Младший сын

Глава 3

Кролика Банни «любили все».

Ну, как любили. В «формировании общественного мнения» в Корпусе предсказуемо тон задавался исключительно четвёртым курсом, по вполне понятным иерархическим причинам (коим было столько же лет, сколько и любой Иерархии на этом свете).

На самом четвёртом же курсе, применительно к Корпусу, эта самая иерархия выглядела следующим образом: парни, будучи сильнее всех физически, нагибали всех остальных кадетов. А руководства к действиям, в свою очередь, они семь раз из десяти получали от девушек этого же четвёртого курса: во-первых, пубертатный возраст выводил… гхм… интимную близость (любой степени серьёзности) в разряд величин значимых.

Во-вторых, у женской части четвёртого курса, соответственно, на данное действо была естественная монополия: они были единственными женскими особями в Корпусе, у кого «возраст сексуального согласия» был не в перспективе, а уже пройденным этапом (если не считать воспитательниц и некоторых женщин-преподавателей, но их считать не стоит, бр-р-р).

Разумеется, в жизни всё обрастало массой нюансов и деталей, но в целом схема выглядела именно так: парни четвёртого курса всех «строят»; а вертят ими, по большому счёту, девчонки четвёртого курса.

Периодически, с выпускницами за «пальму первенства» пробовали посостязаться не по годам развитые третьекурсницы, но на общую тенденцию (повторявшуюся регулярно с каждым выпуском и набором) это никак не влияло.

До прошлого года.

Когда к Ирме, тогда ещё учившейся на третьем курсе, не стал подбивать клинья один четверокурсник. Ирма была той самой не по годам развитой особью, которая успешно оспорила пальму первенства выпускниц, и на ухаживания парня годом старше ответила взаимностью.

Счастливо и трепетно парочка существовала ровно до выпуска парня, но Ирма за это время сумела завоевать непререкаемый авторитет среди ровесников (а попробуй его оспорь, если по её первому слову явится толпа старшаков, и отметелит любого).

Когда третий курс Ирмы стал четвёртым и самым главным в Корпусе, её вес, к удивлению воспитателей, ничуть не уменьшился: с парнями она ладила по инерции, а среди девочек не нашлось никого с формами хоть сколь-нибудь сравнимой рельефности.

Ещё на третьем курсе Ирме понравился один из кроликов, разводившихся в местном виварии для нужд медицинского отделения.

Силами кадетов четвёртого курса, означенный кроль приобрёл все привилегии Избранного: и кормили его, как на убой. И на опыты не трогали (в противном случае, четвёртый курс чётко предупредил остальных, что ждёт любого покусившегося. А преподавателям оно не надо – за биоматериалом в виварий всегда бегают кадеты).

Волей женского каприза и везения, означенный грызун пережил несколько трёхмесячных циклов (в течение которых «население» вивария обновлялось на все сто процентов, по крайней мере, кроличий сектор). Пережил выпуск четвёртого курса. Стал свидетелем перехода Ирмы с третьего курса на четвёртый и оброс славой её личного питомца.

Заматерев, Банни стал здорово отличаться от остальных «родственников» и размером, и гонором: будучи ощутимо старше и больше остальных кролей вивария, он в вольерах творил, что хотел.

На каком-то этапе Ирма пересадила его в отдельную клетку (размеры секции позволяли), а гулять его выпускали прямо на газон: выйти за пределы зелёного травяного пятна растолстевший старожил кроличьего угла даже попыток не делал. Проверено.

Видимо, у него хватало ума сообразить: от добра, добра не ищут, говорили парни на младших курсах. Завистливо наблюдая, как Ирма, забирая Банни с газона, прижимает его к той части себя, к которой прижаться мечтали все без исключения третьекурсники. Вместе с первокурсниками и второкурсниками, но о младших курсах вообще можно не упоминать.

Нынешним утром Банни, как обычно, грелся на своём газоне, не делая ни малейших попыток с него уйти: трава была под носом, вода – рядом в оросителе, жизнь – обычной, как сотни дней до того.

Немногочисленные свидетели с младших курсов, чуть позже, широко раскрыв глаза от удивления, добросовестно пересказывали увиденное беснующимся парням со старших курсов.

Причина гнева четверокурсников была понятной: Ирма сидела на скамейке и молча плакала. Не навзрыд, не картинно, не стараясь добиться сочувствия либо участия.

Просто сидела и плакала.

– Я рассказывал. Хорошо, слушайте ещё раз, – вежливо и терпеливо повторял историю очередному четверокурснику Алекс, кадет второго курса. – Банни жрал свою траву на газоне, как обычно. Какой-то азиат во-о-о-он из того корпуса, – вздох и очередной тычок пальцем в сторону Административного Сектора, – вышел оттуда, – ещё один тычок на конкретную аллею, – и стоял на Седьмом Малом плацу минут пять. Потом огляделся по сторонам. Повернулся и пошёл сюда. Шёл, глядя перед собой, как робот. Ну, задумавшись как будто, – поправился второкурсник. – Прошёл уже он было Банни, когда вдруг резко развернулся, в прыжке накрыл кроля и свернул ему шею.

– Дальше что было? – хмуро спросил Монни (официальный парень Ирмы и, по совместительству, её однокурсник). Прикидывая, как восстанавливать настроение Ирмы, ибо в таком её состоянии никаких интимных плюшек сегодня можно было не ожидать ни после отбоя, ни вместо него.

– Поднял кроля за уши, уже мёртвого, – добросовестно продолжил Алекс. – Довольно что-то сказал, затем отправился обратно в Административку, – второй тычок в сторону Административного Сектора.

– А что сказал-то? – оживился Давид, однокурсник Монни и конкурент за внимание Ирмы.

– Я не разобрал, – вежливо повернулся ко второму старшаку Алекс.

– Как так? – удивились оба четверокурсника. – Ты ж тут, вплотную, стоял?! С кем он говорил, по-твоему?!

– Он на языке говорил, которого я не знаю. М-м-м, я его не «не услышал». Я его не понял, – поправился второкурсник.

– Вот чурбан долбаный, – пробормотал под нос Монни, прикидывая, что же делать.

– Не то слово, – погружаясь в свои мысли, согласился Дэвид.

Уговоривший недавно Ирму на один смелый эксперимент (в будущем), но теперь вовсе не уверенный в его осуществлении. При этом, свою часть финансовых расходов Дэвид уже понёс, оплатив доставку ликёра и сладостей (дожидавшихся сейчас удобного момента в комнате Ирмы).

Если Ирму не успокоить, инвестиции в элитный алкоголь и кондитерку рискуют стать безуспешно погибшими. Поскольку Ирма с подругами с горя всё сожрёт вечером сама. И не пригласит, как договаривались, Монни и Дэвида к себе после отбоя (причём обещалось и присутствие лучшей подруги Ирмы, от той фигурой почти не отличавшейся. Ну, по крайней мере, на вкус Дэвида подруга была очень даже ничего).

Проснулся я, как мне думается, с рассветом. По крайней мере, по ощущениям было именно так.

Какое-то время ещё лежал, пялясь в окно, за которым были ещё ночь и темнота. После паузы, до меня дошло: коптер летел явно на запад. Соответственно, время заката и рассвета тут будет здорово запаздывать в сравнении с нашим, поскольку каждые пару тысяч (что ли) километров перемещения на запад дают около часа запаздывания по времени.

Плюс, мы также явно смещались на север, когда летели. А чем севернее, тем позже закат, если сравнивать с экватором (это я знаю наверняка). Видимо, и рассвет тоже здесь следует ожидать позже…

Понять бы, где я. Но спросить, увы, было некого.

По здравому размышлению, общения с местными решил пока не разводить вообще и избегать до самых крайних случаев: мало ли, в каких они могут быть тут друг с другом отношениях. Возможно, те, кто является моими кровниками, с кем-либо другим здесь родня либо товарищи (а что, вполне может быть. У нас, например, в куче местностей все друг другу если не кровная родня, то родственники через жён. Чем местные хуже?).

Перво-наперво, решаю привести себя в порядок.

Видимо, по голове меня вчера били действительно неслабо, поскольку только сейчас в полной мере осознал особенности местного санузла: у них тут нет специального места либо устройства для омовений после… гхм… после туалета, одним словом.

Боюсь представить, как они тут вообще годами живут в таком разе, пф-ф.

Вода в кране ожидаемо оказывается только холодной. Неудивительно: что ещё взять с варваров, у которых рядом с унитазом не стоит ничего для мытья, только душевая. А ведь странно; я где-то слышал, что биде к нам пришло откуда-то отсюда, именно что с запада.

А может, у них на землях просто нет нефти и газа в достаточном количестве, чтоб подогревать воду? Поступающую по одной из труб в жилища?

Ладно, сойдёт и холодная, я не женщина. Кстати! А я ведь очень хорошо помню рассказы по истории о временах, когда жители Запада и Севера через нас брали целыми караванами шёлк из Жонгуо, поскольку сами они тогда не мылись. Возможно, конечно, наши историки что-то и присочиняют, но во всех учебниках у нас чётко оговорено: жители Запада самой культуры омовений, бань и культуры чистоты тела не имели (почти до самой Эпохи Технических Открытий). Соответственно, мылись они не то что нерегулярно, а вообще… Случайными эпизодами, весьма редкими в их никчёмных жизнях. Можно представить, как они пахли!.. что относительная мелочь для скотоводов типа нас, поскольку гурт баранов пахнет не лучше, хе-хе.

Но ещё ярче можно представить, какая у них была «нательная живность», при такой их «любви» к омовениям!

А вот это было уже гораздо более существенно, ибо нательные паразиты равно болезни и эпидемии. Кстати, варварами их мы считаем именно поэтому, и с той самой поры.

Соответственно, в шелка Жонгуо знать Запада и те, кто просто были побогаче, в Старые Века обряжались только потому, что шёлк – единственная натуральная ткань, на которой не могут удержаться вши и блохи (синтетики, говорят историки, пятьсот-тысячу лет назад не было). Плюс, на этой ткани не держатся личинки вшей и блох.

Ещё из натуральных тканей они, вроде бы, уже знали хлопок, лён и шерсть (как и мы), но всё вышеуказанное от блох и вшей профилактикой не является (в отличие от шёлка).

А уж если ты по четверть века не моешься, то ни вшей, ни блох в Старые Века тебе было точно не миновать. Дикие люди, что с них взять…

Впрочем, вымывшись холодной водой, одёргиваю себя вполне сознательно: говорят, пророк Иса советовал, «Не судите, да не судимы будете».

Он вообще много чего говорил толкового, этот Пророк Иса, не зря его в равной степени почитают и у нас, и тут на Западе. Но вспомнилась почему-то именно эта его фраза…

Кстати, здесь, на Западе, его считают сыном Аллаха, а не его Пророком. Что, впрочем, в данном случае лично для меня несущественные мелочи.

Если мне не изменяют мозги, в этом здании точно должно быть место, где можно найти пищу. Однозначно должна быть столовая, если уж до туалетов и душевых местные всё же додумались (для омовения, в итоге, после туалета решаю пользоваться душевой: не очень удобно, но сойдёт. Принимаю окончательное решение: просто буду мыться несколько раз в день).

Чуть подумав, отбрасываю вероятность того, что я тут пленник: наручники сняли. Дверь открыта. Перемещения не контролируют.

Ладно, посмотрим.

Просидев, наверное, добрую пару часов в комнате, решаю, что пора всё-таки выбираться на поиски еды, поскольку живот в прямом смысле подводит от голода.

Шатание по окрестностям в течение часа, увы, ничем не завершается: все местные, кажется, ещё спят, и навстречу не попадается ни единой души.

Двери, которые (теоретически) могли бы куда-то вести, закрыты.

Побродив ещё какое-то время по аллеям и дойдя до поста на входе, получаю от охраняющих взмах рукой и явное пожелание отойти подальше.

В принципе, ситуация понятная и терпимая: простые охранники не отвечают за содержание полученного ими приказа. Если им сказали охранять ворота, они и будут их охранять. Вопросы к их начальству, не к ним.

Возвращаюсь к себе, открываю свою комнату предусмотрительно прихваченным ключом (торчал в скважине при моём заселении) и заваливаюсь на кровать.

Чтоб неожиданно для себя снова провалиться в сон и проснуться лишь тогда, когда солнце сквозь окно вовсю греет моё лицо.

Высунув голову в окно, по положению солнца определяю: сейчас чуть за полдень.

Прислушиваюсь к самочувствию: с одной стороны, стало намного легче физически. С другой стороны, есть хочется ещё сильнее, уже до резей в животе.

Теоретически, сейчас есть два варианта: ждать дальше (не понятно, чего), либо пойти попросить.

Такой лёгкий, на первый взгляд, второй вариант как будто прост: нужно всего лишь найти кого-то, кого можно просить. И затем попросить еды у этого человека. Тем более, наверняка мне, в связи с перемещением сюда, что-то должно полагаться.

Одна проблема: если сын Хана, торе, будет просить еду у кого-либо тут…

Дальше не продолжаю. Даже в мыслях.

С запозданием, но до меня всё же доходит: имевшее место в коптере, по пути сюда, возможно, только первая часть чьего-то плана.

Унижать ведь можно массой различных способов (если ставить такую цель).

Например, можно «забыть» покормить сына Хана, и получится, что сын будет вынужден просить.

А вот тут начинается самое интересное. Одно дело, когда поесть просит обычный человек, волей случая попавший в стеснённые обстоятельства. На чужбине.

И совсем другое дело, когда о еде просит Наследник Монарха. Вдобавок, если он последний оставшийся в живых.

Тут уже, как сказал бы дед, начинается самое интересное… Причём не только и не столько для самого просящего представителя Августейшей Фамилии, а и (в перспективе) для всей Страны.

Звучит крайне двусмысленно, и может рассматриваться прецедентом: законный Наследник Правителя, которой вынужден побираться где-то на чужбине. Хотя у себя дома (!) он может накормить всю «принимающую страну», на три поколения вперёд!

От голода и злости, у меня не хватает усидчивости додумать эту ветвь событий до конца. Вывод, впрочем, очевиден и без обдумывания: просить нельзя. Ни в коем случае. Ни еду, ни чего-либо иного.

Если мне что-то необходимо, это нужно просто найти и взять; в идеале – ничейное.

Несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю, напрягая мозги. Понять бы ещё, что я тут делаю… Кому и зачем это нужно. И как именно я тут оказался.

В принципе, если чуть остыть и сообразить головой (а не брюхом), за окном заходятся писком стаи каких-то пичуг. По нынешней ситуации, вполне пристойный выход.

В ванной, из заботливо оставленного кем-то полотенца, делаю пращу (распуская полотенце на полосы вдоль) – мы такими дома в детстве и птиц, и тшканов бьём (прим.: мыши, суслики – С.А.).

Если здесь водятся хоть сколь-нибудь прикормленные населением голуби, проблему с едой можно считать решённой (а голубей на Западе, я слышал, в городах тучи).

Уложив запасные обрывки полотенца под подушку, выхожу на улицу и прислушиваюсь: птиц здесь и правда массы, причём непуганых.

Оглядевшись по сторонам, подбираю с газона несколько камешков декоративной гальки, убирая кроме одного все в карман. Затем шагаю по аллее в поисках более-менее тихого места.

Я почти определился со стаей голубей, снующих в траве ярдах в тридцати впереди меня, когда вдруг натыкаюсь на чудо: прямо на газоне, ничуть не стесняясь народа вокруг, жрёт эту самую траву огромный откормленный қоян![1]

Что интересно, мне встречались не один и не два человека навстречу, но ни одна сволочь даже не заикается о куске хлеба для гостя…

А ведь я единственный восточник на этой территории, это я уже заметил. Все без исключения вокруг относятся или к северной, или к западной расе. Ладно, попадёте вы к нам «в гости»… Сочтёмся.

Отгоняю недостойные мысли о мести, переключая всё внимание на зайца: главное, чтоб он не понял что его сейчас ждёт. Эти твари очень чувствительны к намерениям окружающих, помню ещё из дома.

Недалеко от моего завтрака (и обеда) стоит какой-то парень моих лет и что-то читает в своём коммуникаторе. Видимо, этот заяц является частью декоративной обстановки местного парка, но мне сейчас не до политесов.

Не обращая внимания (как будто) на грызуна, прохожу мимо. Ушастый, видимо, совсем страх потерял: вообще-то, их голова и глаза устроены так, чтоб видеть вокруг себя всё на триста шестьдесят градусов.

Но эта особь, проводив меня лёгким движением ушей, утыкается носом обратно в траву.

Бисмилля, чё. Спасибо, что моя просьба наверху была кем-то услышана.

Шаг вперёд, толчок, и я накрываю ушастого в броске. Получилось!

Уф-ф. Нервничал до последнего. Свернуть шею своему обеду – дело долей секунды.

От поднявшегося настроения, начинаю напевать себе под нос, попутно поблагодарив местного аборигена за то, что стоял тихо. И не спугнул добычу.

Абориген, кстати, наверняка меня не понял (тёмные они тут, если даже ночной дед в непростом кабинете не понимает языка Пророка. На котором, на секунду, так или иначе говорит треть всего человечества): паренёк удивлённо вытаращил на меня глаза и удивлённо смотрел мне вслед до самого корпуса.

Не то чтоб его взгляд буквально жёг мне спину, пф-ф, но, скажем так: явно ощущался и чувствовался.

Сейчас, когда я в хорошем настроении, на пути в отведённую мне комнату, меня посещают мысли: возможно, искры Творца местных варваров имеют какие-то свои, индивидуальные свойства. В отличие от сути нашей родовой искры (у моего рода, да и у многих других из наших краёв) – видеть плоть.

Например, лично я очень хорошо лажу с любыми животными, у которых есть головной мозг. Плюс, чувствую, чем было то или иное мясо. Ещё – знаю, когда за мной наблюдают. Ну и ещё по мелочи…

Кстати, бдительность местного зайца, как мне кажется, была мной усыплена не в последнюю очередь благодаря этой самой унаследованной искре.

К сожалению, просить нельзя ничего. И если ушастый обед сам попался в руки (а даже не будь его, дальше в парке нашлись бы голуби), то инструментами таким образом точно разжиться не получится: даже перочинного ножа для разделки взять негде.

Впрочем, письменный стол в комнате имеет стандартный набор письменных же принадлежностей. Включая металлическую линейку.

Один из краёв которой я быстро затачиваю в душе о край отколовшейся гранитной плитки.

Потрошение и разделка зайца не занимают много времени в умелых руках (ушастый – даже не баран, хе-хе), и уже через четверть часа я раскладываю кусочки мяса и крошечной печени на дне металлического таза, обнаруженного в санузле.

Вместо дров, вытряхиваю в таз пакет писчей бумаги и остатки своей одежды (вот и пригодилась): если уметь, для термообработки должно хватить.

Пьезо зажигалка, как ни смешно, завалялась в меня в кармане ещё из дома… Видимо, автоматически сунул в карман у мангала.

Какое-то время верчу её в руках, не отводя взгляда от нашего герба, выгравированного на боку. Эхх…

Доедаю второй кусок мяса (под весёлое тление остатков своей старой одежды в металлическом тазу), когда меня посещает идея перебраться в комнату за стол: там всё же удобнее. Таз, если что, можно поставить на явно термостойкий подоконник.

Что и делаю.

А в следующую секунду события уже несутся галопом.

Я упустил из виду тот момент, что здесь могут быть термодатчики. И системы пожаротушения, что ли? В общем, что-то на потолке взвизгивает и из какой-то пакости с маленькими отверстиями в комнату бьёт под давлением мощная струя пены. Заливая и огонь в моём тазу, и остатки зайца.

Поток пены с потолка продолжается минуты три, в течение которых я, замерев, прикидываю, что делать дальше.

Слава Аллаху, хоть поесть успел. Хоть что-то.

Затем дверь в мою комнату открывается, ударяясь в стенку, и на пороге появляется тот самый парень, стоявший на аллее рядом с зайцем. Он о чём-то перебрасывается парой слов с двумя типами постарше, после чего они, без спроса, направляются ко мне.

И первый без затей бьёт меня в лицо.

Вернее, пытается.

Парни постарше меня, другой расы и ощутимо побольше. Не знаю, что у них на уме, но явно ничего хорошего. А расслабляться мне явно не следовало.

Ладно, на всё Воля Аллаха. Свой дом надо защищать, даже если он такой, как эта комната. А небольшое помещение имеет и свои плюсы.

Отшатываюсь в санузел, подхватывая с пола тот самый отколовшийся кусок гранитной плитки. По факту, представляющий из себя достаточно ухватистый кусок камня.

И этим самым камнем сворачиваю первому придурку челюсть, под удивлённым взглядом второго.

Лицевая кость противника под камнем приятно (для меня) прогибается и явно хрустит, так как вместе с его челюстями я цепляю камнем и скулу.

Обратным движением, не делая пауз, бью этим же камнем в висок второму.

Который, в свою очередь, тоже рефлекторно отшатывается и в прыжке становится на ноги слишком грамотно.

Но я на это и рассчитывал. Он слишком увлёкся камнем в моей руке.

Перенося вес на «заднюю» ногу, «переднюю» синхронно выпрямляю ему в пах.

А когда он предсказуемо скорчивается, добавляю по затылку всё тем же камнем.

После чего вытаскиваю оба «тела» в коридор (если что, они оба дышат) и захлопываю дверь перед носом третьего. Которого я незаслуженно (судя по всему) благодарил на аллее.