Миссионер поневоле

Любе Жуковой с любовью и признательностью.

глава 1.

После начала второй мировой войны, голландские колонии в Юго-Восточной Азии оказались в очень сложном положении. Их метрополия – Нидерланды, была оккупирована немцами ещё в мае 1940 года, а на Тихом океане всё громче и громче заявлял о себе новый, молодой и крайне агрессивный хищник – Япония. На островах Индонезийского архипелага японцев, в первую очередь, привлекали богатейшие нефтяные месторождения. Ведь недаром говорится, что горючее – это мотор современной войны. В самой Японии нефть не добывали, да и накопленных запасов, из-за объявленного США эмбарго, могло хватить лишь на ближайшие полгода. Отсюда проистекал очевидный вывод о необходимости раздобыть жизненно важное топливо где-то ещё. Потому, ближайшие соседи Империи восходящего солнца и находились в постоянном тревожном ожидании вражеского вторжения. Особенно это относилось к крайне слабо защищенной Нидерландской Индии.

Действительно, военные силы обеих держав были абсолютно несоизмеримы. Япония доминировала буквально во всем. Достаточно сказать, что в составе её флота находились два крупнейших, на тот момент, в мире линейных корабля (третий пребывал в стадии постройки). Ни Великобритания, ни США линкоров подобного класса ещё не имели. Что могли противопоставить этому Нидерланды? Да, по большому счету, ничего. Лишь четыре легких крейсера (пятый также достраивался). Вот и всё. Более того. В составе голландского флота не было ни одного авианосца, которые, как известно, в значительной мере, и решали исход крупных морских сражений.

Соответственно, военные планы Королевской Нидерландско-Индийской армии (KNIL) оставались сугубо оборонительными. Наряду с этим, разрабатывался и целый комплекс мероприятий, предусматривавший уничтожение оборудования нефтяных месторождений и нефтеперерабатывающих заводов в случае реальной угрозы захвата их противником. Предосторожность, отнюдь не являвшаяся излишней. Как правило, в «Корпус уничтожителей» (Vernielingskorps) отбирались военнообязанные и мобилизованные сотрудники самих предприятий. Зачастую, таковых на островах имелось несколько. К примеру, на Южной Суматре, в окрестностях города Палембанг, работали сразу два завода – большой нефтеперерабатывающий комплекс в Пладью, принадлежавший компании BPM (Батавское Нефтяное Товарищество) и предприятие поменьше, построенное компанией NKPM (Нидерландская Колониальная Нефтяная Компания). Оба лежали на южном берегу впадавшей в море реки Муси, отделяясь друг от друга лишь её притоком – рекой Комеринг. Соответственно, и местность вокруг была весьма заболоченной и труднопроходимой.

Это обстоятельство, разумеется, учитывали и японцы. Захватить Палембанг они намеревались путем высадки комбинированного морского и воздушного десанта. Особая роль здесь отводилась элитным парашютным соединениям. Этаким современным самураям. Предполагалось, что они, стремительным ударом, захватят неповрежденными аэродром и оба нефтеперерабатывающих завода. Но тут японцы явно переоценили свои силы и недооценили решимость противника.

В феврале 1942 года, перед началом вражеского вторжения, голландский гарнизон Палембанга насчитывал около тысячи двухсот пятидесяти человек. Однако силы эти были рассредоточены сразу по нескольким важнейшим пунктам, редко где превышая, по численности, стрелковую роту (а то и взвод). Да и качество их оставляло желать много лучшего. Наряду с солдатами регулярных войск, здесь также присутствовали отряды резервистов и местных ополченцев из милиции и «городской стражи» (Stadswacht). Слабость гарнизона Палембанга прекрасно осознавали и в штаб-квартире армии в Бандунге.

Поэтому, 5 февраля, в порту Остхавена, что на южной оконечности острова, высадился переброшенный с Явы 10-й пехотный батальон KNIL, находившийся под командованием майора де Фриза. Причем, перед самой отправкой, в его составе были произведены весьма примечательные изменения. Ранее, согласно штатному расписанию, батальон включал в себя одну пулеметную и три стрелковые роты – 1-ю Европейскую, 2-ю Менадонезийскую и 3-ю Яванскую. Так вот. Европейская рота отправке на Суматру не подлежала. Вместо неё, де Фризу временно подчинили 3-ю (также Яванскую) роту 14-го пехотного батальона. Возникает резонный вопрос, стоило ли заниматься столь мудреными перестановками, разрушая давно установившиеся связи и, фактически, дезорганизуя структуру батальона? Да ещё и перед лицом неминуемого неприятельского нашествия? Очевидно, командование KNIL считало своей главной задачей оборону именно Явы, для чего и стягивало на этот остров все надежные части, каковыми традиционно считались европейские.

В глазах жителей колоний целый пехотный батальон казался огромной, почти сверхъестественной военной силой. Не были исключением и некоторые высшие офицеры. Вот так и получилось, что когда прибывшую часть подчинили территориальному командующему Южной Суматры подполковнику Фогелесангу, то тот даже несколько растерялся и принялся раздергивать батальон поротно, внося ещё больше сумятицы в его управление. Хватало и иных трудностей. KNIL недаром называли «полицейской армией» и «армией клеванга и карабина». Техническое оснащение её оставляло желать много лучшего. К примеру, в том же 10-м пехотном батальоне начисто отсутствовала какая-либо радиосвязь. Последствия не заставили себя ждать, проявившись в одном характерном эпизоде. В голландской армии, равно, как и в любой иной армии мира, полагали, что солдата постоянно нужно чем-то занять. Оттого, практически всё время, после прибытия на Суматру, батальон и занимался всевозможными походами, учениями, физической подготовкой, стрельбами и тому подобным. А когда возникла необходимость поднять войска по тревоге, то солдат, по окрестностям, пришлось собирать при помощи автомобильных клаксонов! Но ведь и в Красной армии, в начальный период войны, танкисты передавали сообщения флажками, а летчики – покачиванием крыльев.

Для атаки на Южную Суматру, японцы, в общей сложности, сконцентрировали около десяти тысяч человек, преимущественно – из состава 38-й пехотной дивизии. Какой уж там батальон! Задача же по захвату обоих нефтеперерабатывающих комплексов возлагалась на десантников из 1-й парашютной бригады полковника Куме. Для этой цели, выделялась 1-я рота, вместе с половиной пулеметной роты и отрядом связистов. Остальные силы бригады нацеливались на занятие аэродрома Палембанг I и самого города (во взаимодействии с морским десантом). Соответственно, и 1-я рота делилась на две части. Большая – пятьдесят семь человек, намеревалась атаковать комплекс в Пладью, меньшая, состоявшая из тридцати четырех парашютистов – высаживалась в Сунгаигеронге. (Впрочем, другие источники называют иную цифру – не девяносто один, а сто тридцать военнослужащих). Для транспортировки десантников выделялись тяжелые бомбардировщики из 98-го авиаполка, сопровождаемые эскортом из истребителей.

Утром 14 февраля, около 11.30 по японскому времени, первые парашютисты показались в небе над обоими нефтеперерабатывающими заводами. Сражение за Палембанг началось. Местный гарнизон в Сунгаигеронге возглавлял резервный первый лейтенант пехоты Стеигинга. Невзирая на то, что под его началом были только три взвода, состоявшие исключительно из ополченцев и резервистов, этот офицер действовал смело и решительно. Немаловажную роль сыграло и то, что Стеигинга жил в Сунгаигеронге с 1939 года и потому смог хорошо изучить его окрестности. Территория завода представляла собой своеобразный остров. С севера и запада его окружали реки Муси и Комеринг, а с юга и востока – почти непролазная трясина. Соответственно, Стеигинга, совершенно правильно определил, что вряд ли японское нападение последует с суши. Скорее всего, его следовало ожидать именно с воздуха. С таким расчетом, лейтенант и приказал построить несколько бункеров (дзотов) вооруженных ручными и станковыми пулеметами и снабженных проводной телефонной связью. Все, имеющиеся в его распоряжении, минометы Стеигинга расположил в южной части завода, с тем, чтобы их было удобно перемещать на угрожаемые направления. Кроме того, он сформировал и своеобразный мобильный резерв, передвигающийся на велосипедах. Свой командный пункт лейтенант разместил на северной стороне, вдоль реки Муси. В общем, даже внезапное нападение не застало защитников комплекса врасплох.

Когда в небе, подобно диковинным цветам, распустились купола японских парашютов, то воздух тотчас расчертили огненные трассы голландских пулеметов системы «Виккерс» и «Мадсен». На десантников обрушился целый град пуль. В течение получаса всё было кончено. Те из японцев, кому посчастливилось уцелеть, попрятались в окрестных болотах. Стеигинга не мог поверить собственным глазам. Его военные полупенсионеры и вчерашние гражданские побили представителей элитных воздушно-десантных войск! Да, тех было заведомо меньше. Но и уровень подготовки парашютистов и ополченцев не стоило и сравнивать. Самому отряду лейтенанта, победа над вражеским десантом обошлась лишь в двух легкораненых.

Стеигинга удерживал территорию завода до полуночи. Ровно в 24.00 14 февраля он получил сообщение от территориального командующего о появлении крупных неприятельских сил в устье реки Муси. Стало окончательно ясно, что одним воздушным десантом дело не ограничится. К тому же, параллельно, уже вовсю шли бои за соседний комплекс Пладью и аэродром Палембанг I. Там высадились другие подразделения 1-й парашютной бригады. Обстановка, для нидерландской стороны, складывалась далеко не лучшим образом. Трезво оценив свои силы, Стеигинга понял, что более ожесточенного сражения его ополченцы вряд ли выдержат. Следовало подумать об уничтожении оборудования. Со своими доводами он ознакомил представителя компании NKPM, находившегося на заводе. Тот полностью согласился с лейтенантом. Уничтожение началось в 00.15 15 февраля, после того, как прозвучали два гудка, заранее определенные в качестве исходного сигнала. Все мероприятия производились в полном порядке, без паники. Одновременно, осуществлялась эвакуация гражданского населения, персонала предприятия и отряда лейтенанта. С северным берегом реки Муси Сунгаигеронг сообщался посредством одного-единственного парома. Опасаясь, что в случае японского нападения тот будет представлять собой идеальную цель для японской артиллерии, Стеигинга распорядился заблаговременно построить ещё и дополнительные переправы из пустых железных бочек. Сам он имел в своем распоряжении моторную лодку. Первыми эвакуировались гражданские, затем члены «Корпуса уничтожителей» и, наконец, в арьергарде шли ополченцы и резервисты. В 03.00 Сунгаигеронг был полностью оставлен защитниками. Во время последующего общего отступления, подавляющее их большинство, через Палембанг и Кертапати, сумело добраться до Остхавена и покинуть Суматру.

глава 2.

А вот командование гарнизона в Пладью, в отличие от своих коллег из Сунгаигеронга, оказалось явно не на высоте. Перед высадкой японского десанта здесь дислоцировались один минометный, два пулеметных и три пехотных взвода. Один состоял из солдат милиционного ополчения, второй (моторизованный) – из представителей «городской стражи» (по сути – то же ополчение, но с другим названием) и, наконец, третий ранее принадлежал гарнизонному батальону самого Палембанга. Возглавлял всё это сборное соединение капитан пехоты Розье. Власть его (по крайней мере – на бумаге) распространялась и на гарнизон Сунгаигеронга, однако, как видно из вышеописанного, ровно никакого влияния на разгоревшееся там сражение он не оказал. Местное отделение «Корпуса уничтожителей» находилось в подчинении резервного капитана инженерных войск и, по совместительству – администратора компании BPM господина Ин Бетоу ван дер Ворта. Дополнительную сложность создавало то, что оборудование завода предполагалось вывести из строя без использования взрывчатых веществ, поскольку тот производил ценную, в стратегическом отношении, продукцию – высокооктановый авиационный бензин и потому должен был работать до последней возможности. Размещение же подрывных зарядов многократно повышало риск всяческих непредвиденных случайностей. В связи с этим, для уничтожения всего комплекса заблаговременно составили подробнейшую инструкцию, включавшую в себя описание таких мероприятий, как слив нефти из резервуаров с её последующим поджогом и так далее.

Люди Розье, поднятые на ноги сигналом воздушной тревоги, заняли заранее подготовленные позиции около 09.00 (по местному времени) 14 февраля. Поначалу, их задача даже несколько облегчилась, поскольку лишь малая часть японских парашютистов приземлилась на территорию самого завода и прилегающих нефтяных «полей». Остальные попали в болота юго-западнее предприятия. Соответственно, чтобы выбраться на твердую почву и присоединиться к товарищам, десантникам потребовалось определенное время. Однако голландская сторона не сумела воспользоваться столь неожиданным подарком судьбы. Направленный на ликвидацию высадившихся японцев взвод милиционеров, состоявший из мобилизованных сотрудников всё той же компании BPM, продвигался вперед с большой опаской. Они-то прекрасно осознавали, что возвышавшиеся вокруг исполинские резервуары с нефтью представляли собой самую натуральную пороховую бочку, способную взорваться от любого выстрела! Взвод же «городской стражи», отправившийся к домам, где проживали сотрудники предприятия со своими семьями, для их эвакуации и вовсе там завяз, поскольку многие женщины и дети, услышав первую стрельбу, попрятались в погребах и кладовках, и теперь их приходилось отыскивать, успокаивать и отправлять в ближайший тыл при помощи лодок и машин.

Не лучшим образом действовал и местный командир «Корпуса уничтожителей», попросту побоявшийся взять на себя ответственность по разрушению столь ценного оборудования. Даже невзирая на сам факт вражеского вторжения! Точное время начала уничтожения комплекса должен был сообщить территориальный командующий в Палембанге подполковник Фогелесанг, но связь с ним отсутствовала. Поэтому оба капитана и препирались, перекладывая бремя по принятию окончательного решения, друг на друга. Наконец, Ин Бетоу ван дер Ворт вскочил в машину и отправился в город за дальнейшими инструкциями, а его подчиненные, оставшиеся безначальными, быстро рассосались, кто куда. Лишь некоторые из них присоединились к отряду Розье и помогли, впоследствии, вывести из строя электрическую подстанцию. По резервуарам же капитан распорядился стрелять из пулеметов и минометов (разумеется – с безопасного расстояния).

В таких условиях, стоит ли удивляться тому, что уже к 09.45 японцы заняли всю территорию завода, водрузив, в знак победы, четыре своих флага на вышках, радиомачтах и дистилляционных колоннах? Только тогда в Палембанге, наконец, осознали всю серьезность происходящего и вняли отчаянным мольбам Розье о поддержке. Для контратаки на комплекс в Пладью было решено выделить 2-ю роту 10-го пехотного батальона, до того размещавшуюся в местечке Прабумулих. И не зря. Её командир – капитан Охл мог сполна положиться на своих подчиненных. Под его началом служили уроженцы Менадо – города на острове Целебес, наряду с выходцами с Амбона, считавшиеся наиболее храбрыми и дисциплинированными солдатами колониальной армии. Единственным минусом было то, что приказ о выступлении, как водится, застал роту не в полном составе. В распоряжении Охла имелись лишь взводы первого лейтенанта Шваба и второго лейтенанта ван Бломменстейна. Третий взвод находился на учениях, и отправить за ним нарочного попросту не успели. В качестве усиления, роте придавались два пулеметных взвода (по три ручных пулемета «Мадсен», «модель 15», в каждом), минометное отделение и два десятизарядных противотанковых ружья «Солотурн S18-1000».

Подчиненные Охла, оперативно погрузившиеся в Прабумулихе в собранные местным командованием автобусы, прибыли к Пладью около 13.00. Комплекс производил впечатление целиком захваченного противником. Неподалеку от входа на территорию завода, роту встретил капитан Розье. И тут, практически сразу, возник небольшой вопрос, требующий немедленного разрешения. И Охл, и Розье находились в одинаковых званиях, однако последний считался выше по должности, поскольку возглавлял местный гарнизон. Поэтому командир роты напрямик спросил, кто будет руководить в предстоящем сражении? На что Розье, невольно потупившись, заявил, что согласно табелю о рангах, общее командование должно быть возложено на него.

– Ладно, – согласился Охл. – Тогда, прошу! – и он сделал приглашающий жест в сторону своих менадонезийцев.

– Что вы! – попытался выкрутиться Розье. – Я же сказал – «общее руководство»! А ротой, как вы командовали, так и продолжайте командовать.

– Хорошо, – усмехнулся Охл. – Тогда, разрешите приступить к выполнению своих обязанностей?

– Конечно-конечно! Приступайте!

Вытащив из кармана записную книжку, командир роты принялся наскоро набрасывать план предстоящей операции. Оба своих взвода он разделил на три примерно равные части, включавшие в себя по две бригады (в голландской колониальной армии – воинская единица, насчитывавшая от десяти до пятнадцати человек) и два ручных пулемета. Основные же средства усиления, как то – минометы и противотанковые ружья, Охл разместил на центральной огневой позиции вдоль реки Муси.

Незадолго до начала атаки, к нему подошел один из оставшихся «уничтожителей».

– Возьмите и это, господин капитан, – козырнул он, протягивая несколько листов отпечатанной на машинке бумаги, схваченных канцелярской скрепкой.

– Что это?

– Подробный план по выведению из строя оборудования комплекса в Пладью.

– Вряд ли это сейчас пригодится. Хотя – ладно. Давайте.

Взяв бумаги, Охл протянул их своему ординарцу.

– Спрячь, пока.

– Слушаюсь, господин капитан!

В 13.20 рассредоточившаяся рота начала атаку из северо-западного угла предприятия. Двигавшийся правофланговый взвод Шваба неожиданно попал под вражеский обстрел.

– Пулемет, – с ходу определил один из солдат. – Причем, иного калибра, чем наш.

– Да, это они, – кивнул лейтенант, а сам, с внезапным холодком, вдруг осознал, что слышит подлинный голос войны.

Японский пулеметчик, впрочем, стрелял не прицельно и никаких потерь взводу не принес. Дойдя до заводских построек и жилых домов персонала комплекса, люди Шваба принялись обыскивать чердаки и любые иные, удобные для засады, места. Однако, если японцы там и были, то они явно поспешно отошли.

Основная же тяжесть разразившегося боя легла на плечи левофлангового взвода второго лейтенанта пехоты ван Бломменстейна. Его менадонезийцы были впервые обстреляны на расстоянии примерно четырехсот метров от наспех оборудованных вражеских позиций, причем одна из пуль сразила выступавшего в качестве проводника австралийца. Затем, неприятельский огонь ещё больше усилился. На взвод обрушился целый град пуль и осколков. Однако подчиненные ван Бломменстейна держались крепко. К тому же, лейтенант запросил капитана Охла о дополнительной огневой поддержке. Когда до японских позиций осталось не более тридцати метров, те, очевидно осознав, что дела складываются совсем неважно, попытались контратаковать, но были отбиты. После чего, в рукопашную пошли менадонезийцы, предварительно забросав неприятеля ручными наступательными гранатами и обстреляв из карабинов и легких пулеметов. В голландской колониальной армии штыки практически не использовались, хотя и полагались по штату к широко распространенной там австрийской винтовке системы Манлихера образца 1895 года. Зато у каждого солдата на поясе висела непременная сабля-клеванг.

– Ну что, ребята, покажем, что мы не только для парадов их острим! – воскликнул лейтенант и сосредоточенно скомандовал. – Voorwaarts! (Вперед)!

Со зловеще приглушенным шелестом клеванги покинули свои ножны. Взвод, словно единое целое, бросился в атаку. Бойцовский задор горел в глазах как голландца ван Бломменстейна, так и его подчиненных из Менадо. Они уже знали, что месяцем ранее их родной остров тоже подвергся японскому нападению, и это обстоятельство только усиливало их ярость. Из вражеских десантников мало кто уцелел. Среди убитых оказался даже один офицер. Очевидно – командир неприятельского взвода. На земле, вперемешку с трупами, валялось множество брошенного оруж…