой голове, на которой было хорошо видно пятно запекшейся крови. Рядом было четверо чаумуков. Двое других заперли дверь, через которую вошел Макгаверн. Он оказался в ловушке.

— Я польщен, — медленно сказал Макгаверн. — Не знал, что настолько важен для вас.

— Ты единственный, кто видел то, что мы пытались держать в секрете. Следовательно, тебе придется отправиться с нами в небольшое путешествие. — Лицо джурна страшно искривилось, и Макгаверн понял, что он улыбается. — Пожалуйста, отнесись к этому только, как к эксперименту. Разумеется, у тебя будет большая компания.

— И вы летите на… — начал Макгаверн.

— Это секрет. Будь так любезен, не сопротивляйся, пока тебя будут связывать.

Джурн покачал головой, и двое чаумуков с опаской пошли к Макгаверну. Но землянин оказался быстрее.

Махнув кулаками, он повалил этих двоих на пол. Джурн снова улыбнулся. У чаумуков было плохое чувство равновесия. А также отсутствовали нервные окончания на внешней поверхности кожи. Как бы сильно их ни били, они не ослабевали и не теряли сознания. Защищаясь, Макгаверн мог только устать сам и больше ничего.

Двое других чаумуков, стоявших рядом с джурном, пошли вперед и вскоре тоже распластались на полу. Первая пара к этому времени уже поднялась на ноги. Те, что стояли у двери, безразлично наблюдали за происходящим. У них был приказ охранять вход.

Повалить чаумуков было легко, но заставить их не вставать — невозможно. Через пять минут Макгаверн начал задыхаться. Он не хуже джурна знал, чем кончится эта драка, если он продолжит использовать кулаки. Надо было попробовать другую тактику. Макгаверн уже однажды применил ее, и не существовало причин, по которым она могла не сработать во второй раз.

На Макгаверна бросился один из чаумуков. На этот раз, вместо того, чтобы ударить нападавшего, он дернул его за руку, чтобы лишить равновесия. Затем схватил за торс, развернул и перекинул через себя. Чаумук приземлился прямо на раненную голову джурна.

Тот завопил от ужасной боли. Прежде чем снова броситься на Макгаверна, чаумуки в оцепенении простояли пару секунд. За это время он пробежал мимо изумленных марсиан и оказался в центральной части Зала Науки.

Сзади донеслись вопли джурна. Все шестеро чаумуков бросились в погоню. Перепуганные зрители разбежались в разные стороны. Лектор спрятался за какой-то статуей.

Макгаверн добрался до конца зала, опережая ближайшего чаумука на пять шагов. Он допрыгнул до рычага включения гравитационной машины, отчаянно дернул его и выполз из зала. Усилившееся притяжение придавило чаумуков к полу, и погоня прекратилась.

У Макгаверна ушло пять минут на то, чтобы найти полицейского, и еще пять — чтобы объяснить ему, что нужно сделать. Кроме того, на вызов подкрепления тоже ушло какое-то время.

Когда Макгаверн вместе с полицией вернулся в Зал Науки, гравитация уже была нормальной. Разумеется, банда похитителей исчезла.

От гнева Макгаверна у полицейского чуть не лопнули барабанные перепонки. Венерианин проявил чудеса самоконтроля и не арестовал его за оскорбление должностного лица.

Тут в сторону космического терминала «Б» пролетел еще один грузовой корабль. Макгаверн внезапно застыл на месте. Терминал «Б», в основном, использовался пассажирским рейсами. Грузы возили через Центральный Терминал. Но там вели тщательный досмотр…

Макгаверн подбежал к телефону.

— Говорит космический терминал Би-хи, — пропел мелодичный голос меркурианки.

— Какие-нибудь корабли покидают терминал в течение следующего часа? — протараторил он.

— Корабль на Землю, тридцать семь — ноль семь. На Венеру, тридцать семь — тридцать два. На Юпитер, тридцать семь — пятьдесят восемь.

— Пассажирские или грузовые? — спросил Макгаверн.

— Только пассажирские, — пропела меркурианка. — Хотите забронировать билет? Осталось еще несколько мест.

— Есть ли в расписании вылеты грузовых кораблей?

— Нет, — ответила меркурианка после некоторой паузы. — Это регулярные пассажирские рейсы Межпланетной Транспортной Службы, Но один зафрахтованный корабль должен отбыть в тридцать семь — пятьдесят, место назначения — Терреола.

Макгаверн ахнул. Вот она! Терреола, небольшая безлюдная планетка за Юпитером — идеальное место для ужасных экспериментов, задуманных джурном и чаумуками. У Макгаверна было пятьдесят минут, чтобы добраться до терминала.

— Вы хотите забронировать место на одном из регулярных рейсов? — спросила девушка. — Места еще есть.

— Нет, спасибо. — Он повесил трубку, затем набрал другой номер. — Штаб-квартира полиции? Я хочу поговорить с начальником.

— Он ушел. Что-нибудь передать?

— Дайте мне поговорить с его помощником.

Помощника тоже не было. Прибывала важная делегация с Земли, и полиция готовилась охранять ее, забыв обо всем остальном.

Макгаверн потратил пятнадцать секунд на то, чтобы выразить мнение о работе полиции и повесил трубку, с силой ударив ей об аппарат. Придется ему самому остановить корабль. Но как?

Рядом с телефонной станцией проходила экспозиция выдающихся преступлений, где могло быть оружие. С голыми руками Макгаверн никак не мог тягаться с командой джурна. Он с нетерпением подбежал к экспонатам. В одном из первых шкафов он нашел, что искал.

Это был компактный пистолет, выпускающий поток электронов, гарантированно создающий температуру в три тысячи градусов по шкале Цельсия на расстоянии в триста метров за одну десятую секунды и способный поддерживать ее на протяжении трех часов. Но шкаф с пистолетом сторожил охранник.

Макгаверн взял из кармана горсть тяжелых монет и бросил их в окно в противоположной части здания. Когда стекло разбилось, охранник помчался к нему, а Макгаверн быстро положил электронный пистолет в карман и покинул павильон, прежде чем растерявшийся охранник успел понять, что происходит.

Макгаверн окрикнул такси-вертолет.

— Космический терминал «Б», — приказал он и плюхнулся на сиденье.

Водитель-меркурианин захлопнул дверь и поднял такси в воздух. Они пролетели метров восемьсот, затем вертолет внезапно завис на месте.

— Что случилось? — спросил Макгаверн.

— Ничего. Красный свет.

— До какой высоты действуют дорожные знаки?

— Метров до шестиста, — прикинул водитель.

— Так вы можете подняться повыше?

Сигнал светофора изменился до того, как таксист успел ответить. Вертолет полетел дальше.

— Выше шестисот метров мы врежемся в какой-нибудь корабль, — прокричал назад водитель. — Мы останемся на этой высоте.

— Я дам вам двадцатку, — предложил Макгаверн.

— Вы что, хотите, чтобы я потерял лицензию? — сердито посмотрел на него водитель. — Я не стану подниматься выше шестисот метров.

Они останавливались на каждом светофоре. Макгаверн ругался каждый раз. Но когда взглянул на часы, то понял, что совсем не опаздывает. Они доберутся до терминала в тридцать семь — сорок.

Макгаверн сунул купюру в руку водителя и выбежал на взлетное поле. К посадочным станциям было пришвартовано три корабля. На двух из них сверкали гордые слова «Межпланетная Служба Пассажирских Перевозок». Макгаверн обратил внимание на третий корабль.

Мимо проходил работник терминала, катящий тележку с клетками, в которых сидели прозрачные млекопитающие.

— Куда летит этот корабль? — спросил Макгаверн.

— Это частный корабль, — проворчал тот. — Он не принимает пассажиров.

— Почему они закрывают люки?

— Потому что улетают.

— Но по расписанию вылет только через десять минут, — возразил Макгаверн.

— Корабль частный, — пожал плечами служащий. — Взлетает, когда капитан получит приказ.

Люк корабля захлопнулся. Тихо загудели двигатели. Макгаверн достал электронный пистолет, нацелился и нажал на курок. Квадратная область металла в верхней части корабля начала светится. Когда металлический лист упал на землю, он услышал свист сжатого воздуха, выходящего из салона. Теперь корабль уже никуда не улетит.

Прибежал капитан, чтобы узнать, в чем дело. Макгаверн небрежно подошел к входному люку. Чаумук высунул голову из корабля и что-то прокричал, узнав Макгаверна. Тот спокойно выстрелил в него из пистолета, проделав аккуратную дырку в груди. Чаумук упал и на этот раз уже не поднялся обратно.

Макгаверн вошел в корабль. Двое чаумуков бросилось на него, но пули уложили их еще до того, как они смогли что-либо сделать. Трос других в ужасе легли на пол и заложили руки за голову.

— Где ваш хозяин джурн? — резко спросил Макгаверн.

Чаумуки покачали головами. Даже под страхом смерти они отказывались предать повелителя.

— Отвечайте, иначе я вас прикончу.

Они снова покачали головами. Вдруг на Макгаверна словно обрушился весь корабль! Джурн ударил его сверху.

Пистолет вылетел из рук Макгаверна, и трос чаумуков бросились его подбирать.

Они потратили драгоценную долю секунды, когда один попытался забрать пистолет себе. Макгаверн пошатнулся. А затем поднял руки над головой и вцепился в мягкое тело джурна. Тот завопил от боли, когда Макгаверн схватил его и бросил в гущу чаумуков.

Пистолет улетел в сторону. Электронный луч задел голову джурна. Его вопли стихли с пугающей внезапностью. Один чаумук перегородил собой луч, упал и больше не поднялся. Двое оставшихся убежали.

Макгаверн подошел к пистолету, аккуратно поднял его и выключил луч.

— Бросай оружие, а не то я отстрелю тебе башку! — раздался из люка чей-то голос.

Это был капитан корабля вместе с отрядом полиции. Макгаверн бросил пистолет на пол. Отряд вошел внутрь.

— Ну, капитан, — сказал Макгаверн, — вы опоздали и уже не сможете помочь ни мне, ни вашим друзьям-похитителям.

Он дернул головой в сторону мертвого джурна. Капитан побледнел.

— Похитители? Я думал, у них обычный груз.

Макгаверн подбежал к одному из ящиков и вскрыл его. Внутри, словно бревна, аккуратно лежали тела мужчин и женщин. Капитан подошел поближе.

— Их просто заморозили, чтобы было легче перевозить. Оживить похищенных не составит никакого труда.

Полицейские разложили людей на полу корабля. Девушки, которую искал Макгаверн, среди них не было. Он нашел ее только в третьем ящике, тоже замороженную.

В больнице неподалеку Макгаверн ждал, пока девушка придет в себя. Затем врачи разрешили ему зайти к ней. Девушка улыбнулась.

— Это благодаря тебе я оказалась тут?

Он смущенно кивнул.

— Как только я тебя увидел, то понял, что не могу позволить тебе улететь.

— Но я все равно улетаю. Сегодня вечером я отправляюсь домой.

— Я найду тебя. Где бы ты ни жила, на Земле или в одной из колоний…

— Я живу на Земле.

— В Северной Америке?

— Соединенные Штаты. Город Нью-Йорк, если быть точной. Девяносто четыре-двадцать Вест, четыреста сорок девятая улица.

— А квартира? — возбужденно спросил Макгаверн.

— Девятнадцать «А».

— Я живу в двадцатой «А» — этажом выше! И, чтобы встретиться, нам обоим пришлось оказаться на Неонии. — Он улыбнулся. — И все-таки Вселенная очень маленькая, не так ли?

— Просто крошечная, — прошептала девушка.

ХОЗЯЕВА УДАЧИ

Раздался металлический грохот, затем внезапно послышалось жужжание каких-то колесиков.

— Вырубай питалку, быстрее, — прокричал кто-то.

— Полегче, — проворчал другой. — Все под контролем. Не переживайте, мистер Хэйл. Он уже выключен.

Джефф Хэйл, глава одного из заводов «Космических кораблей Скотта», прибежал туда, откуда донесся грохот. Затем холодным взглядом осмотрел массу погнутого металла, валявшуюся на полу.

— Что случилось с этим роботом? — резко спросил он.

— Сломался от недостаточного количества работы, — ответил подчиненный. — В этом подразделении они используют только две трети стандартной скорости, что несколько меньше допустимого минимума для роботов с частичным интеллектом. Этот не смог подстроиться. У него была тенденция вибрировать при низких скоростях, и его замкнуло.

— Его мозг… сгорел?

— Думаю, можно починить, мистер Хэйл.

— Ну, так передайте его отделу ремонта. Выключите всех остальных роботов с частичным интеллектом. Если придется, закройте эту часть завода. Мне не нужны другие происшествия.

— Да, мистер Хэйл.

Джефф Хэйл повернулся и пристально посмотрел на ровные ряды металлических роботов, работающих у конвейера. Потом тихо выругался себе под нос. Никогда не устающие, никогда не останавливающиеся, чтобы передохнуть или перекинуться словам друг с другом, роботы будут вынуждены бездействовать из-за отсутствия работы. А все потому, что одна дурацкая комбинация органического коллоида и металла внезапно решила взять отпуск.

— Джефф! — раздался женский голос из коммуникатора, закрепленного на запястье директора.

Его лицо тут же расплылось в улыбке. Это была Барбара Мерсер, работающая в центральном офисе «Космических Кораблей Скотта». Джефф нажал на кнопку на коммуникаторе. На небольшом экране появилось лицо Барбары, симпатичное, игривое и в данный момент выражающее беспокойство.

— Подожди, ничего не говори, — сказал он. — Я сам догадаюсь. BrR-19 по-прежнему не отвечает.

— И уже довольно давно, — добавила Барбара. — Сколько еще это может продолжаться?

— К концу недели мы разделаемся с текущим заказом. Потом придется полностью приостановить всю работу, что станет огромной тратой времени и энергии роботов. Или можно перейти к производству космических кораблей стандартных типов и надеяться, что нам удастся их продать. В любом случае, государственный заказ мы не выполним.

— Есть ли возможность достать еще одного робота с полным интеллектом?

Джефф мрачно покачал головой.

— В городе их только двадцать штук и еще меньше во остальном мире. И все они заняты. Только представь! Пятьдесят квадратных километров заводской территории, десятки тысяч роботов, из которых почти всех можно заменить без малейших проблем. Но среди них только одному-единственному по-настоящему незаменимому роботу BrR-19 взбрело в голову исчезнуть! И ни у кого нет ни малейшего понятия, куда он мог деться.

— Так можно сойти с ума, Джефф. Мы пытаемся связаться с Ларри Скоттом, в надежде, что хотя бы он сможет что-нибудь сделать. Но пока ответа нет.

— Наверное, опять развлекаться в космосе, — пробормотал Джефф. — Это еще одна головная боль.

Стареющий плейбой Ларри Скотт унаследовал «Космические корабли Скотта» от дядюшки, в свою очередь унаследовавшего компанию от какого-то дальнего родственника. Скотт не знал, что происходит на заводах, и ничем не интересовался, пока прибыль продолжала обеспечивать беззаботную жизнь, постепенно сводящую его в могилу. Это на него работали множество роботов и пятьдесят человек, управляющих заводами.

Барбара положила трубку. Джефф пошел в отдел проектирования, занимающий небольшой кабинет, предназначенный для BrR-19 и одного помощника-человека. Тут BrR-19, заменяющий сотни инженеров и чертежников, разрабатывал космические корабли, производимые компанией.

Его математический ум работал со скоростью молнии, решая сложнейшие уравнения с двадцатью независимыми переменными быстрее, чем обычный человек складывает два и два. Из-за органического коллоида в структуре BrR-19 он был одним из тех роботов, которые могут уставать, это связано с поляризацией элементов в электрических клетках. Поэтому рабочий день BrR-19 был ограничен восемью часами.

Впрочем, за эти восемь часов он чертил схемы, заставляющие остальных роботов трудиться двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году. BrR-19 отличался от остальных машин еще и тем, что обладал особенными привилегиями. Как ни странно, причиной этому являлись не экстраординарные способности, а, наоборот, слабости. Он был очень дорогим и склонным выходить из строя при перегрузке, поэтому ему разрешалось отдыхать, когда угодно.

BrR-19 также дали права, которые были бы абсурдны для обычных роботов. Ему позволялось занимать комнату со специальными устройствами для релаксации, и он мог владеть собственностью. Но до последней недели ни один другой робот с полным интеллектом не пользовался этими привилегиями из эгоистичных побуждений. BrR-19 стал первым.

Семь дней назад он просто не пришел на работу. Поначалу его отсутствие на заводе вызвало небольшое раздражение, но не тревогу. Когда робот не явился на следующий день, и поступил государственный заказ, требующий незамедлительного исполнения, Джефф начал расследование.

Обыск дома робота ни к чему не привел. Затем Джефф нанял бюро по поиску пропавших людей, его работники проверили все прибежища, часто посещаемые роботами с полным или частичным интеллектом. Задача усложнялась тем, что почти все роботы, вне зависимости от внутренней структуры, выглядели одинаково. Простой прохожий вряд ли мог отличить BrR-19 от любого другого механического робота, занимающегося физической работой.

Если BrR-19 не захочет, чтобы его нашли, то будет прятаться, пока какой-нибудь полицейский не заметит его номер. И даже в таком случае его нельзя будет заставить вернуться на завод. Можно только убедить. Таков закон, и BrR-19 знал свои права.

Приказы на создание кораблей для правительства были аккуратно разложены на столе BrR-19 в отделе проектирования. Его помощник, оставшись без работы, сидел в кресле BrR-19, закинув ноги на стол.

— Убери ноги! — раздраженно рявкнул Джефф. — Ты царапаешь стол.

Парень смущенно подчинился. Джефф знал, что помощник робота снова положит ноги на стол, как только он уйдет, но ему было все равно. Стол все равно покрыт стойким пластиком. Джефф прикрикнул на помощника лишь потому, что продолжающееся отсутствие BrR-19 постепенно приводило его в отчаяние.

В отделе 167 отряд роботов только что закончил работу. Главный робот выключил питание, и машины начали простаивать. Когда Джефф Хэйл заметил сигнал, сообщивший о том, что роботы бездействуют, его голову наполнили черные мысли.

Если судить по меркам роботов, BrR-19 отлично проводил время, пока люди не отказались ему в этом помогать.

Случай привел его к светящейся черной вывеске одного из законных игорных домов, находящегося на Рэйнбоустрит в городе Ла-Тур. Будучи более ярким в инфракрасном свете, чем в видимом, знак не мог не привлечь внимания BrR-19. Реклама притянула робота практически с фототропическим эффектом.

Сначала он зашел в зал, где играли в рулетку, и завороженно уставился на нее. Задав несколько вопросов крупье, робот приблизительно понял, зачем вращают это странное колесо, хотя ответы показались ему бессмысленными.

Крупье запустил рулетку. Математический мозг BrR-19, исходя из силы первоначального импульса, приблизительной массы колеса и коэффициента трения об опору, тут же позволил ему понять, когда оно перестанет вращаться. На рулетке старой модели было девяносто семь номеров, на пяти из них выигрывало заведение. BrR-19 определил три номера, один из которых должен сейчас победить.

Но люди, окружающие крупье, очевидно, не обладали такой способностью. Они ставили на разные номера и разные цвета, и побеждали очень редко. Их выбором руководили случайности и секундные порывы, а не трезвый расчет.

Однако, когда игроки все же угадывали верно, их вознаграждали небольшой пачкой банкнот за каждый поставленный доллар. Эти пачки практически ничего не значили для BrR-19. Чтобы удовлетворить его желания, деньги не требовались. Его занимали расчеты, и ему нравилось играть с людьми.

В металлическом ящичке в груди робота лежало пять банкнот среднего достоинства, которыми он платил за жилье.

Роботы с полным интеллектом сами за все расплачивались, Правительство не вмешивалось, поскольку это упрощало бухгалтерию.

BrR-19 поставил одну банкноту на поле «77». Этот номер проиграл, и у него в запасе осталось только четыре купюры.

Согласно расчетам, он не должен был проиграть все, ставя по одной за раз, но, даже если удача отвернется от него, он смог бы достать денег, временно заложив руку, ногу или глаз.

Крупье запустил колесо. BrR-19, мгновенно прикинув, где оно остановится, поставил на «64». На этот раз он выиграл. Затем сделал еще одну ставку и проиграл. После этого он выиграл четыре раза подряд. Когда робот проигрывал, то терял одну банкноту, а когда побеждал — получал девяносто.

Через пару минут крупье подал сигнал. Помощник принес ему еще несколько пачек купюр. Крупье крутанул колесо, BrR-19 поставил сразу девяносто банкнот: шестьдесят на «61», и по пятнадцать на соседние «14» и «97». Выиграл номер «97».

Крупье снова запустил рулетку, и BrR-19 сделал еще три ставки. Его металлический ящичек наполнился деньгами. Подошел управляющий и переговорил с крупье. Потом они закрыли рулетку. Когда BrR-19 пересел за другой стол, новый крупье отказался принимать его ставки.

Огорчившись, робот вышел на улицу. Новая игра завораживала. Она требовала расчетов, не имеющих и десятой части сложности составления планов постройки нового космического корабля, но, тем не менее, тут BrR-19 получал за успех вознаграждение, чего никогда не случалось на заводе, где его способности принимали как должное. Деньги по-прежнему ничего не значили для него, но он расценивал их, как символ своих умений. К тому же все люди очень ценили эти бумажки. Если они могли найти им применение, значит, вероятно, мог и он.

Робот медленными, неуклюжими шагами шел по Рэйнбоу-стрит, пока его не привлекла еще одна светящаяся черная вывеска. Это было особенно известное казино. BrR-19 позволил указателям провести его внутрь.

На этот раз он оказался в зале, где велись различные игры с использованием игральных костей. BrR-19 внимательно посмотрел на странные кубики с различным числом ямок на гранях, создающим почти незаметный дефицит симметрии, едва заметным образом влияющий на то, как катится кубик. Основным фактором, влияющим на результат броска, разумеется, был замах. Если бы игрок мог идеально контролировать свою руку, то легко получал бы желаемые номера.

Было очевидно, что людям не хватало способности бросать кубики так, как им хотелось. Но руки BrR-19 предназначались для черчения с точностью вплоть до одной сотой миллиметра.

Он понял, в чем состоит суть игры, затем задал пару вопросов насчет правил, подкрутил локтевые суставы и добавил в них по капле смазки. Потом сделал ставку.

Спустя два часа, металлический ящичек BrR-19 был забит доверху, к тому же ему указали на дверь и сказали, что больше не хотят тут видеть. Но на этот раз он знал, что делать.

Робот шел по Рэйнбоу-стрит, пока не наткнулся на еще одну светящуюся черную вывеску. Войдя, он, в первую очередь, обменял большую часть купюр на самые крупные. Затем осмотрелся в поисках игр.

BrR-19 нашел столик, за которым играли в карты пять человек. Правила были простыми, но он мгновенно их выучил. Главное, быстро понял робот, было понять, знать, какие карты на руках у других игроков.

Это не вызвало у него больших трудностей. Когда карты собрали в кучу после первой раздачи, BrR-19 запомнил положение большинства. Пока игрок тасовал колоду, по толщине отдельных пачек он определял количество карт в них. В итоге, после тасования, робот точно знал, где находятся те карты, положение которых он установил прежде. После третьей раздачи, он уже мог сказать, какие карты были на руках у всех игроков. С этого момента он не потерял из вида ни одной.

После того, как игра закончилась, а игроки начали недоверчиво посматривать на него, BrR-19 ушел в соседний зал. Тут велась другая карточная игра.

Карты тасовали механически, поэтому он не мог за ними проследить. Поначалу робот просто смотрел за игрой. К концу второго часа он понял, что при таком способе тасования, карты перемешивались не случайным образом, а в соответствии с набором сложных шаблонов. BrR-19 понял, как это использовать, и, со временем, его опять попросили уйти.

С наступлением утра, некоторые игорные дома закрылись из-за недостатка посетителей. Только следующим вечером ему представилась еще одна возможность ублажить свою недавно обретенную страсть к так называемым азартным играм. К третьему дню он посетил даже самые мелкие игорные дома в городе и стал нежеланным гостем в каждом из них.

Как ни странно, BrR-19 не уставал, как это бывало при работе на заводе. Математические проблемы, с которыми он сталкивался в казино, были такими простыми, что обычной поляризации коллоида не происходило, поэтому ему не нужно было отдыхать. Когда все игорные заведения отказались впускать робота, он принялся бесцельно расхаживать по улицам.

Наконец, он наткнулся на уличных мальчишек, игравших в какую-то игру с элементом везения. Обобрав их до последней монеты, BrR-19 пошел искать других желающих сыграть с ним.

Все это время, пока робот набирал известность среди владельцев игорных заведений, его искала полиция. Но копы проверяли приличные места, не догадываясь о том, что у робота могут появиться человеческие пороки. А, когда некоторые игорные дома, наконец, начали жаловаться полиции, BrR-19 перестал посещать любимые заведения. Он просто бродил по улицам, как тысячи других роботов. Полиция так и не вышла на его след.

Но на пятый день уже никто не хотел связываться с роботом, желающим сделать небольшую ставочку. Весь вечер BrR-19 безуспешно искал игру, в которой ему разрешат принять участие. К ночи он впервые почувствовал, что коллоид начал поляризоваться. Запас энергии подходил к концу, скоро ему понадобится подзарядка.

И тут робот внезапно нашел друга — человека, приземлившегося на автожире на улицу, под углом пересекающую Рэйнбоу-стрит.

Лицо этого человека было красным, а одежда — помятой, на вид он был почти в таком же плохом состоянии, как и автожир, который так неумело посадил на улицу.

— Привет, дружище! — горячо поприветствовал робота человек. — Глотни марсианского пива. Своим друзьям я предлагаю только лучшее!

BrR-19 мрачно взглянул на него. Человек выбрался из автожира, пошатнулся и нежно обхватил шею BrR-19.

— Ты пьян, приятель, — объявил робот, пока рука пьяного съезжала по металлическому плечу робота. — Идем со мной, я уложу тебя в кровать.

BrR-19 позволил пьянице переложить на него почти весь свой вес, которого робот практически не замечал, и они пошли к дому человека. Прогулка была короткой, но насыщенной событиями. Пьяный три раза упал на землю.

Когда они, наконец, добрались до нужного дома, BrR-19 заколебался. Огромное строение не являлось заводом, поэтому он позволил человеку провести его в изысканно обставленное помещение.

Там находились картины и статуи, единственным предназначением которых было радовать глаз, поэтому BrR-19 посчитал их совершенно ненужными. Через поляризованные прозрачные стены он мог видеть улицу и пешеходов.

Они оказались в самом центре, тем, кто тут жил, завидовали все. Но BrR-19 ничего об этом не знал.

Его новый друг свистнул. К ним подкатился небольшой марсианский робот, созданный с единственной целью.

— Выпивку для меня и моего друга, — приказал человек.

Робот на колесах привез полные стаканы какой-то жидкости, и это кое о чем напомнило BrR-19. Увидев на стене розетку, он воткнул в нее руку, чтобы пополнить запас энергии. Пьяный мрачно посмотрел на него, но не удивился, словно привык к тому, что его друзья ведут себя эксцентрично.

Человек снял пиджак, прозрачный там, где он был украшен полосками радиоактивного металла, и достал пару игральных костей. Пластиковые глаза BrR-19 засияли.

— Давай сыграем, — сказал пьяный. — Малютке нужны новые брюлики.

В соседнем помещении был стол со сферической рулеткой последней модели. В игорных заведениях она еще набрала популярности, но те, кому понравилась, просто сходили с ума. Эта рулетка использовала три измерения вместо двух, но BrR-19 все еще с легкостью мог рассчитать выигрышные номера. Он вытащил несколько банкнот из металлического ящичка.

— Я знал, что ты славный малый, — сказал пьяный. — Сколько поставишь?

На его красном лице появилось коварное выражение. Несмотря на опьянение, казалось, он что-то замышлял. Но BrR-19 лишь быстро кивнул.

Пьяный крутанул сферу, и BrR-19 ощутил нечто странное. Внезапно возникло магнитное поле. Робот почувствовал его каждым миллиметром своего металлического тела, это озадачило его, потому что ни в одном игорном доме такого не было. Профессиональных игроков, с которых не спускала глаз полиция, устраивал огромный процент, забираемый заведением, поэтому они не мошенничали.

BrR-19 не догадывался о том, откуда взялось магнитное поле, поскольку представить не мог, что кто-то играет нечестно. Впрочем, для него мало что изменилось. Он измерил силу магнитного поля, учел ее в расчетах и сделал ставку.

На заводе Барбара Мерсер позвонила Джеффу Хэйлу.

— Джефф, Ларри Скотта, наконец-то, удалось найти! — бешено прокричала она.

— Хорошо, — удивившись резким ноткам ее приятного голоса, проворчал он. — Может наш босс-плейбой воспользуется своим влиянием и найдет нам еще одного робота с полным интеллектом.

— Но он больше не хозяин «Космических кораблей Скотта»!

Лицо Джеффа расплылось в улыбке.

— Это лучшая новость за последний год. Он так тормозил нас, что я удивлен, как мы еще не обанкротились. Если новый глава компании — знающий человек, все станет на свои места.

— Но, Джефф, — взвыла Барбара, — в том то и дело! Наш новый хозяин даже не человек. Это BrR-19!

— Позволь мне спросить прямо, — изумленно сказал Джефф. — Ты хочешь сказать, произошло два события… Скотт продал компанию, a BrR-19 нашелся?..

— Не совсем так. BrR-19 — новый владелец «Космических кораблей Скотта»! Он выиграл компанию у Ларри Скотта за игрой в пространственную рулетку!

Джефф покачнулся на каблуках и чуть не потерял сознание, словно его ударили по голове рукояткой лучевого пистолета. Это было чистое, невообразимое безумие. Робот стал владельцем завода, где он раньше работал, завода, который ему совершенно не нужен?

Мысли Джеффа лихорадочно заметались. Он сомневался, разрешат ли роботу владеть компанией. Но пока суды не отменили решения, ему, несомненно, придется слушаться BrR-19. Ларри Скотта интересовали только деньги, которые он мог вытянуть из «Космических кораблей». Джефф предположил, что теперь все станет еще хуже.

BrR-19, не ценивший деньги, но обожающий проверять, верны ли его расчеты, мог своими фокусами окончательно погубить компанию. Джефф начал понимать, что из этих двоих пьяница был предпочтительнее экспериментатора.

— Джефф, ты еще здесь? — нетерпеливо спросила Барбара на том конце провода.

— Да, дорогая, — ответил он, не заметив, каким словом воспользовался и то, как покраснело лицо собеседницы на миниатюрном экране. — Я тут немного подумал. Мы еще можем выбраться из этой безумной ситуации. Барбара, я хочу, чтобы ты кое-что сделала, не задавая вопросов. Свяжись со всем персоналом. Назначь сбор через пятнадцать минут у меня в кабинете.

— А как насчет роботов?

— Пусть доделывают работу, а затем выключаются. Забудь о них, даже если они все отрубятся.

Люди собрались быстро. Пока Джефф шел к кабинету; он по дороге рассказывал всем то, что ему сообщила Барбара. Пятеро уже ждало его. Из всех уголков огромного завода спешили остальные, бросив роботов без присмотра. На лицах людей была растерянность, но Джефф ничего не говорил, пока не собрались все.

— Кажется, вы уже знаете, что произошло, — начал он.

— Мы не можем работать, — ответил кто-то, — потому что BrR-19 еще не объявился.

— Ситуация еще хуже. BrR-19 оказался любителем азартных игр и только что выиграл компанию у Ларри Скотта. Теперь он наш хозяин.

Джефф выждал несколько секунд, чтобы новости успели уложиться в головах у работников завода. Поднялся оживленный шум, стихший только, когда Джефф приказал всем замолчать.

— Вы сами понимаете, что будет дальше, — мрачно сказал он. — BrR-19 не интересуется постройкой космических кораблей. Для него завод — это большая игрушка, которой можно играть или ломать по своему усмотрению. И, боюсь, что он, скорее, сломает ее, чем будет играть.

— Разве это законно? — спросил кто-то.

— Кажется, да. Роботы с полным интеллектом могут владеть собственностью. Хотя суд, возможно, со временем, решит, что brR-19 действует против интересов общества, но от этого будет мало толку. К тому времени, как его лишат права управления компанией, она, вероятно, будет уже на последнем издыхании.

— Даже если суд вернет компанию Ларри Скотту, — заметила Барбара, — нам лучше не станет. Он способен уничтожить компанию не хуже BrR-19.

Джефф кивнул.

— Вот почему я предлагаю третий вариант, — сказал он. — Мы сами можем стать владельцами «Космических кораблей Скотта».

Раздался всеобщий смех.

— Вы знаете приблизительную стоимость завода? — настойчиво спросила одна из главных смотрительниц за роботами. — Семь миллиардов и несколько сотен миллионов долларов! Вы хотите собрать такую сумму, передав по кругу шляпу?

— Разумеется, нет. Я хочу забрать у BrR-19 собственность так же, как он ее получил. Как вы все знаете, математические способности дают ему гигантское преимущество над людьми во всех обычных играх, где, якобы, есть элемент везения. Он не жертва удачи, а ее повелитель. Скотт решил, что, если будет играть грязно, то обязательно победит. Вскоре он понял, что ошибался.

— Тогда как можно выиграть у этого робота?

— Ну, есть одна игра, где у меня такое же преимущество над ним, как и у него над нами.

— И что это за игра?

— Пока это останется в секрете. Но если мы соберем тысячу долларов, я возьму деньги и, поначалу делая маленькие ставки, попытаюсь выиграть компанию у BrR-19. Если у меня получится, то она будет принадлежать всем нам.

Работники заколебались. Затем Барбара протянула Джеффу пятидесятидолларовую купюру, и остальные сделали то же самое. Он пересчитал собранные деньги.

— Тысяча сто сорок семь долларов, — объявил Джефф. — Я покину вас на пару часов, но, когда вернусь, надеюсь, завод будет у меня в кармане.

Работники с тревогой посмотрели ему вслед.

Джефф волновался лишь об одном. Он боялся, что у BrR-19 прошла страсть к играм. Если люди все еще отказывались играть с роботом, шансы Джеффа были довольно велики.

Он нашел BrR-19 в доме, выигранном у Ларри Скотта. BrR-19 мгновенно узнал Джеффа. Джефф понял, что, увидев знакомое лицо, робот вдруг задумался о том, что стал хозяином компании.

— Я слышал, ты научился просчитывать вероятности, — прямо сказал Джефф.

Роботу понравилось это замечание, и он кивнул. Повернувшись, он повел Джеффа к сферической рулетке. От предвкушения еще одной игры у него засветились глаза.

— Эта игра для меня слишком сложная, — покачал головой Джефф. — Очень много различных исходов.

Его взгляд остановился на телеэкране, и он дотронулся до кнопки. На экране появились толпы людей. Это был угол Рэйнбоу-стрит и Радиум-авеню, деловой и развлекательный центр города, который находился в десяти километрах от Джеффа с роботом.

— Взгляни сюда, — сказал Джефф. — На верхних уровнях движутся различные летательные аппараты. В середине — наземный траффик. А в самом низу — пешеходы.

— Вижу, — ответил BrR-19.

— Справа находится широкий тротуар, разделяющийся на пять дорожек, ведущих в разные стороны. Они пронумерованы от одного до пяти. Видишь их?

— Да.

— Пешеход может пойти по любой дорожке. В объемной рулетке множество различных исходов. Здесь только пять. Но вместо того, чтобы рассчитывать движения неживой сферы, тут придется иметь дело с живыми людьми. Думаешь, твой мозг на это способен?

— Способен, — заявил BrR-19.

— Следи за этой женщиной, — скомандовал Джефф.

Робот тяжело кивнул. По медлительности BrR-19, Джефф понял, что коллоид был частично поляризован, и мощный мозг работал хуже обычного.

— Когда женщина на экране дойдет до разветвления, — уверенно продолжал он, — она с одинаковой вероятностью направится в любую из пяти сторон. Шансы всегда один к четырем. Хочешь позволить мне сделать выбор и поставить против меня?

Робот протянул купюру. У Джеффа округлились глаза.

— Слишком крупная.

Он достал банкноту более мелкого достоинства. Робот уравнял ставку.

— Она пойдет по дорожке под номером четыре, — сказал Джефф.

Женщина подошла к разветвлению, поколебалась, осмотрелась и затем пошла по четвертой дорожке. По широкому тротуару шел мальчишка.

— Теперь твоя очередь, — вежливо предложил Джефф.

— Первая дорожка, — пробормотал робот и проиграл.

— Эта пара пойдет прямо, по третьей, — сказал Джефф.

Пара сделала так, как он предсказал. Робот подозрительно посмотрел на него пластиковыми глазами. Но, когда к разветвлению подошла еще одна пара, его лицо засветилось, словно он что-то понял.

— Пары идут прямо, — самодовольно сказал BrR-19. — Номер три.

Эта пара свернула на пятую дорожку. Робот растерялся. К развилке медленно приближалась толстая женщина.

— Номер два, — сделал ставку Джефф.

Женщина пошла по второй дорожке.

Робот взял паузу, чтобы собраться с мыслями. По тротуару шли мужчина с женщиной, и он поставил на третью дорожку. Пара свернула на четвертую. Появилась еще одна толстуха.

— Вторая, — проскрежетал робот.

Он опять ошибся. Толстуха пошла по четвертой.

Растерянное выражение лица робота стало почти жалким. К развилке подошла стройная девушка и, согласно предсказанию Джеффа, пошла по второй дорожке, вслед за толстой. В следующий раз Джефф ошибся. Затем робот сделал еще одну ставку, выиграл и, казалось, почувствовал себя лучше.

С этого момента удача была на стороне Джеффа. Статистически он должен был выигрывать каждый пятый раз, но ему удавалось угадывать каждый третий. Робот делал верные предположения только в восемнадцати процентах случаев, что было несколько хуже теоретического шанса выигрыша в этой игре.

Несмотря на успехи Джеффа, прошло три часа, прежде чем он добрался до ставки в миллион. Он уже давно прошел стадию, когда мог проиграть все деньги, делая даже маленькие ставки. Однако, с этого момента размер ставок начал резко расти. Спустя час робот остался без гроша.

BrR-19 обхватил голову руками.

— Просчитать движение людей очень сложно, — пожаловался он. — Гораздо труднее, чем проектировать космический корабль. Слишком много переменных. И, кажется, я все равно упустил несколько факторов. Мой мозг практически полностью поляризован.

— Возвращайся домой и как следует отдохни, — сказал Джефф. — А завтра приходи на работу, как обычно.

Робот вяло кивнул, и Джефф ушел.

На заводе все еще ждали его возвращения.

Джефф ухмыльнулся.

— Я выиграл, компания наша. Можете идти домой, но завтра я жду вас с самого утра. BrR-19 вернется на работу.

— Мы никуда не уйдем, пока вы не расскажете, как вам это удалось!

— Ну, как я и говорил, есть одна область, в которой я разбираюсь лучше, чем BrR-19. Это психология.

— Но ведь у него есть мозг! — возразил кто-то.

— Это просто имитация нашего мозга — она создана для решения математических вопросов и плохо адаптируется к другим видам проблем. А из-за того, что его желания всегда выполняли другие, ему недостает способности самостоятельно заботиться о себе. Кроме того, он плохо знаком с тем, что люди считают полезным и нужным.

Джефф описал, на какие события они с роботом делали ставки.

— Я бы тоже смогла его переиграть! — воскликнула Барбара.

— Скорее всего. В общем, сложнее всего было со второй и четвертой дорожками. Но большая часть женщин среднего возраста и пожилых сворачивали на четвертую. Молодые девушки, в основном, шли по первой, налево. А пары, хотя далеко не каждая, чаще выбирали третью. Разумеется, так действовали не все. В противном случае я бы никогда не допустил ошибку, и BrR-19 разгадал бы мою систему. Но я оказывался прав достаточно часто, чтобы постепенно выиграть у робота все деньги. И, поскольку изменения, вызываемые возрастом и отношением между людьми, представляют для ВгR-19 большую сложность, причина моего успеха ему все еще неизвестна.

— Как вам удавалось угадывать, какую дорожку выберут прохожие? — настойчиво спросил кто-то. — И какое отношение к этому имеет психология?

Барбара засмеялась. Как и некоторые другие женщины, догадавшиеся, в чем тут суть.

— Четвертая дорожка ведет к двум крупным магазинам, — сказал Джефф, — где недавно началась распродажа одежды для женщин среднего возраста. Если пойдете по первому пути, то скоро наткнетесь на зал с одеждой для молодых девушек. Третья дорожка, которую выбирают, в основном, пары, ведет к кинотеатру, где со вчерашнего дня крутят новый трехмерный фильм «Марсианская любовная песня» с осязательными и обонятельными эффектами. Но стоит это удовольствие недешево, поэтому туда водят своих девушек только те, кто хочет произвести впечатление щедрого кавалера. Когда я видел женатую пару — такую можно было определить по тому, что муж идет впереди и постоянно поторапливает супругу — то понимал, что они не станут выбрасывать деньги на ветер. Бедный BrR-19 не может определить, в браке люди или нет.

— А что насчет двух самых трудных направлений?.. — напомнила Барбара.

— А, да. Пятый путь доставил мне много проблем, потому что его мог выбрать кто угодно. Эта дорожка ведет на научную лекцию, поэтому я просто выискивал умные лица. По второй дорожке можно дойти до известного салона красоты. Туда идут полноватые, но следящие за своей внешностью женщины. Как и стройные, но боящиеся набрать лишний вес. Но когда я видел толстуху; давно прекратившую борьбу с ожирением, то понимал, что салон красоты не для нее. Вторая дорожка совершенно сбивала BrR-19 с толку. Я уже упоминал, что он плохо знает людей, особенно женщин. А у меня… — Джефф посмотрел на Барбару и снова улыбнулся, — …у меня хороший учитель, на чьи уроки я и дальше собираюсь ходить.

РОЖДЕСТВО НА МАРСЕ

Движущийся по внутренней орбите Фобос только что поднялся на западе марсианского неба и стал быстро догонять медленный и маленький Деймос. Трое малолетних оборванцев уставились на него, словно никогда в жизни не видели мчащийся спутник.

Четвертый, Кел Анкар, молча сидел на тротуаре. Монотонными движениями он точил нож о бордюрный камень. Лезвие, сделанное из природного джовита, недавно обнаруженного сплава меди и железа, и без того было острым, как бритва. В его гладком лезвии оба спутника отражались так четко, будто Кел Анкар смотрел в зеркало.

Кел Анкар был излишне грязным и маленьким даже для своих двенадцати лет. Только наметанный глаз мог определить по его перепачканному лицу, что у него были как земные, так и марсианские корни.

Трое других мальчишек были еще грязнее Кела, но обладали всеми чертами землян: широкими скулами, близко посаженными глазами и большими зубами, поэтому ошибиться было невозможно. Но о Земле они знали лишь ее название и видели только, как ярко сияющую точку в небе. Мальчишки родились и выросли на Марсе.

— В чем дело, Кел? — небрежно спросил Монк Смит. — Разве твой нож недостаточно острый, чтобы кого-нибудь ограбить?

Кел не отвечал.

— Келу больше нравиться пускать его в дело, — заметил Тощий Маккой. — Кел у нас крутой парень.

Лицо Бака Генри, самого младшего из всей четверки, — если убрать с него всю грязь — позволило бы ему позировать для портрета херувима. Он плюнул через промежуток между зубами, где тоже когда-то был зуб.

— Кел пошел в своего старика. Если занимаешься такими делами, приходится быть крутым.

— Не собираюсь я никого резать, — проворчал Кел. — По крайней, если сами не напросятся. Но если начнут умничать… — Он внезапно махнул рукой, и джовитовое лезвие сверкнуло в воздухе. — …я порежу их на мелкие кусочки. Вот как я сделаю. Вот как поступил бы и мой старик.

Остальные замолчали, впечатленные упоминанием отца Кела. Бак Генри первым пришел в себя.

— Эй, парни, — пропищал он, — а вы знаете, что сегодня за ночь? Сегодня же канун Рождества. Праздник.

— Ты сошел с ума, — проворчал Монк, гордясь недавно погрубевшим голосом. — Рождество зимой. А сейчас середина лета.

— Ты болван! — пустился в спор Тощий. — Все знают, что времена года на Земле не совпадают с марсианскими. На Земле сейчас зима, по крайней мере, в одном полушарии — восточном или западном, забыл, в каком именно. Так что Бак прав.

— Говорят, что в этот день какой-то старый толстяк наряжается в красный костюм и раздает всем подарки, — неуверенно вспомнил Бак.

Кел резко засмеялся. Это был не естественный смех, а зловещий звук, подражающий дьявольскому хохоту юпитерианского призрака с телеэкрана. Тем не менее, эффект оказался мощным.

— Санта Клаус! Детские сказки. А что касается реальности, единственный подарок, который я когда-либо получал — порка от моего старика, пока он еще был жив. Кроме этого, я почти ничего о нем не помню. Знаешь, что я сделаю, если сегодня вечером встречу толстяка в красном? Вот что!

Кел снова взмахнул сверкающим ножом, разрезая воображаемое горло. Бак Генри невольно вздрогнул. Затем постыдился своей робости.

— Эй, парни, у меня есть отличная мысль! — пронзительно воскликнул он. — Давайте сыграем в пиратов. Я буду Черным Пиратом, а Кел — начальником Межпланетной полиции. Монк с Тощим будут его лейтенантами. Руки вверх, начальник. — Его голос стал по-детски серьезным. — Ты у меня на мушке. О, хочешь поиграть, да? Получи! Бззз!

— Кончай, — сказал Кел. — Я не хочу быть копом.

— Но это всего лишь игра.

— Я не хочу быть копом даже в игре. Мой старик был пиратом, и копы убили его. Я ненавижу этих грязных крыс.

Он еще раз провел лезвием ножа по бордюру, затем резко замер. Послышались чьи-то шаги. Все четверо мальчишек напряженно вытянули шеи.

— Думаешь, стоит попробовать, Кел? — прошептал Монк. — Кажется, кто-то идет один. Может, у него есть деньги. Может…

— Слишком далеко, — прорычал Кел.

Напряжение исчезло.

— Знаете, что? — опять раздался радостный голос Бака Герни. — Говорят, на Земле видно только один спутник, а на Венере — ни одного. Разве это не забавно? Небо без двух спутников. Так вот, Луна, так называется земной спутник, очень медленно ползет по небу. Не то, что Фобос.

— Заткнись, — сказал Кел. — Не пытайся показать нам, какой ты умник.

Снова раздались чьи-то шаги, на этот раз они были громкими и явно приближались.

— Может, сейчас, Кел? — спросил Монк со светящимися глазами.

— Тише, придурок, — прошептал Кел. — Если это женщина, мы пропустим ее. Они кричат, как резаные, и их никак не заткнешь. Но, судя по шагам, это не женщина. Кажется, парень, причем здоровый. Ну, с ножом я с ним управлюсь. Я…

Голос Кела стих. Незнакомец подошел так близко, что его уже можно было рассмотреть.

— Это коп, — с отвращением сказал Кел.

Он быстро засунул нож под рубашку, как раз перед тем, как марсианский полицейский остановился и, прищурившись, посмотрел на оборванцев.

Прочитав на лице Кела что-то угрожающее, коп поднес руку к висящему на поясе небольшому пистолету, заряженному усыпляющим газом.

— Чем это вы, ребята, тут занимаетесь в такое время?

Кел не отвечал. Он взглянул на Тощего, который изящно уперся рукой в бедро и с важным видом пошел по тротуару.

— Мы идем на маскарад, офицер. Я буду юпитерианским карликом-мерзавцем, выглядящим в точности, как коп. Хотите пойти с нами?

Кел увидел, как полицейский побагровел. Но также заметил, что он не потерял самообладания, что, казалось, было врожденной чертой всех марсиан.

— Маленькие прохвосты, вы хоть знаете, что сегодня за ночь? Сейчас сочельник. Чего вы тут торчите, если можете бесплатно поесть в марсианском приюте для бездомных?

— Так вот почему они раздают еду всем желающим, — с удивлением сказал Кел. — Рождество. Бак сказал нам, что сейчас Рождество, и родители дарят своим детям подарки, но я не знал, что приют для бездомных тоже этим занимается. — Он беззастенчиво улыбнулся полицейскому. — Сегодня мы уже там ели. Дважды, и оба раза какую-то тухлятину. Больше нам давать отказались, поэтому мы снова проголодались. И какой от этого толк?

— Я не собираюсь с вами спорить, — ответил полицейский. — Расходитесь по домам. Поняли меня?

— Да, офицер, — вежливо ответил Кел и улыбнулся.

— Если увижу вас снова, то отправлю в тюрьму.

— Мы поняли, офицер, — сказал Кел. — Парни, идем. Вы слышали офицера. Доброй ночи, офицер. Было приятно поболтать.

Мальчишки медленной походкой пошли по тротуару. Полицейский уставился им вслед, не веря своим ушам. Внезапно, как сигналу, оборванцы развернулись и издали специфический неприятный звук, известный, как южно-марсианский смех. Затем они побежали так, словно за ними погнались все демоны Сатурна. Полицейский, будучи слишком далеко и не желая терять достоинство, просто свирепо посмотрел им вслед и покачал головой.

Четверка, наконец, остановилась.

— Знаете, что? — спросил Кел. — Я надеялся, что он побежит за нами. Я бы показал ему, что могу о себе позаботиться.

— Что толку от твоего ножа, если у него есть пистолет? — ухмыльнулся Монк.

— Например, я могу бросить нож и застать полицейского врасплох. Три дня назад я разговаривал с парнем, который, по его словам, убил на Плутоне десятерых, метнув в них нож. Я немного потренировался.

— Да тот тип, наверное, просто наркоман.

— Возможно, — согласился Кел. — Но даже если и так, то это неплохая идея.

Бак Генри сел на тротуар.

— Знаете, парни, — сказал он, — уже поздно. Пожалуй, я пойду домой к сестре. Моя старушка больна, поэтому сестре приходиться следить за хозяйством, и она беспокоится обо мне.

— Конечно. — У Кела искривились губы. — Беги домой к мамочке. А нам нужно кое-что сделать. Кого-нибудь ограбить.

— Мне не страшно, просто сестра начнет беспокоиться…

— У нее есть на это право, — сказал Кел. — С таким братом, как ты, никогда не знаешь, когда ему придется вытирать сопли. Беги, ангелочек.

Снова послышались шаги. Они были тихими и далекими, но постепенно приближались. Кел приложил ухо к тротуару, звук шагов стал намного отчетливее.

— Беги домой, малыш, — сказал он.

Нижняя губа Бака задрожала, затем успокоилась.

— Я останусь. Мне не страшно. Просто сестра…

— Заткнись и спрячься в тени дома. — Лицо Кела потемнело. — Кажется, это женщина.

Монк покачал головой.

— Нет, какой-то паренек, идущий легким шагом.

— Паренек? Значит, все будет просто. Но это неважно. Я и со здоровяком справлюсь.

Прохожий быстро приближался. Он насвистывал себе под нос, и мальчишки услышали старую земную мелодию «Jingle Bells», но не узнали ее.

— Ждите меня, — прошептал Кел. — Когда я выскочу, следуйте за мной.

У прохожего под мышкой был какой-то сверток. Когда он подошел поближе, то перестал свистеть, и мальчишки увидели, как на его лице расплылась улыбку. Затем свист возобновился, тихий и красивый, словно мелодию наигрывала золотая флейта.

Кел напряг мышцы. Он сильно сглотнул и выпрыгнул из тени с ножом в руке.

— Руки вверх, мистер! — хрипло приказал он.

Напуганная, но верная троица выскочила следом и окружила прохожего. Что случилось потом, так никто до конца и не понял. Кел вскрикнул от боли. Нож упал на тротуар. Затем оборванцы помчались в разные стороны, думая только о том, как бы спастись самим.

Прохожий странно улыбался. Из его правой руки вылетел луч свет, и убегающий Кел остановился, как вкопанный. Свет прошел по кругу. Монк тоже замер, затем Тощий и, наконец, перепуганный Бак Генри.

Прохожий схватил Бака за шиворот.

— Куда это вы собрались? Тоже мне, грабители!

Он собрал мальчишек вместе, убрал странный лучевой пистолет в кобуру и поочередно внимательно посмотрел на каждого. Свет Фобоса загораживал дом, но более тусклый Деймос висел почти над головой. Для человека с острым зрением, лица всех четверых были отчетливо видны. Незнакомец приятно улыбнулся.

— А теперь, может, вы расскажете мне, что собирались сделать?

— Ограбить, — мрачно ответил Кел. — И что с того?

— Что заставило всех вас пойти на преступление?

— Потому что нам это нравится, понятно? Потому что мы не знаем, как еще можно заработать денег.

— Его старик был пиратом, — без спроса встрял Бак. — Он тоже им станет, когда вырастет.

— Заткнись, болван! — прикрикнул Кел.

— Кажется, я понял, — ответил незнакомец, затем пристально посмотрел на нож, все еще лежащий на земле, и перевел взгляд на Кела. — Ваш план не так уж плох, учитывая примитивное оружие, но выбирать жертву нужно лучше. В следующий раз не пытайтесь ограбить Майкла Дистона, по воле судьбы являющегося межпланетным полицейским.

Кел покраснел, как рак. Мало того, что его поймали, так еще и выставили дураком.

— Мне, как обычно, повезло, — с горечью пробормотал он.

— Сдавать вас полиции смысла нет, — сказал Майкл Дистон. — Отпускать — тем более. Следующая жертва может оказаться менее везучей, чем я. А задерживать кого бы то ни было в канун Рождества — как-то совсем не по-человечески, поэтому есть только один вариант. Если вы, конечно, голодны.

— А это тут причем? — подозрительно спросил Кел.

— Как думаете, в это время дня у вас кусок в горле не застрянет?

— А вы проверьте, мистер!

— Мало ли, вдруг вы только что поели…

— Мы можем поесть снова.

— Вам хотелось бы увидеть Санта Клауса?

— Сдался он нам, — проворчал Кел. — Мы уже не дети.

— Ага, — согласился Тощий. — Какой-то парень в красном костюме привязывает к животу подушку и заставляет верить в то, что он залез в дом через дымоход. Нас так не проведешь.

— Даже и не пытался, — протяжно сказал Майкл, — но мы можем отлично провести время.

Он не мог их отпустить.

Идти было недалеко. Все пятеро остановились перед небольшим домом стандартной конструкции из строительного пластика, как раз когда Фобос, наконец, догнал медленный Деймос. Дверь открыла пожилая женщина.

— Майкл! — воскликнула она, а ее лицо засветилось.

— Здравствуй, мама, — сказал межпланетный полицейский и поцеловал ее, заставив мальчишек почувствовать себя неловко.

— Я знала, что ты выберешься, — ответила женщина. — Ты не пропускаешь ни одного года. Когда бы ни наступило Рождество, весной, зимой или летом, ты всегда возвращаешься.

— У меня было важное дело, но я успел его закончить. Однако, к несчастью, Мастерс еще расследует кражу драгоценностей где-то на Нептуне. Он не смог прилететь.

— Мне так жаль. Майкл. Мистер Мастерс очень хороший человек.

— Впрочем, у него тоже есть недостатки, — ухмыльнулся Дистон. — Он ест, как меркурианская восьминогая лошадь. И чтобы еда не пропала даром, я привел ему замену.

Женщина только сейчас заметила четверых оборванцев.

— Какая замечательная мысль, Майкл! Заходите, ребята.

Они вошли в дом вслед за Дистоном, стесняясь и чувствуя себя неловко.

— Ребята, не поймите меня неправильно, — сказал Дистон. — Я не пытаюсь вас переделать. Если вам не хочется провести с нами этот вечер, ничего страшного. Но если вы не против, думаю, вам стоит умыться, ванная комната в конце коридора.

Дистон взглянул на Кела, в котором как-то сразу разглядел лидера, решающего такие деликатные вопросы за всех. Если Кел не посчитает умывание чем-то девчоночьим, то и остальные не станут возражать.

— Вода меня не пугает, — равнодушно сказал Кел.

Когда мальчишки, наконец, вышли из ванной, миссис Дистон с улыбкой взглянула на них.

— Я знаю, не вежливо просить вас к столу сразу после того, как вы вошли, — извинилась она, — но Майкл опоздал, и ужин уже стынет. Вы не возражаете приступить к ужину прямо сейчас?

Мальчишки так не возражали, что практически нырнули в суп. Это был венерианский дорковый суп. Они никогда не ели ничего подобного, даже консервированной пародии на дорку. Хватило одной ложки, чтобы они поняли разницу между этой едой и тем, что им дают в Марсианском приюте для бездомных. Тарелки с супом опустели так быстро, что миссис Дистон изумленно поморгала.

После супа настало время индейки. Бак однажды пробовал цыпленка, но его друзья никогда не видели таких животных. Мальчишки посмотрели на огромную фаршированную птицу с некоторым подозрением и взяли в рот по кусочку. Они быстро убедил их в съедобности блюда.

Майкл Дистон, откинувшись на спинку стула и ужиная в более размеренном темпе, встретился с матерью взглядом и улыбнулся.

На десерт был тушеные марсианские фрукты, приправленные семенами мелдайо, но места на него у мальчишек в животе уже не оставалось. Однако, все четверо принялись упрямо заталкивать фруктовые кусочки себе в рот. Затем с остекленевшими глазами откинулись на спинки стульев, двигаясь с огромным трудом.

— В чем дело, Бак — хочешь спать? — спросил Майкл Дистон.

Бак Генри кивнул и опустил веки. Теперь, раздувшись после сытного ужина, он больше чем когда-либо походил на херувима.

— Сейчас лучше не спать, — сказал Дистон. — С набитым животом спать вредно. Попробуешь продержаться еще часок?

— Конечно, мистер Дистон.

— Я попытаюсь тебя развлечь. Расскажи мне про свою сестру, Бак.

Бак Генри перестал быть крутым парнем, каким притворялся пару часов назад. Если бы ему задали этот вопрос тогда, он бы возмущенно пропищал, что не обращает внимания на девчонок. Однако, сейчас он просто описал, что творится в лачуге, которую называл своим домом.

Его мать болела марсианской лихорадкой, хронической, так называемой доброкачественной разновидностью, которая приковывает к постели, но не убивает. Эту болезнь якобы победили еще пять лет назад. Власти самодовольно гордились этим, пока несколько сомневающихся врачей не обнаружили, что лихорадка просто прячется под другими названиями.

Отец Бака погиб при обвале в жорналлитовой шахте. В одном смысле это даже было везением. Легкие отца уже были наполовину уничтожены радиоактивными жорналлитовыми частицами, и ему, в любом случае, оставалось недолго. А из-за обвала его семье за гибель кормильца выплатили пять сотен марсианских ренни. Этой суммы им хватило почти на год.

Сестре было четырнадцать лет, она перестала ходить в школу, притворившись, что ей шестнадцать. Кроме Бака ей нужно было заботиться еще о двух детях. Она приносила домой пучки юпитерианского тростника и веселила всю семью, плетя из травы корзины. За каждую корзину они получали по десятой части марсианского рена.

— Да уж, твою жизнь не назовешь легкой. Бак, — сказал Дистон. — А как насчет тебя, Тощий?

— Рискил, — проворчал Тощий.

— Твой отец не может завязать с выпивкой?

— Это не его вина, — возразил Тощий. — Когда-то он был крепким парнем. Затем подрался с еще более крупным типом.

— Что послужило причиной драки?

— Не знаю. Тогда я был еще мальчишкой.

Дистон взглянул на Тощего и с трудом подавил улыбку.

— Разве до вас не дошло, что мой старик теперь полная развалина, — выпалил Тощий. — Иногда он начинает разглагольствовать о том, что было раньше, да так, что уши вянут. Он был почетным студентом в Лунном Техническом Университете.

— А что ему мешает стать тем же, кем он был до драки? — с удивлением спросил Майкл Дистон.

— Проще пить рискил и лентяйничать. Кроме того, моя мать умерла несколько лет назад, и отца уже ничто не радует. Если бы она была жива…

Дистон кивнул, его взгляд смягчился.

— У вас много проблем из ничего, — сказал Монк неуверенным баритоном. — Вот у меня все просто. Ни отца, ни матери. Делаю, что хочу. Когда вырасту, буду охотиться на восьминогих меркурианских лошадей. Жара меня не пугает. Я крепкий парень. Могу быть кем угодно.

— А когда ты вырастешь?

— Через пару лет, — небрежно ответил Монк.

— Где ты живешь?

— У дяди. Когда он начинает меня доставать, перебираюсь к кузену. Они думают, что раз дают мне уголок, где я могу поспать, то могут обращаться со мной, как им вздумается. Но я показал им, что со мной такой номер не пройдет.

— Кажется, ты не из тех, кем можно понукать, — согласился Дистон. — А что насчет тебя, Кел?

Кел стиснул зубы.

— Его отец был очень крутым! — с восторгом сказал Бак. — Настоящим пиратом! Помните этого парня Лареду, которого ограбили?

— Да это было еще до твоего рождения, тоже мне, старик.

— Да, но я слышал, отец Кела был Черным Пиратом!

— Заткнись, болван! — прорычал Кел. — Мистер Дистон не хочет об этом слушать.

— Только если ты сам не желаешь рассказать. Почему твой отец стал пиратом, Кел?

— Он не мог найти работу, а моя мать его постоянно пилила. Говорила, все потому, что марсиане ленивы от природы. Однажды даже сказала, что жалеет о браке. Отец обиделся и пообещал показать ей, какой он ленивый.

— Он и показал, — гордо добавил Бак сквозь сон. — Его боялись все корабли в Системе, пока он не протянул ноги. Мама Кела всем говорила, что отец погиб в аварии, когда Кел был еще совсем маленьким. Для копов он был слишком крут.

— Я тоже слышал об этом, — признал Дистон.

Он посмотрел на мальчишек. Они тихо и спокойно разговаривали без всякого гнева. Набив животы, ребята захотели спать. Дистон вздохнул.

— У вас не было возможности жить нормальной жизнью. Кажется, я не имел права совать нос в ваши дела, но мне захотелось узнать, почему вы пошли на преступление. Мне жилось легко. У меня всегда была крыша над головой, и я всегда знал, когда поем в следующий раз. Обычно я даже мог угадать, что именно мне дадут. А когда подал документы в школу Межпланетной Полиции и поступил, передо мной открылись все двери.

— Я не хочу быть копом, — решительно заявил Кел.

— Мало кто хочет.

— Все копы крысы, не считая вас, мистер Дистон.

— Я Черный Пират, — сонно пробормотал Бак. — Эй, капитан! Вырубай двигатели, а не то я взорву тебя к чертям собачьим. Мне нужен твой груз. Сатурнианский виндемар, ценой десять тысяч рении за грамм, а у тебя на борту сто кило. О, ты не хочешь останавливаться, да? Парни, дайте им прикурить. Бзззззз!

— Эй, глядите! — внезапно крикнул Кел. — За окном!

— В чем дело, парень? — с тревогой спросил миссис Дистон.

— Мир сошел с ума! Пошел снег!

Мальчишки побежали к окну. Даже почти заснувший Бак открыл глаза.

— Только посмотрите на эти снежинки! — с трепетом воскликнул Тощий. — Они размером с… размером…

Слова застряли у него в горле, но Кел смог закончить предложение.

— Они размером с картофельные чипсы!

— Не может быть, в этой части Марсе практически никогда не идет снег, — сказал Бак. — Я помню, как учитель говорил мне, что снега у нас не было более ста лет, и пойти он может только зимой. Наверное, у нас что-то не так с глазами. Мы переели.

— К черту тебя и твоего учителя! — усмехнулся Кел. — Он же может ошибиться хоть раз в жизни. Говорю тебе, эти снежинки, похожие на чипсы, привозят с Земли. Они стоят три ренни за коробочку.

— Я помню, что на Земле в Рождество почти всегда идет снег, — безмятежно сказала миссис Дистон. — Рождество без снега — это не Рождество.

— Мой учитель говорит… — продолжал было настаивать Бак, но замолчал.

Он проводил взглядом падающую снежинку. Внезапно раздался какой-то шум. Мальчишки подняли глаза. Шум шел из каминной трубы, чисто декоративной части здания, построенной сентиментальными жителями, желающими повторить убранство старых домов на Земле.

Показалась пара ног, одетых в красные сапоги, затем подол алой куртки. Наконец, из камина вылез широкоплечий румяный джентльмен с мешком за спиной.

— С Рождеством, — весело сказал он. — С Рождеством на Марсе. Пусть на Земле, на Марсе и на всех остальных планетах будет мир, а все люди относятся друг к другу с добротой.

Да у них сейчас глаза из орбит вылезут, подумал Майкл Дистон, взглянув на мальчишек. Так сильно они удивились. Кел первым пришел в себя.

— А, да это мистер Дистон, — проворчал он.

Все четверо развернулись. Майкл Дистон стоял за ними и смотрел на фигуру в красном с не меньшим удивлением, чем они сами.

— С Рождеством, Санта, — сказал он.

— Это его брат, — предположил Мон.

— У Майкла нет братьев, — покачала головой миссис Дистон. — И это не кто-то из соседей, они заняты своими рождественскими елками.

— Рождественскими елками? — спросил Кел. — Что это такое?

— Вон в той комнате тоже стоит такая, — махнув рукой на одну из дверей, ответил Майкл Дистон. — Можете сходить посмотреть.

Мальчишки убежали, прежде чем он успел закончить предложение.

— Я же недавно там был, — сказал Кел, — не было там никаких елок.

Впрочем, сейчас она точно там была. Ни елей, ни пихт на Марсе не росло, а стоимость перевозки с Земли была слишком высокой, поэтому их никто сюда не завозил. Но мальчишки не слишком хорошо разбирались в пластиковых материалах, чтобы распознать искусственную пихту, стоящую перед ними. Им она показалась настоящей рождественской елкой, первой, которую им довелось увидеть. Они с трепетом уставились на нее.

Пихта была украшена мишурой и маленькими разноцветными огоньками, в соответствии с рождественскими традициями на Земле и Марсе. На ветках лежали упаковки, завернутые в блестящий полиэтилен.

Санта Клаус подошел к елке.

— У меня есть кое-что для парня по имени Монк Смит, — сказал он. — Он здесь? А, так это ты, приятель с грубым голосом? Как пишется твоя фамилия?

— С-м-и-т.

Санта внимательно выслушал мальчишку и встряхнул сверток.

— Кажется, тут губная гармошка, способная звучать, как скрипка или труба, в зависимости от того, на какую кнопку нажмешь. О, тебе нравятся барабаны? Ну, думаю, если ты ударишь по полому концу палочкой, которая находится внутри, то услышишь нечто похожее на стук барабана. Но не спрашивай, откуда я узнал, что ты хочешь стать музыкантом. Я приглядываю за всеми. Эта игрушка может заменить целый оркестр.

Монк прижал подарок к груди, словно испугался, что кто-то его отберет.

— Тут где-нибудь есть парень по имени Бак Генри? Возможно, его заинтересует то, что я для него приготовил. Это набор приключенческих историй, записанных на пленке. Сколько их тут? Ну, может, сотня или около того. Проектор тоже прилагается, вместе с мощной батареей, рассчитанной на пару тысяч часов работы.

Бак Генри схватил подарок. Он знал, что только девчонкам нравится ходить в школу, и что ни один уважающий себя мальчишка не откроет книгу по своей воле. Но все равно, книги завораживали его, и Санта Клаус каким-то образом узнал об этом.

Следующим был Тощим Маккой. Всякий раз, как ему попадался карандаш с бумагой, он садился рисовать. Санта подарил ему доску для рисования, стопку белых листов и набор красок, что обрадовало бы любого начинающего художника.

— Кел Анкар, — торжественно сказал Санта Клаус.

Кел вышел вперед.

— С тобой было непросто. Ты почти ничего не говоришь о том, чего тебе хочется. Мне пришлось слушать тебя целый марсианский год, прежде чем я понял, какой подарок устроил бы тебя. Думаю, я сделал правильный выбор. Тебе же нравится все делать своими руками, да? Ты, кажется, хочешь стать химиком или инженером, я прав?

— Атомным инженером, — признал Кел.

— Значит, я прав. Здесь химический набор, который многому тебя научит. Ты сможешь провести даже пару радиоактивных экспериментов. Но, если будешь делать глупости или действовать неосторожно, это может быть немного опасно.

— Не буду!

— Я и не говорил, что будешь. Ну, держи свой подарок. В следующем году я вернусь и проверю, что тебе удалось сделать.

Санта Клаус закинул мешок на плечо и пошел к камину.

— Мистер… Санта! — внезапно крикнул Кел ему вслед.

— В чем дело, сынок?

— Вы забыли о миссис Дистон и мистере Дистоне.

— Нет, не забыл, Кел. Их подарки тоже здесь, я просто не хочу, чтобы вы знали, что я им принес.

— О, ну спасибо, мистер.

— Не за что, Кел.

Санта Клаус медленно вылез в трубу. Мальчишки молча смотрели, как исчезают его ноги. Через секунду стало слышно, как он топает по крыше.

— Эй, Доннер! — раздался чей-то тихий возглас. — Эй…

Санта Клаус ушел. Огромные снежинки все еще падали за окном, засыпая землю.

— Пора спать, мальчики, я тоже устал, — сказал Майкл Дистон. — Так что, если не возражаете, я покажу вам ваши комнаты.

Не сказав ни слова, они поднялись за ним по лестнице.

— Они уже в кроватях, Майкл? — спросила его мать, когда он спустился.

— Улеглись прямо в одежде. Кажется, они не привыкли раздеваться перед сном. Я укрыл их, и они заснули еще до того, как я ушел.

— Привести их сюда было замечательной мыслью.

— У меня не было выбора. Они пытались меня ограбить.

— Эти мальчики? — не поверив своим ушам, выпалила миссис Дистон.

— Они могут быть очень жестокими, — нахмурился Майкл. — Завтра мне придется покинуть Марс, мама. Я долго летел сюда, а возвращаться на Юпитер буду еще дольше. Но мне бы хотелось, чтобы кое-что было сделано. Хочу узнать, не попрошу ли я слишком многого…

— Я с радостью тебе помогу, Майкл, — перебила она.

— Думаю, ты понимаешь, про что я говорю.

— Понимаю. Сестра Бака, судя по его описанию, кажется вполне самостоятельной девушкой, помочь ей будет нетрудно. Что касается Монка, я знаю одну пару. В прошлом году они потеряли сына, когда разбился корабль с Венеры. Они с радостью примут его в свою семью. А если все же нет, то это сделаю я.

— Еще придется найти работу для отца Тощего.

Миссис Дистон задумчиво кивнула.

— Работы сейчас мало, но, думаю, я справлюсь. Что-нибудь еще?

— Главная проблема — это Кел. Я не хочу, чтобы он рос, считая своего отца героем и стараясь быть похожим на него.

— Я знаю одну хорошую школу. Ему нужно чем-то увлечься, тогда он забудет о ложном очаровании пиратства. Я присмотрю за ним.

— Значит, на этом все, — расслабился Дистон.

— Все, кроме того, что я так и не поняла, что Санта подарил тебе.

— Кажется, он понял, то лучший подарок для меня — это ты, — улыбнулся Майкл. — А поскольку я вижу тебя лишь раз в год, то он прав.

— А ты — самое дорогое, о чем только может просить мать, — нежно сказала миссис Дистон.

— Я, конечно, не идеальный сын, но, думаю, могу стать лучше. — Снежинки за окном все еще падали, но уже гораздо реже. — Мне нужно было только нажать на кнопку, — сказал Майкл. — Устройство, создающее снегопад, лежит на крыше с прошлого года. Хорошо, что я не убирал его оттуда.

— А где ты нашел Санта Клауса?

— Я даже немного расстроился, что ты не догадалась, — засмеялся он. — Разве ты не помнишь Оливера, робота-слугу, которого я подарил тебе год назад?

— А, точно, как я могла забыть!?

— Мне осталось только одеть его в красный костюм и привязать к животу подушку. Ты сказала, что он не понравился тебе, потому что постоянно путался под ногами. Настоящая причина, разумеется, заключается в том, что ты старомодная и любишь делать все сама. В любом случае, Оливер практически новый. Дай ему еще один шанс, ты же видишь, каким он может быть полезным.

Миссис Дистон кивнула, затем растерянно нахмурилась.

— Подарки! — воскликнула она. — Где ты их достал?

— Да это то, что я привез соседским детям, — криво улыбнулся Майкл. — Они и так получают слишком много подарков, вот я и подумал, что они переживут этот год без моих. За ужином я узнал, что хотели бы получить наши мальчишки, и все устроил так, как только смог.

— Но я не понимаю, почему Оливер вдруг заговорил.

— Я научил его, — улыбнулся Майкл. — На самом деле, в него встроен динамик, чтобы он мог исполнять функции дворецкого и принимать гостей. У меня в рукаве есть небольшой микрофон. С этим бы справился даже плохой чревовещатель. Мальчишки так удивились, увидев Санта Клауса, что почти не смотрели в мою сторону.

Миссис Дистон поцеловала сына.

— Я устала, Майкл. Пойду ложиться спать. Завтра увидимся.

— Конечно, мама. А я еще немного посижу и послушаю новости.

Она медленно поднялась по старой лестнице, и он проводил ее взглядом. Затем мистер Дистон нажал кнопку на телевизоре. Раздался голос ведущего новостей, на экране медленно появилось его лицо.

— Лондон, планета Земля. По неофициальным данным, но из доверенных источников нам стало известно…

Новости состояли из слухов о мире, слухов о войне, новостей о землетрясении на Венере, об истощении источника вулканической энергии на Плутоне. Майкл Дистон продолжал сонно слушать ведущего.

— Юпитер-сити, планета Юпитер. — Он встревожился и сел прямо. — Полиция объявила, что остатки банды Черного Пирата были найдены и истреблены на прошлой неделе отрядом Межпланетного Патруля, возглавляемым выдающимся детективом Майклом Дистоном. Как и сам Черный Пират, все члены его банды — чистокровные марсиане. Как уже известно, настоящее имя Черного Пирата — Гарс Анкар. Его женой была землянка, и у него есть сын по имени Кел. Самого Гарса убили несколько земных лет назад, после дерзкой кражи драгоценностей, жертвой которой стал Уильям Лареда. Гарса вместе с его кораблем взорвал Майкл Дистон после короткой рукопашной схватки. Благодаря героическим усилиям Дистона, вся банда — последние пираты, угрожавшие безопасности космических перевозок, — уничтожена. Теперь межпланетная торговля, освобожденная от опасности со стороны пиратства, может развиваться невиданными прежде темпами.

ЗАБЫТОЕ ПРОШЛОЕ

— Я умер, — сказал Леклерк. — Вот в чем вопрос. Я умер для всех своих прошлых намерений и предназначений, а затем ожил, став другим человеком. Вот почему мне хочется узнать, что тогда случилось.

Гэлвэй оглядел лабораторию. Детали аппарата Леклерка были разбросаны по трем рабочим столам, и все устройство выглядело совершенно непонятным. Повсюду были какие-то датчики, электронные лампы, электроды и устройства, названий которых он не знал.

Аппарат казался в десять раз более сложным, чем стандартный радиоприемник. Гэлвэй совершенно растерялся при виде множества различных деталей и не поверил, что Леклерк смог заставить это устройство работать.

— Но все-таки ты ожил, — сказал Гэлвэй.

— Знаю. Хотя для этого мне пришлось уничтожить свое второе «я». Позволь мне рассказать, что случилось. Четыре года назад я пережил период амнезии. Он длился восемнадцать месяцев. Вот что я имею ввиду, когда говорю, что умер. С моим телом ничего не произошло, но прежний разум совершенно исчез, словно меня разорвало на мелкие кусочки мощным взрывом.

Гэлвэй кивнул. Он понимал, что чувствует Леклерк. Иногда у него тоже появлялось странное ощущение, что как только он засыпает, то умирает, и оживает лишь на следующее утро. Некоторые примитивные народы, насколько знал Гэлвэй, на самом деле верили в это.

— Когда я снова пришел в себя, — то есть, когда мое второе «я» умерло, а первое ожило, — на мне был дорогой костюм, в бумажнике лежало пять тысяч долларов, и я ночевал в дешевом отеле. Не знаю, как я туда попал.

— Ты мог бы нанять детективов и все выяснить, — предложил Гэлвэй.

— Я так и сделал, но они ничего не узнали. При мне не было никаких документов, поэтому мне даже неизвестно, какое имя я использовал в течение этих восемнадцати месяцев. Я всегда хотел это узнать и просто сгорал от любопытства всякий раз, как думал об этом.

— Какое это имеет значение?

— Большое. Может, я женился и завел детей? Может, меня ищут друзья? Я не знаю. Но хочу знать. Пропали полтора года моей жизни, а я понятия не имею, куда. Гэлвэй, ты помнишь, как чувствуешь себя, когда пытаешься вспомнить чье-нибудь имя, вертящееся на кончике языке, но оно так и не приходит на ум? Не можешь решить проблему и не можешь выкинуть ее из головы.

— Понимаю, — кивнул Гэлвэй. — Иногда это просто не дает покоя.

— Именно! Я так мучаюсь уже более двух лет. Иногда мне кажется, что, пытаясь вспомнить, я сойду с ума. Что случилось за это время? Где я побывал за эти полтора года? Вот чтобы ответить на эти вопросы, я и изобрел эту машину.

Гэлвэй покачал головой. Он не совсем понимал, как тут поможет какая-то машина.

— Что она делает? — спросил он. — Переносит в прошлое?

— Нет, нечто другое. Большая часть разговоров о путешествиях во времени — полная чушь. Заметь, я сказал, что не все разговоры, а большая часть. Нельзя отправиться в прошлое. Прошлое — это бесконечная область в четырехмерном пространственно-временном континууме, природа которого была полностью определена. Все мировые линии, как их называет Минковский, все мировые плоскости и объемы известны. Путешествие в прошлое изменило бы их. А это сделать невозможно.

— Не понимаю, — пробормотал Гэлвэй, — но поверю тебе на слово.

— Это не обязательно. Вот, взгляни сам. — Леклерк собрал со стола несколько листов бумаги со стройными рядами уравнений. — Вот мои расчеты. Выводы не совсем очевидны, но они пришли не из воздуха. Я несколько месяцев работал, как проклятый, чтобы получить их.

— Понятно. Что дальше?

— Путешествие в будущее — другое дело. Будущее до определенной степени неизвестно. Принцип неопределенности Гейзенберга работает на атомном уровне, и этого достаточно, чтобы убедиться в индетерминизме в макроскопическом масштабе. Говоря математическим языком — прошлое однозначно, будущее — многозначно. Настоящее — точка разветвления. Путешествие в будущее меняет его. Сделать это сложно, но теоретически возможно.

— Да, но твоя проблема не в будущем, — заметил Гэлвэй.

— Верно. Ответы на мучающие меня вопросы лежат в прошлом. Но есть еще один вариант путешествий во времени с использованием машины для просмотра истории, какую я собрал здесь. Тут ситуация полностью противоположная. Настроив машину, я смогу заглянуть в прошлое, — не изменяя его, просто, как сторонний наблюдатель. Смогу показать тебе Вашингтона в Вэлли Фордж, Линкольна в Геттисберге и Вильсона в Версале. Эти события прошлого находятся в определенных областях пространства-времени. Но то, что произойдет в будущем, мы увидеть не сможем. У нас не получится посмотреть на Рузвельта в Берлине, потому что еще неизвестно, попадет ли он туда. Это зависит от слишком большого числа атомных процессов.

— Но твоя машина покажет прошлое?

— Покажет, если ты мне поможешь.

Гэлвэй кивнул, и они с Леклерком принялись за работу. Сам Гэлвэй не являлся хорошим инженером, но мог оценить чужие навыки, и подивился проворству, с которым буквально летали пальцы Леклерка. Гэлвэй был неплохим ассистентом, и под руководством Леклерка работа шла очень быстро.

На четвертом столе лежала единственная часть аппарата, чье предназначение Гэлвэй понимал. Это был телеприемник, соединенный со столом под номером «три». Но обычные устройствам настройки изображения Леклерк убрал и заменил их собственными.

Леклерк затянул последний винт и облегченно выдохнул.

— Все готово? — спросил Гэлвэй.

— Почти. Сканер пространства в плохом состоянии. Вероятно, мы не сможем получить картинку больше, чем с пары километров. Позже я попытаюсь увеличить радиус. Но с учетом того, что за эти полтора года я ни разу не покидал пределов города, нам хватит и того, что есть.

— А как насчет настройки нужного времени?

— С этим тоже могут возникнуть проблемы. Я провел предварительные эксперименты и узнал, что один оборот колесика отправляет меня на пару месяцев назад, а второй — на пять лет. Потом я постараюсь это исправить.

Леклерк начал настраивать машину. В его действиях чувствовалось сдерживаемое волнение. Засветились две электронные лампы. Одна осталась без напряжения.

— Что-то не так? — спросил Гэлвэй.

— Нет-нет, — успокоил его Леклерк. — Все в порядке.

Гэлвэй почувствовал растущее напряжение. Каким-то образом он разделил веру Леклерка в машину. Она должна была воссоздать прошлое — и, наконец, после всех мучительных поисков, Леклерк узнает, что случилось с ним за эти полтора года.

Он подошел к телеприемнику. На экране внезапно появились Гэлвэй с Леклерком, только в несколько другом положении, по сравнению с тем, которое они занимали сейчас.

— Вот что мы делали пару минут назад.

Леклерк медленно покрутил ручку. Затем выругался.

Картинка размазалась. Леклерк продолжал колдовать над машиной, но ничего не менялось. Вдруг на экране появился он один.

— Управление еще хуже, чем я боялся, — нервно сказал он.

— Сколько лет назад это было? Четыре, десять или двенадцать?

— Не знаю, но скоро пойму.

Леклерк на экране ушел вправо. Реальный Леклерк бросился к джойстику управления пространством, чтобы не потерять себя из виду. Изображение надело шляпу и пальто, затем вышло из комнаты. Через секунду оно оказалось на улице.

Леклерк с трудом сдерживал волнение. Изображение направилось к метро, приостановилось, затем двинулось дальше.

— Слава Богу, кажется, это то, что нужно! — воскликнул Леклерк.

— Хочешь сказать, ты наткнулся на тот день, когда у тебя началось амнезии?

— Кажется невероятным, но, думаю, да. Что за удача! Я много лет ежедневно ходил на эту станцию. Но, со временем, перестал это делать и просто шел дальше по улице — кроме этого, я больше ничего не помню до того, как проснулся в дешевом отеле. А между этими событиями — пустота.

Изображение повернуло вправо, и Леклерк выругался, потеряв его из виду. Но, пошевелив джойстиком, через секунду он снова нашел себя на экране. Больше они не теряли его.

Изображение Леклерка нерешительно шло по улице. Наконец, оно остановилось и подняло руку, словно у него заболела голова. Несколько секунд Леклерк из прошлого не шевелился.

— Значит, вот как это произошло, — прошептал Леклерк. — Никакого удара или сотрясения, просто внезапное выключение мысленных процессов.

Фигура развернулась и пошла на станцию метро. Вставила монету в турникет и села на поезд.

Леклерка было видно довольно четко, но разглядеть всех остальных пассажиров оказалось невозможно. Их лица были, как в тумане, вне фокуса.

Поезд ехал минут тридцать. Маршрут был городским, и даже хотя Леклерк этого раньше не видел, на его лице появилось выражение раздражения.

— Зачем только этот чертов поезд останавливается через каждые пять-десять кварталов. Я точно спятил, раз сел на него.

Наконец, изображение Леклерка вышло из вагона. Спустилось по лестнице, прошло по переполненной станции и скрылось в длинном туннеле. Там оно село на другой поезд и проехало одну остановку.

— Поезд на Таймс-сквер, — неосознанно пробормотал Гэлвэй.

Он так сосредоточенно уставился на экран, что забыл обо всем остальном.

Добравшись до Таймс-сквер, Леклерк из прошлого, казалось, снова растерялся. Он неуверенно походил кругами и, наконец, зашел в кинотеатр. Реальный Леклерк на секунду навел фокус на экран в зале, затем вернул обратно.

— Какой-то ужастик. Ненавижу их. Как я только мог так измениться!

— Почему бы не прокрутить время на пару часов вперед? — спросил Гэлвэй. — Зачем нам смотреть эту ерунду? Особенно если мы толком ничего можем разглядеть.

— Я же говорил, что настраивать нужное время очень сложно, — покачал головой Леклерк. — Я не могу так рисковать.

Изображение поднялось с кресла и вышло из кинотеатра только через два с половиной часа. И казалось таким же растерянным, как и прежде. Гэлвэй с Леклерком посмотрели, как оно попыталось перейти загруженную улицу на красный свет, но решило вернуться на тротуар.

Загорелся зеленый. Но изображение Леклерка осталось неподвижным. Затем, как только зеленый погас, оно снова двинулось вперед. Тяжелый грузовик несся прямо на Леклерка, и тот испуганно уставился на него.

После секунды нервных поисков, реальный Леклерк нашел место, куда грузовик отбросил Леклерка из прошлого. Тот неподвижно лежал.

— Вот и сотрясение, которого, по твоим словам, у тебя не было.

— Хочешь сказать, это происшествие стало причиной амнезии?

— А разве это не так?

Леклерк увеличил изображение. Толпа уже обступила сбитого, но ему без труда удалось навести фокус на лицо. Голова была вся в крови, а череп…

— Леклерк! — внезапно воскликнул Гэлвэй.

— В чем дело?

— У тебя пробита голова! Ну, на картинке!

— Они наверняка отвезли меня в больницу.

— В больницу, как же! Взгляни на себя! Думаешь, после такого можно выжить? Тебя отправили прямо в морг! Ты умер!

— Ты спятил? — Глаза Леклерка чуть не вылезли из орбит.

— Кажется, да, — пробормотал Гэлвэй.

Они уставились друг на друга. Затем Леклерк повернулся к экрану. Он еще немного проследил за изображением и убедился, что Гэлвэй прав. Он увидел, как тело осмотрел доктор, затем его увезли в морг и оставили на холодном металле. Если бы Леклерк набрался терпения, то через пару дней стал бы свидетелем собственных похорон. Но он не стал ждать.

Гэлвэй побледнел.

— Ты и, правда, умер, — сказал он. — Странно, что ты сказал это в самом начале.

— Да, но я не имел в виду, в физическом смысле. Умерла моя личность. Но ее место заняла новая, и тело продолжало функционировать. — Леклерк взглянул в зеркало и приложил руку ко лбу. — Ты же не думаешь, что я призрак, не так ли?

— Нет, конечно. Ты такой же живой, как и я. И, тем не менее, несколько лет назад ты умер. Как это можно объяснить?

Леклерк не знал, что ответить.

— Никак, — медленно сказал он. — Что-то здесь не так, но я не знаю, что. Надо попробовать снова.

Леклерк снова взялся крутить ручку сканера времени. Найти его изображение, выходящее из дома, было не трудно. Но, в основном, он натыкался на другую картинку — как он заходит на станцию метро. Прошло, по меньшей мере, часа два, прежде чем на экране появилось нужное изображение.

Гэлвэй оставался с Леклерком, пока не увидел, как человек на экране снова покупает билет в кино. Затем он встал с кресла и взял шляпу.

— Я сойду с ума, если еще раз дождусь конца фильма, так и не разглядев ни одного кадра, — сказал он. — Доброй ночи.

Леклерк даже не ответил ему. Глаза его сверкали, и казалось, он ничего слышал. Леклерка интересуют определенные подробности его жизни и смерти, подумал Гэлвэй.

Прошло около недели, прежде чем Гэлвэй снова увидел друга. За это время Леклерк потерял несколько килограмм веса, а также постарел и осунулся.

— Ты нашел ответы на мучающие тебя вопросы? — спросил Гэлвэй.

— Нет, не нашел. Хотя не отрывался от экрана до самого конца.

— До того, как тебя похоронили?

— Да. На это ушло несколько дней, я смотрел без сна и еды. Мне в голову пришла безумная мысль, что, может, я на самом деле не умер, и, возможно, какой-то врач совершил чудо и вернул меня к жизни. Разумеется, ничего такого не произошло. Меня засыпали землей, и я даже увидел, как мое тело начало гнить. Тут я уже не выдержал.

— Я бы тоже не выдержал, — содрогнулся Гэлвэй. — Ты так и не понял, что с тобой случилось?

— Нет. Даже не представляю, что это могло быть. Великие небеса, до того, как я решил создать машину, я думал, что хуже уже быть не может. Но теперь, когда мне стало известно, что меня насмерть сбила машина… теперь мне еще хуже.

Леклерк прав, подумал Гэлвэй. Он и сам провел беспокойную неделю, размышляя над тем, что все-таки случилось с Леклерком. Он мог представить, через что прошел Леклерк.

Спустя месяц Гэлвэй поговорил с Леклерком по телефону. По-прежнему никаких объяснений случившегося. На этот раз ему показалось, что тот на грани безумия. И затем Гэлвэй почувствовал, что совсем не помогает Леклерку, а потом его охватило ужасное подозрение, что Леклерк на самом деле призрак, которое он тщетно пытался выкинуть из головы. В конце концов, Гэлвэй потерял связь со своим другом.

Прошел год, прежде чем Гэлвэй в следующий раз услышал о Леклерке. В одной газете вышла небольшая заметка, и с первого взгляда он не смог понять, про что читает:

ЛИЧНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА,

СБИТОГО ГРУЗОВИКОМ,

УСТАНОВЛЕНА!

Тот, кто недавно вышел из кинотеатра в полубессознательном состоянии, а затем был сбит грузовиком при переходе через улицу, оказался Джозефом Леклерком.

Гэлвэй опустил газету, и его пробрала дрожь. Объяснение того, что случилось с Леклерком, было достаточно простым для любого, способного видеть, в отличие от Леклерка, которого ослепила вера в предвзятые теории. На экране они наблюдали не прошлое, а будущее.

На самом деле устройство не позволяло увидеть прошлое, а давало возможность заглянуть в будущее. Почему Леклерк допустил такую ошибку? У Гэлвэя родилось неплохое объяснение произошедшего. Где-то в груде страниц с расчетами Леклерк допустил ошибку. Она переходила из одного уравнения в другое, плюс сменился минусом, или наоборот. Так или иначе, ошибка дошла до самого конца.

Какой бы простой и глупой ни была эта ошибка, она поставила размышления Леклерка о прошлом и будущем с ног на голову. Он сказал, что нельзя предвидеть будущее, потому что оно не определено.

Но для него это было не так. Глядя на экран, Леклерк все время видел одно и то же. Одним судьбоносным днем он в полной растерянности вышел из лаборатории и прошел тем же самым путем, который привел к смерти его изображение.

А забытый период в прошлом Леклерка, тот, который он надеялся увидеть снова, остался забытым навсегда.

Гэлвэй бросил газету на стол и сел в кресло, потому что у него дрожали колени. Он внезапно ощутил мощное искушение.

Он мог заглянуть в свое будущее.

Мог сделать, как Леклерк, пройти по пути своей жизни до самого конца, узнать, как он жил и как умер.

Но если Гэлвэй увидел бы свое будущее, то сошел бы с ума, как это случилось бы с Леклерком, если бы тот прожил чуть подольше. В этом он был уверен. Так или иначе, искушение было очень сильным, практически непреодолимым.

Когда Гэлвэй немного успокоился, то медленно встал и добрался до лаборатории Леклерка. Там он разломал машину, уже занимавшую пять столов, а не четыре, как раньше.

Затем растоптал осколки стекла с яростью, подкрепленной гневом и страхом.

Только телеприемник он бережливо оставил невредимым для неизвестных потомков Леклерка.

СУДЬБОНОСНАЯ ОДЕЖДА

Из маленького бесформенного тела Бэнзора Завоевателя вырвался тонкий луч света, упал на настенную карту и сфокусировался на одной из крошечных планет, разбросанных вокруг огромной звезды в центре.

— Вот она, — объявил Бэнзор. — Планета с единственным спутником. Нам покорить ее сейчас или лучше сначала собрать флот побольше?

Военный Совет на секунду охватила полная тишина. Никому не хотелось выражать свое мнение, не зная, что думает сам Бэнзор. А Бэнзор, будучи бесформенным сгустком плоти и крови, затерявшимся среди множества шестеренок и валов, служивших ему телом, сам не знал, что делать. Он еще не принял решения. Это все усложняло.

— Я думаю, лорд Бэнзор, мы должны оставить эту планету в покое, — набравшись, наконец, смелости, заявил Влран, один из самых способных генералов. — Мы и так захватили больше планет, чем мечтали. Давайте вернемся домой и отпразднуем наши победы.

— Если вернемся домой, то до следующей кампании пройдет несколько веков. Полет длится слишком долго.

— Ничего страшного. Тогда и нашим потомкам останется чего захватывать.

Дворг, вечно завидующий Влрану, почти во всех спорах занимал противоположную сторону.

— Возможно, нам стоит захватить эту планету и уж потом говорить о возвращении домой, — предложил он. — Ее обитатели не достигли нашего уровня развития, иначе они бы покорили всю систему. Чтобы разбить их, хватит и небольшой части наших сил. Я бы сказал, тут даже нечего обсуждать.

— Ты ошибаешься, Дворг, — задумчиво заметил Бэнзор. — Эти создания, безусловно, слабее нас, но мы еще не знаем, насколько. Прежде чем напасть на них, надо все узнать. Вспомни красную планету. Ее обитатели устроили нам много неприятностей и уничтожили большую часть нашего авангарда, прежде чем мы, наконец, одолели их.

— Вы правы, лорд Бэнзор, я поторопился, — скромно произнес Дворг. — Мы должны взять паузу, чтобы подготовиться к нападению.

— И снова ты ошибаешься, — сказал Бэнзор и небольшое тело Дворга, казалось, сморщилось. — У нас нет времени пополнять запасы снаряжения. Когда я говорил о том, чтобы собрать флот побольше, то собирался вернуть к нашей родной звезде и убедиться, что в мое отсутствие там ничего не произошло. Вот такой выбор стоит перед нами. Либо напасть прямо сейчас с тем, что у нас есть, либо вернуться домой.

— Чтобы ответить на этот вопрос, нам нужны сведения, которых у нас нет, — покачал головой Влран.

— Именно об этом я и говорю, Влран, — одобрил Бэнзор. — У нас нет необходимой информации, но добыть ее не трудно. — Один из механизмов, составляющих его тело, загудел. — Кажется, мы наткнулись на след двуногих существ, обитающих на планете, которую мы хотим захватить.

— Я не знал, что они двуногие, — сказал Влран.

— Я тоже. Мне стало известно об этом лишь пару секунд назад.

Механическое тело, похожее на чудовищного паука, но приказу Бэнзора вползло в зал. Маленькое существо внутри него принялось почтительно ждать.

— Капитан, вы обнаружили корабль, — сказал завоеватель, — расскажите нам, что удалось узнать.

— Судя по всему, корабль брошен, ни членов экипажа, ни пассажиров в нем не было, — поколебавшись, ответил капитан.

— Вы уверены, что он с третьей планеты?

— В этом нет никаких сомнений, лорд Бэнзор. Его курс был проложен на трехмерной карте.

— Хорошо. Что еще вы узнали?

— Корабль похож на те, что использовал народ красной планеты. Поначалу мы подумали, что обе планеты населяет одна и та же раса. Но по фотографиям стало ясно, что это не так.

— Превосходно.

— Мы сделали вывод, что корабль был построен жителями красной планеты. У тех, кто живет на третьей планете, не хватает знаний, чтобы освоить космические путешествия.

— Значит, завоевать их будет легче легкого, — вставил Дворг.

— Не спеши с заключениями, Дворг, — осуждающе сказал Бэнзор. — У вас есть с собой фотография, капитан?

Фотография была при нем. Бэнзор секунду пристально посмотрел на снимок.

— Двуногие, как я и сказал, они похожи на обитателей красной планеты. Но ниже ростом и с виду менее крепкие, а также проще одеты.

— Наверное, они еще дикари, — сказал Дворг, надеясь, что хотя бы на этот раз Бэнзор согласится с ним.

— Вероятно. Но не стоит делать преждевременных выводов. Что-нибудь еще, капитан?

— Мы обнаружили на корабле следы письменности, но не смогли расшифровать образцы. Возможно, корабль летел на красную планету, управляемый ее обитателями, когда стало известно о нашей победе. Команда бросила его из страха привлечь внимание. Наверное, они улетели на маленькой, незаметной спасательной шлюпке.

— Все это лишь предположения. Они что-нибудь везли с собой? — спросил Бэнзор.

— Только одежду.

— Гм-м… Ее кто-нибудь надевал?

— Кажется, да. Судя по фотографии, лорд Бэнзор, очевидно, что они носят одежду.

— Да, я уже понял. — Его тело снова загудело. — Вы свободны, — сказал он капитану.

Капитан ушел, и через секунду его сменило еще одно паукоподобное создание.

— Вы ученый Мелы ул, не так ли? — спросил Бэнзор.

— Да, лорд Бэнзор. Я изобрел машину…

— Мне все о ней известно. — Бэнзор, гордившийся тем, что знает обо всех последних научных достижениях, повернулся к Совету. — Машина Мельгула определяет черты характера существ исходя из одежды, которую они носят.

При соприкосновении с телами меняется молекулярная структура одежды, и Мельгул может замерить это изменение. — Он снова взглянул на ученого. — Проведите анализ одежды, найденной на корабле, и составьте отчет, как можно быстрее. Сколько времени на это уйдет?

— Максимум час.

— Даю вам два. Но отчет должен быть точным.

Мельгул ушел.

— Я предполагаю, что отчет будет благоприятствовать нашим планам. А если нет, то никакие планы нам не понадобятся. Мы просто вернемся домой. Но если все будет нормально, то вот как мы нападем…

Совет выслушал Завоевателя, не проронив ни слова. Бэнзор воображал себя великим военным теоретиком, и никто не осмелился прерывать или поправлять его. Медленно тянулись два часа, затем Мельгул появился снова.

— Вы оказались не так быстры, как хвалились, — заметил Бэнзор. — Отчет готов?

— Готов. Я лично дважды проверил его, поэтому пришел только сейчас. Мои помощники провели независимый анализ. Наши результаты сошлись.

— И что вы узнали об обитателях третьей планеты?

— Мы проанализировали сотню предметов одежды, чтобы нивелировать возможную погрешность маленькой выборки. Выводы почти невероятны. Разум обитателей третьей планеты очень примитивен.

— Неужели даже хуже, чем у народа красной планеты?

— Их и сравнить нельзя.

— Они способны построить космический корабль?

— Нет, лорд Бэнзор. Кто-то сделал это за них.

На лицах всех присутствующих появилось удовлетворение.

— Что еще вам удалось узнать? — спросил Бэнзор.

— Обитатели третьей планеты очень своевольны, не умеют сотрудничать друг с другом и часто становятся жертвами собственной глупости и дурных наклонностей. В то же время они настолько простодушны, что их легко можно убедить, в чем угодно. После захвата планеты, мы расположим их к себе с помощью простых подарков.

— Можно будет вернуть им найденную на корабле одежду, я прав?

— Да, лорд Бэнзор.

Завоеватель остался очень доволен этим.

— Вы обнаружили еще какие-нибудь качества? — спросил он.

— Я подготовил полный отчет на техническом языке. Почти все их особенности играют нам на руку.

— Меня очень интересует, насколько они слабы интеллектуально.

— Позволю себе повториться и скажу, что обитатели третьей планеты практически не способны мыслить. Они даже не могут сами о себе позаботиться. Вероятно, какая-то высшая раса, например, та, что живет на красной планете, является их покровителем.

— Значит, они не смогут нам ничего противопоставить. Атакуем прямо сейчас…

Битва была тяжелой, и капитан Маклин, рассматривая массу обломков, когда-то представлявшую собой механическое тело лорда Бэнзора, правителя планеты Тираниа, Завоевателя Солнечной системы, Покорителя Вселенной и так далее, наконец, нашел сгусток плоти и крови, управлявший судьбами многих миллиардов существ.

— Значит, они все-таки органические существа с механическими телами. Поначалу мне казалось, что это просто роботы, — заметил спутник капитана Маклина капитан Фаррел.

Маклин покачал головой.

— Мы знали, что они не роботы, благодаря отчетам, посланным марсианской колонией. Ну, мы отомстили за то, что случилось на Марсе.

— С какой звезды они прилетели?

— Ты знаешь не меньше меня, — пожал плечами Маклин. — Эксперты предполагают, что это Вега, но мне кажется, их дом немного ближе. В любом случае, в ближайшие годы можно не ждать новых нападений, так что у нас есть время подготовиться.

Фаррел окинул взглядом то, что когда-то было процветающим городом. Теперь тут виднелись только остовы боевых машин, разбросанные по равнине из неприглядного шлака, в которую превратился город.

— Такой огромный масштаб битвы меня несколько пугает, — признал он. — Насколько я знаю, не осталось ни одного не затронутого континента. А длилось сражение немногим больше дня.

— Что не дает мне покоя, — сказал Маклин, — так это почему они потерпели поражение? Раз они смогли победить марсианскую колонию, то должны были одолеть и нас. Они точно напали на Землю безо всякой подготовки. Но почему?

— Они нас недооценили.

— И как так вышло? Неужели они не поняли, что столкнулись с той же расой, что и на Марсе?

— Видимо, нет.

— Только взгляни на это! — внезапно воскликнул Маклин. — Один из наших грузовых кораблей!

Они нашли в верхней части корабля люк, но он не поддавался. Маклин пробил в корпусе отверстие, и, после того, как оно остыло, они забрались внутрь и осмотрелись.

— В этом просто нет смысла, — беспомощно сказал Фаррел.

— Я тоже ничего не понимаю. Корабль летел на Марс, чтобы доставить колонистам припасы. Им не хватало тканей, и Межпланетному Правительству пришлось послать им одежду и сырье для ее производства. Но какого черта захватчики решили, что груз достаточно ценный, и забрали его?

— Теперь ты точно поставил меня в тупик. Странный народ эти захватчики. Но, Маклин, где картинка, которую Межпланетная Служба Доставки клеит на стены, чтобы рекламировать свои товары? Это же практически их торговая марка.

— Ты про ту, где показан новомодный способ ношения одежды?

— Да.

— По какой-то причине захватчики забрали и ее, — сказал Маклин.

— Ты же не думаешь, что они сами собирались носить эти вещи и хотели узнать, как это делается, не так ли? В конце концов, их тела совершенно не похожи на наши.

— Я ничего не думаю, — ответил Маклин. — Это одна из тайн, которые мы, боюсь, никогда не раскроем. Впрочем, наверное, все это неважно. Но определенно интересно. Самые опасные захватчики из всех, которых видела Солнечная система… и они захватили корабль, полный подгузников!

ОБЕЗЬЯНА И ПИШУЩАЯ МАШИНКА

Уоллес Бингли аккуратно снял изоляцию с конца медной проволоки, согнул ее крючочком и прижал небольшим стальным винтом. Шейла Вэйн, презрительно наблюдая за Бингли, не сдержала интереса, появившегося на ее живом, красивом лице. Уоллес заметил это, но не подал виду. Затем он щелкнул выключателем и нажал кнопку на гальванометре.

Наступила выразительная пауза.

— Ну и? — спросил Шейла.

Бингли не сводил глаз со стрелки гальванометра, отказывающейся двигаться.

— Ничего. У меня опять ничего не получилось, — мрачно ответил он.

Выражение интереса на лице девушки сменилось еще более выразительным презрением.

— Я должна была догадаться. У тебя столько же шансов на успех, как… как у обезьяны за пишущей машинкой.

Бингли рассеянно осмотрелся. Его окружали радиоприемники, чьи владельцы принесли их к нему на ремонт, с чего-то взяв, что вывеска «ПОЧИНКА РАДИОПРИЕМНИКОВ» значит именно то, что гласит. Из одного приемника Бингли вытащил электронную лампу, проверил ее и убедился, что она рабочая. Затем спокойно вставил ее в свое странное устройство.

— Причем тут обезьяна? — рассеянно спросил он.

— Однажды у кого-то возникла идея, как можно создавать великие литературные произведения, не затрачивая особых усилий. Смысл был в том, чтобы посадить обезьян за пишущие машинки и позволить им стучать клавишами по восемь часов в день. Если они будут работать достаточно долго, то переберут все возможные комбинации букв.

— И что дальше? — спросил Бингли.

— Со временем обезьяны превзошли бы даже Гомера с Шекспиром.

Радио, лишившееся вакуумной лампы, теперь утратило еще и конденсатор. Бингли нахмурился, оглядел его и подсоединил обратно к устройству.

— Я читал о том, что это может сработать, — сказал он. — В чем же тут подвох?

— В том, что обезьянам потребуется, по меньшей мере, миллион лет, чтобы получить хоть какой-нибудь стоящий результат. Тогда как у тебя, — многозначительно заметила Шейла, — есть только одна жизнь.

— Я все-таки знаю, что делаю, в отличие от обезьян, — ухмыльнулся Уоллес Бингли. — И основываюсь на теории, гласящей, что все предметы, как радиодетали, так и нет, испускают радиоволны. Сложность в том, чтобы их зарегистрировать, что я и пытаюсь сделать. Когда мне это удастся… ну, тогда я смогу настраиваться на все предметы одним радиоприемником. Это будет самый удивительный прорыв в науке со времени открытия огня.

Шейла Вэйн мрачно посмотрела на Бингли.

— В мире полно очаровательных и умных людей, — с сожалением сказала она. — А меня угораздило влюбиться в чокнутого изобретателя.

— Вспомни, что говорили об Эдисоне, — успокаивающе заметил Бингли. — Вспомни, как называли Роберта Фултона, Эли Уитни и многих других. Я попробую еще раз. Мэр…

Но Шейла уже не слушала его. Потому что заметила на одном из приемников, ожидающих починки, аккуратно нарисованное сердце, пронзенное стрелой. Прямо на сердце была трогательная надпись: «Руди Вэлли, с любовью от Э. М.».

— Боже правый, Уолли, этому приемнику, наверное, лет пятьдесят. Как думаешь, ты в самом деле сможешь наладить его?

Ответа не последовало. В комнате было совершенно тихо. Шейла быстро, испуганно огляделась. Уолли куда-то исчез.

— Наверное, он убежал в кладовую за какой-нибудь деталью, — подумала она и принялась терпеливо ждать.

Но в кладовой стояла странная тишина. Через несколько секунд Шейла протиснулась между стеной и аппаратом, над которым работал Бингли, и окинула взглядом крошечное пространство, заваленное всевозможными деталями, из которых делались радиоприемники. Уоллеса Бингли там не было.

— Вот же черт! Он просто взял и смылся, пока я ним разговаривала! — вскричала в сердцах Шейла.

Она захлопнула за собой дверь. В маленькой радиоремонтной мастерской стало совершенно тихо.

Бингли изумленно осмотрелся. Он не выходил на улицу. По правде говоря, он вообще никуда не выходил. Но, тем не менее, попал в здание муниципалитета и оказался зажат между весьма толстым мэром и еще более толстым членом группы заслуженных гостей, приглашенных в город. Мэр уставился на Бингли, и его черные глаза сердито сверкнули.

— Эй ты, молокосос, сегодня я не собираюсь терпеть никаких пройдох! Офицер!

Широкоплечий полицейский подошел поближе.

— Да, Ваша Честь?

— Откуда тут взялся этот пройдоха?

— Прошу прощения, Ваша Честь, я могу все объяснить, — поморгал Уоллес Бингли. — Я был у себя в мастерской… — Он сильно сглотнул и откашлялся. — Я был в мастерской… это напомнило мне о том. Ваша Честь, что нужно вернуться. Прошу прощения!

Бингли бегом спустился по лестнице, промчавшись мимо растерянно уставившегося на него полицейского, который даже не попытался его остановить. Черные глаза мэра снова сверкнули.

— Еще один чертов репортер хотел что-то начеркать про меня, — рассерженно сказал он. — Надо было отправить его в камеру, но тогда бы его газетенка подняла такую вонь…

И он снова повернулся к важным гостям.

— Сотте je disais, messieurs, с'est bien un tres grand honneur…[1]

Уоллес Бингли, уже не такой изумленный, как минуту назад, мчался домой со всех ног.

Он добрался до мастерской и рывком распахнул дверь. Шейлы там не было, но, судя по всему, не было и никого другого. Аппарат, над которым работал Бингли, стоял точно на том же месте, где он его оставил.

Молодой человек резко остановился и в ту же секунду принялся хватать ртом воздух, благоговейно глядя на результат своих стараний. Перед тем, как странным образом исчезнуть из мастерской, он пытался настроиться на церемонию, проходящую в здании муниципалитета. В одну секунду Бингли стоял рядом с Шейлом и аппаратом, а в следующую оказался среди гостей мэра.

Наверное, он что-то не то сделал со своим устройством. Но что именно? Бингли нахмурился, пытаясь сосредоточиться. Шейла отвлекала его болтовней об обезьянах, и руки действовали автоматически. Он, наверняка, что-то перестроил, скорее всего, внес какие-то важные изменения, которые привели к такому поразительному результату.

Бингли принялся рассматривать проводку. Но на первый взгляд все казалось таким же, как и прежде, а он был слишком нетерпелив, чтобы проверять все лампы и конденсаторы. Это могло подождать.

Главным было другое — будет ли аппарат и дальше работать так, как тогда, когда Бингли внезапно переместился в зал муниципалитета?

Он установил указатели расстояния так же, как и до этого, но не на мэрию, а на соседнее пересечение улиц. Затем нажал кнопку, которая должна была передать ему радиоволны указанного места.

Тучная женщина вскрикнула, и Уоллес Бингли отпрыгнул. Он оказался на тротуаре, прямо за толстухой. Неразборчиво извинившись, он снова побежал домой.

Аппарат сработал так же, как и прежде. Бингли проверил его еще два раза. Сомнений не осталось. Устройство функционировало. Каким-то образом он нашел способ телепортации!

Возвращаясь в мастерскую в третий раз, Бингли пробежал мимо худого человека среднего роста с небольшим портативным приемником в руках. Тот надвинул шляпу на глаза, поэтому Бингли не обратил на него внимания.

Но о незнакомце нельзя было сказать того же. Он внимательно посмотрел на Бингли, даже, скорее, уставился, словно не верил своим глазам.

— Уже третий раз! — хрипло пробормотал худой. — Это он сошел с ума или я?

Задумчиво нахмурившись, он вошел в мастерскую следом за Бингли.

Бингли оглянулся.

— Я вернусь через секунду, — пробормотал и ушел взглянуть на удивительный аппарат, собранный собственными руками.

Слик Барнум с приемником под мышкой начал медленно закипать. Он никогда не умел держать себя в руках, а сейчас его нервы были и вовсе на пределе. Он и члены его банды уже три дня скрывались от полиции в небольшой, хорошо обставленной квартирке, едва позволявшей им, как шакалам в тесной клетке, то и дело расхаживать по паре шагов сначала в одну сторону, а потом в другую.

Эти три дня радио было их единственным источником развлечения и новостей. И тут приемник сдох. Чтобы убедить Слика выйти и сходить в мастерскую, ушло несколько часов. Теперь, пока он находился вне убежища, опасность нарваться на полицию увеличивалась с каждой секундой, а ему еще приходилось ждать этого психа Бингли.

Это Бингли, решил Слик, сумасшедший, а не я. Парень три раза выскальзывал через черный ход, а затем бегом возвращался к передней двери, как спятившая летучая мышь. И вдруг он внезапно перестал торопиться и принялся колдовать над каким-то хламом, словно у него было в запасе все время в мире.

— Послушай, дружище, — начал Слик. — Что это у тебя там за агрегат?

— Вернусь через секунду.

— Я уже жду пять минут, хотя мне некогда. Я пришел, чтобы ты починил мой приемник, понимаешь?

Бингли не обращал на него внимания.

— Конденсатор, — пробормотал он. — Разгоняет электроны… значит… периодическая скорость складывается, хотя я не понимаю, как… но, видимо, вот почему устройство может переместить меня в соседний квартал.

— Послушай, дружище, — сердито начал Слик, а затем замолчал и с любопытством уставился на Бингли.

Псих продолжал бормотать странные слова. Слик начал понимать, что тут происходит. И это казалось невероятным.

Бандит прищурился. Правой рукой он пошарил под левым плечом куртки, затем вытащил руку. Повернувшись спиной к выходу, позаботился о том, чтобы прохожие не увидели поблескивающий ствол пистолета.

— Руки вверх, приятель, — спокойным голосом сказал Слик.

Уоллес Бингли пристально посмотрел на суровое лицо, на пистолет, а затем снова на лицо. Потом медленно поднял руки над головой.

Спустя пятнадцать минут, за задвинутыми шторами, четверо обеспокоенных членов банды Слика Барнума совещались со своим не менее взволнованным главарем. Уоллес Бингли слушал, но не говорил. Он, как завороженный, смотрел на дуло пистолета Слика, которым тот небрежно размахивал, пока говорил.

Винторез Гроган, чье лицо походило на отбивную больше, чем на что-либо другое, недоверчиво покачал головой.

— Не понимаю, босс. Хотите сказать, нужно всего лишь встать перед этой кучей барахла, нажать кнопку, и — бах! — ты в другом месте?

— Все верно.

— Не верю. Это невозможно.

— Что скажешь, приятель? — повернувшись к Бингли, спросил Слик. — Невозможно или как?

— Конечно, возможно! — сглотнув, сумел выговорить тот. — Смотрите, сейчас я покажу, как это делается.

— Нет, стой на месте! — закричал Слик. — Держись от этой штуки подальше, а не то я тебя пристрелю! — Он снова посмотрел на Грогана. — Понимаешь, что он пытался сделать? Хотел встать перед своим устройством, исчезнуть, а затем привести к нам копов!

— Как бы ему это удалось, если перемещаться таким образом невозможно?

Лицо Слика раздраженно дернулось.

— А я говорю тебе, что возможно. И мне надоело ходить вокруг да около. Я сейчас тебе докажу.

— Да? — с насмешкой спросил Винторез.

— Да. Все просто. Кто-нибудь из вас станет перед этой штукой. Затем заставим этого Бингли настроить устройство на наше убежище. Нажмем кнопку. И кто-то из нас окажется в квартире. Что может быть проще?

— Ну, теперь мне все понятно! — с сарказмом воскликнул Винторез. — Мы становимся перед твоим пистолетом. Ты нажимаешь на курок. И все заканчивается. Что может быть проще?

— На что это ты намекаешь, Винторез? — прищурился Слик.

— Как ты говоришь, Слик, все просто. Откуда мы знаем, что случиться, когда ты нажмешь кнопку? Как нам убедиться, что вместо убежища мы не окажемся высоко в небе вместе с тонной динамита?

— Хочешь сказать, что не доверяешь Бингли!

— С чего бы мне ему доверять? Можем, отправим в убежище его?

— Чтобы он смог сбежать? Не будь ослом! Вот, как мы сделаем. Сначала отправим одного из наших ребят… и только потом Бингли! Если он попытается что-нибудь провернуть, то сам же на это и нарвется.

— Отлично, — с сомнением сказал Винторез. — Он-то нарвется, да — но один из нас нарвется первым!

Секунду длилось напряженное молчание.

— Послушайте, парни, разве вы не понимаете возможностей этой штуковины? — снова заговорил Слик. — Неужели вы не представляете, что мы сможем делать, если она, действительно, работает? Так вот, я всего лишь прошу вас проверить ее, устроить небольшое испытание, которое не навредит и ребенку!

— Неплохая идея, Слик, — злобно ответил Винторез. — Почему бы тебе самому это не сделать?

— Хочешь сказать, я должен отправиться первым?

— А почему бы и нет? Бингли мы пошлем следом за тобой, чтобы, как ты говоришь, убедиться, что он ничего не задумал.

— Ладно, умник. Я сделаю это. Давай, приятель. — Он жестом велел Бингли подойти. — Настрой свою штуку так, чтобы мы попали в убежище.

Спустя десять минут, Слик с невольным сообщником вошли в мастерскую через переднюю дверь. Винторез уставился на них, не веря своим глазам.

— Работает! — воскликнул он. — Штуковина работает!

— Я же тебе говорил, — выпалил Слик. — Может, теперь ты поверишь.

— Конечно, босс. Все, что скажешь. Кажется, ты говорил про какой-то банк.

— Десятый национальный, — кивнул Слик. — Полиция у нас на хвосте, и, чтобы выбраться из города, нам придется неплохо заплатить кое-кому. Ограбив банк, мы сможем это сделать.

— Но там полно охранников с винтовками.

— Об этом не беспокойся. Заставим Бингли настроить машину так, чтобы мы попали прямо в хранилище. Мы возьмем все, что захотим, затем откроем дверь изнутри прежде, чем охрана поймет, что происходит. Эти дети с игрушечными пушечками даже не поймут, что случилось, пока все не закончится. Они услышат шум, подойдут, и мы нападем сзади. У них не будет ни единого шанса.

Лицо Винтореза, похожее на отбивную, казалось, засветилось.

— Звучит отлично, — сказал он.

— Разумеется, опасность есть всегда, и я не могу просить тебя рисковать. Это было бы нечестно по отношению к твоей жене и детям.

— Что?

— Мы отлично справимся и без тебя. Ты останешься здесь и будешь приглядывать за Бингли, чтобы он не вызвал копов или не отправился за нами. Мы вернемся как можно быстрее, где-то через час, и все тебе расскажем, чтобы ты тоже прочувствовал, каково это было.

— Гм, послушай, Слик…

— Я уже наслушался, — холодно ответил Слик. — Давайте, парни, пора начинать.

Оставшись наедине с Винторезом, Бингли с интересом уставился на него. Тот был угрюм, и Бингли с тревогой подумал о том, какую форму примет его негодование. Возможно, Винторез был одним из тех, кто ради смеха мог ударить более слабого в челюсть. Бингли тихонько отошел.

— В чем дело, боишься?

— Да не то, чтобы…

— Ты врешь. Даже парни боятся меня, когда я не в духе. Я легко могу пробить кулаком деревянную дверь, и им это известно. Гляди.

Винторез сделал мощный хук. Когда пять волосатых костяшек пробили дверцу шкафа, один из приемников, оставленных на ремонт, разлетелся на мелкие кусочки.

— Я и не думал, что кто-нибудь так может, — признал Бингли, его явное изумление, казалось, успокоило Винтореза, и он воспользовался моментом, чтобы задать вопрос. — Почему вы так рассердились, что вас оставили тут?

— Потому что при дележке добычи они все получат вдвое больше меня.

— А-а. Но, в конце концов, зачем вам деньги? Слик сказал, что вам надо сбежать из города. Но моя машина может бесплатно доставить вас в любое место.

— А что нам делать потом? — резко спросил Винторез. — Все равно придется прятаться, не так ли? На это нужны деньги. И, кроме того, без гроша в кармане я плохо себя чувствую.

Бингли обдумал эту мысль. Хотя его никогда особенно не привлекали деньги, он понял, что большинство людей относятся к этому по-другому. Например, Шейла. Он бы с радостью женился на ней прямо сейчас, но Шейла предпочла подождать, пока у него на счете в банке не появится приличная сумма… так уж совпало, что именно в том самом банке, который сейчас грабили Слик и его приспешники.

— Прошу прощения, — спросил Бингли, — а за вас объявлена какая-нибудь награда?

Винторез обдал его холодным взглядом.

— Пара тысчонок. А что? Собираешься нас сдать?

— О, нет, конечно, нет! Мне такая мысль даже в голову не пришла бы!

После этого разговор зачах. Бингли подумал о том, как Слик неожиданно появится в банке, и как легко его ограбит, когда охрана ничего не подозревает и, соответственно, никак не мешает. Через пару минут банда вернется. Затем они снова воспользуются машиной, чтобы отправиться, куда захотят. Что же касается Бингли…

При этой мысли его прошиб холодный пот. Будущее больше не казалось ему ярким. Пора перестать бездельничать и что-нибудь предпринять.

Бингли встретился взглядом с Винторезом, затем отвернулся. Преступник был не таким уж глупым, но иногда он соображал не слишком быстро. К тому же явно чувствовал себя излишне уверенно. На это указывало то, что Винторез не стал связывать Бингли.

В уме молодого человека скромно пошевелила хвостиком одна мысль. Через пару секунд она приняла отчетливую форму. Провернуть это будет довольно трудно, но, по крайней мере, можно попытаться, и если получится… В этот момент в дверь постучали.

Винторез вздрогнул.

— Кто это?

— Наверное, клиент.

— Ты уверен, что не копы?

— Как я могу быть уверен, не посмотрев? — развел руками Бингли. — Но, скорее всего, не копы. В любом случае, волноваться не стоит. Я помню, что, когда мы вернулись, Слик запер дверь.

— Да, но вдруг что-то пошло не так…

Кто бы там ни стучал в дверь, казалось, он сдался. Глаза Бингли засияли от волнения. Кто-то только что сбил Винтореза с толку и отвлек его внимание. Теперь шанс, что план Бингли сработает, заметно увеличился.

— Послушайте! — прошептал он. — А вдруг это копы! Я слышу, как они копаются у черного хода!

Молодой человек снова увидел страх в глазах Винтореза.

— Я ничего не слышу, — ответил преступник.

— Подойдите ко мне. Отсюда можно выглянуть из окна так, что вас не увидят.

Винторез неуклюже пошел в указанном направлении и оказался перед машиной. И Уоллес Э. Бингли, ударив по кнопке, как кошка по мыши, увидел, как очертания преступника на мгновение задрожали, а затем тот исчез. Чуть позже Винторез, действительно, присоединился к товарищам в банке. Бингли понадеялся, что Слик обрадуется компании.

Он побежал к передней двери, открыл ее и вышел на улицу. Где-то поблизости точно должен был быть полицейский.

— И куда ты собрался, болван? — раздался грубый голос.

Это был Слик со своими подельниками. Они приехали на закрытой машине, очевидно украденной, а их карманы казались плотно набитыми.

Бингли сглотнул, попытался заговорить, но не смог. Он понуро вернулся в мастерскую вместе со Сликом.

Когда дверь закрылась, Бингли поднял глаза… и чуть не упал в обморок. Перед ним стояла Шейла Вэйн. Она с любопытством ковырялась в аппарате, стоя почти там же, где находился Винторез прежде, чем исчезнуть.

— Беги отсюда, Шейла! — встревоженно завопил Бингли. — И перестань трогать аппарат!

— Не волнуйся, я ничего не сломаю, — обидевшись, сказала девушка, а затем заметила Слика и его молчаливых подельников. — Кто эти люди?

— Неважно. А кто ты, сестричка? И что ты сделала с Винторезом? — прорычал Слик.

Бингли проглотил комок, застрявший у него в горле.

— Это Шейла Вэйн, моя невеста. Кажется, она вошла и… ну, в общем, и все!

— Не просто вошла, — ответила Шейла. — Я попробовала открыть переднюю дверь, она оказалась заперта. Поэтому я зашла через заднюю.

Уоллес Бингли иронично усмехнулся. Если бы он только знал, что, когда он притворился, что слышит, будто кто-то ходит на заднем дворе, Шейла на самом деле была там! Он мог бы отправить ее за полицией, и копы сейчас уже были бы тут. Но вместо этого…

— Где Винторез, сестренка? — холодно спросил вместо этого Слик Барнум. — Или ты не понимаешь по-английски?

— Так получилось, что Винторез оказался перед машиной, — поспешно вмешался Бингли. — Потом кое-что вроде как упало на кнопку, и… он просто исчез.

— Какой же он все-таки болван. Позволил себя одурачить.

— Дело плохо, Слик, — взволнованно сказал один из гангстеров. — Винторез, должно быть, попал в банк. А когда мы ушли, копы были уже в пути. Они, наверняка, его сцапали.

— Конечно, сцапали. И Винторез не выдержит допроса. Он все им разболтает.

— Нам надо выбираться отсюда, Слик.

Тот кивнул.

— Я знаю парня, который держит ферму за границей города. С такими деньгами он с радостью нас примет.

— Ну, так чего мы ждем?

Бингли уставился на Слика и, казалось, уловил его мысль.

— Я не стану вас обманывать, честно, и настрою прибор на то место, которое вам нужно.

— Хочешь, чтобы я тебе поверил? — проворчал Слик. — Вот как мы поступим, болван. Ты настроишь машину так, чтобы она отправила нас, куда мы захотим — и это будет совсем не ферма. Мы отправим туда одного нашего. А после него — твою девушку. Затем ты перебросишь остальных. И останешься тут один. Если попытаешься выкинуть еще какой фокус, то ей не поздоровиться. Ты понял?

Лоб Бингли покрылся каплями пота.

— Понял. Можете мне доверять.

— Это мы еще проверим. Настрой машину на шоссе Честер.

Бингли судорожно покрутил ручки устройства. Через несколько секунд все было готово. Он содрогнулся, когда Слик одарил его сверлящим взглядом.

— Ты уже закончил?

— Да, все готово.

— Прекрасно! Ладно, Левша, ты первый.

Слик махнул правой рукой, и один из преступников подошел к машине.

Ничего не произошло.

Бингли снова нажал кнопку, но Левша никуда не делся. На висках Бингли выступил обильный пот. Слик Барнум нахмурился.

— Что случилось?

— Не знаю. Машина не работает. Наверное, Шейла что-то сломала.

— Да я не успела ничего сделать, — обиженно ответила девушка. — Просто повернула вот здесь.

Указательным пальцем она дотронулась до одной из ручек. Затем Бингли еще раз нажал кнопку, и кое-что произошло.

Левша уже успел отойти на шаг и собрался вернуться к машине, когда понял, что ему перегородили путь. Комната наполнилась полицейскими, материализовавшимися из воздуха один за другим. Несколько секунд они растерянно осматривались с такими же застывшими выражениями на лицах, какие были у Слика и его помощников. Затем началась суматоха.

Бингли первым делом подумал о Шейле. Он аккуратно схватил ее и толкнул в сторону, подальше от летающих пуль. Левша сцепился с одним полицейским. Слик отчаянно пытался достать пистолет. Уолли Бингли бросился на него красивым прыжком и сбил с ног.

Оба упали на удивительную машину и одновременно пришли в себя после падения. Рукоятка пистолета Слика полетела в голову Бингли, отскочила и разбила электронную лампу. Бингли ухватился за конденсатор, вырвал его из электросхемы и яростно замахнулся. Острый край попал Слику в голову, и тот взвыл от боли.

В следующую секунду ему засветили в лицо кулаком, он снова застонал и расслабил руку. Бингли схватил еще одну электронную лампу и ударил ей главарю банды по голове. На этот раз глаза Слика закрылись.

Встав, Бингли понял, что для всех остальных бандитов драка тоже закончилась. Его окружили полицейские и с интересом посмотрели на него.

— Отличная работа, дружище, — сказал один из них.

— Спасибо, — задыхаясь, ответил Бингли.

Шейла поправила волосы.

— Ну, Уолли, я никогда не подозревала, что ты такой троглодит! — воскликнула девушка, хотя было видно, что она совсем не злится.

— У меня не было выбора, — покраснел Бингли. — Думать было некогда.

— Послушай, приятель, теперь у тебя полно времени, — сказал один из полицейских. — Что тут случилось? Как мы сюда попали?

— Я точно не знаю, но, кажется, Шейла случайно изменила направление действия машины. Вместо того, чтобы отправлять людей в заданное место, теперь устройство перебрасывает их сюда.

— Ясно, что ничего не ясно, — заметил полицейский.

— Но я не понимаю, — заметила Шейла, — как машине удалось притащить сюда полицейских. Если ты пытался отправить бандитов туда, куда они хотели…

— Все не совсем так. Я видел лишь один выход из ситуации. Поэтому пытался закинуть их в полицейское управление. Вот почему я так расстроился, когда машина отказалась работать.

— Чертов обманщик, — проворчал Слик.

— Не обращайте на него внимания, — сказал коп. — За помощь в его поимке вам положено вознаграждение. Можете истратить все деньги на сборку этих машин.

— Точно! Надо только внимательно проверить схему и…

Бингли внезапно замолчал и с сожалением уставился на то, что осталось от машины.

— Проверять-то особо нечего, — сочувствующе сказал полицейский. — Но у вас же наверняка остались какие-нибудь записи.

— Нет. — Голос Бингли внезапно стал глухим. — Я не успел их сделать… а теперь уже поздно.

— Как бы то ни было, — сказала Шейла, — получив вознаграждение, мы сможем сыграть свадьбу.

Уолли Бингли засветился от счастья.

— А потом я снова займусь экспериментами.

Шейла покачала головой. Затем строго улыбнулась.

— А потом ты все-таки возьмешься за приемники. Некоторым обезьянам иногда везет, и раз в миллион лет у них из-под пера выходят достойные страницы, но уж точно не целые главы. Уолли, ты только что написал свою страницу, на вторую можешь не рассчитывать.

— Кажется, эта дамочка тоже чокнутая, — проворчал Слик. — О каких обезьянах она, черт подери, говорит?

— Не твое дело, горилла, — парировал Уолли, а затем взглянул на Шейлу и вздохнул. — Ладно, дорогая, ты победила. Но я просто подумал, что если мне снова удастся собрать эту машину…

— То что? — перебила Шейла.

— То нам хватит денег на свадебное путешествие! — мечтательно пробормотал Бингли.

ЗАПАХ ОПАСНОСТИ

Его каюта на космическом корабле была многолюдной, но вполне удобной, и он не ощущал ни неловкости, находясь в компании других людей, ни малейшей неприязни, ни скрытой угрозы.

Но все это было до операции на его носовой полости. А теперь, пробыв целый месяц на твердой земле новой планеты, он, наконец, выписался из одноместной палаты, ставшей ему домом после операции доктора Хильгера. Как только он вышел наружу, несущие угрозу запахи чуть не сбили его с ног. Но капитан Кэррингтон, предвидев такое, перегородил ему дорогу.

— Полегче, Эндрюс, — сказал капитан, — с нами ты в безопасности.

Доктор Хильгер казался растерянным.

— Уже четвертый пациент хочет сбежать, — заметил он. — Все проходит по плану, но они ведут себя совсем не так, как должны.

Затем Эндрюс вспомнил троих человек, вызвавшихся добровольцами, как и он, но не смог понять, о чем говорит доктор… Что же случилось с остальными? Оставалось только ждать. И слушать.

— Идем, Эндрюс, — сказал капитан. — Попытайся себя контролировать. Можешь рассказать нам, где кроется опасность? Вон там?

Эндрюс проследовал взглядом за вытянутым указательным пальцем Кэррингтона, нацеленным на лиловые холмы, окутанные облаками, висящими под ярким зеленоватым небом. Эта картинка почему-то не подходила для странной планеты, обращающейся вокруг еще более странной звезды — эта пару обнаружили совсем недавно, поэтому ни звезда, ни планета еще получили нормальных названий и были известны только по номеру из каталога космических объектов.

Ноздри Эндрюса затрепетали от растущей силы запахов, доносящихся издалека. Да, там была опасность, огромная опасность. Но рвануться бежать его заставила совсем другая.

— Так это там, Эндрюс? — снова спросил капитан. — На холме?

Наконец, Эндрюс покачал головой.

— Ты что, не можешь разговаривать? — спросил капитан Кэррингтон. — Способен только дергать головой, как и все остальные?

Остальные? Что с ними случилось? — подумал Эндрюс.

— Я могу разговаривать, — с усилием ответил он.

— Тогда скажи нам, мой мальчик, — спросил доктор Хильгер, — где та опасность, которой мы должны избегать?

— Здесь, — сказал Эндрюс.

— Среди нас? — не поверив своим ушам, переспросил капитан. — Хочешь сказать, опасность где-то тут — прямо рядом с нами?

— Повсюду, — ответил Эндрюс. — Рядом с каждым из нас. Доктор Хильгер оставался по-научному спокойным.

— Думаю, проблема в том, что Эндрюс еще не привык к своему многократно усилившемуся обонянию, — постарался объяснить он капитану Кэррингтону. — Разумеется, поначалу все запахи кажутся очень резкими и потому представляющими опасность. — Затем он повернулся к Эндрюсу. — Мой мальчик, тебе надо научиться распознавать действительно опасные запахи. Попробуешь это сделать?

— Я могу рас… распознавать запахи. — Эндрюсу было трудно произносить длинные слова, и он встревожился, не ожидав, что эксперимент затронет речевой центр.

— Конечно, можешь, — снисходительно сказал доктор, — но расскажи нам поподробнее о запахах, идущих с холмов.

— Там сорок — пятьдесят разных запахов, — посмотрев вдаль и заставив губы шевелиться, ответил Эндрюс.

Внезапно его охватил порыв страха, он резко развернулся, толкнул доктора Хильгера, и промчался мимо двух солдат, сбив их с ног. Капитан Кэррингтон выхватил из кобуры пистолет, затем выстрелил. За убегающим полетел тонкий снаряд, прямо в воздухе раскрывшийся, как рыболовная сеть. Ноги Эндрюса завязли в паутине, он упал на землю и начал громко и бессвязно ругаться.

— Хотя остальные и убежали в джунгли, — сказал Кэррингтон, — я думал, что с Эндрюсом этого точно не случится.

— Ничего страшного, капитан, — ответил доктор. — Я уверен, Эндрюсу очень тяжело, но, как хирург и ученый, я должен решить эту проблему. Если я собираюсь помочь экспедиции — и Эндрюсу — то просто обязан докопаться до самых корней.

Двое солдат, сбитых Эндрюсом, подняли его, и через пару секунд он уже снова стоял перед Хильгером и Кэррингтоном.

— Ты должен контролировать себя, Эндрюс, — сказал капитан.

— Очевидно, он ничего не может с этим поделать, — заметил Хильгер. — Он убегает из-за непреодолимых запахов, в этом нет его вины.

Капитан Кэррингтон достал небольшой распылитель и побрызгал им тело Эндрюса, растворив верхнюю часть паутины.

— Это даст тебе некоторую свободу движений, — сказал он, — но пока я не могу развязать тебе ноги. Помни, мы нужны друг другу, тебе надо набраться терпения.

Лишь позже, когда Эндрюса отвели в каюту на корабле, с него полностью сняли паутину. И затем он принялся размышлять об этом, потому что ожидал на этой планете свободы — свободы, которая у него всегда была на Земле, которая есть у остальных (нормальных) людей. Но его снова заперли — «взяли под опеку», как говорят ученые. Эндрюс закрыл глаза и сел на пол каюты.

Он смутно вспомнил, что считался одним из самых выдающихся бойцов Космической Службы, если бы это было не так, то зачем бы его назначили ответственным на безопасность этой экспедиции? Он верил в успех путешествия, в работу группы, в свою должность. Не сомневаясь в научных достижениях, к которым, возможно, приведут его действия, после прибытия на планету Эндрюс вызвался на дополнительное задание. Но теперь все это, казалось, осталось в прошлом.

Если бы он управлял своими способностями… если бы мог нормально говорить… если бы его разум не был заторможенным, каким казался сейчас, то это он отдавал бы приказы капитану Кэррингтону. А сейчас дела обстояли так, что Эндрюс, после судьбоносной операции на носовой полости, стал для всех лишь обузой.

Мысли, мелькавшие у него в голове, были слишком расплывчатыми и не могли соперничать с бесконечными сообщениями, бьющими в нос. Система вентиляции вытягивала из корабля затхлый воздух и заменяла его свежим, Эндрюс все еще ощущал смешанные запахи, идущие с холмов, и таящуюся где-то опасность — он не мог определить точное место, но знал, что оно было неподалеку. Ощущения менялись слишком быстро, и он был не в состоянии сосредоточиться на конкретном запахе. Эндрюс уже давно не думал о чем-то одном дольше пары секунд. Например, для того, чтобы говорить, требовалось выгнать из головы ощущения, угрожавшие захлестнуть его мощной волной — но эти усилия неизбежно лишали его сил. Проще было совсем не думать и слушаться инстинктов и рефлексов, как животные, одним из которых, наверное, и стал теперь Эндрюс.

Когда он услышал обрывки разговора капитана Кэррингтона и доктора Хильгера, доносящиеся сквозь жужжание вентилятора, голоса, слишком слабые, чтобы состязаться с силой запахов, ему, как и животному, было все равно, о чем они говорили.

— Вы уверены, что его мозг не поврежден? — спросил Кэррингтон.

— Операция прошла несколько недель назад, — тихо ответил доктор, — и он восстановился за пару дней. Как и в трех предыдущих экспериментах, кажется, дело во внезапном усилении чувствительности.

— Я уважаю ваше мнение, доктор, и мне хорошо известна ваша репутация врача и хирурга — в противном случае, мы не предложили бы вам полететь с нами. Но, пожалуйста, поймите, Эндрюс бесценен для экспедиции. Вы видели, что случилось с тремя другими. Эндрюс наша последняя возможность, если он слетит с катушек и убежит в джунгли, мы окажемся беззащитны. Нам придется вернуться на Землю.

— Эндрюсу нужна тренировка, — сказал доктор. — Операция прошла успешно, в этом сомнений нет, но мы не могли предвидеть, как поведут себя пациенты после нее. Нужно научить его пользоваться новыми чувствами — тогда он станет самым полезным членом группы. Но нужно внимательно следить за Эндрюсом и хорошо с ним обращаться. Делать все, чтобы он не убежал.

— Доктор, почему он видит в вас врагов? — казалось, на секунду задумавшись, спросил Кэррингтон. — Он даже говорил о том, что мы опасны.

— С его точки зрения, наверное, так оно и есть, — ответил Хильгер, — Я не сомневаюсь, что он воспринимает попытки ограничить его свободу, как нечто враждебное.

— Другими словами, Эндрюс ведет себя, как животное.

— Да. Но его обоняние сильнее, чем у большинства зверей, и поскольку он таковым не родился, то должен перестроиться.

Эксперимент с самого начала был идеей доктора Хильгера, как смутно помнил Эндрюс. Планета лежала перед ними и ждала исследователей прозрачными водоемами и черной плодородной почвой. Но риск был велик: по планете бродили опасные создания, пожирающие друг друга и подстерегающие незваных гостей. Не существовало известного способа отогнать животных и одновременно не навредить людям, и животных приходилось уничтожать, как только они оказывались в непосредственной близости от экспедиции. Поскольку некоторые из них появлялись весьма внезапно, вылезая из-под земли или пикируя с неба на огромной скорости, даже самые осторожные разведчики не могли обеспечить безопасность людей.

Первая группа взяла с собой механические детекторы и стандартный набор защитных средств, но вскоре выяснилось, что обычное оружие совершенно не способно противостоять страшным обитателям джунглей. Нужно было время, чтобы разработать новые приборы, — время и деньги, — но у экспедиции не было ни того, ни другого. А пока переполненная Земля и соседние планеты ожидали, что перед ними откроются миллионы гектаров новых территорий, экспедиция должна была решить эту проблему, как можно скорее.

В это время, доктор Хильгер — известный на всей Земле выдающийся ученый, с радостью согласившийся отправиться в экспедицию — предложил одну идею. Почему бы не использовать человеческие детекторы? В соответствии с историей, в древнем мире с этой целью использовали собак, кошек и птиц — животных с хорошим обонянием. Земные животные могли растеряться в такой чуждой среде, к тому же на их доставку сюда, опять-таки потребуется время. Но специальным образом модифицированные люди, управляемые разумом, а не инстинктами, должны были справиться с задачей.

Наконец, после долгих раздумий, сомнений, споров и обсуждений идеи, лидеры экспедиции пришли к согласию, и начался набор добровольцев. Четверо с радостью вышли вперед, веря в гениальность доктора Хильгера. И, как только операции завершились, прогноз доктора показался верным. Не считая подслушанных слов о трех других добровольцах. О трех других…

Эндрюс с трудом попытался сосредоточиться на значении фактов. Если он что-нибудь не сделает, не получит помощь или каким-то образом не поможет сам себе, то закончит так же, как остальные, — согласно словам Кэррингтона, — в панике убежит в джунгли и, вероятно, станет жертвой тех зверей, от которых должен был защищать экспедицию. Сидя в каюте и мучая разум неуклюжими мыслями, Эндрюс кое-что придумал. То, с чем капитан и доктор ни за что не согласятся, понял он, но это может стать спасением. Ему придется кое-что достать без чьей-либо помощи.

Пару часов спустя, капитан Кэррингтон и доктор Хильгер пришли взглянуть на Эндрюса. Еще до того, как открылась дверь каюты, Эндрю ударили в нос их таинственные, полные жалости запахи. Он понял, что нужно держать ухо востро.

— Тебе полегчало, Эндрюс? — спросил капитан.

Эндрюс кивнул.

— Отлично, доктор Хильгер пришел провести первую часть лечения.

Боясь, что с ним снова поступят против его воли, Эндрюс встал, ожидая, когда заговорит поглощенный мыслями доктор. Но, когда тот все объяснил, Эндрюс понял, что бояться ему нечего.

— Я пришел к выводу, — сказал Хильгер, — что, если загипнотизирую тебя и дам постгипнотическую установку не замечать ближайшие человеческие запахи, тебе, возможно, полегчает. Понимаешь, мой мальчик, ты очень нужен нам, и мы хотим помочь тебе.

— У вас ничего не получится, — пробормотал Эндрюс.

— Ну, давай, хотя бы попытаемся…

— Запахи, — сказал Эндрюс. — Слишком много запахов.

Он знал, что это не поможет справиться с всемогущими запахами, окружающими его, но раз доктор настаивал, проще было согласиться.

— Не возражаешь? — достав небольшой разноцветный диск, спросил Хильгер и затем начал его вращать перед глазами Эндрюса.

Цвета монотонно мелькали, но на Эндрюса больше не действовали визуальные или слуховые раздражители…

— Не отворачивайся, — призвал доктор. — Ты устал, тебе хочется спать. У тебя тяжелеют веки, ты чувствуешь дремоту…

Пока доктор произносил свое заклинание, Эндрюс добровольно закрыл глаза. Процедура показалась ему глупой, поскольку он был слишком сосредоточен на окружающих запахах, чтобы поддаться гипнозу, несмотря на гениальность доктора Хильгера. Но он смутно понял, что эта случайная слабость в рассуждениях доктора могла пойти ему на пользу. Эндрюс притворился, что погрузился в сон.

— Твой нос ничего не ощущает, — через некоторое время сказал Хильгер.

Эндрюс покивал головой, словно подтверждая фразу доктора.

Хильгер повернулся к капитану.

— Теперь мы можем вывести его из корабля. — Кэррингтон распахнул дверь, и доктор взял Эндрюса под руку. — Ты чувствуешь аромат роз, — сказал он.

— Аромат роз, — повторил Эндрюс.

— Роз больше нет, теперь ты вдыхаешь аромат фиалок.

— Аромат фиалок.

Кэррингтон с Хильгером удовлетворительно взглянули друг на друга. В этот момент Эндрюс ударил капитана в челюсть, отбросив к двери, и помчался по коридору корабля. В панике и отчаянии он помнил только об одном: о лазарете. Затуманенный разум подсказывал ему, что надо действовать быстро и добраться до лазарета, пока его план не потерпел крах. Эндрюс, сломя голову, несся к двери, за которой его ждала помощь. Сзади раздался вой сирены, затем чьи-то голоса — десятки голосов — и послышался топот людей, ищущих причину тревоги. В возникшей суматохе Эндрюсу удалось пробежать через толпу, выходящую через дверь лазарета и вернуться в коридор.

Хильгер с Кэррингтоном бежали ему навстречу. Эндрюс резко остановился перед ними.

— Розы, фиалки, — спокойно сказал он.

— Что?! — воскликнул Хильгер.

— Кажется, он обманул нас, — сказал Кэррингтон.

Эндрюс улыбнулся. С препаратом, ускоряющим работу мозга, который он успел принять в лазарете, ему удалось немного усмирить инстинктивные желания. Теперь он мог составлять предложения и разумно разговаривать.

— Все верно, гипноз на меня не подействовал.

— Тогда почему ты стоишь перед нами? — спросил доктор. — Секунду назад ты носился, как угорелый.

— Не знаю, — ответил Эндрюс. — На меня что-то нашло. Понимаете, доктор Хильгер, это тоже придется выяснить вам. — Он пожал плечами. — Может, это все моя сила воли.

На самом деле, Эндрюс принял таблетку перегистамина и положил в карман еще две упаковки этого лекарства. Оно вызвало опухание носовых мембран, что привело к сужению пазух, а от этого, в свою очередь, у Эндрюса появились почти незаметные симптомы легкой простуды. Хотя лекарство немного подняло кровяное давление, это было небольшой платой за способность думать и выражать свои мысли.

Доктор Хильгер отнесся ко всему это с подозрением, но Эндрюсу повезло, что разум доктора был вечно занят теориями и их практическим приложением, поэтому все простые медицинские процедуры он оставлял персоналу лазарета. Более того, Эндрюс был уверен, что никто не увидел, как он проглотил таблетку.

— Почему ты набросился на нас? — резко спросил Хильгер.

— Я почувствовал ужасный запах и потерял голову, — ответил он, хотя в этом была лишь толика правды.

— И теперь ты больше не считаешь нас врагами? — спросил Хильгер. — Я имею в виду, ты можешь себя контролировать?

— Вы все мои враги, — сказал Эндрюс, — иначе вы бы так со мной не обращались. Я не ожидал, что эксперимент окажется таким суровым. Но я следую вашему совету — учусь контролировать свои действия.

Кэррингтон выругался себе под нос.

— Значит, ты готов сопровождать экспедицию? — спросил он. — Думаешь, ты это выдержишь?

— Конечно, — ответил Эндрюс. — С легкостью.

Менее чем через час Эндрюс отправился в джунгли с разведотрядом. Он понимал, что действие лекарства со временем закончится, но две упаковки таблеток в кармане успокоили его. Вне зависимости от любых непредвиденных или неприятных последствий, которое это может вызвать, по крайней мере, снизиться сила прежде невыносимых запахов.

Группа состояла из капитана Кэррингтона, пяти хорошо вооруженных солдат и Эндрюса, который должен был предупредить, если поблизости возникнет какая-нибудь опасность. Почва под ногами походила на губку, словно была засыпана листьями и завалена засохшей травой, однако, ни того, ни другого видно не было. Повсюду виднелись десятки гигантских деревьев странного зеленого оттенка. После ужасной вони внутри корабля, их запах показался Эндрюсу приятным — это был сильный и насыщенный аромат за который он поблагодарил Бога.

Тем не менее, запах врага не исчезал ни на одну секунду, запах, который начинал обретать форму в голове у Эндрюса. Выносить его было не так и уж трудно, но, казалось, это был тот же ужасный запах опасности, что и в корабле. Теперь он стал более выраженным, потому что перегистамин ослабил остальные запахи.

Но направление ветра изменилось, и Эндрюс ощутил нечто новое. Из леса принесло мерзкую вонь, и он указал на затаившуюся там опасность. Раздался внезапный хруст веток, и солдаты подняли винтовки. Из кустов выпрыгнул красноватый зверь, три ноги и толстый хвост придавали ему сходство со странным новым видом четвероногого. Пятеро солдат одновременно открыли огонь, и животное превратилось в облако красноватой пыли. Отряд подошел к останкам существа, чтобы рассмотреть его, а Эндрюс принял еще одну таблетку, пока все остальные были заняты.

Спустя какое-то время Эндрюс учуял отчетливый запах свежеразвороченной земли, хотя почва с виду оставалась нетронутой. Затем отвратительный запах подтвердил близость чего-то опасного.

— Берегись! — крикнул Эндрюс, указывая вниз.

Солдаты отпрыгнули как раз перед тем, как у их ног появилась огромная голова. Капитан Кэррингтон сам разрубил существо надвое, и половинки судорожно задергались на земле.

Капитан был доволен.

— Не знаю, что бы мы без тебя делали, Эндрюс, — сказал он, — в таких ситуациях только ты можешь нам помочь. Жаль, доктор Хильгер этого не видит.

— А где он?

— Как обычно, в лаборатории на борту корабля, — ответил Кэррингтон. — Его пока не интересуют разведывательные операции, но я уверен, что позже он присоединиться к нам, просто сейчас для него гораздо важнее эксперименты.

— Скажите, капитан, — спросил Эндрюс, — почему такой известный хирург, как доктор Хильгер, которому поклоняется вся Земля, вообще согласился на это путешествие?

— Я бы и сам хотел знать, — признался капитан. — Откровенно говоря, на его месте я бы предпочел остаться на тихой и спокойной Земле, потому что не люблю так рисковать. В любом случае, он великий человек, а великих редко можно понять.

Эндрюс больше ничего не сказал. Запах опасности, который был столь силен на корабле, казалось, ослабевал по мере того, как отряд углублялся в лес. Но этот запах, хоть и терял насыщенность, но по-прежнему касался ноздрей Эндрюса с неуменьшающейся важностью — менее значительные запахи подавлялись лекарством. Его начало интересовать, почему этот запах никуда не девается, почему неотступно следует за ним. Эндрюса охватил странный страх корабля, словно именно там находилась самая большая опасность — все ощущения указывали на то, что он должен строить планы, независимо от других. Насколько Эндрюс смог понять, опасность ждала только его, и, если это так все и было, то остальные мало что потеряют, если он не вернется. Затем до Эндрюса дошло, что он ошибается, что экспедиция нуждалась в его защите, и без него отряд может оказаться в еще большей опасности. Тем не менее, он, в первую очередь, собирался защитить себя…

Размышления Эндрюса оборвались, когда без всякого предупреждения на отряд беззвучно спикировала группа птиц. Как только их ускользающий запах дошел до его носа, он предупреждающе закричал. Бесчисленные небольшие пернатые создания, тем временем, рассекли воздух над солдатами. Тех охватила паника, они бегали кругами, вопили и хватались за винтовки, пока птицы пытались повалить их на землю. Солдаты выпустили несколько сетей, и пернатых приковало к земле. Но пара птиц смогла увернуться, один солдат взвыл от боли и упал на спину, когда два мощных клюва оставили на его лице множество кровоточащих порезов. Другие побежали к нему на помощь и отогнали птиц, а Эндрюс просто стоял, чувствуя себя трусом, и не знал, что делать. Наконец, воспользовавшись тем, что все занялись раненым, он бесшумно удрал в лес.

Через несколько секунд Эндрюс услышал, как его зовут, но он уже скрылся из виду в листве. И не собирался возвращаться, потому что запах враждебности, шедший из корабля, никуда не делся. Он совершенно не хотел столкнуться с его источником. Даже если бы Эндрюс стал животным, то с таким обонянием, которое ему дала операция, он бы все равно выжил. К тому же у него еще были две коробки перегистамина.

Эндрюс ушел из корабля, не поев, но нос направлял его к растениям всех форм и размеров, всех цветов и запахов, обоняние подсказывало, что съедобное, а что нет. Например, он чувствовал определенные соли металлов, указывающие на яд, но, если эти запахи маскировались другими, он осторожно пробовал растение и потом решал, опасное оно или нет.

Однако, самой главной проблемой стал сон. Пришла ночь, но где бы Эндрюс ни лег, на него всюду мог напасть любой хищник планеты. Хотя нос и предупредил бы его об атаке, в драке он был бесполезен. Но спустя пару часов обоняние помогло ему решить вопрос сна так же, как решило вопрос еды. Ведомый специфическим запахом, Эндрюс все шел и шел через лес. Наконец, он оказался у большого скального образования под открытым небом, где не было деревьев. Разумеется, камень давал защиту от подземных животных, и к тому же Эндрюс не ощутил тут ни одного звериного запаха. Почему фауна избегала эту область, обоняние ему не сказало, но было очевидно, что более безопасного места в этом отношении ему найти.

Устав после дневных приключений, Эндрюс лег на камень, — издающий характерный нейтральный запах, — и обнаружил, что тот заполнил его ноздри и прогнал враждебный запах, преследовавший его вместе с ветром. Это успокоило Эндрюса, он обрадовался тому, что его больше не будут мучать бесчисленные ароматы, когда закончится действие перегистамина, если, конечно, проживет эту ночь. Он погрузился в животный сон, его разум заполнили образы и впечатления, а не мысли или сны.

Когда настало утро, Эндрюс понял, почему камень отгонял всех живых существ. Сев, он увидел, что его кожа покрыта сыпью, пылающими и болящими красными пятнами. За ночь действие перегистамина прошло. Эндрюс застонал от боли, чувствуя себя беспомощным, как собака, но затем его рука инстинктивно потянулась к таблеткам, которые уберут гнетущие влажные запахи и вернут способность соображать. Он проглотил таблетку и принялся размышлять, пытаясь разработать план дальнейших действий.

Эндрюс понял, что когда весь перегистамин закончится, он окажется беспомощным и потерянным. Его разум станет разумом животного, а пытки, причиняемым острым обонянием, будут невыносимыми. Без помощи со стороны он не сможет выжить в джунглях — как и где-либо еще. Эндрюс осознал, что опасность его состояния была вторичной по сравнению с опасностями леса. Он пришел к выводу, что придется вернуться на корабль. Но не сейчас — попозже, когда это будет совершенно необходимо.

В корабле была другая опасность, но в чем именно она заключалась? Как он мог понять? Откуда ему было знать?

Да, Эндрюс пробудет в лесу, как можно дольше, пока у него не закончится лекарство. Одновременно он заметил, что это было удивительное лекарство — сыпь начала исчезать. Мог ли это быть побочный эффект перегистамина? Таблетки, видимо, были более ценными, чем предполагал Эндрюс, раз могли защитить его от сыпи, отгоняющей животных от камней.

В течение пары следующих дней ему несколько раз пришлось воспользоваться пистолетом, чтобы отбиться от рыщущих зверей, подземных существ и странных птиц, атакующих с неба. В каждом случае у него возникали сложности, — не такие значительные, как он ожидал, — и каждый раз ему удавалось узнать о животных что-нибудь новое: где находится их логово, какие у них привычки. Уходя от камней, обеспечивающих безопасность, все дальше и дальше, чувствуя себя увереннее после первых успехов в столкновениях с хищниками, Эндрюс обнаружил и другие скопления камней. Нос подсказывал ему, что эти тоже безопасные.

Через неделю после побега, Эндрюс наткнулся на разведотряд из корабля. По запахам он понял, кто это, еще до того, как увидел их, и нарочно встретился с ними, чтобы узнать новости.

Отряд возглавлял капитан Кэррингтон. Прячась в листве, Эндрюс позвал его, и капитан с удивлением поднял голову.

— Эндрюс! — воскликнул он. — Эндрюс, где ты?

— Тут, капитан, среди деревьев.

— Где тебя черти носили, Эндрюс? Ты заблудился? И не смог найти нас?

Капитан, понял Эндрюс, искренне беспокоился за него, потому что слова просто вылетали у него изо рта.

— Я все это время пробыл в лесу, — сказал Эндрюс. — Мне тут нравится. — Он засмеялся. — Как дела на корабле?

— Не очень-то хорошо, Эндрюс. Ты нам нужен. Скажи, ты, правда, не мог найти обратную дорогу?

— О нет, Я легко могу выйти из леса по запаху. Но я не хочу возвращаться. Понимаете, капитан, там есть что-то опасное для меня — или кто-то. Я лучше побуду здесь, так долго, как только смогу.

— Кажется, ты об этом уже говорил, — сказал капитан так, словно внезапно что-то вспомнил. — Ты все еще ощущаешь этот запах? Он исходит от нас — от членов отряда?

— Нет, — ответил Эндрюс, — не от вас. По крайней мере, не тот, о котором я говорю. Угрозой пахнет от кого-то в корабле.

Офицер примирительно засмеялся.

— Возможно, ты ошибаешься, — сказал он. — Или ты в этом уверен. Эндрюс?

— Так точно. В корабле мне находиться не безопасно. И… кто знает, может вся экспедиция находится в опасности?

— Какой опасности? — допытывался капитан.

— Этого я не знаю, — ответил Эндрюс.

Затем, после паузы, ему пришла одна мысль, которая, казалось, хранилась у него в голове уже давно, но обнаружил он ее только сейчас.

— Где доктор Хильгер? — резко спросил он. — Все еще занят экспериментами?

— Да, большую часть времени, — сказал капитан Кэррингтон. — Но он пару раз ходил с нами, когда мы искали тебя. Он переживает из-за того, что ты пропал, Эндрюс.

— Вы так и не выяснили, почему Хильгер согласился полететь с нами?

— Нет, Эндрюс, не выяснил. Почему тебя это так волнует?

— Не знаю. Но не позволяйте Хильгеру снова искать меня, вот и все.

— Почему, Эндрюс? Разве ты не вернешься с нами?

— Я же сказал вам, капитан, я пробуду в лесу столько, сколько смогу. — В его голосе появилась строгость. — Но предупреждаю — держите Хильгера подальше от джунглей. Если его не сцапает какое-нибудь животное, это сделаю я.

— Ты странно себя ведешь, — сказал Кэррингтон. — Кстати, если ты сейчас не пойдешь с нами, мне придется послать за тобой доктора. Со своими научными знаниями, он, вероятно, поможет тебе больше нашего. И не забывай, Эндрюс, из-за тебя мы в большой опасности, двоих солдат уже убили хищники.

— Не пускайте доктора в лес, — тихо повторил Эндрюс, сделав особое ударение на этих словах, — иначе у вас появится проблема побольше, чем пара диких животных в лесу.

Он снова убежал в темный лес, подальше от криков капитана, подальше от солдат, бросившихся за ним в погоню по приказу офицера. Теперь Эндрюс был в уверен, в чем заключалась опасность, — или, по крайней мере, в том, кто ее представлял. В этот момент ему показалось, что на кону стоит его жизнь — хотя рассудок подсказывал, что у него еще будет время поразмышлять и составить план дальнейших действий.

Оказавшись достаточно далеко от запаха разведотряда, — вообще, это был не такой уж плохой запах. — Эндрюс лег на камни и принялся рассуждать.

Он был уверен, что источником опасности являлся доктор Хильгер. И, тем не менее, почему? Почему доктор хотел причинить ему вред? Также Эндрюсу стало интересно, могли он ошибаться, как предположил капитан.

Могли нос обмануть его, ввести в заблуждение? Теперь он окончательно запутался и был уверен только в одном — от доктора Хильгера надо держаться подальше.

На следующий день, всю ночь проходив от одной кучи камней к другой, Эндрюс снова учуял запах доктора, ставший сильнее, чем за все дни, проведенные в лесу. Было ли это порождением воображения, или действительностью, Эндрюс понять не смог. Тем не менее, запах не исчезал. Он попробовал принимать меньшие дозы перегистамина, чтобы определить расстояние до источника запаха, но тот каждый раз становился невыносимым, и ему приходилось проглатывать еще одну таблетку. Охваченный паникой, Эндрюс убежал от запаха, чтобы ослабить его до уровня, который он считал безопасным. Затем, утомившись, он лег на камни и заснул.

Эндрюс не смог определить, сколько он проспал, но когда очнулся, осознал, что его окружает ночь и ужасный мучительный запах. Он машинально потянулся в карман за перегистамином, но его прервал строгий голос.

— Успокойся, Эндрюс.

Это был стоящий над ним доктор Хильгер, возвышающийся, как дерево, грозящее упасть. Чуть поодаль ждал капитан и наблюдал за происходящим.

— Мы знаем, что ты принимал перегистамин, — сказал Хильгер. — Но это неважно, мы нашли тебя.

Эндрюс вскочил на ноги и оттолкнул доктора.

— Я больше не вернусь в эту чертову дыру! — закричал он.

— Вернешься, — мрачно ответил доктор. — Тебе придется вернуться, эксперимент еще не закончен.

— Так, значит, вот кем вы меня считаете! — Глаза Эндрюса сверкнули. — Просто экспериментом! Я так и думал!

— Все совсем не так, Эндрюс, — успокаивающе сказал капитан. — Ты гораздо больше, чем просто эксперимент!

— Но не для него! — парировал Эндрюс. — Только не для Хильгера — великого ученого, знаменитого врача! — В его голосе появилась нотка сарказма. — Для Хильгера я просто еще один эксперимент!

— Я продвигаю науку вперед, — ответил Хильгер. — Так было всегда. Я работаю на благо всего человечества — на благо всех людей.

— И ради чего? — прокричал Эндрюс. — Я скажу вам, ради чего, доктор! Ради славы, величия и громкого имени! Так вот, доктор Хильгер, мы больше не на Земле, тут ваша слава не стоит и цента!

— Меня мало волнует слава, — ответил Хильгер. — Меня интересует только наука и ее тайны. — Его голос стал грубее, и он иронично улыбнулся. — Мальчик мой, ты забываешь, что я человек науки.

— Меня не волнует, кто вы такой, — сказал Эндрюс, — но на Земле такие эксперименты вам никогда не сошли бы с рук. Люди не потерпят подобной вивисекции. — Эндрюс уставился на капитана Кэррингтона. — Вот почему он согласился отправиться в нашу экспедицию, капитан — чтобы воспользоваться редкой возможностью поэкспериментировать там, где не действуют земные законы. Вы просто воспользовались удобным случаем, не так ли Хильгер?

— Совершенно верно. Наука должна толкать человеческую расу вперед, даже если продвижение идет весьма болезненно.

— Вы превратили меня в подопытную собаку и называете это продвижением? — настойчиво спросил Эндрюс, а затем горько и глумливо засмеялся. — Ну, в одном вы правы — это, действительно, болезненно!

— Небольшая плата за прогресс!

Эндрюс почувствовал, как у него сжимаются кулаки, а запах в носу контролировался только гневом, который он вызывал. Он резко перевел взгляд с Хильгера на капитана Кэррингтона, почти не участвовавшего в разговоре.

— Капитан, ну, что вы теперь думаете о нашем «великом ученом»?

Кэррингтон, казалось, растерялся.

— Я… я не знаю… я не понимал… — А затем твердо добавил. — Скажите, Хильгер, Эндрюс прав?

— Вполне, — подтвердил доктор. — Он сообразительный молодой человек, капитан. — Хильгер гордо и с вызовом ухмыльнулся Эндрюсу. — Но, как всем известно, я посвятил экспериментам и открытиям всю свою жизнь. Зачем бы еще меня пригласили принять участие в экспедиции?

— Но даже ученые — да, даже вы, Хильгер — иногда совершают ошибки, — сказал Эндрюс. — И это самая большая ошибка из всех — поставить человека на один уровень с животными. Если такие эксперименты будут продолжаться, вы станете угрозой для всего Человечества. — Ногти Эндрюса впились в ладони. — И я почувствовал не только опасность! Кроме нее, есть еще и вина, Хильгер, ваша вина. Вы чувствуете себя виноватым, как тот, кто занимает деньги и не возвращает, вы чувствуете вину, потому что не можете исправить свою ошибку. Вина превратилась в ненависть, да, вы возненавидели меня, поскольку мне было больно — больно из-за ваших дурацких экспериментов, и вы ничего не могли с этим поделать!

— Что такое небольшая боль, — сказал Хильгер несколько неуверенным голосом, — если представить то, насколько мала цена?

— Зависит от того, кому приходится платить, — отрезал Эндрюс и внезапно махнул кулаком так, что голова доктора дернулась назад.

Хильгер казался не таким крепким — он пошатнулся, но не упал. Замахнувшись снова, Эндрюс ощутил удар в лицо, затем второй и третий. От этих ударов он чуть не потерял сознание, но вцепился в доктора, и они вдвоем упали на землю, вслепую колотя друг друга. Внезапно Эндрюс почувствовал, как его схватили за плечи и оттащили от Хильгера.

— Возвращайтесь на корабль, — проворчал капитан Кэррингтон. — Вы оба! Хильгер, сделайте все возможное, чтобы помочь Эндрюсу. Любую операцию, что угодно…

— В этом нет необходимости, — сказал Эндрюс.

Хильгер уставился на лицо Эндрюса.

— Боже, — простонал он, — твой нос!

— Откуда такое сочувствие, доктор? — с интересом спросил Эндрюс. — Это же ваших рук дело.

— Моих! Да, моих! Эксперимент провален!

— Неважно, — сказал капитан Кэррингтон. — Как нос, Эндрюс? Сломан?

— Кажется, нет, — ответил Эндрюс. — Но уверен, что Хильгер прав насчет эксперимента. Я ничего не чувствую, кроме запаха крови.

Доктор чуть не расплакался и закрыл лицо руками.

— Я бездарь! — сказал он словно сам себе. — Ничего не получилось. Я пропал! Я погиб!

— С этого момента, Хильгер, — сказал капитан, — вы будете работать только, когда что-то будет нужно. На Земле вам приходится соответствовать определенным моральным и законодательным ограничениям, здесь будет точно также. Даже на этой планете и в этом веке мы не потерпим подобного обращения с людьми.

Доктор Хильгер поднял голову.

— И как экспедиция будет защищаться? — спросил он так, словно кому-то мстил. — Когда Эндрюс вернется в прежнее состояние, на нас смогут напасть в любую секунду.

— Об этом не беспокойтесь, — сказал Эндрюс. — Мне больше не нужен животный нюх. Я видел всех существ, обитающих в джунглях. Я знаю, где они прячутся, как себя ведут, и где находятся безопасные места. — Он повернулся к капитану. — Если я все еще ответственный за безопасность, можете рассчитывать на меня.

Пока все трое шли назад к кораблю, вместе с солдатами, а Кэррингтон держался между Хильгером и Эндрюсом, они почувствовали облегчение.

— Помните, Хильгер, — сказал капитан, — пока мы здесь, вы просто врач экспедиции и ничего больше. Когда снова окажетесь на Земле, — если окажетесь, — можете снова становиться крупным ученым, каким были раньше. А ты, Эндрюс — тебе уже лучше?

Тот засмеялся, потому что к нему вернулось привычное спокойствие.

— Да, — ответил Эндрюс. — Намного лучше.

И понял, что сказал чистую правду, потому что чувствовал только запахи деревьев и лесных цветов. Запаха опасности больше не было.

МЕСТЬ

На сей раз, отчаянно подумал Лоусон, этот дурак зашел слишком далеко, сейчас его уже ничто не спасет. Ярость окружившей их толпы была не слепой. Вместо рассерженных и практически бессмысленных выкриков: «Вздернуть землянина!», какие Лоусон слышал в последний раз, доносились только шепотки. А если уж марсиане перешептываются, значит, они настроены серьезно.

Лоусон не хотел, чтобы Троттер умер. Если Тротгера не будет рядом, он и сам, возможно, погибнет. Он видел, что его спутник напуган, выпивки ему не хватило, чтобы заглушить страх, и рука, все еще держащая пистолет, дрожала. Да, Троттер был напуган, и это сделало его опасным. Лоусону придется действовать быстро и надеяться, что сами действия никого не спровоцируют.

Он схватил Троттера за руку и вывернул ее. Тот не ожидал такого поворота событий, поэтому пистолет упал на землю.

— Ты арестован! — защелкнув на его руке наручники, резко сказал Лоусон.

Троттер тупо уставился на него.

— Майк… ты же не собираешься…

— Заткнись, дурак, — прикрикнул Лоусон и повернулся лицом к толпе.

Марсиан это не впечатлило.

— Даже не пытайся спасти своего компаньона, землянин, — предупредил кто-то. — От руки этого труса погибло двое. Мы отомстим ему.

— Он свое получит. Его будут судить, а затем отправят в тюрьму.

— Мы уже видели это представление. Его будут судить, а затем отпустят на свободу.

На это Лоусон ничего не ответил.

— Дайте дорогу, я отвезу его в тюрьму!

Никто даже не пошевелился, и Лоусон почувствовал, что потеет. Пот покрыл его лицо, пропитал одежду и увлажнил ладони. Марсиан так просто не проведешь. Ему придется пробиваться с боем, убить человек десять, а потом погибнуть рядом с тем, на кого он надел наручники. Но Троттера Лоусон им не отдаст. Неважно, что случится, но этому не бывать.

Марсиане снова начали перешептываться, и, когда Лоусон уставился на них, они, казалось, слегка задрожали. Разумеется, причиной этому был пот, закатившийся в уголки глаз. Он вытер его тыльной стороной ладони и стал ждать. Перешептывания должны были скоро закончиться, затем марсиане примут какое-то решение и обступят его.

Лоусон передумал. Он не отдаст им Троттера, но стрелять на поражение тоже не будет. Двух убийств более чем достаточно, незачем увеличивать их число. Он будет драться до самого конца и, возможно, продержится до прихода помощи. Марсиане не убьют Лоусона с Троттером на месте, если их не вынудят к этому. Вероятно, они сначала даже устроят небольшой формальный суд, прежде чем приговорить Тротгера к смерти.

Но Лоусон тут же понял, что обманывает себя, думая о помощи. Рядом не было военных подразделений земной администрации, а связаться с ними ему никак бы не удалось. Никто не ожидал неприятностей от обычно мирных марсиан. Если бы только Троттер не был таким глупым, злобным и заносчивым дураком!

Перешептывания прекратились, и Лоусон напрягся. Марсиане вот-вот обступят их.

В эту секунду в толпе кто-то пошевелился.

— Уходите, — сказал чей-то ясный, текучий голос. — Пожалуйста, уходите.

— Мы не такие идиоты! — прокричал еще кто-то, и Лоусон расслабился.

То, что раздался подобный выкрик, было хорошим знаком. Марсиане тоже расслабились и больше не перешептывались. Тут Лоусон понял, что, по крайней мере, сейчас они с Троттером не умрут.

Через секунду толпа начала таять, и скоро их бросили одних, прикованных друг к другу наручниками.

— Пошли отсюда, — уставившись на перепуганного спутника, сказал Лоусон.

— Спасибо, Майк, — облизнув пересохшие губы, ответил Троттер. — Может, снимешь с меня эту штуку?

— Еще рано. Тебе придется побыть в наручниках, пока я не отведу тебя в камеру. И затем у тебя будет пара дней на то, чтобы протрезветь и обдумать свой поступок.

— Какой поступок? Подумаешь, убил пару наглых марсиашек, которые не давали мне проходу, и что тут такого?

Лоусон почувствовал тошноту от отвращения к Троттеру, но ничего не ответил. Он зашагал вперед, и Троттеру пришлось последовать за ним.

На следующий день, пока Лоусон сидел за столом у себя в кабинете, вошла секретарша.

— С вами хочет поговорить некто в парящем кресле, мистер Лоусон. Доктор Ло-Мран.

— Пусть заходит, — рассеянно сказал Лоусон.

Он отодвинул документы, которые пытался прочитать весь последний час. Мысль о Троттере не давала ему покоя, а смысл последней официальной инструкции с Земли все еще ускользал от него. Возможно, гость поможет ему отвлечься.

В дверном проходе появилось кресло на магнитной подушке и медленно подлетело к столу. К удивлению Лоусона, доктор Ло-Мран оказался женщиной. Маленькой, с изящными чертами типично марсианского лица. Ростом она была даже ниже среднестатистической марсианки, однако, держалась с невероятным достоинством. Лоусону еще никогда не доводилось видеть чего-то подобного. Женщина сидела в кресле с бесстрастным выражением лица, ее глаза мерно блестели, совершенно не моргая.

— Доктор Ло-Мран? — неуверенно спросил Лоусон.

— Да, мистер Лоусон. — Это был тот самый ясный голос, который его спас. — Прошу прощения за то, что отнимаю ваше время, но дело очень важное.

— Я понимаю.

— Возможно, не конца. Двое убитых были моими сыновьями.

Это ударило его сильнее, чем если бы Ло-Мран вонзила Лоусону между глаз острый марсианский нож, или разрезала его на мелкие кусочки, или выстрелила в упор из шокового пистолета. Ло-Мран спасла жизнь ему и Троттеру, хотя тот убил двух ее сыновей.

Лоусона затошнило, когда он понял, что это его вина. Он давно должен был убить Троттера. Ему бы не полегчало, но он все равно должен был это сделать. Тогда он бы не оказался в такой ужасной ситуации.

У Лоусона все поплыло перед глазами, хотя слезные протоки остались сухими.

— Мне очень жаль, доктор Ло-Мран, — хрипло сказал он.

— Они были отличными ребятами, мистер Лоусон. Моей единственной радостью. А теперь я слишком стара, чтобы рожать детей.

Ему ничего не оставалось, как только хрипло повторить:

— Мне очень жаль.

— А тому, кто убил их, тоже жаль?

Лоусон не смог посмотреть Ло-Мран в глаза. Для того, кто их убил, они были всего лишь парочкой шумных марсиашек.

— Троттер не понимал, что делает, доктор Ло-Мран, — сказал Лоусон. — Он был пьян.

— Его накажут… как обычно?

— Я не знаю, как его накажут. Это будет решать суд. Но не беспокойтесь, доктор Ло-Мран, суд состоится уже скоро.

— Он ваш друг?

— Ну, не совсем. Мы просто вместе работали…

— Может, враг?

Немигающие глаза доктора Ло-Мран видели слишком много. Лоусон скрывал свои истинные чувства от Троттера и всех остальных, особенно от Троттера, но теперь ненависть, очевидно, просочилась наружу.

Однако, он не должен показывать, как сильна, как горяча эта ненависть.

— Мое отношение к Троттеру не имеет значения, — небрежно ответил он и даже сумел улыбнуться. — Уверяю вас, его будут судить, и… и он заплатит за то, что сделал.

Эти слова чуть не застряли у Лоусона в горле, но он все же произнес их. Хотя знал, что за убийство марсианина никто еще не получал даже небольшого тюремного срока.

— Я пообещала себе, что убийца моих сыновей будет наказан.

Лоусон вспомнил, что он чиновник.

— Возмездие и наказание — это дело закона, доктор Ло-Мран. Если вы решите вмешаться, то последствия будут пренеприятными. — Из всего, что я бы мог сказать, подумал Майк Лоусон, я выбрал именно это!

— Возможно. Я просто хотела посмотреть на вас поближе, мистер Лоусон. Вчера мне не удалось вас разглядеть. Но сегодня я поняла, что вы очень несчастный человек. Вашу душу разрывают конфликты.

— Впервые в жизни слышу, как кто-то предполагает, что у государственного чиновника есть душа.

— Я бы не сказала, что это шутка. Душа вашего друга — или, лучше сказать, врага — крошечная, но даже ее можно заметить. Его тоже нельзя назвать счастливым.

Ло-Мран замолчала, и Лоусон заерзал под ее немигающим взглядом. Черт побери, как она может заглянуть в его или чью-то еще душу?

Он услышал, как доктор Ло-Мран попрощалась своим ясным голосом, и смотрел, как она покидает кабинет в летающем кресле. Затем проклял себя за то, что он еще жив, и проклял Троттера за то, что тот вообще появился на свет…

Это случилось пять лет назад, и за эти пять лет Лоусон убил Троттера тысячу раз — но только в воображении. Пять лет назад он вернулся домой и обнаружил свою жену мертвой, рядом с ней лежала записка, в которой она рассказала ему все. Он знал Троттера лишь поверхностно. И никогда не подозревал, что тот, со своей суровой привлекательностью и грубой натурой, мог влюбиться в его жену, или что она убьет себя после того, как он ее бросит.

Первым желанием Лоусона, после того, как он сжег записку, было взять пистолет и пристрелить Троттера. Его, конечно, потом поймали бы и отправили в тюрьму, но, по крайней мере, этому он не стал бы противиться. Без жены ему незачем было жить дальше.

Но Троттер уехал из города, и за то короткое время, которое прошло между похоронами жены и его возвращением, Лоусон успел передумать. Он представил, как страдала его жена, затем понял, как страдает он сам, и пришел к выводу, что секундным страхом Троттер никак не сможет отплатить за все свои проступки. Его смерть должна быть долгой и занять несколько месяцев, а лучше даже лет, иначе Лоусон не получит никакого удовлетворения. Существовали гораздо более мучительные варианты, чем пуля в голову, и Лоусону надо будет изучить все способы, чтобы выбрать наилучший. Затем, когда наступит подходящее время, он начнет действовать.

Лоусон познакомился с Троттером поближе. Он знал, что поначалу тот относился к нему с подозрением, но старался этого не замечать и притворялся, что не имеет понятия, почему его жена совершила самоубийство. Через некоторое время подозрение уступило место презрению. Троттер заметил, что Лоусон ищет его компании и на самом деле пытается с ним подружиться, а тех, кто действовал, исходя не только из своих собственных интересов, он считал дураками.

Со временем исчезло и презрение. Потому что Лоусон медленно взял на себя роль защитника. Троттер постоянно попадал в неприятности, и, хотя Лоусон не препятствовал тому, что бы его избили, как случалось несколько раз, не позволял никому поставить под угрозу жизнь «друга». Если кто-нибудь и убьет Троттера, то только Лоусон. Он ни за какую цену не продаст это право.

Они оба были на службе у Правительства, и, когда они вызвались на одно и то же задание, их вместе отправили на Марс. За три года Лоусон дважды спас Троттеру жизнь. Первый раз от марсианской лихорадки, от которой их, якобы, привили. Но на Тротгера лекарство не подействовало, хотя, скорее, просто утратило эффект из-за регулярного употребления алкоголя. Болезнь свалила его внезапно, пока он отдавал распоряжения группе марсианских фермеров, и Лоусон, ощупав его пылающий лоб, сразу понял, что произошло.

В аптечке, которую они всегда носили с собой, была склянка с антидотом, но Лоусон не торопился ей воспользоваться. Он смотрел, как напарник попеременно то дрожит от холода, то потеет от жара, с удовлетворением любовался, как его тело дергается от мучительных судорог, и радостно слушал отчаянные мольбы принести воды. Но Лоусон совсем не собирался рисковать смертью Троттера. Как только силы начали покидать больного, он впрыснул ему лекарство и испытал удовольствие, когда тот вздрогнул.

Троттер довольно быстро пришел в себя, но так никогда и не поблагодарил Лоусона. Как не поблагодарил и в другой раз, когда на них напал дикий погор, животное, вооруженное ядовитыми шипами, и Лоусон спас напарника, рискуя собой. Троттер расценивал эти небольшие услуги, как дань его очарованию и величию, и был благодарен Лоусону не больше, чем матери, явившей его на свет.

Наградой Лоусону было то, что жизнь Троттера продолжалось, и он мог дальше мысленно убивать его. Он ежедневно придумывал новые способы убийства Троттера и каждый раз испытывал дрожь от свершившейся мести, зная, что это еще не конец. Лоусон нашел сотню методов причинения Троттеру страшной боли без риска для жизни, и когда-нибудь, пообещал он себе, ему представится возможность опробовать их все.

Тем временем, Троттер неожиданно стал свирепым. И убил двух человек…

Больше он никого не убьет, подумал Лоусон. Пора привести план мести в исполнение. Через неделю Троттера будут судить, а затем отпустят на свободу. В эту ночь он устроит себе праздник и напьется. А когда протрезвеет, Лоусон сделает с ним то, что уже множество раз прокручивал у себя в голове.

Он, наконец, принял решение, и на его лице расплылась злобная улыбка. Затем вернулся к работе. Лоусон взял документы, которые просматривал до прихода доктора Ло-Мран, и снова прочитал их. В документах, как обычно, не было никакого смысла, поэтому он отложил их в долгий ящик забыл.

На следующий день Лоусон получил приказ, содержащий, наоборот, слишком много смысла. В Седьмом Экваториальном Районе, где марсиане выращивали большую часть паррии, — волокна, из которого тут делают одежду, — начал гибнуть урожай. Лоусону приказали набрать отряд специалистов и незамедлительно вылететь в Седьмой Район.

Приняв решение после пяти лет взвешивания «за» и «против», он нехотя поменял планы под давлением извне. Лоусон выругался себе под нос и проклял того, кто отдал приказ. Но у него не было выбора. Приказам Правительства нужно было подчиняться.

На новое задание уйдет, по меньшей мере, два месяца, и месть Троттеру придется отложить. Зато у Лоусона появилось еще несколько недель на то, чтобы убивать его мысленно…

Седьмой Экваториальный Район представлял собой красную равнину, исполосованную каналами и оросительным траншеями. Воду нужно было качать, антибиотики — разбрызгивать, чтобы убить летающие в воздухе бактерии, угрожающие уничтожить ослабленные растения, а пестициды — рассыпать, чтобы извести насекомоподобных животных, поедающих оставшиеся бактерии. Эта непрекращающаяся рутинная работа, в основном, физическая по своей природе, не давала Лоусону возможности погрузиться в мысли о мести в течение дня. С наступлением ночи он, лишившись сил, падал на кровать и уже был не в состоянии придумывать новые способы убийства Троттера.

Несмотря на все усилия, команде Лоусона удалось спасти всего лишь двадцать семь процентов обычного урожая, и, отправив начальству отчет, он почувствовал, что не справился с задачей. Он сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно. Задание было провалено, и расплачиваться за это будут марсиане.

Лоусон осмотрел кабинет, но не нашел ни следа Троттера. Он спросил об этом его секретаршу, и та улыбнулась.

— Ах, да, вас же не было, и вы ничего не знаете, мистер Лоусон. Мистер Троттера с нами больше нет.

У Лоусона невольно подогнулись ноги, и он сел.

— Где… что случилось?

Девушка стала говорить тише, и он предположил, что ей нравится рассказывать об этом.

— Ну, мистер Лоусон, тут особо не о чем говорить, но, кажется, он встречается с замужней женщиной.

— Правда?

— Несомненно. Не понимаю, почему ему вздумалось разрушить чью-то счастливую жизнь, особенно, когда вокруг столько одиноких и привлекательных девушек. Мистер Лоусон, вы знаете, что женщин на Марсе в четыре раза больше, чем мужчин?

— К несчастью, — пробормотал он.

— Ну, в любом случае, кажется, эта женщина решила, что не может жить без мистера Троттера, и, после того, как его судили за убийство двух марсиан — вы помните о них, не так ли, мистер Лоусон?

Он кивнул — он все прекрасно помнил.

— Так вот, после того, как его судили и отпустили, она погрозила ему, что, если он не уедет отсюда вместе с ней, то она обо всем расскажет своему мужу. Для мистера Троттера это закончилось бы плачевно. Новости быстро дошли бы до начальства, и мистера Троттера ждало бы разбирательство, его бы уволили и занесли в черный список, а, может, даже оштрафовали бы за моральный ущерб. Поэтому он решил, что лучшим выходом будет написать заявление об увольнении и поехать с ней. А самое смешное заключается в том…

— Тут есть еще и что-то смешное?

— Конечно! Суть в том, что… в общем, муж этой женщины ни о чем даже не догадывается и думает, что она улетела на Землю, чтобы встретиться с матерью!

— Откуда вы об этом узнали? — настойчиво спросил Лоусон.

— Мистер Лоусон, да всем об этом известно. История ходит по всему городку. Даже марсиане распространяют слухи!

Слухи, подумал Лоусон, намеренно пущенные слухи. Он знал Троттера лучше других и был знаком с женщиной, которой тот уделял внимание последние несколько месяцев. Это была пожилая вдова, и ни о каких мужьях не могло быть и речи. Ее помыслы были чисты, а, в свете ее положения, чистым был и Троттер. Он бы никогда не убежал отсюда, как с ней, так и от нес.

Его забрали. Лоусон вспомнил о докторе Ло-Мран и об ее тихом обещании отомстить за смерть своих сыновей и понял правду. То, что слухи разошлись по всему городу и даже добрались до марсиан, было не случайно. Троттер попал им в руки, и они специально распустили слухи, возможно, даже подложили фальшивые улики, чтобы направить следователей по ложному пути.

Марсиане обхитрили всех, но только не Лоусона. И если Троттер был уже мертв, если они лишили его возможности отомстить, он позаботится о том, чтобы их наказали по всей строгости закона.

Лоусон провел оставшуюся часть дня в кабинете, почти не обращая внимания на то, чем он должен был заниматься. Когда рабочий день закончился, он сел на скутер и направился прямо к дому доктора Ло-Мран.

Над головой была серая темнота позднего вечера, маленькое яркое солнце уже начало садиться, а на небе появились первые тусклые звезды. Два крошечных спутника неслись за облаками, словно убегая друг от друга. В марсианской части города уже блестела длинная осветительная труба наверху, отбрасывающая странный зеленый свет, лучше всего подходящий для марсианских глаз.

Лоусон припарковал скутер, прикрепил его, при помощи магнитного замка, к специальному стальному столбу и зашагал к двери большого серого дома. Марсианину это здание показалось бы вполне удобным жилищем, светящимся ультрафиолетовым излучением и уж точно не чрезмерно роскошным. А Лоусону дом напомнил унылую лачугу-переростка.

Когда он поднял руку, чтобы позвонить, дверь открылась, и в проеме появился марсианин.

— Мистер Лоусон? — спросил тот. — Вас уже ждут.

Значит, Ло-Мран знала, что он все поймет и придет сюда. Войдя в дом, Лоусон мрачно улыбнулся сам себе.

Внутри он обнаружил стандартную марсианскую обстановку: на полу были кресла на магнитной подушке и изящные раздвижные столики, на стенах — барельефы. На потолке висели банки и коробки всех видов и размеров, любую из них можно было достать, нажав на соответствующую кнопку на стене.

У Лоусона не хватило времени, чтобы внимательно осмотреть всю комнату, потому что доктор Ло-Мран почти сразу въехала в своем кресле.

— Я рада, что вы так быстро пришли, мистер Лоусон, — произнесла она ясным, чистым голосом.

— Тут нечему радоваться, доктор Ло-Мран. Я предупреждал вас, что, если с Троттером что-нибудь случится, вы за это заплатите.

— Но если вы понятия не имеете, куда он делся, почему вы угрожаете мне? — с насмешкой спросила она.

— Мне не нужно знать все подробности, чтобы понять, что с Троттером обошлись плохо.

Ло-Мран улыбнулась, и Лоусон увидел, что это совсем не насмешливая ухмылка, а неожиданно красивая улыбка матери, любующейся своим ребенком. Поначалу это смутило Лоусона, поскольку он совершенно не испытывал сыновних чувств. Затем он заметил, что в комнату вошел марсианин, открывший ему дверь.

— Что-нибудь еще? — тихонько спросил тот.

У марсианина был приятный звенящий голос, как и у доктора Ло-Мран. Она покачала головой, и он ушел, закрыв за собой дверь.

— Присаживайтесь, мистер Лоусон, — сказала она. — Вам будет нелегко это выслушать.

— Троттер уже мертв?

— Его никто не убивал. Садитесь.

Лоусон сел, и его наполнило чувство облегчения. Троттер был жив, все-таки он сможет убить его сам.

— Наберитесь терпения, мистер Лоусон, — задумчиво сказала Ло-Мран. — Вам покажется, что вам лишили возможности отомстить?

— Кто вам сказал, что я хочу отомстить? — резко спросил он.

— Троттер. Разумеется, сам он этого не понял, но в его разуме есть запись о том, что случилось пять лет назад, и, вспомнив нашу короткую встречу, я легко догадалась, что вы задумали. Ваш разум, мистер Лоусон, отравлен порочным желанием причинить боль и убить его. Вы не совсем в здравом уме.

— Вы же сами хотите мести, доктор Ло-Мран.

— Да, но я не убаюкиваю себя мыслями о пытках. Мое понимание мести разительно отличается от вашего. — Она улыбнулась, и опять это была блаженная улыбка матери, смотрящей на своего ребенка, на этот раз Лоусон растерялся еще сильнее, чем раньше, потому что марсианина в комнате не было, и улыбка несомненно предназначалась ему. — Троттер убил моих сыновей. Мне хочется вернуть их.

Наверное, все дело было в материнских чувствах, направленных на всех молодых людей, подумал Лоусон, ведь теперь она не могла отдавать их своим сыновьям.

— Наука, конечно, творит чудеса, но оживлять мертвых еще научились, — сказал он вслух.

— Оживление мертвых тут не причем. Тем не менее, как вы сами сказали, наука, действительно, творит чудеса. Я знаю это, мистер Лоусон, потому что сама провела столько экспериментов и получила столько результатов, что многие до сих пор считают их чудесами. Вы знали, что в задней части дома находится лаборатория?

— Я думал, вы доктор, который лечит людей.

— Нет, я ученый. На Земле меня бы называли доктором наук. Я специализируюсь в области физиологии и психологии. Меня всегда удивляло то, что можно сделать с телом животного. Разумеется, мы, марсиане всегда опережали землян в этой области. Вы предпочитаете уделять внимание физическим наукам. С неживой материей вы делаете удивительные вещи. Вы создали множество видов смертоносного оружия и невероятные космические корабли. Но в обращении с органикой у вас нет большого опыта. Тут мы значительно превосходим вас. Марсианские формы жизни, как известно, отлично адаптируются к внешним условиям, но методы, которые мы применяем к ним, с земными животными работают ничуть не хуже. Вы знали, что, медленно и осторожно меняя физическую структуру земной собаки, я превратила ее в погора?

— Однако, внутри существо все равно осталось собакой.

— Нет, я изменила не только структуру мозга, но еще и физические процессы. Кое-что у существа осталось и от собаки: например, некоторые внутренние органы и пара физиологических реакций. Во всем остальном это погор. Он считает себя таковым, и его приняли другие погоры.

— Значит, вот что вы сделали с Троттером, — хрипло сказал Лоусон. — Вы изменили его.

— Я изменила его.

— Но это убийство, — прорычал он, а его глаза засверкали от гнева и отчаяния, вызванного пониманием того, что ему уже не удастся отомстить. — Вы не лишили его жизни, но уничтожили его личность. Троттера больше нет, даже пусть в его теле живет другой разум. И это убийство.

— Нет. Это месть. Месть разумного человека.

— Вы говорите, что мое сознание отравлено. Но вы еще хуже, чем я! Я бы заставил его страдать и, со временем, убил бы его… но он бы до самого конца оставался Джоном Троттером — самим собой. Хуже того, что сделали вы, ничего быть не может. Вы лишили его всего — разума и личности. Забрали его тело и отдали кому-то другому. К тому же ограбили меня, вы понимаете? Вы меня ограбили!

— Кричите, если вам так угодно. Но не говорите глупостей. Единственное, что я у вас отняла, — это яд, который вы копили в своем сердце.

Лоусон вскочил на ноги, дрожа всем телом. Ненависть к Ло-Мран стала сильнее ненависти к Троттеру.

— Вас за это накажут! — вскричал он.

— Накажут за уничтожение разума убийцы? Накажут за то, что я превратила злого, бесполезного преступника в достойного члена общества?

— Накажут за то, что вы сделали со мной, — завопил Лоусон. — И это я буду вашим палачом, я заплачу вам за это. Пытки и способы убийства, которые я готовил для Троттера, станут вашими. Вы будете страдать так, как должен был страдать он, как страдаю сейчас я.

— Яд въелся слишком глубоко, — печально сказала доктор Ло-Мран.

Она встала с кресла и посмотрела ему в глаза, все такая же низенькая, но обладающая достоинством, которое смог оценить даже его полубезумный разум.

— Я же сказала вам, какая месть мне нужна. У меня было два сына, а потом Троттер убил их. Я хочу их вернуть. Половину дела я уже сделала.

— Половину дела?

— Тот, кто впустил вас в дом, когда-то был Троттером. Теперь он мой сын. И думает, что всегда им был.

— Думает?..

— Скоро вы поймете… — тихонько добавила доктор Ло-Мран.

Из одной из банок на потолке опустилось почти невидимое облако и окутало Лоусона. Он начал задыхаться и упал на пол.

— Мой дорогой мальчик, — услышал он, лежа с закрытыми глазами.

Последним, о чем смутно подумал Лоусон, было то, что теперь они будут братьями. Братьями, матерью которых станет женщина, лишившаяся обоих сыновей… затем он провалился в вечный сон, ставший возмездием доктора Ло-Мран…

ИСПЫТАНИЕ КЕЙИНА

Отчетливее всего он чувствовал одиночество. Он больше не боялся и даже думал, что враги перестали охотиться за ним. Но, живя среди этих странных существ, он узнал, что открытая враждебность еще не самое плохое, гораздо хуже равнодушие. Они интересовались им не больше, чем друг другом, и хотя равнодушие увеличивало его шансы остаться в живых, это все равно было жутковатое ощущение.

Он понимал, что, как ни странно, они походили на него внешне, но разительно отличались внутри. Он стоял на углу улицы, пытаясь постичь глубину различий, а толпа текла мимо него, толкая из стороны в сторону. Казалось, они не представляли, что такое личное достоинство. Он все еще понимал их язык довольно плохо и говорил на нем с большим трудом, но научился приблизительно прочитывать выражения лиц, и, по крайней мере, в это время дня на лицах прохожих были написаны напряжение и страх неуверенности, даже более сильный, чем у него. Существа шли домой с работы и боялись бесчисленных мелочей — что случится что-нибудь неприятное, что им не хватит места в транспорте, что дома их могут ждать плохие новости.

Он завороженно смотрел на кучу газет, разложенных на угловом стенде, зная предназначение слоев белой бумаги, покрытой черными и красными символами, но еще не умея расшифровывать их, чтобы проверить, не видел ли кто-нибудь его корабль. Можно было с уверенностью сказать, что падающую звезду заметили, но маловероятно, что кто-то наблюдал, как она медленно спланировала на землю в темноте. Во всяком случае, он спрятал корабль среди зарослей здешних высоких растений и когда-нибудь найдет время исправить относительно незначительные повреждения, чтобы продолжать полет.

Тем временем, надо было решить одну насущную проблему. Запасы еды кончились неделю назад по времени здешних существ, и, несмотря на то, что его обмен веществ был низким, он уже давно хотел есть. Пища, представленная во множестве магазинов, выглядела весьма странно, но, судя по строению тела и поведению существ, поглощающих ее, он понял, что она состоит из подходящих химических соединений. Тщательно проверив ее с помощью небольшого анализатора, он определил, что в пище не содержится опасных ядов. Она вполне годится, осталось только достать ее.

Но ему надо было получить еду законным способом, а не так, как он нашел себе одежду. Он вспомнил, как сильно отличалась его одежда, созданная для существа с совершенно другой морфологией. Поэтому взял костюм у человека, которого встретил на темной проселочной дороге, проходящей рядом с кораблем. Он остановил машину и с легкостью погрузил водителя в сон, но после того, как жертва проснулась и обнаружила себя голой и замерзшей, наверное, было много шума.

Хотя ему было все равно, потому что он уже покинул место, где произошел инцидент. Но здесь он не хотел привлекать к себе внимание. Правда, при определенных условиях враждебный настрой был бы не хуже безразличия, он понимал, что это может серьезно ограничить его свободу действий.

Он составил список того, что нужно сделать. Надо было найти еду и кров, изучить их язык и обычаи, а также, как можно быстрее, научиться читать. Кроме того, нужно было думать и вести себя так, как местные жители, чтобы слиться с толпой не только внешне, но и психологически. Надо было…

Кто-то сильно толкнул его плечом в грудь так, что его развернуло на сто восемьдесят градусов.

— Ты что, слепой? — раздался грубый голос, больше похожий на рычание.

То, как слова этого странного языка сочетались друг с другом, приводило его в замешательство, но он знал, что обычно говорилось в таких ситуациях, поскольку с самого начала внимательно прислушивался к речи здешних существ.

— Извинить. Я сожалеть, — вежливо, но невразумительно сказал он.

— Ты не местный, да? Почему бы тебе не вернуться туда, откуда приехал?

Это был первый человек, заговоривший с ним в новом мире. Происшествие рассердило его и заставило почувствовать презрение, но вскоре он узнал, что поведение человека, которого ему посчастливилось встретить, было не совсем типичным.

Он пошел дальше, внимательно за всем наблюдая и учась, но совершенно бесцельно, если не считать главной задачи. Он заметил, что улицы понемногу менялись с каждым перекрестком. Простые, но крепкие строения, стоящие вдоль дороги, скоро уступили место еще более примитивным, полуразрушенным и неприглядным домам. Тут явно было разделение на бедных и богатых, и он только что зашел в бедный квартал.

Он услышал какой-то ритмичный звук, как от ударных инструментов, а затем увидел самку преобладающего на этой планете вида. Она была одета не так, как другие самки, и стучала по пустому цилиндру довольно большого диаметра. К первому инструменту присоединился другой, издающий более пронзительный звук, а потом запели голоса. Он завороженно остановился и пожалел о том, что у него нет с собой звукозаписывающего устройства.

Остановился не только он. Пятеро неряшливо одетых мужчин, как и он, привлеченные ритмичным звуком, собрались рядом, а после того, как женщина прокричала что-то непонятное, они вместе с музыкантами зашли в ветхое здание. Внутри он услышал какие-то фразы, затем ему принесли еду.

Это была тарелка с супом, первое, что он попробовал на этой странной планете. Вкус, как и быстрый зрительный анализ, показали, что в супе не хватало многих веществ, необходимых для питания, но, по крайней мере, эта пища была энергетически ценная, и он медленно и задумчиво принялся ее поглощать. Когда он доел, его спросили, не хочет ли он добавки.

— Нет, благодарить, — вежливо ответил он.

— О, так вы беженец? — спросила молодая девушка, предложившая вторую порцию. — Вас изгнали из родной страны?

Он кивнул.

— У вас есть здесь друзья?

— Нет, благодарить, — покачав головой, ответил он.

— Это просто ужасно. К тому же вы выглядите так, словно не ели уже несколько дней. У вас очень худое лицо.

— Да, худое. — Он не стал объяснять, что, для его народа, оно далеко не худое.

— А какое у вас имя?

— Имя? Что?

— Как вас зовут?

— Кейин. Меня зовут Кейин.

— Кейн. Довольно странное имя для иностранца. Ну, не беспокойтесь, мистер Кейн, мы позаботимся о вас.

Поведение девушки помогло забыть о неприятном инциденте на улице, когда его толкнули, а потом еще и оскорбили. Когда ему, наконец, показали койку, стоящую в ряду других, на которых уже лежали люди, он попытался примириться с противоречивым поведением людей и понял, что психология этой расы сложнее, чем казалось на первый взгляд.

Койка была страшно неудобной, но каким-то образом он сумел растянуться так же, как и другие. Кейин немного поспал и поутру проснулся с затекшими мышцами и чувством усталости, но ему не терпелось исследовать новый мир, поэтому он ушел, чтобы продолжить блуждания по улицам. В течение последующих часов, он прошел много километров. Ушами и разумом он узнавал все больше и больше слов, и к вечеру уже мог понятно изъясняться в любых ситуациях.

Этим днем Кейин остался голодным, но зато куда лучше выспался под старым деревом. В небе над головой он увидел звезду, с которой прибыл, и безразлично смотрел на нее какое-то время, пытаясь понять, удастся ли вернуться на родную планету. Затем он погрузился в полусон, в котором тело отдыхало, а чувства бодрствовали Кейин постепенно привык к довольно коротким суткам на этой планете. Он проснулся с первым лучами солнца и ушел из-под дерева до того, как его успел кто-нибудь заметить.

Вскоре он наткнулся на несколько групп людей, собравшихся у мрачных домишек на такой же мрачной улице. Кейин узнал, что они искали работу, и, поскольку лучшим способом понять незнакомых людей, было изучить то, как они работают, он присоединился к одной из групп. Подходящих для него вакансий не оказалось, но, в конце концов, он устроился на тяжелую, не требующую никаких навыков работу, за которую платили восемьдесят центов в час.

Кейину было труднее, чем остальным. Он не отличался от людей внешне, но просто не обладал такими же мышцами. Кейин таскал камни ужасно неуклюже.

— Ты, вообще, раньше хоть что-нибудь поднимал? — наконец, раздраженно спросил один из тех, с кем он работал. — Дружище, смотри и делай, как я. Надо сгибать ноги в коленях, понимаешь? Вот так, а потом… нет, опять неправильно!

Кейину стало неприятно, что этот человек пялится на него с такого близкого расстояния, кроме того, это могло быть даже опасно. Его колени просто не сгибались так, как у людей. Они были устроены несколько иначе, и внешнее сходство не было способно скрыть то, что два представителя разных рас отличались друг от друга не меньше, чем их родные планеты.

— Извини, — сказал Кейин. — У меня… травма.

— О, так ты не можешь согнуть ноги, да? Тогда эта работа не для тебя, дружище.

— Я не здешний. Не знаю… что еще делать.

— Да, тяжело, понимаю.

Кейин вернулся к работе, воодушевленный сочувствием незнакомого человека, и перестал волноваться, что на него смотрят. Трудясь, он с ухмылкой подумал о том, что сказали бы на его планете, если бы увидели, чем он занимается.

Кейин был уверен, что враги просто лопнули бы от смеха. Вот что стало с Кейином, блестящего ума, научных знаний и навыков которого они боялись. Они перехитрили его — шансы были на их стороне, это верно — заставили лететь мимо странных звезд, убегая от мнимых преследователей, вынудили сесть на планету, где живет самая подлая из всех подлых и неразумных рас, и принять облик одного из этих существ. И даже в том скромном положении, в котором оказался Кейин, он не мог справиться с работой.

При этой мысли он стиснул зубы, и это движение заставило его понять, что он совершенно не походит на других, и даже такая ерунда, как число и форма зубов могли выдать его с головой. Хоть здешние существа и были весьма невежественными, но, приглядевшись к Кейину, смогли бы понять, что он не такой, как они.

На второй день работы он вызвал подозрение, но поначалу не у других работников. Создание, оскалившее зубы и начавшее лаять, называлось собакой. Некоторое время Кейин находил внимание животного смущающим. Поэтому кинул в тварь камнем, но она чуть-чуть отбежала и залаяла снова. Он понял, в чем заключалась проблема. Утром он сменил изношенные брюки на новые мешковатые рабочие штаны, еще не пропахшие человеком, и собака уловила его слабый, но незнакомый запах. Это сильно раздражало и привлекало внимание людей.

— Ты не нравишься этой псине, дружище, — сказал проходивший мимо прораб.

— Меня всегда удивляло то, что собаки лают далеко не на всех, — засмеялся кто-то.

Кейин бросил еще один камень, но животное увернулось и продолжало лаять. Аудитория росла, и у Кейина начала нервно подергиваться кожа, что уже само по себе могло бы привлечь внимание толпы, если бы она была в настроении замечать подобные детали поведения.

— Утром я погладил кошку, — объяснил Кейин. — Бешеная псина чует ее запах.

Он понял, что, если так будет продолжаться и дальше, то скоро здесь соберется вся округа, и решил действовать быстро. Осмотревшись, Кейин увидел лежащий на земле шланг, откуда подавался сжатый воздух. Он взял шланг, открутил вентиль и направил струю на собаку. Ее сбило с ног, и она с воем убежала за здание. Все засмеялись, и Кейин с облегчением вернулся к работе. Он понял, что больше нельзя надевать чистую одежду.

Работа шла своим чередом, и Кейин переключил свое внимание с насущных забот на смысл всего процесса. Казалось, тут были сотни людей, все занимались простой работой, являющейся частью какого-то общего плана. Кейин задумался о том, могут ли существа, создающие такие планы, быть столь неразумными, какими он их поначалу посчитал. Или просто их интеллект недостаточно развился, и им недоставало научных знаний, чтобы пользоваться всеми ресурсами планеты?

— Эй, ты, проснись и начинай шевелиться, — проревел чей-то грубый голос, вдвое страшнее того, который Кейин услышал, когда его толкнули плечом пару дней назад. — За что тебе, по-твоему, платят?

Кейин принялся орудовать киркой, не подняв головы. Прораб и понятия не имел, что высокий незнакомец, которого звали Кейином, с любопытством смотрел на него крошечными скрытыми глазами, в буквальном смысле находящимися на затылке головы странной формы, и пытался понять, от чего тот так рассердился.

К концу недели Кейин уже был уверен, что знает язык достаточно хорошо, чтобы начать читать. Он отправился в общественную школу, которая, как он узнал, работала по вечерам, и вошел в класс, где кто-то объяснял алфавит и рассказывал иностранцам, что английский язык полон ловушек и различных тонкостей. Кейин жадно впитывал информацию, но после третьего урока понял, что обучение идет слишком медленно, и больше не вернулся в школу. Раньше он никогда не сталкивался с языком такой структуры, и, хотя правильное произношение давалось ему с трудом, он быстро учился, потому что основные принципы изучения языка работали тут ничуть не хуже, чем на его родной планете. К концу месяца Кейин уже мог читать.

К этому же времени, он, наконец, узнал смысл того, что происходило на работе. Главный инженер несколько раз проходил мимо него, обмениваясь репликами с прорабом и изредка с тем, кто заказал постройку здания.

То, что он услышал, имело большое значение. Ошибки быть не могло, поскольку Кейин натыкался на эти слова в книгах. У слова «лаборатория» было очень четкое определение. В разговорах попадались такие слова, как «инкубаторы» и «термостаты». В общем, все это дало Кейину понять, что тут шла стройка завода по производству биохимических веществ.

Он знал, что в других обжитых местах этой планеты тоже существовали биохимические заводы, но мысль об огромной опасности не посетила его. Кейин продолжал, как говорили другие рабочие, держать ушки на макушке, и постепенно тревожился все сильнее и сильнее.

Тем временем, его отношения с другими рабочими стали почти человеческими. Они каждый день приветствовали Кейина, как одного из своих, задавали несущественные вопросы о том, откуда он прибыл и как жил, принимали его ответы с уверенностью, что он говорит правду. Однажды, в приливе добрых чувств, один из рабочих даже по-дружески хлопнул Кейина по плечу, и тот испытал страшную боль, какую раньше никогда не чувствовал. Но он сумел это скрыть и даже слабо засмеялся. Однако он сделал так, чтобы этот случай больше никогда не повторялся. Когда кто-нибудь подходил к нему слишком близко, он приоткрывал дополнительные глаза, готовясь отойти в сторону, чтобы увернуться от физического контакта с рабочими.

Пока не случилось кое-что еще, Кейин не понимал, как сильно изменилось его отношение к людям. Большая каменная плита неожиданно перевернулась и перегородила доступ к широкой яме, где велись земляные работы, и нужно было взорвать ее динамитом. Но детонатор не сработал, и один рабочий пошел посмотреть, что с ним не так. Его сбило с ног ударной волной и засыпало массой земли и обломков камней, съехавших в яму.

Кейин первым побежал к нему и начал бешено откапывать задыхающеюся рабочего, не обращая внимания на то, что обломки продолжают сыпаться. Добравшись до человека, который потерял сознание, но все еще дышал, Кейин задумался о том, с чего вдруг рискнул своей жизнью, чтобы спасти создание, не имевшее для него никакого значения. Кроме того, другой риск заключался в том, что, когда позвали доктора, чтобы осмотреть раненого, и кто-то предположил, что Кейин тоже мог получить травму. Но он быстро отмахнулся и вернулся к работе. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, какие у него необычные руки, ноги и внутренние органы.

Он и дальше продолжал себе удивляться. Работая с этими существами, он изменился. Но Кейин знал, что надо быть осторожным и не меняться слишком сильно. Он был уверен, что увидев, какой он на самом деле, и поняв, насколько он от них отличается, рабочие возненавидят его, и вместо дружелюбия возникнет страх и отвращение.

Строительство дошло до стадии сооружения лесов, и Кейин все еще работал. Теперь он узнал всю правду о проекте.

Он стоял снаружи здания, неподалеку общались те, кто руководил процессом. Один, практичный и пожилой, финансировал строительство. Второму было чуть больше тридцати, и он являлся ученым, открывшим реакцию, которая будет осуществляться в будущей лаборатории. Они разговаривали тихо, ни один человек, стоящий на месте Кейина не смог бы расслышать ни единого слова.

— Блэйсон, ты уверен, что нет никакой опасности? — спросил пожилой.

— Опасность есть всегда, мистер Лимер, — улыбнулся ученый, — особенно когда занимаешься чем-то новым. Но нет ничего, чего мы не можем контролировать.

— Мне все еще кажется, что вы мало знаете о том, чем занимаетесь.

— Я даже себе признался в этом. Но все идет плану, не так ли? Мы загоним мировой рынок в угол, мистер Лимер. Назовите любой антибиотик, и мы сможем его произвести. Кроме того, что уже есть в продаже, у нас будут десятки новых средств, которые никто не мог даже вообразить. Думаю, я предоставил вам достаточно доказательств.

— Да, но использование космических лучей меня сильно тревожит. Вы ведь почти ничего не знаете о них.

В этот момент вторая пара глаза Кейина, обычно плотно закрытых, широко распахнулась от удивления и ужаса. К счастью, никто не взглянул на него в эту секунду.

— Скоро мы научимся их контролировать, — уверенно заявил ученый. — Нам только надо знать, что они обладают высокой энергией, превосходящей все, что мы можем создать на Земле, и мы единственные, кто умеет фокусировать их. Тут нечего бояться, достаточно обычных мер предосторожности.

Нечего, подумал Кейин, кроме вероятности уничтожения большей части населения. Он мысленно вернулся в события, произошедшие на второй планете его звезды, в те, что чуть не случились на четвертой. В течение пары сотен центад времени, вторая планета с чстырехмиллиардным населением потеряла всех обитателей и стала бесплодным монументом мертвой цивилизации. Только предупреждение о возможном повторении событий позволило выжить населению четвертой планеты.

На Земле такая катастрофа тоже могла произойти. Кейин начал читать все больше и больше, и понял, что тут творится. Наука развивалась быстро, но спорадически. Огромных территорий она не коснулась, и множество людей не знало о ней ничего, кроме того, что она существует и творит чудеса. Да, они понимали, что определенные открытия могут привести не только к улучшению качества жизни, но и к катастрофам, но все еще не умели проверять открытия до их внедрения и так и не научились создавать необходимые системы управления.

Молодой человек Блэйсон сделал свое открытие раньше времени. При такой скорости развития науки, подумал Кейин, должно пройти еще лет сто, прежде чем это открытие можно будет считать безопасным. Сейчас его просто невозможно контролировать. Сфокусированные космические лучи, согласно ожиданиям Блэйсона, могли вызвать невероятные мутации живых организмов, грибков и бактерий различных видов, что позволит производить множество новых полезных антибиотиков. Но мутации приведут, также, к появлению совершенно новых форм микроскопической жизни, форм, не восприимчивых к обычным методам стерилизации, форм, размножающихся с невероятной скоростью. Эти формы, выращенные из человеческой ткани, неизбежно окажутся смертельными для людей и похожих на них видов.

Кейин подумал, что, обладая другой химией тела, он сможет спастись, но останется единственным разумным существом на планете. После того, как вирусы сделают свою работу, Земля, по опустошениям и стерильности, будет напоминать вторую планету его звезды.

Если бы он узнал о неминуемости катастрофы сразу по прибытии, ему вряд ли было бы до этого дело. Кейину, конечно, не хотелось бы увидеть, как исчезает целая раса. Как и любой ученый, он ценил любых живых существ, даже самых бесполезных, потому что их можно изучить и, в худшем случае, написать о них статью. Но сейчас — с изумлением понял Кейин — он практически ощущал себя человеком. Наверное, все из-за того, как он жил и работал, как другие относились к нему. Он не хотел, чтобы кто-то погиб.

Кроме Кейина никто не осознавал опасности. Он сразу же понял, что не может никому рассказать об этом. Блэйсон с Лимером видели только будущие сверхприбыли и отказались бы поверить во все, что могло этому помешать. К другим людям он тоже не мог обратиться. Возникло бы много вопросов…

Кейин представил, как пытается информировать мэра города. Его встретил бы какой-нибудь подчиненный.

— Вы говорите, что существует опасность глобальной катастрофы, мистер Кейин? Я правильно произнес ваше имя? Звучит непривычно. Откуда вы прибыли?

Ему придется заранее придумать ответы на все возможные неловкие вопросы. А затем наступит время самого неловкого: «Откуда вы об этом узнали?»

И на этот вопрос ответа не было. Мог ли Кейин сказать, что работал в той же самой области, что и мистер Блэйсон? Или мог ли привести в качестве примера то, что случилось на другой планете?

Эту проблему ему придется решать самому. Он поломал голову, но не нашел достаточно простого способа. У Кейина был оптический анализатор и пара других хитрых приборов, но никакими специальными устройствами или оружием он не располагал. Кроме научных знаний и нечеловеческого мозга, он мог воспользоваться только тем, что было у людей. А это вряд ли положило бы конец проекту, на который надеялось столько народа.

Строительство подходило к концу, началось установка лабораторного оборудования. И затем, наконец, когда медлить уже было нельзя, в канун дня запуска завода, Кейин принялся действовать.

Он понимал, что пока работа не начнется, по ночам в здании будет только один сторож, поэтому начал именно с него. Одного точного удара обитой тряпками дубинкой хватило, чтобы сторож потерял сознание. Кейин идеально рассчитал силу замаха. Когда сторож упал, он связал его и сунул в рот кляп.

Затем вошел в здание и начал все ломать.

Начав с приемника космических лучей, он работал тихо и эффективно, сосредоточившись на электромагнитных схемах. Они были заказаны задолго до утверждения плана стройки. Заменить их будет очень трудно.

Кейин перешел к гигантским инкубаторам и, наконец, обратил внимание на собрания формул, хранящихся в папках. Все это имело большое значение, но он понимал, что этого недостаточно. Самые главные формулы хранились в разуме человека, разработавшего процесс, но заняться этим, по крайней мере, на данный момент, было невозможно. Сейчас Кейин пытался выиграть время.

Он уже поднес спичку к последней папке, как вдруг услышал чей-то голос. Прошло больше времени, чем ему показалось, и сотрудники решили прийти пораньше, чтобы воочию увидеть, с чего все начнется.

Кто-то, наверное, уже заметил, что сторожа нигде нет. Тут Кейин услышал вздох Лимера и, кажется, возглас Блэйсона. Затем они начали ругаться, медленно и с чувством. Потом раздались шаги, и Лимер оказался у двери в кабинет.

— Вот он! — крикнул инвестор.

Блэйсон позвал кого-то с улицы. Кейин понял, что через пару секунд здание будет набито людьми. Он бросил последнюю папку в Лимера, увидел, как тот пошатнулся и упал в попытке увернуться от нее. Прежде чем взбешенный инвестор успел встать на ноги, Кейину удалось выбежать из кабинета.

Потом он оказался в помещении с огромными инкубаторами и направился в противоположный конец. Но дверь распахнулась еще до того, как он успел до нее дотянуться.

— Эй, ты… стой! — крикнул появившийся полицейский.

Кейин бросился в боковую дверь, ведущую в небольшую комнату управления, и запер ее за собой. Полицейский заколотил в нее дубинкой, но вскоре перестал, решив больше не тратить время понапрасну. Кейин побежал к другому выходу. Ручка двери повернулась. Он налег на дверь всем своим весом и повернул ключ. В обе двери застучали, и Кейин осмотрелся в поиске окон, но не нашел ни одного. Он оказался в ловушке.

— Открывай! — прокричал Блэйсон. — Тебе все равно некуда деться!

В этом ученый не ошибся, выхода, действительно, не было.

— Отойдите от дверей, иначе я взорву здание, — спокойно сказал Кейин.

После того, что он уже сделал, невозможно было понять, блеф это или нет. Стук прекратился. Донеслись поспешные шепотки.

— Выходи, — снова раздался голов Блэйсон. — Мы ничего тебе не сделаем.

— Я знаю.

— А, ты знаешь…

— Вы думаете, я боюсь, не так ли?

— Ты не кажешься безумцем, но… — В голосе Блэйсона послышалось удивление.

— Но зачем еще мне уничтожать такое дорогое оборудование?

— Больше ста тысяч долларов, — донесся голос Лимера. — По крайней мере, столько стоит приемник космических лучей.

— Вы видели его, мистер Лимер. Он не показался вам знакомым? — спросил полицейский.

— Нет, прежде я его никогда не видел.

— Выходи оттуда! — снова прокричал Блэйсон, на этот раз с неприкрытым гневом.

— С удовольствием. Но сначала я должен поговорить, с вами.

— Потом поговоришь.

— Нет. — Кейин понимал, что потом его никто не станет слушать, и знал, что, если убедит Блэйсона в опасности этого проекта, то битва будет выиграна. — Мистер Блэйсон, хотите знать, почему я все это сделал?

— Ты уже ответил на этот вопрос.

— Нет, я не сошел с ума. Это вы неправильно пользуетесь своим разумом. Ваш метод чрезвычайно опасен.

— Откуда вы знаете?

— Я проводил те же исследования.

— Чушь. На Земле этим еще никто не занимался.

А я и не сказал, что на Земле, подумал Кейин, но вслух терпеливо произнес иное:

— Вы ошибаетесь. Ваши эксперименты совсем не новы, хорошо известно… — он не сказал, откуда, — …хорошо известно, что они могут привести к катастрофе. В ходе этих экспериментов появляются микроорганизмы невиданной прежде вирулентности.

— Ты все это придумал!

— Ничего я не придумал. Сейчас ваше открытие слишком опасно, чтобы им можно было пользоваться.

Блэйсон ничего не отвечал, и Кэйин понадеялся, что он думает не только о том, как вышибить дверь.

— Мистер Блэйсон, вы будете не первым, кто отложит в долгий ящик открытие такой важности.

— Я тебе не верю. Открывай дверь.

— Секунду. Просто подумайте о том, что я сказал.

— Открывай.

— Полсекунды. Вам все равно, что я говорю?

— Он тянет время, — проворчал полицейский. — Пора ломать дверь.

— В этом нет нужды, — ответил Кейин. — Я сам выйду. Возможно, если мы встанем лицом к лицу, вы поверите мне.

Кейин снял пиджак, рубашку и галстук, к которым так привык за последние несколько месяцев. Затем свободно распрямил мышцы и горько улыбнулся сам себе.

— Дверь открывается наружу. Отойдите.

Он повернул ключ в замочной скважине и распахнул дверь. Затем шагнул вперед.

Кейин услышал, как люди закричал от ужаса, увидел, что они остолбенели от страха. Именно на такую реакцию он и рассчитывал. Полицейский расстрелял всю обойму револьвера, но был так взволнован, что ни разу не попал, только вопил: «Это не человек. Это не человек!»

Земная гравитация была слишком сильной, чтобы Кейин мог летать по-настоящему, но, по крайней мерс, давно не расправлявшиеся крылья подняли его под потолок огромного помещения, что напугало людей и сбило их с толку. Медленно опускаясь вниз, он видел, как работники завода бешено носятся под ним. Кейин направился к выходу. Стоящий у него на пути полицейский не успел вовремя увернуться. Кейин врезался в него, и тот упал на пол. Затем второй коп замахнулся на него пистолетом. Дополнительной парой глаз Кейин увидел, что происходит, и ударом мощных крыльев откинул полицейского назад.

Затем он побежал по коридору, придавая себе крыльями дополнительную скорость. Дверь, через которую он только что пронесся, открылась снова, и просвистевшая пуля проделала дыру в крыле. Кейин едва ли почувствовал это, потому что пуля лишь прорвала перепонку.

Он выбежал на улицу.

Грохот выстрелов поднял тревогу. Приближался еще один полицейский, но, взглянув на Кейина, закрыл глаза и зашатался. Кейин отобрал у копа дубинку и ударил его по голове. Затем оттащил обмякшее тело в глубокую, чистую бетонную яму, приготовленную для какого-то опасного радиоактивного побочного продукта, которого уже явно никто не получит. В темноте ямы Кейин снял с полицейского форму. У того были широкие плечи, и одежда хорошо скрыла крылья Кейина.

Он выпрыгнул из ямы и закричал вместе с остальными. Машина, на которой приехали Блэйсон с Лимером, стояла у края двора, и Кейин забрался в нее. Он уехал оттуда прежде, чем кто-либо понял, что произошло.

Но он знал, что полицейская форма слишком приметная. В полутора километрах Кейин остановил сбитого с толку водителя грузовика, погрозил ему револьвером и через секунду уехал со вторым комплектом одежды, не таким броским, как полицейская форма. Затем включил радио и узнал, что, как он и предполагал, ориентировку на него уже разослали.

Кейин бросил машину на пустынной проселочной дороге и переоделся. Он достаточно хорошо знал человеческие обычаи, чтобы ненадолго почувствовать себя в безопасности. И отлично понимал, что полиция объявит странное существо с крыльями в национальный розыск. Долго бегать он не сможет. Кейину надо было добраться до корабля, о котором, к счастью, никто ничего не знал. Могли только подозревать, но уж точно не имели понятия, где он корабль.

Следующей ночью, все еще одетый, как водитель грузовика, Кейин ворвался на завод электроприборов и взял почти все, что ему было нужно для починки корабля.

Спустя два дня он, с запасом еды, добрался до цели. Он надеялся, что его никто не заметил, но не был в этом уверен. Кейин принялся за работу, используя земные принадлежности для временного ремонта.

Еще пару дней, и корабль сможет летать. Топлива было мало, но Кейин знал, что при желании сможет найти столько, чтобы навсегда покинуть эту планету.

И тут он понял, что не хочет улетать. За те дни, что он провел на Земле, чувство одиночества заметно ослабло. И, несмотря ни на что, люди ему понравились. Их планета никогда не займет место той, которую он покинул, но во многих смыслах Земля стала Кейину вторым домом.

Но он сделал ее непригодной для себя. Если бы он ничего не сказал и не сделал, то никто бы ничего не заподозрил, и ему можно было бы тут остаться — пока не произойдет катастрофа.

По крайней мере, катастрофу удалось отсрочить. Ночью по радио передали, что Блэйсон, получивший в драке небольшую травму, попал в больницу и временно потерял рассудок после того, что случилось. Какое-то время он не сможет восстановить то, что разрушил Кейин. Расстроенный большими убытками, Лимер объявил, что больше не собирается вкладывать деньги в завод. Таким образом, катастрофа была отложена на неопределенное время.

Хотя сам Кейин от этого ничего не выиграл. На следующий день он услышал звуки сирен и увидел, как люди обступают корабль. Кейин рад был узнать, что, несмотря на все сложности, они выследили его. В конце концов, земляне оказались не такими уж глупыми.

Он вошел в корабль и закрыл люк. Наступала ночь, и в темноте корабль под острым углом взмыл в небо. Теперь летящую звезду увидят сотни людей, но на этот раз она летела вверх.

Кейин поднялся на тридцать километров и остался на этой высоте, медленно дрейфуя. Через иллюминаторы в крыше он увидел звезду, — тут ее называли Вегой, — именно вокруг нее вращалась его родная планета. Будучи уже изгнанным с родины, он потерял и второй дом.

Внезапно Кейин понял, что одного раза вполне достаточно. Он устал убегать на другие планеты, устал заводить новых друзей, а затем делать так, чтобы они выгоняли его.

Земля стала его новым домом, поэтому он останется и будет сражаться.

Поверхность планеты внизу была каменистой и пустынной. Корабль начал снижаться. Все еще было темно, и корабль медленно и незаметно опустился на одинокий пик, где вряд ли бывают люди. Далеко внизу Кейин увидел очертания города, просвечивающие через темноту благодаря свету, отражающемуся от облаков над ним. Взглянув на поселение через нечто, похожее на бинокль, он различил отдельные огни и смог прочитать знак, гордо висевший над одним из мостов: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ХАРДЕН-ДЕЙЛ».

Кейин улыбнулся.

— Приглашение принято, — тихонько сказал он на языке, который больше не был для него чужим.

Расправив в темноте крылья, он спланировал к подножию скалы, приготовившись еще раз стать приемным сыном человеческой расы. И на этот раз, осторожно ступая в ночи, Кейин не чувствовал себя одиноким.

ПОСЛАННИК

Он знал, что где-то случились неприятности, и ему сказали, как с ними разобраться. Беда заключалась в том, что он обо всем забыл. Не мог даже вспомнить, куда ему нужно попасть.

Когда произошло нечто непредвиденное, он мчался мимо необычного белого карлика. Если бы он осмотрелся, то увидел бы, что белая звезда вот-вот взорвется, потому что знал, как выглядит потенциальная Новая звезда. Но после всех прошедших столетий он стал беспечным, и когда произошел взрыв, — маленькая звезда внезапно засветилась в миллиард раз ярче, чем прежде, — всепроникающая радиация ударила по нему с полной силой. Он летел не в корабле, который мог бы его защитить и без костюма, способного поглотить часть радиации. Его народ проделывал такое уже много тысячелетий, все началось, когда они научились двигаться в космосе, используя наполняющую его энергию.

Он потерял сознание.

А когда пришел в себя. Новая уже осталась далеко позади, в ослепительно ярком разреженном облаке светящихся атомов водорода. Новая потеряла большую часть недолгого блеска и уже не отличалась от мириад остальных звезд. Он с лихорадочной быстротой мчался к звездному скоплению в тысяче световых лет отсюда.

Он снизил скорость. Ему вдруг показалось, что далекое скопление не является местом его назначения. Тогда куда нужно лететь? Какую звезду или планету надо было найти? И в чем заключалось задание?

Кто выдал ему инструкции? Где в необъятной Вселенной находился объект, который он мог называть «домом», куда ему нужно вернуться за забытой информацией?

Он так и не вспомнил. Только с той же самой терзающей неопределенностью понял, что нужно что-то где-то сделать. А приказы надо выполнять.

Он бесцельно летал по космосу, остро ощущая одиночество. Время для него ничего не значило, поскольку его народ давно решил проблему старения. Но зато оно имело большую важность для тех, к кому его отправили, чтобы сделать… что?

Помочь? В таком случае, они уже ждут его. И не могут понять, почему он не прилетает.

Ему придется поторопиться. Поторопиться сделать то, о чем он еще даже не подозревает, но рано или поздно вспомнит.

Спустя пару веков, уже встревожившись, он начал разговаривать сам с собой, как это делают те, кто долго пребывает в одиночестве.

— Может, это вон то скопление? — с надеждой спросил он сам себя и повернул вправо. — Хотя оно не выглядит знакомым, — пробормотал он. — Но если я подлечу поближе…

Он так и сделал и увидел тысячи отдельных звезд, затем различил объекты, обращающиеся вокруг ярких дисков света, рассмотрел сами планеты и их крошечные спутники. Пока он переводил взгляд с одного космического тела на другое, разочарование медленно наполняло его. Нет, это не то место. Ни расположение звезд, ни размер или вид планет не затронули знакомую струну в его разуме. Придется полететь дальше… или развернуться.

Он оставил скопление позади. Потом его постигла точно такая же неудача, но на этот раз он особо ни на что не надеялся, поэтому разочарование было не таким острым. Но оно все равно осталось разочарованием. Время шло, и его, наверняка, с нетерпением ждали.

Через некоторое время, как надежда, так и разочарование почти полностью исчезли. Надежда превратилась в крошечную искорку, становящуюся все тусклее и тусклее по мере того, как сменялись века. Ему стало интересно, пропадет ли она совсем.

Характер его был таким, что тревогу вызывали лишь те, кто ждал его прилета с часу на час и не понимал, почему он не прилетает. Он не боялся за себя и не чувствовал пугающего одиночества, которое могло бы охватить того, кто провел в космосе столько время. Ему лишь хотелось поговорить с кем-нибудь, помимо себя.

На довольно большом числе планет он находил живых существ на разных стадиях развития, а на некоторых ему удалось обнаружить разумную жизнь. Именно после этого чувство ожидания снова набрало силу, а искорка надежды ненадолго засветилась, прежде чем угаснуть еще раз.

— Я должен найти разумных существ, — подумал он. — Но где?

Он помнил расположение космических объектов практически идеально, взрыв Новой никак на это не повлиял, и ему пришло в голову повспоминать вид планетных систем, с которыми он работал раньше. Постепенно у него в сознании сформировалась звездная карта, охватывающая огромную область космоса. Он вычеркнул на ней те места, где уже когда-то бывал. Ему нужно было найти большую иголку, его возможности были впечатляющими, вот только стог стена имел бесконечные размеры. Было невозможно определить, сколько еще пройдет веков, прежде чем он наткнется на нужную планету.

Затем его осенила еще одна мысль. Дома ведь знают, что что-то пошло не так. Пошлют ли они еще кого-нибудь, чтобы выполнить задание за него?

Он засомневался в этом, поскольку смутно понимал, что его редкие способности есть у немногих. То, что нужно было сделать, должен был сделать он и никто другой.

Прошло еще какое-то время. И однажды, когда карта у него в голове разрослась до гигантских размеров, а искорка надежды потускнела так, что ее уже почти не было видно, вдалеке он заметил галактику, показавшуюся знакомой.

— Вот она! — закричал он. — Вот она!

Искорка вспыхнула, а потом разгорелась ярким пламенем, пока он несся к этой галактике. Это было линзовидное скопление с двумя небольшими спиральными рукавами, состоящими из пары миллионов звезд, эта картина, в целом, не особо отличалась от миллионов других галактик, мимо которых он пролетал за все эти века. По для него, столь отчаянно ищущего нужное место, эта галактика была уникальной. Той самой. Он пролетел по ее рукавам и перестал сомневаться. Нужная звезда была небольшой, желтоватой и находилась далеко от центра галактики. Вокруг этой звезды образовалась довольно необычная планетная система, которую он сразу узнал.

Он так долго ее искал. Его послали на третью планету с единственным спутником. Послали, чтобы он, наверное, помог ее обитателям. Но как?

Найдя нужную планету, он решил одну проблему. Но это не приблизило его к решению второй — зачем его сюда послали?

На этом шаре из земли и воды была жизнь, много жизни, как растительной, так и животной. И, не сильно искажая правду, можно было сказать, что тут жили и разумные существа. Они воздвигли города, проделали в горах туннели и кое-где изменили внешний вид планеты. Его послали именно к ним.

Смутные воспоминания о том, что надо быть осторожным, удержали его от необдуманных действий.

— Если они увидят меня, то лишь испугаются, — подумал он. — Прежде чем я покажусь им, надо все разузнать. Может, это напомнит мне, что я должен сделать.

Первым делом нужно было опуститься на поверхность. Выбрав темную сторону планеты, закрытую от солнца собственной массой, он уменьшил свое тело и отдался во власть гравитационного поля. Время от времени приходилось искусственно снижать скорость, чтобы не загореться в атмосфере и не привлечь внимание ее обитателей. В трехстах метрах над поверхностью, он полностью остановился, зависнув над городом и думая, куда лучше сесть.

В воздухе рядом с ним что-то прожужжало, мигая разноцветными огнями. Он метнулся вниз и вбок. Затем опустился на землю в том месте, где не было городских огней.

И оказался рядом с тускло освещенным шоссе. По нему двигались небольшие металлические механизмы, рассеивающие тьму перед собой. Взглянув сквозь металл на существ внутри, он странно встревожился. Да, его послали к ним.

Быстро изменив форму тела и воссоздав одежду, на вид он стал одним из них и пошел вдоль дороги. Машины проезжали мимо, окидывая обочину светом фар. Ни одна из них не остановилась, но зато у него было время забраться в разум здешних существ и почитать их мысли.

То, что он обнаружил, оказалось не очень приятным. Среди всех чувств, контролирующих поведение людей, отчетливее всего был страх. Страху сопутствовали ненависть, зависть, жадность, тревога и вина. Как ни странно, в разумах людей также ощущались надежда и привязанность друг к другу, но плохие чувства все же превалировали. Существа, несомненно, нуждались в помощи.

Однако, это совсем не помогло ему понять, что он должен сделать. Он смутно вспомнил, что разрабатывать глобальной решение этой проблемы не являлось его задачей. Ему нужно было сделать что-то простое, что-то…

Двое человек поджидали кого-то в кустах на обочине, либо его, либо какого-то другого неосторожного пешехода. Он почувствовал их еще до того, как первый встал прямо перед ним с сигаретой в руке и тем, что должно было походить на заискивающее выражение его грубого лица.

— Огонька не найдется, дружище?

Второй внезапно напал на него сбоку и обхватил шею рукой, затем стал давить предплечьем на горло. Первый замахнулся и ударил «пешехода» кулаком в лицо.

Оба нападавших тут же завопили от ужаса и боли. Кулак первого и руку второго объяло пламя. Грабители резко развернулись и побежали со всех ног, словно пытаясь удрать от самих себя.

Он не собирался причинять им боль, но они сами выбрали себе наказание. Возможно… нет, так тоже нельзя было делать. Он прилетел сюда не для того, чтобы наказывать.

Он пошел дальше и вскоре оказался в городе.

Человек в голубой форме подозрительно взглянул на него и хрипло приказал двигаться дальше.

— Я и двигаюсь, — любезно ответил он.

— Не умничай, — сказал человек в голубой форме и погрозил дубинкой.

Он не обратил внимания на дубинку и продолжал идти в сердце города.

То, что он увидел, только подтвердило впечатление, полученное из мыслей мужчин и женщин, проезжавших мимо на него на машинах. Большую часть их сознания захватывали постыдные и нечестивые чувства, вызванные эгоизмом и низменными желаниями. Те, кто его видели, казалось, понимали, что он не из этого мира, и шли к нему с единственной целью — воспользоваться его невежеством. Мужчины говорили с ним, цедя слова уголком рта, и предлагали какие-то сделки. Женщины торговали собой.

— Взгляни, Мак, это отличная дурь, видишь? Только что привезли…

— Хотите увидеть кое-что интересное, мистер?

— Могу дать тебе адресок, дружище.

— Хотите отлично провести время?

Планета была больна. Его отправили сюда, чтобы он ее вылечил?

Он оказался на одной из широких, ярко освещенных улиц. Повсюду блестели огни, привлекая внимание прохожих. Большие афиши рекламировали то, что происходило в увеселительных заведениях.

Он вошел в одно из них.

— Эй, где ваш билет, мистер? — окрикнул его изумленный контролер.

Но что-то не позволило ему выскочить из кабинки и побежать за безбилетником.

Он потерялся в темноте и уставился на экран. Там, в краткой и яркой форме, была представлена жизнь планеты. Женщины в купальных костюмах нырнули в бассейн и сымитировали своими телами чувственные лепестки раскрывающейся розы. Какое-то небольшое животное прыгнуло через обруч и полезло по лестнице. Группы мужчин сражались за обладание предметом, который периодически подбрасывали ногами в воздух. Старик с мрачным видом выступал перед микрофоном. Затем фильм показал то, чем, в основном, занимаются на этой планете: убийством ее якобы разумных обитателей. На экране взрывались бомбы, падали самолеты, ряды отчаянных людей бежали навстречу своей смерти.

Что-то промелькнуло у него в голове. Он уже почти вспомнил. Вот для чего его послали сюда.

Усилием воли он сделал так, что экран перед ним исчез. Теперь он был на самом поле боя.

В реальности все оказалось хуже, гораздо хуже, намного хуже. Слышались не только выстрелы огромных орудий, но также стоны и вопли раненых, вздохи умирающих. Тут были не только ужасающие зрелища и звуки, но еще и запахи смерти — резкая азотная вонь взрывчатки, тяжелый серный дым горящего топлива, тошнотворное амбре пота и разлагающейся плоти.

От взрыва мины образовалось облако дыма, и двое упали на землю. В ответ на это танковая пушка, сверкнув огнем, выплюнула снаряд, и половина минометного расчета разлетелась на ошметки мяса. Казалось, этот смертоносный диалог не собирался завершаться. В следующую секунду разорвалась бомба, сброшенная с низко летящего самолета, и танк перевернулся набок, став кучей дымящегося металла.

Он, наконец, понял, зачем его сюда отправили. Понял, что должен сделать.

Он вырвал из танка длинную пушку. Затем придал стволу из крепкой стали форму, которую она никогда не знала раньше, согнул так, что теперь пушка будет издавать звук, успокаивающий души тех, кто его услышит. Он зарядил инструмент энергией своего разума, чтобы разослать голос во все далекие уголки охваченной болезнью планеты и не оставить ни одного человека глухим к величественной мелодии.

Приложив импровизированную трубу к губам, Гавриил издал звук, которого так долго ждала планета.

Возвещение Страшного Суда.

ГОЛЛИВУДСКАЯ ПРИВЫЧКА

Роджер Аптон был последним, кого я ожидал увидеть в Голливуде, и даже когда до моих ушей дошел слух о его приезде — просто обычный слух, поскольку Роджер не был достоин широкомасштабной кампании — поначалу я не поверил этому.

Я знаю Роджера уже давно, со дня поступления в колледж. Он всегда презирал то, что некоторые называют привлекательностью, предпочитая свою тихоню Бетти более популярным девушкам, которые хотели бы с ним встречаться. Позже, став известным актером, Роджер никогда не ходил в ночные клубы и не бывал в центре скандалов, регулярно случавшихся в Городе Ангелов.

Судя по всему, его любимым времяпрепровождением было собирать что-нибудь в мастерской, которую он оборудовал у себя в гараже, или проводить эксперименты в лаборатории, построенной чуть позже, когда у него появились на нее деньги. Из всех известных актеров, Роджер меньше всего походил на одного из них.

Вот почему я так удивился, когда узнал, что слух о его возвращении в город правдив.

Не могу сказать, что мне так уж понравилась его новая жена. У тихой, доброй и покорной Бетти были мышиного цвета волосы, задумчивое личико, и, когда она входила в комнату, то всегда оставалась частью фона. В новой жене не было ничего задумчивого, и она не была фоном. Она вела себя громко и развязно, ее волосы определенно притягивали взоры. Когда новая жена смеялась, что происходило довольно часто, можно было не сомневаться, что ей весело. Она являлась полной противоположностью Бетти.

Одной из хороших черт характер Роджера являлось то, что с ним всегда можно было говорить начистоту.

— Она тебе не нравится, не так ли, Джим?

— Это не мое дело, но Бетти мне нравилась больше.

— Как и мне, — согласился Роджер. — Много лет. Но когда приходиться жить с женщиной под одной крышей столько времени, такие, как Бетти, начинают надоедать. — Он сказал это весьма прохладным тоном. — Вот я и решил, что мне нужно некоторое разнообразие.

— Ну, ты добился своего, — ответил я. — Как к этому отнеслась Бетти?

— Лучше, чем ты мог бы подумать. Не стоит о ней беспокоиться.

Затем Роджер сменил тему и показал мне новый двигатель, который недавно собрал у себя в гараже. Не считая жены, он совсем не изменился.

С этой женой он развелся через два года. Третьей стала легкомысленная платиновая блондинка, от которой он устал меньше чем за шесть месяцев, потом была брюнетка с оливковой кожей, следом еще одна рыжая, только с менее яркими волосами, и, наконец, вторая блондинка с локонами приятного лимонного цвета. Если Роджер хотел разнообразия, то он его добился.

Во всем другом он оставался достаточно скучным и флегматичным, но когда дело доходило до смены жен, тут он был голливудским на все сто процентов. Однако, я с радостью узнал, что Роджер потихоньку менял свои брачные традиции. Играя только второстепенных персонажей, он не получал той публичности, которая сделала бы ситуацию неприятной. Желтая пресса узнавала о его разводах и новых браках только после того, как они происходили, а к этому времени новости становились старыми и неинтересными.

За это время — на все пять новых жен ушло не более шести лет — я видел Роджера очень редко и то лишь по паре часов. Мне всегда хватало одного взгляда на его нынешнюю супругу. Ни одна из них не была в моем вкусе. Мне даже стало интересно, были ли они в его вкусе.

Когда я приехал в город на пару дней, Роджер уже был с женой под номером шесть, снова брюнеткой.

На этот раз он казался более одиноким, чем обычно, — очевидно, ни одна из этих женщин не могла составить такую хорошую компанию, как Бетти — и он пригласил меня переночевать у него.

За ужином я осознал, что смотрю на новую жену несколько дольше, чем требовала вежливость. В ней было что-то странное, и на то, чтобы разобраться в этом, у меня ушел целый час. Она не была ни тихой и скромной, как первая, ни громкой или нахальной, как некоторые другие. Но ее манера речи казалась мне знакомой, а лицо, жесты и каждое движение напоминали…

Это была вторая Бетти. Чуть постарше, пожестче, но еще далеко не испорченная. Некоторые психологи говорят, что мужчина всегда влюбляется в один и тот же тип женщин. Последние шесть лет жены Роджера не соответствовали этому правилу. Но, кажется, правило преследовало его все это время и, наконец, настигло.

Я ничего не сказал об этом Роджеру. Но, думаю, его жена заметила, что я постоянно смотрю на нее, и у нее в глазах появилось выражение растерянности.

Мне не представилась возможность толком поговорить с ней. Те немногие минуты, что мы были одни, она болтала о всяких пустяках, как и большинство из нас, когда мы плохо знаем собеседника. Однако, даже если бы она спросила меня, в чем дело, я бы не признался, что пришло мне в голову.

В следующий раз я приехал в город только через год. Этот год стал плохим для Роджера, потому что его имя исчезло из титров всех новых кинокартин. По какой-то голливудской причине Роджер утратил популярность, и, кажется, его актерская карьера начала подходить к концу.

Именно в таких обстоятельствах человеку больше всего нужен друг, и я позвонил ему на следующий день. Роджера не оказалось дома, но его новая жена пригласила меня к ним. Ей очень хотелось со мной поговорить.

На этот раз она напомнила мне Бетти еще сильнее, чем прежде. Судя по всему, себя она тоже напоминала Бетти, поскольку с типичной для Роджера прямотой спросила:

— Я похожа на Бетти?

— Очень, — ответил я.

— Я двигаюсь и действую, как она, не так ли? — спросил жена Роджера.

Я нервно кивнул. Мне не хотелось обсуждать это, но я знал, что пытаться менять тему разговора бесполезно.

— Пожалуйста, скажите, а других жен Роджера я тоже напоминаю? — Этот вопрос меня просто обескуражил.

— Вовсе нет, — успокоил я ее. — Другие жены отличались от вас и друг от друга, как все женщины — они были разными во всем.

— Во всем? Вы, правда, так считаете? Мне показалось, у нас одинаковый рост и вес.

— Мне об этом ничего не известно, — уклончиво ответил я.

— Зато я в этом уверена, — сказала жена Роджера. — Я могу носить их туфли. Кстати, вы хоть раз были в нашем доме за последнюю пару лет? Видели лабораторию Роджера?

Я покачал головой, и девушка провела меня в лабораторию. Насколько я мог судить, лаборатория была отлично оборудована, но я не знал предназначения большинства устройств. На полках лежало множество книг по техническим аспектам биохимии и клинической психиатрии. Меня это даже впечатлило. Роджер оказался не таким уж дилетантом, каким я его себе представлял.

Однако, единственным, по-настоящему странным, был толстый слой пыли, покрывающий все реагенты и книги.

— Что случилось? — спросил я. — Роджер потерял интерес к экспериментам?

Девушка кивнула.

— Причем, я думаю, навсегда. Скорее всего, он больше не будет проводить тут время.

— Почему?

Жена Роджера не стала отвечать прямо.

— Понимаете, — начала она, — я должна вам кое-что рассказать. То, о чем не знает даже Роджер. Временами я вспоминаю нечто очень странное.

Я пробормотал какую-то чепуху. Я не очень-то хотел, чтобы она делилась со мной тем, о чем не рассказывала мужу.

— Кажется, я помню то, что случалось с другими людьми, — продолжала жена Роджера, словно то, что я сказал или не сказал, не имело никакого значения. — Например, с Бетти. И с остальными женами Роджера. Будто я была всеми этими женщинам.

— На вашем месте, я бы… — начал я.

— Не нужно советовать мне обратиться к психиатру. Я сама собиралась пойти к доктору, пока не поняла, что мне это не чудится. Я действительно была всеми этими женщинами.

Я застыл на месте, а потом попятился назад. Тем, кому кажется, что они кто-то еще, обычно не позволяют долго разгуливать на свободе.

— Не глупите, — заметив, что я испугался, сказала жена Роджера. — Неужели вы боитесь меня?

— Нет, но…

— Я действительно помню то, что происходило с другими. Я могу рассказать вам, что они делали, и куда ходили.

— Вы могли узнать об этом у Роджера, — напомнил я.

— Напротив, — покачала она головой. — Роджер никогда не говорил о своих бывших женах. Как и никто другой. Ни соседям, ни друзьям Роджера не разрешалось близко знакомиться с его женами. Или, скорее, знакомиться со мной, пока я была в другом теле. То, что я помню, — это мои воспоминания.

Я не собирался с ней спорить, было очевидно, что это все равно ничего бы не изменило.

— Вы все еще не можете поверить в то, что сделал Роджер, не так ли? — спросила жена Роджера. — Все еще не верите, что он столько раз так сильно менял мою внешность?

— Для этого мне не хватает доверчивости, — ответил я.

— Тем не менее, это действительно так, — настаивала она. — Роджеру нужно было только дать мне дозу гормональной смеси, чтобы изменить мое лицо и фигуру. А что касается цвета волос и кожи, тут все еще проще.

— Не знаю, насколько это просто, — сказал я, — но вы, кажется, верите, что изменялись не только внешне, но и внутренне. И, переходя от одной — назовем это воплощением… от одного воплощения к следующему, вы теряли и получали наборы воспоминаний.

— Разве вы не знаете, что гормоны меняют и личность? А что касается второго вопроса, старые воспоминания стереть достаточно просто, — сказала жена Роджера. — Электрошоковая терапия отлично справляется с этим, особенно в комбинации с лекарствами. А когда дело доходило до получения новых воспоминаний… это происходило постепенно. Например, в последний раз, я в первую очередь вспомнила, что у меня была амнезия. По крайней мере, так сказал мне Роджер. А он знает о психологии достаточно много, чтобы я поверила ему, когда он рассказал мне о том, что, наверное, случилось.

— Вас послушать, так все это кажется вполне вероятным, — признал я. — Но вы все еще не убедили меня.

— О, я и не ожидала сделать это за пару минут.

— Я не могу представить, зачем Роджеру делать нечто подобное, — сказал я.

— На то есть несколько причин, и, по меньшей мере, две из них весьма разумные, — улыбнулась жена Роджера. — Разумеется, когда эта мысль осенила меня, я посвятила ей много времени. И решила, что первая причина — финансовая. Роджер хотел бурную жизнь, но такую, чтобы за нее не пришлось много платить. Можете представить, какого платить алименты шести женам? Гораздо дешевле было не разводиться со мной и, время от времени, превращать меня в девушку, которая ему понравилась бы в данный момент.

— А вторая причина?

— Думаю, — медленно сказала жена Роджера, — я действительно нравилась Роджеру, и он не хотел меня потерять. Таким образом, он мог… ну, убить двух зайцев одним выстрелом.

Она замолчала, и я уже собрался уходить, как вдруг она заговорила снова.

— Он не перестает думать о том, как жестоко поступил со мной. Всякий раз, когда Роджер уничтожал мою прежнюю личность, я переживала смерть. — Жена Роджера внезапно стала казаться старше. — Умирать слишком часто — не очень хорошо.

— А потом снова стать такой же, как и в самом начале…

— Да, — согласилась она. — Это тоже пошло не по плану. Роджер не понимал, что, со временем, его методы потеряют эффективность, и воспоминания прежних воплощений смогут достучаться до моего нынешнего сознания.

— Если ваши рассуждения верны, он здорово просчитался, — сказал я. — Однако…

Кто-то открыл входную дверь ключом.

— Роджер! — воскликнул я и посмотрел на его жену.

Она снова улыбнулась.

— Не Роджер, — сказала она. — Кстати, я не рассказала вам о своем новом муже. Познакомьтесь с Ральфом, — представила она вошедшего.

Я уставился на Ральфа и машинально покачал головой. Даже после того, что она рассказала, я бы не поверил, что это возможно. Я был уверен, что это Роджер, хотя с первого взгляда мне показалось, что нет. Девушка тоже знала это. Только Ральф ничего не знал.

— Что хорошо для гусыни, — сказала она, — то подойдет и для гуся.

— О чем ты, дорогая? — умиротворенно спросил Ральф, гораздо более безмятежно, чем это сделал бы Роджер.

— Ничего особенного, — ответила его жена. — Я просто рассказывала о том, как мы счастливы. Мы, действительно, очень необычная пара, Ральф. Мы с тобой не верим в глупую голливудскую привычку постоянно менять жен или мужей, не так ли, дорогой?

МЕЖПЛАНЕТНЫЙ БЕЙСБОЛ

На нашей планете мы были чемпионами мира. А здесь, подумал Хэк Сойер, мы даже не можем одолеть команду любителей. Или, как сказал Гэсхаус Гэрсон, сейчас ожидающий своей очереди и размахивающий пятью битами, словно зубочистками: «Надо было оставаться в постели… на Ойте».

Он прав, подумал Хэк, склонившись над «домом». Взять, к примеру, меня. Я отлично себя чувствую. Ключица меня не беспокоит, колено больше не выкидывает свои фокусы, а травмированная рука перестала болеть. Для тридцатидвухлетнего старика, я в отличной форме. А если бы у меня были проблемы с глазами, то мимолетный взгляд на ту девушку быстро излечил бы их. Но я все равно не могут попасть по мячу. Я возглавляю лигу два года из трех, а когда у меня плохой сезон, как предыдущий, я опускаюсь не ниже триста сорок седьмого места — и все равно не знаю, что нужно сделать с мячом, чтобы добраться до базы на этой парковочной площадке-переростке!

Питчер вражеской команды начал делать замах. Хэк присел еще ниже и напряг мышцы. Когда мяч покинул руку питчера, краешком глаза, высоко над полем, он увидел одну из тех слабых вспышек, которые тут периодически сверкают. В следующее мгновение мяч был уже рядом с ним.

Подача была прямой, высокой и не очень сильной, и Хэк отлично попал по мячу. Раздался громкий треск, отчетливо слышимый даже в разреженном воздухе этого безумного места, и мяч пролетел почти сотню метров по тому, что казалось прямой линией, уходящей в небо, прежде чем слабая гравитация начала искривлять его траекторию. Он достиг верхней точки полета метров через двести пятьдесят и принялся медленно падать. На трехсотпятидесятиметровой отметке мяч сделал то, что неоднократно делал прежде — отскочил от стены и запрыгнул в ждущую его перчатку. Перчатку девушки, отметил Хэк. Он бросил биту — ему так и не удалось привыкнуть к тому, как медленно она падала и удрученно вернулся на скамейку.

Когда принимающий поймал мяч, раздались редкие аплодисменты. Хэку раньше никогда не доводилось видеть таких вежливых зрителей. Почему они ничего не прокричали? Толпа смотрит, как любители побеждают чемпионов мира, подумал он, а слышно только: «Хорошо сыграно, старик». Это называется марсианской сдержанностью. Лучше бы они посмеялись надо мной. Может быть, тогда я бы разозлился и нашел в себе силы ударить, как следует.

Бьющий следующим Гэрсон выбрал биту и пошел к «дому».

— Если он доберется до базы, это будет чудо, — сказал кто-то.

— В этой игре нельзя рассчитывать на чудеса, — заметил Чарли Марке, получивший за двадцатилетнюю карьеру менеджера прозвище Добряк, подобно тому, как какого-нибудь толстяка могут звать Стройняшкой. — Иди на поле и отбей мяч. Только так можно добраться до базы.

— Мы без проблем попадаем по мячу, Добряк, — ответил Чак Малевски, третий принимающий. — Возьмем для примера Хэка, он каждый раз прикладывается к мячу.

— Но отбивает не туда.

— Нет никаких «не туда». Мяч улетает так высоко и опускается так медленно, что принимающие могут успеть поесть, прежде чем поймать его. Или он отскакивает от стены. Да в настоящей игре такие мячи никто бы не поймал. Его чистые ауты.

— Значит, бейте так, чтобы мяч летел мимо них. Взгляните на наших противников. Они не так уж и плохи. Четыре рана в пяти иннингах. Даже Джонни не смог ничего поделать. А еще говорят, что Джонни наш лучший питчер. — Здоровяк Джонни Кирк явно не обрадовался тому, что его втянули в разговор.

— Даже та девчонка сделала хит, когда он бил.

Посмотрев, как мяч пролетел мимо него, Гэрсон яростно ударил по земле и смутился, когда бита неожиданно подлетела в воздух.

— Если хочешь убрать меня с поля, Добряк, я не стану возражать, — сказал Джонни Кирк.

— Убрать тебя? И кем заменить? Виком? Он закручивает мяч, но воздух тут такой разреженный, что толку от этого нет. Мощная подача Лу нам пригодилась бы, если бы он мог направить мяч туда, куда хочет. Но низкая гравитация не позволяет этого сделать. Нет, Джонни, мне нужен тот, кто контролирует удар. Это ты.

— Сегодня я часто мажу.

— Последние два иннинга все было не так уж плохо. Только один ран. Проблема в том, что мы не можем сделать хит.

Стоящий с битой Гэсхаус посмотрел на еще один пролетающий мимо мяч, по которому он снова не смог попасть, и встал в другую стойку.

— Гэсхаус пытается срезать, — сказал второй принимающий Корбин. — Но кто будет ловить мяч?

— Оставь его в покое, — проворчал Добряк. — От того, что вы отбиваете, толку все равно никакого.

Мяч полетел к «дому», и Гэсхаус подставил биту. На Земле это был бы хит. Тут на это даже надежды не было. Мяч не покатился, а отскочил в руки вражескому питчеру, начавшему разворачиваться еще до приема мяча, и тот добросил его до первой базы. У Гэрсона не было шансов. Более того, делая длинные шаги, он пробежал первую базу и не сумел быстро повернуться в воздухе, чтобы вернуться.

Гэсхаус сел на скамью в плохом настроении.

— Все было бы хорошо, — проворчал он. — Только до базы слишком далеко.

— От питчера до «дома» тоже далеко, — ответил Джонни Кирк.

— Что за дурацкое солнце, — пробурчал левый принимающий Фил Маньо. — Света от него так мало, что большую часть времени забываешь, что оно есть. Но если случайно взглянешь на него, оно ослепляет не хуже, чем на Земле.

— А еще эти отблески от метеоров, — добавил Гэсхаус. — Из-за них трудно сосредоточиться на мяче.

— Кончайте ныть, — сказал Добряк. — С солнцем и метеорами мы ничего не можем поделать. Еще тут слишком большое поле, а воздух такой разреженный, что почти не замедляет мяч. Поэтому мощную подачу отбить тут гораздо сложнее, чем на Земле. А после удара битой мяч может вас убить, если не успеть приготовиться. Только не начинайте жаловаться на размер поля. Этого мы тоже не изменим, к тому же такие трудности у обеих команды. Просто зарабатывайте хиты, как это делают наши противники.

Малевски быстро вышел на поле, отбил мяч влево и посмотрел, как тот отскакивает от стены прямо в руки принимающего.

Марсианская команда выбежала на поле с поднятыми руками. Команда с Земли медленно удалилась.

Самая красивая бейсболистка, которую я когда-либо видел, проходя мимо этой девушки во второй раз, подумал Хэк. Вот бы…

— Отлично ловишь, — сказал он вслух.

— Спасибо, но это ерунда. — Девушка слегка покраснела. — Если мяч отскакивает от стены, так даже проще.

— Только не для нас, — ответил Хэк.

— Это потому что вы не привыкли к марсианским условиям. Вы должны были прилететь за неделю до игры. Если бы ваш корабль не задержался, у вас не возникло бы трудностей, и это мы бы оказались в незавидном положении.

Как вежливо, подумал Хэк. Они все такие вежливые. Я уже неуверен, что мы играем в бейсбол. Хотя, думаю, тут дело не только в вежливости. Возможно, я спятил, но мне кажется, я ей нравлюсь.

Улыбнувшись напоследок, девушка ушла, и Хэк не смог не взглянуть ей вслед.

В ее походке есть что-то такое, чего я раньше никогда не видел. Может, причина в низкой гравитации. Тут легче держать осанку. Или так кажется потому, что Земля далеко, и тут нет ничего, что давит на нас там. Марсианские женщины… они ходят так гордо, как когда-то должны были ходить земные королевы.

Теперь они передавали мяч по кругу, и прямо на глазах Хэка он ушел от второго принимающего Кена Краво. Мяч спланировал в середину поля, где Хэк поднял его и бросил обратно. Кен был отличным принимающим, практически не допускающим ошибок. Но он просто еще не подстроился. Его рефлексы привыкли к земным условиям, где мяч летел на тебя не по прямой, как здесь. На Земле мышцам всегда приходилось бороться с мощной гравитацией, и они не знали, что делать, когда притяжение ослабевало, как это происходит на Марсе. Кен потерял уверенность в себе, это можно было заметить по тому, как он ходил.

Вне зависимости от того, что говорил Добряк, размеры поля имели значение. Они замедляли игру, нивелировали быстроту рефлексов и силу мышц, а также давали преимущество местной команде, прекрасно приспособленной к марсианским условиям.

Когда отбиваешь мяч слабо, он все равно поднимается очень высоко, давая принимающему кучу времени. А если прикладываешься со всей силы, мяч отскакивает от стены прямо в руки.

Стена, подумал Хэк, это единственное, что отличает нас от них. Мы бьем гораздо сильнее, и если бы не стена, мы бы просто выбивали мяч за пределы поля. Но стена не позволяет этого сделать. Она очень крепкая, раз стоит без поддержки и уходит далеко вверх. Закрывает все поле, как огромное яйцо. Будто какой-то гигант разрезал скорлупу надвое и накрыл бедных жучков, бегающих внутри.

Прошу прощения — два яйца. Одно в другом. Метеориты сгорают, когда ударяются во внешнюю оболочку. Даже если они пробивают в ней дыру, то замедляются так сильно, что внутренняя всегда задерживает их. А менее чем через секунду пробоина запечатывается. Очень умно. Интересно, из чего сделаны оболочки? Уж точно не из стали или любого другого известного нам металла, потому что скорлупа совершенно прозрачная, словно ее и вовсе нет. Вероятно, какой-то металлический пластик. Он держит воздух внутри и не дает ему рассеяться по всей поверхности Марса. Жаль, что стадион построили отдельно, вместо того, чтобы сделать частью ближайшего города, но таковы были строительные планы. Интересно, победа местной команды тоже есть в этих планах? Инженеры заглядывали так далеко?

Вражеский питчер стоял в зоне «дома». Бьющий был более чем в двухстах метрах от середины поля, где находился Хэк, но тот узнал напарника по команде, поскольку обладал отличным зрением. Джонни Кирк, по-видимому, вернул себе часть уверенности, он выбивал страйк за страйком. Третью подачу бьющий пропустил. Следующий мяч он отбил прямо в Малевски, тот вытянул перчатку, остановил мяч, полсекунды пожонглировал им, а затем поймал в отчаянном прыжке, пока мяч медленно опускался на землю.

Следующей на поле вышла девушка. На табло высветилось «К. Блэйк». Если бы чемпионы вообще подумали об этом, то предположили бы, что «К» значит Карл, либо Каспар. То, что «К» было сокращенным от Кэй, для большинства из них стало неприятным сюрпризом.

Впрочем, не для Хэка. По крайней мере, не сразу. Ему нравилось, как девушка выглядела и как ходила. Тогда он впервые подумал, что она просто создана для него. Хотя на тот момент Хэк еще не знал, насколько хорошо девушка играет в бейсбол.

Он начал понимать это, когда она впервые поймала мяч, отскочивший от стены, и догадка подтвердилась после того, как она взяла в руки биту и запустила мяч точно между второй и третьей базой. С пониманием этого отношение Хэка к девушке изменилось не в лучшую сторону, он даже почувствовал негодование. Я не представляю себя, игрока центра и ведущего бомбардира лиги, встречающегося с девушкой, которая играет лучше меня. А пока что на ее фоне мы все кажемся просто мартышками.

Например, взгляните, как она переигрывает Джонни. Он бросает метко, едва не выходя за пределы страйк-зоны, но у нее острый глаз, и она не размахивается. Девушка считает до трех, и все. Джонни придется показать ей свой лучший бросок. Он так и сделал! Она замахивается… и отбивает мяч!

Мяч перестал подниматься, пролетая над головой Корбина. Тот мог бы поймать его, если бы быстро прыгнул за ним, но он еще привык к тому, что на Марсе можно прыгать очень высоко, и не подумал об этом, пока не стало слишком поздно. Хэк увидел, что мяч летит к нему, и понял, что на таком расстоянии на Земле он пару раз подпрыгнет, прежде чем доберется до него. Но это не Земле. Я еще успею, если побегу прямо сейчас.

Хэк побежал еще до того, как закончил мысль. Бегают тут, сильно наклонив корпус вперед и толкая себя ногами вперед, а не вверх. Если позволишь себе подняться в воздух, то пройдет довольно много времени, прежде чем ты снова окажешься на земле, в итоге получится, что двигаешься медленно и скачешь, как кенгуру. А если держаться поближе поверхности, можно толкать себя вперед.

Хэк был уже недалеко, когда мячу осталось лететь всего несколько метров, и он отчаянно прыгнул. Его перчатка оказалась под лошадиной шкурой — иногда мяч все еще так называли, хотя теперь его всегда делали из пластика — как раз перед тем, как тот коснулся земли, затем Хэк проехался лицом по траве, а с трибун донеслись осторожные аплодисменты.

Вдохновленный приемом Хэка, Джонни Кирк обыграл следующего кэтчера и заработал пятый страйк за игру. Потом настала очередь чемпионов бить по мячу. Хэк воспользовался этим и улучил момент снова поговорить с Кэй.

— Отличный прыжок, — сказала она так, будто порадовалась этому. — Ты лишил меня хита.

— Ты поступила со мной точно также, — сказал Хэк.

— Я не сделала ничего особенного. Мы никогда не видели подобной игры на поле.

Да, подумал он, когда сел. Я непременно хотел бы почувствовать, что мы играем, как чемпионы мира, как это должно быть. Если все и дальше пойдет так, мы будем играть красиво, но все раны заработают они.

Впрочем, в первой половине седьмого иннинга начало казаться, что все меняется. Левый полевой игрок Фил Маньо вышел первым и добежал до базы. После него первый принимающий Боб Портер отбил мяч, который должен был стать легким аутом для марсианского принимающего. У него в перчатке словно была дыра, потому что мяч каким-то образом выкатился из нее и оказался на поле. Фил побежал к третьей базе. Боб взял вторую.

Следующим вышел Джонни Кирк и быстро отбил мяч.

Еще два аута, подумал Хэк, когда следующий бьющий Корбин медленно зашел на позицию. Лучшего шанса у нас не будет.

Добряк, согласившись с ним, приказал отбить мяч, как можно дальше.

Корбин яростно замахнулся при первой подаче.

Мяч направился прямо к середине поля. Он летел не так быстро и высоко, как после удара Хэка, и девушке пришлось бежать, чтобы успеть за мячом. Но сейчас он медленно перелетел через нее, ударился о стену рядом с землей и отскочил так, что поймать его было невозможно. Осталось два рана, с ликованием подумал Хэк.

Но Кэй двигалась быстро. Она схватила мяч, резко развернулась и бросила его прямо на третью базу. Один раз отскочив от земли, он добрался туда, и Корбин, готовившийся бежать на вторую, рванулся обратно.

Краво получил несколько страйков и заработал право бежать, а де Филиппо после него записал на свой счет двойной аут.

Марсиане потерпели неудачу в своей половине седьмого иннинга, и Хэк первым вышел в восьмом.

— Бей низко, — сказал Добряк. — Если мяч будет долетать до внешней части поля после отскока, ты успеешь добежать до базы.

Хэк кивнул и встал на позицию. Первый мяч пролетел вне зоны. Второй метил на страйк, летя чуть ниже высоты плеча. Хэк ударил по нему, и тот, как молния пролетел мимо второй базы. Мяч двигался по идеальной прямой. Хэк не мог не подумать, что на Земле снаряд упал бы на землю и отскочил бы еще до аутфилда. Но мяч летел на высоте колена, когда Кэй немного наклонилась и поймала его.

Гарсон заработал право бежать. Малевски отбил один мяч, и принимающий соперников поймал его после отскока от стены. Фил Маньо, пытаясь бить низко, как приказал менеджер, запустил мяч в землю прямо перед питчером. Мяч перелетел через голову последнего и оказался в руках принимающего, который бросил его на первую базу и заработал аут.

Еще один иннинг, подумал Хэк. Последний шанс. Мой последний шанс. Она мне нравится, но если мы проиграем, я не буду с ней встречаться, будь она хоть последней девушкой на Земле и Марсе. Никакой мужчина не захочет, чтобы его жена была лучшим центровым, чем он сам.

Жена? Кажется, я спятил, раз думаю о женитьбе. Прямо в разгар игры. Только вот я не могу предложить ей выйти за меня, если мы проиграем, так же, как обычный парень не может просить руки богатой девушки. У мужчин, особенно у бейсболистов, есть гордость.

Марсиане выиграли свою половину восьмого иннинга, и это усугубило уныние Хэка. К тому же, это Кэй заработала хоум-ран.

Начало девятого, подумал Хэк. А они на три рана впереди.

Портер, который должен был выйти первым, вопросительно посмотрел на Добряка.

— Хочешь, чтобы я бил низко. Добряк? Я вроде как начинаю понимать, как играть при низкой гравитации.

— Слишком поздно, — покачал головой Добряк. — Если бы у нас была недельная практика, все было бы по-другому, но если сейчас попытаешься разобраться, как махать битой, то совсем запутаешься. Словно сороконожка, обдумывающая, с какой ноги ходить. Выкинь из головы все мысли, выбирай хорошие подачи, и бей так хорошо, как только можешь.

— Понял. Сделаю.

Портер замахнулся на второй подаче. Мяч высоко поднялся, отскочил от стены в левой части поля и приземлился в перчатку принимающего.

— Отличный удар, — похвалил Добряк. — Но эта чертова стена… — Кирк взглянул на него, и тот добавил. — Пока посиди, Джонни. Пора выпускать запасного бьющего.

На поле вышел Фрэнк Поппер. Он вернулся с белым лицом.

— Прости, Добряк. Тот парень не умеет подавать. Не знаю, почему я позволил ему сделать это со мной.

— Это моя вина, — сказал Добряк. — Я должен был понять, что сидя на скамейке, ты не поймешь, как тут нужно бить. Надо было оставить Джонни. По крайней мере, он уже успел попрактиковаться. — Менеджер кивнул Корбину. — Ладно. Твоя очередь.

Корбин поразил всех, когда сумел ударить так, что мяч отскочил от земли и пролетел между первой и второй базой. Это первый раз, когда чемпионам удалось пустить мяч с отскоком, и Корбин добежал до второй, прежде чем принимающий соперников успел догнать и поймать мяч.

— Если бы он сознательно пытался так ударить, у него бы ничего не получилось, — философски заметил Добряк, пока Краво выбирал биту. — Посмотрим, на что способен ты.

Краво послал мяч прямо над головой третьего полевого игрока. Однако, левый принимающий спас положение, и Корбину пришлось задержаться на третьей базе, но Краво с легкостью добежал до первой.

Марсианский питчер попросил таймаут, переговорил с кэтчером и начал осторожно бросать в де Филиппо. Он сейчас сильно волновался, а переиграть де Филиппо было непросто даже в самых выгодных обстоятельствах. Счет был уже три — два, когда подача в поле отправила бьющего на первую базу.

— Теперь все в твоих руках, Хэк, — сказал Добряк. — Если питчер будет сильно нервничать, попробуй заработать право бежать, а если нет — то отбивай.

Хэк кивнул.

Питчер снова попросил тайм-аут. Полевые игроки собрались вокруг него, чтобы похлопать по спине и подбодрить воодушевляющими словами. Затем они вернулись на свои места, питчер встал на горку.

Первая подача была не очень быстрой, но мяч полетел прямо в «дом», и Хэк понял, что никуда не побежит. Я хочу, чтобы все было по-моему, подумал он и приготовился к следующей подаче.

Питчер взглянул на своих бегущих и бросил мяч.

Это был еще один страйк, но сейчас мяч направился не совсем в центр, и Хэк отбил его. Мяч приземлился у дальней стороны первой базы, летя слишком быстро для того, чтобы с ним можно было справиться. Судья вбросил новый мяч.

Хэк сглотнул. Счет был ноль два, и питчер мог позволить себе одну ошибку. Или позволить себе срезать угол. Было даже возможно, что он попытается пробросить мимо бьющего и закончить игру прямо здесь и сейчас. Хэк ни в чем не был уверен. Ему просто надо было готовиться ко всему.

Питчер взял мяч, покачал головой при первом знаке кэтчера, затем кивнул. Краешком глаза, Хэк увидел, как Корбин убежал с третьей базы.

Потом мяч полетел прямо в «дом», и со всей накопившейся энергией и гневом, Хэк ударил по нему. Мяч не стал держаться у самой земли, как это должно было произойти. Вместо этого он понесся вверх. Причем даже быстрее и дальше, чем тот мяч, который Хэк отбил в конце шестого иннинга, и он понял, что шансов на то, что мяч не поймают, еще меньше, чем тогда. Стена остановит его. Он будет падать долго и медленно, Кэй с легкостью примет его.

Так или иначе, выбора не было, и Хэк побежал. Корбин уже добежал до «дома», а Краво с де Филиппо друг за другом добрались до третьей базы. Жаль, что раны не считаются, подумал Хэк. Он уже домчался до второй, как вдруг ему в глаза ударил ослепительный свет. Это солнце. Наверное, лучи как-то отразились… что это за взрыв? Солнце не может взорваться — по крайней мере, еще много миллионов лет! Что бы это ни было, не останавливайся…

Хэк услышал могучий рев — первый по-настоящему громкий крик за всю игру. Что случилось с мячом? Кэй поймала его? Или не смогла? Ей пришлось несладко — но нам пора сделать перерыв!

Хэк почти остановился, чтобы осмотреться, но Добряк сходил с ума у третьей базы, неистово махая руками, и он продолжал бежать. Добравшись до третьей базы, Хэк направился к «дому», пока его, казалось, сопровождала вся команда. Только перешагнув через заветную линию, он повернулся, чтобы окинуть взглядом поле.

Половина марсианской команды уставилась в небо. Остальные собрались вокруг судьи и о чем-то с ним спорили.

Добряк похлопал Хэка по спине, а напарники по команде окружили его, радостно улыбаясь.

— Ты пробил стену, — сказал Гэсхаус. — Я еще никогда не видел такого удара.

— Ты пробил внутреннюю стену, — поправил Джонни Кирк. — Кажется, метеорит ослабил это место.

— Не понимаю. Вы хотите сказать, я ударил по мячу так…

— Ударил так, как нужно, Хэк, — сказал Корбин. — Но стену пробил не ты. По крайней мере, не без помощи. Пока мяч поднимался все выше и выше, большой метеорит пробил внешнюю оболочку — ты сам видел яркий свет. Пробоина заделалась, но камню хватило энергии, чтобы повредить внутреннюю скорлупу. В следующее мгновение туда попал мяч… и пробил ее.

— А где он сейчас?

— Валяется на земле где-то между стенами, — ухмыльнулся Добряк. — Думаю, мяч останется там надолго, потому что не существует нормального способа вытащить его оттуда. Марсианам это не понравилось. Они требуют засчитать, что мяч вылетел за пределы поля или что-то в этом роде. Но главный судья объявил хоум-ран. А тут, как и в Ойте, заставить судью изменить решение сложнее, чем пробить мячом стену.

Хоум-раном этот эпизод игры и остался. Главный судья донес этот факт до марсиан и сказал, что мяч был в поле.

Хозяева поля так расстроились, что чемпионы заработали еще два рана до финального аута, и Вик Клейн, заменивший Джонни на позиции питчера, без проблем закончил игру двумя страйк-аутами и потом подал так, что принимающий с легкостью поймал отбитый мяч. Так завершилась вторая половина девятого иннинга, а вместе с ней и весь матч.

После душа — весьма непродолжительного и недостаточно приятного, поскольку вода на всей планете находилась в жестком дефиците. — Хэк нашел самую красивую представительницу команды противников. Бейсбольную форму она сменила на платье и, по мнению Хэка, стала самым поразительным зрелищем на Марсе.

— Прошу прощения за то, что произошло, — ни о чем не сожалея, сказал он. — Думаю, это можно назвать счастливой случайностью.

— Вы выиграли честно, — ответила Кэй, а ее глаза заблестели. — Мяч прошел через стену.

— Ну, мне немного помог метеорит.

— С помощью или без, на Марсе еще никто не отбивал мяч так сильно. Теперь я понимаю, почему вас называют лучшим игроком в мире. Единственное, в чем я не могу разобраться, это почему в прошлогоднем рейтинге у вас триста сорок седьмое место.

Могу поспорить, она знает всю мою статистику за последние пять лет. Подумать только! И она совсем не огорчена поражением. Хэк кашлянул, чтобы прочистить горло.

— Если вас это так интересует, — сказал он, — может, мы немного поболтаем о бейсболе сегодня вечером?

Хэк внимательно посмотрел на девушку.

— О бейсболе? — Она казалась несколько разочарованной.

— Ну да. Поговорим о моем проценте отбитых мячей в этом году, а также и в следующем. Думаю, это будет важно — для нас обоих, — ответил Хэк.

СМЕРТЬ В НЕБЕСАХ

Далеко внизу, кувыркаясь, падал самолет. Пока лейтенант Дон Морли медленно опускался на парашюте с более чем трехкилометровой высоты, он услышал, как упал новехонький истребитель, затем раздался грохот взрыва. К тому времени, как его ноги коснулись земли, обломки самолета уже обгорели и почернели, а пламя стихло. Морли выпутался из парашюта и осмотрелся. На приличном расстоянии стояла группа фермеров и с любопытством глядела на происходящее, но боялась подойти поближе.

— Это ваш самолет, мистер? — спросил один из них.

— Был моим, — холодно ответил Морли, пытаясь скрыть ярость. — Кто-нибудь из вас видел, что произошло?

— Мой сын наблюдал за вами. Лично мне некогда смотреть на небо. Он сказал, что у вас отвалилось крыло.

— А он молодец. Крыло действительно отвалилось. Он видел, куда оно упало?

— Я покажу вам это место! — выбежал вперед сам свидетель катастрофы, мальчик лет десяти.

Через некоторое время Морли уставился на то, что осталось от крыла. Это была уже четвертая авария нового самолета Уайетта. Погибло восемь человек — он бы стал девятым, если бы вдруг не почувствовал, как что-то случилось, и не катапультировался за мгновение до того, как крыло оторвалось от фюзеляжа. Морли еще повезло, что он летел один. Второй пилот точно не успел бы выбраться.

— Что случилось, капитан? — спросил мальчишка. — Это диверсия?

Морли медленно кивнул. Даже ребенок понял, что дело нечисто. За две недели упало четыре истребителя — восемь трупов. Глаза лейтенанта мрачно засветились, когда он резко развернулся на каблуках и ушел.

Морли сидел за круглым столом вместе с тремя людьми, которые отводили глаза всякий раз, как он встречался с ними взглядом.

— Вот такие самолеты вы поставляете армии, господа, — с горечью сказал лейтенант. — Когда мы их получаем, они должны быть в идеальном состоянии.

— Так и есть, — ответил сам Картер Уайетт, глава совета директоров предприятия. — Легко говорить о диверсии, лейтенант, но доказательства — иное дело. Перед тем, как самолеты покидают завод, их тщательно проверяют. Вы уверены, что с ними ничего не случилось после доставки?

— Ставлю свою жизнь, что за самолетами смотрели, как надо, — невесело засмеялся Морли. — Я лично знаю механиков, проверяющих каждую заклепку. Это мои друзья, и они знают, что делают. Скажу вам кое-что еще, джентльмены. ФБР очень занято в последние месяцы, и им некого назначить на это расследование. Это одна из причин, по которым дело передали мне.

— Мы не сомневаемся в вашей компетенции, лейтенант, — сказал главный конструктор предприятия по фамилии Брэкен. — Мы наняли десяток частных детективов, но они ничего не нашли.

— Я не детектив и ничего не обещаю. Но мне поручили это дело еще и потому, что я знаю самолеты. Знаю, как их должны делать, и знаю, как они должны летать. Большинство частных детективов в этом не разбирается. И, джентльмены, я собираюсь проверить ваш завод сверху донизу.

— Мы не будем вам мешать. — Уайетт отодвинул кресло. — Если есть какие-то проблемы, нам определенно было бы неплохо узнать о них. Хотите для начала взглянуть на цех сборки крыльев?

— Как вам угодно. Я знаю, что у моего самолета отвалилось крыло, но мне неизвестно, что случилось с остальными упавшими самолетами. Никто не видел, как они разбились, поэтому причины аварий покрыты мраком. Я не говорю, что дело в крыльях. Просто знаю, что где-то есть какие-то неполадки.

— Сначала я лично покажу вам завод, лейтенант, — директор завода Армстронг поднялся из-за стола. — Думаю, после этого вы сориентируетесь сами.

Морли кивнул. Спустя пять минут он уже был в цехе сборки крыльев.

Большую часть работу выполняли мужчины, но недавно наняли несколько женщин. На их должностях требовалось умение, а не грубая сила. Когда лейтенант вошел, пара сотрудников подняла глаза, затем вернулась к работе. Остальные словно не заметили появления Морли.

Никто из них не похож на убийцу, — подумал лейтенант, — но среди этих мужчин и женщин вполне может быть тот, кто виновен в гибели пилотов. Восемь человек уже мертвы. Кто знает, сколько еще разобьется, если я не выясню причину аварий.

Морли подошел поближе и посмотрел на мелькающие пальцы одного из рабочих. Тому было лет под тридцать, а на его темном, гладко выбритом лице красовались небольшие черные усы. Он на секунду встретился взглядом с Морли и едва заметно улыбнулся. Рабочий гордился своим мастерством и любил, когда за ним наблюдают.

Морли подошел еще к одному мужчине, затем к женщине. Они даже не взглянули на него. На стене висел огромный плакат:

УНИЧТОЖИМ ГИТЛЕРА,

ЗАСТАВИМ ВОСХОДЯЩЕЕ СОЛНЦЕ СЕСТЬ

Все мужчины и женщины работали так словно, принимали эти слова близко к сердцу.

Спустя полчаса Морли покинул цех сборки крыльев. Он не увидел ничего подозрительного.

— Часть деталей нам привозят уже готовыми, — объяснил Армстронг. — Их проверяет сначала поставщик, а потом мы. Так что тут точно все чисто.

— Пойду взгляну на инспекторов.

— Конечно.

Морли пообщался с инспекторами, и снова не нашел ничего подозрительного. Затем прошел через огромное здание, где собирают двигатели, и осмотрел почти готовые к взлету самолету. Все везде, казалось, было в порядке.

Морли рассердился. Кто-то был слишком умен. Диверсанты, кем бы они ни являлись, действовали далеко не очевидным путями. Они не затыкали топливопровод, не посыпали песком подшипники, не портили важные элементы конструкции. Подобное быстро всплыло бы на поверхность, вскоре стало бы ясно, кто за это в ответе, и кого надо наказать. Нет, это была диверсия совершенно другого плана.

Армстронг пристально посмотрел на лейтенанта Морли, пытаясь по выражению его лица понять, удалось ли ему что-нибудь обнаружить. Морли старался скрыть разочарование.

— Значит, это все помещения? — спросил он.

— Ага, вы осмотрели все. За такое время трудно что-то найти. Но можете задержаться и разобраться во всем более детально.

— А как насчет ночной смены?

— Она скоро придет. Большая часть завода работает сто шестьдесят восемь часов в неделю, но не весь. Оставайтесь и проверьте все снова.

Морли опять принялся бродить по заводу, на этот раз в одиночку. Через час Армстронг ушел, раздался гудок, и ночные рабочие начали сменять дневных. Лейтенант посмотрел, как уставшие сотрудники покинули завод, и их места заняли другие. Казалось, все было в порядке.

И, тем не менее, разбилось четыре самолета.

Около одиннадцати часов вечера Морли решил, что на сегодня хватит проверок. Завод находился в плохом районе, полном старых обветшалых домов и темных, грязных улиц. Фонарей было мало, и стояли они редко. Но сам завод охранялся солдатами, патрулирующими входы и ближайшие улицы. У посторонних почти не было шансов проникнуть на территорию предприятия незамеченными.

Однако, район все равно заинтересовал Морли. Возможно, в одном из сотен этих неприглядных домов жил тот, кого он хотел найти. Лейтенант медленно шел по грязным тротуарам, оглядывая здания. Было холодно, собирался дождь, и на улицах было пусто. Большинству жителей района приходилось рано вставать, поэтому они уже спали. Лишь в немногих окнах все еще виднелся свет.

Морли переходил улицу, когда услышал, как что-то просвистело мимо его уха. С другой стороны улицы донесся резкий стук.

Другой на месте лейтенанта мог бы остановиться, пытаясь понять, что это за звук, и стал бы отличной мишенью. Но Морли уже доводилось слышать такой свист, поэтому он тут же бросился на землю. Раздалось еще два выстрела.

Затем наступила тишина.

Морли осторожно поднял голову, но никого не увидел. Он достал из кобуры пистолет и перестал быть беззащитной целью. Он лежал рядом с пустой парковкой, и, судя по звуку, с которым пули попадали в здание позади него, стрельба шла из небольшого кирпичного дома метрах в тридцати отсюда. Лейтенант поднялся с земли и, как можно ниже пригнув голову, помчался к нему.

Раздалась еще одна очередь. Но неожиданный ход Морли застал противника врасплох, и пули пролетели мимо. Он добежал до кирпичного здания и свернул за угол. Стрелявшего отделяла от него вся ширина дома.

Морли кое-что понимал в городских перестрелках, а стрелок, возможно, — нет. Морли мрачно улыбнулся, подумав в какое затруднительное положение попал его противник. Тот наверняка не мог понять, пытался ли Морли подкрасться сзади или все же приближался спереди? Стараясь сделать выбор, киллер, наверное, покрылся холодным потом.

И зря, подумал Морли. Он не собирался убивать стрелка, а хотел взять его живым, чтобы выяснить, кто организовал покушение. На высоте чуть более метра от земли дом опоясывал узкий выступ. Морли запрыгнул на него. Он хотел бы забраться повыше, но метра тоже хватит.

Лейтенант медленно пошел по выступу. Свернув за угол, он никого не увидел. Затем добрался до следующего угла и осторожно выглянул.

Стрелок лежал на земле и с тревогой смотрел по сторонам. Откуда придет Морли?

Он не поднимал глаз, и Морли, стоя на выступе, чуть не засмеялся. Затем навел пистолет на человека, нервно поворачивающего голову то влево, то вправо.

— Бросай оружие, — холодно приказал лейтенант. — Руки за голову!

Стрелок испуганно осмотрелся. Чтобы найти Морли у него ушло больше секунды. Затем он принялся действовать.

Тихий шлепок пистолета с глушителем утонул в грохоте выстрелов Морли. Фигура на земле скорчилась от боли и разжала руку с пистолетом. Оружие упало на землю.

Морли спрыгнул с выступа. Хотя пуля прорвала ему левую штанину, нога была не задета. Сам стрелок еще не умер, но яркая артериальная кровь, вытекающая из его ран, была плохим признаком.

Морли тихо выругался. Он собирался разоружить стрелка и взять живьем, а не убивать его. Но лейтенант интуитивно отреагировал на нападение, не успев даже подумать, а натренирован он был слишком хорошо. Его учили стрелять на поражение.

— Кто тебя нанял? — выпалил Морли. — Отвечай, живо!

Раненный хотел было что-то сказать, но изо рта у него потекла кровь. Лицо выглядело грубым и рябым, а тусклые глаза, до того, как пули Морли попали в цель, наверняка были жестокими и нервно бегающими. Морли беспомощно уставился на умирающего. Нападавший уже ничего не успеет рассказать. Он умрет, но не заговорит.

Появились два полицейских, они достали пистолеты и приготовились стрелять, Но, когда они увидели умирающего и склонившегося над ним Морли в штатском, у них округлились глаза.

— Эй, что тут происходит? — резко спросил один из копов.

— Вызовите доктора, пока еще не поздно, — приказал Морли.

— Вы убили его! — Затем глаза полицейских округлились еще сильнее. — Это же Большеногий Маккри! Он-то что тут забыл. Что за…

Большеногий Маккри последний раз содрогнулся и затих.

— К черту доктора, — сказал Морли. — Звоните в морг.

— За что вы его убили?

— Он пытался пристрелить меня.

— За что?

Это «за что» было очень важным моментом. Кто-то нанял стрелка, чтобы убрать Морли с дороги, потому что тот представлял опасность для диверсантов. Забавным было то, что Морли сам не понимал, чем он мог навредить им. Он осмотрел завод и ничего не обнаружил. Чего испугались диверсанты?

Десяток частных детективов тоже искал виновных. Насколько было известно, в них никто не стрелял. Завтра Морли надо будет поговорить об этом с Брэкеном и Уайеттом. А пока коп хотел, чтобы он ответил на его вопрос.

Морли в двух словах описал случившееся, но полицейским показалось этого мало. Убили человека, и им надо было узнать, как можно больше. Они продолжали задавать вопросы, затем приехали другие копы и присоединились к допросу. До постели Морли добрался лишь в два часа ночи.

В шесть утра он был уже на ногах. Он видел рабочих двух смен, теперь собирался взглянуть на третий состав, покидающий завод в восемь. В шесть тридцать лейтенант вошел в здание завода и осмотрелся. Сотрудники этой смены работали так же, как остальные, быстро и уверенно, зная, что занимаются важным делом, И желая показать всем, что они серьезно относятся к своей работе. Казалось, все было в полном порядке.

Третья смена ушла по расписанию, их места заняли дневные рабочие. Морли ломал голову и мысленно обзывал себя дураком. Кто-то понял, что он знает достаточно, чтобы представлять опасность. Но ему самому казалось, что расследование никуда не двигается.

Из цеха сборки крыльев лейтенант увидел свет в одном из кабинетов на другой стороне двора. Значит, кто-то из офисных работников пришел раньше времени. Это уже хоть какая-то зацепка. Морли вышел из цеха и пошел по двору. Пожалуй, пора поговорить с Уайеттом или Брэкеном.

Подойдя к двери, он услышал пронзительный вопль. Затем на бегу выхватил пистолет. Распахнув дверь, лейтенант чуть не сбил с ног стенографистку, взявшуюся за ручку с другой стороны.

Уайетт лежал на полу без сознания, со лба стекала тонкая струйка крови. Единственная другая дверь вела во внутренний кабинет. Она была закрыта. Морли подергал ручку. Заперто.

Выстрелив в замок, он распахнул дверь. И оказался в личном кабинете Уайетта. Кто-то пытался взломать сейф. Тяжелая внешняя дверца была приоткрыта. Однако, тонкая внутренняя открывалась при помощи ключи. Она осталась нетронутой.

В кабинете Уайетта имелась еще одна дверь. Она была закрыта, но не заперта. Морли открыл ее, прошел через комнату, где обычно работала стенографистка, и оказался в кабинете Брэкена.

Брэкен сидел за столом и смотрел в другую сторону, откинувшись на спинку вращающегося кресла.

— Брэкен, сюда кто-нибудь входил? — рявкнул Морли.

Ответа не последовало. Тут лейтенант увидел на голове хозяина кабинета шишку и струйку крови, текущую по лицу.

Брэкен был без сознания, и Морли решил, что его на некоторое время можно оставить одного. Он побежал туда, где на полу лежал Уайетт.

Над ним склонился Армстронг. Вскоре Морли увидел, как глава предприятия пошевелился, и услышал, как тот простонал. Уайетт приходил в себя. Через полминуты он сел.

— Что случилось? — спросил Морли.

— Мы с Брэкеном пришли на работу около восьми. У нас было много дел, и мы разошлись по своим кабинетам. Стенографистка сидела в соседней комнате.

— Я вошел к ней, чтобы кое-что продиктовать, и, кажется, услышал какой-то звук, идущий отсюда. Затем открыл дверь, чтобы посмотреть… и это все, что я помню.

— Я хотела переговорить с мистером Уайеттом, — сказала девушка, — но дверь в его кабинет оказалась закрыта. Мне пришлось обойти с другой стороны. Войдя, я нашла его на полу.

Морли кивнул.

— Кажется, ваше появление спугнуло преступника, и он убежал через кабинет.

— Наверное, он наткнулся на меня, — слабо сказал Брэкен. — Поэтому ударил меня по голове и выбрался из здания, пока вы входили с другой стороны.

— Что ему тут было нужно? — резким тоном спросил Морли.

— Не знаю. — Уайетт выглядел растерянным. — В сейфе есть деньги, но не очень много. Ради них никто не стал бы так рисковать. Еще там лежат кое-какие ценные бумаги. Но поскольку у преступника не было возможности покопаться в них, я не знаю, какие именно его интересовали.

— Армстронг, а где были вы, пока это все происходило? — внезапно выпалил Морли.

— Что… — запнулся Армстронг. — Я… я был в раздевалке.

— Кто-нибудь вас там видел?

— Не знаю.

Все напряженно смотрели на Морли, пытаясь понять, о чем он думает. Его лицо оставалось бесстрастным.

— Ну, — сказал он, — раз преступник ничего не взял, можете возвращаться на свои места. Не думаю, что он рискнет провернуть такое дважды.

— Лейтенант, вы обнаружили? — поколебавшись, спросил Уайетт.

— Что?

— То, что искали. Следы диверсии. Вы же были тут прошлой ночью, не так ли?

— Был. Но ничего не нашел.

Часть напряжения на лицах остальных, казалось, исчезла.

— Наверное, — заметил Уайетт, — я требую слишком многого, ожидая результатов так скоро.

— Боюсь, что так. — Лицо Морли было мрачным. — Я ничего не нашел. Пойду на завод и продолжу наблюдать.

Уайетт извинился и поспешно ушел. Когда остальные разошлись по своим местам, Морли покинул кабинет и вернулся на завод.

Было бы глупо делиться подозрениями на этой стадии — глупо, потому что он сам не верил в это. Кроме того, у него не было не только доказательств, но еще и улик. Лейтенант не мог надеяться убедить других, не убедив сначала себя.

Вернувшись в цеха на заводе, он решил поговорить с рабочими. Они хотели работать, но лейтенант прерывал их и заставлял отвечать на вопросы. То же самое он мог спросить у Уайетта, Брэкена или Армстронга, но предпочел пообщаться с простыми сотрудниками.

Его мысли постепенно становились более определенными. Затем, сразу после полудня, Морли раздобыл последний элемент мозаики. Тут он увидел, что к нему со встревоженным видом идет Армстронг.

— Лейтенант… — неуверенно сказал тот.

— В чем дело?

— Один самолет кто-то умышленно повредил.

— Какой?

— Один из тех, что готовились к отправке в войска. Часть распорок крыла подпилена. Кроме этого, в двигателе нашли маленькие металлические детали. Если бы двигатель завели, то его разорвало бы на части.

— Кто это обнаружил?

— Один из инспекторов. Он увидел на крыле царапину и решил проверить.

Морли было нужно именно это.

— Вы уже сообщили мистеру Уайетту?

— Пока нет. Я решил в первую очередь рассказать вам.

— Ладно, скажем ему вместе.

Уайетт с Брэкеном обсуждали конструкцию нового самолета, когда к ним ворвался Морли в сопровождении главного инспектора. Услышав новости, и тот и другой, казалось, испугались.

— Этого не может быть! — вскричал Брэкен.

— Не верю, — покачал головой Уайетт. — Готовые самолеты отлично охраняются.

— Что скажете, Армстронг?

— Тот, кто знает планировку завода, может легко попасть в здание незамеченным. Я бы с легкостью мог это сделать, — сказал Армстронг.

— Вас, Брэкена или Уайетта никто не стал бы останавливать, — согласился Морли, затем повернулся к Уайетту. — Я бы хотел еще раз взглянуть на ваш сейф.

Тот заметно напрягся.

— Не вижу для этого никаких причин. То, что лежит в сейфе, касается только меня, лейтенант.

— Не хотите, чтобы я увидел чертежи, которые там лежат?

У Уайетта округлились глаза.

— Откуда вы знаете, что там чертежи?

— Догадался. Вы сказали, там лежат ценные бумаги, и, мне сдается, чертежи новых самолетов представляют большую ценность.

— Ну, если вы настаиваете… но я не понимаю, какой от этого толк.

— Позвольте мне об этом беспокоиться, — ответил Морли. — Уайетт, я знаю, кто совершил диверсию, и чертежи в сейфе послужат отличным доказательством.

Уайетт внезапно порозовел от возбуждения.

— Хотите сказать, вы знаете, кто добрался до готовых самолетов? У вас не было времени это проверить, лейтенант. Кажется, вы сами сказали, что ничего не нашли.

— Я нашел достаточно. И виновный сам преподнес мне пару подсказок на блюдечке с голубой каемочкой. — Морли обвел холодным взглядом всех троих. — Прошлой ночью меня пытались убить.

— Что случилось? — страшно удивился Уайетт.

— Узнаете в утренней газете, если у вас будет время ее почитать. Я подстрелил киллера первым. К несчастью, моя пуля была слишком меткой, и он умер, не успев сказать, кто его нанял.

— Но зачем кому-то вас убивать? — настойчиво спросил Армстронг. — До вас расследование вели несколько детективов. Никто не пытался их убить.

— Я много раз задавал себе тот же вопрос. Ответ заключается в том, что я не детектив. Я знаю самолеты. А детективы в них не разбираются.

— В этом что-то есть, — признал Уайетт.

— Я говорил вам троим, что знаю самолеты. Вог почему кто-то решил меня убить.

— В этом нет смысла. Вчера вы ничего не обнаружили, — возразил Брэкен.

— Нет, но кто-то предположил, что я скоро все выясню. Это было неизбежно. Если бы меня убили и спрятали тело, то расследование застопорилось бы, и у диверсанта появилось бы время замести следы.

Уайетт нервно постучал пальцами по столу.

— И что бы он сделал за это время?

— Выкрал чертежи. Это единственная прямая улика. Преступник попытался сделать это сегодня утром, но у него ничего не вышло. Скоро он попробует снова. Я подозревал, в чем тут дело, но поначалу даже сам не верил в это. И тут вдруг инспектор нашел поврежденный самолет. Впервые за эти два дня случилось нечто настолько очевидное. Кто-то явно хочет показать нам причину аварий. Я сразу понял, что это отчаянная попытка направить меня по ложному следу. Она тоже провалилась.

— Тогда в чем заключалась настоящая диверсия? — нервно спросил Армстронг.

— О, все было сделано очень хитро. Я поговорил с некоторыми рабочими, и мои подозрения укрепились. Вы трое знаете, что перед тем, как армия взяла на вооружение этот истребитель, вам пришлось построить испытательный образец и провести всевозможные тесты, которые он безукоризненно прошел. Потом вы получили заказ на постройку этих самолетов.

— Это хороший самолет, — заявил Уайетт.

— Первый образец, действительно, такой. Как и последующие образцы. Но те самолеты строились на небольшой фабрике в трехстах километрах отсюда. На ней невозможности вести крупномасштабное производство. Поэтому вы начали работать здесь. Ваши механики сделали шаблоны для деталей в соответствии с планами. Рабочие делали по шаблонам детали и собирали из них истребители. Но никто из них прежде не работал с этим самолетом. Они не заметили, что схемы изменились. Вы строили не совсем тот самолет, которые прошел испытания.

— Вы сошли с ума, — прорычал Армстронг.

— Черта с два! Чертежи были уже другие. Мельком этого нельзя заметить. Небольшие изменения в двигателе и чуть-чуть другие углы крепления крыльев. Это ослабляло конструкцию: в любую секунду мог отказать двигатель, а крылья — отвалиться. Даже при тщательном осмотре было невозможно определить, что с истребителем что-то не так, хотя он не более безопасен, чем самолетом с сахаром в топливе.

— Кто-то подменил чертежи! — воскликнул Уайетт.

— Именно так. И прелесть этого, с точки зрения диверсанта, в том, что, сделав одно дело, он испортил сразу все будущие самолеты. Каждая машина имела, как минимум, два слабых места и могла упасть в любой момент.

— Изменения в чертежах должны были заметить, — сказал Армстронг.

— Это мог сделать только тот, кто периодически изучал чертежи. Только тот, кто знает самолет вдоль и поперек. Только тот, кто ответственен за подмену.

Уайетт покраснел от гнева.

— Брэкен! — закричал он.

— Все верно. Он главный конструктор. Только он мог внести изменения в чертежи. Этим утром, поняв, что ему грозит опасность, он ударил вас по голове и попытался положить в сейф первоначальные планы. Но стенографистка помешала этому, и ему пришлось притвориться, что преступник вырубил его.

— Четыре года назад он летал в Германию, — сказал Уайетт. — Тогда я не понял, что он вернулся другим, но это было так. Я думал, он летал, чтобы побольше узнать о конструкции самолетов. На самом деле он продался. Восхитился нацистами и решил продаться.

— Он такой не один. Кроме того, думаю, дело не только в восхищении. Ему, наверное, неплохо заплатили. Какую сумму тебе за это дали, Брэкен?

Брэкен позеленел. Он вскочил на ноги и бросился к двери. На этот раз Морли выстрелил не бездумно.

Пуля попала в руку Брэкена как раз, когда тот взялся за дверную ручку. Рука бессильно повисла.

— Теперь ты понимаешь, что чувствует пилот, когда у него отваливается крыло, — сказал лейтенант застонавшему от боли конструктору. — Хотя бы отдаленно. А после суда и вынесения приговора, ты узнаешь, какого тому, кто разбивается насмерть.

НЕ ИЗ ЭТОГО МИРА (очерк)

Костер погас, песня стихла, и Джон поднял глаза. Над головой в чистом воздухе мерцали далекие звезды. И тут внезапно сверкнул свет.

— Глядите! — воскликнул Джонни. — Звезда упала!

— Вон там другая! — прокричал мальчишка, сидящий рядом с ним.

— И еще! Боже, небо скоро опустеет!

Но не стоило беспокоиться об этом. То, что падало на глазах у Джонни и его друзей, было не настоящими звездами, а «падающими», так же известными, как «метеоры».

Настоящие звезды, вроде нашего Солнца, находятся очень далеко и поэтому кажутся очень маленькими. Солнце и ближайшую звезду разделяют триллионы километров, даже у света уходит много лет на то, чтобы преодолеть такое расстояние.

Но падающие звезды гораздо ближе. Вообще-то, они очень маленькие. Чаще всего, не больше куска сахара, иногда даже меньше. Они летят со скоростью в несколько километров в секунду, но далеко не так быстро, как свет.

Возможно, вы спросите, как можно разглядеть крошечный объект, движущийся с такой скоростью? Потому что, когда он входит в земную атмосферу — воздушную оболочку Земли, — то сильно нагревается. Вообще, пока метеор рассекает воздух, он раскаляется добела, вот почему мы видим полоску света, создающую впечатление, что падает целая звезда.

Земная атмосфера не только позволяет нам увидеть метеоры, а еще и защищает от них. На нашу планету ежедневно падают десятки тысяч каменных обломков. Представьте, что было бы, если бы они все долетали до поверхности! Это походило бы на бесконечную бомбардировку.

Но воздух замедляет камни, нагревает, и через пару секунд большая их часть испаряется. Они просто превращаются в газ и пыль, и мы даже не знаем об их существовании. Например, днем падающие звезды не видно, но, тем не менее, в светлое время суток они падают ничуть не реже, чем ночью.

Откуда мы знаем, из чего состоят метеоры? Ну, для начала, не все каменные обломки превращаются в газ и пыль. Некоторые из них такие большие, что пролетают через атмосферу и падают на землю. Когда это случается, обычно видно полосу света и слышно грохот, будто где-то неподалеку разорвался артиллерийский снаряд.

Метеор напоминает снаряд не только звуком. Либо до падения, либо сразу после, он может взорваться так, что куски камня полетят во все стороны. Если же взрыва не происходит, то метеор зарывается глубоко в грунт, выжигая траву и деревья вокруг места падения.

Около сорока лет назад, в Сибири упал огромный метеорит, страшный грохот можно было услышать на расстоянии в несколько километров. Те, кто находились достаточно близко, видели гигантский шар огня, несущийся по небу. Этот метеор сжег все в радиусе пары километров и, наверное, весил много тысяч тонн. Он взорвался с силой десятков атомных бомб, но, по счастливому стечению обстоятельств, упал в малонаселенной области.

Когда падающая звезда долетает до поверхности, и мы находим ее обломки, то зовем ее уже не метеором, а метеоритом. Большая часть метеоритов гораздо меньше того, который упал в Сибири, некоторые весят пару килограмм, другие — полтонны. Но в любом случае, они достаточно большие для проведения исследований.

Практически все метеориты можно разделить на два типа. Каменные, имеющие такой же состав, как и обломки земных скал. И железные или, если несколько обобщить, то металлические. Некоторые метеоры содержат углерод, элемент, необходимый всем живым существам. Но на метеорах нет жизни. Если бы даже и была, то полет через воздух превратил бы ее в пепел. Однако, углерод иногда преобразуется в крошечные алмазы. Разбогатеть тут не получится, потому что алмазы очень маленькие и стоят не так уж и много, но зато такие метеориты могут дать ученым крайне ценную информацию.

В году есть периоды, когда метеоров падает больше, чем обычно. Например, в начале и середине августа каждую ночь можно увидеть множество падающих звезд.

Метеоры часто собираются в рои, и, когда Земля пересекает путь одного из них, падающих звезд становится значительно больше. Откуда они берутся?

После многих лет работы, ученые, кажется, нашли ответ на этот вопрос. Большая часть роев создана кометами. Комета обычно выглядит, как яркая точке (голова), за которой тянется длинная тусклая полоса (хвост). Некоторые кометы живут много веков. Но, после того, как они разваливаются, иногда на их месте появляется метеорный рой. Не все кометы превращаются в рои, и не все рои образованы кометами, но так происходит довольно часто.

Помимо метеорных роев, существуют блуждающие метеоры, одинокие волки, летающие по космосу в одиночку. Когда рой врезается в земную атмосферу, возникает «дождь» падающих звезд. А когда блуждающий метеор — видно только одну полоску света.

Сейчас считается, что большая часть роев и одиноких метеоров прилетают к нам из глубин Солнечной системы, из пространства между Солнцем и другими планетами. Некоторые, возможно, являются гостями из соседних систем, но тут ученые еще не уверены и продолжают изучать этот вопрос.

Для изучения падающие звезды фотографируют одновременно с двух сторон. Исходя из этих снимков, можно выяснить, где метеорит вошел в атмосферу, и какова его скорость. По другим фотографиям можно определить, какой свет излучает раскаленный метеор. А по свету можно понять, из чего сделан метеор и долетит ли он до земли.

Радары тоже способны отслеживать метеориты. С их помощью ученые следят за полетом метеора и в некоторых случаях видят, как он замедляется при трении о воздух.

Тем не менее, некоторые энтузиасты поднимаются в небо, чтобы встретить падающие звезды. В те периоды, когда идут метеорные дожди, ученые в военных самолетах поднимаются в воздух и делают фотографии при помощи аппаратуры для аэрофотосъемки. Так можно увидеть, что происходит, когда метеор врезается в атмосферу, загорается, разделяется на две части и снова набирает яркость.

Все эти методы дают ученым возможность определить, из чего состоит метеор, с какого направления летит, его скорость и размеры. Исходя из этих данных, можно выяснить возраст метеора, откуда он прибыл и много другое.

В общем, падающие звезды способны многое рассказать нам о том, что происходит в миллионах километров от нас. В будущем, когда люди начнут исследовать космос на кораблях, эта информация будет такой же важной, как и сведения об айсбергах, собираемые для команд океанских лайнеров.

А пока падающие звезды важны, в основном, только потому; что они помогают нам познать Вселенную. Метеоры освещают не только ночное небо, но и путь к новым открытиям.

ИСТОЧНИКИ:

Plastic Pigskin Daze. "Thrilling Wonder Stories", March 1941

Crossroads of the Universe. "Startling Stories", July 1941

Masters of Chance. "Thrilling Wonder Stories”, August 1941

Christmas on Mars. "Thrilling Wonder Stories", December 1941

Forgotten Past. "Startling Stories", January 1943

Garments of Doom. "Super Science Stories", February 1943

The Monkey and the Typewriter. "Startling Stories”, Fall 1943

Scent of Danger. "Science Fiction Quarterly", November 1952

Revenge. "Space Stories", December 1952

Task of Kayin. "Planet Stories", July 1953

Messenger. "Imagination", July 1954

The Hollywood Habit. "Fantastic Universe”, April 1955

Star Slugger. "The Magazine of Fantasy and Science Fiction", June 1956

Death takes wings. "G-Men Detective", July 1942

From out of this world. [Undifined]