Молчите рефери!

20

— Как я понимаю, это был именно тот переломный момент, когда ваши пути разошлись.

— Да. — Кивнул мой самый нежный. — Она разбила мне сердце и уничтожила все матримониальные планы на корню. Я уехал в Израиль склеивать осколки.

— А я, несмотря на все свои расчеты, полетела не в Москву, а в Германию.

— Вы этого не планировали?

— Она ошиблась самолетом с подачи моего отца. — Улыбнулся Леша и, шутя, пояснил для Евы, — он прекрасно подает правой.

— Более чем, просто прекрасно. Потрясающе. — Поддержала я. — До сих пор помню тот вечер. Богдан Петрович пригласил меня на диалог, а получился монолог, которым он фактически ставил в известность о своем решении. В общем, посылает он великолепно.

— На самом деле специалист по посылам у нас Оля. Делая третье предложение руки и сердца, я ожидал услышать направление и напутствие. — Покосился в мою сторону, не скрывая довольной улыбки. — К счастью, пронесло.

— Простите, Ева сверилась с бумагами и с удивлением спросила, — а когда вы решились на второе предложение? Оно было озвучено?

— На дне рождения Сережи.

— Это не считается, — воспротивилась я, — за неделю до этого они шутили напропалую, что ради спокойствия их отца я должна остаться во Львове. Я помню, как они подначивали друг друга: «Если Оля против, то ее муж точно должен быть за и уж он-то повлияет на строптивицу». А потом шли вариации следующего типа: «Ты у нас самый старший, задави ее авторитетом» или «Вы больше времени проводили вместе, ты знаешь, чем ее шантажировать».

В зале послышались смешки.

— Знаете, в ту неделю я боялась выпускать из комнаты Ричарда и на прогулки выводила его сама.

Ведущая рассмеялась и обратилась к Леше:

— Повлиять на решение Ольги шантажом не получилось?

— Нет. Она отказала мне, послала Серегу и была такова. — Он внимательно посмотрел на меня и, не отводя взгляда искрящихся карих глаз, сказал. — Хорошо, что мы точно знали, где ее искать.

— Оля, зайди ко мне.

Богдан Петрович поймал меня утром, как только мы с Ричардом вернулись с прогулки.

— Одну минуту, сейчас лапы красавцу вымою и приду.

— Хорошо.

Алек привез меня во Львов вчера, помог занести сумку в дом, поздоровался с родственниками и уехал. Я пыталась разговорить его в пути, даже пару анекдотов вспомнила. Не помогло. Он был хмур, опять зол и на контакт не шел, как я ни старалась.

В уютном доме на Дагестанской меня встретили, как родную. Я даже прослезилась от такого теплого приема и первые минуты не могла говорить, наверное, еще и потому, что мой замечательный наниматель теперь ходит, как нормальный человек, много улыбается и шутит. А еще он помолодел, точнее они оба, Раиса расцвела. Осталось надеяться, что глупостей вдвоем эта парочка не наделает и не перебьет позднюю весну, промозглой осенью. Любовь любовью, но если они опять ему спину сорвут, я за себя не ручаюсь… и вообще до сих пор не понятно, как глава семейства получил это увечье. Как он дважды уничтожил старания врачей, я знаю, а вот история как Богдан Петрович получил увечье, до сих пор покрыта тайной.

Что-то подсказывает, что своими проблемами со здоровьем Богдан Петрович обзавелся в силу бурного темперамента. Но спрашивать не буду. Пусть прошлые ошибки останутся за гранью настоящего. Урок из них он вынес.

Лапы золотистого красавца я вымыла, шерстку причесала и, погладив его умильную мордашку, отправила Ричарда на кухню к Людмиле Васильевне. Через десять минут я уже стояла в кабинете перед своим самым клиентом и с гордостью смотрела на его безболезненное передвижение по комнате. Он теперь свободно ходит, медленно, но свободно. И более не стискивает зубы, когда встает из-за стола или садится, хотя там еще с коленом проблема, но думаю, мы и ее решим в ближайшее время.

— Ты улыбаешься. — Заметил он, заняв место за столом, и пригласил меня сесть.

— Да.

— Чему?

— Нравится, как вы передвигаетесь.

— Гордишься…

Дальше он явно собирался меня подколоть, теперь я точно знаю, откуда эта особенность у Сереги. Оказывается Богдан Петрович тот еще язва, когда у него настроение хорошее, а сам он что-то задумал. Поэтому я его перебила:

— Вами очень горжусь.

— А собой?

— А поехали бы вы на операцию на полгода раньше, гордилась бы собой в большей степени. — Я улыбнулась. — А так приходится делиться местом спасительницы с Раисой.

— Опять ты за свое.

— Не опять, а снова. И я в восторге от вашей способности выбирать людей. Ваша супруга тому подтверждение.

Сейчас он вспомнит, как мы с его второй супругой секретничали, и она в подробностях рассказала, каких страхов нахваталась, пока он в себя приходил. Прошло больше месяца, а в ее глазах при упоминании операции до сих пор панический ужас потери.

— Спасибо. — Кивнул он, но темы не продолжил. — Как у тебя с иностранными языками?

— Середнячок.

— На троечку? — его улыбка стала шире, глаза выжидательно прищурились.

— Паршивенький середнячок. — Уточнила я. — А что?

— В школе какой иностранный язык учила?

— Немецкий.

— В Москве родственники есть? — продолжил он, не меняя будничного тона.

— Дальние, со стороны отца.

— Общаетесь? — и внимательный взгляд в мою сторону, чтобы вынести вердикт. — Не общаетесь.

— Это… — хотела сказать, что там есть тетя со стороны отца. И чувствую, говорить, что мы с ней не сильно контактировали, даже когда родители были вместе, не стоит. Чувствую, он попытается решить этот вопрос, по-своему.

Только бы не получилась та же ситуация, которую он устроил в начале нашего соглашения, когда узнал, что у меня между поездами в Киеве четыре часа свободного времени. Я же еле-еле отбилась от навязчивого: «Берешь такси, едешь в дом к моему партнеру по бизнесу, и сидишь у него все это время. Семья хорошая, не волнуйся». К счастью, Серега поддержал, сказав, что подобная опека не требуется, поэтому дал мне визитку некоего Артема со словами: «Будут проблемы в Киеве, звони ему».

Звонить не пришлось ни разу, и все эти треволнения оказались пустой тратой времени. А сейчас младшего дома нет, Раиса где-то по своим делам ходит, остались только я и Богдан Петрович со своим фирменным решительным взглядом.

— Вот и славно. Рад, что все так удачно складывается. — Он побарабанил пальцами по столу и придвинул ко мне папку. — Ознакомься.

Открыла, просмотрела, поняла через слово.

— Хм, Богдан Петрович, это что?

— Да, паршивенький середнячок — это еще мягко сказано. — Улыбнулся. — придется учить.

— Не юлите. Я поняла, что это документы для поступающих с кратким описанием программ обучения…, но вы же, не хотите сказать, что…

— Именно это и хочу сказать: в Москву ты не поедешь. С твоей мамой я уже переговорил, а брату направил документы. Место в студенческом городке будет в двух из трех университетах. — Он выудил листы из папки и указал, в каких именно, — если выберешь третий, придется ютиться на квартире в паре километров от учебного заведения.

— Вы…, — мне стало не по себе. — Богдан Петрович!

И мое возмущение потонуло в уверенных словах, произнесенных категоричным тоном: — Я уже обо всем договорился. Дело решенное.

— Но…

— Твоя задача, подтянуть знания немецкого и не спорить по пустякам.

— Но…

— Поговоришь со мной, когда сможешь сказать: «спасибо». А до тех пор, тема закрыта. — Он поднялся, обошел стол и, положив на мое плечо руку, с улыбкой припечатал моей любимой присказкой. — Массаж по расписанию. Не опаздывать.

Массаж все еще был по расписанию, вот только дозировка его уменьшилась. Теперь у меня было четыре свободных вечера из семи, да и уставать я не уставала, так как больший упор теперь делала на ноги, а не на его поясницу. Появилось время для занятий с репетитором по немецкому. Я с нанимателем уже не спорила и просто учила иностранный с его флективными окончаниями, глагольными сослагательными наклонениями и склоняемыми прилагательными. В прыжках с вышки добилась определенного успеха, теперь могу сделать одно полное вращение и войти в воду ногами почти под прямым углом, хотя над этим еще нужно работать.

Через две недели позвонила мама, счастливая. На вопрос относительно дяди Леши, она ответила загадочным молчанием, кажется, вскоре у меня появится отчим. Он делал пространные намеки на прошлом пикнике, но видимо мама все еще думает: решиться или нет. Что ж в то время, как в моей семье все налаживалось в жизни семейства Краснощек назревал раскол. Алек подал-таки документы на развод и через неделю его должны были оформить. Как сказал младший за нашим с ним совместным завтраком: «Всем его дням варенья сопутствует неизвестный рок» за два дня до этого грандиозного праздника в их семье обязательно что-то происходит. А чтобы не быть голословным, он припомнил прошлогоднее и совпавшую с ним Пасху.

— Да, оформление развода Алека — это настоящий фурор, — согласилась я с улыбкой.

— Выйдешь за меня, и будет самый настоящий.

По глазам вижу, шутит, но что-то мне эти его шуточки становятся поперек горла. Не знаю как Серега, а я всякий раз слушая этот сивый бред, вижу счастливую Юлю, которую он нежно обнимает сзади и что-то тихо ей шепчет.

— Не выйду.

— А понарошку? — предложил он.

— Нет. — Кофе перестал привлекать своим ароматом, настроение медленно пошло под откос. Еще немного и субботнее утро перестанет быть радостным.

— А просто так? — не унимается красавец, сидящий со мной за столом.

— А просто так я паспорт пачкать не буду!

— Тебе не нравится моя фамилия? — возмутился младший.

— Краснощек — хорошая фамилия. Мне не нравишься ты.

— Что, совсем? — а в глазах смертельная обида.

— В качестве фиктивного мужа — совсем.

— И в настоящем качестве никак не привлекаю?

Он наигранно насупился и подался вперед, позабыв о своем кофе, горячих бутербродах и хрустящих печеньях, которые сам готовил и сам же пару минут назад нахваливал.

— Хм, Селозя, я жить замужем хочу долго и счастливо. А не коротко и печально.

— В смысле?

— В прямом смысле, я овдовею на выходе из ЗАГСа.

— Поставишь подножку, чтобы я на лестнице шею свернул? — предположил он и смерил меня оценивающим взглядом. — Не знал, что ты такая кровожадная.

— Хорошая идея, но боюсь, я не успею и пикнуть, а тебя уже обезглавят… причем дважды.

— Чего?

— Обезглавят и оскопят. — Подмигнула опешившему Сереге. — Ты ж в курсе, что Юля уже знакома с данной операцией.

— Оля!

— Приятного аппетита, дорогой. — Я выпорхнула из кухни под звуки его раздосадованной ругани. Аппетит он потерял до обеда, а может быть и до вечера. Вот только шутить на тему ЗАГСа не перестал, более того, подключил к спорам Алека. Старший сын Богдана Петровича на Дагестанской появлялся редко и всего на час, но им и этого хватало для легкого подзуживания моей скромной персоны. Мол, уехать может наша птичка и не вернуться, а повлиять на нее в силах только муж. И, раз уж, возможного претендента со стороны на моем горизонте не наблюдается, придется им, как верным сыновьям, решить сложный вопрос.

Этот фарс достиг апогея, не за два дня до знаменательной даты, а в день рождения младшего. И, к сожалению, пропустить праздничный вечер мне не удалось.

День не задался. Серая промозглая стужа, дождливая дымка над городом и чувство одиночества давили пустотой. У младшего день рождения, а у меня настроение совсем не праздничное. Не стоило слушать песню «Любовь похожая на сон» в исполнении Лары Фабиан, а затем еще и «Жду тебя» от Ани Лорак. И что за привычка грусть заливать новой порцией грусти? Нужно было посмотреть комедию с Лесли Нильсеном или Джимом Керри, да хоть ту же «Я ваша тетя» или «Самое страшное кино». А, в крайнем случае, клин выбить клином. Включить трагедию, основанную на реальных событиях, и вдоволь пореветь, чтобы отпустило. Чтобы собственные проблемы показались пустяковыми, а страх перемен ничтожным. А ведь всего лишь разбирала вещи в комнате и наткнулась на ту самую свечечку от Л…

И как она попала в мою сумку? Неужели нечаянно в спешке сборов из дома я захватила и этот осколок иллюзий? Вначале хотела ее спрятать подальше от себя, потом передарить, а спустя два часа тяжелых раздумий выудила подарок из дальнего угла шкафа и разбила к чертовой бабушке. Не хочу, чтобы она гелевая свечка одним лишь видом напоминала, о болезненном прошлом.

Он обо мне не думал никогда, почему я должна думать о нем сейчас?

Разбить, разбила, а настроение этот подарочек мне испортил. До самого вечера была погружена в себя, ходила, как сомнамбула и вяло отвечала на шутки особо наглых личностей. Наверное, чтобы младший прекратил всяческие нападки, стоило сразу же расплакаться и заявить, что тема для меня болезненна. Из-за Сереги я все больше погружалась в тягостные мысли, а он все чаще находил к чему прицепиться.

Даже за праздничным ужином позволил себе пакость. С загадочным взглядом заявил, что он ждет, не дождется моего ответа по одному очень важному вопросу. В комнате, наполненной смехом, стало тихо.

— Какой вопрос? — голос Алека прозвучал неестественно глухо.

— Да так… — продолжил младший, улыбаясь мне, — есть у нас пара нерешенных вопросов.

— Так один или пара? — спросил Богдан Петрович, обращаясь к сыну.

— Один из них главный. Остальные второстепенные.

Срочно нужно было что-то ответить, что угодно лишь бы замять эту ситуацию. Сейчас я отчетливо осознала, что значит, выражение мужики общаются, женщины молчат. Но если накал страстей не остановить не ясно, чем это закончится.

— Сереж, ответ на твой вопрос я дам через три года.

— Почему так долго?

— Потому что мое — нет, ты явно услышать не готов. — Поймав на себе перепуганный взгляд Юли, я не успела придумать ничего более изящного и ляпнула, — он хочет мою комнату забрать.

Лукавая улыбка Богдана Петровича дала понять, я на верном пути и он меня во всем поддержит. Значит, легенда с личной жилплощадью прокатывает.

— Я против и комнату свою не отдам. Никто не знает, как меня встретят в Германии, поэтому место для временной базировки я…

На этой фразе сталкиваюсь взглядом с Алеком и теряю нить размышлений. Просто потрясающая ситуация.

— Она оставляет за собой. — Раиса подмигнула и с улыбкой подсказала выход из моего ступора. — Самое время десерта.

— Сейчас принесу.

Блин! Я вылетела из-за стола, как пуля. Сзади послышался вопрос от старшего сына Богдана Петровича:

— Тебе что, своей комнаты мало?

— Возможно, мне не хватает комфорта.

— Если так, приобрети квартиру. — Примиряюще ответил их отец. — И она будет в полном твоем распоряжении.

Если подумать, то получилась прекрасная аналогия. У младшего комната уже есть — Юля. И вместо того, чтобы зариться на чужие комнаты, следует из своей девушки сделать жену. Занятая своими размышлениями и поисками сервизных чашек я не заметила, как в кухню вошел наглый территориальный захватчик.

— Оля, свет наш нежный, ты решила, что я на такое куплюсь?

Вздрогнула от неожиданности и обернулась:

— По поводу? Если ты о комнате, то свое решение я уже озвучила.

— Нет, я о другом.

— О чем? — лучший вариант поведения в таких условиях, сплошное недопонимание. И вроде бы младший мог бы в честь своего двадцати пятилетия отвалить, не продолжая фарс, но не тут-то было.

Подошел ближе, улыбнулся, заглянув в мои глаза. Блин, да он реально издевается!

— Ну, как же ты и я…

И это он мне заявляет, когда Юля в любой момент может войти в кухню. Истинный любитель острых ощущений. Может устроить их ему не понарошку, а настоящие? Чтобы неповадно было приставать, когда у меня кошки скребут на душе. Дав себе несколько секунд на размышления, пришла к выводу, что бить словами ниже пояса я не умею, и даже если бы могла, то не захотела. Это же младший, он просто не дозирует остроты, вот и все.

— Селозя, глупо считать, что в свои именины ты не схлопочешь за подобные шуточки. Отвали по-доброму.

— Ты что обиделась? — тут же возмутился он.

— Слушай, я сейчас не в настроении обличать все в красивую форму. Поэтому извини за грубость. И давай договоримся так: данного разговора не было, этой темы мы не обсуждали, и ты на кухню вошел за тортом. Держи.

Я вручила ему поднос с кондитерским изделием и направила в гостиную. А младший вопреки всем наставлениям тормознул у дверей и обернулся с плутовской улыбкой.

— Но если я отстану от тебя, в ход пойдет тяжелая артиллерия. Отец может быть и за твой отъезд, но не один я против.

— Это моя жизнь, это мое решение. — С силой захлопывая выдвинутые ящики и открытые дверцы, я фактически закрывала и тему. — И я его уже приняла.

— Жаль, я так надеялся… — ухмыльнулся именинник.

— Пристрели свою надежду. — В сердцах попросила я и отвернулась.

Наверное, он таки понял, что достал меня до печенок своими шуточками. Позвал уже совсем другим тоном: — Оль? Я…

— Все нормально, иди.

Сразу же вернуться к столу мне не захотелось. Я тихо вышла на крыльцо посмотреть на небо и темный парк, подышать воздухом. Красиво здесь, тихо и уединенно. Не хочется думать о плохом и несбыточном, а все же думается.

В доме скрипнула дверь, раздались неторопливые шаги Алека.

— Эй, ты как?

— Задумалась.

— Над чем?

На самом деле я думала о том, как запретить себе погружаться в прошлое и жалеть себя нынешнюю. Но этого я не произнесла: — Над важным.

— Например, как остаться и принять мое обременительное предложение руки и сердца? — он набросил на мои плечи пиджак, а руки не убрал.

— Я не думаю об этом… И, знаешь…

— Что?

— Не раскидывайся предложениями.

— Почему, нельзя? Для тебя мое предложение всегда в силе.

Тема — глупее не бывает, как можно ее обсуждать, я уеду, он так же на одном месте не останется. Новые люди, новые интересы, неожиданные открытия… Какая, блин, связь между нами? Никакой. Но почему-то вместо того, чтобы стряхнуть его руки с плеч и уйти, я обернулась.

— Как можно быть таким уверенным в другом человеке?

— Можно.

— То, что это «можно» — понятно, но что дает тебе такое основание?

— Кое-что дает… — туманный ответ и полуулыбка.

— И откуда уверенность?

Алек хмыкнул, спустился с двух ступенек террасы, и теперь его лицо было напротив моего. Появилось стойкое желание потереть глаза, ущипнуть себя за руку, прикусить губу и поправить волосы и все это одновременно. Что происходит? Мне и убежать хочется и очень хочется остаться. Но ведь это Алек, старший сын Богдана Петровича. Почему я должна от него бежать? Он всего лишь близко подошел и пристально смотрит, ничего предосудительного. Что за ненормальная реакция?

— Отсюда.

Наклонился, обдав меня запахом шампанского, и очень медленно поцеловал уголок губ. Легкое дежавю накрыло с головой. Вспомнилось, как Серега забрал меня из универа пьяной, расцеловал лицо и на таком же моменте остановился. Вот только сейчас своевременного звонка на телефон целующего не поступило.

А ведь до этого он от трубки почти не отрывался, большую часть застолья с кем-то говорил. Выключил телефон, ради меня? Или я опять создаю иллюзию? Подумав об этом, я не решилась взбунтоваться и воспротивиться, что-то остановило. И Алек со знанием дела продолжил медленное наступление.

Из-за него мороз прошелся по коже от скул до самых пяточек. Глаза распахнуты, ладони вспотевшие, и меня бросает, то в жар, то в холод. Простыла, наверняка. Ведь это не может быть реакция на его «недопоцелуй», не может!

— Глаза закрой. — Прошептал у самых моих губ.

— За-чем?

— Закрой без вопросов.

— А поговорить нельзя? — спросила еле слышно. — Обсудить твою чрезмерную уверенность…

— Не сейчас. — Медленно, очень нежно он взял в ладони мое лицо. — Олененок, я не передумаю.

— А, может…?

— Уже решил.

В следующее мгновение я перестала помнить: кто я и где нахожусь. Если раньше он целовал, выпрашивая приглашения, то теперь ставил перед фактом: «своего добьюсь независимо от твоего мнения». Это было медленно, горячо и страстно, хотя участвовали только губы. От такого напора можно было без стеснения капитулировать, что я и сделала…

Почти сделала, и он вдруг отпрянул.

— Хорошего понемногу… — тихо оповестил Алек, прикоснувшись губами по моему виску. — Этого хватит, чтобы ты передумала и осталась во Львове?

Так хотелось спросить: зачем? Кем он меня видит и что себе представляет? Ведь мы мало знакомы. Да что там, я почти не знаю его. Он знает меня еще хуже. А ждать и надеяться я больше не намерена.

— Нет.

Алек хотел было отстраниться, а потом со вздохом опять потянулся ко мне.

Зачем? Неужели так важно, чтобы я осталась во Львове в следующем году? И для кого важно? Для Богдана Петровича, для Селози, для него, но он же, работает. Из-за стола его раз десять вытаскивал чей-нибудь звонок на телефон. И он, извинившись, мчался отвечать партнерам или заказчикам. Какая глупость! Нет. Это не правда. Мне все кажется. Просто шампанское в крови бушует и ничего больше. Это всего лишь действие пузырьков игривого…

Через минуту я уже смотрела вслед быстро уезжающему «агрессору» через окно гостиной. Наступление Алека прервал Богдан Петрович, выйдя на крыльцо, он пригласил нас на сладкий стол.

— Пойдем? — нерешительно спросила я.

— Олененок, сладкого мне на сегодня хватит, — загадочно ответил он. — Пиджак не снимай, завтра заберу.

С этими словами я была передана его отцу.

Мы не виделись вплоть до моего отъезда, когда он, сжав мою руку, пожелал счастливого пути. И все… никаких поцелуев, объятий, признаний и предложений.

Ничего.