Молодой бог (СИ)

Глава 40

Я не понял, что произошло. Открыв глаза, я ещё долго не мог сконцентрироваться. Светло. Мягко. Моя голова покоится на удобной подушке, тело приятно греет одеяло. Я стал разглядывать потолок. Обычный вроде, но такой приятный. Далее я заметил мощный свет полуденного солнца, разрезающий комнату на теневую часть и светлую. Телефона на аккуратной тумбочке рядом я не заметил. А где он? А я где?

Неожиданность осознания заставила меня резко сесть в кровати. Рядом никого не было, лишь аккуратно заправленная правая половина. Ах, Майкрофт. Даже тут наводит порядок. Стоит наконец-то принять то, что произошло, а то я и дальше буду часами сидеть с открытым ртом, решая, реально всё или это очередная галлюцинация. Как бы то ни было, эта галлюцинация мне нравилась в разы больше, чем образ Джима.

Кровать была прогрета моим телом и солнцем, поэтому я решил ещё чуть-чуть понежиться, ведь это был поистине эксклюзивный случай.

Я думал о всяком, разглядывая потолок. Сейчас вчерашние события вспоминаются как какое-то кино, которое ты смотрел не очень внимательно. Что же там было? Было вот что: я спал в одной постели с одним из самых влиятельных людей в Англии. Жесть. Мне стало так смешно, что я не сдержался.

Я встал таки, чтобы отыскать свой телефон. В коридоре было так тихо, словно я был один в доме. Но меня это не сильно обеспокоило. Я зашёл в «свою» так и не использованную комнату и взял в руки телефон, покоящийся на кровати, из которой я выскочил, как ошпаренный.

Когда проснёшься, напиши.

Я улыбнулся телефону. А ещё я увидел время. Почти два часа. Ого. Сегодня я тоже много спал. Зато действительно спал. Голова, конечно, побаливает, но всё же есть ощущение того, что… всё будет хорошо.

Я присел на край кровати.

Я проснулся.

Вот такой краткий ответ я напечатал и стал ждать когда Майкрофт мне позвонит или напишет. Было немного странно, но от мыслей о том, что я могу узнать о Майкрофте нечто новое, мне не становилось плохо. Это интриговало.

Пока Холмс медлил с ответом, я сходил в душ (в мою голову вдруг пришли мысли о том, что я же по факту был голый в доме Майкрофта), и потом стал исследовать дом. Просто решил заходить во все двери. Нагло, но… мне жутко хотелось.

Начал я со столовой, в которой мы ели вчера. Помимо уже знакомых предметов я обнаружил смежную дверь. Долго не думая, я распахнул её и очутился в другой комнате. Первое, что мне бросилось в глаза — это беговая дорожка и ещё пара тренажёров. О, вот где Наше Правительство сжигает калории. Поел тортик и прямиком в соседнюю комнату. Ещё в этом помещении стояло большое коричневое кожаное кресло и столик рядом, на котором стоял поднос. Имелось несколько картин и лампы с серым абажуром.

Я продолжил обзорную экскурсию дальше по коридору. На первом этаже всё было в том же стиле: лампы на небольших тумбочках, вешалка у входной двери, подставка для зонтиков, с потолка свисали лампы в охровых абажурах, окна с квадратными шпросами, слева ещё один коридор, много дверей, ведущих то в ванные, уборные, комнаты и кладовки. Оказалось, что второй этаж с картинами не предел! Был ещё и третий! Но там было всё в комнатах. Что ж, на первом этаже была комната… или просто место для отдыха с огромными окнами, короче сюда попадаешь, пройдя через парадную (пол в которой почему-то шахматного окраса). Большое пространство. Кое-где даже стоят какие-то… пальмы? В общем растения. Окна прикрывают плотные шторы благородного красного оттенка. Сколько ж дверей. Мне даже стало как-то не по себе. Ещё один камин, над ним на полке располагаются какие-то старинные предметы. И… кухня? Весьма просторно… Даже пустовато. Ну, естественно, Майкрофт тут почти не ест. Большой холодильник, скорее для вида. На нём на магнитах крепятся рекламки ресторанов с доставкой еды на дом. На небольшой полочке лежит стационарный телефон. Вижу эту картину: Майкрофт как всегда приезжает поздно, подходит к холодильнику, открывает его, вздыхает (потому что там пусто), а затем берёт один флаер и набирает номер, чтобы заказать покушать.

В общем и целом дом этот был прямо майкрофтовским. Невероятно. Я находил удивительные вещи типа доспехов, картин с непонятными людьми (скорее всего предки, больно уж похож был один чел на Майкрофта), статуи людей на конях.

Ох уж этот тёмно-красный ковёр в коридорах.

Что ж, ходить здесь одному было немного страшно. Я всё ещё не излечился. Моё лицо то и дело мелькало, отражаясь от доспехов.

Машина ждёт.

Ага, ну ясно. Снова ехать на базу. Предполагаю, что меня сначала направят к врачам на осмотр, а потом прямиком к Стоун.

В этом плане Майкрофт был предсказуем. Да, первым делом меня отправили в медпункт (когда врач спросил принял ли я таблетки, моё лицо окрасилось цветом ковров в доме Майкрофта), а после внешнего осмотра я пошёл на приём к мозгоправу. Но к моему удивлению место сеанса сменилось. Я сидел в её кабинете. Вот это подходит для психотерапии, а не та допросная коморка.

Стоун поприветствовала меня улыбкой и вопросом о самочувствии. Я ответил, что мне лучше.

— О чём хочешь поговорить?

Ух, ты. Мне дают право выбирать.

Я пожал плечами. Честно, я не хотел портить своё более менее хорошее настроение, лазя в подвал своей души. Знаю, нужно разобраться со всем дерьмом, пока хуже не стало. Но мне кажется, что нужно выдержать паузу.

— Кто учреждает эти сеансы? — спрашиваю я.

Мне удобно сидеть в мягком кресле, окружённым картинами и приятными оттенками.

— Конкретно на этих настоял мистер Холмс. — ответила психолог, протерев свои очки. — Первые обязали члены совета, с которыми ты беседовал на собраниях.

Ну, на беседу это было мало чем похоже. Вот слово «допрос» больше подходит.

— То есть с точки зрения остальных членов, помощь психолога мне уже не нужна? И если бы не инициатива Майкрофта, то мы бы больше не встретились?

— Я не знаю, что думает совет, но полагаю, что первые сеансы должны были нести лишь диагностический характер и лёгкую терапию, чтобы ты смог приемлемо вести себя на встречах. — Стоун закончила протирать очки и водрузила их обратно на нос.

Её глаза немного засвечивали блики, отражающиеся от солнца в окне.

Ответ психолога меня не удивил. Я знал, что представляю для этих высших инстанций лишь временную важность. И это заставляет меня думать о том, что я буду делать в будущем. Мне нужно было примерно вычислить, сколько сеансов меня ждёт, чтобы построить выгодный для меня план.

— Кажется, я нашёл способ, чтобы спокойно спать. — резко перевёл тему я.

Стоун подняла вверх брови и слегка улыбнулась.

— Это просто замечательно. — искренне прозвучала она. — Это большой шаг.

— Я использовал Ваш совет насчёт… — я стал трясти кистью, пытаясь найти подходящее слово. — ну, того что может противостоять образу моего дяди.

— Я рада. — кивнула женщина. — Если это будет продолжать работать, то можно считать то, что ты представляешь, решением половины твоих проблем.

На моём лице сразу отобразилась озадаченность. Решение половины проблем?

— Образ твоего дяди, проецируемый паранойей и психозом — это просто реакция твоего организма на… назовём это стрессом от столкновения противоречащих друг другу идеалов. Чем сильнее и желаннее будет моральный идеал, тем больше ты сможешь контролировать аморальный.

Ну, звучит вполне логично. И вполне применимо в моём случае. Если я буду стремиться быть как Майкрофт, то всё влияние Джима, которое он на меня оказал, исчезнет, и я буду как раньше. Только умнее.

— Глупо. Глупо!

Я сжал подлокотники. Мысли тут же разделились на два фронта. Теперь я уже понимал на какие. Одни раздражали своей идеей о том, что я не должен контролировать себя, должен дать волю, потому что ничто не важно, кроме собственного удовлетворения. Ведь это так легко — делать то, что хочешь, не думать о последствиях, об обществе и мире вокруг. Эти мысли спрашивали какого чёрта я начал стремиться к образцу поведения Холмса. Да уж, об этом вскоре задумался я полностью. С чего это вдруг я развернулся на сто восемьдесят градусов в противоположенную сторону? Джим был моим идеалом. Его поведение, вся его сущность, его идеи. Но причина почему я не стал как он… Во мне осталась эта моральная часть. Хоть сердце и трепыхалось от мыслей о Джиме, оно не жаждало крови. То были мысли о простых отношениях с дядей, о сантиментах. И его ужасало то, на что придётся пойти, чтобы полностью перейти на «сторону богов». Но почему?! ПОЧЕМУ?!

— Откуда в тебе это? Эти сопли.

Не найдя ответ в голове, я поднимаю глаза на Стоун. Та выжидающе смотрит на меня. Спросить её? Всё же это её работа, так что…

— Как думаете, почему я всё же не стал как мой дядя? — прямо спрашиваю я.

Стоун нравится мой вопрос. Она слегка улыбается и кладёт руки на стол. Между пальцами крутится ручка.

— Ты не догадываешься?

Я выгнул бровь.

— Ну, может из-за мамы.

— Твоя мама несомненно оказывает на тебя влияние до сих пор, но не она причина твоего выбора. — я понимаю, что Стоун уже думала над этим вопросом и вот сейчас наконец-то озвучит своё мнение. — У ребёнка, когда тот вырос, когда переломный возраст позади, возникает потребность в примере для подражания. Так как твой отец покинул тебя когда ты ещё говорить не мог, примера у тебя не было. Матери весьма ценны в раннем детстве. Именно тогда дети сильнее всего привязаны к ним. Но когда стартует переход во взрослую жизнь, начинается период подражания. И как показывает статистика, матери редко становятся объектами для этого дела.

Ага, помню, как мне было лет двенадцать, и я увидел, как мама с толпой подружек (в основном это были наши соседки) пили вино на кухне. Мне это не понравилось. Не понравилось, что она пила, хоть это было и в приемлемых количествах. Тогда я решил, что никогда и капли не возьму в рот. Ха-ха. Посмотрите на меня сейчас.

— Ты рассказывал про мужчин твоей мамы. Здесь я должна спросить, не помнишь, чтобы ты особенно привязывался к кому-нибудь?

Вопрос меня озадачил. Ну, я уже упоминал, что мне нравилось внимание этих мужиков. В основном они были одинаковыми, так что ни одного особо выделить не могу. И я не сказал бы, что искал в них пример для подражания. Я скорее был похож на даму, любящую, когда её обхаживают. Ну что за ребёнок я был!

На вопрос Стоун я отрицательно покачал головой. Стоун кивнула, что-то анализируя у себя в голове.

— Значит, у тебя поздно начался переход. Это объясняет твоё беспечное поведение.

Я хмыкнул. Вдруг психолог ухмыльнулась.

— А ещё это значит, что пример был у тебя один, и это даже лучше, чем будь у тебя их несколько.

О, боже. Кажется, я догадываюсь о чём она. А точнее о ком.

— Очень важно, чтобы в этот переломный возраст рядом был положительный человек. Так люди находят опору, чтобы начать развиваться. Влияние этого человека-примера я называю эффектом направляющего авторитета.

Не может быть. Я не помню, чтобы до всего этого приключения смотрел на Майкрофта и думал: «О, какой пример. Хочу быть таким же». Всё было скорее наоборот.

— Вряд ли это был Майкрофт. — так я и сказал Стоун.

Она откинулась на спинку стула, чуть наклонившись вправо.

— Почему ты думаешь, что не он? У тебя был ещё кто-то старший с кем ты столько общался?

Я отрицательно покачал головой.

— Нет, но я не ставил его в пример. Меня больше бесила его опека и наставления. — признался я.

— А сейчас? — вдруг спросила Стоун.

Я уставился на неё, не догоняя к чему она ведёт.

— Ну, — я замялся. — сейчас всё по другому. Я понял, что Майкрофт просто хотел помочь мне стать самостоятельным и ответственным.

Стоун довольно улыбнулась.

— Если ты это теперь понимаешь, значит, во-первых, к этому были предпосылки, а во-вторых, это означает, что эффект авторитета сработал.

Я похлопал глазами, а затем глубоко задумался, отправив глаза самостоятельно гулять по ковру. Ну, да, сейчас я понимаю, что за всеми моими наказаниями стояли попытки научить меня думать головой. Ещё я ощущаю, как изменился мой взгляд на Майкрофта. Как будто я вышел из своего игрушечного домика и взглянул на реальный мир не через розовые стёкла. Но как мог Майкрофт повлиять на это?.. Боже.

Я резко поднял широко распахнувшиеся глаза. Боже.

— Кажется, я… — волнение захлестнуло меня. — Там, у дяди, случалось, даже часто вообще-то случалось, что я смотрел на всё с двух сторон. Меня накрывало чувство вины, потому что я на автомате думал о том, что бы в этой конкретной ситуации сказал Майкрофт. Дядя говорил, что мне нужно избавиться от этого, потому что это меня тормозит. И я поступал так, как хотел Джим, чтобы угодить ему.

Я облился потом, потому что впервые с момента побега назвал дядю по имени вслух.

Стоун чуть склонила голову вниз, слегка поджав губы.

— Продолжай, Эдвард, всё в порядке.

Я вытер вспотевшие ладони и сцепил пальцы в трясущийся замок.

— Я стал различать, что хорошо, а что плохо именно там, где было с чем сравнивать. — прохрипел я. — Начал задумываться о связях одного с другим и вообще о том, о чём раньше не думал. — я усмехнулся. — Получается, именно Майкрофт был спонсором моих внутренних противоречий, а дядя просто выступал агитатором.

— Всё верно, Эдвард. — согласилась Стоун. — Видишь, если бы мистер Холмс не оказал на тебя влияния, то ты бы давно сделал выбор в пользу стороны твоего дяди.

Ну, ладно. Может всё так. Но это всё ещё не объясняет моей сентиментальности. Думаю, что здесь ответом точно будет моя мама. Она в достаточной степени давала мне все эти базовые вещи, типа любви, заботы и тому подобное. И мне кажется, что я всё-таки брал её в пример в вопросах романтического характера.

— Ты проделал хорошую работу, Эдвард. — подвела итог психолог. — Продолжай анализировать всё, что произошло. Это поможет твоей личности развиться в нравственно положительном направлении.

— Да кому это нужно?!

— Он спрашивает: «Да кому это нужно?». — я решаю внести элемент загадочности.

Стоун слегка удивлена.

— Кто?

Я поджимаю улыбающиеся губы.

— Он. Или это я. Но другой я, аморальный.

Стоун заинтересовали мои слова. Она наклоняет голову влево, задумчиво выпячивая губы.

— Тогда передай ему, что коллективная жизнь человеческого общества невозможна без морали. — я было открыл рот, но психолог продолжила. — А если он хочет сказать, что ему плевать на социум, то добавь, что человек процветает тогда и только тогда, когда дух и инстинкт пребывают в гармонии. А превышение инстинктом своих полномочий даст обратный эффект, и в итоге личность заменится чем-то иным, чем-то нечеловеческим.

Божественным? Так бы сказал Джим. Ха-ха. Но я думаю, что скорее дьявольским. А вот превышение полномочий духом звучит вполне по божественному.

Я остался под впечатлением от нашей беседы. Многое стало ясно, но и вопросов достаточно возникло. Стоун дала мне домашнее задание, так сказать: постараться ответить на эти вопросы самостоятельно, чтобы на следующем сеансе я сравнил результаты своего анализа с её профессиональным.

Я направлялся в столовую, чтобы перекусить. Минуя коридоры, я думал о том влиянии, которое на меня оказывается оказал Майкрофт. Но поток мыслей быстро перешёл на Джима. В голове стали проноситься воспоминания, все сцены нашего взаимодействия. Зря я им позволил это. В груди тут же завибрировала паника. Я остановился, ощущая накативший приступ ужаса. Коридор был пуст. Я чувствовал спиной его присутствие, а ухо обдавало его холодное дыхание.

Я прижался к стене, хватаясь за ноющую грудь. Нет, нет, только не снова!

Кое-как вытянув телефон из кармана, я принялся писать Майкрофту.

Ты где?

В Уайтхолле на конференции.

А когда вернёшься?

Я не вернусь сегодня на базу.

У меня встреча в Диогене.

— Чёрт. — вслух ругаюсь я, чувствуя, как ноги начинают неметь.

Можно я приеду?

Куда именно?

В клуб.

Майкрофт молчит какое-то время. Я не отрываю глаз от экрана, держась за последнюю надежду.

После встречи. Я сообщу.

Ладно, это уже хорошо. Но нужно как-то продержаться.

Есть мне совершенно перехотелось, поэтому я вернулся в свою комнату и нырнул под одеяло, чувствуя, как тело трясёт от холода. Мягкие простыни и подушка не успокаивали. Я был охвачен беспокойством, ощущением, что сейчас я умру. И у всего этого был источник. Он стоял прямо за мной. Поэтому мне было холодно.

— Уходи. — слабо прошептал я.

Он не ушёл. Тогда я принялся вспоминать Холмса по деталям. Особенно его искреннюю улыбку и ощущения от прикосновений. Вот к чему нужно стремиться. Оставь ад позади.

Таблетки. Я резко вспомнил о них и тут же поднялся с постели, кидая боязливый взгляд в сторону. Таблетки покоились на столе, там, где я их вчера оставил. Но их нужно принимать вместе с едой. Я задумался. Меня тошнило, так что я не смог бы ничего в себя запихнуть. Твою ж на лево! Пришлось принять просто так. Весь набор по одной. А ещё я отправился в ванну, чтобы применить мазь.

Совершив машинные действия, я понял, что мне стало лучше. Нужно чаще отвлекаться. Но как? Всё, что я могу делать — это ходить к Стоун и сидеть в своей комнате. Но что если я попробую выпросить билетик в спортзал? Сейчас середина дня, значит, кадеты Лиги сейчас на тренировке. Может после их занятия мне разрешат? Надо поговорить об этом с Майкрофтом. Но сейчас он занят.

Чтобы ни о чём опасном не думать, я принялся перебирать вещи на столе, выкинул все вещи из шкафа, а потом сложил их обратно, перечитал записи в дневнике. Потом до меня дошло, что у меня есть телефон, и я включил комедию с Джимом Керри. Отлично, это должно помочь.

Через какое-то время мне всё-таки захотелось есть, но я не рискнул идти в столовую, потому что сейчас легко можно было наткнуться на тренера или кадетов в том крыле. Так что я проделал неблизкий путь до отдела с клерками. На их этаже был автомат с кофе, газировкой и перекусами. Не очень разумно, учитывая рекомендации врача, но выхода у меня нет. Я набрал себе шоколадных батончиков, чипсов, пару банок Спрайта и орешков. На пути в комнату, я был застукан одним из работников и получил вопросительный взгляд. Ну, сорян, чувак. Обкрадываю ваш отдел в первый и последний раз.

Вернувшись в комнату, я устроил праздник подростка и стал поглощать всю кипу вредностей, изредка посмеиваясь над забавными сценами.

Машина ждёт внизу.

Было уже около шести. Я как раз закончил выкидывать мусор, состоявший из пустых пакетиков и банок. Отлично, я зарядился более менее положительной энергией, и Майкрофт сейчас окончательно меня разгрузит. Наверное.

Понадеявшись на то, что после клуба мы вместе снова поедем к нему, я собрал рюкзак. На это раз взял сменную одежду и таблетки. Вот какой я ответственный молодец!

Оставалось лишь дойти до парковки, залезть в нужную тачку и наслаждаться вечерним Лондоном из окна правительственной машины. Я выбрал долгий, зато безопасный путь через отдел кадров, и уже через пять минут сидел в знакомом автомобиле.

Путь до клуба занял меньше времени, чем занял бы до Уайтхолла или Темз-хауза.

Клуб Диоген был частным элитным клубом, который, если я всё правильно помню, основал вместе с кем-то сам Майкрофт. Главное правило — молчать. Я сначала подумал, что это шутка, когда впервые столкнулся с этой странной локацией. Но нет. Все члены правительства, выходящие в клуб, действительно сидят в креслах, читают Таймс, попивают чай в абсолютной тишине. Ух, адское для меня местечко. Но хорошо то, что там есть специальные комнаты, где можно открыть рот без страха быть изгнанным. Я бы назвал это место рассадником мизантропии.

Даже цвет здания, — абсолютно белый, уже предупреждал прохожих о своей необычной составляющей.

Я зашёл внутрь, представляющий из себя совершенную противоположность любому члену этого клуба снобов. Мужчина, стоявший за стойкой, видимо распорядитель, как только заметил меня, сразу приложил палец к губам. Я закатил глаза. Меня проводили в личный кабинет Майкрофта. Вообще-то, он проводил здесь много времени до всех событий. Теперь от него требуют большего внимания к внешней разведке. Но я даже рад, ибо иначе мне бы тоже пришлось тут часами торчать.

Войдя в кабинет, я сразу устремил взгляд на Холмса старшего. А точнее на его спину. Он стоял ко входу спиной, что-то перебирая на столе. Хлопок двери заставил его обернуться. Я сразу вспомнил ощущения, которые испытал в коридоре, то отчаяние, и мне вдруг почему-то захотелось стремительно уничтожить расстояние между нами и снова обнять его. Но это странное желание действительно было странным, поэтому я тут же подавил его и прошёл дальше в кабинет.

Это помещение напоминало кабинет Майкрофта на базе, но там скорее преобладала эстетика какого-то бункера, а здесь всё напоминало кабинет премьер-министра на Даунинг стрит. Портрет Королевы прямо в центре стены перед рабочим столом, приятные бордовые шторы, позади меня шкаф с книгами и документами. Несмотря на то, что сам клуб мне не очень симпатизировал, обстановка этого кабинета нравилась мне больше прочих.

Холмс садится на своё место, и я присаживаюсь на стул напротив него, а затем кладу подбородок на стол, жалостливо глядя на политика. Тот листает документ, но вскоре его откладывает. Я показушно вздыхаю, пытаясь добиться непонятно чего. Майкрофт наконец-то смотрит на меня, откидываясь на спинку и сцепляя пальцы в замок.

— Так что произошло? — интересуется он.

Я пожимаю плечами, не зная, как точно описать свои ощущения.

— Я был на сеансе со Стоун. — начинаю я, глядя на красный старомодный телефон на правом конце стола. — Всё было в порядке. Мы кое-что важное прояснили. — я поднимаю глаза на Холмса, ведь я всё ещё под впечатлением от того откровения. — А когда всё кончилось, и я уже шёл к себе, то мне вдруг стало… странно. — я не знал, понял ли Майкрофт о чём я, но тот как всегда выглядел всезнающим.

— Почему ты не вернулся? — тогда спросил он.

— К Стоун? — немного удивлённо уточнил я. — Не знаю. — теперь последовал вздох. — Она бы мне не помогла.

— Но она же…

— Ты понимаешь о чём я. — с напором оборвал политика я.

Холмс расслабил напрягшийся лоб и кивнул. Я ещё раз рвано вздохнул и теперь разглядывал другой, чёрный телефон на противоположенном от красного крае стола.

— А ты что сегодня делал? — на автомате спросил я, чтобы развеять неприятную тишину.

Глаза Холмса сразу наполнились воспоминаниями, он поднял их куда-то к потолку, как и брови.

— Разбирал правительственный завал. — ответил он.

Я понимающе мыкнул.

— Интересно, он когда-нибудь разберётся?.. — скорее у себя спрашиваю я, вспомнив лицо Джима, когда объявили о подвешенном парламенте.

Слышится вздох Майкрофта.

— Надеюсь на это. — произносит он, уже глядя куда-то под стол.

Я хмурую брови, снова чувствуя, как во мне растёт волна сочувствия и такая же огромная волна желания помочь. Ещё один вопрос на засыпку: откуда это всё? Сейчас ответить не смогу, так что оставлю на лучшее время.

— Это из-за проблемных выборов? — спрашиваю я, отрывая подбородок от стола.

— Не только. — отвечает Майкрофт. — Всё началось с той кибератаки, учинённой твоим… — он обрывает свою реплику, поджимая губы.

— Всё в порядке. — я стараюсь казаться равнодушным, но внутри взрываются вулканы.

Политик теперь водит пальцем по краю документа, на корке которого красным горит «Совершенно секретно».

— Утекло достаточно важной и чрезвычайно секретной информации. — чуть понизив голос, рассказывает он, гипнотизируя документ. — Часть попала террористам и правительствам восточных стран. Это повлияло и на выборы. А кроме того появились новые дела, требующие внимания. — он поднял на меня глаза, и я понял, что он про мои показания на собраниях.

— Кто бы мог подумать.

Моё тело напряглось, а зубы сцепились в непробиваемую стену. И причиной была злость.

— Я всё ещё не могу помочь? — серьёзно спрашиваю я, глядя на Холмса из-под хмурых бровей.

— Ты уже сделал всё, что от тебя требовалось.

Пальцы сжались в кулаки. Но я ведь могу больше!..

— Тогда что совет решил насчёт меня? — наконец-то задаю я волнующий меня вопрос.

Холмс опускает глаза, секунда размышлений, глаза снова направлены в мои.

— Тебя не допустят обратно. — отвечает политик. — Ты провалишь все тесты на психическую пригодность.

— Знаю. — говорю я без капли сожаления.

Холмс вдруг приподнимает брови.

— Но ты бы хотел вернуться в программу? — интересуется он.

Я сглатываю ком в горле. Ой-ой.

— Да. — слегка фальшивя, выдаю я.

Ложь. Ложь. Ложь. И Холмс это понимает, потому что его:

— Ладно.

Звучит весьма подозрительно, как и моё предшествующее «Да». Эта неловкость выливается в тишину. Я отчаянно пытаюсь придумать, что сказать.

— Было выдвинуто ещё одно предложение, — Майкрофт первым нарушает молчание. — что с тобой делать. — я выпрямляюсь на стуле, готовясь услышать вариант. — Отправить тебя в специальный лагерь по исправлению опасных подростков в Бристоле.

— Что?! — я открываю рот от шокирующего контента.

Холмс чуть пожимает плечами, наклоняя голову вправо.

— Ты же не… — начинаю паниковать я.

— Я не считаю эту идею разумной. — успокаивает меня политик. — Это скорее навредит тебе.

— Ага! — живо соглашаюсь я, стирая пот со лба. — Кто это вообще предложил?

— Джон Гарви. — спустя пару секунд молчания, сообщает мне Майкрофт.

Я тут же вспыхиваю огнём ярости.

— Вот же ж сволочь! — забывшись, выдаю я, на что Холмс широко распахивает глаза. — Решил отослать меня! А я ведь его даже не сдал!

Когда я понимаю, что ляпнул, весь мой пыл гаснет, и я с замиранием сердца перевожу взгляд на политика.

— Что? — Холмс сразу отбрасывает своё ленивое вечернее настроение и приходит в боевую готовность. — Не сдал?!

Чёрт возьми. Твою мать.

Да, я сам даже не понимаю почему не назвал имя предателя. Когда я рассказывал про Александра и своего бывшего тренера, я мог добавить, что не только они тут крысы. Не знаю, конечно, насколько они крысят, но такое сразу нужно выкапывать с корнем. Я ведь ненавижу этих лицемеров. Однако, то ли у меня всё перемешалось в голове от недосыпа и стресса, то ли я побоялся поднимать кавардак, заявляя прямо в присутствии всех членов и самого виновного то, что он был виновен… Я не знаю. Но скорее всего я просто думал, что ещё не пришло время выдавать этот факт. Да, знаю, я ступил. Надо бы это признать.

Но теперь, глядя на начинающего выходить из себя Майкрофта, я просто опешил.

— Эдвард! — крикнул Холмс, пытаясь воззвать к моему сознанию. Но оно улетело в чёрную дыру.

— Ну, — я начинаю жутко хрипеть и мне приходится прокашляться. — он как бы вроде как… — я видел, как закипал Холмс, он уже тянулся к чёрному телефону, прожигая во мне дыру. — он как-то связан с… — я давлюсь воздухом и снова хриплю. — С Мориарти.

Озноб возвращается, комната замерзает, я теряю поддержку Майкрофта, и монстр уже тут как тут.

— Почему ты сразу не сказал?! — слышу, как Холмс злится.

Раздаются гудки. Он звонит кому-то.

— Я запутался. — жалко оправдываюсь я.

— В чём, бога ради?!

— Во всём. — мой голос утопает в океане паники.

Майкрофт тем временем уже говорит с кем-то через трубку. Назначает срочную встречу. Я слышу что-то вроде «Лангдейл», «Любовь», «Порлок».

Политик вешает трубку, я открываю рот, чтобы выдать что-то вроде извинений, но Холмс стремительно поднимается из-за стола и широко шагает к вешалке, с которой он снимает зонтик.

— Вставай! — приказывает он растерявшемуся мне.

Я тут же выпадаю из реальности и на трясущихся ногах поднимаюсь со стула. Мир вокруг начинает подозрительно мигать. Кажется паника уже вызывает приступ. Холмс меня торопит. Я шагаю по коридору, спотыкаясь обо всё подряд. Зрение то пропадает, то возвращается. Недавно съеденное хочет вырваться наружу потоком непривлекательного ядовитого месива.

Я залезаю в машину и вжимаюсь в сиденье. Холмс снова говорит по телефону. Говорит он всю дорогу до Темз-хауза. Мою голову заполняют кричащие вариации одного и того же голоса, требующие сделать нечто страшное с собой или с кем-то рядом.

Весь путь смазывается в нечто неприглядное, и я теряю счёт времени. Скоро или по прошествии тысячи лет мы оказываемся в нужном здании, и уже быстро шагаем куда-то. Я теряюсь на пару мгновений, но в следующее нахожу себя сидящим за каким-то маленьким столом. В глаза неприятно светит свет ламп, надо мной столпился какой-то народ. Я еле различаю лица леди Смолвуд, мужика, который всегда подозревал меня в шпионаже, ещё нескольких знакомых персон. Все они о чём-то галдят. Я не могу сосредоточиться ни на одном из голосов.

— Нам нужна информация… где… связь не доказана… вашим… Джим Мориарти… — обрывки, которые я более менее различаю, не дают общей картины вопросов, поэтому я продолжаю молчать, ошарашенно оглядывая присутствующих.

Голова кружится. Нужно всё это закончить! Я решаю действовать вслепую и, разлепив засохшие губы, выдаю всё, что знаю. Но знаю я лишь факты. Я видел досье у Джима, слышал, что он говорил о Гарви.

— Алчный прилипала.

Ещё я установил связь Гарви и мафиози из Ист-Энда. Но это всё. Может он ещё «Молодого бога» посещал, но я не знаю точно.

— Лорд Моран. — выдаю я, слегка покачиваясь на месте.

На секунду воцаряется божественная тишина. Но лишь на секунду. Мне снова приходится напрягать память и выдавать все факты связанные с этим уродом. Я не понимаю, что говорю. Всё яркое, громкое, давящее.

— Ты намеренно сокрыл эту информацию? — этот вопрос я чётко различаю среди хаоса и поднимаю затуманенный взгляд.

Разумеется снова тот мужик меня подозревает.

— Нет… — слабо отзываюсь я. — Нет. Я просто… — я просто не могу сообразить, что сказать им.

А если они сейчас решат, что я договорился с этими уродами? Решат, что меня всё-таки нужно отправить в тюрьму?

На меня полились обвинения. Я опустил глаза на свои руки. Трясутся. Жутко трясутся.

— Нет! — я вскочил со стула, глядя на психоделически искажённые лица присутствующих. — Я не имею к ним никакого отношения! — кричу я, борясь с желанием схватить стул и сделать что-то непоправимое.

Но волна поднялась слишком высоко, она уже плескалась в горле. Я рванул прочь, чуть не снеся с петель дверь. Естественный свет заливал коридор. Я ошалело посмотрел сначала в одну сторону, затем в другую. Контроль потерян.

Я бегу в каком-то из двух направлений, перелетаю через ступени, миную двери и перекрёстки и чисто благодаря удаче выбегаю к выходу. Меня никто не останавливает.

Улица набита людьми. Я повинуюсь животному страху, бегу от чего-то абстрактного. Грубо врезаюсь в прохожих и больно ударяюсь о неодушевлённые предметы. Всё раздражающе смазано, неприятно мигает и кружится.

Я забегаю на какую-то более менее тихую улицу. Красивые разноцветные дома, аккуратно припаркованные машины, лишь пара тройка прохожих с собаками и пакетами с продуктами. Я позволяю себе наконец-то перейти на шаг, чтобы восстановить дыхание и попытаться прийти в себя.

Каждая мышца подрагивает в перерывах между лёгкими судорогами, обещающими вскоре обернуться невыносимой мукой. Но вечернему воздуху удаётся на секунду прорвать темное грозовое небо паники. Луч разумного пробивается таки и проливает свет на штормовой океан.

Первый вопрос: почему я так распсиховался? Малейшее волнение полностью выбивает меня из колеи. Второй вопрос: почему я снова в шаге от обморока? Нет поддержки со стороны Майкрофта, и я теряю связь с сознательным, давая бессознательному шанс на воцарение. Так, отлично, продолжай анализ…

Я ощутил затылком холод. Странное покалывание предчувствия. Повинуясь интуиции, я повернул голову влево. За мной медленно ехала машина. Она не начинала набирать скорость и не тормозила, что означало, что меня преследуют. Можно было бы предположить, что это Майкрофт бросился меня догонять, но это была не правительственная машина. Другие номера, излишне затонированные стёкла… Из меня вырвался тихий отчаянный вскрик. Сердце тут же замолчало, а глаза бетонной хваткой вцепились в автомобиль. Я понял, что встал на месте, будучи не в силах двигаться. Чем дольше я стоял, тем больше воспоминаний мелькали перед глазами, тем сильнее становилось ощущение, что этот кошмар реален. И он совсем рядом.

Вырваться из ступора мне помог гудок какой-то проезжающей мимо машины. Той пришлось объезжать подкрадывавшегося ко мне тигра. Я вздрогнул, а следующим делом сорвался с места и отчаянно стал передвигать ватными ногами. Это дело оказалось нелёгким. Я будто находился во сне, не мог в полную силу побежать. Тело хотело сдаться и рухнуть на асфальт.

Добежав до конца улицы, я заметил на другой стороне выход, путь, ведущий прямиком к набережной Альберта. Совершенно ни о чём не подумав, я вперил взгляд в развивающийся Юнион флаг и шагнул на пешеходный переход. Но, не сделав и трёх шагов, я ощутил толчок, который заставил меня потерять равновесие. Я приземлился на пятую точку, уставившись на сверкающий перед чёрного Мерса. Ещё ближе. И снова меня накрыл ступор, но на этот раз я быстро с ним справился и вскочил на ноги. Блики от закатного света мешают понять кто за рулём и кто на заднем сиденье. Но я не хочу этого видеть!

Я начинаю быстро пятиться назад, но взгляд не может оторваться от машины, словно стоит мне моргнуть, и я окажусь внутри. Нужно убираться отсюда, пока не… Раздаётся громкий нарастающий писк, а в следующее мгновение новый более мощный толчок выбивает из меня все мысли. Я не понимаю, что происходит. В голове расцветает ужасная невыносимая боль. Я ощущаю как саднит тазовую кость и плечо, а после сразу понимаю, что лежу на асфальте. Запах прогретого солнца асфальта, все токсичные пары впитываются в моё лицо. Я медленно поднимаюсь, хватаясь за голову. В паре метров от меня стоит серебристая Хонда с распахнутой водительской дверью. Мужчина растеряно смотрит на меня. Я понимаю, что по всей видимости вышел на главную дорогу и меня задели. Дальше мой взгляд перемещается на чёрный Мерс, который стоит на том же самом месте, но мотор подозрительно урчит, готовясь к старту.

— Извините, вы в порядке? Боже, вы выскочили прямо на…

Я резко разворачиваюсь и без предупреждения ударяю мужчину кулаком в лицо. Тот аж отшатывается назад, ошарашенно глядя на меня и хватаясь за нос. Свет фар слепит мне глаза, яркие вывески сбивают с толку, звон в ушах не прекращается. Я хватаю мужчину и жестко кидаю к его же машине, начиная отвешивать удары. Огромный ком ярости, чего-то рвущегося наружу не даёт мне остановиться. Я хочу убить его. Я хочу его…

Я замечаю, что Мерс остановился прямо за Хондой. Вся моя ярость рассеивается, когда задняя дверь распахивается. Страх тут же начинает разрывать солнечное сплетение, рвать горло. Я отпускаю мужчину и начинаю вновь бежать, что есть сил. ДАЛЬШЕ! БЕГИ ПРОЧЬ! ТОЛЬКО НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ!

Я миную пару улиц. Силы на исходе. Нужно отдохнуть. Но нельзя, иначе он поймает. Я нахожу альтернативу: забегаю в какой-то закуток, вижу, что он ведёт в тупик. Здесь есть лишь большой мусорный контейнер. Я ощущаю себя загнанным животным, когда подбегаю к грязному баку и прячусь за него. Руки в крови, голова гудит, а колокольный набат никуда не исчез. К тому же меня трясёт от шока. Воздуха не хватает. Я задыхаюсь.

Я бы потерял сознание от переизбытка эмоций, если бы не услышал скрип тормозов, раздавшийся совсем рядом. Мои глаза широко распахиваются, я не могу сделать ни вдоха. Интересно, можно ли перепугаться ещё сильнее? Я начинаю вжиматься в стену, когда слышу звук медленно приближающихся шагов. Нужно быть тихим, но из моего рта поневоле вырываются непонятные междометия. Боль в сердце как красная лампочка предупреждает о превышении уровня стресса. Я понимаю, что скоро всё закончиться, потому что либо я умру сейчас, либо спустя пару часов, истекая кровью в каком-нибудь подвале дома Мориарти.

Шаги уже щекочут слух. Настолько он близко. Мои губы начинают растягиваться в улыбке. Истерика готова сжать все мои кишки и следом порвать их, натянув до предела и дальше. Холодно.

Рука опускается на моё плечо. И я взрываюсь. Мой крик и дикие махания руками в попытках отбиться. Но в поле зрения попадает кончик зонта.

— Майкрофт?.. — я поднимаю глаза на политика.

Тот оглядывает меня, широко распахнув глаза. Облегчения я не чувствую, так как тело итак сотрясается от шока.

— Эдвард, вставай, нужно уйти из этого места. — говорит Холмс, морща нос от отвратительного запаха мочи и гнили.

Я силюсь встать, но мышцы не подчиняются. Политик наклоняется и хватает меня за предплечье, стараясь помочь подняться. Я тяну к нему руки, и он резко отпускает моё предплечье, хватая обе мои руки за запястья.

— Боже, что случилось?

Он с удивлением оглядывает мои избитые в кровь костяшки и ободранные ладони. Затем его взгляд ползёт дальше по моему телу и останавливается на голове. Пальцы касаются моих волос, оголяя разбитый лоб.

— Машина сбила. — не своим голосом произношу я.

Больше Майкрофт ничего не говорит и не спрашивает, поднимает меня на ноги и ведёт к машине. Я еле переставляю ноги. Сквозь кашу в голове проносится догадка, что сейчас меня снова повезут в медпункт. От этого меня накрывает жуткая тоска.

— Майкрофт… — умоляющим тоном произношу я. — Пожалуйста…

Холмс решительно направляется к ждущей нас машине.

— Пожалуйста… — снова прошу я. — Не надо на базу. Пожалуйста, отвези меня к себе. Пожалуйста. — я начинаю сопротивляться, тормозя процесс.

Политик беспокойно хмурит брови.

— Тебе нужно к врачу. — твёрдо говорит он.

— Нет, не нужно. — возражаю я. — Меня чуть-чуть задели. Пожалуйста, я не хочу на базу. Пожалуйста.

Я продолжаю повторять это волшебное слово непривычно жалким для меня голосом. Холмс открывает мне дверь. Я умоляюще смотрю на него, отказываясь садиться. Мы глядим друг на друга, я с мольбой, он с сомнениями.

— Ладно. — Холмс поджимает губы.

Я наконец-то ощущаю надежду и залезаю в салон. Майкрофт садится следом, давая указания водителю. Машина трогается. Я в безопасности.

— Что произошло? — снова спрашивает политик.

Я держу грязные руки в воздухе, чтобы ничего не запачкать.

— Он нашёл меня. — тихо отзываюсь я.

Холмс тут же округляет глаза и распахивает рот.

Я рассказываю ему о черном Мерседесе, о том, что он преследовал меня, наехал на пешеходке. Выдаю, что меня задела другая машина.

Майкрофт слушает молча, а когда я заканчиваю своё объяснение, он уходит в какие-то свои обдумывания. Мне остаётся наблюдать за темнеющим небом.

Когда мы достигаем точки назначения, над головами уже сияют звёзды, а блеклый отзвук зари вот-вот исчезнет на горизонте.

Мне не верилось, что меня снова спасли. Он был так близко. Но, как оказалось, Майкрофт был ближе.

Первым делом Холмс и я пошли в ванную.

— Сними грязную одежду. — говорит политик.

Я неловко мнусь, но всё-таки начинаю стягивать джинсы и испачканную в крови и всяком уличном дерьме спортивку. Холмс исчезает на несколько минут. Я впервые чувствую неловкость, оказавшись в одних трусах и футболке, которую вообще-то тоже следовало бы снять, но тогда я совсем продрог бы. Чтобы согреться, я открыл кран с горячей водой и сунул под него руки. Проникнув в раны, вода заставила меня зашипеть от боли. Кровь и грязь заструились по рукам, исчезая в сливе раковины. Намылив руки, я стал промывать ранки, прикусив губу.

Майкрофт вернулся с ватой, пластырями, дезинфицирующим средством и без пиджака. Закатав рукава рубашки до локтя, он указал мне на край ванны. Я присел и поёжился от холода под пятой точкой. Теперь, сидя в приятно освещённой ванной, ощущая под ногами мягкий коврик, я мог спокойно выдохнуть.

Холмс вылил на ватку жидкость и подошёл ко мне сосредоточенный и серьёзный. Когда его пальцы стали аккуратно убирать в сторону мои волосы, я ощутил, как подкатывает поток слёз. Меня остановила резкая боль от столкновения открытой раны и средства содержащего спирт. Пропитанная им ватка охлаждала раздражённую кожу.

— Я бы и сам мог. — вдруг сказал я, всё ещё чувствуя непривычную неловкость.

— У тебя руки трясутся. — просто ответил политик.

И правда. Ладони расцвечивали неглубокие, но рваные ранки с выступившей кровью, а пальцы всё ещё подрагивали так, что если бы я взял чашку, полную чая, он бы тут же расплескался.

Мне вспомнилось, как Майкрофт так же латал меня после колючего падения в бассейн. От этого воспоминания меня снова потянуло разреветься. Я был разбит и совершенно выбился из сил, а подобное проявление доброты и… о боже… заботы со стороны Майкрофта напоминало мне утешения от мамы.

Холмс закончил дезинфекцию и прилепил пластырь на разбитое место.

— Тебе невероятно повезло. — заключил он, поправляя свой жилет. — Меня там не было, но я могу ручаться, что пара сантиметров могли бы лишить тебя жизни.

Я не нашёл, что ответить. Холмс подошёл к раковине и стал мыть свои руки. Я щупал пластырь на голове, привыкая к новому положению дел. Когда обследование закончилось, я перевёл взгляд на политика и обнаружил его упирающимся лбом в зеркало с закрытыми глазами.

— Это моя вина. — вдруг произносит он.

— Нет! — тут же пламенно возражаю я. — Мне стоило сразу всё рассказать про Гарви и Морана.

К моему изумлению Холмс качает головой.

— Нет, я понимаю. Ты же был в шоке.

О боже. До меня вдруг доходит, что Майкрофт только что признал свою ошибку. А я не злорадствую, а наоборот, хочу взять на себя всю ответственность за произошедшее. Поразительно.

— Тогда это либо наша общая вина, либо ничья. — предлагаю компромисс я.

Майкрофт выпрямляется и слабо, но искренне улыбается.

— Прими душ. — произносит он, собирая кровавые ватки.

Я киваю и поднимаюсь на ноги. Нужно взять из рюкзака чистую одежду… Сука.

Я понимаю, что рюкзака у меня с собой нет. Кажется, я оставил его в Диогене. Из-за спешки и неожиданно обнаружившегося допроса я совсем про него позабыл. Чё-ё-ё-рт.

— Я оставил рюкзак в клубе. — тихо признаюсь я, неловко глядя себе под ноги. — С одеждой и лекарствами.

Сейчас Майкрофт вздохнёт и отвесит «комплимент» моей ответственности.

— Я найду тебе что-нибудь. — слышу я его уставший голос.

Мои глаза тут же взмываются к политику. Тот совсем не злится. Он спокоен. Я не нахожу, что сказать, кроме «Спасибо». Холмс кивает и оставляет меня одного.

Я снимаю грязную футболку и отправляю её к кипе таких же грязных вещей на полу. Включив душ, я встаю под горячу воду. Та жалит порезы и нежит напряжённые мышцы.

Примерно на середине моего отмывания от ужаса дня в ванной раздаётся голос Майкрофта. Я не вижу его из-за запотевшего стекла, но не думаю, что он зашёл внутрь.

— Я оставил одежду на стуле у двери. — сообщает он и дверь снова щёлкает.

Я преисполняюсь благодарностью и быстро заканчиваю смывать с себя гель.

Вытершись полотенцем, я приоткрываю дверь и замечаю стул, стоящий с другой стороны. Ага, вот и одежда. Это похоже на спальную одежду, в которой обычно спит Майкрофт. О, он дал мне свою одежду. Моё лицо сразу краснеет, а сердце ноет от какого-то жалостливого чувства.

Футболка мне приходится в пору, а вот клетчатые штаны длинноваты. Я неловко пытаюсь подвернуть их, но ткань слишком текучая и мягкая. Что ж.

Выйдя из ванны, а затем из комнаты, я тут же сталкиваюсь с Холмсом. Он оглядывает меня и на его лице появляется нечто вроде лёгкой ухмылки. Я же ощущаю, как горит лицо. Раньше меня бы это не смутило, но сейчас всё как-то странно по другому.

— Пошли в столовую. — говорит политик. — Скоро привезут поесть.

Я иду за ним. И вот снова большая комната со столом, доспехами и камином. Холмс указывает на одно из кресел, сам же садится в другое. Я рад оказаться ближе к огню. Озноб то и дело возвращается даже после душа, а вместе с ним и отзвуки того волнения. Я инстинктивно забираюсь с ногами в кресло и обхватываю их руками, утыкаясь носом между коленей. Дурацкое мешающее жужжание тревоги. Я слишком перенервничал.

Мы сидим в тишине. Холмс как и я глядит на огонь. Моё тело периодически содрогается.

— Выпей. — вдруг я слышу голос Майкрофта.

Я поворачиваю к нему голову и вижу, что политик протягивает мне стакан с небольшим количеством виски. Такой поворот меня удивляет.

— Ты же говорил, что нельзя. — вспоминаю я.

Холмс слегка улыбается:

— Небольшое количество поможет расслабиться и успокоит нервы.

— Это же миф. — замечаю я.

— Ну, — Майкрофт слегка пожимает плечами. — как бы то ни было, коллективное бессознательное бесспорно действует.

Я не нахожу аргументов против, поэтому беру стакан и принюхиваюсь. У Джима я пил виски, чтобы крутым показаться (знаю, я идиот), и подавлял лёгкое отвращение. Сейчас я просто понадеялся на слова политика, поэтому залпом вылил содержимое в рот. Горько, но терпимо. Стакан я возвращаю Майкрофту и начинаю часто сглатывать, чтобы промыть горло.

Снова воцаряется тишина. Я стараюсь думать о чём-то отвлечённом, но образ тонированного автомобиля и открытой задней двери словно специально насылается в мою голову. А хуже делает моё воображение, дорисовывая то, чего не произошло. Но могло бы произойти. Что, если бы сзади на меня набросился бы кто-то, надел на голову мешок и запихнул в машину? Что, если бы с меня сняли мешок и первое, что я увидел был бы дядя? Его глаза, его улыбка, его безумные флюиды. И тогда он бы сделал одно из двух: убил бы меня или завершил бы мой переход.

Я рвано вздохнул и поёжился, сильнее прижимая к себе колени. Нужно думать о хорошем. О том, что всё кончилось… Но вдруг это повторится? Что если он будет преследовать меня до конца света?

Я ощутил новые нотки паники от возможных предстоящих встреч подобного характера. Глаза медленно намокают. Отчаяние и усталость делают своё дело.

— Что тебя успокаивает? — неожиданно спрашивает Майкрофт.

— Ты. — тут же отвечаю я.

Поспешность моего ответа становится для меня очевидной и я ощущаю, как начинают гореть уши. Теперь мне стыдно не только потому, что у меня лицо всё мокрое. Но Майкрофт спокойно задаёт второй вопрос:

— Что ещё?

Я пожимаю плечами, начиная капаться в голове. Сложно найти что-то конкретное. Хотя…

— Ну, музыка. — это очевидно.

— Тогда включи. — приглашает Холмс.

Я всё же перевожу на него взмокшие глаза, удивлённо смаргивая уже выступившие слёзы.

— Я, конечно, уверен, что ты не любитель классики, но всё же… — слегка улыбается политик.

Я мнусь от неуверенности. Не странно ли всё будет выглядеть? Хотя куда уж страннее. Я на грани ещё одного нервного срыва, так что терять мне не чего особо.

Я достаю телефон и принимаюсь думать, что бы мне помогло. Вся музыка разделилась на два периода: до и во времена Джима. Ощущения и воспоминания навеянные любой песней из этих периодов мне сейчас не нужны. Это возымело бы обратный эффект. Сложно. Ох, хотя всегда есть такая песня, связанная с ранними годами, когда ты ещё не ловишь конкретные воспоминания и ощущения от прослушивания музыки. У меня есть такая песня. Её слушала моя мама, когда мы сидели летними вечерами на балконе, наблюдая закат солнца. Она сказала, что под эту песню они с моим отцом танцевали на площади в Дублине. Для неё она имела эмоциональную силу, а для меня была просто песней. Может сейчас я свяжу её с чем-то приятным и буду включать, когда будет гореть океан и небеса окрасятся багровым?

Я кладу телефон на подлокотник, возвращаясь к обниманию коленей. Холмс продолжает глядеть перед собой.

Море шумит, как голова с похмелья,

И ночь не приносит облегченья.

Вдвоём лежим в кровати пустой,

И прошлое нас покидает.

Я кидаю быстрый взгляд на Майкрофта, чтобы считать его эмоции. Он так же безмятежен. Везёт ему с таким самоконтролем.

Но в трудный час мы справлялись со всем.

И в трудный час в суете проблем

Мы вновь справимся с тобой со всем.

Не мыслю жизни без тебя,

Знаю, как этого мало.

Если разверзнутся небеса,

Найдётся способ вернуть всё обратно,

Ради любви, ради неё одной.

Песня прекрасна. Текучая, мягкая, успокаивающая. Я чувствую, что сделал правильный выбор. Я начинаю согреваться. Огонь опускается жаром на тело.

Ураган эмоций,

Ураган эмоций,

Ураган эмоций,

Только не плачь.

Здесь жарко как в пекле,

Пусть сменится прогноз погоды.

Здесь неспокойно и тяжко,

Нужен дождь, чтобы смыть все невзгоды.

Я понимаю, что слегка поехала голова. От виски. Это заставляет меня улыбнуться. Я машинально смотрю на Майкрофта. Его чётко очерченный профиль освещён тёплым светом, ресницы почти исчезают в нём.

Ураган эмоций

Холмс поворачивает голову в мою сторону, и мы встречаемся взглядами. Я тут же хочу отвести свой, ощутив смущение, но голова такая тяжёлая, что мне не хватает сил, да и уже поздно.

Ураган эмоций

Мои слёзы уже подсохли от жара огня. Щёки горят. От камина? От виски? От этой непонятной неловкости? Проходит добрых четыре секунды, но ни я ни он не отвели взгляд.

Ураган эмоций

Вдруг я понимаю, как странно бьётся сердце. Не из-за страха, а от какого-то приятного волнения. Ураган эмоций — вот, что я чувствую.

Только не плачь{?}[Electrical storm — U2]…

Песня кончается. Я прячу свой телефон в карман, а горящее лицо в колени.

— Помогло? — интересуется Холмс.

— Да.

Действительно. Все плохие мысли как ветром сдуло. Кажется, у меня новая старая любима песня. Ха-ха (нервное ха-ха).

Мы ужинаем в тишине, а после на меня сваливается невероятная усталость. Чувство насыщения, выпитый виски и умиротворительное тепло тянут мои веки в низ. Заметив, что я в который раз зеваю и клюю носом, Майкрофт заканчивает трапезу и, как я подумал, провожает меня к моей комнате. Но он открывает дверь в свою и кивает, приглашая внутрь. Я получаю сердечный скачок и новую дозу неловкого чувства.

— Спасибо. — произношу я, проходя внутрь.

Холмс закрывает дверь за нами, обходит меня и зажигает свет. Я смотрю на постель и вижу, что мои притащенные из соседней комнаты подушка и одеяло на месте. Пока я осознаю происходящее, Майкрофт уже исчезает в ванной. Теперь мне становится легче передвигаться, и я плюхаюсь на постель.

Звуки воды за дверью заставили меня подумать о… какое странное ощущение. Я почему-то накрылся одеялом с головой. Маниакальная улыбка и широко распахнутые глаза выдавали во мне сумасшедшего. Так теперь я должен избегать не только мыслей о Джиме, но ещё и о голом Майкрофте за стенкой?

Я не сдержал истерического смешка. На тумбочке у противоположенной стороны кровати зазвонил телефон. Кто-то звонит Майкрофту. Я высунул голову из своего кокона. Звонили настойчиво.

Это не твоё дело.

Я вздохнул. Но этот звук стал меня раздражать! Я перекатился на другую сторону и посмотрел на экран. Леди Смолвуд? Что ей надо от Майкрофта в такой час? Я нахмурился. Хочет спросить нашёл ли он меня после моего побега из Темз-хауза? Или сказать, что Гарви взяли? Как бы то ни было, мне вдруг захотелось поднять трубку и томно произнести: «Майкрофт сейчас не может подойти к телефону. Он пудрит носик в уборной». Из меня вырвался очередной смешок. Я перевернулся на спину, кладя голову на подушку Холмса. Ладно, не будем так делать. Это же плохо, а я итак в полной жопе. Но улыбка с моего лица не сходила до самого возвращения политика. Хоть мне и хотелось спать, но я не собирался вырубаться раньше него.

— Тебе звонили. — предупредил его я.

Холмс сначала уставился на меня, словно впервые видит, но следом кивнул.

— Спасибо.

Телефон оказался в его руках, глаза бегали по экрану, брови нахмурились. Он вышел из комнаты. Я немного разочаровался. Ну, ладно. Пока Майкрофт беседовал, вероятно с леди Смолвуд, я почти уснул. Когда матрас прогнулся, я ощутил знакомое волнение, но вместе с тем и чувство спокойствия.

Холмс пожелал мне спокойной ночи и выключил свет. Я лежал с открытыми глазами, зная, что Майкрофт тоже не спит. Он сто процентов сейчас думает о том, о чём они со Смолвуд говорили. Я повернул голову и уставился в профиль Холмса. Глаза были открыты, и это меня немного напугало.

— Всё в порядке? — неуверенно спросил я.

Голова политика развернулась ко мне.

— Спи, Эдвард.

Я сдвинул брови к носу, сжимая пальцами одеяло. Из меня чуть не вырвалось нечто вроде: «Не отталкивай меня», ведь мне хотелось помочь. Но я столкнулся с доводами в пользу молчания. Наверное, Майкрофт лучше знает, где я могу помочь, а где нет и куда мне стоит лезть, а куда не стоит. Однако чувство какого-то долга не покидало меня. Я хотел нормально отблагодарить его за всё, что он для меня сделал, за всё, на что он пошёл, чтобы спасти меня. Может он не такой уж и холодный, как я всегда думал. Не может же он совсем ничего не чувствовать!

Это заставило меня снова взглянуть на Майкрофта. Тот по прежнему пялился в потолок. Не представляю сколько на нём лежит ответственности, сколько обязанностей. И он всё делает. Делает всё для страны. И даже находит время для меня. Поразительно.

Но есть ли у него время для себя?

Какие у него увлечения? Какие книги он предпочитает? Может даже у него есть любимый футбольный клуб. Я ничего этого не знаю. Знаю лишь, что он живёт один в этом большом доме и что у него есть родители, за которых тоже быть может он отвечает, Шерлок, тоже большая проблема, и целая страна.

Я вдруг понял, что проникаюсь к нему уважением. О, взглянул бы я прежний на себя. Что бы я сказал? Уже не знаю. Не могу думать, как прежде. Я могу лишь ощутить восхищение, которое вызывают у меня поступки Майкрофта и сочувствие, которое вызывает у меня его личная жизнь.

Я вдруг резко сажусь в постели, всё ещё цепляясь за одеяло.

— В чём дело? — сразу спрашивает у меня политик.

Я и сам не знаю. Просто мне хочется побежать куда-то, сделать что-то, но я даже не в курсе что. Поэтому я ложусь обратно и отворачиваюсь к окну.

— Ни в чём. Спокойной ночи. — говорю я, сглатывая ком. — Майкрофт.